Надежда Тэффи
Проворство рук

* * *

   В дверях маленького деревянного балаганчика, в котором по воскресеньям танцевала и разыгрывала благотворительные спектакли местная молодежь, красовалась длинная красная афиша.
   «Специально проездом, по желанию публики, сеанс грандиознейшего факира из черной и белой магии.
   Поразительнейшие фокусы, как-то: сжигание платка на глазах, добывание серебряного рубля из носа почтеннейшей публики и прочее вопреки природе».
   Из бокового окошечка выглядывала голова и печально продавала билеты.
   Дождь шел с утра. Деревья сада вокруг балаганчика намокли, набухли, обливаясь серым мелким дождем покорно и не отряхиваясь.
   У самого входа пузырилась и булькала большая лужа. Билетов было продано только на три рубля.
   Стало темнеть.
   Печальная голова вздохнула, скрылась, и из дверей вылез маленький облезлый господин неопределенного возраста.
   Придерживая двумя руками пальто у ворота, он задрал голову и оглядел небо со всех сторон.
   – Ни одной дыры. Все серо. В Тимашове прогар, в Щиграх прогар, в Дмитриеве прогар, в Обояни прогар, в Курске прогар… А где не прогар? Где, я спрашиваю, не прогар? Судье почетный билет послан, голове послан, господину исправнику… всем послано. Пойду лампы заправлять.
   Он бросил взгляд на афишу и оторваться не мог.
   – Чего им еще нужно? Нарыв на голове, что ли?
   К восьми часам стали собираться.
   На почетные места или никто не приходил, или посылали прислугу. На стоячие места пришли какие-то пьяные и стали сразу грозить, что потребуют деньги обратно.
   К половине девятого выяснилось, что больше никто не придет.
   А те, кто сидели все так громко и определенно ругались, что оттягивать дальше было просто опасно.
   Фокусник напялил длинный сюртук, с каждой гастролью становившийся все шире, вздохнул, перекрестился, взял коробку с таинственными принадлежностями и вышел на сцену.
   Несколько секунд он стоял молча и думал:
   «Сбор четыре рубля, керосин шесть гривен – это еще ничего, а помещение восемь рублей, так это уже чего. Головин сын на почетном месте – пусть себе. Но как я уеду и на что буду кушать, это я вас спрашиваю! И почему пусто? Я бы сам валил толпой на такую программу».
   – Бррравво… – заорал один из пьяных.
   Фокусник очнулся. Зажег на столе свечку и сказал:
   – Уважаемая публика, позволяю предпослать вам предисловие. То, что вы увидите здесь, не есть что-либо чудесное или колдовство, что противно нашей православной религии и даже запрещено полицией, этого на свете даже совсем и не бывает. Нет. Далеко не так. То, что вы здесь увидите, есть не что иное, как проворство и ловкость рук. Даю вам честное слово, что никакого колдовства здесь не будет. Сейчас вы увидите появление крутого яйца в совершенно пустом платке.
   Он порылся в коробке и вынул свернутый в комочек пестрый платок. Руки его слегка тряслись.
   – Извольте убедиться, что платок совершенно пуст. Вот я его встряхиваю.
   Он встряхнул платок и растянул руками. «С утра одна булочка в копейку и стакан чаю без сахару, а завтра что?» – думал он.
   – Можете убедиться, что никакого яйца здесь нет.
   Публика зашевелилась. Кто-то фыркнул. Вдруг один из пьяных загудел:
   – Вр-решь, вот яйцо.
   – Где, что? – растерялся фокусник.
   – А к платку на веревочке привязал.
   – С той стороны, – закричали голоса. – На свечке просвечивает.
   Смущенный фокусник повернул платок. Действительно, на шнурке висело яйцо.
   – Эх ты! – заговорил кто-то уже дружелюбно. – Тебе бы за свечку зайти, вот и незаметно было бы. А ты вперед залез. Так, братец, нельзя.
   Фокусник был бледен и криво улыбался.
   – Это, действительно, – говорил он. – Я, впрочем, предупреждал, что это не колдовство, а только проворство рук. Извините, господа. – Голос у него пресекся и задрожал.
   – Ладно, да ладно!
   – Нечего тут!
   – Валяй дальше!
   – Теперь приступим к следующему поразительному явлению, которое покажется вам еще удивительней. Пусть кто-нибудь из почтеннейшей публики одолжит мне свой носовой платок.
   Публика стеснялась.
   Многие было уже вынули, но, посмотрев внимательно, поспешно спрятали обратно.
   Тогда фокусник подошел к сыну городского головы и протянул свою дрожащую руку.
   – Я бы, конечно, взял и свой платок, так как это совершенно безопасно, но вы можете подумать, что я что-нибудь подменил.
   Сын головы дал свой платок, и фокусник развернул его и встряхнул.
   – Прошу убедиться, совершенно целый платок.
   Сын головы гордо осмотрел публику.
   – Теперь глядите. Этот платок стал волшебным. Теперь я свертываю его трубочкой, подношу к свечке и зажигаю. Горит. Отгорел весь угол. Видите?
   Публика вытягивает шею.
   – Верно, – кричит пьяный, – паленым пахнет.
   – А теперь я сосчитаю до трех, и платок будет опять целым. Раз, два, три! Извольте убедиться.
   Он гордо и ловко расправил платок.
   – А-ах…
   – А-ах, – ахнула и публика.
   Посреди платка зияла огромная паленая дыра.
   – Однако, – сказал сын головы и засопел носом. Фокусник прижал платок к груди и вдруг заплакал.
   – Господа… Почтеннейшая пуб… Сбору никакого… Дождь с утра… куда ни попаду, везде… с утра… не ел… не ел… на булку копейку.
   – Да ведь мы ничего, бог с тобой! – кричала публика.
   – Рази мы звери? Господь с тобой!
   Но фокусник всхлипывал и вытирал нос волшебным платком.
   – Четыре рубля сбору… помещение – восемь рублей… во-о-осемь… воо-оо-о…
   Какая-то баба всхлипнула.
   – Да полно тебе, о господи! Душу выворотил, – кричали кругом.
   В дверь просунулась голова в клеенчатом капюшоне:
   – Эт-то что? Расходись по домам!
   Все и без того встали. Вышли. Захлюпали по лужам. Молчали, вздыхали.
   – А что я вам, братцы, скажу! – вдруг ясно и звонко сказал один из пьяных.
   Все даже приостановились.
   – А что я вам скажу! Ведь подлец народ нонече пошел. Он с тебя деньги сдерет и тебе же душу выворотит. А?
   – Вздуть! – ухнул кто-то во мгле.
   – Именно, что вздуть. Айда! Кто со мной? Раз, два, три! Ну, марш… Безо всякой совести народ… Я тоже деньги платил не краденые… Ну, мы уж те покажем! Жжива…

Надежда Тэффи Проворство рук

* * *

Надежда Тэффи
Проворство рук