Татьяна Деркс
Быть добру. Перед рассветом

Пролог

   Я всё ещё мёртв. И я всё ещё здесь… здесь, на огненной русской земле, в Донбассе, где нацисты правят свой последний бал, ежедневно пачками отправляясь в ад. Я знаю точно, что они попадают именно туда, без распределения и сортировки – туда, где их ждут все пытки, все поступки, которые они совершили при жизни, вернее, при своём мрачном, гниющем существовании, истоптав своими погаными заморскими сапогами нашу землю, заплевав её своей ядовитой, словно серная кислота, слюной.
   Я всё ещё здесь, потому что нужен. Так сказал мне Колдун. Сон это или явь – не объяснить. Я просто остался. Пока что. Я знаю точно, что не насовсем, поскольку повернуть вспять течение истории невозможно.
   Волк стоял на вершине донбасского террикона, раскинув словно в полёте руки. Он оказался здесь по воле высших сил, подготовивших для него особую миссию на этом временном отрезке. И она берёт начало вместе с праведным русским огнём в феврале 2022 года.

Петя

Юрий Сивоконенко в очередной раз приехал с гуманитарной помощью в Мариуполь, где мирное население, в ожидании освобождения города от украинских захватчиков, находилось в плачевном положении. Ни еды, ни воды, не говоря уже о чём-то большем, у горожан не было. Портовый город был полностью разрушен. На улицах чёрными дырами зияли, словно разломанные руками мягкие буханки бородинского хлеба, многоэтажки. Это были последствия танковых и артиллерийских боёв. Причём в максимальной степени урон городу нанесли так называемые его защитники, которые защищали только себя живым щитом жилых кварталов.
В одном из таких домов, на третьем этаже, сидел украинский снайпер, рассматривая в прицел тех, кто привёз помощь. Солнце светило в спину снайперу и щедро освещало живые мишени, что не могло не радовать его кровожадную сущность. Тем временем приехавшие практически полностью раздали привезённый провиант. Осталась полбуханки хлеба, которую Сивоконенко с улыбкой протягивал маленькому Пете. Он пришёл за хлебом, пока его мать с совсем крохотным, полугодовалым братиком сидела в подвале дома. Подвал стал для них одновременно убежищем и ловушкой, поскольку он мог спасти от артиллерийских осколков, но стал бы могилой, кинь туда гранату украинский «защитник». А гранатами украинцы «проветривали» подвалы каждую ночь, когда выбирались из своих укрытий и шли грабить мирное население.

   – Держи, беги домой, скоро ещё привезём, – сказал Сивоконенко мальчику. Петя протянул руку за хлебом. Военный заметил, что мальчик что-то прижимает к себе второй рукой. Это была сильно потрёпанная пыльная мягкая игрушка. Когда-то её для Пети выиграл на аттракционе отец. Теперь это всё, что осталось от него… каратели расстреляли.
   – Как твоего друга зовут? – спросил Сивоконенко. Мальчик посмотрел на доброе бородатое лицо военного и тихо ответил:
   – Мишка. Это медведь.
   Пошарив по карманам, Сивоконенко нашёл шоколадную конфету «Мишка косолапый».
   – Держи. Всё будет хорошо, – потрепал по голове мальчонку военный.
   – Спасибо, – тихо ответил Петя и, по-солдатски повернувшись через левое плечо, зашагал в сторону дома.
   «Как мило, сепаратистский сучёнок и гоблин из ОРДЛО», – выругался украинский снайпер, который наблюдал драматичную картину в прицел американской винтовки.
   Разглядывая в линзу Сивоконенко и удаляющегося мальчика, каратель никак не мог выбрать правильную мишень.

   Чтобы определиться, он начал медленно вслух прокуренным хрипящим голосом повторять детскую считалку на украинском:
   – Діти, діти, дітвора, утікайте із двора, хто не заховався? – прозвучал выстрел, Петя упал замертво. – Хай кричить: Ура! – закончил со звериным оскалом на лице каратель и бросился бежать вниз.
   Он знал, что сейчас по его направлению будет работать пулемёт с БТР. Так и случилось. Пулемёт плевал свинцом в разрушенные стены третьего этажа, где секунду назад сидел детоубийца. Но его уже там не было. Согнувшись, он, довольный собой, удалялся от места своего «подвига».
   Сивоконенко, без мысли о том, чтобы укрыться, подбежал к мальчику и упал на колени. На глаза навернулись слёзы. Петя лежал на спине, сжимая в руках Мишку и полбуханки хлеба. Из-под детской спины, пульсируя, вытекала брусничным морсом кровь.
   Сивоконенко сжал кулаки и поднял глаза в небо, словно ища ответа. Но ответа не было. А БТР продолжал отрабатывать предполагаемую точку, откуда стрелял снайпер.
   Сивоконенко повернулся в сторону выстрела, боль на его лице сменилась суровым, жестоким, беспощадным взглядом.
   – Тварь, уничтожу, – сквозь зубы процедил он.

К Богу взывают души

   Юра с Леной ехали на чёрном грязном внедорожнике обратно в Донецк. Они оба молчали со слезами на глазах. Много чего они уже успели повидать за эти восемь лет украинского террора, но привыкнуть к смерти детей невозможно. У обоих перед глазами стоял маленький мариупольский мальчик, не донёсший полбуханки хлеба домой. Петя остался там, на этом изрешечённом, грязном асфальте, словно символ того, что ждёт всех, кто не подчинится преступной власти.
   – Как их вообще земля носит? – не выдержав, нарушил молчание Сивоконенко.
   Елена не отвечала. Ком в горле не позволял. Если она скажет хоть слово – разрыдается громким плачем.
   Подъехав к своему офису СВД «Беркут» на бульваре Шевченко, Сивоконенко заглушил двигатель и вышел из машины. Елена вышла следом за ним. Они в очередной раз отвезли гуманитарку в Мариуполь, и, уставшие и подавленные от случившегося, медленно шли внутрь здания.
   – Юрий Викторович, вас Скобцов ждёт, – улыбнулась секретарь, но тут же убрала улыбку с лица, поняв, что шеф не в духе.
   – Кто? – спросил Сивоконенко на автомате, поскольку мышление временно отключилось после эмоционального взрыва.

   – Поэт Владимир Скобцов, – рапортовала помощница.
   – Юра, привет, – услышал Сивоконенко знакомый голос и повернулся в его сторону.
   – Володя, здравствуй, – обнял друга Юрий, – Мы из Мариуполя только вот с Леной вернулись. Пойдём в кабинет.
   Юра достал из сейфа три стопки и полбутылки коньяка. Начав наливать, он заметил, что руки слегка трясутся от утренних событий, из-за чего присутствующие услышали лёгкое частое постукивание горлышка бутылки о края стопок.
   – Царствие Небесное тебе, Петя, ты в лучшем мире, – сказал Сивоконенко, и присутствующие, не чокаясь, залпом выпили обжигающий напиток.
   На вопросительный взгляд поэта, Сивоконенко рассказал о горьком событии.
   Все вновь взгрустнули, усевшись на диван. Молчание прервал Скобцов, начав внезапно декламировать свои стихи.

     Гул синевы высокой
     В землю вошёл по локоть.

     Если закроешь окна,
     В окнах не будет стёкол.

     Если закроешь уши,
     Будешь ты слышать кожей.
     К Богу взывают души,
     Ты их услышишь тоже.

     Если чиста рубаха,
     То не страшна разлука.
     На небесах нет страха,
     Если смотреть без звука.

     Их синева упруга,
     Можно смешать в мольберте.
     Если обнять друг друга,
     Можно забыть о смерти.

   – Теперь Петя на Небесах рядом с отцом, и они, обнявшись, могут забыть о смерти, – резюмировал Владимир, уставившись в одну точку на полу.
   – Сколько народу положили, сволочи, и радуются этому, – сказал Сивоконенко. – Слава Богу, Россия вмешалась, теперь нам легче, теперь будем давить этих гнид с ещё большим усердием и энтузиазмом.
   – Да, Юра, да и ребят сколько наших полегло, жаль, могли бы жить. История циклична, но Украина в конце прошлого цикла, после Великой Отечественной, никаких выводов не сделала: как были животными, так и остались. Вот, послушайте:

     Мы под сердцем России
     в рай билет не купили,
     для себя не просили
     изобилия рек.

     Там, где пламя пожара,
     там, где песня металла
     автомат и гитара
     наши братья навек.

     Мы имён не забыли,
     мы им молча налили,
     кто ушёл за Россию
     в облаков вечный снег.

     Там, где пламя пожара,
     там, где песня металла
     автомат и гитара
     наши братья навек.

     И у края России,
     там, где степи лихие,
     где курганы седые,
     там, где ветра разбег,

     там, где пламя пожара,
     там, где песня металла
     автомат и гитара
     наши братья навек

   – Да, Володя, истину глаголишь, – с едва заметной улыбкой сказал Сивоконенко – Оставайтесь, посидите, поговорите, – повернулся он к Лене, – мне отъехать нужно ненадолго. Дождитесь.
   Юра вышел на улицу и сел в машину. В районе Южного автовокзала у него были дела. Он завёл внедорожник и помчал по пустым улицам Донецка. Теперь здесь не было оживлённого движения, как раньше, не говоря уже о пробках – о них дончане и вовсе забыли. На обратном пути он хотел заехать за свежими цветами для супруги.
   Сивоконенко давил на газ. Хищная морда автомобиля пожирала асфальтную ленту улицы Университетской, грозно гудя мотором. Юрия не покидало какое-то неприятное чувство. Он думал, почему украинец не выстрелил в него, ведь он был куда важнее для врага, чем маленький мальчик, не способный причинить малейшего вреда. Ответа не находил, кроме того, что каратели они и есть каратели, типичные фашисты, питающиеся людским горем. Эти мысли навевали военному чувство тревоги, предстоящей опасности, как будто он должен был погибнуть сегодня, вместо Пети, и теперь смерть идёт по пятам. Это был не страх, это было чувство волнения за близких, за дело спасения, которому он был верен до конца.
   Повернув с Университетской направо, Сивоконенко проезжал мимо памятника Стратонавтам, когда американская ракета HIMARS, была уже на подлёте к его автомобилю. Оставалось буквально несколько десятков метров. Полёт снаряда он не слышал, поскольку сильный ветер дул навстречу автомобилю, плюс довольно громкий двигатель маскировал свист приближающейся смерти.
   Вдруг непонятно откуда на дороге появилась солдат в форме, он буквально возник на пути автомобиля, словно из-под земли.
   У водителя было только два варианта – переехать возникшую фигуру или резко вывернуть руль в право, на свой страх и риск, в надежде, что автомобиль не влетит в какую-нибудь городскую конструкцию. Сивоконенко, естественно, выбрал второй вариант, крутанув баранку вправо. Его внедорожник качнуло, он высоко подпрыгнул, залетев правой стороной на высокий бордюр и, проехав достаточно много, остановился.
   Обернувшись, он обомлел, увидев, как именно в той точке, в которой он находился бы сейчас, если бы не свернул, возник густой серый гриб пыли и дыма. Через секунду мощный хлопок оглушил Сивоконенко.
   «HIMARS!» – быстро сообразил Юрий и склонился на пассажирское сиденье в ожидании осколков, которые ударная волна разбрасывала вокруг, словно чёрный сеятель смерти засевал свои мёртвые поля.
   Если бы неизвестный солдат не появился на дороге, Сивоконенко уже был бы на Небесах. Понимая это, он вышел из машины и пошёл назад, к тому месту, где видел незнакомого спасителя.
   Подойдя к месту взрыва, Сивоконенко никого не увидел. Посмотрев по сторонам, он направился обратно к автомобилю, как вдруг услышал позади:
   – Юрий Викторович, вы целы?
   Сивоконенко обернулся. К нему из-за угла дома уверенной походкой направлялся Антон Коровин.

Паромщик

   Юрий вглядывался в лицо идущего к нему солдата. – Антон? – сомневаясь, спросил Сивоконенко.
   – Так точно, – с улыбкой ответил Волк.
   – Ты как здесь? Ты на дороге появился, я тебя чуть не сбил. Но, получается, ты меня спас. Спасибо, если бы не ты… – Юрий Викторович запнулся немного.

   – Всё в порядке, – ответил Волк, улыбаясь, – счастливое стечение обстоятельств.
   На самом деле это была не случайность. Колдун, ментально общаясь с Волком, давал ему разного рода задания, которые Коровин выполнял. Одним из них было спасение Сивоконенко, который за один день должен был дважды уйти из чёрных костлявых лап Зла. Того самого, которое угнетало Антона после его гибели. Одним из этих двух спасений был Антон. В первом случае ситуация разрешилась сама собой, однако, всё шло по определённому сценарию, не подвластному даже Колдуну.
   Волк стал своеобразным паромщиком для душ, переправляя их между миром живых и следующей инстанцией. Конечно, это был уже не тот Антон Коровин, которого знали все его близкие и друзья. Его взгляд стал холодным, разговор более серьёзным, с монотонным тембром. Ему были чужды человеческие метания в принятии решений, он был в подчинении у высших сил, занимающих сторону добра.
   – Садись, поехали, посидим поговорим. С меня поляна в честь нового дня рождения, – кивнул Сивоконенко на свою машину, которая, слегка наклонившись, одной стороной стояла на тротуаре.
   – Ну, рассказывай, что ты, как ты, где ты? – оживлённо начал расспрашивать Юрий. Его руки вновь немного дрожали, но уже по другому поводу.
   – Да дел много, встречаю, провожаю, – уклончиво ответил Волк.
   – Где служишь? – спрашивал дальше Сивоконенко.
   – Спецрота, больше ничего не могу сказать, – улыбнулся Коровин. – А вы как, рассказывайте, как семья? – перевёл он разговор.
   – Всё хорошо, вот внучок родился, Тимуром назвали. Поедем ко мне, посидим, поговорим, – предложил Сивоконенко.
   – Нет, Юрий Викторович, спасибо, много дел, – ответил Антон, – может быть подкинете в центр?
   – Легко, – ответило военный и вывернул руль для разворота.

Дельфины

Как бы ни было нам тяжело, всегда найдётся тот, кому тяжелее, тот, для кого наша, казалось бы, тупиковая ситуация покажется не такой уж и безвыходной.
Люди, которые это понимают и стараются помочь ближнему, непременно попадут в Рай. Двое претендентов на райские кущи по окончании своей миссии на земле – Юрий Викторович и Елена Михайловна – помимо помощи простым горожанам, проявляли заботу к детям и взрослым с ограниченными возможностями, посредством оказания гумпомощи донецкой благотворительной организации «Дельфины». Кроме детей, организация помогала и взрослым инвалидам. И если сначала для участников просто проводились занятия по оздоровительной физкультуре в бассейне «Динамо», то вскоре список мероприятий расширился. Организация устраивала экскурсии, выездной отдых, посещение театров, музеев, цирка и других развлекательных площадок.

   Каждый раз, приезжая к «дельфинам», Юрий и Елена видели в их глазах такую любовь, такую жажду к жизни, какие редко увидишь у обычного человека. Зачастую ведь люди не ценят то, что у них есть, а всё стараются заполучить большее, то, чем не владеют, что недосягаемо. При этом они забывают, что здоровье физическое и душевное – это фундамент, и если он крепкий, то жизнь свою можно выстроить как пожелаешь.
   А у детей-инвалидов этого фундамента нет, поэтому, прежде чем начать жить жизнью простого человека, им с невероятным усилием необходимо заложить эту основу. Что прискорбно, некоторым это недоступно ввиду состояния здоровья, неизлечимых болезней, увечий и прочих напастей.
   Плавание помогло многим детям-инвалидам встать с инвалидных кресел, начать учебу, получить высшее образование. Здесь, в спортивном комплексе «Кировец», дети успешно занимаются спортом. Известно, что гидрореабилитация – лучшая физическая реабилитация инвалидов. Плавание для них стало отправной точкой к здоровой и счастливой жизни. Раньше дети и их родители даже и думать не могли, что когда-нибудь они научатся плавать. Но чудо свершилось. Мало того, многие ребятишки стали самостоятельно передвигаться.

   Создала организацию Ольга Подгайная. Её сын тоже занимается в спортивном комплексе. Благодаря проделанной ею работе «Дельфины» участвовали во многих международных соревнованиях. Тренер занимается с детьми по разным развивающим методикам, позволяющим им быть социально активными. «Дельфины» – это одна большая семья. У каждого спортсмена – десятки медалей, спортивные звания кандидатов и мастеров спорта. Тренировки проходят ежедневно. Эти дети доказывают всем, что невозможное – возможно.
   – Лена, а они ведь все могли уехать по ту сторону фронта, – сказал как-то Сивоконенко Елене, когда они в очередной раз приехали в бассейн и с восхищением смотрели, как занимаются дети.
   – Они оказались настоящими патриотами, – ответила не без горечи Елена, поскольку все понимали, что как ни старайся, но во время войны идеальных условий для людей с ограниченными возможностями не создашь. – Они любят нашу землю, свою землю, русскую землю, и более трепетно относятся к понятию «родина», – заключила собеседница Сивоконенко.
   Он в ответ только вздохнул. А в бассейне был слышен громкий детский смех, дети резвились и брызгали водой друг в друга.

   Среди «дельфинов» был и чемпион мира по плаванию, мировой рекордсмен в своей квалификации Дима Чудаков. Человек с нелёгкой судьбой, с врождённым церебральным параличом не только не сломался, не прогнулся, но и вышел победителем, показав своим примером, что девиз «никогда не сдавайся» действует в реальности.
   – Вон наш Дима, – показал рукой Сивоконенко на спортсмена в бассейне. – Ему всего двадцать шесть, а он уже мировые рекорды установил.
   – А ведь Диме при рождении врачи не прочили ничего хорошего, мол, тяжело ему будет жить, да и недолго, – подхватила разговор Лена. – А он отучился, и теперь мировые рекорды ставит, а до девяти лет на тренировки в бассейн его на руках приносили. Так что выходит, что возможности у него не ограниченные, а неограниченные.
   Елена и Юрий спустились к бассейну, где в инвалидной коляске сидел взрослый молодой человек.
   – Юрий Викторович, здравствуйте, – поприветствовал Дима.
   – Здравствуй, Дима, – поздоровался Сивоконенко.
   Мужчина в коляске улыбнулся. Это был Дмитрий Черкасов. В его голове застряла пуля, которую врачи не смогли вытащить. В результате обстрела он остался без ноги.
   – Ты чего приуныл? – спросила Елена, также поздоровавшаяся с присутствующими.
   – Вы знаете, что наша Петровка раньше считалась самой чистой и живой частью Донецка? – ответил ветеран. – Здесь газоны всегда были зеленые, люди отдыхали летом прямо на траве, как в фильмах. Помню, участки под дома с радостью покупали, сколько красивых построек было! А сейчас… Разрушено все, уныло.
   Дмитрий Черкасов, юрист по образованию, прослужил в полиции боле пятнадцати лет. Волею судьбы сменил работу и пошёл в шахту. А потом – война… и он, как и многие горожане, ушёл в ополчение.
   В раскалённом августе 2014-го, Черкасов, будучи комвзвода, выполнял боевую задачу с товарищами под Кировским. Ситуация сложилась не по плану и «вэсэушники» устроили свинцовый дождь.

   Черкасов поймал пять пуль в ногу и две – в голову. Ногу Дима потерял, а одну из пуль врачи не стали доставать из черепной коробки, посчитали опасным. Дмитрий занимается с «дельфинами» трижды в неделю и делает большие успехи. Если раньше он не мог самостоятельно завязать себе шнурки, практически не чувствовал правую руку, то теперь моторика восстановилась, и он может даже что-то отремонтировать.
   Вместе с «дельфинами» ветеран боевых действий в Донбассе заработал почётные грамоты и кубки за отличные результаты в плавании, и даже установил рекорд.
   – Дима, всё наладится, – подбодрил спортсмена Сивоконенко. – Донецк скоро снова станет зелёным, городом миллиона роз, только, к счастью, уже российским. И пойдём мы с тобой гулять по зелёной Петровке, и радоваться жизни. Ещё успеем порадоваться, вот увидишь!
   Сивоконенко похлопал Черкасова по плечу, и они с Еленой зашагали к выходу. За окнами уже был вечер. Впереди дончан ждала ночь. Насколько она будет огненной от украинских обстрелов, никто не знал. Но все ждали новый день с надеждой, что он будет лучше сегодняшнего, спокойнее, без смертей, без страха и боли.

Фашист

   Темнота… кромешная тьма…чёрная дыра. Она пронзает сердца и пожирает души тех, кто слаб духом, кому не чужды преступные мысли, кто живёт, как разрушитель, оставляя после себя лишь боль, страдания и хаос.
   Такая тьма уже давно окутала повседневность многих извергов, животных в человеческом обличии, тех, кто питается болью других.
   Одним из таких животных был Анджей Жижа, «Фашист», как называли его знакомые. Он отличался своей жестокостью, был отъявленным расистом, причём расистом нового поколения.
   Если ранее это понятие применялось исключительно к арийской расе, то этот Фашист был украинским поляком из Львова. И его фашистская ярость была направлена на праведников, независимо от их расы и вероисповедания.
   Он зиговал против всего хорошего, правильного и законного. В списке его заслуг был тюремный срок, избиение пожилых людей, издевательство над животными, торговля наркотиками, грабежи. Он даже поколачивал свою пожилую мать-алкоголичку в моменты её затяжных запоев.
   Анджей жил иллюзией вседозволенности и безнаказанности. Он ждал своего часа давно, и вот его час настал. Вместе с приходом фашистов к власти на Украине тавтология его клички укрепила его в мнении своей уникальности – избранности. Первым делом он наколол себе свастику, цитаты из гитлеровской писанины и на всю спину демона с головой козла – Бафомета.
   Ко всему прочему мефедрон и первинтин уже порядком потрепали и без того хилое тело фашиста. Теперь он походил на тряпичную куклу. Кроме умирающего тела уже давным-давно умерла его душа, стала похожей на торф, веками гнивший на болотах и усеянный мерзким червями и вонючими слизнями.
   Февральское солнце радовало прохожих, несмотря на ощутимый морозец. Лёгкий снег, выпавший накануне, аппетитно похрустывал под ногами спешащих по своим делам горожан.
   Прекрасный день не радовал только Фашиста, страшная ломка пригвоздила его к полу в его комнате, он лежал, извиваясь, издавая адские стоны. Помочь ему было некому, мать спала в угаре после очередного запоя.
   Он не мог встать, да и вставать ему было не зачем – в карманах было пусто, а в долг барыга уже не даст. Но такая ситуация была привычной для Фашиста. Он знал, что главное пережить пиковый момент, а потом он что-то придумает. Он лежал, скрючившись, спиной к межкомнатной двери, когда услышал медленные шаги с обратной стороны двери.
   – Это ты, старая? Помоги мне, сходи к Химику, пусть даст что-то! – обратился он к матери. Но ответа не последовало. Он повторил свой приказ громче. Дверь открылась, в нос ударил резкий запах серы. Он услышал шаги, вернее, это больше было похоже на стук каблуков, но очень тяжёлых.

   Сил повернуться не было из-за мышечного спазма. Кто-то начал обходить его с головы всё так же медленно. Вдруг Анджей увидел огромное копыто, которое возникло прямо перед его носом, а потом и второе. Он с трудом посмотрел наверх. Его окутал ужас. Над ним стояла двухметровая фигура с человеческим телом, но козьей головой и копытами. В огромной голове козла красным горели жуткие глаза. Руки пришельца напоминали руки очень древней, но очень мускулистой старухи с длинными и острыми ногтями.
   Существо было очень мощным. Всё тело покрывали мышцы под тонким слоем чёрной шерсти.
   – Кто ты? – шёпотом спросил Фашист.
   – Ты знаешь, – грубым голосом ответил козёл, не шевеля губами – Я могу тебе помочь, забрать твою боль и дать тебе всё, что тебе понадобится. Только впусти меня. Ты ведь хочешь быть сильным, смелым, и чтобы тебе все сходило с рук?
   Фашист кивнул. От страха у него текли слёзы и слюни одновременно.
   – Тогда впусти меня! – практически приказывал мутант.
   – Как? – прохрипел Фашист.
   – Повтори: я принадлежу тебе, моё тело – твой сосуд.
   Фашист не задумываясь повторил. Огромная фигура козла стала на четвереньки, затем легла на бок и обняла Фашиста, симметрично подогнув колени по изгибы его колен. Вдруг Анджей почувствовал, как козёл сильно прижал его к себе. Застучали виски, сердце заколотилось, как отбойник, во всём теле началась дрожь, глаза вылезали из орбит.
   Фашист отключился. Он лежал на полу, скрючившись, однако тело его стало атлетически правильным, тёмные круги под глазами исчезли, как и дорожки на венах от уколов, синяки и прочие ссадины просто растворились. На первый взгляд на полу лежал обычный парень, может быть даже спортсмен. В комнате больше не было никого.

Смертники

В камерах смертников колонии № 1488 было холодно и сыро. Отъявленные преступники, те, чьё дальнейшее существование представляло безусловную угрозу для общества, ждали своего часа. Их должны были расстрелять по законам военного времени.

   Когда придут за ними – ни один из них не знал, и это сводило с ума. Каждый раз, когда в коридоре были слышны скрипы солдатских сапог, все шестеро преступников прижимались к дальним стенам своих одиночек и в ужасе ждали, что железный засов лязгнет именно на двери в их камеру.
   Сиплый, Штырь, Урод, Глаз, Гарпия и Осьминог – шестеро извергов, на счету которых были десятки убийств, грабежей и прочих тяжких уголовных дел, услышали звук шагов в коридоре в три пятнадцать ночи. Уйдя в глубины своих тёмных камер, они прижимались спинами к сырой стене, и так стояли, дрожа от ужаса приближающейся к одному из них смерти.
   А в коридоре, шаг за шагом, медленно и размеренно, словно на променаде, шёл тот, кто приговорит одного из мерзкой шестёрки.
   Шаги замерли. Холодный пот стекал по лицам и спинам заключенных. Каждому из них казалось, что именно у его камеры остановился палач. Осьминог услышал, как его засов начал медленно выходить из петель. Его горло сдавило, словно чья-то невидимая рука стальными холодными пальцами сжала и больше никогда не отпустит.
   Засов был полностью отперт, и дверь начала медленно открываться. Кто-то за дверью явно не спешил, словно наслаждался страхом загнанного животного, поскольку и сам был животным.
   В камеру Осьминога вошёл спортивный мощный мужчина в форме надзирателя колонии. Свет из коридора сквозь щель у дверных петель падал на глаза несущего смерть, поэтому Осьминог не мог видеть его глаз.

   – Здравствуй, Осип, – проговорила тёмная фигура холодным металлическим голосом.
   – Давай, не тяни, или ты почирикать зашёл? – преодолевая нечеловеческий страх прошипел Осьминог. Свою кличку он получил не только потому, что его звали Осип, но и потому, что он искусно мог подделать любые документы, подписи и прочее. То есть, имел дело с чернилами, потому и стал Осьминогом. В камере смертников он оказался уже после 2014-го, его обвиняли в убийствах нескольких человек.
   – Не спеши, Ося, сегодня ты не умрёшь, – сказал незнакомец. – Боле того, сегодня я подарю тебе свободу, а ты, в благодарность, сделаешь кое-что для меня.
   Недоумению Осипа не было предела. Он не мог поверить в это. Незнакомец сделал шаг вперёд и лунный свет из щели, которую называли окном, осветил его лицо.
   – Фа…фа… Фашист?! – он буквально попятился назад.
   – Это только бренная оболочка. Нас тьма. Стань в наши ряды, и я подарю тебе свободу во всех её смыслах.
   Смертнику Осьминогу, которому терять уже точно было нечего, ничего не стоило согласиться. Единственное, что его пугало, это вся загадочность ситуации. Где охрана, как прошёл Фашист, к слову, его давний знакомый по кумарному дурману, и почему он выглядит, словно Ахиллес? Куда делось его тряпичное тельце?
   – Согласен, – сказал Осьминог. – Что мне нужно делать?
   – Подойди ко мне, – сказал Фашист.
   Осип сделал несколько шагов и остановился рядом с загадочным знакомым. Фашист коснулся плеча смертника, и в тот же миг на месте прикосновение появился ожог в форме головы козла.
   – Пока на тебе моё клеймо, ты будешь делать всё, что я скажу. Остальных я тоже возьму с собой. У нас впереди много дел. Ты будешь главным.
   Фашист вышел в коридор, кивком головы позвав за собой Осьминога. Они остановились в коридоре. Вдруг засовы на остальных камерах синхронно открылись, и за дверьми показалась чернота последних пристанищ жутких головорезов. Фашист выстроил их в ряд и поставил каждому козлиное клеймо. После чего его помощники получили инструкции и спокойно вышли из хорошо охраняемой тюрьмы. По дороге они видели, как охрана и другой персонал застыли каждый в своем положении, словно играли в «море волнуется раз…».
   На экранах мониторов видеонаблюдения лишь снежила радиоволновая зима, а все решётки были отперты. Сами заключённые шли, словно в тумане, будто во сне, не имея малейших сил сопротивляться происходящему. Да они и не хотели, понимая, чувствуя внутри, что с таким предводителем, как Фашист, у них будет всё, что им нужно, и даже больше.

Диверсия

   Чёрная стальная дверь одной из городских катакомб была закрыта на плотный засов. Это был мощный бункер, построенный десятки лет назад для защиты от возможной атомной угрозы. В бункере были запасы еды, воды и медикаментозная база. В комнате отдыха на диване сидели беглые зеки, в центре, на высоком стуле восседал Фашист.
   В помещении царила тишина. Демон глазами Жижи цепко всматривался в непонимающие, опьяневшие от внезапного освобождения и алкоголя глаза спасённых им преступников. Они не могли понять, что они так и остались смертниками, только теперь умереть им придётся, помогая Фашисту. Он наслаждался властью, наслаждался тем, что после долгих лет заточения, он, наконец, вернулся, чтобы сеять зло, страх и хаос. Зачем? Вопрос риторический. Это была его сущность, это было его кредо и задание свыше, вернее, «сниже», из самых низов, что находятся у раскалённого земного ядра.
   Извечная вражда двух сил, в простонародье называемых добром и злом, не прекращалась никогда, со времён появления Вселенной и всего, что могло появиться. До этого не было ничего. И как выглядело это ничего, не знает никто. И не узнает. Борьба этих двух сил, антагонистов, происходит ежеминутно, ежесекундно во всем мире, во всех его уголках, и во всех уголках необъятной Вселенной, как посредством войн и глобальных конфликтов, так и в бытовых мелочах. Это словно шахматная партия белых и чёрных с бесконечным числом фигур и клеток. И теперь на чёрной половине этой доски появилось шесть фигур, которым предстоит сделать несколько кардинальных шагов.
   В планах Фашиста был мощный теракт в одном из ключевых штабов российских войск южного фронта. Он был уверен, что после подрыва россияне озвереют и ударят по Украине чем-то мощным, в следствие чего в конфликт официально вмешается НАТО и планета начнёт свой путь к уничтожению. Это было бы неизбежно, поскольку ядерная угроза и направленные тысячи боеголовок Америки и России друг против друга, рано или поздно выстрелят, как чеховское ружьё на стене.
   Несмотря на могущественные силы, самостоятельно демону было не справиться. Да и потом, он был живучим, но не бессмертным. Если оболочку, в которой он пребывает, расщепить на мелкие частицы, демон тут же отправится обратно в ад, в вечное заточение. Поэтому план диверсии разрабатывался долго, и наконец он был готов. Взрывчатку можно было доставить к штабу только наземным транспортом.
   Но россияне были на чеку и проверки на дорогах были жёстче обычного. А для большого урона нужен был большой взрыв, и значит, много взрывчатки, которую не так легко замаскировать. Продумав всю траекторию движения, преступники проговаривали план снова и снова. Резервуары с взрывчаткой планировалось везти, петляя и путая следы, через Болгарию, Армению и Украину. Для этого нужна была идеальная документация со всеми разрешительными бумагами. Это была задача Осьминога. Фура с зарядом, соблюдая график, должна была проехать по автотрассе, максимально близко подъехать к штабу и направляясь к складам с боеприпасами разнести там всё в пух и прах. Важным условием был день диверсии, когда в штаб должны были прибыть представители верховного командования. Синергия взрывов должна была полностью разрушить штаб и убить, по подсчётам Фашиста, до нескольких тысяч человек.
   При этом фура должна была пройти все инстанции в базовом виде, а за несколько десятков километров до штаба грузовик должен был заехать в потайной подземный бункер, где на фуру навесили бы броню, чтобы под обстрелом она могла максимально дальше въехать вглубь расположения. За рулём будет смертник. Им будет Штырь.
   Глаз – профессиональный снайпер – будет прикрывать фуру на подъезде и снимет часовых. Сиплый и Урод, как бывшие подрывники, занимались сбором взрывчатки и логистикой. Гарпия остался на побегушках у Фашиста.
   В штабе ВС РФ кипела работа. Сегодня сюда прибыли военные для переброски к линии фронта, а также ожидали приезда командования, поэтому суетились. По периметру усилили охрану, в небе дроны давали обзор местности, работали радары – штатный режим, ничего необычного.
   Фура с гуманитарной помощью подъехала к блокпосту. Объехав зигзаг из бетонных перекрытий, грузовик остановился. С водительской стороны к машине подошёл военный. Представился. Российские номера немного расслабляли напряжение, связанное с участившимися диверсиями.

   – Добрый день, что везёте?
   – Гуманитарку, – ответил водитель.
   – Документы, пожалуйста, – вежливо попросил военный.
   Водитель молча протянул несколько необходимых бумаг. Тем временем второй военный обходил по периметру фуру с зеркальной лапкой, исследуя днище автомобиля, и ещё один – с собакой. Не обнаружив ничего подозрительного, он подошёл к проверяющему документы и сказал:
   – Чисто.
   – Водитель, кузов откройте, – проговорил спокойно проверяющий.
   Штырь выпрыгнул из кабины и зашагал к дверям кузова.
   – Здесь опломбировано, с меня потом спросят, – почесал он озадачено голову.
   – Ничего не поделаешь, такой порядок, открывайте.
   Штырь повернул левую ручку створки кузова, предварительно сорвав одну пломбу, и распахнул створку. В кузове лежали мешки с сахаром, мукой, крупами и прочей бакалеей. Военный с собакой подошли к открытой двери, собака не реагировала.
   Замявшись, Штырь начал потихоньку открывать вторую створку, делая вид, что возится с пломбой.
   – Не надо, проезжайте, на весы только заедете. По накладным груза 10 тонн, но что-то рессоры просели. Нужно взвеситься.
   – Хорошо, начальник, – по привычке ответил Штырь.
   Военный повернулся, поскольку такой ответ его немного насторожил. В нём явно присутствовало что-то тюремное. Однако, проводив Штыря взглядом, он всё же решил, что нет ничего сверхъестественного. Мало ли что было у человека в жизни. Сейчас заключённые воюют за Донбасс не хуже обычных солдат. Судьба у каждого своя.
   Штырь подъехал к весам и начал медленно заезжать. Его чёрное сердце бешено колотилось, поскольку всё днище фуры под защитой было выложено взрывчаткой, она была в запасках, в канистрах с запасным топливом, везде, где можно было её замаскировать. Кроме того, цистерны, предназначенные для взрыва, лежали под мешками с гуманитаркой.
   Общий перевес фуры составлял около двух тонн. Но, к сожалению, для проверяющих и счастью для Штыря, весы были сломаны и показывали примерные значения, поэтому въехал на них Штырь просто для протокола. На весах показался перевес в две тонны, а затем, следом, недовес в полторы. Проверяющий вздохнул и махнул рукой: «Проезжай».
   Штырь громко выдохнул и медленно выехал из-под навеса. Впереди предстояло проехать очередной лабиринт из перекрытий, и дальше путь был свободен. До штаба больше блокпостов не предвиделось.
   Вдруг он услышал, как позади военный, который проверял его, громко кричал: «Стоять! Стой!».
   Штырь побледнел. План был на волосок от провала. Что он заметил? Что случилось? Почему останавливает?
   Зек вспотел, но быстро вытер испарину со лба ладонью, опустил стекло и высунулся из окна:
   – Что не так, начальник? – с натянутой улыбкой спросил он.
   – Сидел? – серьёзно спросил военный.
   – Было дело, по малолетке. Теперь всю жизнь жалею, – ответил Штырь, изображая на лице удрученность горьким жизненным опытом.
   – Документы забыл, – протянул разрешительные бумаги в кабину проверяющий. – Устал, что ли, давно едешь?
   – Давно, – ответил Штырь.
   – Отдохни, а то не довезёшь до пункта назначения, опрокинешься, да птицам рай устроишь, – по-товарищески посоветовал военный и, повернувшись, зашагал обратно к пункту пропуска.
   Штырь надавил на газ, и тяжёлая фура поползла по битому снарядами асфальту. Его лоб просто горел, словно он им, заснув, прислонился к камину. Штырь сообразил – от того, что вытер пот ладонью, ведь фура была полностью покрыта концентратом жгучего красного перца, чтобы собаки не почуяли взрывчатку. Проехав около четырёх километров, он свернул в лесополосу на проезженную колею. Проехав ещё метров пятьсот, колея внезапно закончилась. Штырь остановился в точке, куда привёл навигатор. Вдруг огромный квадрат земли вместе с фурой начал медленно снижение вниз. Штырь удивился, откуда здесь, посреди степи, под землей, взялась такая конструкция с огромным подземным ангаром.
   В ангаре было около десяти человек в респираторах и в оранжевой спецодежде. Повсюду лежали сваренные части будущего бронированного панциря фуры Штыря. Задумка была в том, чтобы фуру полностью обшить броней для максимального проникновения вглубь штаба. По подсчетам Фашиста броня выдержала бы до десяти выстрелов гранатомёта, пулемётный обстрел БТРа и несколько танковых попаданий. Очень важно было защитить колёса, поэтому размеры очень тщательно, до миллиметра, были рассчитаны и обвесы были сварены идеально.
   На смотровом стекле оставалась лишь узкая полоска для обзора водителя. Все мешки с продуктами заменили на мешки с металлическими деталями, так называемой шрапнелью, разброс которой взрывной волной уничтожает всё на своем пути. Собирать панцирь предстояло не меньше суток. По времени укладывались. Фашист спокойно сидел в кресле в углу ангара и наблюдал за работой своих прихвостней. Остальные зеки тоже были здесь. Работа нашлась каждому. Адская кузня работала постоянно, изредка делая перерывы на короткий отдых.
   К утру бронефура была готова. Обшитая чёрной броней, она походила на футуристическую машину из постапокалиптической утопии. До штаба от места расположения машины было около десяти километров. Фашист принял решение ехать не по асфальтированной дороге, а просёлочной, используя костлявые руки февральских деревьев в качестве хотя бы какой-то минимальной маскировки. Натовские «товарищи», помимо вооружения, поставляли украинским нацистам спецприборы и другую электронику, в том числе, радиоглушилки. Поэтому Гарпия уже направил портативную спутниковую антенну и специальную радиопушку на беспилотники, курирующие периметр штаба россиян. Он ждал сигнал, после которого был готов уронить все дроны на землю.
   Глаз лежал на небольшом холме с прошлогодней травой и кусками снега в километре от штаба в полной маскировке. Рядом лежали две заряженные снайперские винтовки, в руках была третья с полным магазином. Снайпер разглядывал в прицел часовых и две пулемётных точки. Он понимал, что в его сторону работать не будут, поскольку всё внимание будет обращено на мчащегося на чёрной фуре Штыря.
   Урод лежал рядом с Глазом, смотря в бинокль, и расплывался в отвратительно радостной улыбке.
   – Смотри, Гар, сепары суетятся. Даже не подозревают, что скоро взлетят на воздух. Кровищи будет! – в предвкушении трагедии кровожадный Урод так широко улыбался, что даже поскрипывал коричневыми от героина и табака зубами.
   – Заткнись, – прошипел Глаз, – сосредоточься, смотри внимательно и корректируй.
   – Веселуха скоро начнётся, – не унимался Урод.
   В полутора тысячах метров от затаившихся убийц остановился чёрный внедорожник. Из него вышли двое – Деки и Волк.
   – Я здесь, брат, залягу, – сказал серб и хлопнул по плечу Коровина. На само деле профессиональный снайпер Деки, один из лучших в своём деле, собирался не залечь, а засесть на высоте. Огромный дуб, раскидав свои ветви, словно беспокойная женщина в недоумении руки, стал его пунктом.
   Взобравшись на высоту примерно второго этажа «хрущевки», серб выбрал раздвоенную ветку в качестве опоры для спины. Таким образом, усевшись удобно верхом на толстую ветку и уперевшись спиной в две других, он восседал, словно испанский «патрон» в большом родовом кресле. Определившись с ветром, снайпер внёс коррективы в настройки оптики винтовки.
   Деки принимал участие в войне в Югославии в составе регулярной армии, потом в качестве добровольца. Поэтому он был знаком с натовскими способами «защиты мира» уже давно. После войны он попробовал себя в частном предпринимательстве, став производителем пластиковых окон и дверей. Однако вскоре его небольшая конторка закрылась, поскольку Сербия начала движение в сторону «светлого европейского будущего», и заказывать конструкции из пластика из Евросоюза было дешевле.
   Но Деки был не из тех, кого пугали трудности. Недолго думая, он переехал в Россию, в Сочи, и устроился прорабом на одной из крупнейших строек страны – Олимпийской деревни в Сочи. А потом пришла война в Донбасс. И принесли её всё те же «миротворцы», которые боевой авиацией по частичкам разбирали Белград, спонсировали албанских террористов, уничтоживших тысячи сербов, те, кто несли «мир» под названием смерть.
   Деки на своём месте на дереве изучал отвратительные рожи своих целей.
   Волк был уверен: если за дело взялся Деки, врагу не уйти. Сам Коровин сел в машину и надавил на газ. Его задачей, которую накануне обозначил Колдун, было во что бы то ни стало остановить адский грузовик. Коровин мчал из всех сил по асфальтной дороге, рядом на сиденье напряженно вглядывался в прибывающее бесконечное пространство асфальта и деревьев опытный пехотинец Медведь, а через восемьсот метров, параллельно внедорожнику, по просеке ехал бронированный грузовик, фаршированный взрывчаткой, словно огромный бурито, лопающийся от избытка начинки. На выхлопных трубах стояла современная система глушения, так что перемещалась железная анаконда практически бесшумно. За рулём сидел Штырь. Фашист накачал Штыря наркотой и «промыл» зеку мозг, мол, его, как настоящего викинга – а недотепа Штырь действительно считал себя древним скандинавским воином – ждет Вальхалла – рай для всех викингов. Но для этого он должен пожертвовать собой ради борьбы со «всемирным злом». А Штырь слушал и верил, и был готов на все, расплываясь в идиотской щербатой улыбке.
   В кузове внедорожника Коровина лежало два заряженных гранатомёта и один трофейный американский противотанковый ракетный комплекс «Джавелин» – украинская мечта, с которой неонацисты собирались выиграть войну у тех, кто её никогда не проигрывал. По крайней мере, так пишут летописцы разных эпох с момента первых упоминаний государства русского.
   Антон чувствовал нутром, каким-то необъяснимым шестым чувством, что развязка близко. Впереди, через четыреста метров, справа, виднелся съезд на просеку. Он был довольно сложным, весь в промерзших колдобинах, словно кто-то специально поливал водой землю, чтобы затруднить путь. А съезжать нужно было на скорости, чтобы не отстать от адского состава.
   Штыря не по-детски штырило, и он, с бешеными, широко раскрытыми глазами, не убирая ногу с акселератора, тем не менее искусно вёл грузовик по мёрзлой грунтовке. Большую часть жизни он провёл за баранкой. Сперва на самосвале шофёром зерно возил. Потом подался в дальнобойщики, а затем в банде был всегда за рулём и вытаскивал своих подельников из, казалось бы, уже безвыходных преследований.
   Коровин повернул вправо, на грунтовку. Машину сильно подбросило на глубокой и незаметной с первого взгляда выбоине, водитель и пассажир почувствовали темечком внутренний рельеф крыши через обшивку. Справившись с управлением, с холодным взглядом Волк продолжал погоню за грузовиком. Антон знал, что впереди грунтовка разойдётся на две полосы, и они, обогнав грузовик, заехав к нему с «морды» и преградив путь, должны успеть выбежать, сделать несколько выстрелов из гранатомётов, после чего грузовик, в надежде протаранить преграду, врежется в их автомобиль и рванёт вместе со своим зарядом. Внедорожник Антона был заминирован управляемым СВУ. Для того, чтобы выстрелить и отбежать на безопасное расстояние, у них было не более двадцати секунд.
   – Гарпия, твой выход, – сказал в наушник Фашист.
   – Делаю, – ответил уголовник. По очереди Гарпия с помощью радио-магнитной пушки уронил на землю все российские дроны. В российском штабе подняли тревогу и приготовились к атаке.
   – Мы ослепли! – кричал в рацию главный техвзвода. – Поднимайте авиацию, будет атака!
   – Плюс, – ответили в генштабе и передали приказ на поднятие «Сушек» в воздух.
   Штырь увидел разветвление дороги, Фашист, следивший за происходящим глазами водителя-смертника, в наушник заорал: «Направо!». Но Штырь уже повернул левее, и направил бомбо-поезд по левой стороне раздвоившейся грунтовки. Антон ехал позади, в четырёх секундах. На развилке Волк ушёл вправо и утопил педаль газа в пол так, что на коврике осталась вмятина. Но внедорожник ехал столько, сколько мог, на большее был не способен. Время уходило. В штабе приготовились к атаке, командование переместилось в спецбункер, по периметру выехали БТРы, в небо направили зенитки, въезд в штаб перекрыли два танка и рота солдат с АГС и ПЗРК. Штаб был полностью защищён от вторжения.
   Антон выжимал максимум из японского двигателя, слева, не сбавляя скорости, мчал адский гонщик. Волк видел, что тяжёлая машина вдруг начала сбавлять скорость, правая сторона присела на колеса, возможно, не выдержала рессора.
   Впереди виднелся штаб. Антон начал обгонять грузовик. Он засунул руку в карман куртки, там лежал взрыватель.
   Всё хорошо, ещё пару сотен метров, и он преградит путь монстру. Из-за лопнувшей рессоры грузовик потерял в скорости, но продолжал движение. Антон, достаточно опередив бронефуру, крутанул руль влево, и, пропрыгав колесами по мёрзлым кочкам, внедорожник Коровина резко остановился на пути Штыря. Волк с напарником резко выбежали из машины, открыли багажник и достали гранатомёты.
   – Выстрел! – крикнул Медведь и выпустил ракету в приближающийся грузовик.
   – Выстрел! – на секунду позже крикнул Волк.
   Первый снаряд ударился в бок грузовика, слегка качнув его. Выстрел Антона был более точным, под днище. Бронированная решётка отлетела от радиатора тягача. Антон схватил натовский «Джавелин» и выстрелил. Зигзагом снаряд полетел в кабину, но в конце движения, вдруг, сбившись с траектории, улетел в молоко.
   – Тьфу, натовские сапожники! – выругался Антон. – Уходим! – крикнул он, повернувшись к напарнику. Они побежали, что было сил.
   Штырь, вцепившись в огромный руль, яростно вёл фуру. Вдруг он почувствовал, как справа грузовик качнуло. Не имея зеркал заднего вида и обзора впереди, он просто заржал, как конь:
   – Страшно?
   Второй выстрел он почувствовал жёстче, разбив о руль нос.
   – Ааааа! – хрипло орал Штырь окровавленным ртом, подавляя страх приближающейся смерти. В узком окошке лобового стекла он увидел на пути внедорожник с открытыми дверьми.
   – Сдохните, черти! – Антон нажал кнопку взрывателя. Смятый в гармошку внедорожник, повиснув на морде фуры, рванул. От бронированного панциря грузовика отлетело несколько сегментов, огромные языки пламени лизнули его бока, но машина продолжала ехать. Медленнее, но всё ещё достаточно быстро. Вариантов не было. Вдруг Волк услышал в небе рокот реактивных двигателей. Подняв глаза, он увидел дымный след от залпов. Российская боевая авиация работала по грузовику. Сразу две ракеты попали в кузов, длинный прицеп накренился, и раздался мощный взрыв.
   – Ложись, – только успел крикнуть Антон напарнику. Они оба упали ниц. Взрывная волна была такой силы, что их, находившихся достаточно далеко от фуры, буквально привалило комьями мёрзлой земли сантиметров на пятьдесят. Звук пропал, в ушах повисла звенящая тишина, затем Антон услышал в голове музыку, но не слышал своего голоса. Они начали выползать. Постепенно. Вокруг горела земля. Антон никогда не видел такого. Она горела, словно уголь в печке. В грузовике была начинка, используемая американцами во Вьетнаме, известная как напалм.
   Глаз наблюдал в линзу прицела, как грузовик приближается к штабу. Увидев группу солдат, использующих танки на дороге в качестве заслона, он решил методично их отстреливать. Первыми он решил отработать бойцов с ПЗРК.
   – Следи за пулемётчиками, – сказал он Уроду.
   Повернувшись обратно в свой прицел, краем глаза он заметил, как Урод уронил бинокль и упал.
   – Урод, Урооод, – с сожалением прошептал Глаз опустив веки от досады. Но подельник лежал на земле, заливая её чёрной кровью, в то время как Деки, отпустив на волю дымящуюся гильзу и послав в патронник новые 9,6 грамма смерти, выбирал точку на затылке Глаза. С его оптикой и опытом, он мог выбрать её до миллиметров.
   – Убью, – прошипел Глаз. Но вдруг почувствовал в затылке невыносимую боль, словно его разрывало от давления. Это пуля серба пронизывала трухлявые затылочные кости Глаза.
   Последнее, что он видел в прицел, как Штырь въехал во внедорожник. После этого вышедшая через лобную кость пуля 7.62 мм разбросала его глаза вместе с фрагментами черепной коробки в полутора метрах от тела.
   Антон помог встать боевому товарищу. Они стояли, поддерживая друг друга на выжженном поле. Повсюду догорали очаги мегавзрыва. Из штаба в их сторону направлялись несколько броневиков, автомобили, сверху кружили беспилотники.
   Музыка в голове Волка стихла. Он услышал голос Колдуна: «Здесь всё… Корса». Ему показалось, что он стоит за его спиной. Резко обернувшись, Антон увидел вдалеке, у самой кромки лесополосы, фигуру в белом капюшоне. Находясь ещё в состоянии шока после взрыва, он смотрел на Колдуна, а тот смотрел на Волка. Антон понимал, что это только начало его истории паромщика. И сегодня он переправил дальше несколько душ, явно задержавшихся на этом свете. И будут ещё, Волк был уверен в этом.
   Фашист, увидев глазами Штыря взрыв и крах всей затеи, сидел молча в бункере. Рядом, затаившись в углу дивана, сидели Осьминог и Гарпия. Они с опаской посматривали на Фашиста, поскольку он уже минут двадцать просто молчал, сидя к ним спиной на барном стуле в центре комнаты. Наконец Осип, как правая рука Жижи, блеющим голосом промямлил:
   – Фашистик, дорогой, что дальше делать будем?
   Фашист не поворачивался и не шевелился.
   Осьминог аккуратно встал и медленно пошёл к главарю. Фашист смотрел в стену. Его глаза были полностью чёрными, как смола. Он не моргал.
   Зеку стало не по себе, но он всё же повторил: «Что дальше, Фашист?»
   Фашист перевёл на него взгляд чёрной бездны глаз.
   – С тобой уже ничего, – Осьминог почувствовал, как в его живот уперлось твёрдое дуло «Desert Eagle». – Прощай, Ося.
   Демон нажал курок, и тушка Осьминога отлетела от Фашиста, словно гуттаперчевая игрушка. Гарпия подскочил и бросился к выходу. Фашист повернулся в сторону беглеца и выстрелил. Мозг зека вместе с огромным куском черепной кости шлёпнулся об стену, оставив красно-серые брызги. Гарпия лежал без признаков жизни с открытыми глазами.
   Фашист был раздосадован до предела, демон внутри негодовал ещё больше. Им вдвоём нужно было выплеснуть ярость и негодование. Фашист вышел из бункера. Вечерний зимний воздух подстегивал тёмную сущность на подвиги. Он поднял руку. К голосующему подъехала чёрная «десятка».
   – Куда? – приветливо спросил водитель.
   – А вы куда? – спросил в ответ Фашист.
   – В центр, там сегодня праздник, горожане гуляют… насколько это возможно, – печально поджав нижнюю губу, ответил водитель.
   – То, что нужно. Едем. Пять сотен хватит?
   – Вполне! Нам же по пути.

Абдулла

   Антон с Медведем ехали в военном внедорожнике в расположение. На месте взрыва уже работали спецы. Из центра спешило подкрепление, вертолёты исследовали местность. У Волка зазвонил телефон.
   – Брат, отработал всех, сам цел, ты как? – сказал в трубку голос с сербским акцентом. Это был Деки.
   Волк смотрел в глаза обернувшемуся к нему с переднего сиденья майору. В его глазах были вопросы к Коровину: как он оказался на месте взрыва, откуда знал о грузовике, о диверсии, и как выжил в таком взрыве?
   – Живой, – ответил Волк и положил трубку, не отводя глаз от сверлящего взгляда майора.
   – У вас есть вопросы, товарищ майор?
   – Вот всё думаю, откуда в тебе столько удачи, Коровин, твой ангел-хранитель явно старается, – попытался изобразить добродушие майор.
   – Он всегда со мной, – ответил Волк и с улыбкой подумал о Колдуне.
   Вдруг его сознание помутнело, глаза окутала белая дымка. В дымке показался Колдун. «Корса… прорыв… помоги ей… в августе она уже будет у нас», – услышал Антон и отключился.
   Волк открыл глаза. Они до сих пор ехали, значит, в этот раз его беседа длилась недолго. Он не понимал, о ком говорит Колдун, но был уверен, что уже слышал этот позывной. Вот только где слышал – не помнил. У тех, с кем ехал в машине, он спросить явно не мог, поскольку обстановка была напряжённая. Волк понимал, что сейчас с ним будут беседовать, выясняя обстоятельства случившегося. Он был готов, зная, что это займёт немалое время.
   Сивоконенко вошёл в кабинет. Сев за рабочий стол, он задумчиво посмотрел в окно.
   Война… не щадящая никого, кровожадная, мерзкая, дышащая последними вдохами бойцов, умирающих за идею, за деньги, во имя мести или еще чего-то… У каждого свои причины взять в руки оружие и убивать тех, кто по ту сторону линии фронта. За что мы умираем? И для чего продолжаем жить? Как живут те ребята, кого война покалечила навсегда, оставила без права на нормальную жизнь? Юрий слегка улыбнулся, потому что сам ответил на свой вопрос, вспомнив безногого афганца «Абдуллу».

   Но́ги герой донбасской войны потерял в Васильевке, выводя свою роту из-под плотного вражеского огня. Один за одним Абдулла выносил с поля боя своих раненых бойцов под градом снарядов. Вытащив шестерых, он нёс седьмого на себе. Буквально следуя за пятками командира роты, ложились снаряды, но он шёл на полусогнутых, собираясь вновь вернуться за очередным своим бойцом. Но больше в этом бою ему спасти никого не было суждено. Мина взорвалась совсем рядом, раненый боец на руках Абдуллы умер мгновенно, ноги афганца сильно посекло осколками. Уже позже, в госпитале, врачи сделали всё возможное, чтобы сохранить ноги парню, но им это было не под силу. Ампутация.
   Насмотревшись на кошмар в своём родном Афганистане в конце 80-х, оказавшись впоследствии сперва в СССР, а потом в разваленной до поры до времени России, Рафи Абдул Джабар поселился в Ростове-на-Дону. В 2014-м он увидел на Украине ту же самую картину, «западную добродетель» по до боли знакомым кровавым лекалам, какую наблюдал в Афганистане, когда его страна стала точкой силового соприкосновения ключевых мировых держав.
   – Абдулла, братское сердце, как ты, дорогой? – с улыбкой говорил в телефон Сивоконенко.
   – Юрий Викторович, здравствуйте! – ответил Абдулла на дружеский звонок – Всё нормально, бегаю, – пошутил боец.
   – Прибегай ко мне, поговорим, – предложил, поддержав шутку, Сивоконенко.

   – Через пару часиков заеду, – ответил Абдулла.
   – Жду, – Юрий положил трубку.
   Не успел он положить смартфон на стол, как тот вновь зазвонил. Номер не определился. Сивоконенко ответил.
   – Юрий Викторович, здравствуйте, это Коровин.
   – Антон, привет, что случилось? – почувствовав некоторую тревогу в голосе Волка ответил Юрий.
   – Юрий Викторович, мне нужна Корса, где я могу её найти?
   – Под Горловкой они стоят, – ответил Сивоконенко, – а зачем она тебе? Может, смогу помочь?
   – Нет, Юрий Викторович, спасибо, у меня к ней простой обыденный разговор, – решил не втягивать своего доброго товарища Антон, – До связи.
   В кабинет Юрия Викторовича постучали знакомым тактом: два-три-четыре-два.
   – Заходи, невольник чести, – пригласил через дверь Сивоконенко поэта Скобцова, узнав его по фирменному стуку. Дверь открылась.

   У меня сегодня такой день, который не терпит одиночества, поэтому я сегодня с тобой

   – Привет, Юра. Я к тебе по делу. У меня сегодня такой день, который не терпит одиночества, поэтому я сегодня с тобой, – сказал с улыбкой стихотворец и поставил перед товарищем бутылку неплохого коньяка.
   – Ого, я ещё поработать собирался, – посмотрел в недоумении на поэта Сивоконенко.
   – Прости, Юра, так вышло, ты сегодня раньше освободился, – юморил Владимир. Сивоконенко достал стопки.
   – Разговаривал с Абдуллой. Скоро подтянется, – уселся обратно в своё кресло Сивоконенко.
   – О, наш афганский герой. Наши вроде бодрячком, продвигаются, месят жижу русским сапогом. Налей, Юра.
   – Легко, – Сивоконенко наполнил рюмки чайным цветом на четверть.
   – Юра, полнее, – возмутился Скобцов.
   – Успеется, Володя, мы не спешим.

   Друзья выпили за погибших товарищей, соединив рюмки в коротком звоне стекла. Пили, чокаясь, поскольку всегда поднимали, как за живых. Так уж у них повелось.
   Скобцов стукнул дном осушенной рюмки об стол. Посмотрел на Юру и отвернулся в окно. Морозное синее небо было абсолютно пустым, прозрачным, идеально чистым, словно красивый дорогой бокал из богемского стекла, по стенкам которого до сих пор не скатилось ни одной винной капли – не единого потека. Поэт начал декламацию.

     Ещё не сдали рубежей,
     Не заметает от дверей
     Следы друзей.

     Там, в облаках страны дождей
     Ещё не выпасли коней,
     Налей, налей.

     Когда к тебе я не вернусь,
     Листом кленовым обернусь
     Среди аллей.

     Что будет, знаю наизусть,
     Сегодня всё-таки напьюсь,
     Налей, налей!

     Планета осенью больна
     И где-то в осени она,
     И ты не с ней.

     Душа надеждою пьяна,
     Но это не её вина,
     Налей, налей.

     Одна любовь всему цена,
     Судьбы осеннего вина
     Не пожалей.

     В бокале плещется луна,
     Дай мне допить её до дна,
     Налей, налей.

     В ночь под конвоем тополей
     Дорога в зиму, а над ней
     Звезда полей.

     Всё невозвратней и ясней,
     Что счастлив был ты только с ней,
     Налей, налей.

     Небес пронзительную грусть
     И расставанья терпкий вкус,
     Крик журавлей

     Запоминаю наизусть,
     Пью эту осень, не напьюсь,

     Налей, налей!

   Сивоконенко смотрел в окно. Ему вспомнилось, как совсем недавно его едва не прибило натовским снарядом. Вспоминал Коровина, который взялся из ниоткуда. Вспоминал его слова про спецроту. Юрий чувствовал, что что-то не так: не плохо, но чего-то он не понимает. Это был простой человеческий интерес.
   Его мысли прервал стук в дверь.
   – Терминатора вызывали? – в кабинет вошёл Абдулла на новеньких протезах ног.
   – Абдулла, здравствуй, – Сивоконенко обнял гостя.
   – Всех приветствую, – широко улыбнулся афганец. Он передвигался на протезах немного неуверенно, но всё же это были ноги, какие-никакие, но ноги, которые ему сделали в России.
   – Штрафной налью за опоздание, – пошутил Сивоконенко.
   – Нет-нет, – ответил Рифа с улыбкой – Я чуть-чуть. Поддержу вас.
   – Слушай, Абдула, как тебя вообще занесло в нашу долину смерти? – спросил уже слегка хмельной Скобцов.
   – Всю вашу историю я уже видел у себя в Афганистане, – ответил Абдулла, слегка смочив губу хмельным напитком. – Я жил в Ростове-на-Дону. Удивительно, но там была афганская диаспора, в которой я состоял. Ввиду общественной деятельности мы пересекались с другими диаспорами, в том числе и с украинской.
   В 2013-м в Украине начинался Майдан, и я буквально сразу, с первых событий, увидел идентичность с началом гражданской войны в Афганистане. Я увидел такую же братоубийственную войну, задорным затейником которой вновь была Америка.
   – А что украинская диаспора, ты общался с сними, – спросил Сивоконенко?
   – Именно, что общался, Юрий Викторович. На встрече с главой их диаспоры мы обсуждали, что беда близко. Он мне сказал, что если я хочу услышать мнения, вот как раз прибыли ребята: харьковчане, одесситы, из Запорожья несколько человек приехало, – поговори с ними. Это было сразу после одесской трагедии. Тогда на донском левобережье располагалась база беженцев. Мне пацаны говорят, думая, что я военный: помоги нам!
   А я ведь отказать не могу, – смеётся Абдулла, – как был – в тапках, штанах и футболке, так и поехал с ними посмотреть, что там у них происходит.
   – А почему Абдулла-то? – вступил в разговор поэт.
   – Володя, мы когда в расположение батальона «Восток» приехали, ко мне с вопросом:
   «Как тебя зовут?»
   – Рафи, говорю, ударение делаю на последнюю букву. Дальше диалог.
   – Рафик?
   – Да нет, Рафи!
   – Аааа, Равиль!
   – Да нет же, Ра-фи!
   – А, мы поняли! Рафит!
   – Говорите – Абдулла.
   – А-а, ну Абдулла так Абдулла.
   – И мне это имя сейчас стало ближе родного, поскольку под ним я прошёл столько испытаний и разных событий с народом республик, что хватит на рассказы внукам и правнукам. К слову, дословно Абдулла переводится как «Раб Божий».
   – Ты он и есть, Абдулла, все мы Его рабы, – проговорил Скобцов и вновь начал декламировать:

     Чёрная, как кошка,
     Ночь подкралась разом,
     Щурится в окошко
     Жёлтым своим глазом.

     Крест или проклятье?
     Кровь стучит бессонно,
     У щеки распятье
     В виде телефона.

     В пачке сигарета,
     Вот и впрямь удача!
     Выжить до рассвета —
     Вот и вся задача.

     Смерть ворвётся в полночь,
     Набери мой номер,
     Позови на помощь,
     Знай, что я не помер.

     Порваны судьбою
     Нити звёздной вязи.
     У меня с тобою
     Нет обратной связи.

     Месяц неба юбку
     Твоим знаком вышил.
     Поцелую трубку,
     Не скажу, как выжил.

     На беду чужую
     Ночь глядит плафонно,
     До утра дежурю
     Я у телефона.

     Вечности ночь больше,
     Будет длинный зуммер —
     Подожди подольше,
     Убедись, что умер.

   Вдруг тишину поэтического послевкусия нарушил телефонный звонок.
   – Юрий Викторович, это Коровин. Заеду к Вам ненадолго?
   – Конечно, Антон, жду.
   Волк ехал на заднем сиденье военного внедорожника, размышляя о событиях последних часов. Колдун дал новое задание, но детально, как всегда, ничего не объяснил. Назвал только позывной, сказал о каком-то прорыве и о том, что этой некоей Корсе грозит опасность. Антон ехал к Сивоконенко, чтобы тот помог ему добраться к пункту назначения.
   После долгих расспросов дотошного майора Волк чувствовал себя лимоном, неоднократно выжатым чересчур экономным поваром. Он понимал, что у майора всё равно остались вопросы, но поскольку Антон с Медведем пытались остановить адский грузовик на пути к штабу, сами пострадали, и угроза всё же была устранена без потерь, Волка отпустили. Однако военная разведка взяла его в оборот, в этом Антон был уверен на сто процентов.
   В кабинет Сивоконенко постучались.
   – Войдите, – сказал Юрий.
   Дверь открылась, в дверном проеме показалась фигура Коровина.
   – Здравствуйте, Юрий Викторович!
   – Здравствуй, братское сердце, – Сивоконенко встал и по-товарищески обнял Волка. Антон повернулся к Абдулле и Владимиру, – Салют, товарищи!
   Присутствующие поздоровались в ответ.
   – Юрий Викторович, на два слова, – кивнул Волк на дверь. Они вышли.
   – Мне нужно к Корсе, – внимательно посмотрел в глаза Сивоконенко Антон.
   – Что случилось, Антон?
   – Задание. Не могу сказать. Скажу лишь, что ей нужна моя помощь. Думал, сам доберусь, но с вашей помощью будет быстрее.
   Сивоконенко вернулся в кабинет, взял телефон и вновь вышел.

   – Где вы, – спросил Юрий в телефон, дождавшись ответа абонента. По лицу было понятно, что ответ звонившего не устроил.
   – Поехали, сам отвезу, – сказал Сивоконенко и зашагал по коридору к выходу. Он попрощался с друзьями и вышел. Антон молча пошёл за ним.
   Юрий завёл двигатель, который, добродушно фыркнув, словно пёс, узнавший хозяина, приятно заурчал, набирая обороты. В окнах автомобиля городской пейзаж постепенно сменялся загородным. Юрий вёз Волка в сторону Горловки, к штабу Корсы. Они молчали.
   – Что вы знаете вообще о Корсе? – прервал молчание Антон.
   – О, брат, серьёзная женщина. Много врагов на тот свет отправила. В штабе у неё порядок. Не забалуешь. Она с молодости занимается спортом, потомственный военный в двенадцатом поколении, строгая и справедливая. По профессии она разработчик софта для систем наведения баллистики. Потрясающе разбирается в любом артиллерийском оружии.
   Но в то же время она – настоящая женщина, любит растения, дорогие духи. А на досуге любит порыбачить и приготовить уху с горелой щепой на природе. Ольга вообще очень любит природу. У неё есть дочь Алена и сын Сергей. Причём пацана она усыновила. Дочка служит в её подразделении, в медицинском институте учится, хочет быть фельдшером. У них артиллерия – это семейное, – улыбнулся Сивоконенко.
   – Ну и в боях, видимо, она себя проявила, раз её называют «легендарной Корсой»?
   – Да, Антон, Ольга провела очень много сражений за города и села, да за ту же Горловку, Мариновку, Логвиново. И более того, она воевала в двух котлах – Иловайском и Дебальцевском. Её несколько раз ранило, но она всегда возвращалась после лечения обратно на службу.
   – Да, выходит, она для украинцев одна из первостепенных целей, – повернулся к товарищу Волк.
   – Да за ней постоянно охотятся, – с небольшим возмущением проговорил Юрий. – Толерантные западные журналисты называют её «Леди Смерть» и «Волчица». Она в начале войны уходила в тыл противника и отжимала у них военную технику. Потом техника становилась на вооружение у нас.
   Тем временем в окне внедорожника мелькнул бело-синий весь пробитый осколками указатель «Горловка». Они подъезжали к пункту назначения.
   В штабе царила рабочая суета. Повсюду сновали военные, автомобили въезжали и выезжали. На въезде Сивоконенко показал документы, и часовой, козырнув, пропустил автомобиль на территорию. Выйдя из внедорожника, Антон почувствовал, что он добрался в нужное место. Он там, куда послал его Колдун.
   – Здравия желаю, Вы ко мне? – к приехавшим вышла худощавая, спортивного телосложения женщина в идеально чистой и отглаженной форме и натёртых до зеркального блеска берцах. Её взгляд был холодным, внимательным, но не злым.
   – Ольга, честь имею, – улыбнулся Сивоконенко и слегка приобнял давнюю знакомую.
   – Привет, Юрий Викторович, как ты? – немного улыбнувшись ответила Корса. – Это мне пополнение? – кивнула она на стоящего рядом Антона.
   – Антон, знакомься, легендарная Корса, – повернулся к Коровину Сивоконенко.
   Антон подошёл ближе и протянул руку.
   – Волк, очень приятно, – Корса пожала руку Антону и на секунду задержала взгляд. В эту секунду у Антона в голове пронеслись с огромной скоростью события ближайшего будущего Корсы.

   «Колдун старается», – подумал Волк.
   – Волчица, – улыбнулась Корса и отпустила руку военного.
   – С чем пожаловали? – вновь повернулась Ольга к Сивоконенко.
   – Привёз тебе вот человека, у него к тебе какие-то дела. Антон, поговорите, я подожду тебя в машине, – сказал Сивоконенко.
   – Юрий Викторович, спасибо за помощь, я останусь здесь на какое-то время, – Антон положил руку на плечо Сивоконенко. – Есть дела.
   – Хорошо, Антон. Передаю тебя в надёжные руки Корсы, – ответил Сивоконенко. Попрощавшись, Юрий Викторович зашагал к машине.
   – Голодный? – спросила Корса Волка.
   – Есть такое дело, – улыбнулся Антон.
   – Пойдём поедим сначала, потом дела.
   Корса повернулась и рукой пригласила Волка следовать за собой.

Кураж демона

   Фашист вышел на главной городской площади, рассчитавшись с водителем. Тот пожелал ему хорошего вечера и поехал по своим делам.
   Вечерний город был необычайно люден, несмотря на военное время. Горожан можно было понять. Они устали от постоянных обстрелов, устали прятаться, ежесекундно дрожа за свою жизнь и жизни близких людей. Поэтому, надев праздничные наряды, жители города веселились и смеялись, пытаясь хоть как-то расслабиться. Да, это был смех сквозь слёзы, но другого у них не было.
   Среди всего этого Фашист чувствовал себя голодной гиеной, набредшей на стадо израненных газелей. Его животная сущность жаждала крови. Горечь неудачи с терактом в российском штабе он планировал утопить в крови гражданских. Ему нужно было нанести боль хотя бы кому-нибудь, чтобы это чувство провала его отпустило. Утвердившись в этой мысли, он зашагал по проспекту, разглядывая гуляющее население.
   Заглядывая в окна кафе и ресторанов, где были заняты редкие столики в основном парочками и компаниями людей в военной форме, Фашист выбирал место для своей вакханалии. Что именно он собирался сделать, до конца не понимал, но демон требовал крови, пищи, человеческого горя. Увидев неподалёку небольшой бар, Фашист открыл дверь. Внутри за тремя столиками сидело около десятка человек. За стойкой унылый бармен натирал стаканы. По телевизору шли бесконечные новости. Жижа подошёл к стойке и сел на высокий стул.
   – Не густо, – обратился он к бармену, окидывая взглядом зал, – водки налей.
   – Сколько? – нехотя спросил бармен, понимая, что клиент не «жирный».
   – Соточку, – ответил Фашист.
   Бармен налил в стопку дешёвой водки и подвинул гостю. Фашист залпом осушил рюмку, почувствовав, как дешёвое пойло обожгло пищевод. Он вновь повернулся к столикам и подмигнул девушке, сидевшей с подругой в компании троих крепких ребят.

   Девушка не ответила взаимностью и поспешила сообщить о неприятном флирте со стороны незнакомца. Ребята синхронно повернулись в сторону Фашиста. Он подмигнул и им. Хмельные крепыши встали из-за стола и подошли к Фашисту.
   – Жизнь весёлая или день рождения? – спросил один из них, расправляя широкие плечи.
   Нужно признать, что Фашист стал довольно немаленьким, спортивным с виду мужиком. Но
   ребята явно были побольше, по всему видно,
   занимались серьёзно.
   – День рождения, – спокойно ответил Фашист.
   – Ну так празднуй, телевизор смотри, головой не верти по сторонам, а то отвалится, – борзо сказал второй.
   – Со мной выпейте, ребят, праздник всё-таки, – оскалился Жижа.
   – Сам пей, – сказал третий.
   – Как скажешь.
   Решив, что разговор окончен, компания направилась обратно к своему столику. Ребята шли, улыбаясь спутницам. Внезапно от головы одного из них отлетел кусок черепа с кровавыми брызгами. Он упал вперёд. За ним девушки увидели стоящего незнакомца, направившего огромный пистолет в их сторону. От выстрела двое других мужчин слегка пригнулись, но повернуться не успели. Фашист выстрелил обоим в затылок, и они рухнули замертво.
   Девушки за столиком и другие посетители начали кричать в ужасе. Но никто не двигался с места.
   – Здесь есть верующие? – крикнул в зал Фашист.
   Девушка подняла дрожащую руку.
   – Молись! – приказал убийца.
   Девушка дрожащими от ужаса губами начала читать «Отче наш». На словах «Избави нас от лукавого…» Фашист выстрелил ей в лоб, с презрением произнеся на польском: «Пся крев». Её голову откинуло назад, и она вместе со стулом откинулась навзничь.
   – Ещё есть верующие? – спросил вновь Жижа.
   Никто не ответил. Жижа спрятал пистолет, повернулся к бармену и сказал: «Налей». Бледный бармен трясущимися руками, проливая водку мимо рюмки, всё же наполнил её. Фашист выпил рюмку залпом и поманил пальцем бармена, чтобы тот наклонился. Как только тот подался немного вперёд, Фашист с невероятной силой с размаху вставил стопку в глаз бармена так глубоко, что стограммовая стопка вошла в череп бармена полностью, а правый глаз парня оказался внутри стопки. Через секунду Фашист вытащил рюмку обратно и поставил на стол. Внутри лежал окровавленный глаз бармена с окровавленным хвостом глазного нерва. Сам парень лежал замертво под стойкой бара.
   – Хорошего вечера, неверующие, – со с звериной улыбкой Фашист обратился к оставшимся живым посетителям кафе. У дверей он остановился, достал из кармана три перемотанных изолентой гранаты Ф-1. Ещё несколько секунд он смотрел на людей, упиваясь их страхом, наполняя энергией внутреннего демона. Затем убийца выдернул чеку и бросил гранаты в центр зала.
   Выйдя из кафе и завернув сразу же за угол, Фашист услышал мощный взрыв. В кафе вылетели стёкла.
   Внутри лежали одиннадцать бездыханных тел с простреленными головами и посечённые осколками. На столе стояла стопка с человеческим глазом, а под ней лежала потрёпанная и испачканная кровью бармена купюра в пятьдесят гривен.
   Завернув за угол, фашист быстро зашагал подальше от места устроенной им вакханалии. Он чувствовал прилив бодрости и сил, демон внутри – ликовал. Выйдя на противоположную улицу, он подошёл к таксисту и, договорившись о цене, сел на заднее сиденье. Машина тронулась с места, увозя преступника всё дальше от места преступления.

Корса

   Корса с Волком беседовали за ароматным кофе.
   – Зачем ты здесь? – спросила Корса.
   – У меня важная информация для вас, – ответил Волк.
   – От кого? – внимательно посмотрела на него Ольга.
   – Это секретная информация, я из спецроты. Много сказать не могу.
   – Говори, что можешь.

   – Только примите мои слова всерьёз, – начал Антон. – Через какое-то время вам поступит приказ уничтожить объект противника. Приказ будет невыполним. Практически. Противник будет находиться в два раза дальше, чем сможет достать ваша артиллерия. Как бы вы ни доказывали начальству, что миссия невыполнима, они не уступят. Не смогут. Есть только единственный способ выполнить задачу. Вам нужно будет пересечь линию фронта и проехать на вражескую территорию, вглубь, на двадцать километров. Тогда вы достанете.
   – У вас спецрота экстрасенсов, что ли? – удивленно и немного скептически спросила Корса.
   – Откуда у вас такая информация?
   – Ольга, – Антон положил руку ей на плечо, там, где была татуировка волка, – это можно называть по-разному, но мы с вами делаем одно дело. Посмотрите мне в глаза и убедитесь в этом.
   Корса смотрела на Волка. Она почувствовала, как в месте татуировки стало тепло.
   – Здесь, на плече, наш с вами символ, – гипнотическим голосом проговорил Антон, – тотем, который даёт нам силы. Он здесь не зря. Мы с вами связаны.
   Корса удивлённо смотрела на Волка, ведь он не мог знать о её татуировке, которую она сделала недавно, и тем более, её значение.
   – Ольга, есть ещё момент. Отнеситесь к нему максимально серьёзно. Я знаю, что на вашу жизнь покушались не раз, бывало и по нескольку раз в год. Следующее покушение, вероятнее всего, будет в конце июля. Будьте очень осторожны, не рискуйте понапрасну, сохраните себя.
   – Волк, ты знаешь, что я птица-феникс? – гордо произнесла Корса. – Сколько раз на больничку попадала, меня ремонтировали, и я возвращалась к своим ребятам. Наше дело правое. С нами Бог. Да и как они без меня будут? И потом, у меня вон дети растут, потом внуков жду. Я буду классной бабушкой: научу внуков лазить через заборы, стрелять из рогатки – всему тому, что умею сама, – улыбнулась Ольга. – Да и мне, наверное, будет что им рассказать, когда сядем вместе на кухне.
   Волк смотрел на Корсу, а в его голове вновь и вновь прокручивалась картина, которую ему показал недавно Колдун. Печальная картина. Но Волк не показал это выражением лица.
   – Ладно, хватит лирики, – вдруг серьёзно сказала Ольга, вернувшись из просмотра своих грёз о том, как она буде нянчиться с внуками. – Ты говоришь о прорыве на оккупированную украинцами территорию. Как я это сделаю, нас ведь накроют сразу?
   – Нужна маскировка под вражескую технику.
   – Задача, – сказала Корса задумчиво.
   Ольга встала из-за стола. Антон встал следом.
   – Мне пора, – сказала Корса и протянула руку. – спасибо за информацию. – Останешься у нас или поедешь?
   – Поеду, время не ждёт, – ответил Волк, улыбнувшись.
   – Давай, заезжай, если что, – улыбнулась в ответ Корса и слегка хлопнула по плечу Антона.
   Антон повернулся и зашагал к выходу. Корса смотрела ему вслед. После беседы с Волком она чувствовала, что их с ним действительно связывает какая-то невидимая нить, словно они были родственниками или давнишними друзьями.
   – Волк! – позвала Антона Корса, когда он уже открыл входную дверь.
   Антон обернулся.
   – Привет экстрасенсам! – улыбнулась Корса и подмигнула.
   – Берегите себя, Ольга, – ответил серьёзно Антон и вышел. Корса продолжала стоять, смотря на закрывшуюся дверь.
   Связист спешил к Корсе в кабинет со срочными указаниями. Споткнувшись о порог, он, едва удержавшись на ногах, продолжил бежать по коридору. Оказавшись перед дверью командира, боец остановился, поправил форму и протёр ботинки о штаны. Потрогав лицо, он вспомнил, что не побрился. Это был провал. Корса очень строго относилась к внешнему виду бойцов, к чистоте их формы, все должны были быть гладко выбриты и свежи, а берцы и сапоги должны сверкать блеском. И эти правила она прежде всего закрепляла своим примером – командир дивизиона выглядела идеально всегда, даже в военно-полевых условиях. И бойцы равнялись на неё. Беспрекословно.
   Постучавшись в дверь, связной дождался приглашения и вошёл. Корса глянула на него мельком.
   – Что у тебя?
   – Из центра приказ, – отрапортовал боец и положил на стол бумаги.
   – Свободен.
   – Есть, – выдохнул боец, повернувшись к двери в надежде, что пронесло.
   – Стоять, боец! – вдруг сказала командир.
   Связной повернулся.
   – Почему небритый, времени нет?
   – Виноват, товарищ командир, исправлюсь.
   Корса внимательно посмотрела на него, без злобы, с каким-то материнским сожалением-любовью.
   – И сапоги почисть, – уже теплее сказала Ольга. – Иди.
   – Есть, – с особым усердием козырнул боец и вышел.
   Корса смотрела документы. По секретной линии раздался звонок. Она ответила.
   – Корса, приветствую, получила ЦУ?
   – Задачу поняла, но у меня дальности не хватит, – ответила Корса и замерла. Она поняла, что это был тот самый приказ, о котором её недавно предупреждал Волк.
   – Должно хватить, работай, – сказал голос на том конце провода.
   – Есть, – ответила Корса.
   Она сидела и вспоминала слова Волка о маскировке. Вдруг её осенило. Она стремительно вышла из кабинета и, шагая по коридору, громко звала своего помощника. Он оказался перед ней через несколько секунд.
   – Собирай все украинские трофейные флаги, о которые вы ноги вытираете, и стирайте. Они должны быть чистыми к утру.
   – Не понял, – в недоумении ответил помощник, не поверив своим ушам.
   – Соображай быстрее, нам маскировка нужна, – серьезно сказала Корса и, увидев, что до помощника дошло, добавила, смягчив тон, – ну что встал, выполняй.
   Помощник развернулся и занялся делом. По всему расположению нашлось несколько украинских флагов, невероятно грязных. В знак неприязни к стране, убивающей своих граждан, детей и стариков, бойцы дивизиона использовали сине-жёлтые полотна в качестве придверных ковриков.
   Корса вошла в кабинет своего заместителя.
   – Нужно отработать колонну с боеприпасами и топливом. Завтра она подойдёт на сорок километров к линии фронта.
   – Как мы это сделаем, у нас дальность – двадцать? – недоумевал зам.
   – Мы поедем в гости, – подмигнула Корса.
   – Нас накроют, это большой риск! – не унимался заместитель.
   – Это ты в Центр можешь позвонить и сказать. И вообще, с каких пор ты обсуждаешь мои приказы? – спросила Корса.
   – Виноват. Какие действия?
   – Когда выедем за наш последний блокпост, нанесём на наши «бибики» белые полосы, как у укров. Сейчас ребята выстирают украинские флаги, мы их поставим на древках на машины, и да простит нас Бог. Пусть думают, что мы свои. Отработаем и вернёмся. Нас не тронут.
   – А если поймут, что мы не укропы? – осмелился спросить зам.
   – Значит, умрём за родину, – холодно сказала Корса и вышла из кабинета.
   Ранним утром разведка доложила, что вражеская колонна на месте.
   Из расположения выехал дивизион Корсы. Это была колонна БМ-21 РЗСО «Град». Впереди на внедорожнике с водителем ехала Корса. Она всегда ездила впереди бойцов, как настоящий командир.
   Пройдя последний блокпост, колонна заехала в лесополосу. Бойцы с ведрами белой краски начали быстро прокрашивать белые полосы на «градах» и устанавливать украинские флаги. Бойцы были восхищены планом командира. Оперативно закончив маскировку, колонна двинулась дальше, стараясь не выезжать на большую дорогу. Бойцы молчали, в кабинах тягачей повисло напряжение. Если враг не поверит, что по его территории едет украинская колонна, их уничтожат.
   Проехав двадцать километров, колонна Корсы остановилась на удобной поляне. «Грады» выстроились в ряд, корректировщики наводили ракетные установки по заданным координатам.
   – Всё готово, – доложил один из бойцов Корсе.
   Ольга достала из пачки сигарету, закурила и спокойно сказала: «Работайте».
   Сигнальный резко опустил вниз поднятый по готовности орудий вверх красный флажок. Одновременно из всех установок с оглушительным рёвом вырвалось пламя, пронзая которое, снаряды, набирая скорость, направлялись в цель.

Словно тысяча огромных стрел, одновременно выпущенных войском великанов-лучников, снаряды по траектории перевернутой параболы улетали за двадцать километров. Одновременно первый пакет залпов попал в цель. Украинская колонна с боеприпасами и топливом взлетела на воздух, и взрыв огромной силы поразил окрестности.
– Есть попадание, ещё один контрольный, – кричал корректирующий, смотря в оптику.

   Артиллерия Корсы с ревом выплюнула очередной пакет зарядов, которые, попав в цель, окончательно сравняли с землёй украинскую колонну, словно её и не существовало.
   – Снимаемся и едем на максимуме, не сбавляя скорость, – скомандовала Корса и села в свой автомобиль.
   Бойцы максимально быстро свернули расчёт и на всех парах, развернувшись, колонна мчала обратно. Военные успели сбросить украинские флаги с техники, но белые полосы остались. Корса звонила на блокпост, чтобы предупредить, что они возвращаются на раскрашенной белыми полосками технике. Ведь свои могли не узнать их и начать работать по ним. Тягачи с «Градами» ехали со скоростью около ста километров в час, что для такой техники является перегрузкой. Но другого выхода вернуться живыми у дивизиона не было.
   Не сбавляя скорость, они подъезжали к блокпосту. Украинцы отправили за ними погоню, сообразив, что это была техника противника. Но уже было поздно. Колонна Корсы вернулась, а украинцы не рискнули продолжать погоню, поскольку для них это грозило смертью.
   Задача была выполнена. Уставшие, но бодрые духом бойцы Корсы вернулись в расположение. Корса в очередной раз справилась с, казалось бы, невыполнимой задачей, как справлялась не раз.

Спасение малой кровью

   Антон спал в маленькой гостинице на окраине города. Здесь он принял душ и отдал в чистку свою форму. Ему нужен был отдых. Несмотря на поддержку Колдуна, предел сил у Волка всё же был. Но последний долго расслабляться не дал. Звонок мобильного разбудил Волка. Он взял телефон в руки и посмотрел на дисплей. Номер был неизвестен.
   – Слушаю, – ответил Волк.
   – Вставай, ты мне нужен в Луганске, – это был Колдун. – Выедешь за центр в сторону Алчевска. Там найдёшь меня.
   – Еду, – ответил Антон, но в трубке уже были короткие гудки.
   В дверь постучали.
   – Ваша одежда готова, – сообщил женский голос. Волк открыл дверь и забрал у горничной пакет с идеально чистой формой. Сапоги он начистил ещё с вечера. Быстро одевшись, Антон вышел на улицу. У порога ждало такси. Сев на заднее сиденье, Антон откинулся на подголовник и закрыл глаза. Ему казалось, что он не выспался.
   На окраине Луганска вдоль лесополосы шёл Колдун. Одежда на нём была испачкана кровью и глеем. Ботинки оставляли особо глубокий след протекторов. Колдун шёл не один. Он нёс на себе разведчика, взятого в плен украинцами. Колдун спас разведчика в одиночку, пробравшись перед рассветом в штаб противника и, обойдя часовых, освободил пленного. Ввиду того, что украинские военные с утра до вечера заливали глаза дешёвым пойлом, он пробрался в расположение врага без особых проблем. Однако на выходе ему пришлось повозиться. Завязалась перестрелка.

   Несмотря на то, что благодаря своим навыкам Колдун мог стрелять навскидку, даже не смотря в сторону цели, противника было достаточно много. Украинские пули попали в ногу разведчика. Он не мог идти самостоятельно, поэтому, выйдя из вражеского лагеря и пробежав несколько сотен метров по прямой, они свернули направо и пошли в обратную сторону, в то время как погоня продолжала идти вперёд.
   Отсидевшись несколько часов за огромным дубом, беглецы по большому радиусу пошли на северо-восток от вражеского штаба. Отстреливаясь, Колдун отправил на тот свет восьмерых преследователей. Оказав первую помощь спасённому разведчику, Колдун остановил кровь и перевязал раны разведчика. Пройдя несколько километров, разведчик с повреждённой ногой совсем выбился из сил. Колдун взвалил его на плечи, и, придерживая одной рукой, шагал вперёд.
   В другой руке у Колдуна был смертоносный тяжёлый АПК – автоматический пистолет Конорева с магазином на 25 патронов – разработка донецкого оружейного гения.

Апты

Антон спал в такси. Мимо мелькали раздетые холодами серые деревья. Асфальт был грязным от колёс бесчисленной военной техники, снующей туда-сюда без перерыва. Однако сейчас, ранним утром, дорога была абсолютно пустой – ни единой машины или бронетехники.
– Вставай, – сквозь сон услышал Волк голос Колдуна. Он открыл глаза и увидел сидящего рядом Колдуна в белом капюшоне. Тот смотрел вперёд и указывал пальцем куда-то в направлении движения. Волк посмотрел туда и увидел вдалеке высокого человека, несущего на себе тело другого человека. Антон проснулся. Теперь окончательно. Это был сон во сне. Продрав глаза, он начал всматриваться сквозь лобовое стекло в серую туманную даль. Вдруг вдалеке Волк начал различать знакомый силуэт. Интуитивно Коровин сказал водителю: «Давай помедленнее». Через несколько десятков метров Антон уже явно видел Колдуна с кем-то на плечах.

   – Останови возле этих, – попросил Антон водителя. Автомобиль остановился. Колдун махнул Антону, чтобы тот выходил. Волк открыл дверь и спросил: «Поедем?»
   – Нет, отпускай, – ответил Колдун. Коровин расплатился и вышел.
   – Кто это? – посмотрел Волк на ношу Колдуна.
   – Информация, – ответил Колдун, – которая чуть было не попала к врагу.
   – А зачем машину отпустили? Пешком пойдём?
   – Нас сейчас подберут.
   – Ты кого-то вызвал? – спросил Антон.
   – Нет, – устало улыбнулся Колдун, – но нас точно подберут через полкилометра. Позади наши едут.
   Антон ничего не ответил и не удивился. Это всё же был Колдун. Если он так говорит, значит, так и будет.
   – Давай помогу, – предложил Антон Колдуну.
   – Нет, уже скоро.
   Пройдя метров четыреста, они услышали позади рёв мощного двигателя. Мимо них проехал бронированный военный автомобиль. Антон в недоумении посмотрел на Колдуна. Вдруг автомобиль резко затормозил метров через сто. Идущие увидели, как на фарах загорелись белые лампы заднего хода. Автомобиль достаточно быстро начал сдавать назад. Остановившись возле пешеходов, дверь переднего пассажирского сиденья открылась. Военный с мужественным лицом спросил с лёгким кавказским акцентом: «Куда идём?»

   Колдун, указывая на разведчика, лежащего на его плечах, ответил: «Со спецзадания возвращаемся, Апты». Военный удивился, что Колдун знал его имя.
   – Садитесь, подвезём в центр, – сказал военный. Это был командир чеченского спецназа «Ахмат» Апты Аронович Алаутдинов.
   Апты и водитель помогли раненому. Волк и Колдун разместились на заднем сидении автомобиля, усадив между собой и подперев плечами спасённого разведчика. Он был без сознания, но, благодаря Колдуну, его жизни уже ничего не угрожало.
   – Жёстко было, судя по твоему камуфляжу, – обратился Апты к Колдуну, садясь за руль автомобиля.
   – Да, потрепали нас, но они пострадали больше, – ответил Колдун и вкратце описал события последних суток.
   Генерал-майор полиции Апты Аронович Алаутдинов пришёл на помощь Донбассу вместе со своим спецназом с началом СВО. Их подразделение успешно работало на боевых полях вместе с союзными силами республик и армии РФ. Бойцы «Ахмата» отличались стойкостью, какой-то нечеловеческой стойкостью духа, никогда не бросали на полях своих раненых или погибших товарищей. Ещё в самом начале операции Апты, обращаясь к бойцам, прибывшим в ЛНР, акцентировал внимание на взаимовыручке и на праведности, священности этой войны. Он называл противника приверженцами тёмных сатанинских сил. И в этом он был прав безусловно. Апты был уверен в своих бойцах на сто процентов. Он не разделял, несмотря на то что был убеждённым мусульманином, бойцов по религиозному и национальному признакам, а своё войско называл «воинами Исы», то есть Иисуса.
   «Ахмат» вместе со вторым армейским корпусом ЛНР методично, шаг за шагом, нередко перевыполняя намеченный план, расширяли границы республики, отбрасывая «войско даджаля», как называл фашистов Алаутдинов, всё дальше на запад.
   – Когда Рамзан Ахматович Кадыров отправлял нас на эту специальную военную операцию, мы все собрались на площади, – повернулся Апты к пассажирам на заднем сиденье. – Двенадцать тысяч отборных чеченских воинов слушали, как наш глава и наш брат, Рамзан Ахматович, говорил напутственные слова. Он тогда зарядил нас на победу, поднял боевой дух бойцов и обозначил цели.

   Вся моя юность прошла в условиях подготовки к войне, в которой мы сегодня участвуем. Это именно та война, про которую говорили наши святые, наши старцы. Воздаю хвалу Всевышнему, что живу в России, что Россию возглавляет Владимир Владимирович Путин, потому что это настоящий мужчина, который отказался принять так называемые европейские, а по сути сатанинские ценности, которые навязываются всему миру. Это самое главное, что мы сегодня должны увидеть и осознать.
   Благодарен Всевышнему, что ближайшим соратником Владимира Владимировича Путина является глава Чеченской Республики, Герой России, мой дорогой брат Рамзан Ахматович Кадыров.
   – Да, украинцам явно не хватает такого лидера, – поддержал командира боец за рулём.
   – А вы в Чечне были? – спросил Алаутдинов Волка и Колдуна.
   – Не были, но непременно побываем, – ответил за двоих Антон.
   – Не пожалеете. Красота неописуемая, – улыбнулся Апты, вспоминая родину.
   Впереди показались очертания города. На подъезде автомобиль сбавил ход и медленно проехал блокпост, моргнув фарами отдающим честь часовым. Автомобиль Алаутдинова уже знали на всех КПП в республике. Въехав в пустой город, где раньше в будни кипела жизнь, водитель сначала хотел отвезти командира в пункт назначения.
   – Сначала братьев закинем, – сказал Апты, поняв его намерения, и повернулся к Колдуну, – куда вам?
   Колдун назвал госпиталь, где служил главврачом.
   – Здесь недалеко, минут десять, – сказал он.
   – Знаю, – не поворачиваясь ответил водитель.
   Подъехав к госпиталю, Апты вышел, чтобы помочь новым товарищам вытащить раненого. На улице курили двое санитаров. Колдун крикнул им, чтобы несли носилки.
   – Быстро его промыть и зашить. Померяйте давление и пульс, – распорядился главврач. Стуча старыми колесами видавших виды носилок о раздолбанный асфальт, санитары поспешили выполнять указание.
   – Братья, рад знакомству, нам пора, ещё свидимся, – сказал Апты, пожимая руки Антону и Колдуну.
   – Спасибо, – ответил Волк.

   Апты сел в машину, и тяжёлый внедорожник, выпустив из-под протекторов колёс морозную пыль, рванул с места.
   Антон смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.
   – Идём, – сказал Колдун, – нужно передохнуть. Вымыв руки и лицо, Колдун сменил одежду и попросил медсестру принести какой-то еды.
   – Скажи, я долго ещё буду здесь? – спросил Антон Колдуна.
   – Ещё побудешь. Долго или нет – зависит от того, с чем сравнивать.
   Медсестра принесла бутерброды и чай.
   – Тебе не нужно разбираться в происходящем, – серьёзно сказал Колдун. – Всё равно не получится. Не копайся ни в себе, ни в происходящем. Прими всё как есть. Это твоя миссия.
   Антон с грустью взглянул на старшего товарища.
   – Я могу увидеть родных?
   – Нет, – ответил Колдун. Они единственные, кого ты не можешь увидеть, потому что всё должно идти своим чередом. Прошлое изменить нельзя. Для них ты героически погиб. На этом твоя история здесь закончилась. Закончив свою миссию, ты пойдёшь дальше. Там тоже хватает работы. Сейчас для всех нас наступил Час Быка, самое тёмное время, когда вся нечисть лезет наружу из недр земных.
   Апти был прав, сказав про даджаля. Мусульмане так называют дьявола. И нам нужно с этим что-то делать. Но, как известно, самая тёмная ночь – перед рассветом.
   Сейчас ты и мы все в ожидании рассвета, исторического рассвета, переломного момента в истории. После него многое будет по-другому. Лучше. Для многих людей. И ты принимаешь в этом участие.
   Сам рассвет ты в этом мире уже не встретишь, как и многие из нас. Но со стороны всё увидишь. Поэтому перед этим самым рассветом нужно сделать всё, что в твоих силах, – в этом твоя миссия.
   Ладно, лекция окончена, нужно немного поспать. Вечером опять бесноваться начнут, трехсотых будет много, – заключил Колдун, лёг на больничную койку и сразу же заснул.
   Антону не спалось. Несмотря на то, что он уже довольно давно служил в легионе Колдуна, привыкнуть к происходящему было невозможно. Волк лежал на спине на соседней кровати, заложив руки за голову, и смотрел в некогда белый, а теперь коричнево-жёлтый потолок.
   «Что будет там, дальше?» Эта мысль не давала покоя Коровину. Представляя самые неожиданные повороты своей дальнейшей судьбы, он всё же не смог долго сопротивляться сну, веки тяжелели, и он провалился в сон. Холодное бледное солнце пробивалось сквозь грязные окна. В палате больше никого не было.

Дед

Колдун стоял на улице в ожидании санитарной МТЛБ или «мотолыги» – спецтранспорта для транспортировки раненых с поля боя. Оксана, медсестра, которая приносила бутерброды им с Волком, стояла рядом с Колдуном.

   – Сколько там трёхсотых? – спросил Колдун у Оксаны.
   – Вроде четверо.
   – Ну, где он? – волновался Колдун, высматривая уже где-то подъезжающую «мотолыгу».
   – Вот он! – вскрикнула Оксана, указывая аккуратным пальчиком на зелёный низкий гусеничный броневик, ползущий по серому пористому асфальту.
   – Быстрее! – махнул рукой Колдун. Машина прибавила ход и резко остановилась, качнувшись всем «телом» вперёд, потом назад.
   Управляющий на рычагах открыл люк.
   – Едем?
   Колдун помог Оксане забраться внутрь, и, собираясь залезть следом, услышал:
   – Стойте, Серёжа, подождите!
   Он обернулся. Метрах в тридцати бежал Александр Конорев с позывным «Дед» – тот самый талантливый оружейный мастер, с пистолетом которого Колдун спас разведчика из украинского плена.
   – Серёж, – пытался отдышаться подбежавший Дед, уперевшись ладонями в колени, – у-у-у у меня в кузове лежат два отремонтированных миномёта. Санька мой лапки просил им подлечить. Вы же в четвёртый квадрат? Они там недалеко стоят, подскочат и заберут. Ты же пустой едешь?
   – У меня времени нет, ты чего сюда не подъехал на машине?
   – Да заглохла она, дорогой, – ответил с извиняющимся видом Дед.
   – Ладно, – махнул рукой Колдун и подозвал нескольких человек, стоявших на улице. Вместе они перенесли и погрузили два миномёта и два ящика с минами в «мотолыгу». Колдун помог забраться Деду внутрь и проследовал за ним.
   – Поехали, Вась, – сказал он рулевому.
   – Есть! – ответил бодро Василий и включил рычаг переднего хода от себя.
   – Ну как там моя железка, справилась с задачей? – спросил Дед Колдуна, имея ввиду разработанный им тяжёлый пистолет со сменными стволами. Из него можно было стрелять как стандартными девятимиллиметровыми пулями, так и автоматными 5.65 мм и 7.62 мм.
   – Да, хорошо себя проявила, плюёт прямо в цель, в сторону не ведёт. Твой АПК – красавец. Он меня выручил, – улыбнулся Сергей и похлопал слегка Деда по плечу.
   Дед посмотрел на него добрым взглядом. Саша Конорев был действительно признанным мастером своего дела, гениальным изобретателем разных видов оружия.
   – Приятно познакомиться, гений-оружейник Федя Курочкин, – смешным голосом сказал Дед. Он почему-то так в шутку себя называл.
   – Сколько ехать к точке загрузки? – спросил Колдун водителя.
   – Больше часа, – ответил Вася, – к полудню будем на месте.
   – Поторопись, там ребята ждут, месиво было серьёзное, – проговорил Колдун.
   – Красивая, ты как здесь оказалась? – обратился Дед к Оксане.

   – Приятно познакомиться, гений-оружейник Федя Курочкин!

   – Все пошли, и я пошла, – отшутилась медсестра.
   – Оксана у нас спасла много бойцов, – похвалили сотрудницу Колдун, – по несколько суток работала, не спала, не присела даже. А трёхсотые всё поступали и поступали.
   Оксана посмотрела на Конорева и добавила:
   – Ночки были такие, такого насмотрелась, жить не хотелось, – сказала она серьёзно. – У меня ведь свадьба должна была быть в 2014-м. Мой будущий муж ушёл в ополчение и погиб через две недели. Мать на Украине осталась, я видеть её не хочу. Она из тех, кто говорит, что мы сами себя обстреливаем. Что и не погибает у нас никто. А я ведь своими глазами на всё это смотрю. Слез даже нет уже, как робот – приняла раненого, а до утра он может и не дожить. И сколько таких, кто в начале войны с одной «мосинкой» на троих воевали. Реальные ужасы войны знают только те, кто смотрит изнутри.
   Оксана замолчала. Её скулы были напряжены, но девушка не плакала, не было даже намёка на это. Эта с виду хрупкая молодая медсестра пережила такое, что не каждый мужчина переживёт, выдержит. Но она справилась, и шрамы на сердце делали её только сильнее. Её потеря только придавала сил, укрепляла веру этой девочки в торжество справедливости. Вот только точную дату торжества никто назвать не мог. Даже сам Колдун, смотрящий, словно всадник, выше остальных, не видел конца этого ужаса. Он только видел, как темнота все больше окутывала землю и людей, находившихся по ту сторону линии фронта.
   Противник нёс сотенные потери, но на их место приходили тысячи, словно вместо отрубленной головы мифического змея вырастала не одна, а сразу сотня новых огнедышащих голов. Отморозки со всего мира ехали на человеческое сафари в Украину, чтобы утолить жажду крови, насытить внутренних демонов, поскольку уже не имели контроля над ними. Зверства украинских карателей не знали предела. Не было никакой планки, никаких табу.
   Анархическая, захлебывающаяся кровью и голодной слюной вседозволенность, поглотившая их, превращала украинские земли и украинский народ в вымирающую нацию. Это был конец
   Украины, завершение её короткой и ничем не примечательной истории – истории вечного обмана, воровства, псевдонезависимости и облизывания сапог западного хозяина с момента возникновения страны и до самого последнего её географического вдоха.
   – У меня сын воюет, командир миномётной роты. Санёк. – прервал молчание, повисшее в кабине машины, Дед. – Вот миномёты мне дал ремонтировать. В них ведь самое слабое что? – Дед вопросительно посмотрел на своих спутников и сам же ответил, – двунога, на которой они стоят. От частых выстрелов лапки гнутся и установка уже неровная, траектория полёта снаряда страдает.
   Ничего, сейчас этих двух товарищей, – Конорев кивнул на лежавшие на полу миномёты, – Саньку верну, так он с ребятами шороху наведут в укростане. Анекдот слушайте:
   В киевском метро едет настоящий такой хохол, держится за поручень и бормочет себе под нос: «Газу нема, воды нема, грошив нема…»
   Два «эсбэушника» вытащили его за оселедец из вагона, приволокли в опорный пункт, привязали к стулу, направили в глаза яркий свет лампы. Из тёмного угла донёсся зловещий голос:
   – За ваши слова вас нужно было бы расстрелять. Но на первый раз мы вас прощаем. Идите и подумайте!
   Хохол вышел из СБУ и подумал: «Газу нема, воды нема, грошив нема… Патронив тоже нема!
   В кабине раздался громкий хохот трёх мужчин и звонкий смех медсестры. МТЛБ продолжала движение к пункту назначения, где четверо тяжело раненых бойцов ждали спасительного рёва её двигателя.

Столкновение

   Фашист ехал в такси, довольный собой после хладнокровного массового убийства. У него зазвонил телефон.
   – Он поедет завтра днём в четвёртый квадрат за ранеными. Мы постараемся, чтобы они точно там были, – сказал в трубку хриплый голос. Это был Сиплый – единственный, оставшийся в живых из шести спасённых Фашистом смертников-головорезов.
   – Координаты пришли, встретим по пути. Давно мы с ним не виделись, – ответил Фашист, улыбнулся и положил трубку. Он достал сигарету и подкурил бензиновой зажигалкой времён Второй мировой, какими пользовались немецкие нацисты.
   – Не кури в машине! – строго сказал водитель.
   Если бы он знал, что это будут предпоследними словами в его жизни.
   – Тогда останови, я покурю, – спокойно попросил пассажир.
   Водитель остановился, съехав на обочину. Фашист открыл дверь и вышел.
   – Недолго только, – а это уже были последние слова, которое в своей жизни произнёс таксист. Фашист обошёл автомобиль сзади, подошёл к водителю и постучал в боковое окно. Грязное стекло медленно поползло вниз, издавая неприятный скрежет. Как только оно опустилось наполовину, Фашист резко схватил водителя за лицо и, приподняв его немного вверх, резким движением в сторону свернул верхний позвонок. Тело несчастного водителя обмякло на сиденье. Фашист открыл дверь и за шиворот с лёгкостью выкинул труп на обочину. Да, силой он обладал невероятной, только нужно было систематически подпитывать её человеческим горем. Забрав документы убитого, Жижа сел за руль таксомотора и направился в свой бункер, где должен был подготовиться к завтрашней встрече.
   МТЛБ продолжал движение к точке загрузки. Асфальтная дорога сменялась грунтовкой, затем снова появлялся асфальт, и вновь грунтовка. Дед продолжал развлекать экипаж.
   – Вась, а ты чего забыл здесь? – обратился Конорев к водителю.
   – А мне терять больше нечего, – вдруг серьёзно ответил Василий, который до этого момента казался всем беззаботным весельчаком. – Я с семьёй под Горловкой жил, почти на линии соприкосновения. Жаль только, с другой стороны. ВСУ зашли, поставили на улицах, во дворах миномёты и поливали оттуда по нашим. А наши не могли накрывать артиллерией жилой сектор. Но «вэсэушники» – это полбеды, потом зашли добробаты. Вот где звери, – Вася помрачнел, соединив густые брови.
   – Тронули вас? – спросил сочувственно Дед.
   – Жену убили, детей наших, отца её… Мне в затылок выстрелили из дробовика, но повезло, картечью только кожу снесло. Я упал. Кровь потекла. Они подумали – готов. Жену с тестем из того же дробовика расстреляли. А деток наших…в комнате закрыли, вынесли все из хаты и подожгли… так они там и остались… – Василий замолчал, чтобы не расплакаться, но слезы уже опустились из его измучанных глаз.
   – Твари, – тихо сказал Конорев.
   Оксана тихо плакала, практически беззвучно, чтобы Вася не услышал. Иначе не сдержится. Колдун сидел с закрытыми глазами.
   – Вася. Твои на небесах. Им тут, в этом аду делать нечего. Там встретитесь, – промолвил Дед.
   – Дело говоришь, – вдруг открыл на секунду глаза Колдун и вновь закрыл.
   – Я вот и пошёл воевать, чтобы быстрее встретиться с ними, да побольше фашиков успеть на тот свет отправить. А убьют – так я сразу и к своим. Убиенных же, говорят, сразу в рай, без суда, – серьёзно сказал Василий.
   Сиплый с польскими наемниками, которых отдал ему в подчинение Жижа, расстреляв артиллерийский расчёт солдат ДНР, подцепили трофейные гаубицы к тягачам и направились в сторону Луганска, навстречу Колдуну. Поскольку времени было в обрез, они не добили раненых, понимая, что их всё равно никто не спасёт, ведь спасателей преступники собирались перехватить по пути. На расстоянии нескольких километров от едущих, у лесополосы, боевики развернули гаубичный расчёт.
   Фашист уже подъезжал к месту расположения группы Сиплого. Демон внутри неистовствовал, чувствуя встречу с давним противником.
   Медицинский транспортер полз по узкой асфальтной полосе. Колдун по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Оксана дремала, склонив голову. Конорев был погружен в свои мысли. Он то ли размышлял о новой разработке, то ли думал о семье, а может просто философствовал о нелёгком жизненном пути, о бытие.
   – Человек на дороге! – воскликнул Василий, введя транспортер в затяжной поворот. Оксана, вздрогнув, проснулась, Дед вернулся из мысленного полёта. Только Колдун продолжал оставаться в какой-то нирване. «Мотолыга» остановилась у лежащего на дороге вниз лицом военного в форме республиканской армии.
   – Я гляну, оставайтесь внутри, – сказал Василий, открыл люк и выбрался наружу. Дед толкнул Колдуна, но тот не среагировал. Оксана встревоженно смотрела на Конорева.
   – Выгляну, – сказал он ей и высунул голову из люка. Он увидел, как Вася наклонился над телом и попробовал его перевернуть на спину. В этот момент Колдун открыл глаза и произнёс: «Не нужно, Вася». Хотя картину происходящего он не видел. Но было поздно. «Труп» вдруг резко перевернулся на спину и выпустил в живот Василию три пули из «Глока». Вася обмяк и навалился на лежащего.

   Оживший спихнул тело водителя в сторону и встал во весь рост. Это был Сиплый. В его ухе был наушник с микрофоном. Он повернулся и начал убегать от стоящего транспортёра.
   – Огонь! – прохрипел он в микрофон.
   Фашист, руководивший расчётом, махнул полякам, и они выстрели из гаубицы. Снаряд со свистом упал сзади МТЛБ.
   – Заводи, – крикнул Колдун Деду. Дед задраил люк и сел на место Василия.
   – Вася теперь со своими, – сказал он, заведя мощный двигатель.
   – Вперед жми, что есть мочи, – произнёс Колдун. Новый снаряд поднял мёрзлую землю с правого борта бронемашины. Оксана замерла, глядя стеклянными глазами на Колдуна. Она многое повидала, но находиться в транспортере под артиллерийским обстрелом ей ещё не доводилось.
   – Успокойся, выживем, – бросил ей Колдун и повернулся к Деду, – у лесополосы съезжай с дороги и держи нос навстречу выстрелам.
   Сокращая дистанцию между орудиями, Колдун намеревался повлиять на стреляющих на уровне мозговых импульсов. Но пока сделать это не позволяло расстояние. Нужно было подъехать ещё хотя бы метров на пятьсот. Закрыв глаза, Колдун старался мысленно увидеть стреляющих.
   Оставалось несколько десятков метров, когда снаряд взорвался под самой мордой транспортера.
   Тяжёлую машину слегка подбросило, но она продолжила ход.
   – Оксанка, ты как там? – спросил Дед и, не дожидаясь ответа, начал громко петь песню донских казаков:

     На горе стоял Казак
     Он Богу молился
     За свободу, за народ
     Низко поклонился

     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся
     Я тебя не трону, ты не беспокойся
     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся
     Я тебя не трону, ты не беспокойся

   – Ещё повоюем, Оксанкааааа!!! – уже орал Дед, переключая рычаги и подпрыгивая на сиденье, и продолжил так громко, как мог:

     А ещё просил казак
     Правды для народа
     Будет правда на земле
     Будет и свобода

     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся
     Я тебя не трону, ты не беспокойся
     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся
     Я тебя не трону, ты не беспокойся

     Чтобы жены дождались,
     И отцы, и дети
     Тех, кто ищет правду-мать
     Да по белу свету

     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
     Я тебя не трону, ты не беспокойся!
     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
     Я тебя не трону, ты не беспокойся!

   – Притормози, но не останавливайся, – попросил Колдун управляющего и начал вылезать через люк. Высунувшись наружу, он закрыл глаза и ясно увидел группу наёмников, орудия и неподалёку – стоявшего во весь рост со сложенными за спиной руками и широко расставленными ногами Фашиста. Это озадачило Колдуна, поскольку он увидел и демона в теле отморозка Жижи. Сосредоточившись, Колдун послал мощный импульс в головы польских наёмников. Они одновременно отошли от орудий и стали, выпрямившись и сложив руки по швам. Фашист повернулся к ним.
   – Работайте, черти! – заорал Жижа.
   Но вместо этого наемники взялись за свои автоматы и направили их на Фашиста.
   Но в тот же момент упали замертво. Это уже включил свои способности внутренний демон Жижи. Фашист повернулся в сторону, где ехал Колдун, высунув голову из «мотолыги».
   – Ну, здравствуй, – телепотировал Колдуну Фашист.
   Колдун не отвечал, но крикнул Деду: «Саша, тормози!»
   Как только МТЛБ остановился, Колдун буквально выпрыгнул из транспортера и побежал с нечеловеческой скоростью в сторону Фашиста. Тот в свою очередь устремился навстречу Колдуну. Расстояние между соперниками сокращалось с невероятной скоростью. Они бежали с двух сторон огромного поля, словно два несущихся навстречу друг другу локомотива по одному пути. Никто не собирался сворачивать. Расстояние сократилось до критического. Столкновение двух титанов было сильным, словно взрыв, инертной волной которго примяло сухую промёрзшую траву вокруг них. От столкновения они отлетели друг от друга, упав на спину.
   Демон почувствовал, что соперник значительно превосходит его по силе. Колдун встал первым, но вдруг рот сидящего на примятой траве Фашиста неестественно широко открылся, нижняя челюсть отвисла почти до живота, глаза вновь стали чёрными, как смола, и демон издал истошный отвратительный высокочастотный крик, который оглушил всё живое вокруг.
   Грачи и вороны, попавшие в зону поражения, замертво попадали вниз. Звуковая волна достигла транспортёра, и он, словно дрожащий осиновый лист, начал вибрировать на дороге. Он был похож на упавшую на асфальт монету, которая ещё долго колеблется по инерции, издавая звон, попеременно касаясь ребром твёрдого дорожного покрытия.
   Ультразвук отбросил Колдуна метров на пятьдесят. Удар ослабил его, и он начал медленно вставать. Голова гудела. Фашист, понимая, что силы неравные и Колдун быстро восстановится, принял решение в этот раз отступить. Скрепя зубами он крикнул: «Готовься к серьёзной встрече, Мотылёк».
   Развернувшись, Жижа что было сил побежал в обратном направлении. Колдун попробовал настигнуть его, но сил не было. Он много потратил на мысленную атаку наёмников, потом столкновение и звуковой удар.

   Ему нужно было восстановиться. Колдун развернулся и медленно пошёл обратно к транспортёру. Машина стояла на месте. Забравшись внутрь, он увидел красные потёки из ушей Оксаны и Деда. Они были живы, но оглушены, не слышали своего голоса. Он подошёл к ним и положил обоим на лоб ладони. Через полминуты экипаж пришёл в себя. Оксана глубоко и часто дышала, Конорев держался обеими руками за голову.
   – Нужно ехать, – обратился к обоим Колдун. – Васю на обратной дороге заберём. Ему уже спешить некуда. На улице мороз. Подождёт нас здесь. Дед попробовал завести двигатель, но не вышло. Ещё раз и ещё – машина не реагировала.
   – Мы тут застряли? – спросила Оксана.
   – Поедем скоро, – сказал Колдун – Саша, звони сыну. Пусть миномёты заберут и гаубицы трофейные, и подкурят «мотолыгу».
   – Ты думаешь, у нас аккумулятор сел? – удивился Дед.
   – Знаю.
   Дед начал набирать номер. В трубке ответили не сразу. После затяжных гудков сын всё же ответил.
   – Сынок, здравствуй. Я тебе миномёты привёз, но мы заглохли. Тут ещё гаубицы трофейные нужно забрать, возьмите тягачи.
   – Здоров, бать. Где вы? Какие гаубицы? – удивился Конорев-младший.
   – Недалеко от четвёртого квадрата. Поспеши, Санёк, нас раненые пацаны ждут. Гаубицы трофейные.
   – Ого, бать, сколько их?
   – Две
   – Хорошо, выезжаем.
   Дед положил трубку.
   – Выезжают, – громко выдохнул он.
   Колдун сидел, закрыв глаза, держась рукой за живот. Только сейчас Оксана обратила внимание, что камуфляж Колдуна справа был вишнёвого цвета. Сквозь его пальцы сочилась кровь. Он побледнел.
   – Сергей Леонидович! – подскочила с места медсестра.
   – Нормально, на штырь напоролся, жить буду, – спокойно ответил Колдун. После столкновения с демоном Колдун отлетел, упав на живот. В месте падения из земли сантиметров на пятнадцать торчала арматура из засыпанного землёй осколка бетонного блока, какие используются в качестве заграждений на блокпостах.
   Оксана расстегнула камуфляжную куртку Колдуна и подняла футболку. Справа, в районе печени, зияла красно-чёрная дыра, из которой достаточно быстро вытекала кровь.
   – Рана глубокая, нужно в больницу, – дрожащими губами произнесла Оксана.
   – Промывай и пакет накладывай, и анальгетик вколи, – сказал Колдун, постепенно теряя сознание. Оксана быстро промыла рану, кровь не останавливалась. Она зубами разорвала упаковку ИПП и прижала перевязку к ране. Колдун потерял сознание. Всё это время Конорев с ужасом смотрел на эту картину, но не мог вымолвить ни слова. Словно заворожённый он следил за быстрыми и чёткими движениями профессионального медика.
   – Саша, он не дотянет до больницы, мы попадём туда не скоро, – заплакала Оксана.
   – Дотянет, – тихо сказал Дед и еле слышно, в полтона затянул:

     Для людей просил казак
     Да благословенья,
     Чтобы были хлеб да соль
     Во мирных селеньях

     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
     Я тебя не трону, ты не беспокойся…
     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
     Я тебя не трону, ты не беспокойся…

     Чтобы крови не лилось
     У отчего порога,

     Чтоб да кривде не жилось,
     Он молился Богу

     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
     Я тебя не трону, ты не беспокойся…
     Ойся, ты ойся, ты меня не бойся,
     Я тебя не трону, ты не беспокойся…

   По асфальтной дороге к месту, где стоял экипаж Колдуна, приближалась колонна из двух тягачей, «КАМАЗа» с бойцами и внедорожника с командиром. У Деда зазвонил телефон.
   – Бать, это вы на МТЛБ?
   – Мы, Санёк.
   – Выходите, мы подъезжаем.
   Дед открыл люк транспортера и осмотрелся.
   Позади ехала колонна его сына. Поравнявшись с транспортёром, внедорожник остановился и съехал с дороги. С пассажирского сиденья вышел худощавый молодой парень и направился к Деду.
   – Санёк, привет! – Дед обнял сына, а Санёк отца.
   Конорев-младший уточнил, где именно стоят гаубицы и отправил туда тягачи и машину с бойцами. Сам с водителем остался с отцом.
   – Саш! – позвала тревожно Оксана, карабкаясь наружу из транспортёра. Отец с сыном синхронно обернулись, – нужно Леонидовича в больницу срочно!
   – Это Оксана – наш ангелочек, – сказал Дед сыну и залихватски подмигнул.
   – У вас трёхсотый? – спросил Санёк Оксану.
   – Да, проникающее в печень, рваная рана, сильное кровотечение, без сознания, – быстро описала ситуацию медсестра, подойдя к двум Александрам.
   – У нас тут все в сознании, – вдруг услышали стоящие позади себя голос Колдуна. Обернувшись, они увидели высунувшегося из люка транспортёра Кучеренко в полном сознании и вовсе не бледного.
   – Сергей Владимирович, как же… рана… кровопотеря…? – недоумевая радостно смотрела на Колдуна Оксана
   – Как на собаке, – Колдун спрыгнул с «мотолыги» и схватился за бок.
   – Я должна осмотреть! – подбежала к Кучеренко Оксана.
   – Должна, так осматривай, – улыбнулся Колдун.
   Оксана расстегнула окровавленный камуфляж, аккуратно приподняла перевязку. На измазанном кровью животе не было рваной макового цвета раны. Она затянулась за эти полчаса, и выглядела так, словно ей было уже пару недель. Оксана молча подняла глаза на Колдуна и вдруг крепко обняла его.
   – Тише, тише, – Колдун слегка приобнял её по-отечески, – ещё не зажило.
   – Бать, чё за шутки, где ваш умирающий? – спросил с улыбкой Санёк.
   – Вот он, – проговорил Дед, – только уже, видимо, оклемался.
   – Да, Дед, твой бархатный голос, которым ты пел, меня излечил, – рассмеялся Колдун. Вдруг он резко стал серьёзным, его взгляд устремился куда-то вниз, в землю. Он словно прислушивался к чему-то.
   – Разворачивайте миномёты, быстро, сейчас твою группу накроют, – проговорил Колдун, не отводя взгляд, но указывая рукой в сторону гаубиц.
   Конорев-младший посмотрел на Деда, но тот уже забирался в транспортер, потому как знал: если Колдун сказал – так и будет.
   – Саша, теряем время, – спокойно обратился к сыну Деда Колдун.
   – Пчёлка, что там у тебя? – спросил он в рацию у своей группы.
   – Зацепили, разворачиваемся, будем ехать к вам, – спокойно проговорил голос, и тут же в динамике командир услышал выстрелы.
   – По нам работают с запада, – уже тревожно проговорил голос и связь прервалась.
   Конорев-младший махнул водителю, и они вместе с остальными быстро достали миномёты из транспортёра, установили их на новые лапки, сделанные Дедом, и открыли ящик с минами.

   Группу Конорева обстреливал противник из двух пулемётов, также работали автоматчики. Огонь был плотным, «коноревцы» не могли высунуть головы.
   – Выстрел! – крикнул Санёк, опуская мину в сопло миномёта. Снаряд упал в ста метрах от вражеских пулемётчиков.
   – Левее, юго-юго-западнее, – сказал уверенным голосом Колдун. Конорев послушно внёс коррективы. Отец подал сыну очередную мину, и Санёк вновь опустил её в голодный зев миномёта.
   – Выстрел!
   В этот раз фугас прилетел точно в цель, подняв в воздух мобильный пункт пулемётчика. Оставался ещё один. Внезапно пулемётная очередь прошлась по земле рядом с Колдуном и перешла на транспортёр. Пули звонко долбили по зелёной броне. Второй пулемётчик вычислил, откуда ведётся огонь из миномётов. Экипаж Колдуна спрятался за противоположный бок МТЛБ.
   – Сорок метров левее, – сказал Саньку Колдун, – подавим пулемёт, твои их быстро размотают.
   Санёк аккуратно пополз к миномёту. Пулемёт по-прежнему постреливал по транспортёру.

   Изменив координаты, Санёк резко встал, в этот момент отец аккуратно передал ему мину. Санёк, тут же зарядил миномёт.
   – Выстрел!
   Пулемёт замолчал.
   – Пчёлка, что у вас? – кричал в рацию командир.
   – Работаем, командир, сейчас их зачистим и вернемся, – ответили в рацию.
   Санёк громко выдохнул. Повернувшись, он направился к Колдуну и подал ему руку. Колдун протянул в ответ.
   – Спасибо, если бы не вы, – проговорил командир.
   Оксана сидела на корточках, уперевшись спиной в холодную гусеницу транспортёра. Они были живы. Колдун их опять спас. Эмоций не было, девушка была истощена, но спокойна. Ей показалось, что всё закончилось. Наконец-то. Дед с благодарностью смотрел на Колдуна.

Под колпаком

   Антон проснулся на больничной койке. В палате никого не было. Ему казалось, что он закрыл глаза на несколько минут, но самом деле Коровин проспал около четырёх часов. Взглянув в окно, он понял это по положению закатного солнца. Сев на кровати, Антон допил остатки холодного чая и посмотрел на часы. Они показывали начало шестого. В коридоре Волк услышал шаги и разговор двух мужчин. Дверь в палату распахнулась. Внутрь вошли двое в штатском. «Гости» были одеты в одинаковые чёрные плащи, под которыми были видны чёрные водолазки, и тёмные клетчатые брюки. Обувь была дорогая и начищенная до зеркального блеска. На руках – тонкие перчатки из дорогой кожи.
   – Коровин, есть разговор, – сказал один из них, показав удостоверение. В нём было написано «Спецотдел ФСБ № 7. Виктор Семёнович Кречетов. Майор ФСБ». Фотография совпадала.
   – Чем обязан, господа чекисты? – спросил Антон, пытаясь не показывать волнения. Он понимал, что если бы им интересовалось ФСБ, можно было волноваться. Но если приходит секретная служба ФСБ, то волноваться уже поздно.
   Просто так они не приходят.
   – Мы хотим знать подробности истории с предотвращенным терактом в российском штабе, – без эмоций сказал Кречетов.
   – Я уже все рассказал майору из штаба. Он очень дотошно всё расспросил. Вопросов у него не осталось, вроде бы, – ответил Волк.
   – Вопросы остались у нас. Мы видели отчёт. Майор уволен. Рассказывайте.
   – Что именно вас интересует? – спросил Волк, понимая, что вечер будет долгим.
   – От кого вы узнали о готовящемся теракте? От кого узнали о месте и времени? Кто такой Медведь? Почему не сообщили в штаб об этом?
   Вопросы были понятными. Но сложными. Антон не мог сказать, что Колдун – человек со сверхспособностями, или вовсе не человек – предупредил его и дал ценные указания. Он также ментально уговорил Медведя помочь Антону. И главное, сказал не сообщать в штаб, иначе могут пострадать люди.
   – Информацию получил из секретного источника, не могу его раскрыть. Даже вам, – начал Волк. Напарник Кречетова зло ухмыльнулся.
   – Придётся, – сказал он.
   – Медведь – мой знакомый, опытный пехотинец, боец со стажем. Я попросил его помочь, – продолжил Антон, делая вид, что не заметил реплики второго чекиста.
   – Почему не сообщили об этом? – самый каверзный вопрос задал майор. Антон не знал, что ответить.
   – Посчитал, что сами справимся. В штаб приехало командование, у них готовилась ротация на южном фронте. Не хотел отвлекать по пустякам, – первое, что пришло в голову, сказал Волк.
   – Пустяк!? Угроза жизни российских солдат – это вовсе не пустяк.
   – Виноват, слово неудачное подобрал.
   – Кстати, откуда вы узнали, что в штаб командование прибывает? – прищурился слегка Кречетов.
   – Из того же источника, который не могу назвать, – стоял на своем Волк.
   – Выходит, что некий источник сообщил вам информацию, о которой вообще никто не знал. И вы не удосужились сообщить об этом «пустяке» никому. Кто ваш командир? Чьи приказы вы исполняете?
   Вдруг Антон услышал в голове голос Колдуна. «Скажи им моё имя, пусть ко мне приходят», – говорил голос. Антон понял, что
   Колдун уже в курсе ситуации.
   – Если вы не назовете имя, вам придётся проехать с нами.
   – Кучеренко, – сквозь зубы процедил Антон.
   Он знал, что указания Колдуна нужно выполнять беспрекословно.
   – Кто он?
   – Военный врач, – ответил Антон, – главврач этого госпиталя.
   – Позывной?
   – Колдун.
   – Гуляй пока, Коровин. Мы обязательно докопаемся до истины, но если ты что-то утаил или просто водишь нас за нос – мы вернёмся, и ты уедешь отсюда в наручниках прямо под военный трибунал, – сказал Кречетов, встал со стула и кивком показал напарнику на дверь.
   Чекисты вышли. Антон не держал на них зла, они просто делали свою работу. И делали добросовестно, не упуская ни одной детали.
   Антон лёг обратно на кровать. Он только сейчас задумался: «А где, собственно, Колдун?» Почему он его не разбудил, и что Антону делать сейчас. Волк встал с кровати и вышел в коридор. Поднявшись на второй этаж больницы, он зашагал по коридору к кабинету главврача. Подойдя к двери с табличкой «Главврач Кучеренко Сергей Леонидович», он постучал два раза и дернул за ручку. Дверь открылась.
   – Разрешите? – спросил Антон, заглядывая внутрь. Ответа не последовало. Кабинет был пуст. На столе лежали бесчисленные стопки бумаг, истории болезней, другие документы. Антон не собирался копаться в них. Но вдруг его взгляд привлекли несколько листов, скрепленных степлером. На титульной странице была фотография некоего существа, возможно, какого-то языческого идола или ещё кого-то. Он был похож на козла с человеческим телом, очень мощным, покрытым чёрной короткой шерстью. Внизу было написано «Baphomet».
   Антон перелистнул страницу. На ней, как и на остальных прикрепленных, была информация о существе с обложки, которую собрал Колдун.
   В документах говорилось о том, что Baphometh – сатанинский идол, которому, по информации из некоторых источников, поклонялись тамплиеры. Здесь Колдун в скобках написал «non exigo». Это была латынь. Антон немного изучал её. Он знал, что это переводится как «не точно».
   Волк продолжал читать. Его не покидало чувство тревоги, предчувствия чего-то нехорошего.
   Из документов Волк узнал, что упоминания о Бафомете впервые появились в 1098 году в письме некоего крестоносца Ансельма Рибмона.
   Колдун писал, что демон напрямую связан с процессом святой инквизиции над тамплиерами в 1307 году. Рыцарей обвиняли в поклонении демону. Инквизиция признала всех обвиняемых еретиками, после чего их вместе с главой ордена Жаком де Молле сожгли на кострах. Некоторым удалось спастись бегством. Древние источники говорили о том, что изображение демона передал тамплиерам сам Сатана. Несколько веков спустя французский оккультист Леви поместил в свою книгу изображение идола, мало того, он изобразил его на одной из карт Таро.
   Леви утверждал, что Бафомет – это образ человеческого невежества, суеверий, заблуждений, греховности, которые порождаются ослеплением духа, и его влияние распространяется на людей невежественных, пораженных тьмой бездуховности и гнева. При этом, разные источники утверждали, что у демона могла быть голова как козла, так и кошки, он мог менять число конечностей, он мог быт одет в монашеское одеяния, в другие вещи, а также в человеческую кожу. Последние два слова Колдун подчеркнул чёрной пастой.
   В документе также говорилось, что в прошлом веке демон стал символом церкви сатанистов, основанной Чёрным Папой, Антоном Шандором Ла-Веем.
   Дальше был выделенный абзац.
   «Поклонение Бафомету достаточно широко распространено в современном обществе. Утверждают, что культ демона процветает среди представителей шоу-бизнеса, в финансовой сфере, в Голливуде, в политике, в трансатлантических корпорациях».
   Антон читал внимательно, почему-то у него появилось ощущение, что эта вся информация напрямую коснётся его. Дочитав, Волк также обратил внимание на то, что знак демона – это поднятая вверх рука с выпрямленными двумя пальцами – указательным и средним – остальные сложены в кулак. Второй знак – поднятые вверх указательный и мизинец, так называемая «коза».
   Положив бумаги на место, Антон вышел из кабинета. Ему не давал покоя этот демон. Колдун не будет просто так, для развлечения, писать диссертации по оккультизму. Значит, это важно. А если это лежит на столе поверх всех бумаг – значит буквально недавно Колдун изучал эту информацию. Волк срочно хотел поговорить с
   Колдуном, расспросить его обо этом идоле, зачем эти бумаги, эта информация. Но где-то глубоко внутри Антон знал ответы на эти вопросы. И они ему очень не нравились.

Раненные

   К транспортёру подъезжали бойцы Конорева-младшего. К тягачам были прицеплены две гаубицы, бойцы, слегка потрёпанные, но живые, выпрыгивали из грузовика, чтобы доложить командиру.
   Запыхавшись, они рассказывали, как внезапно по ним начали работать пулемёты и человек десять автоматчиков. Но пулемётчиков накрыли из миномётов. Увидев миномёты, бойцы сообразили, кто накрыл пулемётчиков, и стали наперебой благодарить командира за спасение.
   – Сергея Леонидовича благодарите, если бы не его точная наводка, мы бы долго пристреливались. По нам тоже пулемёт работал, но старушка, – Санёк похлопал рукой по зелёной броне транспортёра, – нас прикрыла.
   Бойцы повернулись к Колдуну, молча кивая головой в знак благодарности за помощь. Санёк подошёл к Колдуну и подал руку.
   – Спасибо, тонкая работа.
   – Будь здоров! – Колдун положил вторую руку на их рукопожатие, – подкурите нам «мотолыгу», а то она устала, – улыбнулся он.
   Командир распорядился. К транспортёру подъехал «КамАЗ», бойцы быстро подкинули клеммы, Дед завёл машину.
   – Едем, – крикнул Санёк, – миномёты и мины грузите.
   Он подошёл к отцу, они обнялись.
   – Санёк, береги себя, – сказал Дед, сжимая камуфляж сына на спине.
   – Буду, бать. И ты аккуратнее, – Санёк повернулся к группе и сделал жест рукой, рисуя пальцем круг в воздухе, что означало – выезжаем.
   Дед ещё долго смотрел вслед уезжающей колонне, пока она полностью не скрылась из виду. Двигатель транспортёра работал, экипаж сидел внутри в полном составе, не считая Васи. Но он уже был со своими.
   До поля брани, где ждали раненые, оставалось несколько километров. Оксана спала на плече Колдуна, изредка вздрагивая. Видимо, ей снились обрывки пережитого. Дед сидел на рычагах, уставший, но спокойный. Колдун размышлял о том, как ему успокоить спецслужбы, заинтересовавшиеся Антоном и им самим. Сотрудникам ведомства была нужна понятная и простая причина произошедшего, с простыми и логичными объяснениями. Если им не понравится хоть какой-то нюанс, они не отстанут, пока не докопаются до сути. И потратят время зря, ведь Колдун с Волком полностью на их стороне.
   «Хуже нет, когда тратят время на междоусобицы», – подумал Колдун.
   Экипаж приближался к пункту назначения. Метрах в ста Колдун опросил Деда остановиться, не глуша двигатель. Выглянув из люка, Колдун, окинув взглядом местность, увидел небольшой холм, где лежали раненые. Один сидел на склоне с прибинтованной ногой и снайперской винтовкой. Он меньше всего пострадал и прикрывал товарищей. Остальные лежали, кто без сознания, кто держался за голову. Бойцы были подавлены, поскольку понимали, что их ждёт трибунал за потерю гаубиц. Они ведь не знали, что орудия остались у своих. Раненый часовой, изредка просматривая местность в оптику СВД, вдруг увидел медицинский транспортер. Колдун высунул руку вверх, боец ответил аналогичным жестом.
   – Прямо протяни метров сто, – сказал Колдун, и Дед вновь заработал рычагами. Транспортёр пополз по февральским кочкам, превращая их в сыпучую землю. Машина остановилась у пригорка. Колдун быстро выбрался наружу и бросился к раненым.
   – Какие ранения? – спросил Кучеренко у раненого в ногу снайпера.
   – У этого контузия, ухо оторвало, – кивнул боец на товарища, обхватившего голову руками. – У остальных двоих проникающие в живот. Не жильцы уже.
   – Это мы ещё посмотрим, – сказал Колдун, промывая рану одного из лежачих.
   – Сам как?
   – Да ногу посекло немного, осколок достал, крови потерял, но жить буду.
   – Остальные двухсотые?
   – Да, – боец опустил голову.
   Оксана перевязывала второго раненого в живот бойца. Закончив с ним, она подошла к контуженному и аккуратно руками приподняла его подбородок.
   – Вы меня слышите?
   Раненый не отвечал, а просто смотрел, не моргая, в голубые глаза медсестры.
   – Вы меня слышите?
   Боец кивнул.
   – У меня в ушах гудит, голова раскалывается.
   Его голова была наспех перебинтована, с правой стороны бинт от обильной кровопотери стал иссиня-алым.
   – Грузим! – сказал Колдун, меняя повязку снайперу.
   Погрузка заняла около получаса. Тяжело раненых положили на сиденья. Снайпер и контуженный сели напротив вместе с экипажем. Дед включил коробку и вездеход начал медленно разворачиваться по большому радиусу в обратную сторону.

Сиплый

   Сиплый брёл по полю из последних сил. Связи не было, он понимал, что акция провалилась. Его одежда стала дубовой на морозе, руки и ноги обледенели. Сколько он прошёл – не знал, но уже наступали сумерки. Впереди виднелась пустая трасса. Вокруг было тихо – не звука. Даже не было слышно ставших уже привычными звуков канонады. Вдруг вдалеке мелькнули фары. Сиплый поспешил к дороге, на ходу меняя нашивки на рукавах камуфляжа. Машина приближалась. Стали видны очертания.
   Это был внедорожник, выкрашенный в хаки.
   Сиплый пытался бежать к дороге, но ноги не слушались. Он упал, с трудом встал и поднял вверх руки.
   – Стойте, я здесь! – взмолился хриплым голосом убийца, – Помогите!
   Внедорожник начал сбавлять ход, и, круто свернув на обочину, остановился. Фары дальнего света ослепили Сиплого. Двигатель продолжал работать. Из машины никто не выходил. Но зек продолжал идти, медленно, на последнем дыхании. Вдруг, когда Сиплому оставалось несколько метров, внедорожник переключил фары на ближний свет. Сиплый всем телом навалился на тёплый капот. Он почувствовал, как ледяная корка на его щеке начала медленно таять, из-за чего создавалось ощущение, что к лицу поднесли зажигалку. Стекло водителя медленно поползло вниз.
   – Сиплый, дружище, доковылял, скотина! – в машине скалился Фашист. – Ты куда это пропал с радаров? Сбежать решил? Пристрелить тебя, что ли, – Жижа высунул руку с американским стволом и направил в голову Сиплому.
   – Не… не… не нужно… пощади… всё… всё, что угодно, – задыхался от усталости и страха преступник.
   – Что с тебя взять, ты биомусор, – проговорил злобно Фашист.
   – Ладно, садись, пригодишься, – водитель убрал пистолет. Сиплый с трудом забрался на переднее сиденье.
   – Спасибо, – прохрипел он и отключился.
   – Тварь дрожащая, – процедил Фашист и вывернул руль, с визгом выехав на трассу. Он ехал в логово своего врага. И у него был план. Ему нужно было в Луганск, где он раз и навсегда разберётся с Колдуном и займётся набором своего войска смертников, чтобы продолжить сеять смерть и хаос на этом клочке русской земли.

Гриша

   Фары вездехода слабо освещали путь. Пассажиры ехали с уставшими, но спокойными лицами. Это был путь домой. Долгий, но всё же домой, а значит, психологически он будет короче. Возвращаться всегда быстрее.
   Один из тяжело раненых начал громко стонать. Он был в бреду, била лихорадка, в забытьи он звал какую-то Таню. Колдун склонился перед ним и положил ему одну руку на голову, вторую – в область раны и закрыл глаза. Через полминуты извивающееся тело бойца упокоилось, стоны прекратились, искажённое от боли лицо стало спокойным. Колдун убрал руки, его шатнуло, и он с тяжестью плюхнулся обратно на сиденье. Сил почти не осталось. Но буквально через несколько минут у второго раненого бойца началась лихорадка. Колдун с трудом встал и проделал ту же процедуру. Для Кучеренко это было самопожертвованием, поскольку такая терапия отбирала последние силы. Когда второй раненый успокоился, Колдун рухнул без признаков жизни. Оксана бросилась к нему.
   – Сергей Леонидович, Сергей Леонидович!
   Колдун не реагировал. Медсестра проверила пульс. Он был нитевидным. Дыхание главврача стало поверхностным. У него не осталось энергии совсем. Половину он потратил, чтобы справиться со своей раной, остальное – на раненых солдат.
   – Леонидовичу нужно в больницу, он без сознания, без сил, пульс еле прощупывается, – обратилась Оксана к Деду.
   – Едем, девочка, не видно ничего, фары сдыхают. Позвони кому-то, пусть нас забирают, не дотянем, топливо заканчивается, – тревожно ответил Дед.
   – Связи нет, всё разрядилось, – ответила
   Оксана и с надеждой посмотрела на снайпера. Тот достал телефон и отрицательно покачал головой.
   Демон ударил вокруг не только ультразвуком, но и радиомагнитной волной. Она разрядила все устройства в округе, и даже аккумулятор вездехода.
   Проехав ещё около километра, вездеход вдруг начал дёргаться, «чихать» и остановился. Тусклые фары окончательно погасли. Вокруг была кромешная тьма, с неба падали острые ледяные осколки. Ветер усиливался, февральская ночь становилась всё ненастнее, всё злее. Вокруг было только поле – чёрная мёрзлая земля, пропитанная угольной пылью и кровью. Ни души. Только царство тьмы и холода.
   Экипаж транспортёра сидел молча. Каждый погрузился в свои мысли. Первым заговорил раненый снайпер.
   – Оксана, обновите перевязку, я пойду за помощью.
   – Ты в своем уме? Куда пойдёшь в такой холод и ночь, без связи, с ногой? – испуганно указала медсестра на рану.
   – Нормально, я спецподготовку проходил. И не в таких ситуациях бывали. Бинтуйте, – уверенно сказал боец и выставил вперед ногу.
   Оксана посмотрела на Деда, контуженного, потом опять на снайпера.
   – Давай, Оксанка, потуже затяни, – сказал Дед, – выхода другого нет. Больше никто из нас не дойдёт, потому как идти неизвестно сколько.
   Поняв, что обсуждению вопрос более не подлежит, Оксана принялась за работу. Сняв старую повязку, она аккуратно обработала рану, которая, к слову, уже не кровоточила и понемногу затягивалась. Колдун постарался, ещё когда был в сознании.
   – Меня зовут Гриша, – с улыбкой посмотрел боец на медсестру, возившуюся с его ногой. Оксана подняла глаза. Встретившись взглядом со снайпером, девушка увидела его серо-голубые глаза, глядящие пристально и умилённо из разреза в балаклаве. Они показались ей бездонными. Взгляд бойца был уверенным, твёрдым, но тот, кто хотел, мог увидеть в нем и доброту, и ласку.
   – Оксана, – опустила глаза девушка, заканчивая перевязку.
   – Я вернусь, Оксана, и мы поедем домой, – тепло посмотрел на нее боец.
   – Хорошо, – девушка улыбнулась, показав ямочки на румяных яблочках щёк.
   Снайпер перевел взгляд на Конорева.
   – Мне нужно немного воды с собой.
   У запертых в холодной степи оставалось около двух литров воды на всех. При этом раненым постоянно нужно было смачивать губы, остальным тоже нужно было пить. Кроме того, все испытывали нарастающее чувство голода.
   Дед взял канистру с остатками воды и наполнил из нее полулитровую пластиковую бутылку из-под дешёвого лимонада. Боец был готов к выходу.
   – Сколько у тебя маслин осталось? – спросил Конорев. Снайпер открыл затвор.
   – Семь.
   Дед достал из поясной кобуры пистолет собственной разработки и передал бойцу.

   – Здесь ещё двадцать пять. Пусть у тебя будет.
   – Что за модель? Никогда такой не видел.
   – АПК. Надёжная. Отечественная, – улыбнулся оружейник.
   – Спасибо. Не прощаемся, – сказал боец. Затем повернулся к Оксане и мягко произнёс – Жди меня, и я вернусь… только очень жди.
   – Жду, – промолвила тихо Оксана. Магнетизму снайпера она не могла противостоять. Она почувствовала, как поплыла, словно боксёр после нокдауна. В детстве она занималась боксом. Дед увидел это и улыбнулся. Он был душевным человеком, и всегда радовался, когда у людей что-то складывалось.
   Боец открыл люк и исчез в темноте. Оксана смотрела вслед, не отводя глаз.
   Гриша спрыгнул с вездехода на промёрзшую землю. Вокруг было темно. Небо затянуто, никаких ориентиров не было. Он посмотрел на наручный компас. Нужно было идти на восток. Стекло прибора треснуло, но компас работал. По стрелке боец начал продвижение в сторону города. Насколько далеко он был от него, он не знал. Несмотря на то что снег был не слишком густым, обжигающий ветер продувал насквозь. Глаза постепенно привыкли к темноте, и боец начал различать очертания. Транспортёр стоял в центре поля. Гриша сделал такой вывод, поскольку ни в одном направлении ничего, кроме поля, не было видно.
   Он шёл строго на восток. Быстро, но аккуратно переставляя ноги, слегка пригнувшись, он перемещался, понимая, что есть опасность наступить на мину, как нашу, так и вражескую. Правда, наши всегда ставили предупреждения. А вот враг был безжалостным ко всем, даже к своим же солдатам. Через полчаса он увидел вдалеке очертания лесополосы.

   Впереди, метрах в тридцати, лежал непонятный объект. Снайпер остановился и посмотрел в прицел.
   Прицел был оборудован функцией тепловизора. Объект в прицеле не излучал тепла. Он был похож на огромного паука или что-то подобное. Не двигался.
   Снайпер начал обходить его справа, не убирая прицел. Теплового сигнала по-прежнему не было. Пройдя ещё по окружности несколько десятков метров, сохраняя радиус расстояния, он не наблюдал движение объекта.
   Снайпер начал медленное сближение с объектом, поскольку не мог просто оставить его за спиной. Подойдя ближе, он выдохнул. Это были два противотанковых ежа, стоявших, словно огромный паук посреди черного поля. Решив не подходить к ним близко, боец продолжил движение.
   Вдруг со стороны лесополосы, с опушки, ударил свет прожекторов, заурчали двигатели БТРов. Боец упал ниц, уткнувшись в землю. Пулемёты бронетранспортёров молчали.
   «Не заметили», – выдохнул Гриша. Слегка подняв голову, он пытался рассмотреть, что происходит. Но слепящий свет не позволял разобрать картину происходящего.

Гриша лежал на земле. Понимая, что долго так без движения не сможет – замёрзнет. Он медленно продвинул руку вперёд, замер. Всё было тихо. Снайпер передвинул ногу. Ситуация не менялась. Впереди лежала большая глыба земли, нужно было сместиться на полтора метра, чтобы оказаться на одной лини с ней. Тогда он сможет подобраться к этому, пусть небольшому, но всё же укрытию. Гриша начал смещаться в сторону, БТРы молчали. Ничего не происходило, они просто стояли на опушке и светили в пустое, как они думали, поле.

   Гриша сделал ещё несколько усилий, и оказался на линии с земляной глыбой. Он пополз быстрее, и через полминуты уже лежал под ней. Это не решало проблему, но хотя бы можно было минимально двигаться, чтобы не окоченеть. Перчатки не спасали от холода, пальцы еле двигались. Боец дул на них, но это мало помогало.
   С опушки донёсся чей-то мужской голос. Одно или два слова. Но их было не разобрать. Внезапно прожекторы погасли. Двигатели работали. Их урчание стелилось по округе, словно дикий хищник медленно разгуливал в поисках жертвы.
   Теперь Гришин прицел был как нельзя кстати. В тепловизоре он увидел три фигуры, суетящиеся вокруг боевых машин.
   Четвёртая, облокотившись на нос одного из транспортёров, курила. Четверых он мог бы снять, но сколько их ещё внутри боевых машин.
   Как только он начнёт работать, в ответ получит град свинца из тяжёлых пулемётов. После и пехота пройдётся, и обязательно найдут. Но с другой стороны выхода не было. Ему нужно было туда, за эти БТРы, где-то там – дорога, и путь будет понятнее. И, возможно, снайпер встретит наших.
   Гриша посмотрел в прицел. К БТРам, поравнявшись, задом подъехал самосвал. Кузов начал подниматься, и оттуда посыпались навалом какие-то крупные объекты, словно мешки. Тепловизор не реагировал оттенками. Да он и не мог. Это были холодные трупы тех, кто не пережил эту ночь. Свалив трупы в кучу у кромки поля, самосвал безразлично опустил кузов и тронулся с места, исчезнув за опушкой.
   Гриша пополз. Быстро. Вперёд. Он планировал подобраться как можно ближе и использовать тела, как маскировку. Он понимал, что это точно не наши, потому как такого зверства с погибшими союзные войска допустить не могли даже в мыслях.
   Темно-зелёная балаклава снайпера была в крови в области подбородка. Ресницы покрылись инеем. Зубы стучали, а всё тело трясло от переохлаждения. Но он полз, бесповоротно, бескомпромиссно и самоотверженно. БТРы вновь включили прожекторы, когда Гриша уже был рядом с грудой трупов. Это были трупы украинских военных с сине-жёлтыми нашивками и эмблемами ВСУ. Среди них также были две женщины в гражданском. «Зверьё бездушное», – подумал боец, подлезая под один из трупов крупного украинца. Гриша, обученный маскировке на любой местности, лежал под уже окоченевшими телами так, что ему было хорошо видна кромка холма, где стояли транспортёры.
   – Микола, я ща прысну и гойда, – сказал один из тех, кто был наверху, и подошёл к кромке. Гриша закрыл глаза, сжимая рукоять винтовки. Украинец мочился прямо на трупы своих боевых товарищей. Закончив, он бросил окурок вниз и исчез из виду.
   БТРы начали сдавать назад. Гриша терпеливо ждал, хотя несколько раз он чуть не сорвался и не открыл огонь по противнику. Гул двигателей начал отдаляться. Дальше… дальше… тихо. Снайпер вылез из-под груды тел и начал подниматься на опушку. Как только его глаза поравнялись с кромкой холма, он резко остановился и замер. В десяти метрах стоял внедорожник с включенными стоп-сигналами.
   У капота стояли двое. Один светил фонарем на капот и что-то показывал второму пальцем. По всему было видно, что они что-то изучали, скорее всего, карту. Гриша понял, что это его шанс завладеть внедорожником и добраться на нём к своим. Он вскинул СВД и прицелился. С такого расстояния для него это были смешные мишени. Но внутри Григория началось противостояние. Ведь их можно было взять живыми, простые рядовые не будут среди ночи в поле изучать карту местности. Двое стояли таким образом, что каждый мог видеть, что происходит за спиной другого. Подобраться было сложно. Григорий повесил винтовку за спину и достал пистолет Деда. Аккуратно, медленно, практически параллельно земле, он начал продвигаться в сторону багажника автомобиля. Шаг за шагом, очень тихо, так, что ни хрустнула ни одна травинка.
   Очутившись на месте, он стал напрягать слух, чтобы понять, о чём говорили эти двое. По обрывкам фраз Гриша понял, что один из них был командиром, второй – помощником. Поскольку сил у снайпера практически не осталось, он решил не рисковать. Обойдя дальше внедорожник со стороны водителя, он резко встал за спиной командира. Помощник, увидев выросшего из-под земли бойца, только успел округлить глаза. Гриша выстрелил ему в голову. Пуля вошла в области рта, раскурочив челюсти и раскрошив зубы. Враг упал вперёд на капот, испачкав карту кровью, и сполз вниз. Командир замер, не поворачиваясь. Он понимал: если бы его хотели убить, он бы уже лежал с простреленным затылком.
   – Лечь на землю, – холодно сказал Гриша.
   Командир стоял, не двигаясь. Гриша подошёл к нему и ударом ноги в спину повалил на землю. Командир упал. Гриша сел сверху на противника, достал из его кобуры пистолет и отбросил в сторону. Достав ремень из штанов лежащего рядом помощника, Гриша крепко связал руки командиру и перевернул на спину.
   – Кто такой?
   – Давай договариваться, – не отвечая, произнёс нагло пленник.
   – Ты уже договорился. Дальше со специалистами будешь договариваться, – ответил Гриша и начал поднимать пленника. Поднявшись, украинец неуклюже попытался побежать, за что получил удар по ногам, а после падения – и по печени ботинком в качестве профилактики.
   – Щенок, ты хто, я тэбэ порву на тряпки! – кряхтя, орал украинец. Грише это порядком надоело, и он отправил его в глубокий сон ударом в подбородок. «Языка» нужно было погрузить в багажник. Но сил не было. Собрав их остатки, боец тащил волоком обмякшее бессознательное тело украинца, который, к слову, был довольно упитанным. Погрузка туши заняла около десяти минут. Обессиленный, Гриша сел на дно открытого багажника рядом со связанным. Пошарив по карманам пленника, он нашёл сигареты и зажигалку и закурил. Сделав несколько затяжек, он выкинул окурок и сел за руль.
   Ключи торчали в замке зажигания. Поворот ключа – двигатель завелся – Гриша включил отопление. Он пока ещё приходил в себя, осознавая события последних часов. Включив первую передачу, Гриша повернул на запад по грунтовой дороге, которая вела прямо к полю, которое он переполз. Снайпер был истощен холодом, моральной и физической нагрузками. Теперь его целью было не заснуть за рулём. Сзади на кочках подрыгивал пухлый связанный украинский командир. По-прежнему без сознания.
   Грунтовая дорога вывела к пустой ночной трассе. Перед выездом на большую дорогу Григорий остановился, вышел из машины и штык-ножом скрутил украинские номера внедорожника. Справившись, русский снайпер продолжил путь. Была ещё одна проблема. Украинцы наносили на свою военную технику две белых полосы сверху от багажника до капота. Внедорожник украинского командира не был исключением. А для наших бойцов это было красной тряпкой. Могли дать из РПГ без предупреждений. Это немного ломало. В остальном Григорий был доволен собой. Отопление салона начало действовать усыпляющее, но Гриша понимал, что остановка для него запрещена. Иначе весь путь был зря. Во-первых, на него все свои надежды возложил экипаж медицинского транспортёра. Да, впрочем, и всё. Русский военный не мог их подвести, поэтому продолжал гнать трофейный внедорожник по серому асфальту.

Капитулирен!

   Несмотря на ледяную стужу за бортом, внутри МТЛБ становилось жарко и душно. Все люки были задраены. Вода быстро заканчивалась. Колдун по-прежнему был в отключке. Раненные спали глубоким сном. Контуженный боец лежал на левом боку, съежившись. Он забылся болезненным сном. Иногда вздрагивал, крича во сне. От его криков вздрагивал кимаривший Дед. Оксана бодрствовала.
   Девушка волновалась о Григории. Она понимала, что профессиональный военный, снайпер со стажем, прошедший спецподготовку, уже успел побывать в критических ситуациях. Но за это короткое время, пока они сидели в вездеходе, когда она впервые коснулась его, меняя бинты, она к нему привыкла. Он стал ей ближе, роднее остальных, что ли. Те несколько слов, которые сказал Гриша, уходя за помощью, прокручивались в ее голове раз за разом. Она влюблялась в бравого снайпера, хотя его и не было рядом. Это было похоже на рождение чистого, настоящего чувства, словно в пустыне, среди засохших кактусов и кружащих в небе стервятников, прямо из песка рос прекрасный цветок, создавая вокруг себя голубой оазис, оживляющий мёртвую землю.
   Думал ли Гриша об Оксане? О, да, он думал о ней, представлял, как вернётся с помощью, как она кинется к нему на шею, будет благодарить и говорить, как сильно ждала. Он очень хотел этого. Мечтал. Даже строил планы уже, потому что война. А на войне всё быстро – и жизнь, и смерть. На блокпосте на въезде в ЛНР было всё спокойно. Бойцы бодрствовали, пропускали и досматривали редкие машины. На востоке, за их спинами забрезжил рассвет. Один из бойцов просматривал местность в бинокль. Вокруг было тихо и пусто. Ветер поутих, редкий снег прекратился, но мороз не отпускал.
   – Макс, укровский джип, бери РПГ! – закричал вдруг смотрящий в бинокль, и продолжил наблюдать, как, мелькая за редкими деревьями, по трассе мчался внедорожник с двумя белыми полосками. Второй боец подбежал к смотрящему, положил на плечо ручной гранатомёт и стал на одно колено.
   – Не торопись, пусть ближе подъедут.
   Автомобиль выехал на финишную прямую перед блокпостом и вдруг начал тормозить. Водитель вышел, открыл заднюю дверь, достал палку с привязанной белой тряпкой и стал ей размахивать. Это был сделанный на скорую руку Гришей белый флаг из майки украинского командира, который почему-то был одет не по форме.
   – Капитулирен! – пошутил старший, наблюдая картину. Но боец с РПГ продолжал держать внедорожник на прицеле. Гриша медленно опустил руки, сел обратно в машину, включил «аварийки» и медленно поехал к КПП. У линии он остановил автомобиль и спокойно вышел. Опустив балаклаву, он произнес: «Свои».
   – Откуда?
   – В четвёртом квадрате наши гаубицы накрыли. За нами приехал МТЛБ, но закончилось горючее. Они стоят там с ранеными сейчас посреди поля. Нужна помощь.
   – Складно поёшь, – с улыбкой сказал старший смены. – Почему на вражеском коне? – кивнул на внедорожник с полосками боец.
   – Это у меня подарок для командования. Языка взял на его же машине. Ублюдки в поле выгружали трупы своих же, просто свалом в поле. Вот все уехали, а этот колобок усатый остался.
   – Макс, да убери уже бандуру, свои, – усмехнувшись, обратился главный к бойцу, который по-прежнему держал гранатомёт наготове.
   Действительно, Гриша был одет в российскую форму с государственным флагом на рукаве, и вся остальная амуниция была отечественной. Плюс с документами все в порядке.
   – Чаю хочешь?
   – Очень. Но сначала мне нужно связаться с командованием.
   – Пойдём.

Новый знакомый

   В медицинском транспорте становилось всё душнее. Но люки открывать было нельзя – кабина моментально остынет в такую ветреную стужу. А нагреть её будет уже нечем, так как печка работает только при включённом двигателе. Бодрствовали только Конорев и медсестра.
   – Долго так не протянем, нужно воздух впускать, – сказал Дед Оксане.
   – Замёрзнем же.
   – Или заснём от нехватки кислорода.
   Оксана кивнула в знак согласия. Дед начал шарить по салону в поисках подходящей подпорки для люка. Ему на глаза попалась одинокая банка тушёнки. Подняв её, он посмотрел на этикетку.
   – Говядина тушёная, 525 граммов, не для продажи, – прочитал Конорев. Взяв банку и приоткрыв люк, он поместил консервы в появившееся отверстие. Холодный свежий воздух начал постепенно поступать в кабину. Экипажу стало легче дышать. Становилось прохладно. В зеве люка тёмная ночь сменялась предрассветными сумерками. Один из раненых открыл глаза. Он был слаб, но его не лихорадило. Обезболивающие действовали.
   Остальные, включая Колдуна, по-прежнему оставались в царстве Морфея.
   Вдруг Оксана услышал стук по броне.
   – Живые есть?
   Они переглянулись с Дедом. Тот быстро подскочил к контуженному и достал из его кобуры ТТ.
   – Помощь нужна? – повторил голос с улицы. – Я уже два раза мимо проезжал, а вы всё стоите. Случилось чего?
   Дед осторожно выглянул из люка. Рядом с «мотолыгой» стоял щупленький мужичок в охотничьем бушлате с двустволкой. На нём были высокие кирзовые сапоги и тёплая шапка-ушанка.
   – Ты кто? – спросил Конорев.
   – Евгений Васильевич. Туда-сюда проезжал сегодня несколько раз, а вы всё стоите. Подумал, может помощь нужна, – добродушно повторил незнакомец. Деду он почему-то не нравился.
   – А чем ты поможешь?
   – У меня солярка в багажнике лежит.
   Дед задумался. Это действительно помогло бы. Но вот только аккумулятор всё равно разряжен.
   – Нам кроме солярки ещё подкурить нужно.
   – Так у меня в багажнике и генератор есть. Сейчас подъеду.
   Мужичок развернулся и зашагал по полю.
   Только сейчас Дед увидел, что асфальтная дорога была не так далеко от них. Но её уровень был заподлицо с полями, границей которых она была, поэтому ночью и в снег её сложно заметить, если по ней никто не едет. На дороге стояла белая грязная «Нива». Мужичок её завёл и направился по полю к МТЛБ. Машина ехала тяжело, но благодаря двум мостам, проходимость оставалась у неё на высоком уровне. Подъехав к «мотолыге», Евгений Васильевич вышел и открыл капот. Достав провода с клеммами, он вопросительно посмотрел на Деда, который всё это время смотрел на происходящее, высунувшись из люка.
   – Прикуривать будем? – вопросительно посмотрел Евгений Васильевич на Конорева.
   – А солярка? – вопросом на вопрос ответил Деде
   Новый знакомый обошёл автомобиль и открыл багажник. Повозившись, он достал две зелёных, видавших виды, ободранных, двадцатилитровых канистры. Дед отбросил сомнения прочь и спустился. Они залили солярку и подсоединили клеммы. Нужно было немного подождать.
   – Вам туда, по асфальту, километров пять. Там наши.
   – А ваши, это кто? – напрягся Дед.
   – Луганск там, – ответил с небольшой обидой Евгений Васильевич.
   – Мне кажется, мы приехали оттуда, – показал рукой в противоположную сторону Дед.
   – Если приехали с украинской стороны, то правильно, оттуда, – сказал с поддёвкой мужичок, – Вы здесь кружили, – указал он на круговые следы от транспортёра, – вот и сбились с направления. Моё дело, сказать. Там сами думайте, – пожал плечами собеседник Деда.
   – А вы чего сутра пораньше разъездились?
   – Так за соляркой и ездил. У меня генератор старенький, а света нынче бывает не бывает, – попытался каламбурить Евгений Васильевич – а мне её знакомый продаёт. Но только ночью.
   – А комендантский час что, для вас не действует? – улыбнулся Дед.
   – Да патруль меня уже знает. Ругает каждый раз, но отпускают. Жалеют. А мне по-другому никак.
   – Ладно. Попробуем, что ли, завестись, – Конорев пошёл к вездеходу.
   Остывший двигатель транспортера никак не реагировал на зажигание. Возможно, не было искры в свечах. Или аккумулятор на морозе совсем разрядился. Нужно было подождать.
   – Оксана, я с этим на улице побуду, сейчас аккумулятор подпитается, и поедем. Полусонная медсестра молча кивала.
   – Где Таня? – спросил вдруг Деда один из раненых.
   – Кто это?
   – Жена моя.
   – Не знаю, боец, дома ждёт тебя, наверное. Скоро приедем.
   – Мы где?
   – Ты раненый. Лежи спокойно. Скоро поедем.
   Дед вылез из вездехода, подошёл к Ниве и постучал в стекло. Евгений Васильевич поднял голову.
   – Спите?
   – Немного, – ответил новый знакомый, с трудом опуская стекло.
   – Так куда, говорите, нам лучше выехать?
   – Зависит от того, куда вам надо.
   – К нашим, в Луганск.
   – Тогда на дорогу и прямо. Там будет КПП. Можете за мной поехать, я провожу.
   Деда не покидало чувство какой-то тревоги, недосказанности. Что-то в этом мужичке, чудом оказавшимся здесь, утром, среди полей, с соляркой, было не так. Комендантский час ему нипочём. Генератор у него на солярке. Но, с другой стороны, он им помог, и сейчас они поедут домой.
   Конорев отбросил ненужные мысли и пошёл заводить транспортер. Двигатель вездехода после третьего зажигания закряхтел, но пять заглох. Дед пробовал вновь и вновь. После нескольких попыток машина сыто заурчала, выбросив чёрное облако сгоревшей солярки. Двигатель завёлся и работал стабильно.
   – Забирайте клеммы, едем! – крикнул Дед из люка.
   Евгений Васильевич торопливо снял зажимы проводов и захлопнул капот. Развернувшись, «Нива» начал медленно переваливаться по замёрзшим кочкам. Дед включил скорость, немного поднатужившись, машина схватила сцепление и поползла следом. Выехав на дорогу, Евгений Васильевич дождался, когда транспортёр тоже окажется на асфальте, и махнув рукой, поехал вперёд.
   Дед на секунду остановился, но, вопреки своему внутреннему голосу, поехал за «Нивой». Выхода не было. Дорогу они не знали. Связи не было. Раненым нужна была помощь. Добрался ли Гриша, он тоже не знал. Стоять дальше в поле смысла не было.

Спасение и наказание

   Гриша ждал подмогу на блокпосту. К нему выехал «КамАЗ» с бойцами, перевязочными материалами, водой и сухпайками.
   Гриша твёрдо решил, что поедет с ними. Ему не терпелось вернуться к этим людям, которые стояли одни в степи, без еды, воды. Там были его раненые товарищи, Гриша надеялся, что они были ещё живы. Там, в «мотолыге», был ещё один дорогой его сердцу человек. Оксана. Поэтому Гриша с нетерпением ждал, когда приедет машина, чтобы скорее отправиться на помощь.
   Он услышал рёв двигателя и обернулся. К КПП подъехал тентованный «КамАЗ» и легковушка. Из последней вышли двое и направились к Грише.
   – Григорий, объявляю личную благодарность! – сказал серьёзный мужчина с погонами полковника, – где пленный?
   Григорий кивнул в сторону внедорожника. Двое направились к трофейной машине. Открыв багажник, они увидели живого, но порядком подмёрзшего усатого украинского командира с голым торсом.
   – Почему раздетый? – обернувшись, крикнул полковник Грише.
   – Нужна была белая тряпка, чтоб свои не накрыли, товарищ полковник! – крикнул в ответ снайпер.
   Полковник кивнул и отвернулся. Гриша ждал дальнейших указаний. «КамАЗ» не глушил двигатель. Полковник с помощником что-то обсуждали. Потом они приказали бойцам с КПП связать ноги и проверить связку рук пленного, и отнести его к ним в машину. Бойцы побежали выполнять. Полковник опять подошёл к Грише.
   – Готов ехать?
   – Так точно!
   – Там пятнадцать бойцов, хороших бойцов, профессионалов, и всё необходимое. Удачи, – полковник крепко пожал руку Григорию и зашагал к своему автомобилю. Григорий вслед за ним направился к грузовику с бойцами. Обойдя его сзади, он поприветствовал их, и, вернувшись, сел на пассажирское сиденье рядом с водителем.
   – Гриша, – протянул он руку водителю.
   – Иван, – ответил добродушно на рукопожатие молодой парень за рулём. – Куда едем?
   – В четвёртый квадрат, на северные поля.
   – Понял, – Иван завёл грузовик.
   «КамАЗ» выехал за пределы блокпоста и уверено направился в четвёртый квадрат. Гриша смотрел в окно, внутри поселилось волнение, с которым он не мог справиться. Он чувствовал, что с экипажем МТЛБ что-то происходит, но не мог понять, что. По логике они должны были там стоять и ждать помощи. Такой был договор. Но Гриша всё равно переживал.
   – А быстрее можем, Вань? – спросил он.
   – Гриш, ну там люди в кузове, не хочется им почки отбить на этих ямах. Нормально едем, через час-полтора будем на месте. Я знаю, где можно большой кусок срезать.
   – Хорошо.
   Иван всё же немного прибавил газу, и голые деревья вдоль трассы с рыси перешли на галоп, быстрее замелькав в окне грузовика.
   Конорев вёл МТЛБ по асфальту следом за «Нивой».
   Впереди ехал Евгений Васильевич, иногда оборачиваясь, чтобы посмотреть, едет ли вездеход.
   В очередной раз убедившись, что всё по-прежнему, он достал мобильный телефон. Набрал номер. На том конце сняли трубку.
   – У аппарата.
   – Хлопци, цэ Евгэн. Я тут вам подарунки везу.
   – Шо у тэбэ?
   – Мотолыга з ранеными сепарами, дидом и сочной мэдсэстричкой. Закачаетэсь! – со злобной улыбкой проговорил водитель «Нивы».
   – Де ты?
   – На пивничных полях, четвэртый квадрат. Забэрэтэ?
   – Выйижджаемо. Красавэць. За солярой заезжай потим.
   Евгэн, как он сам себя назвал, положил телефон и глянул в зеркало заднего вида. Транспортёр послушно следовал за ним, а он чувствовал себя героем. Он хотел сдать раненых бойцов украинцам, к которым прибился сразу, как только они подошли к Луганску. Он был стукачом.
   Выпытывал, вынюхивал, о чём люди говорят, где позиции союзных войск, какая обстановка. Пытался вербовать уставший от войны народ. Но успехов не было, пару раз за революционные высказывания получал по морде. Но продолжал подрывную деятельность. Потому как националистом был идейным, «коренным» и родился на западе ныне не существующей страны.
   Оба его деда во времена Великой Отечественной перешли на сторону фашистов, помогали разыскивать партизан, даже внедрялись в их отряды. Он тоже решил не отставать и терпеливо ждал своего часа, когда сможет проявить свои предательские наследственные способности. Как же он был рад, когда его время настало, и к власти пришли неонацисты.
   И теперь он чувствовал себя крысоловом, под дудку которого враг сам ехал в логово нацистов.
   – Собирайтесь, там придурок этот, Евгэн-солярочка, говорит, что везёт к нам «мотолыгу» с руснёй, – на чистом русском языке приказал помощнику командир украинской роты, стоящей на границе четвёртого квадрата.
   – Делаю, – ответил помощник.
   Через пять минут навстречу МТЛБ выезжал тяжёлый «Урал» с двадцатью украинскими карателями в полной амуниции. В кузове также лежал СПГ, два РПГ и дрон для исследования местности. Украинцы сжимали в руках американские штурмовые М-16, а в кобуре на ноге у каждого покоился американский же «Глок» – доказательства того, что американцы в конфликте «не участвуют».
   – Подъезжаем, – сказал Григорий Ивану, когда увидел съезд на грунтовку, по которому ночью выезжал на асфальт на трофейном внедорожнике. Иван свернул на грунтовку, и, объехав по периметру поле, через которое шёл снайпер, приближался к месту стоянки МТЛБ.
   Гриша увидел уже знакомого ему «паука» – противотанковых ежей, которые он обходил несколько часов назад. Вдруг холодная дрожь пробежала по спине Григория. На одном из ежей была табличка – череп со скрещенными костями.
   Это означало, что поле было заминировано. Но он прошёл его. Чудом. Как? В голове не укладывалось.
   – Тормози здесь! – Гриша узнал местность, откуда отправлялся в путь. «КамАЗ» остановился у поля, в том месте, где совсем недавно выезжала белая «Нива». Снайпер спрыгнул с сиденья и быстро побежал по полю. Он остановился, увидев круговые следы от гусениц. «Значит, завелись, – подумал боец. – Но как? Где взяли топливо? А аккумулятор?»
   В глаза Григорию бросились ещё одни следы – протекторов автомобиля. Обернувшись, он увидел, как следы вели к асфальту. где стояли сейчас его бойцы. Он пошёл по следам. У самой асфальтной кромки стало понятно, что автомобиль и транспортёр повернули налево, в сторону украинской территории.
   «Что произошло? Их взяли в плен?» Мысли путались. Григорий подошёл к бойцам и произнёс: «Транспортёр с ранеными поехал в сторону украинской территории. Была ещё одна машина, легковая или лёгкий внедорожник. Беда случилась, ребята, будьте готовы к столкновению», – сказал Гриша и вернулся в кабину.
   Бойцы молча кивнули.
   – Едем прямо, Ваня, – сказал Григорий водителю.
   – Но там укропы.
   – Там и наши. Их, наверное, забрали, но следы свежие, выехали недавно. «Мотолыга» быстро не поедет, нагоним. Давай, Вань, жми.
   – Понял, – ответил водитель и нажал газ.
   Григорий, сдвинув брови, вглядывался в пустую дорогу впереди себя в надежде увидеть зелёный транспортер. Водитель, понимая, что ситуация напряжённая, прибавил газу. Ехали быстро. Бойцы в кузове проверяли свои АК.
   В трёх километрах от «КамАЗа» навстречу ехал «Урал» с украинцами. А на отрезке между двумя грузовиками не спеша ехала белая «Нива», ведя за собой экипаж МТЛБ в лапы украинцев.
   Расстояние между этими четырьмя объектами сокращалось. Столкновения было не избежать. Это чувствовал Гриша. В этом уже почти был убеждён Дед.
   Евгэн набрал номер.
   – Пидъижджаемо, вы далэко?
   – В километре, – ответили в трубку. – Можешь уезжать, никуда не денутся.
   – Нееее, я блыжче пидвезу.
   Положив трубку, Евгэн обернулся.
   «Мотолыга» остановилась. Он тоже притормозил.
   Транспортёр не двигался.
   – Он мне не нравится и ведёт нас куда-то не туда, – сказал Конорев Оксане.
   – Разворачиваемся? – спросила медсестра.
   – Не знаю, – выдохнул Дед, но уже начал разворот. Потом опять остановился. Вездеход стал поперёк, перекрыв дорогу.
   Слева от вездехода появился «КамАЗ». Он быстро приближался, спеша на помощь. Впереди «Нивы» в поворот входил украинский «Урал». Он спешил добивать раненых бойцов.
   Евгэн, увидев своих, дико обрадовался. Он нажал на газ и поехал навстречу им. «Урал» не сбавлял скорости. Гриша с бойцами были в двухстах метрах позади транспортёра.
   Дед увидел в узкую смотровую полоску, как Евгэн поехал вперёд. Взглянув дальше вперёд,
   Конорев почувствовал, как по его спине побежал холодок. Навстречу нёсся «Урал» с украинскими белыми полосами. Чисто интуитивно Дед посмотрел назад. Там он увидел несущийся на всех парах «КамАЗ» с российским флагом. Дед вернулся в кабину и задраил люк.
   – Что там? – спросила Оксана тревожно.
   – Гриша твой дошёл.
   Оксана дернулась к люку, но Дед схватил её за руку.
   – Сядь и молись, девочка. Там сейчас ураган начнётся.
   Оксана замерла на сиденье. Дед о чём-то задумался. Контуженный боец спросонья кричал от приснившегося кошмара. Раненные одновременно проснулись, просили и стонали, умоляя дать им хотя бы глоток воды. Воды больше не было. Колдун лежал без движения. Оксана посмотрела на броню. Она вся была в каплях конденсата из-за контраста температур внутри и снаружи вездехода.
   – Отрежь наискось, – быстро сунула пустую пластиковую бутылку в руки Конореву медсестра.
   Дед достал из ножен большой нож, который всегда носил с собой и в секунду разрезал бутылку наискось, как батон колбасы. Вышло два своеобразных стакана, у которых одна стенка была длиннее. Оксана взяла в руки одну часть, вторая осталась у Деда.
   – Собирай! – крикнула девушка и начала собирать со стенок конденсат, ведя по броне высокой частью импровизированного стакана так, что капли по ней стекали на дно. Дед начал делать тоже самое. На удивление испарины оказалось много. Хватило всем.
   Грузовик резко остановился у «мотолыги».
   Бойцы выбежали и заняли позиции. Гриша с группой оказались у вездехода быстрее. Они открыли огонь по грузовику. Несколько пуль попали в водителя и грузовик на полном ходу перекинулся набок. Несколько украинцев погибли внутри, сломав себе шеи. Остальные, под градом пуль, всё же выбрались и заняли позиции, использую перевёрнутую машину в качестве заслонки. Им повезло, что автомобиль лежал бензобаком к ним. Иначе они бы уже давно взлетели на воздух.
   Напоив раненых, Дед и Оксана сидели, обнявшись. А в правый бок «мотолыги» то и дело попадали вражеские пули, издавая жуткий стук, словно сама смерть стучалась к запертым под перекрёстным огнём. Все в кабине вздрагивали каждый раз, когда очередные свинцовые капли падали на вездеход. Украинцы потеряли в перестрелке ещё четверых. Гришины бойцы были целы. Бой продолжался. Гриша увидел, как за кузовом промелькнул украинец с РПГ. Снайпер понимал, что оружия у противника больше. Он просчитал, что украинец будет стрелять из-за кузова. Гриша держал на прицеле рваную линию защитного тента примерно на уровне роста того, кто пробегал с РПГ. Сердце колотилось бешено. Снайпер лежал на асфальте, под самым носом вездехода. Вдруг из-за тента перекинутого грузовика показалось правое плечо украинца, на котором лежал гранатомёт. Он смотрел в прицел.
   Гриша видел в свой прицел его глаз. Всё это происходило в доли секунды. Гриша спустил курок своей СВД, когда палец украинца ожидал импульс от мозга в мышцу предплечья, которая заставит палец нажать на спуск. Пуля со свистом пробила линзу прицела и через глаз вошла в мозг украинца. Его голову откинуло назад, а РПГ перевесило вперёд таким образом, что он направил его в бак лежащего грузовика, прямо себе под ноги.
   Тело начало падать на землю, а мышца предплечья судорожно сократилась, заставляя пальцы правой руки сжаться в кулак. Указательный палец лежал на чувствительном спусковом крючке. Выстрел. Обжигая выхлопом простреленную голову украинца, граната вылетела и тут же взорвалась прямо под ногами непроизвольно стрелявшего, взорвав огромный бак «Урала» и ящик с грантами, оставшийся внутри. В разные стороны вместе с дымом и осколками разлетались оторванные части тел украинских карателей.
   Живых не осталось. Взрывная волна была такой силы, что вездеход ощутимо качнуло. Оксана вскрикнула и ещё крепче прижалась к Деду. Дед, понимая, что взрыв перевесил ситуацию в чью-то пользу, ждал любого исхода истории, сжимая в руках нож. Выстрелы затихли. В ушах пассажиров вездехода гудело. Они слышали снаружи какие-то голоса. Но чьи они были – не разобрать. Несколько бойцов аккуратно подходили к месту взрыва.
   Гриша прикрывал их. Но движения не было. Ни малейшего. Взрыв забрал с собой всех. Вокруг валялись обломки грузовика и куски тел. Метрах в пятидесяти стояла белая «Нива». Один из бойцов осторожно направился к ней. Заднее стекло автомобиля было пробито. За рулём сидел человек.
   – Выйти из машины с поднятыми руками! – крикнул боец.
   Движения не было. Он начал подходить ближе, обходя автомобиль слева. За рулём сидел Евгений Васильевич. В голове его торчал осколок гранаты, который прошил подголовник, вошёл в затылок и вышел через лоб, застряв. С острия осколка капал кровь.
   – Двухсотый, – крикнул боец и, опустив автомат, зашагал к своим.
   – Живые? – Гриша постучал по зелёной броне вездехода.
   Люк открылся, оттуда показалось лицо Деда. Встретившись глазами с Григорием, Дед на секунду замер, затем начал торопливо выбираться наружу.
   – Живой, Оксанка, живой!
   Медсестра закрыла глаза и глубоко выдохнула. Всё это время она держалась молодцом и почти не плакала. Но сейчас по её щеке, не удержавшись, поползла тонкая прозрачная струйка. Это была слеза усталости, облегчения, переживания и какой-то радости от забрезжившего где-то вдали, за линией горизонта, будущего.
   Дед спрыгнул на землю и крепко обнял Григория.
   – Спасибо, дорогой, что дошёл. Спасибо, что вернулся за нами! – Дед с трудом сдерживал эмоции.
   Следом за Дедом выбежала Оксана и подошла к Григорию.
   – Я очень ждала, – тихо прошептала она, утирая слезу. Снайпер прижал девушку к себе.
   – Знаю, – также тихо ответил он.
   Через секунду Оксана уже исполняла свой долг, меняя повязки раненым, делая обезболивающие уколы, давая напиться. Гриша с Дедом решили, что раненых лучше и дальше везти на вездеходе, а Гриша с бойцами их сопроводит прямо до госпиталя. И все были счастливы такому решению.
   – Ребята, спасибо! – повернулся Гриша к бойцам. – Я с ними поеду, а вы за нами следом. Проводим этих доблестных товарищей прямо до госпиталя.
   Бойцы в ответ кивнули и начали загружаться в «КамАЗ». Остальные забрались в транспортер.
   Дед, уставший, но счастливый, завершил начатый перед боем разворот, и, наконец, МТЛБ двинулся в верном направлении. Колдун по-прежнему лежал без движения. Но дыхание его стало ровным, пульс восстановился.
   Колдун сделал резкий глубокий вдох и открыл глаза. Он попытался сесть. Получилось с трудом.
   – Сергей Леонидович, – подскочила к нему Оксана, – как вы?
   – Живой и вроде бы здоровый. Эко как вы лихо их! – посмотрел на Гришу Колдун.
   Удивлённый Григорий, впрочем, как и все в кабине, просто смотрел на Колдуна.
   – И они ещё поживут, – кивнул он на раненных бойцов. – Связь есть?
   Гриша протянул телефон.
   – Оля, привет. Везу к тебе раненых, двое в общую хирургию, один в нейрохирургию, примешь?
   По лицу Колдуна стало понятно, что в трубку ответили положительно.
   – В госпиталь доедем, перевяжем их нормально и отправим в Донецк. Там их быстро на ноги поставят.
   – Сергей Леонидович, как вы себя чувствуете? – не унималась Оксана, искренне переживая за шефа.
   – Нормально, Оксан, всё будет хорошо. Вы тоже молодцы! – подмигнул Колдун сразу обоим – Грише и Оксане. Парочка сидела вплотную, но, когда Колдун пришёл в себя, обниматься перестали. Как-то неловко стало перед начальством.
   – Гриша, выстрел зачётный, ты и белке в глаз попадаешь? – пошутил Колдун. – Ты потом куда?
   – Не знаю, вернусь в свою часть, продолжу службу.
   – Приедем в госпиталь, у меня к тебе будет разговор тет-а-тет.
   – Обязательно побеседуем, – ответил снайпер.
   Вездеход и «КамАЗ» продолжили следование в перевалочный пункт, откуда потом раненых должны были доставить в Донецк.

Мечтаю ковать не мечи, а орала

   Антон ждал Колдуна в коридоре на коричневом потрёпанном сиденье из поролона, на котором остались лишь оборванные следы дешёвой дерматиновой обтяжки. Он хотел разузнать о загадочном идоле.
   Антон услышал шаги. По коридору в перевалку шёл мужчина с неприятным лицом, ко всему ещё и искажённым шрамом, продолжающим улыбку.
   – Вы к Сергею Леонидовичу? – спросил хриплым голосом незнакомец.
   – Да, но его нет, и неизвестно, когда будет, – ответил Волк, смотря в глаза собеседнику. Он почувствовал что-то нехорошее, каким-то адским холодом веяло от него. Жути добавлял хищный животный взгляд.
   – Ничего. Я подожду, – прохрипел мужчина. На нём была спортивная синяя куртка с капюшоном, спортивные штаны и кроссовки. Вещи были брендовые, дорогие. Здесь таких было не достать. «Значит, пришлый», – понял Антон. Только сейчас Волк обратил внимание, что в руке у незнакомца были коричневые чётки с пентаграммой на конце. Хотя зачастую чётки изготавливают с крестом или вовсе оставляют распушенный хвостик. «Пентаграмма… где-то сегодня я уже это видел», – подумал Антон.
   – Красивые чётки, – сказал Волк незнакомцу.
   – Ага, матушка подарила, – неискренне улыбнулся тот.
   Волк промолчал. Он понимал, что тип, сидящий напротив, неприятный элемент, скорее, опасный. Вряд ли он пришёл на приём к Колдуну.
   Ему что-то было нужно, создавалось впечатление, что он чей-то посланник, он что-то должен передать.
   – А вы с чем? Что беспокоит?
   – Кошмары мучают, спать не могу. Слышал, что ваш чудесный врач с помощью гипноза лечит всякие психические расстройства, – вновь слукавил собеседник.
   – Да, у Сергея Леонидовича руки золотые и знаний багаж колоссальный, – с энтузиазмом произнёс Волк.
   – Вот и говорю: наслышан, потому не поленился, лично приехал.
   – Вы не местный?
   – Смотря, о каком месте идёт речь, – ответил серьёзно незнакомец. – Все мы из одного места, и все здесь временно, в командировке, дальше будет интереснее, – указал он пальцем вниз, как бы сквозь пол. Вдруг у незнакомца зазвонил телефон, он, посмотрев на дисплей, заторопился к выходу.
   В это время Антон услышал во дворе госпиталя звук работы тяжёлого двигателя.
   Поторопившись к окну, Волк увидел подъехавшие к входу МТЛБ и «КамАЗ». Он побежал вниз по лестнице.
   Из транспортёра выбирался замученный экипаж.
   – Заждался? – спросил Колдун с улыбкой Антона.
   – Что с вами случилось, в вас стреляли? – спросил Антон, видя побитую десятками попаданий броню транспортера.
   – Всякое было, – ответил Колдун, – сейчас с раненными ребятами разберёмся, в Донецк отправим и поговорим. – Знакомься, кстати, это Григорий, Деда и Оксанку ты уже знаешь.
   Антон протянул руку Григорию.
   – Волк.
   – Пастух, – ответил снайпер, отвечая рукопожатием. Он впервые назвал свой позывной.
   Поскольку среди военных СВД называют «плёткой», то и он взял позывной Пастух. Ведь он стегал своей плёткой нерадивых баранов, мешающих жить остальным.
   – Идите отдохните, – обратился Колдун к Деду, Грише и Оксане. – Оксан, только сначала разберись с ранеными, попроси, пусть их перевяжут.
   – Вы хотели поговорить, – подошёл Гриша к Колдуну.
   – Да. Но сперва отдохни, бери Оксанку под бок и поспите. Деда тоже где-то положите.
   – Понял, – ответил Пастух.
   – Пойдём ко мне, – пригласил Колдун
   Антона. Они вошли в госпиталь и поднялись к кабинету. Войдя внутрь, Колдун глянул на стол с бумагами, затем посмотрел на Волка.
   – Рад, что уже ознакомился.
   – Не смог устоять. Кто он? Что это? Он существует?
   – Нематериально. Сгусток тёмной энергии, наш антагонист, один из многих.
   – Он сильнее тебя?
   – Нет, но может использовать запрещённые приёмы. А мы играем по правилам. В этом есть определённая сложность.
   – Кстати, тут мутный тип приходил, ну явно какой-то криминальный элемент, тебя спрашивал, – сообщил Антон.
   – Тот, что стоит за дверью? – спросил Колдун спокойно.
   Антон обернулся на дверь. В этот момент раздался стук.
   – Входи, Сиплый, – крикнул Колдун.
   В кабинет действительно вошёл Сиплый – тот самый незнакомец, улыбающийся шрамом.
   – Колдун, а ты живучий, – прохрипел вошедший.
   – Садись, – сказал Колдун.
   Сиплый сел на стул. Колдун подошёл к нему и закрыл глаза. Зрачки Сиплого исчезли за верхними веками, а белые глазные яблоки стали чёрными, как смола.
   – Здравствуй, Мотылёк, тебе вновь повезло, – заговорил вдруг Сиплый не своим, очень низким глухим голосом.
   – Бафомет, козлиная душонка, ты никак не успокоишься, – ответил Колдун, не убирая руку с головы Сиплого и не открывая глаз.
   – Мотылек, ты по-прежнему выбираешь свет. Но ведь бабочка гибнет, летя на него.
   – Что тебе нужно?
   – Я хочу заключить перемирие. Мне надоело воевать с тобой. Переходи на нашу сторону. Ты до сих пор не понял, что помогать людям – тратить время зря. Homo homini lupus est, – перешёл демон на латынь, что в переводе означает «человек человеку волк». – И благими намерениями сам знаешь, куда дорожка выложена. Так что рано или поздно ты окажешься с нами. Зачем ждать.
   – У меня нет времени на философию, – строго сказал Колдун, – я спасаю людей. Нам с тобой не по пути. Рано или поздно ты будешь уничтожен. Не стоило возвращаться. После Второй Мировой нужно было оставаться там, куда тебя поместили. Теперь ты будешь не просто наказан. Тебя сожгут на твоём же костре.
   – Посмотрим. Как говорят в ваших электроящиках – время покажет, – ёрничал демон, – ожидай новых подарков от меня, Мотылёк. Всех не спасёшь. А этот кусок мяса на стуле мне поможет.
   Глаза Сиплого вернулись на место, он глубоко и громко вдохнул, и начал падать со стула. Колдун его удержал и открыл глаза.
   – Свободен, Табаки, – сказал ему Колдун.
   Антон достал пистолет и направил на Сиплого.
   – Стоять!
   – Не сейчас, Волк. Мы не можем убить гонца, какую бы весть он не принёс, опусти пистолет. Сиплый во всю скалился, играя сатанинскими чётками.
   – Но они ведь задумали что-то?
   – Отпусти его, – серьёзно посмотрел на Антона Колдун.
   Волк послушался, спрятал пистолет и подошёл к Сиплому. Тот продолжал скалиться. Антон изо всей силы ударил его в челюсть. Зек упал.
   – А вот профилактика не помешает, – сказал Колдун, глядя на ворочающегося на полу Сиплого.
   – Всё, беги к хозяину, – сказал Колдун.
   Сиплый встал. Он был в ярости. Его перекошенный рот был в крови, глаза красные, как у быка. Но он повернулся и вышел.
   – Не вздумай хлопнуть дверью, – крикнул вслед Колдун. Дверь аккуратно закрылась.
   – Это был он, этот мутант с головой козла?
   – Это его гонец, он использует их в качестве проводников, что-то вроде телефонной связи. Один такой «звонок» укорачивает жизнь гонца на несколько лет. Мы такими не пользуемся. А образ козла – это стереотип, внушённый тамплиерами. Оно может принимать разные формы и даже состояния.
   – Нам предстоит с ним столкнуться?
   – Неизбежно
   – Как его уничтожить?
   – Сжечь в большом огне.
   – Мы так и сделаем?
   Колдун утвердительно кивнул.
   – Садись.
   Антон осторожно сел на стул, где сидел до этого Сиплый. Колдун открыл потрёпанную карту времён СССР.
   – К концу февраля здесь будет серьёзный бой, – Колдун поставил в точку на карте фигурку солдата и модель танка. – Будут потери. Зверь будет здесь. Будет питаться, набираться сил. За этим леском, – Колдун указал карандашом на зелёный прямоугольник, – есть заброшенный бункер времён Великой Отечественной. Демона, пока он будет оставаться в человеческом теле, нужно заманить туда и ударить серьёзным огнём, – Колдун поставил на место расположения бункера на карте уменьшённую модель «Солнцепёка» – новейшего российского термобарического оружия.
   – Задача со звёздочкой, – задумчиво сказал Антон.
   – Разберёмся, – Колдун сел в своё кресло. – Я съезжу домой, переоденусь, в душ схожу, а ты пока с Гришей раненых отвези. И возвращайся. Он с нами пойдёт потом, позже.
   Антон попрощался и вышел. Колдун смотрел в окно на серое зимнее небо. Низкие свинцовые облака проносились мимо. Колдун понимал, что грядет буря столетия, и ему нужно эту бурю остановить. Против всего механизма бороться сложно, невозможно, значит нужно найти самую главную деталь, самый ответственный винтик и выкрутить его без раздумий. И тогда огромную машину не нужно уничтожать, она просто выйдет из строя, станет безопасным металлоломом, из которого можно будет ковать и ковать. Но уже не мечи, а орала.

Россия начинается с тебя

   Григорий открыл глаза. Оксана спала рядом, Дед посапывал на самой крайней койке. Больше в плате никого не было.
   – Оксаночка, вставай, ехать нужно, ребят везти.
   Оксана открыла глаза и молча смотрела на Гришу, словно привыкая к тому, что это не сон. Она обняла его за шею.
   – Ты настоящий! Я видела сны, где ты ушёл.
   – Но я здесь. И никуда не уйду.
   В дверь палаты постучали.
   – Войдите, – ответил Гриша.
   В палату вошёл Антон.
   – Пастух, нам пора. Раненых загрузили в реанимобиль. Мы следом поедем. Ждём вас на улице.
   – Меня подкинете? – буркнул Дед спросонья, не поворачиваясь.
   – Да.
   Антон вышел, а отдохнувшие пошли приводить себя в порядок.
   Колдун подъехал к дому, вышел из машины и подошёл к двери. Затылком он почувствовал, как кто-то наблюдает. Обернулся. На другой стороне улицы стоял чёрный тонированный внедорожник без номеров. Он был каким-то слишком чистым для этих мест. Внутри сидели двое. Колдун передумал открывать дверь, вынул ключ из замка и направился к ним. Подойдя с водительской стороны, он слегка стукнул пальцем в стекло. Оно медленно поползло вниз. За рулём сидел помощник Кречетова, рядом, на сиденье, сам майор ФСБ Кречетов.
   – Господа, вы ко мне?
   – Сергей Кучеренко? – спросил водитель, доставая удостоверений с гербом России на обложке.
   – Да. Не нужно документов, я знаю, кто вы.
   – Наверное, вы знаете, зачем мы здесь? – вступил в разговор Кречетов.
   – Знаю
   – Отлично, тогда без лишних любезностей. Рассказывайте, откуда знали про готовящийся теракт, почему не доложили?
   – Если я вам скажу, вы всё равно не поверите. Поэтому мне нужно сделать один звонок.
   Колдун достал телефон и набрал номер.
   – Добрый день, Александр Васильевич. Они здесь.
   Колдун передал трубку водителю, а тот – Кречетову.
   – Майор ФСБ Кречетов, с кем имею честь?
   Услышав ответ, Кречетов вдруг собрался, посерьёзнел.
   – Да, товарищ генерал. Хорошо. Всё ясно.
   Кречетов передал трубку обратно Колдуну.
   – Кучеренко, нас не известили о том, что товарищ генерал был в курсе операции. Вопрос решён. Вас больше не потревожат.
   – Всё в порядке, господа, я понимаю – служба есть служба.
   Кречетов потянулся через водителя и протянул в окно открытую ладонь для рукопожатия.
   – Удачи! – искренне сказал майор.
   – Берегите себя, ребята, – Колдун пожал руку в ответ.
   Колдун развернулся и пошёл к дому. Чёрное стекло внедорожника поползло вверх. Двигатель завёлся, и машина медленно тронулась вперёд.
   Реанимобиль мчал по трассе в сторону Донецка. Двое раненых бойцов под капельницами ехали в госпиталь, где главврачом служила Ольга Долгошапко – удивительный человек и врач от Бога.

   В самые тяжёлые моменты для Донецка врачи стояли у операционных столов круглосуточно, теряясь во времени, не зная, сколько его прошло, ведь конвейер из раненных не останавливался. В критические дни украинской агрессии в госпиталь, где она служила, могли привезти полсотни раненых одновременно. Всё, что видели тогда врачи – тела, изрешечённые осколками – картина была одинакова, сменялись только искажённые болью, но не страхом, мужественные лица бойцов.
   Под обстрелом, относясь к городу, как к чему-то живому и бесконечно родному, Ольга мчалась в машине с озонированным раствором от коллег из роддома. Резкий свист и разрыв мины где-то неподалёку жутким для всех, но только не для дончан, звуком поразил окрестности. Ольга, опустив стекло, включила на всю громкость «Вышел в степь донецкую парень молодой».
   «Город мой родной, это для тебя. Мы тебя не бросим! У нас с тобой всё будет хорошо», – вслух обращалась она к нему – некогда цветущему, но сегодня словно изъеденному паразитом, плачущему слезами десятков тысяч матерей Донецку.
   У Ольги звонил телефон. Но из-за громкой музыки и разрывов она его не слышала. Однако краем глаза она заметила засветившийся дисплей.
   – Слушаю.
   – Ольга Николаевна, у меня тяжело раненные в живот. Помоги им, ты справишься, я уверен, – сказал в трубку Колдун.
   – Привози, – ответила Ольга, – не могу больше говорить. Спешу.
   Положив телефон, не сбавляя газ, врач Долгошапко спешила к раненным.
   К больнице подъезжал реанимобиль с ранеными из Луганска и машиной сопровождения. Подъехав к приёмному покою, медбратья поспешили выгрузить раненых и на носилках повезли внутрь. Позади машины сопровождения тревожно просигналил паркетник. Долгошапко жала на сигнал, чтобы её машину пропустили. Но Дед мешкал. Ольга вышла из машины. Открыла багажник, достала резервуары с озонированным раствором и буквально вбежала в госпиталь.
   Антон проводил взглядом пробегающую мимо их машины Ольгу и открыл дверь автомобиля. Вслед за ним из внедорожника вышли Григорий и Оксана. Дед остался в машине.
   – Это наш врач, – кивнул Антон вслед Долгошапко, – пойдём.
   Пара, молча кивнув, проследовала за Антоном. Медбратья тем временем уже подвезли раненых к операционной и ждали распоряжений.
   В коридоре Антон буквально столкнулся с Ольгой.
   – Здравствуйте, мы от Кучеренко.
   – Здравствуйте, где раненые? – слегка улыбнувшись, спросила Ольга.
   Антон повернулся и указал на двое носилок, стоящих у операционной. Повернувшись обратно, он увидел, как врач Долгошапко уже даёт указания готовить пациентов и операционную к процедурам.
   – Пойдёмте перекусим, вы же голодные с дороги, – обратилась ко всем троим Ольга так, что отказать было невозможно. И они вчетвером зашагали в сторону её кабинета. У них было около получаса, пока прокапают раненых и стерилизуют операционную. Время было, поскольку благодаря Колдуну, бойцы были стабильны и не чувствовали боли.
   Ольга угощала гостей домашними оладушками. Она часто их готовила дома и брала с собой на работу подкормить коллег, сутками оперирующих раненых. Где-то неподалеку прилетел снаряд. Никто из сидящих в кабинете не вздрогнул, Антон посмотрел на Ольгу, Гриша обнял за плечи Оксану.
   – Война никого не щадит, – проговорила Ольга, – сколько наших полегло – не счесть… смерть стала статистикой, каждого, кого накрываем простыней, жаль до слёз, сердце разрывается. Есть ведь и совсем молодые. Ребята вон, пацаны совсем, сказали родителям, что в Крым уедут от войны, а сами в самое пекло пошли добровольцами. Теперь кто без руки, кто без ног, а кого и вовсе нет. А пленные… Мы в госпитале одинаково спасаем наших и украинцев. Последних только в отдельные палаты кладём и часовых у дверей ставим, чтобы наши самосуд не совершили. Ведь среди наших раненых есть люди с надорванной душой, потерявшие в этой войне детей, родителей, близких, лишившиеся жилья.
   – Их можно понять, – сказала Оксана. Гриша серьёзно посмотрел на неё.
   – Я пыталась внушить, чтобы они их не трогали. Просила. Ведь мы лечим украинцев, чтобы обменять на наших ребят потом, которым далеко не сладко в украинском плену.
   – Да, там звери, – поддержал разговор Гриша. – Знаю очень крепких, профессиональных солдат, которые возвращались абсолютно подавленными, измучанными, как из концлагеря.
   Ольга понимающе кивнула в ответ.
   – Мой студент, вернувшись по обмену, рассказывал, что пленных сажали в ямы, как животных. Ребята радовались, когда сверху бросали арбуз. Это была не только еда и влага для утоления жажды, но и защита. Арбуз они разбивали аккуратно пополам и эти половины без мякоти надевали потом на головы для защиты от летящих в них камней, бутылок, битого стекла и так называемых отходов класса «Б». Мы видели и описывали в карточках больных следы на коже от потушенных сигарет, от избиения ремнями и прутьями. Ребята сами бросались на минные поля.
   Говорили им: «Если пробежишь между минами, то будешь на свободе».
   – Когда этот ужас закончится? – прошептала Оксана.
   – Скоро, – серьёзно ответил Антон.
   – Нужно только помнить, что Россия начинается с каждого из нас, – произнесла Долгошапко со стеклянным взглядом, уставившись в одну точку на столе. Не отводя глаз, она начала вдруг декламировать стихи. Это были строчки, написанные выпускницей Донецкого мединститута Мариной Блошкиной, ныне живущей в России и занимающейся сбором гумпомощи для Донбасса.

     Россия начинается с тебя.
     С твоих поступков, мыслей и желаний,
     С твоих трудов и добрых начинаний.
     Россия начинается с тебя.

     Овраг, берёзка в поле у ручья
     И небо бирюзово-голубое —
     Всё это лишь природа без тебя
     И обретает смысл свой лишь с тобою.

     Россия начинается с тебя.
     И никогда ей не бывать безликой.
     Пока с ней Бог – она уже велика.
     И всё же начинается с тебя!

     Россия начинается с тебя,
     С истории твоих далёких предков,
     С той памяти, которую не предал,
     И в сердце бережно хранишь любя.

     Россия начинается с тебя.
     С того, что ты заложишь в наших детях,
     С тех ценностей, что всех важней на свете

     И что весомей в жизни для тебя.
     Россия начинается с тебя.

     Мы вместе – это вера, дух и сила.
     И потому Россия так красива,
     Что всё же начинается с тебя!

   Смахнув слезу, Ольга встала, завернула уезжающим оладьи в дорогу и передала Оксане.
   – Мне пора, – произнесла уже серьёзнее врач, – впереди ещё тревожная ночь, а пока ваших бойцов освободим от осколков.
   Она подошла к двери. Антон подошёл к ней следом, и, положив руку на плечо, тихо произнёс:
   – Спасибо от нас и от Сергея Леонидовича.
   – Не за что, это наш долг. Сделаем всё, что от нас зависит. Серёжке привет! – добродушно ответила Долгошапко и первой вышла из кабинета, придерживая дверь, чтобы вышли остальные.
   Прощаясь, она пожала руки Антону и Грише и по-матерински обняла Оксану, шепнув ей на ухо, что всё будет хорошо.
   Конорев подогнал внедорожник ко входу. Гриша с Оксаной сели назад. Антон – на переднее сиденье.
   – Заедем к товарищу. Здесь недалеко, на бульваре Пушкина, – Антон показал рукой путь.
   – К Юре, что ли, Сивоконенко? – оживленно спросил Дед.
   – К нему, – ответил Антон.
   Внедорожник, подкинув задними колесами вверх куски грязного снега, выехал на проспект Ильича и, набирая скорость, въехал на мост через реку Кальмиус. Она практически вся покрылась льдом, лишь кое-где виднелись талые полыньи, в которых то и дело появлялись и исчезали ныряющие голодные утки. Раньше горожане, гуляя вдоль реки, зачастую брали с собой хлеб, чтобы подкормить пернатых. Но теперь набережные вдоль реки были пустынны, словно чернобыльская Припять. Никто не хотел попасть под обстрел. Редкие машины быстро проносились навстречу друг другу. Жизнь в городе стояла на паузе для тех, кто выжил. Для остальных – прекратилась.

Россия с нами, И с нами Бог!

   Колдун открыл глаза. Он сидел на стуле на кухне. Вдруг он быстро встал и начал собираться. Через пятнадцать минут он уже мчал по трассе в Донецк. То, что он увидел, когда прибывал, ка он сам это называл, «в полёте», его сильно беспокоило. Грише, Оксане и Антону угрожала опасность на обратном пути. Фашист решил ударить по его товарищам, когда они будут, ничего не подозревая, ехать по трассе.
   Дед круто завернул с улицы Артёма в проулок и остановился у входа в офис союза ветеранов «Беркут». Все вышли из машины и направились внутрь. Войдя в приёмную, Антон спросил, поздоровавшись с секретарём: «У себя?». Секретарь утвердительно кивнула и поспешила сообщить о гостях. Выйдя из кабинета шефа, она придержала рукой открытую дверь, приглашая Антона с компанией внутрь.
   – Антон, дорогой, здравствуй! – широко улыбнулся Юрий Викторович и встал, чтобы поприветствовать гостей, – Саша, привет! – обнялся он с Коноревым.
   – Григорий и Оксана, – представил Антон незнакомых Юре товарищей, – Юрий Викторович, – повернулся Волк к паре. Все пожали друг другу руки. В кабинете за столом также сидели соратница Юрия Елена и поэт Скобцов.
   Когда все расположились за столом с закусками, разговор плавно перешёл на тему нынешней ситуации в Донбассе. Так было всегда, за каждым столом, на каждой донецкой кухне, рано или поздно, люди начинали говорить о войне, ведь она стала неотъемлемой частью их жизни. Они привыкли к тому, что смерть постоянно ходит рядом, уже пресытившись рекой забранных душ. Но она, словно огромная белая акула, не знающая насыщения, продолжала охоту, несмотря на полный желудок.
   Обсуждая события последних дней, компания единогласно раз за разом утверждалась в убеждении, что история циклична.
   – Сколько историй ребят, наших защитников, пересекаются сквозь призму времени с историями героев Великой Отечественной, – сказала Елена, обращаясь сразу ко всем. Компания замолчала, понимая, что она хочет высказаться. Елена продолжила рассказ.
   – Буквально недавно слышала историю практически из первых уст. Санинструктор Алексей Лиханов, участвующий в СВО с самого её начала, вот буквально на днях попал со своим подразделением под украинский огонь. Под артобстрелом Алексей на своих руках вытаскивал из самого пекла раненых, бинтовал и отправлял в госпиталь.

   Но снаряд всё же прилетел рядом с ним. Лиханов отключился, а когда пришёл в себя, вокруг не было ни одной живой души – только трупы. Осколки серьёзно ранили обе ноги́. Оружия не было.
   Сержант Лиханов полз к своим двенадцать дней! Вдумайтесь, двенадцать дней! Ел он только снег. И дополз, потому что потомок своих предков. Ему вручили медаль «За Отвагу».
   А теперь смотрите. В Великую Отечественную такой же подвиг совершил лётчик Алексей Петрович Маресьев. Тёзка Лиханова, подбитый фашистами над Новгородом, в районе «Демянского котла», с разорванными ступнями полз без малого три недели к нашим. И дополз. Ног лишился, правда, но выжил. Мало того, продолжил воевать в авиационном полку и сбивать вражеские «мессершмитты». Он стал героем СССР.
   Позже Борис Полевой написал книгу «Повесть о настоящем человеке», где прототипом главного героя стал Маресьев. Вот такие были герои раньше, такими же они остались и сегодня. Героизм и патриотизм русского народа – это часть его наследия, которые неизбежно, как бы кто ни старался, будут передаваться из поколения в поколение, – закончила на патриотической ноте рассказ Елена. Все одобрительно кивали, вспоминая, что у каждого в памяти есть история о героизме русских людей, потому что масштабов его не счесть, да и считать их не нужно.
   – Друзья! – обратился к присутствующим Сивоконенко. – А как вам подвиг Александра Антонова и Владимира Никишина из «Вагнера»? Это ведь останется легендой на все времена. Их будут вспоминать наши потомки. Пусть они не успели на своём тактическом СУ-24М разбомбить врага снарядами, но они всё равно их доставили в цель. Теперь Клещеевка стала местом боевого подвига этих отважных пилотов. Сколько храбрости в них было. Их «Сушку» подбили, и они вместо того, чтобы спасаться, катапультироваться, направили пылающий самолёт прямо во вражескую колонну со словами: «Встречайте, суки, папу!»
   Они помешали атаке украинцев, как и в горячем 1941-м экипаж бомбардировщика ДБ-3ф «огненным тараном» разнесли колонну фашистской техники под Минском. Их тоже подбили, и они тоже пожертвовали собой ради победы. Одной на всех, и за ценой не постояли…
   Их имена уже высечены в истории побед нашей большой родины – Гастелло, Бурденюк, Скоробогатый и Калинин, – подытожил Юрий Викторович и обратился к поэту Скобцову, – Володя, как там у тебя:

     В полнеба пламя
     И выбор строг —
     Москва за нами
     И с нами Бог!

   – Прочти полностью, невольник чести, – улыбнулся поэту Сивоконенко.
   – Ну, если ты настаиваешь – скромно ответил поэт и начал читать.

     Проснулся Зверь в кромешной темноте
     И Зверем Богу названа цена,
     Прогнулись все – и братья во Христе,
     Прогнулось всё, но не моя страна.

     Был урожайным високосный год
     И кровью смерть была пьяным-пьяна,
     От туч свинцовых гнулся небосвод,
     Прогнулось всё, но не моя страна.

      В полнеба пламя
      И выбор строг —
      Москва за нами
      И с нами Бог!
      В полнеба пламя
      И выбор строг —
      Россия с нами
      И с нами Бог!

     Здесь памяти не предали отцов,
     Здесь не отдали дедовской земли,
     Какой ценою – не отыщешь слов,
     Здесь за Отчизну жизнь не берегли.

     И снова сила русская в руках,
     И жизнь, и смерть за Родину красна,
     Стоит и держит небосвод в веках
     Моя непокорённая страна.

      В полнеба пламя
      И выбор строг —
      Донбасс за нами,
      И с нами Бог!
      В полнеба пламя
      И выбор строг —
      Россия с нами,
      И с нами Бог!

     Пусть суждено погибнуть на кресте,
     Но на колени не поставить нас,
     В кровавом полюшке один за всех
     Стоит и держит небосвод Донбасс.

   – Талантище ты наш, – тепло сказал Сивоконенко, – давай ещё что-то, мы требуем рифм!
   Скобцова не нужно было долго упрашивать. Он встал и немного отошел от стола так, чтобы всем было видно.
   – Апостол, – произнёс он и выдержал паузу.

     «Держись, держись, прорвёмся, братик,
     Ещё зубами будем рвать их,
     Ведь на войне, не на кровати,
     Навылет, а не наповал.
     Жизнь тяжела, а смерть крылата,
     Плевать ей, кто укроп, кто вата,
     Кому Россия виновата,
     А кто Донбассу задолжал.

     Ждут нас небесные альковы,
     Да снайперы, видать, хреновы
     И песни пуль для нас не новы,
     И мы со смертью не на вы.

     Ты покури, а я прикрою,
     Смотри: за первою звездою
     Гуманитарные конвои
     Везут усталые волхвы.

     И Ирод цел и жив покуда,
     Гешефт свой делает Иуда
     И мы тобой не верим в чудо,
     И на войне, как на войне…»

     Разорван в клочья мира атом,
     Нещадно кроя небо матом,
     Апостол в должности медбрата
     Мессию тащит на спине.

   Скобцов поклонился под аплодисменты.
   «Ещё! Ещё! Ещё!» – просили присутствующие.
   – Хорошо, слушайте, – ответил благодарной публике поэт, – Донецкая солдатская.

     Дед мой дом выстраивал,
     Я его отстраивал,
     Для детей достраивал,
     Драил добела.
     Да беда залётная,
     Мина перелётная,
     Знать, была голодная,
     В гости к нам пришла.

     Что судьбой даровано,
     Злой рукой воровано,
     Ведь хватало поровну
     Хлеба и вина.
     Да не долго мёд в уста,
     Посох да сума пуста —
     Обобрала дочиста
     Мачеха война.

     Спать ложусь в траншее я
     И ношу на шее я
     Не для украшения
     Крестик: завтра в бой.

     Снятся мне, ребятушки,
     Руки моей матушки,
     Печка да оладушки,
     А не ГРАДов вой.

     Каплей камень точится,
     Всё когда-то кончится,
     В небе расхохочется
     Мира благодать.

     Заблестит медалями,
     Да погостов далями,
     Этой вот детали мне
     Век бы не видать.

     А когда заглавную
     Отпоют заздравную
     За Победу славную
     Все певцы страны,

     Не забудь и не прости,
     Сколько, совесть, не проси,
     Потому, что совести
     Нету у войны.

   Поэт поклонился и сел на свой стул. Поэтическая минутка была окончена.
   – Мы поедем, нам ещё в Луганск добраться нужно, – обратился Антон сразу ко всем. Гости нехотя согласились отпустить новых товарищей, с которыми сблизились за эти пару часов.
   Попрощавшись, Антон, Гриша и Оксана вышли из кабинета. В коридоре Дед разговаривал с кем-то по телефону.
   – Подвезти куда-то по месту? – спросил Антон Деда.
   – Нет, ребята, я здесь ещё погутарю, – улыбнулся тот, каждого по очереди обнял и по-отцовски наставил, – аккуратно на дороге!
   Гриша сел за руль, Антон рядом, Оксана через минуту уснула, свернувшись калачиком на заднем сиденье, – слишком много эмоций было за последние двое суток.

Второе столкновение

   Гриша с Антоном ехали молча, в окнах автомобиля мелькали мёрзлые донецкие степи, изредка сменяясь лесополосой. Каждый думал о своём. Гриша строил планы, думал, как сделать предложение Оксане. В нём не было сомнений, что она именно та, которая нужна ему. Гриша никогда не искал свой идеал, да и предыдущие отношения в нем оставили свои неприятные следы. Парнем он был хорошим, поэтому страдал от своей доброты. В какой-то момент он стал серьезнее, посвятил всего себя спецподготовке и спорту. Потом защищал интересы России за ее пределами. И на эту войну он пошел осознанно, понимая, что нужен Отечеству.
   – Колдун говорил с тобой? – нарушил молчание Антон.
   – Кто это? – не понимая спросил Григорий.
   – Сергей Леонидович. Это его позывной.
   – Не удивительно, – улыбнулся Пастух, – я таких чудес отродясь не видел. Чтобы двоих тяжёлых столько поддерживать, что они в итоге начали поправляться ещё до того, как из них осколки достали.
   – Это ещё что… Так, разговаривал? – переспросил Антон.
   – Мы перекинулись парой слов. Он сказал, что буду нужен ему. Я согласился. А что за движение намечается?
   – Не знаю, как тебе объяснить. Там всё неоднозначно, и ты можешь подумать, что я поехал головой, – серьёзно посмотрел на Григория Волк.
   – Да ладно, я такого насмотрелся, с таким столкнулся, разве что с дьяволом не воевал.
   Антон молча повернулся к Григорию. Тот ответил вопросительным взглядом.
   – Гриша, война идёт не только на земле.
   – Ну да, ещё авиацию подключают и с моря кладут.
   – Гриш, я говорю серьёзно. Все, что написано в Библии и других вероисповеданиях – истинная правда, и все персонажи реальны. Колдун – не простой человек, вернее, я не знаю, человек ли он вовсе. Но он на стороне людей. Но есть и другая сторона – тёмная, злая, разрушительная.
   Гриша резко нажал на тормоз.
   – Слушай, я многое ожидал услышать, но это перебор, – улыбнулся Пастух. Антон оставался серьёзным. Гриша тоже убрал улыбку с лица.
   – Я говорю серьёзно. Ты просто сейчас выслушай, а поймёшь потом, позже. Колдун тебе всё покажет и расскажет.
   – Хорошо. Я пообещал Колдуну, что помогу, поэтому готов пойти хоть против чёрта самого.
   Антон кивнул. Гриша нажал на акселератор, и внедорожник резко дернулся вперед.
   – Ребят, ну что вы там, не арбузы везёте! – кокетливо возмутилась полусонная Оксана.
   – Извини, Оксан, на кочке подскочили, – ответил Гриша, потому как точно не собирался посвящать сейчас эту хрупкую девушку в что-то непонятное, пока сам не разберётся во всём. Антон одобрительно кивнул, не поворачиваясь к водителю.
   Трасса была пустой, обстановка спокойной, не было слышно привычной канонады. Но Антона что-то беспокоило, что-то было не так. Слишком серое небо, слишком голые деревья, земля вокруг словно чернела. Антон повернулся к Грише. Тот, ничего не замечая, продолжал ехать.
   – Давай помедленнее, – попросил Волк.
   – Трасса пустая, Антон, шиповка, гололеда нет, чего волнуешься? – недоумевал Гриша.
   – Пастух, я прошу тебя, медленнее! – настойчивее повторил Волк.
   Не успел Гриша в очередной раз возразить, как услышал приближающийся резкий звук. Машину качнуло вправо, Гриша крутанул руль, но это не помогло. Внедорожник встал на два правых колеса, и проехав пару метров, начал кувыркаться в воздухе. Вдруг он остановился и завис, словно сбой в матрице, словно самолёт, вырабатывающий топливо перед посадкой. Через секунду он медленно опустился на бок в кювет, будто бы спущенный на невидимых тросах.
   На другой стороне дороги стоял Колдун. Он направился к внедорожнику. С другой стороны, по полю, на чёрной лошади мчал всадник в чёрной мантии и в капюшоне. За ним ехали два БТРа. Скорость всадника была немыслимой. Ни одна лошадь в мире не могла так быстро скакать. БТРы еле успевали за всадником, хотя выжимали из техники максимум.
   Колдун с лёгкостью перепрыгнул лежащий на боку внедорожник и встал перед ним. Всадник остановил лошадь. Вороной скакун буквально врос в землю на месте. Ездок снял капюшон. В седле сидел Фашист. Его лицо сильно изменилось. На нём появились выпирающие вены чёрного цвета, вместо глаз горели два угля. Он поднял руку, и
   БТРы остановилась, не глуша моторы.
   – Не трогай молодежь, они не причём, эта наша с тобой война! – крикнул Колдун.
   – Ошибаешься, Мотылёк. Умрут все.
   В этот момент один из солдат Фашиста, сидевший на транспортёре, навел натовский «джавелин» и выстрелил в Колдуна. Он мог увернуться, но на линии огня оставался внедорожник. Колдун побежал навстречу выпущенному снаряду и в момент подлета ударил по нему рукой, словно пытался его поймать, как вратарь футбольный мяч, со свистом летящий в «девятку».
   Взрыв отбросил Колдуна метров на тридцать. Он лежал на земле и смотрел в небо. Взрыв забрал достаточно сил. В это время Фашист спешился и направился к внедорожнику. Пассажиры и водитель были без сознания. Колдун с трудом встал, сил для битвы у него не было. Он поднял глаза к небесам и начал что шептать. Речь была неразборчивой, но Фашист смог разобрать слова «помоги», «Михаил» и «дай мне благодать свою».
   Демон быстро сообразил в чём дело. Он наклонился к автомобилю и легко оторвал заднюю дверь, словно это был не двухтонный внедорожник, а консервная банка. Другой рукой за волосы он вытащил с заднего сиденья Оксану. Она не двигалась и не реагировала.
   Гриша пришёл в себя. Он увидел происходящее через разбитое лобовое стекло. Обернувшись с трудом назад, он крикнул: «Оксана!» Ответа не было. Он из последних сил пытался выдавить треснувшее стекло. С третьего раза оно поддалось. Снайпер выполз наружу и увидел, как кто-то огромный в чёрном плаще тащит его Оксану за волосы по полю. Колдун по-прежнему смотрел в небо и что-то шептал. Вдруг с неба прямо в лицо Колдуну опустился лазурный луч и тут же пропал. Колдун открыл глаза, они светились той самой лазурью.
   – Остановись, Бафомет, или я уничтожу тебя, – приказал Колдун громогласным голосом. Фашист замер. – Отпусти её!
   Фашист разжал кулак, и Оксана рухнула на колкую землю. Он повернулся.
   – Михаил, давно не виделись.
   Колдун сжал кулаки, и под Фашистом начала проваливаться земля. Он попытался бежать, но превратившееся в топь поле начало засасывать его.
   – Ты не можешь… я с тобой не воюю… ты не можешь вмешиваться, – отрывисто орал Фашист демоническим голосом, проваливаясь все глубже.
   Колдун не двигался, глаза по-прежнему излучали небесное свечение. Фашиста засосало по плечи.
   – Твоё место на дне, – вновь словно гром прозвучал голос Колдуна. Разверзшаяся земля сомкнулась над головой демона. Колдун глубоко выдохнул и упал на землю с закрытыми глазами. Он был без сознания.
   Гриша, еле стоя на ногах, смотрел на всё с ужасом. Впервые за всю службу его охватил первобытный страх. Но, через секунду переборов его, он полз к лежащей неподалёку Оксане.
   БТРы поспешили удалиться, поняв, что это больше не их война. Антон пришёл в себя. Ничего не болело, только из быстро затягивающейся раны на правом предплечье вытекала кровь. Повернув голову, Антон увидел Гришу, пытающегося привести в чувства Оксану. Значит, она была жива. Что случилось, Волк не знал, но понимал, чувствовал, что столкновение было глобальным, и оно было не последним.
   Колдун сидел на земле, заслонив рукой глаза. Они ужасно болели, кожа вокруг была обожжена. Антон выбрался из кабины. Гриша нёс на руках обмякшую после потери сознания Оксану.

   – Все живы? – крикнул Колдун.
   – Вроде. Оксана без сознания, – ответил Гриша.
   – Неси её сюда, у неё небольшое сотрясение, – сказал Колдун.
   Антон поспешил помочь Григорию.
   – Сам, – ответил тот, продолжая нести девушку на руках, спотыкаясь об огромные вывернутые взрывом земляные глыбы.
   – Ты в порядке? – спросил Волк Колдуна.
   – Нужно восстановиться, Михаил забрал все силы.
   – Какой Михаил?
   – Тот самый, – усмехнулся Колдун и убрал руку от лица. Картина была страшная.
   – У тебя лицо обгорело всё, что это было?
   – Да, кто это? Всадник – он не человек? – спросил Гриша, аккуратно укладывая Оксану у ног Колдуна. Тот посмотрел на Волка.
   – Ты рассказал ему?
   – Пытался, но не успел, – разводя руками, ответил Антон.
   – Все, что успел тебе сказать Волк – правда. Вы столкнулись с этим впервые, но противостояние так называемого добра и зла продолжается испокон веков. Это был демон среднего звена. Моего уровня. Долго его в заточении не продержат, он вернётся. По нашим законам Михаил не имел права вмешиваться. Он – высшее звено. Архангел не имеет права применять силу даже во имя спасения в такой ситуации.
   – Что дальше? – спросил Гриша.
   – Положи Оксане руку на лоб, – сказал Колдун и взял руку Григория, – мне понадобятся твои силы.
   Григорий почувствовал, словно через его тело проходит какая-то энергия, забирая с собой по пути его силы. Он быстро слабел.
   – Если будешь отъезжать – дай знать, – сказал Колдун. Григорий утвердительно кивнул.
   Через минуту Оксана глубоко вдохнула и попыталась открыть глаза.
   – Где мы, что случилось? – тихо спросила медсестра.
   – Авария, кто-то оставил на дороге «ежа», мы пробили колёса и перевернулись. Но все целы. Ты просто потеряла сознание.
   – Как ты? – спросила она Гришу.
   – Всё в порядке, испачкался только, сейчас поедем – ответил он и посмотрел на Колдуна.
   – Да, неси её в машину и сами садитесь. Ты поведёшь, – ответил Колдун Пастуху и начал подниматься.
   Антон помог ему встать. Оперевшись на Волка, Колдун, еле переставляя ноги, пошёл с ним к машине. Гриша впереди нёс Оксану. Колдуна усадили на заднее сиденье, Оксану положили рядом с ним. Гриша сел за руль, Антон – рядом. Пастух аккуратно развернулся и повёл автомобиль по по-прежнему пустой трассе.
   – Ко мне в госпиталь заедем, нас подкормят капельницами с витаминами, там и решим, что делать дальше. Гриша, ты снами?
   – С вами до конца! С чем бы мне не пришлось столкнуться, – ответил уверенно Пастух.
   – С чем столкнуться? – спросила, открыв глаза, Оксана.
   – Не знаю, Оксан, это просто выражение такое, – улыбнулся Пастух. – Отдыхай, скоро приедем.
   Оксана послушно закрыла глаза. Григорий аккуратно прибавил газу.
   – Антон, как победить его? Этого всадника?
   – Колдун уже всё придумал, на месте всё расскажем. Могу сказать одно – он там, где боль и страдания. Он ими питается, набираясь сил. В момент его жуткой трапезы мы должны его испепелить.
   – Чем?
   – «Солнцепеком». Слышал про такой?
   – Конечно, даже стрелял из него.
   – Тем лучше для нас.
   – Но где мы его возьмём? Мы же не придём к командованию с просьбой выдать нам термобарическое оружие?
   – Нет. Найдём. Сейчас приедем и составим план.
   – Есть хочется, – сказал Гриша.
   – Не тебе одному, – усмехнулся Антон. Он сунул руки в карманы и нащупал в них леденцы, – вот, сладкое снимает стресс, – протянул Волк леденец Пастуху. Тот молча развернул его зубами.
   Антон обернулся, чтобы предложить конфеты остальным. Но Колдун и Оксана спали – каждый своим сном.

Майкл Коул

   Холодный февральский вечер то и дело вспыхивал взрывами украинской канонады. Плотно окопались украинцы. Им это время дала Европа, став мнимым гарантом «Минских соглашений», ни одного пункта из которых украинской стороной так и не было выполнено.
   Это был обман. Низкий, подлый обман со стороны западных лидеров, которые повели себя, словно урки, объединившись против России. Это мелкое западное жульё, «честными-невинными» глазами смотрело в глаза российскому президенту и лидерам республик, обещая вместе снизить напряжение и прекратить гражданскую войну. Слишком серьёзно отнеслась к ним Россия, поверив в то, что нас с ними объединяют общие цели. На самом деле коллективный запад подписывал «Минск» и «Минск-2» исключительно для того, чтобы украинская сторона максимально подготовилась к вторжению в республики, а после – и в Россию.
   В итоге позже это подтвердят и тётушка Меркель, будучи бывшим канцлером, и мечтательный люмпен Олланд, и другие американские прихлебатели. Но так или иначе укрофашисты укрепились за эти несколько лет, построив бетонные подземные бункеры, выдерживающие удары авиации и крылатых ракет. Выкуривать их теперь оттуда предстоит России, и, судя по всему, это будет дольше ожидаемых русским народом сроков.
   Кроме того, у украинцев полезла наружу вся чернь, всё тёмное их нутро вывернулось наизнанку в бессознательной пляске на костях своих же соплеменников, которых отправляла на верную смерть преступная украинская власть. Каратели прекратили полностью скрывать свои фашистские настроения, открыто «зигуя» направо и налево, нанося на свои гнилые тела татуировки со свастикой вперемежку с сатанинскими символами. Кардинально противоположные взгляды на Бога и религию, на человеческие качества отдалили россиян и украинцев на немыслимое расстояние друг от друга. Осквернение церквей, насилие, бандитизм, воровство, абсолютная коррупция и предательство друг друга на каждом шагу никак не могли быть идеологией братского народа. Да идеологии не было вовсе – животные инстинкты откинули украинское общество назад в средневековье. Пока украинские власти зарабатывали миллиарды на войне, украинцы, захлебываясь слюной ненависти, шли на верную смерть, погибая не только на передовой, но и будучи расстрелянными в спину своими же заградотрядами.
   Тем временем союзные силы, медленно, но уверенно отбрасывая противника вглубь территории, занимали один город за другими, посёлок за посёлком, деревню за деревней, улицу за улицей. Ожесточенные бои шли буквально за каждый дом, за каждый клочок этой уставшей, рискующей стать бесплодной, истоптанной натовским сапогом, выжженной и политой кровью земли.
   У каждого ополченца, у каждого солдата республиканских сил здесь, кроме войны за освобождение, шла своя, личная война.
   Практически каждый донбассовец потерял кого-то на этой войне, которую раньше по ошибке многие называли братоубийственной. Но время расставило всё по своим местам. И братья здесь не воюют, нет, здесь воюют заклятые враги. Таковыми испокон веков считали русских рабы Речи Посполитой, австро-венгров, пособники немецких, итальянских, испанских и прочих фашистов. А в русских людях это чувство разжигалось все эти девять лет, пока Донбасс истекал ранами, теряя своих людей, хороня целые семьи, десятки, сотни семей… детей… украинцы убивали детей, без разбора, целенаправленно обстреливая школы, детсады, больницы, жилые дома. Они заключили сделку с самим дьяволом, став его рабами, принося ему в жертву всё, что может умереть: людей, землю, растения, животных, веру и любовь. Последнее, что у них осталось – надежда, что дядя Сэм возьмёт их под своё крыло, сделав частью альянса. Но дело в том, что дядя Сэм, избитый деменцией, сколько не падая с самолётных трапов и велосипедов, всё же пока дружит с головой, и такого ненадёжного члена им в их «североатлантике» не нужно.
   Капитан ВВС США Дональд МакКормак прибыл к ангару. Он инструктировал украинских пилотов по экспресс-программе, поскольку опытных практически не осталось. Украинские лётчики ежедневно гибли в воздушных боях с российскими асами. Украина теряла по нескольку самолётов в день в воздухе, и ещё десятки на аэродромах разносили российские ракеты «Калибры». Привыкший чувствовать себя хозяином в любой стране третьего мира, американский капитан чувствовал себя парящим над остальными и здесь. Он мог орать матом на английском и, что примечательно, на русском, на инструктируемых. Они, в свою очередь, недолюбливали его, но поскольку он был американцем – для украинцев он был кем-то сродни небожителям. За его плечами были вторжения в Ирак и Ливию, в молодости он помогал разрушать Югославию, щедро посыпая Балканы американскими бомбами.
   – Лёутчикам пастроицца у энгэра, – приказным тоном крикнул он на ломаном русском своему помощнику, американцу русского происхождения Михаилу, или как называли его на американский лад – Майклу Коулу.
   – Есть, сэр! – ответил Майкл.
   У ангара построились двадцать недавно мобилизованных пилотов. Многие из них никогда не сидели за штурвалом, а те, кто сидел, напрочь забыли не только, как вести воздушный бой, но и сам самолёт.
   – У вас стоять задача уничтоженить русских пайлотс, – смешивал ломанный русский с английским МакКормак. – В вас не иметь быть страх, смотреть в цель и жать на ваш триггер. В плен не сдаваться! Victory or death!
   Майкл помогал, повторяя всё, что говорил американец, на чистом русском. Впереди у них было двое суток тренировок на симуляторе, затем тренировочный вылет и следом сразу боевой. Программа была не под силу даже практикующим пилотам, но эту очередную двадцатку посылали на верную смерть, не жалея ни их жизней, ни дорогостоящей техники.
   – Майкл, я буду у себя, пусть по очереди проходят симулятор, по кругу, пока не будет результатов, – сказал он Майклу на английском.
   – Сэр, вы же понимаете, что это не поможет. Они разобьют технику и сами погибнут, – ответил помощник для протокола, понимая, что этого американского самодура не переубедить.
   – Майкл, делай что приказано, жене будешь дома советовать. Ты, кстати, женат? – спросил МакКормак.
   – Да, конечно, сэр. Её зовут Хелен, она из Норвегии, но родители у неё американцы.
   – Отлично. А теперь займись делом.
   – Есть, сэр!
   Американец зашагал к своему кабинету. Майкл смотрел ему вслед, пытаясь скрыть ненависть и презрение.
   По легенде, Михаил Калугин, он же Майкл Коул, был выпускником американского военного авиалицея и здесь проходил практику в реальном конфликте. Он был женат на Хелен, она же Елена Скворцова. Они были русскими спящими разведчиками, проживающими в Нью-Йорке. Но теперь Контора позвала, родина была в опасности.
   Михаил должен был внедриться к МакКормаку, стать его правой рукой, заслужить доверие, передавать информацию и ждать дальнейших указаний. Несмотря на молодой возраст, Михаил прошёл с отличием школу разведки, и уже участвовал в нескольких операциях. Елена осталась в Нью-Йорке, сохраняя легенду. Она очень переживала за Михаила, они были настоящей семьей, вместе частенько мечтали, как уйдут в отставку и будут жить спокойной жизнью. А пока они были нужны родине, и выполняли свой долг безупречно и самоотверженно.
   Майкл зашёл в кабинку уборной. Включив воду, он достал из тайника маленький телефон всего с двумя кнопками: чтобы звонить и сбрасывать вызов. Принимать звонки мини-трубка не могла. В ней не было даже дисплея, однако она была оборудована программой обхода «радиоглушилок», так что звонить по ней можно было откуда угодно. Определённая последовательная комбинация кнопок набирала номер куратора Михаила, и он непосредственно ему передавал информацию. Михаил всегда называл пароль, который ежедневно обновлялся. Его он должен был слушать по радио в 9 утра. Это было слово, которое говорил ведущий пятым по счёту, рассказывая вторую по счёту новость.
   Сегодня это слово было «тушат». Новость была о незначительном пожаре в Подмосковье. Набрав комбинацию, Михаил дождался щелчка на той стороне связи и сказал: «Тушат».
   – Слушаю, – ответил голос.
   – Он по-прежнему занимается подготовкой. Результаты стабильно низкие. Вылеты намечены на послезавтра. Тогда же сюда прибудут десять «Мигов».
   – Плюс, – ответил голос и повесил трубку.
   Михаил спрятал телефон, вытащив сим-карту. Выйдя из туалета, он наткнулся на второго помощника капитана, Оливера.
   – Майкл, первый прошёл симулятор, всё нормально. Подмени меня, так и знал, что не нужно было есть позавчерашнего тунца, – схватился за живот второй помощник.
   Майкл понимающе кивнул головой и хлопнул по плечу Оливера.
   – Удачи!
   Михаил направился к авиасимулятору. По дороге он вдруг задумался, почему у американцев всегда проблемы с желудком из-за тунца. В любом фильме, в любой истории, даже от своих с Еленой соседей в Нью-Йорке только и слышно: «долбанный тунец», «зачем я съел тунца», «это всё тунец».

   Может быть, у всех американцев желудки не принимают тунца, но они упорно продолжают настаивать, что это их национальное блюдо, и добавляют несчастную рыбку везде: в пиццу, в пасту, в сэндвичи. Бывает пирог с тунцом, салат с тунцом, суп из тунца и прочее. Не понимая, зачем он обо этом размышляет, Михаил отогнал ненужные мысли. Ему нужно было сосредоточиться на сборе информации. Хотя её особо и не было. Рутинные день за днём, тренировки, вылеты, трупы украинских пилотов и новый набор смертников. Всё это он передавал в Контору. Но новых заданий не поступало.
   – Первая десятка, прошедшая симулятор, отправляются конференц-зал для продолжения изучения теоретический части. Затем вторые десять пилотов. Два часа сна. Затем вновь симулятор, – сообщил Михаил новобранцам.
   – А колы политаем, – выкрикнул кто-то из толпы.
   – Послезавтра, – серьёзно ответил Майкл.
   – Гарно, хлопци! – в ответ выкрикнул выскочка. Но его никто не поддержал. Все понимали, что впереди их ждёт смертельная опасность, ведь русские пилоты были лучшими в мире, непобедимыми.
   День близился к концу. Украинцы вяло перемещались по ангару, лениво подходя к симулятору, оттуда плелись на занятия по теории, спали и вновь по кругу. Михаил сидел в своей комнате. В дверь постучали. Голос на английском спросил:
   – Майкл, ты спишь? – это был капитан МакКормак.
   – Нет, сэр, входите.
   Дверь открылась, в комнату вошёл американец с початой бутылкой виски. Стоит отметить, что этим добром американских инструкторов здесь, на Украине, снабжали в огромных количествах, как и остальными утехами, которые они так любили.
   – Выпьем, сержант? – весело спросил МакКормак. Майклу было не до этого, да и пить с врагом не хотелось, но для прикрытия он должен был поддерживать капитана всегда. Тем более что хмельной МакКормак мог сболтнуть что-то интересное.
   – Конечно, сэр, поддержу вас, только самую малость.
   – Майкл, ты как, вообще, расслабляешься? Виски, девочки или что-то поинтереснее? – игриво спросил капитан.
   – Я женат, сэр, – натянул улыбку Михаил.
   – Я тоже, Майкл, но это мне не мешает сейчас прикончить с тобой эту бутылку и потом отправиться в очень интересное место, – пытался интриговать помощника капитан.
   «Животное», – подумал Михаил, и добавил вслух:
   – Надеюсь, хорошо проведете вечер, сэр.
   – Не только вечер, сынок, я буду там до утра. Со мной хочешь?
   – Спасибо, сэр. Не до этого.
   – Как знаешь. Но выпить ты со мной обязан. Давай сюда чёртовы стаканы, солдат, – залихватски скомандовал МакКормак.
   Разговор казался душевным, благодаря тому что Михаил говорил капитану всё, что тот хотел услышать. Американец рассказывал о своих «героических подвигах» на Ближнем востоке, про «белые каски», разыгранные отравления зарином в Сирии и прочие американские происки. Его просто раздувало от собственного эго, но ничего полезного он не говорил. Всё это уже давно было известно российской разведке. Бутылка подходила к концу, Михаил лишь смачивал губы виски, остальное выливая в маленькую раковину при случае.
   – Сходи ко мне в кабинет, принеси ещё бутылочку, Майкл, а то эта уже уничтожена, как Хусейн шестнадцать лет назад, – разразился истерическим смехом МакКормак.
   – Да, сэр.
   Майкл вышел из комнаты и быстро зашагал по коридору. Кабинет капитана был в десяти метрах. Он повернул ручку и открыл дверь. На столе лежали документы, планы и прочее. Всё это уже было в Конторе и не представляло интереса. Майкл взял из ящика бутылку виски и, окинув комнату на предмет чего-то интересного, направился к двери. Вдруг его взгляд остановился на папке с грифом «T.S.», что расшифровывалось как «top secret», а переводилось как «совершенно секретно». Это был предпоследний уровень в классификации засекреченных документов. Выше была только маркировка «Q». Пломба была сорвана, Михаил аккуратно открыл папку. Там были чертежи, посмотрев на них, разведчик понял, что речь идёт о так называемой «грязной бомбе» – снаряде, наполненном радиоактивными веществами. И если особого урона самим взрывом она не наносит, зато масштабно заражает радиацией. Одной такой бомбы было достаточно, чтобы поразить огромную территорию. Её планировалось сбросить как можно ближе к границе ДНР с Россией. Наполнителем, судя по документам, служили стронций-90 и цезий-137.
   Катастрофа, нанесённая взрывом такой бомбы, могла приобрести континентальные масштабы. Американцы руками украинцев планировали создать прецендент, спровоцировавший бы Россию на мощный ответный удар, возможно ядерный. Тогда на континенте начнётся хаос, которого так добивались американцы. По их плану на Россию должны будут ополчиться другие страны, в основном Евросоюз, и в испуге, что они тоже пострадают, начнут стрелять по чём попало. А они, американцы, потом придут сюда как миротворцы и под этим соусом загребут себе новые территории.
   Михаилу не нужно было фотографировать документы, поскольку натренированная до феноменальной память разведчика позволила ему запомнить все ключевые моменты и важные детали. Он аккуратно положил папку обратно и быстро вышел из кабинета. Войдя к себе в комнату, он увидел, как МакКормак с кем-то разговаривает по телефону. Небрежно махнув рукой, он позволил Майклу войти в его же комнату. Капитан разговаривал с женой, рассказывая, как он героически себя проявляет в бою, как он устал, но будет сражаться до последнего, потому что русские угрожают не только Украине, а всему миру. На самом деле американец давно не сидел за штурвалом, а только лишь отдавал приказы помощникам и произносил громкие речи, которые должны были поднимать дух украинских лётчиков.
   – Майкл, почему так долго, меня очень мучает жажда! – громко говорил капитан, перевернув пустую бутылку и пытаясь вытряхнуть из неё на язык хотя бы каплю.
   – Подмога прибыла! – отшутился Михаил, открывая бутылку и наливая больше половины стакана. – Разрешите обратиться, сэр!
   – Давай, сержант, обратись.
   – Почему мы так долго воюем с русскими и не применяем более мощное вооружение?
   – Майкл, всему своё время, – не поддавался на провокацию капитан. – У нас ведь нет прямого противостояния с Россией, мы воюем с ней руками украинцев. А наши – чистенькие, – МакКормак смеялся, крутя перед носом ладонями.
   – Но они ведь массово гибнут и безрезультатно, – не сдавался Майкл.
   – Ничего, скоро попробуем что-нибудь новенькое, – криво подмигнул изрядно выпивший МакКормак.
   – Когда уже, сэр, не надоело им проигрывать? – Михаил продолжал провоцировать МакКормака.
   – Послезавтра посмотрим, как они запоют, – промямлил капитан и встал с дивана. Михаил тоже встал.
   – Позвольте, сэр, – сказал он, открывая перед МакКормаком дверь. Капитан вышел, похлопав сержанта по плечу, и молча шатающейся походкой зашагал по коридору, попивая на ходу из бутылки.
   Михаил провожал его взглядом. Это уже было интересно. Он знал тип носителя, наполнитель и дату планируемого удара. Всё это нужно было передать куратору. Он поспешил в уборную. Войдя внутрь, он проверил, все ли кабинки пусты. Убедившись в этом, он вошёл в кабинку и достал из тайника телефон.
   – «Тушат».
   – Слушаю.
   Михаил шепотом изложил детали американского плана, рассказав подробно о бомбе, точке удара и дне вылета.
   – Точное время известно? – спросил куратор.
   – Нет.
   – Ждите инструкций завтра в десять утра.
   Михаил спрятал телефон и продолжил сидеть на опущенной крышке унитаза. «Какие будут инструкции, как ему подготовиться?» Его не покидало желание вновь пробраться в кабинет МакКормака, возможно, он найдёт ещё что-то, конкретное время вылета, имя пилота или какие-то другие детали. Михаил вышел из уборной и выглянул в коридор. Он был пуст. Разведчик спокойно зашагал по нему в сторону кабинета МакКормака. Когда до него оставалось пару метров, он вдруг услышал позади себя шаги.
   – Майкл, как дела?
   Это был Оливер. «Очень не вовремя», – подумал Михаил.
   – Оливер, как твой желудок? – спросил он учтиво.
   – Целый день в туалете провёл. Это всё тунец, – скривился второй помощник.
   «Кто бы сомневался», – подумал Михаил.
   – Мы там покер затеяли, присоединяйся, – предложил Оливер, – капитан уехал, как всегда, по делам, – хитро подмигнул он.
   – Спасибо, но я не силён в картах.
   – Ничего, научишься, – буквально силой начал тащить Оливер за собой сержанта.
   Делать было нечего, нужно было идти, чтобы не вызывать подозрений. Каждый раз, когда капитан уезжал «по делам», помощники и младший личный состав устраивали карточные игры, пили, курили сигареты и не только, веселились, словно находились в кампусе военного лицея, а не на реальной войне.
   Михаил вошёл комнату отдыха. Там было накурено, молодые американские военные, не обкатанные в боях, шутили, смеялись, хвастаясь друг перед другом большими бицепсами или железным прессом. Они считали, что в бою им это поможет. Наивные.
   – Майкл, привет! – сказал заводила компании – самый крупный раскачанный до безобразия солдат, футболка которого лопалась на раздутых анаболиками бицепсах. – Сыграем?
   – Сыграем, – Михаил спокойно сел на свободный стул. – По чём играете?
   – Доллар-два, – ответил качок.
   – Я в деле, – Михаил достал аккуратно сложенные мелкие зелёные купюры. У остальных они скомканные горкой лежали на столе. Почему-то американцы так относились к деньгам, комкая купюры и так складывая их в карман. Михаил подумал ненароком не вызовет ли подозрения его ровные банкноты и незаметно слегка смял их в руке.
   Раздающий сдал карты. На кону было около пятнадцати долларов. Здоровяк быстро глянул в карты и поставил в банк десять долларов, показывая, что у него с раздачи сильная комбинация. Михаил поднял свои карты. У него было два чёрных туза. Пара тузов считается самой сильной комбинацией в техасском покере на первом этапе игры. Михаил поддержал ставку. Вслед за ним столько же поставил ещё один солдат.
   Остальные пасовали. На кону лежало уже сорок пять долларов. Раздающий сдал в открытую три карты. Это были разномастные король, туз и шестёрка.
   – Ставлю всё! – выкрикнул заводила и подвинул кучку мятых долларов на кон.
   Михаил умел играть в покер. Он понимал, что у оппонента сильная комбинация и он не блефует. Возможно, у него на руках был туз с королём или пара шестёрок, или вовсе два короля.
   – Отвечаю, – Михаил, показывая, что он вошёл в азарт, положил свои слегка смятые купюры в центр стола. Третий игрок, выругавшись, сбросил карты. Солдат, выполняющий роль крупье, пересчитал банк.
   – В банке сто сорок пять долларов, – огласил он, кладя на стол ещё одну открытую карту, взятую из колоды. Это была шестёрка. Комбинация Михаила проигрывала только двум шестёркам, если они были на руках у громилы.
   – Давай, Гарри, не тяни! – нетерпеливо хлопнул раздающего по спине ладонью оппонент Михаила. Последней картой был туз. У Миши вышло каре тузов, – самая сильная комбинация в этой раздаче.
   – Покажите карты, – сказал игрокам Гарри.
   – У меня каре шестёрок! – буквально заорал верзила и потянулся за деньгами. Его друзья ликовали.

   – Майкл, ну что там у тебя?
   Михаил сделал паузу и выбросил карты, не показывая.
   – Твоя победа, забирай, – сказал Михаил, встав из-за стола. – На сегодня хватит, я без зарплаты так останусь.
   – Приходи отыграться в любое время, – нахально сказал здоровяк и закинул ноги на стол.
   – Следующий раз, – Михаил пожелал всем удачной игры и вышел из комнаты.
   Он сознательно выкинул победные карты, чтобы уйти от шумной компании, поскольку якобы проиграл все деньги. Пока все будут праздновать победу здоровяка и упиваться алкоголем, он всё же хотел попасть в кабинет МакКормака и попытаться собрать ещё информации. Быстро пройдя коридор, Михаил нажал ручку кабинета. Дверь открылась. В комнате по-прежнему горел свет. Михаил подошёл к месту, где лежала папка. Документов на месте не было. Михаил подошёл к столу и открыл ящики. Ничего. Папки не было, словно она испарилась. Вдруг он услышал в коридоре шаги и пьяный лепет МакКормака. Он разговаривал сам с собой, ругался и параллельно пытался спеть какую-то песню. До кабинета оставалось несколько шагов. Недолго думая, Михаил быстро достал бутылку из ящика, залпом сделал несколько больших глотков, пролил немного на форму, так, чтобы от него крепко пахло виски. Дверь открылась. МакКормак увидел сидящего на полу Михаила с бутылкой в руках. Он изображал запредельное опьянение. Капитан окинул взглядом кабинет. Всё было на месте.
   – Майкл, дружище, – вдруг сказал он добродушно, – а со мной не хотел пить. Так ты скрытый алкоголик, – рассмеялся МакКормак.
   – Сэр… я просто… я с Хелен… с женой поругался… мне кажется… она мне изменяет, – имитировал Михаил говор пьяного человека, икая через каждую фразу.
   – О, друг мой, эти женщины – они такие, они есть самое настоящее зло. Я женат в четвёртый раз, и уже подумываю вновь развестись. Я тебя понимаю. Ну тогда давай выпьем, – капитан еле ворочал языком, но все же налил два больших стакана виски из взятой из рук Михаила бутылки.
   Когда капитан проходил мимо разведчика, Михаил увидел в его руках знакомую папку с грифом «T.S.»
   «Этот придурок поехал на свою оргию с секретными документами. Это невероятно», – подумал Михаил. Капитан небрежно швырнул папку на стол с другими бумагами.
   – Майкл, ты знаешь, что в этой папке?
   – В какой, сэр? – Михаил нарочно скосил глаза.
   – Здесь просто бомба! – ржал МакКормак, наслаждаясь своим каламбуром.
   – Не понимаю…сэр, – вновь сквозь икоту сказал Михаил.
   – Послезавтра сюда прилетит тяжёлый бомбардировщик, и мы отправим русским большой привет. Не такой большой, конечно, как «Толстяк» япошкам, но что-то очень неприятное.
   «Это придурок даже не знает, что эти две бомбы разного класса», – подумал про себя Михаил.
   – Кстати, чтобы послезавтра был свеж, как атлантический бриз. Вылет в десять утра, поможешь провести инструктаж, – промямлив это, МакКормак положил голову на стол и через секунду захрапел.
   Михаил аккуратно встал. Капитан положил на секретную папку голову и обе руки. К ней было не подобраться. Но Михаил узнал главное – время вылета. Молодой разведчик поторопился в уборную. К счастью, она была пуста, но нужно было торопиться. Количество выпитого покеристами измерялось литрами, и, значит, они начнут бегать сюда каждые пять минут. Он быстро вбежал в кабинку и достал телефон.
   – «Тушат»
   – Слушаю.
   – Вылет в десть утра.
   – Плюс.

Необратимость зла

   Гриша припарковал автомобиль Колдуна у госпиталя и заглушил двигатель. Оксана проснулась. Антон открыл дверь и вышел на улицу. Колдун был в своей привычной прострации восстановления. Его нужно было отвезти на каталке в госпиталь, потому как разбудить невозможно. Антон пошёл за каталкой.
   – Как ты, Оксан, поспала немного? – спросил Гриша.
   – Да, Гриш, – ответила девушка, – мне снилось поле нескошенной травы, и я по этому полю к тебе шла. А ты стоял, раскинув руки, и улыбался, и ждал меня. Но я никак не могла дойти к тебе, словно шла на месте, или ты все время удалялся. И солнце так ярко светило в голубом небе, это была весна, но земля была холодной и сырой, вязкой, я в ней грузла.
   – Ты многое пережила за последние дни, у тебя был эмоциональный срыв, оттого всякое снится. Не волнуйся, всё будет хорошо, я всегда буду рядом.
   Оксана через сиденье обняла Пастуха за шею и так сильно прижалась к его подголовнику, словно он тоже был частью тела Григория.
   – Пойдём внутрь, что-то съедим, отдохнём, – погладил девушку по руке Пастух. Оксана молча кивнула и улыбнулась. Двое крепких медбратьев положили своего шефа на носилки и повезли в госпиталь. Остальные вошли следом. Оксана распорядилась, чтобы Колдуну поставили необходимые капельницы, Грише поставили витамины. Волк отказался. Оксана села рядом с Гришей и просидела так, пока он спал, держа его за руку.

Он крепко спал. Ему снилось детство, его деревня, где каждое лето он проводил каникулы. Только сейчас, во сне, он был почему-то взрослый в том времени. Вот его любимый пруд, где он часто рыбачил с дедом. Во сне он сидел один на склоне небольшого обрыва с удочкой в руках и следил за ярко-красным поплавком из гусиного пера. Рядом стояло ведёрко с тремя карасиками, но он надеялся поймать что-то посерьёзнее – карпа или сазана с локоток, да того же карася, только крупнее.
Погода радовала лёгким ветерком, гоняющим мелкую рябь по тёмно-синей воде. Она не мешала следить за поклевками, но, если долго смотреть на неё, не отводя взгляд, рябить в глазах продолжало, даже если их закрыть. Беззаботные, казалось бы, бабочки, старались с пользой провести свой единственный в жизни день, оставив потомство и опылив цветы.

   Всё было спокойно, легко, как в детстве. Казалось, тогда даже дышалось легче. Рядом с прудом, в поле, о чём-то шепталась молодая кукуруза. Другое поле, засеянное густой травой, слегка волновалось, словно зелёное море.
   Вдруг взгляд Григория привлекла белая фигура посреди зелёных волн. Он встал, положил удочку на край обрыва и направился навстречу силуэту. Это была Оксана. Она улыбалась. Григорий побежал ей навстречу, вбежал на поле и остановился, вернее, его что-то остановило. Тогда он раскинул руки и, улыбаясь, ждал, когда она подойдёт к нему. Оксана шла, но расстояние между ними не сокращалось. Улыбка на её лице сменилась тревогой, Гриша пытался идти навстречу, но словно какой-то невидимый купол не позволял ему продвинуться вперед ни на шаг. Вдруг он увидел позади Оксаны серый силуэт, словно состоящий из радиопомех в телевизоре, когда отключена антенна. Что это было – не разобрать, но он держал её за левое плечо, из-за чего девушка не могла сойти с места. При этом за её спиной всё было серым, надвигались грозовые тучи, поднялся ураган. Она стояла на границе чего-то, света и тени, и эта тень не пускала её.
   Гриша обернулся. Позади него стояла похожая фигура цвета небесной лазури, словно состоящая из шаровой молнии, некоей плазмы, внутри неё поблескивали небольшие разряды. Неизвестный держал его за правое плечо. Вдруг Оксана начала исчезать в серой надвигающейся тьме, и в какой-то момент серый силуэт с невероятной силой дернул её назад, и она вместе с ним пропала во мраке.
   – Оксана! – вскрикнул Григорий и проснулся. Просыпаясь, он резко подскочил на кровати, и подкинул коленом голову дремлющей Оксаны. Её всё-таки сморил сон, и медсестра, прикрыв глаза, опустила голову на колени любимого.
   – Что такое, Гриш? – спросонья вскрикнула испуганная девушка.
   – Сон. Такой же, как у тебя. Поле, трава, ты идёшь ко мне, но тебя что-то держит за плечо. И меня кто-то держал. Они были похожи, но отличались. Он забрал тебя куда-то.
   – Гришенька, это всё сон, мы столько пережили, – теперь уже медсестра успокаивала возлюбленного поле кошмарного сна, обнимая и целуя в лоб.
   Гриша посмотрел на свою руку с проколотой иглой веной и быстрым движением выдернул иглу. Сон его беспокоил. На фоне увиденного совсем недавно ему теперь казалось, что это всё неспроста, и его возлюбленной угрожает опасность. Чтобы развеять свою тревогу, ему нужно было поговорить с кем-то понимающим во всей этой метафизике, внезапно окружившей их.
   – Мне нужно поговорить с Колдуном, он пришёл в себя? – спросил Пастух. Не дожидаясь ответа, он встал, взял Оксану за руку и вместе они вышли из кабинета.
   Антон сидел в кабинете главврача, когда дверь открылась и в проёме появился бодрый Колдун.
   – Какие мысли? – спросил он сразу Антона.
   – Мыслей много, но стоящей – ни одной.
   – Тогда слушай. Карту помнишь?
   – Помню.
   – Всё без изменений. Нам нужен мощный огнемёт, битва будет неподалеку от старого бункера. Загоняем козла туда и там накрываем «Солнцепёком». Эти машины будут принимать участие в бою, выкуривая украинцев из их многоуровневых бетонных укрытий.
   – Но кто нам его даст.
   – Нам придётся очень хорошо попросить, – то ли в шутку, то ли серьёзно ответил Колдун.
   – Ты же не собираешься там, на месте, объяснять экипажу, что нам нужно вселенское зло сжечь.
   Колдун серьёзно посмотрел на Волка сквозь очки.
   – Главное зло на этой планете – люди. Не было бы отступников, не было бы демонов.
   Антон замолчал. Возразить было нечего, да и что тут возразишь, когда не только из-за океана, а прямо вот здесь, через несколько десятков километров, то и дело хлопают форточки распахнутых окон Овертона. Дикость становится нормой, немыслимое – законным, отвратительное – обязательным. Эти люди сами себя разрушали, превратившись в инстинктивно живущих существ, удовлетворяя свои потребности, утоляя свой радужный голод прямо сейчас, здесь, где придётся.
   Речь идёт не только о смирении, скромности, или хотя бы логике, уничтожена даже культура, которая, как ничто другое, лояльна ко всяким одиозным, пытающимся выделиться индивидуумам, общинам и течениям. Уничтожено всё, что хотя бы как-то относилось к цивилизованному обществу. О+стался отрицаемый хаос, непризнанная анархия и всеобъемлющая глупость. Это рай для ада, и тьме есть, чем здесь поживиться.
   – Мы потеряли Оксану, – вдруг сказал Колдун. – На ней стоит метка Бафомета, теперь она принадлежит ему. Он заберёт её позже, поэтому пока она с нами. Ей не говори. Пастуху я сам скажу.
   Антон смотрел на Колдуна.
   – Неужели ничего нельзя сделать? Спаси её, они ведь только нашли друг друга!
   – Это практически невозможно. Чтобы избавиться от клейма, ей нужно пожертвовать своей жизнью ради кого-то. После этого будет всего несколько секунд, чтобы вернуть её к жизни, поскольку оттуда, – Колдун указал пальцем вверх, подразумевая небеса, – её будут сразу рьяно забирать к себе. Такие там нужны. Здесь я буду бессилен, её нужно будет только реанимировать медицинским путём.
   В этот момент дверь кабинета открылась, и внутрь буквально вбежал Григорий, волоча за собой неуспевающую за его большими шагами Оксану.
   – Нужно поговорить, Сергей Леонидович.
   – Оксана, сходи посмотри, как дела в госпитале, как раненные, справляются ли врачи, – убедительно посмотрел на помощницу главврач.
   – Что-то случилось? – серьёзно спросила девушка.
   – Мы пока план посмотрим, – ответил Колдун, – потом бери Григория и езжайте домой, приведите себя в порядок, отдохните и возвращайтесь. Он будет ждать тебя у машины через полчаса.
   – Хорошо, – ответила девушка и вышла.
   – Сон не случайный, – сходу начал Колдун, – тебя держал твой ангел-хранитель, её – бес, которого подсадил к ней тот чёрный всадник.
   Гриша осел на стул.
   – Что теперь будет?
   Колдун с Волком объяснили ситуацию Григорию. Когда Пастух уже выходил из кабинета, Колдун шепнул ему что-то на ухо, снайпер слегка улыбнулся.
   – Это может сыграть за нас, а пока отдыхайте.
   Гриша спустился к машине. Оксана, счастливая, вышла через пять минут. Они ехали к ней домой. Девушка всю дорогу щебетала, рассказывая о своём детстве, и том, как у них всё будет хорошо, когда закончится война. Гриша старался улыбаться, но в горле стоял ком. Его утешали только слова Колдуна, которые он сказал ему перед выходом. По дороге они заехали в небольшой магазинчик, купили закусок к столу и поехали дальше. Войдя в небольшую квартиру Оксаны, у Григория сразу возникло ощущение, что он дома. В прихожей и зале висели иконы, небольшая уютная кухня была идеально чистой, да и во всём доме была видна рука хозяйки.
   – Я быстро в душ, – сказала Оксана и чмокнула Григория в щёку, – располагайся пока что.
   Гриша плюхнулся в кресло и откинул голову на мягкий подголовник. В комнате было полутемно. В прихожей горел светильник, раскидывая слабый тёплый свет по квартире, насколько мог. Ощущение тревоги не покидало бойца, он хотел спасти её, одну, ту самую, которую ждал всю свою жизнь.
   Оксана вошла в душевую кабину и закрыла стеклянную дверь. Потянувшись, чтобы взять с верхней полки шампунь, она вдруг почувствовала резкую боль и жжение в спине на уровне левого плеча. Она попробовала размять руку. Боль исчезла. Не обратив внимания, Оксана повернула кран, и струи тёплого душа мягко ударили ей в лицо. Наконец-то она дома, пусть и на это короткое время, на эту недолгую ночь, но она дома, а в комнате сидит её Гриша, тот самый, один, которого она ждала всю жизнь.
   – Где ты, Гриш? – крикнула Оксана, выйдя из душа в халате и чалме из полотенца.
   – Я здесь, – ответил Пастух и вышел в коридор, где распаренная девушка прихорашивалась у зеркала.
   Он развернул её к себе и обнял. Она легко поцеловала его в губы. Он ответил. Халат немного приоткрыл спину. Гриша посмотрел в зеркало, где отразилась оголённая спина Оксаны. На её левом плече был ожог в виде головы жуткого козла. Гриша стиснул зубы от боли, досады и злости одновременно.
   – Ты чего? – спросила она кокетливо.
   – У тебя потрясающе изящная спина, – ответил Гриша, улыбаясь. – Но я тоже люди, и тоже в душ хочу, – сказал он ей шутливо и удалился в ванную комнату. Он решил отпустить ситуацию, поскольку не мог на нее повлиять. Значит, сегодня нужно просто отдохнуть.

Задание выполнено

   Михаил сидел в своей комнате в ожидании сегодняшнего шифра по радио. Часы показывали без пяти девять утра. В дверь постучали.
   – Войдите.
   – Майкл, МакКормак ждёт в своём кабинете. Срочно, – рапортовал Оливер.
   Американец никогда не просыпался раньше десяти. Что случилось? Михаил не мог не пойти, но не мог и пропустить утренние новости. Он схватил собой приёмник и пошёл к капитану. Постучав в дверь, он услышал: «Входи». Он вошёл.
   – Доброе утро, сэр.
   – Я говорил тебе про бомбардировщик, помнишь?
   – Конечно, сэр.
   – Планы меняются. Объект повезут по земле.
   – Так бомбардировщика не будет?
   МакКормак поднял наконец-то глаза на первого помощника.
   – А какая разница, сержант?
   – Никакой, сэр. Просто спросил, готовить ли посадочную полосу.
   – Потом скажу.
   Радио пикало девятичасовыми утренними новостями. Первую новость Майкл сознательно пропускал мимо ушей.
   – Что ты с ним носишься? – кивнул капитан на радиоприёмник.
   – Не могу пропустить, что творится во вражеском штабе, – ответил Михаил.
   В это время по радио прозвучала вторая новость. Кодовым словом было «совещание».
   – Сэр, могу отлучиться на пять минут?
   – Куда?
   – В уборную.
   – Что случилось? – спросил МакКормак.
   – Долбанный тунец, сэр, – без раздумий ответил Михаил. Это был беспроигрышный вариант. Капитан понимающее кивнул и указал на дверь.
   Михаил быстро зашагал к уборной, встретив у входа уже, казалось бы, прописавшегося там Оливера.
   – Тебе бы к гастроэнтерологу сходить, – улыбнулся Михаил.
   – К нашей Сьюзи лучше заскочу, пусть меня пощупает, – осклабился в ответ Оливер и пошёл дальше.
   Михаил вошёл в кабинку и достал средство связи.
   – «Совещание».
   – Слушаю.
   – Повезут по земле.
   – Плюс.
   Куратор вновь прервал связь, не дав никаких указаний. Михаил вернулся в кабинет к капитану.
   – Майкл, информация конфиденциальная, поэтому подписывай это, – МакКормак сунул ему стандартный договор о неразглашении. Майкл без раздумий подписал. – Завтра, в восемь утра, приедет тягач. Сегодня вечером привезут составляющие груза и ночью соберут комплект в подземной лаборатории. Ты будешь следить за всем вместе со мной. Вот план с поминутным расписанием. Ознакомься сегодня. Завтра приступим.
   Дональд МакКормак вёл себя очень серьёзно и браво, собираясь взорвать «грязную бомбу» у российских границ. И атака была направлена вовсе не на военных. Взрыв должен поразить всё живое вокруг радиацией, в первую очередь пострадают мирные люди, которым некуда бежать. Из этой зоны никого не эвакуируют, поскольку радиация распространится быстрее, чем организуют вывоз людей. Значит, территория станет закрытой зоной, и люди в ней останутся в смертельной ловушке.
   Михаил передал всю информацию вместе с расписанием в Контору и продолжил день в рутине обучения новых пилотов. План американских инструкторов состоял в том, чтобы неопытные пилоты отвлекли на себя внимание российских войск в то время, как тягач по земле повезёт радиоактивный заряд. Разведчик наконец-то получил указания, как только тягач выедет за пределы расположения, покинуть его следом любым способом. Михаил понял, что будет атака с воздуха. С вечера он выехал на внедорожнике за пределы вражеского аэродрома и оставил автомобиль в небольшой посадке. До него ему нужно было пройти около трёхсот метров. Вернувшись в расположение, разведчик продолжил исполнять свои обязанности.
   Миша проснулся рано утром. Сегодня связываться с Конторой уже было не нужно. Его миссия на этом объекте подошла к концу, теперь оставалось только выйти из задания живым. Он уничтожил средство связи и смыл мелко раздробленные остатки в унитаз. Всю ночь в подземной лаборатории американские спецы собирали радиоактивный заряд. Утром приехал тягач. Михаил поставил на него маячок размером с божью коровку. По пути его встретит спецгруппа и обезвредит. Погрузка начнётся, когда новобранцы уйдут на занятия.
   – Сержант Коул! – официально подозвал МакКормак Михаила, – начинаем погрузку. Второй помощник проследит, чтобы все находились внутри конференц-зала.
   Из подземной лаборатории люди в защитных костюмах выкатывали огромный погрузчик, на котором лежал не менее большой герметичный контейнер. Тем временем тягач развернулся и задом подъезжал к лаборатории. Несмотря на всё «остолопство» американских вояк, русским они хотели насолить как можно сильнее, поэтому подобные затеи выполняли с особой дисциплиной и вниманием.
   Правда, практически все они проваливались благодаря блестящей работе отечественной разведки. Но и среди наших, как саркастически называют их, «западных партнёров», были талантливые стратеги и тактики, профессиональные агенты разведки и других спецслужб.

   Ошибочно думать, что там, за океаном, сплошные закомплексованные невежды, объедающиеся фастфудом, постоянно ищущие контактов с инопланетянами, готовящиеся к зомби-апокалипсису и не вылезающие из кабинетов своих мозгоправов. Америка – серьёзный стратегический противник, противостоящий России руками западных лидеров и их вассалов.
   Погрузка завершилась. Тягач с огромным контейнером, похожим на гигантскую цистерну с горючим, остановился на выезде из расположения. Майкл стоял рядом с МакКормаком. Водитель тягача открыл дверь и спрыгнул с подножки на асфальт. Он выпрямился, словно струна, и отдал честь капитану. Тот, в свою очередь, героически играя скулами, козырнул в ответ двумя пальцами и подбадривающе кивнул. Русскому разведчику казалось, что в голове у капитана промелькнуло что-то вроде: «Удачи, сынок! Америка тебя не забудет!» От этого Михаилу стало смешно. МакКормак повернулся к Михаилу и также кивнул. Разведчик едва сдерживался от смеха. Это было нервное.
   – Майкл, зайди ко мне через пятнадцать минут. Бомбардировщик прибудет с минуты на минуту. Подготовь вторую полосу, отправь туда сигнальщиков.
   – Да, сэр, – Михаил зашагал в сторону штаба, чтобы дать распоряжения. Он понимал, что лучше момента не будет. Дождавшись, когда капитан войдёт внутрь помещения, Михаил резко развернулся и зашагал в сторону восточного выхода с аэродрома, где ждал его спрятанный внедорожник. Он сжимал ключ в руке. Несмотря на блестящую, в том числе и психологическую подготовку, пройдённую в высшей школе разведки, Михаил Калугин испытывал сильное напряжение. Обернувшись несколько раз, он убедился, что за ним никто не шёл. Он вышел за территорию расположения и быстро побежал к автомобилю, сжимая в руке табельный «Глок».
   – Майкл, дружище, ты куда так спешишь?
   Калугин услышал знакомый голос засранца Оливера. По интонации, не поворачиваясь, разведчик понял, что Оливер настроен недружелюбно. Неужели он слышал, как Калугин передавал информацию, или просто о чём-то догадывается.
   – Оливер, у меня задание от капитана, мне нужно ехать в город, – ответил Михаил и взвёл курок.
   – Сержант Коул, стать на колени и сложить руки за голову, – крикнул победоносно Оливер. – Я слышал, как ты с кем-то говорил в кабинке. Сейчас я отведу тебя в штаб и там разберёмся, а потом я получу орден за поимку предателя.
   Калугин понимал, что ему нужно уезжать, покинуть территорию любым способом. Он не хотел убивать Оливера, поскольку они и так все бы там полегли. Но выбора не было. Михаил, по-прежнему не поворачиваясь, стал на одно колено и выстрелил, просунув пистолет правой рукой между туловищем и левым предплечьем. Разведчик услышал, как сзади рухнуло тело второго помощника. Оливер лежал с дырой в области груди, кровь, пульсируя, вытекала.
   Без эмоций Михаил открыл дверь автомобиля, сел внутрь и завёл двигатель. Коробка схватила скорость и внедорожник, виляя задом, выехал на грунтовку. Михаил жал на газ, удаляясь от аэродрома. Над внедорожником пролетели пять ракет класса «Калибр». Через минуту разведчик услышал столько же громких взрывов и десятки помельче. Это взрывались боекомплекты на штурмовиках и горючее.

   Калугин на секунду закрыл глаза. Он вырвался в очередной раз, был близок к провалу, но выполнил задание. Капитан МакКормак шёл по территории, когда услышал выстрел неподалеку. Он забежал в казармы и приказал проверить территорию. Американские военные выбегали из казарм, на ходу надевая куртки. Украинские пилоты не понимали, что происходит, суетились и толкались в конференц-зале. На территории звучала тревога. МакКормак повернулся к восточному выходу, откуда прозвучал выстрел, и увидел подлетающие ракеты. Это было последнее, что он видел в своей жизни. Мощные взрывы сравняли с землёй огромный ангар, штаб и казармы, уничтожили самолёты, в том числе и приземлившийся бомбардировщик.
   Раненый капитан ВВС США Дональд МакКормак лежал на спине, осколок пробил ему правое лёгкое, кровь сочилась из рваной раны и наполняла лёгкое.
   – Коул! Сержант Коул! Майкл! – хрипел
   МакКормак. Но ответа не было. Вокруг были раскиданы тела и части тел украинских и американских наёмников, повсюду догорали остатки самолётов и внедорожников. Цель была уничтожена полностью. Задание выполнено.
   Тяжёлый тягач ехал по грунтовой дороге. Его местоположение по-прежнему передавал российской спецгруппе маячок, установленный Михаилом. На цистерне было по-русски написано «огнеопасно». За рулём сидел американец украинского происхождения. На дороге на повороте между полем и лесополосой был натянут тройной «ёж». Он был замаскирован тонкими сучьями и сухой травой. Передние колеса тягача, наехав на растяжку, лопнули. Водитель понял, что это нападение. Но в ста метрах от него уже щёлкнул затвор СВД, и пуля вошла ему прямо в лоб. Группа из пяти человек окружила тягач. Проверив и убедившись, что в машине больше никого нет, командир группы сообщил кому-то по рации. Через минуту на месте уже работал отряд специалистов по обезвреживанию особо опасных зарядов. Как только они закончат с «грязной бомбой», начинка с радиацией и всё остальное, включая тягач, будут утилизированы.
   Михаил остановился неподалеку от линии фронта, съехав с грунтовки в небольшой лесок. Быстро выйдя из машины, он снял с себя натовскую форму и переоделся свою – российскую. Ему нужно было пересечь фронт, чтобы потом, через Москву, вернуться в Нью-Йорк к Елене и продолжить работу на благо родины. Переодевшись, он достал два баллончика с белой краской, и стал тщательно закрашивать натовские эмблемы символами спецоперации – Z и V.

Противостояние

   Выкинув американскую форму, Михаил сел за руль и продолжил путь. Слева, километрах в трёх, была слышна артиллерийская перестрелка. Кое-где потрескивали автоматы, грозно тарахтели пулемёты. По его расчётам, небольшая узкая полоска, шириной в полкилометра, была не занята боями. Калугин надеялся проскочить по ней, переехав на территорию ДНР. Залив последние запасы бензина в бак около часа назад, Михаил рассчитывал, что оставшегося топлива хватит на несколько километров. Разведчик нажал педаль газа, и автомобиль в перевалку покатился по холодной оккупированной земле. В семи километрах от него земля была такой же мёрзлой, но уже освобождённой. Однако внедорожник не дотянул. Через несколько километров двигатель начал кашлять, автомобиль дёрнулся и заглох. Михаил с досадой ударил по рулю. Делать было нечего. Из оружия у него был только «Глок» с двумя обоймами и две американские гранаты. «Не густо, – подумал разведчик, оглядывая скудный арсенал. – Значит, нужно не попасться».
   Выйдя из внедорожника, разведчик зашагал по дороге вперёд. Пройдя буквально десять шагов, он услышал, как несколько пуль попали в кузов автомобиля, издав неприятный глухой звон. Это точно были не наши, поскольку они не стреляли бы в автомобиль со своей символикой. Михаил резко сделал шаг в сторону от дороги и упал ниц. Небольшой полуметровый пригорок скрывал его от глаз снайпера. В том, что это был именно снайпер, Калугин не сомневался. Насыпь у дороги была довольно небольшой в длину, так что двигаться под её прикрытием не представлялось возможным. Ситуация для разведчика изменилась в худшую сторону.
   Винтовка снайпера молчала. Единственным прикрытием, куда мог переместиться Михаил, был заглохший внедорожник. Судя по всему, стрелок не заметил, как Михаил упал на землю, иначе уже проверил бы выстрелом этот небольшой холмик. Есть надежда, что он отвлечётся на обзор территории, тогда разведчик сможет быстро пробежать и спрятаться за автомобилем. А что дальше? Нужен был план получше. Его не было. Михаил пытался собраться с мыслями и силами.
   Рывок в десять шагов до автомобиля был, возможно, бессмысленным, но ждать было нечего. Калугин резко встал и что было сил побежал к автомобилю. Выстрел. Михаил почувствовал жжение в правой голени. Он добежал до внедорожника, но его заметили и теперь уже не отпустят. Пуля прошла по касательной, вспоров, словно горячим скальпелем, икроножною мышцу. Калугину повезло. Сухожилие осталось целым. Кровь быстро окрасила камуфляж в вишнёвый цвет. Почему он не выстрелил выше? Михаил понял, что стрелок решил поиграть с ним, как с безоружной мишенью. Дальше продвигаться от автомобиля было некуда, да и нога кровоточила. Ситуация становилась патовой. В машине была аптечка, Михаил это знал наверняка. Он сидел у заднего правого колеса. Аккуратно приоткрыв заднюю дверь, он потянулся рукой, чтобы достать аптечку, которую сам же сунул в карман спинки переднего пассажирского сиденья. Выстрел. Пуля прошила левую дверь и, царапнув предплечье, застряла в обшивке правой.
   Но аптечку Калугин вытащить успел. Промыв и перебинтовав рану, он решил выбираться, поскольку просто сдаться он не мог. А если сидеть здесь, то за ним обязательно придут. В тридцати метрах позади автомобиля лежали несколько заваленных сухих деревьев, образуя какое-никакое укрытие. Следом за ними был мелкий овраг, по которому можно было по крайней мере удалиться от автомобиля, который сейчас работал, словно маяк для снайпера – его внимание было приковано к машине. Стрелок понимал, что мишень никуда не денется, ведь внедорожник – единственное прикрытие в радиусе нескольких десятков метров. Чтобы выиграть хотя бы пару секунд, врага нужно было отвлечь. Калугин приготовился бежать. Перед этим он достал гранату, выдернул чеку бросил в противоположную сторону от намеченного им маршрута. Он понимал, что, взрыв инстинктивно отвлечёт внимание стрелка, и у него будет немного времени, чтобы попробовать добежать до спасительных брёвен.
   Взрыв. Михаил бежал, не обращая внимания на боль, ещё два шага, и он буквально рухнул за поваленными стволами деревьев. Выстрел. Ещё один. Снайпер простреливал машину, подумав, что мишень отвлекала внимание, чтобы забраться внутрь автомобиля. Получилось. Упав за бревна, Михаил тут же по инерции скатился в небольшой овражек и быстро пополз в сторону, откуда недавно приехал. Снайпер заигрался и упустил мишень. Выстрелов больше не было. Возможно, он уже успокоился, решив, что мишень поражена. А Михаил, напротив, решил ликвидировать угрозу, потому как понимал, что с этой позиции может зайти в тыл стрелку. Разведчик понимал, что это не просто солдат, это один из тех, кто любил поиграть с мишенью, причинить максимум боли, прежде чем убить. Калугин буквально чувствовал его жестокую беспощадную натуру.
   Решение было принято, и Михаил начал оползать от противника по линии окружности, сохраняя постоянное расстояние до него. Через какое-то время разведчик оказался в глубоком тылу снайпера с запада. Он медленно полз по земле. Нога ныла, но он не сдавался. Наглость стрелка, играющегося с ним, словно с беззащитным котёнком, придавала сил Калугину. И он продолжал ползти, медленно и уверенно. Ветер дул навстречу, это давало надежду разведчику, что он максимально приблизится к врагу незамеченным. Миша не сводил глаз с холма, на котором, скорее всего, залёг снайпер. Но Михаил также знал и то, что со стрелком зачастую работает корректировщик с мощной оптикой. Если это было так, то ему придётся трудно, а вернее, шансов у него критически мало. Разведчик продолжал ползти. Слева от него показалась небольшая возвышенность. Если подползти к ней, можно было встать, сменить положение, размяться и осмотреться на местности. Но это действие потребовало дополнительных сил, которых у Михаила осталось не так много. Всё же он принял решение сделать крюк и передохнуть за холмиком. Через десять минут он подполз к его подножию. Сил потребовалось больше, чем он думал. Наконец он оказался под прикрытием холма и попытался встать. Это оказалось сложнее, чем он думал. Его руки, обмёрзшие, практически не двигались. Разведчик пытался их согреть трением. Это мало помогало, но он знал, что это вопрос времени. Рано или поздно кровь начнет циркулировать быстрее и тактильные ощущения вернутся.
   Осмотрев перебинтованную ногу, он убедился, что кровь остановилась, несмотря на то что всё это время конечность была в движении. Михаил выглянул из-за пригорка и стал пристально всматриваться в предполагаемую позицию снайпера. После нескольких минут наблюдения он заметил на земле какое-то движение. Сосредоточившись, он начал различать очертания двух человек – снайпера и корректировщика, одетых в камуфляж, сливающийся с местностью. Корректировщик осматривал территорию по горизонтали в основном на 180 градусов, изредка поворачиваясь на 360. Михаил прикинул, что ему нужно преодолеть минимум полторы сотни метров, чтобы сделать два прицельных выстрела.
   Но уже спустились сумерки и пока разведчик доползет к цели, будет глубокая ночь. Он будет слеп, а у врага наверняка были тепловизоры. Ничего не оставалось, как дождаться рассвета. Михаил сел на землю. Постепенно его начало клонить в сон, но он боролся. Спать было нельзя, но холод все же заставлял иногда закрывать глаза на несколько минут. Меняя положение, растирая руки и лицо, Калугин пытался спастись от холода. Ночь была не запредельно морозная, но Михаил уже долгое время находился под открытым небом, и организм терял энергию с большой скоростью. Чтобы не отключиться, разведчик начал разговаривать с женой, словно она была здесь.
   – Привет, Лен, как дела? Как на работе? Я обязательно вернусь. Сейчас здесь закончу – и к нашим. А там уже рукой подать к тебе. Я вернусь, слышишь, вернусь… – шептал он замерзшими губами, – вернусь и мы пойдем в парк, как обычно. Найдем под скамейкой шифровку, потом поедим мороженого. Купим того щенка, который тебе понравился, помнишь. Он вырастет и станет нашим другом.
   Наконец кромешная тьма начала понемногу разбавляться серым. Рассвет был на подходе. Промерзший до нитки и обессиленный разведчик всматривался в предрассветные сумерки. Постепенно он вновь начал различать вражеские силуэты. Они были на месте. Спали ли они, было непонятно. У Михаила был план.
   Первым нужно было убить корректировщика, поскольку у него был автомат, и он сразу начнёт стрелять очередью. Здесь спастись не удастся. А снайперу ещё нужно будет развернуться с винтовкой и прицелиться. Этого времени разведчику должно было хватить, чтобы застрелить его. Ещё раз сильно растерев ладони, взведя курок на пистолете и взяв в руку гранату, Михаил лёг на землю и начал оползать холм, выходя на финишную прямую этого напряжённого и невыносимо сложного противостояния. Полторы сотни метров разведчик преодолевал очень долго, с частыми передышками. Он полз около часа. Много сил уходило на маскировку, он буквально сливался с землей, словно полз под верхним слоем почвы. Из-за этого руки и лицо Калугина были в мелких ссадинах, но это его не останавливало. Приблизившись на расстояние выстрела, он остановился и замер. Он видел цели, но не мог поднять голову выше, чтобы рассмотреть их положение.
   В какой-то момент Михаилу нужно будет резко встать на колено и выстрелить во врага. Точно и без промедления. Вдруг он услышал выстрел снайперской винтовки, корректировщик что-то говорил, видимо координаты цели. Ещё выстрел, ещё один. Судя по всему, снайпер прикрывал своих в каком-то столкновении, отголоски которого услышал и сам Михаил. Наводчик перешёл на крик, видимо, мишеней было много. Значит, это их отвлечёт, и можно будет подобраться ближе, чтобы сработать наверняка. Михаил понял, что эти двое были заняты, поскольку выстрелы звучали всё чаще. Он начал активно ползти к ним, быстро сокращая расстояние.
   Оба врага смотрели в одном направлении, каждый в свою оптику. Снайпер периодически стрелял. Михаил подполз совсем близко, он лежал метрах в десяти и отчётливо услышал, как снайпер сказал: «Ты дывы, яка любов, – и хриплым прокуренным голосом старика начал читать непонятный стишок на украинском:
   Діти, діти, дітвора,
   Утікайте із двора.
   Хто не заховався -
   Хай кричить: «Ура»
   Стрелок нажал на курок. В этот момент Михаил встал на колено и выстрелил в голову корректировщику. Снайпер повернулся быстрее, чем ожидал Михаил, но разведчик уже направил ему прямо в лоб американское дуло. Выстрел. Снайпер упал навзничь. Маленький Петя из Мариуполя, не донесший полбуханки хлеба домой, был отмщён.
   Первый луч рассветного солнца лизнул теплом изможденное, грязное и израненное лицо разведчика. Миша рухнул на землю от усталости. Но всё же подполз к снайперской позиции, и стал жадно пить воду из вражеской фляги. Сделав глоток, он тут же выплюнул. Это был самогон. Он пошарил вокруг и увидел лежащую на земле бутылку с водой. Открыв ее, разведчик утолил жажду и сел в углубление в земле рядом с трупом снайпера. Он выжил. Это было главным. Теперь он найдёт путь к своим, тем более что на дне снайперского логова лежал спутниковый телефон.

Перед рассветом

   Гриша открыл глаза. Он лежал в кровати. Оксаны рядом не было, но из кухни доносился пьянящий аромат утренней яичницы и кофе. Он сел на кровати. Эту ночь они провели вместе. Она была сказочной, но сейчас вернулась реальность. Всё, что произошло до этой ночи – не было сном. Собравшись с мыслями, Гриша встал и вышел на кухню.
   – Доброе утро, – ласково сказала Оксана, – выспался?
   – Доброе. Да, словно заново родился! – бодрился Пастух – так, что тут у нас вкусненького? – посмотрел он на накрытый стол, хитро потирая ладони.
   Позавтракав и собравшись, они поспешили в госпиталь, где их уже ждали Колдун и Волк. Оксане нужно было ехать с ними, её нельзя было оставлять одну. Втроем собравшись в кабинете Колдуна, отправив Оксану на обход больницы с полномочиями главврача, боевые товарищи прорабатывали детальный план действий. Столкновение союзных войск с украинцами должно было произойти ночью. Украинцы стянули серьёзные силы к линии фронта, бой предстоял серьёзный. Согласно плану, Антон с Колдуном должны были найти Фашиста и заманить в заброшенный бункер. Всё это было непросто, практически невозможно, ведь вокруг будет идти ожесточённый смертельный бой. Прописав буквально все возможные ходы на карте Колдуна, и определившись с ролью каждого, Антон с Григорием остались в кабинете. Колдун пошёл помочь Оксане с обходом.
   Оксана вошла в палату, где лежали легко раненные бойцы.
   – Здравствуйте, ребята, как себя чувствуете? – спросила заботливо медсестра.
   – Здравствуйте, – вразнобой отвечали бойцы.
   Оксана окинула палату взглядом. Один из бойцов с перебинтованной головой сидел спиной к выходу и, не двигаясь, и смотрел в окно. Оксана подошла к нему и положила руку на плечо.
   – С тобой всё хорошо? – спросила девушка.
   Боец не двигался. Вдруг он резко повернул голову, словно филин. Его глаза были залиты чёрным. Боец неестественно открыл рот и жутко прокричал: «Ты моя! Он тебя не спасет!» Оксана отпрянула и вскрикнула. Парень отвернул голову и продолжил сидеть без движения.
   – Что с вами? – подскочил один из бойцов к девушке.
   Оксана посмотрела на него, потом вновь перевела взгляд на кровать. Она была пуста.
   – А где…? – медсестра жестом пыталась показать перебинтованную голову.
   – Лёха? Он вчера умер. У него осколок глубоко вошёл. Не спасли, – ответил подскочивший боец, объясняя, кто раньше лежал на пустой кровати.
   Оксана выбежала из палаты и, закрыв руками лицо, заплакала.
   – Что с тобой? – подошел к ней Колдун.
   – Сергей Леонидович, у меня, по-моему, ПТСР. Мертвец привиделся, – сквозь слёзы ответила девушка.
   – Что говорил?
   Оксана удивленно посмотрела на главврача.
   – Сказал: ты моя, и что меня кто-то не спасёт.
   – Спасёт, – серьёзно сказал Колдун, – поедешь ночью с нами. Там раненых будет много, помощь понадобится. Плечо болит?
   Девушка молча кивнула в ответ, только через секунду сообразив, что она о плече никому не говорила.
   – Пройдёт, – сказал Колдун и зашагал по коридору к следующей палате.
   Пастух и Волк продолжали проговаривать схему предстоящей операции. Григорий со своей верной подругой – снайперской винтовкой Драгунова – должен был прикрывать товарищей от наступающей вражеской пехоты. Они должны были расположиться за пригорком, в полукилометре от эпицентра боя. В машине останется Оксана. Гриша займёт позицию наверху, чтобы свободно простреливать территорию. Антон в полной амуниции пойдут вместе с Колдуном на поиски демона. Бункер находился справа, в ста метрах от пригорка. Группа «Солнцепёков» пройдёт в непосредственной близости к ним, направляясь в центр столкновения. Одну из машин Колдун собирался на время «позаимствовать». Каким образом, никто не понимал.
   День постепенно сменялся вечерними сумерками. Антон с Гришей отнесли оружие в машину. Колдун где-то взял внедорожник для операции. Открыв багажник, бойцы увидели, что в нём уже лежат медикаменты и перевязочные материалы, вода и деревянный православный крест, на котором были выжжены непонятные символы. Самая длинная нижняя часть креста была острой, похожей на кол. Рядом лежала длинная белая льняная накидка или что-то вроде того.
   Антон с Григорием переглянулись молча и так же молча закрыли багажник.
   Колдун и Оксана вышли из госпиталя и направились к внедорожнику.
   – Ты куришь? – спросила немного тревожно Оксана Григория, заметив в его руке дымящуюся сигарету. Она ещё не отошла от привидевшегося ей в палате.
   – Да захотелось почему-то, я давно бросил, – виновато пожал плечами Пастух.
   – Он большой мальчик, разберётся, – хлопнул Гришу по-отцовски по плечу Колдун. – Едем.
   Пастух привычно сел за руль, Оксана попросилась поехать рядом с ним. Волк с Колдуном сели назад. Внедорожник заурчал и, развернувшись, направился к месту операции.
   Украинская техника двигалась в несколько рядов в шахматном порядке к линии фронта. Около тысячи украинских и иностранных наемников были готовы к бою. Союзные силы делали ставку на боевую технику и новейшее вооружение, стараясь сохранить как можно больше жизней. Они заняли позиции, ожидая, когда техника врага подойдёт на оптимальное расстояние. В воздух уже поднялась российская боевая авиация. Украинцы не рассчитывали на внезапную атаку, поскольку знали, что россиян врасплох застать практически невозможно. Они хотели взять нахрапом, силой, любой ценой, сражаясь до последнего солдата. Украинскому командованию, ведомому западными кураторами, были неважны потери. Любые. Поскольку они с чистой совестью вносились в категорию допустимых, не зависимо от масштаба.
   Позади бронетехники на американском джипе с водителем ехал новоиспеченный командир одного из наступающих украинских батальонов майор Анджей Жижа, он же Фашист. Всё случилось так, как и говорил Колдун. Его достали из-под земли, поскольку он туда повержен был вопреки неписанным небесным законам. Амнистированный демон приехал сюда не воевать, но питаться. Он знал, что Колдун, или Мотылёк, как называли его Наверху, точно будет здесь в эту ночь. В предвкушении своей победы и энергетической подзарядки, Фашист улыбался и травил свои извращенные байки водителю.
   Гриша остановил внедорожник под пригорком. Все вышли из машины. Он обнял Оксану, чмокнул в губы и сказал, как тогда, в медицинском транспортере: «Жди меня, и я вернусь», – и зашагал к пригорку занимать позицию. Но вдруг остановился, обернулся и добавил с улыбкой: «Только очень жди…»
   Оксана молча кивала головой, едва сдерживая слёзы.
   – Мы сделаем всё, что сможем, – подошёл к ней Колдун. – Никуда не выходи из машины, здесь ты в безопасности. Если выйдешь – видения продолжатся.
   Колдун открыл пассажирскую дверь. Оксана послушно села. Он открыл бардачок, достал из него маленький карманный «Псалтирь» и православные чётки.
   – Читай девяностый псалом без остановки, по кругу, всё время. Не смотри в окна. Что бы там не было, что бы ты не услышала, оставайся внутри. Здесь ты под защитой. Ни в коем случае не открывай двери.
   Оксана понимала, что всё очень серьёзно, и кивала утвердительно на каждое слово Колдуна. Таким встревоженным она никогда ещё своего шефа не видела. Колдун закрыл дверь и открыл багажник. Он достал белую мантию с капюшоном и надел.
   – Бери, – указал он Волку, стоящему рядом, на оружие. Волк взял бронежилет, каску, АК, ТТ, разгрузку с боеприпасами и гранатомёт.
   – А ты?
   Колдун молча взял заостренный деревянный крест.
   – С Богом! – сказал он, и они пошли вдоль пригорка, на котором уже лежал Пастух, рассматривая в прицел с тепловизором украинские силы. Время перевалило за три часа ночи. Пройдя около ста метров, Колдун остановился. Его лица пол капюшоном практически не было видно.
   – Он здесь, – глухо сказал Мотылёк и указал рукой точно в направлении джипа, в котором ехал Фашист.
   Справа послышался рёв приближающегося батареи «Солнцепёков».
   – Мы должны успеть заманить его, пока они приедут сюда, – сказал Колдун. – Жди у входа в бункер.
   Антон не успел опомниться, как Колдун уже с нечеловеческой скоростью бежал навстречу Фашисту, который нёсся на Колдуна. Расстояние между ними сокращалось с немыслимой скоростью. Через несколько секунд Фашист сделал огромный прыжок и летел сверху на Колдуна. Колдун размахнулся и с силой ударил крестом Фашиста по лицу. Тот отлетел на несколько десятков метров. В момент соприкосновения креста с головой одержимого, первый залп российских танков атаковал приближающуюся вражескую технику. Штурмовики «поливали» украинское войско ракетами с воздуха. Те безуспешно пытались отстреливаться из ПЗРК. Вражеская техника стреляла по российским позициям. Завязался бой.
   Фашист, отлетев, тут же поднялся и ударил Колдуна своим адским ультразвуком. Колдун, уперевшись коленом в землю, пытался удержаться. Но удар был слишком сильным, и он пропахал десятиметровую борозду коленом в земле. Фашист приготовился, ожидая ответного удара. Но вместо этого Колдун развернулся и начал убегать прочь. Разъярённый и поверивший в свою победу демон бросился за ним.
   Колдун сознательно бежал так, чтобы демон не отставал. Когда до бункера оставалось несколько десятков метров, Мотылек подпрыгнул и бросил Волку в руки заострённый крест, буквально ворвавшись в бункер. Вслед за ним, словно гоночный болид, внутрь влетел Фашист. Волк держал в руке крест, понимая, что он для чего-то ему был передан. Но для чего? Из бункера громогласно донеслось: «Крест в землю!» Волк изо всех сил воткнул заострённый кол креста в мёрзлую землю. В бункере вдруг всё затихло. Земля вокруг начала дрожать. Из бункера вышел Колдун.
   Вслед за ним рванулся демон, но словно ударился в невидимый купол. Его лицо было обожжено от удара крестом. Теперь этот крест запер Бафомета внутри бункера. Он не мог выйти, не мог говорить, он жутко открывал рот, пытаясь снести невидимый купол своим криком. Но всё было безуспешно. Позади вдалеке проехала первая боевая машина, следом другая, третья. Это были ТОС-1А, те самые «Солнцепёки», с минимальным расстоянием стрельбы 620 метров.
   Волк увидел, как Колдун сосредоточился, дождавшись замыкающую машину. Вдруг она остановилась напротив входа в бункер и начала медленно поворачивать платформу с ракетами в сторону входа. Выстрел.
   Колдун резко отдернул Антона назад, и они упали на землю. Ракета влетела в бункер и наполнила его огнём. Это был конец демона. Он горел, извиваясь, мечась, пытаясь выбраться. Плоть Фашиста сгорела в секунду. Теперь Антон увидел, как на него из клубов пламени смотрел огромного роста демон с головой козла. Он сгорал, превращаясь в жидкую массу, напоминающую растопленную смолу. Через несколько секунд от него осталась только огромная догорающая чёрная лужа.
   Оксана читала без остановки «Живый в помощи Вышняго…» Внедорожник раскачивало, вокруг летали тени. Вдруг она услышала голос Гриши, который повторял: «Помоги, помоги, помоги…» Оксана не поднимала глаз. Что-то ударило по капоту. Голос продолжал просить о помощи. Она подняла глаза и в лобовом стекле увидела израненного Гришу, истекающего кровью. Оксана быстро открыла дверь и выбежал из машины, подбежав к нему. Силуэт мгновенно растворился, и пуля снайпера прошила насквозь грудь Оксаны. Она вскрикнула и упала. Григорий, помогающий нашим, простреливая территорию, в адском грохоте сражения вдруг услышал вскрик Оксаны. Он спрыгнул с пригорка и увидел безжизненное тело возлюбленной, лежащей на земле. Гриша подбежал к ней, опустившись на колени.
   – Оксана, Оксаночка, Оксана… дыши…
   Но она не дышала. Он зажимал ей рану, и кричал, молил о помощи. Вдруг она издала стон и открыла глаза. Гриша сквозь слезы улыбался ей, он потянулась рукой к его лицу. В это момент пуля снайпера вошла Григорию в висок, и он, продолжая улыбаться сквозь слезы, рухнул на Оксану. Через секунду снайпер, стрелявший в Оксану и Гришу, получил пулю в лоб от русского разведчика.
   Бой затихал. Украинцы были раздавлены огнем союзных войск и в ужасе спасались бегством, бросая технику, раненых и погибших на поле боя. Колдун стоял на коленях, смотря в небо. Антон сидел на земле, склонив голову. Оксана отрывисто дышала, хватая ртом воздух, но не от ранения, а от ужаса и горя. Она не могла заплакать, а только судорожно гладила простреленный висок любимого, размазывая кровь по его лицу. Первый луч рассветного солнца показался на востоке. Ночь, насытившись болью, убиралась восвояси. Эта самая тёмная ночь отступала… перед рассветом…

Татьяна Деркс Быть добру. Перед рассветом