-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Наталья Иванова
|
| Вызов принят
-------
Наталья Иванова
Вызов принят
Вызов принят
– Георгий Иванович! – в кабинет вбежала медсестра. – У больного остановка сердца!
Вот так тревожно, с разбегу, начался наш день. «Надо спасти, надо успеть!» – эти слова пропитали всё моё существо за годы работы в реанимации. Каждый раз, словно впервые, я чувствую невыразимое волнение и тревогу.
Сегодняшний день стал отправной точкой для ведения дневника рядового врача анестезиолога-реаниматолога: поведать реальные истории, поделиться интересными клиническими случаями из практики, просто и правдиво рассказать о наших буднях. Ведь память так ненадёжна. Нередко она искажает воспоминания, а так хочется сохранить пережитые чувства, показать жизнь реанимационного отделения изнутри.
Кто мы, врачи анестезиологи-реаниматологи? Наверное, первые, когда речь идёт о жизни и смерти, и вторые после Бога – в земной жизни. Нам дана высшая ответственность – возвращать жизнь. Справимся ли мы в следующий раз?
Я, Георгий Иванович Иванов, врач анестезиолог-реаниматолог. Работаю в Центре экстренной медицины, 15 лет общего стажа. Наша специальность всегда связана с неотложными ситуациями, которые требуют незамедлительной медицинской помощи. В целом работа в реанимации многому меня научила, я стал больше ценить жизнь.
Сегодня я открываю первый лист своего рабочего дневника.
//-- 07.01.2019 --//
– Быстро! Адреналин в вену! – сказал я медсестре, надеясь, как всегда, на положительный исход.
Сам продолжаю проводить непрямой массаж сердца. Поглядываю на монитор: асистолия. Сердце больного остановилось, никак не заводится.
– Что ж такое, Георгий Иванович? Ведь совсем молодой парнишка! – сказала моя медсестра. – Почему?..
Я многое повидал в жизни, но этого парнишку особенно жалко. Вчера вечером, когда он шёл домой, его избили неизвестные. Тяжёлая черепно-мозговая травма, переломы рук и ног. Сейчас нарастает отёк головного мозга, на фоне чего наступила остановка сердца. После десяти минут с начала реанимационных действий услышал радостный голос медсестры:
– Посмотрите, доктор, сердечный ритм восстановился!
Дрожащими от усталости руками проверяю пульс на сонной артерии: да, действительно есть. Из груди вырывается вздох облегчения.
– Проверь артериальное давление, – говорю медсестре. – Сейчас нужно сделать ЭКГ и рентген грудной клетки. Надо нейрохирургам позвонить. Побудь с ним, Аллочка, никуда не отходи…
//-- 10.01.2019 --//
Реанимационное отделение – это всегда тяжёлые больные. Почему я выбрал специальность анестезиолога-реаниматолога, сейчас трудно вспомнить. На пятом курсе медицинского института у нас был цикл «Анестезиология-реаниматология». Вёл его профессор Павел Олегович Королев, врач с многолетним стажем. Он рассказывал нам увлекательные истории о спасении жизней.
По сей день помню одну историю, которую однажды поведал Павел Олегович Королев: «У нас была коллега, врач анестезиолог. Работала, несмотря на тяжёлый диагноз: хроническая почечная недостаточность. Через много лет борьбы с болезнью ей был назначен гемодиализ. На одно место для диализа одновременно претендовало несколько больных. Она, наверное, была на этой процедуре всего пару раз. Потом уступила место парню, который нуждался в диализе в результате отравления суррогатами алкоголя. Наша коллега умерла, прожив меньше месяца. А тот парень быстро восстановился, его даже сняли с диализа. Но он так же продолжал вести разгульный образ жизни, выпивал спиртное. В результате умер от полиорганной недостаточности. Несмотря на печальный исход и напрасное самопожертвование, я безмерно восхищаюсь коллегой, которая дала молодому человеку возможность жить. Нужно любить жизнь, чтобы поступить подобным образом».
Да, напрасных жертв в нашей профессии много. Мне в молодости казалось, что можно найти выход из любой ситуации, перевернуть весь мир. Но с годами понимаешь, в некоторых случаях все попытки спасти тщетны. Умом понимаешь безысходность, а сердце продолжает верить и надеяться.
Так почему же я выбрал профессию врача анестезиолога-реаниматолога? Наверно, в тот момент пытался найти место, где смог бы точно ответить на вопрос: «Что такое жизнь?» За годы работы в реанимации однозначного ответа так и не нашёл. Иногда мне казалось, что жизнь груба и беспощадна. В то же время находил светлую крупицу надежды в глубине души. В серых буднях врача анестезиолога-реаниматолога нет ничего привлекательного. Из года в год копится усталость от суточных дежурств. В суете дней мы ко многому привыкаем, забываем истинную ценность нашей работы. А мне так хочется сохранить чувство первой влюблённости в свою профессию.
//-- 11.01.2019 --//
Сегодня наш парнишка с черепно-мозговой травмой стал подавать признаки жизни. Отёк головного мозга немного спал, артериальное давление держится без поддержки лекарств.
Сегодня утром мы отключили снотворные препараты, чтобы проверить функциональную способность головного мозга. К обеду он открыл глаза. К вечеру стал кивком отвечать на вопросы. Электроэнцефалограмма показывает, что кора головного мозга в сохранности. Завтра планируем поставить трахеостому, ему пока рано дышать самостоятельно.
– Георгий Иванович, – окликнула медсестра, – где его родственники?
– Пока не звонили, не искали. Надеюсь, скоро объявятся.
– Передачку бы какую-нибудь принесли. Бульон, например. Совсем исхудал, одни кости.
– Ладно, спрошу. Алла, ты посмотри за ним. А то слишком активным стал, ещё выдернет что-нибудь.
Конечно, надо бы узнать, где его родители. Вечером позвоню своему другу Коле, врачу скорой помощи. Это он его привёз. Может, знает что-нибудь?
//-- 14.01.2019 --//
Когда наступило время выбора специализации, я уже был бесповоротно влюблён в анестезиологию-реаниматологию благодаря профессору Королеву. Конечно, тогда не мог в полной мере представить, насколько сложна врачебная деятельность в реанимации. Как тяжело постоянно противостоять смерти. И насколько всё это далеко от романтики.
Каждое утро я бежал в больницу, чтобы помочь и спасти. В первые годы работы не понимал и упорно не хотел принимать суровой правды нашей профессии. А правда заключается в том, что врачу не всегда удаётся спасти больного. Потери являются неотъемлемой частью нашей работы. С годами работы в реанимации приходит не только опыт, но и понимание простых жизненных истин, которые не всегда имеют связь с теорией в учебниках.
Помню свою первую реанимацию больного, хотя это громко сказано. Я, молодой ординатор, дежурил ночью в палате. В какой-то момент остался один и внезапно увидел у одного больного на мониторе остановку сердца. Незамедлительно начал проводить непрямой массаж сердца, и тут больной как заорёт! От неожиданности я чуть не упал. Оказывается, у пациента отклеился электрод от монитора, к тому же он крепко спал под действием снотворных препаратов. Потом мы с ним долго смеялись. Он мне тогда сказал: «Ты будешь хорошим врачом. И, главное, весьма энергичным».
С тех пор очень ответственно отношусь к реанимационным действиям. Многие говорят, с годами ко всему привыкаешь. Но наблюдая за своими старшими коллегами, вижу, что это не совсем так. Вы не представляете радость, наполняющую нас, когда удаётся помочь, отстоять, спасти того, кто только что стоял на краю бездны. Наверное, это и есть счастье. Но, к сожалению, больных не всегда удаётся вернуть к жизни, и привыкнуть к этому невозможно. Сейчас, после всех побед и поражений в профессии, я понял одно: жизнь никогда не останавливается, она продолжается в круговороте времени.
//-- 15.01.2019 --//
Нашему парнишке с черепно-мозговой травмой сегодня диагностировали двустороннюю пневмонию. На днях ему поставили трахеостому. Повреждение головного мозга стало немного отступать, но теперь присоединилась дыхательная недостаточность. Его зовут Ваня Григорьев. При каждой возможности упорно пытаюсь разговаривать с ним. А он то ли не слышит, то ли не хочет отвечать, не выполняет моих команд. Хотя вижу, что всё понимает правильно.
– Сейчас почищу тебе трахеостому. Будет неприятно. Потерпи.
Ваня кашляет, пытается убрать мои руки.
– Убери руки, Ваня! Мокроты и слизи много, плохо дышишь ведь! Потерпи, хорошо?
Он закрыл глаза, так и лежал пару минут, пока я чистил дыхательные пути. Мне кажется, он хороший человек. Чутье для доктора – как третий глаз. Иногда доверяю интуиции больше, чем нашим медицинским алгоритмам. Сейчас меня волнуют родственники Вани. Почему к нему никто не приходит?
С этим вопросом позавчера звонил своему другу Коле, который привез его на скорой. Пытался узнать все обстоятельства в подробностях. Он сказал, что мать была пьяная, когда его забирали, даже не могла толком выговорить имя сына. Им пришлось везти парнишку одного. После этого телефонного разговора я стал ждать звонка матери, наверно, больше, чем сам Ваня.
//-- 17.01.2019 --//
После утренней конференции все разошлись по рабочим постам: на наркозы по операционным и к тяжёлым больным по реанимационным палатам. Такова сфера деятельности врача анестезиолога-реаниматолога. Сегодня в качестве анестезиолога проводишь анестезии, а завтра как врач реаниматолог лечишь пациентов, чья жизнь висит на волоске.
В этом месяце я работаю по палатам. Больных много. Вчера ночью поступил парень с ножевыми ранениями в брюшную полость. Прошло слишком много времени, пока случайные прохожие нашли его ночью на улице и доставили в больницу. Потерял много крови, большую половину. Ночью коллеги прооперировали его и восполнили кровопотерю. Сейчас ему совсем несладко. По анализам пока вроде держится. Надежда есть.
Следующий больной – дедушка 95 лет. Ветеран Великой Отечественной войны. Две недели назад поступил с приступом острого калькулезного холецистита. Прооперировали. Дед хорошо выдержал и наркоз, и операцию, но на следующие сутки у нас в палате внезапно дал остановку сердца. Дежурный врач вовремя начал реанимацию. Конечно, работу сердца восстановили, но он никак не может «слезть» с аппарата искусственной вентиляции легких. Дедушка в ясном сознании, с трахеостомической трубкой в горле. Мне кажется, он ещё долго будет держаться на этом уровне. Но я верю в старую советскую закалку и силу духа дедушки.
Третий больной лежит у нас с раком лёгких с метастазами в головной мозг. Обычно такие больные лежат дома. Но это близкий родственник знакомого кого-то из руководства. Поступил четыре дня назад. С каждым часом его состояние ухудшается. Когда поступал, вроде узнавал жену, отвечал на вопросы, а к вечеру впал в глубокую кому. Был подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. На следующие сутки перестал держать артериальное давление. Сейчас капаем запредельные дозы препаратов, которые поддерживают работу сердца. Прогнозы самые печальные. А что делать? Эвтаназию – добровольный уход из жизни – у нас в России не практикуют, а продолжать жизнь таким больным равноценно насильственным действиям. Тем не менее, пока бьётся сердце, мы боремся за жизнь.
После всех процедур начал заполнять истории болезни больных. Было примерно два часа дня. Вдруг подбегает медсестра: «Георгий Иванович, у больного остановка сердца!» Через пару секунд я уже стоял у кровати больного, начал проводить непрямой массаж сердца, ни разу не подумав: «А надо ли?» Это больной с раком лёгких, который сегодня-завтра должен был «уйти». Еле расслышал голос медсестры: «Остановитесь, остановитесь…» Только тогда вспомнил, что больной «уходящий». На мониторе асистолия – прямая линия… Никакие мои действия, увы, не помогли: ни массаж сердца, ни адреналин.
– Георгий Иванович, констатируйте смерть пациента. Оформим бумаги, подготовим больного, – сказала медсестра.
– Время смерти 14 часов 45 минут, – ответил я.
После этого отключил аппарат ИВЛ и пошел в ординаторскую. Вроде не в первый раз, но для меня каждый раз – потрясение. Мне становится не по себе от того, что не смог помочь и недоглядел.
Предстоит сообщить печальную весть. Набираю номер жены больного. Длинные гудки, никто не отвечает. Набираю второй, третий раз:
– Алло, это врач анестезиолог-реаниматолог Георгий Иванович Иванов.
– Да-да, я вас помню. Говорите.
– Дело в том, что ваш муж умер. Вам необходимо подойти для оформления документов в больницу.
– Хорошо-хорошо. Но у меня сейчас совсем нет времени. Может ли подойти другой родственник?
– Вам нужно найти время и подъехать в больницу.
– Ах да, это ведь нужно для раздела имущества с детьми. Скоро буду, – и повесила трубку.
После этого телефонного разговора на душе стало как-то мерзко. Мы тут бьёмся каждую минуту за каждого больного, а там никого особо не волнует, был человек или не был. Если больной не нужен своим родным, кому он вообще нужен?
//-- 20.01.2019 --//
Мой отец умер от рака лёгких. Диагноз поставили, когда уже ничего нельзя было сделать. Множественные метастазы в головной мозг и органы брюшной полости. Когда мама сказала: «У папы рак», во мне всё перевернулось. Я никак не мог принять, что конец человеческой жизни так неминуем и близок. Наша семья в тот момент нуждалась в помощи, как никогда. Но мы ни у кого ничего не просили. Предпочитали молчать. Папу отказались лечить: проводить химиотерапию, госпитализировать… Как так? Я, врач, не смог ничего сделать для родного отца. Медицина, в которую я так неистово верил, отвернулась от моей семьи. Неужели простой рабочий человек не заслуживает хотя бы попытки помочь?
В большинстве случаев в подобных ситуациях больным нужна психологическая поддержка. Поэтому реабилитация нужна не только людям, победившим рак, но и пациентам, которым отказали в медицинской помощи. Наверно, есть такие проекты и отчеты о том, что где-то на краю земли проводят подобные мероприятия. Но в большинстве случаев в реальной жизни больной остается со своей болезнью один на один. Сейчас всё подчинено алгоритмам и стандартам, в которых многим больным просто нет места. У нас давно позабыты древние и самые верные постулаты медицины: «Врач лечит не тело, а душу». Дарить спокойствие и мир душе пациента – это высший пилотаж.
Отец всё верил и ждал чуда. Мне от этого было невыносимо больно. Я понимал, что конец совсем близок. В поисках надежды мама водила его к разным целителям. В трудные минуты начинаешь верить в самые неправдоподобные вещи. Однажды они сходили к одной известной шаманке, которая обещала вылечить отца за один приём – за 30 тысяч рублей. Отец наотрез отказался. Такова цена человеческой жизни, таково отношение к умирающим людям – подзаработать на них, остальное неважно.
Папа умирал на моих глазах. Его состояние ухудшалось день ото дня. Поначалу он ещё передвигался по дому, затем совсем слёг. В последний месяц был в бредовом состоянии. В то время я думал, что эвтаназия в российской медицинской практике должна быть легализована. Добровольный уход из жизни неизлечимо больных людей оправдан. В зарубежных странах эвтаназия используется уже давно. Неужели больной человек, например, перенесший большое количество операций, много лет испытывающий невыносимую боль, должен жить против своей воли? Неужели человек не вправе решать сам: жить дальше или нет? Конечно, эвтаназия идёт вразрез со многими вероучениями. Многие законы и правила касательно эвтаназии были написаны ещё в советские времена, которые не менялись десятки лет. Сейчас мы живём в прогрессивном мире, в котором должно быть место для активных действий касательно эвтаназии. Никто не имеет права лишать жизни другого человека против его воли, но если ситуация по болезни невыносима для пациента, данный вопрос должен обсуждаться. Как говорил мой коллега: «Реанимация не должна продолжать смерть, она должна продолжать жизнь».
//-- 21.01.2019 --//
Сегодня был крайне суматошный день. С утра с Вилюйского тракта привезли пострадавших после крупного дорожно-транспортного происшествия. Молодые люди в состоянии алкогольного опьянения решили покататься по трассе. Итог: с утра их было трое, к вечеру, когда я уходил домой, осталось двое. У погибшего были травмы, несовместимые с жизнью. Как только скорая довезла?
Из приёмного покоя сразу подняли в операционную, где параллельно проводились операция и интенсивная терапия. Травма головы с образованием внутримозговой гематомы с нарастанием отёка головного мозга, тупая травма живота и груди, массивное внутреннее кровотечение. Работали несколько хирургических бригад: нейрохирурги, хирурги, травматологи. Анестезиологи-реаниматологи балансировали между проведением наркоза (обезболиванием), восполнением кровопотери (переливали донорскую кровь) и сохранением работы жизненно важных органов и систем. К сожалению, не спасли. Он скончался на операционном столе. Двое его товарищей живы, надеюсь, всё будет хорошо.
Практически сразу после операции в реанимацию пришли их родственники. В коридоре они о чём-то шептались, ругались. Выясняли, чей ребёнок виноват. В итоге так и не выяснили, кто был за рулем. Только мать погибшего молодого человека стояла в сторонке и ничего не говорила. Никто никого не утешал, не просил прощения. Не всё ли равно, когда уже невозможно повернуть время вспять? Каждый раз, когда смотрю на заплаканные глаза матерей, хочется сказать, что больной жив, и с ним всё будет в порядке. Но я снова выхожу к родственникам и говорю: «Мне очень жаль…»
//-- 22.01.2019 --//
Терять близкого человека всегда тяжело. Особенно когда матери теряют своих детей.
Пару лет назад в отделении произошёл такой случай. У нас работала медицинская сестра с большим стажем. Её звали Александра Николаевна. На тот момент трое её детей окончили школу, кто учился, кто работал.
Мы тогда вместе дежурили. С утра было спокойно, но к вечеру один за другим стали поступать тяжёлые больные. К двум часам ночи поступил звонок из приёмного отделения:
– Алло, Георгий Иванович, надо встретить скорую помощь. Везут пострадавшего с ДТП.
– Хорошо, иду, – ответил я.
– Александра Николаевна, идёмте в приёмное, будем встречать скорую, – крикнул своей медсестре, проходя мимо её кабинета. Мы взяли с собой всё необходимое: лекарства, инструменты, переносной аппарат ИВЛ. Спустились в приёмное отделение и стали ждать приезда скорой. Через несколько минут услышали тревожный вой сирены. Быстро выбежали ребята реанимационной бригады скорой и закатили пострадавшую в противошоковую палату приёмного отделения.
– Принимайте, коллеги. ДТП на перекрёстке Лермонтова-Петровского. Множественные травмы, больная в шоковом состоянии. Мы её обезболили и поставили систему, начали капать дофамин. Пока вроде дышит сама. Артериальное давление 60/20 мм рт. ст., ЧСС 120–130 в минуту, пульс нитевидный.
– Хорошо, приняли.
Скорая быстро сдала пациентку и уехала. У больной были признаки внутреннего кровотечения, тяжёлая сочетанная травма. Мы быстро интубировали больную и подключили к аппарату ИВЛ. Медсестры приёмного взяли анализы. На ходу осмотрели нейрохирург и хирург. Все в один голос сказали, что нужна экстренная операция. Доставили ее в операционную и ввели препарат для наркоза. Хирурги начали лапаротомию, а там разрыв печени и селезёнки. Быстро определили группу крови: первая положительная. Начали трансфузию крови.
Только спустя время я заметил бледное лицо медсестры. Мне показалось, Александре Николаевне нездоровится.
– Что случилось, Александра? На вас лица нет!
Она отвернулась к стене и закрыла лицо руками. Я не на шутку испугался:
– Да что случилось?
Александра что-то прошептала, но я не расслышал. Она повернулась ко мне и сказала:
– Это моя дочь, Светик.
– Что вы говорите? – я не мог поверить в происходящее. – Сейчас позвоню в отделение, попрошу, чтобы вас заменили. Вы только не волнуйтесь.
– Со мной всё хорошо. Не надо никому звонить. Я отстою наркоз. Хочу быть здесь, рядом с дочкой.
Но нам явно нужна была помощь, хирурги никак не могли остановить кровотечение. Через пару минут прибежали коллеги из реанимации. Все вместе начали восполнять кровопотерю. Не могу точно сказать, сколько времени мы пытались вытянуть её с того света. Артериальное давление то появлялось, то пропадало. Два раза проводили ей непрямой массаж сердца, заводили. Кровотечение было слишком сильным, все наши действия были словно впустую. Но мы продолжали биться и делать всё возможное до самого конца… В пять утра мы констатировали смерть пациентки. Александра Николаевна после этого случая ушла на пенсию.
//-- 23.01.2019 --//
Наш Ваня, парнишка с черепно-мозговой травмой, никак не выйдет из состояния дыхательной недостаточности. Вчера ему в очередной раз поменяли антибиотики. Он у нас в реанимации уже семнадцатые сутки. Пневмония нарастает, на фоне этого присоединился сепсис. Периодически ухудшается сознание. Мне кажется, если новые антибиотики не помогут ему в течение нескольких дней, он завалит артериальное давление, и придётся подключить вазопрессоры. Тогда прогнозы ещё ухудшатся. Одна радость – он стал больше общаться с нами с помощью переписки. Сегодня написал мне: «Хочу конфету». Я ему ответил, что конфет у нас нет, но пообещал целую коробку шоколада, если он поправится.
//-- 25.01.2019 --//
Я не люблю ходить к руководству больницы. Только если по делу или когда вызовут на ковёр. В последнее время и вовсе забыл про них. Но сегодня в середине дня меня вызвали к заместителю главного врача. Подумал, наверно, опять какая-то жалоба, и не прогадал. При нашей работе это неудивительно.
– Георгий Иванович, на вас поступила жалоба от пациентки Гатиловой. Помните такую? Месяц назад вы проводили ей анестезию. После выписки у неё образовалось воспаление вены, там, где стоял периферический катетер.
– Да, помню. Так мы ведь ей жизнь спасли. Поступила ночью с ножевым ранением. У нас в отделении пролежала всего двое суток и перевелась в хирургию.
– Надо написать объяснительную.
– Понятно.
Конечно, я помнил эту больную. Поступила в приёмное отделение в час ночи. Во время драки около ночного клуба её порезали ножом. Была экстренная операция. На следующий день лежала у нас умирающим лебедем, всё просила отпустить её домой.
Как же так – мы спасаем, а в итоге мы же и виноваты? Хотя осложнение есть осложнение. Кто прав, кто виноват? На чьей стороне правда?
Написал объяснительную: «…катетеризация периферической вены является необходимым этапом интенсивной терапии. Воспаление вены может явиться следствием раздражения сосудистой стенки на введение различных препаратов. Прошу учесть, что ситуация требовала экстренной медицинской помощи».
//-- 27.01.2019 --//
Сегодня у меня большая радость! Наш Ваня сумел преодолеть пневмонию и сепсис. Если всё будет хорошо, через пару дней сниму трахеостому. Приходила его мать. Мы с ней сели на лавочке возле отделения и немного поговорили.
– Георгий Иванович, скажите, Ваня сам попросил не впускать меня?
– Да.
– Это он на меня злится.
– За что именно?
– Вообще у меня трое детей. Ванька – мой старший. Это он присматривает за младшими братьями. Я сейчас работаю на трёх работах. После смерти мужа всё пошло наперекосяк. Иногда выпиваю несколько дней подряд. Понимаете, не могу остановиться. Детям это, конечно, не нравится.
– Понятно.
– Мы живём в частном секторе. Поэтому Ванька иногда меня встречает у автобусной остановки. В тот вечер, когда его избили, он тоже ждал меня около остановки. Если честно, я была немного пьяна. Ваня разозлился на меня, убежал вперёд и нарвался на этих нелюдей. Пока я добежала до него, он уже был без сознания. Это я виновата, что его избили. На его месте должна была быть я! Понимаете?
– Если вы сами не можете преодолеть алкоголизм, то вам нужно обратиться в наркологический диспансер. Я там подрабатываю. Поэтому, если хотите, могу договориться насчет вашей госпитализации.
– Правда?!
– Мне просто очень жаль вашего парнишку!
//-- 28.01.2019 --//
Моя жена работает ветеринарным врачом. Нашим дочкам-двойняшкам по три года. Они только начали ходить в садик. Любя зовём их Пташка и Милашка.
– Папа, папа, завтра выходной день! Нам так сказала воспитательница, – начала Пташка.
– Завтра у мамы день рождения, ты ведь не пойдёшь на работу? – продолжила Милашка.
Я не мог им ничего ответить, так как завтра мне предстояло суточное дежурство. Очень жаль. Так бывает каждое утро, когда мои девочки обнимают и говорят, что любят и ждут меня. Будь моя воля, я бы оставался с ними дома каждый день.
Жена говорит, что любит во мне врача, но не знаю – надолго ли. Ведь меня нет дома практически все праздники и выходные. Меня нет, когда я ей нужен. Завтра у неё день рождения, а я ухожу на суточное дежурство.
Раньше я любил праздники. Но после того, как начал работать в реанимации, любовь к праздникам у меня прошла: в такие дни возрастает процент поступлений с различными травмами, и работы всегда на порядок больше.
//-- 30.01.2019 --//
Прошлым летом мы с женой ездили отдыхать на море. Летели местной авиакомпанией. Начиналось всё хорошо. Объявили посадку. Мы нашли свои места и сели. Только самолёт набрал необходимую высоту, по громкой связи спросили: «На борту есть врач?» Я поднял руку. Ко мне подошёл бортпроводник и попросил пройти с ним. В третьем ряду вместе с родителями сидела девочка пяти лет. Мать сказала, что дочка плохо себя чувствует. Я начал осматривать девочку.
– Привет, как тебя зовут?
– Маша.
– Что случилось?
– У меня сильно болит голова.
Маша лежала на коленях матери и держалась за голову. «Доктор, Машу только что вырвало, её тошнит», – сказала мать девочки.
– Температура высокая была в эти дни? Животик не болит? Может, была травма головы?
– Всё было хорошо. Но сегодня утром, когда собирались на самолёт, Маша сильно упала со стула на пол. Вот синяк на голове. Её уже тогда вырвало.
– Почему не вызвали скорую?
– Ну как вызывать, если через пару часов самолёт?
– У вашей девочки, видимо, сотрясение головного мозга. Поэтому болит голова и тошнит. Давайте понаблюдаем, если не станет лучше или симптоматика будет усиливаться, придётся сажать самолёт.
– Ой, ну что вы, с Машей всё в порядке! Тем более у нас пересадка в Москве. Мы ведь опоздаем!
Ну что тут скажешь, если родителям важнее билеты на самолёт, чем собственный ребенок? В аптечке бортпроводника нашёл обезболивающий препарат, дал Маше. Положил холодную тряпочку на лоб. Измерил артериальное давление и температуру. Всё в пределах допустимых норм. Поэтому я оставил её под наблюдением родителей. Сказал, чтобы в Москве обязательно обратились за медицинской помощью.
Жена в это время терпеливо ждала. Она всё время ждёт меня: когда вернусь с дежурства, когда отосплюсь после дежурства… Вот такие дела.
//-- 31.01.2019 --//
Вчера снял Ване трахеостому. Он стал дышать самостоятельно. Анализы нормализовались, и с чувством выполненного долга я перевёл его в обычную палату. За двадцать пять дней я привык к нему. Такой тихий, спокойный молодой человек. Слава Богу, вышел без каких-либо серьёзных последствий. Что сказать? Молодой организм.
Всё это время я не мог понять, почему же так сильно привязался к нему. И только сегодня, перед переводом, когда он серьёзно взглянул на меня, понял, что он напоминает мне одного друга юности.
Моего друга звали Алёша Иванов. Мы познакомились с ним в первом классе, во время драки. Он учился в параллельном классе. Однажды после уроков мы вышли на площадку, а Алёшка там дрался с мальчишками гораздо старше нас. Мы решили помочь ему и ввязались в драку. После этого нас вызывали к директору.
Алёша оказался моим соседом. И мы быстро подружились. Хорошие были времена.
После окончания школы он поступил на юридический факультет, а я – на медицинский. Через пару лет Лёшка женился, общаться стали меньше.
Пару лет назад я случайно встретил его на улице. Я был очень рад встрече. Алёшка выглядел хорошо. Мы обменялись номерами телефонов.
В тот же вечер он мне позвонил. Рассказал о том, о сём, вспомнили молодость. Потом сказал, что тяжело болен и проходит лечение в Москве. У него было редкое заболевание крови. Столичные доктора делали всё возможное. Конечно, я расстроился. К сожалению, у нас на тот момент не было опыта лечения подобных заболеваний. Поэтому помочь я ничем не мог, только поддержать. Мы стали созваниваться. Алёшка пару раз приходил ко мне на работу сдавать анализы. Однажды он мне позвонил, предложил встретиться, но я, как всегда, был на дежурстве. Это был его последний звонок.
Я навсегда запомнил серьезный взгляд Алёшки, а сегодня Ваня напомнил мне его. Иногда мне кажется, что наши близкие, которых уже нет рядом, наблюдают за нами с того света. Порой мы встречаем в чужих людях родные глаза, знакомую улыбку. Это знаки, которые передают нам наши родные.
//-- 03.02.2019 --//
В реанимации много умирают. Когда работаешь со смертью, начинаешь верить: есть что-то иное, кроме нашей жизни.
Однажды во время учёбы в ординатуре на дежурстве я остался в палате наблюдать за больными. Три часа ночи. Слышны только звуки аппарата искусственной вентиляции лёгких. Вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Обернулся, а рядом никого нет. Краем глаза увидел тень, стоящую около койки больной. Через пару секунд у этой пациентки случилась остановка сердца. Конечно, её откачали, вернули к жизни. Когда рассказал о произошедшем коллегам, к моему большому удивлению, никто надо мной не посмеялся. Просто сказали, что такое вполне может быть. В последующем, работая врачом анестезиологом-реаниматологом, я много раз слышал подобные рассказы от коллег. Порой кто-то что-то услышит либо увидит.
Многие учёные пытались найти доказательства существования иных миров. Но чёткого ответа нет до сих пор. По моему мнению, любое биологическое существо излучает энергию и создает его защитный слой. Искажение энергетического слоя земли на фоне экологического дисбаланса всё чаще приводит к нарушению биологической защиты всех живых существ. Поэтому норма реальности сейчас меняется. Что казалось сегодня правдой, завтра вполне может оказаться заблуждением. Но, как бы там ни было, мир меняется, многие это чувствуют.
//-- 12.02.2019 --//
На дежурстве часто вспоминаю дочек. Скучаю. Не думал, что буду так привязан к своим детям.
Помню, во время ординатуры на цикле педиатрии был случай. Поступил маленький мальчик с переломом руки. Ему было четыре года. Надо было провести оперативное вмешательство. Мальчик лежал на операционном столе, мой куратор Марина Макаровна пыталась его отвлечь разговорами.
– Петенька, ты какие игрушки любишь?
– Машинки, самолётики люблю.
Марина Макаровна показывала ему простые детские фокусы, чтобы рассмешить. Внезапно у двери появился врач травматолог Капитолий Александрович Филиппов. Он огромный, едва влезает в дверной проём. Видимо, решив подбодрить мальчика, громким голосом сказал: «Я люблю есть маленьких детей!» На что Петя вскочил с операционного стола и убежал. Долго искать не пришлось: спрятался под раковиной в раздевалке. На все уговоры отказывался выйти, говорил, что не хочет, чтобы его съели. Наступила моя очередь вести переговоры с мальчишкой:
– А я знаю, где спрятан клад.
– Что такое клад?
– Ну, это сокровища! Конфеты, шоколадки, море игрушек.
– Это разве клад?
– А что для тебя клад, Петя?
– Моя бабушка говорит, что самое важное для детей – это родители. Значит, мой клад – это мама с папой!
– И правда. А я об этом не знал.
– Как не знал? Ты же такой большой дяденька! Я ещё тебе кое-что скажу.
– Давай!
– Я совсем не боюсь уколов, просто боюсь, что ненароком заплачу, и это увидит мама.
В этот момент медсестра тихо поставила ему снотворный укол. Наш маленький герой уснул через пару минут. Я взял его на руки и отнес на операционный стол. Он прижался ко мне и обнял. На пару секунд я почувствовал сердцебиение Пети. Мне так захотелось защитить его, такого смешного и смышленого мальчишку.
//-- 14.02.2019 --//
Недавно скорая привезла больную с острой болью в животе из кожно-венерологического диспансера. Оказалось, у неё перфоративная язва желудка. Днём её прооперировали. Всё бы ничего, но сопутствующий диагноз – распространенный псориаз. Вся в высыпаниях, в КВД кожу обрабатывали раствором метиленового синего. Выглядела она весьма впечатляюще. Наши медсестры прозвали её Аватаром. Айталина ничуть не обижалась, даже смеялась, когда к ней так обращались.
Вечером персонал не смог найти раствор «синьки», поэтому её обработали раствором марганцовки. С утра я пришёл на смену и не узнал её. Она была вся розовая, в прямом смысле слова. К обеду старшая сестра выпросила в больничной аптеке метиленовый синий. Ну и, соответственно, её перекрасили обратно в Аватар. Конечно, не нарочно, не ради забавы. Она у нас пролежала три дня. Как только анализы пришли в норму, мы её перевели в профильное отделение.
Так вот, сегодня, когда стоял на остановке, неожиданно кто-то со мной поздоровался:
– Здравствуйте, Георгий Иванович!
Передо мной стоит симпатичная девушка и улыбается. Я рефлекторно ответил: «Здравствуйте!» А сам не могу вспомнить, кто она.
– Вы меня не помните? Я Айталина Сидорова. Лежала у вас в реанимации. С язвой и псориазом.
Тут меня как током ударило: «Неужели! Такая красавица», – невольно подумал я.
– Да, конечно, помню. Как ваше здоровье?
– Всё хорошо! Спасибо вам и всем медсестрам! Передайте, пожалуйста, привет от Аватара! Всем спасибо!
– Конечно, передам, Айталина!
Подъехал автобус. Она махнула рукой, улыбнулась и исчезла в толпе. Бывает же такое. Вечером рассказал жене, она засмеялась и предложила посмотреть одноименный фильм. Моей жене всегда была присуща ирония.
//-- 16.02.2019 --//
Рабочий процесс сближает коллег. Особенно когда работаешь вместе много лет. Так случилось со мной и моей медсестрой Аллой. Нас всё время ставили в пару. Поэтому сейчас понимаем друг друга с полуслова. Она знает все мои привычки, как провожу анестезии, как лечу больных. Заходя в операционную, Алла спрашивает: «Всё как обычно?» Я ей отвечаю: «Да».
Историю Аллы о том, как она рожала, без смеха не вспомнишь. Когда она была беременна сыном, у неё прогрессировала преэклампсия. В то время эта патология называлась гестоз. При данной патологии повышается артериальное давление, появляются сильные отеки и т. д. Иногда преэклампсия может закончиться весьма печально. Соответственно, состояние у неё было тяжёлым.
Во время беременности Аллочку несколько раз пытались госпитализировать. При первом поступлении в роддом она спрятала у себя под грудью сигареты и зажигалку. Благо, её комплекция позволяла такой манёвр. Всё было хорошо, пока дежурный врач не обнаружил её «схрон». Во второй раз Аллу госпитализировали уже в более тяжёлом состоянии. Поэтому сразу положили в реанимацию. Но Алла не собиралась сдаваться и ночью благополучно сбежала из больницы. Утром за ней выслали карету скорой помощи.
Настал срок родов, но у Аллы час пик всё не наступал. После долгих переговоров с ней роды попытались стимулировать. Наша Аллочка и тут не растерялась. Она тайком от всех пронесла в родзал томатный сок с печеньем и хрустела в своё удовольствие, что категорически запрещается. Пока ей не объявили: «Трофимова, идём на операцию. Будем рожать».
Операционная бригада попалась опытная, поэтому операция быстро закончилась. Ей провели общую анестезию. Проснулась Алла с интубационной трубкой в горле. Несмотря на кашель и нехватку воздуха, она через туман в глазах разглядела анестезиолога и про себя подумала: «Какой красивый мужчина! А я голая лежу. Стыд-то какой». Через несколько минут её удачно экстубировали и перевели в реанимационное отделение для дальнейшего наблюдения. Думаете, история на этом закончилась? Ошибаетесь! Наутро Аллу активизировали. Она встала и пошла в туалет, где заперлась на ключ и потеряла сознание. К счастью, медперсонал вовремя заметил её отсутствие. В итоге выломали дверь туалета и вновь вытащили её с того света. Оказалось, что у неё начался отёк лёгких на фоне тяжёлой преэклампсии. С тех пор двери в душ и туалет закрывать перестали. Она благополучно выписалась из роддома через месяц.
Мне с Аллой работается легко и комфортно. Хотя характер у неё не сахар. Да и у меня не лучше. Но почему-то мы вполне ладим и искренне радуемся, когда работаем вместе.
//-- 18.02.2019 --//
«Уважаемый Георгий Иванович, спасибо! Ваня Григорьев» – такую записку с коробкой шоколадных конфет я нашёл у себя на рабочем столе. Странное чувство, будто выписался родной человек. Я искренне рад. В первый день, когда увидел его, всего перебинтованного, без сознания и, казалось, без шансов на будущее, и предположить не мог, что получу от него такую записку. Каждый день смотрел на него и пытался уловить малейшие перемены в положительную сторону. Однозначно, вера в нашей работе необходима.
//-- 11.03.2019 --//
Сегодня ко мне приставили молодых врачей – ординаторов. Вроде сам недавно был студентом, а теперь уже учу их. Хочется передать всё самое лучшее в профессии, чему меня научили мои первые кураторы и преподаватели. Они всегда говорили: «Можно и обезьяну научить интубировать, важно другое». Другое – это умение продумывать каждый следующий шаг и предвидеть возможный результат. Клиническое мышление. Оно приходит со временем. С опытом, который «сын ошибок трудных».
Моих ординаторов зовут Илья Тихонов и Володя Николаев. С утра до вечера ходили за мной хвостом, спрашивали, просились выполнить интубацию, канюляцию центральных вен. Надо сказать, им сегодня очень повезло, и мне тоже.
Звонок в ординаторскую:
– Алло, реанимация! Срочно в приёмное! Больной потерял сознание и не дышит!
– Ясно, бежим, – ответил я.
Уже через пару минут мы с медсестрой были в приёмном отделении. Я даже забыл о своих ординаторах. Но они сами прибежали за нами. Смотрю, на каталке лежит больной, лицо синее, во рту рвотные массы. Сознания нет, глаза закатились, ни на что не реагирует. Дыхание резко ослабленное. Артериального давления почти нет. Я своей медсестре: «Нужен отсос! Быстро готовь на интубацию трахеи!». «Всё готово», – ответила Аллочка, протягивая мне отсосную трубку и ларингоскоп.
В это время Илья с Володей подключили больного к монитору, поставили систему и начали капать. В какой-то момент больной дал остановку сердца. Володя вскочил и без указаний начал проводить непрямой массаж сердца. Я лишь успел сказать: «Давай, давай, молодец. Держи ритм». Тем временем медсестра набрала и поставила адреналин. Илья дышал в больного через мешок «Амбу». Таким образом, мы довезли больного до реанимации, где сдали палатному врачу.
Пациент поступил с болями в животе в состоянии глубокого алкогольного опьянения, из-за которого возникло нарушение сознания, затем аспирация рвотных масс в дыхательные пути. Благодаря моим помощникам мы спасли больного. Окажись я один, потерял бы много времени, что, конечно, могло отразиться на конечном результате лечения. Я был горд своими ординаторами. Они сделали всё технически правильно. Ещё увидел в них рвение и желание помочь больному – эти чувства, конечно, подделать нельзя.
//-- 12.03.2019 --//
На следующий день к моим ординаторам Илье и Володе присоединилась Наталья. Скромная белокожая девушка с длинной косой – настоящая якутская красавица.
Сегодня меня направили проводить наркозы в травматологию. Основной врач улетел по заданию санитарной авиации в далекий улус, так что я со своими «детьми» пошёл в операционную.
Первый больной – из северного улуса. Молодой человек, повредивший колено во время охоты. Мы провели ему спинномозговую анестезию. При данном виде анестезии сохраняется сознание, поэтому мы вдоволь наговорились с пациентом. В середине разговора пациент вдруг ошарашил нас, заявив, что ему нужна жена. «Молодой человек, вам ли горевать? Найдёте ещё», – ответил я.
Илья с Володей посмеивались и посматривали на Наталью. Больной продолжил: «У меня есть стадо оленей, около трех тысяч голов. Дом в прошлом году построил. В нашей деревне есть детский сад и школа». А сам всё смотрел в сторону Наташи: «Как вас зовут, девушка? Вы очень красивая, я прямо влюбился».
От смущения Наталья опустила глаза и покраснела. Пациент не собирался сдаваться: «Выходите за меня замуж!». Бедная Наталья выскочила из операционной. Все громко расхохотались, хотя, думаю, особых причин для смеха не было. Просто человек пытался устроить свою жизнь, правда, довольно радикальным способом. Да, больные бывают разные.
//-- 25.03.2019 --//
Временами я подрабатываю в родильном отделении. Акушерство – это отдельная история. Речь идет о жизни матери и ребёнка. Риски осложнений весьма высоки.
Звонок в ординаторскую:
– Алло, реанимация? Срочно в операционную, у нас отслойка плаценты, кровотечение!
– Принято, бежим!
Быстро позвал медсестру и побежал в операционную. В экстренной операционной обычно всё наготове на случай подобных ситуаций. Доставили беременную. Контактна, правда, немного возбуждена.
– Здравствуйте, я ваш анестезиолог, зовут Георгий Иванович. Сейчас сделаю вам общую анестезию. Это значит, наркоз. Будете спать. Хорошо?
– Да, я поняла, – ответила больная.
На расспросы и детальный осмотр времени не было. Одновременно со всеми нашими действиями подготовились акушеры-гинекологи. Через пару минут я начал вводить больную в состояние наркоза. После того, как больная уснула, интубировал – это необходимый этап общей анестезии для обеспечения адекватного дыхания во время анестезии и операции. Подключил больную к аппарату искусственной вентиляции легких.
Операция началась. В этот момент медсестра метнулась ко мне и сказала шёпотом: «Георгий Иванович, посмотрите, у неё изо рта что-то торчит». Немедленно начал осматривать ротовую полость больной. А у неё, как мне тогда показалось, как-то неестественно торчали передние зубы. В голове промелькнула мысль: «Я сломал ей зубы, вывихнул челюсть!» Взял рукой торчащие зубы – не представляете, что это было! Так сказать, народное творчество: самодельные передние зубы, сделанные из обычных восковых свечей. Бывают и такие курьезы в нашей работе.
Операция быстро закончилась, кровопотеря была небольшая. Разбудил больную. Она хорошо проснулась. Спрашиваю у неё:
– Скажите, что у вас с передними зубами?
– У нас в деревне нет стоматолога. Денег тоже нет. Поэтому я сама делаю их из свечей.
– Они у вас выпали во время наркоза, – объясняю я пациентке.
– Ничего страшного, новые сделаю.
Конечно, всякое у нас бывает, но с самодельными зубами встретился впервые.
//-- 30.03.2019 --//
К восьми часам вечера звонок:
– Алло, это дежурный акушер-гинеколог Людмила Ионовна. К нам поступила тяжёлая беременная. Похоже, тотальная отслойка плаценты. Срочно берём на операцию.
– Хорошо, бегу, – ответил я.
Пока добежал, больная была уже на операционном столе. Довольно крупная женщина. Пациентка была в сознании.
– Здравствуйте! Я врач анестезиолог. Скажите, какой у вас вес и рост?
– Вешу 165 килограмм, рост примерно 160 сантиметров.
При этом её состояние начало ухудшаться на глазах. Резко побледнела, перестала отвечать на вопросы. Уровень артериального давления 70/30 мм рт. ст., ЧСС 120 в минуту.
Сказал медсестре: «Готовь на общую анестезию, пойдём на кетамине». Быстро ввели наркоз и начали операцию. Стабилизировали показатели гемодинамики, восполнили кровопотерю. Общая кровопотеря составила два литра. Ребёнок родился живым, его жизненные параметры были удовлетворительными.
Утром она проснулась, даже встала, походила. Зашёл к ней, чтобы убедиться, всё ли хорошо. Ненароком услышал её разговор с соседкой по палате:
– Вчера во время наркоза я всё чувствовала и даже слышала, что врачи говорят. Представляешь? Ничего не умеют, ещё и врачами работают!
– Ничего себе. А у меня всё прошло хорошо, – ответила ей собеседница.
Я поздоровался, спросил, как она себя чувствует. Она ответила, что всё хорошо. Не стал усугублять ситуацию, вряд ли она поймет всю сложность проведённой работы. Ведь она не знает, что жизни её и ребёнка висели на волоске.
//-- 12.05.2019 --//
С коллегой Александром Петровским по воле судьбы оказались соседями по даче. Втроём с ещё одним соседом, Колькой Сидоровым, любим рыбачить и сидеть у костра.
Жена Александра – медсестра, видимо, поэтому у них полное взаимопонимание. Недавно был случай. Сын нашего Кольки повесился в сарае. К счастью, родные вовремя заметили и сняли с петли. В это время Александр работал у себя в огороде. Увидев, как кого-то на руках выносят из сарая, прокричал жене: «Людка, скорей неси ларингоскоп и интубационную трубку!» Александр быстро интубировал пострадавшего и восстановил дыхание. Затем приехала скорая помощь и увезла в больницу. Сына Кольки спасли.
Я знал, что у Александра дома есть интубационный набор. Правда, не думал, что он ему когда-нибудь понадобится. Кстати, у меня в сумке пару лет валяется старый воздуховод. Мне его дала наша старшая медсестра. И я почему-то отказываюсь его выбросить. Мало ли? Как говорится, береженого Бог бережет.
//-- 21.05.2019 --//
Трудное дежурство. Было много больных. Запомнился парень, который поступил с ножевым ранением в брюшную полость. У него была задета печень, массивное кровотечение. К тому же четвёртая группа крови и отрицательный резус. Это редкая группа, поэтому запасов в отделении переливания крови не было, восполнить кровопотерю оказалось нечем.
Спросил у операционной бригады: «У кого-нибудь есть четвёртая отрицательная?» Ответили, что нет. Мой ординатор Илья сказал, что мать парня сидит в приёмном отделении. Я его попросил, чтобы сбегал, узнал её группу крови. Илья вернулся с женщиной. У неё тоже оказалась четвёртая группа крови. Мы решили провести прямое переливание крови – от матери к сыну. Пациент на глазах порозовел, уровень артериального давления поднялся. Утром наш больной очнулся, начал сам дышать. Я передал ему привет от матери. Правда, умолчал, что её госпитализировали. После переливания крови пожилой женщине стало плохо. Мы её положили под наблюдение в терапевтическое отделение.
Илья спросил:
– Георгий Иванович, а если бы не было матери, что могло произойти с этим пациентом?
– Думаю, он умер бы у нас на операционном столе. Сейчас по приказу переливать другую кровь нельзя. Я имею в виду первую группу, как, например, раньше делали. По крайней мере, он вышел бы очень тяжело, с большими потерями для организма.
– Значит, новое – не всегда хорошо?
– Трудно сказать, – призадумался я. – Мне рассказывали, что раньше таким пациентам переливали их собственную кровь. Черпали из брюшной полости излившуюся кровь, пропускали через марлю и капали больному. Что делать, если донорской крови нет? Это, конечно, не всегда хорошо заканчивалось. Сейчас в подобных случаях используем специальные аппараты. Например, Cell Saver. Думаю, этот метод берёт начало из той кружки с марлей, куда собирали кровь.
//-- 25.05.2019 --//
Сегодня я со своим ординатором Ильей ходили на вызов в отдел лучевой диагностики. А случай был такой. Раздался звонок:
– Алло, это реанимация?
– Да, слушаю.
– Это из рентген-отделения. У нас бабушка упала без сознания. Пожалуйста, быстрей к нам!
– Хорошо.
Илья стоял рядышком, без слов понял, что нужно бежать. По дороге мы захватили лекарства и реанимационный набор. Через пару минут мы уже были на месте. Бабушка лежала на полу рентген кабинета без признаков жизни. Дыхания и пульса не было. Я начал непрямой массаж сердца, Илья дышал через мешок «Амбу». Случай был необратимым. Видимо, у бабушки случилась массивная тромбоэмболия легочной артерии. Констатировали смерть. По дороге обратно в отделение Илья признался, что это его первая неудачная реанимация.
– А как это у вас было? – спросил меня Илья.
– Это было во время ординатуры в Москве. Нас с моим куратором позвали экстренно в приёмную. Привезли молодого парня после ДТП на мотоцикле. На нём не было живого места. Быстро развернули операционную. Но спасти не смогли. Я помню, у него был огромный крест на цепочке. Мне тогда так хотелось, чтобы Господь ему помог, но в зале были только мы – медицинские работники, которые среди ночи пытались вернуть его к жизни. Может, судьба у него была такая…
//-- 28.05.2019 --//
Сегодня дежурю анестезиологом в паре со старшим коллегой Алексеем Ивановичем Петровым. С ним чувствую себя, как за каменной стеной. Он прекрасный рассказчик, время пролетает незаметно.
Между наркозами рассказал мне следующий случай: «Я тогда работал медбратом во врачебной амбулатории в одном из северных улусов. Однажды ночью к нам привезли пьяного молодого человека с ножевыми ранениями в области шеи. Обильное кровотечение. Сразу позвонили в улусный центр, к нам тут же выехала скорая помощь. Ехать минимум часа два. У больного было сильное возбуждение. На наши попытки помочь он пинался и ругался. Мы перевязали раны, поставили систему. Через полчаса наш пациент резко встал и не смог удержаться на ногах. Упал без сознания. Врач пыталась провести реанимацию, но он умер. Скорая помощь приехала только через три часа.
На следующий день к нам в амбулаторию пришли родственники больного и стали обвинять в том, что мы не оказали должной медицинской помощи. Оказалось, дело обстояло следующим образом: двое мужчин не поделили женщину. На фоне ревности один ранил другого ножом. Так сказать, семейная драма. Мужчины были близкими родственниками. Оба были пьяны. Но у нас виноватых всегда ищут не там, где должно, и винят посторонних людей. Вместо того, чтобы разобраться в своих семейных проблемах, подали жалобу на нас. Спасти молодого человека мы не смогли. Во-первых, потому что посёлок находился далеко от центра. Во-вторых, наша амбулатория не была оснащена для оказания хирургической помощи. В-третьих, ситуация была фатальной. Не было бы ревности и выпивки, трагедии бы не произошло».
Алексей Иванович вздохнул и продолжил: «Та женщина-врач проработала там ещё год и переехала в город. Посёлок остался без врача. До неё в этом посёлке врача не было лет пять, и после неё столько же».
//-- 14.06.2019 --//
Сегодня утром привезли молодую женщину с циррозом печени и выраженным асцитом. Состояние тяжёлое, нарастает почечная и печеночная недостаточность. Прогнозы неутешительные. Всё время жалуется на слабость и схваткообразные боли в животе. Глядя на неё, вспомнил свою первую больную с таким же диагнозом. Тогда я только начал подрабатывать в родильном отделении.
Среди ночи звонок в ординаторскую:
– К нам только что поступила тяжёлая беременная с сердечной патологией. Надо быстро её прокрутить по анализам. Примите, пожалуйста.
– Хорошо, поднимайте, осмотрим.
Привезли больную. Она была крайне возбуждена, артериальное давление низкое – 80/40 мм рт. ст., пульс 115 в минуту. Больная жаловалась на схватки. Просила позвонить мужу. Мы набрали номер и дали возможность поговорить. Она говорит: «Андрюшка, я в роддоме, уже рожаю. Не переживай!» Повесила трубку. Тем временем взяли у неё анализы. Позвали врача УЗИ, я хотел посмотреть ребёнка и внутренние органы. Она лежит, стонет, рядом стоит врач акушер-гинеколог. Врач УЗИ пришел и начал проводить исследование. Вдруг говорит:
– Коллеги, тут беременности нет. Это цирроз печени с асцитом.
– Как так? Посмотрите матку повнимательнее, – просит гинеколог.
– Да вот же она, маленькая совсем. Посмотрите на печень – это явный цирроз!
Тут больная от неожиданности спрашивает:
– Доктор, что вы сказали? Беременности нет? Как? У меня ведь живот рос по месяцам. А сейчас вот схватки!
– Уважаемая, у вас патология печени, может, вам ставили ранее диагноз хронический вирусный гепатит?
– Да, давно, лет пятнадцать назад, наверное. Но меня ничего не беспокоило!
– И вы не лечились и обследование не проходили?
– Нет. Я вам говорю, у меня никогда ничего не болело.
– И по беременности, видимо, на учёте не состояли?
– Нет.
Больная плачет, в истерике. Что делать? Перевели её в специализированную больницу. Во время следующего дежурства в реанимации я узнал, что она умерла от полиорганной недостаточности.
//-- 19.06.2019 --//
Работа врача анестезиолога-реаниматолога крайне стрессовая. По физической и психологической нагрузке, по степени ответственности не сравнить ни с одной из существующих профессий.
К примеру, вызывают ночью на срочную операцию, отслойка плаценты у беременной или ножевое ранение. Врач сломя голову бежит в операционную. При этом никого не волнует, как он себя чувствует. Главное – успеть, главное – спасти. Конечно, в молодости усталости особо не ощущаешь. Но по статистике, уже после пяти-шести лет работы с суточными дежурствами через день, у каждого второго врача в нашей стране наступает профессиональное выгорание. В то время как в других профессиях столько лет опыта – период расцвета.
Это не шутки. Условия труда и защита врачей оставляют желать лучшего. Сколько раз мы нуждались в поддержке государства, а взамен получали только дополнительную нагрузку.
Во время ординатуры в Москве я учился на кафедре у доктора медицинских наук, профессора Игоря Владимировича Молчанова. Кафедра располагалась в стенах Боткинской больницы. Коллектив, в основном, был дружный, по крайней мере, мне так казалось. Все работали хорошо. Ординаторов было много, со всей России. Мне очень нравилось учиться у лучших врачей.
Запомнился один случай, связанный с профессиональным выгоранием и чрезмерной нагрузкой врачей анестезиологов. Был один врач, его звали Юрий Сергеевич. Ординаторы его любили, он всегда шел на контакт с молодежью и охотно делился опытом.
Однажды утром, когда я пришел на работу, меня встретила Лия Ооржак:
– Гоша, у нас такое произошло! Тут все на ушах стоят!
– Что случилось? Я могу чем-то помочь?
– Юрия Сергеевича увезли в психиатрическую больницу! Представляешь? Ужас!
Потом мне в подробностях рассказали, как Юрий Сергеевич ни с того ни с сего начал разбирать аппараты искусственной вентиляции лёгких. Его еле остановили, пытались успокоить. Но он был в выраженном психомоторном возбуждении, пришлось вызвать скорую и отвезти в психиатрическую больницу. После этого случая я никогда его больше не видел. Говорили, что он ушел из медицины, устроился консультантом в какую-то фирму.
Мы все однажды можем слететь с катушек. Система такова, что в этом будем виноваты только мы сами. Десятки лет преданной работы в медицине, а в итоге уходим из профессии совсем не так, как нам хочется. Дожить до пенсии для нас, поверьте, роскошь. Чтобы как-то избежать столь печального финала, молодежь пытается уйти из профессии пораньше.
//-- 27.06.2019 --//
Вчера поступил больной в коме вследствие ишемического инсульта. Быстро перевели на ИВЛ, назначили лечение. Всю ночь звонили его родственники. Более того, они посменно дежурили у дверей реанимации. Разумеется, каждые десять минут вызывали лечащего врача, чтобы узнать состояние родственника.
– Расскажите, как состояние нашего дедушки?
– Состояние крайне тяжёлое. Он находится в медикаментозном сне, за него дышит аппарат искусственной вентиляции легких. Мы наблюдаем за ним, посмотрим, что будет дальше.
– Ему нужно что-нибудь принести?
– Нет, у нас всё есть.
– Может, лекарства или средства ухода?
– Я, конечно, понимаю ваше волнение за больного. Но не думаю, что он выздоровеет, если вы будете вызывать меня каждые пять минут. Ему сейчас нужен врач, а я к вам выхожу уже в шестой раз. Трачу время, которое мог бы посвятить его лечению. Вы поймите, больных много.
– Что же вы здесь стоите? Идите работать!
– Так вы же не даёте работать.
– Если не спасёте нашего дедушку, мы пойдём жаловаться! У нас родственники в правительстве!
– Хорошо. До свидания.
Родственники больных – отдельная тема. Бывают крайне деликатные и, наоборот, очень агрессивные родственники. К сожалению, последних – большинство. Это Россия. К тому же сейчас всё завязано на деньгах. Многие пациенты после лечения подают различные жалобы, чтобы получить финансовую компенсацию. В конечном счёте, трудно разобрать, где правда, а где ложь. В российской медицине, как ни крути, главным остаётся пациент.
//-- 05.07.2019 --//
Медицинский работник должен всё время учиться. Идти в ногу со временем. Раньше, когда не было интернета, наши старшие коллеги носили с собой учебники. И это помогало на практике.
Мой близкий друг и коллега по роддому Руслан Потапович рассказывал довольно забавную историю: «Меня после медицинского училища отправили работать фельдшером в отдаленный наслег Сунтарского улуса. В первый же день работы с утра ко мне поочередно поступили на роды две молодые женщины. Никогда до этого роды не принимал. Во время учебы в училище мы проходили только теорию. Так что я был крайне взволнован.
Одна из рожениц, увидев мое смятение, сказала, что в посёлке есть старушка-повитуха. Я тут же побежал за ней. По дороге обнаружил, что в спешке даже забыл снять халат. Несмотря на все мои уговоры, она наотрез отказалась идти со мной. К моему возвращению у рожениц поочередно начались потуги. В моём распоряжении был только один стол для родов. Что делать? Вторую положил на свой рабочий стол. Открыл свои конспекты, учебник по акушерству и начал принимать роды. С перерывом в 30 минут родились двое здоровых малышей. Так прошёл мой первый рабочий день.
Я сильно устал, но был безумно счастлив, что всё прошло хорошо. Наверное, это и есть счастье от работы. Когда изредка приезжаю в то село, меня до сих пор зовут «фельдшер Руслан». Мне рассказывали, что эти детишки сами уже стали родителями.
Жизнь – интересная штука. Свою практическую деятельность начал с акушерства и заканчиваю им же. Хотя любил работать в общей реанимации, которой посвятил большую часть своей жизни».
//-- 08.07.2019 --//
Раньше мы читали многотомные медицинские книги. Таскали их с собой и в больницу, и в учебные корпуса. Сейчас у студентов учёба куда комфортнее. И нам, врачам, стало удобнее получать знания, не покидая рабочего места.
Недавно во время дежурства в роддоме одна беременная постоянно просилась на оперативные роды. Знакомый акушер-гинеколог достал телефон и говорит: «Окей, гугл. Как сделать кесарево?» Роженица выпучила глаза: «Серьёзно? Вы студент? А кто-нибудь из докторов есть?» В итоге быстро и без осложнений родила сама. Конечно, потом была нам за это благодарна.
//-- 12.07.2019 --//
Во время учёбы в ординатуре у нас был один молодой врач. Однажды на ночном дежурстве поступила больная на операцию. Его очередь идти на наркоз. Через полчаса после его ухода моего куратора экстренно вызвали в операционную. Я остался ждать поступления другого больного. Мой куратор вернулся примерно час спустя:
– Знаешь, Георгий, на что меня вызвали?
– Нет.
– Наш доктор не смог интубировать больную и вместо того, чтобы что-то предпринять, начал молиться Аллаху. Забегаю в операционную, а он стоит на коленях: «Аллах, помоги, Аллах, помоги!» А больная лежит на операционном столе вся синяя.
– Как так?
– Спроси у него. Вообще нет слов! Надо серьёзно поговорить с ним.
С тех пор я чётко понял: интубация – очень сложный этап работы врача анестезиолога-реаниматолога, если сам не справился и не можешь помочь больному, обязательно нужно звать коллег. Без взаимопомощи в экстренных ситуациях не обойтись. Иногда некоторые коллеги ввиду различных предубеждений пытаются справиться сами. К сожалению, теряя драгоценное время. Хотя бывает и так, что рядом никого нет, кроме тебя и больного. Тогда и вправду остаётся только молиться.
//-- 13.07.2019 --//
Вчера был как раз случай, связанный со сложной интубацией. Вечером привезли двух пострадавших в результате крупного дорожно-транспортного происшествия. Мне достался больной с травмами грудной и брюшной полостей и лицевой части черепа. Лицо переломано вдоль и поперек. Пытаюсь открыть рот, чтобы вставить интубационную трубку, а больной сжал челюсть и никак не расслабляет. Несколько попыток спустя всё же удалось открыть ему рот, а там обильное кровотечение: зубы переломаны, язык откушен. Ничего не видно.
Сказал сестре: «Быстро отсосную трубу и позовите эндоскопистов». Пытался очистить ротовую полость и наконец интубировать. На мониторе сатурация кислорода всё ниже и ниже. Больной стал синеть, бледнеть. Я весь вспотел. Никакие приёмы не помогали. На моё счастье, мимо проходил коллега, врач-анестезиолог Александр Васильевич. Кричу ему:
– Помогите, не могу интубировать больного!
Он тут же подскочил, взял у меня ларингоскоп. Вместе со второй попытки поставили трубку и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Операция прошла благополучно. Не знаю, чем закончилось бы дело, если бы не помощь коллеги.
//-- 26.07.2019 --//
В восемь вечера привезли бабушку после ДТП. Она вместе с внучкой переходила дорогу на зеленый свет, и их сбил пьяный водитель. Бабушка успела оттолкнуть внучку, удар пришёлся по ней. С внучкой всё в порядке. Бабушка получила различного рода травмы.
Из-за большой рваной раны руки её взяли на ПХО раны в операционную. До этого в приёмном отделении успели сделать все анализы, рентген и УЗИ. Смотрю, результаты анализов и исследований в норме. Поэтому решил сделать проводниковую анестезию на руке. Это значит, локальная анестезия участка раны. Артериальное давление было в норме, больная разговаривала, всё переживала за внучку. Где-то в середине оперативного вмешательства бабушка резко потеряла сознание. Я сестре: «Лена, на интубацию!» Медсестра подала мне ларингоскоп и интубационную трубку.
После того, как подключили к аппарату искусственной вентиляции, Лена мне кричит: «Георгий Иванович, асистолия!» Я стал проводить непрямой массаж сердца: «Ставь адреналин, быстро!» Через пять минут сердечный ритм восстановился. После операции бабушку отвезли в реанимацию.
Что же могло произойти? Неужели это осложнение анестезии? Или что-то другое?
В реанимации бабушке провели компьютерную томографию головного мозга. Обнаружилась внутримозговая гематома. В результате травмы у больной лопнул сосуд в головном мозге. Гематома медленно нарастала, пока не наступила кома. Ее сразу взяли на нейрохирургическую операцию, но спасти не удалось.
Всё время спрашиваю себя: «Почему не сделали КТ головного мозга до операции? Почему неврологи не увидели неврологического дефицита? Почему я сам не смог правильно оценить состояние?» Ответы, конечно, мне известны. Скорее всего, в этом нет виноватых. Но на сердце остался тяжёлый осадок…
//-- 01.08.2019 --//
С моим другом Колей, врачом скорой помощи, периодически видимся в приёмном отделении. Привозит тяжелых и крайне тяжелых. Недавно, во время одного из ночных дежурств, вышли с ним подышать свежим воздухом.
– Гоша, я, конечно, многое в жизни повидал. Но чтоб такое…
– Что случилось, Коля?
– На прошлой неделе был вызов к одной старушке, которая упала без сознания. Приехали быстро. Живёт тут недалеко, практически центр. Старый дом без лифта. Пришлось тащить её на носилках. Родственники помогали. У неё был обширный инфаркт миокарда. Привезли сюда.
– Так ведь довезли?
– Слушай дальше. На следующий день, оказывается, она умерла. Ей было 83 года. Родственники подали на нас жалобу. Якобы бабушка умерла из-за того, что мы её вынесли вперёд ногами. Представляешь?
//-- 08.08.2019 --//
Сегодня мы с Колькой опять встретились на ночном дежурстве. В этот раз он привёз пострадавшего с ножевым ранением. Его уже увезли в операционную. Успели перекинуться парой фраз:
– Гош, слушай. У тебя есть пара минут?
– Для тебя всегда найдётся.
– Вот не могу не рассказать. Сегодня с утра ездил на вызов к одной женщине с острыми болями в животе. Несколько дней выпивала.
– Одна, что ли?
– Ну, Гош, слушай дальше! Зашел, значит, в квартиру, а передо мной стоит пьяная клоунесса. Я ей говорю: «Почему в костюме клоуна?» Она в ответ: «Работаю я клоуном. Детей развлекаю». Провёл осмотр. У неё острый панкреатит, видимо, тяжёлая форма. Живот совсем твёрдый, не даёт пальпировать. Говорю ей, надо ехать срочно в больницу. А она выдала: «Я с вами никуда не поеду. Слишком подозрительно выглядите!» Представь, это я подозрительно выгляжу! Кто бы говорил?! Пришлось доказывать, что я действительно врач. И точно повезу в больницу, а не куда-то ещё!
– Привёз?
– Да. Но она мне, видимо, будет сниться. Пьяная клоунесса.
– Ну, Колька, ты даёшь!
– Ладно, я побежал. Вызывают на станцию.
– Пусть на дежурстве больше не будет клоунов! – прокричал я вслед.
//-- 23.08.2019 --//
Прошлым летом во время отпуска подрабатывал в наркологии. Больных с хроническим алкоголизмом, наркоманией и токсикоманией очень много. Среди них немало женщин и подростков. Я лечил тяжелые интоксикации, в том числе проводил сеансы плазмофереза.
Все больные с тяжёлой судьбой. Среди них есть люди, занимающие высокие должности. Был, например, один больной, рассказывал мне, что стал алкоголиком «благодаря» своей должности. Жаловался, что со всеми нужно выпить, иначе никак. Сам не заметил, как стал алкоголиком. Я провёл ему три сеанса плазмофереза. Сначала был совсем бледным, затем порозовел, пришёл в себя. После выписки несколько раз встречал его в городе. Правда, он делал вид, что не узнал меня, отворачивался.
//-- 08.09.2019 --//
Сегодня утром принял смену в палате реанимации. Там меня встретила бабушка, божий одуванчик. Я представился, она в ответ:
– Сынок, зачем вы меня спасли, я ведь вас не просила.
– Как так, Фаина Васильевна? Я бы радовался спасению.
– Я со своим инфарктом столько раз пыталась уйти на тот свет. Но нет! Меня возвращают и возвращают!
– У вас повторный инфаркт миокарда. К тому же выраженное нарушение ритма. Так что придётся вас полечить.
– Не хочу я лечиться. Вы лучше побыстрее отпустите меня.
– Фаина Васильевна, я вам назначил лечение. Если всё будет хорошо, переведём вас в обычную палату.
– У меня к вам просьба, Георгий Иванович.
– Что такое?
– Если опять буду помирать, вы, пожалуйста, меня не спасайте. Прошу вас, ради Бога!
– Пойду к другим больным. Будьте здоровы, Фаина Васильевна!
Через час ко мне подбежала медсестра: бабушка потеряла сознание. Я махом оказался в палате. Смотрю на бабушку, а у неё такой умиротворенный вид. На мониторе выраженная брадикардия и артериальное давление практически на нуле. Говорю медсестре:
– Давай половинку атропина в вену!
– Хорошо.
– И кислород через маску подключим.
– Хорошо.
– Вызывай, снимем электрокардиограмму.
После всех манипуляций бабушка очнулась и разочарованно посмотрела на меня. Радоваться или плакать? Я никогда не мог понять, где заканчивается наша правда. Смогу ли когда-нибудь найти ответ?
//-- Заключение --//
История не заканчивается. На смену нам приходят другие врачи, настают другие времена. Но пока бьются наши сердца, я очень надеюсь, что мы не потеряем надежду и веру, чистоту помыслов и деяний.
Врачевание – совсем не простая профессия, особенно анестезиология-реаниматология. По воле судьбы мы возвращаем людям жизнь. Говорят, мы – орудие Бога, нашими руками он творит чудеса воскрешения и нередко исцеления душ. Конечно, мы не всемогущи, порой терпим неудачу. И нам самим порой нужна помощь больше, чем кому-либо. Но святое призвание – лечить – вдохновляет нас на дальнейшую работу и помогает обрести простое земное счастье.