Дон Нигро
Пандемониум

   «Смесь языков, жуткие акценты, крики, полные боли и злобы, грубые и пронзительные, наложенные друг на друга, кружили в воздухе, словно песок, поднятый вихрем. И я, в ужасе закрывшись руками, воскликнул: «Учитель что это за чудовищный пандемониум? Чьи души мчатся сквозь эту мерзкую тьму?»
Данте, «Ад», из Третьей песни.

   «И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это вторая смерть».
Откровение, 20:14

   «Умелое воровство было в почете у спартанцев, а потом и среди христиан, при условии, что воровали по-крупному».
Герберт Спенсер

   «Нет иного богатства, чем жизнь».
Джон Раскин

   «Деньги – что навоз, если не разбрасывать, проку никакого».
Френсис Бэкон

   «Практика финансовой деятельности требует сохранять и развивать грабительские способности и грабительский дух».
Торстейн Веблен «Теория праздного класса».

   «Мы сами, как и дикари, банда убийц».
Зигмунд Фрейд.

   «Сидя под деревьями, которые я сам посадил, окруженный моими родственниками, обожающими меня, моими детьми, нежно меня любящими, рядом с моей женой, души во мне не чающей, теперь я, в мире и покое, наслаждаюсь наградой за все мои преступления».
Шарль Бодлер, продолженное последнее предложение из ненаписанного романа о негодяе.

   «Кто есть Бог, единственный и настоящий? Деньги – вот Бог».
Марк Твен.

   «Здешний бизнес научил меня только одному: никогда не пинай скунса».
Командор Корнелиус Вандербильт.

   Действующие лица:
   ГЕНРИ КЛЕЙ ФРИК
   ЭЛЕН, его дочь/ КЕНГУРУ
   ЭНДРЮ КАРНЕГИ
   РОЗИ, призрак
   ДЖЕЙ-ПИ МОРГАН
   ДЖОН Д. РОКФЕЛЛЕР
   АЛЕКСАНДР БЕРКМАН
   АДДИ, жена ФРИКА/ КЛОУН
   МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ/ КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ/ РЕМБРАНДТ/ ТЕДДИ РУЗВЕЛЬТ
   ЭММА ГОЛЬДМАН

   Декорация:
   Простая единая декорация, представляющая собой все места действия одновременно: особняк ФРИКА в Нью-Йорке, крыльцо его дома в Питтсбурге, его кабинет, тюремную камеру, все остальное. Скамьи у авансцены справа, в глубине по центру на крыльце и у авансцены слева, в глубине слева фрагмент башни замка. Письменный стол, стул и кожаное кресло справа, перед беседкой на возвышении в глубине справа, фрагмент викторианского дома с сетчатой дверью и передним крыльцом в глубине по центру, и балкон над ним, круглый деревянный стол и стулья слева. Семь различных выходов на сцене: у скамей справа и слева на авансцене, за скамьями, в глубине справа между беседкой и домом, через сетчатую дверь в глубине слева, в глубине слева между домом и башней замка. Еще три выхода над сценой, за беседкой справа, балконом по центру и замком слева. На сцену ступени ведут от беседки, справа от письменного стола, и из замка, слева от стола. Все пространство сцены должно быть легко достижимо, чтобы актеры без помех и в образе переходили из одного места в другое по ходу спектакля. Это самое важное условие максимально простой доступ ко всем частям сцены, чтобы спектакль двигался непрерывно, без малейших пауз между картинами. Никаких изменений декорации быть не должно. Плавное движение спектакля – неотъемлемая его часть.

Действие первое

Картина 1
Зримая темнота или тропа сквозь темный лес ошибок

   (В темноте слышится пение птиц, капанье воды, смех девочки, другие звуки, постепенно прибавляющие громкости и сливающиеся в какофонию: каркают и хлопают крыльями вороны, шаги, эхом отдающиеся в коридоре, шарманка, играющая «Малышку Энни Руни/ Little Annie Rooney», Карнеги поет «Моя любовь – как красная, красная роза/My Luve is Like a Red, Red Rose», гром, волынки, шум проходящего поезда, РОЗИ поет «Отца убили люди Пинкертона/ Father Was Killed By The Pinkerton Men», паровозные гудки, шум водопада, версия «Последняя роза лета/The Last Rose of Summer» для оркестриона, ЭЛЕН зовет отца, дети кричат, грохочет выстрел, шум обрывается, в тишине тикают часы, свет падает на ФРИКА, который в глубокой задумчивости сидит в кресле в своем доме. Нью-Йорк, 1919 г. Свет зажгла его дочь ЭЛЕН).

   ЭЛЕН. Папа? Почему ты сидишь здесь? Один и в темноте. Или ты опять разговариваешь со своими картинами?
   ФРИК. Только если они заговаривают со мной первыми.
   ЭЛЕН. Как ты можешь видеть их в темноте?
   ФРИК. Темнота зримая.
   ЭЛЕН. Что?
   ФРИК. Это написал один слепец. Так демоны видят в аду.
   ЭЛЕН. Тебе пора спать, папа. Уже очень поздно.
   ФРИК. Да. Завтра приедут внуки. Приезд внуков – единственное событие, которого я более или менее жду. Все остальное в моей голове обращено лицом назад. Как у людей на луне. Нет. Не на луне. В определенном круг ада. В этом доме возмездие.
   ЭЛЕН. Папа, тебе нездоровится?
   ФРИК. Я прекрасно себя чувствую. Как и всегда. Этот душащий волынку сукин сын Эндрю Карнеги, с другой стороны, мертв, как пень. Хотя, будь моя воля, я бы нанял пинкертонов, чтобы они приглядывали за его могилой и били труп кувалдой по голове, если он попытается вылезти из гроба. Меня бы это не удивило. Склизкий шотландский тип. Правда, с годами впал в старческий маразм. Не то, что я. У меня голова работает, как часы. Подойди, сядь ко мне на колени.
   ЭЛЕН. Не сейчас, папа. Уже поздно, и я устала. И тебе пора подняться наверх и лечь.
   ФРИК. Этот сукин сын Карнеги заставил меня прогнуться перед этими чертовыми забастовщиками. Больше никогда, сказал я. И больше не прогибался.
   ЭЛЕН. Ты никогда не сдавался, папа.
   ФРИК. Эта охочая до денег маленькая шотландская обезьяна перед смертью убеждала меня действовать с ним заодно. Но я сказал им, с Карнеги я сыграю в покер в аду, где мы оба окажемся.
   (Смеется, хрипит и задыхается).
   ЭЛЕН. Ты в аду не окажешься. Ты – хороший человек.
   ФРИК. Пытался им быть. Бог свидетель, это нелегко.
   ЭЛЕН. Ты столько тратишь на благотворительность. Люди не знают. Они понятия не имеют, как много хорошего ты сделал.
   ФРИК. Я не устраиваю цирк, как Карнеги. Парады и речи, ключи к городу. Раздутое до небес тщеславие и глупость. Хороший человек – не тот, каким они себе его представляют. Они ненавидят любого, у кого есть деньги, но деньги – не корень зла. Деньги – просто деньги.
   ЭЛЕН. Я знаю, что такое деньги, папа.
   ФРИК. Только потому, что у человека есть деньги…
   ЭЛЕН. Зачем ты это сделал, папа?
   ФРИК. Что я сделал?
   ЭЛЕН. Зачем ты заработал все эти деньги?
   ФРИК. Почему нет? Они дались мне тяжелым трудом.
   ЭЛЕН. Я знаю, как они тебе дались. Меня интересует, зачем?
   ФРИК. Не уверен, что понимаю твой вопрос.
   ЭЛЕН. Тебя не заботит кокс. Тебя не заботит сталь. Ты провел жизнь, занимаясь крайне неприятным, окруженный мерзостью…
   ФРИК. Я окружен красотой.
   ЭЛЕН. Дома – да. Но на работе…
   ФРИК. Я работал, чтобы у меня появились деньги, и я смог жить, как живу сейчас. Природа денег…
   ЭЛЕН. Ох, деньги, деньги, все – деньги. Меня тошнит от денег.
   ФРИК. Что ж, отношение странное. Ты бы не купалась в роскоши, от которой тебя вроде бы не тошнит, если бы у меня не было столько денег, так?
   ЭЛЕН. Да. Не купалась бы. Но деньги заставляют людей творить такое, что…
   ФРИК. Деньги никого ничему не заставляют. У денег нет ценности. Они – символ того, что имеет ценность, скажем, необходимости выйти в замерзшую тундру в буран, убить яка, притащить домой и съесть.
   ЭЛЕН. Яка? Деньги как-то связаны с дохлыми яками?
   ФРИК. Или лося. Большого, в крови, дохлого лося. У нас есть деньги, поэтому мы с тобой не должны выходить из дома, чтобы убить лося на ужин. Деньги – это просто удобный способ запасать символическую ценность, возможность для обладателя денег отдать их в обмен на окровавленного дохлого лося или что-то еще, необходимое для выживания, или что-то еще, способное, по твоему разумению, скрасить, сделать менее отвратительными минуты, часы и дни твоего выживания. У тебя есть деньги или то, что деньги могут купить, потому что я приложил немало усилий, чтобы запасать ценность, как белка запасает орехи на зиму. Что ж, сейчас зима, дорогая, так ешь свои орехи и будь благодарна. Когда ты оскорбляешь то, что я запасал, ты оскорбляешь мою работу, а когда ты оскорбляешь мою работу, ты оскорбляешь меня.
   ЭЛЕН. У меня и в мыслях нет оскорблять тебя, папа, но иногда меня немного тревожат последствия того, что ты запас слишком много орехов.
   ФРИК. И почему тебя это тревожит?
   ЭЛЕН. Потому что, запасая ценность, ты лишаешь ее других людей.
   ФРИК. Если другие люди будет есть твоего лося, твои дети будут голодать.
   ЭЛЕН. Нет у меня детей.
   ФРИК. Мои дети будут голодать. Ты будешь голодать. Ты хочешь, чтобы мои дети умерли, потому что однажды ты проснешься в своем роскошном особняке на Пятой авеню, немного встревоженная последствиями того, что запасено слишком много орехов?
   ЭЛЕН. Двое из твоих детей мертвы.
   ФРИК. Не потому, что я заработал деньги.
   ЭЛЕН. Откуда ты можешь знать, что с чем связано? Каково отношение между деловым решением или последовательностью деловых решений, сделанных за всю жизнь, и любым событием, не связанным с бизнесом, скажем, смертью ребенка? А вдруг все эти события как-то да связаны?
   ФРИК. Разумеется, они связаны. Они связаны в гниющем мозгу отца ребенка, который полночи сидит в пустой, холодной комнате, глядя на картины в темноте, потому что не может уснуть.
   ЭЛЕН. Я не хотела вызывать неприятные воспоминания, папа. Я просто…
   ФРИК. Ты думаешь, есть хотя бы один момент, когда я не думаю об этом? Смерть ребенка – темное зеркало, в котором я вижу отражение спрятанного лица Бога. На самом деле, это, возможно, еще одна маска, скрывающая пустоту, которая… (Пауза. Только тикают часы). Иди спать, Элен. Я поднимусь через минуту.
   ЭЛЕН. Папа, я не хочу идти спать и оставлять тебя здесь на ночь, когда тебе нездоровится, и ты…
   ФРИК. Я сказал, через минуту, и это значит – через минуту, поэтому иди и перестань препираться со мной.
   (Пауза).
   ЭЛЕН. Хорошо. Выключи свет.
   (Поворачивается и уходит в темноту. Эхо шагов по коридору).
   ФРИК. Сукин сын Карнеги. Хотел, чтобы все любили его. Все эти чертовы библиотеки. Не книги – просто большие пустые здания. Это был Эндрю Карнеги. Белая гробница. Летучие мыши внутри. Ослы, падающие тут и там с крутой тропы. Я всю жизнь пил из пруда с гадюками. Глаза леопарда в темном лесу. Тропа сквозь ее тело была темным, заразным тоннелем. Чертовы кретины-врачи не мыли свои грязные руки. Не думай об этом. (Где-то вдалеке шарманка играет мелодию «Малышки Энни Руни». Он бродит по сцене, всматриваясь в картины, которые мы не видим, говорит сам с собой). Густой туман. Крысы на заборах. «Клуб охоты и рыболовства Саут-Форка». Превосходная инвестиция. Среди сотен тел, найденных у каменного моста, женщина, утонувшая в момент родов, с младенцем, вышедшим только наполовину. Следы зубов на моей руке. Поезд с ее гробом, медленно движущийся по ущелью, следуя пути, выбранному потоком. «Папа, почему ты выселяешь этих бедных людей из их домов?» – спросила она. Это всего лишь бизнес. Проще убить зверя теперь, чем позже, когда он станет сильнее. Подбрось приманку, а потом, когда зверь прыгнет, нажми на спусковой крючок, как желал этот болван Тедди Рузвельт. Контракт заканчивается в разгаре зимы. Жены, дети и старики с мебелью и птичьими клетками в снегу. Двенадцатичасовые смены делают из тебя человека. Если они не доживают до сорока, так только потому, что хотят жить в грязи. Рози не увидела свой шестой день рождения. (Он садится на скамью на крыльце, в глубине сцены по центру). Глаза волчицы в темном зеркале. Я не несу ответственности за то, что Бог делает с людьми. Я не несу ответственности за созданный Богом мир. Я просто в нем живу. И он стал гораздо лучше после того, как умер этот сукин сын Эндрю Карнеги.

Картина 2
Ландшафт с воронами или Иероним Босх и грязные деньги

   (Под карканье ворон приближается КАРНЕГИ, поет).

   КАРНЕГИ (поет).

     Любовь, что роза красная,
     В июне расцвела.
     Любовь моя, как песенка,
     Что столь нежна была [1 - My love is like a red red roseThat’s newly sprung in June:My love is like the melodieThat’s sweetly play’d in tune. –Здесь и далее стихотворение Роберта Бернса «Любовь, как роза красная/My love is like a red, red rose». Театр может предложить свой перевод.].

   (Он входит через сетчатую дверь на крыльцо дома Фрика в Питтсбурге, веселый, невысокий мужчина с аккуратной седой бородой и чувством юмора, напоминая одновременно и Сократа, и мужчину с игровой доски «Монополии». Продолжает петь, подходя к скамье, чтобы сесть рядом с ФРИКОМ).

     Лишь с красотой твоей одной
     Моя любовь сравнится,
     И буду я любить тебя
     Пока не высохнут моря [2 - So fair art thou, my bonnie lass,So deep in love am I:And I will love thee still, my dear,Till a’ the seas gang dry.].

   (КАРНЕГИ и ФРИК наблюдают закат).
   Хороший у тебя дом, Генри. Самый комфортабельный в Питтсбурге. (Вороны каркают). Только слишком много ворон.
   ФРИК. Прошлым вечером, прогуливаясь по склону холма к кладбищу, я услышал громкий шум, поднял голову и увидел огромную стаю гулей, летящих на юг. Сегодня вороны. Все сейчас летят на юг, Эндрю.
   КАРНЕГИ. Тебе нужно купить оркестрион.
   ФРИК. Оркестр? Да что, черт возьми, я буду делать с оркестром?
   КАРНЕГИ. Не оркестр. Оркестрион. Один из тех больших музыкальных инструментов, которые используют на каруселях. Ты поставишь его на крыльце. И каждый день у тебя будет карнавал.
   ФРИК. Адди говорит, что я должен отдавать больше денег на благотворительность.
   КАРНЕГИ. На библиотеки, где каждый может научиться, как помочь самому себе. Но ни единого цента индивидуумам. Человек, который живет на пожертвования заразен для окружающих. С тем же успехом можно поджигать деньги, чтобы раскуривать от них сигары.
   ФРИК. Я хочу покупать больше картин. Искусство говорит со мной. Хотя по большей части я не понимаю, что именно оно говорит. В этом оно схоже с воронами. Мельницы, Голландские интерьеры. Полы в клетку и двери, открывающиеся в потайные дворики. Темнота и свет. Я бы отдал все, что угодно, за умение рисовать, как Рембрандт.
   КАРНЕГИ. Я бы отдал все, что угодно, чтобы увидеть Лилиан Рассел обнаженной.
   ФРИК. Вермеер продолжал рисовать тот же угол той же комнаты, тот же стол, тот же стул, ту же девушку, снова и снова, с минимальными изменениями положения и акцентирования. Гипнотизирует абсолютно. Реальность неисчерпаема, для настоящего художника. И такая загадочная.
   КАРНЕГИ. Я тоже нахожу живопись загадочной. Особенно Рубенса, у которого, похоже, была нездоровая одержимость огромными, потными, большеногими женщинами с гигантскими ягодицами. Этого я совершенно не понимаю. Иеронима Босха я понимаю. На одной картине Босха изображен демон, присевший на корточки и срущий монетами. И клянусь Богом, лицо этого срущего монетами демона, один в один лицо Джея-Пи Моргана, большой отвратительный нос и все такое. Если бы я не знал, что такого быть не может, то подумал бы, что старина Джей-Пи проглотил ролик четвертаков, разделся догола, присел и принялся ими срать.
   ФРИК. Живопись – это машина времени. В ней одновременно прошлое, настоящее и будущее. На некоторых картина Вермеера вроде бы обыкновенный образ изображен настолько совершенно, что создает иллюзию вечности.
   КАРНЕГИ. Если б ты мог упрятать эти образы в бутылки и продавать их, то стал бы богатым.
   ФРИК. Я уже богат.
   КАРНЕГИ. Не так, как я.
   ФРИК. Никто не богат так, как ты.
   КАРНЕГИ. Никто не богат. Есть только уровни бедности. Ты знаешь, что отец Рокфеллера был бродячим торговцем лекарственных снадобий? От «змеиного масла» до «Стандарт ойл» за одно поколение. Это какая-то фантастика. (Карканье ворон). Так как у тебя дела, Генри?
   ФРИК. Прекрасно. У меня всегда все прекрасно.
   КАРНЕГИ. Тебе снятся дурные сны?
   ФРИК. Мне ничего не снится. Я мало сплю, а снов не вижу вообще. (Смех Рози, маленькой девочки, доносящийся издалека). Иногда, по ночам, я слышу в доме ее смех.
   РОЗИ (голос из темноты). Папа?
   КАРНЕГИ. В Шотландии, если кто-то умирал, мы поворачивали зеркала лицом к стене.
   ФРИК. Почему?
   КАРНЕГИ. Если б я знал. Плотин видел реальность, как множество фрагментарных отражений того, что нам не дано увидеть напрямую, темный образ в лабиринте зеркал.
   ФРИК. Ты в это веришь?
   КАРНЕГИ. Нет, все это куча лошадиного навоза. Послушай, Генри, я много об этом думал. Почему нам просто не позволить этим забастовщикам получить то, что они хотят?
   ФРИК. В этом весь ты, Энди. Вечно ты шутишь.
   КАРНЕГИ. Нет, я серьезно. Их требования можно понять. Мой дед был рабочим, боролся за права рабочих. В стремлении сколотить состояние я от этого отошел. Но с годами начал сожалеть о том, что иной раз делал. Я не сожалею о том, что у меня есть деньги, только о некоторых способах, которыми их зарабатывал. Эти люди просто хотят накормить свои семьи, как и мы. И чем больше я об этом думаю, чем больше склоняюсь к тому, что у них ей право объединяться и…
   ФРИК. Эндрю, ты выпил?
   КАРНЕГИ. Не пью после медового месяца. Я уважаю тебя, Генри. Впервые увидев тебя, я сказал себе, у этого человека глаза змеи и сердце горгульи, и мы заработаем вместе много денег.
   ФРИК. Тогда какого черта ты хочешь, чтобы я им уступил? Я могу привезти сюда штрейкбрехеров и за две недели научить их работе на сталелитейном предприятии.
   КАРНЕГИ. Я уверен, что можешь, но звать чужаков, чтобы отнимать работу у своих, это крайнее средство. Когда моя семья сошла с корабля, я работал в подвале, вымачивал бобины в масле, от этой работы меня рвало за едой. Людьми, которые чего-то добиваются, движет страх. Я боялся блевануть. Но мама всегда говорила: «Не волнуйся об этом, сынок. Это всего лишь жизнь, а она всегда заканчивается смертью. Клади все яйца в одну корзину, а потом приглядывай за ней». Вот я и заложил ее дом, чтобы купить железнодорожные вагоны, а прибыль вложил в нефтяные скважины, и нефть брызнула, как сперма Люцифера. Разумеется, конец Гражданской войны отрицательно сказался на бизнесе, я убедил партнеров, что мы идем ко дну, выкупил их акции и нажил состояние. Но в сердце мне было не по себе.
   ФРИК. Это была твоя первая ошибка. Нет, твоей первой ошибкой стали уроки игры на волынке.
   КАРНЕГИ. Я хотел поступить в Оксфорд, но не смог перестать зарабатывать деньги. Это напоминало любовь к прекрасной, но безумной женщине. Я знал, что должен остановиться, но ничего не мог с собой поделать. На самом деле, это болезнь. В своей жизни я кое-чему научился, Генри. Все имеет последствия. Все возвращается, чтобы преследовать тебя, рано или поздно. Никогда не сдирай болячку. Можно занести инфекцию.
   РОЗИ. Папа?
   КАРНЕГИ. Никогда не нападай на человека, загнанного в угол, потому что такой человек в отчаянии, терять ему нечего, а человек, которому нечего терять, самый опасный зверь на земле. Нанимать иммигрантов – создавать себе новые проблемы. Договаривайся с теми, кто у тебя есть. Вечно привозить новых и новых рабочих не удастся.
   ФРИК. Почему нет? Если Бог хочет создавать все больше и больше бедных, невежественных людей, мы вполне может предложить им работу. Если бы там, откуда они приехали, не было бы еще хуже, они остались бы дома.
   КАРНЕГИ. Но ты не сможешь убедить в чем-либо людей, которые не говорят на английском.
   ФРИК. В этом вся прелесть.
   КАРНЕГИ. Но когда эти люди выходят из себя, они берутся за оружие. И ничего другого ждать от них не приходится.
   ФРИК. Если они возьмутся за оружие, мы ответим тем же.
   КАРНЕГИ. Тогда погибнут люди. Ты хочешь, чтобы их смерти остались на твоей совести?
   ФРИК. Если они погибнут, вина будет лежать только на них. Я занимаюсь бизнесом. Если они не хотят работать, мы избавляемся от них и нанимаем новых.
   КАРНЕГИ. Но очень скоро вместо десяти тысяч безработных, которые ненавидят нас, мы получим пятьдесят тысяч безработных, ненавидящих нас.
   ФРИК. Мне все равно, что они обо мне думают. Америка делает свою работу, я делаю свою работу, вот и им следует делать свою. А если им не нравится, как устроена Америка, пусть катятся к чертовой матери.
   КАРНЕГИ. Хотя бы на минуту поставь себя на их место.
   ФРИК. Я был на их месте.
   КАРНЕГИ. Ты не был на их месте, потому что мы создали место, в котором они сейчас. Они живут в домах компании, им платят долларами Фрика, которые они могут потратить только в магазине компании. Когда ты увольняешь этих людей, у ни не остается ничего. Они не могут потратить доллары Фрика где-то еще.
   ФРИК. Тем более они должны продолжать работать, а не раскрывать рты. Или я руковожу, или нет. Я нанимаю и увольняю, кого хочу, и не отступлю перед шантажом.
   КАРНЕГИ. Генри люди, которые работают у нас, не должны страдать из-за горя, которое ты испытываешь.
   ФРИК. Горе никакого отношения к этому не имеет.
   РОЗИ. Папа?
   КАРНЕГИ. Я знаю, что твоя маленькая девочка…
   ФРИК. Это совершенно не твое дело.
   КАРНЕГИ. Наш бизнес – это мое дело.
   ФРИК. Ты хочешь, чтобы управлял твоим бизнесом или нет? Если нет, просто дай мне знать, я пожму тебе руку и уйди, без обид. Но только давай обойдемся без этой галиматьи о бобинах. Ты же испытывал благоговейный восторг, читая рассуждения Герберта Спенсера о том, что слабые должны оставаться на обочине. Борьба за прибыль выпалывает непригодных и вознаграждает сильных. Когда государство пытается устранить бедность, оно извращает естественный закон природы. Твои слова – не мои.
   КАРНЕГИ. Тогда все казалось ясным. Теперь – нет.
   ФРИК. Эндрю, тебя никогда и ничего не кажется ясным. Все мутное.
   КАРНЕГИ. Когда я привел сюда Спенсера, мне не терпелось показать ему сталеплавильный завод, и я гордился тем, что показываю, пока не увидел на его лице выражение абсолютного ужаса. Он сказал лишь одну фразу: «Одного месяца в Питтсбурге достаточно для того, чтобы оправдать самоубийство». И когда я посмотрел на все его глазами, мне стало стыдно. Это мое достояние? Когда люди слышат мою фамилию, что они думают? Человек, умирающий богатым, умирает в бесчестии.
   ФРИК. Какая тебе разница, что думают о тебе люди после твоей смерти? Просто держи заработную плату минимальной и подкупай железные дороги, а на все остальной наплюй.
   КАРНЕГИ. Я никогда не подкупал железные дороги. Я подкупал политиков Рокфеллер и Морган подкупали железные дороги.
   (Велосипедный гудок, из-за левой кулисы появляются РОКФЕЛЛЕР и МОРГАН, на двухместном велосипеде, щеголеватый, невысокий РОКФЕЛЛЕР впереди, грузный, красноносый МОРГАН сзади).
   МОРГАН. Дорогу! Сейчас рванет!
   КАРНЕГИ. Упомяни дьявола. (Велосипед останавливается перед крыльцом. Двойной гудок). Джонни. Джей-Пи. Надоело давить белок на ореховой ярмарке?
   РОКФЕЛЛЕР. Бедный, старый Энди Карнеги, стыдящийся богатства. Что ж, мне вот не стыдно. Господь сделал Джона Д. Рокфеллера богатым, и это святотатство, ставить под сомнение божественную волю.
   МОРГАН. Джонни, ты думаешь, Бог сделал меня богатым?
   РОКФЕЛЛЕР. Нет, Бог создал тебя уродливым. Богатым тебя сделал креативный подход к бухгалтерскому учету. Как я говорю в моем классе воскресной школы, роза «Американская красота» может вырасти, если только отрезать все бутоны, которые появляются вокруг нее.
   РОЗИ. Папа?
   РОКФЕЛЛЕР. Создание большого бизнеса – это выживание самых приспособленных. В этом нет никакого злого умысла. Просто неотвратимое проявление закона природы и закона Божьего.
   МОРГАН. Такое же естественное, как пердеж.
   РОКФЕЛЛЕР. Вот почему я прошу Джея-Пи садиться сзади. Но не вечером, когда я использую его нос, как фонарь.
   МОРГАН. Не говори о моем носе. Ты можешь красть мои деньги, но если будешь насмехаться над моим носом, то умрешь.
   РОКФЕЛЛЕР. Что хорошо для богатых, то хорошо для страны.
   МОРГАН. Аминь.
   (Два гудка).
   РОКФЕЛЛЕР. Двенадцатичасовой день хорош для рабочих. Они так устают, что, приходя домой, не могут избивать жену и детей.
   МОРГАН. Аллилуйя.
   (Два гудка).
   РОКФЕЛЛЕР. Если бы бедные проявили терпение, богатство, несомненно стекло бы к ним, как суп стекает с подбородка старухи.
   МОРГАН. Восхвалим Господа и пройдем мимо хористок.
   (Два гудка).
   РОКФЕЛЛЕР (лезет в расходный кошелек и протягивает КАРНЕГИ десятицентовик). Вот, Эндрю. Десятицентовик. Только не трать его на сладости.
   КАРНЕГИ. Я положу его в сейф в Нью-Джерси.
   РОКФЕЛЛЕР. Это правильно. Хороший мальчик. Вот, Генри. Десятицентовик. Только не трать его на проституток, как делает Джей-Пи.
   ФРИК. Я подкуплю им республиканцев.
   РОКФЕЛЛЕР. Хороший мальчик. (Обращаясь к ФРИКУ). Остерегайся этого улыбающегося шотландского пирата. Он – хитрый маленький сукин сын.
   ФРИК. Как и ты.
   РОКФЕЛЛЕР. Не забудьте: вечером покер. Только сигары оставьте дома, хорошо? Дым портит обои моей жены. Готов, Джей-Пи?
   МОРГАН. Подожди, Джонни. Впереди брусчатка и сера.
   РОКФЕЛЛЕР. Бог заботится о богатых. Что касается остальных, то каждому приходится выплывать самостоятельно.
   МОРГАН. Дорогу! Сейчас рванет!
   (Два гудка. Они уезжают, продолжая гудеть).
   ФРИК. Да только, подкупая республиканцев, мы тратим деньги на шлюх, так?
   КАРНЕГИ. В этом главная разница между демократами и республиканцами. Демократы ЛЮБЯТ шлюх, а республиканцы САМИ шлюхи. Ладно, по крайней мере, они мои шлюхи. За исключением этого самодовольного ублюдка, Тедди Рузвельта. Я не знаю, кого он из себя строить. Проблема с Рузвельтом не в том, что его нельзя подкупить. Но этот сукин сын не желает ОСТАВАТЬСЯ подкупленным. Если ты не можешь доверять человеку, которого только что подкупил, тогда кому можно доверять?
   ФРИК. Верь в Бога, но зарывай золотые слитки в подвале. А теперь извини, Эндрю, в отличие от некоторых меня ждет работа.
   (Он встает и идет к своему письменному столу. КАРНЕГИ остается на месте, и мы слышим, как БЕРКМАН что-то бормочет себе под нос, когда выходит на сцену).

Картина 3
Очищение храма или встреча с Ницше

   (АЛЕКСАНДР БЕРКМАН, нервный и рассеянный молодой человек, движется к ФРИКУ, занятый своими мыслями, не замечая, куда идет, говорит сам с собой).

   БЕРКМАН. Я намерен его убить. Я должен его убить. Я намерен его убить. Я намерен его убить. Я намерен… (Сталкивается с ФРИКОМ, от удара оба падают). А-а-а-а-ах! Ох. Прошу извинить, сэр. (Помогает ФРИКУ встать). Вы не ушиблись? Я очень сожалею.
   ФРИК. Со мной все в порядке.
   БЕРКМАН. Вина целиком и полностью моя. Меня отвлекли мысли об… об одном деле.
   ФРИК. Все нормально, сынок. Не волнуйся об этом.
   БЕРКМАН (смотрит на него, осознает, кто перед ним). Вы – Фрик. Вы – Генри Клей Фрик.
   ФРИК. Так меня зовут. Чем я могу тебе помочь?
   БЕРКМАН. Ну, я… Нет, я просто… Э…
   ФРИК. Заблудился?
   БЕРКМАН. Не совсем. В каком-то смысле, да. Вообще-то я искал… (Смотрит на ФРИКА). Я искал офис мистера….э… Ницше.
   ФРИК. Кого?
   БЕРКМАН. Ницше. Фридриха Ницше. Он работает в этом здании?
   ФРИК. Понятия не имею. Но поищи его этажом выше.
   БЕРКМАН. Хорошо. Обязательно. Благодарю вас.
   ФРИК. Не за что.
   БЕРКМАН (бормоча себе под нос, наблюдает, как ФРИК уходит). Это он. Это Фрик. Это мой шанс. Здесь никого нет. Какая удача. Я столкнулся с ублюдком в коридоре. Почему я не убиваю его. Почему, скажите на милость, не достаю револьвер и не стреляю в этого сукиного сына? (Достает револьвер из кармана).
   ФРИК (оборачиваясь к нему). Ты мне что-то сказал?
   БЕРКМАН (чуть не роняет револьвер, прячет за спину). О, нет, сэр. Просто повторял то, что собираюсь сказать мистеру Ницше. Когда встречусь с ним. Это довольно важная встреча. Для меня. С мистером Ницше.
   ФРИК. Фамилия мне вроде бы знакома. Он из газеты?
   БЕРКМАН. Нет. Возможно. Он – писатель.
   ФРИК. Тогда он, скорее всего, на другой стороне улицы, в «Мясном ресторане Рокки», обедает, но я уверен, наверху разрешат его подождать.
   БЕРКМАН. Благодарю вас. Вы очень добры.
   ФРИК. Пустяки. Удачи тебе.
   (Отворачивается чтобы уйти).
   БЕРКМАН. Сейчас. Сделай это, болван. Выстрели ему в спину. Нет. Это будет трусливо. Заставь его повернуться Посмотри ему в глаза. Пусть увидит перед смертью лицо справедливости. Мистер Фрик?
   ФРИК (поворачивается, смотрит на него). Да? Что?
   (Пауза).
   БЕРКМАН. Хорошего вам дня.
   ФРИК. И тебе тоже, сынок.
   (Садится за стол, начинает писать).
   БЕРКМАН. Это был он. Это был Фрик, стоявший передо мной, и я его не убил. Почему я его не убил? Потому что посмотрел ему в глаза. Отмечаю на будущее: если собираешься убить кого-то на благо человечества, не смотри ему в глаза. Эмме будет за меня стыдно. Как я мог почувствовать толику сострадания к этому ужасному человеку? Этому хладнокровному угнетателю трудящихся. Этому демону, несущему ответственность за такие муки. Именно поэтому революция терпит неудачу. Хорошие люди сострадают тем, кто не знает, что такое сострадание. Этому человеку ничего не стоит вежливо поговорить с незнакомцем в коридоре. Но если бы я работал у него, он бы относился ко мне, как к собаке. Мог вывести меня за дверь и пристрелить. Он убил больше двух тысяч человек в Джонстауне. Я должен быть сильным. Я пойду в «Мясной ресторан Рокки» и выпью с мистером Ницше. Я должен помнить Джонстаун. Я должен помнить Джонстаун.
   (БЕРКМАН уходит, продолжая что-то бормотать себе под нос, вежливо приподнимает шляпу, когда появившаяся на сцене Адди проходит мимо него, а Карнеги встает со скамьи и уходит через сетчатую дверь, поет).
   КАРНЕГИ (поет):

     Одной лишь красоте твоей
     Моя любовь равна,
     С тобой ей быть, пока
     Моря не высохнут до дна [3 - As fair art thou, my bonnie lass,so deep in luve am I;and I will luve thee still, my dear,till a’ the seas gang dry.].

   (БЕРКМАН ушел, голос КАРНЕГИ еще слышен, а мы смотрим на АДДИ, жену ФРИКА, молодую и красивую, которая наблюдает за ФРИКОМ, работающим за столом).

     Пусть даже высохнут моря,
     Жара расплавит камни,
     Любовь останется моя,
     Такой же, как была [4 - Till a’ the seas gang dry, my dear,and the rocks melt wi’ the sun:oh, I will luve thee still, my dear,while the sands o’ life shall run.].

Картина 4
Прачка или старая миссис Финнеган о правильной постройке дамбы

   ФРИК. Странно, но иногда я слышу журчание воды в будке над родником, холодная сладкая вода, дома, ведущие к роднику мокрые, заросшие мхом ступени, королевство жаб и змей. Яблони у дома. Частный клуб у озера, для самых богатых и выдающихся. Строжайший отбор членов. Накорми свиней. Дедушка мертвый на полу сортира. Упасть в горящее озеро ада.
   АДДИ. Тебя мучает жажда, Генри?
   ФРИК. Что?
   АДДИ. Хочешь холодной воды? Лимонада? Что-нибудь из еды?
   ФРИК. Нет. Все у меня в порядке, Адди.
   АДДИ. Ты должен что-то съесть. Ты так много работаешь. Я думала, мы приехали на озеро, чтобы отдохнуть.
   ФРИК. Я отдыхаю. Но сначала мне нужно кое-что сделать. Возьми детей и посиди у воды. Рози обожает воду.
   РОЗИ (она ближе, наблюдает за ними из теней). Лицо на воде. Чья-то дочь.
   АДДИ. Сегодня у меня был интересный разговор с миссис Финнеган.
   ФРИК. С кем?
   АДДИ. С миссис Финнеган. Женщиной, которая обстирывает нас.
   ГЕНРИ. Эта старая карга опять унесла мои шелковые носовые платки? Я прибью ее зад к сараю.
   АДДИ. Ты думаешь о миссис Харриган.
   ФРИК. Той, что ходит по кухне голой?
   АДДИ. Нет, это миссис Корриган. Миссис Харриган выпивает. Миссис Корриган безумна. Миссис Финнеган – всему уважаемая особа. Она живет чуть ниже по ущелью, уходящему к Джонстауну.
   ФРИК. Очень рад за нее.
   АДДИ. Она сказала, что люди, живущие ниже, встревожены.
   ГЕНРИ. Встревожены чем?
   АДДИ. Ее трудно понять, когда она без зубов, но, насколько я разобрала, они встревожены из-за дамбы. Она может рухнуть.
   ФРИК. Дамба не рухнет.
   АДДИ. Она говорит, что дамба построена из земли.
   ФРИК. Я знаю, из чего построена дамба. Я тратил деньги на ее починку. Озеро, которое выше дамбы, находится там с тех пор, как Мафусаил играл в салочки, и никуда не денется.
   АДДИ. Но разве озеро не стало больше после того, как ты изменил русло нескольких речек, чтобы по озеру смогли плавать яхты?
   ФРИК. Больше озеро – больше дамба. Это бедные кретины будут сидеть и стонать насчет дамбы, вместо того, чтобы честно работать.
   АДДИ. Но миссис Финнеган сказала, что один инженер осмотрел дамбу и, по его мнению, она слабовата в средней части и построена довольно… экономично.
   ФРИК. Мы потратили на эту дамбу ровно столько, сколько стоило строительство дамбы, не больше и не меньше. «Клуб охоты и рыболовства Саут-Форка» – место, куда богатые и известные люди могут приехать летом, поплавать под парусом, отдохнуть в тишине и покое. Живущие в ущелье просто завидуют. Они не могут прийти сюда и заняться браконьерством, потому что я огородил территорию колючей проволокой. Здесь так хорошо именно потому, что мы не пускаем сюда этих людей.
   АДДИ. Но миссис Финниган говорит, что при прорыве дамбы воду устремится в ущелье и утопит всех в этом деревнях и половину населения Джонстауна. Она говорит, когда дамбу ремонтировали, дыры затыкали сеном и лошадиным навозом.
   ФРИК. Для обычной прачки эта старуха, похоже, знает о дамбах слишком много.
   АДДИ. Она такая милая женщина, с прекрасными внуками, и она так о них тревожится. Я просто не знаю, что ей сказать.
   ФРИК. Скажи ей, что она – старая сплетница, которая должна заниматься своим делом и перестать терять мои носки.
   АДДИ. Этого я ей сказать не могу.
   ФРИК. Скажи ей, что она в полной безопасности. Зачем мне строить дамбу, которую прорвет вода? Это не имеет смысла, потому что плохо для бизнеса, а я никогда не делаю того, что плохо для бизнеса. Так ей и скажи.
   АДДИ. Хорошо. Это я ей скажу. Похоже, я провожу все больше и больше времени, объясняя людям твои поступки. Защищая тебя.
   ФРИК. Это не твоя работа.
   АДДИ. Сам ты никогда ничего не объясняешь, и у людей возникают странные идеи, касающиеся тебя. Меня это безмерно злит.
   ФРИК. Так игнорируй их.
   АДДИ. Как я могу их игнорировать, если они говорят такие гадости?
   ФРИК. Языком нести – не помелом мести, а люди – бараны. Мое чучело вешали несчетное число раз, и это совершенно не больно.
   АДДИ. Но это так несправедливо. Они совершенно тебя не знают.
   ФРИК. Никто никого не знает.
   АДДИ. Я знаю тебя. (ФРИК уже с головой ушел в работу). Я знаю тебя, Генри, так?
   ФРИК. Ты знаешь меня, потому что ты – моя жена. Эти люди – нет.
   АДДИ. Узнать тебя не так-то легко.
   ФРИК. В моей профессии, если человека узнать легко, он – покойник.
   АДДИ. Это меня и тревожит.
   ФРИК. Не волнуйся, детка. Я в этом хорош. Ни перед кем не раскрываюсь. Это единственное, в чем я хорош.
   АДДИ. Нет, не только в этом. (Он смотрит на нее, улыбается). Куда ты смотришь?
   ФРИК. Когда прядка волос вот так падает тебе на глаза, ты божественно красива.
   АДДИ (застенчиво убирает прядку волос). Да ладно тебе.
   ФРИК. Когда я впервые увидел тебя, ты стояла у противоположной стены комнаты, рядом с пианино, и какая-то маленькая девочка что-то объясняла тебе насчет куклы, и ты слушала так, словно девочка делилась с тобой самым важным секретом в истории вселенной, и прядка волос упала тебе на лоб, и ты подняла руку и убрала ее. В тот самый момент я влюбился в тебя, и влюблен по-прежнему. «Кто это?» – спросил я Меллона. «Это Адди Чайлдс», ответил он. «Дочь владельца «Обувных магазинов Чайлдса?» – спросил я. «Она самая», – подтвердил Меллон. «Я женюсь на этой девушке», – сказал я. Ты была такой красивой, что я едва мог дышать.
   АДДИ. Ты заставляешь меня краснеть.
   ФРИК. Мне нравится, как ты краснеешь. От твоей застенчивости я становлюсь на удивление счастливым. Мне нравится, как ты можешь сидеть и слушать эту старую ирландку, которая обстирывает нас, с таким видом, будто слушаешь королеву Викторию. Иногда Адди, мне хочется в большей степени быть таким, как ты.
   АДДИ. Не хочется тебе быть таким, как я. Будь ты таким, то никогда не заработал бы ни цента, и что бы мы тогда ели?
   ФРИК. Это да.
   АДДИ. Я приготовлю тебе сэндвич, и ты его съешь, хочешь ты есть или нет. У нас в леднике кусок только что сваренного языка. Миссис Финнеган говорит, что за обещание дать ему кусок языка ее муж мог сделать для нее, что угодно.
   (Она направляется к выходу, ФРИК провожает ее взглядом, потом вновь начинает работать. Врывается БЕРКМАН, опустив голову).
   БЕРКМАН. На этот раз я не позволю тебе уйти, бессердечный сукин сын. (Чуть не сталкивается с уходящей АДДИ). Прошу меня извинить, мадам. Очень сожалею. Прекрати извиняться, болван. Вон он. Сделай это для Эммы. Я должен сделать это для Эммы. Эй. Фрик!
   ФРИК (поворачивается, раздраженный тем, что ему помешали). Что теперь? А, это ты. Нашел человека, которого искал?
   БЕРКМАН. О, да. Я его нашел, все так. Я нашел того, кого искал. Как тебе это понравится, людоедская свинья?
   (Поднимает револьвер и трижды стреляет во ФРИКА. Тот хватается за шею и падает. Выстрелы неестественно громкие: это шумовой эффект – не холостые патроны. Затемнение).

Картина 5
Рози в красном тумане или плач капитана Билли

   (В темноте каркают вороны и шарманка играет мелодию «Малышки Энни Руни». Потом зажигается странный желтый свет, ангельский, вызывающий мысли о Вермеере, и мы видим ФРИКА, сидящего на парковой скамье с РОЗИ, молодой женщиной под тридцать лет, похожей на леди Гамильтон в аллергическом образе Природы с портрета Джорджа Ромни, но вместо собачки она держит на коленях старомодную девочку-куклу, с которой время от времени возится).

   РОЗИ (поет под шарманку, танцует куклу на коленях).

     Она – моя любимая,
     А я – ее красавчик.
     Она – моя Энни,
     А я – ее Джонни… [5 - She’s my sweetheart,I’m her beau,she’s my Annie,I’m her Joe… –Песня «Little Annie Rooney». – Театр может предложить свой перевод.]

   (Смотрит на ФРИКА и улыбается).
   Я люблю эту песенку. Нравится мне больше всех.
   ФРИК (оглядывается, не понимая, где он). Моя маленькая девочка тоже любила ее.
   РОЗИ. Я знаю, папа. Ты брал меня в парк, послушать шарманку, перед тем, как я умерла. Ты дал шарманщицу десять долларов, чтобы он снова и снова крутил эту мелодию.
   ФРИК. Это была Марта. Моя дочь Марта.
   РОЗИ. Я предпочитаю Рози. Или Бутончик. Так ты меня звал, когда я была младенцем.
   ФРИК. Извини. Я не понял. Я тебя знаю?
   РОЗИ. Конечно, ты меня знаешь, папа. Я – твоя умершая девочка Рози, только выросшая. Я стала красоткой?
   ФРИК. Рози?
   РОЗИ. Сегодня я – леди Гамильтон в образе Природы, изображенная Джорджем Ромни. Завтра стану девушкой Вермеера, и ты сможешь забрать меня в свою коллекцию.
   ФРИК. Но ты не можешь вырасти. Ты умерла, не дожив до шести лет.
   РОЗИ. Да, папа, это такая печальная история. Я проглотила булавку в Париже, и она вылезла из моего бока, как крот, черная и ужасная. Я так долго умирала. Никогда не бери булавку у колдуньи и не давай колдунье булавку. Никогда не говори: «Спасибо», – за булавку, если только ты не заплатил за нее цент.
   ФРИК. Мне это снится. Конечно же, мне это снится. Да только мне никогда ничего не снится.
   РОЗИ. Но в тебя никогда не стрелял безумец, а тут выстрелил, и его пуля попала тебе в шею. Если увидишь на земле булавку и поднимешь ее, весь день тебя будет сопровождать удача. Но поднять булавку все равно, что поднять печаль. Все зависит от того, куда она указывает. Повернись кругом и подними ее против часовой стрелки.
   (Поворачивает недоумевающего ФРИКА против часовой стрелки).
   ФРИК. Стреляли? В меня стреляли?
   РОЗИ. И ударили ножом. Выброси все булавки из свадебного платья или до конца жизни ничего хорошего не видать.
   ФРИК. Еще и удалили ножом?
   РОЗИ. Да, вроде бы, ударили в зад. Пуля попала в шею. Булавки нужно хоронить с телом, но булавка, оставленная в саване, заставляет мертвеца ходить по ночам. С булавками нужно держать ухо востро, ты согласна, Элен? Мою куклу зовут Элен. Хочешь ее поцеловать?
   ФРИК. И где, где в меня стреляли? На озере, с Адди?
   РОЗИ. В твоем кабинете в Питтсбурге, в Хасси-Билдинг. Какое смешное слово. Хасси, хасси, хасси. Булавки излечивают бородавки.
   ФРИК. Да, теперь вспоминаю. Во время Хомстедской стачки. Но это произошло после твоей смерти.
   РОЗИ. Часы идут назад в загробной жизни, и даже мертвые читают газеты. Если заглядываешь в склеп, брось булавку, чтобы отпугнуть дьявола. Воткни булавку в подушку, скажи: «Я пришпиливаю дьявола», – и ты найдешь то, что потерял. Куда ты смотришь, папа?
   ФРИК. Ты такая красивая.
   РОЗИ. Конечно, красивая. Смерть – это не повод для человека не следить за своей внешностью. Многие самые красивые люди в истории человечества мертвы. Папа, почему этот странный человечек стрелял в тебя?
   ФРИК. Не знаю. Он тронулся умом. Я уверен, это как-то связано с забастовкой. Мы уволили рабочих. Они заняли завод. Мы послали целую баржу с пинкертонами…
   РОЗИ. Вы послали цветы? Как это заботливо с твоей стороны, папа, послать забастовщикам целую баржу цветов.
   ФРИК. Нет, дорогая. Пинкертоны – не цветы. Они – частные детективы. Мы послали их, чтобы очистить завод от забастовщиков, и рабочим это не понравилось.
   РОЗИ. То есть в тебя стрелял кто-то из работавших на заводе? Неудивительно, что ты не послал им цветы.
   ФРИК. Нет, я думаю, в меня стрелял какой-то обезумевший анархист.
   РОЗИ. Но почему кому-то захотелось стрелять в такого хорошего человека, как мой папочка, учитывая, что он даже не работал у тебя?
   ФРИК. А почему эти люди что-то делают? Все хотят что-то получать за так. В этом причина всех наших проблем. Рози, я мертв?
   РОЗИ (понюхав его руку). Не знаю. Возможно. Я уверена, что я мертва, но ты, скорее всего, просто галлюцинируешь. Меня это превращает в мертвую галлюцинацию. Или в призрак. Второе мне нравится больше. Можно видеть призраки, находясь без сознания? Надо посмотреть в книгах. Как поживает моя маленькая сестричка Элен. Я назвала куклу в ее честь.
   ФРИК.С Элен все хорошо. С Элен всегда все хорошо. Рози…
   РОЗИ. Ты должен быть очень добр к Элен, папа, потому что она – замечательная, но ей так одиноко, и она несчастна. Я очень люблю Элен. Раньше я обнимала ее и пела ей. (Танцует куклу и поет):

     Она – моя любимая,
     А я – ее красавчик.

   (Вдалеке каркают вороны).
   ФРИК. Почему здесь везде вороны? Что это за место? (Невдалеке слышится какой-то странный стон. Их окутывает красный туман). Ты это слышала? Прислушайся. Кто-то стонет.
   (Снова протяжный стон).
   РОЗИ. Я думаю, оттуда. (Достает из-под скамьи смятый бумажный пакет). Посмотри, папа. Посмотри, что я нашла. Могу я оставить это себе?
   ФРИК. Положи пакет. Ты не знаешь, что в нем. Может, бомба.
   РОЗИ (открывает пакет, заглядывает. Стон). Ох, это капитан Билли.
   ФРИК. Капитан Билли? Мой давний друг капитан Билли? Где он?
   РОЗИ. Здесь, папа. В этом бумажном пакете.
   ФРИК. Капитан Билли в этом бумажном пакете?
   РОЗИ. Послушай.
   (Раскрывает пакет шире. Стон громче. ФРИК подпрыгивает. РОЗИ закрывает пакет. Стоны прекращаются).
   ФРИК. Но как капитан Билли может быть в этом бумажном пакете? Капитан Билли работал на сталеплавильном заводе. Был мужчиной крупным.
   РОЗИ. Когда взорвалась доменная печь, на него вылилось четыреста тысяч фунтов расплавленного металла. Так что остался от него пакетик золы. Скажи привет моему папочке, капитан Билли.
   (Открывает пакет. Громкий стон. Закрывает пакет). Бедный капитан Билли. Слова вымолвить не может.
   ФРИК. Но как он… Я хочу сказать… (Чувствует что-то у себя за спиной. Оглядывается, и его охватывает страх. Позади, совсем рядом, стоит МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ). А-а-а-а-а-а-а! (МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ отпрыгивает). Это еще кто, черт побери?
   РОЗИ. Это Сайлс. Во время хомстедской стачки ему оторвало голову пушечным ядром. Его невеста сошла с ума и держит голову на каминной доске. Сейчас он получше, но все равно продолжает на все натыкаться. Он один из счастливчиков.
   ФРИК. Один из счастливчиков? Без головы? Да что можно делать, если у тебя нет головы?
   РОЗИ. Кататься на водных лыжах. Кормить кур. Делать массаж, учиться танцевать танго. Пойти в политику. Для мужчины без головы место в американском обществе есть, но вот для капитана Билли возможности крайне ограничены. Поговори с капитаном Билли, папа. Редко когда удается поучаствовать в интересном разговоре, если живешь в бумажном пакете.
   ФРИК. Ну, я не знаю. Я… Это же бумажный пакет.
   РОЗИ. Скажи ему несколько добрых слов. Я знаю, для него они значат так много. Ты согласен, Сайлс?
   (МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ поднимает руки с оттопыренными большими пальцами).
   ФРИК. Хорошо. (Говорит в бумажный пакет). Привет, капитан Билли. Приятно…. Э… Повидаться с тобой вновь. Ты всегда был одним из моих лучших работников, героем восстановления Джонстауна после наводнения. Я всегда ценил твою поддержку, Билли. Компания гордится такими, как ты. Не то, что это забастовщики. Пьяные, неграмотные хулиганы, швыряющиеся камнями. Я не собираюсь сидеть, сложа руки, когда уничтожают мою собственность. Бунтовщиков нужно расстреливать. Отшибать им головы.
   (МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ сжимает кулаки).
   РОЗИ. Ты обидел Мужчину-без-головы. Как тебе не стыдно, папа.
   ФРИК. Рози, я сожалею, что этот человек лишился головы, но в том, что случилось с этими людьми, моей вины нет.
   РОЗИ. А чья это вина, папа?
   ФРИК. Разумеется, вина забастовщиков. Если бы они делали свою работу и не раскрывали ртов, никому не причинили бы вреда.
   РОЗИ. Конечно, папа. Раз ты так говоришь. (Играет в классы перед скамьей). Рози Кросс, королева мая, а может, нет. (МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ понимает, что это его шанс, хватает бумажный пакет и убегает). Эй! Поосторожнее с капитаном Билли. Извини, папа, мне нужно спасать капитана Билли, а не то его опять развеют над розарием. Мертвые могут быть такими бесчувственными.
   ФРИК. Пожалуйста, Рози, не уходи. Я так давно тебя не видел, так по тебе скучал, а тут мне как-то не по себе.
   РОЗИ. Знаешь, папа, на твоем месте я бы отыскала этого странного человечка и спросила его, почему он выстрелил тебе в шею. Я бы хотела это знать, на случай, что люди и дальше будут пытаться пырнуть меня ножом в зад. Мне бы не хотелось, чтобы такое случалось со мной снова и снова. У мертвых, конечно, есть свои преимущества, но живым можно иногда поесть свежей клубники. (Уходит, напевая, свет меркнет):

     Скоро мы поженимся
     И больше не расстанемся [6 - Soon we’ll marry,never to part –].
     ФРИК. Не, Рози, подожди…

   РОЗИ (уходит, продолжая петь):

     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя [7 - Little Annie Rooneyis my sweetheart.].

Картина 6
Аллегория греха и добродетели или анархист в тюремной камере

   (Капает вода. БЕРКМАН в тюремной камере, раскладывает пасьянс на круглом столе. ФРИК смотрит на него).

   БЕРКМАН. Красное на черное. Черное на красное. Что за глупая игра. Цель – создать порядок из хаоса, обречена всегда. Человек играет против Бога, которого нет, и никто не выигрывает. Чего таращишься. Поставь похлебку и уходи.
   ФРИК. Нет у меня похлебки. Я – Генри Клей Фрик.
   БЕРКМАН.И что вы здесь делаете? Пришли позлорадствовать?
   ФРИК. Точно не знаю.
   БЕРКМАН. Если бы мне удалось вас убить, я бы стал знаменитым мертвым мучеником, отдавшим жизнь за освобождение человечества. Но раз вам не хватило хорошего вкуса, и вы не умерли, все, что они смогли, сначала избив до полусмерти, так это засунуть меня в эту вонючую камеру. Мне следовало пробить вам большую дыру в голове, когда я столкнулся с вами в коридоре.
   ФРИК. Почему не пробил?
   БЕРКМАН. Разве это имеет значение?
   ФРИК. Меня зачаровывает изобретательность, которую выказывают люди, вырывая поражение из челюстей победы. Все это абсолютно чуждо привитым мне инстинктам.
   БЕРКМАН. Назовите это моментом трусости, случившимся так некстати. Потом я выпил с Ницше, вернулся и выполнил свой долг.
   ФРИК. Разве ты не понимаешь, жалкий и никчемный слабак, что ты оказал мне невероятную услугу. Получить пулю – это золотая жила. У газет появился повод прекратить меня из антихриста в храброго национального героя.
   БЕРКМАН. Если зло храброе, становится оно меньшим злом? Есть ли смысл в разговорах о храбрости убийц? Долго людей обманывать не удастся. Они поймут, кто вы.
   ФРИК. Все добропорядочные люди выразили абсолютное презрение к тебе и всему, за что ты стоишь. Профсоюзы навечно растоптаны, и за это мы тебе благодарны.
   БЕРКМАН. Я решил, что в действительности вас здесь нет. Я галлюцинирую с тех пор, как этот глупый столяр ворвался в ваш кабинет и принялся колотить меня молотком по голове. Вмятины остались до сих пор.
   ФРИК. Почему ты это сделал? Мне говорили, что ты образованный человек, добрый, безобидный. Почему ты в меня стрелял?
   БЕРКМАН. Я не хотел в вас стрелять, но бомбы, которые я мастерил, не взрывались. Не знаю, почему. Я следовал инструкциям. Приготовить лазанью я тоже не могу.
   ФРИК. Если собираешься застрелить человека, сначала нужно поупражняться в тире. Худшего стрелка, чем ты, в истории огнестрельного оружия, наверное, не сыскать.
   БЕРКМАН. Я – анархист. Не Дикий Билл Хикок. Револьвер был ржавый и денег мне хватило только на четыре патрона. То, что я вообще в вас попал, говорит о моей меткости.
   ФРИК. Может, если бы такие, как ты, отрывали зад от стула и время от времени честно работали, ты смог бы купить шесть патронов.
   БЕРКМАН. Вы ничего не знаете о работе. Моя любимая Эмма пошла торговать собой на улицы, чтобы я смог купить эти патроны.
   (Появляется ЭММА, садится на скамью, читает).
   ФРИК. Ты говоришь мне, что какая-то шлюха подговорила тебя на это?
   БЕРКМАН. Она – не шлюха. Она – самая лучшая женщина и храбрейшее человеческое существо этого мира. С ней не сравнится тысяча таких, как вы. А кроме того, когда мужчины подходили к ней на улице, она от них убегала, пока кто-то не пожалел ее и не дал ей денег. Закрывая глаза, я чувствую ее поцелуй на моих губах, когда она посадила меня на поезд из Нью-Йорка.
   ЭММА (подходит к БЕРКМАНУ, поправляет пальто). Саша, застегивай все пуговицы. Ты простудишься в поезде. Ты прям как щенок. Не можешь позаботиться о себе. Будь осторожен. Не подвергай себя большей опасности, чем необходимо. Может, тебе удастся ускользнуть в возникшей суете.
   БЕРКМАН. Не хочу я ускользать. Я хочу, чтобы они знали, что я сделал и почему.
   ЭММА. Да, стать мучеником благородно, но жить и продолжать бороться тоже неплохо, или ты так не думаешь?
   БЕРКМАН. Именно ты говорила, что мы должны пожертвовать всем.
   ЭММА. Но мы не должны жертвовать всем сразу. Саша, ты умница, но иной раз рассуждаешь как идиот. А теперь иди в вагон и уезжай, а не то я опозорюсь, расплакавшись на людях.
   БЕРКМАН. Для тебя я сделаю все, Эмма.
   ЭММА. Сделай это не для меня. Для бедных угнетенных рабочих сталеплавильного завода.
   БЕРКМАН. Я сделаю это для рабочих сталеплавильного завода, но буду думать о тебе обнаженной.
   ЭММА. Какой ты глупый мальчик. И такой смелый.
   (Целует его. Паровозный свисток. Она машет ему вслед рукой, садится на скамью и плачет. РОЗИ подходит, чтобы утешить ее).
   ФРИК. Но почему ты позволил ей торговать собой и погубил собственную жизнь только ради того, чтобы убить меня? Чего ты этим собирался добиться?
   БЕРКМАН. Что вы видите, когда смотритесь в зеркало?
   ФРИК. Я не смотрюсь в зеркало. Пустая трата времени.
   БЕРКМАН. Это пустая трата времени, потому что у вас нет отражения. Вы – высасывающий кровь монстр.
   ФРИК. Чушь. Человек просто делает то, что может. Я делаю деньги.
   БЕРКМАН. Ничего вы не делаете.
   ФРИК. Я изготавливаю сталь. Сталь приносит деньги.
   БЕРКМАН. Сталь изготавливают люди, кровь которых вы высасываете. Вы не производите ничего, кроме уродства и отчаяния. Когда я вышел из поезда в Питтсбурге, с одним долларом в кармане, я не поверил своим глазам. Чтобы город ссумели превратить в такое отвратительное место! Гигантские печи выплевывают облака дыма, воздух наполняет сажа и копоть, ночное небо оранжевые от огня, Куски скрученного, ржавого металла усеивают берега коричневых рек, полных сточными водами и серой. Питтсбург пахнет, как ад. Дома полуразрушенные, люди грязные и невежественные, большая часть не говорит на английском, не может понять бригадиров, вот их и убивают выплески раскаленного металла, давят краны, они попадают под удары электрического тока, становятся калеками, без денег, без страховки, без надежды. Из этой грязи и страданий такие монстры, как вы, создают роскошь, который вы себя окружаете. Я воспринимаю вас мерзкими, жадными, и меня переполняет праведная ярость. Ваш прекрасный дом обставлен костями бедняков.
   ФРИК. Ты ничего не знаешь о моем доме.
   БЕРКМАН. Я побывал в вашем доме. Подумал, что именно там должен вас убить.
   (Появляется АДДИ, в садовой шляпе, с букетом красных роз).
   ФРИК. Ты пошел к моему дому? Ты хотел убить меня на глазах жены и детей, а монстр – я?
   БЕРКМАН. Ваш дом в хорошем районе. Деревья не почерневшие и мертвые, как те, что растут у заводов, в районах, где живут рабочие. И ваша жена – милая дама.
   (АДДИ протягивает цветы РОЗИ, которая их нюхает).
   ФРИК. Ты никогда не видел мою жену.
   БЕРКМАН. Она работала в саду. Предложила мне лимонад. Ваши дети играли в жмурки.
   РОЗИ (надевает повязку на глаза куклы и кружит ее). Олле-олле, мы все в поле.
   АДДИ. Вас мучает жажда, сэр?
   БЕРКМАН. Простите?
   АДДИ. Если вам хочется пить, у нас есть лимонад. После дождя жарко.
   БЕРКМАН. Нет, благодарю, спасибо вам.
   ФРИК. А где были нанятые мною вооруженные охранники, когда моя жена предлагала тебе лимонад?
   БЕРКМАН. После вашего ухода они играют в покер. Ваша жена печет им сдобные булочки. Один играет в мяч с вашим сыном и собакой. Это похоже на рай.
   АДДИ (заметив проблему за сценой). Элен, не ешь это. Это яд. Дети положите это на землю. Это дохлый крот. Не пробуйте его на вкус. (Убегает спасать детей).
   БЕРКМАН. Я видел, как ваши соседи смотрели на меня свысока, как судачили за моей спиной. Бедный иммигрант, в мятом костюме. Что он делает на этой красивой, усаженной деревьями улице? Он или клоун, или преступник. Но мне понравились ваши жена и дети, вот я и решил убить вас в вашем кабинете.
   ФРИК. Думаешь, я буду о тебе лучшего мнения?
   БЕРКМАН. Мнение ваше совершенно меня не интересует. Вы построили стену вокруг вашего завода, поверху пустили колючую проволоку, вывесили объявления, что больше не признаете профсоюзы, выгнали с территории рабочих, наняли три сотни пинкертонов, чтобы они стреляли в рабочих, если те попытаются вернуться на завод. Сочувствия к людям в вас не больше, чем в жабе.
   ФРИК. Я никогда не приказывал кому-либо стрелять в людей.
   БЕРКМАН. Тогда откуда взялись в стенах бойницы для винтовок?
   ФРИК. Это не бойницы. Просто дыры.
   БЕРКМАН. Зачем строить забор с дырами?
   ФРИК. Чтобы видеть, что творится за забором.
   БЕРКМАН. Даже Карнеги хотел вести переговоры, до того, как вы не отравили его разум ложью.
   ФРИК. Карнеги хочет угодить и вашим, и нашим, вот и перекладывает на меня всю грязную работу, а котом ужасается, если что-то пошло не так. Или ты становишься богатым, или тебя любят. На двух стульях не усидеть. С преступниками никаких договоров быть не может. Я буду сражаться с ними, даже если на это уйдет лето и зима, а потом следующие лето и зима. Даже если мне придется расстаться с жизнью.
   БЕРКМАН. Вы с жизнью не расстались, в отличие от невинных людей. Ваши баржи подплыли по реке в тумане, убивая женщин и детей на берегу.
   ФРИК. В нас стреляли. Они вскрыли газовый коллектор и бросали в него факелы. Они стреляли из старых орудий времен Гражданской войны, чтобы утопить баржи. К счастью, они понятия не имели, что делали, поэтому одному из них оторвало голову, и я воспринимаю это положительным развитием событий, потому что обезглавливание определенно успокаивает. Что мне оставалось делать?
   БЕРКМАН. Попытаться видеть в людях отдельных личностей, а не толпу.
   ФРИК. Именно ты не можешь видеть личностей. Ты воспринимаешь людей исключительно, как массы. Я хочу заключать отдельное соглашение с каждым, кто работает у меня. Человек в профсоюзе – это человек в толпе. Он отдал свое право быть индивидуумом. Он отдал свой разум и деньги какому-то продажному шакалу. Профсоюзы возглавляют или преступники, или идиоты, обычно и те, и другие. Не моя вина в том, что человек отдает душу гротескной, гнусной колонии паразитов. За всю жизнь я не сделал ничего такого, за что мне стыдно. Абсолютно ничего.
   БЕРКМАН. Две тысячи человек умерли в Джонстауне, потому что вы и ваши богатые друзья от жадности и самонадеянности не построили надежную дамбу, и вам за это не стыдно?
   ФРИК. Люди хотят кого-то винить, вот они винят меня, потому что я не оправдываюсь и не извиняюсь. Я не несу ответственности за маниакальное стремление слабых и глупых винить в своих бедах кого-то еще.
   БЕРКМАН. Знаете действительную причину, по которой я не выстрелил в вас в коридоре, где не смог бы промахнуться, потому что нас разделяло два фута. Потому что вы вежливо заговорили со мной. Потому что я смотрел вам в глаза, когда вы говорили со мной. Потому что я еще учился быть достаточно смелым, чтобы убивать из принципа. Я выпил, подумал об Эмме, обрел смелость и поспешил назад, но, когда я открыл дверь вашего кабинета, солнечный свет, льющийся в окно, ослепил меня.
   (Солнечный свет падает на РОЗИ, ангелоподобную, как девушка Вермеера. Шарманка тихонько играет мелодию «Малышки Энни Руни»).
   ФРИК. Да. Мое спасение было призраком моего бедного, умершего ребенка.
   (Прикрывает глаза от яркого света).
   РОЗИ. Папа, посмотри на ворон.
   ФРИК. Свет, струящийся из ее блаженного образа, ослепил тебя и спас меня.
   (Начинается стробоскопическое мерцание, музыка продолжает звучать, сцена темнеет. ФРИК садится за стол).
   БЕРКМАН. Вы сидели спиной ко мне, но, должно быть, услышали, как я пошел, потому что повернулись и посмотрели на меня, и я подумал: «Теперь он понимает. Он знает, что сейчас умрет, и почему».
   ФРИК. Это было, как во сне. Вы были незнакомцем, но выглядели знакомым.
   БЕРКМАН (поднимает револьвер и целится во ФРИКА). Я целился вам в голову. Но в тот момент, когда нажал на спусковой крючок, вы дернулись. (Сюрреалистически громкий выстрел и вспышка). В комнате с высоким потолком грохот выстрела оглушающий, словно стреляли из орудия. Вы хватаетесь за шею и валитесь со стула. (ФРИК падает на колени). Кто-то прыгает мне на спину. (РОКФЕЛЛЕР вбегает и прыгает на спину БЕРКМАНА. ФРИК ползает по полу). Вы ползаете по полу, как таракан. Я опять стреляю вам в шею. (Вновь сюрреалистически громкий выстрел и вспышка. МОРГАН вбегает и присоединяется к борьбе). Третья пуля уходит в сторону, Кто-то еще хватает меня. Потом вы поднимаетесь и тоже прыгаете на меня. (ФРИК прыгает на него. Все четверо борются). Вы втроем облепили меня, как кобели – сучку. (Лай собак. МОРГАН выхватывает револьвер). Револьвер у меня отбирают. Я хватаюсь за нож и наношу удар. (Ударяет ФРИКА ножом). Я залит вашей кровью. Потом прибегает этот идиот столяр и начинает бить меня молотком по голове. (Прибегает МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ и начинает бить БЕРКМАНА по голове пластмассовым молотком. При каждом ударе раздается громкий визг). Разве он не понимает, что я это делаю ради него? (МОРГАН нацеливает на меня револьвер). Они собираются меня убить, но вы их останавливаете.
   ФРИК. Не стреляй. Поднимите его голову, чтобы я смог взглянуть ему в глаза. Что у него во рту? Выплюни. Заставьте его выплюнуть.
   БЕРКМАН. У меня во рту была капсула с гремучей ртутью, которой хватило бы, чтобы взорвать весь Питтсбург, но меня заставили ее выплюнуть. (Он выплевывает что-то на МУЖЧИНУ-БЕЗ-ГОЛОВЫ, который тут жен убегает, натыкаясь на мебель. МОРГАН и РОКФЕЛЛЕР держат БЕРКМАНА). Они попросили вас опознать меня, и я обнаружил, что вновь смотрю в глаза зверя.
   ФРИК (глядя в глаза БЕРКМАНА). Да. Он стрелял. Это он.
   БЕРКМАН. Я смотрел вам в глаза, и на мгновение вы перестали быть символом. Вы стояли, весь в крови, смотрели на меня, и внезапно мне стало стыдно.
   (Музыка стихает, стробоскопическое мерцание гаснет. БЕРКМАН отворачивается. Его взгляд встречается с ЭММОЙ).
   ФРИК. Не нужен мне ваш чертов наркоз. Как я помогу вам искать пули, если буду спать. Просто вытащите их, заткните дыры ватой и посадите меня за стол, чтобы я смог закончить отчет и написать телеграмму Энди Карнеги.
   (РОКФЕЛЛЕР и МОРГАН помогают ФРИКУ сесть за стол, а КАРНЕГИ появляется в круге света на замковой башне, держа в руке телеграмму).
   КАРНЕГИ. Посмотри, дорогая, телеграмма от Фрика. «Ранен двумя пулями, неопасно. Возвращаться тебе необходимости нет. Я в достаточной форме, чтобы продолжить битву». Какое облегчение. Сейчас мне больше всего хочется отправиться в вересковую пустошь и подстрелить с десяток куропаток, а потом у меня массаж. Вперед и вверх!
   (Падающий на КАРНЕГИ свет гаснет, пока ФРИК говорит, АДДИ появляется у скамьи по центру сцены, садится, глубоко задумавшись. ЭЛН стоит рядом, РОЗИ наблюдает со стороны).
   ФРИК. Сожгите всю мебель в кабинете и отвезите меня домой. Я вернусь в понедельник.
   (МОРГАН и РОКФЕЛЛЕР уходят в тени).
   ЭЛЕН. Папа, у тебя кровь на шее.
   ФРИК. Я пролежал в постели десять дней, к кровати провели телефонную линию, набрали секретарш, я диктовал целый день. Было очень жарко. А потом умер мой маленький сын, Генри-младший, второй ребенок, которого я потерял.
   РОЗИ. Не грусти, мама.
   ФРИК. Во мне все онемело. Словно после смерти Рози ничто не могло меня тронуть. (РОЗИ отдает свою куклу АДДИ. Та держит ее, как младенца). Мы похоронили мальчика рядом с девочкой, всю ночь я утешал жену, позавтракал, на трамвае поехал на работу, прибыл к восьми утра и начал отвечать на письма.
   КАРНЕГИ (вновь появляясь в круге света, на этот раз с волынкой, издавая отвратительные звуки). Дорогой Генри! Так рад твоему спасению, что не могу думать ни о чем другом. Не волнуйся, мой смелый и дорогой друг, я возвращаться не собираюсь. Уважаю твои желания и предоставляю тебе полную свободу действий. Ты все делаешь прекрасно. Продолжай в том же духе. Вперед и вверх! Твой друг, Эндрю. (Зовет). Дорогая, у нас еще остались те бараньи ребрышки? Что-то я проголодался.
   (Дует в волынку. Падающий на него свет гаснет).
   ФРИК. Ордер на мой арест, за смерти в Хомстеде. Полицейская защита мне не нужна. Я буду продолжать ездить на трамваях. Несколько человек умрут от тепловых ударов на сталелитейном заводе, но стали выплавят больше. Наша победа в судах полная. Профсоюз капитулирует. Права на частную собственность подтверждаются. Жалования урезаны вдвое. Мы отомщены. Преподали им урок, который они никогда не забудут.
   БЕРКМАН (поворачивается к нему). Мертвые никогда не забывают.
   ФРИК. Твоя проблема в том, что ты живешь в мире лозунгов и абстракций. Все, что ты любишь, нереальное. Я научен верить только тому, что я могу потрогать: гвоздям, проволоке, тракторам, мясу, сахару, соли, спичкам, бочкам, крекерам, рельсам, виски, булавкам.
   РОЗИ. Папа?
   БЕРКМАН. Единственное реальное – это страдание.
   (АДДИ встает и уходит, покачивая куклу. РОЗИ, ЭЛЕН и ЭММА провожают ее взглядами).
   ФРИК. Маятник качнулся в нашу сторону. По всей стране арестовывали анархистов.
   БЕРКМАН. Эмме пришлось уйти в подполье, и все из-за вас.
   (ЭММА уходит с печалью на лице).
   ФРИК. Из-за тебя – не меня. Но меня порадовало, что в этой стране, которую ты так ненавидишь, даже такой человек, как ты, может рассчитывать на беспристрастный суд.
   БЕРКМАН. Беспристрастный суд? Как бедный человек может рассчитывать на беспристрастный суд в стране, где правят богачи? Законы сформулированы так, чтобы помогать богатым и давить бедных. Беспристрастный суд. Отменная шутка.
   (Играет пианино, свет падает на РОЗИ, которая начинает петь).

Картина 7
Комедианты или триумф американской справедливости

   (Пока РОЗИ поет, идет подготовка к судебному заседанию: МОРГАН – судья, РОКФЕЛЛУР, КАРНЕГИ и ФРИК – присяжные, вместе с МУЖЧИНОЙ-БЕЗ-ГОЛОВЫ, который приносит КОМАНДОРА ВАНДЕРБИЛЬТА. Это человеческий скелет в фуражке и костюме капитана яхты. Среди присяжных также КЛОУН и человек в костюме КЕНГУРУ. ЭММА – стенографистка).

   РОЗИ (поет):

     Отца убили люди Пинтертона,
     Как можно мимо этого пройти?
     Застрелен он у реки,
     Генри Клеем Фриком,
     Настоящим упрямым козлом.
     Отца убили люди Пинкертона,
     И мама об этом грустит до сих пор.
     Она хлещет джин
     И живет в грехе
     С тех как отца застрелили у реки.
     Ее дыхание – сплошной перегар,
     Ее глаза – карта ада.
     Отца убили люди Пинкертона,
     И Генри Клей Фрик думает, это круто,
     Да, он думает, это очень круто [8 - Father was killed by the Pinkerton men,how could such a thing come to pass?He was shot at the crickby Henry Clay Frick,a genuine horse’s ass.Father was killed by the Pinkerton men,Mother is grieving still,she’s guzzling gin,and living in sin,since Father was shot by the mill.Her breath would liquify pig-ironher eyes are like road maps of Hell,Father was killed by the Pinkerton men,and Henry Clay Frick thinks it’s swellyes, he does, Henry Clay Frick thinks it’s swell. –Театр может предложить свой перевод.].

   (Пианино выдает громкую концовку, и МОРГАН стучит по столу судейским молотком).
   МОРГАН. Суд требует тишины.
   (КЛОУН дважды нажимает на велосипедный гудок-грушу. КЕНГУРУ бьет КЛОУНА по голове пластмассовым молотком).
   КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ (движение челюсти и рук обеспечивает МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ, он же и говорит за КОМАНДОРА). Сейчас рванет!
   МОРГАН. Не мог бы командор Вандербильт замолчать?
   КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ. Сейчас рванет!
   МОРГАН. Благодарю. Желает обвиняемый сказать что-либо до вынесения приговора?
   БЕРКМАН. Минуточку. Суд только начался. Это не справедливость. Это цирк.
   (КЛОУН дважды давит на гудок. КУНГУРУ бьет его по голове пластмассовым молотком. МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ зажимает рукой рот КОМАНДОРУ ВАНДЕРБИЛЬТУ).
   КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ (голос заглушен рукой МУЖЧИНЫ-БЕЗ-ГОЛОВЫ). М-м-м-м-м-м м-м-м-м-м-м!
   БЕРКМАН. Это какой-то кенгуриный суд.
   (КЛОУН дважды жмет на велосипедный гудок и раскрывает над головой маленький зонтик. КЕНГУРУ бьет КОМАНДОРА ВАНДЕРБИЛЬТА по голове пластмассовым молотком. КОМАНДОР кусает руку МУЖЧИНЫ-БЕЗ-ГОЛОВЫ).
   КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ. Сейчас рванет!
   БЕРКМАН (вытаскивая из кармана стопку потрепанных листов бумаги). Тем не менее, я позволил себе приготовить несколько коротких замечаний и записал их на немецком, языке, который, к сожалению, здесь никто не понимает.
   МАРГАН. Назначенный судом переводчик переведет замечания мистера Беркмана.
   (РОЗИ берет листы и приносит их КЕНГУРУ, который протягивает их КОМАНДОРУ ВАНДЕРБИЛЬТУ. КЛОУН надевает ему на нос очки).
   КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ. Кхе-кхе. Кхе-кхе. (Откашливается долго, потом начинает читать). Фабрегас юггдразил, йок-йок… (КЕНГУРУ переворачивает лист). Ага. Враги лобкового блага… э… не лобкового… общественного [9 - На английском слова «лобковый» и «общественный» близки по написанию: pubic и public.] блага должны отрыгнуть всех добропорядочных людей и вомбатов, чтобы поднять и смести крайнюю плоть ректума. Кролики давно знали о том, что в Белый Дом проведено электричество, но эта отвратительная марионетка денежных мешков, этот президент Бенджамин Гаррисон и его слабоумная жена отказывались прикоснуться к выключателям, заставляя несчастного, угнетенного слугу заходить с ними в комнаты и выходить из них, зажигая и выключая свет. Также хорошо известно, что командор Корнелиус Вандербилт ругается, как пират, пьет, как Моби Дик, и постоянно лапает своих служанок. (КОМАНДОР в ярости и начинает ругаться). Прошу извинить. Прошу извинить, сэр. Ототрите мою корму и зовите меня Люси. Наглый маленький кусок дерьма. Ясфратл юггдрасил йоффлакл доркенфракер драм драм мадчен эстерхази йок йок хаккабак.
   БЕРКМАН. Что он говорит?
   МОРГАН. Попрошу стенографистку суда зачитать последнее предложение.
   ЭММА (читает по своим записям). Ясфратл юггдрасил йоффлакл доркенфракер драм драм мадчен эстерхази йок йок хаккабак.
   БЕРКМАН. Что за бред!
   МОРГАН. Да, и это единственный закон этой земли, и джунглей, и единственный закон к западу от Пекоса. Господа присяжные, вы определились с вердиктом?
   КАРНЕГИ. Виновен.
   РОКФЕЛЛЕР. Виновен.
   ФРИК. Виновен.
   (КЛОУН дважды гудит. КЕНГУРУ поднимает плакат с надписью «ВИНОВЕН» вверх тормашками).
   КОМАНДОР ВАНДЕБИЛЬТ. Сейчас рванет!
   МОРГАН. Решение единогласное. Обвиняемого обезглавят артиллерийским ядром на рассвете. (КЛОУН что-то шепчет ему на ухо, нажимая на гудок-грушу). Кто не умер? Ты хочешь сказать, что мы не можем пристрелить этого анархистского ублюдка, потому что Фрик еще не откинулся? Да какой прок от этого чертова закона, если я не могу пристрелить этого сукиного сына? Хорошо. Четыреста двенадцать лет в тюрьме. Кто-нибудь заказал тушеную говядину с капустой?
   (КЕНГУРУ поднимает руку).
   БЕРКМАН. Я не рассчитывал на справедливость и не получил ее.
   МОРГАН. Определенно не получил. В цивилизованной стране мы бы уже играли в пинг-понг твоими яичками. Это место катится в ад. И я виню за это чертова радикала Гровера Кливленда. Как мы вообще допустили избрание демократа? Потеряли бдительность. Уведите этого жалкого ублюдка.
   (КЛОУН и КЕНГУРУ берут БЕРКМАНА за руки, чтобы увести).
   ЭММА (вскакивает и кричит в негодовании). Как же вам не стыдно, толстые, трусливые, капиталистические паразиты. Александр Беркман лучше любого из вас. Черт, Лиззи Борден лучше, что чем большинство из вас.
   БЕРКМАН. Эмма. Я люблю тебя, Эмма. Жди меня. Я знаю, ты будешь меня ждать.
   ЭММА (РОКФЕЛЛЕР и МОРГАН держат ее). Клянусь тебе, Саша, на соске моей правой груди, который ты так любил облизывать, и именем Кропоткина, что я тебя дождусь. Обещаю, что спать буду только с анархистами или за деньги!
   БЕРКМАН. Ты – лучшая женщина в мире. (Его утаскивают со сцены под меркнущий свет). ЭММА! ЭММА!

Картина 8
Путь любви или добропорядочная Эмма в призрачном городе

   (Шарманка играет мелодию «Малышки Энни Руни. ФРИК шагает в странном красном тумане по городской улице).

   ФРИК. Странное дело, в Лондоне, однажды вечером, я купил услуги восхитительной молодой женщины, которую звали Эмма. До сих пор часто о ней думаю. А когда мой убийца заговорил проститутке-анархистке Эмме, эти двое слились у меня в голове в одну, и…
   ЭММА (возникая рядом с ним). Извините. Не хочу прерывать ваш разговор с самим собой, но вы, похоже, что-то ищите, вот я и подумала…может, вы ищите женщину? Потому что, как вы, конечно, видите, я – она самая. Женщина. Если вы ее хотите.
   ФРИК. Вы всего лишь девушка.
   ЭММА. Я совершеннолетняя. Хотите вы или нет?
   ФРИК. Нет. Ну, скорее, да. Не знаю. Эмма?
   ЭММА. Вы – коп, так? У вас мертвые глаза копа. Мое везение.
   ФРИК. Нет, нет, я просто… Я слышал, с этим вы завязали и ушли на сцену.
   ЭММА. На сцену? Никогда не выступала на сцене. Эта профессия для проституток. Разумеется, здесь я тоже продаю себя, так? Но только ради денег. Не то, чтобы я ценила деньги. Я их ненавижу. Просто они мне нужны. Не для себя. Для кое-кого еще. Но вам без разницы. Мы просто хотите использовать меня, так?
   ФРИК. В общем-то, нет, нет, я просто…
   ЭММА. Вы не хотите меня? Находите слишком отвратительной, чтобы купить?
   ФРИК. О, нет, совсем нет. Вы удивительно красивая, просто…
   ЭММА. У вас нет денег?
   ФРИК. У меня есть деньги.
   ЭММА. Сколько у вас денег?
   ФРИК. Сколько вы берете?
   ЭММА. Сколько, по-вашему, я стою? Господи! Не могу поверить, что веду этот разговор. Мне нужно выпить.
   ФРИК. Вы занимались этом раньше?
   ЭММА. Так заметно, да? Извините. Я стараюсь изо всех сил. У меня это стажировка, и материал я усваиваю самостоятельно.
   ФРИК. Вы девственница?
   ЭММА. Разумеется, я не девственница. Просто никогда не брала за это деньги. Я верю, что секс должен быть по взаимному согласию и бесплатно.
   ФРИК. И тем не менее, вы на улице, торгуете собой. Еще и плохо торгуете. Так вам денег не заработать.
   ЭММА. Что ж, благодарю за поддержку. Вы кто? Критик? Пишите рецензии на местных проституток? Четыре звезды – я смеялась, я плакала, у меня триппер? Да что вы, черт побери, об этом знаете?
   ФРИК. Я знаю, что человек должен понимать ценность того, что продает, прежде чем выходить на рынок со своим товаром. Иначе вас поимеют. В смысле, обманут.
   ЭММА. Я в этом особо не разбираюсь, так? Делаю это для того, чтобы купить револьвер моему возлюбленному.
   ФРИК. А зачем вашему возлюбленному револьвер?
   ЭММА. Чтобы застрелить кого-то. Что-то. Крысу.
   ФРИК. Вы предлагаете себя мужчинам на улице, чтобы ваш возлюбленный застрелил крысу?
   ЭММА. Большую крысу. В Питтсбурге очень большие крысы.
   ФРИК. Не может он просто поставить крысоловку? Или яд. Яд – дает хорошие результаты.
   ЭММА. Послушайте, я вас не тороплю, но если мы собираемся этим заняться, давайте это сделаем до того, как я потеряю самообладание или у меня отмерзнет зад, не знаю, что случится первым. Я всегда была храброй, и мне нравится совокупляться, но я в ужасе от того, что предстоит продать свое тело. Грязным я нахожу не секс, а бизнес.
   ФРИК. Однажды я знал девушку по имени Эмма. Она занималась тем самым, чем намерены заняться вы. Я встретил ее таким же туманным вечером, на мосту Ватерлоо, и мы провели вместе удивительно нежную ночь. Тот факт, что это была деловая сделка, многое для меня упростило, позволило создать иллюзию, будто я знаю, что делаю. Поворачивая голову под определенным углом, вы становитесь до мелочей на нее похожи, и у меня возникает ощущение, что я занимался с вами любовью, чего, конечно, не было. Да и фактически, то, чем мы занимались с другой Эммой, любовью никак называться не могло, поскольку в бизнесе любви нет, и однако, образ Эммы преследовал меня до такой степени, что я попытался найти ее, когда приехал с женой в Европу. Не знаю, почему, я же люблю мою жену.
   ЭММА. Супружество – тоже деловая сделка, как рабство. Супружество – исходная форма человеческой неверности.
   ФРИК. Но неверности не случилось, потому что я не смог вас найти, в смысле, ее. Я знаю, вы – совершенно другая, но при этом…
   ЭММА. Можем мы с этим поспешить? Я уже не чувствую носа.
   ФРИК. Почему для вас это так важно? Почему вы готовы продать себя за несколько долларов, чтобы ваш друг смог убить крысу?
   ЭММА. Потому что это ужасная крыса, ответственная за страдания и смерть многих невинных людей., и единственный способ остановить эту крысу – убить ее.
   ФРИК. Но, возможно, крыса не такая плохая, как вы думаете. Может, она просто делает то, что должна, чтобы жить, кормить семью…
   ЭММА. Поверьте мне, это очень плохая крыса, и она должна умереть.
   ФРИК. Вы слишком молоды, чтобы быть такой циничной и столь переполненной ненавистью.
   ЭММА. Нет у меня ненависти. Я просто делаю то, что необходимо.
   ФРИК. Необходимо это или нет, вы определенно не приспособлены для такой жизни, дорогая моя. Глядя на вас, я думаю о своих дочерях. Вам не приходило в голову, что у крысы, которую вы хотите убить, возможно, есть дочери?
   ЭММА. Если есть, мне их жалко.
   ФРИК. Думаю, жалости в вас немного.
   ЭММА. Я жалею угнетенных. Я не жалею паразитов, которые кормятся с них. Если у крысы есть дочери, лучшее, что они могут сделать – убить крысу. (Она чихает).
   ФРИК. Вы дрожите. Как бы вам не простудиться. Возьмите. (Дает ей деньги).
   ЭММА. Не уверена, что смогу сейчас это сделать. Все мои отверстия обледенели.
   ФРИК. Нет, нет, я не хочу совокупляться с вами у стены. Я хочу, чтобы вы взяли деньги и пошли домой. Я тоже пойду домой, к своей жене.
   ЭММА. Не понимаю. Вы вроде бы богатый человек, но при этом отнеслись ко мне по-доброму.
   ФРИК. Вы никогда раньше не сталкивались с добротой, дитя?
   ЭММА. Я видела доброту только от людей без денег.
   ФРИК. Возможно, это не доброта. Может… Я не знаю. Мне надо поговорить об этом с женой. Моя жена добрая от природы. Да. Мне надо поговорить об этом с моей женой.
   (Поворачивается и исчезает в тенях глубины сцены).
   ЭММА (смотрит на деньги в руке). Такая, значит, у меня цена. Моя рыночная стоимость. (Пересчитывает деньги). Неплохо. Хватит и на несколько патронов. Свободное предпринимательство – замечательное изобретение человечества.
   (Мимо проходит КАРНЕГИ, поет):

     По-прежнему люблю тебя,
     Ты только не грусти.

   (Приподнимает шляпу, приветствуя ЭММУ, которая сует деньги за пазуху и убегает).

     Вернусь к тебе, пусть тыщу
     Миль придется мне пройти [10 - And fare thee weel, my only Luve,And fare thee weel a while!And I will come again, my Luve,Tho' it were ten thousand mile.].

   (Уходит. Падающий на него свет гаснет и вспыхивает в глубине сцены по центру, где АДДИ сидит на балконе).

Картина 9
Хозяйка и служанка с письмом или Адди в своей темной комнате

   (АДДИ сидит в своей темной комнате с балконом в глубине сцены по центру, смотрит в окно. За ее спиной появляется ФРИК).

   АДДИ. Сегодня работал допоздна, Генри?
   ФРИК. Да. Работал допоздна.
   АДДИ. Что не так? Опять собака написала на Рембрандта?
   ФРИК. Нет. То есть, да, но дело не в этом. Я хочу кое о чем тебе спросить.
   АДДИ. Да? О чем?
   (Пауза. ФРИК, похоже, не может найти слов).
   ФРИК. Ты спустишься на ужин этим вечером?
   АДДИ. Думаю, я останусь здесь, Генри. Благодарю.
   ФРИК. Эдди, почему ты не спустишься на ужин?
   АДДИ. Ты работаешь. Ты мстишь миру, будучи храбрым и безжалостным в своей работе. Это совершенно оправданная стратегия. Я ухожу в себя. Я уважаю твой способ скорби, Генри. Ты должен уважать мой.
   ФРИК. АДДИ, твоя жизнь проходит, а ты ею не живешь.
   АДДИ. Разумеется, живу. Ты живешь своей жизнью. Я живу своей. Она напоминает сон, время от времени, но ведь и твоя тоже, так? Моя комната – это сон. В котором я могу жить. Зарабатывай больше денег, Генри. Это твоя жизнь. Я предпочитаю смотреть в окно. Я видела в этом году так много мигрирующих гусей. Они словно знают что-то такое, что неведомо нам. И вороны. Я часто наблюдаю ворон. (Смотрит в окно). Так о чем ты хотел меня спросить, Генри?
   ФРИК. Я хотел тебя спросить… Как ты думаешь… Для такого человека, как я, есть надежда…
   АДДИ. Надежда на что, Генри?
   (ФРИК колеблется. ЭЛЕН появляется позади него, в руке письмо).
   ЭЛЕН. Она спустится вниз, папа?
   ФРИК. Нет, не спустится.
   ЭЛЕН. Она выглядит такой красивой, сидящая у окна, день за днем.
   ФРИК. Побудь немного с ней. Мне нужно поработать.
   ЭЛЕН. А как же ужин?
   ФРИК. Сначала работа.
   (Он идет к письменному столу, а они продолжают).
   ЭЛЕН. Как ты себя чувствуешь, мама?
   АДДИ. Твой отец тревожится о спасении его души.
   ЭЛЕН. Его души?
   АДДИ. Что бы ни говорили люди, мы с тобой знаем правду, так? Мы знаем правду о твоем отце.
   ЭЛЕН. Мама, ты его любишь?
   АДДИ. Что за вопрос. Разумеется, люблю.
   ЭЛЕН. Когда-нибудь ты любила его сильнее?
   АДДИ. Все когда-нибудь любят сильнее.
   ЭЛЕН. Что происходит? Что происходит с любовью?
   АДДИ. Ничего не происходит.
   ЭЛЕН. Что в отце убедило тебя стать его женой?
   АДДИ. Твой отец всегда казался мне человеком, который точно знал, что он делает, и почему он это делает.
   ЭЛЕН. И тебя никогда это не тревожило?
   АДДИ. Я находила это потрясающим. Мне это нравилось. Юную девушку такое привлекает, или ты так не считаешь?
   ЭЛЕН. Привлекает – когда тебя любят. Во всяком случае, я так думаю.
   АДДИ. Не обязательно. Любовь – это целая фабрика агонии. Жизнь безнадежных агоний. Любовь может быть большой бедой.
   ЭЛЕН. Да.
   (РОЗИ наблюдает за ними со своей куклой, из беседки в глубине сцены справа. ЭММА за столом, пересчитывает деньги, кладет в конверт, запечатывает его, пишет адрес).
   АДДИ. После того, как мы похоронили твою сестру, служанка встала глубокой ночью, в темноте, под дождем и ветром пошла на кладбище и простояла у могилы чуть ли не до рассвета, потом вернулась, вошла в дом, оставляя грязные следы на ковре и лестницы. Утром ничего не могла вспомнить. «Я думала, это сон», – сказала она. Любовь – это что-то вроде сна. У меня умерли двое детей, девочка и мальчик. Здесь, в темноте, они со мной, потерявшиеся дети, вместе с тиканьем часов. Как твой молодой человек? Солдат, который без ума от тебя?
   ЭЛЕН. Я только что получила от него письмо.
   АДДИ. Вроде бы, он милый молодой человек. Надеюсь, его не убьют на войне. Столь многие умирают. Столь много ушедших детей. Когда стрельба закончится, возникнет ощущение, что все это бессмысленно.
   ЭЛЕН. Иногда он мне снится. И когда я просыпаюсь, во рту у меня вкус крови.
   АДДИ. Крови?
   ЭЛЕН. Да.
   АДДИ. У тебя кровоточит рот?
   ЭЛЕН. Нет. Это вкус не моей крови.
   АДДИ. Тогда чьей?
   ЭЛЕН. Не знаю, мама. Я не знаю, чья это кровь.
   (Садится рядом с матерью и берет ее за руку).
   РОЗИ (поет и танцем с куклой, тогда как ЭММА уходит, чтобы отправить письмо. ФРИК перестает работать, обхватывает голову руками, и свет начинает меркнуть):

     Она – моя любимая,
     А я – ее красавчик.
     Она – моя Энни,
     А я – ее Джонни.
     Скоро мы поженимся
     И больше не расстанемся.
     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя.

   (Затемнение).

Действие второе

Картина 10
Автопортрет с Рембрантом или преобладание темноты

   (В темноте воркуют голуби и поет КАРНЕГИ. Свет падает на РЕМБРАНДТА, окруженного темнотой. Перед ним на мольберте картина, над которой он работает).

   КАРНЕГИ (поет).

     Любовь, что роза красная,
     В июне расцвела.
     Любовь моя, как песенка,
     Что столь нежна была.

   (КАРНЕГИ продолжает петь, а из темноты выходит ФРИК, остается на границе света и тьмы, наблюдая за работой РЕМБРАНДТА):

     Лишь с красотой твоей одной
     Моя любовь сравнится,
     И буду я любить тебя
     Пока не высохнут моря.

   ФРИК. Рембрандт?
   РЕМБРАНДТ (увлеченный работой). Кто?
   ФРИК. Это же вы, так? Вы – Рембрандт?
   РЕМБРАНДТ. Нет, я так не думаю.
   ФРИК. Да. Вы – Рембрандт. Я узнаю вас по автопортретам. Один принадлежит мне. Я заплатил за него маленькое состояние. Сэр, не могу выразить словами, какая это для меня честь, какое глубокое уважение я питаю…
   РЕМБРАНДТ. Отойдите от света.
   ФРИК. Что?
   РЕМБРАНДТ. Свет. Отойдите от света. Я не могу рисовать в темноте, понимаете? И эти чертовы голуби на стропилах продолжают срать на меня.
   ФРИК. Сожалею. Я просто… Очень рад, что наконец-то встретился с вами. Вы – один из моих считанных героев. Я не из тех людей, которые верят в героев.
   РЕМБРАНДТ. Я думаю, вы путаете меня с кем-то еще. Я художник. Я пишу картины.
   ФРИК. Да, я знаю, кто вы. Долгие годы я восхищаюсь вашей работой. Особенно меня завораживает, что вы снова и снова рисуете себя, бородавки и все такое.
   РЕМБРАНДТ. Я снова и снова рисую себя, потому что никак не могу сделать все правильно. Я провожу полжизни, глядя в зеркала. И я – уродливый сукин сын, так?
   ФРИК. Да, конечно, но результаты неописуемо прекрасны.
   РЕМБРАНДТ. Красота – это уродство, правдиво представленное. Или оно стало бы красотой, если бы мне удалось сделать все, как должно.
   ФРИК. Я хочу купить все ваши картины, и мне без разницы, сколько они стоят. А я человек, который предпочитает не тратить и цента, если есть возможность его не тратить. Я не знаю, сможете вы это понять или нет. Я знаю, деньги для вас ничего не значат. Творчество – это все.
   РЕМБРАНДТ. Я был богат, потом обеднел. Подцепил ту же болезнь, что и вы. Не мог остановиться в коллекционировании. Произведения искусства, антиквариат, разные диковины. Трехголовые козлы, зародыш единорога, тому подобное. Теперь все ушло. Напрасный труд, знаете ли.
   ФРИК. Ваши произведения так меня утешают. Вы и представить себе не можете, как.
   РЕМБРАНДТ. Утешают?
   ФРИК. В горе. Два моих ребенка умерли.
   РЕМБРАНДТ. Мои дети умерли. Жена умерла. Пары краски вредны для здоровья. Но остановиться я не мог. Начал пить. Ничего не помогало, кроме этого, но и это помогало не так, чтобы очень. Вселенная, по большей части, темнота. Если бы было иначе, мы бы ничего не видели. Свет ослепил бы нас. Не существование света, а преобладание темноты позволяет нам видеть. Нет живописи без темноты. Инь-ян.
   ФРИК. Что?
   РЕМБРАНДТ. В свете толика темного мира. В темноте крохотная искорка света. Смотри на свет. Рисуй темноту. Почему вы здесь?
   ФРИК. Почему я здесь?
   РЕМБРАНДТ. Да. Чего вы хотите?
   ФРИК. Я хочу стать вами. Больше всего на свете я хочу быть вами.
   РЕМБРАНДТ. Правда?
   ФРИК. Да.
   РЕМБРАНДТ. Что ж, я не хочу становиться вами. А теперь уходите.
   ФРИК. Но мне принадлежит это место.
   РЕМБРАНДТ. Неужели?
   ФРИК. Я за него заплатил.
   РЕМБРАНДТ. Вы платите за все. Вам ничего не принадлежит. А теперь, прошу меня извинить, но я хочу закончить этот чертов автопортрет там, где больше света, меньше шума и нет голубей.
   (Берет мольберт с картиной и уходит).
   ФРИК. Подождите. Не уходите. Если вы уйдете, она опять умрет. Она умирает снова и снова всякий раз, когда я засыпаю. Я теряюсь в вашей картине и на мгновение забываю. Но потом отвожу взгляд, вспоминаю, и она снова умирает. Голуби вылетают из зеркала, и она снова умирает.
   (Стоит, глядя в темноту, в которой растворился РЕМБРАНДТ, а мы слышим, как поет КАРНЕГИ).

Картина 11
Девочка, которой не дали допеть, или Голуби, вылетающие из зеркала

   (Свет падает на РОЗИ, сидящую со своей куклой на балконе в глубине сцены по центру, тогда как КАРНЕГИ поет):

     Пусть даже высохнут моря,
     Жара расплавит камни,
     Любовь останется моя,
     Такой же, как была.

   РОЗИ. Ты должна быть очень осторожна, Элен, дорогая моя. Никогда не проглатывай булавку, потому что булавка, видишь ли, длинный, заостренный предмет, и входя в тебя, она приводит к образованию ужасного яда, и твои внутренности начинают чернеть и гнить, как опавшие осенние листья, и боль ужасная.
   ФРИК. Нет, думай о чем-нибудь еще. Я езжу на «Серебряном призраке». Соболиный мех на темно-синем. Алый – ее цвет. Выкидыш. Мой дом полон клюквы и призраков.
   РОЗИ. Но девочка должна быть храброй ради ее мамы, которая очень милая, но растерянная, и, главное, ради папы, который сильный, когда должен быть жестоким, и беспомощный, когда любит, который боится, когда влюбляется, и не знает, как ему быть, когда он не на войне.
   ФРИК. Земляника в лесу. Яхты на озере. Тикающие часы. После бала я брожу по дому. Мы никогда не спим. Вороны жрут падаль. Розмарин – цветок воспоминания. Рута – цветок покаяния.
   РОЗИ. Когда я умирала, папа позволял мне кусать его руку, если боль становилась невыносимой, и никогда не вскрикивал, ни разу.
   ФРИК. Голландские интерьеры. Змеи под громадными старыми деревьями.
   РОЗИ. Шрамы от моих укусов останутся на его руки до его смерти. Вот так любовь оставляет на человеке свои отметины.
   ФРИК. В темноте маленькие существа пожирают друг друга, и голуби вылетают из зеркал. Открываются окна в аду, и голуби вылетают.
   РОЗИ. Ты должна быть храброй, дорогая, и когда булавка выходит, вся покрытая гноем, ты должна стараться не кричать, потому что от твоих криков папе становится совсем плохо, и когда он стоит в коридоре, и стонет, и плачет, и пытается сдержать рыдания, ты должна делать вид, что не замечаешь этого, потому что папы всегда сильные, любовь моя.
   ФРИК. Они вылетают из зеркал в наш мир.
   РОЗИ. И если ты очень хорошая маленькая девочка, Элен, когда-нибудь ты вырастешь и выйдешь за симпатичного принца, который будет таким же, как папа. Это же будет хорошо!
   ФРИК. Почему ты убил моего ребенка? Почему убил моего ребенка?
   РОЗИ. А когда ты умрешь, он будет скорбеть по тебе веки вечные, и рана эта никогда не заживет, потому что любовь – это рана, которая не заживает, которая отравляет тебя навечно, ибо любовь – это божий яд, дорогая моя. Любовь – это божий яд.
   (Она целует куклу, прижимает к груди и качает под меркнущий свет, а КАРНЕГИ поет):

     По-прежнему люблю тебя,
     Ты только не грусти.
     Вернусь к тебе, пусть тыщу
     Миль придется мне пройти.

Картина 12
Офицер и смеющаяся девушка или вас очень любят, дорогая моя

   (ФРИК сидит в кожаном кресле. Появляется ЭЛЕН, стоит, глядя на него, пока не заканчивается песня. Уже очень поздно, и они в нью-йоркском особняке ФРИКА).

   ЭЛЕН. Папа?
   ФРИК. Рози?
   ЭЛЕН. Не Рози, папа, Элен.
   ФРИК. Элен.
   ЭЛЕН. Извини, что разочаровала тебя.
   ФРИК. Ты никогда не разочаровываешь меня.
   ЭЛЕН. Тебе опять снилась она, да?
   ФРИК. Раньше мне никогда ничего не снилось. А теперь я не могу остановиться. Просыпаюсь и засыпаю, и просыпаюсь, и сны сливаются во что-то еще.
   ЭЛЕН. Во что?
   ФРИК. Во что-то нереальное. Мою жизнь. То, что от нее осталось.
   ЭЛЕН. Я тоже вижу сны, папа.
   ФРИК. И это одно и те же сны, раз за разом. Пол в клетку у подножия лестницы, на картинах Вермеера, оркестрион, играющий на застекленном крыльце, солнечные часы в саду, поле тыкв, везде туман, и она поет. У нее маленькая кукла. Возможно, ты не помнишь.
   ЭЛЕН. Я помню, папа. Она была моей большой сестрой. Она заботилась обо мне. У нас были секреты.
   ФРИК. Она была таким храбрым маленьким существом, когда умирала. Ужасные страдания. Ты не помнишь.
   ЭЛЕН. Ты по-прежнему любишь ее больше, чем кого-либо. Ты говоришь с ней, когда думаешь, что рядом никого нет. А не так, как говорят с ребенком.
   ФРИК. Можешь ты дать мне что-то такое, чтобы я перестал просыпаться? Я соскальзываю в сон, и появляются эти странные и тревожащие видения, в которых люди из разных эпох и мест перемешиваются, как мусор в потоке воды при наводнении. Потом просыпаюсь, и выясняется, что прошло лишь несколько минут, и я опять соскальзываю, и вновь приходят сны, и я открываю глаза, и часы тикают, и я один, и по-прежнему ночь.
   ЭЛЕН. Если бы я умерла вместо нее, ты бы сейчас любил меня?
   ФРИК. Ты не умерла. Умерла Рози.
   ЭЛЕН. Но если бы Рози жила, а умерла я, ты бы любил меня, а не ее?
   ФРИК. Элен, что ты такое говоришь? Ты – мое солнышко. Я тебя обожаю.
   ЭЛЕН. Обожание, заявленное на словах или нет, не любовь, папа.
   ФРИК. Не любовь?
   ЭЛЕН. Да, папа.
   ФРИК. Тогда что такое любовь?
   ЭЛЕН. Вопрос, который мог бы принести пользу, если бы великий человек задал его немного раньше в своей темной истории.
   ФРИК. И что, черт побери, это должно означать? Ты пытаешься сказать мне, что не любишь меня?
   ЭЛЕН. Я обожаю тебя, папа. Но люблю другого. Это грех?
   ФРИК. Кого еще ты можешь любить? Ты про того солдата? Того доктора?
   ЭЛЕН. Да. И он любит меня. По крайней мере, любил меня.
   ФРИК. Романтическая любовь – несчастливое сочетание похоти и самообмана. Человеческие существа годятся для совокупления и необходимы для продолжения рода, но если ты хочешь любви, заведи собаку.
   ЭЛЕН. Он меня любил. Он был ко мне добр, Он меня смешил. Собирался с духом, чтобы предложить мне стать его женой.
   ФРИК. Но не предложил, так?
   ЭЛЕН. Да. Не предложил.
   ФРИК. Так чего сидеть и скорбеть об этом? В стенаниях проку нет. Спиши убытки и двигайся дальше. Терпеть не могу, когда ты далеко от меня. Когда ты была во Франции, столь близко от передовой, это была абсолютная агония.
   ЭЛЕН. А мне понравилось быть медсестрой. Впервые в жизни я отдавала что-то, помимо денег. Умирающих юношей не волновало, богатая я или нет. Они просто хотели, чтобы кто-то держал их за руку.
   ФРИК. Дочери других могли поехать в Европу и держать умирающих за руку. Ты мне требовалась здесь.
   ЭЛЕН. Знаешь причину, по которой он не предложил мне стать его женой, папа?
   ФРИК. Все причины – ложь. Главное – то, что происходит. Правда в том, что большинству людей нельзя доверять с нашими привязанностями, да и со всем остальным, если на то пошло. И самые привлекательные люди всегда именно те, кому доверять можно меньше всего. Ты это еще не усвоила?
   ЭЛЕН. Он не предложил мне стать его женой, потому что кто-то посчитал необходимым сообщить ему, что если бы я вышла за него, мой любящий отец оставил бы меня без единого цента.
   ФРИК. Я никогда такого не говорил.
   ЭЛЕН. Но разве это не так?
   ФРИК. Если этот сукин сын не сделал тебе предложения, какое это имеет значение?
   ЭЛЕН. Для меня имеет. Это моя жизнь, папа.
   ФРИК. Все в твоей жизни дал тебе я, и в будущем любые полученные мною предложение по части твоей руки прямиком отправятся в мусорную корзину.
   ЭЛЕН. То есть у меня никогда никого не будет? Этого это хочешь? Чтобы я осталась одна до скончания веков?
   ФРИК. Каждый один до скончания веков. Поверь мне, дорогая, молодому человеку гораздо легче убедить себя, что он любит богатую девушку, а не бедную, потому что при прочих равных условиях деньги создают девушке определенную золотистую ауру, когда она молода и красива, и даже если не так молода и не очень красива. Но любовь к такой девушке со стороны мужчины маловероятна, а после того, как они женятся и он получает доступ к ее состоянию, просто сходит на нет. Если бы ему на хватает духа сделать предложение, это только доказывает, что он изначально был бы плохим вложением капитала. Любовь приходит и уходит, но деньги зарабатывают процент. Наслаждайся флиртом, если тебе того хочется, но не выпускай из рук чековой книжки. А теперь, пожалуйста, дай мне что-нибудь, чтобы помочь мне уснуть. Мои внуки приезжают завтра, и я не хочу напоминать сонную курицу. На прошлой неделе я при них заснул, так они украсили меня, как рождественскую елку. Я не знаю, сколько раз я еще сумею их повидать.
   ЭЛЕН. Не волнуйся, папа. Ты никогда не умрешь.
   ФРИК. Я и не собираюсь. Но шансы на вечную жизнь невелики. И если ты думаешь, что после моей смерти сможешь убежать со своим солдатом, то ошибаешься, потому что я внес в завещание поправки, которые отпугнут всех охотников за приданым. Ты меня еще за это поблагодаришь.
   ЭЛЕН. Он не женится на мне после твоей смерти. Я только что получила письмо. Он влюбился в медсестру.
   ФРИК. Вот видишь. Не заслуживал он твоего внимания. А теперь, пожалуйста, дай мне что-то такое, что поможет мне уснуть.
   (Пауза. Она смотрит на него).
   ЭЛЕН. Да, конечно, папа. (Идет к письменному столу, высыпает порошок в стакан с водой). Даже умерев, ты не уйдешь. Каждую ночь будешь вылезать из гроба, как Гудини. Или Дракула. У меня кровит шея.
   ФРИК. Твоя шея?
   ЭЛЕН. Ты это сказал, когда тебя привезли домой после того, как тот гротескный маленький человечек стрелял в тебя в твоем кабинете. Я сказала, у тебя кровит шея, папа, и ты ответил, что да, у меня кровит шея, а потом моя французская гувернантка увела меня учить наречия. Вот. (Протягивает ему снотворное).
   ФРИК. Ты не должна задумываться над этим, любовь моя. (Маленькими глотками пьет содержимое стакана). Прошлой ночью мне приснилось, что я спускаюсь в ад, как Орфей, чтобы вызволить оттуда Рози. Играл оркестрион, и кроты скреблись, прокладывая тоннели в снегу маленькими кротовьими лапками, и за окнами визжали проклятые души.
   ЭЛЕН. Выпей все, папа, если ты хочешь уснуть.
   (Он допивает и возвращает ей стакан).
   ФРИК. Тебя очень любят, дорогая моя. Ты не должна ни на секунду в этом сомневаться. А теперь поцелуй меня, прежде чем я засну. Наклонись и поцелуй меня.
   ЭЛЕН (смотрит на него, не двигаясь). Я терпеть не могу целоваться.
   (Поворачивается и уходит. ФРИК кивает, свет начинает меркнуть. Шумит ветер, пианино играет мелодию «Малышки Энни Руни», с разных концов сцены появляются люди, готовясь к следующей картине).

Картина 13
Выпивающие перед камином или о, это кладбище слонов

   (Пианино играет в «Мясном ресторане Рокки». РОКФЕЛЛЕР одет барменом. За столом МОРГАН расправляется с курицей в энергичной манере Генриха Восьмого. Карнеги время от времени дует в волынку. ТЕДДИ РУЗВЕЛЬТ чистит крупнокалиберный карабин для охоты на слонов).

   РОКФЕЛЛЕР (обращаясь к ФРИКУ). Что будешь пить?
   ФРИК (просыпаясь, как от толчка, открывая глаза). Что?
   РОКФЕЛЛЕР. Я спрашиваю, что будешь пить?
   ФРИК. Что?
   РОКФЕЛЛЕР. Энди, дай отдохнуть этой чертовой волынке. Здесь человеку не услышать даже собственного пердежа.
   КАРНЕГИ. Волынка – благородный инструмент.
   МОРГАН. Только для глухого шотландца.
   РОКФЕЛЛЕР. Так что будешь пить?
   ФРИК. Что ж, капелька спиртного поможет мне уснуть. Но, Джонни, ты не признаешь алкогольные напитки. Ты же баптист.
   РОКФЕЛЛЕР. Никаких алкогольных напитков здесь нет. Только Божья святая огненная вода и змеиное масло, как они рекламируются в Книге откровений и в каталоге «Сирса-Роубака».
   ФРИК. Божья святая что?
   РОКФЕЛЛЕР. Ты просто выпей, и вскоре тебе будет наплевать, что это такое.
   РУЗВЕЛЬТ. Слоны, знаете ли, пердят, как волынка, перед тем, как умирают.
   ФРИК (пьет). Черт, неплохо. Забирает с первого глотка. Неужто здесь Тедди Рузвельт?
   РУЗВЕЛЬТ. Привет, Генри. Опять встретились. До сих помню роскошный обед в твоем особняке. Я как раз рассказываю Моргану о предсмертном пердеже слонов. В моей последней кспедиции в Африку я побывал на кладбище слонов, чтобы изучить этот феномен. Это была захватывающая экспедиция. Подстрелил шестьдесят четыре буйвола, семь львов, трех жирафов, белого носорога, двенадцать слонов и одного несчастного француза, который справлял нужду в кустах. Привез домой все головы. Съездил не зря.
   РОКФЕЛЛЕР. Я знаю, тебе не терпится спросить меня об этих двух бутылках, которые я держу за барной стойкой, так?
   ФРИК. Каких двух бутылках?
   РОКФЕЛЛЕР. Все знают об этих двух бутылках. Я унаследовал их от отца. Они – часть знаменитого шоу, которое он устраивал, колеся по стране, для привлечения покупателей своих снадобий, в том числе, и змеиного масла.
   РУЗВЕЛЬТ. Слоны, похоже, чувствуют, когда смерть неминуема, и отправляются на тайное кладбище, чтобы остаться там навсегда. Крайне любопытно.
   РОКФЕЛЛЕР. Видишь, Генри, в левой бутылке заспиртованный желудок здорового человека.
   ФРИК. Ты держишь за барной стойкой желудок в бутылке? Это мерзко.
   МОРГАН (лицо измазано жиром). Это точно. Я едва не потерял аппетит.
   РОКФЕЛЛЕР. Когда впервые смотришь на него – да, желудок довольно мерзкий, но, с другой стороны, а что нет?
   РУЗВЕЛЬТ. Никто не знает, как слоны находят туда дорогу.
   РОКФЕЛЛЕР. А теперь посмотри на бутылку справа. В ней желудок человека в прогрессивной стадии белой горячки, вызванной продолжительным употреблением алкогольных напитков.
   ФРИК. Это самое отвратительное, что я видел за свою жизнь.
   РУЗВЕЛЬТ. Ты не видел четыреста мертвых слонов, гниющих под африканским солнцем.
   РОКФЕЛЛЕР. В сравнении с ним первый желудок достаточно хорош, чтобы его поцеловать, так?
   РОКФЕЛЛЕР. И вонь. Святой Боже. Хуже, чем в Питтсбурге.
   РОКФЕЛЛЕР. Все это доказывает мою точку зрения.
   ФРИК. Какую? Оба желудка отвратительны.
   РОКФЕЛЛЕР. Именно!
   ФРИК. Именно что?
   РОКФЕЛЛЕР. Генри, ты знаком с творчеством великого декадентского французского поэта Бодлера?
   ФРИК. Нет.
   РОКФЕЛЛЕР. Я тоже. Но из надежного источника мне известно, что великий декадентский французский поэт Бодлер описывает мир, как лес символов.
   РУЗВЕЛЬТ. Я будто царь страны, где дождь извечно льет. Богат, но импотент. Я юн, но очень стар.
   МОРГАН. Кто импотент?
   РУЗВЕЛЬТ. Я цитирую Бодлера.
   МОРГАН. Бодлер был импотентом?
   РОКФЕЛЛЕР. Идя по жизни, мы пробираемся сквозь лес символов. И это два желудка – самые важные символы, которые я только знаю, для главной человеческой ситуации.
   ФРИК. Боюсь, я упустил ход твоей мысли, Джонни.
   РУЗВЕЛЬТ. Я шел за старым слоном. Так я нашел кладбище. Сначала подстрелил его. Потом шел по кровавому следу. Мужественный дьявол. Потребовалась вечность, чтобы он умер. Держу его голову в библиотеке.
   РОКФЕЛЛЕР. Мы все перевариваемся в огромном желудке Бога. В какой-то момент ты, и я, и все дети Божьи, тонем в святых пищеварительных соках Господа нашего. Нас съедают заживо, даже когда мы еще говорим.
   ФРИК. И это должно побуждать людей выпивать?
   РОКФЕЛЛЕР. Нет у меня желания, Генри, побуждать людей потреблять обычные алкогольные напитки. Что я продаю – это божье святое змеиное масло и огненную воду. Как они рекламировались в Книге откровений, разливались по бутылкам и продавались папой Рокфеллером. За один десятицентовик человек мог купить достаточно Амброзии змеиного масла, чтобы проспать до Армагеддона, который, как я понимаю, может случиться в любую минуту. Выпей еще стакан этого напитка, и ты ничего не почувствуешь, когда святые пищеварительные соки Бога начнут пожирать твое лицо.
   ФРИК. И люди действительно у тебя это покупают?
   РОКФЕЛЛЕР. Наш бизнес процветает, сэр. Процветает. Святое змеиное масло не только смазывает все суставы, но и позволяет видеть мир в розовом свете, если тебя не смущает нос Моргана.
   МОРГАН. Не говори о моем носе.
   КАРНЕГИ. Господи, приехали.
   МОРГАН. Вы можете насмехаться над моей художественной коллекцией, вы можете красть мои деньги, вы можете даже спать с моей женой, если вам удастся раздвинуть ее чертовы ноги, но если вы будете комментировать мой нос, я накручу ваши внутренности на теннисную ракетку.
   РУЗВЕЛЬТ. Не думаю я, что твой нос такой и большой, Джей-Пи. Особенно если сравнивать с африканским слоном.
   МОРГАН. Я собственноручно удерживал на плаву казначейство Соединенных Штатов, пока этот психопат убивал слонов, жирафов, зебр, скунсов и всех остальных, в ком ему нравилось проделывать здоровенные дыры…
   РУЗВЕЛЬТ. Не подстрелил ни одного скунса. Однажды подстрелил ежа. По вкусу не отличается от хорька.
   МОРГАН. Наш великий охотник такой близорукий, что однажды едва не прострелил зад Уильяму Говарду Тафту.
   РУЗВЕЛЬТ. Просто ошибся. Принял его за гиппопотама. Он наклонился, чтобы поднять сэндвич.
   МОРГАН. Я столько сделал для этой чертовой страны, а что люди помнят обо мне? Мой большой, уродливый нос.
   КАРНЕГИ. Если ты не хочешь, чтобы мы говорили о нем, зачем таскаешь посреди лица?
   РОКФЕЛЛЕР. Время от времени я тревожусь только об одном: что станет с этими двумя желудками, когда прорвет дамбу? Честно вам скажу, я к ним привык с тех пор, как моя собака убежала со странствующим продавцом кастрюль и сковородок. А с такими дождями ее прорвет в любую минуту.
   ФРИК Дамбу не прорвет никогда. Прошу меня извинить, мне надо домой. У меня болеет ребенок.
   РОКФЕЛЛЕР. Может, сначала что-нибудь съешь?
   ФРИК. Я не голоден.
   МОРГАН (рот набит курицей). Конечно, голоден. Не голодные у нас только неамериканцы. Американский бизнес – это потребление. Поверь мне, я перепробовал все. Собирал книги, картины, скульптуры, хористок. Покупал в огромных количествах, в отчаянных попытках отвлечь внимание от моего носа.
   КАРНЕГИ. Не срабатывает.
   МОРГАН. Разумеется, не срабатывает. Ничего не срабатывает. Но еда лучше хористок. Попробуй устрицы, Фрик. Укрепляют пенис, знаешь ли. Бодлеру следовало есть их почаще.
   ФРИК. С моим пенисом все в порядке, можешь не беспокоиться. Мне просто нужно… (Откуда-то доносится стон). Что это за звук?
   РУЗВЕЛЬТ. Я слышал такой на кладбище слонов. То еще зрелище. Везде кости. И вороны.
   РОКФЕЛЛЕР. Ели стонут в долине. Надвигается сильная гроза. Может, она и вызовет Апокалипсис.
   (Под завывания ветра, входит БЕРКМАН).
   БЕРКМАН. Это «Мясной ресторан Рокки»? Мне нужно выпить. Запишите на счет Ницше. Мне нужно набраться храбрости, чтобы застрелить одного человека.
   КАРНЕГИ. Мы его знаем?
   БЕРКМАН. Если на то пошло, это он. Что он здесь делает?
   ФРИК. Я как раз ухожу.
   РОКФЕЛЛЕР. Не стоит тебе уходить, Генри. Дамбу вот-вот прорвет.
   ФРИК. Мне нужно домой, к моей семье. Моя маленькая девочка ждет меня.
   БЕРКМАН. Стоять! На этот раз тебе от меня не уйти, ублюдок.
   (Вытаскивает револьвер, нацеливает на ФРИКА, но жуткий порыв ветра едва не сбивает их с ног. Гром, молния, сцена темнеет, гроза усиливается).
   РОКФЕЛЛЕР. Дамбе конец.
   МАРГАН. Задраить люки! Сейчас рванет!
   (БЕРКМАН стреляет во ФРИКА, но того отбрасывает ветром. В суете РОКФЕЛЛЕР пытается спасти свои бутылки, КАРНЕГИ – волынку, РУЗВЕЛЬТ – крупнокалиберный карабин, МОРГАН – недоеденную курицу).
   РУЗВЕЛЬТ. Так это кладбище слонов?
   ФРИК. Рози? Рози?
   РУЗВЕЛЬТ (которого уносит со сцены). В АТА-А-А-А-АКУ!
   (Молнии, раскаты грома, стоны, рев мчащейся воды).

Картина 14
Водопад с замком и коттеджем или сон о затоплении Джонстауна

   (ФРИК бредет в грозу. Четыре женщины появляются из темноты. АДДИ в беседке справа, Элен и РОЗИ на балконе по центру, ЭММА – на башне замка слева. Мы слышим гром, видим молнии, позже добавляется рев воды, прорвавшей дамбу, стоны и крики, а музыкальным фоном проходит мелодия «Малышки Энни Руни», исполняемая на шарманке).

   ФРИК. В моем сне бушует жуткая гроза. Люди празднуют. Оркестр играет патриотические песни.
   (Слышен марш Джона Филипа Сусы).
   ЭММА. Красное небо. Вороны на надгробьях.
   ЭДДИ. Шепот скорбящих голубей.
   ЭЛЕН. Раздувшееся оранжевое солнце, спускающееся за почерневшие деревья, которые растут вдоль реки.
   РОЗИ. Ели стонут.
   ЭММА. Переполненные водой речушки вливаются в озеро.
   ЭЛЕН. Год тыквенных потопов. Море тыкв плывет через город, как армада подпрыгивающих голов.
   АДДИ. Сильный дождь, под который мой ребенок спит.
   ЭММА. Дождь – это холодный туман.
   РОЗИ. После дождя воздух такой сладкий.
   ЭЛЕН. Туман везде.
   АДДИ. Вода поднимается над городом.
   ЭММА. Они срубили все деревья. Поверхностные стоки переполняют озеро.
   ЭЛЕН. И этот ужасный треск, когда дамба начала разрушаться.
   РОЗИ. Папа?
   ЭММА. Вода из переполненного озера устремилась в ущелье.
   АДДИ. Воду опережал ветер, ломающий здания.
   РОЗИ. Гордыня предшествует падению.
   ЭЛЕН. Вода с диким ревом несется по ущелью, пожирая деревья, дома, железнодорожные вагоны, мосты, людей, животных, склоны холмов, вперед и вниз, словно Бог, пожирающий мир в конце времен.
   РОЗИ. Папа?
   ЭММА. Волна высотой восемьдесят футов, девяносто футов, вырывающая деревья с корнем, отбрасывая скалы, таща с собой вагоны и локомотивы, уничтожая текстильные фабрики, на которых работали женщины и дети.
   АДДИ. У нее были такие красивые внуки.
   РОЗИ. Папа?
   ЭММА. Когда волна добралась до домен, прогремели взрывы, и двести тысяч фунтов колючей проволоки засосало в ревущую стену воды.
   ЭЛЕН. Голоса проклятых.
   ЭММА. Сотни домов, ржущих от ужаса лошадей, пятьдесят миль железнодорожных путей.
   ЭЛЕН. А потом волна ударила по Джонстауну.
   РОЗИ. Я – дорога в город скорби.
   ЭММА. За десять минут город превратился в груду обломков, наваленных у каменного железнодорожного моста.
   РОЗИ. Ад горит. Все горит.
   ЭММА. Цистерны с нефтью в этой груде обломков загорелись. Вскоре горело всё.
   ЭЛЕН. Пятьсот женщин и детей оказались в горящем аду.
   АДДИ. Всю ночь из груды обломков у железнодорожного моста доносились крики.
   ЭММА. Женщины и дети кричали, сгорая заживо, погибло больше двух тысяч человек.
   РОЗИ. Папа?
   ЭЛЕН. Руки торчали из дымящихся руин. Трупы висели на деревьях.
   АДДИ. Я шла по долине смерти.
   ЭММА. Трупы укладывали штабелями, давая каждому номер.
   РОЗИ. Я стояла на краю пропасти.
   ЭЛЕН. Головы лошадей и обезглавленные человеческие тела в грязи. Мертвая женщина в кресле-качалке. Могильщики, перекусывающие ветчиной в мертвецкой.
   ЭММА. После потопа безумец появился на улицах, в красных кальсонах.
   РОЗИ. Вот тебе на! Опля! Мы все в супе. Кто прав? Бог – это свет.
   АДДИ. И Бог посмотрел на землю, и она была грязная.
   ЭЛЕН. И Бог сказал, смерть всей плоти вижу я.
   ЭММА. Таково крушение Бога и его гнев.
   РОЗИ. Он играет на шарманке в аду.
   ФРИК. Информационное сообщение членам ««Клуба охоты и рыболовства Саут-Форка». Конфиденциально. Срочно. При вопросах, касающихся инцидента в Джонстауне, отрицайте все, чтобы избежать будущих судебных исков. Вода, должно быть, появилась откуда-то еще. Она не могла пробить нашу дамбу. Нам требовалось лишь место для рыбалки.
   АДДИ. Рыбалка на людей.
   ЭЛЕН. Рыбак на озере тьмы.
   ФРИК. Посылайте помощь, но достаточно скромную, потому что слишком высокая активность будет расценена признанием вины, что, в итоге, обойдется нам в большие деньги.
   РОЗИ (поет, когда падающий на женщин свет меркнет. ФРИК остается в освещенной зоне):

     Скоро мы поженимся
     И больше не расстанемся.
     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя.

Картина 15
Восстание темных ангелов или тигры, пьющие из заводи с лотосами

   КАРНЕГИ (подходит сзади, кладет руку на плечо ФРИКУ). Генри.
   ФРИК (подпрыгивает, оглядывается). А-А-А-А-А-А! Что?
   КАРНЕГИ. Опять спишь на работе? Совсем на тебя не похоже. Дурные сны? Мне тут приснилось, что я потерялся в огромной, пустынной библиотеке, напоминающей лабиринт. Я слышу, что где-то играет духовой оркестр, но не могу к нему выйти. Потом до меня дошло: вся моя жизнь – сон. Я по-прежнему маленький шотландский мальчик, дрожащий в своей кровати. Ничего не было реальным, кроме этого путешествия в темноте по бесконечным лестницам, комнатам и коридорам, продолжающееся вечно, ведущее в никуда.
   ФРИК. Тебе надо перестать есть на ночь суп из бараньих желудков.
   КАРНЕГИ. Но он такой вкусный.
   ФРИК. В моих снах люди тонут, и идет суд, и ты там присутствуешь, и проститутка, и мужчина без головы, и кто-то в бумажном пакете, и, я думаю, кенгуру.
   КАРНЕГИ. Генри, ты слишком много работаешь. Это просто каторга какая-то. Почему бы тебе не поехать в отпуск?
   ФРИК. Я не могу поехать в отпуск. Всякий раз, когда я отворачиваюсь, ты что-то делаешь за моей спиной.
   КАРНЕГИ. Я никогда не делаю ничего такого за твоей спиной, что не сделал перед твоей спиной, если бы твоя спина не была повернута в другую сторону.
   ФРИК. Ты принимаешь решения, ничего мне не говоря.
   КАРНЕГИ. Когда я в последний раз заглядывал в учредительные документы, компания была на мое имя.
   ФРИК. Ты принижаешь мою власть.
   КАРНЕГИ. Я просто пытаюсь, время от времени, добавить в бизнес толику человеческого сострадания. Не много, лишь толику.
   ФРИК. Ты хочешь просчитать мне лекцию о сострадании? Когда умер твой брат, ты бы обобрал его вдову до последней акции, если бы я не остановил тебя.
   КАРНЕГИ. Это то, что мы делаем, Генри. Покупай дешево и продавай дорого. Но иногда цена слишком высока. Нам следовало достигнуть соглашения в Хомстеде до того, как ситуация вышла из-под контроля. Никакое сталеплавильное производство не стоит капли человеческой крови. Я хотел, чтобы пинкертоны их охраняли. Я знаю, каково это, быть бедным рабочим.
   ФРИК. Только не рассказывай мне об этих бобинах. Из меня слезу выжимать не нужно.
   КАРНЕГИ. Надеюсь, ты не сердишься на меня, Генри?
   ФРИК. Я редко сержусь, Эндрю. И когда я рассержусь, поверь мне, ты это почувствуешь.
   КАРНЕГИ. Мы были добрыми друзьями и хорошими партнерами. Я надеюсь, так будет всегда.
   ФРИК. А мне нравится думать, что люди любят меня за мои человеческие достоинства.
   КАРНЕГИ. Генри, люди не любят тебя даже за твои деньги.
   ФРИК. Да плевать мне на то, что люди думают обо мне. Это ты хочешь, чтобы тебя любили. Я просто хочу посмотреть в зеркало в конце рабочего дня и не блевануть от увиденного. Я не лицемер, как некоторые.
   КАРНЕГИ. Я – не лицемер. Я филантроп.
   ФРИК. Не получается у меня найти различие, на которое ты пытаешься указать. Нет более мерзкого зрелища, чем наблюдать, как богатый старый капиталист отчаянно пытается протащить верблюда через игольное ушко.
   КАРНЕГИ. Я лишь говорю, что твоему бизнесу не повредит, если придать ему человеческое лицо. Помни, что другой человек…
   ФРИК. К черту другого человека. Не желаю я больше якшаться с этими паршивыми профсоюзами.
   КАРНЕГИ. Разумеется, ты должен делать то, что считаешь лучшим для бизнеса, но убийства людей бросают тень и на меня.
   ФРИК. Не такую и большую. Дерьмо скатывается с тебя, как вода – с утки. Я делаю всю грязную работу, тогда как ты удираешь в Шотландию, чтобы поиграть в гольф. Потом осуждаешь меня в газетах, но при этом кладешь деньги, которые я для тебя зарабатываю, в банк. Так, Энди?
   КАРНЕГИ. Это неправда. Часть я зарываю в подвале. Я остальное пускаю на благотворительность.
   ФРИК. Да тебе глубоко насрать на благотворительность. Просто ты любишь участвовать в парадах, произносить речи и видеть свое имя, выбитое на лестничных ступенях пустых библиотек.
   КАРНЕГИ. На благотворительность я отдаю гораздо больше, чем ты. И почему ты считаешь это лицемерием?
   ФРИК. Когда я трачу деньги на благотворительность, я делаю это анонимно. Ты созываешь пресс-конференцию.
   КАРНЕГИ. Я люблю пресс-конференции. Я люблю людей. Ты их ненавидишь.
   ФРИК. Я люблю людей. Ну, некоторых людей. Я люблю маленьких детей. Большинство взрослых следовало пристрелить в детстве. Ты хотел вернуть на работу забастовщиков, которые убивали пинкертонов. Я бы не поссал на этих людей, даже если бы они горели. Если они хотят ненавидеть меня, это их личное дело. Я не пытаюсь изображать святого.
   КАРНЕГИ. Если я хочу подарить Сведенборгу орган, или принять участие в параде, или присвоить свое имя нескольких библиотекам, если мое имя в газетах подвигнет Джея-Пи Моргана пожертвовать несколько тысяч какому-нибудь госпиталю, что тебе до этого? Тебе нужно больше отдыхать, Генри. Рекомендую рыбалку.
   ФРИК. Речь не о рыбалке. Речь о том, могу я доверять тебе или нет. Или ты перестанешь плести интриги за моей спиной, или я ухожу.
   КАРНЕГИ. Я управляю моей компанией, как считаю нужным, и плету то, что хочу. Этот вопрос более не обсуждается.
   ФРИК. Отлично. Утром на твоем столе будет лежать мое заявление об отставке.
   КАРНЕГИ. Послушай, не нужно так заводиться. Мы все можем обговорить.
   ФРИК. Ты никогда не говоришь то, что имеешь в виду. Пытаться понять, что у тебя на уме, все равно, что обмениваться рукопожатием с осьминогом. Ладно, с меня достаточно. Я ухожу.
   КАРНЕГИ. Я не приму твою отставку.
   ФРИК. У тебя нет выбора.
   КАРНЕГИ. Я – Эндрю Карнеги. У меня всегда есть выбор. А теперь послушай меня, Генри. Я всегда мечтал о том, что ты станешь моим преемником. Ты для меня, как сын: хладнокровный, безжалостный, тот самый сын, которого у меня не было. Возьми отпуск, но не пиши заявления об отставке. Съезди в Египет.
   ФРИК. Не поеду я в Египет. И перестань вешать мне лапшу на уши. Или ты думаешь, что я слабоумный?
   КАРНЕГИ. Ты злишься не на меня, Генри. Ты злишься на себя.
   ФРИК. Нет, я злюсь на тебя.
   КАРНЕГИ. Генри, как все великие капиталисты, мы – пуритане. Если у нас возникает какое-то сильное чувство, мы заталкиваем его обратно, как и положено добропорядочным американцам, но оно всегда где-то вылезает, рано или поздно. Когда дамба не может удерживать воду, она рушится.
   ФРИК. Что за мистическую чушь ты читаешь теперь? Ты вообще читаешь слишком много, Энди. Это не американский путь.
   КАРНЕГИ. Ты чувствуешь вину перед своей маленькой девочкой, потому что разгонял забастовщиков, когда тебе следовало быть с ней, вот ты и обращаешь свою злость на меня.
   ФРИК. Не смей втягивать ее в это. Не смей!
   КАРНЕГИ. Почему бы тебе не поехать в Шотландию и не расслабиться в моем замке?
   ФРИК. Твой замок сырой, как болото, и полон летучих мышей. И я не знаю, как человек может расслабиться, если ты на заре начинаешь дуть в эту чертову волынку. Звуки такие, словно паровой каток давит гусей. И перестань делать вид, будто ты – моей друг. Ты – не мой друг.
   КАРНЕГИ. Я – лучший друг, который у тебя когда-нибудь был.
   ФРИК. Ты только что украл депозит в миллион долларов, внесенный мною за опцион, который ты обещал обновить, но так этого и не сделал. Тот еще друг.
   КАРНЕГИ. Ты многие годы обдирал меня ценами на кокс. Это называется свободным предпринимательством. То ты говоришь людям, что я – старый маразматик, а минутой позже обвиняешь меня в том, что я ограбил тебя. Правда в том, что у меня серьезные сомнения по части твоего душевного состояния.
   ФРИК. Да что не так с моим душевным состоянием?
   КАРНЕГИ. Во-первых, ты говоришь сам с собой.
   ФРИК. Я никогда не говорю сам с собой.
   КАРНЕГИ. Ладно, ты говоришь с кем-то, но рядом никого нет.
   ФРИК. Если рядом никого нет, как я могу говорить с кем-то?
   КАРНЕГИ. Вот это я и хочу знать. На прошлой неделе я видел, как ты говорил сам с собой в беседке.
   ФРИК. Нет у меня беседки.
   КАРНЕГИ. А как ты называешь то уродливое сооружение в твоем дворе?
   ФРИК. Я называю его Питтсбург. Но Питтсбург не такой черный, как нутро твоего маленького сердца. Ты самый бесчестный человек из всех, сотворенных Богом. Ты улыбаешься, и шутить, кажешься кротким, и при этом грабишь меня, грабишь своих акционеров, грабишь партнеров. Ты злобный, злобный сукин сын.
   КАРНЕГИ. Всему, что ты знаешь, ты научился у меня. И теперь я собираюсь поступить благородно и не воспринимать твои слова, как оскорбление. Потому что, поверь мне, Генри, это мост, который ты не хочешь сжигать.
   ФРИК. Убирайся из моего кабинета.
   КАРНЕГИ. Не горячись, а не то мне придется заморозить твои активы.
   ФРИК. Держи свои маленькие наманикюренные обезьяньи пальцы подальше от моих активов. Я подам на тебя в суд за мошенничество и преступные намерения.
   КАРНЕГИ. Генри, нет у меня никаких преступных намерений, а если ты пойдешь в суд, я вычерпаю твои внутренности столовой ложкой.
   ФРИК. Надоело мне быть твоим наемным убийцей, двуличный, шотландский клептоман. Мир наконец-то увидит, какой ты мерзкий вонючий таракан. Я уверен, многие из твоих поклонников с интересом узнают, что большой друг простых людей Эндрю Карнеги получает двести процентов прибыли, понизив рабочим часовое жалование до пятнадцати центов.
   КАРНЕГИ. А что ты сделал для рабочих, кроме как выставил их матерей из квартир в разгаре зимы или прислал баржу пинкертонов, чтобы расстрелять их жен и детей? Я рад, что этот анархистский псих оказался отвратительным стрелком, потому что благодаря ему я смогу получить несказанное удовольствие, оторвав тебе яйца моими маленькими наманикюренными обезьяньими пальцами.
   ФРИК. Не угрожай мне, жалкий сатанинский хорек. Я заключу договор с Морганом. И «Ю-Эс Стил» проглотит тебя, как кит – креветку.
   КАРНЕГИ. Если этот большеносый толстозадый Джей-Пи Морган хочет выкупить мои акции, прекрасно. Я стану самым богатым в мире маленьким шотландским сукиным сыном. И кем останешься ты? Паршивым, сосущим палец Фриком.
   ФРИК. По мне лучше быть паршивым, сосущим палец Фриком, чем трусливым, малодушным маленьким подтиральщиком жоп, как ты.
   КАРНЕГИ. Не смей ставить под сомнение мою храбрость, садистское ничтожество.
   ФРИК. Храбрость? Да где ты был, когда меня распинали из-за Хомстеда? По другую сторону океана, дул в свою чертову волынку.
   КАРНЕГИ. Я хотел вернуться и взять управление на себя. Ты настоял на том, чтобы я остался в Шотландии.
   ФРИК. Ты – старший партнер, Энди. Ты можешь делать все, что захочешь, и ты захотел сидеть на двуколке, сунув руку под платье своей уродливой жены да расстреливая беззащитных птиц, тогда как на мне топтались все газеты Америки.
   КАРНЕГИ. Ты это любишь, Генри. Ради этого ты и живешь.
   ФРИК. Я это люблю? Меня обвинили в убийстве. Я мог сесть в тюрьму.
   КАРНЕГИ. Чушь. Богатые люди в тюрьму не садятся. Они уезжают во Францию. Ты не хотел, чтобы я вернулся и помешал тебе реализовать свои угрозы. Ты обожаешь вызывать ненавидеть, обожаешь выигрывать, обожаешь мстить, обожаешь вдавливать каблуки сапог в лица твоих врагов. От этого ты получаешь большее наслаждение, чем от двенадцатичасового оргазма с четырьмя проститутками. Ты счастлив от того, что считаешься самым ненавидимым человеком страны. Для тебя это победоносный кровавый крестовый поход, и каждая его минуту тебе в радость.
   ФРИК. Разумеется, я люблю побеждать. Это Америка. А на чем, по-твоему, стоит Америка? На таких, как мы, Эндрю. На тех, кто побеждает и пожирает. Мы – самые большие гребаные динозавры болота. А теперь убирайся отсюда, а не то я оторву твои маленькие ручонки и ножонки и засуну в твой маленький, волосатый, красный, срущий монетами зад. Вон отсюда. Вон.
   (Выталкивает КАРНЕГИ за дверь).
   КАРНЕГИ (всовываясь обратно). И волынка – благородный инструмент. Вперед и вверх!
   (ФРИК бросается к двери. КАРНЕГИ исчезает).
   ФРИК. Вперед и вверх в мой зад. Думаешь, я боюсь тебя, несчастный маленький троглодит? Ты первым окажешься в аду. Есть возмездие в этом мире, или в следующем. Если бы я только мог уснуть. Напомнить мне о моем бедном ребенке. Бог пожрал моего ребенка. У меня на руке остались следу от ее зубов. Она зовет меня по ночам.
   РОЗИ. Папа?
   ФРИК. Жалеть этих чертовых забастовщиков. Залить их дождем. Они разожгли костры на берегу реки. Фейерверки. Везде флаги Дождь, как из ведра. Картинки из Данте. Сера, и дождь экскрементов. В моем сне я играю в покер около котла в круге обжорства. Они готовят маленького ребенка. Крестьяне все еще надеются, что великий бог Карнеги, дующий в волынку, восседая на троне в далеком далеке, облегчит им жизнь. У меня болит голова. Восстание темных ангелов на небесах. Их всех сбросили в ад. Я лежу, пылая, на озере тьмы. Ради Бога, дайте мне что-нибудь, чтобы помочь мне заснуть. Я вижу в темноте, ставшей зримой. Зримая темнота.
   (Он садится на скамью на авансцене справа, обхватывает голову руками).

Картина 16
Зловредная девочка или средство, которое поможет уснуть

   (ФРИК размышляет. РОЗИ играет с куклой, напевая детскую песенку. Появляются АДДИ, ЭЛЕН и ЭММА, садятся на скамью слева, у авансцены, вяжут, как три МОЙРЫ).

   РОЗИ (поет).

     Круг как роза,
     Пахнет травкой,
     Пепел, пепел,
     Нас уж нет [11 - Ring around the rosie,a pocket full of posies,ashes, ashes,all fall down. – Песенка, появившаяся в разгар эпидемии бубонной чумы чумные бубоны ярко-красного цвета, больные носили мешочки с сильно пахнущей травой, по которым их определяли, далее – смерть. Театр может предложить свой вариант перевода.].

   ФРИК. Посмотрите на них. Все женщины, которых я люблю. Рози, Адди, Элен… Но что здесь делает Эмма? Рози, подойди ко мне и посиди у меня на коленях.
   РОЗИ (садится к нему на колени и говорит кукле). Здесь, в замке Пандемониум, грачи кружат над темной башней. Грач еще и замок, как Форт Фрик. Пандемониум – обиталище демонов, построен Сатаной, как столица ада. Место дикого беспорядка и суеты. Потерянный рай. Я знаю секрет.
   ФРИК. Что за секрет, милая?
   РОЗИ. Кто-то целовал Элен на лодочной станции.
   ФРИК. Кто? Тот солдат?
   РОЗИ. Кто-то держал Элен на коленях.
   ФРИК. Назови мне его имя. Этого грязного сукиного сына арестуют.
   РОЗИ. Это ты, папа.
   ФРИК. Я? Что ж, конечно, это я. Она – моя дочь. Я могу держать ее на коленях, если хочу. Я могу делать все, что хочу. Я – Генри Клей Фрик.
   РОЗИ. Но что хочет Элен, папа?
   ФРИК. Элен хочет, чтобы я был счастлив, естественно. Это единственное, чего она действительно хотела. Разве не так? Скажи ей, Элен. Элен любит своего папочку, так, Элен? Элен? (Три женщины продолжают вязать, не реагируя). Почему она не отвечает?
   РОЗИ. Потому что Элен ненавидит тебя, папа.
   ФРИК. Нет у Элен ненависти ко мне. Она меня любит.
   РОЗИ. Разумеется, она тебя любит. Поэтому так сильно ненавидит. Нужно очень сильно любить, чтобы ненавидеть, как Элен ненавидит тебя. И поэтому она дала тебе яд.
   ФРИК. Какой яд?
   РОЗИ. Яд, который убил тебя, папа.
   ФРИК. Яд?
   РОЗИ (спрыгивает с колен, танцует с куклой и поет):

     Круг как роза,
     Пахнет травкой…

   ФРИК. Элен никогда не давала мне яд. Это было обезболивающее. Лекарство, предназначенное для того, чтобы убивать боль.
   РОЗИ. И оно убило боль, папа?
   ФРИК. Разумеется, нет. Боль убивает только смерть.
   РОЗИ. Именно так.
   ФРИК. Оно помогло мне заснуть. Я попросил Элен дать мне лекарство, которое поможет мне заснуть.
   РОЗИ. И она в этом преуспела. Лекарство усыпило тебя навсегда, как нашу старую собаку Брауни.
   ФРИК. Рози, почему ты такое говоришь? Элен никогда бы не отравила своего отца. Элен – хорошая девочка. Она всегда была хорошей девочкой.
   РОЗИ. Элен – хорошая девочка, и она зловредная девочка, а хорошая девочка всегда убивает своего отца, если возникает такая возможность. Таков закон джунглей. Слабаки остаются на обочине. Вперед и вверх.
   ФРИК. Но почему Элен захотела отравить меня?
   РОЗИ. Иногда самое лучшее, что мы можем сделать для людей, которых любим, это убить их и избавить от страданий.
   ФРИК. Это неправда. Я не верю тебе. Элен, скажи ей, что это ложь. Ты никогда не отравила бы меня. Ты меня любишь. Элен? Нет у тебя ко мне ненависти, так?
   ЭЛЕН. У тебя кровит шея, папа.
   ФРИК. Моя дочь не убивала меня.
   РОЗИ. Все нормально, папа. Элен проведет остаток жизни, пытаясь загладить вину перед тобой. Будет усердно работать, сделает много добрых дел, позаботится о твоих прекрасных картинах, и о всех твоих вещах, и твоих деньгах, и никогда не выйдет замуж, и будет жить в большом, пустом доме, одна, в полном одиночестве, до скончания века.
   ФРИК. Моя дочь меня не убивала. Моя дочь меня не убивала.
   РОЗИ (поет):

     Пепел, пепел,
     Нас уж нет.

   (Молния, гром, на мгновение темнота, потом…)

Картина 17
Пруд с гадюками или покер в аду

   (Туман, красноватая подсветка, КАРНЕГИ, РОКФЕЛЛЕР, МОРГАН и скелет КОМАНДОРА ВАНДЕРБИЛЬТА выходят на сцену, чтобы сыграть за столом в покер. КОМАНДОРА, как и прежде, несет МУЖЧИНА-БЕЗ-ГОЛОВЫ, который двигает его руками и челюстью и говорит за него. Вступительные «привет» они произносят нараспев).

   КАРНЕГИ. Привет.
   РОКФЕЛЛЕР. Привет.
   МОРГАН. Привет.
   КОМАНДОР ВАНДЕРБИЛЬТ. Привет.
   ВСЕ ЧЕТВЕРО (поют в стиле «барбершоп»):

     Красивая походка, приятная улыбка,
     Одета аккуратно, по моде, как всегда,
     И голосок веселый раскидывает сети,
     Малышка Энни Руни, я речь веду о ней.
     Пусть солнце или дождик, на как наступит вечер
     Я в гости забегаю, с восьми до девяти,
     К той самой, что моею так скоро стать должна.
     Малышка Энни Руни, я речь веду о ней [12 - A winning way, a pleasant smile,dressed so neat but quite in style,merry chaff поболтать your time to wile, уловкиhas little Annie Rooney.Every evening, rain or shine,I make a call twixt eight and nine,on her who shortly will be mine,Little Annie Rooney. –Театр может предложить своей вариант перевода.].
     Она – моя любимая,
     А я – ее красавчик.
     Она – моя Энни,
     А я – ее Джонни.
     Скоро мы поженимся
     И больше не расстанемся.
     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя.
     Мы с ней обручены, как год,
     Счастливый миг все ближе,
     Женюсь на той, кого люблю,
     Малышке Энни Руни.
     Друзья смеются надо мной,
     Все говорят, не знаю я покоя,
     И да, хочу я мужем стать
     Малышки Энни Руни [13 - We’ve been engaged close on a year,the happy time is drawing near,I’ll wed the one I love so dear,Little Annie Rooney,my friends declare I’m in a jest,until the time comes, will not rest,but one who knows its value best,is little Annie Rooney. –Театр может предложить свой перевод.].
     Она – моя любимая,
     А я – ее красавчик.
     Она – моя Энни,
     А я – ее Джонни.
     Скоро мы поженимся
     И больше не расстанемся.
     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя.

   (Максимально громко).

     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя.

   (Все четверо уже сидят за столом, играют в покер и курят сигары. Один стул у стола пустует. Женщины вяжут. РОЗИ играет с куклой. ФРИК сидит на скамье справа у авансцены, обхватив голову руками. МОРГАН сдает. Они играют в свою версию покера, и все жульничают).
   МОРГАН. Господа, это игра – убийственный висковый покер, пятикарточный стад, краснособачий блинчик, железнодорожный юкер. Двойки и одноглазые валеты – джокеры по вторникам, четверка треф – кровать дьявола, эллинг рамми бьет обезьяний флеш, и Синий Питер – святая карта.
   КАРНЕГИ. Не следовало нам позволять Моргану сдавать. Все равно, что брать волка в няньки.
   МОРГАН. Сколько карт, командор? (КОМАНДОР показывает два костяных пальца). Две карты командору Вандербильту.
   КАРНЕГИ. Фрик. Подходи, составь нам компанию, почему нет? Мы играем на булавки. Или ты все еще ненавидишь меня? Время здесь какое-то запутанное. Марк Твен мне благоволит. Я посылаю ему хороший шотландский виски. Всегда можно купить писателя хорошим виски.
   МОРГАН. Джином.
   РОКФЕЛЛЕР. Это не джин. Это покер.
   МОРГАН. Я предпочитаю джин – виски.
   РОКФЕЛЛЕР. Еще ты жульничаешь.
   МОРГАН. Конечно, жульничаю. Выживает самый приспособленный.
   РОКФЕЛЛЕР. О каком выживании речь? Ты давно уже мертв.
   МОРГАН. И все-таки я выживаю. Я – восьмое чудо света. Сдающий берет четыре карты. Плевок в океан.
   КАРНЕГИ. Конкуренция – основа человеческого существования. Герберт Спенсер.
   РОКФЕЛЛЕР. Нассать на Герберта Спенсера. Я ненавижу конкуренцию. Она вульгарная и грязная, а главное, расточительна. Объединение – моя цель. Я создаю порядок из хаоса, и, проделывая это, просто имитирую действия и волю Господа нашего. Это христианский путь.
   МОРГАН. Джонни говорит, что закончить войну можно, лишь сдавшись ему.
   РОКФЕЛЛЕР. Не мне. Необходимости.
   МОРГАН. А необходимость – это ты.
   РОКФЕЛЛЕР. Необходимость – это Бог. Я – его представитель.
   МОРГАН. Ты – сын бродячего торговца змеиным маслом, вот кто ты, Джонни.
   РОКФЕЛЛЕР. Змеиное масло, «Стандарт ойл [14 - Английское слово oil переводится как масло, и нефть, и ойл.]». Я просто сделал открытие, что «масло» более прибыльно, если его сжигать, а не пить.
   КАРНЕГИ. Не спорь с Морганом. Как сказал мой герой, великий пустозвон и выдающийся профессиональный лгун, командор Корнелиус Вандербильт: «Здешний бизнес научил меня только одному: никогда не пинай скунса».
   РОКФЕЛЛЕР. Нассать на командора Вандербильта. Он тоже жульничает. (Командор поднимает средний палец). Взаимно, Корнелиус.
   МОРГАН. Я хочу поднять твою ставку, Джонни, но у меня закончились булавки. Дай мне десятицентиовик.
   РОКФЕЛЛЕР. Поцелуй мне зад.
   МОРГАН. Это обойдется тебе дороже.
   БЕРКМАН (бродит в красном тумане, заблудившийся). Где я? Что это за место? И что это за жуткое пение? (Видит ФРИКА) Опять вы? Никуда мне от вас не деться? Где я? (Видит олигархов). И что они здесь делают?
   МОРГАН. Играем в покер. Ты должен как-нибудь попробовать. Возможно, тебя это успокоит. Никто не доверяет нервному человеку. Китайский безик.
   РОКФЕЛЛЕР. Хрень какая-то.
   КАРНЕГИ. Бери карту.
   БЕРКМАН. Это же Джей-Пи Морган. Он умер. И Эндрю Карнеги. Тоже умер. А кто этот тип в капитанской фуражке?
   МОРГАН. Это командор Вандербильт. Он совсем умер.
   БЕРКМАН. Что я делаю в этом странном месте с человеком, которого я никак не застрелю, и мертвыми капиталистами? Я не умер. Я во Франции. Я вышел из тюрьмы, меня депортировали, и я уехал во Францию.
   МОРГАН. Признай это, парень. Ты мертв.
   БЕРКМАН. А почему здесь Рокфеллер? Он не умер.
   КАРНЕГИ. Самые выдающиеся грешники попадают в ад раньше. Такая здесь политика.
   БЕРКМАН. Но мое место не в аду. Это неправильно.
   МАРГАН. Правильность значения не имеет. Все зависит от того, кто в итоге остается на ногах. Выжившие пишут книги по истории. Это Америка.
   БЕРКМАН. Не рассказывайте мне об Америке. Я все знаю об Америке. Америка управляется богачами, которые подкупают политиков, чтобы делать все, что им вздумается.
   МОРГАН. Если бы я мог делать все, что мне вздумается, я бы избавился от этого чертова носа.
   БЕРКМАН. Я знаю таких, как вы. Я знаю, как все устроено. Правительство выделяет миллионы акров железным дорогам, их менеджеры создают собственные компании, чтобы строить эти самые дороги, назначают себе заобчное жалование, забирают всю прибыль. Сдают в аренду общественные земли за сущие гроши горнодобывающим лесозаготовительным компаниям, чтобы уничтожать все вокруг, и наживаются вместе с политиками, тогда как земля подвергается разграблению, а люди умирают от голода. Вы вернули рабство, организовав обязательный призыв в армию, а бедняки погибают в глупых войнах, чтобы вы богатели, продавая орудия и бомбы. Богатые становятся только богаче, а бедные возвращаются в гробах. Я знаю вас. Я знаю, какие вы. Это Америка.
   МОРГАН. Это всего лишь бизнес.
   БЕРКМАН. Вы – не бизнесмены. Вы – преступники.
   МОРГАН. Два пары, тузы старшие.
   КАРНЕГИ. Дикая вдова.
   РОКФЕЛЛЕР. Пять дам. Вы должны мне семьдесят пять центов.
   МОРГАН. И сколько дам, черт побери, в одной колоде?
   КАРНЕГИ. У меня три. Хочешь прикупить одну?
   МОРГАН. У этой усы.
   БЕРКМАН. Рокфеллер подкупал железные дороги. Вандербильт продавал флоту дырявые корабли Морган покупал грошовые винтовки из армейских запасов, а потом продавал их армии втридорога. Будь вы бедняками, вас давно бы упрятали в тюрьму.
   РОКФЕЛЛЕР. Эволюция неизбежно ведет к большему совершенству и всеобщему счастью.
   МОРГАН. Сильные идут вперед, слабаки валятся на обочину.
   КАРНЕГИ. Вперед и вверх.
   БЕРКМАН. Эмма? Эмма, что ты здесь делаешь? Я знаю, почему здесь эти чертовски богатые люди, но почему ты? Мы даже не верим в Бога.
   КАРНЕГИ. Приехали.
   ЭММА. Что есть ад? Когда ты смотришь в зеркало и видишь лицо твоего врага, которое смотрит на тебя.
   РОЗИ (поет):

     Круг как роза,
     Пахнет травкой.

   БЕРКМАН. О чем ты? Какое зеркало?
   КАРНЕГИ. В чем дело, Генри? Какой-то ты подавленный. Разумеется, иной раз депрессия – возможность прибрать к рукам конкурентов. Кто такое насдавал?
   ФРИК. Я никогда не поверю, что моя дочь отравила меня. А если и отравила, то из милосердия. Она любит меня. Элен любит меня. Элен, пожалуйста, скажи им, что любишь меня.
   ЭЛЕН. Иногда мне снится, что я брожу по большому, пустому особняку, полному картин. Подхожу к гробу, который стоит посреди комнаты. Гроб открывается, мой отец садится. Гроб наполнен монетами. Он наклоняется ко мне, как вампир. Я чувствую его зловонное дыхание на моей шее. Сейчас я тебя поцелую, говорит он. Но я ненавижу целоваться.
   БЕРКМАН. Это неправильно. Я не понимаю. Здесь мне не место. (Хватает ФРИКА за лацканы и трясет). Почему я здесь? Скажите мне, почему я здесь?
   ФРИК (хватает БЕРКМАНА и трясет его даже сильнее). Когда ты отстанешь от меня, глупый маленький человечек? Ты позволяешь себе эти идиотские суждения о нас, обо мне, но вся твоя болтовня насчет человеческого братства и зла общественных институтов на самом деле собачья чушь. Мир построен на конфликте. Борьбе. Убийстве. Люди конкурируют за территории, еду, власть, женщин, даже когда у них уже есть женщины, даже когда они особо не хотят женщин, за которых конкурируют, только для того, чтобы эти женщины не достались другим мужчинам. Таким создан мир. Если ты приспособился, если научился улыбаться мужчине в тот момент, когда перерезаешь ему горло, ты выживаешь. Если нет, тебя съедают. Или ты их ешь, или они едят тебя. Только эти два полюса, и ничего посередине. А в конце, после того, как Бог убил твоих детей и все твои надежды, порушил твои тело и душу, ты умираешь и просыпаешься в аду, в компании этих грязных людоедов, таких же, как ты. Вот она, вся правда. А теперь уйди и оставь меня в покое.
   БЕРКМАН. Это совсем не правда. Я знаю, что есть правда. Эмма, скажи им. Скажи им, какие они монстры.
   ЭММА. Я думаю, Саша, мы ошибались.
   БЕРКМАН. Ошибались? Мы не ошибались.
   ЭММА. Мы позволяли их насилию просачиваться в наши души, как яд, и теперь мы стали такими же, как они.
   БЕРКМАН. Как они? Я – не один из них. Как ты можешь говорить мне такое?
   РОЗИ. Померкнул свет, и ворон в туманный лес направил свой полет [15 - «Макбет» Уильяма Шекспира, Акт 3 сцена 2.].
   ЭММА. Посмотри в зеркало, Саша.
   (Протягивает ему карманное зеркало).
   БЕРКМАН. Зеркало? Посмотреть в зеркало?
   ЭММА. Посмотри в зеркало и скажи, кого ты видишь.
   (БЕРКМАН смотрит в зеркало).
   ФРИК. Я даже не думаю, что это ад. Если это ад, почему он не отличается от моей жизни? В чем мое наказание?
   КАРНЕГИ. Это оно и есть.
   ФРИК. Оно?
   КАРНЕГИ. Генри, я не говорю, что ты в чем-то ошибался насчет мира, но тебе точно не удалось заглянуть глубже, познать настоящий секрет жизни. Ты знаешь, каков он, настоящий секрет жизни?
   ФРИК. Есть способ помешать тебе озвучить настоящий секрет жизни?
   КАРНЕГИ. Думаю, что нет.
   МОРГАН. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
   КАРНЕГИ. Секрет жизни в том, что Бог на нашей стороне.
   ФРИК. Чьей стороне?
   КАРНЕГИ. Нашей стороне, Генри. Секрет жизни в том, что Бог – один из нас. Не один из них. Он – один из нас. Бог – член ««Клуба охоты и рыболовства Саут-Форка», который был очень респектабельным заведением. Бог – один из нас, богатых, власть имущих, выживающих при любых обстоятельствах. Ты платишь деньги и делаешь свой выбор, и ты можешь играть в игру или нет, но игра все равно продолжается, и мы, Генри, настоящие игроки. Все остальные всего лишь фишки. А теперь сядь и сыграй с нами.
   БЕРКМАН. Если бы Бог существовал, не мог он быть одним из вас.
   КАРНЕГИ. Если бы Бог существовал, он мог быть только одним из нас.
   РОЗИ (поет):

     Она – моя любимая,
     А я – ее красавчик…

   БЕРКМАН. О, Боже. Так это правда?
   РОЗИ. Она – моя Энни, а я – ее Джонни.
   БЕРКМАН. Бог – один из них. И всегда был. Можно примириться с тем, что Бог мертв, что он даже существовал, но чтобы Бог существовал и был одним из них… Это правда. Он – один из НИХ. Бог – один из НИХ. Все, что я делал, все, во что верил и ради чего жил, всего лишь нелепая иллюзия. Бессмысленно убивать богатых, потому что душой богатые уже мертвы. Я зазря позволил моей любимой продавать свое тело. Я зазря растратил лучшие годы в тюрьме. И закончил свой путь в грязном номере отеля во Франции, всеми забытый и покинутый, мучимый адскими галлюцинациями, даже не моими собственными. И вся моя жизнь была ложью. Фрик собирает огромную груду дрянных картин, и прощен за все. А я – нет. Я – посмешище. Потому что Бог – один из них. Он – один из них.
   (Обхватывает голову руками).
   КАРНЕГИ. Иди сюда, Генри. Мы оставили тебе место.
   (ФРИК колеблется, смотрит на Элен, потом подходит и садится за стол с КАРНЕГИ, МОРГАНОМ, РОКФЕЛЛЕРОМ и КОМАНДОРОМ, берет карты, которые ему сдали, смотрит на них).
   ФРИК. Мне две карты.
   МОРГАН (сдает). Мистер Фрик просит две карты.
   РОЗИ (поет):

     Скоро мы поженимся
     И больше не расстанемся

   (БЕРКМАН достает револьвер, приставляет к виску, закрывает глаза. Мужчины играют в карты, женщины вяжут).

     Малышка Энни Руни,
     Любимая моя.

   (Громкий выстрел и тут же полное затемнение).

Авторское послесловие

   Английское слово Pandemonium образовано от греческого pan (все) + daimon (демон), обиталище демонов. В «Потерянном рае» это дворец, построенный по приказу Сатаны, как столица ада, то есть любое место или сцена, где царят дикий беспорядок, шум и суета. Пьеса должна быть кошмаром. Гротескной, готической, дьявольской. Ад – место пыток, бездонная яма. Огонь и сера. Поземный мир, бездна подсознательного. Посмотрите, как Вергилий описывает ад в «Энеиде». Английское слово Hell (ад) образовано от англосаксонского слова, означающего «то, что прячется».
   Это, фактически, предсказатели судьбы, которые ходят с повернутыми назад головами в «Аду» Данте. Посмотрите 20-ю песню «Инферно». И что за души бредут в этой чернильной тьме? Тучи ос и шершней. Пожираемые червями. Эти мрачные слова я видел высеченными в камне над дверью: «Библиотека Эндрю Карнеги».
   Слепой мужчина Фрик, о котором речь, это Мильтон в «Потерянном раю», описывающий первый взгляд Сатаны на ад:

     «Он видит лишь ужасную пустыню,
     Обширную и дикую темницу,
     Округлую со всех сторон, подобно
     Горнилу распаленному; но пламя
     Не изливает света в ней, а только
     Мрак видимый, способный озарить
     Мерцанием ужасные предметы,
     Страну печалей, горестные сени,
     Где никогда не могут обитать
     Ни тишина, ни мир; куда надежда,
     Всем близкая, ни разу не достигла;
     Где муки пытки длятся бесконечно;
     Где жупел несгораемый питает
     Всечасно прибывающий поток
     Огня геенны… [16 - «Потерянный рай» Мильтона, песнь 1-ая, 61–69, перевод Льва Мея.]

   Мильтон, вероятно, думал о видении Иова мира мертвых: «В страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма» [17 - Книга Иова, 10:22.].
   Дэвид Юм, находясь в своем кабинете, однажды внезапно пришел в ужас от мысли, что за дверью этой комнаты ничего не существует, почувствовал, как его охватывает дикая паника, всесокрушающий страх, что реального ничего нет, что он и его кабинет подвешены в черной пустоте, где нет ничего. Это видение было столь реальным, что он в ужасе помчался из кабинета в бильярдную, и там, в компании других, еще какое-то время не мог успокоиться. Вот так философия может свести нас с ума и даже убить, хотя это могут быть простые слова или взгляд на мир. В итоге все, что мы создаем, всегда возвращается, чтобы уничтожить нас.
   Наука – то, что поддается количественному определению, может быть подтверждено в контролируемом эксперименте. Искусство – и то, и все остальное. Наука – маленький круг внутри большего круга искусства. Мы – обезьяны с воображением, и все остальное исходит из этого: искусство, наука, юриспруденция, все, потому что мы – рассказывающие истории обезьяны.
   Сначала говори правду. Потом тревожься о том, чтобы тебя поняли. Когда голос говорит, слушай и записывай, что он говорит. Потом у тебя будет время, и когда голос смолкнет, перепиши все той частью мозга, которая анализирует и обучена мастерству, но это часть всегда должна относиться с уважением к сказанному голосом. Нельзя и пытаться приводить к рациональному виду, делать менее странным, более привычным. Слаженность совместной работы части мозга, из которой выходят образы, и той части, что формирует произведение искусства, и определяет, какой ты писатель.
   Вроде бы нет никакой логической связи между личными трагедиями Фрика и его борьбой в сфере бизнеса, и однако в голове человека происходит соединение этого опыта. Подсознание очень похоже на живое произведение искусства, лабиринт постоянно изменяющихся картин, фильмов, романов, пьес, стихотворений, симфоний, постоянно переходящих в мир снов или обратно в сознание человека в его повседневной жизни. Ассоциативная логика, логика подсознания, снов, воспоминания, эмоции, детство, животные и искусство – все это и есть мы.
   Образы в искусстве имеют для нас значение, потому что они – символы утерянного нами. «Утешительница страждущих», картина Паскаля Адольфа Жана Даньяна-Бувре, отдельно стоящее полотно перед камином Фрика в его питтсбургском особняке. Мадонна – это Адди, с ее золотисто-каштановыми волосами. Младенец – Генри-младший, который умер в августе 1892 г., прожив только три недели., через год после смерти шестилетней Рози и через месяц после забастовки в Хомстеде. Позже у Адди случился выкидыш. С годами она все больше уходила в себя. Ее любимым цветом был алый.
   На закрытом крыльце стоял оркестрион, механический орган, как на каруселях. Музыке оркестриона следовало быть музыкальным фоном пьесы. Тиканье часов. Оркестрион на крыльце играет «После бала/After the Ball». Поздно ночью Фрик ходит по особняку, разговаривая с картинами.
   Фрик бродит в темном лесу ошибок. Огонек на маленьком холмике радости – Рози. Она – его Беатриче. Леопард злобы, Лев насилия и честолюбия, Волчица невоздержанности – его спутники.
   Желание ведет нас от одной цели к другой в путешествии от рождения до смерти. Но поскольку желания всегда тщетны, наше путешествие – путь страданий. Пребывая во власти желания (мания или иллюзия), мы, по словам Юнга, находимся в заряженном состоянии. Но нас всегда предает собственное желание, и мы сдуваемся.
   Свет Вермеера. Темнота Рембрандта. «Сезоны». «Путь любви» [18 - Четыре картины Жана Оноре Фрагонара.]. Он подходит к картине Рембрандта. Мельницы на полотнах голландских художников. Фрагментарные голландские интерьеры.
   Рози появляется, как леди Гамильтон. «Малышка Энни Руни» – песня, исполняемая на оркестрионе. Была любимой песней Рози, исполняемой на шарманке незадолго до ее смерти. Образы: булавка, Париж, рана, заражение, гроб. С годами Фрик становился все более одержим мистицизмом и сверхъестественным. В искусстве, как в мистицизме и оккультизме, все наполнено значением.
   Потоп (Джонстаун, эмоция, которая сокрушает и уничтожает). Доверие (финансовое и личное). Булавка. Слепота. Эдип. Лир. Фрик женится на своих дочерях. Инфекция. Болезнь. Коррупция. Засиженный мухами. Как мухам до распутников, так и нам до богов. Выживание наиболее приспособленных. Дарвин. Призраки. Дом, полный привидений.
   Угольные шахты – лабиринты. Коксовые печи – адский сон. Кокс – чистый углерод. Мы сделаны из углерода. Горение душ в аду. Дум из печей убивает деревья. Мертвые деревья и сточные колодцы. Грязные реки, тиф. Кашель, выворачивающий легкие. Мертвые люди. Я плачу им долларами Фрика, которые они могут потратить только в магазине моей компании.
   Фрик просыпается в аду, им же созданном. Коксовые печи, дым, олигархи, играющие в покер, джонстаунский потоп, обвинения забастовщиков, его умерший ребенок, почерневшие деревья, повторяющееся вновь и вновь покушение Беркмана. Ад Фрика – сюрреалистичный пандемониум, полный музыки оркестриона и шарманки, и образы его искусства и жизни. Старик, сидящий в одиночестве в темноте, глядя на полотна, нарисованные мертвецами.
   Кабинет Фрика был на втором этаже Кроникл-Телеграф-Билдинг на Пятой улице Питтсбурга. И пока умирала его маленькая девочка, Фрик ездил на работу и изгонял семьи бастующих из домов, оставляя их на улице.
   Вороны поедают падаль. Розмарин – цветок воспоминания. Булавочная фабрика Адама Смита. Сигареты, обернутые в стодолларовые купюры. Передние зубы, украшенные бриллиантами. Доброе лицо Карнеги. У Моргана, лысого, большеносого, черноглазого, хмурого, вид утомленного, циничного человека. Рокфеллер, время от времени появляющийся в пьесе, дает людям десятицентовики. Презренный металл.
   Карнеги платил пинкертонам, чтобы они следили за рабочими, даже когда не было серьезных волнений. Они общались с рабочими, завязывали дружеские отношения, их приглашали в дом, им многое рассказывали, а потом они писали Карнеги еженедельные отчеты. Они были армией из тысяч человек, с тридцатью тысячами в резерве, больше чем регулярная армия США. «Мы никогда не спим» – таков был девиз компании, с картинкой открытого левого (дурного) глаза, от которой и пошел термин «private eye/частный детектив». Они были вооружены и часто убивали людей, всегда действуя на стороне менеджмента. Пинкертонов жестоко избили после того, что она сдались в Хомстеде. Одна женщина зонтиком выбила пинкертону глаз. Сорок забастовщиком и двадцать пинкертонов получили пулевые ранения. Девять забастовщиков и семь пинкертонов скончались. Один пинкертон покончил с собой, использовав перочинный нож. Один утонул, пытаясь сбежать.
   Проповедь на похоронах забастовщиков: «Сегодня город умывается слезами, и все это – деяния одного человека, который работающими людьми уважается меньше, чем любой работодатель этого мира. Сочувствия у него, как у жабы».
   Во внутреннем круге ада он находит игру в покер. Карнеги, Рокфеллер и Морган, как три лика Сатаны. Темный лес ошибок. История Фрика – древнегреческая трагедия? Скорее, яковетинская. Но женщины – некий греческий хор, как в картине с Джонстауном. Бедные обнаженные создания. Ох, не уделил я им особого внимания. Фрик – Лир, Беркман – шут, а Карнеги – Бедный Том? Какофония. Сайлс Уэйн, голову которого оторвало ядром из древнего орудия, из которого забастовщики обстреливали баржи. Его невеста, англичанка Мэри Джонс, от горя сошла с ума. Готическая архитектура ада. Сталеплавильные заводы в аду. Мы конструируем ад в соответствии с нашей жизнью.
   Нам необходимо понимать абсолютно все, что мы видим на сцене? Авторы большинства пьес именно так о нас и думают. Большинство теорий актерства настаивают, что исполнитель должен выяснить особые причины, по которым его персонаж говорит то, что говорит, и делает, что делает, словно любой человек всегда знает наверняка, почему он что-либо делает, словно мы – рациональные существа и можем что-то делать исключительно по понятным причинам. И однако, актер должен найти какой-то подход к роли, и не вызывает сомнений, что играть что-то неопределенное не получится и будет восприниматься, как ложь. Необходимо предложить что-то очень точное и особенное для каждого момента пребывания на сцене, но чисто рациональный подход тоже не срабатывает в полной мере, потому что жизнь – она не такая, не проживают ее от момента к моменту. Такого просто нет.
   На репетиции, когда актеры спрашивают, почему персонажи что-то говорят или делают в конкретные моменты, я часто говорю им, и вполне откровенно, что не знаю. В других случаях я что-то выдумываю на ходу, если мне представляется, что этот конкретный актер должен иметь причину, даже если причина, за которую хватается сейчас, в дальнейшем отбросят ради другой, такой же ложной, но которая покажется более полезной. Я предваряю эти комментарии такими словами, как «возможно», и часто даю несколько объяснений. Актер не может играть в соответствии со всеми, но он может попытаться перебрать их, пока не найдет то, что работает. Актер, который требует абсолютной определенности по части мотивации персонажа, может быть компетентным, но я не могу представить себе, что он окажется интересным. И при этом он должен как-то играть. Положение актера всегда неубедительное, потому что решения его проблем нет. Вот почему это искусство, а не арифметика. В итоге мы играем то, что кажется нам правильным, формируем пьесу, словно нанизывая на нитку бусины, используем ассоциативную, эмоциональную логику, которая связывает каждый момент с последующим, ощущаем волну и поток эмоций, выражающих себя через слова и действия, момент за моментом к цели, которая становится сюрпризом, когда мы до нее добираемся, но которая в ретроспективе покажется неизбежной для тех, кто смотрит и путешествует с нами. Мы делаем особые выборы, но они не всегда рациональны или поддаются выражению на другом языке, и понятны лишь в контексте того, что говорит и делает актер на сцене. Все причины – ложь. Мы используем причины, чтобы добраться до чего-то еще, и что-то еще, к чему мы добираемся, это само представление, которое, будь возможность полностью объяснить его рациональными аргументами, было был чем-то, отличным от произведения искусства. Йейтс говорит, что человек может реализовать правду, но ему не дано это знать. Искусство – воплощение правды. Это не пропаганда, это не передовица, и его не объяснить.
   Слово theory (теория) возникло из греческого theatai, что означает зреть, смотреть на, видеть, а также это корень слова «theatre/театр». Платон думал, что философ должен достичь определенной степени отстраненности и уподобиться зрителю в пьесе, зрителю всего времени и всего существования, словно жизнь – то пьеса, которую мы наблюдаем. Проблема этой теории в том, что мы также В пьесе. Платон начинал с желания быть драматургом, но отказался от этого после встречи с Сократом. Именно казнь Сократа государством за то, что он задавал неудобные вопросы, побудило Платона к написанию его философских диалогов. Годами позже Платон высказался о том, что театр очень опасен и должен быть запрещен в идеальном государстве. Таких людей, как Сократ, отказывающихся перестать рассказывать истории, надобно убить, полагал он. Сократ был актером. Платон, в итоге, стал критиком.
   Одна из причин, по которым древние считали, что актерство в принципе опасно и является злом, заключалась в том, что они боялись изображать эмоции, чувствуя, что чрезмерно подчеркнутые и неистовые эмоции в пьесах окажутся заразительными и передадутся зрителям. И в какой-то степени это правда. Эмоции могут вызывать у нас болезни. Люди могут умирать от любви или горя, как случилось с Лиром. Лир – это пьеса о проблеме зла, тьмы, пренебрежения, пустоты в мире. Если это ничто, говорит Глостер, мне не нужны очки. «Подпольщик» Достоевского, в утопическом мира Хрустального дворца, заканчивает тем, что шагает по улице, втыкая булавки в прохожих из чистой скуки. Булавки. Деньги на булавки. Подушечка для булавок. Булавочная головка.
   Паскаль сказал: «Когда я рассматриваю короткий промежуток своей жизни, проглатываемый вечностью до и после, маленькое пространство, которое я наполняю собой и могу видеть, окруженное бесконечностью космоса, о котором я ничего не знаю, и которое не знает меня, меня охватывает ужас, а также изумление, что я, скорее здесь, чем нам, скорее, теперь, чем где-то». И еще: «Естественное злосчастье нашего немощного, смертного существования столь безотрадно, что, когда мы приглядываемся к нему, ничто не может нас утешить.
   Если мы сможем заглянуть достаточно далеко во вселенную, то увидим собственные затылки. Чем дальше мы видим, тем глубже заглядываем в прошлое. Прошлое – это то, что мы видим, когда спрашиваем себя о причинах и следствиях. Будь в глубинах вселенной зеркало, которое отражает идущий от нас свет, сможем мы увидеть наше прошлое? Искусство – такое зеркало.
   Структура Ада Данте и Генри Клея Фрика. Врата Ада (с Элен у Фрика). Преддверье: соглашатели (Карнеги и Рокфеллер). Ахерон: Харон (Беркман, стрельба). Первый круг: Лимб. Добродетельные нехристиане и некрещенные младенцы. Минос. Второй круг: сладострастники (Элен и ее воздыхатель, Паоло и Франческа). Цербер (Вермеер и Рембрандт и темноте и свете). Третий круг: Чревоугодники (Джей-Пи Морган), Плутос. Четвертый круг: скупцы и расточители. Великая башня (Вавилон, самонадеянность власти). Пятый круг: гнев и уныние. Стены Дита: демоны и фурии. Шестой круг: еретики (Марк Твен). Минотавр, кентавры. Седьмой круг: Лес самоубийц, Беркман. Гарпии (Эмма Гольдман). Горючие пески. Герион. Водопад (потоп). Восьмой круг: Страшные ямы, Сводники и обольстители, рогатые дьяволы с кнутами, льстецы, симонисты, прорицатели и гадатели, мздоимцы и взяточники, лицемеры, воры, лукавые советчики, фальсификаторы и титаны. Девятый круг: Коцит. Три рта Сатаны: Морган, Рокфеллер, Карнеги. Ледяное озеро. Река Лета. В Чистилище. Игра в покер. «Это ад», – говорит Беркман, обхватив голову руками. Это ад.
   Беркмана, наконец-то освобожденного из тюрьмы, где он отсидел много лет, арестовали для депортации в день смерти Фрика. Когда ему сообщили, что Фрик умер, он сказал: «Депортирован к Богу». Беркман застрелился во Франции в 1936 году, но сделал это так неудачно, что едва не промахнулся и обрек себя на долгую, мучительную смерть. Один из забастовщиков Хомстеда наложил на себя руки. Они оба в лесу самоубийц. Там поют птицы.
   Всякий раз, рассказывая историю, вы рассказываете ее впервые. Всякий раз рассказывая историю, вы пересказываете историю, которая рассказывалась уже миллион раз. Писатель оставляет после себя осадок, как слизень. Окки Браунстайн говорил, что две части пьесы, которые более всего связаны между собой, это начало и концовка. Если мы воспринимаем пьесу, как круг, с началом и концовкой, похожую на змею, поедающую свой хвост/tail (или историю/tale, оба слова произносятся одинаково, тогда если змея – змей из Райского сада, то его тело – история), тогда это некая мандала, с крестом посередине, определяющим картины по ходу пьесы, отбрасывающим тени на периферию, как часы, точнее, солнечные часы в Саду. Периферия – это история, которая движется. Но круговая шкала связана с центром. Деление на четыре части: четыре сезона, четыре масти карт, пятьдесят две надели, пятьдесят две карты. Покер в аду. Покерный солитёр. Пасьянс. Красное и черное, обезглавленный любовник у Стендаля.
   Указатели Браунстайна – стрелки, которые помогают притягивать внимание по ходу пьесы. Его установки – спрятанные сигналы, размещенные ближе в центру циферблата мандалы. Центр – это неподвижная точка вращения мира. Сущность – это Бог, креативный центр, из которого исходит история. Это место, откуда мы все выходим и достаточно хорошо помним в детстве, но постепенно забываем, как у Вордсворта, следуя за облаками славы. Дежа вю. Эксперимент со временем Джона Уильяма Данна. Пьеса прокладывает тропу, по которой движется сознание зрителя.
   В старом клише, что драма – это конфликт, которое я всегда презирал, потому что столь многие повторяют его, как мантру, есть толика истины, погребенная под грудой предрассудков, которые постепенно наваливали на нее: человек пишет, потому что пытается понять ситуацию, в которой оказался, мир, в котором родился, и это исследование истины всегда связано с конфликтом, потому что желание понять неизбежно раздражает. В этом, как сказал Камю, конфронтация человеческого желания с безразличием мире, что и создает абсурд. Драма – это конфликт, потому что является исследованием истины, а все такие исследования обречены.
   Контраст между крохотностью личного желания и необъятностью мира, который безразличен или даже враждебно к нему настроен, столь огромен, что эта ситуация, а это базовая человеческая ситуация, целиком состоит из раздражения и абсурдности. Писательство – имитация Бога, и примеряя к себе роль этого воображаемого персонажа, мы творили, чтобы придать лицо и личностные особенности некоему вымышленному человечеству, во вселенной, которая не человеческая и не несет в себе человеческих ценностей. Базовая ситуация – это то, как мы хотим жить, и нас это убивает. Мы хотим любить, и она убивает то, что мы любим.
   Все человеческие действия вызывают страдания. Вот триада, предложенная Френсисом Фергюссоном [19 - Френсис Фергюссон/Francis Fergusson (1904–1986) – театровед и специалист по мифологии, автор книги «Идея театра» (1949)]: Цель, Страсть, Восприятие [20 - На английском звучит эффектнее: Purpose, Passion, and Perception.], в которой он видит основополагающую модель драматического действия, включающую человеческое устремление к цели или вопросу, страдание, вызванное конфликтом с миром в этих поисках, и восприятие, в итоге, с таким трудом добытого знания, за которое мы всегда платим нашей жизнью, если не нашим здравомыслием. Браунстайн говорит о смещении восприятия в терминах зрительской аудитории, не обязательно главного героя. Главный герой может ничему не научиться. Важно то, чему научимся мы. И что в центре мандалы? Сущность, то есть это место, где жил бы Бог, не будь он воображаемым.
   Я хочу завлечь вас в мой курятник, сказала Джулия, для того, чтобы поймать вашу душу на мои фотографические пластины. Сквозь мутное стекло. Сад Зоара. Долгий путь к забытому месту.
   Старое тутовое дерево в моем саду сломалось в недавнюю грозу. Она прогнило в сердцевине. Каждый день мою печень пожирают вампиры, и речь о том, другими словами, что я – драматург.
   Ночью мы возвращаемся к исходной цельности, по которой испытываем столь сильную ностальгию, и наша печень магическим образом регенерируется восстанавливающей силой темноты, снов в темноте. Мы рождаемся из темноты и глубоко в душе жаждем в нее вернуться. Сознание – это гноящаяся рана. Иногда преступление необходимо, сказали вороны. Искусство – это такое преступление, потому что оно – святотатствующая имитация Божественного изначального преступного акта, создания вселенной.
   Леопарди говорит, в одном из своих поздних дневников, о трех положениях, которые человек никогда не сможет принять: что он ничто, что он ничего не достиг, и что после смерти ничего нет. Кучка костей каракатицы на моем огороде при кухне, сказал Эудженио Монтале.
   В прошлую ночь мне снилось, что я на вечеринке в огромном старом доме, словно я – персонаж истории, называемой «Пир», и что-то в этом доме пожирает всех гостей, одного за другим. Но старшие из пожранных, которых я могу видеть во фрагментах, высовывающихся из стен, похожих на большущего волосатого осьминога, говорят младшим, что некоторых оставляют в живых, чтобы они размножались и производили новую еду: больше детей для прокорма или чтобы они вырастали и приглашали новых гостей в этот замок. Где кто-то ест, а кого-то едят. Волки Божьи. Горлагон.
   В Лондоне я видел массивный остаток старой Лондонской стены, сохраненной рядом с новым зданием, как достопримечательность окружающего дом сада. Я смотрел на эту древнюю стену, хотел ее потрогать, но не сделал этого. В то майское утро, воскресное утро, восемью месяцами раньше. В аду, как в театре, все времена и места сосуществуют, соединяются, как в наших снах, как в подсознании. Пьеса сосредотачивает все времена и места в одном месте и в одном времени. Если это забыть, то драма создается пустая, бледная, одноразмерная, мертвая.
   В аду он слышит крики жертв джонстаунского потопа. Гэмлин Гарланд пишет о Хомстеде, как об аде. Мы построили Америку в этом месте. Теперь мы вновь прибыли в ад, говорил Фрик. Я – это ад.
   «Все прекрасно, – говорил Карнеги, – когда все растет. Контролируй расходы, а прибыль позаботится о себе». Но какова истинная себестоимость? Что есть реальная прибыль? Какую прибыль получит человек, если приобретет целый мир, но потеряет душу? Карнеги мучали кошмары о взрывающихся домнах и бойлерах, результат его рабочего детства. Кошмары его персонального ада. Он купил парк в Дарфермлине и отдал его в публичное пользование, отомстив за то, что ребенком не мог в него попасть. Но нам никогда не искупить прошлый грех или получить компенсацию за прошлое горе. Страдание и вина везде, как в аду. Он предложил оплатить африканскую экспедицию Тедди Рузвельту, если тот согласится встретиться с канцлером Вильгельмом, в надежде предотвратить войну в Европе. Кайзер – наш самый сильны союзник в борьбе за мир, сказал Карнеги. Мировая война, как последствие ценностей Фрика и Карнеги. Рузвельт закончит в аду за отстрел слонов. Жизнь, сказал Герберт Спенсер, проживается в джунглях и подчинена законам джунглей. Не вперед и вверх, а вниз и в ад. Горгульи на замке Карнеги. С его лицом. Когда я был мальчишкой в Рабском городе. Если Питтсбург – ад, тогда Саут-Форк – рай. Эдем. Змеи под гигантскими старыми деревьями. Тень. В тени старой яблони. Переплетенные корни каштанов. Тошнота. Мое сердце в Шотландском нагорье, поет Карнеги.
   «Современная промышленность использует силы природы на колоссальном уровне. Горе тем людям, которые вверили эти силы в руки дураков». – Джон Уэсли Пауэлл.
   Солдата, который порадовался тому, что кто-то наконец застрелил Фрика, подвесили за запястья и пытали его командиры. Образ крота, шахтера, сталевара, слепого, пробивающего тоннель в земле, поедающего землю, упершегося с окно подвала в снегу, пищащего, с маленькими лапками, скребущими по стеклу.
   Рокфеллер устраивает представление, совсем как его отец, продававший змеиное масло, на карнавале зеркал в аду. Ад – это карнавал. Карни. Плоть. Мясо. Лекарство. Шаг вверх. Всего за один десятицентовик я преподнесу вам чудесный эликсир жизни, масло богов.

   Хронология:
   1835 г. – 25 ноября Эндрю Карнеги родился в Шотландии
   1837 г. – 17 апреля Джей-Пи Морган родился в Хартфорде, Коннектикут.
   1839 г. – 8 июля Джон Д Рокфеллер родился Ричфорде, штат Нью-Йорк.
   1949 г. – 19 декабря Генри Клей Фрик родился в Уэст-Овертоне, Пенсильвания.
   1859 г. – родилась Аделаида (Адди) Чайлдс.
   1965 г. – Карнеги переезжает из Питтсбурга в Нью-Йорк.
   1869 г. – 27 июня Эмма Гольдман родилась в России.
   1870 г. – Рокфеллер создает «Стандарт Ойл Огайо».
   1871 г. – Фрик занимает денег, чтобы создать «Фрик и компани», начинает производить кокс, который со временем сделает его богатым.
   1878 г. – Фрик и Бенджамин Рафф приобретают заброшенный водоем в сорока милях в северо-востоку от Питтсбурга, начинают создавать «Клуб охоты и рыболовства Саут-Форка».
   1880 г. Фрик и Эндрю Меллон едут в Европу. Фрик «снимает» проститутку, Красотку Эмму.
   1881 г. – октябрь, Карнеги предлагает Фрику объединить их компании;
   15 декабря, Фрик женится на Адди Чайлдс;
   25 декабря, в их медовый месяц Фрик и Адди встречаются с Карнеги и его матерью за ланчем в отеле «Виндзор» в Нью-Йорке. Карнеги объявляет, что они с Фриком станут деловыми партнерами.
   1882 г. – апрель, партнерство Карнеги и Фрика закрепляется официально. Фрик покупает Клейтон, свой дом на окраине Питтсбурга.
   1883 г. – рождается Чайдс Фрик. Мэттью Арнольд посещает Карнеги в Крессоне.
   1885 г. – рождается Марта Фрик (Рози).
   1887 г. – забастовка в регионе производства кокса. Карнеги убеждает Фрика согласиться с требованиями забастовщиков Коннелсвилла. Фрик пишет заявление об отставке, на лето увозит семью в Европу. В Лондоне Фрик ищет Красотку Эмму. Сначала ему говорят, что она вышла замуж, потом выясняется, что она выступает на сцене в Берлине. Карнеги приглашает Фрика в Шотландию, где они улаживают свои разногласия.
   1888 г. – январь, Фрик вновь становится президентом «Фрик Кокс». Рождается Элен Фрик.
   1889 г. – 31 мая, наводнение в Джонстауне после прорыва дамбы Саут-Форк, более двух тысяч погибших, Джонстаун уничтожен.
   1891 г. – 30 марта, начинаются волнения на заводе в Морвуде. Семеро рабочих убиты охранниками.
   31 мая: Фрик одерживает полную победу, изгоняет еще больше семей из домов компании.
   29 июня: Рози умирает в Клейтоне.
   1892 г. – рождается Генри Клей Фрик-младший;
   29 июня, начинается забастовка в Хомстеде;
   6 июля, вооруженное столкновение в Хомстеде;
   12 июня, на заводе появляются рабочие, не входящие в профсоюз;
   23 июля, суббота, Александр Беркман стреляет во Фрика в Питтсбурге;
   3 августа, среда, умирает Генри Клей Фрик-младший;
   20 ноября, забастовка заканчивается полным провалом.
   1900 г. – разрыв отношений Фрика и Карнеги.
   1901 г. – Карнеги продает сталелитейную компанию «Ю-Эс. Стил» Джея-Пи Моргана за 400 миллионов долларов. Фрик становится директором компании.
   1907 г. – Фрик в Белом Доме, встречается с Тедди Рузвельтом.
   1913 г. – 31 марта, умирает Джей-Пи Морган.
   1919 г. – 11 августа – умирает Эндрю Карнеги;
   2 декабря – умирает Генри Фрик.
   1931 г. – умирает Адди Фрик.
   1936 г. – Беркман совершает самоубийство во Франции.
   1937 г. – 23 мая, умирает Джон Д. Рокфеллер.
   1940 г. – 14 мая, умирает Эмма Гольдман.
   1965 г. – умирает сын Фрика, Чайлдс.
   1984 г. – умирает Элен Фрик.

   Жарким летним днем в июле 1902 г. президент Теодор Рузвельт приезжает в Питтсбург, приходит в гости к Фрику, обедает в Клейтоне. Позвольте Мужчине-без-головы сыграть Теодора Рузвельта и Марка Твена. Покер и сигары в доме Фрика. Сигарный дым и оркестрион. Кормящаяся ворона. Коронован победой. Вороны едят сочные персики.
   Нет никакой случайности в том, что в своем кабинете Фрик держал картину, на которой тигр пожирает человека. А еще динозавров. Тираннозавр Фрик. В Шотландии стены замка Карнеги украшало множество голов убитых зверей. Джунгли, выживают сильнейшие, наиболее приспособленные.
   Сталь позволила строить высотные дома, а высотные дома потребовали резкого роста производства стали. Все это монументы жадности: пирамиды, монолиты, стоунхеджи, только они обожествляли деньги, которые власть, а ее люди обожествляли всегда. Булавки изготовлялись из стали. Сталь убивает Рози.
   Торстен Веблен: «Представительное государство означает, по большей части, представление интересов бизнеса. Пропасть между тем, что вы желаете, и что получаете, основная проблема экономики и человеческого существования. Вы можете решить эту проблему, желая меньшего или, каким-то образом, получая больше. Капитал – то, что вы используете, чтобы получить что-то еще.
   Конфликт между Фриком и Беркманом отчасти в следующем: Фрик говорит, что Беркман воспринимает человечество в целом, но не отдельными личностями. Беркман обвиняет Фрика в том, что именно для него человечество – целое, а не индивидуумы. На самом деле подход одинаков у обоих. Фрик говорит о святости материальных объектов: камней, ногтей, бочек, картин. Материализм Фрика против идеализма Беркмана. Детерминизм Фрика против иллюзии свободной воли Беркмана. Но Беркман хочет, чтобы богатые отдавали бедным больше материальных объектов.
   Беркман: В Америке пуритане и пионеры. Пуритане ненавидят все, кроме денег, и они воспринимают деньги доказательством того, что Бог тебя любит. Если у человека есть деньги, значит, Бог вознаграждает его за то, что он – хороший человек. Если денег нет, это наказание человека за то, что он плохой. Пионеры – это пуритане, у которых нет денег и которым негде их взять. Они идут на запад, отбирают землю у людей, которые там живут, убивают их, потом хищнически используют землю, вырубают леса, уничтожают все вокруг. Обретя деньги, пионеры становятся пуританами. Вот из чего сделана Америка: из жадности, лицемерия, убийства.
   Фрик не просто не терпел забастовок: он сознательно их провоцировал, чтобы потом раздавить профсоюзы. Он – анархист, который на стороне беспорядка, хаоса, энтропии, и в одной лиге с Господом Богом, или капиталист, который ненавидит беспорядок, как Рокфеллер ненавидел конкуренцию? Это знак доблести и позора, быть на Божьей стороне? Бог – источник порядка или хаоса? Или Бог – сочетание обоих? Обе его составляющие?
   Банальное выражение: «Бог таится в мелочах». Как большинство таких выражений, родилось из озарения, стало труизмом, эволюционировало в ложь. В случайности, в шансе, возникающих их хаоса, мы видим костлявую руку Бога, как у командора Вандербильта, играющего в покер в аду. Мелочи, на самом деле, часто отвратительные, как в случае с Рози, проглотившей булавку в Париже. Если бы ребенок не проглотил булавку, жизнь Фрика могла пойти по иному пути. Но вел бы он себя иначе в деловых отношениях? Вероятно, нет. Но если бы он был там, чтобы помешать ей проглотить булавку?.. Если Бог в такой вот мелочи, тогда Бог – отвратительный.
   Адди уходит в уединение, Фрик – в свою работу, потом в художественную коллекцию, в попытке уйти от страданий. Оба терпят неудачу. Все терпят неудачу. Собственнический инстинкт Фрика по отношению к Элен – попытка избежать потери, как с Рози. Его одержимость в стремлении контролировать ее – подавленное стремление к нежности, к человеческому контакту. Все это он ценил в Адди, когда та была моложе, и в своих детях, когда они были маленькими. Но теперь Адди замкнулась в себе, дети выросли, он потерял любовь сына, а еще двое умерли. И Элен осталась его последней связью с миром тепла, да еще и внуки. Он жаждал теплоты, и отчаянно подавлял это желание. Вот почему жизнь Элен превратилась в ад.
   Фрик любил играть в карты. Я всегда был влюблен в Пиковую даму. Красное и черное. Бизнес – это игра. Ты ставишь или на красное, или на черное. Красное – кровь. Черное – смерть. Ты знаешь, сколько карт в игре. Они у тебя на руках. Память. Расчет. Стендаль. Пушкин. Но в жизни ты никогда не знаешь, сколько карт в колоде, или какие они, или как они распределены. Жизнь – очень грязная игра, и Бог жульничает. Следует ставить на красное или черное? На плоть или Бога? Покер в аду. Награда за любовь, как для Жульена Сореля, обезглавливание. Дочь Рэли держала его голову на каминной доске, чтобы показывать гостям. Вы знакомы с сэром Уолтером?
   Фрик также любил играть в шахматы. В этой игре полезно разгадать стратегию противника, но ни в коем случае не выказывать ему сочувствие. Злость Фрика, его душевная боль, подавление чувств, раздражение. Скрываемая ярость по отношению к Богу, в которого он не мог верить. Вот и в последней картине есть момент, когда Фрик набрасывается на Бога.
   И однако, есть то, что не позволяет назвать Фрика чудовищем: его любовь к маленьким детям, анонимная благотворительность, личное мужество, мрачное чувство юмора, страсть к искусству, страдания. Он любил свою жену, но, вернувшись с ней в Лондон, первым делом попытался отыскать Красотку Эмму, проститутку, чьими услугами воспользовался в свое первое посещение столицы Великобритании. Он повел себя предельно мужественно при покушении Беркмана, но потом стал еще более безжалостным по отношению к рабочим и их семьям. Он обожал свою дочь Элен, однако его одержимая привязанность к ней изуродовала ее жизнь и лишила шансов на счастье с другим мужчиной. Когда она дала ему снотворное, у нее, конечно, не было осознанного намерения убить его, но собственные сомнения насчет подсознательной мотивации мучали ее до конца жизни, и стали ведущим фактором в ее яростной борьбе по обелению и защите имени отца.
   Несомненная зависимость от начальных условий. Часовщик мертв, но часы продолжают идти. Закономерность со случайными отклонениями. Упорядоченный беспорядок. Хаос универсален, структурирован и стабилен. Маленькие ошибки могут вести к катастрофе. Как бесконечное число путей может существовать в конечном пространстве? Лабиринт – карта бесконечных раздвоений.
   Вирджиния Вульф говорила о моментах озарения, моментах существования, моментах эмоциональной глубины, которые соотносятся с прозрениями Джойса, со смещением восприятия Браунстайна, и к этим удивительным моментам, можно отнести и тот день осенью 1970 г., когда я, сидя на крыльце Катарины Беркман, начал писать мою первую пьесу. Все описывают что-то, происходящее в голове наблюдателя или, скорее, что-то в опыте или в произведении искусства, заставляющее что-то произойти в голове наблюдателя. И это то, для чего и существует искусство – некий творческий мистицизм, который Джордано Бруно определял, как путь к истине через воображение. Здесь сочетаются искусство и религиозное чувство. Браунстайновское смещение восприятия – это внезапное понимание закономерности, закономерности, которая связывает воедино все прежние события во вселенной и отличается от закономерности, которая могла предполагаться. Чем больше сложность, тем больше наслаждение, когда закономерность наконец-то осознана.
   Декорации должны напоминать голландские интерьеры. Комната, как на картинах Вермеера, стол у окна. Фрик в мире Вермеера. В Клейтоне была застекленная оранжерея с куполом и большущий детский домик, райский сад для детей. Элен ездила в возке, запряженном козами, и играла с привезенными из Европы куклами. Фрик и Адди подшучивали друг над дружкой за обеденным столом, к великой радости детей.
   Карнеги всю жизнь был пацифистом, и вполне искренне. Но состояние сделал на Гражданской войне, а потом на американо-испанской войне, хотя последнем случае выступал против войны, пусть она приносила ему все больше денег. Для него было бы проще и выгоднее стать на сторону патриотов, но он этого не сделал. Что не мешало ему грести деньги лопатой. Фрик – Карнеги: «Долгие годы я не сомневался, что нет тебе ничего честного. Теперь я знаю, что ты – чертов вор». И значение имели не деньги, а власть. Они все хотели власти. Они хотели контролировать все.
   Я в книге богатства, вместе с картинами Фрагонара. Я – путь любви. На английском Frick означает трение. Фрик был невысоким мужчиной с очень большим членом. И физически не очень сильным. Он часто приходил домой в Клейтон и падал без сил. Меллон однажды видел, как Фрик в прямом смысле полз к дивану. Джей-Пи Морган, с другой стороны, был шести футов роста и весил больше двухсот фунтов. Он горой высился над Фриком, Карнеги и Рокфеллером.
   Джей-Пи Морган любил хористок. Его жена отказалась спать с ним после рождения детей., возможно, из-за его носа. Он часто раскладывал пасьянс. Опять же, красно-черный карточный мотив: черное сердце, красный нос. В сцене суда у него красный нос клоуна. Знаки Зодиака в библиотеке Моргана. Гобелен «Триумф алчности». Бог создал мир в 4004 году до Рождества Христова. Гобелен Джей-Пи Морган купил в 1901 г.
   Чем больше я смотрю на картины Вермеера, тем больше они преследуют меня. Они просто завладевают тобой. В чем причина? Удивительная искренность, которая приковывает внимание. Повторение некоторых предметов и композиционных решений просто гипнотизирует. Он словно продолжает рисовать одну комнату, снова и снова, или пару углов в одном доме. Окно всегда справа. Желтое. Девушка. Я по уши влюблен в девушку с жемчужной серьгой. Она, вероятно, одна из его дочерей. Фрик, Вермеер, дочери.
   Беркман: «Ваша единственная проблема с грязным воздухом Питтсбурга в том, что он пачкает ваши картины, когда дует в сторону вашего дома. Что ж, ваши картины всегда будут грязными. Потому что вы купили их на грязные, в пятнах крови деньги. Ваши деньги – кровавые деньги. Ваш дом – бордель. Ваша страна – геноцидный кошмар.
   Каково отношение искусства и коммерции? В Америке мы склонны верить, что ценность равна денежной стоимости. Что-то имеет ценность, если зарабатывает деньги. Если что-то не зарабатывает деньги, оно заслуживает смерти. Таково отношение Конгресса к Национальному фонду искусств, к телеканалу «Паблик бродкастинг сервис», к Национальному общественному радио: если что-то достойно спасения, у него не возникает необходимости в спасении, потому что оно может само за все платить. Это пуританско-пионерский подход к искусству, обычно аналогичен и отношению к охране окружающей среды. Это моральный эквивалент убийства стариков и детей, потому что они не способны защитить себя. Когда я учился в колледже, университет нанял эксперта по эффективности, который порекомендовал избавиться от всех роялей, потому что рояли дорогие, занимают много места, требуют настройки и не создают прибыли.
   Фонд. Никогда не доверяй фонду. Акция. В акциях. Домашний скот [21 - Особенности английского языка. Stock – акция, livestock – домашний скот.]. Обязательство. Мое слово – мое обязательство.
   У Эммы и Александра было прибыльное кафе-мороженое в Вустере, штат Массачусетс, но они продали его, чтобы перебраться в Нью-Йорк и участвовать в политической борьбе.
   Фрики забронировали билеты на «Титаник» в 1912 г., но в последний момент Адди подвернула ногу, вот они и изменили свои планы.
   «История – это два чертовых ирландца в чертовой драке из-за чертового ничего». – Джеймс Джойс. Динозавры, ревущие в первобытном болоте. Бой барабанов дикарей. Сердце тьмы.
   Фрик пожертвовал большие суммы, чтобы сорвать перемирие в Версале и создание Лиги наций, событий, которые создали предпосылки для появления Гитлера и повысили вероятность Второй мировой войны. Они были ужасные, ужасные люди. Фрик: Вудро Вильсон – чертов маменькин сынок.
   Для нас нет никакой возможности понять или предсказать все последствия любого действия, предпринятого нами. Одно наше хорошее дело может в результате привести к сотне плохих. Мы делаем все возможное, чтобы предвидеть последствия, но обычно терпим неудачу. История состоит из таких примеров: храбрые действия с отвратительными последствиями, ужасные действия с неожиданно благотворными результатами.
   Карнеги: у меня необычно большая голова. Я видел загадочную женщину с табакеркой, которая вылезла из ануса моей собаки. Сделай всех своих уток лебедями или башмачниками. Я предложу тебе короткий совет и маленькую инструкцию. Ткачи. Мои люди ткут. Они работают на ткацких станках. Они видят лицо Бога в невероятно сложных переплетениях. Паутины. Пауки. Я всегда отличался ненасытным аппетитом. Это у нас общее. Аппетит, вселенский волк, должен в итоге съесть себя. Стук ткацких станков этажом ниже. Есть какая-то святость в производстве вещей. Ребенком я часами играл с пенсами моей матери. Других игрушек у меня не было. Я складывал их столбиком, сшибал его, складывал снова. Визит в цирк мистера Чикена. Рядом с каждой тарелкой нож и вилка.
   Я провел жизнь, изображая деревенского дурачка, а теперь не могу снять эту маску. Каждая пьеса – предательство.
   У тебя могут заимствовать кретины, красть паразиты, грабить слабоумные троглодиты, смотреть свысока идиоты, на твои пьесы может набираться не те актеры, их могут безобразно ставить, переписывать, обрезать, что-то к ним добавлять, рекламировать то, чего в них нет, на них могут нападать нацисты из учебных заведений и агрессивные невежды, декорации могут проектироваться с тем, чтобы актеры десять минут добирались до нужного участка сцены, да еще с риском для жизни, костюмы создаваться не для людей, а для роботов, твои сценические указания будут игнорироваться, тебя обвинят во всем, от сексизма до людоедства, наименее интересное из твоих работ станет наиболее популярным, лучшее проигнорируют, а не поймут – всё. Тебя обвинят в плагиате, сославшись на отвратительную пьесу с тем же названием, что и твоя, но появившуюся на десять лет позже. Тебя будут давить, предавать, игнорировать. Будут распускаться и мусолиться слухи о твоей смерти. Тебя будут оскорблять в газетах и приписывать тебе чужие цитаты. Все это обязательно произойдет, если твоя работа хороша. Тебе будут завидовать, ненавидеть, стараться не заметить, обворовывать, полностью забывать. Другими словами, ты станешь американским драматургом. Добро пожаловать в клуб. Вот тебе веревка, а вот и дерево.
   Песня «Малышка Энни Рози» написана Майклом Ноланом в 1889 г. Есть ее милая версия, приведенная сборнике «Любимые песни девяностых», собранном Робертом А. Фримонтом (Нью-Йорк, «Довер букс», 1973). «Общество сохранения и поддержки квартета барбершоп Америки также опубликовало версию для квартета барбершоп. Существовала песня, создание которой обусловила стачка в Хомстеде, которая называлась «Отца убили пинкертоны», но я использовал только название, а слова и музыку придумал сам. Стихотворение «My Luve is Like a Red, Red Rose/ Моя любовь – как красная, красная роза» написано и опубликовано Робертом Бернсом в 1796 г. В него вошли фрагменты нескольких шотландских народных песен. Музыка моя.

Дон Нигро Пандемониум

Действие первое

Картина 1 Зримая темнота или тропа сквозь темный лес ошибок

Картина 2 Ландшафт с воронами или Иероним Босх и грязные деньги

Картина 3 Очищение храма или встреча с Ницше

Картина 4 Прачка или старая миссис Финнеган о правильной постройке дамбы

Картина 5 Рози в красном тумане или плач капитана Билли

Картина 6 Аллегория греха и добродетели или анархист в тюремной камере

Картина 7 Комедианты или триумф американской справедливости

Картина 8 Путь любви или добропорядочная Эмма в призрачном городе

Картина 9 Хозяйка и служанка с письмом или Адди в своей темной комнате