-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Лина Ди
|
| Лютевилль в красном тумане
-------
Лютевилль в красном тумане
Лина Ди
© Лина Ди, 2023
ISBN 978-5-4498-6226-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Лютевилль в красном тумане»
Автор – Лина Ди.
Редактор – Людмила Терменёва;
Иллюстратор – Monaskrel’ art;
Сладкий весенний воздух, разлетающийся по городу, ещё сильнее закружил обитателей Лютевилля в импровизированной карусели своего небольшого мира, приближая весенний бал и… новую опасность в виде красного мистического тумана, способного навредить городу или вовсе стереть его с лица Земли.
Тем временем бродячий барахольщик Остин сумел подобрать ключи к ещё нескольким жутким тайнам, казалось бы, очень милых жителей. А красавица Кенна – завладеть вниманием не только известного скрипача Роквелла, но и принцев-близнецов и кое-кого ещё…
Найдётся ли человек, способный спасти Лютевилль от нависшей угрозы, и что такого необычного в белоснежной вороне, которая тайком наблюдает за многими жителями?
«Лютевилль в красном тумане» – это третий сборник из 9 рассказов-зарисовок о жизни выдуманного города в Западной Европе первой половины ХХ века:
1.Дождь из лепестков роз;
2.Блуме и Фруме Гробер;
3.Солнечное затмение;
4.Бал в замке Смоггибург;
5.Странник;
6.Тайная встреча;
7.Ботинки, пустившие корни у «Пропасти в рай»;
8.Барахольщик Остин;
9.Лютевилль в красном тумане.
Дождь из лепестков роз
Покинув большой красно-белый цирковой шатёр, раскрашенный праздничными полосками, как и маленькая карамельная трость, что обычно бывает со вкусом перечной мяты, мужчина в тёмных очках и чёрной шляпе серьёзно задумался о чём-то, остановился на мгновение, отряхнулся от розовых блёсток и вдруг… громко чихнул. Рассмеявшись от этого неожиданного, почти взрывного звука (а может, и от чего-то другого), он сменил выражение лица, спрятанное под большими очками, на более мягкое и зашагал странной походкой, слегка выкидывая ноги то ли от важности, то ли от избытка чувств, переполняющих его в этот весенний день.
Смешавшись с толпой, загадочный мужчина отсчитал несколько золотых монеток, взял у доброжелательного продавца вафельный рожок с шоколадным мороженым и принялся поедать его с особой детской страстью, облизываясь и улыбаясь всем вокруг, как умалишённый. Он с любопытством, переходящим в восторг, рассматривал детали одежды уличных торговцев, ярких клоунов и прогуливающихся людей, отрываясь изредка на проезжающую вдалеке карету с большим экипажем, вероятно следующую к замку Смоггибург. Шоколадные капли подтаявшего мороженого стекали по кисти на тротуар…
Дожевав наконец остатки вафельного рожка, мужчина достал из чёрного костюма платок, вытер липкие руки и самодовольно улыбнулся, заприметив издалека приближающийся дирижабль. Перламутровый гигант, объятый бронзовыми полосками в тон нижней части воздушного судна, похожей на лодку, заметно скинул скорость и высоту и, рассекая чистое небо, приближался к аттракционам. Над цирковым шатром он, словно достигнув назначенной цели, как казалось, завис, а на самом деле продолжал тихое движение. Маленький люк неслышно открылся, и оттуда ярким дождём посыпались разлетающиеся в разные стороны алые лепестки прекрасных пунцовых роз. Лепестки покрывали шатры, выходящих из цирка артистов, уродов из фрик-шоу, желающих поглазеть на чудо, жонглёров, фотографов с суетящимися обезьянками, маленькими собачками и другими животными и птицами, вращающиеся карусели, аттракционы «Луп-луп», американские горки… и взрослых людей, восклицающих громче детей, которые восторгались душистыми лепестками, вспарывающими весенний воздух, и пытались поймать их на лету.
В тот самый момент из шатра, что покинул мистер Вилларе, выскочила удивлённая девушка в сверкающем розовом платье и посмотрела на Аделарда, который, смущённо оглянувшись на неё, отвернулся на сказочно-красивых белых лошадей, снял очки и потёр ещё немного липкими руками свои необычные жёлто-голубые глаза, а затем, снова надев очки, дошёл до остановки и запрыгнул на сразу прибывший трамвай, следующий до конечной остановки ― кладбища.
Тем временем лепестки, заполонившие всё пространство, продолжали кружиться в воздухе и устилать и без того уже алую землю… Виктория, вытирая слёзы радости, растолкала толпу и побежала к трамваю, но тот тронулся. Аделард помахав ей рукой, погасил улыбку и сдержанно отвернулся, ускользая в самую гущу толпы трамвая.
Трамвай следовал по кривому маршруту, в нём ехала грустная ткачиха Майя (Аделард уже встречал её в каком-то тихом переулке), полный мясник из лавки «Три косточки» и многие другие жители, которых мистер Вилларе видел впервые в Лютевилле. Все они зачарованно смотрели на алый дождь из лепестков, продолжающий окутывать город своей нежностью.
***
После того как судьба сыграла с ним злую шутку, мистер Аделард Вилларе закрылся ото всех и стал похож на самую настоящую улитку, спрятавшуюся под тяжёлой раковиной на весьма длительный срок.
В тот момент он потерял Моник ― деспотичную жену, ушедшую к другому мужчине и осрамившую себя и его позором. Затем из-за сильных волнений ― работу, а под конец, удручённый нескончаемым горем, оттолкнул от себя и друзей. И, один за другим, без особых причин, способных наложить вето на многолетнюю дружбу, люди вычёркивали Аделарда из своей жизни, так что в скором времени он остался совершенно один, в полном отчаянии, чувствуя себя неудачником.
Жил тогда Мистер Вилларе в небольшом домике, у берега моря, доставшемся ему от родителей, которые когда-то переехали в Лютевилль. Издали Аделард мог видеть мигающий маяк и разноцветные переливающиеся волны. В самый тяжёлый момент, когда надежд на светлое будущее уже не оставалось, а звон последних монет в кармане казался капризной насмешкой судьбы, только море смогло сначала успокоить его, а потом ― одарить вдохновляющей силой, не давшей ему окончательно сойти с ума.
***
Простояв некоторое время на кладбище, освещённом солнцем так, что серые и тёмные надгробные плиты с разборчивыми и неразборчивыми надписями и цифрами утопали в зелёных и фиолетовых бликах, а старые склепы в стенах, поцелованных временем, окружённые городскими живописными пейзажами, завораживали как никогда, Мистер Вилларе поплёлся к выходу. Теперь он с благодарностью и какой-то ностальгией вспоминал тот период жизни, который ассоциировался у него с запахом морской рыбы, красивыми кораблями и знакомством с прекрасной Викторией, перевернувшей всю его судьбу.
Встреча с Викторией произошла давно, но в памяти всегда оживала ярким вчерашним воспоминанием.
***
В тот самый день Виктория Твиди любовалась на пляже темнеющим золотым закатом, как вдруг её внимание привлекли странные звуки… Девушка пошла по направлению к ним… То, что она увидела, удивило и испугало: какой-то молодой человек отчаянно бил камни друг об друга и был похож скорее на безумца. Так мистер Аделард пытался понять вселенский замысел и получить ответ на душераздирающие вопросы. Улыбка и искрящийся нежный взгляд Виктории, как и бушующее море, всколыхнули Аделарда ― отбросив странное занятие, он улыбнулся незнакомке. В первый раз за несколько лет. Он молчал, а она щебетала, как птичка, вдохновлённо рассказывая об опасных трюках под куполом цирка… Но вечер закончился, и девушка, пригласив странного знакомого на шоу, исчезла.
В ту ночь в жизни Аделарда произошло ещё одно чудо. Вернувшись в одинокую обитель, мужчина очень долго не мог уснуть, и к нему пришло то, чего он так давно ждал, ― озарение. Аделард внезапно понял, для чего рождён. Твёрдо ощущая своё предназначение, но не имея возможности на тот момент воплотить хотя бы одну идею в реальность, он достал бумагу, спрятанную в старом комоде, и стал, как заведённый, что-то чертить. Это были наброски и чертежи изобретений, которые могли бы осчастливить людей. Откуда они возникали в его голове, он даже не мог представить. Позже мистер Вилларе планировал навестить старого знакомого ― художника Мелвилля, ради которого когда-то выучил некоторые фразы на языке жестов, чтобы взять пару советов. Вспомнив, что тот умеет читать, Аделард, рассмеялся от облегчения. Пока он не знал и даже не догадывался, что у Мелвилля был знакомый инженер Адам, а у Адама ― знакомый инвестор Бен Тайлер.
Помешательство продолжалось несколько дней кряду, пока изобретатель не рухнул в постель со слезами на глазах, ощущая себя нужным этому миру. А наутро он вернулся к побережью и забрал домой камни, которыми стучал друг об друга. Как напоминание.
***
Последний раз, бросив взгляд на старый склеп, замурованный в стене, мистер Аделард поднёс руки к лицу, скрывая от призраков свои тихие слёзы, и вспомнил счастливое лицо Виктории.
Блуме и Фруме Гробер
Можно заманивать в сети кого угодно и как угодно, но чем изощрённее вы выберете способ и незауряднее жертву, тем будет интереснее…
***
Ванильно-кремовый домик с тёмной крышей, точно сделанной из шоколада, стоящий на улице Судорога, уже встретил первые дожди, бесцеремонно задержавшиеся после пережитых снежных насыпей.
Внутри сказочного домика Блуме и Фруме, на кухне, из открытой банки и расставленных на столе серебряных пиал, украшенных выпуклыми вензельными узорами, как и весь дорогущий сервис, благоухало клубничным варением. Крупные яркие ягоды блестели в лучах ослепляющего солнца, утопая в вязком густом джеме.
Пока одна из сестёр-тройняшек, а их было именно трое, хотя о третьей, по имени Чарнетт, мало кто слышал: её вообще никто и никогда не видел в Лютевилле… Так вот, пока одна из сестёр – старушка Блуме – спускалась зачем-то в подпол с зажжённой свечой, а другая – Фруме – разливала свежезаваренный чертополоховый чай себе и сестре, где-то во дворе на соседней улице, у мусорных баков, зевнул, просыпаясь, Зотикус. Его новый друг Кэрбр со спутанными волосами и подбитым глазом ещё дремал на свёрнутом в калачик псе Брасе, как на подушке. Этой ночью их выставили вон из городской ночлежки за неподобающее поведение. Окончательно пробудившись, Зотикус через мгновенье восстановил в памяти всю картину ночного происшествия, вдохнул носом приятный весенний воздух, засучил грязные рукава и набросился на Кэрбра с кулаками. Брас вскочил на лапы и от неожиданности залился оглушительным лаем. Зотикус и Кэрбр дрались под аккомпанемент завывающего бигля, который лаял, звучно оглашая округу. От пса досталось всем, кто оказался рядом, в том числе и молодому парню, проезжавшему мимо на велосипеде.
Фруме, стоявшая в этот момент у открытого окна, вздрогнула от шума, покосилась на чей-то портсигар, лежащий на «цветущем» подоконнике, и украдкой переложила его в другое место. Но потом снова засуетилась, поправила съехавшие на нос очки и перепрятала портсигар, на этот раз – в другой комнате.
Обеспокоенная Блуме, поднявшись из подпола на кухню, присоединилась к сестре и взяла предназначенную ей чашку чая. Сестёр волновал лишь один животрепещущий вопрос, но, с наслаждением смакуя вкусное клубничное варенье, они сначала неторопливо обсудили ранний поход на выставку под названием «Царство песка», где все предметы: маленькие скульптуры, фигуры, часы и изобретения – были сделаны с использованием песка. А потом, вспомнив встреченных знакомых, перешли к воспоминаниям о походе в любимую лавку «Рубус».
***
Открытие выставки проходило под великолепное музыкальное сопровождение Джорджа Байлли, который играл на фортепиано. Людей было очень много, несмотря на утренние часы, и на их сияющих и восторженных лицах отражался приход долгожданной цветущей весны.
На самом деле старушек Гробер не волновала ни игра Байлли, ни странные предметы или изобретения, ни занятный песчаный лабиринт, приводящий в восторг многих, даже их самих. Мило прохаживаясь под руку, седовласые женщины в одинаковых лавандовых платьях с кружевными воротниками осматривали гостей, присматривая новую жертву… Да, именно новую жертву… Они очень тихо перебивали друг друга и, отчаянно споря, внимательно изучали присутствующих. Встречая знакомые лица, они добродушно улыбались им, учтиво замолкая, чтобы подумать о своём, а потом принимались громко и демонстративно расхваливать пересыпающиеся песчинки часов и создавшего их автора, который, без сомнения, обладал безупречным вкусом. Их подкрашенные румяные щёчки и звонкий задиристый смех умиляли многих вокруг, даже очень сдержанную виолончелистку Лавинию, которая, проходя мимо, украдкой любовалась и Джорджем.
Прошло примерно несколько часов, прежде чем Блуме и Фруме перестали наконец тихо спорить и, одновременно бросив взгляд на одного и того же человека, испытали лютое отвращение и волнительное облегчение, потому что обе почувствовали: решение принято единогласно – и восхищённо улыбнулись. Это случилось уже после выставки, когда они по дороге домой оказались у знакомой вывески «Рубус», чтобы купить коробочку любимого печенья с изюмом и карамельной начинкой…
Теперь, сидя в уютном доме, они могли обменяться мыслями и фантазиями по этому поводу, продумывая детали предстоящего «дела» без случайных свидетелей.
***
После тяжёлого дня уставший Лютевилль ожидал наступления ночи, окружив себя долгожданными сумерками, которые, будто остатки старого чая, случайно пролились на город. Большинство жителей уже спрятались во снах после продолжительного живописного заката, подгоняемого лёгким ветром. Кошки, собаки и другие звери приняли удобные позы на своих привычных местах – в лесу, на полях или на холмистых возвышенностях, в будках или на коврике у постели хозяев. Засыпали и птицы, выбрав для сна любимые ветки, чердаки и провода, засыпали одна за другой, спрятав голову под крыло и взъерошив перья.
Воцарилась жуткая тишина… Три последних горящих фонаря погасли, погрузив город во тьму. Прошло ещё некоторое время, и две очаровательные старушки с серебристыми волосами, собранными в два забавных пучка на затылке, осторожно выползли из сказочного дома в кромешную темноту, твёрдо придерживая длинные нити, похожие на поводки. Нити были прикреплены к тельцу, а точнее – к головогруди гигантского восьмилапого паука, слегка превосходящего по размеру очень крупную собаку. Озираясь вокруг, они двигались очень слаженно и аккуратно, практически неслышно спускаясь с порога. Поразительно, но некоторые проблемы со зрением совершенно не мешали сёстрам блестяще ориентироваться ночью и быть очень внимательными.
Они очень рисковали быть обнаруженными, ведя паука, который подпрыгивал на мохнатых серых лапах и иногда внезапно останавливался, чтобы приподнять некоторые из своих конечностей. Со стороны могло показаться, что паук исполняет какой-то удивительный, немыслимый танец. Лишь убедившись, что за ними никто не следит, старушки покинули двор и засеменили по аллее. Странная троица, сливающаяся с темнотой, словно превратилась в собственную тень. При свете луны можно было рассмотреть только блеск восьми паучьих глаз-хамелеонов и танцующие блики на оправе очков улыбающихся старушек.
Пройдя до конца аллеи, которая ещё некоторое время назад была застелена снегом, паук резко подпрыгнул и поспешил спрятаться за цветущим деревом, утаскивая за собой запыхавшихся Блуме и Фруме. Когда опасность в виде дворовой кошки, что могла диким шипением привлечь ненужное внимание, миновала, они продолжили путь, в тишине, прижимаясь к кустарникам, деревьям и дворам с густой растительностью. Через какое-то время троица снова столкнулась с угрозой, на этот раз – в виде автомобиля «Халладей». Умный паук или паучиха, услышав шум мотора, прижался к земле, а сёстры скрылись за углом, пока рокот автомобиля не стих в глубине улицы.
Дойдя до нужного адреса – улицы Канитель, три тени, одна из которых была весьма необычной, обнаружили калитку открытой и проскользнули внутрь. Дойдя до рыжеватого, точно натёртого мякотью тыквы, дома №1, что стоял слегка на отшибе, у дороги, они остановились.
Мистер Данн, стоя в это время в гостиной в тусклом свете, услышал мельтешение у двери, застыл на месте и задумчиво провёл пальцами по губам. В дом кто-то постучал… Да, именно постучал в две руки, а не позвонил. Стучащие окинули взглядом двор, обнаружив у стены спрятанный под брезентовой плотной тканью мотоцикл марки «Индиан Скаут». Только входящие в моду мотоциклы в слегка затерянном Лютевилле не очень пользовались популярностью, и, как правило, их владельцев многие знали в лицо. Этот определённо принадлежал владельцу ночного клуба «Кабан и Роза».
Дверь на удивление очень быстро отворилась, и большие чёрные глаза хозяина квартиры забегали в разные стороны. Верхняя губа задрожала от страха, и Сканлон Данн, с мышиным цветом волос, в чёрном ночном бархатном одеянии, попятился назад. Резким движением он случайно сдвинул старый стол и, облокотившись на него, нащупал правой рукой переключатель от второй лампы. Включив её, Сканлон Данн из последних сил удерживал равновесие. Лупа, лежащая на столе рядом с книгой, упала на пол, а едкий зелёный свет лампы осветил блёклый мир, не разукрашенный яркими оттенками, как мёртвый груз корабля на дне океана, внезапно освещённый проплывающей светящейся рыбой.
Пятиться мистер Данн больше не мог, его слабое сердце вот-вот готово было навечно остановиться. Мужчина ещё сильнее прогнулся туловищем назад, когда пушистые лапы гигантского паука запрыгнули на край накренившегося стола. Проступивший пот градом стекал с позеленевшего лба. Только сейчас «жертва» смогла разглядеть выходящих из темноты Блуме и Фруме Гробер. Сканлон Данн удивлённо посмотрел на странных гостей, ничего не соображая от страха. Он что-то хотел сказать, но внезапно закатил глаза: в эту секунду паук набросился на него и, больно укусив в шею, впрыснул смертельную дозу яда. Мистер Сканлон рухнул на пол, схватившись за горло, с его губ слетали сдавленные мольбы о спасении, обращённые к старушкам Гробер, и беззвучно растворялись в предательской тишине. Опустившийся было край стола занял привычное положение, а шатающаяся зелёная лампа продолжала разбрызгивать мутный свет по углам гостиной…
И это было только начало…
Солнечное затмение
Кончики пальцев маленькой девочки подрагивали, шея слегка вздулась и покраснела, а глаза, безумно смотрящие в одну точку, сначала быстро забегали из стороны в сторону, а потом закатились вверх… Маленькое сердечко налилось кровью, и семилетняя Рамона, запрокинув голову, открыла широко рот, оскалив ровненькие зубки, помахала головой и очень быстро пришла в себя. Если бы вы видели бедную девочку в тот момент, вам могло показаться, что из неё только что вышли какие-то демоны, но она… просто-напросто зевнула.
Юное созданье посмотрело на подушки фисташкового оттенка, украшенные кружевной тесьмой, выстроенные на высокой кровати привычной пирамидкой, и, спрыгнув вниз, быстро побежала к гостиной, пытаясь украдкой улизнуть из дома. Но ничего не вышло: у распахнутой настежь входной двери, возник дядюшка Роберт, приехавший погостить из далёких краёв, где, как ей вспоминалось, растут высокие, гигантские лопухи. Он заключил девочку в объятья, но она непоседливо крутилась, пытаясь вырваться наружу.
Сделав шаг за дверь, Рамона успела заметить пугающую темноту и ощутить знойную духоту, несвойственную весеннему вечеру. Снова тяжело и широко зевнув, она перестала сопротивляться улыбчивому дяде с колючей щетиной и глубоко продавленными ямочками на щеках и по-детски кокетливо разрешила проводить себя в дом. Несмотря на то, что у неё были другие планы, и ещё пару минут назад она спешила в сад, в свой ветхий шалаш на дереве, чтобы смастерить там подарок младшему брату. Этот шалаш когда-то давно построил, оставив о себе хорошую память, любимый дедушка Эндрю Мири, державший в Лютевилле небольшую табачную лавку.
Стоило дядюшке с племянницей зайти в дом и закрыть за собой тяжёлую дверь, отделявшую их от внешнего мира, как из тёмных, траурных облаков хлынул несдержанный полупрозрачный ливень.
Неистовая стихия обволакивала всё: молчаливые склоны, покрытые весенними цветами, угрюмые, скучающие под дождём дома, лошадей с повозками, разбегающихся в разные стороны людей. Дойдя плотной стеной, напитанной влагой, до новой придорожной вывески «Добро пожаловать в Лютевилль!», мерцающей неоновым небесно-голубым светом, стихия омыла приветливые слова, окружённые звездной россыпью маленьких лампочек, и весь город – чётко по периметру. Лампочки на придорожной вывеске несколько раз страшно мигнули, и непогода стихла. Странно, но ливень прекратился так же внезапно, как и начался, и это было очень подозрительно, хотя за движением ливня никто не наблюдал…
Солнце исчезло. Всё в округе растворилось в кромешной темноте, и «проплаканное небо» стало непроглядно чёрным, будто сверху кто-то выключил свет. Это было похоже на Апокалипсис.
Маленькая Рамона, смотревшая в эту минуту в окно, с интересом наблюдала, как отчаянно жестикулируют под натиском ливня, словно что-то пытаясь сказать друг другу, сине-зелёные травинки и ветви деревьев. Девочка перевела взгляд на шалаш, спрятанный на большом дереве, и увидела свисающую с него и трепыхающуюся от ветра плетёную лестницу. Дождь внезапно прекратился… и Рамона испуганно закричала, вглядываясь в лютый мрак. За её криком, по цепочке, последовал возглас взбудораженной мамы и плач младшего брата, похожий на сирену. Самообладание в доме сохраняли только взрослые мужчины – отец и дядя Рамоны, которые, как солдаты, действовали быстро и слаженно. Не прошло и тридцати секунд, как найденный фонарь был включён, а ещё через минуту небо вновь привычно освещало потерянное солнце. Мама Чалис уже спешила проверить маленького сына, а Рамона, обогнав смеющегося дядю, наконец выскочила на улицу.
Втянув разряжённый свежий воздух носом и пройдя несколько шагов по мокрой траве, девочка остановилась, встретив глазами новый необычный цветок – чёрный подснежник, который стремительно распускался прямо на её глазах. Подснежник с четырьмя чёрными лепестками вырос поодаль от белого куста обыкновенных подснежников и точно смотрел на неё. Оторвавшись от него, девочка в зелёном платьице и с беленькими толстенькими косичками долго разглядывала вернувшееся солнце, щурясь и улыбаясь, снова и снова вдыхая приятный аромат весенней свежести, и, опустив голову, наконец наклонилась к земле, сорвала чёрный подснежник и побежала с ним в город.
Оторвав от цветка первый лепесток, Рамона звонко захохотала и бросила его, весело подпрыгивая, в миниатюрную корзинку Блуме Гробер, спешившей с сестрой Фруме с фруктового базара, и побежала без остановки до любимого парка. Самым удивительным местом в парке была живописная поляна, где под красивыми большими дубами с зелёными кудрявыми листьями можно было затеряться от городской суеты и назойливого солнца. Здесь девочка увидела спящего Криуса Силверсмита – красивого юношу, который происходил из известного рода и которого называли одним из «принцев Лютевилля». Впрочем, Рамона не могла вспомнить имени симпатичного юноши, она лишь припоминала, что где-то точно его встречала. Вложив второй чёрный лепесток в толстую книгу Криуса про приведения, лежащую рядом с ним, и отойдя крадучись на безопасное расстояние, девочка запустила в голубоглазого брюнета с милыми веснушками жёлудем, потом ещё одним и… побежала дальше.
Как только чёрный лепесток коснулся корзинки улыбающейся Блуме, та окинула сестру недоброжелательным взглядом и сделала ей несправедливое замечание относительно её непозволительно возросшего на этой неделе аппетита.
Между тем Криус, получивший жёлудем по голове, поднялся с зелёной сочной травы, сунул под руку старую книгу про приведения и… внезапно вспомнил, что его брат-близнец Ливий после проигранного спора до сих пор не раздобыл для него пузырёк с алой кровью для одного секретного эксперимента, а ведь после спора прошло уже нескольких недель. Прекрасное лицо юноши скривилось в недовольной гримасе, и брошь в виде ключа с изумрудным камнем засияла зелёным свечением. А где-то за несколько километров от него неоновая вывеска «Добро пожаловать в Лютевилль!» снова моргнула.
Светленькая девочка, похожая на ангелочка, не видела в своих поступках абсолютно никакого смысла, она дурачилась, поглядывая на небо, в надежде, что солнце ещё раз поиграет с ней в прятки…
Тем временем дядюшка Роберт, радуясь возвращению племянницы, встречал её у крыльца дома. Он рассмотрел в её маленьких ручках стебель от подснежника, улыбнулся, взглянул на небо и вспомнил, что давно собирался навестить в городе Шлюгге двоюродную сестру…
Бал в замке Смоггибург
Один из залов замка Смоггибург дрожал от переизбытка громких звуков, заполнявших со всех сторон помещение. Трое маленьких щенков породы кавалер-кинг-чарльз спаниель, восторженно и звонко потявкивая и подпрыгивая, разрывали зубами связанные друг с другом бельевые платки, которые были выхвачены из корзины рассеянной горничной, и тем самым заглушали насмешливое фырканье обезумевшего за последние годы старого графа Бьёрна Сёндергора с широкой плешивой залысиной на затылке. Он стоял возле дубового барного шкафчика с очередным стаканом дорогостоящего виски в непривычное для него время суток.
Низенький граф с солидным животом, увидев наконец любимого шута-чревовещателя, которого уже заждался, сделал необдуманно резкое движение раскинув руки в виде приветственного жеста, и выплеснул некоторое количество напитка на модульный паркет с повторяющимся рисунком креста с каймой. Сегодня Бьёрн Сёндергор планировал прогуляться с шутом по саду, а если после прогулки не устанет, то даже разрешить чуть позже понаблюдать ему за своей неуклюжей игрой в гольф, которую, несомненно, он находил превосходной.
Чревовещатель по имени Кауфер (Кауфер Хавст, если быть точнее) плёлся весьма неохотно, слегка опустив голову и не расправив плечи до конца. Дойдя до позволительной точки, он учтиво и театрально, будто в замедленном кино, поклонился, и, воспользовавшись подходящим мгновением, как раз в то время, когда граф отвернулся посмотреть в окно, скорчил недовольное лицо, наполненное отвращением к графу, и, ко всему прочему, некультурно и брезгливо высунул язык. Впрочем, кроме маленьких щенков, которые были заняты своим делом, изредка высовывая бело-коричневые мордочки из «детской заварушки» и размахивая плюшевыми ушами, его «эмоциональной оскомины» никто оценить не мог. Кауфер, живущий долгие годы в этом мистическом замке, давно стал его рабом и узником. Волосы на его висках и груди со временем поседели, мечты рассыпались, как дождевые капли по земле, и он просто плыл в этом дождевом потоке по течению, поддерживая себя иллюзиями о возможной самостоятельной жизни и новой деятельности, помимо демонстрации отточенного за столько лет дара чревовещания и показа кукольных спектаклей.
***
Допив остатки разбрызганного виски, граф Бьёрн Сёндергор в сопровождении шута покинул замок и отправился на прогулку в благоухающий сад, охваченный лёгкой туманной дымкой. Он тяжело нёс своё древнее, пропитанное алкоголем тело, еле-еле переставляя ноги. А в это же время в самом замке его дочь, виконтесса Грай Сёндергор, занималась организацией весеннего благотворительного бала, куда по этому случаю хотела пригласить высшие слои привилегированного класса, знаменитостей из Лютевилля и ещё несколько значимых персон из других городов.
Несмотря на бальзаковский возраст, вдова Миссис Грай с бесстыжими огненно-красными от природы волосами любила праздники и увеселительные программы и очень часто сама получала приглашения на разные интересные мероприятия. Её муж умер уже давно, а она всё ещё была прекрасна и очень уверена в себе, образованна, начитанна, умела поддерживать светские беседы. Правда, порой вела себя весьма эгоцентрично, как и её совершеннолетняя капризная, избалованная дочь Малин. Они очень были этим похожи. Многие отмечали, что обе имеют громкий властный голос и крутой нрав, как и обезумевший граф Бьёрн, любящий без особого повода отчихвостить прислугу и бегающий каждую ночь по замку, спасаясь от невидимых приведений. Иной раз поведение Малин можно было оценить как непозволительное, неподобающее моральным нормам, но тем самым она лишь вызывала к себе неподдельный интерес у мужского пола и зависть многих женщин, начиная с простой прислуги и заканчивая небезызвестной и вечно всем недовольной леди Люси Кок.
Другой, уже тоже взрослый ребёнок графа, сын Вилфред, напротив, был гораздо скромнее в выражении чувств на публике и галантен. Скромность виконта наряду с умом очаровывала его и заметно выделяла на фоне других членов семьи. К тому же именно капитал Вилфреда от кораблестроительного предприятия, в управлении которого граф не участвовал, помогал поддерживать высокий статус семьи, какую-никакую, но репутацию и содержать располагающийся в Лютевилле тёмный замок Смоггибург, о котором ходило множество легенд. Вилфред Сёндергор ещё не был женат и считался ну очень завидным женихом.
***
Уже вымотанный граф Бьёрн, его шут и несколько сопровождающих переместились на площадку, отведённую специально для игры в гольф, чтобы почтенный глава семейства сделал ряд очень неточных ударов.
Щенки, разорвавшие в клочья платки, уже мирно дремали у камина в гостиной, а слуги, кружившиеся на кухне, рассредоточивались по замку и перешёптывались о приближающемся событии. Шёпот за замочными скважинами был прерван громким телефонным звонком в прихожей, напоминавшим бесконечную трель, и камердинер неспешно и очень важно подошёл к телефону и снял трубку, похожую на палку с золотистыми грузилами, приделанную к изящным весам с циферблатом и связанную с ней закрученным спиралевидным проводом. Но звонивший повесил трубку.
***
Слух о предстоящем событии разнесли тёплые ветра. И стрелки на часах, пробежавшись, как породистые лошади на скачках, по заколдованному кругу, известили о пришедшем долгожданном дне весеннего благотворительного бала, что ворвался в Лютевилль со сладким запахом распустившихся роз.
Утро началось с пробуждения будто никогда не спящего мистера Люта и, конечно же, смотрителя маяка Клеменса, что жил в вечной машине времени, всегда встречая рассвет и закат в одном и том же недвижимом месте. Пробубнив невнятное напутствие любимому городу, он залюбовался прекрасными бескрайними голубыми волнами и отмахнулся от низко пролетающей чайки, чуть не врезавшейся в его голову.
Спустя несколько часов город стал сильнее обволакивать привычный туман, смешиваясь с грязным дымом, вылетающим из труб домов и мануфактур. Солнце постепенно пряталось, волны посерели, и кукла Джюель, сбежавшая из дома старухи в серой шляпе и нашедшая пристанище в скале у моря, покрутила выцветшими от солнца и грязи нарисованными глазами и инстинктивно поспешила к замку Смоггибург.
Дамы наряжались в модные многослойные и кокетливые блестящие наряды, подбирая дорогие украшения по случаю, джентльмены натягивали традиционные фраки и смокинги, готовили несмешные шутки о недавнем солнечном затмении, мечтая очаровать юных дочерей богатых господ раньше других, в особенности «принцессу замка» – внучку графа Малин, которая отличалась приятной наружностью – сочными пухлыми губами и точёной фигурой, затянутой корсетными платьями. Её короткие каштаново-рыжие волосы всегда были опрятно зачёсаны назад, а глаза улыбались.
О благотворительных взносах вообще никто и не думал: такие мелочи решались по факту. Но кто-то по нескольку раз пересматривал приглашения, колеблясь до последнего по личным причинам в своём решении посетить мероприятие, а кто-то, как, например, мистер Лют, и вовсе планировал прийти без него.
Замок Смоггибург находился на отдалённом от шумного города участке, окружённом тишиной и зелёной растительностью.
В это время белоснежная ворона, очень долго сидевшая на каменной горгулье на крыше замка, тоже став похожей на статую, внезапно громко каркнула при виде первой приближающейся упряжки лошадей, вёзших карету. Нарушив царственную тишину вокруг замка, оторвавшись от горгульи, она обеспокоенно захлопала в воздухе крыльями и улетела, продолжая разрезать широкими взмахами птичьих «рук» грязную пелену плотного тумана. Вслед за первой каретой к замку неспешно приближались новые экипажи с породистыми лошадьми и блестящие машины.
Внутрь замка Смоггибург проскользнуло оживление. Когда гостей собралось достаточное количество, заиграл оркестр и напитки с яствами были красиво преподнесены на серебряных подносах.
Бал ещё не начался, но музыка уже увлекала за собой, веселила и поднимала настроение.
Открыть блестящий концерт предоставили неподражаемому скрипачу Мистеру Роквеллу, что поправлял тёмные очки и периодически взмахивал длинными светлыми волосами. Его появление, как фейерверк, стало настоящим событием для всех собравшихся, в особенности для дам разных возрастов. Талантливому красавцу нужно было лишь сыграть несколько известных произведений, после чего передать эстафету скрипачу по прозвищу Щепка и присоединиться к торжеству в качестве почётного гостя.
На рояле музицировал Джордж Байлли, на виолончели играла Лавиния. Сегодня на её голове вместо привычных чёрных косичек была элегантная причёска. Приехало очень много и других музыкантов разных возрастов, и яркие острые звуки разлетались по всему замку так, что свисающая с потолка люстра с подвесками из слёз мающихся призраков слегка раскачивалась, приводя хрустальные ромбики в движение.
Криус и Ливий Силверсмит, приглашённые вместе с родителями, опоздав на некоторое время из-за новой ссоры, вошли в бальный зал в ослепительных фраках чёрного цвета, на которых красовались их приколотые удивительные броши с изумрудами. Всё у братьев было абсолютно одинаковым, даже их проборы на причёсках.
Осмотрев ярко освещённый золотой зал с арочным расписным потолком, украшенный восточными высокими вазами с нежными розами, они случайно встретились глазами с мистером Лютом, вышедшим из толпы вперёд, и, вспомнив очень отчетливо октябрьский праздник дня города Лютевилля, с мимолетным страхом и глубоким уважением поклонились ему. Тот, чрезвычайно довольный, еле заметно одарил братьев приветствующим кивком. Надо полагать, они единственные могли оценить могущество мистера Люта.
Кряхтящий граф Бьёрн Сёндергор и его дочь миссис Грай произнесли вступительную речь, после чего гостей накормили традиционными блюдами и начался бал. Платья зашуршали, и тела, словно отряхнувшись от вековой пыли, задвигались.
Тем временем к замку Смоггибург незаметно доковыляла деревянной походкой маленькая кукла Джюель, что была, как и раньше, в синем платьице. Её белые силиконовые волосы снова спутались. Запрокинув голову вверх, насколько это было возможно, она осмотрела тяжёлые высокие двери главного входа, за которыми слышалась музыка и отдалённый смех, и села на траву, чего-то выжидая. Нарисованные глаза испуганно озирались, как вдруг белая ворона, возвращавшаяся из длительного полёта, резко подлетела к кукле и, вцепившись в маленькое искусственное тельце острыми когтями, подняла в воздух и забросила в открытое окно комнаты чревовещателя, а затем, улетев прочь, вновь растворилась в тумане.
Смеркалось. Холодные тени набрасывались на Лютевилль, разрывая весенний воздух в ожидании звёзд, обычно облепляющих небо над замком.
Разбившись на группы, гости беседовали на разные темы, какие-то пары ещё без устали отбивали каблуками ритмы на паркете. Другие, одиноко прохаживаясь, осматривали картины и росписи на стенах…
За столом слышались женские утихающие разговоры. Некоторые уставшие дамы, томившиеся в ожидании супругов или кавалеров, как птицы на жёрдочке, теряли терпение, ублажённые в полной мере мужским вниманием, танцами и напитками, и, желая покинуть торжество, устало обмахивались веерами. Их шеи горели, а ноги слегка распухли от бесконечных танцев. Они обменивались женскими сплетнями о новых ухажёрах, женихах, забавных случаях из жизни и нарядах. Леди Диана, например, рассказывала новой знакомой Амелии Гарден о своём новом, невероятно красивом, розовом, кружевном, украшенном сверкающими блестками платье, что было на ней. Оно было куплено во вновь открывшемся ателье Адорэбеллы Крокус, теперь находившемся на другой улице…
А Мистер Роквелл, очаровательная актриса Кенна по прозвищу Кукла, братья Криус и Ливий и не менее прекрасная Малин Сёндергор резались в карты, в которых один из близнецов, просчитав все ходы наперёд, надеялся на очередную победу. Сдержанная Кенна спокойно улыбалась, теперь её плавные кокетливые движения головой и руками с каждой минутой всё больше очаровывали не только пускавшего по ней слюни Роквелла, уже долгое время мечтающего о более близком расположении красавицы, но и молодых близнецов, отодвигая возбуждённую Малин на второй план.
Вешалки с одеждой висевшие на манер летучих мышей пустели. Казалось, бал был столь продолжительным, что упавший с высокого потолка паук сумел сплести на шалевом лацкане смокинга лорда Уайта, дремавшего устало в углу, узор из паутины…
Надо думать, ничего не происходило необычного, разве что в отдалённой комнате игрушечная кукла Джюель встретилась глазами с новым хозяином – чревовещателем. Он наклонил голову на бок, изучая «находку», как экспонат в музее, и, сделав решительный шаг к подоконнику, на котором сидела кукла и болтала маленьким ножками, погладил её по голове.
Тем временем «кукла» Кенна, поймав случайный взгляд проходящего мимо мистера Люта, которого уже никто не замечал, неожиданно выкинула сложную комбинацию, встала из-за стола, одержав победу, и, снова улыбнувшись, поспешно удалилась, оставив в недоумении всех присутствующих.
За окном поднялся лютый ветер, и волны у берега отчаянно бились о белый одинокий маяк. Бал был окончен.
Странник
Пока Лютевилль, пронизанный страхами и сладкими мечтами, безрассудно дремал, ночной поезд, следующий привычным маршрутом, въехал на вокзал под названием «Серые врата» и остановился, источая дымовые струи, подсвеченные прожекторами. На этот раз из поезда вышел высокий, крепкий человек.
В рассыпающемся свете можно было лишь отдалённо разглядеть тёмное лицо и необычную одежду путника. Его длинная накидка была сшита из грубой кожи крокодила и потрепавшейся от времени леопардовой шкуры или шкур. На шее и запястьях прибывшего болталось множество диковатых амулетов с клыками и монетами, звон которых растворялся в гуле ворчащего поезда. Было очевидно, что смуглый человек, сбежавший от своей тени, – иностранец.
Сойдя с перрона в полном одиночестве, мужчина вдохнул лютый запах неизведанного города и от неожиданности переполняющих его чувств замер: он ощутил резвое нападение поднимающихся по рукам и ногам первых мурашек, которое напоминало погоню хитрых лисиц за хрупкими ланями по крутым скалам.
Но отступать было некуда: Лютевилль, окружив его со всех сторон, свирепо шипел, как кошка в тёмном жутком переулке. И неизвестный странник, простояв ещё немного возле ожидающей его машины, забросил в неё тяжёлый кожаный чемодан, что держал в руке, а потом и сам погрузился на соседнее кресло рядом с молчаливым водителем и направился в старый отель «Отброшенный якорь». Мужчина всё ещё нервно оборачивался, прислушиваясь к посторонним звукам. А где-то вдалеке поезд, избавившись, как от бренной ноши, от пассажира, ради которого пришлось совершить ненавистную остановку, издал громкий прощальный свист и, извергнув из огненного чрева клубы темнеющего пара, будто проснувшийся потревоженный вулкан, оттолкнул себя от мёртвой точки и привычно заскользил по рельсам.
Старина Кит с железной дороги, наблюдающий за ярким прибытием ночного гостя, безразлично вернулся на свой пост, прикинув про себя, что этот потерянный, а точнее, заблудший человек покинет Лютевилль, как и многие другие пилигримы, уже на закате следующего дня.
Странник, промаявшись в тёмном номере почти до самого утра, не смог сомкнуть глаз, лёжа в крошечной постели, не подходящей ему по росту, и изучая слабо различимые предметы вокруг. Он вздрагивал каждый раз от любого мимолётного шума на весенней улице под окном, шороха или возгласа в соседних номерах, даже от чьих-то шагов в коридоре и от звука воды, капающей из старого крана в ванной, пока не догадался положить тряпку на нужное место.
Наступил рассвет. Но в то утро новый день вместо живописного восхода солнца одарил жителей города мрачным простреленным небом и настроением былой утраты и тоски. Собравшись с силами, мелкий противный дождь монотонно забарабанил по тёмным крышам и прозрачным окнам в одном и том же музыкальном ритме, сводя с ума меланхоликов и психически нездоровых людей, точно возвращая кому-то или чему-то обещанный долг.
Когда пришелец вновь открыл глаза, он почувствовал себя ещё более разбитым и каким-то израненным. Левый глаз был немного меньше в сравнении с правым, и теперь, в дневном, пусть даже и в сером, свете, на его смуглой коже были видны все изъяны, старые и свежие шрамы.
Странник вышел на открытый балкон, желая лучше познакомиться с плачущим городом. Но, попав под жёсткие капли очищающего дождя, он почувствовал жжение на коже и в области груди. Ему казалось, что этот дождь был каким-то особенным и начал разъедать его, как серная кислота. Мужчина безмолвно скривился от боли и, попятившись, сильно ударился об острый угол затылком. Потеряв сознание, он упал, неуклюже распластавшись на полу балкона, окружённого коваными узорными решётками, объединёнными горизонтальной перекладиной, на которую уселись прилетевшие воркующие голуби…
Капли продолжали падать на одежду, кожу и уже дымящиеся амулеты. Дыхание путника стало прерывистым.
Не обращая внимания на это, Лютевилль продолжал жить обычной жизнью.
Через несколько улиц от отеля мистер Силверсмит отдавал приказы подчиненным в ювелирной мастерской. Герман стоял, как обычно, в булочной на улице Судорога в очереди за свежей выпечкой, опираясь на палку. А Терри, сбежав с уроков в компании Оскара, прыгал по свежим лужам и случайно познакомился с одиноко бродившей по улице Верой, пообещав присоединиться к поиску её родителей.
В другой части города садовник Ленокс, счастливо улыбаясь, наблюдал за дождём и рассматривал, как капли, падающие с неба, ублажают, наполняют любимые растения, цветы и деревья живительной влагой. Мужчина в бирюзовом берете вышел на улицу, напевая весёлую песню и умылся блаженной водой.
***
После заката поезд снова сделал остановку в Лютевилле. Но на этот раз никто не сел в поезд, никто не спустился на перрон.
Старина Кит на мгновение выглянул из привычной будки и, помахав то ли машинисту, то ли кому-то невидимому, вернулся на любимое место. Дождь прекратился.
Тайная встреча
Кукла Кенна сидела в своей уютной гримёрной комнате в кинокомпании «Лисий хвост». Сняв с себя сверкающую диадему и надменно посмотрев в зеркало, она приблизилась к отражению и лукаво улыбнулась, всматриваясь в свои холодные глаза. Свободно расправив плечи, девушка взяла алую помаду и, поправив слегка изношенный после завершающей сцены макияж, извлекла из сумочки флакон духов с искрящейся даже в полумраке розовой жидкостью. Открыв «маленькую хрустальную пробку», Кенна нанесла капли ароматного, чарующего содержимого на изящную шею, запястья, на светлые, практически белоснежные завитые локоны, на мочки ушей и другие части тела. Это были её любимые духи с особым секретом.
Тем временем в роскошный дом Силверсмитов, похожий на дворец, позвонили. И слегка заспанный слуга по имени Уэлэн, открыв дверь, встретил знакомого почтальона Даффи и принял из его рук конверт для мистера Ливия Силверсмита, хотя письма юношам приходили крайне редко… Мистер Уэлэн поднялся по лестнице на второй этаж и, зайдя в комнату Ливия, вручил тому письмо – лично в руки. Отдавая послание, он снова отметил, что, несмотря на годы, проведённые с мальчишками, так и не научился, как и многие другие, их различать. Но был уверен, что спрашивать, кто из них кто, – ещё более невежливо.
Молодой человек в бархатном костюме озадаченно повертел в руках тонкий конверт. Прочитав имя адресата, он пылко взмахнул чёрными, непривычно длинными волосами и поспешно удалился в сад, где присел на ступеньки у фонтана. А где-то с другой стороны дома его брат-близнец вышел из отцовской машины и, задорно хлопнув дверью, зашагал к особняку.
Убедившись, что его никто не видит, юноша у фонтана жадно, возбуждённо надорвал коричневую бумагу, под которой соблазнительно выглядывал белый листок, щедро источавший знакомый аромат духов, сводивший с ума. В послании красивым почерком были выведены адрес незнакомого дома и точное время встречи, больше ничего. Но даже нескольких строк оказалось более чем достаточно, чтобы молодой человек испытал прилив сладострастного опьянения от одной только мысли, что увидится с ней наедине. Впрочем, об этой романтической встрече с некоторых пор втайне мечтал не только он, но и его брат.
Целый день режущий от солнца свет стал наконец более дружелюбным для глаз. Не сказав никому ни слова о письме, молодой человек в бархатном костюме, лицо которого украшала россыпь умилительных веснушек кофейного оттенка и пронзительный голубой взгляд, волнительно посмотрел на стрелки карманных часов. Затем надел любимые кольца и цепи и облачился в коричневый костюм, украшенный узорами из серебряных нитей и серым круглым воротом, не забыв прикрепить брошь в виде ключа с изумрудом. Ровно в 8 вечера, посмотрев на себя в зеркало, юный красавец взял письмо, покинул дом и попросил самого молчаливого водителя отвезти его по заветному адресу, после чего отпустил.
Трёхэтажный серый особняк, обнесённый декоративной изгородью и запущенным садом, не привлекал особого внимания. В поле зрения всадников и пассажиров проезжающих машин попадал лишь силуэт ветхого здания, от которого серпантином вверх струилась отдельная дорога, так что издалека казалось, что дом забыт и заброшен. Юноша уверенно прошёл по длинной дороге, взбудоражив пыль и песок под ногами, и, поймав на лету жужжащее насекомое, буквально взлетел по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь висящей на ней железной подковой.
Дверь отворила Кенна. Сегодня она была ещё более прекрасна, чем тогда, в бальном зале. Огненно-красное блестящее длинное платье с глубоким декольте в форме сердца и переливающиеся украшения подчёркивали её утончённую красоту. Кенна кокетливо посмотрела на юношу, изучая его лицо до тех пор, пока парень смущённо не отвёл глаза в сторону, и наконец впустила гостя.
– Привет, Криус!
Криус довольно улыбнулся, затем посмотрел на девушку другим, уже вовсе не мальчишеским взглядом.
Пока Кукла, похожая на русалку в обтягивающем, как из самого сокровенного сна, платье, шла в сторону камина, над которым висело каменное солнце с изогнутыми лучами, чтобы предстать перед Криусом в уверенной позе, юноша начал разговор:
– Дорогая Кенна, мы оба знаем: был бы я Ливием, ты бы вскружила мне голову, а потом случайно коснулась важной темы, которая наверняка тебя волнует. Потом ты бы терпеливо ждала, пока я всё обдумаю и соглашусь помочь. А потом… мы бы вместе увлечённо подбирали ключ к некой разгадке, которую ты самостоятельно разгадать не можешь. Но раз здесь я, а не Ливий, – Криус озабоченно вздохнул, – не будем тратить время на долгие переговоры.
Кенна восхищённо прищурила глаза. Она вдруг поняла, что перед ней стоит не просто красивый юноша, а мужчина с прозорливым умом, и впервые за долгое время покраснела так, что румянец проступил даже сквозь искусно нанесённый макияж. Криус, заметив это, сделал уверенный шаг вперёд.
***
Незаметно стемнело.
– Речь идёт об украшениях из вашей династии, пропавших много лет назад, о которых тебе, конечно же, известно, – Кенна поправила роскошное платье и причёску и выжидающе замолчала.
– Зачем они тебе?
– Мне нужна только одна вещь – золотой слон с бриллиантовыми глазами, – на вопрос «зачем?» Кукла, естественно, не ответила.
– Что я за это получу? – Криус почесал недавно поцарапанное ухо, спрятанное под волосами…
Актриса тут же пришла в ярость от такой дерзости: девушке словно дали пощёчину, её зрачки расширились, лицо окаменело, от взгляда повеяло холодом. Правда, спустя мгновение гнев угас, так же внезапно, как и вспыхнул, а колючий, ледяной взгляд снова стал мягким. Кенна вдруг вспомнила Ливия, с которым познакомилась на балу и о котором знала от старшего Силверсмита, и искренне улыбнулась. Она подумала о том, как всё же Ливий не похож на брата и отца, и зажгла ещё несколько свечей, прикоснувшись к ним рукой.
Криус заигрывающе затушил свечи, управляя силой ветра, и изумруд на его броши засверкал зелёным светом. Резкий поток воздуха распахнул настежь грязное снаружи окно, и из тревожно-таинственной темноты в комнату неожиданно влетел какой-то тяжёлый предмет. Что-то разбилось. Раздался звон, эхо от которого мгновенно разнеслось по особняку, нарушив романтическую тишину. В воскресшем пламени погашенных свечей Кенна и Криус рассмотрели разбитый старый сосуд, шатающийся из стороны в сторону. Рядом на полу лежал камень, а из сосуда выливалась тёмно-фиолетовая жидкость с одурманивающим запахом.
– Нужно уходить! – Кенна резко развернулась к выходу.
Криус поспешно протянул Кукле руку, и девушка в красном соблазнительном платье вместе с юношей, которого называли «принцем», покинули тёмный особняк. Между тем жидкость, вылившаяся на пол из разбитого сосуда, начала пузыриться, словно пошла какая-то химическая реакция, а яркие цветы в вазе почернели.
На улице молодые люди ощутили приятное лёгкое дуновение ветра. Страшное небо над ними таинственно молчало, и звёзды продолжали целоваться сиянием…
Ботинки пустившие корни у «Пропасти в рай»
Это случилось в конце последнего месяца прошлого лета. Царила непроглядная ночь, даже полумесяц где-то неуклюже затерялся во мраке. Море беспричинно суетилось, споря с ветром, и начинался шторм. Большинство моряков уже спали в своих маленьких каютах, когда пьяный полуголый юнга по имени Урлик, выскочивший на палубу очистить желудок, застыл в неуклюжей позе. Молодого человека шатало из стороны в сторону, как и судно, и в этот самый момент на него обрушилась огромная волна, окатив с головы до пят холодной водой, затем ещё одна…
Урлик плюхнулся на пятую точку, пытаясь разлепить залитые солёной водой глаза и склеенные в одну секунду ресницы. Проведя пару мгновений в оцепенении, он стал приходить в себя: потрогал голову растопыренными пальцами и, ощутив «остатки» своего сознания (по крайней мере, так ему казалось), резко поднялся на ноги и устремился в каюту с некой одержимостью, поскальзываясь то и дело на мокрых ступеньках. Забрав оттуда ворох старых коробок, парень вернулся на палубу и в отчаянном полубреду принялся скармливать их ненасытным волнам, будто принося жертву ради собственного спасения, а может, и ради спасения целого парусного корабля, которое не имело пробоины и не тонуло, но раскачивалось, как качели, всё сильнее и сильнее.
В этих коробках, покоящихся в каюте юнги во время странствия, беспробудно дремали детские игрушки: маленький гном и деревянный ослик, которых он хранил как память о ком-то важном, искусно собранные сложные оригами и старая заношенная обувь. Все они, коробки, были перевязаны намертво тугими бечёвками и долгое время не открывались, занимая свободное пространство и в без того небольшом помещении.
Урлику казалось, что море разговаривает с ним, и он, даже что-то отвечая, продолжал выбрасывать за борт жестяные вёдра, тряпки и ещё что-то нужное из инвентаря…
Начался сильный дождь…
С трудом снова поднявшись на ноги и зашатавшись, юнга в подкатывающей зыбкой панике направился к штурманской рубке, ощущая резко повышающуюся температуру, но, поскользнувшись, опять упал. Опьяняющий дурман новой волной разлился по телу, и юноша забыл, куда и зачем держал путь. Вместо подсказки в голове возник образ грозного, вечно лохматого, как собака, капитана. Урлик вызывающе икнул, совершенно не представляя, почему ему вспомнилось лицо, лишь отдалённо казавшееся знакомым. В глазах у юнги то ли двоилось, то ли троилось… Урлику виделось, будто у сумасшедших волн выросли длинные светящиеся языки, которые, гипнотизируя, благодарно лижут голые ноги и тонкие кисти рук и бесцеремонно закрывают тяжёлые веки. Паника постепенно перерастала в умиротворённость, и юнге мерещилось, как сложенная из бумаги птица, чудесным образом выпорхнув из коробки, обретает настоящие перья, клюв и глаза-бусинки, жертвенно врезается в надвигающуюся волну и исчезает из виду. Длинные языки тёмно-синих убийц, как хищные хамелеоны, поглотили её. Урлик погладил урчащий живот, пробормотал что-то невнятное на иностранном языке и забылся.
В то время как морской шторм с каждой минутой усиливался, мистер Лют прохаживался по покоям и искушённо любовался светлыми локонами гостьи, сияющими при тёплом, почти согревающем огненном блеске свечей. Оторвавшись на мгновение от созерцания прекрасного, он поглядел в зачарованное окно, где в ночной темноте, казалось, не было видно берега моря, даже из высокого замка. Но мистер Лют видел всё и всех на большом расстоянии, возможно, даже с закрытыми глазами. Сделав большой глоток тёмно-красного, почти бордового напитка, высокий джентльмен с еле заметным в полумраке шрамом над левой бровью громко рассмеялся властным баритоном, пронизывающим девушек до костей. Он явно о чём-то размышлял и вдруг, довольно прищурившись от задуманного, гордо задрал подбородок с небольшой ямочкой.
От мистера Люта заструился шлейф из сверкающих блесток… и невидимый свет от непревзойдённого лоска.
Девушка, улыбнувшаяся Владыке, изящно распустила ухоженные длинные пальцы медленным жестом, тоже потянувшись к бокалу…
***
А рядом со стихией, где-то на одиноком гладком камне у самой воды лютевилльского побережья, в месте, называемом «Пропасть в рай», вертелся промокший лис, уворачиваясь от порывистого ветра.
Насытившись рыбой, обессиленной от тряски и выкинутой неистовой стихией на берег, лис танцевал на тёмно-коричневых лапах, всматриваясь в даль, где совсем недалеко виднелся силуэт тёмного корабля, проплывающего мимо.
К тому моменту почерневшее море не просто волновалось – оно гневалось, и шум истязающих друг друга волн приводил в ужасающий трепет… Ко всему прочему небо всколыхнула оглушительная гроза, и последующая за ней яркая вспышка молнии, разрезав чернильную бесконечность, осветила прижавшегося к камню трясущегося лиса, который перестал вилять хвостом в нетерпении, и подплывающие к берегу лёгкие коробки, терзаемые разъярёнными волнами.
Зелёные, слезящиеся глаза животного сузились от ветра.
Дождавшись наконец, когда неизвестные предметы окажутся на берегу, «рыжий» оттащил их острыми зубами от плещущейся воды на мокрый песок. Обнюхав всё в темноте и не найдя ничего съестного, уже сытый, но сильно продрогший от холода лис всё равно решил отнести коробки подальше, одну за другой утаскивая к секретной норе у кустов, растущих на плоском островке возвышающегося склона, где иногда устраивал ночлег, отбиваясь от стаи, что обитала в Вересковой пустоши.
Дотащив к кустам коробки, которые были ему нужны скорее из любопытства, лис успел разодрать в клочья одну – с обувью, но разорвавшая небо гроза испугала бедного животного настолько, что тот в истерике забился в нору и, потеряв интерес к новым игрушкам, свернулся калачиком и, продрожав немного, обессилено ударился в дрём.
На заре, заметно повеселев, просохший рыжий лис вылез из норы и играючи загнал тёмной лапой одну из коробок под кусты. Попрыгав на страшных и рваных в некоторых местах замшевых ботинках, он переключил внимание на более интересную добычу, цокающую копытами на склоне, и устремился за ней, отдаляясь от любимого секретного места…
В тот же день, спустя некоторое время, когда на море поднялся очередной шторм, упавшая девочка Роза в погоне за папиной фуражкой первая обнаружила коробку с игрушечным необычным гномом, притягивающим к себе, точно магнит. Тогда с сестрой Верой они и принесли её в дом, несмотря на отговоры родителей.
…Примерно через неделю Криус с братом-близнецом Ливием, поднимаясь по склону и неся сундук с драгоценными и полудрагоценными камнями, пнул мысом ботинка коробку, в которой находился игрушечный ослик. Коробка, обнажённая на открытом пространстве, привлекла внимание бабушки Агнеты, что шла на пляж развеять свои печали.
Пожилая бедная женщина, следующая на пляж полюбоваться закатом, очень осторожно спускалась по склону и внимательно смотрела под ноги: каждый шаг давался ей нелегко. Удобный спуск находился гораздо дальше, в другой стороне, но ей вовсе не хотелось идти в обход. Заглянув в коробку и вытащив оттуда необычного деревянного ослика, Агнета забрала его для внука домой.
Но на этом история не закончилась…
Коробка со сложенными оригами исчезла из виду…
А старые ботинки из разорванной коробки, принесённой лисом с пляжа, стояли у кустов в покое довольно долго, не обращая на себя никакого внимания. Только ближе к концу осени на эту пару наткнулся светлый кудрявый человек. Он хотел было взять находку в руки и рассмотреть, но пожухлая трава и растения пригвоздили её к земле, как свою собственность, не отпуская… Так ботинки пустили корни у «Пропасти в рай»…
На мгновение человек, пытающийся освободить обувь, задумался, а потом с неимоверной силой дёрнул один ботинок, точно это был посаженный картофель…
В ту секунду мужчина испытал странные муки совести, точно почувствовал, что нарушил чей-то план, но было поздно.
Его кровь уже синела, а зрачки меняли форму…
Барахольщик Остин
Весна в портовом городке распускалась, как многослойный бутон цветка, и день за днём солнечное тепло обнимало всех жителей Лютевилля, всё сильнее стискивая их в нежных объятиях. Живые, насыщенные запахи вылетали из окон домов, ускользали из ресторанов через приоткрытые двери, струились над продуктовыми рынками. Они одурманивали в садах и многолюдных парках, переплетались на побережье с блуждающим морским бризом и с жёлтыми, поднимающимися столбами ненавистной пыли, что неслись по дорогам, как призраки лошадей. А затем все вместе закручивались в бодрящем непредсказуемом городском букете, что преподносился каждому прохожему.
Хотя для большинства жителей Лютевилля запах города начинался с их собственного мира. Например, для куклы Кенны – с аромата её чарующих духов. Для Германа – с запаха пота, а потом уже – с любимых блюд и сладких шоколадок, каждый раз так приятно тающих во рту. Для мистера Мелвилля – с масляных красок и графитовых карандашей, хотя многие бы и не смогли определить, чем же они всё-таки пахнут. А для клоуна Мямли – с тайн и запахов циркового закулисья, где катались по полу большие шары со звёздами и прятались деревянные булавы.
Лютевилльцы (да и обитатели других городов) старались избегать невкусных запахов-зловоний и воротили носы от отходов, свалок, мусора и прочей нечисти. Но нелюбопытный прихрамывающий старик Остин Блэк, чей силуэт показался на улице Судорога, остановился по привычке на углу улицы и с интересом навис над покрытым грязью и вмятинами мусорным баком. Что-то лежавшее сверху привлекло его внимание, и через секунду он с осторожностью извлёк из зловонной ёмкости старое чёрно-белое фото с изображением трёх маленьких девочек-тройняшек, покрытое широкой паутиной и испачканное полупрозрачной красной слизью. Присмотревшись к фото повнимательнее, старик быстро спрятал его в уже наполненный мешок, посчитал что-то в воздухе пальцами, решая некую головоломку, и, оторопев, пришёл к какому-то умозаключению. Посмотрев с опаской на домик Блуме и Фруме Гробер, старик на секунду даже приоткрыл рот, затем резко его захлопнул и поплёлся дальше. За Остином Блэком, как обычно, на небольшом расстоянии следовал дикий волк, вальяжно переставляя лапы и распугивая прогуливающихся прохожих.
…Где-то неделю назад, притаившись у второго дома по улице Канитель, где жил его единственный взрослый сын, за которым он, бывало, бесстыдно подглядывал в окна, потому что тот не желал общаться с отцом, Остин случайно заметил: в ночи к отдельно стоящему дому мистера Данна подобрались необычные тени. Удалось даже рассмотреть их силуэты, хотя старик далеко не сразу понял, что увидел, а когда осознал, испугался так же сильно, как и сейчас, рассматривая старое фото. Но, по обыкновению, никому ничего не сказал.
Старик Блэк пересекал призрачный Лютевилль, опираясь на трость. Он был в широкой панамке, из-под которой торчали клочками в разные стороны седые пряди прямых волос, в коротких штанах на подтяжках и запачканном пиджаке, не подходящем по размеру, с заплатками на локтях. Пиджак, явно снятый с чужого плеча, сидел нелепо, и весь вид Остина был какой-то несуразный, неряшливый… Чувствовалось, что со стариком что-то не так. Но отталкивала в нём даже не привязанность покопаться в чужом мусоре, и не ощутимая растерянность, и не лютый волк, сопровождающий по пятам, а нечто другое, да ещё… эти длинные губы. Казалось, они растянуты от уха до уха, так что страшно было их даже представить в расплывшейся улыбке.
Многие, кто знал или встречал чудаковатого Остина, называли его барахольщиком или мусорщиком, кем он, собственно, и являлся, и думали, что мистер Блэк – бездомный и совершенно пропащий человек. Но старик не был бездомным и жил в доме, который опасно стоял на скале у моря, скрытый от людских глаз и забитый внутри разнообразным хламом. С той стороны берега, где мало кто бывал, поэтому даже те, кто и проходили мимо, никогда не замечали у ветхой хижины её владельца: путешествуя целый день по Лютевиллю, Остин возвращался к ночлегу только на закате.
Костлявый Блэк жил в полном одиночестве, и его старое покосившееся жилище с облупившейся черепицей на скале привлекало лишь горных животных, что разбегались при виде огромного волка, охраняющего территорию вокруг.
Задумавшегося о чём-то Остина окликнула кудрявая рыжая бестия лёгкого поведения, вульгарно демонстрируя оголённые участки тела, выскакивающие из туго затянутого корсета. Но, не удостоив её даже потерянным взглядом синих, как небо, глаз, пожилой мужчина, в голове которого звучали мистические переливы оркестровых арф вперемешку с проносящимися кричащими тайнами Лютевилля, похромал к цели дальше, перекладывая с одного плеча на другое тяжёлый мешок, набитый всякой всячиной. С ним из последних сил он доковылял до милой улочки под названием «Улица зелёных крыш», где, тяжело вздохнув, сделал привал у единственного широкого ветвистого дерева, свалив мешок, как тяжёлую ношу. Затем худощавый старикашка разулся и, не спеша потоптавшись ногами по сочной, но ещё прохладной траве, достал из пиджака папиросы и спички и трясущимися руками сделал наконец долгожданную затяжку. Волк держался в стороне.
Не успев до конца выпустить дым изо рта, Остин, задетый пробегающими мимо чумазыми детишками, вырвавшимися, как тайфуны, на свободу после рабской рабочей смены на хлопчатобумажной фабрике, испуганно закрылся руками, как свернувшийся листок дерева.
Их одежда и волосы, впитавшие в себя запах машинного масла и сальных свечей, окутывали шлейфом всех прохожих, и некоторые демонстративно отворачивали носы, будто это были не грязные дети, а маленькие свиньи, испачканные в навозе. Солнце медленно опускалось.
Проворчав что-то невнятное, Блэк бросил последний взгляд на один из домов с зелёной крышей, под которой находилась антикварная лавка и магазин с дорогим парфюмом, как будто что-то или кого-то желая там увидеть. Затем, обувшись, снова взгромоздил поклажу на плечи и уже без остановок поплёлся к дому, где обожжённые солнцем волны, расцеловывая друг друга, догоняли одна другую в разном темпе. Обдумывая новую, внезапно раскрытую тайну, которую, как и все остальные, он, возможно, унесёт когда-то в могилу, Остин наконец раздвинул губы в кошмарной улыбке.
Тем временем мистер Лют, подойдя к разложенной на столе карте, привезённой сестрой Фейрли, остановился и замер на несколько секунд. Затем посмотрел в окно и обнял глазами краснеющий закат.
Время пришло.
***
– Ох, Терри, да что там с тобой происходит? Райан, посмотри, он весь в горячем поту. Может, заболел? Разбудить его?
– Просто кошмар, – отмахнулся отец Терри и, развернувшись, покинул комнату мальчика без особых эмоций.
Ранним утром Терри резко открыл глаза и, восстанавливая дыхание от испуга, осмотрелся вокруг. Ущипнув себя за ногу, он просидел на кровати ещё некоторое время, прежде чем заглянуть под кровать, где раньше хранился его тайник с сокровищами. Там его не оказалось!
…Леди Белинда Скотт поставила чашку на блюдце и настороженно посмотрела в окно: на ветках яблони, не так давно пробившей окно в комнату садовника мистера Ленокса, чтобы спасти его от зачарованного сна, красиво расцветали розовые бутоны.
Кукла Кенна в свежем утреннем макияже нежилась в золотисто-медной ванне, над которой медленно поднимались мыльные пузыри. Она кокетливо смеялась наедине, наслаждаясь тишиной, и вспоминала горящие свечи мистера Люта, как вдруг, всматриваясь в воспоминание, почувствовала себя непривычно неуютно. Её объяло наваждение.
А на границе с Лютевиллем стояли три путника, вечно появляющиеся там, где происходят какие-то странные или ужасные вещи. Обычно они выглядели слегка растерянными и носили тёмные одежды-балахоны наподобие тех, что были в моде в XVI – XVII веках. Сейчас они стояли одни и могли говорить без страха быть услышанными. Громко обсуждая новую предостерегающую опасность в виде приближающегося красного тумана, они решали, как могут поступить на этот раз.
Мимо пролетела белоснежная ворона. Путники замолчали. А затем бесследно исчезли.
…Барахольщик Остин ещё дремал в загромождённой со всех сторон постели, подпёртой с одной стороны Говорящей книгой мистера Евандера Ли, в один прекрасный день оставленной кем-то в парке.
В городе воцарилась мёртвая тишина, и каждый житель Лютевилля нечаянно вздрогнул.
Лютевилль в красном тумане
Жаркая дождливая ночь накануне первого летнего дня, оставив после себя разочарованные зеркальные лужи, растворилась…
Чёрные лепестки подснежника, нашедшие когда-то своих хозяев и выполнив своё предназначение, давно уже засохли и раскрошились. Люди забыли об устрашающих стрекочущих звуках, которые, разрезая воздух, невольно заставляли думать, что город вот-вот разрушится, и о продолжительных снах, которые оторвали лютевилльцев накануне новогодних праздников от привычного хода событий…
Наступал новый день, и восходящее над Лютевиллем раненое солнце, объятое кровавым ореолом, угрожающе растекалось по безвольным облакам, будоража дикой красотой фантазии настороженных просыпающихся жителей, никак не ожидавших, что лютое огненное зарево – начало расплаты за совершённые тёмные и… светлые поступки.
Где-то в бесконечном небе сверкнули защитные серебристые искры, которые тут же утонули в солнечных лучах.
Мистер Лют, облачённый в роскошный тёмно-синий костюм, из-за переполнявших эмоций опрокинул песочные часы на деревянный макет города. Затем надел сияющую глянцевую шляпу-цилиндр и покинул замок, на крыше которого в ту же самую секунду единственная притаившаяся каменная гаргулья, оживая, повернула голову в сторону Зелёного пруда.
То же самое происходило и на крыше замка Смоггибург, и на некоторых других старинных зданиях: устрашающие длиннокрылые, но прекрасные существа плавно меняли своё положение и снова замирали.
На этот раз город, просыпаясь, почуял неладное и как-то нелепо засуетился, кто-то даже выглядывал в окна или настороженно выползал на балконы, пытаясь рассмотреть то, что ещё никого не настигло. А некоторые странные вещи уже начали происходить без предупреждения.
Чёрные шустрые крысы выскакивали из канализаций, мусорных баков и, формируя колонны, перепрыгивая друг через друга, спешили через весь город по красным лужам на противоположную от берега сторону, везя на себе миллионы кусающихся блох.
Собаки, бродившие по дворам, ещё не лаяли, но, приняв сосредоточенную стойку, стояли настороже и болтали хвостами из стороны в сторону. Разноцветные коты и кошки, вылезающие отовсюду, как тараканы, пропустив утреннее умывание, опасливо прижимались к каменным стенам, высоким дверям бронзово-кофейных домиков и другим твёрдым поверхностям, отскакивая от неожиданности при виде несущихся серой волной крыс и мелких мышей.
Волк, лежащий у подножья кривого дома Остина Блэка, что часть ночи бродил у заброшенной психиатрической клиники «Дрейли», вскочил на лапы и протяжно заскулил. А белая ворона, раскрашенная кровавыми оттенками солнечных лучей, уже летела к беловолосому альбиносу – клоуну Мямле, рисующему дрожащими от страха руками яркие синие тени. Заехав неровной линией за край глаза, клоун откинул кисточку в сторону и решил покинуть цирковой шатёр без особых причин, бросая острые, точные взгляды на привычный до боли инвентарь. Где-то свирепо зарычал проснувшийся лев и зачирикали взъерошенные птицы. Выходя, он увидел Викторию, они обменялись тревожными взглядами. Девушка решила пропустить ответственную репетицию и немедленно отправиться к Аделарду…
Докурив последнюю папиросу, Мямля вернулся к маленькому приёмному сыну Грэди и настоятельно попросил позаботиться о нём старую знакомую Виолу, которая присматривала за мальчиком уже как за родным.
– Даже если со мной что-то случится! Смотри за ним в оба!
Мямля снова покинул шатёр, протянул руку, и подлетевшая белая ворона, сев на неё, взгромоздилась по руке на плечо хозяина.
…в самом замке Смоггибург немая маленькая кукла, сидящая на подоконнике, спрыгнула вниз и, разбудив кукловода-чревовещателя Кауфера Хавста, устремилась к двери, зазывая его за собой. Тот послушно поплёлся, ощутив себя впервые за долгое время заточения в замке ведомым по собственному желанию.
На горизонте, из ниоткуда, сливаясь местами с ещё огненными, тающими облаками и обездвиженными тихими волнами, показалась янтарно-красная дымка и еле заметно, всасываясь в окружающее пространство, заскользила в сторону берега, подкрадываясь к Лютевиллю…
…Оскару больше нечего было бояться. Став и для родителей ребёнком, про которого они почти не помнят, невидимка Оскар с сожалением заправил кровать, ещё пока принадлежавшую ему, и посмотрел на стол, где накануне вечером умиротворённая временем мама трогала его вещи и любимые игрушки, а затем, уложив их в мешок, убрала на чердак.
Мальчик вытер быстро бегущие по опухшему лицу слёзы и собрался к единственному другу Терри. Но до этого ему просто необходимо было побыть одному… Одному в своём тайном укрытии у Зелёного пруда, где рос камыш, а стебли торчали из воды, как копья невидимых солдат (так он себе иногда фантазировал). Оскар опять вспомнил старуху в серой шляпе и нервно почесался. Тогда ему стоило лишь пересечь черту её дома, чтобы проснуться другим или вовсе не проснуться – разницы особой не было…
Сделав крутой вираж перед встречей с Терри и дойдя до моста у пруда, Оскар заприметил незнакомого мальчика. Тот подкармливал доверчивых подплывающих рыбок какой-то снастью и казался очень грустным! Поймав чей-то взгляд на себе, Бонни, хранивший маленького ослика в кармане, обернулся к Оскару и смог его увидеть! Разговорившись ни о чём, Оскар предложил новому знакомому вместе пойти к Терри, где их уже ожидала звонко смеющаяся, как колокольчик, Роза и её старшая задумчивая сестра Вера. Им пятерым очень многое предстояло обсудить, но они пока не знали, что именно.
Где-то в «Шипящем лесу» притаился в дупле старого дуба маленький проказник гном. Проснувшись, он поправил съехавший колпачок орехового цвета, покинул укрытие и потопал маленькими шажками через лес в сторону Фейревилля: здесь его больше ничего не держало.
…Красный туман, достигший места под названием «Пропасть в рай», пощупал берег. Слепые люди прозревали, наблюдая чудовищные события.
А на одном из самых высоких утёсов у моря Криус и Ливий, а чуть поодаль и сам мистер Лют, стоящие перед лицом опасности, управляли своими силами и гнали сильный разъярённый ветер через весь город. Пытаясь одной стихией победить другую – мистический красный туман, который мог навредить всем жителям или вовсе стереть Лютевилль в порошок. Броши «принцев» сверкали зелёным свечением, а в разгневанных карих глазах владыки бушевал несдержанный огонь. Внезапно он заприметил белую летящую ворону и еле заметно улыбнулся.
Красная пелена тумана была непроглядной. Рассмотреть какие-либо очертания и его протяжённость не представлялось возможным. Туман казался бесконечным.
Приветственная вывеска «Добро пожаловать в Лютевилль!» с россыпью сверкающих звёздочек погасла и накренилась на бок.
На кладбище творилось что-то невообразимое. Пролетающий дикий ветер, особенно зацепившись в этом месте, поднимал в воздух упавшие, оторвавшиеся от далеко стоящих деревьев ветки и отрывал редкие цветочки от земли вместе со стеблями. А затем (из-за ветра или нет, неизвестно) одна за другой задрожали могильные плиты…
При виде этой картины ошарашенный мужчина, бродивший между могил, бросился наутёк. Но было уже поздно: его шляпу подхватил и закружил ветер, шевеля редкие кудрявые волосы, а галстук, выскочивший из-под пиджака, взметнулся с силой вверх и принялся душить «хозяина». Точно кто-то невидимый подвесил мужчину за галстук – ноги «мистера неизвестного» оторвались от земли на несколько метров, и его несколько раз покрутило, словно рыбку на крючке, пойманную на удочку. Спустя несколько секунд мужчина, как мешок картошки, был резко отброшен вниз и почувствовал, как большеберцовая кость левой ноги отвратительно хрустнула.
…Герман, уютно сидящий на кухне, смачно затолкал в рот большой кусок сочного жареного мяса, пропитанного блестящим маслом, как вдруг нечаянно подавился и схватился за стол пухлыми руками, трясясь от удушения и страха и пытаясь освободить дыхательные пути отхаркивающими движениями. Пока один из жуков-скарабеев, ползающий по столу, не залез по его руке и не стал подниматься выше… всё ближе и ближе подбираясь к приоткрытому рту. Жёлтый чайник, стоящий на плите, отчаянно засвистел.
Многочисленные часы в комнате мирно спящего детектива Вилкинса совершенно без причины одновременно зазвонили в разной тональности и с разным интервалом. Они заглушали другой звук – предупреждающий об опасности звон колокольчиков, разносящейся по улицам сходящего с ума города.
Мистер Евандер Ли, работавший всю ночь под романтические песни французской певицы, допил третью кружку кофе. Затем встал из-за стола, снял пластинку с проигрывателя и без проявления внешних эмоций выбросил её из открытого окна. Она приземлилась на голову барахольщику Остину, который, рассмотрев сокровище, открыл мешок и запихнул её вовнутрь. Сегодня у него был великолепный улов – барахольщик растянул длинные губы в устрашающей улыбке и засмеялся низким сиплым голосом, от которого бросало в дрожь.
Ветер усиливался. Растерянные люди бежали в укрытия.
В руках божественно красивой Кенны заблестела статуэтка золотого слона. Девушка возникла, казалось бы, из ниоткуда и оказалась рядом с мистером Лютом и близнецами. Её белоснежные волосы развивались на ветру во все стороны. Несмотря на опасность, она выглядела непобедимой. Приложив некоторые усилия, кукла хладнокровно повернула слону голову набок. Его бриллиантовые глаза заблестели, но вместо того чтобы время вернулось вспять, как это предполагалось по древней легенде, оно начало искажаться. А кроваво-красный туман стремительно продолжал продвигаться в город, и мистер Лют с близнецами медленно отступали. Кукла сдержанно следовала за ними.
Мистер Лют прошептал: «Всему своё время» – и снова отчаянно запустил столп защитных сверкающих искр в небо. Но яркий туман, наполненный огнём, на миг остолбенев, превратился в окровавленную вату, снова пошевелил щупальцами и, замирая на ходу, продолжил своё течение…
Удивлённые жители видели себя и родственников то постаревшими в непривычной обстановке, то наоборот – молодыми…
А когда-то ушедшие как ни в чём не бывало занимались привычными делами в своих домах и квартирах.
Домой вернулся и Глен, ехидно улыбаясь, и Джоан, и Пётр со Стефанией. Стефания заплела волосы в привычную косу, безразлично посмотрела на часы, стрелки которых крутились то в одну, то в другую сторону, и принялась за приготовление вкуснейшей выпечки, громко постукивая скалкой.
Лютевилль, объятый страхом и ужасом, закружило в водовороте странных происшествий… Тем временем красный туман, просочившись через редкие дома на утёсе и береговой линии, подступился к Вересковой пустоши.
Гигантская паучиха, скрывающаяся долгое время в подполе ванильно-кремового домика, сбила с ног помолодевшую Блуме и, перебирая длинными лапами по лестнице, выскочила наружу. Наверняка с ней тоже что-то произошло, и добровольное заточение больше не входило в её планы.
Флуме Гробер испуганно отшатнулась, поправляя съехавшие на нос очки, и попятилась к окну, за которым всё в округе расплывалось в янтарно-багровых оттенках.
«Да и что можно поправить, если ничего изменить нельзя?» – эта фраза крутилась в голове у леди Белинды Скотт, которая снова отчаянно пыталась повернуть время вспять.
В это время чубарая пони по кличке Холи, жующая спокойно траву на поляне, резко подскочила, точно её ужалила пчела или даже молния, и поскакала в неизвестном направлении. Она то неслась, удивляя прохожих своими пятнами, то останавливалась в забытьи, а через время, устало цокая вновь, продолжала прерывистый путь.
Альбинос Мямля встретил красный туман глазами – по пути к узкой тропе, ведущей к Вересковой пустоши. Не дойдя до неё, мужчина упал у большого камня навзничь и зарыдал. Что творилось в его голове в этот миг, можно только представить. Кровавое небо побагровело, ветер закружился с удвоенной силой, а чистые слёзы клоуна продолжали бежать по белоснежному разукрашенному лицу и ярким губам, стекая большими каплями, буквально разбрызгиваясь на тонкие кисти рук и растекаясь по камню тёмной волнующейся лужицей. Тишина, внезапно продавившая пространство, задержала дыхание и извергла из себя послание в виде первых острых градин, что ударили по голове и шее спасителя Мямлю, а затем Владыку города и всех остальных по цепочке…
– Мямля дома! – снова произнёс коронованную фразу рыдающий человек.
Тёмные тучи, обволакивающее пространство всё сильнее гнали красный туман, избавляя город от сумасшествия.
– Мямля дома! – повторил теряющий силы клоун.
Леди Белинда Скотт, покидающая дом, всматривалась в небо, где виднелся еле различимый силуэт дирижабля, что долго не мог совершить новый манёвр. Она что-то прошелестела яркими фиолетовыми губами, и дирижабль наконец-то двинулся в путь.
Испуганный туман, совершив резкий вираж над Лютевиллем, растворялся в пустоте. Ветер успокаивался.
Маленькая Роза бежала с сестрой от новых друзей – Терри, Бонни и невидимки Оскара, прикрываясь тоненькими газетами. Её серебристый смех утопал в громком звоне падающего по крышам домов, мануфактур и разных заведений города града…
Девочки интуитивно бежали домой, где их снова встретил бы привычный запах какао и вкусных свежих булочек.
Тем временем мистер Лют пересёк Вересковую пустошь и, найдя обессиленного Мямлю, дружественно и гордо погладил его по спине… Где-то на скрипке заиграла радостная мелодия…
Обеспокоенные люди бежали навстречу друг другу, проверяя, всё ли с ними в порядке и всё ли на своих местах… Но вот на своём ли привычном месте стоял Лютевилль? Этим вопросом пока не задавался никто, кроме, пожалуй, слегка постаревшего, скачущего на чёрном коне в сторону леса мистера Люта…