Валентин Пронько
Помнит ли мир спасенный?

   ЭТОТ ТРУД ПОСВЯЩЕН
   памяти моего отца – ветерана Великой Отечественной войны
   Пронько Адама Григорьевича
   и памяти отца моего друга – советского бойца, геройски погибшего 12 октября 1944 года в Польше, —
   Бижамова Тагира Бийарслановича.

   ЭТОТ ТРУД ТАКЖЕ ПОСВЯЩАЕТСЯ:
   – тем, кто бился с врагом на фронте, кто воевал в партизанских отрядах;
   – детям войны, подпольщикам, гражданам, которые вынесли тяготы оккупации, узникам нацистских концентрационных лагерей, сгинувшим в неволе, и тем из них, кто выжил в аду, а также тем, кто незаконно был репрессирован советской властью;
   – тем, кто без сна и отдыха трудился в тылу;
   – тем, кто дошёл до Берлина и Праги, и кого сегодня нет с нами;
   – тем, кто положил свою жизнь на алтарь Победы – не вернувшимся с войн отцам, матерям, дедам, сыновьям, дочерям, мужьям, жёнам, братьям, сестрам, однополчанам, родным, друзьям;
   – тем, кто не искал славы, а защищал Отчизну, защищал свою семью.

   Рецензенты:
   В.П. Зимонин – директор Института проблем безопасности и развития Евразии, первый вице-президент Международной академии исторических и социальных наук, вице-президент Ассоциации историков Второй мировой войны РАН, член научного совета Российского военно-исторического общества, действительный член Академии военных наук, профессор Военного университета МО РФ, доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, капитан 1-го ранга в отставке;
   В.В Зубенко – профессор Департамента мировой экономики и международного бизнеса Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, доктор экономических наук, профессор.

Предисловие

   Идея написания этой книги возникла давно, но не спонтанно и замысел ее был не случайным. Решение этой творческой задачи обусловили ряд обстоятельств и факторов, о которых пойдет речь ниже.
   Жизненные пути людей, прокладываемые ими на ниве личной судьбы, закладываются с первого вздоха и робкого детского шажочка. И это неуверенное движение, как начало самостоятельной траектории жизненного полета, начинается от родительского порога в незнакомое пространство, простираемое в сегодняшний день. И если с каждой и все более уверенной поступью преодолевается маршрут, и чем яснее вырисовывается благородная цель земной миссии, последовательно намечаемая на верстовых столбах колеса фортуны, к которой стремится человек, тем увереннее становится его поступь и тверже шаг.
   В непростой бурлящей повседневности на разных уровнях и магистралях наши личные дороги пересекаются с судьбоносными маршрутами многих лиц, оставляя на сердце добрую благодарную память, светлые воспоминания, желания новых встреч для задушевных бесед, личных откровений, воспоминаний о прошлом, обмена мнениями о настоящем и перспективах волнующего будущего.
   В своей профессиональной деятельности я соприкасался со многими государственными деятелями, видными военачальниками, крупными политиками, знаменитыми учеными, маститыми мастерами культуры, известными писателями, легендарными спортсменами, руководителями высших учебных заведений и крупных научно-исследовательских учреждений. Контактировал и продолжаю общаться с многочисленной студенческой молодежью, широким кругом лиц, занимающихся сложным педагогическим трудом, воспитательной и научно-исследовательской деятельностью.
   Мне посчастливилось познакомиться, а затем и подружиться, за что благодарен судьбе, с неординарной личностью, которую называю старшим братом. Это – Тажутдин Тагирович Бижамов! И с ним иду по жизни, по общей человеческой дороге почти четверть века. В народе говорят: чтобы узнать человека, необходимо с ним съесть пуд соли. Могу сказать, что такую норму выполнил.

   Пронько Валентин Адамович и Бижамов Тажутдин Тагирович

   Тажутдина Тагировича воспринимаю как личность, чьи способности, мысли, плоды его профессиональной и общественной деятельности, произнесенные им слова, не бросаемые на ветер, благородные дела и яркие деяния выходят далеко за привычные рамки восприятия обычного человека. По внешним зрительным признакам он вписывается в общую массу обычных людей, однако по своим действиям и поступкам выделяется из нее. Поэтому для меня определение «неординарная личность» полностью синонимично выражению – выдающийся человек.
   Не придерживаясь строгой хронологии, и не описывая подробные детали, чтобы не расплываться мыслями по древу, хочу сконцентрировать внимание на некоторых жизненных моментах, в которых зафиксировались поступки, ярко характери-зирующие эту выдающуюся личность.
   … Телеканал «Россия-24» ведет прямой эфир из столицы Украины. Телевизор работает непрерывно, смотрим, не отрываясь, картинку на киевском Майдане. Переживания и волнения. Анализируется ситуация. Мысли переносят на малую Родину – что делает сейчас мама, братья, сестра, племянники и племянницы, другие родственники, соседи, одноклассники, однокашники по Киевскому высшему военному общевойсковому командному училищу и Военной академии имени М.В. Фрунзе, которые после развала СССР стали офицерами и генералами вооруженных сил Украины.
   21 февраля 2014 года после трагических событий в центре Киева президентом Украины Виктором Януковичем и лидерами парламентской оппозиции Виталием Кличко, Арсением Яценюком и Олегом Тягнибоком при посредничестве представителей Евросоюза: министров иностранных дел Германии и Польши – Франк-Вальтером Штайнмайером, Радославом Сикорским и руководителем департамента континентальной Европы министерства иностранных дел Французской Республики Эриком Фурнье были подписаны так называемые «мирные соглашения» между украинской властью и оппозицией, которые не были реализованы. В ночь на 22 февраля президент Украины Виктор Янукович покинул столицу, а впоследствии – и территорию государства, в котором он был главой.
   … 23 февраля. По электронной почте приходит письмо из Соединенных Штатов Америки от однокашника по Киевскому высшему общевойсковому командному училищу имени М.В. Фрунзе: «Дорогой Валентин! От всей души поздравляю тебя – ветерана Вооруженных сил с праздником – Днем Советской Армии! Желаю тебе и всей твоей семье крепкого здоровья, счастья, радости и мирного неба над головой! С уважением Володя Белов».
   Поблагодарив в своем обратном письме друга за поздравление и пожелание, обратился с просьбой к Владимиру Васильевичу – написать, как воспринимаются из-за Атлантического океана события, происходящие в Украине.
   Ответ пришел утром:
   «Трудно поверить во всё то, что в США нам показывают о событиях на Украине, тем более что мы имеем прямые каналы украинского телевидения. Людей жестоко избивают. Очень жаль, что гибнут граждане, независимо от того, на чьей стороне они стоят. Все это напоминает мне события в Баку, когда шла борьба за власть. Там также были трупы убитых на улицах людей, действовал комендантский час, армейские части и подразделения находились между двух огней блокированная в своих военных городках. Были сложности с эвакуацией семей военнослужащих на Родину. Все мы надеемся, что рано или поздно наступит мир».
   Буквально через два часа раздался звонок на домашний телефон. В трубке весьма знакомый, приятный и едва приглушенный бархатный голос Тажутдина Тагировича. Разговор, как это в традиции дагестанцев со строго выработанными веками и четко соблюдаемыми правилами этикета, начался с расспросов о здоровье, семье, настроении, работе.
   Расположение духа у меня было на минусе, но в разговоре требовалось держаться. Начал с грустного, что омрачено происходящими в Украине событиями. Что переживаю за два обстоятельства: первое – искажение в мозгах людей восприятия России, которую многие украинцы считают виновницей всех их бед! И, второе, – неоптимистические перспективы для простых людей, в том числе для родных и близких.
   Сделал паузу.
   – Валентин Адамович, моя семья и все коллеги с болью в сердце наблюдаем за процессами, происходящими на вашей малой Родине. Лично я готов оказать всяческую помощь вашей маме, братьям, сестре, родственникам, их семьям. Ведь они сейчас подвергаются опасности в условиях хаоса и потери государственного управления. А что будет дальше, трудно спрогнозировать.
   Я слушал, не перебивая. От эмоций перехватило горло, а глаза увлажнились.
   – Настоятельно прошу вас, – продолжил собеседник, организовать отправку мамы, семей своей родни и близких вам людей к нам, в Дагестан, ко мне в Махачкалу. Всех приму, размещу, накормлю, окружу заботой и вниманием. Ваши родственники будут в полной безопасности.
   Я напрягся, по щекам побежали слезы. Голос Бижамова становился все настойчивее и громче. Находясь на другом конце провода, он чувствовал мои эмоции. Еще дважды, рефреном и, как мне показалось, приказным тоном, произнес:
   – Немедленно отправляйте ко мне в Махачкалу маму и всю свою родню!
   Уже не помню, какие конкретные слова благодарности я произнес в ответ. Но этот звонок и разговор никогда не забуду. О содержании этого разговора знает вся моя семья, все родственники, знакомые, студенты, коллеги.
   В прошлое советское время мы, как нам казалось, часто, употребляли слова об интернационализме, о дружбе, о единой семье народов, которые сейчас для современной молодежи кажутся анахронизмом. Разрушительные процессы, которые произошли в системе воспитания, патриотизме сделали свое недоброе дело. Предательский развал СССР, как блестяще проведенная стратегическая геополитическая операция США, больно отозвался не только в моем сердце.
   На следующий день написал письмо своим родственникам-киевлянам, которое отправил по электронной почте. К этому времени уже резко натянулись отношения с большей частью родных и близких, коллег, однокашников, земляков-соседей по причине того, что их эмоциональную оценку произошедших в Киеве событий, финал которых они видели в перспективном для них ракурсе («будем жить, как в Европе, припеваючи») я категорически не разделял.
   Вот фрагмент одного из электронных писем с приложенной фотографией генерал-лейтенанта Т.Т. Бижамова, отправленное в Киев, которое храню.
   «Уважаемая В…а! Это Запад говорит, что демонстрации мирные! Это Евросоюз утверждает, что крови никакой нет!
   Но в кого вчера стрелял снайпер, находясь на крыше киевской консерватории?! Неужели беркутовец, вел прицельный огонь в беркутовцев? Вчера убиты три милиционера из Крыма. Это кто такие – разве не граждане Украины?
   Ты же искажаешь мои слова. Глядя на белое, утверждаешь, что это черное!
   Твой родной брат, глядя на зеленое, произносит, что это – именно такой цвет, но не коричневый! Неужели ты думаешь, что я чему-то радуюсь и злорадствую? Вчера у меня раздался звонок из Дагестана. Дагестан – это Россия. Мой друг сказал мне, что готов принять моих родных и близких у себя в Махачкале и укрыть их в своем доме!
   Звонил мне Бижамов Тажутдин Тагирович, экс-министр юстиции Республики Дагестан. Этого в СМИ нет. Это я пишу тебе. Не вру! Не обманываю! Тажутдин Тагирович – кумык по национальности, россиянин! Вот пример отношения людей к своим соседям.
   И еще. Тажутдин Тагирович – мусульманин, а я, как и ты – православный христианин, если необходимо сказать об этом. Господь Богу нас един. Не пропитывайся ядом пропаганды! Пропаганда страшнее взрыва снаряда! На фото, справа, – Тажутдин Тагирович».
   Я не зря акцентировал внимание на отношение к конфессии и национальности. Тем подчеркивал своим родственникам, что прыгать и скандировать «Москаляку – на гиляку», «Хто не скаче, той москаль», означает опуститься на уровень толпы, теряющей рассудок. А орать – «Россия – агрессор!», это не знать элементарнейших вещей, которые называются причинно-следственными связями.
   Сколько злобы и ненависти, неприязни друг к другу и хамства, боли от несправедливости и зависти, призывов к братоубийству выплеснулось на киевском Майдане и далеко за его пределами! Обман и мракобесие, злорадство и ехидство, проклятия и фальсификации, вранье и подобострастия, сквернословие и бешенство, кощунство и осуждение, обиды и самолюбование.
   Возникает вопрос – а как от этого всего избавиться? Куда мы идем? И что будет с людьми, если их таковыми назвать можно. Вавилонское столпотворение? Гибель Помпеи?
   В это тяжелейшее время и словом, и делом меня поддерживал Тажутдин Тагирович, за что я ему бесконечно благодарен. Я еще раз убедился, что этот человек не оставит меня с самим собой, он протянет руку практической братской помощи, которую многократно предлагал в это тяжелейшее для меня время.
   К качествам, благодаря которым я отношу Тажутдина Тагировича Бижамова к категории неординарных личностей, выделяю прежде его обаяние, ум, оригинальность мышления, эрудицию, восприятие мира, собственный взгляд на исторические процессы и события. А особенно – стойкость, мужество, силу воли, целеустремленность, способность преодолевать жизненные трудности.
   Часто, когда погружаюсь в раздумья, задаю себе вопросы:
   Спрашивал ли ребенок, маленький Тажутдин, в далекие суровые сороковые годы прошлого столетия свою маму – а где его отец?
   Просил ли он маму ответить – отчего так красочно, но с грустью в голосе, рассказывая о родном селе, она не может разъяснить, почему семья живет не в родном селении, что в Дагестане, а в непонятном свеклосовхозе Меркинского района Джамбульской области Казахской ССР?
   За плечами генерал-лейтенанта Т.Т. Бижамова не только богатая школа жизни. Это и опаленное войной босоногое детство, которое прошло без отца, сгинувшего в беспощадном пламени Великой Отечественной войны, и не увидевшего, как и многие тысячи юношей, парней и взрослых мужчин из дагестанских аулов, селений, поселков и городов, оборонявших в многонациональных воинских формированиях Брестскую крепость, Минск и Киев, защищавших Москву, Сталинград, Ленинград, Ростов-на-Дону, многие другие города и населенные пункты, Северный Кавказ, своего родителя.
   В апреле 1942 года, когда несмышленышу Тажутдину исполнилось три месяца, его отец Тагир, 36 лет от роду, в последний раз поцеловал своего крошку сына. Добровольно, надев невзрачную армейскую форму, ушел защищать Отечество, свою Родину, свой родной Дагестан, свое родное Нижнее Казанище.
   Тема войны и судеб людей, которых перемалывали беспощадные жернова отечественной истории, волновала и беспокоит Тажутдина Тагировича до сих пор. При каждой нашей встрече, посвящали время, чтобы обсудить многие вопросы этой неисчерпаемой проблематики. Акцентировали внимание на ратном подвиге, совершенном советскими воинами в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Не уходили и не оставляем без внимания ее острых углов. Говорим и обмениваемся мнениями о тяготах, которые испытали солдаты, воевавшие на фронтах, о невзгодах, с полной лихвой обрушившихся на хрупкие плечи женщин, стариков и детей, совершавших ежедневный трудовой подвиг в тылу.
   Из этих бесед много примечательного вынес для себя, познавая характер, мировоззрение и гражданское мужество Т.Т. Бижамова, что впитывалось мною через историю семьи его родителей и трагическую судьбу отца – Тагира Бийарслановича.
   Если спросить: кто как понимает определение «богатая школа жизни», уверен – ответы будут разными и не совпадающими. Для Тажутдина Тагировича – это тяжелое голодное детство, сложные послевоенные годы, долгий путь из Казахстана на малую Родину в не приспособленный для жизни саманный домик, что на окраине Буйнакска, отсутствие в семье горсти муки для лепешки, изношенная одежда, истоптанные башмаки.
   В шестилетнем возрасте он уже знал, что в советском обществе попираются права простых людей, которые от утренней зари и до вечернего заката трудились, обливаясь обильными каплями пота и, работая на земле, обихаживали каждый ее клочок, с любовью ухаживали за домашним скотом, кроликами, птицами, пчелами и другой живностью.
   Паренек мысленно сам себе задавал не до конца осознанные вопросы – почему проводится политика массового преследования крестьян по признаку имущественного положения, когда у тружеников отбирают практически все, что они создали своими кровавыми мозолями? А существует ли справедливость и что это такое – справедливость? А что такое несправедливость? А несправедливость – это зло? А можно ли отстоять справедливость? Если да, то как? А что происходит с человеком, в отношении которого попрана справедливость? Все ли, которых несправедливо обижает власть, впадают в озлобленность и отчаяние, замыкая вокруг себя порочный круг?
   И главный для себя вопрос – за какую такую провинность, на каких основаниях и почему семья отца, оставив родовое селение, Нижнее Казанище, издавна известный населенный пункт Страны гор, являющееся одним из самых живописных уголков Дагестана, на долгие годы съехала в «холодные края» – в далекий Казахстан, за тридевять земель?
   Это потом, жадно изучая историю, он выявил, что в молодом советском государстве велась ожесточенная борьба за власть со стороны Льва Троцкого с Иосифом Сталиным. И это не могло не сказаться на жизни простых людей. Применение на практике государственного строительства концепции «сверх индустриализации» и «форсированной перекачке средств из деревни в город» привело ко многим перегибам, деформациям, вопиющей социальной несправедливости, сломанным судьбам миллионов людей, незабываемым жизненным трагедиям.
   Будучи уже студентом юридического факультета Дальневосточного государственного университета, двадцатидвухлетний парень выкраивал время, чтобы изучать материалы периодической печати того тяжелого и неоднозначного исторического периода времени. В газете «Правда» от 15 февраля 1928 года внимательно прочитал большую подборку материалов о «тяжелой ситуации на селе», «повсеместном засилье богатого крестьянства» и зловредных «кулацких элементах», которые якобы пробираются на должности секретарей партячеек и не пускают в партию бедноту и батраков.
   Он уже знал, что в 30-е годы XX века в Советском Союзе наступило тяжелое время, когда всю землю, которой Октябрьская революция 1917 года наделила крестьян, власть их обязала вернуть обратно государству, а выращенный собственными руками скот и личный сельскохозяйственный инвентарь – отдать в коллективное пользование.
   Постигая хронологию последующих публикаций, Тажутдин Бижамов обратил внимание, что пропагандистская кампания в Советском Союзе пошла по нарастающей. Газеты изо дня в день публиковали письма «возмущенных трудящихся»: «Кулаки – эти яростные враги социализма – сейчас озверели. Надо их уничтожать, выносите постановление об их выселении, отбирайте у них имущество, инвентарь».
   Как поведал мне Тажутдин Тагирович, он часто вспоминал лекцию по «Основам научного коммунизма», которую слушал на третьем курсе. В студенческой аудитории преподаватель эмоционально рассказывал о встрече Сталина со слушателями Института красной профессуры, состоявшейся 28 мая 1928 года. Здесь вождь публично заявил, что есть верный и надежный способ изъятия хлеба у крестьян: «это переход от индивидуального крестьянского хозяйства к коллективному, общественному хозяйству».
   Чтение подшивок газет, которые хранились в университетской библиотеке, позволило узнать, что после этого выступления в Советском Союзе развернулось «всенародное осуждение». Характерно, что подобные собрания были обязаны проводить даже воспитательницы детских садов и кладбищенские могильщики…
   В период так называемой «перестройки», в 1986 году, будучи прокурором Каякентского района республики Дагестан, Тажутдин Тагирович ознакомился с директивой политбюро ВКП(б) от 3 октября 1929 года, изданной под грифом «Секретно», о «Применении против кулаков решительных мер вплоть до расстрела». В этих условиях от предстоящих репрессий не мог спасти даже добровольный отказ от имущества и согласие вступить в колхоз. Людей обрекли на ссылку не за то, что они совершили, а за то, что гипотетически могли бы содеять.
   27 декабря Сталин выступил с «исторической» речью на конференции аграрников-марксистов, в которой выдвинул лозунг «ликвидации кулачества как класса»: «Раскулачивать не только можно, но и необходимо. Снявши голову, по волосам не плачут». Он назвал «смешным» вопрос, можно ли пускать «кулака» в колхоз: «Конечно, нельзя, так как он – заклятый враг колхозного движения».
   30 января 1930 года появился главный документ, ставший основанием для раскулачивания и определивший его параметры: постановление политбюро «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Примечательно, что ходе коллективизации вопрос, кого считать кулаком, был полностью отдан на откуп местным властям. А это вело к еще большему своеволию и несправедливости.

   Бижамов Тагир Бийарсланович (слева) с родственником Шанавазовым Залимханом. 1933 г.

   Главными регионами расселения тех лиц, кого сейчас называют «сельскими предпринимателями» были Новосибирская, Тюменская, Томская, Архангельская области, Красноярский край, Урал и Казахстан. Ссыльных, в том числе и родителей Тажутдина Тагировича, в Казахстан везли зимой в товарных вагонах по 40 человек. На узловых станциях составы неделями стояли без движения. Люди до назначенных им мест добирались от железной дороги в десятки, а то и сотни километров, иногда пешком. По прибытии размещались в бараках с трехъярусными нарами по несколько сотен человек, и это в лучшем случае.
   Имел ли отец Тажутдина обиду на державный трон, на авторитаризм, высшим субъектом которого было государство и его институты принуждения и репрессий? Конечно! Он испытывал естественную человеческую реакцию на воспринимаемое как несправедливое ущемление его прав, причиненные оскорбления и последовавшие за этим скитания и невзгоды его семьи. Все это вызывало у него отрицательные эмоции к власти, которая базировалась на авторитарных методах и насилии.
   Наряду с другими семьями народов Кавказа Тагир Бийарсланович прошел сложный и драматичный путь, тяжело переживал черный период несправедливости, когда не только его семья стала субъектом парадоксального незаслуженного и трагического исторического события – депортации. Находясь в так называемой «кулацкой ссылке» ему требовалось выполнять тяжелую работу и плановые задания, соблюдать правила внутреннего распорядка, установленные в поселке, и одновременно проявлять заботу о супруге и детях.
   Изменения в политике государства к репрессированным крестьянам произошли во время Великой Отечественной войны. Потребовалось восполнить массовые потери на полях сражений. С этой целью около 100 тысяч подросших сыновей репрессированных крестьян, в том числе из числа дагестанцев, были призваны в Красную Армию, а их семьи получили частичную свободу.
   Однако не все главы семейств, выселенные из своих родных мест как кулаческий элемент, изъявили личную инициативу уйти на фронт. Многие движимые сложными мотивами, одним из которых была обида на действующую власть, поступившую с ними несправедливо, чтобы избежать воинского призыва, занимались сознательным членовредительством. Среди выселенных в Казахстан мужчин наблюдался всплеск саморанений, ставших распространенным явлением. Уклонисты прибегли к стрельбе с расстояния. Они отстреливали себе пальцы рук, ранили себя в ноги. Реальная возможность быть убитым во время боя часто оказывалась достаточной причиной для сознательного и добровольного причинения сильных телесных повреждений самому себе. Выбор между смертью и инвалидностью многими делался в пользу последней.
   Не следует забывать, что война началась, когда еще не прошло и четверти века со времени революции и кровопролитной братоубийственной гражданской войны, а за несколько лет до трагической даты 22 июня 1941 года в стране имели место необоснованные репрессии. Следовательно, перед войной определенная часть населения решительно была настроена против советской власти.
   Однако Тагир Бижамов в отличие от некоторых своих земляков поступил иначе. Доминанта личного восприятия германского нашествия и трагических военных событий, его внутренний психологический настрой и сознание необходимости быть в другом месте, на фронте, чтобы с оружием в руках сражаться с агрессором представлялась ему очевидной. Он отчетливо понимал, что государственная власть и Родина, она же Отчизна, понятия не равнозначные.
   Патриотическое чувство огромной силы, четкое осознание долга совести, чести и благородства, личное желание внести свою лепту в оказание сопротивления агрессору привело его в военкомат с личным заявлением о добровольной отправке в действующую армию…
   В 20-30-е годы ушедшего в историю столетия, насильственная коллективизация стала настоящей войной, объявленной неокрепшей советской властью мелким крестьянским хозяйствам. Несколько миллионов сельских семей были выселены за пределы своих родных очагов. Неподдающееся четкому учету количество, поэтому округленно до нескольких миллионов жителей селений, аулов, деревень умерло от голода, а сотни тысяч свой трагический жизненный путь завершили в ссылке. Это была вторая гражданская война, спровоцированная властями против собственного народа.
   Учиненное над крестьянами насилие позволило развить этот бесчеловечный социальный эксперимент над другими группами граждан собственной страны, называемый сталинским террором против собственного народа. С этой целью был создан специальный государственный механизм репрессий: Государственное политическое управление (ГПУ) в составе НКВД, Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) СССР при Совете Народных Комиссаров СССР, Особое Совещание при НКВД в центре, так называемые «тройки» и «двойки» на местах. Правоохранительные органы, в том числе органы государственной безопасности, были превращены в орудие произвола. Безжалостный механизм репрессий уничтожил цвет большевистской партии, обескровил все слои советского общества.
   Насильственное переселение дагестанцев в Казахстан и последствия этой акции как голод, холод, болезни, трудности адаптации к новым климатическим условиям и вызванная всем этим высокая смертность, тяжело отразились не только на семье Бижамовых.
   Дубина, которая смела их, другим концом обрушилась на близкородственных им соседей-дагестанцев: аварцев, кумыков, даргинцев, лакцев, – сорвала их с насиженных мест и бросила в многолетний драматический круговорот огромного количества трудноразрешимых проблем.
   Такая политика обернулась бумерангом: это и масштабное проявление коллаборационизма, и широкое националистическое движение, особенно в Западной Украине и Прибалтике, и дезертирство, и членовредительство, чтобы не быть мобилизованным на фронт, крайне нуждавшимся в восполнении тяжелых потерь.
   Пропустив через душу и сердце все перипетии не только своей семьи, но и тысяч семей своих земляков, ставших жертвами необоснованных репрессий, Тажутдин Тагирович в своей практической деятельности неуклонно придерживался принципа – добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека в Российской Федерации. Будучи в ранге Министра юстиции республики Дагестан он принимал активное участие в разработке проекта Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий», который вступил в силу 18 октября 1991 года. Этот нормативно-правовой акт высшей юридической силы, осуждающий многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, когда миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства и подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам, признал раскулачивание незаконным.
   Его отец, Тагир Бийарсланович, будучи добровольно призванным 25 июня 1942 года Меркенским РБК Джамбульской области в действующую армию, был зачислен в состав 1343-го стрелкового полка формируемой 399-й стрелковой дивизии. Как он добирался на фронт из села Мерке, что в Казахстане, преодолевая расстояние в более, чем 3000 километров, можно только догадываться.
   В начале августа 1942 года дивизия, будучи укомплектованной личным составом в 12322 человека, была передана в состав 62-й общевойсковой армии под командованием генерал-майора Колпакчи Владимира Яковлевича, а затем генерал-лейтенанта Чуйкова Василия Ивановича, и заняла полосу обороны в районе города Суровикино.
   Под Сталинградом шли самые кровопролитные за всю историю человечества бои. Это был ад. Бойцы, в рядах которых находился кумык Тагир Бийарсланович, неделями находились в окопах, немытые, не выспавшиеся, голодные. В воздухе стоял непрерывный раздирающий душу вой от низколетящих вражеских самолетов, от бомб, к которым немцы прикрепляли свистки, издававшие жуткий визг, грохот от разрыва все тех же бомб, снарядов, гранат и прочего. Долго человеческий мозг такого выдержать не может. Перерывы в боях практически отсутствовали.
   В конце августа 399-я стрелковая дивизия, понесла тяжелые потери в людях. До начала сентября, действуя на левом фланге 62-й армии, она имела боевую задачу – не допускать прорыва противника к дороге Карповка – Воропоново. Фактически соединение, осуществляя круговую оборону под большой Рос-сошкой, сражалось в окружении, понесло тяжелейшие потери в личном составе. 7 сентября остатки дивизии в количестве около 80 активных штыков были выведены в район Городище. Всевышний уберег и бойца Тагира Бижамова. Потребовалось срочное проведение командующим мероприятий по восстановлению боеспособности частей и соединений 62-й армии.
   Оставшиеся в живых бойцы, слитые в сводный полк, через три дня были вновь введены в бой на окраине Сталинграда в составе последнего армейского резерва, который понес значительные потери в людях.
   После окончания Сталинградской битвы в феврале 1943 года дивизия, завершив очередное восстановление боеспособности путем переформирования и пополнения личным составом, которое проходило в Тульской области на станции Тихонова Пустынь, вошла в состав Брянского фронта, где заняла полосу обороны между Малоархангельском и Новосилем.
   А с июля 1943 года Тагир Бийарсланович уже сражался на Курской дуге. Участвуя в Орловской наступательной операции, он совместно с армейскими товарищами выполнял боевые задачи по овладению Змиевкой – крупным опорным пунктом противника, а затем, преследуя отходящего на запад врага, сражался за освобождение городка Кромы.
   В конце февраля 1943 года Апай Умарпашаевне Бижамовой с фронта пришло письмо. Муж писал, что, если он выжил в Сталинградской битве, где горела земля, горела вода на Дону, где на каждый квадратный метр обрушились тонны смертоносного металла, теперь война ему нипочем: он не имеет права погибать, пока не добьет фашистского зверя в его же логове.
   Когда мама читала эту долгожданную весточку, Тажутдину Тагировичу исполнился лишь год от роду. А помнил ли он последний отеческий поцелуй, прикосновение губ своего отца в шестимесячном возрасте? Конечно нет… Но как бы этого хотелось!
   В ночь на 22 сентября 1943 года в районе хутора Монастырёк, что ныне в черте города областного значения Ржищев Киевской области Украины, 399-я стрелковая дивизия форсировала реку Днепр. В ходе продвижения в западном направлении она участвовала в Гомельско-Речицкой наступательной операции и выполняя боевую задачу, вклинилась в оборону противника в сторону Бобруйска до рубежа реки Березина, что в Белоруссии.
   С 24 июня 1944 года, в ходе Бобруйской операции соединение осуществило прорыв вражеской обороны, что в 5 километрах северо-западнее Рогачева. Через три дня дивизия вышла на рубеж реки Добысна и взломала оборону противника, действовавшего в его полосе. К концу месяца бойцы соединения продвигались к Бобруйску. А после взятия этого города, дивизия продолжила наступление и в июле 1944 года вела боевые действия северо-западнее Бреста.
   В ходе Ломжа-Ружанской наступательной операции 3 сентября дивизия прорвала оборону противника в районе польского города Ружан, что западнее города Острув-Мазовецка, вышла к реке Нарев, с ходу форсировала водную преграду и захватила на ее противоположном берегу плацдарм. Бои за удержание и расширение Наревского плацдарма на правом берегу реки Нарев в районе городов Пултуск, Сероцк и Ружан, захваченного войсками 1-го Белорусского фронта и удерживаемого до 19 октября 1944 года, были упорными и кровопролитными, (названия подчеркнуты специально?)
   13 октября, неся значительные потери, дивизия в районе населённого пункта Магнушев-Малы, что в 9-ти километрах юго-восточнее города Макув-Мазовецки, форсировала реку Ожиц.
   12 октября 1944 года стало роковым для родных бойца из Дагестана, которые находились в далеком Казахстане и с ежедневной надежной ждавших весточку – письмо с фронта без конверта, солдатский треугольник, который крайне редко доставлялся в эти необжитые места военно-полевой почтой. Они еще не ведали и не скоро узнают, что в кровопролитных боях на подступах к Макув-Мазовецки глава их семейства стрелок Бижамов Тагир Бийарсланович получил тяжелое, смертельное ранение.
   Советского воина, которого на носилках доставили в военный госпиталь, медики, к сожалению, не смогли выходить: врачи были бессильны. В четверг 12 октября 1944 года перестало биться сердце отца будущего юриста-правоведа, будущего министра юстиции республики Дагестан, будущего видного государственного и общественно-политического деятеля, председателя Совета старейшин Махачкалы.
   В 38-летнем возрасте смертью храбрых на польской земле, под Варшавой, в 80 километрах севернее от столицы Польши, пал Тагир Бийарсланович. До дня Победы, к которому он шел от волжской твердыни, оставалось 208 дней. И буквально в этот фатальный день, 12 октября, в четверг, мама Тажутдина Тагировича получила справку следующего содержания:
   «Дана красноармейцу Бижамову Тагиру в том, что он действительно находится на военной службе в воинской части Полевая почта 01001 Действующая армия.
   На основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 26 июня 1941 года «О порядке назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время» его жена Бижамова Апай пользуется всеми правами и льготами, предоставленными для семей военнослужащих.
   Начальник штаба воинской части 01001 подполковник ФИО».
   Героизм и самоотверженность – лишь одна сторона войны. Боевые действия могут выглядеть красиво на страницах книги или на экране телевизора, но в реальности всё гораздо страшнее и жестоко трагичнее.
   По фронтовым дорогам боец Бижамов Т.Б. прошел путь от рубежа великой русской реки Волга, участвуя в кровопролитной Сталинградской битве. На его боевом счету оборонительные бои и наступательные действия в Курском сражении. Он освобождал Левобережную Украину, на плоту из подручных средств вместе с однополчанами форсировал Днепр, очищал от оккупантов Правобережную Украину. А затем он участвовал в операции «Багратион», в ходе которой Красная Армия освободила Минск от гитлеровцев. В ходе так называемого «Пятого сталинского удара» сражался против немецкой группы армий «Центр», освобождал Белоруссию и значительную часть Польши. И свою жизненную траекторию он завершил в Восточной Европе, на польской земле.
   За 31 месяц нахождения в Действующей армии, сражаясь в составе 399-й стрелковой дивизии, входившей в состав 1-го Белорусского фронта, кумык Тагир Бийарсланович Бижамов своими ногами, начиная от волжской твердыни и до реки Ожиц, преодолел расстояние более чем в 2200 километров.
   Находясь с Тажутдином Тагировичем в совместных служебных командировках, в ходе длительных вечерних бесед затрагивали многие животрепещущие темы. Прежде всего мы касались мировой и отечественной истории, современного образования и его тенденций, культуры и традиции народов Северного Кавказа. Тем более, что, несколько раз находясь в одном из древнейших городов мира – Дербенте, только этот факт присутствия здесь наводил на размышления о смысле человеческой жизни и его следе в истории. А она, жизнь, как путеводная нить фортуны, которую по греческой мифологии пряла дочь Зевса богиня Клото, длится доли секунд. За этот короткий миг вторая дочь всемогущего Бога Неба, Грома и Молний, ведающего всем миром, Лахесис, проводила нить через превратности судьбы, а третья – Атропос перерезала ее, а значит, обрывала земное существование человека.
   Своими мыслями стремился погрузиться в эпоху ранней бронзы, в конец четвертого тысячелетия до нашей эры, когда здесь, на территории Дербента, города, что на юге России, расположенного в 121 километре к юго-востоку от Махачкалы, на берегу Каспийского моря, в отрогах Табасаранских гор Большого Кавказа, возникли первые поселения. Используя возможность нахождения в этих местах, в которых глубокая древность соседствует с современной цивилизацией, стремился просканировать исторический путь со времен истоков античности и пройти по нему в настоящее. У меня непроизвольно возникали вопросы, которые я риторически задавал Тажутдину Тагировичу – а сколько таких судьбоносных нитей, если следовать легенде, было оборвано на этой земле?
   Бижамов Т.Т. всегда поражал меня глубиной и мощью своих знаний по истории Дагестана. Помню, как нас от гостиницы «Шахристан» доставили на автомобиле до центральных ворот крепости Нарын-Кала, в которой мне вновь захотелось побывать. И не использовать такую возможность было бы неблагоразумно. Кто знает, смогу ли я еще раз пройтись по древним узким, то поднимающимся в гору, то опускающимся вниз, к морю, его старинным улицам, сохранившим тысячелетний колорит.
   По пути мой собеседник поведал, что крепость Нарын-Кала – самая древняя в России цитадель. А Дербент за свою историю неоднократно оказывался в сфере военных интересов крупнейших империй: Римской, Селевкидской, Византийской, Персидской и Российской. Этот античный город входил в состав и Кавказской Албании, и Хазарии, и Арабского халифата, империи сельджуков и Золотой Орды. А в Средние века существовал как независимый Дербентский эмират.
   Только от этих названий у меня возникало ощущение, что я – микроскопическая пылинка, невидимая даже под самыми мощными оптическими приборами человеческого бытия.
   Древние стены и ступени, спускающиеся к городу, дышали на меня глубиной веков. Между южной и северной мощными фортификационными стенами Нарын-Калы, расходящимися своими лучами в сторону седого Каспия вплоть до его северного побережья, и располагается уникальный музей-заповедник – город Дербент. Каменные стены ограждают «Закрытые врата» (так с персидского языка переводится Дербент), мощную восточную цитадель с двух сторон.
   Еще одно монументальное сооружение в виде стены длиной 42 километра этого мощного оборонительного бастиона через рощи и холмы тянулось на запад, уходя в Табасаранские горы, обойти которое было невозможно. Возвышающаяся над Дербентом с горы крепость, защищенная к тому же с трёх сторон крутыми горными утёсами, позволяла полностью контролировать узкий прибрежный проход от моря на юг, к Персии.
   Здесь, в уютном кафе, что рядом с главными воротами, под шашлык и ароматный чай, шли наши откровенные разговоры. Я старался больше слушать и запоминать, что говорил и как рассуждал профессор Т.Т. Бижамов. И вот что мне запомнилось.
   Начиная с момента возникновения жизни на земле, человек и его потенциал всегда были важным и решающим звеном в развитии общества, двигателем и катализатором роста могущества государства. На сегодняшнем этапе в стремительно изменяющемся мире, вопрос подготовки кадров – нового человека, отвечающим современным требованиям, стоит особенно остро.
   России нужно много умных, любящих свою страну людей с хорошим образованием, широким кругозором, инновационным мышлением, организаторскими способностями. Это вопрос динамики развития страны, эффективности управления, модернизации, конкурентоспособности государства.
   Помню, что Тажутдин Тагирович высказал сожаление о существующей у руководителей исполнительной власти позиции, что России не нужно много людей с высшим образованием, особенно юристов и экономистов, что необходимо сократить количество вузов и их филиалов. По его мнению, эти взгляды не совсем обоснованы: чем больше будет бакалавров и специалистов, тем лучше для страны. Без этого неосуществим прорыв России в общество, основанное на знаниях, невозможен динамичный экономический рост и консолидация ее граждан вокруг политики государства.
   Эта тема для меня, как проректора Московского института предпринимательства и права по работе с территориальными подразделениями, была злободневной.
   Передвигаясь по внутренней территории Нарым-Кала, не перебивая, внимательно слушал своего собеседника, который к тому же одновременно выполнял и задачи гида. Иногда в паузах вставлял реплики и задавал вопросы.
   Естественно, что не все выпускники, – продолжал мой экскурсовод, – находят себе работу по специальности, полученной в институтах и университетах. Но такая практика не только в России, но и во всём мире. Молодое поколение россиян найдет себя в другом деле, поднимет уровень той сферы, где будет трудиться. И здесь же привел мне серьезный аргумент в обосновании своих мыслей – об усиливающихся в Японии тенденциях, направленных на тренд получения всеобщего высшего образования молодежью. И это ведь не случайно: широкий кругозор граждан Японии, имеющих высшее образование, позволяет им быстрее осваивать прогрессирующие информационные технологии и соответствующую технику, стать суперквалифицированными специалистами с высокой заработной платой.
   Как я догадывался, упоминание Японии было не случайным, ведь именно Страна восходящего солнца ассоциируется у нас, в России, с самой развитой в технологическом отношении державой. Логика этого аргумента была убедительной: в тех странах, в которых достигнут высокий уровень научно-технического прогресса, необходим столь же высокий уровень образованности, в результате этого тренда высшее образование там становится обязательным, как у нас среднее.
   Мы затронули тему пагубного влияния последствий развала советской образовательной системы на уровень знаний и умений выпускников средних школ и студентов высших учебных заведений России. Обменялись мнениями о том, как отечественные реформаторы из Минобразования и науки на протяжении вот уже почти 30 лет ставят препоны перед возможными абитуриентами – сокращая бесплатное образование и количество вузов, под пресс которых попал, к слову, не только Московский институт предпринимательства и права.
   Неужели это значит, что чиновников от образования, которые внедрили в России Болонскую систему образования сразу же после развала Советского Союза, вовсе не интересовала судьба нашей страны, или они сознательно стремились к ее интеллектуальному и технологическому отставанию от ведущих держав мира?
   – Вот смотрите, Валентин Адамович, на нашей отечественной эстраде есть целая группа артистов, которые окончили медицинские, кораблестроительные, гуманитарные и иного профиля высшие учебные заведения. А разве они прилагают свои усилия в той сфере, для работы в которой получили соответствующие государственные дипломы? Среди действующих звезд примерно половина училась совсем не на певцов или актеров. Особенно таких много среди рок-музыкантов, но и попсовики отстали не далеко.
   И здесь же Тажутдин Тагирович стал перечислять известные мне фамилии тех артистов, которых часто видим на экране телевизора. Я только успевал путем загибания пальцев фиксировать количество называемых имен и фамилий. К сожалению, сбился, но вот кого запомнил:
   Валерий Меладзе, окончив Николаевский кораблестроительный институт, где учился его старший брат Константин, получил специальность инженера-судомеханика. Известный певец, Борис Моисеев, который, к сожалению, 27 сентября 2022 году ушел из жизни, учился на факультете психологии Санкт-Петербургского университета.
   Солист группы «ДДТ» Юрий Шевчук окончил художественно-графическое отделение Уфимского государственного педагогического института. Вячеслав Бутусов – выпускник Свердловского государственного архитектурного института. Андрей Макаревич, лидер группы «Машина времени» и Алексей Романов, лидер группы «Воскресенье», окончили один и тот же вуз, знаменитый МАРХИ – Московский архитектурный институт.
   Александр Розенбаум имеет диплом врача-терапевта, его специализация – анестезиология и реаниматология. Певица Вера Брежнева в свое время стала студенткой Днепропетровского института инженеров железнодорожного транспорта по специальности «экономист». А Олег Газманов окончил Калининградское высшее инженерное морское училище по специальности «холодильные и компрессорные машины и установки».
   Из уст Тажутдина Тагировича я узнал, что по специальности, приобретенной в ходе учебы, Гарик Мартиросян – психотерапевт, Илья Лагутенко – востоковед, Валдис Пелып – философ, Ольга Бузова – географ, а Михаил Галустян – фельдшер-акушер.
   Возникла небольшая пауза, и я спросил, – а кто в Дагестане вот так блистает на эстраде?
   – О, Дагестан также славится своими талантами. Вот смотрите, туда, вперед! Видите проспект Агасиева, который прямо выходит к побережью Каспийского моря?! Так вот по этой городской артерии любила прогуливаться Зара Манахимова, имеющая творческий псевдоним Жасмин. Она родилась здесь, в Дербенте, где и окончила медицинский колледж, мимо которого мы проезжали.
   – Да что там говорить, – подводя итог своим аргументам, подчеркнул Т.Т. Бижамов, – актрисе Анастасии Заворотнюк, которая гармонично вжилась в роль веселой «прекрасной няни», на самом деле легко перечислить всех наследников рода Романовых, и рассказать о Сталинградской битве: ведь она училась на историческом факультете Астраханского государственного педагогического института.
   Здесь голос Тажутдина Тагировича вздрогнул, его речь прервалась. Из правого кармана брюк он достал платок и вытер глаза. Возникла пауза. Я молчал, понимая, что, перечисляя фамилии известных поп-звезд, Бижамов затронул свою ранимую душевную струну, произнеся слово «Сталинград». Конечно, он вспомнил своего отца, который так и не побывал в Дербенте. Его родители попали под тяжелый пресс противозаконных, вопиющих репрессий, развернувшихся в конце двадцатых годов прошлого столетия против крестьян, трудившихся от зари и до зари на своих земельных наделах, которые были высланы в далекий Казахстан.
   Медленным шагом, аккуратно спускаясь по вековым каменным ступенькам, молча направились к ханскому дворцу. В сознании возник образ моего отца, Адама Григорьевича, который, как и Тагир Бийарсланович сражался на волжской твердыне, в самом пекле сталинградской мясорубки. Каждый из нас в этот миг, возможно, думал о судьбах тех, кто дал нам жизнь – о своих отцах, об их тяжелой участи, о перенесенных тяготах и невзгодах, о стойкости и мужестве.
   Мне представилось, что два воина, украинец Адам Пронько, которому в том 1942 году было чуть больше двадцати лет от роду и его старший товарищ тридцатишестилетний кумык Тагир Бижамов, вместе, плечом к плечу в одной траншее, отражают атаку за атакой европейских завоевателей, стремящихся отбросить их, красноармейцев, с занимаемых оборонительных позиций.
   А разве можно такое исключить? Возможно, так и было, когда Тагир и Адам делились своим скудным пайком – солдатскими сухарями, глотком остывшего без сахара чая и щепоткой махорки.
   Адам Григорьевич Пронько родился 10 сентября 1921 года в селе Гуровщина, Киевской области, Макаровского района Киевской области (Украинская ССР). Его место появления на божий свет и сейчас располагается, в 18 км западнее столицы Украины, левее шоссе Киев-Житомир. Он – третий ребенок, единственный сын, в семье Григория Семеновича и Матрёны Дмитриевны, в которой были одна младшая и две старшие сестры.
   В возрасте 19 лет, 1 сентября 1940 г., Дарницкий районный военный комиссариат Киевской области призвал отца в Красную Армию. Адам Григорьевич был направлен в 10-й пограничный отряд Управления пограничных войск НКВД Прибалтийского округа. 20 октября в городе Пскове он принял Военную присягу. Отряд осуществлял охрану участка государственной границы Эстонии по побережью Моонзундского архипелага.
   В начале 1941 г. в Прибалтийском особом военном округе в Каунасе, на базе 11-й моторизованной пулемётно-артиллерийской бригады в составе 16-го стрелкового корпуса начала формироваться 188-я стрелковая дивизия. В феврале Пронько А.Г. был зачислен на должность командира отделения в звании красноармейца в это соединение.

   Пронько Адам Григорьевич. 1943 г.

   С 16 по 19 июня 1941 года, из места дислокации в местечке Будоване (Литва), дивизия начала выдвигаться на рубеж Вирбалис – озеро Виштынец, чтобы занять оборону в 30-километровой полосе по границе с Восточной Пруссией. В первые дни войны она понесла тяжелые потери…
   Будучи рядовым бойцом 188-й стрелковой дивизии, войну встретил в Прибалтике. Отступая на восток до волжской твердыни, он оборонял Сталинград. Он мужественно сражался на том участке советско-германского фронта, куда его определяла солдатская доля, особенности оперативной обстановки, решения военачальников и приказы командиров. А Победе радовался в Подмосковье, выполняя, будучи сапёром-минёром, сложные задачи по разминированию полей сражений, а также инфраструктуры населенных пунктов, напичканных смертоносными, взрывными устройствами, снарядами, минами и взрывчатыми веществами.
   Шесть лет находился в боевом армейском строю. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 20 марта 1946 года в конце сентября был демобилизован. Возвратившись в родное село, активно включился в восстановление разрушенного войной народного хозяйства. Работал председателем сельского совета с. Гуровщина, трудился в колхозе бригадиром, шофером, а затем – в совхозе «Вузовской» на разных рабочих должностях.
   … У могучей крепостной стены, что левее ханского дворца нам открылась великолепная панорама на Дербент. Древний город, наблюдаемый с высоты, уходил к вечернему Каспийскому морю. Минут десять мы любовались очаровательной картиной. Здесь я сделал много снимков своим цифровым фотоаппаратом, который является непременным атрибутом во всех моих командировках.
   Тажутдин Тагирович рукой указал, где находится Джума-мечеть, самое древнее мусульманское молитвенное архитектурное сооружение в России, построенное в 734 году, место, откуда подает свои огни кораблям Дербентский маяк. Обратил он внимание на крестово-купольное здание – Армянскую церковь, расположенную в центре города по улице Кази-Магомеда, которая выстроена из обтесанных камней ракушечника.
   Я внимательно слушал рассказ и о развитии коньячного производства в Дагестане, когда среди множества зданий и построек определил местонахождение Дербентского коньячного комбината.
   После долгих поисков Тажутдин Тагирович через Центральный архив Министерства обороны СССР, который в подмосковном городе Подольске, установил: отец покоится в братской могиле в Польше. Предстояла сложная задача поиска конкретного братского захоронения. И наконец, в 1986 году, после смерти матери и бабушки – жены отца, пришло долгожданное сообщение от Польского Красного Креста. В нем извещалось, что советский воин Бижамов Тагир Бийарсланович покоится в братской могиле № 337, что в городе Макув-Мазовецки Варшавского воеводства.
   Тажутдин Тагироваич Бижамов мне поведал следующую историю, которую далее излагаю от его лица:
   «Посоветовавшись со старшим родным братом, Далимом, приняли совместное решение – побывать на братской могиле советских воинов, в которой вечным сном покоится наш отец.
   За неделю до поездки были приобретены три билета на самолет, вылетающий из Каспийска во Внуково, и сразу же здесь, в Махачкале, куплены три билета на поезд Москва-Варшава, отправляющийся с Белорусского вокзала столицы Советского Союза в Польшу.
   Дни ожидания вылета были беспокойными и волнительными. Эмоции переполняли сердца братьев Бижамовых, волновался и племянник Руслан, сын Далима Тагировича. Калейдоскоп мыслей прокручивал панораму войны как на экране в кинотеатре.
   Вспомнился чёрно-белый художественный фильм «Отец солдата», созданный на киностудии «Грузия-фильм» и поставленный в 1964 году режиссёром Резо Чхеидзе по сценарию Сулико Жгенти. Когда по телевизору в очередной раз накануне Дня Победы показывали эту киноленту, моя семья, оставляя дела, садилась смотреть в который уже раз. Это художественное произведение, в основе которого лежали реальные события, воспринималось пронзительно, увлажнялись глаза и выступали мужские слезы, за которые не было стыдно.
   Противоестественность войны для человека – труженика и созидателя в этом фильме передана на примере судьбы старого крестьянина-виноградаря из Кахетии, что на востоке Грузии.
   Лето 1942 года. Узнав, что его сына ранили, и он находится в госпитале, отец едет навестить своего наследника. Но пока он добирался, сын выздоровел и убыл на фронт. Георгий решает остаться в действующей армии и добивается зачисления в стрелковый полк. Вместе со своими товарищами по оружию он доходит до Германии. В ходе одного из боев за два нижних этажа дома отец наконец находит своего сына, но тот, получив смертельное ранение умирает у него на руках. В конце концов, Георгий с товарищами переходит мост, по которому впервые перешёл его сын. На мосту написано краской «Здесь первыми прошли танки Героя Советского Союза старшего лейтенанта Махарашвили».
   В фильме несколько болевых точек, которые меня всегда задевали за живое. Последние минуты фильма, где при штурме Берлина, отец находит умирающего сына, очень пронзительные и мощные по эмоциям. Тут у каждого, чьи отцы воевали и не дожили до дня Победы, всегда слезы.
   9 мая 1978 года, в День Победы в деревне, откуда был родом Георгий Махарашвили, герою фильма и реальному бойцу был открыт памятник «Отец солдата». Это небольшой мемориал в память о героях, не вернувшихся с войны, 40 % которые в Гурджаани носили фамилию Махарашвили.
   Величайшему советскому и грузинскому актеру, Серго Закариадзе, сыгравшему главную роль в фильме на момент съемок было 55 лет, примерно столько же сколько и герою, которого он играл. 9 мая 2014 года в Тбилиси в Государственном музее театра, музыки, кино и хореографии отметили 50-летний юбилей картины. По сложившейся традиции, режиссёр фильма Резо Чхеидзе оставил отпечаток руки и автограф в «Нише бессмертных».
   Для меня не было неожиданностью узнать, что у героя фильма был прототип. Более того, у него сохранены настоящее имя и фамилия. А сколько их, таких историй, по которым не сняли фильмы о войне!
   Призыв из Грузии в Красную Армию прошел с перебором. При населении 3,5 млн граждане призывного возраста составляли около 1 млн чел. Призвали 700 тыс. чел., что составило 70 процентов от боеспособных мужчин. Погибло 350 тыс. человек. Вечная им память!
   За два с половиной часа самолет из Каспийска доставил нас троих во Внуково. В Москве была запланирована одна ночевка. А во второй половине следующего дня, 10 сентября 1986 года, с Белорусского вокзала, сев в поезд № 9 Москва – Варшава, отъехали от перрона столицы.
   Весь путь по маршруту Смоленск-Минск-Брест-Варшава, протяженностью 1316 километров, занял около 19 часов. Считали каждую остановку поезда – Вязьма, Смоленск, Орша, Минск, Барановичи, Брест. Это были города, которые стойко и мужественно обороняли советские воины летом 1941 года, где Красная Армия понесла тяжелые и невосполнимые потери. Поезд сделал 6 остановок, а самая продолжительная его стоянка, 120 минут, была на станции Брест-Центральный, где менялись колесные вагонные пары.
   Под стук колес вспомнилась незабываемая встреча с Расулом Гамзатовичем Гамзатовым, нашим выдающимся поэтом, которая состоялась в Аварском музыкально-драматическом театре имени Гамзата Цадасы в 1985 году за несколько дней до 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
   Расул Гамзатов говорил о ратном и трудовом подвиге народов Дагестана, вспомнил своих двух старших братьев, павших в сражениях Великой Отечественной войны. А затем он рассказал о совместном творчестве с Яном Френкелем, в результате которого они создали бессмертные «Журавли». Действительно, эта песня всегда звучит в дни, когда мы вспоминаем наших отцов, дедов, прадедов, погибших на полях сражений, но подаривших нам жизнь и свободу. Это произведение с его глубокими трагическими стихами и красивейшим грустным вокализом воспринимается большинством как реквием, как молитва «Журавли» – одна из лучших песен о прошедшей войне.
   Великий поэт рассказал, как была создана эта песня.
   В августе 1965 года, спустя 20 лет после завершения войны, в составе советской делегации представителей культуры он посетил памятные мероприятия в японском городе Хиросима. История одного из памятников, установленного в центре города в память о японской девочке Садако Сасаки с журавлем в руках, пораженной лучевой болезнью после атомной бомбардировки, потрясла Гамзатова. Эта девочка поверила старинной японской легенде, что если она сделает тысячу журавликов из бумаги, то страшная болезнь, последствия той страшной бомбардировки, отступит. Садако мечтала выздороветь, и она начала складывать журавликов днями напролет. Однако, девочка умерла осенью 1955 года, так и не успев сделать тысячу журавлей.
   Возвращаясь в Дагестан, Расул Гамзатович не переставал думать о маленькой японке и её журавликах. Но в той поездке его настигло и собственное горе: он получил телеграмму, в которой сообщалось о смерти его матери Хандулай.
   Гамзатов на встрече вспоминал, что, будучи в Японии, он, задав вопрос гиду – откуда на зимовку прилетают стаи журавлей, тут же сам сделал предположение – наверное, эти огромные белые птицы из нашей Сибири. Белые одежды японских матерей сродни черным шалям дагестанских горянок. Их надевают в дни траура. Белые, потому что ослепшие от атомного взрыва стучат по камням Хиросимы белыми посохами.
   – Белых журавликов вырезала из бумаги маленькая японка, поверившая в сказку. Белой была телеграмма о кончине моей матери, которую я получил в Хиросиме, и там эту утрату почувствовал еще острее, – сказал выдающийся советский поэт.
   Стихи не возникают из мелочей, они начинают звучать в такт с чувствами, родившимися после глубоких потрясений. Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны, о семидесяти односельчанах из аула Цада Хунзахского района, о двадцати миллионах убитых соотечественников.
   Они постучались в мое сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и – на миг показалось – превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность.
   Вернувшись на Родину, Гамзатов написал стихотворение «Журавли» на своём родном аварском языке. История японской девочки осталась лишь творческим толчком. Расул Гамзатов писал о своих земляках и друзьях, не вернувшихся с кровавых полей, а журавли в стихотворении стали символом погибших на войне джигитов.
   Через три года друг Расула Гамзатова поэт и переводчик восточной поэзии Наум Гребнев, участник Великой Отечественной войны, начало которой застало его под Брестом, перевел это стихотворение на русский язык. Марк Бернес прочитал стихотворение «Журавли» композитору Яну Френкелю и попросил его написать к ней музыку. Для композитора война тоже была личной темой.
   Стихи и музыка не сразу нашли друг друга. Только, спустя два месяца, когда Ян Абрамович Френкель сочинил вступительный вокализ – бессловесную минорную музыкальную конструкцию, – все сложилось. Марк Бернес записывал «Журавлей» будучи тяжело больным. Он уже с трудом передвигался, 8 июля 1969 года сын отвёз его в студию, где артист записал песню. С одного дубля… Эта запись стала последней в его жизни, он умер через месяц и точку в своей жизни поставил именно этой песней.

     Мне кажется порою, что солдаты
     С кровавых не пришедшие полей,
     Не в землю нашу полегли когда-то,
     А превратились в белых журавлей.

     Они до сей поры с времен тех дальних
     Летят и подают нам голоса.
     Не потому ль так часто и печально
     Мы замолкаем, глядя в небеса?

   В песне «Журавли» нет различия национальности и партийности, это песня реквием по усопшим. Таковой она и останется.
   На следующий день в 10 часов утра по варшавскому времени наш поезд прибыл в Варшаву. На железнодорожном вокзале уточнили маршрут автобуса, который следует в Макув-Мазовецки, что севернее в 80 километрах от столицы Польши, и в 11 часов 45 минут двинулись к месту назначения.
   Через полтора часа, добравшись до городка и устроившись в гостинице, пошли пешком на братское кладбище, которое находится в южной части города. По пути обратили внимание, что этот красивый населенный пункт с элементами города-крепости, расположен на живописном берегу реки Ожиц, правого притока Нарев.
   В центре кладбища мы сразу увидели установленный в виде штыка обелиск с закрепленной памятной доской, на которой находилась надпись: «Героическим солдатам Советской Армии – освободителям Польши, павшим в борьбе с гитлеровскими оккупантами».
   Нашли и братскую могилу № 337 с красной пятиконечной звездой, в которой покоится наш отец. Долгожданная волнующая встреча с отцом состоялась только через 44 года. Рассыпали привезенную из Нижнего Казанища родную отцовскую землю и возложили венок…

   Сыновья Бижамова Тагира Бийарслановича у братской могилы № 337, в которой захоронен их отец. Тажутдин Тагирович (слева) и Далим Тагирович. Польша, воинское кладбище, что в Макув-Мазовецки. 11 сентября 1986 г.

   С первых минут тронуло внимательное отношение польских руководителей и членов делегации из Украины к нам. Поляки выяснили цель нашего визита, откуда мы и кто такие, спросили, где мы остановились, и дали нам свои координаты. Вечером они прибыли к нам в гостиницу, вернули деньги, заплаченные за проживание, выписали и переместили нас в гостиницу одного из предприятий города, где нам предоставили два номера и оплатили питание.
   На следующий день нас пригласил председатель горисполкома Геслав Базик, который устроил теплый прием. Руководитель города рассказал, что на протяжении долгих пяти месяцев на макувской земле шли ожесточенные позиционные бои, здесь гибли тысячи солдат. Отсюда 14 января 1945 года в 8 часов утра началось наступление 2-го и 3-го Белорусских фронтов. За 100 дней они дошли до Балтики, освободили Кенигсберг, Гданьск, Гдыню и Щецин, подступив к Берлину с севера. Но и потери были огромными.
   Когда в 1946 году проводилась эксгумация полевых захоронений советских воинов, павших в период с сентября 1944 по январь 1945 года в боях близ Макув-Мазовецки, было зарегистрировано 15549 погибших. Их останки были торжественно захоронены в 614 братских солдатских могилах и 50 братских офицерских захоронениях на военном кладбище в Макув-Мазовецки.
   К сожалению, как отметил Геслав Базик, известны имена лишь 2710 похороненных здесь солдат и офицеров и среди них – ваш отец, Бижамов Тагир Бийарсланович.
   Военное кладбище советских воинов в Макув-Мазовецки, площадью 3,5 гектара – одно из самых больших из 508 захоронений советских воинов на территории Польши, где покоится прах 578000 павших. Позже на этом военном некрополе были перезахоронены останки советских воинов из эксгумированных одиночных и братских могил, что находились в окрестных населенных пунктах. Здесь в каждой братской могиле покоятся по 20 человек, сложивших свои головы, которые ценой своей жизни прокладывали тяжелый путь к победе.
   Геслав Базик показал нам папки со списками захороненных, рассказал, как организован уход за могилами, и кто конкретно отвечает за их поддержание в надлежащем виде.
   Здесь наша семейная делегация Бижамовых в составе трех человек встретилась с Яном Выжинским, первым секретарем обкома, Лехом Кунка, первым секретарем райкома, а также с другими работниками городского районного комитета Польской объединенной рабочей партии – правящей в то время партии в Польской Народной республике.
   В Макув-Мазовецки познакомились с Яном Хылински, который был представлен к нам в качестве переводчика. В своей профессиональной и общественной деятельности этот незаурядный человек, прекрасно владеющий русским языком, сделал много для укрепления дружбы между поляками и советскими людьми. Примечательно, что в период с 1977 по 1981 гг. он учился в Высшей школе профсоюзного движения, что в Москве, и всегда с большим уважением относился к Советскому Союзу.
   Нам хотелось побывать на месте госпиталя, в который со смертельным ранением был доставлен наш отец. С этой целью на следующий день, 12 сентября, на специально выделенном горкомом легковом автомобиле в сопровождении Яна Хылински мы поехали в сторону Варшавы. По пути внимательно слушали рассказ историка-краеведа.
   Нам помогли найти старожила, который привел к месту стоявшего в лесу военного госпиталя, от которого остались только развалины. Пожилой поляк жестом руки дал сигнал, чтобы мы подошли к заросшей травой сопке, что в 150 метрах от развалин бывшего лазарета. Выдержав минутную паузу, он произнес слова, о содержании которых мы догадались и без переводчика. На этой сопке хоронили не выживших бойцов, среди которых был и наш отец, и дедушка наших детей.
   Слезы текли ручьем…
   Отсюда мы поехали в Варшаву, где посетили Польский Красный Крест, что на улице Мокотовская, дом 14. Здесь выразили свою искреннюю благодарность за оказанную нам помощь в поисках захоронения отца.
   Побывали в посольстве СССР в Польской народной республике, расположенного по адресу ул. Бельведерска, дом 49. Сотрудники посольства расспросили нас о визите и рассказали об их усилиях по сохранению и поддержанию в надлежащем виде памятников советским воинам и воинских захоронений на территории Польши.
   Затем возложили цветы у Могилы Неизвестного Солдата в Варшаве, что на площади маршала Юзефа Пилсудского. Здесь постояли в скорбном молчании, отдав долг памяти тем, кто сложил свою жизнь за Польшу. У этой Могилы, как и в Москве в Александровском саду, горит вечный огонь и круглосуточную службу несёт почётный караул из Представительского батальона Войска Польского.
   После этого бегло ознакомились с центром столицы и вечером возвратились в Макув-Мазовецки.
   В субботу 13 сентября вновь пришли к отцу на кладбище. Ян и его супруга, преподаватель географии, пригласили нас к себе домой на ужин. На следующий день мы снова побывали на кладбище. Обедали в ресторане, куда нас пригласил Ян, его вторая половина и сестра Богуся. После обеда направились к матери нашего польского друга, уже пожилой женщины, которая эмоционально, вытирая платком влажные глаза, рассказала нам, как ее 19-летнюю немцы угнали на каторгу в Германию и там издевались, грубейшим образом попирая элементарные нормы человеческого достоинства.
   За день до отъезда, в понедельник 15 сентября, с братом Далимом, племянником Русланом и сопровождавшим нас Яном Хылински вновь пришли на могилу отца. После этого посетили городской и районный комитет Польской объединенной рабочей партии, встретились со всеми руководителями этих органов, искренне поблагодарили их за доброе и чуткое отношение к нам, за уход за братскими захоронениями советских воинов, оставили свои записи в книгах отзывов и сфотографировались для памяти.
   В день отъезда в Москву, во вторник 16 сентября, Ян зашел к нам в гостиницу и мы, купив в цветочном магазине заказанный венок, поехали на кладбище, чтобы попрощаться с отцом. Здесь возложили на могилу венок и, постояв пять минут в молчании, погружались в грустные мысли. По щекам текли слезы. Затем взяли землю с могилы отца, чтобы отвезти ее на Родину нашего родителя. После этого сфотографировались возле могилы и поблагодарили людей, ухаживающих за кладбищем, за их добросовестный труд.
   Два часа пролетели, как одно мгновение. И вновь водитель такси, ждавший нас все это время у входа на кладбище, категорически отказался от оплаты, как это делали в предыдущие дни его коллеги по профессии. Ян проводил нас на автовокзал, мы обнялись, он пожелал нам счастливого пути до Варшавы, Москвы, Махачкалы и Буйнакска.
   Покидая Польшу, мы увозили непередаваемые словами эмоции, яркие с минорным оттенком впечатления от встречи с отцом, добрые чувства о людях, с которыми встретились на этой славянской земле, обильно пролитой кровью, которые проявили к нам, советским гражданам, искреннее уважение, внимание, радушие и заботу.
   Отойдя от перрона вокзала в Польше, через два с половиной часа остановились на территории Белоруссии, в Бресте. И вновь «переобувание» колесных пар.
   Возникло желание посетить легендарную Брестскую крепость, героическая оборона которой в июне и июле 1941 года вошла в сокровищницу мировой истории. О подвиге, который совершили советские люди здесь, на западной границе Советского Союза, на рубеже Западного Буга и реки Мухавец, написаны сотни книг, тысячи статей, сняты художественные и документальные киноленты. Героизм сражавшихся воинов запечатлён в письменных документах и фотографиях, в сохранившихся их личных вещах. О мужестве свидетельствуют и руины той ненастной поры.
   С противником, поправшим международный договор о ненападении на СССР и совершившим вероломную агрессию против нашего Отечества, сражались белорусы, русские, украинцы, армяне, грузины, чеченцы, адыгейцы, евреи, татары, армяне, кумыки, ингуши. В числе защитников Брестской крепости были представители более тридцати наций и народностей, и среди них несколько немцев из Поволжья.
   Оборона Брестской крепости – это был знак свыше Третьему рейху о его дальнейшей судьбе. Знак красноречиво показал, что в самом начале Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. объединенная Европа, напав на СССР, уже проиграла. Она совершила стратегическую ошибку, подписавшую приговор всему проекту Третьего рейха.
   Знаю, Белоруссия с любовью и заботой хранит это святое место.
   Не следует забывать, о чем стыдливо умалчивали до поры и времени в нашем Отечестве, что на стороне Германии в войне против Советского Союза воевали Болгария, Босния, Венгрия, Герцеговина, Испания, Италия, Румыния, Словения, Славония, Финляндия, Хорватия, Югославия.
   Знает ли современная молодежь, родившаяся на постсоветском пространстве о событиях той поры? Вопрос риторический и ответ однозначный – к сожалению…
   Переписывание уже изнасилованной истории в некоторых постсоветских республиках и внедрение в сознание поколений 90-х годов фальсифицированной трактовки событий в угоду тенденциозной конъюнктуры властей предержащих, – все это уже привело к деформации исторического сознания и политическому маразму.
   Можно ли извлекать уроки и выводы из опыта героической обороны Брестской крепости? Можно и нужно!!!
   С Яном Хылински мы завязали переписку, и этот замечательный человек стал другом нашей семьи. Ян приезжал к нам в республику, мы его встречали с любовью и благодарностью, с дагестанским гостеприимством как самого дорогого гостья. Показали ему нашу Страну гор, ее достопримечательности, свозили в Дербент, ознакомили с культурой и традициями наших многонациональных народов. Во всех городах и селах Дагестана, которые мы посетили, нас приглашали родственники и друзья. Они накрывали праздничные столы, угощали национальными блюдами, дарили подарки и памятные сувениры.
   Ян был искренне удивлен от приятных неожиданностей, сюрпризов и впечатлений. Наш польский друг и не догадывался, что слово «дагестанец» не обозначает национальность. Он с удивлением узнал, что в Дагестане проживают 102 народности – среди них как коренное, так и заезжее население, а к коренным национальностям относятся: аварцы, агулы, азербайджанцы, даргинцы, кумыки, лакцы, лезгины, таты, табасаранцы, рутульцы, русские, ногайцы, цахуры и чеченцы-аккинцы.
   Он изумился тем, что в республике Дагестан нет базовой нации, а самые многочисленные – аварцы, даргинцы, кумыки и лезгины. 14 языкам народов Дагестана придан статус государственных – это аварский, агульский, азербайджанский, даргинский, кумыкский, лакский, лезгинский, ногайский, русский, рутульский, табасаранский, татский, цахурский и чеченский языки.
   Наша семья, многочисленные родственники и друзья достойно со всеми почестями проводили Яна Хылински на свою Родину. Уезжал он от нас очень взволнованным.
   Мы обратились с просьбой к другу – установить на братской могиле № 337, где покоятся останки отца, подготовленную мраморную мемориальную плиту, на которой была размещена фотография советского воина, кумыка по национальности, и выбиты слова: «БИЖАМОВ ТАГИР БИЙАРСЛАНОВИЧ 1906–1944 гг. Отцу, погибшему на фронте во имя спасения человечества, от 4 сыновей. СССР. Дагестан. Махачкала. 1989 г.».
   Ян выполнил нашу просьбу и прислал фотографию. За это мы ему очень благодарны и весьма признательны.

   Братская могила № 337, в которой захоронен Бижамов Тагир Бийарсланович.
   Польша, воинское кладбище в Макув-Мазовецки. 1989 г.

   Спустя некоторое время в Польшу съездили мои сыновья, внуки Тагира Бийарслановича: Тагир, носящий имя дедушки, и Уллубий. Они посетили братское воинское кладбище у Макув-Мазовецки, поклонились павшим воинам, возложили венок на могилу своего предка.
   Наши дети и внуки знают историю семьи, гордятся главой нашего рода Бижамовым Тагиром Бийарслановичем и свято берегут его память».

Введение

   Все больше отдаляет всех время от победного 1945 года, когда завершилась самая масштабная и самая кровопролитная война в истории нашего государства. Война явилась не только важнейшим событием ушедшего XX века, она останется знаковой вехой наступившего нового столетия. Великая Отечественная война советского народа – важнейшая составная часть Второй мировой войны 1939–1945 гг.
   Это была не только кровопролитная вооруженная борьба многомиллионных, противостоявших друг другу на сухопутных театрах военных действий, на морских просторах и в воздушном пространстве армий, флотов, авиационных группировок. Война – это и ожесточенное, бескомпромиссное противоборство народов, государств и их коалиций в области экономики, международной политики и дипломатии, психологии, в идеологической и духовной сферах. Для Советского Союза ее конечным и долгожданным результатом стала Победа, добытая большой ценой. Для нацистской Германии и ее европейских союзников итог войны – сокрушительное поражение.
   Каждый день войны, каждый ее час был наполнен беспримерным мужеством защитников Отчизны, горем и страданиями миллионов людей. Пройдя через суровые испытания, советский народ не покорился жестокому и беспощадному врагу, сохранил внутреннюю силу и достоинство – и победил. Отстояв свободу и независимость Родины, внес решающий вклад в освобождение Европы и всего мира от фашизма, нацизма и милитаризма.
   Вероломное вторжение Германии и ее сателлитов, положившее начало Великой Отечественной войне, поставило наше Отечество в тяжелейшее положение. Никто в Советском Союзе не предполагал, что война, которую надеялись избежать в 1941 г., вдруг 22 июня обрушится на страну с такой вулканической силой удара. Никто не думал, что агрессор добьется ошеломительного успеха, в результате которого войска пяти советских приграничных военных округов в самые короткие сроки будут разгромлены, а десятки их дивизий, механизированных корпусов и общевойсковых армий попадут в окружение.
   Государство в одночасье утратило огромное количество военной техники, вооружения и снаряжения. За короткий срок страна потеряла огромную территорию, включая Белоруссию, Украину, Молдавию, Прибалтику, значительную часть западных областей России, где производилась треть промышленной продукции государства, а также находились основные продовольственные ресурсы. А через три месяца агрессор оказался на подступах к Ленинграду (Санкт-Петербургу) и Москве.
   В войне решалась судьба не только Советского Союза: быть ли ему и дальше великой державой или стать германской колонией; быть ее гражданам наполовину уничтоженными, а оставшимся в живых – превратиться в рабов. На кону войны стояла участь многих государств мира.
   Для ликвидации постигшей катастрофы потребовалось не только принятие крайне жестких мер, предпринятых высшим военно-политическим руководством Советского Союза, но и проявление силы воли и стойкости духа, исключительное мужество, единство и самопожертвование народа.
   Ценой неимоверных усилий в условиях психологического шока, огромных людских, материальных и территориальных потерь объединенными усилиями республики бывшего Советского Союза выдержали выпавшие на их долю тяжелейшие испытания. В конечном итоге они разгромили мощнейшего врага и одержали трудную, но закономерную победу. Без сомнения, совершенный ими подвиг будет жить в веках, его никогда не забудут благодарные потомки. Великая Отечественная война – это наша общая история, великая и трагическая эпопея.
   Огромное всемирно-историческое значение подвига советского народа обусловливает немеркнущий к нему интерес и в наступившем третьем тысячелетии. Об этой самой страшной войне XX века написано множество книг: документальных, научных и художественных. Она запечатлена в воспоминаниях о легендарных битвах, вошедших в мировую историю, в рассказах о потрясающих подвигах известных и неизвестных героев, о любви к Родине и силе духа человека. Имеется огромный пласт и горьких размышлений о роковых ошибках и фатальных просчетах, о насильственной гибели и безмерных страданиях. О ней много сказано в фильмах и живописных полотнах.
   К сожалению, в послевоенный период, предав забвению факты истории, многие политики и историки, журналисты и политологи, как из стран бывших союзников, так и противников, стремились и стараются исказить причины минувшей войны, ее ход и последствия, умалить вклад Советского Союза в разгром Германии и Японии. Отдавая должное вкладу, внесенному в достижение общей победы всеми странами и народами антифашистской коалиции, авторы данной работы решительно выступают против тех западных историков, так называемых «историков либеральной волны» на постсоветском и постсоциалистическом пространствах, иных фальсификаторов и фейконосителей, которые принижают ведущую роль в ней Советского Союза, единодушно признанную в годы войны всеми без исключения лидерами воюющих держав.
   После распада СССР в отношениях Российской Федерации, как правопреемницы Советского Союза, и некоторых бывших в его составе республик появились острые проблемы, существенно отяготившие отношения в оценке, а также в исследованиях событий совместной истории.
   В деле внедрения фальсифицированной истории в сознание своих граждан преуспели власти Украины. Именно они несут ответственность за то, что украинские школьники и студенты уже два десятилетия изучают «события прошлого» по учебникам и пособиям, не имеющим ничего общего не только с общественной наукой, но и, к сожалению, с исторической правдой. И что можно ожидать от такой учебной литературы и методических пособий, если их авторами являются родоначальники бандеризации истории Великой Отечественной войны и откровенные русофобы. Создатели таких «шедевров» к достоинствам одиозных нацистских преступников, которые уже возведены в ранг национальных героев, относят их откровенную ненависть к русским, евреям, представителям других наций и народностей, являющихся гражданами современной России.
   12 октября 2007 года президент Украины Виктор Ющенко присвоил одиозному руководителю ОУН-УПА Роману Шухевичу звание Герой Украины – «за выдающийся личный вклад в национально-освободительную борьбу за свободу и независимость Украины и по случаю 100-летия со дня рождения и 65-й годовщины создания Украинской повстанческой армии». 20 января 2010 года этого же звания он удостоил Степана Бандеру.
   В рядах вермахта Шухевич Р.И. воевал против Красной Армии, проводил карательные акции против белорусских партизан, а после освобождения Западной Украины – с советскими войсками, в 1944–1950 годах руководил подпольем, терроризировавшем жителей Западной Украины. Бандера С.А., как лидер ОУН-УПА, непосредственно причастен и виновен в массовых убийствах, этнических чистках, уничтожении польского населения Западной Украины, мирных чехов, словаков, венгров, югославов, французов. Нюрнбергским трибуналом военизированные формирования УПА, ответственные за кровавые еврейские погромы во Львове в 1941 году, геноцид населения Волыни польского происхождения и сочувствующих им украинцев, признаны преступными.
   Вероятно, не хватило времени третьему президенту Украины, чтобы удостоить этого звания и Адольфа Гитлера, которому верой и правдой служили Роман Шухевич и Степан Бандера.
   Героизация украинских националистов на Украине является составной частью гибридной войны Запада против славянских народов, а также спланированной фальсификацией совместной истории борьбы против нацизма и фашизма.
   Владимир Зеленский, продолжая политику своих предшественников, 30 июня 2021 года обратился к папе Римскому Франциску с просьбой признать святым митрополита Украинской греко-католической церкви Андрея Шептицкого, который в 1941 году приветствовал вероломное вторжение войск нацистской Германии и ее союзников на территорию Советского Союза, а через неделю, 1 июля, опубликовал скрепленное личной подписью воззвание, в котором призывал встречать немецкую армию «как освободительницу от врага», а затем призвал – добровольно вступать в дивизию СС «Галичина».
   «Война памяти» с Российской Федерацией активно ведется со стороны ряда прибалтийских государств, в том числе и Польши, а также официальных властей Грузии. Слишком много есть желающих не только в других краях, но и в родном Отечестве выбить у нашей страны Знамя Победы, дезавуировать значение Победы и вообще роль России в мировой истории.
   Ситуацию усугубляет то обстоятельство, что многие учебники и для наших учеников и студентов по истории Отечества, не выдерживают критики. Исторические события и факты в них изложены путано, их интерпретация порой поверхностна, а подчас и просто неверна. Ведущие российские ученые-историки проанализировали более 370 учебников современной истории для средних и высших школ, по которым обучались и обучаются в Западной и Восточной Европе, в странах, ранее входивших в состав СССР и в Российской Федерации. Они пришли к ошеломляющему выводу: содержание большинства учебников не имеет никакого отношения к исторической науке и несет прямую угрозу национальной безопасности России ^Российская газета. 2010.15 декабря).
   Потребовалось личное вмешательство руководителя государства, чтобы сдвинуть с места данную проблему. С этой целью 15 мая 2009 г. был издан Указ Президента РФ № 549, в соответствии с которым была образована комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. В задачи комиссии входит обобщение и анализ информации о фальсификации исторических фактов и событий, направленной на умаление международного престижа нашей страны, и подготовка соответствующих докладов Президенту РФ.
   Всем гражданам Российской Федерации и других государств важно знать аксиому истории: народ, не знающий правды о своем прошлом, не имеет будущего.
   В связи с этим, опираясь на уроки Второй мировой и Великой Отечественной войны беспокойство вызывают попытки руководителей государств, бывших союзниками СССР по антигитлеровской коалиции и закладывавших в Ялте и Потсдаме контуры современного миропорядка, разрушить систему мироустройства, позволившей народам мира на протяжении почти восьми десятилетий избегать глобальных конфликтов.
   Североатлантический блок непосредственно придвинулся к границам России, втягивая в свою орбиту страны Восточной Европы. Военная инфраструктура НАТО расширяется в Прибалтике, Польше, Румынии, дорожная карта для вступления в НАТО предлагается Украине, Грузии, Молдавии. На территории ряда восточноевропейских стран размещаются элементы американской глобальной системы ПРО, представляющей собой угрозу для безопасности не только России, но и всего мира, поскольку она кардинально нарушает сложившийся стратегический баланс сил в мире. В том, что так произошло ответственность несет и бывший президент СССР М.С. Горбачев.
   Россия, будучи правопреемницей Советского Союза, который вместе с США, Великобританией, Китаем, Францией и другими государствами закладывал Ялтинско-Потсдамскую систему мироустройства, всеми силами противодействует ее разрушению, размыванию прошедших испытание холодной войной норм международного права, попыткам известных политических сил подстроить их под свои конъюнктурные интересы.
   Инструменты сдерживания, санкций, изоляции, которые применяются западными государствами в отношении России, напоминают сценарий событий конца 30-х годов прошлого столетия по изоляции СССР на международной арене.
   Как свидетельствует исторический опыт, добиться военного превосходства над Россией ни у кого не получится, гарантией чему служат быстро совершенствующиеся и наращивающие свои боевые возможности Вооруженные силы Российской Федерации. Однако в отстаивании собственной самостоятельной линии руководство страны и народ делают ставку не только на силовой фактор. Есть еще один союзник – правда истории, многовековой опыт защиты свободы и независимости, мудрость предков, призывавших при любых обстоятельствах держать порох сухим.
   В связи с этим очевидно, что роль истории в условиях обострения современной информационной войны, открыто навязывающей гражданам фейки, чуждые взгляды, пытающейся стереть историческую память, фальсифицировать прошлое, в том числе историю Великой Отечественной войны, возрастает как никогда.
   Ценность работы заключается в объективном изложении и всестороннем анализе фактов, в широком привлечении отечественных источников, часть которых ранее имела закрытый характер, зарубежных исследований, а также архивных материалов.
   Данный труд имеет цель: на основе систематизированных исторических явлений сформировать объективные знания по такому важнейшему событию XX века, которым явилась Великая Отечественная война 1941–1945 гг.; ознакомить с содержанием ее драматичных глав, о которых не утихают споры; вооружить конкретными фактами, необходимыми для научной критики современных ее искажений и фальсификаций.

Глава 1
Компоненты силы советского народа и его исторического подвига

1. Что защищали и за что сражались советские люди

   Вопрос об истоках и закономерностях победы Советского Союза над нацистской Германией и ее союзниками – один из главных и трудных в историографии войны. Ответы на него содержатся в исторической литературе послевоенных десятилетий. Однако, по их сути и направленности, эта литература неоднородна. Так, в официальных документах и исторических трудах, монографиях, учебниках, книгах, брошюрах и статьях на эту тему, увидевших свет преимущественно до начала так называемой «перестройки», содержится немало глубоких и аргументированных соображений, не утративших своего значения и в наше время.
   Вместе с тем, при чтении многих этих работ видно, что одни и те же мысли, факты, даже фразы – о советском патриотизме, незыблемой дружбе народов, руководящей роли партии, превосходстве социалистической экономики, прочности советского общественного строя и другие, перекочевывали из одной статьи, книги, учебника в другие подобные издания. Со временем все более утрачивалось значение критического анализа, научной доказательности, аргументации и, как следствие, ослабевал авторитет таких трудов и их эмоциональное воздействие на читателя.
   Начиная с середины 80-х годов прошлого столетия, картина стала меняться. С этого исторического этапа все большее распространение получали противоположные взгляды. В моду активно входили односторонне-тенденциозный подбор фактов о военных неудачах и поражениях, сомнительные подсчеты людских потерь, обращение позитивного в негативное, настойчивые попытки принизить значение победы над нацизмом и фашизмом, умалить величие подвига народа.
   Многие авторы анализ событий войны, факторов, условий и источников победы с усердием подменили критикой пороков советской системы. Тем самым игнорировалась суть диалектики войны и необходимость поиска объективных ответов на взаимосвязанные ключевые вопросы: почему вражеские войска смогли оккупировать Украину, Белоруссию, Прибалтику, значительную часть территории Российской Федерации, дойти до Москвы и волжского рубежа, и почему Советский Союз, выстояв и победив сильного и коварного противника, завершил войну в Берлине.
   Подобное освещение истории Великой Отечественной войны приняло конъюнктурный характер и нанесло ощутимый вред научной, объективной разработке ее проблем. Такой подход был обусловлен также идеологическим влиянием как извне, так изнутри, профессиональной неподготовленностью и нравственной неустойчивостью части авторов, которые вдруг стали исследователями.
   Во всяком случае читателя не могли уже удовлетворить как прежние неполные, а подчас и неточные ответы на многие вопросы, так и антинаучные, распространившиеся с этого времени в средствах массовой информации, тенденциозные и любительские рассуждения с критикой военных усилий СССР.
   Представляется, что прежде, чем выявить источники неодолимости советского народа в годы войны, установить условия и факторы, определившие преимущество СССР над противником, разобраться в настрое народа в годы Великой Отечественной и истоках его духовной силы, а также определить, что способствовало победе над нацистской Германией, важно выяснить – что защищали и за что сражались советские люди.
   Так что защищали и за что сражались советские люди?
   Победу СССР в Великой Отечественной войне определила группа взаимосвязанных факторов и условий. Они неравнозначим по своему характеру и роли. Поэтому недопустимы их абсолютизация, переоценка одних, недооценка, или игнорирование других.
   Бесспорно, существенную роль сыграли пространства страны, ее огромные материальные и людские ресурсы, помощь союзников, просчеты противника. Но главная заслуга в победе принадлежит советскому народу. Именно он сплотился перед общей бедой, забыв, или отодвинув в тень свои обиды и невзгоды.
   Германское нашествие вызвало у народа патриотическое чувство огромной силы, мощное сопротивление агрессору и непоколебимую веру в победу над ним. На борьбу поднялись все: стар и млад, мужчины и женщины, все нации и народности СССР. Современник событий, писатель М.М. Пришвин 5 июля 1941 г. записал в своем дневнике: «Весь народ поднялся» [1].
   Чем был вызван такой взрыв патриотизма советских людей? Что они защищали в годы Великой Отечественной войны?
   Эти вопросы сегодня весьма запутаны. И не потому, что прежние постулаты, ставшие стереотипами о том, что народы СССР «защищали советскую социалистическую Родину», «защищали идеалы социализма», в результате распада СССР, изменений в общественном строе России утратили прежнюю убедительность.
   А в некоторых бывших советских республиках, которые стали самостоятельными государствами, появились свои ответы, суть которых – искажение реальных событий и фактов, обусловленных в большей степени русофобским характером.
   Несомненно и то, что вопрос что защищали и за что сражались советские люди требует глубокого и всестороннего рассмотрения с учетом всех сложностей и противоречий.
   Как известно, патриотизм – это любовь к Родине, неразрывная духовная связь человека с благополучием и невзгодами своего народа. В России, в Советском Союзе, ему всегда был присущ активный, деятельный характер. Именно в этой диалектике происходила трансформация чувств и идей патриотизма советских людей в конкретные дела.
   Важно отметить, что накануне, во время и после окончания войны государственный патриотизм проявлялся неравнозначно. Но именно в годы Великой Отечественной войны он достиг наивысшего развития. Стремление отстоять независимость страны, родную землю, свой очаг было неудержимым и это чувство в суровое время получало усиленное развитие.
   И это не было случайностью, ибо патриотизм советского народа в годы войны имел глубокие исторические корни, опирался на прочные традиции, питался и усиливался характером бескомпромиссного противоборства с нацистской Германией и ее многочисленными европейскими союзниками.
   Советские люди воочию ощутили огромную опасность, которую нес германский фашизм, развязавший 22 июня 1941 г. против народов СССР неспровоцированную агрессивную войну, которая для них стала Отечественной, справедливой и народной.
   Фашизм угрожал многим государствам и народам Земного шара. Однако степень опасности была отнюдь не одинакова. Для таких государств, как Великобритания, Франция, США, поражение во Второй мировой войне означало бы коренное изменение соотношения сил в мире, перекройку геополитической карты, потерю части собственных территорий, колоний, регионов влияния, источников сырья и рынков сбыта. Следовательно, для крупных западных держав стояла проблема о национальном и геополитическом поражении. Однако их социально-политическое устройство, как свидетельствует опыт оккупированных агрессором стран Европы осталось бы прежним.
   Для народов Советского Союза победа нацистской Германии и ее европейских союзников в войне однозначно привела бы не только к национально-государственной, но и социальной катастрофе. В результате поражения были бы отторгнуты значительные территории, ряд регионов СССР были бы раздроблены и превратились в колонизационные анклавы с насильственной германизацией одной части населения и переводом в разряд неполноценных людей – другой. При этом значительная часть граждан подлежала физическому истреблению.
   «Война мировоззрений» против Советского Союза тщательно планировалась. О варварских, чудовищных планах руководства нацистской Германии в войне против Советского Союза свидетельствуют многочисленные документы и факты. Так на совещании командного состава 30 марта 1941 г. Адольф Гитлер уже не оставил никаких сомнений в том, что речь идет о «борьбе на уничтожение». В соответствии с этим в военных директивах подчеркивалось, что война против России должна вестись «с неслыханной жестокостью».
   Верховное командование вермахта уже тогда заявило о своем согласии с тем, что рейхсфюрер СС (имперский вождь охранных отрядов) будет «самостоятельно и под личную ответственность» выполнять «особые задания фюрера» в районе боевых действий сухопутных войск. За действия против «вражеских гражданских лиц», как отмечалось в указе о ведении военного судопроизводства от 13 мая 1941 г., «не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением или проступком…»
   В планах по хозяйственной деятельности и продовольственному снабжению в захваченных областях для многих миллионов людей была предусмотрена голодная смерть: «При этом, несомненно, будут голодать десятки миллионов людей» (заседание госсекретарей от 2 мая 1941 г.). «Несколько десятков миллионов человек на этой территории станут лишними и умрут или будут вынуждены переселиться в Сибирь («Экономический штаб «Ост» от 23 мая 1941 г.)» [2].
   Совершенно очевидно, что для советских людей никакой альтернативы не было: вопрос касался судьбы их Отечества.
   Неизбежным было одно: истребление генофонда многонационального государства, захват его инфраструктуры, земель, рек, озер, морей, недр и его ликвидация как субъекта мирового сообщества.
   Эту мрачную перспективу, которая была очевидной, советские люди осознали в самом начале войны. И тогда стало ясно, что чувство большого и единого Отечества не является только суммой «малых родин», оно значительно богаче, сильнее, насыщеннее.
   Осознание возможной будущности не только потрясло, но и объединило в общей ненависти к врагу и в едином порыве дать отпор агрессору людей разного социального происхождения и возраста, вероисповедания, материального положения, различной национальности: и русских и казахов, украинцев и грузин, белорусов и узбеков, евреев и татар, киргизов и таджиков, дагестанцев и бурятов – все народы, нации и народности Советского Союза.
   Это с предельной глубиной остроты было выражено в «Священной войне» – патриотической песне, ставшей гимном защиты Отечества. Впервые эта песня была исполнена 26 июня 1941 года на Белорусском вокзале одной из не выехавших ещё на фронт групп Краснознамённого ансамбля красноармейской песни и пляски СССР. В этот день на площади пять раз подряд звучали слова: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…».
   В мае 2005 года, в память об этом событии, на фасаде Белорусского вокзала в Москве была установлена мемориальная доска.
   Одна из главных причин всенародного подъема народа, его готовности к борьбе и победе состояла в том, что граждане СССР в своем большинстве были сторонниками социалистического строя с его принципом социальной справедливости. Они смогли убедиться в этом, получив право на труд, бесплатное образование и здравоохранение, на отдых и доступ к достижениям науки и культуры.
   Подобного не было ни в одной стране Запада, подвергшейся агрессии нацистской Германии. Характерным тому является пример Франции, которая оказывала сопротивление агрессорам всего лишь 40 дней. Здесь и политическое руководство страны, и народ не стали единой силой, противостоящей фашистской Германии.
   Когда Победу советского народа пытаются очернить, замолчать, забыть, стереть из памяти целых поколений и граждан планеты Земля, нелишне напомнить, сколько времени против вермахта продержались европейские государства: Дания – 6 часов; Люксембург – 1 день; Голландия – 5 дней; Югославия -11 дней; Бельгия – 18 дней; Греция – 24 дня; Норвегия – 61 день.
   Советский Союз сражался четыре года (1418 дней) и завершил войну в столице нацистской Германия, где она безоговорочно капитулировала.
   Главенствующий настрой общественного порыва, мнения, сознания военных лет в Советском Союзе представляется несомненным – война справедлива, все для фронта, все для победы. Система доказательств здесь легка и в то же время затруднительна. Сам по себе этот настрой является настолько очевидным, что не требует аргументации. Отсюда и трудность доказывать народный характер войны, что длительное время считалось равносильным утверждению, будто белое не есть черное, а черное – не белое.
   Как известно, аксиома не нуждается в доводах. Однако есть необходимость обосновать, что мы имеем дело не с теоремой, требующей доказательства, а именно с постулатом. Однако подтвердить в настоящее время истину о том, что большинство граждан Советского Союза осознавало необходимость сосредоточения и отдачи всех своих сил для разгрома врага, вряд ли можно проведением социологических опросов. К сожалению, многие из этих людей, выдержавших суровые испытания минувшей войны, ковавшие победу на фронте и в тылу покинули нас в результате гибели на полях сражений, ухода из жизни из-за ранений, болезней и в силу возраста. А проводить подобные социологические опросы среди тех, кто не знает, что такое война, не корректно.
   Убедительным доказательством в чем и проявилось массовое сознание подавляющего большинства людей является их поведение и действия. В народном сознании доминировал государственный патриотизм. Система ценностей советского общества и советского строя, как уникального тогда в мире жизнеустройства, разделялась большинством населения.
   Вместе с тем, неправомерно замалчивать наличие у части граждан антисоветских настроений, которые на оккупированной территории выражались в пособничестве и сотрудничестве с врагом. На территории страны, не занятой вермахтом, антисоветские взгляды, как правило, открыто не проявлялись, ибо их демонстрация каралась по законам военного времени.
   Среди советских людей были и такие лица, которые избегали участия в войне, они противились отправке на фронт, всё делали для того, чтобы отсидеться в тылу. А если вопреки своей воле одевали военную форму, то при любом удобном случае стремились дезертировать.
   Среди противников государственного строя в СССР, желавших во время войны поражения Советскому Союзу и победы нацистской Германии, возглавляемой Гитлером, были националистические элементы, представители господствовавших в дореволюционное время классов и социальных групп, разного рода противники советского жизненного уклада.
   Важно учитывать, что военная агрессия началась, когда еще не прошло и четверти века со времени государственного переворота (Великая октябрьская социалистическая революция) с захватом власти партией большевиков в октябре 1917 года. За революцией последовала кровопролитная гражданская войной в России, которая сопровождалась комплексом карательных мер, проводившихся большевиками против социальных групп, провозглашённых классовыми врагами, а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности.
   Также следует принять во внимание, что в 30-е годы прошлого столетия в стране проводились необоснованные репрессии. А непосредственно перед войной в состав СССР были включены три прибалтийские республики – Латвия, Литва и Эстония, западные территории Белоруссии, Украины и Молдавии, определенная часть населения которых была настроена против советской власти.
   Подобным настроениям способствовали раскулачивание и выселение отдельных категорий сельских жителей в северные и восточные районы, репрессии и связанная с ними обстановка подозрительности и страха, (фрагмент повторяется на 16 странице).
   Эти явления, а также определенные социальные болезни, трудности и дефекты советского строя породили у части населения своеобразную раздвоенность сознания, о чем писал в конце своей жизни К. Симонов: «…тогда одновременно существовало словно не одно, а два соседних и разных времени. Одно явное и понятное, с полетами через полюс, с революционной помощью Испании, с ненавистью к фашизму, с пятилетками, с работой до седьмого пота, с радостной верой, что выше и выше поднимаем страну, с любовью и дружбой, с нормальными людскими отношениями; и тут же рядом – только ступи шаг в сторону – другое время, страшное и с каждым днем все более необъяснимое…» [3].
   Эту сторону истории государства и народа невозможно замолчать или забыть. Но все же главным руслом течения истории в военную пору оказались жизнь и борьба людей, сплотившихся для обороны Отечества, защиты всем понятных и близких ценностей.
   Сложившийся к началу войны социально-политический строй для большинства граждан представлялся законным и естественным. Юридически он закреплялся принятой конституцией и всеобщими выборами в Верховный Совет СССР, в региональные и местные советы, а психологически – уверенностью в прочности государства, одержавшего победы над всеми врагами, и убежденностью в правильности выработанных партией и правительством ближайших и перспективных целей.
   Преобладающей части населения сложившийся строй и образ жизни, несмотря на многие очевидные недостатки, представлялись справедливыми и лучшими в мире. Социальные принципы и тенденции, которые реализовывались в ходе культурной революции, развития литературы, искусства и книгоиздательства, подготовки специалистов через сеть средних и высших специальных заведений, материальной поддержки учащейся молодежи, патриотического воспитания молодежи, которое велось на основе возвращения к историческим и культурным ценностям отечественной истории, выдающиеся успехи советских ученых в различных отраслях науки, бурные темпы промышленного производства и строительство городов – все это у большинства граждан вызывало симпатии.
   Вошедшие в быт бесплатные образование, медицинское обслуживание, практически бесплатное жилье – были наглядны и убедительны. Очевиден был и рост международного авторитета СССР.
   Всеобщий невысокий по сравнению с западными странами уровень жизни народа объясняется рядом обстоятельств: в отсталой стране шли масштабные преобразования, создавалась современная индустрия, развивалась наука и культура. Все это требовало не только неимоверных усилий и затрат в условиях непрестанных происков извне, но осуществлялось во имя, как декларировалось, светлой цели – построения общества социальной справедливости.
   Массовому сознанию импонировало, что во всех звеньях государственного, партийного, хозяйственного, военного руководства преобладали представители трудовых слоев, получившие реальную возможность «выйти в люди» – стать доцентами и профессорами, артистами и писателями, офицерами и генералами, инженерами, конструкторами и руководителями предприятий, советскими и партийными работниками. Положительно воспринималось и отсутствие открытой безработицы, всемерно демонстрируемое уважение к людям труда, к их производственным достижениям, не говоря уже о почете, которым окружали ударников и стахановцев.
   Таким образом, поддержка народом советского строя имела достаточно определенную идеологическую и социально-экономическую базу. На нее опирались и внутренняя, и внешняя политика, а также одобрительная оценка большинством граждан происходивших событий.
   На протяжении почти двух десятилетий основой воспитания советских людей были идеи марксизма-ленинизма. В системе образования, в общественных организациях, средствах массовой информации широко пропагандировались лозунги о неизбежности победы социализма во всем мире, о том, что СССР является оплотом трудящихся всех стран в их борьбе против эксплуататоров. Все это глубоко проникло в сознание масс, и готовность выступить в защиту трудящихся других стран была достаточно велика. Идеи освобождения народов от векового гнета, установления равенства и братства трудящихся упали на благодатную почву – вера в историческую миссию Советского Союза, призванного способствовать благу других народов, была традиционно сильной.
   Со второй половины 30-х годов прошлого столетия на первый план в идеологической работе выступили идеи государственно-политического характера. Страна запела «Песню о Родине». В основе патриотического воспитания упрочилось понятие о Родине как Отечестве, объединяющем все народы страны. Ядром Родины была Русь, сплотившая, как потом, в годы войны, будет записано в гимне, все народы в нерушимый союз. Всемерно культивировалась мысль об исконной дружбе всех народов страны, необходимости их совместной борьбы против иноземных захватчиков.
   Государственно-политическое руководство страны тогда понимало, что самые глубокие истоки и корни патриотизма народов СССР – в многовековом прошлом России. С этой целью проводилась работа по привитию таких черт народа, как верность Отечеству и долгу, самоотверженная дисциплина и стойкость, которые в наибольшей степени оказались пригодными для войны, совершения ратных и трудовых подвигов.
   Таким образом, в результате органической взаимосвязи и взаимодействия рассмотренных выше обстоятельств и факторов, возник естественный сплав идей и чувств патриотизма и интернационализма. Любовь к Родине базировалась не на высокомерии и презрении к другим народам, а на стремлении к дружбе, равноправию, на уважительности, желании помочь им встать на путь национального раскрепощения.
   Возможность и эффективность сочетания национального и интернационального убедительно показали испанские события 1936–1939 гг. СССР помогал республиканской Испании бороться против итало-германской агрессии, укрепляя тем самым собственную безопасность. Но одновременно поддержка республиканской Испании порождала надежды на социалистические преобразования на Пиренеях. И события в районе Халхин-гола, и возвращение Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, и вхождение Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР запечатлевались в сознании народа как решение двуединой задачи: укрепление СССР и освобождение трудящихся от капиталистического гнета.
   Однако, во время войны, особенно в ее первый период, акценты сместились в сторону государственного патриотизма.
   Эта идея приобрела новое звучание, нараставшее с каждым месяцем. Речь шла об освобождении народов от фашистского ига, о решающей роли Советского Союза в спасении человечества. Усиление этой линии не противоречило государственно-патриотическому направлению. Напротив, сплав становился еще более прочным, ибо победа СССР, рост его авторитета на мировой арене неоспоримо подчеркивали величие и мощь советского государства. Этому способствовало и то обстоятельство, что к концу войны антифашистское освободительное движение в странах Центральной и Юго-Восточной Европы под влиянием побед Красной Армии стало приобретать народно-демократический, социалистический характер.
   Важно отметить, что в массовом сознании патриотизм отдельных народов СССР слился с патриотизмом общесоюзным. Это отнюдь не простое сочетание осуществлялось благодаря наличию общего знаменателя – власти Советов и руководящей роли Коммунистической партии.
   Чаще всего встречающееся суждение – народ защищал Отечество, Советский Союз от чужеземного вторжения, – верное, но неполное. Стремление к защите своего Отечества, своего очага свойственно практически всем народам. Но применительно к СССР эта позиция требует уточнения.
   Возникла триада – патриотизм отдельных народов, признание русских «старшим братом» и «чувство семьи единой». Этот сплав для той поры оказался надежным и эффективным. Каждый народ, защищая себя от порабощения, вместе с другими народами защищал единую Родину, Советский Союз, в составе которого узбеки и казахи, татары и чуваши, все народы Дагестана, народы других наций и национальностей, создали свою промышленность, получили возможность для развития своих языков, национальной культуры, подготовки национальных кадров.
   К сожалению, этот «сплав» иногда подвергался коррозии, что проявилось, например, в депортациях в 1944 г. калмыков, крымских татар, чеченцев, кумыков, ингушей, балкарцев, карачаевцев и других народов.
   Патриотизм в годы Великой Отечественной войны воплотил в себе, как в фокусе, бесценный исторический опыт народов СССР по защите Отечества, краткий по времени, но богатый по социальному содержанию опыт строительства нового, социально-справедливого общества, а также конкретный опыт вооруженной защиты Отечества в 1941–1945 гг.
   О характере и направлении формирования общественного сознания в СССР в годы войны, развитии идей и чувств патриотизма, его действенности и направленности можно судить по докладам и приказам И.В. Сталина в это суровое время. Они являлись как бы мировозренческими и идеологическими ориентирами, к тому же излагались в наиболее приемлемых, близких широким массам понятиях.
   3 июля 1941 г. в своей первой с началом войны речи И.В. Сталин подчеркнул мысль о единстве народов страны на социально-политической основе. Враг, говорил он, «ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности… свободных народов Советского Союза» [4].
   6 ноября 1941 г. он снова говорил о силе и прочности советского строя, о «нашем социалистическом государстве» [5]. В этот день Сталин достаточно резко охарактеризовал реакционный российский царский режим, попиравший права рабочих, интеллигенции, права народов, устраивавший «средневековые еврейские погромы» [6]. Национал-социалистическую партию Германии вождь назвал партией «империалистов», притом наиболее хищнических и разбойничьих среди всех империалистов мира. Аналогично он характеризовал гитлеровцев и 1 мая 1942 г., говоря о немецких банкирах и плутократах, реакционерах-крепостниках [7]. И в дальнейшем оценка социально-политической сущности германского нацизма давалась в таком же духе.
   Не подлежит сомнению, что положения о советском социалистическом строе, его достижениях последовательно проходили через сталинские материалы в течение всей войны. А к концу ее эта направленность усилилась.
   В социально-политическом контексте следует рассматривать и многочисленные высказывания Сталина о дружбе народов, рожденной советским строем, о советском патриотизме. Например, такое: «В советском патриотизме гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие жизненные интересы всех трудящихся Советского Союза» [8].
   Отчетливо в выступлениях Сталина звучал тезис об особой роли русского народа. Появился он в самый тяжелый, критический момент войны – осенью 1941 года. 6 и 7 ноября в выступлении на торжественном собрании и в речи на параде Сталин говорил о великой русской нации – «нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова…» в числе прочих. Напомнив о «мужественном образе наших великих предков», Сталин назвал имена и выдающихся русских полководцев – Суворова и Кутузова [9].
   Идея о выдающейся, ведущей, особой роли русского народа получала в ходе войны все большее значение и звучание. Она неизменно развивалась в многоплановой пропагандистской деятельности. В концентрированной форме эта мысль была выражена Сталиным в выступлении на приеме в честь командующих войсками 24 мая 1945 г.
   Понятие «старший брат» в годы войны воспринималось как само собой разумеющееся. Жизненные реалии, показывающие решающий вклад русского народа в достижение победы, были у всех на виду. К тому же, первым заговорил о «старшем брате» не русский, а грузин.
   Огромное и нараставшее в годы войны отражение в официальных материалах получила идея освобождения народов от нацизма. Высказанная вначале как одна из главных целей Великой Отечественной войны, эта идея по мере приближения войск Красной Армии к границам СССР и вступления их в пределы восточноевропейских стран наполнялась конкретным содержанием. Неустанно повторяя мысль о помощи народам Европы в их освобождении от фашизма, Сталин говорил и о невмешательстве в их внутренние дела.
   Отметим попутно, что с самого начала войны в пропагандистском спектре непрерывно нарастала идея славянского единства, которая в народе была всегда популярна и представлялась достаточно реальной, ибо большинство славянских стран оказалось под пятой нацистов.
   Свою роль сыграли также положительные изменения во взаимоотношениях государства и церкви, поддержка патриархом Сергием, всей русской Православной Церковью и духовенством других конфессий справедливых целей войны, что не только укрепляло патриотические настроения среди верующих внутри страны, но и придавало ей «респектабельность» за рубежом [10].
   Таким образом, ответ на вопрос, «что защищали, за что сражались советские люди в годы войны», включает в себя широкий спектр положений, отражавших социально-политическое, идеологическое и национальное своеобразие СССР, его исторические корни, традиции народа и характер Великой Отечественной войны.
   В таких странах, как Германия, Япония, Франция, Англия, Италия, доминировала одна идея – национальная. В США оказалась действенной идея государственного патриотизма. Для Советского Союза с его уникальной спецификой и особенностями социально-политического развития требовалась иная модель, в которой сливались бы различные линии и направления общественного устройства и развития. И эта модель, возникшая на рубеже 20-30-х годов прошлого столетия, выдержав военные испытания, еще более укрепилась в суровые годы Великой Отечественной войны.
   Это стало одним из основных факторов, почему все народы СССР, практически все слои населения страны воспринимали войну против нацистской Германии и ее многочисленных европейских союзников как войну справедливую, священную, Отечественную.
   «Никогда еще 180 млн жителей, – писал французский военный историк Р. Гудима, – населяющих 22 млн кв. км советской территории, не были столь тесно связаны общей судьбой. Никогда еще представители различных профессий не были так крепко спаяны, как в эту войну. Рабочий на заводе, крестьянин в поле, выдающийся писатель и художник, артист армейского театра, священник, стоящий во главе партизан, все – мужчины и женщины как в тылу, так и на фронте и даже за линией фронта – все работали для победы» [11].
   Трудно не согласиться с мнением зарубежного историка.

2. Все для фронта, все для разгрома агрессора

   Ключевая направленность общественного настроя, мнения и сознания в Советском Союзе в годы войны не вызывала сомнений – война справедливая, все для фронта, все для разгрома ненавистного агрессора.
   Несомненным было также и то, что нацизм как официальная политическая идеология Германии под руководством Гитлера являлся одной из форм фашизма, преследующего цель не только поработить все народы СССР, считая их низшей расой, которую невозможно переубедить и воспитать, а требуется только полное их физическое устранение.
   Фашизм – это ярый враг социализма, который ведет войну против СССР, стремясь уничтожить его как государство, а на расчлененной территории изменить общественно-политический строй. Фашизм добивается мирового господства, тем самым подрывая революционное движение во всем мире и угрожая уничтожением самой цивилизации.
   Все эти положения и установки считались настолько очевидными, что не требовали доказательств. К тому же, в советских газетах, а также в радиопередачах приводилась масса фактов о зверствах нацистов, о лютой ненависти людей к оккупантам. Одновременно партийными работниками активно проводилась идеологическая работа, направленная на воспитание советских граждан в духе ненависти к фашизму, его выразителям, апологетам и носителям.
   Ненависть – сложное, многогранное, интенсивное, отрицательно окрашенное деструктивное чувство, отражающее неприятие, отвращение и враждебность к объекту ненависти. Писатель, журналист и военный корреспондент Борис Леонтьевич Горбатов написал статью «О жизни и смерти» в форме письма к товарищу, которая была опубликована в газете «Правда» 17 ноября 1941 г. В ней есть такие примечательные слова: «Нет в моем сердце сейчас ни страха, ни смятения, ни жалости к врагу – только ненависть…».
   Есть основания полагать, что чувство ненависти к врагу проявлялось не так однозначно у всех советских людей. Различным оно было и в разные периоды войны.
   Старший лейтенант Борис Шмаков, погибший в бою в 1944 г., в одном из своих последних писем жене писал: «Ты, Леля, упрекаешь меня в политической близорукости, но пойми меня, я ведь не совсем кретин и еще не разучился отличать черное от белого. Умом и сердцем я понимаю, что немец неодинаков: есть и фашист, и рабочий, есть и фермер, и батрак. Знаю, что в Германии есть Компартия…
   И вот я, коммунист, сын многострадальной моей Родины, не могу так искренне и радостно прижать к груди немецкого солдата-коммуниста, как обнял бы и расцеловал грязного, измученного войной своего солдата. И с этим уже ничего сделать не могу. А сейчас в сердце злость! Огромная злость на мышиные шинели, на немецкого солдата, напялившего на себя и платки шерстяные, снятые с наших колхозниц, и наши шапки, сдернутые с голов повешенных подростков и стариков.
   Не могу! Даже писать об этом не могу! Перед глазами сожженные деревни, обуглившиеся деревья, голые печные трубы и старики, подростки и даже дети, повешенные на деревьях, на виселицах!.. Все это я видел своими глазами и много раз» [12].
   В развитии и укреплении чувства ненависти к нацистам в годы войны существенную роль сыграл ряд обстоятельств.
   Прежде всего, огромное значение имело то обстоятельство, что войну против СССР начала Германия и ее европейские союзники, вероломно вторгнувшись на его территорию. В глазах народа этот факт никогда не ставился под сомнение. А то обстоятельство, что война шла на советской земле, приобрело силу решающего аргумента. Враг напал, агрессор вторгся, беспощадный супостат уничтожает все живое и неживое, противник рвется все дальше и дальше, страну надо защищать от фашистского варвара. Какие здесь могут быть споры и разговоры?
   Важно сравнить события лета 1941 года с Отечественной войной 1812 года. Тогда по мере отступления русских под натиском объединенной армии Европы во главе с Наполеоном «дух озлобленности против врага», как писал Л.Н. Толстой, все более и более разгорался, сосредоточивался и нарастал [13].
   Так, и по мере отступления Красной Армии, этот «дух озлобленности», массовое чувство ненависти к захватчикам непрестанно усиливались. Чем больше в глубь территории продвигались войска вермахта, тем значительнее уменьшались ресурсы СССР. В этих неблагоприятных условиях все острее осознавалась катастрофическая для страны угроза, что в свою очередь обусловливало принятие руководства государства и народом решительных меры для мобилизации усилий в целях наращивания сопротивления врагу.
   В формировании чувства ненависти к агрессору важнейшую роль сыграл тот факт, что в ходе войны советским людям стало известно о вероломных планах нацистских лидеров.
   До войны в СССР знали Германию как родину плеяды выдающихся людей, привнесших весомый вклад в развитие мировой цивилизации. Среди них: Иоганн Вольфганг Гете – автор «Фауста»; Христиан Иоганн Генрих Гейне – поэт, публицист и критик позднего романтизма; Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер – поэт, философ, теоретик искусства и драматург; великий композитор, пианист и дирижер Людвиг ван Бетховен; Вильгельм Рихард Вагнер – композитор и дирижёр; Рудольф Дизель – создатель двигателя, который завоевал весь мир; Готлиб Даймлер и его коллега Вильгельм Майбах разработавшие один из первых автомобилей и несколько видов бензиновых двигателей внутреннего сгорания; граф фон Цеппелин – организатор производства и серийного выпуска первых дирижаблей; Вильгельм Конрад Рентген – физик и первый в истории лауреат Нобелевской премии по физике (1901 год), изобретатель рентгеновских лучей; основатель современной физики, автор значимых физических теорий, лауреат Нобелевской премии Альберт Эйнштейн; Карл Либкнехт – политик, антивоенный активист, теоретик марксизма, деятель германского и международного рабочего и социалистического движения, один из основателей Коммунистической партии Германии; Клара Цеткин – участница немецкого и международного коммунистического движения, одна из основателей Коммунистической партии Германии, активистка борьбы за права женщин; Эрнст Тельман – председатель ЦК Коммунистической партии Германии, депутат рейхстага; других выдающихся поэтов, композиторов, ученых, революционеров, не говоря уже о Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе – основоположниках марксизма, философского, экономического и политического учения и авторах «Манифеста коммунистической партии».
   К сожалению, советские люди недостаточно знали ту Германию, в которой была установлена нацистская диктатура.
   В предвоенное время в СССР было недостаточно антифашистской литературы и фильмов. Антинацистская пропаганда не носила активного характера. А после подписания 23 августа 1939 года договора о ненападении между Германией и Советским Союзом (известного как пакт Молотова-Риббентропа) она практически прекратилась. Поэтому с началом войны гражданам СССР пришлось на собственном опыте постигать «науку ненависти».
   Ошеломляющее воздействие на психологию, умонастроение людей оказала практика реализации грабительских планов, разработанных в Третьем рейхе (неофициальное название Германского государства с 24 марта 1933 по 23 мая 1945 года). Вскоре после начала войны в массовом сознании утвердилась убежденность в жестокости и беспощадности оккупантов.
   Основным средством осуществления оккупационной политики нацистской Германия и ее европейских союзников стал массовый, ничем не ограниченный террор. Какое-либо разбирательство преступлений захватчиков, тем более судебное, отсутствовало. Любой военный комендант, каждый чиновник оккупационного аппарата, эсэсовец (член военизированных формирований Национал-социалистической немецкой рабочей партии) или гестаповец (член политической полиции нацистской Германии), офицер или солдат были «законодателями» и «судьями».
   Вся захваченная территория Советского Союза была покрыта сетью концлагерей, тюрем и гетто. Граждане СССР, оказавшиеся в фашистской неволе, использовались на самых тяжелых работах, а содержались в нечеловеческих условиях.
   Фактор зверств, жестокости со стороны захватчиков получил наглядное подтверждение. Бойцы и командиры воочию видели сожженные деревни Полесья, Полтавщины, Смоленщины, Брянщины, Подмосковья, места расстрелов мирных жителей, виселицы с повешенными партизанами, оскверненную Ясную Поляну. Непосредственность восприятия усиливала эмоциональный настрой.
   С местным населением России, Белоруссии, Украины оккупанты обращались куда более жестоко, чем, например, с поддаными оккупированных европейских стран. Но и там безжалостность врага породила неутихающий гнев.
   Символами жестокости нацистов стали: в Чехии Лидице, где в 1942 г. были расстреляны все мужчины этого поселка; во Франции – Орадур-Сыр-Глан, где в июле 1944 г. эсэсовцы уничтожили 642 мирных жителя.
   Англичане не подверглись оккупации, но и они пострадали от воздушных налетов, а к концу войны – от ударов ракетами Фау-1 и Фау-2.
   В Советском Союзе были сожжены тысячи деревень, уничтожены миллионы мирных граждан, подверглись страшной бомбардировке сотни больших и малых городов.
   Расовая этика настолько успешно заместила в Третьем рейхе буржуазную христианскую систему ценностей, что у нацистов не возникало никаких моральных проблем. Они не считали свои действия предосудительными. И никто так не считал. То есть преступные деяния оправдывались не только государственными законами, но и общественной моралью. Погромы, грабежи, унижения, избиения и даже убийства – все это не вызывало мук совести, если речь шла о представителях «низших» рас. Согласно доминирующей идеологии, они не были достойны жизни вообще.
   Политические бойцы расовой войны полностью приняли нацистскую мораль и были безжалостны к врагам и «неполноценным», лично принимая участие в их уничтожении. И многие такие бойцы искренне гордились своими поступками.
   С пленными красноармейцами немцы обращались куда безжалостнее, чем с гражданами других государств. Поэтому волна ненависти к врагу, вторгшемуся на советскую землю, нарастала с каждым днем.
   Еще один фактор из тех, которые усиливали ненависть советских народов к нацизму – это целенаправленная, действенная агитационно-пропагандистская работа партийных комитетов и организаций, органов советской власти, комсомола, профсоюзов.
   Лозунг «Смерть немецким оккупантам!» был вынесен в качестве повседневного газетного девиза вместо лозунга «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» Во многих центральных газетах были введены рубрики: «Проклятие и смерть немецким палачам», «Ненависть к врагу», «Не забудем, не простим», «Мы отомстим» [14].
   В «Правде», «Известиях», «Красной звезде», в местных и фронтовых газетах помещались подборки писем жертв и очевидцев из оккупированных районов. Так, в номере «Правды» от 11 августа 1941 г. был опубликован рассказ Елены Ковальчук о зверствах немцев в Бресте. Ворвавшись в город, они занялись грабежами и убийствами. А 24 июня фашисты согнали на футбольное поле сотни мирных жителей города и начали их расстреливать. На глазах матерей убивали их детей. Одна молодая женщина прижала к груди своего младенца. Фашист вырвал у нее ребенка и что есть силы бросил его на землю. Мать бросилась на убийцу, но другой сбил ее с ног ударом приклада по голове. Над полем разносились стоны, крики, рыдания…
   В печати появилось много сообщений о варварских разрушениях городов, поселков, деревень. Известный украинский писатель Павло Тычина на страницах «Правды» опубликовал материал, в котором вот такие строки: «Никогда не утихнет во мне чувство ненависти к фашистским захватчикам, сжегшим мое село Пески» [15].
   В разоблачении агрессоров важную роль сыграла Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК).
   Комиссия была образована указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 года. Указ предусматривал, что в задачу ЧГК входит «полный учёт злодейских преступлений нацистов и причинённого ими ущерба советским гражданам и социалистическому государству, установление личности немецко-фашистских преступников с целью предания их суду и суровому наказанию; объединение и согласование уже проводимой советскими государственными органами работы в этой области».
   В ее состав вошли видные общественные деятели, ученые, писатели. Комиссию возглавлял 1-й секретарь ВЦСПС Н.М. Шверник. Для содействия Чрезвычайной государственной комиссии создавались соответствующие комиссии на местах. Комиссии предоставлялось право поручать надлежащим органам производить расследования, опрашивать потерпевших, собирать свидетельские показания и иные документальные данные, относящиеся к преступным действиям оккупантов и их сообщников на территории СССР.
   Акты и сообщения ЧГК стали одним из важнейших доказательств обвинения в Нюрнберге.
   К установлению ущерба и злодеяний, причиненных оккупантами, было привлечено 7 млн человек: рабочих, колхозников, служащих. Акты о злодеяниях составлялись также в воинских частях и партизанских отрядах. Было подготовлено около 4 млн подобных документов [Сборник сообщений Чрезвычайной Комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. М., 1964. С. 430].
   Чрезвычайная государственная комиссия опубликовала сотни сообщений о проводимой оккупантами политике в различных районах страны. Материалы были широко обнародованы с помощью музеев, передвижных выставок, лекций и бесед.
   Большую роль в воспитании ненависти к врагу у воинов, всех советских людей оказывала наглядная агитация. Многие художники оформляли «Окна ТАСС», писали тысячи лозунгов, плакатов, иллюстраций. Один из самых известных плакатов военного времени, созданный художником В.Б. Корецким, изображал женщину с ребенком, к которым тянется окровавленный штык со свастикой. Слова плаката буквально обжигали: «Воин Красной Армии, спаси!».
   Важно отметить, что в результате пропагандистской работы возрастала ненависть уже не столько ко всему фашистскому, сколько к немецкому, как таковому.
   В Приказе от 23 февраля 1942 года № 55, которым руководитель СССР Народный комиссар обороны Иосиф Виссарионович Сталин поздравил военных и партизан с 24-й годовщиной Красной Армии есть такие слова: «… было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается».
   Сила Красной Армии состоит, наконец, в том, что у нее нет и не может быть расовой ненависти к другим народам, в том числе и к немецкому народу, что она воспитана в духе равноправия всех народов и рас, в духе уважения к правам других народов. Расовая теория немцев и практика расовой ненависти привели к тому, что все свободолюбивые народы стали врагами фашистской Германии» [16].
   Однако слова И.В. Сталина не изменили направленности в проведении активной и целеустремленной работы по воспитанию ненависти к врагу. В повседневной жизни нарастала ненависть ко всему немецкому. Германия стала изображаться как исконный враг Советского Союза, всегда стремившийся поработить его многонациональный народ. Доказывалось также вековое превосходство русских над немцами: «русские прусских всегда бивали»; «что русскому здорово, то немцу смерть». Спутницей ненависти стало и презрение к врагу. Уничижительное прозвище немцев «фрицы» получило широчайшее распространение на фронте и в тылу.
   В целом, практически в течение всей войны тема ненависти к врагу, обобщенно обозначенному в народном сознании как «немецко-фашистские оккупанты», мести за совершенные захватчиками злодеяния была, несомненно, ключевой. Поэты и прозаики в своих произведениях изо дня в день раскаляли чувство ненависти, призывали убивать врага.
   Константин Симонов в стихотворении «Если дорог тебе твой дом…» писал в 1942 г.:

     Пусть фашиста убил твой брат,
     Пусть фашиста убил сосед, —
     Это брат и сосед твой мстят,
     А тебе оправданья нет.
     За чужой спиной не сидят,
     Из чужой винтовки не мстят.
     Раз фашиста убил твой брат, —
     Это он, а не ты, солдат.
     Так убей фашиста, чтоб он,
     А не ты на земле лежал,
     Не в твоем дому чтобы стон,
     А в его по мертвым стоял.
     Так хотел он, его вина, —
     Пусть горит его дом, а не твой,
     И пускай не твоя жена,
     А его пусть будет вдовой.
     Пусть исплачется не твоя,
     А его родившая мать,
     Не твоя, а его семья
     Понапрасну пусть будет ждать.
     Так убей же хоть одного!
     Так убей же его скорей!
     Сколько раз увидишь его,
     Столько раз его и убей! [17].

   Ему в 1943 г. как бы вторил Михаил Светлов в своем стихотворении «Итальянец»:

     Я не дам свою родину вывезти
     За простор чужеземных морей!
     Я стреляю – и нет справедливости
     Справедливее пули моей! [18].

   Мысль о том, что стрелять во вломившегося в твой дом врага – это высшая справедливость, стала доминирующей. Об этом же писали Л.М. Леонов в «Нашествии», М.А. Шолохов в «Науке ненависти», В.С. Гроссман в очерке «Народ бессмертен», И.Г. Эренбург в своих многочисленных публицистических работах.
   По мере освобождения советских территорий «горючего материала» все прибавлялось. А когда война перекинулась за пределы СССР на других землях также были обнаружены чудовищные свидетельства нацистских зверств – гигантские лагеря и фабрики смерти в Белжеце, Бельзене, Берген-Бельзене, Бухенвальде, Дахау, Заксенхаузене, Майданеке, Маутхаузене, Освенциме, Равенсбрюке, Собиборе, Треблинке, Хелмно и других местах.
   К концу войны ненависть к Германии и к немцам достигла своего апогея. В условиях, когда Красная Армия вступила в пределы Германии, такой накал мог иметь непредсказуемые последствия, порождая массовые расправы. К тому же требовалось осуществлять прогноз о налаживании послевоенного сотрудничества с немцами.
   Таким образом, перенос боевых действий за пределы западной границы СССР и резкое изменение военно-политической обстановки – все это потребовало внести коррективы в идеологической деятельности.
   Перед началом Берлинской наступательной операции начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров выступил с критикой статей И.Г. Эренбурга за их резкий «антинемецкий характер», за то, что автором немцы изображались как «единая колоссальная шайка» [19].
   В какой-то мере этот шаг позволил тогда несколько исправить положение, хотя разного рода эксцессов происходило немало. Как считают современные историки ФРГ, «не может быть неожиданным то обстоятельство, что немецкое население в последние месяцы войны подверглось экстенсивным актам мести. Имели место грабежи, поджоги, а также немало убийств и изнасилований. Правда, советское руководство вскоре попыталось пресечь бесчинства, но соответствующие приказы выполнялись местными коммунистами по-разному… Оккупационные власти в то же время обеспечивали население необходимым продовольствием, устраняли нанесенный войной ущерб, помогали переходу к самоуправлению, развитию культурной жизни» [20].
   Таким образом, чувство ненависти советских людей на фронте и в тылу в годы Великой Отечественной войны выступало фактором особого рода и, прежде всего в морально-политическом отношении. Ненависть к фашизму, к вермахту, пришедшим в нашу страну агрессорам, представлявшим коалицию европейских государств во главе с нацистской Германией, не ослепила советских людей в их злости, не превратила их в грабителей и разорителей.
   Примечательно, что это интенсивное, отрицательно окрашенное деструктивное чувство, отражающее неприятие, отвращение и враждебность к объекту ненависти не лишило советских воинов высоких нравственных качеств. Напротив, они проявили и продемонстрировали качества гуманизма, при которых высшей ценностью являлась жизнь граждан государств агрессоров.
   Красная Армия, освободив свою страну, вступила на территорию других государств, в том числе и Германии в силу военной необходимости, не как агрессор и насильник. Имевшие место случаи несправедливого отношения отдельных советских солдат и офицеров по отношению к мирным жителям, не могут опровергнуть того исторического факта, что армия – победительница была благородна и добросердечна к гражданам освобожденных от фашизма стран, включая и поверженный Третий рейх. Эта историческая правда в настоящее время сознательно искажается и фальсифицируется. В политике некоторых государств распространился инструментальный подход к истории: прошлое должно работать на настоящее, а если не хватает доказательств, то их можно и изобрести.
   Хотелось бы подчеркнуть, что в берлинском Трептов-парке 8 мая 1949 года был открыт монумент «Воин-освободитель», являющийся символом победы советского народа в Великой Отечественной и Второй мировой войне, и освобождения народов Европы от нацизма. Центром этой композиции является бронзовая фигура советского солдата, стоящего на обломках свастики. В одной руке солдат держит опущенный меч, а другой поддерживает спасённую им немецкую девочку. Прототипом для скульптора Евгения Вучетича послужили два советских солдата – уроженец села Вознесенки Тисульского района Кемеровской области Николай Масалов, спасший немецкую девочку во время штурма Берлина 30 апреля 1945 года, и уроженец Логойского района Минской области старший сержант Трифон Лукьянович, также спасший немецкую девочку во время городских боёв в Берлине и погибший от ранений 29 апреля 1945 года [21].
   Следовательно, в годы Великой Отечественной войны чувство ненависти к противнику являлось и важным военным фактором на всех уровнях – от тактического до стратегического. Чувство ненависти придавало воинам Красной Армии, от рядового до военачальников дополнительные моральные, психологические и физические силы, столь необходимые в тяжелом ратном труде как в обороне, так и в наступлении. Оно вошло в число предпосылок, определивших изменение хода войны и последующего разгрома агрессора.

3. Особенности системы руководства страной, фронтом и тылом

   Как свидетельствует мировая практика, в многовековой истории случались обстоятельства, когда страна, обладавшая значительными материальными и людскими ресурсами и не уступавшая противнику в силах и средствах для ведения вооруженной борьбы, в количестве воинских формирований, а иногда и превосходившая его, вместе с тем терпела в войне поражение.
   Так, например, произошло с некоторыми государствами Европы во время Второй мировой войны, прежде всего с Францией. Французская армия в 1940 г. не уступая по многим параметрам немецкой, капитулировала, по существу, без сопротивления, сдавшись на милость агрессора. Для французского народа с его чувством патриотизма и национальной гордости оккупация страны стала трагедией. Главная причина этого состояла в том, что во Франции в то время не оказалось такого правительства, которое бы сумело опереться на исторический опыт народа, использовать в борьбе с внешним врагом силу народного духа и национальную идею для сплочения своих сограждан и тем самым укрепить свою армию и упорно сражаться.
   Совершенно иная картина была в Советском Союзе. В обстановке, пронизанной духом патриотизма и ответственности народа за судьбу страны, политическое руководство государства в максимальной степени использовало предоставленные историей возможности и условия для того, чтобы выстоять под ударом агрессора, изменить ход войны и победоносно завершить ее.
   Вся государственная система выдержала проверку войной, стала одним из источников силы СССР, фактором ее великого подвига. Подавляющее большинство граждан поддержало политику партийно-государственного руководства страны, ибо тогда интересы и цели народа и руководства совпадали по многим параметрам. Такова историческая истина, и от нее никуда не уйти. Нельзя сказать, что другие страны, и прежде всего Германия, не обладали сильной и хорошо организованной властью. Но в СССР уровень организованности и целеустремленности оказался намного выше.
   Руководство Советского Союза при уникальном разнообразии регионов страны, коммуникационной недостаточности сумело обеспечить единство государства, строжайшую дисциплину исполнения на всех уровнях снизу доверху при безусловном подчинении центру. Такая централизация в условиях войны играла, несомненно, положительную роль.
   В отличие от других государств власть в СССР имела возможность, используя лишь существовавшую государственно-кооперативную форму собственности, держать в своих руках все экономические рычаги. Это позволило под эгидой государства добиться максимального сосредоточения всех материальных ресурсов, провести быстрый перевод экономики на военный лад, осуществить небывалую по масштабам переброску на восток людей, промышленного оборудования, сырья из районов, которым угрожала оккупация нацистской Германии и ее европейских союзников.
   Централизация политической и экономической власти позволила советскому руководству основные усилия сосредоточить на самых важных, решающих направлениях. При относительной ограниченности ресурсов возможность реализовать «принцип ударности» в годы войны сыграла чрезвычайно важную роль. Девиз – «Все для фронта, все для победы!» не остался лозунгом, он реально воплощался в жизнь.
   Эффективность государственной политики СССР в годы войны в огромной степени была обеспечена в результате деятельности Коммунистической партии. Единая, массовая, хорошо организованная, построенная по принципу жесткого централизма, дисциплинированная партия, по существу, стала важнейшим государственным инструментом.
   Германская верхушка власти в своей организационной деятельности также опиралась на политическую организацию – Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (НСДАП).
   Следует отметить, что, судя по названию этой правящей и единственной законной, начиная с января 1933 года, партии, нельзя было предположить, что эта политическая организация использовала жесткий механизм максимального контроля над германским обществом, включая общественную и личную жизнь граждан. Деятельность НСДАП являлась решающим фактором тотального влияния фашистской идеологии и стабильности нацистского режима. К слову, на Нюрнбергском процессе руководящий состав партии был объявлен преступным, а идеология НСДАП была признана одной из главных причин войны.
   Как вскрыл опыт истории, характер и механизм сращивания партии и государства в СССР и Германии по своим социальным и идеологическим основам, направленности действий, по формам связи с народными массами, общественными организациями, а также по методам руководства войной были исключительно различными.
   Вопрос о роли Коммунистической партии в войне, очень «неудобный» для современного исследователя. Эта тема подвергалась и подвергается изменениям конъюнктурного характера. Особенно это ярко проявилось после распада Советского Союза. Амплитуда оценок колеблется от сведения всех истоков народной силы, по существу, к одному фактору – организующей, мобилизующей, руководящей деятельности партии, – до утверждений о негативном влиянии ее деятельности на ход войны, как организации антинародной, составлявшей опору единоличной власти Сталина.
   Ответы на эти вопросы, которые трактуют по-разному постсоветские исследователи, непосредственные участники и свидетели того кризисного времени, а также современное поколение в лице «диванных историков» и «тиктокеров», не знающих не только этих событий, но и кто такой Александр Пушкин, не однозначны и крайне противоречивы. Содержание ответов отражают не только широкий спектр как векторных направлений, так и противоречивых факторов, обстоятельств и явлений. К большому сожалению, они свидетельствуют, что для значительной части современного поколения Великая Отечественная война 1941–1945 гг. – придуманная легенда.
   Совершенно очевидно: исследуя историю Великой Отечественной войны, отодвинуть, в сторону и не замечать проблематику, связанную с деятельностью Коммунистической партии в период 1941–1945 годов, никак нельзя. Это антинаучно, антиисторично, необъективно и несправедливо.
   С начала 1920-х годов прошлого столетия и в годы войны партия (под разными названиями – РКП(б), ВКП(б),), действовала в условиях однопартийной системы. Она обладала монопольным правом на политическую власть, что способствовало установлению в стране автократического режима. Статус партии был закреплён конституционно в соответствии с которым она провозглашалась «руководящим ядром» государственных и общественных организаций трудящихся.
   Рассматривая вопрос о роли партии в борьбе советского народа против агрессии нацистской Германии с ее европейскими союзниками, следует отметить ряд ключевых особенностей ее деятельности среди которых – организаторская ее роль в лице комитетов, партийных организаций и других структур; активная политическая и идеологическая ее работа; воинский и трудовой героизм сотен тысяч коммунистов – от рядового до маршала, от рабочего и колхозницы до директора предприятия и руководителя наркомата – органа исполнительной власти, ведавшего управлением в отдельной сфере деятельности государства и в отдельной отрасли народного хозяйства (аналога современного министерства и федеральной службы).
   Разумеется, в данном случае невозможно уйти от оценки и роли И.В. Сталина как фактического руководителя СССР, Председателя Совета народных комиссаров, Народного комиссара обороны СССР и Председателя Государственного комитета обороны СССР, осуществлявшего непосредственное управление вооруженными силами в годы Великой Отечественной войны.
   В целях объективного анализа многоаспектной темы партийного руководства государством, фронтом и тылом необходимо учитывать ряд обстоятельств. Прежде всего важно принимать во внимание то обстоятельство, что в предвоенные годы партия в значительной степени обновила свой состав, а в ее рядах осталось всего 6 % коммунистов, получивших партийные билеты при жизни В.И. Ленина.
   К сожалению, в 1937–1938 гг. по разным причинам под репрессии попало три четверти всех членов Центрального комитета (ЦК) партии, избранных в его состав в 1917–1934 гг., а также большинство руководящих работников республиканского и областного звеньев, многие – из среднего и низшего звеньев, а также рядовые коммунисты.
   В результате этих процессов в партию пришло новое поколение. Большинство его составляли молодые, энергичные люди, полные социального оптимизма. К сожалению, среди этой волны было и немало карьеристов, приспособленцев, безликих и безынициативных лиц, занявших чиновничьи должности.
   Во-вторых, в предвоенные годы в партийном руководстве Советским Союзом и всеми сферами деятельности государства и общественной жизни доминировали командно-административные методы управления. В ЦК ВКП(б) численно увеличилось образованное в 1938 г. управление кадров, включающее десятки отраслевых отделов. Аналогичные отделы были созданы в местных партийных органах. Партийное управление экономикой осуществлялось через секретарей и отраслевые отделы партийных комитетов. В целом партийный аппарат играл все более доминирующую роль в руководстве всеми сторонами жизни государства и общества.
   В годы Великой Отечественной войны эта тенденция достигла своей кульминации. Преимущество СССР над агрессором было обусловлено прежде всего в результате деятельности Политбюро ЦК ВКП(б), возглавившего перестройку страны на военный лад, а также партийных комитетов.
   Коммунистическая партия централизовала руководство обороной Советского Союза, фактически сосредоточив все механизмы управления государством в своих руках.
   По существу, Политбюро принимало решения, часть из которых оформлялась как указы Президиума Верховного Совета СССР, постановления Государственного комитета обороны или как совместные постановления Совета народных комиссаров (СНК), Президиума Верховного Совета и ЦК ВКП(б). При этом Государственный комитет обороны представлял собой узкий состав Политбюро ЦК ВКП(б). О масштабах деятельности ГКО убедительно свидетельствует такая цифра: 9971 судьбоносное постановление и распоряжение было принято с 30 июня 1941 г. по 4 сентября 1945 г. [22].
   В прифронтовой полосе (более чем в 60 городах) создавались местные чрезвычайные органы – городские комитеты обороны. Масштабы организаторской и военно-мобилизационной деятельности партийных комитетов были гигантскими. Члены ЦК ВКП(б) возглавляли руководство многими важнейшими участками в качестве уполномоченных ГКО и членов военных советов фронтов.
   В первые шесть месяцев войны на фронт было направлено около 8,8 тысяч руководящих работников – членов ЦК ВКП(б), секретарей ЦК компартий союзных республик, краевых, областных, городских и районных комитетов, ответственных работников партаппарата, слушателей высших партийных учебных заведений.
   В Вооруженные силы был откомандирован большой отряд коммунистов и комсомольцев в качестве политических бойцов, рядовых красноармейцев и краснофлотцев. 27 июня 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление об отборе коммунистов для усиления партийно-политического влияния в полках, обязавших 12 областных партийных комитетов отобрать для этой цели от одной до десяти групп по 500 человек в каждой. Отбор производился в течение трех дней. С отобранными коммунистами Народный комиссариат обороны провел военные сборы, после которых направил по 500 человек в ряд соединений, действовавших на фронте.
   За первое полугодие войны было подготовлено и отправлено в армейские части и соединения в качестве политических бойцов 60 тысяч коммунистов и 40 тысяч комсомольцев. А за первые шесть месяцев войны на фронт было направлено более 1,1 млн коммунистов [23].
   В целях ускоренного и интенсивного перевода народного хозяйства на военные рельсы был расширен институт отраслевых секретарей в местных партийных органах и институт парторгов ЦК ВКП(б), парторгов местных партийных органов, а на селе были созданы политические отделы машинно-тракторных станций (МТС) и совхозов.
   Коммунисты возглавили строительство оборонительных сооружений, они же стали ядром ополченческих формирований. На оккупированных территориях партийные организации, ушедшие в подполье, развертывали партизанское движение.
   Такая перестройка деятельности партии привела к усилению централизма, существенному свертыванию коллективных методов партийного руководства и ужесточению партийной дисциплины.
   Из элементов демократического централизма как уставного принципа организационного построения партии соблюдался полностью лишь один – безусловная обязательность решений высших органов для низших. Все партийные комитеты в краях, областях, городах, районах также перешли на чрезвычайные формы и методы управления, взяв на себя административно-хозяйственные функции.
   В годы войны ни разу не созывался съезд ВКП(б). 2 октября 1941 г. было принято решение Политбюро о созыве Пленума ЦК. Однако, через неделю по настоянию И.В. Сталина его отменили. Отказ от проведения Пленума в тот момент, когда враг рвался к Москве, являлся адекватным решением. Однако на местах партийная жизнь была более активной: созывались пленумы, собрания актива, действовали выборные органы. Во многих организациях проводились отчеты и выборы. Активно работали первичные организации.
   В целях мобилизации сил и средств на отпор врагу партия перестроила систему идеологической работы, в первую очередь пропаганду. Силу пропаганды очень высоко оценивали и прежде. Однако в годы второй мировой войны во всех воевавших странах эта сфера деятельности играла огромную роль. Никогда прежде так глубоко она не проникала в толщу массового сознания. Значительно расширились ее возможности за счет радио, которое своей регулярностью, оперативностью, массовостью охвата обеспечило новый уровень эффективности воздействия на общественное сознание.
   Примечательно, что в годы войны коммунистическая партия создала и обеспечила всеобъемлющую эффективную систему пропаганды. Благодаря организованности и сосредоточению в своих руках всех рычагов идеологической деятельности ЦК ВКП(б), другие партийные органы смогли мобилизовать на борьбу с врагом максимум возможных сил и ресурсов. Все средства духовного и морально-психологического воздействия на население, личный состав армии и флота, включая устную агитацию, печать, радио, литературу, искусство и кино использовались весьма активно и широко.
   Большое внимание уделялось своевременной и целенаправленной информации. Уже на третий день войны, 24 июня 1941 г., постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР было создано Советское информационное бюро на которое возлагались функции руководства освещением международных событий и внутренней жизни Советского Союза в печати и по радио; организации контрпропаганды против немецкой и другой вражеской пропаганды; освещения событий и военных действий на фронтах, составления и опубликования сводок по материалам Главного Командования [24].
   В годы войны центральное радио работало более 18 часов в сутки на 70 языках народов СССР и на 28 иностранных языках [Партия и армия. М., 1980. С. 222]. На экранах страны демонстрировалось 400 номеров «Союзкиножурнала», 65 выпусков «Новостей дня», 24 «Фронтовых киновыпуска», 67 короткометражных и 34 полнометражных документальных фильма («Разгром немецких войск под Москвой», «Ленинград в борьбе», «Сталинград» и многие другие) [Там же. С. 224].
   Яркой приметой военного времени была наглядная политическая агитация. Советские плакаты времен Великой Отечественной войны – наглядные пособия, разъясняющие в доступной форме определенный вопрос, например отношение советской власти к текущим событиям на фронте. Совместно с радиопередачами и газетами они являлись средствами агитации, воздействующими на сознание и настроение людей в целях побуждения их к политической, трудовой или другой активности. Военные плакаты различались как по качеству исполнения, так и по форме. Некоторые из них были грубыми карикатурами, в то время как другие были картинами на военную тематику или получившими известность фотографиями, сопровождавшимися разъяснением о происходящем или стихотворным комментарием. Большая часть советских агитационных плакатов времен Великой Отечественной войны была создана группой художников в рамках проекта «Окна ТАСС». Такие изображения тиражировались и вывешивались на специальных стендах в Москве и других городах.
   «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!», «Смерть немецким захватчикам», «А ты чем помог фронту?» – самые популярные призывы и плакаты военной поры [25].
   В искусстве ведущими темами стали патриотизм, ненависть к немецко-нацистским оккупантам, массовый героизм советских людей в тылу и на фронте, на оккупированных врагом территориях, справедливость Отечественной войны.
   В годы войны вышли такие и поныне известные произведения, как «Волоколамское шоссе» А. Бека, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Дни и ночи» К. Симонова, «Непокоренные» Б. Горбатова, «Фронт» А. Корнейчука, «Зоя» М. Алигер, «Василий Теркин» А. Твардовского, первые главы книги М. Шолохова «Они сражались за Родину», отдельные главы «Молодой гвардии» А. Фадеева. Советских людей вдохновляли произведения А. Толстого, Н. Тихонова, К. Федина, А. Суркова, Л. Соболева, М. Светлова, В. Василевской, М. Шагинян, В. Инбер, О. Берггольц, С. Маршака, И. Эренбурга, М. Бажана, П. Бровки, С. Вургуна, Д. Джамбула, В. Лациса, М. Танка, П. Тычины и многих других писателей и поэтов. Всего в годы войны было издано около 170 млн экземпляров художественных произведений [26].
   Большой популярностью в годы войны пользовались кинофильмы «Она защищает Родину», «Радуга», «Зоя», «Два бойца», «Секретарь райкома», «Человек № 217», «В шесть часов вечера после войны» и другие.
   Свой вклад в победу внесли и советские композиторы. Огромный успех в блокадном Ленинграде имела получившая затем всемирную известность Седьмая, «Ленинградская», симфония Д. Шостаковича. Особое место заняло песенное творчество. Призывным набатом звучала песня «Священная война», написанная композитором А. Александровым на слова поэта В. Лебедева-Кумача.
   Широкий размах приобрело выступление на фронтах концертных бригад, в составе которых находились популярные певцы и актеры: М. Жаров, И. Козловский, Н. Крючков, М. Михайлов, А. Тарасова, Л. Утесов, К. Шульженко и другие. За годы Великой Отечественной войны 3685 профессиональных театральных и филармонических коллективов и бригад, выезжавшие с представлениями на фронты и в прифронтовые районы, военизированные учреждения в тылу, дали свыше 1,3 млн спектаклей и концертов для воинов [27].
   Представляет интерес история создания в годы войны Гимна Советского Союза. Работа над ним началась весной 1942 г. Через год девятнадцать авторов представили 27 текстов в качестве официальной государственной песни и три варианта музыкальной композиции.
   Однако ни одно из этих произведений не было рекомендовано в качестве Гимна СССР. Конкурс был продлен до декабря 1943 г. За это время в Бетховенском зале Большого театра правительственной комиссией было прослушано 55 музыкальных и 87 текстовых вариантов. В декабре 1943 г. Совет Народных Комиссаров СССР утвердил Гимн Советского Союза. Впервые он исполнялся по радио в ночь на 1 января 1944 г., а его повсеместное исполнение было введено с 15 марта 1944 г. [28].
   История создания гимна, наряду с флагом и гербом, свидетельствует о том, что руководство СССР придавало большое значение государственной символике. Важно отметить и то, что гимн создавался на демократических началах, на конкурсной основе. В результате получилось высокохудожественное монументальное произведение, олицетворяющее дух народа, образ великой державы.
   Примечательно, что музыка и основа текста государственного гимна Российской Федерации были позаимствованы из гимна Советского Союза, мелодию к которому написал Александр Александров на стихи Сергея Михалкова и Габриэля Эль-Регистана.
   Таким образом, мощная, всесторонняя пропаганда в сознании подавляющего большинства населения сформировала убежденность в справедливости антифашистской войны, правоту ее целей и задач, ненависть и презрение к жестокому и коварному врагу, понимание необходимости мобилизации всех сил для спасения Родины, неизбежности жертв со стороны общества в целом и каждого гражданина, убежденность в конечной победе, в силе и несокрушимости советского государства.
   Убежденность в силе государства явилась важным стимулом для его граждан. В народ требовалось вселить уверенность в конечной победе. Эта твёрдость для советского народа вдвойне важна была в дни тяжелых поражений, когда противник захватил огромную территорию страны и вплотную подошел к столице.
   Многочисленные примеры свидетельствуют о том, что попавшие в окружение бойцы и командиры, осознавая свою обреченность, продолжали сражаться. Это означало, что они верили в конечную победу страны, считая, что их гибель не напрасна. В то же время многие из тех, кто, оказавшись в плену или на оккупированной территории, приходил к выводу, что Германия победит, шли на службу нацистам. Примечательно, что большинство советских людей и на оккупированной территории верили в победу Красной Армии. Без этой веры были бы невозможны сопротивление оккупантам в разных формах, в том числе и партизанское движение.
   Изложенные выше положения вошли в массовое сознание, в чем состоит бесспорная заслуга партийной пропаганды и агитации. В результате коммунисты и комсомольцы первыми отправлялись в народное ополчение, истребительные батальоны, записывались добровольцами в действующую армию, организовывали партизанские отряды и антифашистское подполье. Подавляющая часть коммунистов – генералы, адмиралы, командиры, политруки, солдаты и матросы – проявляли примеры мужества, достойного выполнения своего воинского долга. Трусость каралась не только штрафными батальонами, она в первую очередь наказывалась исключением из партии.
   ВКП(б) стала действительно воюющей партией, слившейся в низах со сражавшимся народом. Хорошо известно (хотя в последние годы это замалчивается), что за годы войны партия понесла огромные потери – погибло свыше 3 млн коммунистов. И тем не менее ее численность по сравнению с довоенной увеличилась более чем на 1,6 млн человек, достигнув к концу войны почти 6 млн членов и кандидатов в члены партии.
   За годы войны в Вооруженные Силы было мобилизовано 1 млн 640 тысяч коммунистов. К началу 1945 г. в рядах армии и флота находилось около 3 млн 325 тысяч коммунистов, что составляло почти 60 процентов всего состава ВКП(б). К исходу войны каждый четвертый советский воин был членом или кандидатом в члены партии [29].
   Те лица, которые вступали в ее ряды на фронте и флоте, не могли, разумеется, рассчитывать на какие-то привилегии. Право стать коммунистом определялось только одним критерием – поведением в бою. В это время были фактически сняты прежние ограничения на вступление в партию для детей так называемых кулаков (бывших зажиточных крестьян, использовавших наёмный рабочий труд в сельских условиях), священников и других категорий нелояльных к советской власти граждан, а кандидатский стаж сокращен до трех месяцев по боевой характеристике.
   В период войны принадлежность к партии для миллионов людей и в самом деле стала делом чести. Право на вступление в нее оплачивалось не только собственной кровью и потом, но и жизнью. Ряды ее в ту пору в большей степени, чем в мирное время, пополнялись за счет людей бескорыстных и честных. Конечно, и на фронте, особенно вдали от передовой, и в тылу было немало мерзавцев с партбилетами в кармане. Но не они определяли облик партии в это трагическое время.
   В оценках роли Сталина и его единовластия существует и будет иметь место диаметральный разброс мнений: от «победы, благодаря Сталину и советскому строю» до «победы, вопреки Сталину и бесчеловечной системе». Одни считали и предлагают увековечить имя Сталина «в граните, бронзе, даже в золоте» [30]. Другие полагают, что имя Сталина нужно забыть, а его изображение убрать с медалей [31].
   Как всегда, крайности далеки от истины, хотя, наверное, и они способствуют ее поиску. Сталин – личность сложная, противоречивая, неординарная. И эпоха, связанная с его именем, неимоверно сложна и противоречива – трагическая и героическая.
   Аксиомой является признание вины Сталина за необоснованные репрессии военных кадров в 1937–1938 гг. Никто не оспаривает того факта, что кадровые чистки в Вооруженных силах, ослабив армию, явились одной из причин ее поражений в 1941 г. Очевидно и то, что недостаточное знание военного дела в сочетании с верой в свою непогрешимость на фоне лести, желания многих окружающих угадать мнение вождя нанесли немалый вред, особенно перед войной и в ее начале. Тем не менее, как представляется, Сталина нельзя мазать только одной краской – черной или белой.
   Вместе с тем сильная политическая воля Сталина, его целеустремленность, умение организовать и дисциплинировать людей, ясно и понятно говорить с народом сыграли положительную, а порой и решающую роль. Высокую оценку И.В. Сталину как политическому лидеру и Верховному Главнокомандующему
   Вооруженными Силами СССР дали Г.К. Жуков, А.М. Василевский, И.С. Конев, Н.Г. Кузнецов, К.К. Рокоссовский и другие советские военачальники. Не менее важную роль сыграл Сталин как символ незыблемости государственной власти, единства народов СССР и уверенности в победе.
   Таким образом, в момент огромной опасности для себя советский народ остро почувствовал свою связь с историческим прошлым своей страны, со всем человечеством. Тяжелейшее бремя войны он взвалил на свои плечи. День ото дня все более мощной становилась решимость граждан СССР отстоять свою Родину и разгромить агрессора.
   Духовный подъем народа, его высокие моральные качества и психологические чувства – все это в сочетании выступило в качестве одного из ключевых факторов в борьбе с фашизмом и победе над ним. Этот фактор уравновесил и соединил в многонациональном народе воедино идею защиты Отечества и национальную идею, религиозную веру и веру в справедливость социалистического общества, в собственные силы, в историческое предназначение Советского Союза.
   На этой основе и в органической взаимосвязи с патриотизмом важным источником силы и подвига народа в годы Великой Отечественной войны была его ненависть к агрессору в лице нацистской Германии и ее многих европейских союзников. Патриотизм стал действенным средством усиления моральных, психологических, ратных и трудовых усилий армии и народа, их мобилизации на разгром агрессора.
   В унисон с патриотизмом советского народа, его ненавистью к захватчикам активно действовал и такой фактор как централизованная государственная система СССР с ее ядром – Коммунистической партией.
   Будучи взаимосвязанными в своем единстве, эти факторы, образуя цельный сплав, явились важнейшими компонентами силы советского народа, его героического подвига, источником Победы.
//-- Примечания --//
   1. Пришвин М.М. Дневники. М.: Правда, 1990. С. 301.
   2. Война Германии против Советского Союза 1941–1945. Документальная экспозиция города Берлина к 50-летию со дня нападения Германии на Советский Союз. Каталог ⁄ под редакцией Рейнгарда Рюрупа. Русский вариант. Берлин: Argon, 1992. С. 41.
   3. Симонов К. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М.: Книга, 1988. С. 288–289.
   4. Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1953. С. 13.
   5. Там же. С. 22, 27.
   6. Там же. С. 28.
   7. Там же. С. 51.
   8. Там же. С. 160–161.
   9. Там же. С. 30, 40.
   10. Народ и война: 50 лет великой Победы. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1995. С. 247–254.
   11. Поляков Ю.А. Историческая наука: люди и проблемы. Книга 1. М.: РОССПЭН, 1999. С. 183.
   12. Советская Россия. 1994. 28 апреля.
   13. Толстой Л.И. Собр. соч. Т. 5. М.: Художественная литература, 1980. С. 280.
   14. Кондакова Н.И. Идеологическая победа над фашизмом, 1941–1945 гг. М.: Политиздат, 1982. С. 139.
   15. Правда. 1944. 22 июня.
   16. Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. С. 46.
   17. Симонов К.М. Стихотворения. Поэмы. М.: Правда, 1982. С. 133.
   18. Светлов М.А. Стихотворения, песни, поэмы. М.: Молодая гвардия, 1983. С. 134.
   19. Правда. 1945.14 апреля.
   20. Война Германии против Советского Союза. С. 251.
   21. Костюнин О.В. Человек из легенды // Советская Россия. 2005. № 60–61 (12679) от 30 апреля.
   22. Вопросы истории. 1994. № 2. С. 53.
   23. История Второй мировой войны 1939–1945. Т. 12. М.: Воениздат, 1982. С. 70, 71.
   24. КПСС в резолюциях и решениях. Т. 6. М., 1971. С. 14.
   25. Кондакова Н.И. Духовная жизнь России и Великая Отечественная война 1941–1945 гг. М., 1995. С. 113–117.
   26. Партия и армия. М., 1980. С. 222.
   27. Там же. С. 223.
   28. Кондакова Н.И. Духовная жизнь России и Великая Отечественная война 1941–1945 гг. С. 31–32.
   29. Военно-энциклопедический словарь. М., 1983. С. 347; Панкратов Н.Р. Война всенародная – победа Великая. М., 1996. С. 75.
   30. Социалистическая индустрия. 1987. 24 мая.
   31. Известия. 1988.12 октября.

Глава 2
На оккупированной территории: жизнь, предательство, борьба

1. Планы «крестового похода» и практика оккупационного режима

   В годы Великой Отечественной войны, как и в Отечественной войне 1812 года, огромная территория Советского Союза оказалась захваченной агрессором. И в результате значительная часть советских граждан была вынуждена длительное время находиться в условиях оккупации. Нацисты установили репрессивный «новый порядок», который показал себя быстро. Сразу же последовали устрашающие приказы, было введено военное положение, все жители подвергались жесточайшей регистрации, а проводимая ими политика носила грабительский и вандалистский характер.
   Население, оказавшееся на захваченной территории, далеко не однозначно встретило приход оккупантов. Поначалу людьми просто-напросто овладели чувства растерянности, недоумения, подавленности. Это и понятно: никто не ожидал, что враг так стремительно вторгнется в глубь страны. Люди еще верили, что Красная Армия, как многие годы убеждали их средства массовой информации, разгромит агрессора «малой кровью, могучим ударом». Часть граждан заняла выжидательную позицию, присматриваясь к новой власти, а отнюдь не поднялась немедленно на борьбу с ней, как утверждалось в советской историографии.
   Жизнь советских людей в условиях оккупационного режима была очень сложной. В ней, наряду с фактами коллаборационизма, имело место активное сопротивление оккупантам, носившее разные формы борьбы с захватчиками, включая партизанское движение, деятельность подполья, саботаж мероприятий оккупационных властей.
   Установленный нацистской Германией и ее европейскими союзниками режим в регионах СССР, жизнь и борьба народа против пресловутого способа управления захваченными территориями – это актуальная проблема, вызывающая неподдельный интерес и требующая комплексного ее раскрытия.
   За годы Великой Отечественной войны оккупации подверглось 8,7 % территории Советского Союза в его предвоенных границах. В процентном отношении это, казалось бы, и не так уж много. Но следует учесть, что это были самые высокоразвитые и густонаселенные регионы европейской части страны: полностью вся Украина, Белоруссия, Молдавия, республики Прибалтики, западные области РСФСР, где к началу войны проживали 84,9 млн человек, то есть 45 % населения СССР [1].
   Масштабы оккупации предстают еще более впечатляющими, если учитывать удельный вес этих регионов во всем народном хозяйстве страны. Именно здесь производились 71 % чугуна, 58 % стали, 52 % цемента, 57 % тракторов, 57 % проката черных металлов, 74 % кокса, добывались 63 % угля, 71 % железной руды. А валовая продукция сельского хозяйства составляла 54 % общесоюзной: 52 % зерновых культур, 86 % сахарной свеклы, 70 % картофеля, 56 % мяса (в убойном весе), 57 % молока, 60 % яиц [2]. Даже такой далеко не полный перечень показывает, какие богатые районы были захвачены и длительное время удерживались агрессором.
   Три с лишним года оккупанты хозяйничали на советской территории. И прошедшие с тех пор десятилетия остались в памяти народной как скорбное время.
   Свою оккупационную политику в отношении захваченных районов руководство нацистской Германии обусловливало стремлением сначала ликвидировать Советский Союз как социалистическое государство, затем расчленить его, а следом заняться физическим уничтожением миллионов русских, украинцев, белорусов, многочисленных этносов Дагестана и граждан других национальностей. Очищенные таким путем вплоть до Урала земли планировалось без промедления заселить немецкими колонистами.
   Один из самых авторитетных специалистов по истории стран Восточной Европы, известный итальянский историк и журналист Джузеппе Боффа в своих исследованиях отмечал: «Эти прожекты – из старых нацистских программ, указывавших на восточноевропейские просторы как на «жизненное пространство», где германцы как раса господ обретут богатство и могущество» [3].
   Однако не все на Западе и, к сожалению, в нашем Отечестве взвешенно анализируют причины, толкнувшие правящую верхушку третьего рейха на агрессию против Советского Союза. Высказывания Адольфа Гитлера накануне нападения нацистской Германии и ее союзников на СССР о «борьбе двух идеологий», о приведении в исполнение «уничтожающего приговора большевизму», о «борьбе с коммунистической опасностью» дают некоторым исследователям пищу для рассуждений по поводу того, будто фюрер являлся идейным борцом против большевизма, защитником Европы от «красной опасности» и даже более – освободителем народов Советского Союза от деспотического сталинского режима.
   Важно отметить, что об уничтожении якобы неполноценных рас говорилось еще в первой программе национал-социалистической партии, обнародованной в 1920 году. Изначально же истинной целью нацистов была отнюдь не реализация бредовой идеи о расовой «чистке» человечества, а захват любой ценой, не гнушаясь самыми бесчеловечными методами, «жизненного пространства» для немцев на востоке, постепенное завоевание мирового господства.
   В 1924 г. в своей книге «Mein Kampf» Гитлер писал: «Если мы сегодня говорим о новых землях и территориях в Европе, мы обращаем свой взор в первую очередь к России, а также к соседним с ней и зависимым от нее странам» [4]. Подхватив давние устремления кайзеровской Германии к экспансии на востоке, Гитлер лишь подкрасил их расистской идеологией и антибольшевизмом.
   Еще более откровенно, не прикрываясь какими-либо идеологическими фиговыми листками, высказался фюрер вскоре после нападения Германии на Советский Союз: «Основная задача заключается в том, чтобы аккуратно расчленить огромный пирог для того, чтобы мы смогли, во-первых, овладеть им, во-вторых, управлять им и, в-третьих, эксплуатировать его» [5].
   Ему вторил главный идеолог рейха А. Розенберг, назначенный рейхсминистром по делам оккупированных восточных территорий: «Мы ведем сейчас «крестовый поход» против большевизма не для того, чтобы навеки избавить «бедных русских», а для того, чтобы проводить германскую мировую политику и обеспечить безопасность германского рейха» [6].
   С местным населением особых проблем нацисты не предвидели: беспощадное насилие сделает его послушным и сговорчивым. Каждый, кто осмелится бросить на немца косой взгляд, будет расстрелян на месте. В таком духе рассуждал Гитлер на совещании в ставке 16 июля 1941 г. «Мотивировка перед миром наших действий, – поучал фюрер соратников, – должна исходить из тактических соображений… Мы снова будем подчеркивать, что были вынуждены занять район, навести в нем порядок и установить безопасность… Тем не менее, вопреки этому и несмотря на это, мы все же будем применять все необходимые меры – расстрелы, выселение…» [7].
   Террор на оккупированной территории СССР планировался заранее. Так, в «Руководящих указаниях о поведении войск в России», разработанных штабом ОКВ в качестве приложения № 3 к особому распоряжению № 1 от 19 мая 1941 г. по реализации директивы фюрера № 21, прямо указывалось на необходимость беспощадных и решительных действий против «большевистских подстрекателей, партизан, саботажников, евреев и полного подавления любой попытки активного или пассивного сопротивления» [8].
   13 мая 1941 г. начальник штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии В. Кейтель подписал «Распоряжение Гитлера о военной подсудности в районе «Барбаросса» и особых полномочиях войск». Оно явилось тем самым официальным документом, который снимал с солдат и офицеров вермахта юридическую и моральную ответственность за убийства гражданского населения на территории СССР [9].
   Оккупационная политика Германии на советской земле заметно отличалась от проводимых носителями «нового порядка» мер в других захваченных вермахтом странах. Она составляла единый комплекс военных, политических, экономических и идеологических мероприятий, а по своим целям и сути носила откровенно варварский, грабительский характер.
   Эти планы разрабатывались в ведомстве Генриха Гиммлера, возглавлявшего СС (SS, сокр. от нем. Schutzstaffel – «охранные отряды»), – военизированные формирования Национал-социалистической немецкой рабочей партии, все полицейские и разведывательные службы нацистской Германии. СС была основным организатором террора и уничтожения людей по расовым признакам, политическим убеждениям и государственной принадлежности на оккупированных ею территориях, в ведении которой также находились концентрационные лагеря и лагеря смерти.
   С апреля 1941 г. таким планированием занялось «бюро по централизованному решению проблем восточноевропейского пространства» во главе с Розенбергом. К нему подключились и различные отделы штаба Верховное командование вермахта (ОКБ) – центрального элемента управленческой структуры вооружённых сил нацистской Германии.
   В эсэсовских учреждениях готовились проекты планов колонизации восточных земель, под которыми нацисты подразумевали не только территорию СССР, но и всех стран Восточной и Юго-Восточной Европы, населенных в основном славянскими народами. В дальнейшем обобщенные проекты и предложения получили название «Генеральный план «Ост» («Восток»)», который постоянно дополнялся и уточнялся. Многие проекты были разработаны уже после нападения на Советский Союз.
   План «Ост» – основополагающий, хотя и не единственный документ, раскрывающий истинные цели нацистов. Именно в нем ярче всего воплотились идеи геноцида и задачи последовательной германизации советской территории. В первую очередь планировалось поселить немцев в Прибалтике и Ингерманландии (историческая область на северо-западе современной России), а также в Крыму и Таврии (юг Украины). Эти области «должны быть тотально германизированы», но прежде, чем заселить их немцами, предполагалось выселить, а точнее ликвидировать более 22 млн коренных жителей [10]. А что ожидало тех советских людей, которые оставались в родных местах?
   Нацисты заранее предусмотрели различные способы сокращения численности местного населения, особенно русских. Средствам пропаганды предписывалось постоянно внушать жителям оккупированных территорий мысль, что роды очень вредят здоровью женщины. Намечалось расширить сеть абортариев, широко практиковать стерилизацию женщин. Предусматривался запрет на обучение молодых матерей профилактическим мерам против детских инфекционных болезней, предполагалось до минимума сократить подготовку детских врачей из числа русских, не оказание никакой помощи внебрачным детям и т. д. «Для нас, немцев, – говорилось в одном из вариантов генерального плана «Ост», – важно ослабить русский народ до такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе» [11].
   Замыслы лидеров третьего рейха по уничтожению значительной части населения СССР нашли свое воплощение в конкретных приказах, распоряжениях и указаниях, которые разрабатывались государственными органами нацистской Германии, а также командными и штабными инстанциями вермахта перед нападением на СССР.
   Согласно «Инструкции об особых областях к директиве № 21», подписанной 13 марта 1941 г. начальником штаба ОКВ Кейтелем от имени фюрера, вся власть на захваченной территории должна быть передана главнокомандующему сухопутными войсками, который будет осуществлять ее через командующих группами армий и армиями.
   В свою очередь приказ главнокомандующего сухопутными войсками В. Браухича от 28 апреля 1941 г. требовал наладить самое тесное взаимодействие наступающих германских войск с карательными органами (гестапо, СД, полицией) в уничтожении населения и ограблении оккупированной территории СССР.
   В соответствии с тем же приказом в районе боевых действий создавались отряды особого назначения (Sonderkommando) службы безопасности (СД). Они были наделены полномочиями «применять принудительные меры в отношении гражданского населения», обеспечивать захват материальных ценностей, а также советских архивов, документов партии и общественных организаций в тыловых районах немецких армий. Отрядам СД предоставлялось особое право действовать по собственному усмотрению.
   В оперативном тылу групп армий намечалось использовать оперативные группы (Einsatzgruppen) и оперативные отряды (Einsatzkommando) СД. Их задачи были аналогичны задачам отрядов особого назначения в тыловом районе армии. При выполнении своих карательных функций на оккупированной территории СССР им предстояло тесно взаимодействовать с абвером (контрразведкой), тайной полевой полицией и поддерживать постоянную связь с войсковыми штабами [12].
   При подготовке кампании на востоке особо учитывался военно-экономический аспект. Хотя после захвата европейских стран нацистская Германия распоряжалась экономическим потенциалом почти всей Европы, для осуществления вынашиваемых ее лидерами планов по завоеванию мирового господства не хватало многих видов сырья, прежде всего нефти. Вот почему ее руководство захват ресурсов СССР считало важным фактором для реализации своих военно-экономических расчетов. На совещании, проходившем в январе 1941 г., Гитлер откровенно заявил, что если Германия «заполучит в свои руки неисчислимые богатства русских территорий», то «в будущем она сможет вести борьбу против любых континентов».
   Подготовкой планов разграбления национальных богатств Советского Союза также занималось управление военной экономики и вооружений ОКБ, которое действовало в тесном контакте с германскими промышленниками. К работе по разработке этих замыслов были привлечены ведомство «четырехлетнего плана» во главе с Г. Герингом, имперское министерство продовольствия и другие государственные учреждения.
   Для обеспечения максимальной эксплуатации захваченных территорий фюрер полагал необходимым прежде всего «искоренить на них коммунизм» и создать эффективный административно-экономический аппарат [13].
   В свою очередь управление военной экономики и вооружений ОКБ подготовило проект специальной военно-экономической организации «Восток» («Ost»), которой во взаимодействии с войсками вермахта предстояло заниматься всеми вопросами по экономическому использованию оккупированных территорий СССР. 19 марта Геринг одобрил структуру этой организации, и уже к 6 мая были окончательно утверждены ее штаты. Общее руководство организацией «Восток» должен был осуществлять Геринг как глава ведомства «четырехлетнего плана» [14].
   В качестве главного органа управления было создано ведомство экономического руководства «Восток». Ему непосредственно подчинялся экономический штаб «Восток», получивший кодовое наименование «Ольденбург». По сути, это был рабочий орган всей организации. Штаб тесно взаимодействовал с тыловыми службами сухопутных войск, подчиненными генерал-квартирмейстеру ОКХ. В его состав входили группа по сбору военно-экономических данных, организации управления, контрразведки, юрисдикции, а также сельскохозяйственное, военное и экономическое главные управления, которым предстояло заниматься всеми основными отраслями промышленности, сельского хозяйства и транспорта на оккупированной территории СССР [15].
   Экономическому штабу «Восток» непосредственно подчинялись экономические инспекции, взаимодействовавшие с тыловыми службами групп армий. В ведении каждой такой инспекции было несколько хозяйственных управлений и их филиалов, которые действовали при охранных дивизиях [16].
   При штабе каждой армии имелся специалист из управления военной экономики и вооружений ОКВ. Во всей этой системе самое низшее звено – экономические группы. Им надлежало работать рука об руку с военными комендатурами, созданными на всей оккупированной территории.
   Задачи военно-экономической организации «Восток» были сформулированы довольно четко и откровенно. Так, из указаний главному сельскохозяйственному управлению экономического штаба «Восток» от 23 мая 1941 г. следовало, что цель «восточного похода» – обеспечить снабжение германских вооруженных сил, а также немецкого населения на многие годы за счет «снижения внутреннего потребления России до такой степени, чтобы образовались необходимые излишки для вывоза».
   Предполагалось также отделить черноземные зоны СССР от нечерноземных, чтобы излишки зерна с Украины и Северного Кавказа не направлять в те районы, в том числе в такие крупные промышленные центры, как Москва и Ленинград. Разработчики этого документа отдавали себе отчет, что подобные меры вызовут там голод, особенно в городах. «Попытка спасти население от голодной смерти путем привоза из черноземной зоны имеющихся там излишков продуктов… – отмечалось в указаниях, – подорвала бы силу Германии» [17].
   За два дня до нападения на СССР Розенберг обратился с речью к нацистским деятелям, которым под его началом предстояло осуществлять экономическое ограбление СССР. «В перечне задач Германии на востоке, – подчеркнул он, – первое место занимает вопрос обеспечения продовольствием немецкого народа. Южные [советские) территории должны стать… житницей Германии. Мы не видим никаких оснований для обязательств с нашей стороны кормить также русский народ продуктами этой избыточной территории. Мы знаем, что это суровая необходимость, лишенная каких-либо чувств…» [18].
   Планы германского руководства в отношении советской промышленности были изложены в «Директивах по руководству экономикой в новых захваченных восточных районах». Сброшюрованные в книгу с зеленым переплетом, они так и стали называться – «Зеленая папка».
   В соответствии с этими директивами на оккупированной территории СССР предусматривалось организовать добычу и вывоз в Германию тех видов сырья, что имели жизненно важное значение для дальнейших действий вермахта и функционирования военной экономики рейха. Это в первую очередь нефть, платина, магнезит. Сохранение, восстановление или организация какого-либо промышленного производства на оккупированной территории обусловливались только потребностями германской военной машины [19].
   Вместе с военными и государственными органами в планировании экономического грабежа СССР активно участвовали промышленники. Уже в конце 1940 г. имперская промышленная группа, ИГ Фарбениндустри, имперское объединение «Уголь», крупнейшие концерны и финансово-промышленные объединения, оповещенные о предстоящем «восточном походе», принялись готовиться к эксплуатации советской территории. Особый интерес они проявляли к энергетическим ресурсам, прежде всего к нефти.
   Многие концерны подготовили соответствующую документацию и определили большое количество специалистов, которым предстояло заниматься эксплуатацией того или иного региона СССР сразу же после его оккупации [20].
   Следовательно, планы различных монополий в этом отношении красноречиво свидетельствуют о тесном переплетении военно-экономических мотивов «восточного подхода» с конкретными интересами промышленников. Замыслы о необходимости самых жестких мер и беспощадной эксплуатации, которые пронизывали все экономические планы третьего рейха в отношении СССР, соответствовали установкам нацистского руководства на уничтожение Советского Союза как государства и порабощение его народа.
   Осуществление своих колониальных планов захватчики с немецкой педантичностью начали с первых дней вторжения. Перекройка границ советских республик и создание административного управления должны были способствовать достижению целей их политики.
   Вопрос об административно-политическом устройстве оккупированных советских территорий решался в соответствии со взглядами фюрера. Краткую и вместе с тем емкую характеристику дает им известный Николя Верт – французский историк и советолог, специалист по истории СССР, профессор истории Института современной истории при Национальном центре научных исследований.
   Как отмечал Н. Верт, вторжение в СССР по замыслу Гитлера не было просто военной акцией. Оно преследовало особые цели, четко определенные его собственным видением будущего Германии: уничтожив большевизм и разрушив советское государство, завоевать на востоке жизненное пространство для немецких колонистов. Эти цели обосновывались убеждением Гитлера в специфически еврейской природе большевизма и его глубокой ненавистью ко всем славянским нациям. Извечный, по мнению фюрера, конфликт Германии со славянским миром делал Россию, независимо от ее политического строя, постоянным источником угрозы для немцев. Наконец, его убежденность в неполноценности славянской расы служила еще одним доводом, чтобы безвозвратно уничтожить в России любые формы политической организации, ибо рабам не нужно государство [21].
   Гитлер не воспринимал никаких иных решений, кроме «полной колонизации» захваченных районов СССР. На практике стали реализовываться три формы административной организации. Первая – это присоединение к другим государствам: район Белостока (Западную Белоруссию) – к Восточной Пруссии; Западную Украину – к Польскому генерал-губернаторству, Транснистрию (земли между Днестром и Бугом) – к Румынии, которая затем присоединила к себе Северную Буковину и Бессарабию.
   Остальную оккупированную территорию разделили на две зоны. Одна включала район военных действий – пространство от линии фронта до тыловых границ групп армий. Вся власть здесь была сосредоточена в руках военных командных инстанций. Вторая – это территории, находившиеся за пределами театра военных действий, которые были отданы немецкой гражданской администрации и подчинялись «восточному министерству».
   Руководитель восточного министерства Розенберг предложил Гитлеру использовать национальные и культурные различия между народами СССР, их недовольство проводимой большевиками политикой интеграции народов в унитарное государство. Он считал необходимым изолировать русских в пределах Московии путем создания своеобразного кордона из народов Прибалтики, Украины, Кавказа, а тем разрешить иметь некие государственные структуры под жестким контролем Германии.
   В отношении трех кордонных регионов Розенберг сформулировал вытекающие из германских интересов конкретные задачи: «Проблема востока состоит в том, чтобы перевести балтийские народы на почву немецкой культуры и подготовить широко задуманные военные границы Германии. Задача Украины состоит в том, чтобы обеспечить продуктами питания Германию и Европу и снабдить сырьем континент. Задача Кавказа прежде всего является политической задачей и означает расширение континентальной Европы, руководимой Германией, от Кавказского перешейка на Ближний Восток» [22].
   Главный военный советник Гитлера по оперативно-стратегическим вопросам Йодль и его единомышленники считали необходимым восстановить против советской власти значительную часть граждан СССР, в первую очередь крестьян, недовольных большевистским режимом.
   В зависимости от обстоятельств, прежде всего от положения на фронте, нацистское руководство использовало то один, то другой подход в проведении оккупационной политики, но всегда оставалась неизменной ее колонизаторская и грабительская суть. Реальная власть, опиравшаяся на силу оружия, повсеместно принадлежала назначенным фюрером рейхскомиссарам, а в прифронтовой полосе – военным оккупационным органам.
   План расчленения СССР предусматривал создание на его оккупированных территориях четырех рейхскомиссариатов: Балтенланд (или Остланд), Украина, Кавказ, Россия (или Московия) [23].
   Рейхскомиссариат Украина был учрежден указом Гитлера от 1 сентября 1941 г. под начальством гаулейтера Э. Коха, а его резиденцией стал город Ровно. В этот рейхскомиссариат вошла часть территории Украинской ССР, южные районы Белорусской ССР и Крым.
   Рейхскомиссариат Остланд возглавил гауляйтер Г. Лозе. Резиденция разместилась в Риге. Остланд включал в себя генеральные комиссариаты Эстония, Латвия, Литва и Белоруссия (северная часть Белорусской ССР), а также часть Ленинградской и Псковской областей.
   Низшим звеном оккупационной администрации являлись областные комиссариаты, которым в свою очередь подчинялись нижестоящие административные органы. Для всех областей административное деление было типичным. Каждая делилась на округа, возглавляемые обер-бургомистрами, они объединяли семь-восемь районов. В район, имевший районную управу, входили шесть – семь волостей с волостными старшинами во главе.
   Прежние структуры управления сохранились только в сельской местности. Низовыми административными единицами так и остались села, деревни, поселки, хутора. Но теперь представителями власти в них были объявлены сельские бургомистры или сельские старосты. Обычно сельский староста отвечал за земли бывшего колхоза.
   При создании административного аппарата военные и оккупационные власти нацистской Германии не гнушались услугами коллаборационистов. Среди тех, кто осознанно, добровольно и умышленно пошел на сотрудничество с врагом, в его интересах и в ущерб своему государству, были белоэмигранты, националисты, политические противники социалистического строя, недовольные советской властью и жаждавшие мести либо морально сломленные люди, разуверившиеся в возможности победы Красной Армии, а потому делавшие ставку на то, чтобы выжить, стяжатели и авантюристы всех мастей, не говоря уже о люмпенизированных элементах общества. Они-то и стали служащими городских и районных управ, бургомистрами, старостами и их помощниками, ими пополнялись ряды вспомогательной полиции.
   Жители оккупированных городов так же, как и вновь прибывшие лица, получали удостоверение личности сроком на два – три месяца. Его следовало своевременно продлевать, иначе грозил штраф. Удостоверение с фотографией заполнялось на местном и немецком языках и заверялось немецкой печатью, вторая фотокарточка хранилась у бургомистра. В удостоверение вносились внешние данные владельца: телосложение, рост, цвет волос и глаз, особые приметы. На удостоверении вновь прибывших ставилась немецкая буква «F» либо русская буква «Ч» («чужой»). Иной раз вместо удостоверения в советский паспорт вклеивался дополнительный листок с описанием примет владельца документа. В некоторых сельских местностях немецкие власти присваивали каждому жителю номер и обязывали носить на шее бирку с этим номером. Список жителей с указанием присвоенных им номеров должен был висеть на воротах каждого дома.
   В городах строго следили за ведением домовых книг, потому что прописка вновь прибывших была обязательной. Для поездки в другой населенный пункт необходимо было получить пропуск в местной комендатуре, действительный только на одну поездку. Кроме указания о цели и сроках поездки он содержал личные приметы владельца. Выезд из населенных пунктов и въезд в них разрешались только по определенным дорогам. Покидать дома, особенно в городах, разрешалось лишь в дневное время.
   С первых же дней войны повсюду, куда бы ни ступала нога захватчика, совершались тысячи невероятных по своей жестокости преступлений, жертвами которых становились женщины, дети, старики. Особенно свирепствовали четыре специальные карательные части – Einsatzgruppen, обозначенные буквами А, В, С, и D. В каждой из них было по 500–800 насильников и убийц. За несколько дней до войны им был оглашен приказ начальника полиции и СС Гиммлера, а также начальника гестапо и СД (служба безопасности) Р. Гейдриха, где говорилось: «Оперативным группам дается особое поручение – ликвидировать на территории СССР всех коммунистов, коммунистических деятелей, евреев и других врагов Германии» [24].
   В июле 1941 г. эти группы вслед за войсками вермахта вступили на территорию СССР. Действуя в тыловых районах групп армий «Север», «Центр» и «Юг», командованию которых они были подчинены, головорезы из айнзацгрупп за несколько месяцев истребили около 2 млн советских граждан, в том числе сотни тысяч детей [25]. Именно они организовали «форт смерти» № 9 под Каунасом, расстреляли 100 тысяч человек в Бабьем Яру под Киевом, потопили тысячи женщин и детей в Мозырских болотах, совершили другие, не менее страшные злодеяния [26].
   Мирных жителей и военнопленных сгоняли в лагеря смерти, ставшие неотъемлемой частью «нового порядка», которых только на территории Украины и Белоруссии было создано свыше 440 [27]. Узники в этих лагерях умирали тысячами от голода и холода, непосильной работы. Их травили газами и расстреливали, к ним применяли другие самые изуверские методы.
   Особо жестоким гонениям подвергалось еврейское население. Евреев методически уничтожали в концентрационных лагерях или расстреливали прямо на месте. Если учесть, что за годы Второй мировой войны фашисты уничтожили 6 млн евреев, то на долю советских евреев приходится 1 млн 50 тыс. человек [28].
   Без суда и следствия уничтожались все представители руководящего слоя, под которым нацисты подразумевали партийный и советский актив, госслужащих, армейских политработников. Только на территории оперативного тыла группы армий «Юг» тайная полевая полиция с октября 1941 г. по сентябрь 1942 г. расстреляла либо бросила в тюрьмы 35 тыс. членов партийного и советского актива [29].
   Население было лишено элементарных экономических, юридических и политических прав. Любой чиновник оккупационного аппарата, полицейский, офицер и солдат вермахта мог по собственному усмотрению распоряжаться жизнью советских граждан, не говоря уже об их имуществе. Смертная казнь следовала за активные действия против немецких войск и административных органов, за хранение советских листовок, распространение сообщений советского радио, за срыв объявлений властей, за невыполнение требований сообщать о местонахождении спрятанных красноармейцев и партизан, то есть за любые формы противодействия оккупантам.
   Нацисты взяли на вооружение систему заложничества и круговой поруки, используя ее для подавления и искоренения малейшего сопротивления их владычеству. Ими широко применялись массовые экзекуции. В соответствии с приказом начальника штаба верховного главнокомандования вермахта Кейтеля в случае покушения на жизнь немца от 50 до 100 мужчин и женщин из числа местного населения уничтожались способом, усиливающим «устрашающее воздействие» [30].
   В Белоруссии в качестве кары за поддержку партизан было сожжено 628 деревень, из них многие вместе с людьми. Символом массового террора стала деревня Хатынь, где 22 марта 1943 г. в огне погибли 149 селян, среди них 76 грудных и малолетних детей [31].
   Хатынь, Бабий Яр… Наряду с этими широко известными названиями, ставшими синонимами изуверской жестокости оккупантов, существует множество других, до сих пор мало кому известных. Дочиста в Барановичском районе (как в составе Барановичской области, так и в современных его границах в Брестской области) была сожжена группа деревень под общим названием Докуровских (Адаховщина, Колбовичи, Полонка, Почапово), причем вместе с жителями, только за то, что власти подозревали их в связях с партизанами [32]. Свыше 200 тыс. человек были расстреляны и закопаны в ямах неподалеку от станции Понары, что в Виленской области (ныне в составе Литвы) [33]. И подобных страшных трагедий не счесть.
   Чаще всего убийцы действовали с поразительной изобретательностью. Так, в городе Артемовск они расправились с населением без лишних затрат, наглухо замуровав несколько тысяч стариков, женщин и детей в шахте алебастрового завода [34]. А в городе Сталино (ныне Донецк) да и не только там, применялась специальная машина – «душегубка». Она представляла собой герметичный фургон, в котором обреченные люди погибали от поступавшего туда отработанного газа дизеля [35]. В Крыму нацисты под предлогом эвакуации вывозили население на баржах в открытое море. Тысячи ни в чем не повинных людей находили могилу на морском дне [36].
   Материалы Чрезвычайной государственной комиссии, поступившие из различных мест, свидетельствуют об огромном числе мирных граждан, пострадавших от рук оккупантов и их приспешников: свыше 6 млн человек, из них на Украине -3 178 084 человека, в Белоруссии – 1 360 034 человека [37].
   «Не будет преувеличением сказать, – отмечал итальянский историк Боффа, – что в СССР было больше жертв фашизма, чем во всем остальном мире» [38].
   Масштабы и характер злодейств нацистов были настолько беспрецедентными, что они порой вызывали смятение даже в душах военнослужащих вермахта. Примечателен в этой связи трофейный документ, хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации. В искренности его автора трудно усомниться: написан он в 1941 г., когда никто в Германии не сомневался в близкой победе над СССР.
   Речь идет о донесении командира 528-го пехотного полка майора Реслера вышестоящему начальнику. В конце июля часть этого майора прибыла в Житомир. Совсем неподалеку от штаба полка он оказался свидетелем массового расстрела жителей города.
   «Душераздирающей», «страшной» назвал Реслер представшую перед ним картину: огромная яма была доверху заполнена трупами мужчин и женщин всех возрастов. «Я не видел ничего подобного, – пишет он, – ни в мировую войну, ни во французскую, ни в русскую кампании этой войны; я пережил много неприятного, будучи в формировании добровольцев в 1919 г., но никогда мне не приходилось видеть ничего подобного.
   Для меня совершенно непостижимо, на основании каких решений суда были совершены эти расстрелы; мне кажется совершенно несовместимым с нашими взглядами на воспитание и обычаи все то, что здесь происходит, когда совершенно открыто, как будто бы это происходит на сцене, человек убивает человека» [39].
   Понимали ли сами руководители третьего рейха преступный характер своих изуверских акций? Безусловно. Не случайно Гитлер на второй день после нападения на СССР сказал Геббельсу: «Когда мы победим, никто не спросит нас о наших методах. У нас так много грешков, что мы обязаны победить» [40]. И они не стеснялись в выборе средств для достижения своих завоевательных целей.
   Столь же планомерно и бесцеремонно действовали оккупанты при осуществлении экономического грабежа на захваченной территории СССР, эксплуатации его производственного потенциала в интересах вермахта, сырьевого и продовольственного снабжения населения Германии. Нацистские лидеры уже не делали из этого никакой тайны: ведь положение на восточном фронте складывалось для них довольно успешно, и они считали, что маскироваться ни к чему.
   Летом 1942 г. о целях войны в России весьма откровенно высказался главный идеолог третьего рейха Геббельс: «Эта война ведется не ради «трона и алтаря», не за идеалы, а «за зерно и хлеб», за хорошо накрытый к завтраку, обеду и ужину стол, за создание материальных предпосылок для решения социальных вопросов, вопросов жилищного и дорожного строительства… идет война за сырье» [41].
   Наряду с сырьем для военной экономики нацисты спешили выкачать из России как можно больше сельскохозяйственной продукции. Организация этого дела была поручена главному сельскохозяйственному управлению экономического штаба «Восток». Во главу угла своей деятельности оно поставило не просто вывоз продовольствия, а осуществление преднамеренных мер, направленных на то, чтобы спровоцировать голод среди местного населения. «Если мы сумеем выкачать из страны все, что нам необходимо, – говорилось на совещании членов экономического штаба «Восток», – то, несомненно, десятки миллионов людей будут обречены на голод» [42].
   Сотрудники военно-экономической организации «Восток» руководствовались не собственными измышлениями, а специально разработанным для них документом под названием «12 заповедей об отношении к русским». В одной из этих «заповедей» утверждалось: «Голод, бедность и нетребовательность уже давно свойственны русскому человеку». «Его желудок эластичный, – цинично поучал своих подчиненных автор сего документа X. Бакке – статс-секретарь министерства продовольствия, – поэтому не проявляйте ненужного сострадания, не пытайтесь подходить к определению жизненного уровня русских по немецким стандартам» [43].
   Одной из основных задач сельскохозяйственного управления экономического штаба «Восток» являлось постепенное освоение лучших восточных земель предприимчивыми хозяевами из рейха. Планировалось, что германские крестьяне и ремесленники поселятся в специально созданных и по-современному оборудованных военных поселениях, а вокруг них разместятся резервации славянских «гелотов» (рабов), восстания которых предусматривалось пресекать самым беспощадным образом.
   За период оккупации Украины служба Гиммлера создала два таких поселения. Первое под названием Хегевальд возникло в августе 1942 г. в районе Винницы, откуда власти изгнали коренное украинское население. Второе поселение – Ферстенштадт было организовано в районе Коростеня. Предполагалось, что эти военные поселения станут центрами германизации захваченных земель.
   Коренное население сел и деревень было занято изнурительным рабским трудом от восхода и до захода солнца под контролем окружных и районных сельскохозяйственных фюреров (руководителей), а также их пособников. С этой целью нацисты использовали колхозы и совхозы для того, чтобы обеспечить в своих интересах быстрое и систематическое поступление сельскохозяйственной продукции.
   15 февраля 1942 г. Розенберг подписал документ под названием «Новый аграрный порядок», в котором предусматривалось преобразование всех колхозов в общинные хозяйства, совхозы переименовывались в государственные имения, а МТС – в сельскохозяйственные опорные пункты. «Новый аграрный порядок» Розенберга предусматривал обработку земли общинного хозяйства сообща, запрещался какой-либо самовольный раздел земли.
   Оккупационная администрация не случайно стремилась сохранить колхозы, изменив лишь их название. Ведь она оставляла за собой право устанавливать объемы поставок сельхозпродукции, за выполнение которых община несла коллективную ответственность. Это было гораздо удобнее, чем иметь дело с отдельными хозяевами. Крестьяне сдавали не только основную часть общинного урожая, но и платили различные индивидуальные налоги, которые взимались даже за окна, двери, «излишнюю мебель», собак, печные трубы и т. п.
   Вопреки ожиданиям оккупантов «новый аграрный порядок» привел к падению сельскохозяйственного производства. Уже в 1942–1943 гг. зерновых, например, было собрано значительно меньше по сравнению с предыдущим урожаем, а в 1943–1944 гг. объем зерновых снизился наполовину, тогда как продовольственные реквизиции немцев возросли вдвое [44].
   Особенно тяжелым было положение сельского населения в прифронтовой зоне оккупации. Помимо того, что крестьяне были заняты на общинных полях, военные оккупационные власти постоянно привлекали их к работам по обеспечению нужд вермахта. К тому же наряду с «плановыми» налогами немцы ввели широкую систему конфискаций и реквизиций, прежде всего скота и продуктов. Например, к декабрю 1942 г. население Ярцевского и Сафоновского районов Смоленщины уже не имело ни коров, ни лошадей. Немцы, вторично оккупировавшие эти районы, подчистую забрали у жителей все продукты. В деревнях десятки людей ежедневно умирали от голода и тифа. Не было ни крошки хлеба, ни лекарств [45].
   Еще безрадостнее жилось населению городов и поселков городского типа, которое находилось в полной зависимости от оккупационных властей, новоявленных хозяев промышленных предприятий, где только и можно было заработать средства к существованию.
   Вступая в города, оккупанты спешили захватить прежде всего промышленные предприятия. На видных местах сразу же появлялись распоряжения на немецком и русском языках, подобные этому: «Порядок на данном предприятии должен быть обеспечен, и работа не может быть прервана или нарушена. Весь… инвентарь и оборудование предприятия, а также все машины, инструменты, материалы и запасы сырья конфискованы и могут быть удалены из предприятия лишь по особому на то разрешению Главнокомандующего Германской Армией, если это будет вызвано необходимостью для продолжения производства. Нарушение данного приказа карается со всей строгостью военного закона» [46].
   Оккупанты были весьма заинтересованы в том, чтобы пустить в ход кое-какие машиностроительные и военные заводы для ремонта военной техники, производства отдельных видов оружия. В апреле 1942 г. дали ток два генератора Днепрогэса [47]. Максимальное число работавших предприятий приближалось к 400, а те из них, что были признаны немцами бесполезными, безжалостно уничтожались.
   Документальных свидетельств суровой жизни под пятой оккупантов в архивных папках хранится множество, но еще больше – в семейных архивах. Изучая их, лучше представляешь условия, в которых оказались наши соотечественники на оккупированной территории. Не только проблема питания волновала людей. Им надо было куда-то устроить детей, уходя на работу, решать вопросы с обучением их в школе, иметь возможность обратиться к врачу в случае болезни и т. д. Однако оккупационным властям эти социальные проблемы были более чем чужды. Об этом свидетельствует массовое разрушение ими больниц, поликлиник, амбулаторий, санэпидстанций, детских яслей и садов, школ. Оккупанты часто приспосабливали эти помещения для своих потребностей, а при отступлении сжигали. На Украине фашисты уничтожили свыше 500 больниц, около тысячи поликлиник и амбулаторий, 800 аптек [48].
   Нацистские руководители считали, что на захваченных советских территориях местному населению достаточно знать элементарный счет, а больше обучать ни к чему. Гиммлер в документе «Некоторые соображения об обращении с местным населением восточных областей», который Гитлер утвердил 25 мая 1941 г. в качестве директивы, подчеркивал, что «примитивное население и его дети не должны иметь образование выше начальной школы. Целью обучения в создаваемых так называемых «народных школах» должны были стать только простой счет, самое большее считать до 500, умение расписываться» [49].
   Целенаправленные усилия оккупантов по разрушению социально-культурной сферы дополнялись безудержным разграблением людских ресурсов. Возрастающие потребности рейха в рабочей силе привели к массовой принудительной депортации трудоспособного населения.
   По замыслу немецкого командования, ушедших на фронт граждан рейха должны были заменить рабочие руки населения оккупированных стран, прежде всего СССР. На людей, как на диких зверей, устраивались облавы. Задержанных сгоняли в резервации, откуда эшелонами отправляли на запад.
   Согласно немецким данным, приведенным французским историком Вертом, более 4,2 млн человек были угнаны в Германию в 1942–1944 гг. [50].
   В материалах Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий приводятся более подробные данные: всего за годы войны в рейх было вывезено 4 млн 829 тыс. человек из числа гражданского населения; из них после разгрома Германии в Советский Союз депортировано 3 млн 582 тыс. человек. Следовательно, в неволе погибло не менее 23,2 % от общего числа депортированных мирных граждан [51].
   Однако встречались и те, кто сам выражал желание поехать на германскую каторгу. О побудительных причинах рассказала на допросе Вера Васильевна Бережная, которая при немцах работала заведующей мужским отделом биржи труда города Чистякове, что в Донецкой области. На вопрос, действительно ли были люди, уезжавшие по доброй воле в Германию, она ответила: «Во время оккупации Чистяковского района немецкими властями были такие созданы условия, что почти каждого ожидала голодная смерть. И население было готово на все, куда угодно ехать, лишь бы спасти свою жизнь…» [52].
   Страшные следы опустошения и разрушений оставили оккупанты при отступлении. Они разрабатывали специальные директивы, в которых подробно указывалось, как производить эвакуацию и разрушение оставляемых материальных ценностей. Так, хозяйственный руководитель группы армий «Юг» Нагель 2 сентября 1943 г. подписал директиву, из которой следовало, что при отступлении из Донецкого бассейна необходимо целиком вывезти все материальные ценности, а «все, что не может быть эвакуировано, подлежит разрушению, в особенности водонапорные и электрические станции и вообще силовые и трансформаторные станции, шахты, заводские сооружения, средства производства всех видов, урожай, который не может быть вывезен, деревни и дома. Наряду с вывозом ценных машин и ценного имущества следует обратить внимание главным образом на вывоз зерна» [53].
   Весьма примечателен в этом отношении другой документ. В поступившем 7 октября 1943 г. в штаб 466-го пехотного полка распоряжении самым подробным образом расписано, как и что уничтожать в случае отступления: «…следует полностью уничтожать на оставляемой территории все сооружения и запасы, которые в какой-либо степени могут оказаться полезными для врага: жилые помещения (дома и блиндажи), машины, мельницы, ветряные мельницы, колодцы…» [54].
   Вот и сжигали дома без всякого исключения, а печи в них взрывали с помощью ручных гранат. Колодцы приводили в негодность, бросая в них падаль, навоз, кизяки. Всякого рода запасы сжигали, сельскохозяйственные машины и телеграфные столбы взрывали, паромы и лодки затапливали, разрушали мосты и минировали дороги.
   Все действия германских войск были направлены на то, чтобы оставляемая ими территория длительное время не могла быть использована для жизнеобеспечения.
   Ценой героических усилий народ залечил нанесенные родной земле глубокие раны, но память о черных днях оккупации искоренить никак нельзя.

2. Коллаборационизм советских людей: причины, формы, масштаб

   Динамика Великой Отечественной войны включает в себя сюжеты самого различного характера: поражения и победы на фронтах, подвиги и предательства, подлость и героизм, измены и беспримерную преданность и т. д. Все это лишний раз подтверждает многоликость и неоднозначность этого исторического события.
   Примечательно что, как и в любой войне, часть советских людей пошла на сотрудничество с агрессором и нацистской властью. Французский термин «коллаборационизм» означает добровольное или умышленное сотрудничество с врагом части населения оккупированной страны в различных сферах во вред своему государству.
   Причины сотрудничества с нацистской Германией различны. Основную массу коллаборантов и пособников составляли советские граждане, выступавшие против большевизма и сталинского режима, ненавидящие советский строй или испытывающие обиду на советскую власть. Среди них были и лица, пострадавшие от раскулачивания, коллективизации, голода или репрессий, либо их родственники, подвергшиеся полностью или частично репрессиям. Определенную часть составила и антисоветская белая эмиграция, идейно стремящаяся к свержению власти большевиков и реставрации монархии на территории СССР. Это и военнопленные, у которых в ситуации крайней безысходности срабатывало элементарное стремление как-то выжить в жестких условиях плена.
   Побудительными мотивами коллаборационизма и пособничества части граждан СССР являлся классовый и националистический характер, они возникали и под влиянием германской пропаганды.
   Формы сотрудничества советских граждан с агрессором носили политический, экономический, идеологический и военный характер.
   С момента начала войны часть жителей Белоруссии, Украины, России, а также прибалтийских республик, выступавшие против большевизма, встречали немецкую армию с хлебом и солью, улыбаясь от радости, полагая, что Адольф Гитлер, который был противником коммунистической идеологии, пришёл освободить их от ненавистной советской власти.
   Предатели и коллаборанты были среди партизан, бойцов и командиров Красной Армии, а также разных категорий граждан Советского Союза, служивших на стороне нацистской Германии во время Великой Отечественной войны.
   Наиболее активная форма сотрудничества советских граждан с врагом – это участие с оружием в руках в боевых действиях, в акциях против советских партизан, в охране немецкого тыла, служба во вспомогательных войсках и в полиции.
   По данным, которые содержатся в документах третьего рейха, в самом вермахте, войсках СС и полиции, созданной оккупационными властями на территории СССР, служило от одного до полутора миллионов советских граждан [55].
   Важно отметить, что учет так называемых добровольцев был запутан. Командные инстанции вермахта на местах нередко скрывали от Берлина истинное число лиц, привлеченных к военному сотрудничеству, так как высшее политическое руководство Германии явно не поощряло этого, опасаясь вручать оружие в руки советских граждан. К тому же учетные органы не всегда могли разграничить различные категории добровольцев, вследствие чего порой трудно разобраться, идет ли речь о численности всех военных формирований или только о какой-то категории добровольцев.
   По советским и немецким источникам, к концу войны в германском плену насчитывалось более 2 млн советских военнопленных, из них 930 тыс. содержались в лагерях [56]. Более миллиона находились вне лагерей и использовались германским командованием как в вооруженных формированиях, так и на различного рода подсобных работах в интересах вермахта. Надо иметь в виду, что помимо военнопленных к военному сотрудничеству привлекалось и гражданское население, которое были вовлечено немцами в административную и хозяйственную деятельность.
   Необходимость привлечения оккупационными властями советских граждан на свою сторону диктовалась в первую очередь большими потерями на фронте, а также нарастанием партизанского движения. Как выразился немецкий генерал Г. Хельмих, «добровольцы должны экономить германскую кровь на фронте» [57].
   Высшее политическое руководство Германии длительное время противилось использованию вооруженных формирований не только из советских граждан, но и из граждан дореволюционной России – эмигрантов первой волны. Тем не менее с началом войны по инициативе белогвардейских офицеров и генералов (П.Н. Краснова, А.Г. Шкуро и др.) стали формироваться первые боевые части с намерением использовать их в составе вермахта на восточном фронте. Летом же 1941 г. военное командование приступило к созданию подразделений и частей из советских военнопленных и представителей гражданского населения для охраны объектов тыла от партизан.
   В соответствии с директивой, подписанной 16 августа 1942 г. начальником генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдером, все сформированные из советских граждан подразделения и части отныне получили название восточных войск, а военнослужащие – добровольцев. В директиве выделялось четыре группы добровольцев:
   – желающие помогать (Hilfswillige, а сокращенно – Hiwi) – отдельные советские военнопленные и гражданская молодежь, служившие в германских частях на вспомогательных работах;
   – полицейские команды (Schutzmannschaften Ordnungsdienst, Hilfspolizei), то есть вспомогательная полиция немецкого военного и гражданского управления на оккупированной территории;
   – охранные части (Sicherungsverbande), предназначенные для борьбы с партизанами и охраны объектов тыла;
   – боевые части (Kampfverbande) – военные формирования, предназначенные для ведения боевых действий против Красной Армии.
   Кроме указанных групп в вермахте создавались особые подразделения и части для ведения пропагандистской, подрывной, диверсионной и другой работы в тылу Красной Армии, а также вспомогательные инженерные, строительные, дорожные, рабочие, снабженческие и другие. Немало советских граждан служило в специальных формированиях и боевых войсках СС.
   Самая многочисленная категория советских людей, действовавшая на стороне врага, – это хиви. С первых дней войны они работали в тыловых подразделениях немецких частей в качестве возниц, шоферов, рабочих в мастерских и на кухнях, выполняли самую разнообразную вспомогательную работу. Сначала немцы называли их «наши Иваны», но начиная с 1943 г. хиви уже были предусмотрены в вермахте штатными расписаниями. Если к концу 1942 г. их число составляло около 200 тыс., то весной 1943 г. оно превысило 0,5 млн человек [58]. Осенью 1943 г. пехотной дивизии полагалось по штату 2005 хиви при общей численности соединения 12 713 человек [59].
   Второй по численности группой добровольцев являлись боевые части (официальное их создание относится к январю 1942 г.), при формировании которых предпочтение первоначально отдавалось представителям нерусских народов Советского Союза. Это были так называемые восточные легионы: туркестанский (из представителей среднеазиатских народов), азербайджанский, грузинский, армянский, северокавказский (из представителей народов Северного Кавказа) и волго-уральский (из представителей народов Урала и Поволжья).
   Основу легионов составляли пехотные батальоны численностью более 900 человек каждый. Всего за войну для этих легионов было сформировано 90 пехотных батальонов (26 туркестанских, 15 азербайджанских, 13 грузинских, 12 армянских, 9 северокавказских, 8 батальонов крымских татар, 7 батальонов волжских татар и других народов Поволжья и Урала) [60].
   Во всех этих батальонах немцы составляли около 4 % общей численности. В основном они занимали почти все офицерские должности, а иногда и унтер-офицерские (сержантские). Помимо названных батальонов в 1942 г. в зоне действий группы армий «А» был создан калмыцкий кавалерийский корпус, который насчитывал до 5 тыс. человек [61].
   Несмотря на запрет Гитлера вооружать великороссов, командование на фронте не только привлекало русских военнопленных к службе в вермахте в качестве хиви, но и создавало из них, а также из представителей местного населения русские национальные части и соединения.
   Судя по докладу начальника организационного отдела генерального штаба сухопутных войск К. Штауфенберга, на 5 мая 1943 г. на стороне германских вооруженных сил действовало 90 «русских» батальонов, сформированных из представителей славянских народов СССР [62]. Германский военный историк В. Мюллер-Гиллебранд считает, что к середине 1944 г. в распоряжении командования вермахта имелось 200 пехотных батальонов, сформированных из русских, украинцев и белорусов, а также из представителей других национальностей [63].
   Помимо этих формирований на стороне агрессора в разное время, причем не только на восточном фронте, действовал целый ряд более крупных частей и соединений. Среди них Русская национальная народная армия (РННА), Русская освободительная народная армия (РОНА), Казачий стан генерала Т.Н. Доманова, 1-й русский корпус, казачья группа (бригада) генерала А.В. Туркула, 15-й казачий кавалерийский корпус генерал-лейтенанта вермахта Гельмута фон Паннвица, а также некоторые полки, бригады и дивизии СС. Нередко эти формирования, как отмечалось выше, создавались из белоэмигрантов по инициативе и при непосредственном участии офицеров и генералов царской армии.
   К концу 1944 г. начала формироваться Русская освободительная армия (РОА). 10 ноября 1944 г. приступили к созданию
   1– й дивизии, в канцеляриях вермахта она числилась 600-й. Ее командиром стал полковник С.К. Буняченко, бывший командир стрелковой дивизии Красной Армии. В марте 1945 г. 1-я дивизия прибыла на восточный фронт.
   17 января 1945 г. был подписан приказ о формировании
   2– й дивизии. В организационном отделе генерального штаба сухопутных войск она значилась под номером 650. Командиром дивизии стал Г.А. Зверев (в Красной Армии он в звании полковника командовал стрелковой дивизией), которому, как и Буняченко, в феврале было присвоено звание генерал-майора. Так и не завершив формирование, дивизия 19 апреля покинула полигон Хойберг в Вюртенберге и двинулась в район сбора всех сил РОА – в Богемию. Стрелковые полки не получили ни орудий, ни минометов, даже пулеметами были укомплектованы не полностью.
   3-я дивизия во главе с генералом М.М. Шаповаловым к концу войны существовала только на бумаге германского ведомства, где она проходила как 700-я народно-гренадерская, ибо удалось лишь укомплектовать штаб, собрать более 10 тыс. добровольцев и вооружить их учебным оружием.
   Дивизии комплектовались в основном из военнослужащих расформированных 29-й (бывшей РОНА) и 30-й русских дивизий СС, русских пехотных батальонов и артиллерийских дивизионов, действовавших на востоке, а также тех соединений, что в боях на западе понесли большие потери. Продолжалась вербовка военнопленных в лагерях.
   Помимо трех дивизий в РОА были запасная бригада, офицерское училище, противотанковая бригада и военно-воздушные силы. В соответствии со справкой, составленной начальником оперативного отдела штаба армии полковником А.Н. Неряниным, сухопутные войска РОА (три дивизии, управление армии, училище, армейские части и соединения) насчитывали 45 тыс. человек [64].
   Численность авиационных частей составляла 5 тыс. Их возглавлял бывший советский полковник В.И. Мальцев. В конце марта – начале апреля закончилось формирование истребительной (командир Герой Советского Союза капитан С.Т. Бычков) и бомбардировочной (командир Герой Советского Союза старший лейтенант Б.Р. Антилевский) эскадрилий. В апреле же создаются разведывательная и транспортная эскадрильи.
   Все создаваемые формирования должны были явиться основой вооруженных сил так называемого Комитета освобождения народов России (КОНР), созданного в ноябре 1944 г. Их главнокомандующим был провозглашен генерал А.А. Власов (до пленения в июле 1942 г. командовал 2-й ударной армией Волховского фронта), одновременно являвшийся председателем КОНР. Пост начальника штаба власовской армии занял генерал Ф.И. Трухин, бывший в начале войны начальником оперативного отдела штаба Северо-Западного фронта.
   Охранные подразделения и части вермахта из числа советских граждан официально начали формироваться с осени 1941 г. Сначала генштаб сухопутных войск по просьбе командования войск вермахта разрешил сформировать при каждой группе армий по одной казачьей сотне. Так как действия сотен в Берлине оценили положительно, в ноябре поступило указание о формировании подобных сотен при каждой из девяти функционировавших на востоке охранных дивизий.
   Наряду с казаками в сотни зачислялись и военнопленные – русские, украинцы и белорусы. Позже стали создаваться эскадроны, батальоны и полки. Так, в тылу группы армий «Центр» (в Белоруссии и в западных областях РСФСР) осенью 1942 г. действовали два казачьих полка, два казачьих батальона и эскадрон, добровольческий полк, пять охранных батальонов, большое количество отдельных рот. Сюда же по распоряжению рейхсфюрера СС Гиммлера с Украины в целях усиления антипартизанских сил были переброшены три украинских охранных батальона.
   В апреле 1943 г. в докладе политуправления Юго-Западного фронта начальнику Главного политического управления Красной Армии отмечалось, что против войск фронта (то есть в группе армий «Юг») с декабря 1942 г. по февраль 1943 г. действовало несколько добровольческих казачьих сотен и отрядов украинцев, узбеков, казаков, а также 1-й синегорский казачий и 1-й пластунский полки [65].
   Подобные формирования и примерно в таком же количестве были и в других группах армий. Фактически при управлении каждой немецкой дивизии имелась как минимум рота, а при управлении корпуса – несколько рот или батальон, сформированные из советских граждан для борьбы с партизанами.
   Вспомогательные полицейские команды создавались не только военными, но и оккупационной администрацией на территории рейхскомиссариатов Остланд и Украина. К маю 1943 г. 60–70 тыс. человек служили во вспомогательной полиции военного управления, а в ведении администрации рейхскомиссариатов имелось примерно 300 тыс. человек в полицейских командах [66].
   Представление о составе и численности вспомогательных войск дают исследования германского историка И. Хоффмана. Он подсчитал, что только в рамках программы создания восточных легионов насчитывалось 11 кадровых батальонов, предназначенных для обучения боевых частей, 5 рабочих и запасных батальонов, сведенных в бригаду, 10 отдельных запасных, снабженческих, строительных батальонов и для обслуживания полевых складов, а также 202 отдельных подразделения, равных роте, для обслуживания полевых складов, снабжения, инженерно-строительных, железнодорожно-восстановительных, шоссейно-строительных, а также вьючных колонн [67].
   Германская разведка и главное управление СС тоже располагали разнообразными школами, командами и специальными частями из числа коллаборантов. К наиболее крупным следует отнести созданную под эгидой абвера (разведывательной службы вермахта) специальную часть «Бергман» («горец»), включавшей в 1943 году три батальона. В ведении СС находились также бригада «Дружина» и 1-я русская национальная армия.
   К середине 1943 г. в состав войск СС входили 14-я (1-я украинская), 15-я (1-я латвийская), 19-я (2-я латвийская) и 20-я (эстонская) дивизии. Во второй половине 1944 г. создаются 29-я и 30-я (1-я и 2-я русские), а также 30-я белорусская дивизии, а в конце войны – бригада «Северный Кавказ» [68]. Были и многочисленные специальные (Sonder) команды и отряды различного назначения, такие как зондеркоманда «Шамиль», зондер-штаб «Кавказ», туркестанская бригада СС, зондеротряд 203 и др.
   По сути, между боевыми и охранными частями не было четко выраженного различия, так как нередко первые оказывались не способными к ведению боевых действий на фронте, и немцы выводили их в тыл для борьбы с партизанами, которая требовала все больше сил и средств.
   Своими карательными действиями эти войска нанесли наибольший ущерб партизанам и местному населению. Восточные части (с апреля 1943 г. их стали называть добровольческими) использовались немцами на различных театрах войны и стратегических направлениях:
   – на восточном фронте – против Красной Армии и партизан;
   – в Югославии и Италии – против вооруженных формирований Сопротивления;
   – в Северной Африке, Бельгии, Голландии и Франции – против войск западных союзников СССР и движения Сопротивления.
   Они также несли охранную службу на оккупированной вермахтом территории, обслуживали немецкие полевые склады, аэродромы, ремонтировали дороги и мосты.
   По оценкам самих немцев, только хиви в массе своей до конца войны остались им верными, что можно объяснить, пожалуй, условиями, в которых оказались эти люди. Как правило, в одном отделении, а то и во взводе было не более одного русского, за которыми внимательно следили.
   Оснащение добровольческих частей вооружением, обмундированием и продовольствием, несмотря на неоднократные декларации командования вермахта об обращении с ними как с равноправными союзниками, на протяжении всей войны было значительно хуже, чем немецких войск. Многие из этих частей добывали себе пропитание, обирая местное население.
   При вербовке военнопленных и гражданских лиц нарушался декларированный германским командованием принцип добровольности. На настрое добровольцев отрицательно сказывалось явное недоверие командования вермахта. Выражалось оно в первую очередь в том, что им, как правило, не доверяли командные посты даже в тех подразделениях и частях, которые в боях доказали немцам свою преданность.
   Была и чисто политическая причина неустойчивости восточных частей: это отказ Берлина от предоставления государственной самостоятельности и независимости народам России после победы над большевиками, промедление с формированием Русской освободительной армии, фактический отказ от роспуска колхозов, репрессии на оккупированной территории.
   Чтобы поднять дух добровольцев, все русские, находившиеся на службе в подразделениях и частях вермахта (хиви) или в самостоятельных русских формированиях, с апреля 1943 г. формально стали числиться военнослужащими Русской освободительной армии, а украинцы – военнослужащими Украинского освободительного войска. Отныне восточные легионеры считались воинами своих национальных вооруженных сил. С этих пор русские должны были носить на левом рукаве знак Русской освободительной армии (РОА), которую немецкая пропаганда, рассчитанная на воинов Красной Армии, связывала с именем генерала Власова. Поэтому во время войны и длительное время после нее всех, кто служил на стороне немцев, включая и легионеров, называли власовцами.
   После поражения под Сталинградом, отхода немецких войск с Кавказа надежность восточных формирований сильно снизилась. Все чаще в штабы поступали донесения об их неверности. Германское командование решило перевести все более или менее боеспособные части во Францию, в Голландию, Бельгию, Италию и на Балканы для борьбы с участниками движения Сопротивления и охраны побережья, а ненадежные поспешило немедленно расформировать.
   Переброшенные на запад батальоны и полки включались в состав немецких частей и соединений. С этого момента одни, добровольно вступившие в восточные формирования, почувствовали себя обязанными за кусок хлеба служить германским интересам, другие посчитали, что лучше перейти на сторону партизан или Красной Армии, чем выполнить приказ о переводе на запад. Но и здесь судьбу их решал фактор огромной важности – отношение советского руководства к военнопленным, которые были заклеймены как предатели Родины. Многие были убеждены, что возвращение на Родину грозит им репрессиями. Именно так высказывались те, кто попадал в плен Красной Армии. Политорганы всех рангов, проанализировав проблему с власовцами, тоже ссылались на это как на негативный фактор [69].
   Например, начальник политуправления Воронежского фронта генерал С.С. Шатилов в 1943 г. писал, что сопротивление РОА на фронте и впредь будет обусловливаться тем страхом, который испытывают ее солдаты перед наказанием за совершенную измену Родине. И хотя это обстоятельство учитывалось в контрпропаганде, многие власовцы так и не поверили обещаниям.
   К тому же обозначилась и обратная сторона медали: ненависть к изменникам и совершенным ими преступлениям была столь велика, что попавших в руки красноармейцев власовцев и других нацистских пособников чаще всего расстреливали на месте. И неудивительно: боевой устав пехоты Красной Армии требовал от каждого бойца «быть беспощадным ко всем изменникам и предателям Родины» [70]. Тем не менее одиночные и групповые переходы на сторону Красной Армии были нередкими.
   В 1944 г., когда почти полностью завершилось освобождение советской земли от оккупантов и Красная Армия вступила на территорию стран Восточной Европы, нацистов все больше беспокоила ненадежность легионеров и власовцев. Во время высадки англо-американских войск в Нормандии многие батальоны восточных войск, оборонявшие побережье от Голландии до Италии, просто-напросто разбежались, некоторые поспешили сдаться в плен, другие взбунтовались, уничтожая своих немецких командиров.
   Одна из первых и весьма примечательных попыток выступления против немцев произошла в 795-м (грузинском) пехотном батальоне в октябре 1942 г. По утверждению легионеров, еще во время формирования и обучения на территории Польши в батальоне под руководством командира взвода Мурманидзе функционировала группа, ставившая своей целью подготовку перехода батальона на сторону Красной Армии. С прибытием на фронт группе удалось связаться со штабом 37-й советской армии и договориться о помощи. Однако все сорвалось из-за предательства нескольких легионеров. Удалось перебежать на советскую сторону только 33 добровольцам. Зачинщики были арестованы и осуждены, а батальон разоружен и изолирован. Перебежчики на советскую сторону заявили, что подготовленный переход выдал немцам командир роты Г. Гилашвили, бывший капитан Красной Армии. [71].
   Летом 1943 г. на сторону партизан перешла большая часть военнослужащих бригады «Дружина» во главе с командиром бывшим подполковником Красной Армии В.В. Гиль-Родионовым. По свидетельству начальника службы внешней информации СС В. Шелленберга, в ведении которого и находилась «Дружина», настроение командира бригады начало резко меняться, как только немецкие войска стали терпеть поражение на фронте.
   В личных беседах с Шелленбергом Гиль-Родионов выражал озабоченность по поводу обращения немцев с местным населением и военнопленными, что, по мнению последнего, должно было неминуемо привести к катастрофическим последствиям. Несмотря на то, что Шелленберг обращал внимание своего шефа Гиммлера на нежелательный настрой русского командира и даже высказывался против использования бригады в борьбе с партизанами, никакой реакции не последовало.
   В конце концов в августе 1943 г. при прочесывании местности, занятой партизанами, «Дружина» напала на немецкий конвой, охранявший пленных партизан. Освободив их, бригада двинулась в партизанский лагерь [72]. В партизанском отряде В.В. Гиль-Родионов был награжден за боевые заслуги орденом Красного Знамени, погиб в бою.
   В начале 1945 г. произошло восстание 822-го грузинского пехотного батальона, дислоцированного на голландском острове Тексель. Под руководством лейтенанта Шалвы Лоладзе легионеры перебили немецкий персонал. В ходе предпринятого немцами штурма они потеряли около 200 человек, но и сами уничтожили не менее 500 легионеров [73].
   Войска же, непосредственно подчиненные Власову, исключая присоединившихся позже казаков и другие формирования, дважды выводились на восточный фронт.
   Первый раз это случилось 9 февраля 1945 г. на плацдарме в районе Франкфурта на Одере. Здесь, на участке между Врицен и Гюстебизе, боевая группа добровольцев, созданная из военнослужащих батальона охраны штаба РОА, под командованием подполковника И.К. Сахарова атаковала в составе немецкой дивизии «Дебериц» оборону 230-й стрелковой дивизии. Наступавшим так и не удалось ликвидировать советский плацдарм.
   2 марта в штаб РОА поступило распоряжение о передаче 1-й дивизии в состав группы армий «Висла». По прибытии на фронт ей было приказано сбить советские войска с плацдарма в районе населенного пункта Эрленгоф, что южнее Фюрстенберга. Здесь, на левом берегу Одера, уже два месяца держал оборону 119-й укрепленный район 33-й советской армии.
   Наступление власовцев началось утром 13 апреля. За два с половиной часа боя части 1-й дивизии вклинились в оборону советских войск почти на 500 метров, но под сильным артиллерийским огнем залегли. Не видя обещанной немцами авиационной и артиллерийской поддержки, командир дивизии Буняченко вывел части из боя, несмотря на запрет командующего 9-й немецкой армией Т. Буссе. Власовцы потеряли 370 человек, в том числе 4 офицера [74].
   Нацистское руководство – инициаторы власовского движения полагали, что появление на фронте крупных антисталинских вооруженных формирований вызовет с противной стороны целый поток перебежчиков. Однако не тут-то было. Бой под Эрленгофом полностью разочаровал и тех, и других, а у командования вермахта он вызвал сильное недовольство. Поздно вечером 13 апреля главное командование немецких сухопутных войск отдало приказ об отводе власовской дивизии с фронта. На этом и закончилось участие РОА в боях против Красной Армии.
   Не секрет, что политическое сотрудничество с представителями различных народов СССР нацистские функционеры замышляли задолго до нападения на Советский Союз. Однако на практике все свелось к созданию карманных национальных комитетов, предназначение которых – сеять вражду в межнациональных отношениях и разжигать ненависть к советской власти.
   Важно подчеркнуть, что для этого почва была довольно благоприятной, ибо в эмиграции как грибы росли самые разнообразные комитеты, партии и движения. Не прекращали политической деятельности и главы независимых республик, существовавших в период с 1918 по 1921 гг., в основном благодаря поддержке интервентов. Это Ресулзаде Эмир Бей – президент Азербайджана, Ной Жордания – президент Грузии, Джабаги Васан-Гирей – президент Северокавказской республики. Не сидели сложа руки и министры этих «правительств».
   Однако с началом войны нацистская Германия не слишком спешила давать белоэмигрантам карт-бланш. Только после провала блицкрига в руководстве третьего рейха вспомнили о них. С ведома Гитлера в 1942 г. под эгидой восточного министерства во главе с Розенбергом создаются всевозможные национальные комитеты: северокавказский, туркестанский, татарский, калмыцкий, карачаевский, кабардино-балкарский, азербайджанский, армянский, грузинский и другие.
   Руководители украинского комитета называли себя Центральной радой. В Белоруссии роль комитета вначале играла созданная немецким генеральным комиссаром В. Кубе «Самопомощь», впоследствии – Центральная рада. В Латвии и Литве объявились национальные ответственные советы, переименованные потом в правления. Эстонцам и народам Северного Кавказа немцы дозволили иметь собственное «правительство», которое, разумеется, комплектовалось с одобрения германской администрации.
   В первое время главенствующая роль в комитетах принадлежала эмигрантам. Но по мере того, как и среди советских военнопленных выявлялись энергичные личности и активные противники политического режима в СССР или люди, выдававшие себя за таковых, состав национальных комитетов все больше менялся.
   В 1943–1944 гг. национальным комитетам была предоставлена возможность провести конгрессы. В избранных на них национальных органах власти значительное число мест принадлежало бывшим военнопленным. Так, азербайджанский меджлис, избранный на курултае (конгрессе) азербайджанцев в Берлине в ноябре 1943 г., возглавил бывший советский майор А.А. Фаталибейли-Дудангинский. Тем не менее ведущая роль в национальных комитетах оставалась за белоэмигрантами.
   Следует, однако, заметить, что инициатива создания национальных комитетов исходила от отдельных руководителей рейха, в частности от Розенберга, возглавлявшего восточное министерство, остальные лидеры до самого последнего момента и мысли не допускали о государственной самостоятельности народов Советского Союза. Заигрывания с национальными комитетами нужны были лишь для того, чтобы проводимая теми пропагандистская работа среди военнослужащих Красной Армии, военнопленных и населения СССР облегчила положение войск вермахта на восточном фронте.
   Лишь в марте 1945 г. германское правительство под давлением обстоятельств вынуждено было признать национальные комитеты в качестве самостоятельных национальных правительств. Во второй половине 1944 г., когда у нацистского руководства возникли сомнения в благонадежности более чем 4 млн советских военнопленных и восточных рабочих, Гитлер передал все восточные дела (комитеты и войска) в ведение самого надежного своего инструмента подавления – в СС.
   Тогда-то глава этого ведомства Гиммлер и вспомнил о пленном советском генерале Власове, имя которого уже свыше двух лет немцы использовали для разлагающего воздействия на военнослужащих Красной Армии и обмана восточных добровольцев. Гиммлер был осведомлен о намерениях Власова создать с помощью Германии антисталинское правительство и русскую армию.
   Имя этого генерала хорошо знали и по ту сторону фронта, и по эту. Казалось бы, он больше всех подходил на роль главы русского освободительного движения, способного сделать добровольческие формирования лояльными рейху. Дав согласие сотрудничать с немцами, пообещавшими создать русское правительство и русскую освободительную армию, Власов получил возможность лично выступать перед военнослужащими русских коллаборационистских формирований и на предприятиях оккупированной советской территории.
   16 сентября 1944 г. Гиммлер принял Власова в ставке Гитлера в Растенбурге (Восточная Пруссия). Он завел речь об объединении под началом Власова всех существовавших в рейхе и на оккупированной вермахтом территории белогвардейских, националистических и всех других антисоветских организаций. Для руководства их деятельностью Власову предоставлялось право создать политический центр. Тогда же он получил санкцию на формирование РОА.
   А 14 ноября 1944 г. в Праге состоялось учредительное собрание политического центра русского освободительного движения, названного комитетом освобождения народов России (КОНР). Власов зачитал манифест, который в качестве главных целей комитета провозглашал свержение сталинского режима, возвращение народам прав, завоеванных ими в «народной революции» 1917 г., прекращение войны и заключение почетного мира с Германией, создание новой свободной народной государственности без большевиков и эксплуататоров.
   С самого начала комитет освобождения народов России замышлялся как политический орган для борьбы против советской власти. Выступая 18 января 1944 г. на собрании «представителей народов России» в Берлине, Власов заявил, что «они свергнут большевистский строй и лишь после этого в мирном сожительстве разрешат все вопросы своего национального бытия» [75].
   В состав КОНР вошли профессора украинцы Ф. Богатырчук, В. Гречко и Ю. Письменный, белорус Н. Будзилович, осетин С. Цаголов, грузин Ш. Маглакелидзе. С просьбой о приеме в КОНР обратились к Власову эмигранты первой волны – казачьи генералы Ф.А. Абрамов и Е.И. Балабин, командир пластунской бригады 15-го казачьего корпуса полковник И.Н. Кононов, атаманы казачьих войск: Донского – генерал Г.В. Татаркин, Кубанского – генерал В.Г. Науменко, а также известный многим с гражданской войны генерал А.Г. Шкуро.
   В то время как Красная Армия вступила на территорию ряда восточноевропейских стран, американские, английские и канадские войска теснили немцев в Голландии, Бельгии и Франции. Кольцо вокруг Германии все больше сжималось. Гибель нацистского режима надвигалась неотвратимо. Этого не могли не понимать руководители КОНР и все сторонники русского освободительного движения.
   Власов и его сторонники не могли не задумываться о своей дальнейшей судьбе. Кое-кто из них, вероятно, рассчитывал, что с появлением сильной РОА на фронте изменится настроение бойцов и командиров Красной Армии. Когда же первые бои на Одере показали иллюзорность их надежд, а крах рейха стал еще очевиднее, власовцы обратили свои взоры на запад. Для многих сторонников КОНР союз западных демократий с советским государством казался нелогичным. В окружении Власова было широко распространено мнение, будто после разгрома Германии западные союзники СССР рука об руку со всеми антикоммунистическими силами начнут войну против большевиков.
   Таким образом, в годы войны в сотрудничество с нацистской Германией и ее европейскими союзниками были вовлечены представители всех слоев советского общества. Они представляли не только идейных противников советской власти, но и подвергшихся необоснованным репрессиям командиров Красной Армии, крестьян, недовольных принудительной коллективизацией.
   Следует подчеркнуть, что репрессии в СССР продолжались и в годы войны. Достаточно указать, что военные трибуналы осудили свыше 900 тыс. военнослужащих, из них более 147 тыс. были приговорены к смертной казни.
   Широко распространившиеся на фронте расстрелы на месте вынудили И.В. Сталина и Г.К. Жукова еще в июле 1941 г. подписать специальный приказ, который требовал прекратить расправы без суда и следствия. Случалось, что бойцы и командиры, не выдержав постоянной угрозы военным трибуналом и расстрела на месте за малейшую оплошность либо по навету, искали спасения у противника.
   Что касается большей части гражданского населения, то оно оказалось вовлеченным в сотрудничество с врагом обманом или угрозами, а для военнопленных немаловажную роль сыграли невыносимые условия плена. Но встречались, разумеется, и беспринципные или безвольные люди, искавшие для себя лучшей жизни. Им было все равно, кому служить, лишь бы сытно кормили, поили, а иногда позволяли поживиться за счет грабежа. Нельзя сбрасывать со счетов и личные мотивы.
   Иное дело национальные меньшинства. Для них стимулами сотрудничества с врагом явилось традиционное стремление к национальной независимости, подогретое просчетами проводимой в СССР национальной политики.
   Сотрудничество с врагом некоторой части населения явилось поводом и основной причиной депортации (насильственного переселения) в годы войны многих малых народов Северного Кавказа, национальных меньшинств Крыма, Поволжья и других регионов страны.
   Прежде всего репрессии начались против лиц немецкой национальности, проживавших в автономной республике немцев Поволжья, в Москве, Московской и Ростовской областях, пригородах Ленинграда (отсюда выселялись также финны), в Грузии, Армении, Азербайджане, Дагестане и Чечено-Ингушетии.
   В августе – октябре 1941 г. 1,5 миллиона советских немцев были переселены в слабообжитые восточные районы. Причем аргументировались эти действия весьма своеобразно: в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года говорилось, что делалось это для их… спасения от «гнева народного». Предусматривались наделение переселяемых землей и угодьями на новых местах, государственная помощь по их обустройству [76].
   В 1944 г. обвинены в поголовном пособничестве врагу и вывезены в Сибирь, на Урал, в Казахстан и Среднюю Азию сотни тысяч взрослых мужчин и женщин, стариков и детей: балкарцы, ингуши, чеченцы, карачаевцы, калмыки, крымские татары, турки месхетинцы, болгары, греки (из причерноморских районов). Армяне и ногайцы были лишены своей автономии. Репрессии на этнической почве продолжались и в послевоенное время. Число только депортированных мусульман составило около трех миллионов человек.
   Репрессии, которые обрушились на эти народы, оставили неизгладимый след в их жизни на многие десятилетия.
   Только через полвека многие из сотрудничавших с противником в годы войны были реабилитированы: в соответствии с указом Президента Российской Федерации от 24 января 1995 г. восстановлены их законные права. Но действие этого указа не распространяется на бывших советских военнопленных и гражданских лиц, что служили в строевых и специальных формированиях вермахта, в полиции, а также на тех, кто, согласно Закону Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий», не подлежал реабилитации, ибо предательство и измена Родине сроков осуждения не имеют.

3. Партизанский фронт и партийное подполье в тылу врага

   Народной борьбе в тылу врага посвящены тысячи книг и монографий, защищены сотни диссертаций как в нашей стране, так и за рубежом. И все же ряд аспектов этой важной темы в них не были раскрыты с необходимой степенью объективности, всесторонности и глубины. Например, прямолинейно рассматривался вопрос о влиянии немецко-фашистского оккупационного режима на размах народного сопротивления, недостаточно внимания уделялось показу военного искусства партизан, выявлению слабых и сильных сторон в организации управления партизанским движением и подпольной борьбой.
   Самым мощным проявлением народного сопротивления оккупантам была открытая вооруженная борьба – партизанское движение. Возникнув в первые дни Великой Отечественной войны разрозненными очагами, зачастую стихийно, оно вскоре приняло характер организованного и ожесточенного отпора врагу.
   Партизаны разрушали коммуникации противника, освобождали обширные районы от оккупантов и удерживали их, вели разведку, содействовали войскам Красной Армии в проведении наступательных и оборонительных боев и операций.
   Когда началось массовое изгнание захватчиков из пределов СССР, партизаны делали все возможное для спасения советских людей от угона в фашистское рабство, предотвращали разрушение промышленных предприятий и жилых зданий, препятствовали вывозу в нацистскую Германию материальных ценностей.
   В организации всенародной борьбы особую роль сыграл приказ Народного комиссара обороны Союза ССР И.В. Сталина от 5 сентября 1942 г. «О задачах партизанского движения». В этом документе была определена огромной важности политическая цель – вовлечь в партизанское движение широчайшие массы населения за счет создания в населенных пунктах скрытных боевых резервов [77].
   Агрессор довольно скоро понял, что ему придется вести боевые действия не только на фронте, но и в собственном тылу. Уже 16 сентября 1941 г. начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель в приказе по войскам отмечал, что с начала войны на оккупированных вермахтом территориях СССР вспыхнуло коммунистическое повстанческое движение, которое представляет собой возрастающую угрозу для немецкого командования [78].
   Безусловно, определять сопротивление оккупантам как «коммунистическое повстанческое движение» не совсем точно, ввиду прежде всего широкого диапазона мотивов его участников. Одни, будучи искренними сторонниками сталинской системы, сражались за советскую власть, другие – с нацизмом, который уже в полной мере продемонстрировал свой звериный оскал в покоренных странах Европы. Однако всех вместе и каждого в отдельности на борьбу вдохновляло чувство патриотизма, стремление защищать большую и малую Родину, своих родных и близких, над жизнью которых нависла смертельная угроза. Война как бы распрямила людей, пробудила в них способность мыслить иными категориями и принимать взвешенные самостоятельные решения.
   Такая психологическая перестройка в сознании людей произошла прежде всего под влиянием трагических событий на фронте. Потребовались для этого не месяцы, а буквально считанные дни. Опасность, нависшая над Родиной, всколыхнула самые широкие слои населения, дала возможность многим подняться выше классовых обид, определила меру ответственности каждого за судьбу Отечества, что позволило ВКП(б) направить волю миллионов к единой цели – разгрому агрессора.
   Это совсем не означает, что народные выступления против захватчиков вспыхнули повсюду, как ранее утверждала советская историография, с одинаковой силой и сразу же приобрели массовый характер. Что касается первых месяцев войны, то скорее всего можно говорить лишь об отдельных, стихийно возникавших очагах сопротивления оккупантам.
   А все дело в том, что СССР вступил в войну неподготовленным к подобного рода действиям: не было ни разработанной заблаговременно теории партизанской борьбы, ни заранее продуманных организационных форм, а значит, и соответствующих кадров. В целях истины необходимо подчеркнуть, что до середины 30-х годов прошлого столетия в стране проводилась работа по подготовке к использованию партизанских формирований в будущей войне.
   Тогда высшее военное и политическое руководство СССР не исключало возможность вторжения противника на советскую землю и в предвидении такого оборота событий во многих приграничных районах готовились базы для развития партизанского движения, изучался и обобщался опыт партизанских действий в войнах прошлого, обучались люди, способные группами и в одиночку действовать в тылу врага, закладывались тайники с продовольствием, оружием, боеприпасами, разрабатывалась специальная минно-взрывная техника.
   Более того, на маневрах и войсковых учениях отрабатывались вопросы взаимодействия регулярных войск с партизанами. Внимание вопросам ведения партизанской войны уделяли такие военачальники, как Я.К. Берзин, В.К. Блюхер, В.М. Примаков, И.П. Уборевич, Б.М. Шапошников, И.Э. Якир и другие. Однако с началом массовых репрессий эта работа была свернута: спецшколы закрылись, средства борьбы из партизанских тайников изъяли, а большая часть подготовленных кадров оказалась в застенках НКВД.
   К сожалению, тогда в СССР возобладала установка, что в случае войны агрессор будет разгромлен на его собственной территории и победу удастся одержать «малой кровью», а теория использования партизанских сил была признана несостоятельной. Поэтому многие организационные вопросы развертывания партизанского движения пришлось решать уже в условиях огромных потерь и отступления Красной Армии.
   К тому же в первые месяцы войны в тех западных регионах, что были присоединены к СССР в 1939–1940 гг., обострившаяся еще накануне ее социально-политическая обстановка отнюдь не способствовала росту численности партизанских отрядов и подпольных групп. Здесь были сильны националистические настроения, да и буржуазия сумела сохранить свои политические организации, которые активизировались с началом войны. Хотя большинство заняли выжидательную позицию по отношению к немецким войскам, немало нашлось людей, кто активно взялся сотрудничать с оккупантами.
   Однако всех объединяло одно – память о событиях совсем недавнего прошлого в ходе сталинских репрессий: массовые аресты и насильственные выселения сотен тысяч ни в чем не повинных людей, которые массово гибли в ходе депортации, в Сибирь, в необжитые целинные районы Средней Азии, в районы Аральского моря и Балхаша, Вологодскую область, на Дальний Восток.
   Однако, чем дальше противник продвигался в глубь советской территории, тем обстановка для него становилась менее благоприятной, так как население сумело уже несколько оправиться от шока, вызванного внезапным нападением нацистской Германии с ее европейскими союзниками на СССР.
   Широко известна деятельность первых партизанских отрядов. В Белоруссии ими командовали Г.П. Бумажков, В.З. Корж, Ф.И. Павловский, М.Ф. Шмырев; на Украине – И.Ф. Боровик, С.А. Ковпак, С.П. Овечкин, С.В. Руднев, А.Н. Сабуров, Е.К. Чехов; в Карелии – П.Ф. Столяренко, В.В. Тиден. Однако на первых порах не все патриоты четко себе представляли, с чего же начать борьбу, как в условиях оккупации помочь своей армии. Да это и неудивительно: ведь в основном все они были люди мирных профессий.
   Что же касается попавших в окружение воинских частей и подразделений, то они в своем большинстве пробивались к линии фронта компактными группировками, что облегчало противнику борьбу с ними. Но это не вина советских воинов, а их беда: ведь весь богатый партизанский опыт, накопленный в войнах прошлого, совершенно не был отражен в воинских уставах, его не изучали ни в академиях, ни в военных училищах [79]. А как могли противостоять сильному противнику окруженцы, оставшиеся без боеприпасов и продовольствия?
   В первые же дни войны отрицательное влияние на морально-психологическое состояние армии и советских граждан оказало отсутствие каких-либо политических установок со стороны руководства СССР по развертыванию в тылу врага партизанской войны. Лишь 29 июня 1941 г., то есть на седьмой день с начала агрессии, когда враг продвинулся в глубь территории страны, была принята ныне широко известная, а тогда секретная «Директива Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей». В этом документе наряду с другими вопросами в самом общем виде, содержались указания о развертывании подполья и партизанского движения, определялись цели и задачи борьбы в тылу войск противника и ее организационные формы [80].
   Однако народ оставался в полном неведении. Только 3 июля из прозвучавшей по радио речи Сталина советским гражданам стало известно о призывах партии и правительства к сопротивлению. К тому времени противник успел захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины, его войска углубились на северо-западном направлении почти на 500 км, на западном – на 600 км и на юго-западном – на 350 км.
   18 июля 1941 г. вышло специальное секретное постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск», адресованное тем, кто должен был возглавить сопротивление народа во вражеском тылу. Вряд ли кого оставит равнодушным весьма примечательная цитата из этого документа: «Между тем все же нередки случаи, когда руководители партийных и советских организаций в районах, подвергшихся угрозе захвата немецкими фашистами, позорно бросают свои боевые посты, отходят в глубокий тыл, на спокойные места, превращаются на деле в дезертиров и жалких трусов…» [81].
   Наряду с организационными выводами в отношении таких местных руководителей документ содержал важные конструктивные указания. Основная его идея заключалась в создании широкой сети партийного подполья. Партийные комитеты и организации, возглавив все действия против врага на оккупированной территории, должны незамедлительно приступить к формированию партизанских отрядов и диверсионных групп из числа преданных советской власти коммунистов и беспартийных, участников гражданской войны, бойцов народного ополчения, а также из работников НКВД, НКГБ и др.
   В постановлении подчеркивалось, что вся эта работа должна развертываться под личным руководством первых секретарей и «получить размах непосредственной, широкой и героической поддержки Красной Армии, сражающейся на фронте с германским фашизмом» [82].
   Обращает на себя внимание тот факт, что в постановлении, как, впрочем, и в директиве от 29 июня 1941 г., практически не затрагивались вопросы организации связи, конспирации, руководства и материального обеспечения подполья, взаимодействия с воинскими подразделениями и военнослужащими, попавшими в окружение.
   Создание сети партийных организаций как органов управления народным сопротивлением оказалось делом весьма сложным. В связи с быстрым продвижением войск противника, а также из-за отсутствия подготовленных кадров, владевших опытом нелегальной деятельности, состав подполья нередко формировался поспешно, с нарушением мер конспирации.
   Иногда в подполье попадали недостаточно проверенные и стойкие, а то и просто малодушные люди, даже предатели. А ведь враг был жесток и беспощаден, имевший опыт на подавление антифашистских организаций и в самой Германии, и в захваченных европейских странах, обладал разветвленным аппаратом спецслужб. В результате в первые месяцы войны сотни партийных и комсомольских комитетов были разгромлены, в застенках гестапо мученической смертью погибли верные сыны Отечества. Но как бы там ни было, именно от отважных людей, сумевших закрепиться в столь суровых условиях, и пошли первые ростки организованного сопротивления нацистам и их приспешникам.
   Примечательно, что партизанские формирования чаще всего создавались по административным районам, возникали они и по инициативе на местах. Многие, кто возглавил эту работу, даже не зная директив партии и правительства о развертывании борьбы в тылу врага, в своих поступках руководствовались чувством ответственности за судьбу Родины, стремлением защищать ее от поругания. Они искали и находили многочисленных сторонников, объединяли их в группы и отряды для непримиримой борьбы с агрессором.
   Среди первых партизан было много военнослужащих, не сумевших пробиться из окружения к линии фронта или бежавших из плена. В принятии ими такого решения большую роль сыграла листовка-обращение Главного политического управления РККА от 15 июля 1941 г. «К военнослужащим, сражающимся в тылу противника». В этой листовке, разбросанной с самолетов над всей оккупированной территорией, деятельность советских воинов за линией фронта рассматривалась как продолжение выполнения ими боевой задачи. Командирам и рядовым предлагалось переходить к методам партизанских действий и всеми доступными средствами уничтожать врага [83].
   В 1941 г., следуя этому призыву, к партизанской борьбе перешли тысячи окруженцев. В их числе был и некоторый командный состав высшего звена: командиры 6-й и 48-й кавалерийских дивизий М.П. Константинов и Д.И. Аверкин, командиры 110-й и 208-й стрелковых дивизий В.А. Хлебцов, В.И. Ничипорович и др.
   Среди партизан Ленинградской области в 1941 г. военнослужащих оказалось 18 %, в Орловской области – 10 %, в Литовской ССР – 22 %, в Белоруссии на протяжении всей войны – более 11 %. Они внесли в ряды партизан дисциплину, порядок, организованность, знание оружия и военной техники. Отдельные отряды полностью состояли из военнослужащих. Но чаще это были смешанные формирования, объединявшие местных жителей, военнослужащих и представителей партийно-советского актива. Такой состав удачно синтезировал опыт партийного руководства, знание военного дела и местных условий.
   Некоторая часть отрядов формировалась республиканскими, краевыми, областными, местными партийными, комсомольскими и советскими органами, военными советами фронтов и армий в советском тылу: одни в период, предшествующий оккупации, другие – в тот момент, когда оккупация определенных районов становилась реальностью.
   Эта деятельность активизировалась после речи И.В. Сталина 3 июля 1941 г. Ставка ВГК, Генеральный штаб, Главное политическое управление РККА обязали военные советы и политические управления фронтов оказывать всемерную помощь республиканским и областным комитетам партии в подборе людей для партизанских отрядов и диверсионных групп, в снабжении их оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами, в организации обучения будущих партизан приемам и методам действий в тылу врага, обеспечении перевода партизан за линию фронта и поддержании с ними связи [84].
   Началась массовая заброска на оккупированную территорию многочисленных диверсионных групп с задачей замедлить темпы продвижения войск нацистской Германии и ее европейских союзников. Эти мужественные добровольцы-партизаны действовали в прифронтовой полосе, особенно плотно насыщенной вражескими войсками, их спецслужбами, и, не имея необходимой подготовки и опыта, нередко погибали, так и не выполнив боевое задание.
   С первых дней войны к развертыванию партизанского движения и подпольной борьбы были привлечены центральные и местные органы государственной безопасности и наркомата внутренних дел, которые обучали руководящие кадры партизан и подпольщиков приемам конспирации, методам разведки и контрразведки. Своеобразными центрами подготовки квалифицированных разведчиков и диверсантов-подрывников стали отдельные мотострелковые бригады особого назначения (ОМС-БОН) и отдельный истребительный мотострелковый полк управления НКВД Москвы и Московской области.
   На положение партизанских отрядов переводились истребительные батальоны, находящиеся в ведении НКВД. По состоянию на 18 января 1942 г. на его учете находились 1798 партизанских отрядов (70 796 бойцов и командиров) и 1153 разведывательно-диверсионные группы (7143 разведчика и подрывника) [85].
   Важно отметить, что не все партизанские отряды, подготовленные в советском тылу, смогли приступить к выполнению своих задач. Многие из них не сумели перейти линию фронта, другие из-за нехватки резервов влились в боевые порядки войск, третьи направлялись на пополнение Красной Армии.
   К концу 1941 г. на оккупированной врагом территории удалось закрепиться и развернуть борьбу почти 3500 партизанским отрядам и группам, насчитывавшим 90 тыс. человек. Они сыграли важную роль в Московской битве, особенно в ее наступательном периоде [86].
   Характерной особенностью организационной структуры партизанских формирований была стихийность. В зависимости от вооружения, наличия боеприпасов, социального состава населения, характера местности, сложности выполняемых задач, опыта командного состава в тылу врага действовали группы, отряды, батальоны и полки самой различной численности. Большим разнообразием в организации и внутренней структуре отличались партизанские формирования, возникшие непосредственно на оккупированной территории.
   В первую военную зиму, оказавшейся очень тяжелой для народных мстителей, многие крупные партизанские формирования понесли огромные потери, что вынудило их прекратить свое существование. А вот небольшие отряды и группы, действовавшие на обширном пространстве, сводили на нет все преимущества врага в вооружении и техническом оснащении, становясь неуловимыми для оккупантов, сохраняя за собой инициативу. Они внезапно нападали на противника и после быстротечного боя столь же стремительно исчезали. При этом у врага возникало ощущение, что он ведет бой с собственной тенью, или, наоборот, что против него воюет весь советский народ. Это не могло не отразиться на морально-психологическом состоянии частей вермахта и полиции ввиду того, что солдаты и офицеры противника находились в постоянном напряжении и страхе.
   Следует подчеркнуть, что управлять такими формированиями, а тем более организовывать по единому плану их действия было затруднительно. Поэтому уже с конца 1941 г. для согласования боевой, политической и хозяйственной деятельности ряд отрядов стали объединяться в более крупные организационные структуры. И назывались они по-разному: бригады, полки, соединения, дивизии. В Калининской области в 1942 г. действовал даже партизанский корпус. Однако все эти формирования не имели необходимого вооружения и боеприпасов, они не были однотипными, и тем более не соответствовали армейским структурам аналогичного названия.
   Самой распространенной структурой партизанских отрядов стала бригада, которая состояла от трех до пяти и более отрядов, суммарно насчитывавших от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Только на оккупированной территории Белоруссии в годы войны сражалось 213 бригад, в составе которых было 997 отрядов (около 80 % всех действующих партизанских отрядов) [87].
   Примечательно, что отряды, входившие в бригаду, базировались сравнительно разобщенно на обширной территории, вследствие чего обладали оперативной самостоятельностью. Для целенаправленного удара по объектам противника координацию их усилий осуществляло единое командование. После выполнения боевой задачи партизанские отряды возвращались на свои базы.
   Как правило, партизанские формирования стремились развертывать свои действия в хорошо известных им административных районах, в которых они могли не только опираться на помощь местного населения, но и пополнять свои резервы. На оккупированной территории действовали и экстерриториальные формирования, выполнявшие стоявшие перед ними задачи в ходе коротких или длительных рейдов, временно либо безвозвратно оставляя свой район базирования.
   По мере роста численности партизанских формирований и укрепления их материальной базы создавались разведывательная, диверсионная, хозяйственная и санитарная службы, а также подразделения для подготовки народных мстителей по различным военным специальностям. Появились даже типографии, где издавались газеты, печатались листовки и прокламации. Сложилась и четкая система управления, включавшая в себя командование партизанского формирования в лице командира и обязательно комиссара, штаб, партийно-политический и административно-хозяйственный аппарат.
   В партизанском движении институт военных комиссаров в отличие от действующей армии, где он был отменен в октябре 1942 г., сохранялся на протяжении всей Великой Отечественной войны. Проводимая комиссарами политическая работа укрепляла движение, способствовала росту партизанских сил и подполья, содействовала подъему населения на борьбу с оккупантами.
   Патриоты вступали в партизанские отряды добровольно, что, разумеется, требовало от них большого мужества. Ведь в немецких войсках действовали инструкции и наставления, в соответствии с которыми каждого партизана ожидала в случае захвата неминуемая смерть. И все же недостатка в добровольцах не было. В партизаны шли мужчины и женщины, старики и даже подростки, люди разных профессий, национальностей и вероисповеданий.
   Быт и внутренний распорядок жизни партизан в базовом лагере строился на требованиях уставов, используемых Красной Армией. В большинстве партизанских формирований поддерживалась строгая воинская дисциплина. Виновные в мародерстве либо уличенные в других тяжких преступлениях строго наказывались – вплоть до расстрела.
   С осени 1942 г. основным источником пополнения боевых партизанских частей и соединений стали скрытные партизанские резервы. Это были жители населенных пунктов, изъявившие желание принять участие в вооруженной борьбе, но продолжавшие жить в своих домах. Их сводили в специальные отряды, где они проходили обучение. Весной 1943 г. только на Украине, в Белоруссии, Ленинградской, Смоленской, Калининской и Орловской областях формирования партизанского резерва насчитывали свыше 1 млн 500 тыс. человек.
   Личный состав партизанских формирований принимал присягу. Ее текст сочиняли сами партизаны. Случалось, что его составляли, а потом утверждали областные и республиканские партийные комитеты. Клятва-присяга еще более дисциплинировала партизан, повышала их ответственность за выполнение задач, за судьбу страны в целом.
   В районах плотного скопления партизанские формирования объединялись в территориальные соединения с единым оперативным руководством, включавшим оперативные группы. Боевая деятельность таких соединений выходила за рамки тактических задач.
   В 1943 году в Белоруссии в некоторых западных и северо-западных областях России и на северо-западе Украины за партизанскими формированиями были закреплены конкретные территории. В границах своих районов, в пределах которых они базировались, партизанские формирования добывали себе пропитание и одежду (в основном за счет местного населения), вели боевые действия с противником. Такие методы также позволяли защищать население от произвола оккупантов.
   Многие партийные работники, военнослужащие, практики партизанской борьбы, рассматривая это движение как эффективное средство помощи действующей армии в разгроме противника, обратились с ходатайством в Государственный комитет обороны (ГКО) о создании централизованного руководства движением.
   30 мая состоялось решение ГКО о создании Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) при Ставке Верховного Главнокомандования. Начальником ЦШПД был назначен первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко, а заместителями – представители от НКВД и армейской разведки.
   Одновременно при военных советах фронтов были созданы штабы партизанского движения: Карело-Финский, Ленинградский, Калининский, Западный, Брянский, Украинский (при Военном совете Юго-Западного направления). В свою очередь фронтовые штабы формировали группы при военных советах армий, перечень которых устанавливал ЦШПД [88]. В сентябре этого же года фронтовые ШПД с целью их более четкого функционирования были переформированы в представительства ЦШПД на фронтах, а их начальники постановлением ГКО введены в состав военных советов фронтов.
   Созданные впоследствии республиканские, краевые и областные штабы партизанского движения позволили оперативно и более слаженно управлять действиями партизанских сил как в полосах фронтов, так и на всей оккупированной территории – от линии боевого соприкосновения с противником до западных границ СССР.
   Деятельность штабов партизанского движения оказала мобилизующее влияние на боеспособность партизанских сил и подполья, значительно повысила эффективность народной борьбы в тылу врага.
   ЦШПД были приняты меры по улучшению связи с партизанскими формированиями, установлению их численности и вооружения, оценке политико-морального состояния и боевых возможностей. В тыл врага регулярно направлялись связные, разведчики, группы и отряды организаторов. Они пробирались по заданным маршрутам, а когда выявляли не известные в центре отряды, ставили перед ними задачи, налаживали связь, организовывали и координировали их усилия.
   С августа 1942 г. в республиканских и фронтовых партизанских штабах появились мощные радиоузлы. В тыл врага срочно перебрасывались радисты со средствами связи. К 15 ноября за линией фронта уже действовало 222 партизанские радиостанции. С их помощью ЦШПД поддерживал радиосвязь с 592 отрядами. Использование для связи авиации существенным образом улучшило обмен разведывательной информацией, что повысило степень управления партизанскими отрядами, а также качество их взаимодействия с Красной Армией.
   Летом и осенью того же года в партизанское движение влилось свыше 13 тыс. подготовленных штабами специалистов, а всего за время войны – около 60 тыс. человек [89]. Не менее 30 тыс. партизанских специалистов удалось обучить непосредственно в тылу врага, в так называемых «лесных академиях». Эти меры существенно снижали потери партизанских сил и увеличивали эффективность их действий.
   Постепенно укреплялась материальная база партизанского движения. 19 октября 1942 г. ГКО принял постановление «Об обеспечении Красной Армии и партизанских отрядов минами специального назначения». В большом количестве их изготовляли на заводах Москвы и других городов. Это грозное средство значительно расширило возможности партизанской войны. С баз центра через разрывы в линии фронта, а также с помощью авиации партизанам и подпольщикам все больше и больше стали поставляться мины, взрывчатые вещества, оружие, боеприпасы. Из советского тыла партизаны получали почти 100 % средств радиосвязи, более 95 % взрывателей, 70 % взрывных веществ, свыше 90 % противотанковых ружей, около 80 % автоматов [90]. Авиация в интересах партизанского движения совершила за войну 190 тыс. самолето-вылетов [91].
   И тем не менее все это не покрывало потребности партизан в средствах борьбы и вооружении. Так, к началу марта 1944 г. личный состав партизанских бригад Белоруссии был вооружен лишь на 60 % от необходимой потребности [92].
   Центральный, республиканские и областные штабы партизанского движения проводили масштабную работу по обобщению и распространению боевого опыта. С этой целью они разрабатывали инструкции по тактике партизанских действий, применению новых средств борьбы, ведению разведки и контрразведки, идеологической работе с местным населением и в частях противника.
   Особое значение в этом отношении имели совещания, проведенные в августе и сентябре 1942 г. в Москве. На этих форумах были подытожены результаты борьбы советского народа в тылу врага, вскрыты недостатки в руководстве партизанским движением и намечены пути их устранения. Представители ЦК ВКП(б), ГКО и ЦШПД поставили перед командирами партизанских отрядов и руководителями подполья задачи, вытекающие из замыслов Верховного Главнокомандования на дальнейшее ведение войны, определили пути и методы их осуществления.
   Итоги совещаний партизанских функционеров были подведены в приказе НКО СССР от 5 сентября 1942 г. [93]. А на следующий день в интересах достижения большей гибкости в руководстве партизанским движением и во избежание излишней централизации постановлением ГКО была учреждена должность Главнокомандующего партизанским движением. На нее был назначен член Политбюро ЦК ВКП(б) и ГКО маршал К.Е. Ворошилов, которому подчинялся ЦШПД.
   Вступление в эту должность маршал ознаменовал привлечением к работе в Центральном Штабе партизанского движения опытнейших военачальников: генерал-лейтенанта артиллерии Сивкова, на которого было возложено оперативное управление штабом, и генерал-лейтенанта Хмельницкого, ставшего руководителем управления материально-технического обеспечения.
   К середине сентября 1942 года за линией фронта находилась советская территория площадью 1 млн 500 тыс. кв. км, на охрану которой у противника катастрофически не хватало сил и средств. В 100 км от линии фронта у вермахта имелись только охранные дивизии, потрепанные резервы и тыловые части. Ворошилов счел необходимым немедленно подготовить и провести мощные удары по фашистскому тылу, чтобы парализовать работу контролируемых врагом железных дорог.
   На этом посту К.Е. Ворошилов много сделал для развития партизанского движения. В частности, внедрённая им в практику схема управления партизанскими силами оказалась эффективной и с небольшими изменениями просуществовала до конца войны. Центральный штаб партизанского движения стараниями Ворошилова превратился в мощный орган управления партизанскими силами. Также ему удалось решить многие проблемы, связанные с подготовкой кадров, материально-техническим снабжением и авиационными перевозками, и другие важные вопросы партизанского движения.
   Через два с половиной месяца, 19 ноября 1942 года, постановлением ГКО должность Главнокомандующего партизанским движением была упразднена. Такое решение было принято в интересах большей гибкости в руководстве партизанским движением и в целях избегания излишней централизации этого руководства.
   С упразднением поста главкома вся полнота ответственности за руководство партизанским движением легла на ЦШПД. Вместе с тем его деятельность из-за межведомственных трений и отсутствия опыта разворачивалась с немалыми трудностями. Центральный штаб партизанского движения просуществовал полтора года и окончательно был упразднен в январе 1944 г.
   Подобное решение ГКО нельзя признать правильным. Ведь в январе 1944 г. под оккупацией европейских нацистов оставались Белоруссия, Украина, Прибалтика, Молдавия, Крым, часть Карело-Финской ССР, Мурманской и Калининской областей, где действовали 250 тыс. партизан. Важно отметить, что к тому времени были уже спланированы и начали осуществляться стратегические операции групп фронтов, в результате которых предполагалось окончательное освобождение советской территории от противника. А это, естественно, требовало тщательной координации взаимодействия войск и партизанских сил. Однако ни в Ставке ВГК, ни в Генеральном штабе не было даже специальной группы, которая могла бы управлять партизанскими силами в масштабе всей страны.
   Что касается республиканских и областных штабов партизанского движения, то они действовали до полного освобождения территории СССР от оккупантов, а Украинский штаб – до конца войны, так как через него оказывалась существенная помощь силам европейского движения Сопротивления кадрами, оружием, боеприпасами.
   Таким образом, процесс организационного укрепления партизанского движения протекал с трудностями. В целом, принятые меры в своем большинстве оказались целесообразными и принесли пользу. Основные конкретные мероприятия в тылу врага стали проводиться по планам штабов партизанского движения, разрабатываемым в соответствии с оперативными директивами военных советов фронтов и указаниями Ставки ВГК.
   Вместе с тем, укрепившиеся в боях партизанские формирования оказывали все большую помощь Красной Армии в нанесении ущерба силам и средствам противника, создании условий для коренного перелома хода войны в пользу СССР. Интернациональный состав партизанских рядов свидетельствовал о том, что в сознании советских людей прочно укоренилось понимание общности их исторической судьбы, необходимости совместной защиты Отечества. Зверства, чинимые нацистской Германией и ее союзниками на оккупированной территории СССР, побуждали даже пацифистов браться за оружие. К концу осени 1942 г. партизанское движение создало тылу вермахта и оккупационному аппарату третьего рейха серьезную угрозу.
   1943 год стал переломным не только в вооруженной борьбе на фронте, но и в тылу врага. Обогащенные боевым опытом, организационно и материально окрепшие партизанские формирования действовали не от эпизода к случаю, а уже непрестанно на всей оккупированной территории. Партизаны участвовали во всех крупных операциях, проводимых Красной Армией. Перед ними, как и войсками, ставились конкретные боевые задачи. Партизаны вносили существенный вклад в успех той или иной операции.
   По сути, в тылу врага действовал еще один фронт – партизанский, наносивший существенный материальный и моральный урон противнику. Земля буквально горела под ногами оккупантов.
   На размах и эффективность партизанской борьбы оказали влияние победы, одержанные Красной Армией в битвах под Москвой, Сталинградом, Курском и в других крупномасштабных стратегических операциях.
   В борьбе с оккупантами партизаны применяли самые разнообразные тактические способы и приемы. Против находившегося в движении противника чаще всего использовалась засада, а когда необходимо было разгромить неподвижный объект врага, партизаны совершали на него налет.
   Численный состав партизан, участвовавших в засаде или налете, обусловливался выполняемой задачей и колебался от нескольких человек (боевых групп) до отряда или соединения. Обычно боевой порядок состоял из ударной группы, группы обеспечения и прикрытия, а также резерва. Главную задачу выполняла ударная группа, в которую включался основной состав сил и средств. Бой всегда начинался по определенному сигналу, разумеется, внезапно для врага.
   Если задачу не удавалось решить в ходе короткого боя, действия партизан приобретали характер наступления. Для достижения внезапности наступление начиналось, как правило, ночью и без огневой подготовки.
   С карательными частями врага партизаны чаще всего вели оборонительные бои. Характерно, что они уничтожали врага из засад на дальних подступах к обороне или, широко применяя минно-взрывные и инженерные заграждения, сдерживали его на промежуточных рубежах, проводя при этом контратаки, дерзкие ночные налеты, нанося кинжальные удары во фланг и тыл противника. В случае блокирования карателями района базирования главные силы партизан прорывали кольцо окружения на одном или нескольких направлениях, а свой отход прикрывали сильными арьергардами.
   Временами партизаны вели и жесткую оборону. Такой вид действий был обусловлен поставленными задачами в целях удержания в тылу войск вермахта рубежей и районов, необходимых Красной Армии для развития наступления на том или ином направлении. Характерно, что такими рубежами являлись удобные участки переправ через водные преграды, узлы дорог, командные высоты, а также важные в оперативном отношении другие объекты.
   Естественно, партизанские отряды или группировки, оснащенные всего-навсего стрелковым оружием, не могли самостоятельно противостоять натиску противника, превосходившего в средствах вооруженной борьбы.
   При решении этих задач активную помощь партизанам оказывали силы и средства действующей армии, которые снабжали их оружием и боеприпасами, осуществляли эвакуацию раненых и больных, проводили авиационную и артиллерийскую поддержку их действий, наращивали темпы наступления до соединения с партизанами.
   Опыт Великой Отечественной войны подтвердил, что одним из эффективных тактических приемов партизан были диверсионные действия. Применяя эти способы борьбы, партизанами решались такие задачи, как подрыв мостов, порча железнодорожных путей и телефонно-телеграфных линий, устройство крушений поездов, уничтожение автомобильного и гужевого транспорта, разрушение систем водоснабжения, промышленных предприятий, а также других объектов, имеющих военно-экономическое значение.
   Диверсии позволяли партизанам наносить оккупантам ощутимый урон в личном составе и технике, особенно на его коммуникациях, не входя с ним в непосредственное соприкосновение. Нарушение снабженческих и оперативных перевозок затрудняли вермахту маневр силами и средствами вдоль фронта и в глубину и срывали эвакуационные мероприятия.
   С созданием централизованного руководства партизанским движением, а также регулярным поступлением из советского тыла специальных подрывных средств (мин мгновенного и замедленного действия с электрочасовыми или химическими взрывателями, портативных магнитных мин, различных замыкателей, термитных боеприпасов и др.) эффективность диверсионных действий партизан повысилась. Этим результатам также способствовала широкомасштабная подготовка диверсантов как в советском тылу, так и непосредственно в партизанских формированиях.
   Так, если в 1942 г. ленинградские партизаны произвели 297 крушений поездов, то в 1943 г. – 466; партизаны Украины соответственно пустили под откос 233 и 366 эшелонов. Народные мстители Белоруссии в первом полугодии 1942 г. ежемесячно осуществляли в среднем 20 крушений поездов, во втором полугодии – 150, в первом полугодии 1943 г. – 294, а во втором полугодии – 744. Причем 86 % крушений эшелонов произошло путем минирования [94].
   Нередко действия партизан на коммуникациях врага, как спланированный комплекс мероприятий по своему размаху и результатам приобретали оперативно-стратегическое значение. Их проведение, санкционированное Ставкой ВГК, тесно увязывалось с действиями советских войск на фронте.
   Примерами такой координации являются такие операции партизан, как «Рельсовая война», «Концерт», «Пустыня» и другие, проведенные на заключительном этапе битвы под Курском и в период осеннего (1943 г.) наступления Красной Армии. При одновременном взаимодействии партизан с авиацией, наносившей планомерные удары с воздуха по коммуникациям врага, была нарушена планомерная работа стратегического тыла противника, затруднен маневр войсками и средствами как по фронту, так и в глубину.
   Как отмечал Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, – победе советских войск под Белгородом, Орлом и Харьковом во многом способствовали партизаны, действовавшие в тылу противника, особенно большую «рельсовую войну» вели они в Белоруссии, Смоленской, Орловской областях и Приднепровье [95].
   Подобные крупномасштабные операции со стратегическими целями проводились партизанами при освобождении действующей армией Ленинградской и Новгородской областей зимой 1942–1943 гг., Правобережной Украины и Белоруссии – весной и летом 1944 г. Так, летом 1944 г. за два дня до начала общего наступления Красной Армии в соответствии с планом операции «Багратион» 150 бригад и 49 отдельных отрядов белорусских партизан по приказу Ставки ВТК нанесли мощный удар по основным железным дорогам, питающим группу армий «Центр».
   Широкомасштабные удары партизан по коммуникациям врага явились своеобразным экзаменом, который подтвердил эффективность организации партизанских действий и управления ими. По мнению германского военного историка, офицера вермахта Эйке Миддельдорфа, эти действия партизан «задержали переброску немецких оперативных резервов на несколько дней» [96].
   А другой военный историк и теоретик англичанин Джон Фуллер, исследовавший партизанское движение в СССР в годы войны, пришел к выводу, что «в России партизаны, число которых все время возрастало, вселяли ужас в сердца немецких солдат, разбросанных вдоль бесконечной линии сообщения. На огромных пространствах, через которые проходили коммуникации, партизанские отряды играли такую же роль, как и стаи подводных лодок в Атлантическом океане» [97].
   Диверсионная и боевая деятельность партизан на коммуникациях сковывала значительные силы нацистской Германии и ее европейских союзников. Уже с осени 1941 г. оккупантам пришлось выделять до батальона солдат для охраны каждых 100 км наиболее важных для них железных дорог. Летом следующего года против партизан уже действовало 10 % всех сухопутных сил Германии, находившихся на восточном фронте [98]. Но и этих сил оказывалось явно недостаточно.
   В августе 1943 г. Гитлер приказал привлечь к охране железных дорог все силы, не задействованные на фронте, в том числе учебные и резервные части, а также нелетный состав авиации.
   Чтобы лишить партизан возможных подступов к железнодорожному полотну, оккупанты прибегли к другой мере: выжгли и вырубили леса вместе с посадками вдоль всех коммуникаций, ограждали их проволочными и минными заграждениями. Полевые части и соединения, выведенные с передовой на переформирование, теперь расквартировывались в населенных пунктах вдоль основных коммуникационных линий. Но и это не принесло желаемого успеха. Творческая смекалка партизан, поддерживаемых населением, постоянно ставила врага перед очередными трудностями, преодоление которых не могли обеспечить никакие приказы и инструкции германского командования.
   В годы Великой Отечественной войны более 55 % всех потерь нацистской Германии и ее союзников в личном составе и более 75 % в материальных средствах, было нанесено партизанами на коммуникациях противника [99].
   Важным видом боевого обеспечения партизан, непременным условием их жизнедеятельности являлась разведка. Благодаря данным разведки партизанские отряды и подпольные организации проводили успешные операции на коммуникациях, осуществляли диверсии, срывали карательные акции, громили гарнизоны противника. Разведывательная деятельность партизан и подпольщиков играла важную роль и для Красной Армии, оказывая помощь советскому командованию в принятии обоснованных решений, что способствовало достигать целей наступательных операций с меньшими потерями.
   Так как партизаны действовали на всей оккупированной территории и были тесно связаны с населением, то они располагали широкими возможностями по сбору сведений разведывательного характера. Однако в 1941–1942 гг. свой потенциал они не могли реализовать в полной мере не только по причине недостатка необходимых знаний и практических навыков.
   Партизанские формирования не имели надежной и широко разветвлённой агентурной сети, неумело использовали контакты с населением, нарушали элементарные правила конспирации и ведения разведки, не имели опыта анализа и обобщения разведывательной информации. К тому же партизанские отряды и группы не получали конкретных задач на ведение разведки из единого центра, зачастую действовали разобщенно, без связи и координации между собой усилий [100].
   Серьезные трудности в то время возникали и в передаче информации на Большую землю. Чаще всего эту сложную миссию выполняли курьеры-связники. Порой с весьма важными разведывательными донесениями им приходилось преодолевать по тылам врага сотни километров. Доставляемая таким образом через линию фронта разведывательная информация устаревала и в результате все приложенные усилия оказывались безуспешными.
   С созданием системы централизованного руководства партизанским движением эти недостатки стали искореняться. Во всех штабах сверху донизу приступили к работе разведотделы и отделения с четко определенными функциональными обязанностями. Через систему партизанской разведки они получали сведения о численности и передвижении противника, о политическом, экономическом, социальном и морально-психологическом состоянии на оккупированной территории [101].
   Сотрудники разведотделов подбирали кадры разведчиков, организовывали их обучение в специальных школах, укомплектовывали разведорганы партизанских формирований, исходя из конкретной обстановки, ставили перед ними задачи, информировали партизан о направленных против них действиях спецслужб и войск противника, снабжали техникой и документами в целях их применения в тылу врага.
   В октябре 1942 г. и июне 1943 г. Центральный штаб партизанского движения провел сборы всех начальников разведотделов подчиненных ему штабов по вопросам улучшения их работы. По итогам этих совещаний были разработаны директивные документы и инструкции, которые рассылались в партизанские формирования для руководства в практической деятельности [102].
   Основным средством передачи информации от партизан к штабам и обратно были радиостанции. Надежность радиосвязи, которая постоянно совершенствовалась, позволяла партизанам своевременно сообщать за линию фронта о мероприятиях врага, получать задания на ведение разведки, вызывать самолеты для отправки на Большую землю срочных разведывательных донесений, захваченных «языков», документов, образцов нового оружия и т. д.
   Важную роль в совершенствовании разведывательной деятельности народных мстителей сыграл приказ НКО СССР от 19 апреля 1943 г. «О задачах партизанской разведки», на основе которого их разведорганы пополнились профессиональными разведчиками Генерального штаба, а вся деятельность партизанской разведки перестроилась на оказание максимальной помощи действующей армии [103].
   Периодически задачи на ведение разведки партизаны получали непосредственно от командования фронтов и разведывательного управления Генерального штаба. Так, в мае 1943 г., накануне Курской битвы, Генеральный штаб поручил партизанам выяснить местонахождение ряда дивизий противника, а 10 июня последовал новый приказ – выявить тактико-технические данные танков «Пантера», местонахождение заводов, выпускавших эти новые боевые машины, их производственные мощности. 30 июня поступило указание – в связи с передислокацией войск противника подготовить информацию о местах дислокации их гарнизонов [104].
   Все эти и иные задания партизаны выполняли четко и своевременно. Так, разведке украинских и белорусских партизан удалось получить данные о том, что ставка Адольфа Гитлера расположена в районе Винницы, добыли они сведения о подготовке наступления под Курском летом 1943 г., а также о намерении противника совершить террористические акты в отношении глав союзных держав на Тегеранской конференции и др.
   В декабре 1943 г. партизаны получили сведения о германских самолетах-снарядах и подготовке их к пуску на важные объекты стран антигитлеровской коалиции. Причем эти материалы удалось получить за полгода до того, как немцы стали использовать самолеты-снаряды в налетах на Лондон [105].
   Оперативная группа Украинского штаба партизанского движения при Военном совете 1-го Украинского фронта с мая 1944 г. по январь 1945 г. непрерывно получала разведывательные данные от 37 партизанских соединений и отдельных отрядов, которые вели разведку в глубоком тылу противника уже за пределами СССР. Эти сведения позволили советскому командованию уточнить фланги между группами армий «А» и «Юг», характер немецкой обороны на этом направлении, что в итоге позволило подготовить, а затем нанести удар по наиболее слабому участку противника [106]. И подобных примеров немало.
   Партизаны успешно применяли и такую форму борьбы с захватчиками, как рейды. На всех этапах войны задачи партизанских формирований, уходивших в рейды, были неодинаковы. В 1941–1942 гг. их суть состояла в развертывании партизанского движения в новых районах, установлении связи с местными отрядами, повысить морально-психологическое состояние жителей, вселить в них уверенность в скорую победу над врагом.
   Подобные задачи выполняла группа белорусских партизанских отрядов под командованием В.З. Коржа, которая в марте 1942 г. прошла с боями по шести районам Минской области. А 1-я и 4-я партизанские бригады Ленинградской области и латышский партизанский полк «За советскую Латвию» в июне и июле 1942 г. совершили рейды из Ленинградского партизанского края к границам Латвии.
   Иногда рейды начинались с Большой земли. В этих случаях партизанским формированиям приходилось просачиваться через боевые порядки противника на фронте. Так, кавалерийский партизанский отряд «Боевой» под командованием А.К. Флегонтова через разрыв в линии фронта в районе Витебска проник на оккупированную территорию Белоруссии. С августа 1942 г. и до конца октября с боями он прошел более 500 км по тылам врага. На своем пути отряд разгромил несколько полицейских гарнизонов, установил связь с 12 партизанскими бригадами и 5 отрядами, о существовании которых ничего не знали в ЦШПД. Местным партизанам были вручены боевые приказы из центра, а с командным составом проведен инструктаж о порядке их выполнения и о распространении среди населения свыше 100 тыс. экземпляров листовок [107].
   Следует отметить, что до осени 1942 г. рейды партизан были явлением не частым. Тактика действий в них только вырабатывалась. Да и совершались они на небольшую глубину и ограниченными силами.
   Переход Красной Армии во втором периоде войны от стратегической обороны к стратегическому наступлению, широкий размах партизанской борьбы, оснащение партизанских соединений собственными радиоузлами, новейшими минно-взрывными устройствами, а также накопленный боевой опыт позволили направить усилия рейдирующих партизанских формирований на выполнение более масштабных задач: нанесение внезапных ударов по крупным железнодорожным узлам и военно-экономическим объектам противника; дезорганизация в работе его тыла; глубокая разведка в интересах Красной Армии; оказание помощи народам соседних стран в их борьбе против фашизма.
   Эти решения принимались руководящими инстанциями партизанского движения и только в вынужденных случаях (например, выход из блокированных врагом районов) – самостоятельно. Возросла и глубина рейдов: партизаны уходили теперь за сотни и тысячи километров от мест своего прежнего базирования, а чаще всего покидали их навсегда.
   Начало глубоким рейдам положили соединения под командованием С.А. Ковпака (пять отрядов, 1084 человека) и А.Н. Сабурова (шесть отрядов, 1628 человек). 26 октября 1942 г. они двинулись параллельными маршрутами из южной части Брянских лесов на запад, за Днепр.
   В приказе главкома партизанским движением от 15 сентября 1942 г., на основании которого и проводился этот рейд, были поставлены конкретные задачи: развивать партизанское движение и нарушать коммуникации противника Коростень – Киев, Коростень – Овруч, Житомир – Фастов, Овруч – Чернигов, Давидки – Чернигов. Именно по этим железнодорожным артериям снабжались группы армий «Б» и «А», действовавшие на сталинградском и грозненском направлениях. Кроме этого, партизаны должны были срывать оборонительные работы, проводимые противником на реке Днепр, подготовить посадочные площадки для самолетов в населенных пунктах, прилегающих к Киеву, и в самом Киеве [108].
   Выполняя этот приказ, партизанские отряды прошли с боями более 700 км по территории Сумской, Черниговской, Гомельской, Житомирской и части Киевской областей, преодолели Днепр и к 20 ноября 1942 г. вышли в запланированные районы. Они нанесли сильные удары по удаленным от фронта и, как оказалось, слабо охраняемым объектам врага, а главное – по его коммуникациям.
   Партизаны подорвали 55 железнодорожных и шоссейных мостов, 3 электростанции, а одно только соединение Сабурова уничтожило 37 различных складов. Во время рейдов политаппарат соединений распространил среди населения около 900 тыс. экземпляров советских газет и листовок, провел 15 собраний крестьян. За счет добровольного вступления местных жителей численность отрядов выросла с 2712 до 4228 человек. По маршруту рейда удалось создать пять новых партизанских отрядов с общим количеством 660 человек. Такие действие привели к расширению зоны активных действий партизан Украины [109].
   Зимой 1942–1943 г., а также летом и осенью мощные удары по тылам врага нанесли соединения А.В. Германа, С.В. Гришина, С.А. Ковпака, Я.И. Мельника, М.И. Наумова, Ф.Ф. Тараненко, А.Ф. Федорова и другие партизанские формирования.
   В 1944 г. рейдирующие партизанские формирования уже взаимодействовали с наступающими войсками. Некоторые из них, обладая большим боевым опытом, перешли государственную границу СССР и успешно проявили себя за ее пределами, оказав братскую помощь в борьбе с нацизмом народам Польши (соединения и отряды под командованием А.Е. Андреева, П.П. Вершигоры, В.А. Карасева, Н.А. Проколюка и др.) и Чехословакии (соединения и отряды под командованием Л.Е. Беренштейна, В.А. Квитинского, М.И. Шукаева и др.). Всего во втором и третьем периодах войны по заданию штабов партизанского движения было совершено более 40 рейдов, в которых участвовало свыше 100 крупных партизанских формирований.
   Тактика партизан в ходе рейдов отличалась большим разнообразием. В ее основе лежали творческая инициатива, военная хитрость, умелое использование местности, тщательная разведка, тесная связь с населением. Примечательно, что к рейдам переходили не все, а лишь самые подготовленные партизанские формирования, имевшие значительный боевой опыт. Не последнюю роль играл и тот фактор, что морально закаленными людьми руководили инициативные, решительные командиры.
   Длительные и изнурительные переходы в холод и непогоду, недостаток в боеприпасах и продовольствии, бои с превосходящим в силах противником – все это оправдывалось тем, что германскому командованию приходилось отвлекать с фронта дополнительные войска на охрану тыловых объектов. С выходом рейдирующих соединений в новые районы фронт народного сопротивления расширялся, в него вовлекались все новые и новые бойцы.
   Ярким свидетельством непреодолимости партизанского движения явились партизанские края. Так назывались полностью отвоеванные у оккупантов обширные территории. Здесь возобновляли работу довоенные органы советской власти или их функции возлагало на себя партизанское командование, по мере возможности восстанавливалась местная промышленность, производившая продукцию для партизан и населения, возобновляли свою работу школы, медицинские учреждения. В населенных пунктах, расположенных на территории этих краев, размещались партизанские гарнизоны, комендатуры, заставы.
   Непосредственно к партизанским краям примыкали партизанские зоны. Там оккупанты удерживали лишь часть населенных пунктов, наиболее крупных и важных в оперативном отношении. Но их гарнизоны чаще всего оказывались изолированными друг от друга, так как коммуникации, связывавшие места дислокации противника, находились под постоянным воздействием партизан. Военная и административная власть оккупантов в этих зонах носила часто формальный характер, а потому население активно поддерживало партизан.
   Самые крупные партизанские края и зоны располагались на территории Ленинградской, Калининской, Смоленской, Орловской, Курской областей, а также в Белоруссии, северных районах Украины и горной части Крыма, то есть там, где благоприятствовали и природные условия.
   Первый партизанский край возник в октябре 1942 г. в Ленинградской области в треугольнике Старая Русса, Холм, Дно. Территорию около 11 тыс. кв. км контролировала 2-я Ленинградская партизанская бригада под командованием Н.Г. Васильева и С.А. Орлова. Освобожденные районы включали 400 деревень. До войны здесь было 30 сельсоветов и 170 колхозов.
   Именно отсюда партизаны угрожали основным коммуникациям 16-й немецкой армии, прежде всего железнодорожным линиям Дно – Старая Русса и Дно – Новосокольники, а также шоссе Дно – Старая Русса и рокадной дороге Старая Русса – Холм [110]. Важно отметить, что создание первых в Белоруссии партизанских зон: Октябрьской, Любанской, Кличевской – в Полесской, Минской и Могилевской областях, началось осенью 1941 г. [111].
   Победа Красной Армии под Москвой еще более активизировала партизанское движение. В результате действий партизан, направленных против гарнизонов, полицейских участков, жандармских постов и других опорных пунктов противника, возникали новые партизанские края и зоны. Зимой и весной 1942 г. их насчитывалось уже 11 (4 – в Белоруссии, 4 – в Смоленской области, 2 – в Орловской, 1 – в Ленинградской). Иначе говоря, партизаны уже контролировали территорию, равную по площади таким государствам, как Бельгия, Голландия и Дания, вместе взятые [112].
   На одной только территории знаменитого Брянского партизанского края, раскинувшегося с востока на запад от города Дмитров-Льговского, что в Курской области, и до белорусского города Костюковичи, а с севера на юг от Дятьково до украинского города Щорс, располагалось около 500 сел и деревень с населением почти в 200 тыс. человек. Здесь к лету 1942 г. в 60 отрядах сражалось свыше 23 тыс. партизан [113]. Этот партизанский край сыграл большую роль в организации и развертывании партизанского движения в тылу врага на территории РСФСР, Украины и Белоруссии. Он просуществовал до того момента, когда партизаны соединились с частями Красной Армии.
   Особенно бурно партизанские края стали разрастаться в 1943 г. Партизаны Украины держали под своим контролем многие районы Ровенской, Сумской, Житомирской, Черниговской, Волынской, Киевской и других областей. В Белоруссии уже существовало свыше 20 крупных партизанских краев и зон общей площадью 108 тыс. кв. км, или 58,4 % оккупированной врагом территории республики [114].
   Осенью в Ленинградской области образовалось еще 3 партизанских края: в центральной части – 500 населенных пунктов, 150 тыс. жителей, в северо-западной – свыше 400 населенных пунктов, 50 тыс. жителей, в юго-западной – около 400 населенных пунктов, 100 тыс. жителей [115]. Многие партизанские края и зоны удерживались совместными усилиями партизан и населения бывших советских республик: Украинской, Российской, Белорусской, Литовской, Латвийской.
   Летом 1943 г. советские партизаны стали полными хозяевами шестой части всей оккупированной территории, равнявшейся по площади свыше 200 тыс. кв. км [116]. Мощные полосы партизанских краев и зон протянулись от линии фронта к западным границам СССР. В партизанских краях Брянщины, Смоленщины, Курской, Ленинградской, Калининской областей и Белоруссии от «нового порядка» скрывались и трудились ради победы над врагом около 4 млн советских граждан [117].
   Подконтрольные партизанам территории оккупационная администрация уже не смогла использовать в своих интересах, что благотворно влияло на моральное состояние населения не только партизанских краев, но и за их пределами. Жители оккупированных территорий стремились оказаться под защитой партизан.
   Таким образом, партизанские края представляли своеобразный тыл партизанской армии. Здесь размещались партизанские аэродромы и госпитали, осуществлялась военная подготовка нового пополнения и специалистов партизанского дела, обучался командный и политический состав, в типографиях печатались газеты и листовки, а после трудных боев партизаны отдыхали и накапливали силы. Отсюда осуществлялись партизанские рейды, значительно расширявшие сферу боевых и диверсионных действий партизан, совершались налеты на вражеские коммуникации и гарнизоны.
   Население освобожденных районов оказывало партизанам всевозможную помощь. Оно организовывалось в группы и отряды самообороны, заготавливало и доставляло продовольствие и фураж, собирало на полях прошедших боев оружие, готовило запасные базы и лагеря для партизан. На попечении жителей находились раненые и больные. Нередко группы самообороны и сами доступными им способами совершали диверсии, помогали партизанам нести караульную службу и службу боевого охранения, вести разведку.
   В некоторых освобожденных районах сельсоветы провели даже мобилизацию людей призывного возраста в Красную Армию. Так, с территории Орловской и Смоленской областей через линию фронта были переправлены 36 тыс. военнообязанных [118]. Населению и партизанам Ленинградского партизанского края в начале марта 1942 г. удалось собрать и переправить в блокадный Ленинград 250 подвод с продовольствием [119]. Это ли не ярчайшее проявление патриотизма?
   Партизанские края играли важную роль в боевых операциях Красной Армии. Эти контролируемые территории использовались рейдирующими частями и соединениями для маневра и развертывания или выброски (высадки) воздушных десантов. Они же лишали вермахт свободы действий для быстрых перегруппировок сил в своем тылу, следовательно, части вермахта либо вынуждены были ввязываться в бои с партизанами, либо обходить эти районы.
   Ко всему прочему в партизанских краях, которые обычно охватывали лесистые и заболоченные районы, противник при отступлении не мог организовать прочную оборону. А появлявшиеся бреши советские войска нередко использовали при поддержке партизан для выхода в тыл и на фланги противника.
   Чтобы успешно противостоять врагу, партизаны с помощью местного населения создавали вокруг партизанских краев густую сеть укреплений. Места, где могла пройти техника нацистской Германии, минировались, в лесах устраивались завалы, на каждом участке обороны сооружались окопы, траншеи, огневые точки.
   Германское командование периодически направляло в партизанские края и зоны крупные карательные экспедиции, поддерживаемые танками, самолетами, артиллерией. При защите от карателей районов своего базирования и проживавшего там населения партизанам приходилось вести длительные оборонительные бои. Если противнику и удавалось ликвидировать некоторые партизанские районы, то спустя некоторое время с помощью населения партизаны возвращали их, создавали новые базы, с которых разворачивали вооруженную борьбу против оккупантов.
   Ряд законодательных актов, принятых в годы войны, определил правовое положение партизан. Прежде всего они были приравнены к военнослужащим Красной Армии. По состоянию на 15 февраля 1944 г. очередные офицерские звания были присвоены 3408 партизанам, а самым заслуженным из них – В.А. Бегме, А.А. Вершигоре, М.И. Дуке, С.А. Ковпаку, И.П. Кожару, В.И. Козлову, С.В. Рудневу, А.Н. Сабурову, А.Ф. Федорову, В.Е. Чернышеву и другим – генеральские [120].
   Кроме того, семьям партизан выплачивались государственные пенсии и пособия.
   В организации народной борьбы во вражеском тылу активной силой явилось партийное подполье и создаваемые под его руководством боевые патриотические, антифашистские, комсомольско-молодежные подпольные организации и группы, которые действовали не только в городах и других населенных пунктах.
   Создание подпольных организаций началось с первых же дней войны. Некоторые из них удалось организовать заблаговременно, другие – уже после захвата советской территории войсками нацистской Германии и ее европейских союзников.
   Уже 30 июня 1941 г. Центральный Комитет КП(б) Белоруссии издал директиву № 1 «О переходе на подпольную работу партийных организаций районов, занятых врагом». В ней ставилась задача – немедленно приступить к созданию подполья, в первую очередь в районах, подвергшихся оккупации, а также определялись цели подполья, его формы, способы связи, излагались требования по соблюдению строжайшей конспирации [121].
   Аналогичные указания были даны партийным комитетам тех районов, которым уже непосредственно угрожал враг. Так, Орловский обком партии 4 июля потребовал от райкомов и горкомов ВКП(б) без промедления приступить к созданию надежных подпольных ячеек, наметить явочные квартиры в каждом городе, райцентре, рабочем поселке, на железнодорожных станциях, в совхозах и колхозах.
   Областной комитет обязывал районные и городские комитеты ВКП(б) «продумать вопрос о связях с партячейками района, между другими районами и центром области, наметить связных, которые должны быть известны весьма ограниченному кругу людей и тщательно законспирированы» [122].
   Это была сложная и вместе с тем ответственная задача. Трудной она была в силу своей новизны, отсутствия кадров, владеющих опытом нелегальной деятельности. Ответственной – потому, что партийному подполью предстояло стать непосредственным организатором и руководителем народной борьбы в тылу врага. От его подготовки, состава, материально-технического снабжения зависел успех деятельности подполья, а значит, и борьбы советских людей на оккупированной врагом территории.
   В целях создания партийного подполья применялось три варианта действий: заблаговременная организация подпольного комитета и сети первичных партийных ячеек, явочных квартир, связных и т. п.; формирование подпольных партийных организаций, парткомов по инициативе коммунистов, специально оставшихся на оккупированной территории; создание партийного комитета в советском тылу, а затем переброска его через линию фронта на место будущей деятельности.
   Несмотря на трудности, случаи предательства и жесточайший террор, уже к концу 1941 г. на оккупированной территории Ленинградской, Калининской, Смоленской, Орловской и Курской областей, Карело-Финской, Белорусской, Молдавской и Украинской республик действовали 18 подпольных обкомов, более 260 окружкомов, горкомов, райкомов и других подпольных партийных органов, а также около 300 горкомов и райкомов комсомола [123]. Они и развертывали борьбу народа с врагом.
   Характерно, что в своей массе члены организаций, которыми руководили подпольные партийные комитеты, были беспартийными. Например, в подпольно-диверсионной организации имени К.Е. Ворошилова, действовавшей на Украине, из 1300 человек было 84 коммуниста, 175 комсомольцев, остальные – беспартийные.
   Подпольная организация Таганрога состояла из 400 человек: 42 коммуниста, 47 комсомольцев, 311 беспартийных. В Могилеве беспартийные патриоты составляли основу подпольной организации «Комитет содействия Красной Армии» [124].
   Аналогичный состав подполья наблюдался повсеместно. Однако по сложившейся советской традиции большинство подпольных организаций и групп возглавляли коммунисты и комсомольцы.
   На бойцов подполья возлагался большой объем задач: ведение разведки, разоблачение фашистской пропаганды, распространение листовок, газет и прокламаций, доведение до населения призывов партии и правительства СССР, совершение диверсионных актов на промышленных предприятиях и транспорте, организация саботажа, всемерная помощь партизанскому движению.
   Работа подпольщиков была сопряжена с чрезвычайными опасностями: ведь в населенных пунктах располагались вражеские гарнизоны, штабы, разведывательные и контрразведывательные органы. Каждый неверный шаг мог привести, а подчас и приводил к гибели подпольщика, даже к раскрытию всей организации. Поэтому приходилось действовать, соблюдая строжайшую конспирацию, в одиночку или небольшими группами, каждая из которых специализировалась на каком-то одном деле: либо печатание и распространение прокламаций, либо ведение разведки, либо совершение террористических акций и диверсий и тому подобное.
   Нередко подпольщикам приходилось одевать маску врага. По заданию подпольных партийных организаций или партизанского командования они устраивались на работу в военные и административные учреждения противника, демонстрировали показную лояльность «новому порядку». Это позволяло им выведывать секреты военного характера, выявлять изменников Родины, провокаторов и шпионов, предупреждать население о готовящихся облавах, а партизан – о карательных акциях. Самым ужасным для подпольщиков был даже не постоянный риск, а сознание того, что все вокруг считают их предателями. А это было пострашнее смерти. Но ради победы над врагом патриоты шли на такой шаг сознательно.
   Уже летом 1941 г. в Пскове и Псковском районе в различных органах немецкой администрации работали 32 человека, связанные с районным комитетом партии, который возглавлял И.Г. Киселев. Выполнял поручения Киселева начальник полиции Верхне-Галковской волости Николаев. Он передавал сведения, поступавшие в жандармское управление, снабжал подпольщиков чистыми бланками немецких и полицейских удостоверений, заранее предупреждал партизан о готовящихся карательных акциях. Полицейский старшина Тямшанской волости Егоров зимой 1941–1942 г. организовал из молодежи группу, с которой собрал и передал в подпольную организацию 3 станковых и 7 ручных пулеметов, 34 винтовки, свыше 5 тыс. патронов [125]. И подобных примеров множество.
   Самой тяжелой для подпольщиков оказалась первая военная зима и весна 1942 г. Отсутствие достаточного опыта, пренебрежение к конспирации привели, как и в начале войны, к провалу многих подпольных организаций.
   Так, серьезные нарушения в нелегальной работе допускали члены подпольной организации «Военный совет партизанского движения», которые работали в тесном контакте с Минским городским комитетом партии. Вопреки всем правилам конспирации ее руководящее ядро издавало письменные распоряжения, в своем штабе устанавливало дежурства, а значит, большинство членов организации знали друг друга. Все это и дало возможность проникшему в ее ряды вражескому агенту выявить многих подпольщиков. В результате минскому подполью был нанесен огромный урон: в марте – апреле 1942 г. германские спецслужбы арестовали свыше 400 человек, разгромили типографию, многие конспиративные квартиры.
   Невосполнимыми были потери в руководстве подпольем. Немцы схватили членов городского комитета партии С.И. Зайца и И.П. Казинца, секретаря Г.М. Семенова. Вплоть до начала мая нацистские палачи подвергали арестованных изощренным пыткам. И однажды жители Минска увидели страшную картину: на деревьях и телеграфных столбах висели 28 руководящих работников подполья. 251 подпольщик был расстрелян [126]. Крупные провалы были и в других районах [127].
   Тем не менее первые серьезные испытания не сломили подпольщиков. Они все более приспосабливались к чрезвычайно опасным условиям, действуя как в одиночку, так и небольшими группами. Следуя азам конспирации, их членам уже не сообщались пароли и явки других групп, как это иногда случалось раньше. Через руководителя, связанного с уполномоченным из центра, подпольщики стали получать задания по цепочке. Отрабатывалось функциональное распределение обязанностей внутри организации. Все это повышало боевые возможности подполья и его устойчивость.
   Для второго периода Великой Отечественной войны характерно значительное расширение сети боевого подполья в городах и населенных пунктах. Так, в Крыму к началу 1943 г. действовало 100 подпольных организаций и групп, насчитывавших свыше 1300 человек [128], в Ростовской области – 41 организация в количестве 1028 человек [129]. Брестский областной антифашистский комитет объединял 404 подпольные организации, куда входили 1859 человек [130]. Такое же положение наблюдалось повсеместно.
   Расширилось и число подпольщиков, работавших в военном и административном аппаратах оккупационных властей. Повысился уровень пропаганды среди населения. На оккупированной территории подпольщики распространяли сотни тысяч листовок и газет, передаваемых с Большой земли через представителей партийных комитетов и партизан.
   В 1943 г. подпольщики и партизаны своими силами издавали 281 газету, миллионы прокламаций и листовок, в которых, используя местный материал, а также информацию, полученную с помощью радиопередатчиков, разоблачали оккупационный режим, фашистскую пропаганду, сообщали о положении на фронте и в советском тылу [131].
   Большую работу подпольные организации проводили также среди солдат немецких, румынских, словацких и других воинских частей и различного рода националистических формирований. Так, например, в августе 1943 г. подпольщица Мария Литвинова сумела создать инициативную группу из солдат Русской освободительной армии, расквартированных в населенном пункте Слободка Калининской области.
   Ряды этой группы быстро росли, и вскоре она подняла восстание в гарнизоне. Ликвидировав 34 противника и коллаборациониста – изменника Родины, уничтожив 7 автомашин и 3 склада, 46 солдат с вооружением и имуществом, они перешли на сторону бригады партизан, которой командовал А.М. Гаврилов.
   Одновременно восстали солдаты РОА в деревне Заверняка: 67 человек, перебив своих командиров, влились в партизанскую бригаду Ф.Т. Бойдина [132]. Благодаря усилиям подпольщиков на сторону партизан Калининской области в 1943 г. перешли 1687 солдат РОА. И такие случаи были далеко не единичны.
   В борьбе с врагом и предателями Родины подавляющая часть подпольщиков проявила незаурядный ум и народную смекалку, они смело шли на риск.
   Много худа жителям города Невеля причинил бургомистр П.П. Васильев, назначенный оккупантами главой этого населенного пункта. Чтобы избавиться от этого коллаборанта, подпольный горком партии переправил в город Елену Алексеевну Кильдешеву – бывшую преподавательницу Невельского педагогического училища. Хорошо знавшая Васильева еще с довоенных времен, она надеялась убедить его отказаться от службы оккупантам. Однако все ее попытки не дали желаемых результатов.
   Подпольщица была арестована. Но, даже находясь в руках врага и зная, что ее ждет смерть, женщина не утратила присутствия духа. Раздобыв клочок бумаги, Кильдешева написала записку, из которой следовало, что Васильев «связан» с советской разведкой. Чтобы придать этой версии большую убедительность, она, предварительно скомкав записку, разорвала ее на части, а по пути на очередной допрос случайно ее «обронила». Так компрометирующий бургомистра «документ» попал к гестаповцам.
   «Факты» были неопровержимыми: Е.А. Кильдешева уполномочена советской разведкой получить от Васильева собранные им в последнее время сведения о невельском гарнизоне, системе обороны вокруг города, о движении поездов через станцию Невель. Немцы, несмотря на все заверения бургомистра в верности, казнили его. Погибла и Елена Алексеевна Кильдешева, посмертно она была награждена орденами Отечественной войны и Красного Знамени [133].
   Помимо сведений разведывательного характера подпольщики передавали партизанам продовольствие, медикаменты, оружие и боеприпасы, а когда возникала опасность провала, сами вливались в партизанские отряды.
   В Столице Украины, Киеве, действовало 68 подпольных организаций и групп, которые объединяли 693 человека. Для своей работы они использовали 140 конспиративных квартир, привлекли к активной деятельности 98 связных, преимущественно женщин. За период оккупации подпольщики Киевщины направили в партизанские отряды 2 тыс. бойцов, 52 пулемета, 2743 винтовки, автомата и пистолета, более 144 тыс. патронов, свыше 3300 гранат, 945 кг взрывчатых веществ и другое военное снаряжение. Они спасли от вывоза в Германию около 8 тыс. советских людей, тысячу военнослужащих освободили из плена [134].
   Крупный политический резонанс имели акции возмездия, которые осуществили подпольщики в отношении высших чинов вермахта и оккупационного аппарата. В августе 1941 г. в Минск прибыл наместник Гитлера в Белоруссии В. Кубе. Под его руководством в Белоруссии захватчики чинили страшные злодеяния. Они сжигали целые деревни вместе с населением, уничтожали тысячи мирных жителей, не говоря уже о военнопленных. В кругу своих ближайших сподвижников Кубе не раз повторял: «Надо, чтобы одно только упоминание моего имени приводило в трепет каждого русского и белоруса, чтобы у них мозг леденел, когда услышат «Вильгельм Кубе».
   В ночь на 22 сентября 1943 г. палач белорусского народа был казнен минскими подпольщиками в своей собственной резиденции. А прославленный советский разведчик Н.И. Кузнецов с помощью ровенских подпольщиков ликвидировал заместителя рейхскомиссара Украины Г. Кнута, командующего карательными войсками на Украине генерала М. Ильгена, имперского советника финансов Геля и других [135].
   Борьба подпольщиков активизировалась с приближением Красной Армии. Часто переходя от подпольных методов борьбы к партизанским действиям, патриоты спасли в этот период от угона в фашистское рабство сотни тысяч граждан, предотвратили разрушение и разграбление тысяч предприятий, заводов, шахт и жилых зданий.
   Навеки останется в памяти соотечественников бессмертный подвиг таких подпольных организаций, как «Молодая гвардия» в Краснодоне, «Партизанская искра» в Николаевской области, людиновская молодежная организация в Калужской области, а также подпольщиков Минска, Киева, Могилева, Одессы, Витебска, Днепропетровска, Симферополя, Севастополя, Смоленска, Каунаса, Риги, Петрозаводска, Пскова, Гомеля, Орши и многих других городов.
   Возраставшее сопротивление врагу на оккупированной территории обусловливалось и все более ужесточившимися социально-экономическими, политическими и военными мероприятиями оккупантов. В городах и промышленных центрах нацисты и их приспешники из числа коллаборационистов настойчиво пытались привлечь рабочих и служащих для восстановления и налаживания промышленных предприятий. Однако из этого мало что получалось. Рабочие прятали инструменты и оборудование, приводили их в негодность, умудрялись выносить из цехов готовую продукцию.
   Только за восемь месяцев 1942 г. на Конотопском паровозостроительном заводе было испорчено 245 паровозов. В Одессе на заводе имени Красной гвардии удалось разукомплектовать 80-тонный пресс, на восстановление которого оккупанты потратили почти год [136].
   В Мариуполе фирма Круппа восстанавливала завод «Азовсталь». Когда все было почти готово к пуску доменной печи, рабочие взорвали водяной затвор, и печь вышла из строя. Немцы разыскали скрывавшегося в городе известного сталевара Макара Мазая и за большие деньги и любые привилегии предложили помочь наладить выпуск металла. Но патриот предпочел смерть предательству [137].
   Несмотря на все усилия оккупационной администрации, крупные промышленные гиганты в Запорожье, Днепропетровске, Макеевке, Мариуполе, Харькове, Ворошиловграде, Минске, Киеве, Кривом Роге, Никополе и других городах практически бездействовали.
   В Харькове весной 1942 г. в числе действующих значилось 51 предприятие с числом работающих всего 1287 человек, то есть по 20–25 человек на каждом предприятии. К лету положение мало чем изменилось, хотя немцы предприняли самые жесткие меры по привлечению рабочих на заводы [138].
   Об обстановке на предприятиях тяжелой промышленности можно судить по ноябрьскому отчету за 1942 г. немецкого управляющего, которому было поручено восстановление листопрокатного, доменного и мартеновского цехов металлургического завода имени Дзержинского в Днепродзержинске: «Это был огромный завод, мы не могли его восстановить. Теперь производим в месяц 80 бричек, 1500 напильников, 80 тыс. костылей для рельсов… Большевики дали новому поколению очень хорошее школьное образование… С ними трудно сговориться. Работа производится под большим давлением» [139].
   Таким образом, во многих случаях оккупанты вынуждены были довольствоваться мелким ремонтом несложной военной техники или производством зажигалок, печей для отопления блиндажей, лопат, кроватей и других подобных им предметов.
   Большие надежды оккупанты возлагали на использование богатств Донецкого угольного бассейна. Но и здесь патриоты воспрепятствовали исполнению их планов. В результате германским нацистам пришлось завозить в Донбасс и уголь, и своих шахтеров.
   Саботаж и диверсии не дали противнику в полной мере воспользоваться и нефтью, на добычу которой при планировании наступления летом 1942 г. Гитлер делал большую ставку. Сопротивление рабочих позволило захватчикам за весь период оккупации (до конца 1942 г.) добыть на Кубани менее полуторасуточной довоенной добычи нефти в этом регионе, то есть около 10 тыс. тонн [140].
   Чаще всего население использовало такую форму саботажа, как массовое уклонение от работ. Бывший подпольщик Герой Советского Союза Т.Ф. Новак вспоминал: «На ровенских городских предприятиях едва теплилась жизнь. Почти полностью прекратилась работа на мебельной фабрике, на «Металлисте», на кафельном заводе, на деревообрабатывающей фабрике, на складе лесоматериалов».
   Несмотря на угрозы репрессий, рабочие не выходили в цеха, разбегались: одни спешили в села, другие в лес, к партизанам [141]. Судя по отчету хозяйственного штаба «Восток» главному командованию сухопутных сил от 22 мая 1944 г., 1,6 млн человек трудоспособного населения избежали мобилизации и направления на работу [142].
   Безусловно, германские оккупанты совместно со своими европейскими союзниками не собирались мириться со сложившимся положением. Все чаще они переходили от «заигрываний» к массовым репрессиям. Например, не добившись от рабочих Гомельского паровозовагоноремонтного завода прекращения саботажа с помощью уговоров, немцы 7 и 8 февраля 1943 г. арестовали около 200 человек. В течение двух недель они их истязали.
   Жесточайший террор и репрессии не заставили рабочих выполнять распоряжения оккупационной администрации. Следователь К. Гартман, попав позже в советский плен, заявил на допросе по этому поводу: «Легче было из камня воду выжать, чем добиться от них признания». 22 февраля 1943 г. нацисты часть расстреляли, а других бросили в ямы живыми и закопали [143].
   На оккупированной территории широкий размах получила борьба против угона населения на фашистскую каторгу. Сопротивление приобретало самые различные формы. Кто укрывался от мобилизации, кто доставал фиктивные документы о возрасте, состоянии здоровья или семейном положении, а кто непосредственно убегал со сборных пунктов и т. п.
   Свою лепту в борьбу с врагом внесло крестьянство. Самыми различными способами сельское население сохраняло колхозную собственность, саботировало принятый руководителями нацистской Германии 15 февраля 1942 г. «аграрный закон» о создании вместо колхозов «общинных хозяйств», по сути превращавших их в крепостных, уклонялось от уплаты налогов, срывало поставки сельскохозяйственных продуктов, тормозило торговлю и товарообмен с оккупационными властями.
   Из доклада командующего тыловым районом группы армий «Центр» от 7 ноября 1942 г., следует, что в результате действий партизан и саботажа мирного населения не удалось заготовить 21 тыс. тонн зерна, 22 тыс. тонн картофеля, 96 тыс. голов крупного рогатого скота. Если бы оккупанты получили эти продукты, они могли бы в течение года кормить 300 тыс. человек хлебом, четыре месяца картофелем и три месяца мясом [144].
   Вместе с рабочими и крестьянами против установления «нового порядка» самоотверженно боролась интеллигенция. Используя свои профессиональные знания, она способствовала эффективности совершаемых на предприятиях и железнодорожном транспорте диверсий, помогала населению уклониться от трудовой повинности и мобилизаций, оказывала помощь раненным солдатам и офицерам Красной Армии.
   Группа медицинских работников под руководством врача Е.Г. Попковой освободила из днепропетровского лагеря около 800 военнопленных. Пользуясь тем, что немецкий врач, возглавлявший комиссию по определению инвалидности, больше всего на свете боялся получить инфекцию и заболеть, Попкова взяла работу комиссии в свои руки. Решение было оригинальное, но и опасное: представлять на комиссию одних и тех же безнадежно больных пленных, но под разными фамилиями. В конце концов она добивалась освобождения совершенно здоровых людей. Многих военнопленных врачи этой группы спасли за счет того, что искусственно создавали временную нетрудоспособность – потерю зрения, аритмию и т. д. Большинство освобожденных ими советских воинов пополнили партизанские отряды или вернулись в ряды Красной Армии.
   Профессор П.М. Буйко, привлеченный оккупационной администрацией к работе в комиссии при бирже труда города Фастова, избавил от угона в Германию тысячи юношей и девушек. Установив связи с партизанами, он переправлял в отряд спасенных им людей.
   Когда в июне 1943 г. немцы узнали об его подпольной деятельности, профессор и сам ушел к партизанам. В одном из боев он попал в руки врага. Смерть врача была мучительной: фашисты облили Буйко бензином и подожгли. Имя этого отважного патриота не забудется никогда [145].
   Население всячески саботировало формирование оккупационного аппарата, особенно когда немцы хотели укомплектовать его местными жителями. Многие или отказывались от работы в этих органах, или, поступив на службу, связывались с партизанами и подпольщиками, оказывая им посильную помощь.
   Патриоты сохраняли советские книги, портреты любимых героев, знамена, флаги, государственные гербы, документы советских учреждений и организаций, тайно от врага собирались вместе и обсуждали ход Великой Отечественной войны, отмечали советские праздники, отдельные смельчаки даже вывешивали ночью красные флаги на зданиях учреждений оккупационной администрации, сознавая, какой опасности они подвергают себя и своих близких.
   Столь широкое сопротивление оккупантам со всей убедительностью свидетельствует о том, что в своем большинстве советские люди не стали на захваченной немцами территории какой-то «третьей силой». А ведь именно на это очень рассчитывали нацистские лидеры.
   Опыт Великой Отечественной войны, а также локальных войн и военных конфликтов последнего времени свидетельствует, что народы, борющиеся за свое национальное и социальное освобождение, нередко прибегают к таким исторически испытанным и эффективным способам сопротивления как саботаж, партизанская и подпольная борьба.
   В совокупности эти формы и методы борьбы при их умелом применении могут парализовать экономическую и политическую деятельность антинародных государственных структур, нанести большой ущерб противоборствующей стороне, создать для противника условия, истощающие его силы.
   Когда партизанские и подпольные методы борьбы с агрессором скоординированы с регулярными войсками действующей армии, то эффективность их действий значительно повышается.
   Исторический опыт учит, что к партизанской и подпольной борьбе государство, заботящееся о своем суверенитете и национальной целостности, должно быть готово постоянно. С этой целью важно иметь продуманную теорию использования в войне народных форм борьбы, отлаженную в мирное время систему управления партизанскими силами, подготовленные кадры, скрытно размещенные на вероятных путях движения противника базы с запасами оружия, боеприпасов, продуктов, технических средств связи. А организаторы партизанских действий должны отлично владеть методами конспирации, разведки и контрразведки, уметь устанавливать и поддерживать прочные связи с населением, вести среди него и войск противника пропаганду и контрпропаганду.
   Отсутствие всех этих элементов боевой готовности страны к началу Великой Отечественной войны привело к тому, что партизанская и подпольная борьба на оккупированной территории СССР прошла сложный путь становления и развивалась с большими трудностями. Реальную силу помощи Красной Армии она приобрела лишь к концу первого года войны. Эти усилия дались дорогой ценой. Тысячи партизан и подпольщиков погибли.
   Сопротивление оккупантам нарастало по мере того, как под воздействием кровавых репрессий, грабежей и издевательств в людях вызревали ненависть к врагу, решимость бороться с ним всеми доступными в конкретной обстановке средствами и методами. Все большие масштабы приобретала такая скрытая форма сопротивления, как саботаж мероприятий оккупационных властей. Наиболее активная часть населения постепенно включалась в подпольную деятельность, вступала в ряды народных мстителей – партизан.
   Героическая борьба в тылу противника – одна из ярких страниц Великой Отечественной войны, выдающийся подвиг народов бывшего СССР, их национальная гордость. Народное сопротивление на оккупированной территории, приобретя гигантские масштабы, имело важное военное, политическое и экономическое значение.
   Партизаны и подпольщики создали второй советский фронт в тылу врага. Они вели борьбу с оккупантами на уничтожение. Партизаны физически убили и ранили сотни тысяч солдат и офицеров вермахта, их сообщников, совершили более 20 тыс. крушений эшелонов, подорвали 120 бронепоездов, вывели из строя почти 17 тыс. паровозов и 171 тыс. вагонов, взорвали 12 тыс. мостов на железных и шоссейных дорогах, уничтожили или захватили свыше 65 тыс. автомашин [146]. Этого количества вражеских сил и средств хватило бы оккупантам для создания стратегической группировки.
   Велико и экономическое значение борьбы советских патриотов. Они не дали оккупантам реализовать агрессивные замыслы осуществить в запланированных масштабах грабеж материальных и культурных ценностей Родины. Партизаны и подпольщики спасли от уничтожения сотни тысяч соотечественников.
   Сопротивление в тылу врага ярко продемонстрировало патриотизм людей, их непреклонную волю к победе, готовность идти на самопожертвование ради защиты не только своего очага, но и Отечества. Это было поистине народное движение. Общее количество партизан вместе с их организованными
   резервами составляло более 2,8 млн человек; их поддерживала 220-тысячная армия подпольщиков, миллионы людей активно участвовали в военном, политическом и экономическом саботаже мероприятий оккупационных властей.
   Благородные цели Великой Отечественной войны придали борьбе в тылу врага интернациональный характер. Вместе с советскими патриотами на оккупированной врагом территории СССР сражались не менее 10 тыс. иностранцев-антифашистов: поляков, чехов, словаков, венгров, австрийцев, болгар, испанцев, югославов и представителей других европейских стран [147]. Многие из них были награждены советскими орденами и медалями, а словаку Яну Налепке и немцу Фрицу Шменкелю было присвоено звание Героя Советского Союза.
   Самоотверженная борьба советских людей в тылу противника явилась огромным вдохновляющим примером для народов других стран, оккупированных нацистами. Под ее влиянием значительно активизировались силы движения Сопротивления. Его участниками были около 50 тыс. граждан СССР, волею судьбы оказавшихся за пределами своего Отечества.
   За героизм и мужество, проявленные в годы суровых испытаний, более 300 тыс. патриотов награждены орденами и медалями, 249 – присвоено звание Героя Советского Союза, а С.А. Ковпак и А.Ф. Федоров были удостоены этого высокого звания дважды. Их имена навсегда останутся в памяти поколений.
//-- Примечания --//
   1. Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.: Статистический сборник. М., 1990. С. 20–21.
   2. Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. С. 21–22, 42,85–86.
   3. Боффа Дж. История Советского Союза: пер. с итал. Т. 2. М., 1990. С. 99.
   4. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т. 2. М., 1973. С. 15.
   5. Deutschland im Zweiten Weltkrieg. Berlin. 1974. Bd. 1. S. 563.
   6. За рубежом. 1988. № 36. C. 16.
   7. «Совершенно секретно! Только для командования!»: Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы. М., 1967. С. 103–107.
   8. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза: Документы и материалы. М., 1987. С. 70.
   9. Там же. С. 67–70.
   10. Безыменский Л. Разгаданные загадки третьего рейха: Книга не только о прошлом. М., 1981. С. 272–273.
   11. Vierteljareshefte fur Zeitgeschichte. 1958. № 3.
   12. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза. С. 58–59.
   13. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4. S. 127; Tomas G. Geschichte der deutschen Wehr – und Rustungs – wirtschaft (1918–1943/45). Boppard, 1966. S. 300; Below N. Als Hitlers Adjutant 1937–1945. Mainz, 1980. S. 181.
   14. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4. S. 130.
   15. Unternehmen Barbarossa. Paderborh, 1984. S. 181.
   16. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4. S. 130–132.
   17. Unternehmen Barbarossa. S. 377–379.
   18. От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада: пер. с нем. М., 1988. С. 377.
   19. Fall Barbarossa. S. 365; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4. S. 153.
   20. Германия во второй мировой войне 1939–1945: пер. с нем. М., 1971. С. 113.
   21. Верт Н. История советского государства. 1900–1991: пер. с фр. М., 1994. С. 313.
   22. Нюрнбергский процесс. Т. 7. М., 1961. С. 229–230.
   23. Deutschland im Zweiten Weltkrieg. Bd. 1. S. 562.
   24. Гитлеровская оккупация в Литве: сборник статей. Вильнюс, 1966. С. 91.
   25. Мельников Д., Черная Л. Империя смерти: Аппарат насилия в нацистской Германии 1933–1945 гг. М., 1987. С. 332.
   26. Ни давности, ни забвения… По материалам Нюрнбергского процесса. М., 1985. С. 371.
   27. Азясский Н., Князьков А. Плечом к плечу: советские партизаны в период подготовки и в ходе Курской битвы (апрель – август 1943 г.). Воронеж, 1988. С. 18.
   28. Верт Н. История советского государства. 1900–1991. С. 314.
   29. Народная война в тылу фашистских оккупантов на Украине. 1941–1944. Кн. 1. Киев, 1985. С. 137.
   30. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза: документы и материалы. С. 117–118.
   31. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. Т. 2. Минск, 1984. С. 38.
   32. Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 7021. Оп. 149. Д. 94. Л. 43.
   33. Там же. Л. 21.
   34. Там же. Д. 7. Л. 42.
   35. Там же. Л. 121–122.
   36. Там же. Д. 28. Л. 24.
   37. Там же. Д. 227а. Л. 1–3.
   38. Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 2. С. 99.
   39. ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 149. Д. 89. Л. 55.
   40. За рубежом. 1988. № 36. С. 18.
   41. Там же.
   42. Unternehmen Barbarossa. S. 377.
   43. Fall Barbarossa. S. 365; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 4. S. 153.
   44. Верт H. История советского государства. 1900–1991. C. 316.
   45. Российский Центр хранения и изучения документов новейшей истории (далее – РЦХИДНИ). Ф. 69. Оп. 1. Д. 1090. Л. 39–40.
   46. ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 148. Д. 172. Л. 3.
   47. Там же. Д. 11. Л. 10–11.
   48. Вроньска Т.В. В умовах вшны: життя та побут населения м!ст Укратны (1943–1945 гг.). Киев, 1995. С. 7.
   49. Социологические исследования. 1991. № 2. С. 6.
   50. Верт Н. История советского государства. 1900–1991. С. 31.
   51. Семиряга М.И. Тюремная империя нацизма и ее крах. С. 228; Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 96.
   52. ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 149. Д. 7. Л. 58–59.
   53. ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 148. Д. 9. Л. 1–9.
   54. Там же. Д. 174. Л. 1.
   55. Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland 1941–1945. Eine Studie uber Besatzungpolitik. Dusseldorf, 1981. S. 550, 559, 660; Frolich S. General Wlassov. Russen und Deutschen zwischen Hitler und Stalin. Koln, 1978. S. 59, 63; Hesse E. Der Sowjetische Partisanenkrieg 1941–1944 im Spiegel deutschen Kampfweisungen und Befehle. Zurich, Frankfurt, 1969. S. 124; Hoffmann J. Die Geschichte der Wlassov-Armee. Freiburg, 1986. S. 14, 358; Hoffmann J. Kaukasien 1942/43. Das deutsche Herr und die Orientvolker der Sowjetunion. Freiburg, 1991. S. 46–47; Muller-Hillebrand. Das Heer 1933–1945. Frankfurt a/M., 1966. Bd. 3. S. 70,114,141; Unternehmen Barbarossa. Paderborn, 1984. S. 198.
   56. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО). Ф. 2. Оп. 176495. Д. 378. Л. 32–33; Streit Ch. Sowjetische Kriegsgefangene – Massendeportationen – Zwangsarbeit // Der Zweite Welt-kieg. Munchen, Zurich, 1990. S. 747.
   57. Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland 1941–1945. S. 551.
   58. Ibid. S. 550.
   59. Muller-Hillebrand. Das Heer 1933–1945. Bd. 3. S. 135.
   60. Hoffmann J. Kaukasien 1942/43. S. 56.
   61. Ibid. S. 56.
   62. Ibid. S. 46.
   63. Muller-Hillebrand. Das Heer 1933–1945. Bd. 3. S. 141.
   64. Hoffmann J. Die Geschichte der Wlassov-Armee. S. 80.
   65. ЦАМО. Ф. 32. On. 11306. Д. 295. Л. 94–95, 98, 110; Институт военной истории (далее – ИВИ). Документы и материалы. Ф. 191. Оп. 233. Д. 97. Л. 126,127,134; Д. 100. Л. 62, 63, 74, 89,156.
   66. Hoffmann J. Kaukasien 1942/43. S. 46, 47.
   67. Ibid. S. 56.
   68. Muller-Hillebrand. Das Heer 1933–1945. S. 142,184.
   69. ЦАМО. Ф. 32. On. 11306. Д. 231. Л. 356, 358, 361; Д. 772. Л. 134; Ф. 208. On. 2526. Д. 5a. Л. 443–448; Ф. 326. On. 2675. Д. 348. Л. 4–5; Ф. 2. On. 176495. Д. 378. Л. 76.
   70. Боевой устав пехоты Красной Армии. М., 1942. Ч. 1. С. 28.
   71. ЦАМО. Ф. 32. Оп. 11306. Д. 231. Л. 365–366.
   72. Шелленберг А. Лабиринт: Пер. с нем. М., 1991. С. 265–266.
   73. Hoffmann J. Kaukasien 1942/43. S. 267.
   74. Frohlich S. General Wlassov. S. 256.
   75. Поздняков В.В. Андрей Андреевич Власов. Сиракузы. США, 1973. С. 153.
   76. Новое время. 1994. № 23. С. 36–37.
   77. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 3. Л. 16–17.
   78. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза: документы и материалы. С. 117.
   79. Белов П.А. За нами Москва! М., 1963. С. 255.
   80. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 59. Д. 401. Л. 10.
   81. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 59. Д. 401. Л. 19.
   82. Там же. Л. 21.
   83. ЦАМО. Ф. 32. Оп. 795436. Д. 3. Л. 291–293.
   84. Там же. Оп. 11312. Д. 7. Л. 201–202.
   85. Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК). Ф. 9476. Оп. 1.Д. 276.Л. 2.
   86. Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945: краткая история. М., 1984. С. 100.
   87. Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны 1941–1944. Минск, 1983. С. 21.
   88. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 784. Л. 4; История второй мировой войны. 1939–1945. Т. 5. С. 285.
   89. Там же. Д. 58. Л. 22.
   90. Старинов И.Г. Пройти незримым. С. 164.
   91. Там же. Л. 22.
   92. Князьков А.С. Юденков А.Ф. Народная война за линией фронта. М„1990. С. 57.
   93. ЦАМО. Ф. 236. Оп. 2727. Д. 6. Л. 7–9.
   94. Война в тылу врага: О некоторых проблемах истории советского партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. Вып. 1. С. 221–222.
   95. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1990. Т. 3. С. 74.
   96. Миддельдорф Э. Тактика в русской кампании: пер. с нем. М., 1958. С. 344.
   97. Фуллер Д. Вторая мировая война (1939–1945): пер. с англ. М., 1956. С. 332.
   98. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 6. С. 281.
   99. Война в тылу врага: О некоторых проблемах истории советского партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. М., 1974. Вып. 1. С. 222.
   100. Государственный архив Республики Беларусь. Ф. 3500. Оп. 3. Д. 115. Л. 164; РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 721. Л. 1.
   101. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 1. Л. 32–33, 44, 56.
   102. Там же. Д. 721. Л. 3–4.
   103. ЦАМО. Ф. 2. Оп. 795437. Д. 16. Л. 595.
   104. Центральный государственный архив общественных объединений Украины. Ф. 62. Оп. 5. Д. 1. Л. 40.
   105. ЦАМО. Ф. 241. Оп. 10254. Д. 18. Л. 41–42.
   106. Опыт партизанской борьбы советского народа в годы Великой Отечественной войны и народов Европы в годы второй мировой войны. М., 1964. С. 176–177.
   107. В час испытаний: Воспоминания ветеранов. М., 1989. С. 23.
   108. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 4. Л. 76–78.
   109. Украинская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941–1945 гг. Киев, 1975. Т. 1. С. 512.
   110. Петров Ю.П. Партизанское движение в Ленинградской области 1941–1944. Л., 1977. С. 164, 191.
   111. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков. Т. 1. Минск, 1983. С. 490.
   112. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 354.
   113. Очерки истории Брянской организации КПСС. Тула, 1982. С. 342.
   114. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков. Т. 2. Минск, 1984. С. 419–420.
   115. Великая Отечественная война 1941–1945: энциклопедия. М., 1985. С. 536.
   116. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945. М., 1978. С. 376–377.
   117. Партизанское подполье: Деятельность подпольных партийных органов и организаций на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны. М., 1983. С. 323.
   118. Дандыкин Т.К. Организаторская деятельность партии по налаживанию военно-хозяйственной и политической жизни в партизанских краях и зонах (1941–1943 гг.). Брянск, 1972. С. 15.
   119. В тылу врага. Борьба партизан и подпольщиков на оккупированной территории Ленинградской области. 1942: сборник документов. Л., 1981. С. 45–46.
   120. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 28. Л. 18.
   121. Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944): документы и материалы. Т. 1. Минск, 1967. С. 52–53.
   122. Партия во главе народной борьбы в тылу врага 1941–1945 гг. М„1976. С. 49.
   123. Великая Отечественная война Советского Союза. 1941–1945: Краткая история. М., 1984. С. 100.
   124. Война в тылу врага: О некоторых проблемах истории советского партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. Вып. 1. С. 241–242.
   125. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 1085. Л. 1–2.
   126. Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков. Т. 1. С. 239; Партийное подполье в Белоруссии. 1941–1944: Страницы воспоминаний. Минск, 1984. С. 64.
   127. Народная война в тылу врага. М., 1971. С. 117.
   128. Герои подполья: о подпольной борьбе советских патриотов в тылу немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. М., 1970. Вып. 2. С. 75.
   129. Очерки истории партийной организации Дона (1921–1971). Ростов. 1973. С. 378.
   130. Князьков А.С., Юденков А.Ф. Народная война за линией фронта. С. 49.
   131. Партизанские и подпольные газеты в годы Великой Отечественной войны 1941–1945. М., 1976. С. 15.
   132. Герои подполья. Вып. 1. С. 462–463.
   133. Народная война в тылу врага. С. 127–128.
   134. Народная война в тылу фашистских оккупантов на Украине. 1941–1944. Киев, 1985., Кн. 1. С. 319, 358, 360–361.
   135. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 7. С. 314.
   136. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 5. С. 296.
   137. Стафийчук И.П. Комсомол Украины в партизанском движении. М, 1968. С. 80.
   138. Загорулько А.А., Юденков А.Ф. Крах плана «Ольденбург». М., 1974. С. 226.
   139. Ученые записки Харьковского университета. Харьков, 1959. Вып. № 107. С. 192.
   140. РЦХИДНИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 21. Л. 94–95; Д. 383. Л. 7.
   141. Новак Т.Ф. Пароль знают немногие. М., 1966. С. 504–505.
   142. Павлов Я. В.И. Ленин и партизанское движение. Минск, 1979. С. 312.
   143. Земсков В.Н. Ведущая сила всенародной борьбы: Борьба советского рабочего класса на временно оккупированной фашистами территории СССР (1941–1944 гг.). М., 1986. С. 39.
   144. Мюллер Н. Вермахт и оккупация. С. 210.
   145. Народная война в тылу фашистских оккупантов на Украине. 1941–1944. Кн. 1.С. 318.
   146. Пономаренко П.К. Непокоренные (Всенародная борьба в тылу фашистских захватчиков в Великую Отечественную войну). М., 1975. С. 57.
   147. На путях нерушимой дружбы. М., 1977. С. 37.

Глава 3
Стратегический обзор операций в войне с Германией, ее европейскими союзниками и Японией

   Великая Отечественная война является составной и решающей частью Второй мировой войны. По хронологии развития событий принято выделять в ней три периода, каждый из которых включает несколько военных кампаний.
   Первый период охватывает промежуток времени с 22 июня 1941 г. по 18 ноября 1942 г. Основное его содержание – стратегическая оборона советских Вооруженных Сил, первое крупное поражение агрессора под Москвой и срыв попыток вражеской коалиции сокрушить СССР в молниеносной войне. В рамках этого периода Вооруженные Силы СССР провели три кампании: летне-осеннюю 1941 г., зимнюю 1941–1942 гг. и летне-осеннюю 1942 г.
   Во втором периоде, продолжавшемся с 19 ноября 1942 г. по конец декабря 1943 г., был завершен коренной перелом в ходе войны. Он включает две кампании: зимнюю 1942–1943 гг. и летне-осеннюю 1943 г.
   В третьем периоде (январь 1944 г. – 9 мая 1945 г.) были достигнуты главные цели войны: разгромлен фашистский блок, изгнаны войска противника за пределы СССР, освобождены от оккупации страны Европы, нацистская Германия потерпела полное поражение и безоговорочно капитулировала. Он состоял из трех кампаний: зимне-весенней и летне-осенней 1944 г. и завершающей кампании в Европе 1945 г.
   Из восьми кампаний войны лишь две были оборонительные: летне-осенняя 1941 г. и летне-осенняя 1942 г., остальные шесть – наступательные.

1. Военные действия в первом периоде войны

//-- Летне-осенняя кампания 1941 г. --//
   На рассвете 22 июня 1941 г. Германия, нарушив договор о ненападении, вероломно, без объявления войны обрушила на СССР всю свою военную мощь. Ее авиация нанесла удары по аэродромам, узлам железных дорог и группировкам советских войск, расположенным в приграничной зоне, а также по многим крупным административно-политическим и промышленным центрам, в том числе по Севастополю, Одессе, Киеву, Минску, Каунасу, Мурманску и другим городам.
   Вражеская артиллерия подвергла ожесточенному обстрелу пограничные укрепления и районы дислокации передовых соединений армий прикрытия, частей и подразделений пограничных войск.
   Вслед за огневыми ударами авиации и артиллерии на фронте от Балтики до Карпат перешли в наступление сухопутные войска, одновременно начались бои вдоль румынской границы вплоть до Черного моря. Вместе с Германией в войну против СССР вступили Румыния и Финляндия, несколько позже Венгрия, Италия и Словакия.
   В летне-осенней кампании 1941 г. особо выделяется начальный период, продолжавшийся с 22 июня до середины июля. Для советских Вооруженных Сил он оказался наиболее трудным и сложным. Главным его содержанием явились напряженные оборонительные операции войск первого стратегического эшелона, выдвижение из глубины страны и ввод в сражение стратегических резервов [1].
   Оборонительные действия сил прикрытия протекали в крайне невыгодных для советских Вооруженных Сил условиях: на неподготовленных в инженерном отношении рубежах, при значительном некомплекте подразделений, частей и соединений людьми и техникой, при потере управления. Тем не менее войска, проявляя стойкость, наносили контрудары, вели ожесточенные бои в окружении.
   Однако танковые и моторизованные соединения противника, имея большое превосходство в силах и средствах, в огневых, ударных и маневренных возможностях, поддерживаемые крупными силами авиации, в высоких темпах продвигались на восток. Используя преимущество в маневренности и подвижности, они обходили боевые порядки, прорывались на стыках и открытых флангах советских частей, соединений и объединений.
   К середине июля фронт борьбы переместился к востоку на 300–600 км. Враг захватил территорию Литвы, Латвии, значительную часть Эстонии, Белоруссии, Украины, Молдавии, вторгся в западные области Российской Федерации, вышел на подступы к Ленинграду, создал угрозу Смоленску и Киеву. На этих рубежах наступление было приостановлено.
   Временной стабилизацией линии фронта, снижением темпов наступления войск Германии и ее союзников, уточнением ближайших стратегических целей сторон и последующим переходом к их выполнению завершился начальный период войны [2].
   Советские Вооруженные силы, особенно войска Западного фронта, понесли крупные потери. Они лишились значительных запасов горючего, вооружения, продовольствия и боеприпасов. Эти обстоятельства серьезно отразились на дальнейшем ходе вооруженной борьбы. Соотношение сил и средств на советско-германском фронте еще более изменилось в пользу врага.
   Причины неудач в начальный период войны сложны и многообразны. Они кроются прежде всего в ряде политических, экономических и военных просчетов, допущенных руководством СССР.
   Несмотря на достигнутые противником крупные оперативно-стратегические результаты, замысел командования вермахта уничтожить главные силы Красной Армии западнее Двины и Днепра и открыть беспрепятственный путь вглубь Советского Союза потерпел неудачу. Первый этап плана «Барбаросса» не был реализован полностью. В этом главный итог начального периода войны.
   Не оправдались и расчеты руководства нацистской Германии на непрочность общественного строя, политическую слабость многонационального государства и внешнеполитическую изоляцию СССР.
   В течение июля-августа 1941 г. советские войска нанесли серию контрударов под Лепелем, Бобруйском, Коростенем и в других районах. Однако обстановка для них все более осложнялась.
   На северо-западном направлении противнику удалось выйти на ближние подступы к Ленинграду. Частью сил он прорвался к Шлиссельбургу и блокировал северную столицу России с суши. Начиная с 8 сентября, связь города с внешним миром стала поддерживаться только по воздуху и через Ладожское озеро.
   Потерпев неудачу в захвате города с ходу, германское командование решило сломить его защитников и население блокадой, артиллерийскими обстрелами и ударами авиации. Началась беспрецедентная в мировой истории оборона Ленинграда, которая продолжалась 900 дней.
   На юго-западном направлении подвижные соединения 1-й танковой группы, а вслед за ней и войска 6-й полевой армии к середине июля прорвались к Киеву. Войска Юго-Западного фронта оказались рассеченными на две группировки. Противнику удалось окружить южнее Киева, в районе Умани, 6-ю и 12-ю армии.
   В сложных условиях, ведя тяжелые бои, войска этих объединений вынуждены были отходить к Днепру и частью сил к Одессе. В сентябре-октябре 1941 г. военные действия развернулись уже на Левобережной Украине. Наращивая удар, германское командование 8 августа повернуло на юг действовавшие в районе Смоленска 2-ю полевую армию и 2-ю танковую группу. 15 сентября обе группировки соединились восточнее Киева и окружили главные силы войск Юго-Западного фронта.
   Результатом поражения советских войск явилось оставление Киева и части Левобережной Украины. Из-за того, что в советской обороне образовалась огромная брешь, противник получил возможность развивать в высоких темпах наступление на восток.
   В октябре-ноябре враг захватил западные районы Донбасса и прорвался в Крым. Здесь защитники Севастополя сковали 11-ю армию немцев и сорвали попытки использовать ее для удара через Керченский пролив на Кавказ или для поддержки 1-й танковой армии, овладевшей в ноябре Ростовом.
   В целом летом и осенью 1941 г. на юго-западном стратегическом направлении противнику удалось далеко продвинуться в глубь страны. Но этих успехов он добился ценою больших потерь, использованием резервов главного командования сухопутных войск и части сил группы армий «Центр».
   На центральном стратегическом направлении с 10 июля 1941 г. развернулось Смоленское сражение, продолжавшееся почти два месяца [3]. В ходе его советские войска сочетали упорную оборону занимаемых рубежей с контрударами и частными наступательными операциями против соединений группы армий «Центр» и части сил группы армий «Север». В результате контрударов войск Западного фронта противнику пришлось приостановить наступление. 30 июля, впервые с начала Великой Отечественной войны, командование вермахта отдало приказ группе армий «Центр» о переходе к обороне.
   Врагу не удалось достичь намеченных целей с ходу выйти к советской столице. А Красная Армия, сковав противника в районе Смоленска, выиграла время для укрепления обороны Москвы и создания новых стратегических резервов.
   Смоленское сражение так же, как и героическая оборона Ленинграда, Киева, Одессы, Севастополя и других городов, способствовало срыву плана вермахта разгромить Советский Союз в одной кампании.
   Осенью основные военные события развернулись на московском направлении. В конце сентября, произведя перегруппировку войск, немецкое командование здесь предприняло наступление, цель которого состояла в окружении и разгроме войск Западного, Резервного и Брянского фронтов с тем, чтобы еще до начала зимы овладеть столицей СССР. С этого момента началась битва под Москвой (30 сентября 1941 г. – 20 апреля 1942 г.), явившаяся важнейшим событием не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны [4].
   К 7 октября в районе Вязьмы противнику удалось окружить часть армейских объединений Западного и Резервного фронтов. Чтобы сломить их упорное сопротивление, противнику пришлось использовать крупные силы – около 28 дивизий группы армий «Центр»; за это время Ставка ВГК смогла сосредоточить резервы, срочно перебрасывая войска в район столицы с других участков фронта и из глубины страны. 10 октября войска Западного и Резервного фронтов были объединены в один фронт – Западный [5]. 20 октября столица и прилегающие к ней районы были объявлены на осадном положении [6].
   Проведенные мероприятия по укреплению Западного фронта позволили в конце октября остановить врага на Можайской линии обороны. Однако через три недели он возобновил наступление на Москву, а спустя еще неделю его отделяло от столицы с запада на отдельных направлениях расстояние всего в 25–30 км. Большего достичь противник уже не смог. Войска Западного фронта нанесли ему ряд контрударов в районе Яхромы, под Лобней, Красной Поляной и Каширой. В начале декабря измотанные и обескровленные соединения группы армий «Центр» перешли к обороне.
   Успеху обороны под Москвой способствовали успешные контрнаступательные действия советских войск под Ростовом (17 ноября – 2 декабря) и Тихвином (10 ноября – Т1 декабря). В результате этих операций соединения Южного фронта и 56-й отдельной армии нанесли поражение 1-й немецкой танковой армии, освободили Ростов и отбросили противника за реку Миус.
   В это же время на северо-западном направлении войска 54-й армии Ленинградского фронта, 4-й и 52-й отдельных армий сорвали замысел врага, имевший цель соединение с финскими войсками и создание второго кольца окружения Ленинграда.
   Таким образом, в ходе пятимесячных ожесточенных оборонительных сражений 1941 г. был сорван германский план «блицкрига» – разгрома СССР в одной кратковременной кампании. Советские Вооруженные силы измотали и обескровили ударные группировки вермахта и вынудили их перейти к обороне практически на всем советско-германском фронте. Контрудары под Москвой, контрнаступление под Ростовом и Тихвином, непрерывный поток пополнения из глубины страны свидетельствовали о том, что противник теряет инициативу.
//-- Зимняя кампания 1941–1942 гг. --//
   В течение декабря 1941 г. Красная Армия, перейдя от обороны к наступлению, провела ряд операций на всех трех стратегических направлениях советско-германского фронта.
   На северо-западном направлении войска Волховского и Ленинградского фронтов отбросили противника от Тихвина за реку Волхов. На западном стратегическом направлении войска Западного, Калининского и правого крыла Юго-Западного фронтов в ходе начавшегося 5–6 декабря контрнаступления под Москвой нанесли поражение соединениям группы армий «Центр» [7].
   В Крыму войска Закавказского фронта во взаимодействии с силами Черноморского флота в декабре сорвали попытки противника штурмом овладеть Севастополем и осуществили Керченско-Феодосийскую десантную операцию (26 декабря 1941 г. – 2 января 1942 г.), завершившуюся захватом оперативного плацдарма в Крыму [8].
   Инициатива ведения боевых действий перешла к советскому командованию.
   Но все же главным содержанием этой кампании явилось контрнаступление советских войск под Москвой, проведенное войсками Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов, авиацией Московской зоны обороны, ПВО и дальнебомбардировочной.
   В декабре 1941-го и начале января следующего года замысел Ставки ВГК был успешно осуществлен. Советские войска, разгромив ударные соединения группы армий «Центр», находившиеся на ближних подступах к Москве, выполнили поставленную задачу: они отбросили противника от города на 100–250 км. Непосредственная угроза столице и Московскому промышленному району была снята.
   Контрнаступление развивалось в сложной обстановке, при отсутствии превосходства в силах и средствах над противником. Именно в этих условиях советское командование проявило высокое искусство в скрытном сосредоточении стратегических резервов на решающих направлениях, умелом выборе времени перехода в контрнаступление (оно началось в тот момент, когда войска противника перешли к обороне, но закрепиться на захваченных рубежах не успели). Это во многом обеспечило внезапность ударов и общий успех контрнаступления.
   Потерпев поражение под Москвой, Ростовом, Тихвином и в Крыму, немецкое командование намеревалось удержать занимаемые рубежи, выиграть время для подготовки новых резервов, весной 1942 г. возобновить свое наступление. В то же время советское руководство полагало, что в сложившейся обстановке деморализованные поражением вражеские войска, не смогут до восполнения потерь оказывать упорное сопротивление.
   Поэтому Ставка ВГК решила использовать сложившуюся обстановку в целях завершения разгрома главной группировки противника на московском направлении, снятия блокады Ленинграда, освободить Донбасс и ряд других индустриальных районов юга страны.
   В общем наступлении Красной Армии, развернувшемся в начале января на фронте до 2 тыс. км, участвовало девять фронтовых объединений из десяти. Оно продолжалось до конца апреля 1942 г.
   Важнейшие события происходили на западном направлении. Наступление здесь началось 8 января без оперативной паузы [9]. Войска Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов, несмотря на тяжелые условия, в ходе Ржевско-Вяземской и Торопецко-Холмской операций отбросили противника на запад: на витебском направлении – на 250 км, на гжатском и юхновском – на 80-100 км. Были освобождены Московская и Тульская области, ряд районов Калининской и Смоленской областей.
   К сожалению, советским войскам в наступлении, предпринятом на северо-западном направлении, не удалось разгромить группу армий «Север» и деблокировать Ленинград.
   На юго-западном направлении советские войска в Барвенково-Лозовской операции овладели крупным оперативным плацдармом противника между Балаклеей, Лозовой и Славянском (около 110 км по фронту и до 90 км в глубину), однако полностью решить поставленную задачу не смогли. В ходе наступления они сковали значительные силы врага, что лишило командование вермахта возможности перебрасывать соединения с южного участка на другие направления советско-германского фронта.
   Войска Крымского фронта после незначительного продвижения вынуждены были перейти к обороне. Их последующие попытки прорвать вражеские позиции в Крыму успеха не имели.
   Таким образом, в ходе зимней наступательной кампании 1941–1942 гг. Советские Вооруженные силы добились крупных успехов. Они отбросили противника на различных участках фронта на 150–400 км. Была ликвидирована угроза захвата Москвы и Северного Кавказа. Несколько улучшилось положение Ленинграда. Красная Армия полностью изгнала оккупантов из Московской, Тульской и Рязанской, многих районов Ленинградской, Калининской, Смоленской, Орловской, Курской, Харьковской, Донецкой областей и с Керченского полуострова. Она не только остановила наступление противника и сорвала его стратегические планы, но и перешла к решительным наступательным действиям. Стратегическая инициатива была вырвана из рук врага.
   Чтобы парировать удары, немецкое командование было вынуждено с декабря 1941 г. по апрель 1942 г. перебросить на восточный фронт 39 дивизий, 6 бригад и около 800 тыс. человек маршевого пополнения [10]. Только путем ослабления сил в Западной Европе, пользуясь отсутствием второго фронта на континенте, им удалось спасти свои войска от еще более значительного поражения.
   Достижением советского военного искусства во второй кампании первого периода войны явилось осуществление крупного контрнаступления, предпринятого в условиях относительного равенства сил и средств с противником. Эта операция началась без оперативной паузы, после тяжелых пятимесячных оборонительных боев и сражений, а затем переросла в общее наступление на всех стратегических направлениях советско-германского фронта.
   Наступательные действия велись в сложных условиях, при недостаточном техническом оснащении войск, отсутствии крупных танковых и механизированных соединений и объединений, дефиците вооружения и боеприпасов. Все это ограничивало возможности для нанесения по врагу более мощных ударов.
//-- Летне-осенняя кампания 1942 г. --//
   К маю 1942 г. выросла численность советских Вооруженных сил, несколько повысилась техническая оснащенность и более совершенной стала их организационная структура. За два месяца до этого началось формирование танковых, а в сентябре и механизированных корпусов. В мае-июне были сформированы две первые танковые армии – 3-я и 5-я. Совершенствовалась организация сухопутных войск и военно-воздушных сил. Однако все намеченные мероприятия полностью завершить не удалось [11].
   В то же время общая военно-политическая обстановка продолжала оставаться сложной. Значительная часть территории Советского Союза была оккупирована. Страна лишилась богатейших промышленных и сельскохозяйственных районов. Второго фронта в Европе не было, и Советский Союз по-прежнему один вел здесь борьбу против Германии и ее союзников.
   Не исключалась угроза нападения со стороны Японии и Турции. Поэтому советское руководство вынуждено было держать в боевой готовности около 40 дивизий на Дальнем Востоке и значительные силы на Кавказе.
   Стратегический план Ставки ВГК на 1942 г. в своей основе носил активный характер. Предполагалось, что с апреля по июнь Красная Армия будет оставаться во временной стратегической обороне с задачей завершить реорганизацию и переоснащение войск техникой, а, кроме того, она накопит необходимые резервы.
   Чтобы придать обороне активный характер, закрепить результаты зимней кампании и улучшить положение войск, предусматривалось проведение ряда наступательных операций в полосе от Баренцева до Черного моря. А одновременное нанесение серии упреждающих ударов должно было способствовать срыву планомерной подготовки противника к летнему наступлению.
   С лета 1942 г. намечался переход советских Вооруженных Сил в наступление на большей части советско-германского фронта. В соответствии с этим наиболее крупные операции планировались под Ленинградом, в районе Демянска, Харькова и в Крыму [12].
   Немецкое командование также настроилось на широкие наступательные действия. Однако для их осуществления оно уже не располагало необходимыми силами. Поэтому главный удар оно намеревалось нанести на юге с целью разгрома левого крыла действовавших здесь советских войск, захвата Дона и Кубани, а затем Кавказа с его богатыми запасами нефти. После этого намечался захват Ленинграда и соединение с финскими войсками.
   Советское командование, предвидя возможное наступление вермахта на юге, полагало, что главный удар враг все же нанесет на московском направлении. Поэтому на юго-западное направление выделялось несколько меньше сил и средств, чем на западное.
   В мае и июне 1942 г. на советско-германском фронте вновь развернулась напряженная борьба. 8 мая 11-я немецкая полевая армия перешла в наступление на Керченском полуострове против оборонявшихся здесь войск Крымского фронта. Плохо организованная оборона советских войск была быстро прорвана [13].
   Потеря полуострова резко ухудшила положение защитников Севастополя. Враг получил возможность сосредоточить все силы для штурма города. 4 июля весь Крымский полуостров оказался в руках врага. Черноморский флот лишился своих основных баз.
   Одновременно с боевыми действиями в Крыму развернулось крупное сражение под Харьковом, где 12 мая начали наступление войска Юго-Западного фронта. В течение двух дней была прорвана вражеская оборона на глубину 20–30 км. Однако 17 мая противник нанес сильные контрудары по флангам советских войск. Соединения Юго-Западного и Южного фронтов, потерпев серьезную неудачу, вынуждены были к концу мая отойти за реку Северский Донец [14].
   Из-за серьезного поражения под Харьковом и больших потерь действовавших там фронтов пришлось отказаться от намеченных на лето наступательных операций на всем юго-западном направлении. В конце мая перед войсками, действовавшими на этом направлении, была поставлена задача – прочно закрепиться на занимаемых рубежах и сорвать наступление противника из района Харькова в восточном направлении.
   Неудачей закончились и боевые действия советских войск на северо-западном и западном направлениях.
   В итоге весенних сражений советские войска, которые так и не смогли решить всех задач стратегической обороны, вынуждены были оставить важные районы и плацдармы, предназначавшиеся по плану для развертывания крупного летнего наступления. На всех направлениях инициатива опять перешла к противнику.
   Используя благоприятную для себя обстановку, враг в июне нанес удар по войскам Брянского и Юго-Западного фронтов и, прорвав их оборону, начал развивать успех в сторону Воронежа. Выйдя к городу, он перенес главный удар на южное направление с целью окружения войск Юго-Западного и Южного фронтов.
   Неудачный исход действий советских войск на воронежском направлении и в Донбассе привел к образованию 170-километровой бреши на южном крыле советско-германского фронта. Командование вермахта получило блестящую перспективу развивать наступление главными силами на Кавказ и Сталинград.
   К середине июля прорыв стратегического фронта на юге достиг по глубине 150–400 км. Под ударами превосходящих сил противника советские войска оставили Донбасс, правый берег Дона. Враг вышел в большую излучину Дона, захватил Ростов, форсировал Дон в его нижнем течении и создал непосредственную угрозу захвата Сталинграда и Северного Кавказа [15].
   25 июля противник развернул наступление на Кубань и к нефтеносным районам Северного Кавказа. К концу следующего месяца ему удалось выйти к Моздоку и Орджоникидзе. Большего немцы достичь не смогли: в начале ноября их наступление было остановлено.
   Оборонительный период битвы за Кавказ продолжался пять месяцев. Советские войска сорвали планы вражеского командования по захвату этого региона, втягиванию в войну Турции, соединению с итало-немецкими войсками, действовавшими в Северной Африке, и расширению агрессии с целью выхода на Ближний и Средний Восток [16].
   Важнейшим событием летне-осенней кампании явилось оборонительное сражение под Сталинградом (17 июля – 18 ноября 1942 г.). Германское командование, переоценив свои успехи на юге, полагало, что для овладения Сталинградом достаточно одной 6-й полевой армии. Но уже первые бои с передовыми отрядами 62-й и 64-й армий на реке Чир, начавшиеся 17 июля, развеяли его иллюзии. К 10 августа советские войска отошли на левый берег Дона и, заняв оборону на внешнем обводе Сталинграда, временно остановили продвижение противника.
   Однако для советских войск обстановка продолжала ухудшаться. Враг наращивал силу своих ударов. 12 сентября он вплотную подошел к городу, а во второй его половине овладел южной частью Сталинграда. Ожесточенные бои в городе не прекращались два месяца. Но уже к середине ноября Красная Армия не только вынудила немецкие войска перейти к обороне, но и подготовила необходимые условия для перехода в контрнаступление.

2. Динамика событий на советско-германском фронте во втором периоде войны

//-- Зимняя кампания 1942–1943 гг. --//
   Обстановка для Советского Союза к началу второго периода войны оставалась сложной. На севере враг блокировал Ленинград, в центре находился всего в 150–200 км от Москвы, на юге прорвался к перевалам Главного Кавказского хребта, а у Сталинграда вышел к Волге. Ситуация усугублялась и тем, что СССР фактически все еще один вел войну с государствами фашистского блока в Европе.
   Исходя из сложившейся военно-политической обстановки, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение: зимой 1942–1943 гг. разгромить южное крыло вражеских войск, начиная от Воронежа и до Черного моря, улучшить стратегическое положение под Москвой и Ленинградом. Но прежде всего предстояло нанести поражение одной из наиболее крупных и активных группировок в районе Сталинграда, чтобы создать условия для развития наступления на харьковском, донбасском и северокавказском направлениях [17].
   Важнейшей стратегической операцией зимней кампании явилось контрнаступление советских войск под Сталинградом (19 ноября 1942 г. – 2 февраля 1943 г.), проводившееся силами трех фронтов (Юго-Западного, Донского и Сталинградского), авиации дальнего действия и Войск ПВО страны.
   По характеру и содержанию оперативно-стратегических задач операция включает три этапа. Первый – прорыв обороны, разгром фланговых группировок противника, окружение 6-й полевой и части сил 4-й танковой армий (19 ноября – 30 ноября 1942 г.). Второй этап – срыв попыток врага деблокировать окруженную группировку и развитие контрнаступления на внешнем фронте окружения (1 декабря 1942 г. – 9 января 1943 г.). Содержанием третьего этапа явилось завершение разгрома окруженных вражеских войск (10 января – 2 февраля 1943 г.) [18].
   В соответствии с планом операции войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов 19 ноября успешно прорвали тактическую оборону противника. Танковые и механизированные корпуса, введенные в прорыв, начали стремительно развивать наступление и уже 23 ноября соединились в районе Советский, завершив окружение 20 дивизий и 160 отдельных частей противника численностью 330 тыс. человек. К исходу 30 ноября эта группировка была прочно блокирована.
   Пытаясь спасти положение, командование вермахта начало срочно перебрасывать войска с других участков советско-германского фронта и с Западной Европы. Однако все попытки соединиться с окруженными специально сформированной для этой цели группы армий «Дон» провалились. Более того, в результате успешных наступательных действий войск Юго-Западного и Воронежского фронтов внешний фронт окружения был отодвинут на 100–150 км. Тем самым были созданы условия для развертывания общего наступления и ликвидации окруженной группировки противника.
   10 января 1943 г. после отказа командования окруженных войск от капитуляции соединения Донского фронта перешли в наступление и ко 2 февраля завершили разгром врага, захватив в плен 91 тыс. человек, в том числе 24 генерала [19].
   Результатом контрнаступления Красной Армии явился разгром 6-й полевой и 4-й танковой, 3-й и 4-й румынских и 8-й итальянской армий. Вражеские войска были отброшены от Волги и Дона на сотни километров. Победа под Сталинградом внесла огромный вклад в достижение коренного перелома не только в Великой Отечественной, но и во всей второй мировой войне.
   Умело осуществленные наступательные операции советских войск под Сталинградом явились важным этапом в развитии советского военного искусства. Был получен ценный опыт проведения стратегических действий группой фронтов с целью окружения и уничтожения крупной группировки противника.
   Стратегический успех во многом был достигнут рациональным выбором направлений главных ударов, искусным созданием наступательных группировок, скрытностью и тщательностью подготовки операции, целесообразным определением момента перехода в контрнаступление, умелыми действиями командования и войск в ходе наступления, тщательной организацией использования стратегических резервов и взаимодействия групп фронтов.
   Одновременно с контрнаступлением под Сталинградом были проведены две наступательные операции на центральном стратегическом направлении: Великолукская и Ржевско-Сычевская. Их цель – сковать действовавшие здесь войска противника и не допустить их переброски на южное крыло советско-германского фронта, была успешно реализована.
   Используя успех, достигнутый в результате контрнаступления под Сталинградом, Красная Армия перешла в общее стратегическое наступление. При этом главный удар наносился на юго-западном направлении с целью разгрома групп армий «Б», «Дон» и «А», освобождения Донбасса и Северного Кавказа, создания условий для наступления на Левобережной Украине.
   Широко развернувшееся в начале января 1943 г. наступление советских войск на юге приковало к себе основные силы и резервы противника, а, следовательно, ограничило возможности командования вермахта усиливать свои группировки на других направлениях. Это значительно облегчило проведение наступательной операции с целью прорыва блокады Ленинграда (12–30 января 1943 г.).
   Замысел операции предусматривал встречными ударами сил Ленинградского и Волховского фронтов южнее Ладожского озера разгромить синявинскую группировку противника и восстановить сухопутные коммуникации с Ленинградом. Осуществление этого замысла положило конец плану удушения Ленинграда в тисках голодной смерти. Стратегическое положение на правом крыле советско-германского фронта упрочилось. Советские Вооруженные силы вновь захватили инициативу.
   С 13 января по 24 мая 1943 г. была проведена операция по освобождению Северного Кавказа, однако окружить действовавшую здесь группировку врага не удалось. Дивизии немецкой 1-й танковой армии отошли в Донбасс, а главные силы группы армий «А» – в низовье Кубани и на Таманский полуостров.
   13 января в общее наступление перешли войска Брянского и Воронежского фронтов, имевшие задачу разгромить вражеские соединения на Верхнем Дону, а также на курском и харьковском направлениях. С этой целью были проведены две наступательные операции: Острогожско-Россошанская (13–27 января 1943 г.) и Воронежско-Касторненская (24 января – 2 февраля 1943 г.) [20].
   В итоге наступления советских войск на Верхнем Дону в обороне группы армий «Б» образовалась 400-километровая брешь, начиная от Ливны и до Славянска. Красная Армия освободила ряд важнейших районов и создала выгодные условия для развития наступления на курском и харьковском направлениях, и охвата правого крыла группы армий «Центр».
   Войска Воронежского и Юго-Западного фронтов в феврале освободили Курск, Харьков и другие населенные пункты. Однако, наступая на широком фронте, они оторвались от своих баз снабжения, к тому же оказались без авиационной поддержки, так как противник при отступлении разрушил все аэродромы. Войска, понесшие в боях потери, нуждались в пополнении.
   В то же время командование вермахта, используя отсутствие второго фронта в Европе, за счет перегруппировки войск с других направлений советско-германского фронта и из Западной Европы перебросило в район Полтавы и Днепропетровска до 30 дивизий, что позволило ему создать здесь превосходство в силах и средствах.
   19 февраля противник нанес удар по Воронежскому, а спустя три дня – по Юго-Западному фронту. Советские войска были вынуждены с тяжелыми боями отойти на 100–150 км к реке Северский Донец. Враг вновь овладел городами Богодухов, Харьков и Белгород. Благодаря тому, что Ставка ВГК ввела в сражение свои резервы, в конце марта южнее Курска наступление противника удалось остановить. В ходе этих действий образовался Курский выступ. Окончательно линия фронта стабилизировалась на рубеже Орел, Севск, Белгород [21].
   На северо-западном и западном стратегических направлениях наступление Красной Армии осуществлялось в районе Демянска, под Ленинградом, Ржевом, Сычевкой, Севском. Однако оно не достигло запланированных результатов. Но и германское командование, израсходовав все резервы, приняло решение о выводе своих войск с ржевско-вяземского и демянского выступов.
   Таким образом, зимняя кампания 1942–1943 гг. носила ярко выраженный наступательный характер. Стратегическая инициатива вновь была вырвана у врага. За четыре месяца боевых действий советские войска продвинулись на 600–700 км, разгромили южный фланг противника, значительно улучшили положение в районе Ленинграда и создали предпосылки для дальнейшего развития наступления.
//-- Летне-осенняя кампания 1943 г. --//
   Стратегическая обстановка к лету 1943 г. для советских войск была более благоприятной, чем к началу предыдущей кампании. Красная Армия получила в этом году сравнительно больше оружия и военной техники с улучшенными характеристиками. Однако и противник еще не утратил своей мощи.
   В Берлине приняли ряд серьезных мер по восполнению потерь, чтобы резко повысить выпуск военной продукции, по всей Германии была проведена тотальная мобилизация. На предстоящее лето командование вермахта планировало наступательные операции в районе Курска и под Ленинградом.
   После всесторонней оценки обстановки Ставка ВГК посчитала, что Красная Армия в состоянии вести активные наступательные действия. Благодаря тому, что ей стали известны намерения противника предпринять в районе Курского выступа генеральное наступление, она пришла к выводу о целесообразности измотать и обескровить в преднамеренных оборонительных сражениях ударные вражеские группировки, в первую очередь танковые, сосредоточенные в районах Орла, Белгорода и Харькова, а затем, перейдя в контрнаступление, завершить их разгром и развернуть общее наступление на юго-западном и западном направлениях.
   Цель общего наступления состояла в нанесении поражения основным силам групп армий «Центр» и «Юг», освобождении Левобережной Украины, Донбасса, преодолении важнейшего стратегического рубежа, который представляла собой река Днепр, освобождении восточных районов Белоруссии, Таманского полуострова, овладении плацдармами в Крыму и тем самым подготовке условий для последующих стратегических действий [22].
   С апреля по июнь активные боевые действия наземными войсками не велись. Основная борьба развернулась в воздухе. Воздушные сражения на Кубани (17 апреля – 7 июня 1943 г.), длившиеся с перерывами около двух месяцев, по числу воздушных боев и количеству участвовавших в них самолетов, явились самыми крупными из всех предшествовавших подобных операций. Советские ВВС выполнили поставленную перед ними задачу, завоевав на южном крыле советско-германского фронта оперативное господство в воздухе [23].
   Основные боевые действия в этой кампании начались Курской битвой (5 июля – 23 августа 1943 г.). Курскую оборонительную операцию осуществляли войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов. В течение пяти суток вражеская ударная группировка, введя в сражение почти все резервы и меняя направления своих главных ударов, пыталась взломать оборону.
   Советские войска держались стойко и мужественно. Они не только оборонялись, но и сами наносили по противнику мощные контрудары, проводили непрерывные контратаки. Уже 10 июля наступление немцев в полосе Центрального фронта было окончательно сорвано. Здесь им удалось вклиниться в оборону советских войск лишь на 10–12 км.
   Не достигло желаемых результатов и наступление соединений противника на южном фасе Курского выступа в полосе Воронежского фронта. 12 июля в районе Прохоровки произошло самое крупное за всю вторую мировую войну встречное танковое сражение, выигранное советскими войсками. Враг был остановлен. Его максимальное продвижение составило 35 км. 16 июля под прикрытием арьергардов он начал отходить на исходные позиции [24].
   Достигнув своих целей, войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов создали благоприятные условия для перехода в контрнаступление на орловском и белгородско-харьковском направлениях.
   В ходе контрнаступления были проведены две крупные стратегические операции: Орловская (12 июля – 18 августа 1943 г.) силами Западного, Брянского и Центрального фронтов и Белгородско-Харьковская (3-23 августа 1943 г.) силами Воронежского, Степного и 57-й армии Юго-Западного фронтов [25].
   В Орловской наступательной операции советские войска продвинулись на запад до 150 км, разгромили крупную группировку врага и ликвидировали орловский плацдарм немцев. 23 августа в ходе Белгородско-Харьковской операции был освобожден крупнейший экономический центр юга страны – Харьков и созданы благоприятные условия для освобождения Левобережной Украины и Донбасса.
   Успешное контрнаступление советских войск на белгородско-харьковском направлении завершило Курскую битву – одну из крупнейших битв второй мировой войны, явившуюся решающим этапом в завершении коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны. Завоеванная победа в Курской битве создала благоприятные условия для общего наступления Красной Армии на всем советско-германском фронте.
   Впечатляющий успех под Курском имел огромное военно-политическое значение. Стратегической инициативой окончательно овладело советское командование. Германия и ее союзники были вынуждены перейти к обороне на всех фронтах второй мировой войны.
   Отечественное военное искусство эта битва обогатила опытом организации прорыва глубоко эшелонированной, устойчивой в противотанковом и противовоздушном отношениях обороны. В третий раз за войну Красная Армия осуществила крупное контрнаступление. Характерными его особенностями являлись: правильный выбор момента его начала; тесное взаимодействие войск пяти фронтов; успешный прорыв подготовленной обороны противника; массированное использование бронетанковых войск, артиллерии и авиации; создание вторых эшелонов фронтов и мощных группировок подвижных объединений – танковых армий однородного состава, применявшихся для развития успеха в оперативной глубине противника.
   После поражения под Курском германское командование попыталось перевести войну в позиционные формы. В этом плане важную роль оно отводило реке Днепр – мощной естественной преграде, как конечному рубежу отхода войск вермахта на советско-германском фронте.
   Битва за Днепр состояла из нескольких, объединенных общим замыслом Ставки ВГК операций групп фронтов [26]. 13 августа началась Донбасская операция (13 августа – 22 сентября 1943 г.) Юго-Западного и Южного фронтов. В течение 40 дней войска этих объединений, нанося удары по 1-й танковой и 6-й полевой армиям, освободили Донбасс и, выйдя к Днепру в полосе от Днепропетровска до Запорожья, захватили ряд плацдармов на его правом берегу и реке Молочная в районе Мелитополя.
   Во второй половине августа успешно вели боевые действия войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов. Они развивали наступление на гомельском, черниговском, киевском и полтавско-кременчугском направлениях.
   Немецкое командование 15 сентября отдало приказ войскам, действовавшим на Левобережной Украине, об отходе за Днепр. Наступавшие фронты развернули стремительное преследование врага. 3-я гвардейская танковая армия Воронежского фронта за двое с половиной суток продвинулась почти на 200 км и 21 сентября вышла к Днепру. Войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов с 21 по 28 сентября вышли к Днепру в 700-километровой полосе и в тесном взаимодействии с партизанами с ходу приступили к его форсированию.
   В сентябре и начале октября советские войска захватили на правом берегу Днепра 23 плацдарма [27], создав благоприятные условия для освобождения Правобережной Украины. И уже в октябре войска 1, 2 и 3-го Украинских фронтов перенесли действия главных сил на правый берег Днепра, одновременно ведя борьбу за расширение лоевского, лютежского, букринского и ряда других плацдармов.
   Войска 1-го Украинского фронта 5 ноября завязали бои за столицу Украины, а через день освободили Киев. После отражения контрнаступления врага в районе Коростень, Житомир и Фастов они продвинулись западнее Киева почти на 150 км. На правом берегу Днепра был образован стратегический плацдарм протяженностью свыше 500 км.
   С конца сентября по декабрь войска 2, 3 и 4-го Украинских фронтов развернули наступление на кировоградском и криворожском направлениях, а также в Северной Таврии. В ходе упорных боевых действий войска 2-го и 3-го Украинских фронтов ликвидировали запорожский плацдарм врага, освободили Запорожье и Днепропетровск.
   За октябрь и ноябрь войска 4-го Украинского фронта освободили почти всю Северную Таврию, форсировали Сиваш и блокировали с суши группировку противника в Крыму. Только в районе Никополя враг продолжал удерживать плацдарм на левом берегу Днепра.
   Таким образом, попытка германского командования стабилизировать фронт на рубеже реки Днепр провалилась: немецкая оборона на правом берегу этой могучей реки была взломана почти на всем своем протяжении – от Жлобина до Черного моря. Разрекламированный нацистской пропагандой восточный вал был сокрушен мощным наступлением советских войск.
   Успешное наступление Красной Армии на Левобережной Украине привело к тому, что вражеские войска, действовавшие на Таманском полуострове и в районе Новороссийска, оказались в изолированном положении.
   Чтобы завершить борьбу за Кавказ, улучшить базирование сил Черноморского флота и создать предпосылки для освобождения Крыма, Ставка ВГК приняла решение провести силами Северо-Кавказского фронта, Черноморского флота и Азовской военной флотилии Новороссийско-Таманскую операцию (10 сентября – 9 октября 1943 г.) [28].
   Советские войска вышли на подступы к Крыму, от которого их отделял только Керченский пролив шириной от 4 до 15 км. С целью захвата плацдарма в Крыму с 1 по 11 ноября была осуществлена Керченско-Эльтигенская десантная операция. Она проводилась в исключительно сложной обстановке. В результате был захвачен оперативный плацдарм противника северо-восточнее Керчи, имевший важное значение для последующего освобождения Крыма [29].
   Действовавшие на западном стратегическом направлении советские войска силами Калининского, Западного и Брянского фронтов провели Смоленскую (7 августа – 2 октября 1943 г.) и Брянскую (7-31 сентября 1943 г.) наступательные операции против группы армий «Центр». В результате, отодвинув линию фронта от Москвы и продвинувшись на запад от 200 до 250 км, они освободили часть Калининской, полностью Смоленскую и Брянскую области.
   Достигнутый успех в немалой степени был обусловлен действиями войск Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов. Проведенные ими операции против группы армии «Север» сковали противника на северо-западном направлении, не позволив ему усиливать группу армий «Центр». Наступление советских войск на всех направлениях тесно увязывалось с действиями партизан.
   После Смоленской и Брянской операций, войска Калининского, Западного и Центрального фронтов продолжили боевые действия в Белоруссии, развернув наступление на полоцком, витебском, оршанском, могилевском и гомельско-бобруйском направлениях. Ожесточенные боевые действия, в ходе которых была освобождена восточная часть Белоруссии, продолжались здесь до декабря.
   Летне-осенняя кампания 1943 г. закрепила коренной перелом в ходе Великой Отечественной и второй мировой войны. Ее итог – разгром врага в битве под Курском, освобождение Левобережной Украины и Донбасса, форсирование Днепра и захват на его правом берегу крупных плацдармов, изгнание оккупантов из западных областей РСФСР и с Таманского полуострова, начало освобождения Белоруссии.

3. Развитие военных действий в третьем периоде войны

//-- Зимне-весенняя кампания 1944 г. --//
   К январю 1944 г. советские войска занимали выгодное оперативно-стратегическое положение, позволявшее наносить удары по флангам крупных группировок противника. С их операциями увязывались действия партизанских формирований под Ленинградом, в Белоруссии, на Украине и в Молдавии.
   Исходя из общих военно-политических целей войны Советского Союза против Германии, Ставка ВГК в первые месяцы нового года намечала развернуть наступательные операции на фронте от Ленинграда до Черного моря. Основное внимание уделялось освобождению Правобережной Украины и Крыма с тем, чтобы весной выйти к западной государственной границе СССР.
   Наступление советских войск на Правобережной Украине началось 24 декабря 1943 г. и продолжалось до 6 мая 1944 г. Оно охватило огромные просторы: от Полесья до Черного моря и от Днепра до Карпат.
   При освобождении Правобережной Украины была проведена серия фронтовых операций и операций групп фронтов:
   – Житомирско-Бердичевская (24 декабря 1943 г. – 14 января 1944 г.);
   – Кировоградская (5-16 января);
   – Корсунь-Шевченковская (24 января – 17 февраля);
   – Ровно-Луцкая (27 января – 11 февраля);
   – Никопольско-Криворожская (30 января – 29 февраля);
   – Проскурово-Черновицкая (4 марта – 17 апреля);
   – Уманско-Ботошанская (5 марта – 17 апреля);
   – Березнеговато-Снигиревская (6 – 18 марта);
   – Полесская (15 марта – 5 апреля);
   – Одесская (26 марта – 14 апреля).
   Каждая из их этих операций являлась логически скоординированным звеном общего, единого по замыслу стратегического наступления, которое велось в полосе от 1300 до 1400 км.
   Советские войска продвинулись в западном направлении на 250–450 км, достигли предгорий Карпат, освободили Правобережную Украину, рассекли стратегический фронт обороны противника и разгромили его соединения на южном крыле советско-германского фронта.
   Важным итогом этого стратегического наступления явился выход 26 марта 1944 г. войск 2-го Украинского фронта в 85-километровой полосе, севернее Ясс, на государственную границу СССР. Это стало началом непосредственного освобождения народов Европы от нацистской оккупации [30].
   Одновременно с боевыми действиями на Правобережной Украине соединениями Ленинградского и Волховского фронтов во взаимодействии с войсками 2-го Прибалтийского фронта, силами Краснознаменного Балтийского флота, авиацией дальнего действия и партизанскими соединениями была проведена Ленинградско-Новгородская операция (14 января – 1 марта 1944 г.).
   Советские войска взломали долговременную оборону противника в полосе почти 600 км, продвинулись на глубину 220–280 км и полностью сняли блокаду с Ленинграда [31].
   Для наступления под Ленинградом и Новгородом характерен прорыв долговременной и глубоко эшелонированной обороны противника в условиях лесисто-болотистой местности. Поучительной в этой операции являлась организация взаимодействия войск фронтов, сил флота и партизан, выполнявших единую стратегическую задачу.
   С 8 апреля по 12 мая войсками 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии во взаимодействии с силами Черноморского флота и крымскими партизанами был освобожден Крымский полуостров. Черноморский флот вновь обрел свою главную военно-морскую базу – Севастополь.
//-- Летне-осенняя кампания 1944 г. --//
   Успехи советских Вооруженных Сил, достигнутые к лету 1944 г., показали, что Советский Союз может собственными силами не только изгнать врага со своей территории, но и завершить полный разгром Германии. Это вынудило правящие круги США и Англии отказаться от политики затягивания сроков открытия второго фронта в Европе.
   6 июня 1944 г. западные союзники наконец-то начали Нормандскую десантную операцию, высадившись на северном побережье Франции [32].
   Примечательно, что открытие второго фронта не привело к резкому изменению группировок войск вермахта на западе и востоке. Решающим фронтом второй мировой войны по-прежнему оставался советско-германский. Против Красной Армии, как и прежде, продолжали действовать две трети всех боеспособных соединений Германии, а также войск ее союзников и сателлитов.
   В составе советских Вооруженных Сил к этому времени сражались польские, чехословацкие, югославские и французские части и соединения, насчитывавшие 104 тыс. человек [33].
   Главный удар летом 1944 г. Ставка ВГК предусматривала нанести в Белоруссии, где действовала одна из самых крупных стратегических группировок врага – группа армий «Центр».
   Летне-осенняя кампания началась 10 июня наступлением советских войск на Карельском перешейке и в Южной Карелии. В результате Выборгско-Петрозаводской операции (10 июня -9 августа 1944 г.) войска Ленинградского и Карельского фронтов во взаимодействии с силами Краснознаменного Балтийского флота, Ладожской и Онежской военными флотилиями прорвали сильно укрепленную оборону противника, освободили от оккупантов Ленинградскую область и Карелию. Поражение финских войск существенно изменило стратегическую обстановку на северном участке советско-германского фронта.
   После того, как подписав 19 августа соглашение о перемирии, Финляндия вышла из войны, немецким войскам пришлось уйти из южных и центральных районов этой страны на север и далее – в Норвегию. Тем самым были созданы не только благоприятные условия для освобождения советского Заполярья и северных районов Норвегии, но и улучшились условия базирования Балтийского флота [34].
   В Белорусской стратегической наступательной операции (23 июня – 29 августа 1944 г.) войска 1-го Прибалтийского, 1, 2 и 3-го Белорусских фронтов, авиация дальнего действия, Днепровская военная флотилия и партизаны, а на завершающем ее этапе и 1-я армия Войска Польского, сокрушили на 500-километровом фронте вражескую оборону, разгромили группу армий «Центр», продвинулись на запад почти на 600 км.
   От оккупации были освобождены Белоруссия, большая часть Литвы, Латвии и восточные районы Польши. Наступавшие войска вышли к Рижскому заливу, границам Восточной Пруссии, к реке Висла, овладев здесь Пулавским и Магнушевским плацдармами [35].
   Белорусскую операцию отличают применение решительных форм в наступательных действиях, прорыв глубоко эшелонированной обороны противника, окружение и ликвидация в короткие сроки крупных группировок врага, непрерывное преследование и уничтожение его отступающих войск, стремительное форсирование многочисленных водных преград.
   С целью содействия фронтам, развивавшим наступление в Белоруссии, и освобождения Прибалтики Ставка ВГК решила развернуть наступление на прибалтийском направлении (4 июля – 31 августа 1944 г.). В ходе этих действий советские войска продвинулись до 200 км, освободили часть территории Эстонии, Латвии и Литвы, создали предпосылки для нанесения новых ударов в Прибалтике.
   В разгар Белорусской операции в наступление перешли войска 1-го Украинского фронта. В результате проведенной ими Львовско-Сандомирской операции (13 июля – 29 августа 1944 г.) в основном было завершено освобождение Украины и юго-восточных районов Польши. Главные силы фронта, выйдя к Висле, захватили в районе Сандомира оперативный плацдарм.
   Группа армий «Северная Украина» потерпела поражение [36]. Успешному ее разгрому в этой операции способствовали искусное применение трех танковых армий в составе одного фронта, их широкий маневр, перенос в короткие сроки усилий с одного направления на другое, высокие темпы наступления при большом пространственном размахе.
   29 августа 1944 г. словацкие патриоты подняли восстание против фашистских оккупантов. Для оказания им помощи войска 1-го и 4-го Украинских фронтов совместно с 1-м чехословацким армейским корпусом приступили к проведению Восточно-Карпатской наступательной операции (8 сентября -28 октября), которая положила начало освобождению Чехословакии.
   А на южном крыле советско-германского фронта войска 2-го и 3-го Украинских фронтов во взаимодействии с силами Черноморского флота, Дунайской флотилией и авиацией дальнего действия провели Ясско-Кишиневскую операцию (20–29 августа). Здесь, в районе Ясс и Кишинева, они окружили и разгромили крупную группировку вражеских войск, а в районе Аккермана вынудили капитулировать войска 3-й румынской армии [37].
   В результате Ясско-Кишиневской операции и последующего наступления на территории Румынии и Болгарии советские войска, разгромив группу армий «Южная Украина», завершили освобождение Молдавии и Румынии. Румыния и Болгария вышли из войны на стороне Германии и объявили ей войну.
   Продолжая наступление, войска 2, 3 и 4-го Украинских фронтов во взаимодействии с Дунайской военной флотилией провели ряд операций по освобождению Венгрии и восточных районов Югославии.
   Успешное наступление на южном крыле советско-германского фронта вынудило командование вермахта начать отвод своих войск с территории Греции и Албании, что создало благоприятные условия для действий албанской Народно-освободительной армии. 29 ноября 1944 г. албанские патриоты завершили освобождение своей страны.
   С 14 сентября по 24 ноября войска трех Прибалтийских и Ленинградского фронтов освободили Эстонию и почти полностью Латвию. А войска правого крыла Карельского фронта в тесном взаимодействии с силами Северного флота осуществили Петсамо-Киркенесскую наступательную операцию (7-29 октября 1944 г.) [38]. Ее итогом явилось освобождение советского Заполярья и северных районов Норвегии. Советскому Союзу была возвращена Печенгская область. Улучшились условия базирования Северного флота в Баренцевом море.
   К концу 1944 г. советские войска очистили от врага всю свою территорию и восстановили государственную границу СССР [39]. От оккупантов были освобождены территории Румынии и Болгарии, значительная часть Польши, Чехословакии, Венгрии, Югославии и Норвегии.
   Под ударами Красной Армии фашистский блок окончательно распался. Значительных успехов достигли и наши союзники на западе. К концу 1944 г. германские войска были изгнаны из Франции, Бельгии, Люксембурга, а также части территории Италии и Нидерландов.
//-- Завершающая кампания 1945 г. в Европе --//
   К началу 1945 г. линия советско-германского фронта вплотную приблизилась к границам Германии, а в Восточной Пруссии военные действия были перенесены на территорию врага. Третий рейх оказался на пороге полного разгрома. Однако его руководители стремились затянуть войну, внести разлад в антигитлеровскую коалицию и добиться сепаратного мира с США и Англией за спиной СССР.
   Перед советскими Вооруженными Силами в 1945 г. стояла историческая задача – завершить разгром вермахта, освободить страны Восточной и Юго-Восточной Европы, а затем совместно с союзниками по коалиции принудить Германию к безоговорочной капитуляции.
   Замысел Ставки ВГК на кампанию 1945 г. сводился к тому, чтобы одновременным переходом в наступление на всем протяжении фронта разгромить основные группировки противника в Восточной Пруссии, Польше, на территории Венгрии и Австрии и, развивая наступление в глубь Германии, нанести решительное поражение берлинской группировке, овладеть Берлином и завершить войну. Главный удар предусматривалось нанести на варшавско-берлинском направлении.
   Наступление планировалось начать 20 января 1945 г. Однако обстоятельства заставили внести свои коррективы в эти сроки.
   В декабре 1944 г. немецкие соединения внезапно для союзников нанесли по ним сильный удар в Арденнах. Прорвав их фронт, они за семь дней наступления продвинулись почти на 110 км. [40]. После того как премьер-министр Великобритании У. Черчилль обратился к советскому правительству за помощью, Верховное Главнокомандование, несмотря на недостаточную готовность фронтов, решило ускорить их переход в наступление [41].
   12 января 1945 г., то есть на восемь дней раньше намеченного срока, Красная Армия перешла в наступление. Командованию вермахта пришлось спешно перебрасывать с западного фронта 6-ю танковую армию СС и девять самых боеспособных дивизий в полосу действий советских войск.
   К 3 февраля соединения 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, завершив Висло-Одерскую операцию, продвинулись на глубину от 400 до 500 км и овладели важным плацдармом на Одере в районе Кюстрина, что в 60 км от Берлина [42].
   Для Висло-Одерской операции характерны нанесение глубоких и мощных рассекающих ударов, быстрый прорыв (до 1,5 суток) тактической зоны обороны противника, решительное массирование сил и средств, высокие темпы наступления в оперативной глубине врага и непрерывность его преследования.
   Почти одновременно началась и Восточно-Прусская операция (13 января – 25 апреля 1945 г.). Войска 2-го и 3-го Белорусских фронтов во взаимодействии с силами Балтийского флота и авиацией дальнего действия прорвали глубоко эшелонированную оборону противника, освободили от него Восточную Пруссию, освободили значительную часть Польши, вышли на побережье Балтийского моря и штурмом овладели городом-крепостью Кенигсбергом [43]. Флот Германии лишился важных военно-морских баз.
   Войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов осуществили Восточно-Померанскую операцию (10 февраля – 4 апреля 1945 г.). Ее результатом явился разгром группы армий «Висла», что позволило устранить угрозу флангового удара с севера по войскам, действовавшим на берлинском направлении.
   С 8 февраля по 31 марта 1945 г. войска 1-го Украинского фронта последовательно провели Нижне-Силезскую и Верхне-Силезскую наступательные операции, вышли на реку Нейсе и в предгорье Судет, заняв выгодное положение для наступления на Берлин с юго-востока и юга.
   Таким образом, к концу марта Красная Армия во взаимодействии с Войском Польским завершила освобождение Польши, вышла на побережье Балтийского моря и рубеж рек Одер и Нейсе, создала благоприятные условия для последующего наступления на берлинском и дрезденском направлениях.
   На южном крыле советско-германского фронта войска 2-го и 3-го Украинских фронтов 26 декабря 1944 г. завершили окружение 188-тысячной группировки вражеских войск в Будапеште и приступили к ее ликвидации. Боевые действия носили напряженный характер. Отразив многочисленные попытки германского командования деблокировать свои войска и преодолев упорное сопротивление противника в городе, советские соединения 13 февраля освободили столицу Венгрии – Будапешт [44]. Группа армий «Юг» потерпела поражение. Советские войска, действовавшие на южном участке фронта, начали подготовку завершающих ударов по врагу в Чехословакии, Венгрии и Австрии.
   Венская наступательная операция (16 марта – 15 апреля 1945 г.) проводилась войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов. Ее конечным результатом явилось освобождение западной Венгрии, Чехословакии, восточных районов Австрии с ее столицей Веной. Рухнули планы Германии затянуть войну длительной обороной на этом участке фронта.
   Успешные боевые действия советских войск на венском направлении, выход их в восточные районы Австрии ускорили освобождение Югославии и способствовали успеху союзников и сил Сопротивления: армии союзников к этому времени форсировали Рейн и завершили ликвидацию рурской группировки врага.
   Германское руководство стремилось любой ценой удерживать оборону на востоке в расчете на заключение сепаратного мира с США и Англией. С этой целью на берлинском направлении была подготовлена сплошная глубоко эшелонированная оборона.
   Учитывая сложившуюся военно-политическую обстановку, советское командование решило подготовить и провести операцию с целью разгрома берлинской группировки и овладения столицей Германии в самые короткие сроки с тем, чтобы сорвать планы нацистской верхушки на затягивание войны. Для проведения Берлинской наступательной операции (16 апреля – 8 мая 1945 г.) Ставка Верховного Главнокомандования привлекла войска трех фронтов: 2-го и 1-го Белорусских, а также 1-го Украинского, авиацию дальнего действия, силы Краснознаменного Балтийского флота и Днепровскую военную флотилию [45].
   16 апреля войска фронтов перешли в наступление в 300-километровой полосе. К исходу шестого дня они прорвали немецкую оборону по Одеру и Нейсе и вступили в пригороды Берлина. К 24–25 апреля вражеские войска были окружены и расчленены на две группировки: берлинскую и франкфуртско-губенскую. Несмотря на отчаянное сопротивление, к 30 апреля они были разгромлены.
   Утром 1 мая над рейхстагом взвилось Знамя Победы. Гарнизон Берлина капитулировал 2 мая. Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов встретились с англо-американскими войсками на Эльбе, а соединения 2-го Белорусского фронта встретились с ними, когда вышли на линию Висмар, Шверин, Виттенберг.
   Однако и после капитуляции Берлина в западных и центральных районах Чехословакии, северных районах Австрии продолжали боевые действия группа армий «Центр» и часть сил группы армий «Австрия». Обстановка требовала принятия экстренных мер: предстояло оказать срочную помощь начавшемуся 5 мая в Праге народному восстанию. Поэтому с окончанием боевых действий в Берлине войска правого крыла 1-го Украинского фронта приступили к перегруппировке на пражское направление для выполнения задачи по завершению освобождения Чехословакии.
   Для проведения этой операции Ставка ВГК привлекла также соединения 4-го и 2-го Украинских фронтов. Начав 6 мая наступление, советские войска стремительно продвигались к Праге и 9 мая полностью очистили город от захватчиков, отрезав основным силам группы армий «Центр» пути отхода на запад [46].
   Пражская наступательная операция явилась заключительной операцией в Европе. Для нее, подготовленной и проведенной в исключительно короткие сроки, было характерно тесное взаимодействие войск трех фронтов, наносивших удары по сходящимся направлениям, высокоманевренные действия с применением решительных форм вооруженной борьбы.
   Таким образом, в третьем периоде Великой Отечественной войны советскими Вооруженными Силами была полностью очищена от оккупантов территория СССР, восстановлена государственная граница, освобождены от нацистского гнета народы европейских государств.
   В ночь на 9 мая 1945 г. все радиостанции Советского Союза работали без обычного ночного перерыва: ожидалось чрезвычайное сообщение из Берлина. Наконец, в 2 часа 10 минут в эфире прозвучала выстраданная миллионами людей весть о долгожданной Победе.
   Но вторая мировая война еще продолжалась. Ее пламя бушевало в Юго-Восточной Азии, на Дальнем Востоке и в бассейне Тихого океана. С 9 августа по 2 сентября Советские Вооруженные силы, выполняя союзнический долг и свои международные обязательства, успешно провели кампанию на Дальнем Востоке по разгрому японской Квантунской армии. После того как 2 сентября Япония капитулировала, окончилась Вторая мировая война.

4. Финальные операции Второй мировой войны

   Несмотря на неблагоприятную для Японии обстановку, которая сложилась в результате разгрома Германии и серьезных поражений самой Японии в войне на Тихом океане, ее военно-политическое руководство не считало себя побежденным и не отказалось от продолжения военных действий в бассейне Тихого океана и в странах Восточной Азии.
   Японцы продолжали удерживать стратегически важные районы Азиатско-Тихоокеанского региона, сохранив в них крупные силы и не ослабив миллионной группировки войск, сосредоточенной вблизи границ СССР. Под гнетом японских оккупантов находились Корея, Индокитай, Индонезия, Малайя, часть территории Китая, Бирмы и Филиппин.
   В течение многих лет Япония проводила по отношению к Советскому Союзу враждебный внешнеполитический курс, стремясь закрыть для него все выходы к Тихому океану, полностью захватить Сахалин, отторгнуть Дальний Восток и Сибирь.
   Накануне и в ходе Великой Отечественной войны, действуя в блоке с агрессивными странами Европы, она готовилась к нападению на СССР. Японский генеральный штаб в 1941 г. разработал план войны под кодовым названием «Кантокуэн» (Особые маневры Квантунской армии). В течение 1941–1943 гг. этот план постоянно уточнялся с учетом ситуации, складывавшейся на советско-германском фронте. Страна Восходящего Солнца выжидала только удобный момент для захватнических действий. Она была намерена использовать одно из самых бесчеловечных средств агрессии – бактериологическое оружие [47].
   На территории Маньчжурии (Северо-Восточный Китай) были созданы специальные формирования по подготовке бактериологической войны против Советского Союза, Монголии, Китая и других стран, в том числе, США и Англии.
   Японская военщина многократно совершала провокации на границах СССР. Она перманентно нарушала советское судоходство на Тихом океане: около 200 раз с применением оружия останавливала советские торговые и рыболовные суда, насильно отводила их в свои порты и подолгу там задерживала, а восемь из них – потопила. Это делалось преднамеренно, чтобы помешать СССР получать помощь по ленд-лизу, затруднить снабжение дислоцированных в дальневосточном регионе войск и сил флота.
   К тому же Япония поставляла разведывательную информацию, оказывала политическую и экономическую помощь третьему рейху в его войне против Советского Союза [48]. У советских дальневосточных границ стояла крупная стратегическая группировка японских войск, которая в течение многих лет готовилась к нападению на северного соседа.
   Такая позиция Японии вынуждала руководство СССР на протяжении всей войны с Германией держать на Дальнем Востоке от 32 до 59 дивизий сухопутных войск, от 10 до 29 авиационных соединений, около 6 дивизий и 4 бригад войск ПВО страны. Эта группировка насчитывала более 1 млн солдат и офицеров, на ее вооружении находилось от 8 до 16 тыс. орудий и минометов, свыше 2 тыс. танков и САУ, от 3 до 4 тыс. боевых самолетов и более 100 боевых кораблей основных классов. Что и говорить: этим войскам, составлявшим от 15 % до 30 % боевых сил и средств советских Вооруженных Сил [49], нашлось бы лучшее применение на советско-германском фронте, особенно в критические для них периоды.
   На Тегеранской конференции (осень 1943 г.) советское правительство дало союзникам свое согласие вступить в войну против Японии после победы над Германией. На Ялтинской конференции (февраль 1945 г.) оно уточнило сроки, заявив, что это произойдет через два-три месяца после капитуляции Германии.
   Условиями вступления в войну СССР, которые были приняты союзниками, являлись:
   – сохранение статус-кво Внешней Монголии;
   – восстановление принадлежавших России прав, нарушенных нападением Японии в 1904 г., а именно – возвращение южной части о. Сахалина;
   – интернационализация торгового порта Дайрена;
   – восстановление прав на Порт-Артур как на военно-морскую базу СССР;
   – совместная эксплуатация Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорог;
   – передача Советскому Союзу Курильских островов [50].
   5 апреля 1945 г. правительство СССР денонсировало советско-японский договор о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. Этот акт стал серьезным предупреждением Японии о том, что продолжение войны против союзников Москвы неизбежно приведет Токио к поражению.
   К маю Япония оказалась в полной международной изоляции. Многие государства порвали с ней дипломатические отношения, в том числе и Испания, представлявшая ее интересы в Европе.
   В связи с безоговорочной капитуляцией Германии 9 мая в Токио состоялось экстренное совещание кабинета министров, на котором обсуждалось положение в Европе. На следующий день пресса опубликовала заявление правительства, в котором уже не было слов о «великой Восточной Азии», ее освобождении, «новом порядке», «сфере совместного процветания». В газетах сдержано говорилось о поражении Германии. Отмечалось также, что третий рейх совершил огромную ошибку, когда начал войну против СССР, не овладев предварительно Британскими островами. А просчет Гитлера состоял в том, что он, допустив создание двух фронтов, недооценил силу Красной Армии, экономический потенциал СССР, уровень его промышленности, систему организации народного хозяйства и чрезмерно понадеялся на легкость победы [51].
   Таким образом, окончание войны в Европе создало серьезные проблемы для Японии. США и Великобритания получили благоприятные условия для сосредоточения вооруженных сил против нее. Теперь ей предстояло воевать в одиночку. С 11 по 14 мая Высший совет Японии по руководству войной, обсуждая изменившуюся ситуацию, высказался за заключение мира с Великобританией и США при посредничестве СССР. Перед дипломатией ставилась задача, во что бы то ни стало предотвратить вступление Советского Союза в войну против Японии [52].
   К лету 1945 г. японское командование намечало следующий план дальнейшего ведения войны. В бассейне Тихого океана предполагалось перейти к обороне на всех направлениях, не допустить дальнейшего продвижения американо-английских войск и высадки их на территорию собственно Японии. А силами, действовавшими на материке, предусматривалась оборона Маньчжурии и Кореи для оказания упорного сопротивления Советской Армии на приграничных рубежах, затем на хребте Большой и Малый Хинган и на реках Мулинхэ и Муданьцзян с целью сохранения за собой Кореи и юго-восточной Маньчжурии.
   По разработанному к началу 1945 г. американским командованием плану, высадка войск союзников на японский остров Кюсю должна была состояться 1 ноября. В случае успеха 1 марта 1946 г. планировался десант на остров Хонсю. Завершение войны предусматривалось к концу года.
   Такой замысел объяснялся тем, что к началу 1945 г. в японской армии находилось около 6 млн человек, 10 тыс. самолетов и около 500 боевых кораблей. Войска же США и Великобритании на Тихом и Индийском океанах и в Юго-Восточной Азии насчитывали 1,8 млн военнослужащих, авиация – 5 тыс. самолетов [53]. Такое соотношение сил и средств исключало быструю победу США и Великобритании, для достижения которой необходимо было перебрасывать на Дальневосточный театр военных действий значительные контингенты вооруженных сил союзников.
   21 июня, после кровопролитных и ожесточенных боев, которые продолжались более двух с половиной месяцев, японцы оставили остров Окинава. Американские войска, по численности в несколько раз превосходившие японские, потеряли 46 тыс. человек, из них 12 тыс. убитыми. По итогам этой операции командование США сделало вывод: высадка на собственно Японские острова потребует еще больших жертв, чем при захвате Окинавы.
   Ввиду таких масштабных потерь Ф. Рузвельт и Г. Трумэн опасались высадки американских войск на острова, что затянуло бы войну и повлекло бы огромные человеческие жертвы. В Вашингтоне понимали, что с потерей Маньчжурско-Корейского региона Япония лишится большей части необходимых для продолжения войны средств и будет вынуждена капитулировать. Многие видные военачальники США полагали, что решить эту задачу в короткий срок смогут только советские войска. Планы завершения войны на Тихом океане они связывали с обязательным вступлением в нее Советского Союза [54]. Этот акт, по их мнению, должен был не только обеспечить успех вторжения американских войск на Японские острова, но и, ускорив окончание войны, сократить людские потери.
   Императорская ставка, понимая, что США с союзниками в скором времени выйдут на ближние подступы к Японским островам, вознамерилась превратить метрополию, а также Корею, Маньчжурию и оккупированную часть Китая в «неприступную крепость» с тем, чтобы нанести противнику большие потери и затянуть войну на неопределенное время.
   21 июня японский парламент принял закон «О чрезвычайных мерах военного времени», санкционировавший любые действия властей по организации обороны, а на следующий день – закон «О добровольной военной службе», по которому призыву подлежали все мужчины в возрасте от 15 до 60 лет и женщины от 17 до 40 лет [55]. В результате принятых мер к августу численность регулярных вооруженных сил выросла до 7,2 млн, а сухопутных войск – до 5,5 млн человек [56].
   Дальневосточный театр военных действий охватывал территорию Маньчжурии, Внутренней Монголии и Северной Кореи. Обширной была и его морская часть, включавшая бассейны Охотского, Японского и Желтого морей, и акваторию северо-западной части Тихого океана. В меридиальном направлении протяженность ТВД составляла около 4 тыс. миль (7,5 тыс. км). По своим размерам он резко отличался от Европейского ТВД. Площадь только сухопутной его части составляла 1,5 млн кв. км, а это территория Германии, Италии и Японии, вместе взятых. С севера на юг Дальневосточный театр простирался на 1500 км, а с запада на восток – на 1200 км.
   По физико-географическим условиям Дальневосточный театр военных действий представлял собой сочетание горно-таежной, болотистой и пустынной местности с большим количеством рек, озер и болот к востоку от Большого Хингана. Объединения и даже соединения могли вести здесь наступательные действий лишь на отдельных направлениях, порой изолированных друг от друга сотнями километров.
   Японцы в предвидении войны с Советским Союзом заблаговременно оборудовали этот регион, создав мощную систему оборонительных сооружений. К августу 1945 г. в Маньчжурии и Корее было построено 20 авиабаз, 133 аэродрома, более 200 посадочных площадок – всего свыше 400 аэродромных точек с оперативной емкостью свыше 6 тыс. самолетов.
   На территории, занятой войсками Квантунской группировки, располагалось 870 крупных военных складов и хорошо оборудованных военных городков, рассчитанных на 1,5-миллионную армию.
   Учитывая особенности театра военных действий и огромную протяженность государственной границы Маньчжурии с Советским Союзом и Монголией, а также возможный характер действий Советской Армии, японское командование сосредоточило к началу августа 1945 г. крупную стратегическую группировку войск на Маньчжурской равнине, оставив в приграничной зоне для прикрытия государственной границы около одной трети сил.
   Основу этой группировки составляла Квантунская армия, которая в предвоенные годы превратилась в самостоятельное стратегическое объединение. Если в 1944 г. ее части и подразделения привлекались для участия в боях в районе Южных морей, то, начиная с 1945 г., они были сосредоточены на северо-востоке Китая, существенно пополнив свои запасы горючим, боеприпасами, вооружением, продовольствием. В конце июля на маньчжурский плацдарм из Южной Кореи была переброшена и 34-я японская армия [57].
   Войска Квантунской группировки были сведены во фронтовые и армейские объединения. Всего в нее входили 42 пехотные и 7 кавалерийских дивизий, 23 пехотные, 2 кавалерийские, 2 танковые бригады и бригада смертников, 6 отдельных полков, 2 воздушные армии и Сунгарийская военная флотилия. Командованию группировки подчинялись войска марионеточного государства Маньчжоу-Го и японского ставленника во Внутренней Монголии – князя Дэ Вана Дэмчигдонрова.
   Значительные силы противника находились в Северной Корее, на Южном Сахалине и Курильских островах. В целом, к началу военных действий у советских границ была сосредоточена группировка, общей численностью 1 млн 62 тыс. человек, имевшая на вооружении 1215 танков, 6640 орудий и минометов, 26 кораблей и 1907 боевых самолетов [58].
   Основой системы обороны японских войск явились укрепленные районы (УР), которые были построены на границах Маньчжурии и Кореи с Советским Союзом и Монголией. УРы предназначались как для усиления обороны, так и для создания более выгодных условий для сосредоточения и развертывания войск в целях наступления. Каждый такой район достигал 50-100 км по фронту и до 50-км в глубину. Обширные горно-таежные и заболоченные районы, большие водные преграды способствовали созданию этих мощных укреплений.
   Всего в приграничных районах Маньчжурии было сооружено 17 укрепленных районов, которые перекрывали все наиболее доступные для действий войск направления. Общая протяженность полосы укреплений, в которой насчитывалось свыше 4500 долговременных сооружений, составляла около 800 км. Один из укрепленных районов был построен на Южном Сахалине.
   Острова Курильской гряды прикрывались береговыми артиллерийскими батареями, укрытыми в железобетонные сооружения. Доступные для высадки десантов места прикрывались системой проволочных заграждений и противотанковых рвов.
   Императорская ставка и генеральный штаб армии вместе со штабом Квантунской группировки избрали тот вариант оперативного плана, в соответствии с которым в случае войны с СССР оборонительные действия предусматривались лишь на первом этапе, а в последующем намечался переход в контрнаступление и даже вторжение на советскую территорию.
   Суть замысла японского командования состояла в том, чтобы упорной борьбой в укрепленных приграничных районах и на выгодных естественных рубежах измотать советские войска и не допустить их прорыва в центральные районы Маньчжурии и Корею [59]. Эту идею предстояло реализовать войскам прикрытия. Составляя примерно третью часть японской группировки, они включали армию Маньчжоу-Го, пограничные войска и часть полевых войск.
   Главные силы Квантунской армии были сосредоточены в Центральной Маньчжурии. На первом этапе им предстояло ликвидировать прорыв советских войск на любом операционном направлении путем проведения мощных контрударов. В случае неблагоприятного исхода оборонительной операции японское командование предусматривало отвод своих войск на рубеж Чанчунь, Мукден, Цзиньчжоу, а при невозможности закрепиться там, – в Корею, где планировалось организовать отпор на рубеже рек Тумыньцзян и Ялуцзян [60].
   Разрабатывался и другой вариант: использовать Маньчжурию в качестве «последнего оплота империи». Туда должны были эвакуироваться император и его окружение в случае, если бы японским войскам под ударами американо-британских соединений пришлось оставить метрополию. По мнению командования императорской Японии, Квантунская группировка была «способна в течение года противостоять превосходившим по силе и подготовке советским войскам» [61].
   По прогнозам японского командования, первый этап операции должен был продлиться около трех месяцев. Считалось, что только прорыв приграничной полосы долговременных укреплений займет у советских войск не меньше месяца, два месяца уйдет у них на то, чтобы продвинуться до рубежа Байчэн, Цицикар, Бэйань, Цзямусы, Муданьцзян. Еще три месяца им потребуются, чтобы подтянуть тылы и подготовиться к новым операциям.
   На захват советскими войсками остальной части Маньчжурии и Внутренней Монголии японцы отводили примерно полгода [62]. За это время японское командование рассчитывало перегруппировать силы для контрнаступления и при благоприятном развитии событий, вторгнувшись на территорию СССР, добиться почетных условий мира.
   Так как состав войск Красной Армии, находившихся на Дальнем Востоке, отвечал только задачам обороны, то для проведения крупных наступательных операций имеющихся сил было явно недостаточно. Требовалось значительно усилить находившиеся там соединения и создать ударные группировки на трех стратегических направлениях: забайкальском, приамурском и приморском.
   В связи с этим Ставка ВГК осуществила крупную передислокацию советских войск с Запада на Восток, которая по временным показателям, количеству перебрасываемых сил и средств и пространственному размаху была беспрецедентной в истории мировых войн межтеатровой стратегической перегруппировкой.
   Основная масса войск и техники была переброшена в предельно сжатые сроки за три месяца (с мая по июль) на расстояние от 9 до 12 тыс. км. В общей сложности в этот период на путях сообщения Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, с учетом и внутри фронтовых перегруппировок, находилось до миллиона советских солдат и офицеров, десятки тысяч артиллерийских орудий, танков, автомашин и многие тысячи тонн боеприпасов, горючего, продовольствия, обмундирования и других грузов.
   Всего было перегруппировано два фронтовых (Карельский, 2-й Украинский) и четыре армейских управления, пятнадцать управлений корпусов, 36 дивизий, 53 бригады и два укрепленных района. Кроме того, сюда прибыли 5 авиационных дивизий и управление авиационного корпуса. В состав ПВО Дальнего Востока поступили 3 корпуса ПВО страны.
   Огромный объем перевозок невозможно было выполнить только по железным дорогам. Пришлось строить и ремонтировать шоссейно-грунтовые коммуникации, а также активно использовать морской и речной транспорт.
   На Дальний Восток направлялись такие соединения и объединения, которые могли успешно решать наступательные задачи в конкретных условиях театра военных действий. Определение целесообразности использования того или иного соединения зависело от опыта и боевых качеств, накопленных в сражениях на советско-германском фронте.
   Так, соединения 5-й и 39-й общевойсковых армий, участвовавшие в прорыве укрепленных оборонительных полос в Восточной Пруссии, предназначались для прорыва на главных направлениях приграничных укрепленных районов; первая – в полосе наступления 1-го Дальневосточного, а вторая – Забайкальского фронтов. 6-я гвардейская танковая и 53-я общевойсковая армии, имевшие большой опыт действий в горностепной местности, вошли в состав Забайкальского фронта для наступления на широких пустынных просторах и горно-лесистых массивах Маньчжурии.
   Одной из особенностей переброски боевой техники было то, что значительная часть танков, САУ, самолетов-истребителей была перевезена специальными эшелонами непосредственно с танковых и авиационных заводов Урала и Сибири. Летный состав некоторых авиационных полков совершил перелет в Забайкалье с аэродромов Германии, Польши, Калинина (Твери) и Москвы.
   Своеобразием отличались способы приема прибывающих войск и вывод их в исходные районы для наступления. На Забайкальском фронте в условиях пустынно-степной местности и весьма низкой пропускной способности монгольской железнодорожной ветки практиковалась (до подхода к территории Монголии) выборочная выгрузка личного состава и техники, которые затем следовали в районы сосредоточения своим ходом. Остальные войска после выгрузки в районе г. Чойбалсан получали недостающую материальную часть и личный состав, и также своим ходом совершали марш в районы сосредоточения, удаленные от границы на 70-150 км.
   На 1-м Дальневосточном фронте станции выгрузки находились вблизи от границы. Поэтому прибывающие эшелоны разгружались только ночью, и войска тотчас же следовали к месту сосредоточения. Затем соединения и части в течение трех-четырех недель выходили в выжидательные районы, находившиеся в 15–20 км от границы.
   Для обеспечения скрытности перевозок резко ограничивалось число лиц, допущенных к планированию, до минимума сокращалось количество разрабатываемых документов. Ведение переписки и переговоров о передислокации войск категорически запрещались. Личный состав воинских эшелонов не знал конечного пункта прибытия вплоть до места назначения.
   К участию в военных действиях против Японии были привлечены войска трех фронтов, силы Тихоокеанского флота, Амурской военной флотилии, три армии ПВО – Забайкальская, Приамурская и Приморская, 4 кавалерийские дивизии, броне-бригада, танковый и артиллерийский полки, авиационная дивизия, а также войска Монгольской Народно-революционной армии [63].
   К началу военных действий на Дальнем Востоке были сосредоточены 11 общевойсковых, одна танковая и 3 воздушные армии. В составе этой группировки имелось личного состава – более 1 млн 747 тыс. человек, орудий и минометов – 29835, танков и САУ – 5250, боевых самолетов – 5171, боевых кораблей основных классов – 93 [64]. Было создано общее превосходство в силах и средствах над противником: по личному составу в 1,7; артиллерии и минометам – в 4,4; по танкам и САУ в 4,3; по самолетам в 2,7 раза.
   Следовательно, такая группировка представляла собой силу, способную в короткий срок сокрушить японские войска в Маньчжурии.
   Резкое увеличение сил и средств на Дальнем Востоке, большие размеры театра военных действий и его значительная удаленность от столицы потребовали совершенствования стратегических органов военного руководства этой группировкой. С этой целью Ставка ВГК в июле 1945 г. создала Главное командование советскими войсками на Дальнем Востоке, Военный совет, штаб и оперативную группу тыла. Главнокомандующим был назначен Маршал Советского Союза А.М. Василевский, членом Военного совета – генерал-полковник И.В. Шикин, начальником штаба – генерал-полковник С.П. Иванов.
   Вступление СССР в войну против азиатского союзника Германии являлось справедливым историческим актом в защиту интересов Советского Союза и всех государств, подвергшихся нападению Японии, четким выполнением взятых союзнических обязательств. При этом СССР стремился быстрее ликвидировать последний очаг второй мировой войны, устранить постоянную угрозу себе и Монголии со стороны Японии, оказать содействие скорейшему восстановлению всеобщего мира, совместно с союзниками изгнать захватчиков из оккупированных ими стран, сократить количество жертв и разрушений, неизбежных при затягивании войны, возвратить ранее незаконно отторгнутые у России Южный Сахалин и Курильские острова.
   Кампания советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке предполагала проведение Маньчжурской стратегической, Южно-Сахалинской наступательной и Курильской десантной операции.
   Исходя из военно-политических целей, главная задача в кампании заключалась в разгроме Квантунской армии и освобождении от японских захватчиков Маньчжурии и Северной Кореи. От быстрого и успешного ее выполнения зависел успех разгрома противника на Южном Сахалине и Курильских островах.
   Замысел Ставки ВГК на проведение Маньчжурской стратегической операции заключался в одновременном нанесении со стороны Забайкалья, Приморья и Приамурья силами войск Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов двух мощных встречных и ряда вспомогательных ударов по сходящимся к центру Маньчжурии направлениям с целью рассечения главной группировки войск Квантунской армии, окружения и последовательного уничтожения ее по частям. В дальнейшем предусматривалось соединение войск фронтов в районе Чаньчунь, Гирин и развитие наступления на Ляодуньский полуостров и в Северную Корею.
   Замысел отличался исключительно решительным характером. Советские войска должны были вести наступление на фронте более чем 5000 км и на глубину до 600–800 км. Операцию по разгрому Квантунской армии планировалось осуществить в предельно короткий срок – за 20–23 суток.
   Нанесение главных ударов с двух направлений, разделенных расстоянием почти в 1500 км, ставило командование противника в условия ведения войны на два фронта, а слабое развитие внутренних коммуникаций крайне ограничивало его возможности в маневрировании резервами.
   Выбор этих направлений был обусловлен не только принятой формой ведения стратегической операции. Важную роль играли и другие факторы, а именно: своеобразная конфигурация государственных границ, обусловившая охватывающее положение советских войск по отношению к противнику, физико-географические условия местности, характер построения вражеской обороны.
   Вспомогательные удары, которые были спланированы на всех операционных направлениях, вынуждали противника держать оборону на всем фронте, и лишали его возможности создавать группировки в ходе операции. Следование этому замыслу воспрещало отход японских войск в глубь территории Китая и Южной Кореи.
   В соответствии с замыслом Ставка ВГК в директиве от 28 июня 1945 г. поставила фронтам и флоту следующие задачи.
   Забайкальскому фронту главный удар силами трех общевойсковых и одной танковой армии нанести в обход Халунь-Аршанского укрепленного района с юга в общем направлении на Чаньчунь. Ближайшая задача – разгромить противостоящие силы противника, преодолеть хребет Большой Хинган и к пятнадцатому дню операции выйти на рубеж Салунь, Лубэй, Балиньюци (Дабаньшань). 6-й гвардейской танковой армии предстояло преодолеть хребет Большой Хинган к десятому дню операции.
   В дальнейшем главным силам фронта требовалось выйти на Маньчжурскую равнину, где, соединившись с войсками 1-го Дальневосточного фронта, они должны были завершить окружение основных сил Квантунской армии и развивать наступление на Ляодунский полуостров. Действия войск на главном направлении обеспечивались двумя вспомогательными ударами: на севере и на юге.
   1– му Дальневосточному фронту силами двух общевойсковых армий главный удар нанести на муданьцзянском направлении, прорвать систему приграничных укрепленных районов, разгромить противостоящего противника и на пятнадцатый-восемнадцатый день операции выйти на рубеж Боли, Мудань-цзян, Ванцин. В дальнейшем, развивая удар в направлении Гирин, Чаньчунь и частью сил на Харбин, во взаимодействии с Забайкальским фронтом завершить окружение основных сил Квантунской армии на Маньчжурской равнине, а силами левого крыла фронта наступать в Северную Корею.
   Действия войск на главном направлении обеспечивались двумя вспомогательными ударами на севере и юге. Частью сил во взаимодействии с Тихоокеанским флотом предстояло оборонять морское побережье на участке от бухты Преображения (160 км восточнее Владивостока) до мыса Сосунова.
   2– му Дальневосточному фронту с оперативно подчиненной Амурской военной флотилией главный удар силами одной общевойсковой армии и одного стрелкового корпуса предстояло нанести на сунгарийском и жаохэйском направлениях, прорвать укрепленные районы, разгромить японские войска в районах Тунцзян, Жаохэ, Фуцзинь и на двадцать третий день операции выйти в район Цзямусы. В дальнейшем – наступать вдоль реки Сунгари на Харбин.
   С развитием успеха на главных направлениях войск Забайкальского и 1-го Дальневосточных фронтов предполагалось нанести вспомогательный удар силами 2-й Краснознаменной армии из района Благовещенска на Цицикар, а частью сил оборонять рубеж по Амуру и Уссури.
   16-й армии фронта во взаимодействии с Северной Тихоокеанской флотилией, Камчатским оборонительным районом и Петропавловской военно-морской базой ставилась задача по прочной обороне западного побережья Татарского пролива, Северного Сахалина и Камчатки с целью не допустить там высадки японских войск. Одновременно соединения 56-го отдельного стрелкового корпуса должны были подготовить наступление в южной части Сахалина, а силами Камчатского оборонительного района и кораблей Петропавловской военно-морской базы – высадку десантов на Курильские острова.
   Ведущую роль в операции выполняли Забайкальский и 1-й Дальневосточный фронты, наносившие главные удары на встречных направлениях с целью окружения основных сил Квантунской армии. 2-й Дальневосточный фронт, выполнявший вспомогательную роль, должен был содействовать расчленению группировки противника и уничтожению ее по частям.
   Тихоокеанский флот получил комплексную задачу: до начала боевых действий поставить оборонительные минные заграждения и развернуть на позициях подводные лодки, а с переходом сухопутных войск в наступление – нарушить коммуникации противника в Японском море, уничтожить его корабли в портах Северной Кореи, обеспечить свои морские сообщения, поддержать прибрежные фланги сухопутных войск и не допустить высадки вражеских десантов на советское побережье.
   В ходе операции, когда создались необходимые условия, флот получил дополнительные задачи: овладеть портовыми городами Северной Кореи, а также высадить десанты на Южный Сахалин и Курильские острова.
   Амурской военной флотилии предписывалось обеспечить форсирование Амура и Уссури и содействовать наступлению войск 2-го Дальневосточного фронта на сунгарийском направлении.
   В соответствии с полученными задачами вырабатывались и решения командующих. В ходе большой и кропотливой работы удалось выбрать такие варианты, которые должны были нарушить все планы японского командования, а именно, задержать советские войска в зонах укрепленных районов и на отрогах Большого Хингана.
   В решениях командующих были учтены все особенности обстановки и ведения боевых действий в своеобразных условиях Дальневосточного театра. Прежде всего, это отсутствие крупных группировок противника вблизи государственной границы и возможность обхода укрепленных районов. Это позволяло использовать бронетанковые и механизированные войска в первом эшелоне, в высоких темпах преодолеть обширные пустынно-степные районы и с ходу захватить основные перевалы через Большой Хинган и громить главные силы врага на Центрально-Маньчжурской равнине (Забайкальский фронт).
   Обращают на себя внимание еще несколько специфических особенностей решений: стремление осуществить успешный прорыв укрепленного района (1-й Дальневосточный фронт); нанесение главного удара вдоль реки Сунгари и других ударов через крупные водные преграды с одновременным их форсированием на направлениях, далеко отстоящих друг от друга (2-й Дальневосточный фронт).
   Скрытности подготовки операции и внезапности нанесения удара уделялось особое внимание. С этой целью к разработке планов в штабах фронтов и армий привлекался строго ограниченный круг лиц. Все документы по планированию операций хранились в личных сейфах командующих войсками фронтов и армейских объединений.
   Резко усилилась борьба с агентурной разведкой противника, которая до весны 1945 года значительно активизировала свою шпионскую деятельность и засылала в советский тыл большое количество агентов-разведчиков.
   Все передвижения в период сосредоточения и развертывания производились только ночью, с погашенными фарами машин. В исходные районы для наступления войска на линию государственной границы были выведены лишь в ночь на 9 августа.
   В районах сосредоточения осуществлялась тщательная маскировка, в том числе и радиомаскировка. За все время подготовки операции прежние сети радиосвязи оставались на своих местах и действовали с обычной нагрузкой. Радиостанции прибывающих войск и все вновь развернутые радиосети до утра 9 августа работали только на прием.
   Особенно тщательные меры принимались по сохранению прежнего режима на госгранице и во внутренней жизни войск. В приграничной полосе были усилены оборонительные работы, которые и прежде проводились там из года в год.
   Предусматривалась и такая мера, как сохранение в тайне прибытия на Дальний Восток Маршалов Советского Союза Василевского А.М., Мерецкова К.А., Малиновского Р.Я. и ряда других военачальников.
   Важно отметить, что проведенные мероприятия в масштабе всей кампании позволили достигнуть внезапности, которая имела стратегическое значение. Японскому командованию удалось установить постепенное увеличение советских войск на границах с Маньчжурией и начавшуюся массовую переброску соединений с Запада. Однако оно не смогло определить время начала наступления, направления и силу ударов фронтов. Как подтвердили пленные японские генералы, начало 9 августа военных действий для них явилось полной неожиданностью.
   Таким образом, за три месяца была проведена масштабная работа по подготовке крупной стратегической операции по разгрому Квантунской армии. К началу августа советские Вооруженные Силы на Дальнем Востоке имели все необходимое для успешного ее проведения и были готовы для нанесения сокрушительного удара по агрессору.
   6 августа на японский город Хиросиму, а через три дня на город Нагасаки были сброшены атомные бомбы, возвестившие миру наступление новой, ядерной, эры. Это роковое решение было принято президентом Соединенных Штатов Америки Г. Трумэном, которое преследовало политические цели – в условиях окончания войны продемонстрировать миру могущество и силу США.
   8 августа в Москве в 23 часа японскому послу было передано заявление правительства СССР, в котором говорилось, что в связи с отказом Японии прекратить военные действия против США, Великобритании и Китая Советский Союз с 9 августа считает себя в состоянии войны с ней. В заявлении подчеркивалось, что этот шаг является «единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий» [65].
   Наступление советских войск на всех фронтах началось одновременно 9 августа около часа ночи по хабаровскому времени действиями передовых и разведывательных отрядов. Оно развернулось в неблагоприятных условиях: накануне в Приморье и Приамурье шли непрерывные дожди. Поднявшийся уровень рек на 4 метра превратил небольшие горные реки и ручьи в бурные потоки, которые затопили долины.
   Начало боевых действий было для противника полностью неожиданным. Войска 1-го Дальневосточного фронта блокировали личный состав японских гарнизонов спящим в казармах. Следовательно, занять свои места в боевых сооружениях укрепленных районов они так и не успели.
   С рассветом перешли в наступление главные силы. С целью достижения оперативно-тактической внезапности артиллерийская и авиационная подготовка на направлениях главных ударов Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов не проводилась.
   С началом боевых действий и в последующие дни авиация фронтов наносила удары, главным образом, по железнодорожным узлам и станциям, аэродромам, колоннам войск противника, передвигавшимся по шоссейным и грунтовым дорогам. В результате действий авиации движение на многих путях было парализовано, что привело к срыву сообщения между основными японскими группировками, находившимися в Маньчжурии и Северной Кореи.
   Тихоокеанский флот начал постановку оборонительных минных заграждений, а его авиация и соединения торпедных катеров нанесли удары по кораблям, судам и другим объектам в портах Северной Кореи.
   Основные политические и военные цели войны были достигнуты в ходе Маньчжурской стратегической наступательной операции, которая включала Хингано-Мукденскую (Забайкальский фронт) Харбино-Гиринскую (1-й Дальневосточный фронт) и Сунгарийскую (2-й Дальневосточный фронт) фронтовые операции. Тихоокеанский флот и Амурская флотилия кораблями и десантами содействовали этим объединениям в разгроме войск противника.
   Боевые действия советских войск в ходе Маньчжурской операции проводились в два этапа. Содержанием первого этапа (9-14 августа) явился разгром японских сил прикрытия и выход наступавших войск на Центрально-Маньчжурскую равнину. На втором этапе (15 августа – 2 сентября) был завершен разгром основных сил Квантунской армии, освобождены важнейшие политические и экономические центры Маньчжурии и принята капитуляция японских войск.
   Наступление советских войск развивалось успешно. Особенно стремительно продвигались вперед войска Забайкальского фронта. Уже 12 августа соединения 6-й гвардейской танковой армии, действовавшей в первом оперативном эшелоне, преодолели неприступный, по мнению японских генералов, Большой Хинган и вырвались на Маньчжурскую равнину, оказавшись в глубоком тылу Квантунской группировки. Они упредили выход ее основных сил к этому горному хребту. За первые пять суток танкисты преодолели более 450 км и к исходу 12 августа устремились к ключевым центрам Маньчжурии – Чанчуню и Мукдену.
   Фронтовые и армейские операции характеризовались большим размахом. Ширина полос наступления в условиях Дальнего Востока резко отличалась от средних норм, типичных для Европейского ТВД. Так, Забайкальский фронт наступал в полосе 2300 км (активный участок – 1500 км), 2-й Дальневосточный – 2130 км (активный участок – 520 км), 1-й Дальневосточный – 700 км. Общевойсковые армии вели наступление также в широких полосах: на Забайкальском фронте от 200 до 700 км, на 1-м Дальневосточном от 65 до 285 км, на 2-м Дальневосточном – от 150 до 300 км.
   Наступление советских войск было осуществлено на большую глубину: 450–820 км – на Забайкальском и 200–300 км – на 1-м и 2-м Дальневосточных фронтах. Темпы наступления были в два раза выше планируемых, что дозволило сократить продолжительность операций в среднем до 10 суток. Среднесуточный темп войск Забайкальского фронта составил от 38 до 82 км, 1-го и 2-го Дальневосточных – 20–30 км.
   Войска фронтов и армий в пределах указанных полос наступления вели боевые действия не сплошным фронтом, а сосредоточивали свои усилия на отдельных направлениях, отстоявших одно от другого на большом удалении. Так, например, между 6-й гвардейской танковой и 17-й общевойсковой армиями, входившими в состав главной ударной группировки Забайкальского фронта, был разрыв в 200 км. 15-я армия 2-го Дальневосточного фронта в составе трех стрелковых дивизий при общей ширине наступления 330 км после форсирования р. Амур наступала на Цзямусы по двум направлениям на фронте 120 км, и от Цзямусы на Саньсин вдоль Сунгари на фронте 30–40 км.
   Важной особенностью действий войск 1-го Дальневосточного фронта явился прорыв укрепленных районов противника ночью без артиллерийской и авиационной подготовки. Кроме того, в полосе этого фронта был осуществлен перенос основных усилий с главного направления на направление вспомогательного удара, что позволило войскам фронта увеличить темп и стремительно развить наступление на Ванцин, Гирин.
   В ходе наступления было осуществлено тесное взаимодействие сухопутных войск с силами Военно-морского флота и Амурской флотилией. Тихоокеанский флот оказал содействие в проведении десантных операций в Северной Корее. Части береговой обороны и его корабли надежно обеспечили приморский фланг наступающих войск и самостоятельно прикрыли большой участок побережья Японского и Охотского морей.
   Амурская флотилия оказала поддержку действиям главной группировки 2-го Дальневосточного фронта. Корабли флотилии были не только основным средством форсирования Амура и Уссури войсками 2-го и 1-го Дальневосточных фронтов, но и выполняли задачи подавления противника огнем своей артиллерии на противоположном берегу.
   Таким образом, важнейшая особенность Маньчжурской операции заключается в том, что стратегические цели кампании были достигнуты в ее начале. Как операция начального периода войны она характеризуется скрытностью сосредоточения и развертывания группировок войск, внезапным переходом в наступление ночью, сокрушительным первоначальным ударом с участием максимума сил и средств в первом эшелоне, четкой организацией взаимодействия между тремя фронтами, флотом и речной флотилией.
   В связи с успехом в Маньчжурии 2-й Дальневосточный фронт частью сил перешел в наступление на Сахалине. Южно-Сахалинскую операцию осуществили соединения 56-го стрелкового корпуса 16-й армии во взаимодействии с Северной Тихоокеанской флотилией. С 11 по 25 августа ими был прорван мощный укрепленный приграничный оборонительный рубеж в районе Котон. Это позволило войскам продвинуться вглубь Южного Сахалина на 360 км и во взаимодействии с силами Тихоокеанского флота разгромить оборонявшие остров войска.
   Наступление советских войск на Сахалине явилось совместной операцией сухопутных и морских сил при поддержке авиации. Действиям главных сил предшествовала артиллерийская и авиационная подготовка, продолжительностью более часа.
   В ходе операции были достигнуты высокие темпы наступления – 26 км в сутки. Ее особенностью явилось широкое применение маневра для выхода во фланг и тыл укрепленного района. Авиация флота действовала в условиях отсутствия воздушного противника.
   Успех боевых действий в Маньчжурии и на Сахалине создал благоприятные условия для освобождения от японцев Курильских островов. Курильскую десантную операцию осуществили войска Камчатского оборонительного района, корабли и части Петропавловской военно-морской базы, часть сил 16-й общевойсковой армии и Северной Тихоокеанской флотилии.
   В период с 18 августа по 1 сентября были очищены от противника все острова Курильской гряды, разоружены и пленены до 60 тыс. солдат и офицеров японской армии.
   Особенность десантных действий заключалась в том, что они проводились в обстановке отсутствия превосходства в силах и средствах над противником. Посадка десантов на суда и переход морем проходили без противодействия со стороны японцев, но в сложных метеорологических условиях. Перед высадкой десантов проводилась артиллерийская подготовка, а в ходе боевых действий – поддержка корабельной артиллерией.
   На втором этапе кампании в целях ускорения разгрома противника, разоружения капитулировавших войск, предотвращения возможных разрушений промышленных предприятий, железнодорожных станций и других важных объектов, а также воспрещения вывоза материальных ценностей из Маньчжурии, на Сахалине и Курильских островах были высажены воздушные десанты. Десантирование осуществлялось в крупных городах, портах и военно-морских базах в период с 16 по 27 августа.
   Численность десантов, высаженных в Маньчжурии, на Ляодунском полуострове и в Северной Корее, была в пределах от 200 до 500, а на Южном Сахалине и Курильских островах – от 35 до 130 человек. Всего было высажено более 20 воздушных десантов, большинство из которых были посадочными.
   Широкое применение воздушных десантов, использование их в тесном взаимодействии с подвижными группами и передовыми отрядами позволило в короткие сроки дезорганизовать управление войсками противника и ускорить его капитуляцию.
   Таким образом, в кампании на Дальнем Востоке воплотился тот огромный опыт, который приобрела Советская Армия в борьбе с сильным и опытным противником – Германией. Для нее характерны такие черты военного искусства, как высокий уровень организации внезапного и одновременного наступления трех фронтов и флота на различных стратегических направлениях. Ее отличают большой размах фронтовых и армейских операций, широкий маневр с применением охватов, обходов и окружения группировки врага, использование танковых соединений в первом эшелоне для стремительного преодоления обширных пустынно-степных и пустынно-горных районов.
   Показательным является четкое взаимодействие сухопутных войск, авиации и флота, выброска воздушных и высадка морских десантов.
   Советское командование еще в ходе подготовки учло характер военных действий Японии против России в 1904 г., а также против американо-британских войск, начиная с 1941 г. Важнейшей чертой кампании явилось то, что стратегические цели войны были достигнуты уже в самом ее начале.
   Из девяти военных кампаний, проведенных Советской Армией с июня 1941 г. по сентябрь 1945 г. эта была самой кратковременной. Победа в ней была одержана молниеносно: всего за 24 дня была наголову разбита мощная группировка противника. Этот результат предопределил военный крах Японии.
   Ни в одной из предшествующих операций второй мировой войны японская армия, считавшаяся одной из сильнейших армий мира, не терпела такого поражения. Мощные удары по сосредоточенной близ границ Советского Союза и Монголии крупной группировке японских сухопутных войск, а также операции на Сахалине и Курилах привели к быстрому разгрому противника. Враг потерял свыше 700 тыс. солдат и офицеров, из них 84 тыс. человек убитыми и более 640 тыс. пленные (среди них 609,5 тыс. – японской национальности) [66].
   Столь блестящая победа далась не просто. СССР потерял убитыми, ранеными и пропавшими без вести 36.456 человек, из них 24.425 человек – это заболевшие и те, кто выжил после ранения [67]. Потери советских войск оказались в 18,6 раза ниже потерь Квантунской армии. Они составили менее 0,1 % от численности всего личного состава советских Вооруженных Сил, принявшего участие в этой кампании [68].
   2 сентября 1945 г. в Токийской бухте на борту американского линкора «Миссури» представители Японии, а также уполномоченные СССР, США, Китая, Великобритании, Франции и других союзных государств подписали акт о капитуляции [69]. Закончилась вторая мировая война, длившаяся шесть долгих лет. Человечество с ликованием встретило долгожданный мир.
   Финальные операции второй мировой войны завершились в середине ушедшего уже в историю XX века. Казалось бы, временная дистанция расставила на свои места все дискуссионные проблемы тех далеких событий. К сожалению, это не так.
   В зарубежной историографии время от времени появляются высказывания о том, будто исход войны на Востоке решили результаты атомных бомбардировок, так как только они принесли ощутимый военный эффект, предоставив императору Хирохито шанс оправдать в глазах собственного народа решение о капитуляции [70].
   Затрагивая проблему вклада Советского Союза в разгром Японии, часть западных авторов считает, что военно-политическое руководство СССР навязало союзникам свое участие в войне против Японии, чтобы «не опоздать к дележу пирога» [71], а боевые действия его Вооруженных Сил оказались, чуть ли не символическими [72]. По этому поводу президент США Г. Трумэн в одном из своих выступлений перед американскими историками в 1947 г. заявил, что «Россия не внесла никакого военного вклада в победу над Японией» [73].
   В разделе Белой книги о последствиях атомной бомбардировки – «Жертва – Япония, противник – Советский Союз», подготовленной японскими учеными отмечается, что применение атомных бомб было не столько последним актом второй мировой войны, сколько первой операцией в начинавшейся «холодной войне» против СССР. Жизни трехсот тысяч невинных людей, погибших в Хиросиме и Нагасаки, – заключают авторы, – были жертвой, принесенной Соединенными Штатами на алтарь «холодной войны» [74].
   Действительно, вступление 9 августа Советского Союза в войну против Японии в корне изменило ситуацию. В тот же день на экстренном заседании Высшего совета по руководству войной японский премьер-министр Судзуки заявил: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны» [75].
   Быстрый разгром японских войск в Маньчжурии и Корее не оставлял Токио никаких надежд. 18 августа японское командование отдало приказ о безоговорочной капитуляции на континенте. Фактически же японские войска прекратили сопротивление лишь на 23-й день Дальневосточной кампании.
   Фактором, значительно снижавшим возможности японских вооруженных сил расширять агрессию, а в конце войны оказывать сопротивление, была длительная и упорная борьба китайского народа, отдавшего во имя свободы родины свыше 20 млн. жизней. Однако для нанесения окончательного поражения оккупационным войскам требовалась не просто многомиллионная армия, а вооруженные силы, оснащенные современным оружием и военной техникой, обладавшие опытом ведения крупномасштабных и маневренных действий, а этим Китай не располагал.
   Разумеется, самый крупный вклад в достижение победы над Японией внесли Соединенные Штаты Америки. Им принадлежит ведущее место в уничтожении основных сил военно-морского флота Японии, в нанесении значительного урона ее авиации, в достижении существенных успехов в ходе блокады и воздушных бомбардировок самой метрополии.
   Остальные союзники – Китай, Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, Индия, Канада и некоторые другие страны – в ее разгроме сыграли немаловажную роль. Но не стоит забывать, что самые тяжелые испытания выпали на долю народов Китая, Бирмы, Филиппин, Индонезии, Малайи, оказавших упорное сопротивление японским захватчикам.
//-- Примечания --//
   1. Начальный период войны (По опыту первых кампаний и операций второй мировой войны). М., 1974. С. 268–269.
   2. Решение проблемы отражения агрессии противника в начальном периоде Великой Отечественной войны. М., 1989. С. 126.
   3. Боевые действия Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945: краткий военно-исторический очерк. В 2-х т. Т. 1. М., 1958. С. 60–72.
   4. Самсонов А.М. Крах фашистской агрессии 1939–1945. М., 1980. С. 251.
   5. История военного искусства. М., 1984. С. 136.
   6. Там же.
   7. Военное искусство во второй мировой войне и в послевоенный период (стратегия и оперативное искусство). М., 1985. С. 35–38.
   8. Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. М., 1993. С. 175–176.
   9. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1961. С. 302–314.
   10. История второй мировой войны 1939–1945 гг. В 12-ти т. Т. 4. М., 1973–1982. С. 323.
   11. Морозов В.И. Обзор военных действий в годы Великой Отечественной войны. М., 1983. С. 27.
   12. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 365–366.
   13. Там же. С. 377–381.
   14. Там же. С. 381–388.
   15. Морозов В.И. Обзор военных действий в годы Великой Отечественной войны. С. 30.
   16. Там же.
   17. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 451–456.
   18. История военного искусства. С. 185.
   19. История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 6. М., 1976. С. 81.
   20. Боевые действия Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945. Т. 1. С. 243–247.
   21. Морозов В.И. Обзор военных действий в годы Великой Отечественной войны. С. 47.
   22. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 523–527.
   23. Тимохович И.В. Оперативное искусство Советских ВВС в Великой Отечественной войне. М., 1976. С. 42–50.
   24. История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 6. С. 155.
   25. История военного искусства. С. 203.
   26. Там же. С. 215.
   27. Морозов В.И. Обзор военных действий в годы Великой Отечественной войны. С. 54.
   28. История второй мировой войны 1939–1945 гг. М., 1976. Т. 7. С. 219–220.
   29. Там же. С. 231.
   30. Операции советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне. В 4-х т. М., 1959. Т. 3. С. 95–178.
   31. Военный энциклопедический словарь. М., 1984. С. 399.
   32. Там же. С. 493–494.
   33. Морозов В.И. Обзор военных действий в годы Великой Отечественной войны. С. 66.
   34. Гриф секретности снят. С. 201–202.
   35. История военного искусства. С. 268, 281.
   36. Операции советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне. Т. 3. С. 377.
   37. Там же. С. 437, 480–482.
   38. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 716–725.
   39. Там же. С. 743.
   40. Операции советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне. М., 1959. Т. 4. С. 22.
   41. Там же. С. 23.
   42. История второй мировой войны 1939–1945 гг. М., 1979. Т. 10. С. 83.
   43. Гриф секретности снят. С. 215–216.
   44. Освобождение городов. М., 1985. С. 274.
   45. История военного искусства. С. 316.
   46. Гриф секретности снят. С. 220–221.
   47. Милитаристы на скамье подсудимых: по материалам Токийского и Хабаровского процессов. М.: Юридическая литература, 1985. С. 160–169.
   48. Борисов О.Б., Бутурлинов В.Ф., Носков А.М., Щебеньков Ю.М. Победа на Дальнем Востоке: К 40-летию разгрома милитаристской Японии. М., 1985. С. 9.
   49. Там же. С. 21.
   50. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США, и Великобритании 4-11 февраля 1945 г. М., 1984. С. 254–255.
   51. Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга третья. Освобождение. М.: Наука, 1999. С. 372.
   52. История войны на Тихом океане. Т. 4. М., 1958. С. 188.
   53. Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга третья. Освобождение. С. 364.
   54. Там же. С. 386.
   55. Хаттори Т. Япония в войне, 1941–1945. Сокр. пер. с япон. М., 1973. С. 538–539.
   56. Вторая мировая война: Итоги и уроки. М., 1985. С. 538.
   57. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Т. 4. М.: Воениздат, 1959. С. 612.
   58. Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны (очерки о проблемных вопросах Великой Отечественной войны) М., 1995. С. 235.
   59. Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Т. 4. С. 610–611.
   60. Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга третья. Освобождение. С. 388.
   61. Там же.
   62. Там же. С. 389.
   63. История второй мировой войны, 1939–1945. Т. 11. М.: Воениздат, 1980. С. 193, 196–197.
   64. Там же. С. 196–197.
   65. Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга третья. Освобождение. С. 394.
   66. Бутурлинов В.Ф., Вартанов В.Н., Зимонин В.П. и др. Вторая мировая война в азиатско-тихоокеанском регионе: военно-политический очерк. М., 1989. С. 243; Военно-исторический журнал. 1991. № 5. С. 69.
   67. Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: статистическое исследование. М.: Воениздат. 1993. С. 223.
   68. Там же. С. 158.
   69. Савин А.С., Носков А.М., Зимонин В.П. и др. Вооруженные силы Японии: История и современность. М., 1985. С. 102.
   70. Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. Книга третья. Освобождение. С. 400.
   71. Там же. С. 401.
   72. Там же.
   73. Bulletin of History. 1949. № 143. Р. 30.
   74. Борисов О.Б., Бутурлинов В.Ф., Носков А.М., Щебеньков Ю.М. Победа на Дальнем Востоке. С. 73.
   75. Иноуэ К., Оконоги С., Судзуки С. История современной Японии: пер. с япон. М., 1955. С. 263–264.

Глава 4
Наука и искусство воевать: просчеты и достижения

1. Военно-доктринальные установки СССР в межвоенный период

   Великая Отечественная война закончилась победой советского народа и его Вооруженных Сил. Этот результат был достигнут неимоверными усилиями всего народа и армии, ценой больших потерь. Несмотря на первоначальные поражения и многие неудачи, условием победы наряду с другими факторами явилось превосходство военного искусства над военным искусством нацистской Германии.
   В связи с этим тезис о том, что Красная Армия воевала в основном «массой», «заваливая противника трупами», а не умением – не состоятелен. Германия вместе с завоеванными европейскими странами, которые, став ее союзниками совершили совместную агрессию против Советского Союза, имела не меньше, а даже больше людских и материальных ресурсов, чем СССР. Во имя достижения своих целей Третий рейх не останавливался ни перед какими жертвами, но, тем не менее, потерпел поражение.
   «Завалить оккупанта трупами», активно противостоять агрессии, изгнать врага со своей земли без помощи союзников, иметь безграмотных военачальников… Что-то не то… Следовательно, без умения воевать победу одержать невозможно.
   До войны и в ходе нее по важнейшим вопросам строительства, подготовки и применения Вооруженных сил СССР существовали различные военно-теоретические взгляды, разной была и результативность их реализации на практике. Их действенность зависела от многих факторов, в том числе от качества управления силами и средствами, боевой готовности войсками, уровня подготовки военных кадров и их мастерства, а также от иных условий, что во многом предопределило поражения и будущие победы.
   Военная доктрина Германии была основана на теории тотальной войны, рассчитанной на максимальную мобилизацию всех сил и средств своей страны и оккупированных территорий в целях завоевания мирового господства. В стратегическом плане главная ставка делалась на молниеносную войну. Расчет строился на том, чтобы, вложив в первый внезапный удар все имевшиеся в наличии силы, ошеломить противника и разгромить его в кратчайшие сроки.
   Победы, одержанные вермахтом в первый период Второй мировой войны, дали его войскам неоценимый опыт, а Германии – материальные ресурсы большей части Европы. Теперь это была массовая, хорошо вооруженная и хорошо сколоченная армия, значительная часть личного состава которой имела высокую профессиональную подготовку.
   В целом, к началу вторжения на территорию СССР германская армия была к этому времени намного лучше оснащена, полностью отмобилизована, имела военный опыт, высокий моральный дух, обусловленный легкими победами в Европе. Боеспособность немецких солдат, их воспитание и выучка во всех родах войск были высокими, наиболее качественно были подготовлены танковые и авиационные части. Все это важно знать, чтобы иметь представление, с какой силой столкнулась Красная Армия.
   В СССР с начала 30-х годов вопросы подготовки к возможной войне были постоянно в поле зрения политического и военного руководства страны. Их официальное решение отражалось в военной доктрине советского государства. Наряду с этим шел постоянный поиск наиболее эффективных способов ведения вооруженной борьбы.
   Международная обстановка, государственные интересы защиты Отечества требовали дать ответы на ряд сложных вопросов, связанных с определением вероятных противников и возможной военной угрозы, характера будущей войны, направленности военного строительства и боевого применения Вооруженных Сил. Ответы на них и составляли основу военной доктрины. Другое дело, насколько они были обоснованными.
   Так как политическая сторона советской военной доктрины исходила из приверженности к миролюбивой политике, в военно-политическом плане доктрина носила оборонительный характер. Изначальным положением считалось утверждение, что теперь войны ведутся народами, а для ведения их нужна прежде всего мобилизация всех сил и средств государства. Большое значение придавалось моральному и экономическому факторам. С учетом всего этого прилагались огромные усилия для индустриализации страны, повышения ее экономической самостоятельности и оборонной мощи.
   При разработке военно-политической части в доктрине учитывалась возможность коалиционного выступления капиталистических государств против СССР. Ответ на вопрос – против какого противника конкретно необходимо готовиться воевать в первую очередь, стал четко вырисовываться с приходом в Германии к власти нацистов, зарождением блока фашистских государств и активизацией антисоветской политики со стороны Японии. Именно с этого времени во всех оперативных планах Генерального штаба неизменным оставалось положение, что Советскому Союзу надо быть готовым к войне против Германии на западе и против Японии – на востоке.
   Таким образом, советская военная доктрина исходила из возможности ведения войны на два фронта против коалиции нескольких государств. К сожалению, понимая неизбежность военного столкновения с Германией и Японией, советское руководство недостаточно верно оценивало вероятные сроки начала агрессии.
   Ключевой ошибкой была установка, что Германия не решится вести войну одновременно на двух фронтах в Европе, а вторжение в СССР осуществит только после выхода Великобритании из войны. По сути, это был чисто схематический подход, ибо после поражения Франции Англия, отделенная от континента проливом Ла-Манш, имеющим ширину на западе 250 км и 32 км на востоке, не представляла для Германии реальной угрозы в Европе.
   При оценке продолжительности войны в СССР ориентировались прежде всего на длительную и ожесточенную борьбу с сильным противником, понимая необходимость рационального сочетания всех видов и родов войск в составе Вооруженных Сил. Однако в противоречие с этим вступали установки на быстротечный перенос военных действий на территорию противника.
   На XVIII съезде партии в марте 1939 г. нарком обороны К.Е. Ворошилов заверил делегатов, что враг будет смят и уничтожен накоротке [1].
   Некоторое отрезвление наступило только после советско-финляндской войны. Последовал отказ от тезисов «легкой победы» и «малой кровью». Но требовался не формальный отказ от этих лозунгов, нужна была коренная перестройка подготовки органов как управления войск, так и самих войск, на что времени уже не оставалось.
   Необходимо отметить, что многие в принципе правильные социально-политические, экономические и военные установки по подготовке страны и Вооруженных Сил к отражению агрессии не были до конца претворены в жизнь. С большим опозданием, а в ряде случаев уже в ходе начавшейся войны пришлось осуществлять задачи перевода народного хозяйства, армии и флота с мирного на военное положение. Во время войны стержнем военной доктрины стало подчинение всей жизни страны и народа интересам отражения агрессии, избавления своей Родины и других стран от нацистского порабощения.
   Военная доктрина и военная наука признавали правомерность как наступления, так и обороны, необходимость сочетания различных видов военных действий. Но все же основным их видом считалось наступление, и личный состав Красной Армии воспитывался в сугубо наступательном духе. В Полевом уставе 1939 г. подчеркивалось, что если и будет навязана война, то Красная Армия станет самой наступающей армией.
   В военно-политическом плане такой подход не противоречил оборонительному характеру военной доктрины, ибо она исключала возможность развязывания войны и нападения на какую-либо страну со стороны Красной Армии. С военно-технической точки зрения речь шла о наиболее рациональных способах действий армии после того, как война уже будет развязана. Всемерно подчеркивалось, что советские люди не хотят войны, но готовы ответить ударом на удар или даже «двойным ударом» на удар агрессора.
   Совершенствование отечественного военного искусства проходило с учетом опыта первой мировой и гражданской войн, в условиях все более нараставшей военной угрозы, под влиянием технического перевооружения армии и флота, повышения культурного и образовательного уровня личного состава Красной Армии.
   Развитие военно-теоретической мысли шло далеко не гладко. Происходило столкновение различных точек зрения, шли острые споры по принципиальным вопросам теории и практики военного искусства, и тем не менее это приносило свою пользу. В начале 30-х годов военная мысль стала все больше монополизироваться, началось гонение на любое инакомыслие. Нередко научные аргументы подменялись политической демагогией, а «противникам» приклеивали нелицеприятные ярлыки.
   К сожалению, немалая вина здесь лежит на М.Н. Тухачевском. Все началось с того, что на одном из проводимых им в 1931 г. военно-научных совещаний он назвал профессора А.А. Свечина «агентом интервенции империализма» и «агентом буржуазии», а позднее на заседании Коминтерна примерно с такими же обвинениями Тухачевский обрушился на профессора В.А. Меликова [2].
   Вскоре и в военной печати, и в академиях началась настоящая травля этих крупнейших теоретиков, что не могло не отразиться на развитии военно-теоретической мысли в стране.
   Во второй половине 30-х годов по военной науке был нанесен очередной удар: репрессиям подверглись наиболее видные теоретики и практики, а их труды были запрещены, кстати, и самого М.Н. Тухачевского. Тем не менее по ряду важнейших вопросов военно-теоретическая мысль настойчиво пробивала себе дорогу и в основном правильно отражала способы ведения вооруженной борьбы на современном этапе.
   Вся теория военного искусства была пронизана духом решительных наступательных и маневренных действий. В случае агрессии предусматривалось вначале решительно отразить удар противника, а затем нанести мощный ответный удар с перенесением военных действий за пределы своей страны с целью сокрушительного разгрома врага.
   Основным видом стратегических действий считалось стратегическое наступление, которое планировалось осуществлять в форме одновременных и последовательных фронтовых операций, проводимых объединениями и соединениями различных видов Вооруженных Сил. Флоты намеревались использовать как для ведения совместных с сухопутными войсками операций, так и в самостоятельных операциях.
   Признавая маневренный характер операций и боев в будущей войне, советская военно-теоретическая мысль не отрицала и возможность возникновения сплошных фронтов. В связи с этим большое внимание уделялось проблеме прорыва обороны и развития тактического успеха в оперативный. С учетом этого осуществлялось развитие Вооруженных Сил, прежде всего танковых и механизированных войск, авиации, воздушно-десантных войск.
   Выдающимся достижением советской военной науки и военного искусства по праву считается разработка теории глубокой операции. Суть ее сводилась к следующему.
   Во-первых, в отличие от первой мировой войны, когда после каждого сражения по прорыву обороны складывалась, по существу, совершенно иная обстановка, которую и предвидеть-то никто не мог, а потому последующих действий даже не планировалось, теория глубокой операции предполагала прежде всего целый ряд операций, проводимых по общему замыслу, причем на большую глубину и до полного разгрома главной группировки противника.
   Во-вторых, из предположения, что в ходе современной войны вполне возможно возникновение сплошных фронтов, эта новая форма операции открывала путь к решению одной из труднейших для войск задач. Имеются в виду прорыв подготовленной обороны противника путем одновременного огневого поражения ее на всю тактическую глубину, а также массированное применение пехоты, танков, артиллерии и авиации на избранных участках.
   В-третьих, теория глубокой операции была, по сути, призвана вывести военное искусство из того позиционного тупика, в котором оно оказалось со времен Первой мировой войны, и решить главную задачу – развитие тактического успеха в оперативный и даже стратегический за счет ввода в сражение эшелона развития успеха (танков, мотопехоты, конницы), высадки воздушных десантов, а на приморских направлениях – и морских десантов с целью быстрого расширения участка прорыва в сторону флангов и стремительного развития наступления на всю глубину операции.
   Следовательно, вместо серии последовательных сражений и ограниченных по глубине операций была создана теория действительно глубокой операции, наиболее полно учитывающая коренные изменения в характере вооруженной борьбы. В соответствии с этими положениями были разработаны и основы глубокого общевойскового боя.
   Фронтовые операции планировались на глубину от 200 км до 300 км. Перед началом Великой Отечественной войны был сделан вывод о возможности проведения глубокой операции совместными усилиями нескольких фронтов в рамках стратегического наступления. Завоевание господства в воздухе, надежная противовоздушная оборона войск, сил флота и объектов тыла считались важнейшими условиями успешного ведения наступательных операций.
   Следует отметить, что отдельные положения теории глубокой операции были восприняты в верхних эшелонах власти не сразу. М.Н. Тухачевскому, И.П. Уборевичу, А.И. Егорову, а также другим военачальникам пришлось приложить немало усилий, чтобы включить ее основы в уставы, а тем более внедрить в практику обучения органов управления и войск. В частности, когда В.К. Триандафиллов доказывал необходимость сосредоточения пяти-шести дивизий на участке прорыва фронта, некоторые военачальники, в том числе и К.Е. Ворошилов, недоумевали: быть такого не может, чтобы одна советская дивизия не могла справиться с дивизией противника. Триандафиллова В.К. обвиняли в «инженерском подходе», недооценке морального духа Красной Армии [3].
   Однако Великая Отечественная война потребовала создания плотностей сил и средств значительно больших, чем предлагал в свое время Владимир Кириакович Триандафиллов – советский военный теоретик, которого многие военные историки считают отцом советского оперативного искусства.
   В соответствии с теорией глубокой операции, как наиболее прогрессивной формы ведения вооруженной борьбы, предусматривалось глубокое оперативное построение войск. Стрелковые корпуса составляли «эшелон атаки». В течение первого дня наступления они должны были, используя огонь артиллерии и удары авиации, во взаимодействии с танками, непосредственной поддержки пехоты прорвать тактическую зону обороны противника. А механизированные и кавалерийские соединения составляли «эшелон развития успеха», предназначенный для маневренных действий в оперативной глубине и достижения конечных целей операции. Действия наземных эшелонов в радиусе 300–500 км обеспечивала авиация. Для захвата важных объектов в глубине вражеской обороны предназначались воздушные десанты.
   На основе обобщения боевого опыта, в том числе и начавшейся Второй мировой войны, в теорию глубокой наступательной операции были внесены некоторые коррективы. На совещании высшего командного состава Красной Армии, проведенном в декабре 1940 г., отмечалось, что «с развитием современной авиации, военной техники, с созданием крупных быстро-подвижных соединений… фронтовая инстанция не может рассматриваться как структура стратегическая. Фронт превратился в организацию оперативно-стратегическую, включающую в свои функции и планирование боевых усилий армий, и непосредственное руководство ими в процессе развития операции» [4].
   Учитывая место и роль фронта, предполагалось, что в своем составе он должен иметь 4–6 армий, в том числе 3–4 ударные, до 10 танковых и моторизованных дивизий, до 30 авиасоединений, а также другие средства усиления. Ударная армия, действующая на направлении главного удара, могла включать 3–4 стрелковых корпуса (14–18 стрелковых дивизий), механизированный или кавалерийский корпус, до 12 артиллерийских полков резерва Главного командования и 2–3 авиадивизии [5].
   Оперативные расчеты боевого и численного состава объединений основывались на требовании создать на направлении главного удара следующие плотности: одна стрелковая дивизия на 2,5 км, 50-100 орудий и минометов, до 40 танков на 1 км фронта. В итоге ширина полосы наступления фронта могла достигать 300 км, армии – от 50 до 80 км, участок прорыва фронта – от 60 до 80 км, армии – от 20 до 30 км.
   Глубина фронтовой наступательной операции составляла 250 км, армейской – от 75 до 100 км. Предполагалось, что продолжительность операции не превысит 15–20 суток, армейской – 10 суток. Пехота должна была наступать с темпом 10–15 км, подвижные войска – не более 50 км в сутки.
   Механизированные корпуса могли вводиться в сражение в полосе до 20 км в целях завершения прорыва тактической зоны обороны либо после прорыва для развития операции в глубину или в сторону одного из флангов. Целесообразным считался ввод подвижной группы в первый же день операции, ибо, по мнению теоретиков, это лишило бы противника возможности выдвинуть к участку прорыва свои резервы из глубины [6].
   Разрабатывались также вопросы организации и ведения обороны в оперативно-тактических масштабах.
   Считалось, что оборона должна быть противоартиллерийской, противотанковой, противосамолетной, к тому же многополосной, глубоко эшелонированной. В боевой состав армии, действовавшей на важном операционном направлении, могло быть включено 12–15 стрелковых, 1–2 танковые и авиационная дивизии, до 5 артиллерийских полков резерва Главного командования. Армейское объединение оборонялось в полосе шириной 80-100 км и строило оборону, как правило, в один эшелон с выделением в резерв не менее двух дивизий, в том числе танковой.
   Оборона армии состояла из передовой оборонительной зоны (глубина до 30 км), тактической зоны обороны (глубина 20–30 км), оперативной зоны обороны (глубина до 30 км), включающей район маневрирования армейскими резервами и тыловой армейский рубеж.
   В неразрывной связи со стратегией и оперативным искусством решались вопросы тактики. Основные положения глубокого наступательного боя впервые были сформулированы в Инструкции по глубокому бою (1935 г.) и Временном полевом уставе РККА (1936 г.).
   Наступательный бой рассматривался как общевойсковой, хотя такого термина тогда еще не было и в помине. Наступление могло начинаться на заблаговременно подготовленную противником в полевых условиях или в укрепленных районах оборону, а также против его войск, поспешно перешедших к обороне или ведущих маневренную оборону. При прорыве вражеской обороны главная роль отводилась стрелковым соединениям первого эшелона, усиленным танками и артиллерией из резерва Главного командования. Их боевой порядок состоял из сковывающих групп, резервов и огневых групп. Ближайшей задачей дивизии был прорыв первой полосы обороны, дальнейшей – выход ко второй полосе или ее прорыв.
   При прорыве вражеской обороны важная роль отводилась организации артиллерийской подготовки и артиллерийской поддержки атаки, которая в зависимости от характера действий могла проводиться огневым валом или последовательным сосредоточением огня. Для решения этих задач в дивизиях создавались артиллерийские группы поддержки пехоты (ПП) по числу полков первого эшелона, в корпусах – группы дальнего действия (ДД) по числу стрелковых дивизий. Для разрушения долговременных сооружений противника предусматривалось формирование в стрелковых корпусах группы артиллерии разрушения (АР).
   Поступавшие на усиление танки делились на две группы: дальнего действия и поддержки пехоты. Они должны были наступать впереди пехоты, ведя борьбу с вражеской артиллерией и танками.
   Значительные изменения во взглядах на применение сил и средств в наступательном бою произошли на основе обобщения опыта советско-финляндской войны. На Пленуме ЦК ВКП (б) в марте 1940 г. Народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов доложил об итогах войны с Финляндией. По рекомендации Пленума ЦК ВКП(б) 14–17 апреля 1940 г. состоялось расширенное заседание Главного военного совета с привлечением участников войны – командующих, членов военных советов, командиров корпусов и дивизий.
   На этом совещании отмечались некоторые положительные результаты боевой и политической подготовки, но было обращено внимание на слабость вооружения и техники, низкую подготовленность приписного состава пехоты, неэффективное использование техники, слабость ближнего огня пехоты, ненадежность средств связи и управления в целом.
   Стрелковые дивизии по численности и составу оказались громоздкими, с большими и трудноуправляемыми тылами. А стрелковые подразделения не овладели умением вести боевые действия зимой, не знали тактики лесного боя, не умели вести бой в окружении.
   Плохо была поставлена служба обеспечения и регулирования. Было указано, что опыт и уроки боевых действий у оз. Хасан, на р. Халхин-Гол и освободительного похода в Западную Украину и Западную Белоруссию не были обобщены и доведены до войск. Многие командиры корпусов, дивизий, полков, только что назначенные на эти должности, не знали состава подчиненных соединений и частей, не имели опыта.
   Много недостатков отмечалось и в партийно-политической работе. Все это затянуло ход боевых действий и привело к неоправданным потерям.
   На совещании было принято специальное постановление по вопросам организации боевой подготовки, обучения и воспитания личного состава, а также по организации и устройству войск. Были пересмотрены штаты, разработаны новые уставы и намечены меры по улучшению снабжения войск.
   Народный комиссар обороны 16 мая 1940 г. издал приказ № 120, в котором были подведены итоги боевой деятельности войск и поставлены задачи по боевой подготовке войск на летний период 1940 учебного года.
   По проекту Полевого устава 1941 г. боевой порядок стрелковых соединений и частей стал подразделяться на боевые эшелоны, артиллерийские группы, группы танковой поддержки пехоты, резервы (общий, танковый и противотанковый). В стрелковых дивизиях и полках не исключалось создание вторых и даже третьих эшелонов. В корпусах и дивизиях кроме групп поддержки пехоты (ПП), дальнего действия (ДД) и артиллерии разрушения (АР) стали создаваться зенитные артиллерийские группы и противотанковые резервы.
   Совершенствовались взгляды на построение обороны в тактическом звене. Учитывая все возраставшие возможности наступавших войск вероятного противника, сокращались полосы обороны: стрелкового корпуса – с 30–60 до 20–25 км, стрелковой дивизии – с 12 до 10 км.
   В начале 40-х годов отказались от деления боевого порядка на группы. Теперь он состоял из боевых эшелонов, артиллерийских групп и резервов. Считалось, что тактическая зона обороны должна включать полосу обеспечения (предполье), позицию боевого охранения, основную (главную) и вторую полосы.
   В инженерном оборудовании важное место на учениях отводилось созданию заграждений и препятствий всех видов как перед передним краем, так и в глубине обороны. Основным средством противотанковой обороны считался огонь артиллерии и танков. Противотанковая оборона создавалась по рубежам. В борьбе с вражеской авиацией предполагалось использовать зенитную артиллерию, а также огонь стрелкового оружия, особенно пулеметов.
   Оборонительный бой намечалось начинать еще на дальних подступах к основной полосе, нанося по противнику удары авиацией и дальнобойной артиллерией. В полосе обеспечения в бой вступали передовые отряды, а затем подразделения, выделенные в боевое охранение. В борьбу за главную полосу обороны вводились основные силы стрелковых соединений.
   В случае прорыва вражеских танков командиры соединений должны были проводить контратаку с целью задержать их продвижение. При условии значительного превосходства противника в силах и средствах допускался отвод войск на промежуточный рубеж с широким использованием засад, нанесением внезапных ударов по его наступающей группировке.
   Важнейшим достижением советского военно-морского искусства в межвоенный период являлась разработка теории «малой войны» на море. Ее сущность заключалась в искусстве нанесения коротких ударов по противнику без отрыва от своих баз, незаметного сосредоточения сил для действий с разных направлений по главному объекту с целью поражения наиболее чувствительных мест неприятеля.
   Значительное влияние на развитие военно-морского искусства в межвоенный период оказали проводимые маневры и учения. Полученные выводы послужили основой для выработки теории боевого применения сил флота. Наиболее эффективным способом решения задач его малочисленным составом был признан сосредоточенный (комбинированный) удар по превосходящему противнику. Под комбинированным ударом понималась одновременная атака противника надводными кораблями различных классов, подводными лодками и авиацией с использованием, при наличии возможности, артиллерии береговой обороны и минно-артиллерийских средств [7]. Комбинированный удар признавался основным, наиболее трудным способом ведения боевых действий на море.
   Сосредоточенный удар предусматривал совместные атаки различных сил флота по одному и тому же объекту с отказом от обязательной одновременности этих атак [8]. К сожалению, это важнейшее достижение военно-морского искусства не нашло должного отражения в изданных в межвоенный период боевых документах.
   В период с 1929 г. по 1941 г. была создана теория оперативного искусства Военно-Морского Флота, изложенная в уставах, наставлениях и других оперативных документах. Основные положения оперативного искусства и тактики флота были изложены во «Временном наставлении по ведению морских операций» 1940 года (НМО-40), в БУМС-30 и БУМС-37 [9].
   Совещание и военные игры, проведенные в конце 1940 г. и в начале января 1941 г. с высшим командным составом Красной Армии, с учетом опыта начавшейся Второй мировой войны, имели большое значение для уточнения оперативно-стратегических взглядов. Они сыграли положительную роль в разработке актуальных военно-теоретических проблем, обогатили теорию и практику военного искусства новыми положениями. В первую очередь это касалось способов ведения высокоманевренных наступательных операций, применения военно-воздушных сил (ВВС), механизированных и бронетанковых войск.
   К сожалению, нарком обороны С.К. Тимошенко и многие участники декабрьского (1941 г.) совещания недооценили некоторые крупные изменения, происшедшие в характере начального периода войны.
   Самым большим изъяном и в военной науке, и в военном искусстве следует признать то, что в теории и практике стратегического планирования в корне неверно представлялись изменившиеся условия. Почему-то превалировала уверенность, что в самом начале войны развернутся пограничные сражения частей прикрытия, как это было всегда в прошлом, а главные силы вступят в действие не ранее, чем через 10–15 дней. При этом не учитывался тот важнейший факт, что вермахт, уже полностью отмобилизованный, в случае внезапного нападения может сразу перейти в наступление основными силами.
   Явно недооценивались, а значит, и слабо отрабатывались вопросы обороны в оперативно-стратегическом масштабе. Этим и пришлось армиям заниматься в начальный период войны, так как ведение обороны и ранее считалось кратковременным действием по отражению вторжения противника, которое должно было смениться стремительным переходом в наступление и переносом военных действий на его же территорию.
   Не учитывалось и то, что для отражения, а тем более срыва агрессии потребуется проведение ряда напряженных и продолжительных по времени оборонительных операций с превосходящими силами противника. Поэтому и оперативное построение войск, и их эшелонирование не были приспособлены для решения задач в таких оборонительных операциях.
   К сожалению, в учебном плане даже не отрабатывались действия органов управления и войск в оборонительных операциях. Поэтому надо признать, что войска были слабо подготовлены к решению оборонительных задач.
   Опыт Великой Отечественной войны еще раз показал, что сочетание наступления и обороны – это объективная закономерность вооруженной борьбы, и как всякая закономерность она действует с силой необходимости. Не считаться с ней весьма опасно. Именно за недооценку обороны страна тяжело поплатились в 1941 г. Не менее опасна и недооценка наступления, ибо только переходом в наступление можно добиться окончательного разгрома противника.
   Уже советско-финляндская война выявила много слабых мест в подготовке Красной Армии. Исходя из ее опыта за короткий срок была проведена большая работа по совершенствованию боевой выучки войск. Тем не менее к началу агрессии нацистской Германии и ее европейских союзников не до конца оказались отработанными вопросы управления и взаимодействия, особенно пехоты с артиллерией. Общевойсковые части и соединения не имели необходимых навыков борьбы с танками, а части ПВО – с авиацией.
   Крайне негативное обстоятельство, к сожалению, состояло в том, что война началась совершенно не в такой стратегической и оперативно-тактической обстановке, как это предполагало военно-политическое руководство Советского Союза. С началом вторжения агрессора выявилось, что войска учили не всегда тому, что потребовалось на войне, особенно в начальный ее период.
   При анализе неудач 1941 г. выявляется комплекс различных причин, приведших к поражению в начальном периоде войны. Но главный просчет состоял в том, что к началу агрессии советские войска первого стратегического эшелона не были приведены в боевую готовность, следовательно они не заняли назначенных им оборонительных рубежей. Это привело к тому, что всесторонне изготовившийся к вторжению противник нанес удары по войскам приграничных округов, находившихся, по существу, в состоянии мирного времени. В подобных условиях ни одна армия не может реализовать свои возможности и решать стоящие перед ней задачи.
   Если бы даже не было иных серьезных промахов, которые, к сожалению, имели место – несвоевременное отмобилизование частей и соединений, распыление сил и средств, ошибки с определением главных ударов противника, то одно только роковое упущение с приведением войск в боевую готовность все равно свело бы на нет остальные правильно осуществленные мероприятия. Именно это обстоятельство предопределило неудачи и поражения в начале войны. В случае своевременного приведения войск в боевую готовность и занятия ими обороны военные действия могли бы развиваться по-другому.
   В этом отношении имеются и положительные примеры. Так, в военно-морском флоте, в целях предотвращения возможного внезапного нападения агрессора и выполнения в минимальной срок задач подготовки к первым операциям по его отражению, были установлены три степени оперативной готовности на период мирного времени: повседневная (№ 3), повышенная (№ 2) и полная (№ 1) [10].
   Накануне нападения Германии на СССР 36-летний адмирал Н.Г. Кузнецов принял действенные меры по повышению боеготовности флотов, а в ночь на 22 июня 1941 г. отдал приказ о приведении их в полную боевую готовность, что позволило избежать потерь кораблей и морской авиации.
   Те, кто изучает историю Великой Отечественной войны, до сих пор задаются вопросами: какими же в действительности были планы советского командования, что было главное в них – подготовка к обороне или наступлению?
   Военную доктрину и стратегические планы советского командования пронизывала идея наступательных действий. Переходу в наступление главных сил предшествовали кратковременные оборонительные действия войск прикрытия с целью отражения агрессии противника.
   Следовательно, их основной просчет не только в том, что войска не были своевременно приведены в боевую готовность, но и в ошибочном представлении характера оборонительных операций. Оборона представлялась как кратковременные действия, осуществляемые частью сил. Но в то историческое время для отражения нападения заранее отмобилизованной армии противника требовались не частные оборонительные действия частей и соединений прикрытия, а небывалые до того стратегические оборонительные операции, состоящие из ряда ожесточенных оборонительных сражений и контрударов с привлечением главных сил армии. К сожалению, подобные операции не предусматривались даже в теоретическом плане.
   Таким образом, основная суть планов советского командования сводилась к тому, чтобы с началом агрессии противника какое-то непродолжительное время обороняться, а уж потом наступать. Но для того времени такой способ действий был абсолютно нереальным, так как не обеспечивал успешного отражения вторжения, вынуждал к стихийному втягиванию в оборону главных сил, подготовленных к наступлению. В итоге это привело к срыву как оборонительных, так и наступательных действий в начальном периоде войны.
   Извлекая уроки из опыта прошлого, необходимо признать и тот факт, что в СССР в довоенные годы образовался разрыв между рядом правильно разработанных и провозглашенных теоретических положений и требований с их реализацией на практике. Высшее военное руководство Советского Союза на весь мир заявляло о непобедимости Красной Армии, о ее готовности двойным и тройным ударом ответить на удар империалистов, в то время как армия не имела даже четкой системы боевой готовности.
   За все предвоенные годы ни с Генеральным штабом, ни с управлениями фронтов не было проведено ни одного командноштабного учения, где бы они сами выступили в роли обучаемых. После советско-финляндской войны появилось убеждение, будто главное – подготовить тактические подразделения: роты и батальоны, а остальные звенья всегда «сработают». И когда война началась, наименее подготовленными к выполнению своих задач оказались не рота и батальон, а именно органы управления высшего звена, в первую очередь стратегического. Все это поставило советские Вооруженные Силы в неимоверно тяжелое положение.

2. Советские военные кадры в преддверии войны

   Одновременно с мощным ростом экономической базы государства была проведена масштабная работа по повышению боеспособности советских Вооруженных Сил. В этих целях была изменена организационная структура армии. Начиная с 1935 г. численно небольшая Красная Армия, строившаяся по территориальной системе, начала переходить на кадровый принцип комплектования. Окончательно вопрос об отказе от территориальной системы строительства армии был решен в конце 1937 г.
   Перевод армии на кадровое положение был завершен к 1939 г. Территориальные дивизии были упразднены; количество кадровых дивизий к марту 1939 г. по сравнению с 1930 г. увеличилось в десять раз, а общая численность Вооруженных Сил – более чем в три раза [11].
   Изменения коснулись и структуры управления армией и флотом. Постановлением ЦИК СССР от 20 июня 1934 г. Народный комиссариат по военным и морским делам был преобразован в Народный комиссариат обороны СССР, а постановлением СНК СССР от 22 сентября 1935 г. штаб РККА в связи с повышением его роли как высшего органа управления Вооруженными Силами страны был преобразован в Генеральный штаб РККА [12].
   В целях дальнейшего укрепления морских рубежей Советского Союза и создания сильного Военно-Морского Флота в начале 1938 г. был создан Народный комиссариат Военно-Морского Флота. Для более правильного решения основных вопросов строительства армии и флота и укрепления политико-морального состояния личного состава в марте 1938 г. были созданы Главные военные советы Красной Армии и Военно-Морского Флота. В их состав вошли (соответственно): Блюхер В.К., Буденный С.М., Ворошилов К.Е., Мехлис Л.З., Сталин И.В., Шапошников Б.М., Щаденко Е.А., Федько И.Ф., Кулик Г.И., Галлер Л.М., Жданов А.А., Исаков И.С., Кузнецов Н.Г., Левченко Г.И., Смирнов П.А., Мушнов И.С., Смирнов-Светловский П.И. и Шапошников М.Р. [13].
   В Сухопутных силах широко внедрялась моторизация и механизация, улучшалась организационная структура войск, создавались новые формирования. Совершенствовалась артиллерия, во все рода войск широко внедрялась новая техника. Существенное техническое перевооружение и значительные организационные изменения проводились и в Военно-воздушных силах.
   Наряду с укреплением Сухопутных и Военно-воздушных сил руководство СССР уделяло большое внимание развитию Военно-морского флота. С 1932–1933 гг. для укрепления северных и дальневосточных морских границ началось формирование Северного и Тихоокеанского военно-морских флотов. В 1939 г. флот получил 112 надводных кораблей, а в 1940 г. – еще 168. Особое внимание уделялось строительству подводных лодок.
   Постановлением ЦИК и СНК СССР от 22 сентября 1935 г. в армии и на флоте для лиц командно-политического и начальствующего состава устанавливались персональные воинские звания и было введено новое Положение о прохождении службы командным и начальствующим составом [14].
   Бурное развитие Вооруженных сил повлекло за собой обновление командных кадров. К руководству подразделениями, частями и соединениями пришло много молодых командиров и политработников. Удельный вес новых кадров составлял в 1937 г. в стрелковых частях и соединениях – 60 %, в мотомеханизированных частях – 45 % и в авиационных – 25 % [15].
   Ввиду сложности обстановки и необходимости повышения уровня руководства партийно-политической работой постановлением ЦИК и СНК СССР от 10 мая 1937 г. в военных округах, флотах и армиях были созданы военные советы в составе командующего и двух членов и введен в армии институт военных комиссаров. Военные комиссары были призваны помочь командирам, не имеющим достаточного опыта в управлении и руководстве войсками в сложных условиях предвоенного времени.
   В 1938 г. была проведена коренная реорганизация местных органов военного управления. С этой целью были созданы военные комиссариаты в автономных республиках, краях и областях и в 3,5 раза расширена сеть районных военных комиссариатов. Это мероприятие обеспечило более оперативное и целенаправленное изучение командного, политического и начальствующего состава, более тесную связь с предприятиями и учреждениями, где трудились офицеры запаса, и позволило оптимально планировать их на соответствующие должности по мобилизационному плану.
   В целях усиления военно-оборонной работы среди населения в райкомах, горкомах, окружкомах, обкомах, крайкомах и ЦК компартий союзных республик были созданы военные отделы. Эти структуры способствовали вовлечению широких масс трудящихся в работу по укреплению обороны страны, улучшению деятельности военкоматов, Осоавиахима, отбору молодежи в военные школы и училища, а также организованному проведению мобилизации в случае войны.
   На внеочередной IV сессии Верховного Совета СССР 1 сентября 1939 г. был принят новый Закон о всеобщей воинской обязанности. В соответствии с Конституцией, провозгласившей воинскую службу почетной обязанностью всех граждан СССР, без различия их классовой принадлежности. Закон устанавливал единый порядок прохождения военной службы для всех граждан Советского Союза. Был понижен призывной возраст на один год, а для лиц с полным средним образованием – на 2 года. В соответствии с Законом комплектование армии молодежью осуществлялось в возрасте 19 и 18 лет, что обеспечило призыв дополнительного контингента.
   Закон увеличивал и сроки действительной службы: для младших командиров Сухопутных войск и ВВС – с двух до трех лет, для всего рядового состава ВВС, а также рядового и младшего комсостава пограничных войск – до трех лет, на кораблях пограничных войск – до четырех лет, на кораблях и в частях флота – до пяти лет. Была введена начальная военная подготовка для молодежи допризывного возраста [16].
   Увеличение сроков службы имело целью обеспечить хорошую боевую выучку младших командиров, овладение рядовым и сержантским составом специальных войск и флота сложными видами вооружения и боевой техники. Закон о всеобщей воинской обязанности предусматривал значительное увеличение сроков учебных сборов для военнообязанных запаса, для рядовых и сержантов – до полутора лет, офицеров – до трех лет в течение всего времени пребывания в запасе.
   В связи с непосредственной угрозой нападения нацистской Германии на Советский Союз численность личного состава советских Вооруженных Сил была увеличена и достигла к 1941 г.
   4 млн 207 тыс. человек. Такой значительный рост их количества привел к тому, что в армии образовался большой некомплект командно-начальствующего состава, по состоянию на 1 января 1941 г., превышавший 15 процентов [17].
   Действующая сеть военно-учебных заведений не обеспечивала потребности в новых кадрах. Так, за 10 лет, с 1928 по 1938 г., из всех военных училищ Сухопутных сил было выпущено 67 487 человек командно-начальствующего состава. За это же время убыль (смерть, инвалидность, по суду и другие причины) составила 62 тыс. человек. Кроме того, за эти 10 лет из Сухопутных сил было передано в Военно-Воздушные Силы
   5 670 человек командно-начальствующего состава; всего убыль командно-начальствующего состава в Сухопутных силах составила 67 670 человек [18].
   Следовательно, выпуски из училищ едва покрывали естественную убыль в кадрах и не создавали никаких резервов для обеспечения новых формирований. В силу этого для комплектования армии призывался командно-начальствующий состав запаса, который по своей подготовке и опыту не в полной мере отвечал требованиям, предъявляемым службой. В 1939–1940 гг. в кадры армии и флота было призвано из запаса более 175 тыс. человек командно-начальствующего состава и подготовлено из числа одногодичников 38 020 человек.
   Однако резкое несоответствие между потребностью в кадрах и их подготовкой в системе военно-учебных заведений привело к тому, что некомплект в армии из года в год все более возрастал. Для ликвидации такого положения в 1939–1941 гг. был принят и осуществлен целый ряд мероприятий. В частности, военные академии были расширены почти вдвое и количество обучаемых в них с 11 500 человек было доведено до 20 300 человек.
   В 1940 г. было сформировано в Сухопутных войсках и ВВС 42 новых военных училища и численность курсантов в них доведена до 168 тыс. человек вместо 36 тыс., готовившихся в 1937 г. Почти все училища были переведены с трехлетнего на двухлетний срок обучения.
   В войсках были расширены существовавшие и созданы вновь многочисленные курсы по подготовке младших лейтенантов и техников с общей численностью обучаемых 60 тыс. человек. Эти курсы комплектовались лучшими младшими командирами срочной и сверхсрочной службы.
   Были восстановлены вечерние и заочные отделения во всех командных академиях, расширены центральные курсы усовершенствования («Выстрел»; Артиллерийские курсы усовершенствования командного состава – АКУКС; Бронетанковые курсы усовершенствования командного состава – БТКУКС и др.), а также курсы усовершенствования при военных академиях.
   Все эти мероприятия позволили в 1941 г. получить только из военных училищ 83 тыс. командиров. Однако потребность в кадрах росла быстрее, чем расширялись сеть военно-учебных заведений и количество готовившихся в них кадров. К 1941 г. только в Сухопутных войсках не хватало по штатам 66 900 командиров.
   Организационные мероприятия первой половины 1941 г. потребовали еще около 75 тыс. человек. Весенний выпуск курсантов и слушателей дал возможность направить в армию лишь около 70 тыс. командиров. Для полного укомплектования войск командными кадрами требовалось около полутора лет. В Военно-воздушных силах некомплект в летно-техническом составе составлял 32,3 % [19].
   Неукомплектованность командно-начальствующим составом весьма ощутимо сказывалась на боеспособности Вооруженных сил.
   Следовательно, при решении вопроса о кадрах потребовалось преодолеть серьезные трудности, что усугублялось культом личности Сталина. Глава государства нарушал принцип коллективного руководства. Многие важные вопросы решались им единолично. В результате этого порождались ошибки, извращения и просчеты в проведении хозяйственных и политических мероприятий. В 1937 г. Сталин выдвинул ошибочный тезис, будто по мере дальнейшего продвижения советского государства вперед классовая борьба в стране должна все более обостряться. Это послужило обоснованием массовых репрессий, которым подвергались многие ни в чем неповинные люди, в том числе честные опытные военные кадры.
   С мая 1937 г. по сентябрь 1938 г. в армии было репрессировано 36 761 человек, а на флоте – свыше 3 тыс. человек. Репрессиям подверглась основная часть руководящего состава центральных управлений НКО и округов, а также многие командиры корпусов, дивизий, полков и различных подразделений [20].
   В числе необоснованно репрессированных в эти годы были такие крупные военачальники, как Маршалы Советского Союза Тухачевский М.Н., Егоров А.Е., Блюхер В.К.; командармы 1 ранга Якир И.Э., Федько И.Ф., Белов И.П., Уборевич И.П.; флагманы флота 1 ранга Орлов В.И., Викторов М.В.; командармы 2 ранга Великанов М.Д., Дыбенко П.Е., Дубовой И.Н., Левандовский М.К., Корк А.И., Каширин Н.Д., Седякин А.И., Халепский И.А., Вацетис И.И., Алкснис Я.И.; комкоры Брянских П.А., Горбачев Б.С., Грибов С.Е., Грязнов И.К., Гайлит Я.П., Гарькавый А.И., Куйбышев Н.В., Богомягков С.Н., Василенко М.И., Ковтюх Е.И., Криворучко Н.Н., Кутяков И.С., Примаков В.М., Петин Н.Н., Путна В.К., Урицкий С.П., Эйдеман Р.П.; армейские комиссары 1 ранга Смирнов П.А., Гамарник Я.Б.; армейские комиссары 2 ранга Амелин М.П., Аронштам Л.Н., Берзин Я.К., Булин А.С., Векличев Г.И., Гугин Г.И., Ланда М.М., Кожевников С.Н., Иппо Б.М., Осепян Г.А.; флагман флота 2 ранга Смирнов-Светловский П.И. и другие [21].
   В Сухопутных силах были сняты с должностей и арестованы 27 командиров корпусов, 96 командиров дивизий, 184 командира полка и других руководителей.
   В Военно-воздушных силах были арестованы 11 командующих ВВС округов и флотов, 12 командиров авиационных дивизий.
   В Военно-морском флоте были арестованы 4 командующих флотами и много командиров соединений и кораблей.
   Среди руководящего политического состава были арестованы 20 членов военных советов округов, флотов, 20 начальников политуправлений округов, флотов, 14 комиссаров корпусов, 65 военкомов дивизий, 102 начальника политотдела соединения, 92 комиссара полка, 68 работников военной печати и 7 комиссаров военных академий.
   Значительный ущерб был нанесен руководящим кадрам и центрального аппарата НКО СССР. Были репрессированы многие начальники управлений – боевой подготовки, противовоздушной обороны (ПВО), разведки, артиллерии, связи, вузов, мобилизационного, санитарного, военных сообщений (ВОСО) и др. Аналогичное положение было во многих других учреждениях и частях Наркомата обороны и военно-учебных заведениях.
   В связи с этим только за период 1938–1940 гг. сменились все командующие войсками военных округов, на 90 % были обновлены их заместители, помощники, начальники штабов, начальники родов войск и служб, на 80 % – руководящий состав корпусных управлений и дивизий, на 91 % – командиры полков, их помощники и начальники штабов полков [22].
   Таким образом, необоснованные репрессии, которым подвергался начальствующий состав, и последовавшее с 1939 г. бурное развитие Вооруженных Сил повлекли за собой большие изменения в командных кадрах.
   Волна репрессий нанесла невосполнимый ущерб и в моральном плане. Те командиры, которым удалось уцелеть, оказались настолько парализованы страхом, что утратили способность принимать самостоятельные решения, не говоря уже о том, чтобы отстаивать их перед вышестоящими инстанциями.
   Многие командиры боялись проявлять инициативу, идти на разумный риск.
   К руководству военными округами, армиями, корпусами, дивизиями и полками пришло много новых людей, не имевших иногда достаточного стажа командной и политической работы в занимаемой должности. Все это наряду с другими причинами не могло не сказаться на руководстве боевыми действиями войск в начальном периоде Великой Отечественной войны.
   В предвоенное время, в период развертывания Вооруженных Сил, почти весь руководящий командный и политический состав находился в стадии перемещений и замены. Несмотря на большую энергию и желание хорошо работать, новый руководящий состав оказался в трудном положении. Отсутствие достаточного опыта и в ряде случаев слабая подготовка не позволили этому контингенту быстро освоить свои обязанности по руководству войсками в сложных условиях предвоенного времени.
   К 1 января 1941 г. списочная численность командноначальствующего состава армии и флота составляла 579 581 человек, из которых проходили службу: в Сухопутных силах -426 942 человека, в Военно-Воздушных Силах – 113 086 человек, в Военно-Морском Флоте – 39 553 человека.
   Состав командиров и начальников как в армии, так и на флоте характеризовался следующими данными.
   По возрасту. Основную часть составляли молодые командиры и начальники. В возрасте до 25 лет имелось 28,6 %, от 26 до 35 лет – 57 %, от 36 до 45 лет – 13 % и лишь 1,4 % – старше 45 лет.
   По образованию (военному и специальному). Более половины состава имели достаточную военную и специальную подготовку и могли успешно выполнять свои обязанности по службе, 7,1 % командно-начальствующего состава имели высшее, 55,9 % – среднее, 24,6 % – ускоренное образование и 12,4 % не имели военного образования.
   По партийности. Партийно-комсомольская прослойка среди командно-начальствующего состава была довольно высокой: среди них было 53,7 % членов и кандидатов в члены КПСС, 26,2 % членов ВЛКСМ. Это была надежная опора командиров в решении практических задач.
   По воинским званиям. Большинство командиров и начальников (свыше 88 %) имели звания до капитана, в том числе: младших лейтенантов и им соответствующих – 24,4 %, лейтенантов – 32,8 %, старших лейтенантов – 18 % и капитанов – 13 %. В званиях майоров имелось 5,6 %, подполковников – 0,9 %, полковников – 1,8 %, высшего начсостава – 0,4 %, остальные – 3,1 % не имели званий.
   По боевому опыту. Среди командно-начальствующего состава 26 % имели опыт боевых действий, приобретенный в период гражданской войны, во время операций на Дальнем Востоке (КВЖД, Хасан, Халхин-Гол), при освобождении Западной Украины и Западной Белоруссии и в советско-финляндской войне [23].
   В условиях растущей военной опасности были предприняты меры, направленные на повышение роли и авторитета командиров. С этой целью 7 мая 1940 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР были установлены генеральские и адмиральские звания для высшего командного состава армии и флота.
   На основании этого Указа в июне 1940 г. сотням лучших командиров, имевших прочные военные знания, обладавших практическим опытом и показавших на деле преданность социалистической Родине, были присвоены генеральские и адмиральские звания большой группе руководящего состава, в том числе: Апанасенко И.Р., Батову П.И., Ватутину Н.Ф„Василевскому А.М., Говорову Л.А., Голикову Ф.И., Городовикову О.И., Еременко А.И., Жигареву П.Ф., Жукову Г.К., Коневу И.С., Казакову В.И., Лелюшенко Д.Д., Маландину Г.К., Малиновскому Р.Я., Панфилову И.В., Ремезову Ф.Н., Рокоссовскому К.К., Соколовскому В.Д., Толбухину Ф.И., Тюленеву И.В., Чуйкову В.И., Галлеру Л.М., Исакову И.С., Кузнецову Н.Г., Трибуцу В.Ф., Юмашеву И.С., Головко А.Г., Октябрьскому Ф.С. и многим другим.
   Всего к началу Великой Отечественной войны в Красной Армии и Военно-морском флоте было пять маршалов, 1071 лицо, имевших звания генералов и адмиралов [24].
   Наряду с выдвижением на руководящие должности опытных генералов с большим стажем службы в армии на должности командующих войсками округов, членов военных советов округов, командующих армиями и флотами смело назначались молодые кадры.
   Так, в июле 1940 г. на должность командующего Северным флотом был назначен контр-адмирал Головко А.Г. в возрасте 34 лет. В январе 1941 г. на должность командующего войсками Ленинградского военного округа был выдвинут генерал-лейтенант Попов М.М., возраст которого был 38 лет. Должность командующего войсками Средне-Азиатского военного округа в январе 1941 г. принял Трофименко С.Г. в возрасте 40 лет, имевший звание генерал-майора.
   84 % командующих войсками округов и армий были в возрасте до 50 лет, 53,9 % командармов имели возраст до 45 лет. Старше 50 лет был только один командарм – генерал-лейтенант Гореленко Ф.Д. С высшим военным образованием имелось: начальников штабов округов – 88,2 % и начальников штабов армий – 100 %.
   В июне 1940 г. встал вопрос о частичной демобилизации приписного состава, призванного на «Большие учебные сборы» в 1939 г. Учитывая, что штатная численность командно-начальствующего состава почти не сокращалась, командиры запаса согласно приказу Народного комиссара обороны СССР № ОНО от 3 июня 1940 г. были полностью задержаны в войсках до особого распоряжения.
   Позднее в соответствии с приказом Народного комиссара обороны Союза ССР № 023 от 23 января 1941 г. командиры запаса, призванные в ряды Красной Армии по мобилизации, отвечавшие требованиям службы, приказами командующих войсками военных округов (фронтов) были зачислены в кадры армии.
   Лица, не подлежавшие зачислению в кадры по возрасту, болезни, по семейному положению и другим причинам, были уволены из армии. Большинство командиров запаса, призванных на «Большие учебные сборы», приняло участие в боевых действиях и до начала Великой Отечественной войны уже имело значительный практический опыт командования частями и подразделениями.
   Летом 1940 г. по ходатайству наркома обороны маршала С.К. Тимошенко были пересмотрены дела более 300 репрессированных, причем в основном из числа высшего начальствующего состава. Почти 250 командиров возвратились в строй, в том числе А.В. Голубев, А.В. Горбатов, К.К. Рокоссовский, А.И. Тодорский, В.А. Шталь, Н.А. Эрнест.
   К началу 1941 г. в армию вернули более 12 тыс. командиров и политработников, которые, правда, содержались не в тюрьмах, а находились под наблюдением. 867 командиров были восстановлены в Военно-воздушных силах [25].
   Высшее военное руководство страны попыталось улучшить положение с командными кадрами за счет того, что в мае был произведен досрочный выпуск из академий и училищ – почти 70 тыс. командиров различных родов войск [26]. Местные партийные организации по указанию ЦК партии направили на политработу в Красную Армию более 5 тыс. человек.
   В 1940–1941 гг. были проведены ряд других мероприятий по дальнейшему укреплению армии и флота. 12 августа 1940 г. Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «Об укреплении единоначалия в Красной Армии и Военно-Морском Флоте».
   Этим Указом был отменен институт военных комиссаров, введенный в 1937 г. Во всех соединениях и частях, на кораблях и в подразделениях, военно-учебных заведениях и учреждениях Вооруженных Сил вводились должности заместителей командиров по политической части, на которых возлагалось проведение партийно-политической работы.
   Переход к единоначалию обусловливался тем, что институт военных комиссаров уже выполнил свои основные задачи. Командные кадры к этому времени окрепли и могли руководить политическим и воинским воспитанием подчиненных, а также нести полную ответственность перед государством за все стороны жизни и боевой деятельности войск.
   В предшествующее мобилизационному периоду время государством были приняты меры в целях быстрейшей ликвидации имевшегося большого некомплекта кадров командноначальствующего состава и усовершенствовании военных знаний командиров запаса, приписанных по мобилизационному плану к воинским частям и учреждениям. С этой целью приказом Народного комиссара обороны Союза ССР № 0328 от 21 ноября 1940 г. предусматривался в 1941 г., начиная с января, призыв значительного количества приписанных командиров запаса на сборы непосредственно в воинские части исходя из следующего расчета:
   – в стрелковый полк – ежемесячно 10 человек, в год -120 человек;
   – в артиллерийский полк – ежемесячно 6 человек, в год -72 человека;
   – в танковый полк ежемесячно 8 человек, в год – 96 человек.
   При этом командный состав запаса подлежал призыву на сборы в те части, к которым он был приписан по мобилизационному плану. Продолжительность обучения устанавливалась в три месяца; из них первый месяц отводился на теоретическую подготовку, а два последующих – на практическое командование подразделениями.
   Для подготовки и совершенствования знаний на сборы в первую очередь призывались командиры запаса, подготовленные в 1939–1940 гг. из младшего начальствующего состава запаса, а также командный состав звена взвод-рота, нуждавшийся в совершенствовании своих военных знаний. В мае-июне 1941 г. на практические учебные сборы в воинские части было призвано 75 тыс. 100 командиров запаса, приписанных по мобилизационному плану; с объявлением мобилизации они были оставлены в тех же частях и подразделениях и на тех же должностях, что, безусловно, ускорило отмобилизование частей.
   Накануне войны советские бронетанковые войска находились в стадии переформирования. В 1939 г. механизированные корпуса были упразднены и в качестве высшей организационной единицы была принята танковая бригада. Наряду с танковыми бригадами существовали отдельные бронебригады и отдельные танковые полки. В стрелковых дивизиях имелись отдельные танковые батальоны. В некоторых округах сохранялись танковые корпуса.
   Как в последствии выяснилось, расформирование механизированных корпусов было ошибкой. Такое решение было принято на основании неправильных выводов, сделанных из опыта войны в Испании и освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину. В дальнейшем был учтен опыт боевых действий в Польше и во Франции, в частности применение немецкой армией больших масс танков на главных направлениях, а также возросшая роль танков в начавшейся второй мировой войне.
   С лета 1940 г. в Красной Армии стали вновь формироваться механизированные корпуса, танковые и моторизованные дивизии. Механизированный корпус как высшая организационная единица включал две танковые, одну моторизованную дивизии и другие части. Формирование механизированных корпусов проводилось в два этапа. Некоторые из них создавались начиная с июля 1940 г., а большая часть – в марте-июне 1941 г. Чтобы ускорить создание механизированных корпусов, формирование их проводилось на базе танковых бригад, отдельных танковых батальонов, кавалерийских и других частей.
   К началу Великой Отечественной войны в бронетанковых войсках Красной Армии уже имелось: управлений механизированных корпусов – 29, танковых дивизий – 61, моторизованных дивизий – 31 [27].
   Укомплектование руководящих должностей в этих формированиях производилось главным образом путем выдвижения командных кадров на высшие должности. На должности командиров механизированных корпусов обычно назначались командиры стрелковых, кавалерийских корпусов и их заместители, а также командиры стрелковых и кавалерийских дивизий; на должности командиров танковых дивизий – командиры танковых бригад и бронебригад; на должности командиров моторизованных дивизий – заместители командиров стрелковых и кавалерийских дивизий. Остальные руководящие должности укомплектовывались за счет командного состава тех частей и соединений, на базе которых формировались корпуса.
   К началу войны механизированными корпусами командовали уже опытные командиры, с большим стажем службы в армии, все члены КПСС, почти 70 % из них имели академическую подготовку. В числе их были: генерал-лейтенанты Новосельский Ю.В., Рябышев Д.И., Голубовский В.С.; генерал-майоры танковых войск Чернявский М.Л., Куркин А.В., Алексеев И.П., Лазарев И.Г., Мостовенко Д.К., Волох П.В., Фекленко Н.В., Новиков В.В.; генерал-майоры Хацкилевич М.Г., Виноградов В.И., Рокоссовский К.К., Шестопалов Н.М., Ахлюстин П.Н., Оборин С.И., Карпезо И.И., Никитин А.Г., Лелюшенко Д.Д., Кондрусев С.М., Мясников М.И., Чистяков В.И., Кривошеин С.М., Кириченко Н.Я., Петров И.Е., Павелкин М.И.; комдив Соколов А.Д.
   Следует отметить, что к моменту нападения нацистской Германии и ее европейских союзников на СССР формирование механизированных корпусов не было полностью закончено главным образом из-за недостатка материальной части. Дефицит в танках объяснялся тем, что незадолго до начала войны с производства были сняты устаревшие системы танков, а массовый выпуск новых танков Т-34 и КВ налажен не был.
   Неодновременно с формированием механизированных корпусов проводилась работа по развертыванию воздушно-десантных бригад. В конце 1940 г. шесть авиационно-десантных бригад были реорганизованы в воздушно-десантные бригады, а в начале 1941 г. было дополнительно сформировано 11 таких соединений.
   Укомплектование воздушно-десантных бригад командноначальствующим составом проводилось с учетом особенностей службы в воздушно-десантных войсках. Отбор кадров для укомплектования этих формирований осуществлялся за счет всех воинских частей тех округов, где эти бригады формировались.
   С апреля 1941 г. начали формироваться противотанковые артиллерийские бригады в составе двух полков каждая. Эти бригады были в то время новыми и самыми крупными артиллерийскими соединениями, и для их укомплектования требовались опытные командиры. На должности командиров бригад назначались главным образом командиры из числа начальников артиллерии стрелковых корпусов или дивизий.
   В связи с отнесением государственной границы СССР далеко на запад после воссоединения западных областей Украины и Белоруссии и включением в состав СССР Бессарабии и прибалтийских республик (Латвии, Литвы и Эстонии), а также на случай возможного нападения нацистской Германии на Советский Союз был подготовлен новый план обороны западных государственных границ.
   В соответствии с этим планом, задачи отражения нападения противника, парирования его ударов, прикрытия мобилизации, стратегического сосредоточения и развертывания главных сил Красной Армии возлагались на войска приграничных округов.
   Сосредоточение части сил Красной Армии в направлении западной границы началось в мае 1941 г. Однако в западные районы войска двигались не отмобилизованными, недоукомплектованными, не имея необходимого транспорта. Железные дороги работали по графику мирного времени. Сосредоточение происходило медленно, так как считалось, что война в ближайшее время не начнется.
   Необходимо отметить также, что укрепленные районы как на новой, так и на старой государственной границе в ряде округов в боевом и мобилизационном отношении не были готовы к отражению наступления противника. В мирное время укрепленные районы на новой границе находились в сокращенных штатах, имея численность личного состава 28–30 % потребностей военного времени, а укрепленные районы на старой границе – до 15 %. Кроме того, до весны 1941 г. строительство долговременных сооружений шло медленно и к началу войны начатые постройки не были закончены.
   На 1 июня 1941 г. в Западном округе из 550 забетонированных сооружений было вооружено 193, а в Киевском округе из 1204 сооружений – 549. В некоторых укрепленных районах оружие хранилось на складах. Все это непосредственно отразилось на боеготовности и боеспособности укрепленных районов в период вторжения нацистской Германии и ее европейских союзников в Советский Союз [28].
   Таким образом, в предвоенный период была проведена огромная работа по усилению обороны страны, укреплению западных и северо-западных границ, повышению мобилизационно-боевой готовности войск, произведена коренная реорганизация армии, увеличена ее численность, значительно усилена ее военно-техническая и огневая мощь, повышена ее боевая выучка.
   В организационном и политическом отношении были укреплены органы местного военного управления, произведен переучет военнообязанных, упорядочены система учета военнообязанных и призыв их по мобилизации, изданы новые руководства для проведения мобилизаций, установлена новая система мобилизационной приписки и оповещения.
   Проводилась огромная работа по подбору, расстановке, подготовке и воспитанию руководящего состава для вновь формируемых и развертываемых частей и соединений. Необоснованные массовые репрессии в 1937–1938 гг. опытных и подготовленных командиров и политработников привели к замене большой части командно-начальствующего состава, а последовавшее с 1939 г. бурное развитие Вооруженных Сил потребовало привлечения многочисленных новых командных кадров.
   К руководству подразделениями, частями, соединениями и крупными объединениями пришло много молодых командиров и политработников. Они не успели приобрести необходимого опыта в командовании в условиях предвоенного времени – им пришлось приобретать и накапливать опыт непосредственно в ходе боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны. Все это потом отразилось на боеготовности и боеспособности Красной Армии и Военно-Морского Флота в начальном периоде войны.
   Известно, что для достижения успеха кроме глубоких теоретических знаний необходимы оперативно-тактическое мышление, творческий подход к делу, умение не только быстро оценивать обстановку, но и правильно анализировать ее. Важную роль при этом принадлежит мужеству и решительности, инициативе и самостоятельности, твердости и настойчивости в достижении цели. Все эти качества отнюдь не врожденные. Не появляются они и при одном только изучении теоретических положений, а вырабатываются в процессе боевой и оперативной подготовки, практической деятельности, всей военной службы еще в мирное время.
   К сожалению, до войны именно эти качества и не выковывались. А ведь между усвоением теоретических знаний и овладением искусством их практического применения – дистанция огромного размера. Например, в начале войны не было, пожалуй, такого военачальника, который бы не знал военной теории и опыта прошлого о необходимости сосредоточения основных усилий и массировании сил и средств на решающих направлениях и направлениях главных ударов, создания ударных группировок, тщательной разведки и надежного огневого поражения противника.
   И все же прошло значительное время, потребовались немалые усилия и жертвы, прежде чем им удалось овладеть искусством решения этих и других столь же важных задач. Как справедливо отмечал маршал Жуков, «военная теория тех лет в основном была… на уровне времени. Однако практика в известной мере отставала от теории» [29].
   Таким образом, низкое качество состояния военных кадров перед войной значительно осложнило творческое освоение ими современного военного искусства. Крайне ослабленные в результате репрессий военные кадры к началу войны не овладели даже теми достижениями военной науки, которые имелись, недостаточными были и практические навыки по их творческому применению.

3. Боевая подготовка и полевая выучка войск

   Накануне войны за короткий срок была проведена большая работа по совершенствованию боевой подготовки войск, но времени оставалось слишком мало, чтобы резко поднять их полевую выучку. Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз прервало начатую работу.
   Обучение многомиллионной армии, которая заново создавалась и вооружалась в столь трудных условиях, было чревато многими осложнениями. Достаточно подчеркнуть, что еще в 1935 г. 74 % дивизий являлись территориальными. В связи с нарастанием военной угрозы и увеличением численности советских Вооруженных Сил до 5,4 млн к июню 1941 г. необходимо было всю эту массу обучить, в короткие сроки провести боевое слаживание вновь сформированных или развернутых соединений и частей.
   При недостаточной подготовленности СССР к войне в числе иных причин отрицательную роль сыграла и территориальная система подготовки войск, территориальные дивизии были подготовлены неудовлетворительно, людской материал, на котором они развертывались до полного состава, был плохо обучен, не имел представления о современном бое, не говоря уже об опыте взаимодействия с артиллерией и танками.
   Всего за два года до начала войны был завершен переход всех соединений на кадровую систему, и они смогли регулярно заниматься боевой подготовкой. Только непосредственно перед войной во всех видах Вооруженных Сил было развернуто большое количество новых соединений и частей. Обновилась, а следовательно, не имела должной подготовки значительная часть командного состава. Много было и других трудностей.
   Можно считать общепризнанным и документально доказанным недооценку вопросов обороны, практической подготовки органов управления оперативно-стратегического звена. В плане этого стоит сослаться на официальные оценки положения дел в документах ЦК ВКП(б), материалах совещания руководящего состава Красной Армии в 1940 г., приказах наркома обороны, отчетах по оперативной и боевой подготовке военных округов.
   Без критического анализа слабых мест в оперативной и боевой подготовке трудно уяснить, что же произошло в начале войны и почему в последующем потребовалась такая кардинальная перестройка в обучении войск. О недостатках в данном случае нужно упоминать для того, чтобы глубже понять конкретные причины упущений и извлечь из этого необходимые уроки. Ведь война никаких скидок не делает. В 1941 г. она с первых же часов предъявила суровые требования к боевой выучке войск, вскрыла серьезные недостатки и беспощадно обнажила те из них, что были известны накануне ее.
   Некоторые соединения и части не обладали необходимой маневренностью. Не до конца оказались отработанными вопросы взаимодействия, особенно пехоты с артиллерией. Общевойсковые части и артиллерия не имели должных навыков борьбы с танками, а части противовоздушной обороны и все остальные рода войск – с авиацией. Не все командиры и штабы умели организовать бой на местности, массировать силы и средства на решающих направлениях, управлять войсками при ведении маневренных оборонительных действий.
   Но самое главное в другом: война началась совершенно не в той стратегической и оперативно-тактической обстановке, в какой проводились все учения и маневры до нее. Это еще раз свидетельствует, насколько важно в мирное время не упускать из виду то обстоятельство, что война – явление двустороннее, а потому не следует исходить лишь из того, что выгодно и желательно высшему руководству страны. Необходимо учитывать, что противник может предпринять действия, которых меньше всего ожидаешь.
   Непрерывное развитие в ходе войны способов ведения боевых действий, значительное пополнение армии личным составом из запаса требовали дальнейшего совершенствования боевой выучки командиров, штабов и войск.
   Из опыта прошлого известно, что в период военных действий никогда не прекращалась боевая подготовка войск. Тем не менее история не знает другого примера, когда в действующей армии обучение войск проводилось бы с таким размахом и напряжением, так целеустремленно и плодотворно, как в Красной Армии в ходе Великой Отечественной войны, и особенно по организации подготовки резервов в первый ее период.
   Пополнение фронта резервами осуществлялось в основном за счет развертывания тех соединений, которые до войны содержались по сокращенным штатам, и создания новых формирований. Только за первые пять месяцев войны в действующие фронты было направлено более 326 дивизий и 110 бригад. В 1941–1942 гг. на фронт посылались маршевые роты и батальоны, личный состав которых готовился в запасных частях. Ежемесячно в составе маршевых подразделений на фронт отправлялись свыше 300–350 тыс. человек. Всего с начала войны до 1 декабря 1941 г. из резерва Ставки в действующую армию было направлено 97 кадровых дивизий довоенных формирований, а также 194 дивизии и 94 бригады, созданные в военное время [30].
   На территории страны была создана разветвленная система военного обучения: подготовка военнообязанных через Осоавиахим и Всевобуч; обучение личного состава в учебных центрах, резервных, учебных и запасных частях; боевая подготовка в действующей армии. Большое значение имело постановление ГКО от 17 сентября 1941 г. о введении в стране обязательного военного обучения мужчин в возрасте от 16 до 50 лет. Для руководства подготовкой резервов при Наркомате обороны было создано управление всеобщего военного обучения, а в областных, краевых и республиканских военных комиссариатах – соответствующие отделы. За время войны военную подготовку прошли около 10 млн человек [31].
   В целях упорядочения системы формирования соединений и частей в июле 1941 г. создается Главное управление формирования и укомплектования войск Красной Армии (Главупрформ). Оно осуществляло руководство и контроль за формированием резервов, подготовкой маршевых подразделений, запасных и учебных частей на территории военных округов, а командующие бронетанковыми и механизированными войсками, артиллерией и ВВС имели свои органы по подготовке резервов.
   С начала войны и до середины 1942 г. соединения, понесшие на фронтах большие потери, чаще всего не доукомплектовывались, а использовались для пополнения вновь формируемых дивизий и бригад. Но это был не выход из положения. В последующем понесшие потери соединения и части не расформировывались, а выводились в тыл для укомплектования личным составом и вооружением, что позволяло сохранить имеющие боевой опыт органы управления, а с помощью костяка личного состава в более короткие сроки подготовить боеспособные соединения. Танковые и механизированные соединения передавали танки другим частям, остававшимся на фронте, а их личный состав выводили в учебные центры, где он, получив новую военную технику и пополнение в людях, добивался боевого слаживания.
   Учения в действующей армии интенсивнее всего проводились в периоды затишья либо стабилизации линии фронта, а также в ближайшем тылу. Часто использовались малейшие перерывы в ведении активных боевых действий. Маршал К.А. Мерецков отмечал: «…горький опыт… в ноябре 1941 г. многому нас научил. Уже тогда мы взяли себе за правило: как бы ни велика была нужда в войсках, поступающее пополнение и вновь прибывающие части перед боями пропускать через учебные центры или непосредственно в соединениях знакомить с особенностями ведения боевых действий…» [32].
   Более благоприятные условия для проведения учений были в войсках, находившихся в резерве, в составе вторых эшелонов, выведенных на доукомплектование или переформирование, причем как на фронте, так и в тылу. Так, к 1 января 1942 г. только в запасных и учебных частях действующей армии боевой подготовкой занимались около полумиллиона человек. На 1 июля 1943 г. находились в резерве Ставки ВГК и занимались боевой подготовкой (в основном проведением учений) 8 общевойсковых и 2 танковые армии; из них только в 7 армиях Резервного фронта было 47 стрелковых и кавалерийских дивизий, 5 танковых и 4 механизированных корпуса [33].
   В конце войны некоторые запасные соединения и части, переформированные в боевые, убывали на фронт. Во всех этих соединениях и частях проводилась целая серия тактических учений, где главное внимание уделялось обучению прорыва обороны, форсированию рек и развитию стремительного наступления.
   Тактические учения проводились и с формируемыми на территории СССР чехословацкими, польскими и другими иностранными соединениями и частями.
   Если в первый период войны основное внимание уделялось обучению войск, подготовке и ведению оборонительного боя, уничтожению прорвавшихся танковых войск противника, ведению боя в окружении и выходу из него, борьбе с танками и авиацией, то в последующем – ведению наступления, особенно отработке вопросов прорыва обороны и ведения безостановочной атаки, взаимодействию пехоты, танков и артиллерии в ходе наступления, ведению огня с ходу пехотой и танками, блокированию наиболее сильных опорных пунктов, дотов, дзотов, вводу в прорыв танковых соединений и частей, стремительному развитию успеха в глубину, а также обучению командиров и штабов твердому управлению войсками и многим другим задачам, которые возникали в ходе войны.
   Отличительная черта всех учений во фронтовой обстановке – целеустремленность, конкретность и максимальное приближение обучения к условиям той боевой задачи, которую непосредственно предстояло выполнять войскам.
   При подготовке к наступлению в ближайшем тылу оборудовались примерно такие же опорные пункты, какие были у противника, и войска тренировались в их штурме и преодолении. На занятиях и учениях днем и ночью шла кропотливая работа по выявлению мест расположения огневых средств противника, по составлению схем (карт) обозначенной обороны и результатов ее разведки, приемов вызова, переноса и прекращения огня и многих других вопросов взаимодействия стрелковых, танковых, артиллерийских и саперных подразделений.
   В обороне систематически отрабатывалось отражение вражеских атак, проведение контратак, маневр резервами на угрожаемые направления. На все батальонные, полковые и дивизионные учения привлекались артиллерийские и инженерные части, а также те средства усиления, что должны были совместно выполнять боевые задачи. Это помогало командирам взаимодействующих частей более согласованно действовать в бою.
   Вначале учения и тренировки проводились в основном тактико-строевым методом, а завершались они слитной отработкой всех вопросов боевого слаживания подразделений и частей.
   Большое значение для обучения и морально-боевой закалки воинов имели учения с боевой стрельбой, атака за огненным валом, обкатка танками пехоты, находящейся в траншеях и окопах, метание боевых гранат, создание противотанковых и противопехотных заграждений, их преодоление. Так, при подготовке высадки десанта в районе Новороссийска тренировали на Тонком мысу в Геленджике штурмовые группы, учили их прыгать в воду с пулеметами, взбираться по скалам, бросать гранаты из самых неудобных, казалось бы, положений.
   Бойцы освоили все виды трофейного оружия, научились метать ножи и бить прикладами, перевязывать раны и останавливать кровь. Они запоминали условные сигналы, наловчились с завязанными глазами заряжать диски автоматов, по звуку выстрелов определять, откуда ведется огонь. Без этой выучки дерзкий десант и особенно самая первая ночная схватка были бы немыслимы: ведь все предстояло делать в темноте, буквально на ощупь.
   Все учения, в том числе и в глубоком тылу, проводились на местности, оборудованной в инженерном отношении примерно так же, как у противника.
   Обучение войск проводилось на основе обобщенного боевого опыта. Большую роль в этом отношении играли приказы, директивы и указания Верховного Главнокомандования, Генерального штаба, командующих родами войск, переработка уставных документов в соответствии с опытом войны.
   Уже в 1942 г. был разработан Боевой устав пехоты (БУП-42). Осенью были изданы приказы НКО № 306 об одноэшелонном построении боевых порядков пехоты и № 325 о боевом применении танковых соединений и частей.
   Большое значение имели также приказы об организации артиллерийского и авиационного наступления. Боевой опыт советских войск во втором периоде войны был обобщен в проекте Полевого устава Красной Армии (ПУ-43).
   В 1944 г. были заново разработаны или переработаны Полевой и Боевой уставы пехоты, Руководство по форсированию рек, Руководство по действиям войск в горах, Наставление по прорыву позиционной обороны и другие наставления и инструкции, связанные с ведением боевых действий и подготовкой войск.
   Большое внимание обобщению опыта войны и своевременному его доведению до войск уделяли командующие фронтами, армиями, командиры, политорганы и штабы всех степеней. В издаваемых ими приказах и инструкциях анализировался опыт проведенных боев и операций с поучительными примерами выполнения боевых задач, вскрывались причины неудач и ставились конкретные задачи по освоению войсками новых способов ведения боевых действий. В соответствии с этим и в ходе обучения войск анализировались причины допущенных недостатков, изучались сильные и слабые стороны тактики и военной техники немецких войск.
   В большинстве фронтов и армий боевая подготовка планировалась с не меньшей тщательностью, чем в мирное время. На каждый период перерывов между боями четко ставились конкретные задачи. Результаты проверки боевой подготовки отмечались в приказах. Например, перед началом Восточно-Карпатской операции в середине августа 1944 г. Военный совет 4-го Украинского фронта разработал организационные указания по подготовке войск к действиям в горах, а затем инструкцию войскам, которым предстояло преодолеть горно-лесистую местность. В них обобщался опыт боевых действий на Кавказе, в Крыму и предгорьях Карпат. В дополнение к общим инструкциям штабы артиллерии, инженерных и бронетанковых войск фронта разработали указания по действиям в горах применительно к каждому роду войск.
   Военный совет фронта издал также директиву о подготовке войск к предстоящему наступлению в Карпатах. Она требовала отработать на местности все вопросы наступательных действий применительно к конкретной оперативной обстановке и поставленным задачам (в том числе вопросы взаимодействия пехоты с артиллерией, саперами и танками с целью добиться единого метода в использовании огня артиллерии и минометов при наступлении в горах), провести в каждой армии опытно-показные учения стрелкового батальона, усиленного и поддержанного артиллерией, минометами и саперами.
   Военный совет потребовал от командиров обучать все войска в составе подразделений (от взвода до батальона со средствами усиления) действиям по захвату высот днем и ночью, применяя как фронтальное наступление, так и обходы и охваты, движению по тропам и без дорог, лесистым ущельям, склонам и хребтам гор с преодолением крутых подъемов и т. п.
   Основной темой учений было наступление взвода, роты, батальона и полка на высоту с применением обходов и охватов. В ходе их большое внимание уделялось самостоятельным действиям рот и батальонов в горах. В дивизиях были оборудованы опорные пункты на высотах по типу обороны противника, где последовательно обучались все роты и батальоны со средствами усиления.
   В частях и соединениях 1-й гвардейской армии с 16 по 26 августа была отработана 100-часовая программа боевой подготовки. Учения проводились в течение двух-трех суток с отрывом от своих частей. Устраивались длительные переходы в горах, проводились штурмы высот. Все внимание было сконцентрировано на действиях мелких групп. В одной из горнострелковых дивизий действовал полигон, на котором была представлена вся военная техника, а также вьючное хозяйство. Там наглядно изучались способы навьючивания и развьючивания материальной части тяжелого стрелкового и артиллерийского вооружения. Несколько специальных тренировок и учений было проведено с артиллерийскими, разведывательными, саперными и тыловыми подразделениями и частями.
   В период подготовки Курской битвы (март-июнь 1943 г.) основным содержанием подготовки войск 1, 2 и 5-й гвардейских танковых армий являлось обучение отражению крупных танковых атак противника, контратакам и контрударам, быстрому маневру на угрожаемые направления. Учитывая, что после отражения наступления врага танковым войскам предстоит наступать на заранее подготовленную оборону, их обучали прорыву ее во взаимодействии с пехотой, артиллерией и авиацией. Вопросы сколачивания подразделений, частей и соединений продолжали отрабатывать и при совершении маршей в районы сосредоточения.
   При подготовке Волховской операции 1943 г. стрелковые части кроме тренировок в штурме опорных пунктов участвовали в совместных учениях с танковыми бригадами, с которыми им предстояло действовать. Перед Выборгской операцией 1944 г. учения соединений и частей проводились на подготовленных учебных полях в лесисто-болотистой местности со всеми заграждениями на глубину до 15 км.
   Перед началом Белорусской, Львовско-Сандомирской, Ясско-Кишиневской, Маньчжурской и других операций с передовыми батальонами и частями, предназначенными для разведки боем и прорыва обороны, проводилось от 4 до 12 учений с привлечением всех приданных и поддерживающих артиллерийских, инженерных и других специальных частей, а в ряде случаев и авиации.
   В период подготовки Восточно-Прусской операции 1945 г. проводились учения по прорыву укрепленного района с использованием вражеских дотов, трофейной военной техники и заграждений. На учениях с боевой стрельбой в соединениях 5-й армии большинство целей обозначалось трофейным оружием. Огневые задачи по их поражению отрабатывали танкисты, артиллеристы и расчеты противотанковых ружей.
   И другие фронты использовали на учениях трофейные танки, орудия и другую технику. Так, при подготовке к Белорусской операции части 4-й и 42-й гвардейских танковых бригад, получившие перед этим новые танки Т-34 с 85-мм орудиями, тренировались в стрельбе по трофейным «тиграм» и «фердинандам» на дальности прямого выстрела.
   Большое внимание уделялось умелому использованию личным составом зенитных средств. При этом зенитные подразделения обучались не только борьбе с немецкими самолетами, но и в стрельбе по танкам и другим бронированным целям. Так, командующий 4-й гвардейской танковой армией после целого ряда тренировок разрешил итоговую учебно-боевую стрельбу провести по вражеским позициям. В ночь на 27 октября 1944 г. с соблюдением мер маскировки зенитные батареи заняли огневые позиции, а на следующий день были проведены практические стрельбы по реально выявленным целям [34]. Все это укрепляло в бойцах уверенность в своем оружии. Как показали последующие боевые действия, личный состав этих подразделений смело вступал в единоборство с новейшими боевыми машинами противника.
   Когда позволяло время, проведению тактических учений предшествовали командирские занятия с офицерами на местности, показные занятия, военные игры, штабные тренировки и командно-штабные учения. Например, в мае 1943 г. в 1-й гвардейской танковой армии была проведена двухдневная командноштабная игра на тему «Контрудар танковой механизированной бригады во взаимодействии с другими родами войск», а в июне другая, на тему «Ввод танкового соединения в прорыв» [35].
   При подготовке Висло-Одерской операции учитывалось наличие между Вислой и Одером семи глубоко эшелонированных оборонительных рубежей, которые опирались, как правило, на водные преграды. Поэтому особое внимание уделялось подготовке передовых отрядов к стремительным действиям, их взаимодействию с авиацией с целью овладения этими рубежами до занятия их противником. Командующий войсками 1-го Белорусского фронта маршал Г.К. Жуков лично провел показное занятие по действиям передовых отрядов в оперативной глубине.
   Причем не только в штабах армий, но и фронтов, в дивизиях и полках боевая подготовка и тематика учений планировались довольно жестко. На периоды подготовки боя или операции, на каждое учение строго определялся перечень тактических задач, которые соединения и части должны были обязательно отработать. При подготовке Белорусской операции командующий войсками 2-го Белорусского фронта генерал Г.Ф. Захаров отдал приказ:
   «1. Во всех соединениях… провести взводные, ротные, батальонные и полковые учения не менее трех раз с каждым, а всего не менее 12 учений, причем батальонные и полковые учения после тщательных тренировок проводить с боевой стрельбой, привлекая к ним средства усиления и поддерживающие части.
   2. Все учения проводить на местности, которая бы полностью соответствовала предстоящим действиям войск, с полным построением на ней всей оборонительной полосы противника и действительного исходного положения для наступления» [36].
   Эти требования строго выполнялись. Так, в 290, 369, 32 и 42-й стрелковых дивизиях было проведено даже больше учений, чем это намечалось утвержденными планами.
   Перед Белорусской операцией в армиях 1-го Прибалтийского фронта боевая учеба войск была спланирована на 20-дневный период. Соединения и части, находившиеся в обороне, выводились во второй эшелон или резерв и там занимались по пятидневной программе, а соединения, совершившие перегруппировки или прибывшие из резерва, – по десятидневной программе.
   В одном из докладов в Генеральный штаб о результатах проверки организации боевой подготовки в 60-й армии 1-го Украинского фронта отмечается: боевая подготовка в штабе армии «спланирована в соответствии с указаниями штаба фронта. Разработаны подробные указания по боевой подготовке на период с 15.5 по 5.6 и с 5.6 по 1.7.44 г., которые с учебными приказами, отображающими итоги хода боевой подготовки и ставящими задачи на новый учебный период, спущены в штабы корпусов и дивизий… Указания по боевой подготовке штармом разработаны подробно с указанием тем, часов на проведение занятий и вопросов, подлежащих отработке по каждой теме… Штабы корпусов разработали учебные приказы и дополнения к указаниям по боевой подготовке штарма… и спустили в штабы дивизий. Штабы дивизий в свою очередь… составили программы и план боевой подготовки, на основании которых штабы полков составили свои планы боевой подготовки и составили расписания занятий… и расписания довели до командиров рот» [37].
   Детально были разработаны также указания по боевой подготовке войскам 11-й гвардейской армии в апреле 1944 г. перед Белорусской операцией.
   Такая же тщательная и всесторонняя подготовка войск к предстоящим боевым действиям проводилась во всех фронтах действующей армии. Успешное завершение многих операций наглядно подтвердило, какое большое значение имеет конкретное обучение войск непосредственно накануне выполнения боевых задач.
   Большинство учений, проводимых во фронтовой обстановке, были односторонними, с боевой стрельбой или хорошо обозначенным противником. Это объяснялось главным образом тем, что во фронтовой обстановке, когда время ограничено, приходилось готовить войска только к предстоящему виду боя, тогда как двусторонние учения рассчитаны на одновременную отработку различных видов боевых действий. К тому же многие учения, как уже отмечалось, проводились с боевой стрельбой. На них расходовалось значительное количество снарядов, мин, патронов. Например, в 5-й гвардейской армии при подготовке к Сандомирско-Силезской операции израсходовали почти половину боекомплекта. Тем не менее это себя оправдывало в боях.
   Тактические учения являлись основной формой обучения войск и в военных округах, которые сыграли большую роль в подготовке резервов для фронта, ибо действующая армия непрерывно требовала пополнения. Поэтому обучать вновь формируемые части и соединения приходилось в короткие сроки, делая основной упор на практическую отработку тех тактических задач, которые на том или ином этапе войны приобретали решающее значение.
   Тактические учения во внутренних округах, а иногда и во фронтовом тылу (например, перед Сталинградской операцией, в войсках Брянского фронта в 1943 г., в некоторых соединениях 1-го Украинского фронта летом 1944 г.), в механизированных и танковых корпусах проводились не только как односторонние, но и как двусторонние.
   Чаще всего это делалось тогда, когда надо было отработать ведение боя в глубине обороны противника, отражение его контратак, ведение встречного боя и другие эпизоды, где особую важность приобретало обучение командиров и войск действиям в условиях острой и динамичной обстановки. Так, в указаниях войскам Брянского фронта командующий требовал отрабатывать определенные программой боевой подготовки темы «двусторонними учениями, встречными маршами. Марши проводить по круговым маршрутам, втягивая постепенно части в марши и отрабатывая тактические темы» [38].
   Летом 1945 г. с прибытием 5-й и 39-й армий, а также 6-й гвардейской танковой армии, других объединений и соединений с запада на Дальний Восток возникла необходимость обучить войска и штабы боевым действиям в условиях нового театра войны. В большей степени это касалось 6-й гвардейской танковой армии и других войск Забайкальского военного округа, которым предстояло воевать в горно-пустынной местности. Поэтому сразу по прибытии в районы назначения со штабами и войсками 1-го и 2-го Дальневосточных и Забайкальского фронтов была организована напряженная боевая подготовка с учетом организации и тактики японской армии, а также опыта, накопленного на советско-германском фронте.
   Особенность планирования и организации Маньчжурской операции состояла еще и в том, что все вопросы подготовки операции приходилось решать в условиях, когда формально СССР не находился в состоянии войны с Японией. Это затрудняло ведение разведки, организацию огневого поражения по конкретным целям, да и вообще всю организацию боевых действий. С учетом этого было принято решение начать наступательную операцию без предварительной артиллерийской и авиационной подготовки атаки, иными словами, внезапной ночной атакой усиленных передовых батальонов.
   В полосе 1-го Дальневосточного фронта задача этих батальонов заключалась в том, чтобы неожиданным переходом государственной границы в сопровождении пограничников захватить передовые долговременные сооружения японцев, прежде чем обороняющие их подразделения их займут и приведут в боевое состояние.
   От умелых и дерзких действий этих батальонов во многом зависел успех всей наступательной операции фронта. Поэтому в общей системе подготовки операции особое внимание было уделено обучению именно этих батальонов. Например, в 5-й армии подготовкой передовых батальонов занимался сам командующий армией генерал Н.И. Крылов. Первоначально, по прибытии на Дальневосточный ТВД, подразделения этих батальонов занимались под руководством командиров частей и подразделений по общему плану боевой подготовки с учетом особенностей горно-таежной местности на муданьцзянском направлении. В это же время в звеньях армия, дивизия, полк, батальон командиры и штабы планировали организацию боевых действий.
   С офицерским составом на картах и макетах местности были детально отработаны порядок скрытного выдвижения батальонов и перехода ими госграницы в тесном взаимодействии с группами пограничников, которые досконально знали местность, способы преодоления заграждений, уничтожения охраны и внезапного захвата долговременных сооружений, а также порядок действий главных сил дивизий первого эшелона по развитию успеха передовых батальонов, поддержке их огнем артиллерии и ударами авиации и многие другие вопросы, особенно те, что связаны с обеспечением скрытности и неожиданности действий.
   В последующем намеченные способы офицеры отрабатывали со своими подразделениями на местности, похожей на ту, где предстояло действовать. В каждой дивизии были созданы учебные поля с точно воспроизведенными опорными пунктами японцев, со всеми заграждениями, долговременными огневыми точками, системой охраны и обороны. В течение недели там шли тактико-строевые занятия с многократным повторением наиболее сложных приемов, отрабатывалось взаимодействие между подразделениями различных родов войск.
   В следующие две недели проводилось по пять-шесть комплексных учений (в большинстве своем ночью) с привлечением всех сил и средств, которым предстояло участвовать в боевых действиях. В частности, на каждом таком учении присутствовали командиры и штабы дивизий и полков, командиры и штабы дивизионной и полковых артиллерийских групп, авианаводчики, в полном составе передовые батальоны со всеми средствами усиления и пограничники.
   Особое внимание обращалось на строгое соблюдение направлений выдвижения и атаки, достижение скрытности и внезапности захвата важнейших объектов противника, умелое управление подразделениями, организацию вызова огня артиллерии и поддерживающей авиации, отражение возможных контратак противника и своевременное развитие успеха главными силами полков первого эшелона вслед за передовыми батальонами. В заключение в каждой дивизии проводилось контрольное учение под руководством командующего армией с окончательным уточнением и проверкой всех вопросов организации и ведения боевых действий.
   Такая тщательная подготовка войск, особенно передовых батальонов, перед началом операции наряду с другими известными факторами обеспечила полный успех. Умелые действия передовых батальонов дали возможность внезапно захватить укрепленные позиции противника, а в последующем добиться разгрома Квантунской группировки японских войск в короткие сроки.
   В методике проведения учений были и другие особенности, в том числе в назначении и использовании посредников. Научениях, проводимых во фронтовой обстановке, посредники не всегда назначались. Объяснялось это, видимо, необходимостью отработки с войсками конкретных способов боевых действий в соответствии с намеченным планом боя, а также тем, что непосредственно перед боем ответственность командиров за обучение подчиненных подразделений и частей была настолько высока, что в дополнительном контроле не было никакой надобности.
   Руководили учениями вышестоящие командиры, опираясь на свои штабы. Иногда посредников назначали в подразделения, командиры которых не имели боевого опыта. В этих случаях в качестве посредников подбирали опытных боевых офицеров. На учениях с боевой стрельбой посредники, как правило, назначались для контроля за соблюдением мер безопасности.
   Таким образом, во время войны не только на фронте, но и в глубоком тылу обучение войск было конкретным и целеустремленным. Каждый бой и каждая операция сами по себе служили незаменимой боевой школой для командиров, штабов, политорганов и войск. В ходе ожесточенных сражений и боев личный состав Красной армии получал суровою боевую закалку и непрерывно совершенствовал свое боевое мастерство. И то обстоятельство, что удалось добиться коренного перелома в обучении войск и значительно превзойти вермахт в качестве боевой выучки войск, явилось одним из важных факторов, обеспечивших великую победу.
   Самое же главное состоит в том, что Великая Отечественная война с небывалой остротой и очевидностью показала, как много зависит от уровня боевой выучки войск, особенно к началу войны, какой большой удельный вес она занимает в общей системе условий, определяющих боеспособность Вооруженных Сил, как чрезвычайно она влияет на то, какой ценой добывается победа на войне.

4. Военное искусство в годы войны

   В годы Великой Отечественной войны военное искусство прошло сложный путь своего развития. В решении его основных проблем были и существенные просчеты, и крупные успехи.
   Вторгнувшись в СССР, агрессор преследовал цель разгромить Красную Армию и оккупировать территорию страны вплоть до Урала. В этих условиях политические цели, вставшие перед Советским Союзом летом 1941 г., сводились к отражению нападения противника, а в последующем – к разгрому его вооруженных сил.
   Из политических целей войны вытекали и стратегические задачи [39]:
   1. Реализация планов мобилизации сил и средств, стратегического развертывания Вооруженных Сил;
   2. Определение наиболее эффективных способов и форм ведения войны, кампаний и стратегических операций, руководства вооруженной борьбой, а также организации стратегического взаимодействия между фронтами, группами фронтов, видами Вооруженных Сил;
   3. Материально-техническое обеспечение боевых действий.
   Военные действия, или в целом война, – двусторонний процесс, поэтому военное искусство одной противоборствующей стороны находится в постоянной зависимости от другой. Сражающиеся стороны вынуждены избирать и вырабатывать такие формы борьбы, которые позволили бы одержать победу над противником со всеми особенностями его стратегии, оперативного искусства и тактики. Изменения в приемах ведения боевых действий одной стороны неизбежно вызывают соответствующие изменения у противника.
   На развитие военного искусства в годы войны активно влияли насыщение вооруженных сил, расширение арсенала боевых средств и улучшение их тактико-технических свойств.
   Это дало стратегии, оперативному искусству и тактике большие возможности по разработке и внедрению в практику новых способов ведения военных действий, совершенствованию организационной структуры, боевого применения видов вооруженных сил.
   В советском военном искусстве в области стратегии особое внимание обращалось на совместное использование всех видов вооруженных сил и родов войск при тесном их взаимодействии.
   При этом основная роль отводилась сухопутным войскам, поскольку главные задачи вооруженной борьбы должны были решаться на континентальных театрах военных действий.
   Военные теории основных участников Второй мировой войны – Германии, Англии, Франции, а также СССР – содержали ключевые положения о том, что стратегическое наступление является преимущественным видом военных действий. Главным способом решения задач стратегического наступления определялся ряд глубоких ударов на решающем направлении в целях рассечения или дробления стратегического фронта и уничтожения по частям разобщенных группировок противника.
   Стратегической обороне уделялось гораздо меньшее внимание, поскольку она считалась вынужденным видом военных действий. В частности, в советской военной теории к обороне следовало переходить в случаях неблагоприятного соотношения сил и средств на отдельных участках театра военных действий в ходе ведения наступательных операций.
   Начавшаяся Великая Отечественная война подтвердила правильность многих положений довоенной теории. Вместе с тем некоторые вопросы были разработаны недостаточно полно, а отдельные положения оказались ошибочными. Боевые действия в начальном периоде показали разность уровней военного искусства противоборствующих сторон.
   Условия подготовки и способы ведения стратегической обороны, преследовавшей цель сорвать наступление противника, истощить его силы, удержать важные в военно-политическом и оперативно-стратегическом отношении объекты и рубежи, создать сравнительно благоприятные возможности для перехода в наступление, в годы войны были различные. В летнеосенней кампании 1941 г. оборона велась на всем протяжении советско-германского фронта, а в летне-осенней кампании 1942 г. – на большей его части. В ряде случаев боевые действия советских войск вылились в несколько последовательных по глубине оборонительных операций.
   Вермахт с самого начала войны сумел захватить стратегическую инициативу. В результате вероломного развязывания войны, решительного наступления, массированного использования сил и средств на главных направлениях ему удалось в первые же двое суток продвинуться в глубину на 110–150 км, а в течение 15–18 суток – на 400–500 км, окружив и расчленив при этом крупные группировки советских войск и полностью нарушив оперативно-стратегическую устойчивость линии фронта.
   Трудности Красной Армии усугублялись серьезными недостатками в управлении войсками. Даже когда в Кремле довольно точно стало известно о предстоящем нападении, Сталин никак не мог поверить в его реальность. Этим во многом объясняются половинчатость и нерешительность действий и запоздалая постановка задач. Многие объединения и соединения, так и не получив распоряжений о приведении в боевую готовность, выдвигались на назначенные им рубежи уже под ударами противника.
   Главное Командование советских Вооруженных Сил, своевременно не получая достоверных данных и не зная подлинного положения дел на фронте, отдавало войскам распоряжения, не соответствовавшие сложившейся обстановке.
   В условиях, когда устойчивость стратегической обороны была нарушена и образовались опасные прорывы крупных группировок противника на большую глубину, целесообразнее было заблаговременно подготовить оборону на рубеже рек Западная Двина и Днепр, отвести на этот рубеж войска и подтянуть резервы.
   Однако, военно-политическое руководство, стремясь любой ценой не допустить отхода войск, ставило армию в еще более тяжелое положение, что вынуждало войска к дальнейшим отступлениям. Большинство резервных соединений и объединений разрозненно направлялось к линии фронта для усиления войск первого эшелона или нанесения контрударов. В итоге распылялись силы и средства, чем немедленно пользовался противник, нанося им поражение по частям.
   Отрицательное влияние на развертывание советских войск при отражении немецкой агрессии и на ведение первых приграничных операций оказало то обстоятельство, что не были до конца разработаны и не получили должного отражения в документах, определявших подготовку войск, вопросы мобилизационного развертывания войск и приведения в полную боевую готовность приграничных округов. Недостаточное внимание также уделялось вопросам стратегической обороны. Считалось, что оборонительные действия найдут применение лишь в оперативно-тактическом масштабе.
   Апробированная на полях Европы теория молниеносной войны, предусматривавшая упреждение противника в готовности к военным действиям, внезапное нанесение мощного стратегического удара в самом начале войны, разгром войск противника и победоносное окончание войны, в первой своей части Германии удалась.
   Немецкое командование сосредоточило для первого удара максимальное количество сил и средств, обеспечило скрытность подготовки войск и захватило стратегическую инициативу в войне. Стратегическое наступление вооруженных сил Германии в 1941 г. проводилось с целью в короткие сроки разгромить вооруженные силы противника, овладеть основными экономическими и политическими центрами. При подготовке стратегического наступления большое внимание уделялось выбору направления главного удара. Как правило, он наносился по основной группировке войск противника, от которой зависела устойчивость всего стратегического фронта, с целью ее окружения или расчленения с последующим разгромом по частям.
   Для достижения скорейшего успеха немецкие вооруженные силы развертывались в одном стратегическом эшелоне. Массирование сил, особенно танковых войск и авиации на главных направлениях, позволяло создавать значительное превосходство и добиваться крупных оперативных успехов. Почти все наступательные операции проводились, как правило, группами армий, каждая из которых действовала на самостоятельном стратегическом направлении.
   Основной ударной силой вермахта являлись танковые группы, преобразованные затем в танковые армии. В первую очередь они наносили глубокие рассекающие удары с последующим окружением крупных группировок советских войск. Глубина операций танковых групп летом 1941 г. составляла 400–500 км, средний темп наступления – 20–30 км в сутки.
   Прорыв обороны осуществлялся обычно на двух, а иногда на трех участках с последующим развитием наступления по сходящимся направлениям. Однако такие действия приводили к успеху только в первые месяцы после нападения на СССР, когда наступление велось превосходящими силами и против поспешно подготовленной, неглубокой обороны.
   Военно-воздушные силы Германии применялись для решения многообразных тактических, оперативных, а в отдельных случаях и стратегических задач. Особенно важная роль отводилась им в начале военных действий. Завоевание господства в воздухе путем уничтожения авиации на аэродромах, а также поддержка танковых группировок считались основными предпосылками успешного ведения операций сухопутных войск.
   Одновременно с борьбой за господство в воздухе авиация наносила удары по административно-политическим центрам, узлам железных и шоссейных дорог, военно-морским базам, войскам, выдвигавшимся из глубины, резервам для срыва мобилизации и развертывания противостоящих вооруженных сил. Глубина авиационного воздействия по объектам тыла доходила до 500–600 км и более.
   В летне-осенней кампании 1941 г. вооруженные силы Германии развертывали наступление на всем стратегическом фронте. В связи с этим Красной Армии в ходе сражений 1941–1942 гг. пришлось длительное время вести активную оборону в стратегическом масштабе, притом, что войска не завершили отмобилизования и оперативного развертывания.
   В условиях нанесенных агрессором тяжелых поражений Красной Армии в начальный период необходимо было остановить наступление ударных группировок противника и создать предпосылки для перехода стратегической инициативы в свои руки. Однако из-за превосходства противника на направлениях главных ударов, недостаточной глубины обороны, слабой моторизации соединений и, следовательно, их невысокой подвижности, а также из-за недостатков в организации разведки и управления в ряде случаев советские войска вынуждены были отступать на значительную глубину. Противнику удавалось прорывать фронт обороны, выходить в тылы отступавших войск, отдельные группировки которых вынуждены были вести тяжелую борьбу в окружении.
   Катастрофическая обстановка на фронте вынудила советское Главное Командование осознать необходимость полного пересмотра прежнего плана ведения войны и перехода к стратегической обороне. Однако заранее спланированных стратегических оборонительных операций не было, они складывались в ходе вынужденных действий на основе решений и распоряжений, которые принимались под давлением обстоятельств. Это уже после войны. В оборот была введена версия о якобы заранее задуманном планомерном отступлении с переходом в победоносное контрнаступление. А для большей убедительности ссылались на древних парфян, на отступление русской армии в 1812 г.
   Кстати, тогда же получили распространение взгляды о контрнаступлении как о наиболее совершенной форме стратегических действий. Сегодня уже никто не сомневается: лучше не пустить противника на территорию своей страны и добиться его поражения в первых же сражениях, чем делать это после того, как полстраны отдано на растерзание врагу, ибо в этом случае планирование, подготовка и осуществление контрнаступления – более сложное дело, чем решение первой задачи.
   По мере накопления опыта искусство применения сил и средств в стратегической обороне все более совершенствовалось.
   Важной задачей организации обороны советских войск было восстановление нарушенного стратегического фронта. В 1941–1942 гг. она решалась путем усиления боеспособности оперативных объединений первого эшелона, накопления и ввода в сражение стратегических резервов ВГК, перегруппировок войск с соседних участков фронта.
   Так же, как и при стратегическом наступлении, в ходе войны была применена новая форма стратегической обороны – оборонительная операция группы фронтов. Они проводились в наиболее тяжелые первый и второй периоды войны. Так, операции в 1941–1942 гг. велись силами двух-трех фронтов в полосах до 700 км и более (Московская, Сталинградская, Курская операции). Боевые действия развертывались на глубину 200–400 км.
   Отставание от немецкого военного искусства значительно сократилось в ходе первых полутора лет войны. Начиная со Сталинграда все крупные наступательные и контрнаступательные операции советского командования стали отличаться оригинальностью, решительностью, стремительностью и полной завершенностью.
   Верховное главнокомандование Вооруженных сил Советского Союза освоило и стало прибегать ко всем основным видам стратегических действий – стратегической обороне и стратегическому наступлению, включая его разновидность – контрнаступление. Активный характер действий, при котором характер ведения кампании властно навязывается противнику, стал преобладающим. Только наступательными действиями можно было вырвать у врага стратегическую инициативу, освободить оккупированную территорию, разгромить его вооруженные силы и одержать окончательную победу в войне. Из восьми кампаний, проведенных Вооруженными силами Советского Союза в годы Великой Отечественной войны, и одной – в период Советско-японской войны, две были оборонительными и семь – наступательными.
   Применение Красной армией новых форм активной стратегической обороны обеспечило срыв планов противника, нанесение ему тяжелых потерь, удержание важнейших рубежей, экономических и административных центров, военно-морских баз и других объектов. Ни одно даже крупное государство Западной Европы, подвергшееся фашистской агрессии, не смогло решить подобные задачи.
   К 1943 г. размах стратегического наступления немецких войск значительно уменьшился.
   Если в 1941 г. наступление включало ряд одновременных стратегических операций, проводимых на всем фронте и на значительную глубину, то в 1942 г. оно было предпринято на одном стратегическом направлении, а в 1943 г. ограничивалось лишь узким участком фронта в районе Курского выступа. При этом ни в одной из наступательных кампаний, несмотря на первоначальные успехи, вермахт не смог сломить сопротивление советских войск и достичь поставленных стратегических целей полностью.
   В Курской оборонительной операции впервые была решена проблема организации и ведения преднамеренной обороны. По замыслу Ставки ВГК при обладании стратегической инициативой и общем превосходстве в силах и средствах советские войска осознанно перешли к обороне, чтобы использовать преимущества в последующем стратегическом наступлении.
   Жесткая оборона (общей глубиной до 300 км) дала возможность в относительно короткие сроки нанести большие потери основным ударным группировкам противника, перейти в контрнаступление, а затем и в общее наступление на всем советско-германском фронте.
   В 1944–1945 гг. Красная Армия больше не вела стратегическую оборону. Были найдены и успешно применены новые формы стратегических действий в виде операций групп фронтов. Привлечение к их участию значительных по составу группировок (от двух до четырех фронтовых объединений) позволяло Верховному главнокомандованию проводить операции с большими пространственными и временными показателями. Они являлись составной частью кампании, в рамках которой проводилось от трех до семи операций групп фронтов. Целями операций определялись разгром стратегических группировок противника и овладение важными в экономическом, политическом и военном отношениях районами (рубежами), а также вывод из войны отдельных государств.
   К концу войны стратегическое наступление приобрело законченное теоретическое оформление. Оно включало систему одновременных и последовательных стратегических операций, проводимых по единому замыслу группой фронтов совместно с объединениями ВВС и войск ПВО, а на приморских направлениях – и с силами флота, для достижения важных военно-политических целей.
   Новым словом в военном искусстве стало широкое использование Ставкой ВГК в качестве фактора достижения стратегического успеха партизанского движения на оккупированной врагом территории. От эпизодических и разрозненных действий, что было характерно для первого периода войны, партизанские формирования в дальнейшем переходили к крупным, хорошо спланированным и подготовленным операциям в тесной координации с действиями фронтов действующей армии.
   В ряде стратегических наступательных операций принимали участие партизанские формирования.
   Начиная войну против СССР, фашистское руководство не предполагало, что вермахту придется хотя бы временно перейти к обороне. Однако уже летом 1941 г. вражеские войска были вынуждены обороняться под Ленинградом, Смоленском, в Заполярье, а зимой 1941–1942 гг. – на всем фронте. С лета 1943 г. после поражения под Курском фашистская армия была поставлена перед необходимостью полностью отказаться от наступательной стратегии и перейти к стратегической обороне.
   В период 1941–1942 гг. командование вермахта считало оборону временной и организовывало ее поспешно. Цель ее заключалась в срыве наступления советских войск, удержании захваченной территории, выигрыше времени для накопления сил и подготовки нового наступления, поэтому стратегические оборонительные рубежи, как правило, заблаговременно не оборудовались.
   Оборонительные группировки войск создавались в ходе сражений. Немецко-фашистское командование рассчитывало стабилизировать фронт, опираясь на естественные рубежи, однако под мощными ударами советских войск добиться этого не могло. Наиболее слабым звеном в стратегической обороне вермахта являлся недостаток резервов, что во многом затрудняло восстановление нарушенного фронта.
   Рост мощи Вооруженных сил Советского Союза, приобретение ими боевого опыта способствовали совершенствованию подготовки и проведения стратегического наступления, увеличению его размаха. Например, в 1941–1943 гг. оно охватывало почти половину общей протяженности стратегического фронта (в зимнюю кампанию 1941–1942 гг. из 4 тыс. км наступление велось на 2 тыс. км). А в кампаниях 1944–1945 гг. в Европе наступление последовательно или одновременно велось уже на всем советско-германском фронте (из 2,2 тыс. на 2,1 тыс. км).
   В 1943–1945 гг. наряду с естественными рубежами вермахт стал широко использовать систему оборонительных полос с развитой сетью инженерных укреплений. Группа армий в обороне получала полосу шириной от 600 до 1 тыс. км и более. Общая глубина обороны составляла 60-100 км и включала тактическую и оперативную зоны. В инженерном отношении широко использовались естественные рубежи, особенно водные преграды. Это способствовало повышению устойчивости обороны.
   Основное внимание уделялось подготовке тактической зоны, глубина которой достигала 10–20 км. Она состояла из двух, а иногда из трех полос, которые оборонялись соединениями первого оперативного эшелона армии. В оперативной зоне глубиной до 80 км и более располагались резервы армий и групп армий.
   Оперативные плотности на главных направлениях составляли 10–12 км, а на второстепенных – 30–40 км на дивизию. Плотности артиллерии в зависимости от важности направлений колебались от 15–20 до 50 орудий и минометов на 1 км фронта.
   С перенесением боевых действий на территорию Германии в систему обороны групп армий стали включаться укрепленные районы.
   Глубина обороны возросла до 120–150 км. Действия войск при удержании важных районов и рубежей отличались упорством и активностью. Они сопровождались скрытно подготовленными контрударами, а на отдельных направлениях и переходом в контрнаступление: например, попытка перехода в контрнаступление у озера Балатон в 1945 г. С переходом к стратегической обороне главные усилия ВВС все более сосредоточивались на поддержке наземных группировок и прикрытии наиболее важных объектов в тылу. Однако утрата господства в воздухе на советско-германском фронте резко снизила эффективность действий фашистской авиации в решении этих задач.
   В ходе войны была разработана и успешно применена новая форма стратегических действий – стратегическая операция группы фронтов. Их применение позволило Красной Армии добиться выполнения крупных стратегических задач в короткие сроки, а размах стратегических операций значительно увеличился. Вооруженные силы СССР провели в 1941–1945 гг. более 50 операций групп фронтов.
   Наиболее значимыми по результатам и масштабам были Сталинградская, Белорусская, Ясско-Кишинёвская, Прибалтийская, Висло-Одерская, Берлинская, Маньчжурская и другие операции. Успех каждой из них приводил к кардинальным изменениям военно-политической обстановки и расклада сил на советско-германском фронте. Так, успешное завершение Курской битвы привело к коренному перелому в войне и окончательному переходу стратегической инициативы в руки советского командования.
   Разгром ясско-кишиневской группировки противника летом 1944 г. существенно изменил обстановку на южном крыле советско-германского фронта. Успешное проведение советскими войсками Ясско-Кишинёвской операции стало решающим фактором выхода Румынии и Болгарии из фашистского блока и объявления ими войны Германии. После разгрома противника в Будапештской операции из войны была выведена Венгрия и основные усилия советских войск сконцентрировались на ведении боевых действий в Австрии и Югославии.
   Победоносные завершения Берлинской и Маньчжурской операций стали решающими финальными событиями, определившими исход вооруженной борьбы против фашистской Германии и милитаристской Японии.
   В годы войны была решена проблема выбора направления главного удара и массирования сил и средств на главных направлениях в наступлении на стратегическом уровне. Сосредоточение усилий осуществлялось за счет маневра, обеспечивавшего решающее превосходство над противником и благоприятные условия для развития наступления на большую глубину.
   Например, в стратегическом наступлении Красной Армии летом 1944 г. на фронте, составлявшем 37 % его общей протяженности, сосредоточивалось более 50 % личного состава, 53 % орудий и минометов, около 56 % самолетов, свыше 58 % танков и САУ. Высокая степень массирования сил позволяла наносить мощные первоначальные удары, в короткий срок взламывать глубоко эшелонированную оборону врага и развивать дальнейшее наступление в высоких темпах.
   В зависимости от соотношения сил на советско-германском фронте, замысла Ставки Верховного главнокомандования, складывавшейся политической, экономической и военной обстановки стратегическое наступление проводилось путем последовательных или одновременных стратегических операций. В свою очередь, при нанесении последовательных ударов по врагу осуществлялись последовательные операции по фронту и по глубине. Так, в летне-осенней кампании 1944 г. стратегическое наступление советских войск состояло из операций, последовательно проводимых по фронту на разных направлениях.
   В этих операциях Красная Армия разгромила крупные группировки противника в Белоруссии, Прибалтике, Правобережной Украине, Молдавии и Румынии. Результатом их проведения стало освобождение большей части оккупированной советской территории.
   Проведение последовательных операций по фронту явилось для германского командования неожиданным и ставило его в затруднительное положение. Для отражения постоянно наращиваемых советскими войсками ударов вермахту приходилось срочно перебрасывать силы на новые участки фронта, ослабляя другие, что позволяло советскому командованию использовать возможности для развития наступления на других направлениях.
   Так, проведение наступления советскими войсками в Белоруссии летом 1944 г. заставило германское командование перебросить крупные силы с Украины, из Прибалтики, Молдавии и других районов. В результате советские войска перешли в наступление в Прибалтике и западных областях Украины, где противник имел ослабленные группировки войск.
   К концу войны подготовка и проведение последовательных операций по фронту стали успешно объединяться в общее стратегическое наступление. Показательным в этом отношении является проведение стратегического наступления на всем фронте в кампании 1945 г. на Европейском театре военных действий.
   Для летне-осенней кампании 1943 г. были наиболее характерны последовательные операции по глубине. Одним из наиболее показательных в этом отношении стал разгром противника в битве за Днепр во второй половине сентября 1943 г. Характерным для наступательных действий Красной Армии было то, что они велись без значительных временных пауз. Планирование и подготовка последующих операций проводились в ходе предыдущих.
   В таких условиях немецкое командование не успевало восстанавливать свой фронт обороны и проводить сколько-нибудь заблаговременных подготовительных оборонительных мероприятий.
   В ходе войны правильный выбор способа разгрома противника имел большое значение для успеха стратегических операций. Советское командование, как правило, применяло такие способы разгрома как рассечение и дробление стратегического фронта противника, окружение и уничтожение крупных группировок немецко-фашистских войск.
   Операции на рассечение фронта противника обеспечивались нанесением сильного удара флангами взаимодействующих фронтов на всю глубину обороны вражеской группировки. Так, мощный рассекающий удар силами смежных флангов двух фронтов был нанесен в Белгородско-Харьковской операции, в результате чего группировка противника была рассечена на две изолированные части. Этот способ в дальнейшем эффективно применялся в Львовско-Сандомирской и Висло-Одерской наступательных операциях.
   Дробление фронта как способ разгрома противника достигалось нанесением ряда мощных ударов на нескольких направлениях и развертыванием наступления на широком фронте по параллельным или расходящимся направлениям. Наиболее показательной по применению этого способа в годы войны явилась Белорусская операция, в которой дробление фронта противника на нескольких направлениях сочеталось с окружением и уничтожением оперативных группировок в районах Витебска, Бобруйска, а затем и восточнее Минска.
   Красная Армия успешно проводила операции на окружение и уничтожение крупных группировок немецко-фашистских войск. Ярким примером стало блестяще задуманное и умело осуществленное окружение группировки противника под Сталинградом.
   Дальнейшее развитие этот способ разгрома противника получил при проведении Ясско-Кишинёвской операции летом 1944 г. При окружении и уничтожении группировок противника для действий на внутреннем фронте привлекалась меньшая часть сил, а большая продолжала наступление, образуя подвижный внешний фронт. Такое решение позволяло развивать наступление в глубину с одновременной ликвидацией окруженной группировки.
   Операции на окружение, проводимые советскими войсками во втором и третьем периодах войны, осуществлялись следующими способами: нанесение двух одновременных ударов по сходящимся направлениям (Сталинградская, Ясско-Кишинёвская, Берлинская операции); нанесение одного мощного охватывающего удара (Восточно-Прусская операция); окружение крупной группировки вражеских войск в оперативной глубине в ходе преследования (Белорусская операция).
   Немаловажным в годы войны было достижение внезапности при переходе в стратегическое наступление или контрнаступление. Советскому командованию в основном удавалось путем скрытного создания ударных группировок и стратегических резервов, ведения умелой маскировки, ложных перегруппировок войск и широкой дезинформации вводить противника в заблуждение относительно направления главного удара, количества привлекаемых сил и средств, масштабов наступления, а также времени его начала. Так, в битве под Москвой немецко-фашистское командование за три дня до начала контрнаступления советских войск считало, что их сопротивление достигло наивысшего предела и резервы советского командования исчерпаны.
   Под Сталинградом полной неожиданностью для противника оказался масштаб контрнаступления советских войск, а в Белорусской операции летом 1944 г. – направление их главного удара. Советским войскам удалось достигнуть внезапности в Маньчжурской стратегической операции: японское командование знало о готовившемся наступлении, но ему не были известны ни время его начала, ни подлинный размах, ни направления ударов.
   Крупным достижением советской военной стратегии стало осуществление контрнаступления с последующим перерастанием его в общее наступление. Характерными для этой стратегии являлись умелая подготовка и правильный выбор времени перехода в контрнаступление, скрытное создание ударных группировок и стратегических резервов, своевременный ввод их в сражение, достижение стратегической внезапности, завоевание господства в воздухе.
   Стратегические контрнаступления советских войск проводились в крайне сложных условиях. Контрнаступление под Москвой (декабрь 1941 – апрель 1942 г.) проходило при превосходстве противника над советскими войсками в численности личного состава, танках и артиллерии. Под Сталинградом (ноябрь 1942 – март 1943 г.) контрнаступление началось фактически при равенстве сил в личном составе и авиации. И только в контрнаступлении под Курском (июль – август 1943 г.) советские войска имели превосходство над противником.
   В ходе войны были всесторонне разработаны способы использования в контрнаступлении крупных сил (от трех до пяти фронтов). Общий фронт наступления их достигал 1 тыс. км. Успех контрнаступления существенно изменял обстановку не только на данном стратегическом направлении, но и на всем советско-германском фронте. Этим создавались условия для перерастания контрнаступления в общее стратегическое наступление. Особенно показательно в этом отношении стратегическое наступление, развернувшееся в летней кампании 1943 г. На ряде участков фронта оно началось еще до окончания контрнаступления под Курском, а на большинстве направлений – вслед за ним.
   Опыт войны показал, что достижение успеха как в наступательных, так и в оборонительных операциях во многом определялось умелым использованием советским Верховным главнокомандованием стратегических резервов. В наступлении они применялись на важнейших направлениях в решающие моменты вооруженной борьбы для достижения превосходства над противником, наращивания силы ударов главных группировок наступающих войск (Белорусская операция), обеспечения флангов (Висло-Одерская операция).
   Использование стратегических резервов в обороне позволяло срывать наступление противника, восстанавливать нарушенный фронт, наносить мощные контрудары, проводить частные наступательные операции, усиливать фронты при переходе в контрнаступление (под Сталинградом и Курском).
   Большое значение в проведении стратегического наступления имело устойчивое поддержание стратегического взаимодействия объединений и соединений различных видов вооруженных сил и родов войск. Его основой являлось проведение Ставкой ВГК мероприятий по согласованию действий разнородных сил по цели, месту и времени.
   Стратегическое взаимодействие организовывалось при ведении операций в рамках всего стратегического наступления или стратегической обороны. При этом главной целью являлось максимально эффективное использование боевых возможностей привлекаемых сил и средств для решения поставленных задач на том или ином этапе ведения боевых действий.
   Большую роль в подготовке и ведении операций играли все виды боевого обеспечения.
   В первую очередь огромное значение имело получение стратегической разведкой возможно более полных данных о военном потенциале противника, расположении его сил, резервах, замыслах и планах, что повышало реальность и эффективность стратегического планирования.
   Мероприятия по стратегической маскировке обеспечивали скрытность подготовки операций, способствовали использованию фактора внезапности в ходе военных действий.
   Важное место во всестороннем обеспечении военных действий в ходе войны занимало тыловое обеспечение вооруженных сил. Стратегический тыл не только проводил работу по накоплению запасов материальных средств, ремонту вооружения и техники, эвакуации и лечению раненых, восстановлению важнейших транспортных коммуникаций, руководству ряда служб тыла: медицинской, продовольственной, вещевой, материально-технической и прочих, но и являлся связующим звеном между экономикой страны и действующей армией.
   Особенно возросло значение работы центральных органов тыла в наступательных операциях на территории Центральной и Восточной Европы, где потребовалось наращивание усилий тыла оперативных объединений.
   Таким образом, советская военная стратегия в годы Великой Отечественной войны получила свое дальнейшее развитие. Были разработаны и апробированы в ходе боевых действий принципиально новые вопросы подготовки и ведения стратегического наступления.
   Успешно была решена проблема последовательного и одновременного проведения стратегических операций групп фронтов, объединенных единством замысла Ставки ВГК, предусматривающим выбор направлений главных ударов и создание на них массированных ударных группировок, эффективное использование стратегических резервов. Существенный вклад был сделан и в решение проблемы стратегической обороны, особенно в части ее устойчивости и активности. Непрерывно совершенствовалось искусство боевого применения видов вооруженных сил, организации стратегического взаимодействия и всестороннего обеспечения военных действий.
   Во время войны получило свое дальнейшее развитие оперативное искусство, включавшее, по взглядам того времени, способы подготовки и ведения фронтовых, армейских, а также воздушных и морских операций оперативного характера. В 1941–1942 гг., когда Вооруженные силы Советского Союза вели главным образом стратегическую оборону, был получен опыт организации и осуществления фронтовых и армейских оборонительных операций.
   Важнейшими проблемами, которые решались оперативным искусством, являлись правильное определение направления главных ударов противника и своевременное сосредоточение своих сил и средств для отражения этих ударов, разработка способов построения глубоко эшелонированной обороны и обеспечения ее устойчивости.
   Особое внимание уделялось созданию оперативной обороны, способной противостоять массированным ударам танковых группировок и авиации противника, эшелонированию своих сил и огневых средств, повышению активности и стойкости войск. Фронтовые оборонительные операции являлись, как правило, составной частью стратегической операции и велись в целях отражения наступления крупных группировок противника, удержания важных районов и создания условий для перехода в наступление.
   Организация и ведение оперативной обороны в первом периоде Великой Отечественной войны характеризовались следующими особенностями:
   – оборона в широких полосах (фронт – 250–600 км, армия -50-120 км);
   – одноэшелонное оперативное построение с выделением слабых резервов;
   – отсутствие необходимой оперативной плотности и глубины, распределение сил и средств по фронту равномерно;
   – незавершенное инженерное оборудование оборонительных полос, которые в оперативной глубине готовились силами местного населения, но не занимались войсками;
   – нерациональная организация противотанковой и противовоздушной обороны (распыление средств во всей полосе обороны);
   – слабое внимание уделялось обеспечению флангов и стыков;
   – контратаки и контрудары готовились наспех и без тщательной организации взаимодействия;
   – вводимые в оборонительные сражения объединения и соединения, которые зачастую были недостаточно укомплектованы, подготовлены и сколочены, вступали в бой по частям без должного взаимодействия с войсками первого эшелона при слабом артиллерийском, авиационном и зенитно-артиллерийском обеспечении;
   – неумелое руководство боевыми действиями войск в окружении, при выходе из него и отходе, что принимало зачастую стихийный характер;
   – неудовлетворительная работа войскового и оперативного тылов;
   – слабая организация оперативной маскировки;
   – частая потеря управления войсками;
   – отсутствие своевременной информации об обстановке, что приводило к принятию решений, не соответствующих складывающейся обстановке или к запаздыванию решений.
   Во втором и третьем периодах Великой Отечественной войны большинство этих недостатков было устранено. Однако в Курской оборонительной операции, где оборона наших войск получила наиболее полное развитие, имели место следующие ошибки: преждевременное проведение артиллерийской контрподготовки, когда войска противника еще не заняли исходные позиции для атаки; контрудары войск фронтов готовились наспех, без должной организации взаимодействия, и наносились по противнику, не утратившему своих наступательных возможностей, в силу чего они не достигали поставленной цели по восстановлению обороны.
   В Балатонской оборонительной операции армейские и фронтовые контрудары вообще не наносились, хотя 3-й Украинский фронт имел во втором эшелоне общевойсковую армию, а в резерве – танковое и механизированное соединения (всего 407 танков и САУ), контрудар которых, безусловно, мог привести к уничтожению вклинившегося противника; на направлении главного удара врага наши войска мало подготовили отсечных позиций, что позволило противнику быстро развить успех в сторону флангов.
   В дальнейшем боевой состав фронтов и армий усиливался, полосы обороны уменьшались, а плотности сил и средств на 1 км фронта значительно возросли. С 1943 г. фронт обычно оборонялся в полосе 250–350 км, общевойсковая армия в важнейших операциях – от 40 до 80 км. В этом случае стрелковая дивизия обычно занимала полосу шириной 7–8 км при плотности 20–30 орудий и минометов и до семи танков и САУ на 1 км фронта. Такие плотности обеспечивали успешное ведение оперативной обороны.
   Повышению устойчивости обороны способствовало совершенствование инженерного оборудования местности. Глубина подготовленной в инженерном отношении обороны во фронтах достигала в среднем 150–180 км, в армиях – 40–50 км. Во фронте оборудовалось до 4–6 оборонительных полос. В обороне создавались промежуточные и отсечные позиции, широко применялись инженерные заграждения, особенно противотанковые.
   Особое значение придавалось усовершенствованию организации противотанковой обороны, основу которой составляла система из противотанковых опорных пунктов и районов, включавших подготовленные огневые позиции артиллерии, танков, САУ, а также инженерные заграждения. Главным способом применения противотанковой обороны от дивизионного звена до фронтового включительно были сосредоточение противотанковых средств на направлении главного удара противника и умелый маневр ими в ходе операции.
   Во втором и третьем периодах войны, в условиях увеличения времени на подготовку операции, противотанковая оборона стала создаваться на всю глубину оперативного построения армии, а на завершающем этапе войны в Европе – и фронта (Балатонская операция). При этом плотности противотанковой артиллерии достигали 20–35 орудий на 1 км фронта.
   В борьбе с танками противника большую роль играли артиллерийско-противотанковые резервы и подвижные отряды заграждения. Начиная с 1943 г. в оборонительных операциях в состав фронтовых артиллерийско-противотанковых резервов входили до двух истребительно-противотанковых артиллерийских бригад и 2–4 истребительно-противотанковых или самоходно-артиллерийских полков. Во фронтах и армиях имелось по 1–2 подвижных отряда заграждения.
   Надежная ПВО играла важную роль в повышении устойчивости обороны советских войск. Количество зенитной артиллерии в войсках в ходе войны непрерывно увеличивалось. Постоянно совершенствовались способы ее применения. Для усиления фронтовой ПВО зенитными средствами стали создаваться армейские и фронтовые зенитные группы.
   Дальнейшее развитие получила централизация управления средствами ПВО. Для усиления ПВО фронта выделялось значительное количество истребительной авиации для прикрытия войск с воздуха.
   Повышению активности обороны советских войск способствовало также проведение контрударов. Армейские и фронтовые контрудары в операциях первого периода войны редко достигали значимого успеха, в основном из-за отсутствия достаточных сил и средств, и не оказывали решающего влияния на ход боевых действий. Создание во фронтах и армиях вторых эшелонов и подвижных резервов к лету 1943 г. дало возможность планировать и наносить мощные контрудары, которые, как правило, предпринимались на двух-трех направлениях.
   Командованием ставились задачи войскам, порядок их взаимодействия, всестороннего обеспечения контрудара, рассчитывались привлекаемые силы и средства, продолжительность артиллерийской и авиационной подготовки, определялись районы сосредоточения и рубежи развертывания. Благодаря проведению этих мероприятий контрудары достигали желаемых результатов.
   В оборонительных операциях важную роль играла организация взаимодействия, осуществляемая командующими и штабами фронтов и армий. Они обеспечивали тесное взаимодействие между общевойсковыми, танковыми и воздушными армиями, а на приморских направлениях – с силами флота. При этом особое внимание уделялось тщательному согласованию действий всех элементов оперативного построения, сил и средств войск. Четко определялось: кто, с кем, где и когда, при решении каких задач и как взаимодействует. Это обеспечивало наиболее полное и эффективное использование их возможностей в операциях.
   Важным было постоянное поддержание тесного взаимодействия на протяжении проведения всей операции.
   В основе наступательных действий лежала теория глубокой операции, разработанная советскими военными учеными и являющаяся во многом передовой для того времени. Вместе с тем полностью освоить и внедрить новые теоретические положения в боевую практику войск к началу войны не удалось. В связи с этим в ходе войны потребовалось пересмотреть и уточнить некоторые положения по подготовке и ведению наступательных операций и заново решать многие вопросы ведения оборонительных операций в оперативных масштабах.
   Война подтвердила правильность основных положений советского оперативного искусства и обусловила их дальнейшее развитие, которое проходило в сложнейших условиях ведения боевых действий с сильным противником.
   Фронтовая наступательная операция обычно являлась частью стратегической операции, в ходе которой фронт решал крупные оперативные задачи. Фронтовая операция определялась как основная оперативная форма ведения боевых действий. В отдельных случаях фронты проводили наступательные операции стратегического значения. Так, в ходе Львовско-Сандомирской операции войсками 1-го Украинского фронта была решена крупная стратегическая задача – разгром группы армий «Северная Украина», освобождение западных областей Украины и юго-восточных районов Польши.
   Если в первые годы войны фронтовые наступательные операции развивались, как правило, на глубину 100–200 км, то в последующем – на 200–400 км и более. А при проведении Маньчжурской операции глубина наступления войск Забайкальского фронта достигала 800 км. Основным способом разгрома противника во фронтовых наступательных операциях 1941–1942 гг. было нанесение армиями фронта нескольких ударов на разобщенных направлениях, при этом армии наступали на широком фронте. Однако при ограниченных силах и средствах это не всегда обеспечивало достижение целей операций.
   В 1943–1945 гг. основным способом разгрома противника было нанесение удара на стыке флангов двух фронтов. После прорыва обороны проводилось последующее развитие наступления силами введенных в сражение подвижных групп или вторых эшелонов флангов с охватом вражеской группировки. Такой способ, несмотря на сложность выполнения, применялся при ведении операций на окружение крупных группировок противника.
   Так действовали, например, Юго-Западный и Сталинградский фронты при окружении сталинградской группировки противника, 1-й и 2-й Украинские фронты при окружении корсунь-шевченковской группировки. Практиковалось также нанесение ударов на двух сходящихся направлениях в полосе одного фронта. Поучительной в этом отношении является Бобруйская операция 1-го Белорусского фронта в июне 1944 г.
   Наносились два, а иногда и три фронтальных удара на большую глубину, с задачей раздробить группировку врага, а затем уничтожить каждую ее часть в отдельности. Количество ударов зависело от наличия у наступавших советских войск достаточных сил и средств для создания превосходства над войсками противника, что являлось одним из решающих условий достижения успеха во фронтовой и армейской наступательных операциях.
   В летне-осенней кампании 1941 г. вследствие общего недостатка сил и средств и отсутствия необходимого опыта советским войскам не всегда удавалось достигать превосходства на избранном направлении. В последующем эта сложная задача была решена. Важную роль в этом сыграло директивное письмо Ставки Верховного главнокомандования от 10 января 1942 г., где указывалось на необходимость создания эшелонированных ударных группировок при сосредоточении на направлениях главных ударов основной части войск.
   Значительно возросли плотности сил и средств. Если в 1941–1942 гг. на 1 км участка прорыва в наступательных one-рациях обычно имелось 20–80 орудий и минометов, 3-12 танков непосредственной поддержки пехоты, то начиная с 1943 г. эти плотности непрерывно увеличивались, и во многих операциях 1945 г. составляли до 250–300 орудий и минометов, 20–30 и более танков и САУ. Это обеспечивало успешный прорыв глубоко эшелонированной обороны противника и развитие успеха.
   Вместе с тем в ряде операций фронты не имели значительного перевеса в силах и средствах над противником, и командующие фронтов и армий создавали необходимое превосходство на направлениях главных ударов за счет переброски войск с второстепенных участков.
   Совершенствовалось оперативное построение войск.
   Оперативное построение фронта, как правило, было одноэшелонным с выделением резервов, что не позволяло добиваться развития успеха операций. С 1943 г. оперативное построение фронта стало включать второй эшелон из 1–2 общевойсковых армий, 1–2 подвижных групп в составе танковой армии или 2–3 танковых, механизированных и кавалерийских корпусов, а также артиллерийско-противотанковые резервы и подвижные отряды заграждения. Общая глубина оперативного построения фронта достигала 70-100 км.
   Оперативное построение общевойсковых армий, наступавших на главных направлениях, имело два эшелона. Как и во фронтах, в армиях были подвижные группы, армейские артиллерийские и зенитные группы, артиллерийско-противотанковые резервы, подвижные отряды заграждения.
   На завершающем этапе войны некоторые общевойсковые армии имели оперативное построение в три эшелона, что обеспечивало нанесение решительного поражения противнику путем мощного удара на всю глубину и в высоких темпах. Если в 1941–1942 гг. армейские операции проводились на глубину 50–90 км, то в последующие годы – на 100–150 км и более. В Маньчжурской операции общевойсковые армии провели наступление на глубину свыше 200–350 км.
   Во всех наступательных операциях, проведенных советскими войсками, наиболее важной задачей являлось осуществление прорыва тактической зоны обороны неприятеля. После выполнения этой задачи создавались условия для развития успеха в глубину и выполнения всей операции. Прорыв обороны противника – главный этап большинства наступательных операций фронтов и армий.
   Развитие успехов в оперативной глубине осуществлялось путем непрерывного наращивания ударов силами и средствами. В ходе фронтовых и армейских операций решающим средством развития успеха стали подвижные группы фронтов и армий, которые вводились в сражение с целью развития наступления в оперативной глубине обороны противника, разгрома его резервов, окружения или преследования отходивших войск. Ввод в сражение подвижных групп, как правило, осуществлялся на второй день операции для овладения второй полосой, а иногда их передовые отряды и даже главные силы участвовали в завершении прорыва главной полосы обороны в первый день операции.
   Дальнейшее развитие в ходе наступательных операций получили способы преследования противника. В зимней кампании 1941–1942 гг. в связи с недостатком крупных танковых соединений, являвшихся основой подвижных групп, преследование в большинстве случаев велось фронтально и низкими темпами. После Сталинградской битвы основным способом стало параллельное преследование в сочетании с ударами с фронта. Это позволяло проводить преследование на широком фронте как днем, так и ночью по отдельным направлениям и в высоких темпах.
   Высокие темпы преследования достигались в результате смелых и решительных действий передовых отрядов, которые захватывали важные объекты, упреждали противника в выходе на тыловые оборонительные рубежи, перехватывали пути его отхода, овладевали плацдармами на реках.
   Одной из важных особенностей при проведении фронтовых и армейских операций было совершенствование способов преодоления водных преград с ходу. Они обеспечивались умелой организацией инженерного обеспечения, разгромом противника на подступах к водным преградам, своевременным выходом на широком фронте к участкам, удобным для форсирования, надежным огневым поражением неприятеля, решительными действиями по захвату плацдармов.
   Если развить наступление не удавалось, войска прочно удерживали плацдармы с целью сосредоточения крупных сил и средств для проведения последующей операции. Все это позволило советским войскам успешно форсировать ряд таких крупных водных преград, как Днепр, Днестр, Висла, Одер.
   В годы войны получила свое дальнейшее развитие тактика.
   В советских уставах подчеркивалось, что боевые действия соединений объединяются и направляются общей целью, определяемой оперативным командованием, и тактика является средством решения оперативных задач. Предъявляя определенные требования к тактике, оперативное искусство выступает в роли одного из факторов ее развития.
   Опыт войны подтвердил, что любая оперативная задача успешно решается только при всестороннем учете тактических возможностей войск и конкретном руководстве ими со стороны командующих оперативными объединениями. Командующий армией определял многие вопросы организации общевойскового боя (направление главного удара, участок прорыва, распределение сил и средств), указывал задачи соединениям, организовывал взаимодействие, планирование артиллерийского наступления и прочее. Командиры соединений не могли решать боевые задачи, не учитывая замысла и целей операции.
   В первом периоде войны, две кампании которого были оборонительными, оперативное искусство требовало от тактики создания прочной и устойчивой обороны, высокой активности и упорства при выполнении оборонительных задач. Оборона общевойсковых армий на широком фронте при ограниченном количестве сил и средств приводила к назначению соединениям широких полос, которые превышали предвоенные нормативы и боевые возможности слабо укомплектованных стрелковых соединений. Это не позволило создать необходимой глубины обороны, которая не выдерживала удара крупных группировок противника.
   Быстрый прорыв неприятелем обороны стрелковых соединений вынуждал командование фронтов и армий в первые же дни войны наносить контрудары механизированными корпусами, которые осуществлялись, как правило, наспех и к желаемому результату не приводили.
   Трудные условия ведения оборонительных операций вынуждали применять механизированные корпуса, танковые дивизии и бригады не только для нанесения контрударов, но и для удержания оборонительных рубежей и ведения подвижной (маневренной) обороны.
   Тактика наступательного боя гитлеровской армии на советско-германском фронте в первом периоде Великой Отечественной войны основывалась на двухлетнем боевом опыте в Европе. Противник стремился внезапными ударами, прежде всего подвижных соединений, поддерживаемых авиацией, прорвать оборону советских войск, расчленить и уничтожить их. При этом во многих случаях ставка делалась на действия небольших групп автоматчиков, тактических воздушных десантов, наводящих панику в тылу и создающих иллюзию окружения, и передовых отрядов, которые проникали на большую глубину. Основу ударных группировок составляли танковые и моторизованные дивизии, которые прорывали оборону на узких участках. Дивизии на направлении главного удара получали полосы по 3–6 км.
   Атаке предшествовала артиллерийская и авиационная подготовка, которая продолжалась 40–45 минут и в ряде случаев проводилась 5-15-минутным огневым налетом с плотностью 50–70 орудий на 1 км. Значительную часть огневых задач решала авиация.
   В начале войны оборона советских войск носила, как правило, очаговый характер и неспособна была отражать атаки противника, имевшего большое количество танков. В дальнейшем оборона советских войск стала строиться по принципу опорных пунктов с хорошо развитой системой траншей и ходов сообщения. Изменилась и глубина обороны. Если в 1941–1942 гг. тактическая зона обороны состояла из одной полосы, то начиная с 1943 г. она стала эшелонированной и включала уже две полосы. Каждая из них состояла из 2–3 позиций, оборудованных несколькими траншеями. Глубина тактической зоны обороны возросла до 15–20 км.
   Широкое применение получили отсечные позиции, использовавшиеся как исходные рубежи для контратак. В целях сосредоточения усилий на направлениях главного удара противника сокращалась ширина полос обороны соединений. Это увеличило тактические плотности войск и их возможности противостоять наступлению крупных вражеских сил.
   В ходе войны совершенствовалась организация системы огня. Если в 1941 г. основу ее составлял преимущественно ружейно-пулеметный огонь, то в последующем непрерывно возрастала роль артиллерии. Артиллерийский огонь дополнялся и усиливался огнем танков и САУ, значительно шире применялась реактивная артиллерия. Важное место в системе огня занимали усиливавшиеся удары авиации.
   Для повышения устойчивости обороны большое значение имело умело организованное проведение контратак. В этой связи изменился характер действий вторых эшелонов и резервов в ходе оборонительных боев. Вторые эшелоны дивизий переходили в контратаку самостоятельно или совместно с резервами корпуса в борьбе за первую позицию, а вторые эшелоны стрелковых корпусов – чаще всего в борьбе за третью позицию. К контратаке привлекались большая часть сил и средств дивизии и корпуса, а также вся авиация, выделенная для поддержки войск.
   Противотанковая оборона также стала одной из важнейших составляющих устойчивости обороны. Существовавшая в начале войны система, основанная на организации противотанковых рубежей и ведении огня отдельными орудиями перед передним краем, не могла обеспечить необходимую устойчивость обороны. С осени 1941 г. массированным ударам вражеских танков было противопоставлено сосредоточение противотанковых средств на наиболее танкоопасных направлениях на всю глубину тактической зоны обороны. Эшелонирование средств стало одним из непременных условий устойчивости противотанковой обороны.
   Совмещение противотанковых опорных пунктов с обороной стрелковых подразделений повышало ее устойчивость и непреодолимость. Система противотанковой обороны состояла из противотанковых опорных пунктов и районов, усиленных инженерно-взрывными заграждениями.
   После битвы под Курском противотанковые опорные пункты и районы усиливались за счет включения в их состав орудий крупных калибров, а в состав артиллерийско-противотанковых резервов включались тяжелые самоходно-артиллерийские установки.
   Большое значение для борьбы с танками противника имело применение подкалиберных и кумулятивных снарядов, более совершенных противотанковых мин, а также авиационных противотанковых бомб.
   Противовоздушная оборона соединений в ходе боевых действий в основном осуществлялась силами фронтов и армий. Непрерывно увеличивалось количество средств борьбы с авиацией противника, совершенствовались способы их боевого применения, в частности приспособление для этих целей противотанковых ружей, пулеметов и даже полевых орудий.
   Во втором периоде войны по мере увеличения количества соединений в армии и сокращения фронта ее обороны ширина полосы стрелкового соединения уменьшилась, что позволило создать глубокий боевой порядок, повысило устойчивость обороны соединений, их возможности по проведению контратак и сделало тактическую зону непреодолимой для наступления противника. Танковые и механизированные корпуса находились в резерве фронта и использовались прежде всего для нанесения контрударов. На завершающем этапе контрудара они переходили к обороне, которая создавалась в короткие сроки и в тесном взаимодействии со стрелковыми соединениями.
   В третьем периоде войны оборона применялась для экономии сил и средств при проведении наступательных операций и на завершающем этапе наступательной операции в целях закрепления достигнутых рубежей и подготовки нового наступления. Оборона соединений, выделенных для обеспечения флангов ударной группировки фронта и армии, носила позиционный характер, имея обычно небольшую глубину.
   Переход к обороне на завершающем этапе наступательной операции осуществлялся, как правило, под ударами оперативных резервов противника и требовал организации боя в короткие сроки. Первыми встречались с оперативными резервами танковые и механизированные корпуса, действовавшие в большом отрыве от остальных сил фронта, что вынуждало их самостоятельно переходить к круговой обороне с открытыми флангами. Подходящие стрелковые дивизии усиливали танковые соединения, которые в последующем выводились в резерв или во второй эшелон, готовя контрудары на случай вклинения противника.
   Основными проблемами, которые решало оперативное искусство в наступлении, являлись прорыв тактической зоны обороны противника и стремительное развитие успеха в оперативной глубине. Эти задачи выполнялись стрелковыми соединениями во взаимодействии с другими родами войск, авиацией и специальными войсками. В развитии оперативного успеха главная роль принадлежала соединениям подвижных войск, поддерживаемых авиацией.
   В зимней кампании 1941–1942 гг. стрелковым соединениям приходилось организовывать наступательный бой в ограниченные сроки, наступать в широких полосах, иногда с ходу. Слабость вторых эшелонов, отсутствие подвижных групп армий, а также стремление достичь решительных целей вынуждало командующих армиями ставить стрелковым дивизиям глубокие задачи, которые в указанные сроки, как правило, не выполнялись. Широкие полосы затрудняли создание ударных группировок. 6 декабря 1941 г. немецко-фашистские войска были вынуждены перейти к обороне, которая строилась на удержании тактической зоны глубиной 3–4 км и контратаках резервов.
   Противник создавал в основном одну полосу, обороняемую дивизиями первого эшелона корпуса и оборудованную ротными опорными пунктами и батальонными узлами сопротивления. Населенные пункты в глубине также готовились к обороне. Характер неглубокой, очаговой обороны противника стал одним из факторов, определившим переход советских войск в 1942 г. к одноэшелонным боевым порядкам соединений, частей и подразделений.
   В первом периоде войны тактика наступательного боя имела ряд серьезных недостатков. Стрелковые дивизии получали задачу на день боя глубиной до 15–20 км, но выполнить ее даже при неглубокой очаговой обороне противника чаще всего были не в состоянии.
   Шаблонное выполнение требований уставов, не отвечавших новым условиям боя, и отсутствие опыта приводили, как
   правило, к равномерному распределению сил и средств в полосе наступления. Боевые порядки состояли из двух-трех эшелонов. В первой линии в дивизии атаковали передний край обороны противника лишь восемь рот из 27, а 19 рот, находившихся во втором и третьем эшелонах, полностью лишались возможности использовать свои огневые средства. Такое построение боевых порядков не обеспечивало мощного первоначального удара при прорыве, а части, выделенные во вторые эшелоны, бездействовали и несли большие потери от огня артиллерии и ударов вражеской авиации.
   В дальнейшем советское командование учло опыт контрнаступления под Москвой, где некоторые стрелковые дивизии стали строить боевой порядок в один эшелон, что положительно сказалось на результатах наступления войск. Этот опыт был закреплен приказом народного комиссара обороны от 8 октября 1942 г. и вышедшими вскоре новыми боевыми уставами. В них отменялось поэшелонное построение в глубину боевых порядков во взводе, роте, батальоне, полку и дивизии, что способствовало максимальному и одновременному участию пехоты и ее огневых средств в ведении боевых действий.
   Ставка Верховного главнокомандования в директивном письме от 10 января 1942 г. потребовала от командования фронтов и армий перейти к действиям ударными группировками, что привело к сокращению ширины полос наступления дивизий на направлении главного удара. Из-за отсутствия крупных танковых соединений стрелковым дивизиям приходилось не только прорывать оборону, но и развивать успех в оперативной глубине.
   Во втором периоде войны в связи с возросшими наступательными возможностями войск Красной Армии усилилась тактическая зона обороны противника. Она состояла из двух полос общей глубиной до 15 км. Полосы имели позиции, оборудованные траншеями.
   Перед советскими войсками встала задача прорыва глубокой позиционной обороны противника, что потребовало дальнейшего совершенствования тактики наступательного боя Красной Армии. Конкретное выражение оно нашло в изменении боевых задач соединений и частей, переходе их к глубокому боевому порядку, а в дальнейшем – массировании сил и средств, усилении огневого подавления, привлечении для завершения прорыва танковых соединений и прочем.
   В оперативной глубине неприятель часто наносил мощные контрудары, отражение которых требовало от танковых и механизированных корпусов совершенствования способов ведения встречных боев. В связи с этим характер подготовки и ведения наступательных операций изменился. Увеличение времени на подготовку боя улучшило условия его организации. Стрелковые дивизии стали получать больше средств усиления и меньшие полосы наступления. Главной задачей стрелкового корпуса и его соединений был прорыв тактической зоны обороны противника.
   Привлечение подвижных групп армии и фронта для завершения прорыва тактической зоны обороны требовало от стрелковых соединений обеспечения ввода в сражение подвижных соединений и взаимодействия с ними в ходе боевых действий. Главным средством развития оперативного успеха стали танковые и механизированные корпуса, от которых требовалось стремительное наступление в глубину.
   Действия подвижных соединений в оперативной глубине вызывали необходимость наступления по направлениям, обхода узлов сопротивления противника, самостоятельного прорыва промежуточных рубежей, форсирования рек с ходу, организации борьбы с оперативными резервами, взаимодействия с авиацией.
   В дальнейшем, когда оборона противника стала позиционной и многополосной, то есть более прочной, прорыв ее потребовал высоких тактических плотностей, более глубокого построения боевых порядков, чтобы не только наносить мощный первоначальный удар, но и непрерывно наращивать его в ходе боя. Поэтому с лета 1943 г. боевые порядки стрелковых корпусов, дивизий и полков в зависимости от задач, условий местности и особенностей обороны врага строились, как правило, в два эшелона, редко в один или три. В боевых порядках стали создаваться сильные полковые, дивизионные и корпусные артиллерийские группы, а также общевойсковые, танковые, артиллерийско-противотанковые резервы и подвижные отряды заграждения.
   Все более важная роль в решении задач при прорыве обороны противника отводилась танкам и САУ. Глубокое построение боевых порядков, наличие в их составе мощных огневых средств позволяло надежно подавлять вражескую оборону, наращивать силу ударов, поддерживать высокие темпы и развивать наступление на большую глубину.
   В третьем периоде войны оборона противника усилилась. Неприятель сосредоточивал основные силы на удержании тактической зоны, в пределах которой для нанесения контрударов и усиления обороны использовались почти все оперативные резервы. Если плотность артиллерии летом 1943 г. составляла 15–25 орудий на 1 км, то в кампании 1945 г. на направлении главного удара – 25–30 и более орудий. Все это потребовало совершенствования тактики прорыва, привело к дальнейшему сужению полос наступления и участков прорыва.
   Противник часто практиковал отвод своих войск в глубину непосредственно перед началом наступления, что повысило роль разведки боем, которая стала проводиться большими силами. Вводимые для завершения прорыва танковые и механизированные корпуса были вынуждены вести борьбу с оперативными резервами в пределах тактической зоны и в ближайшей оперативной глубине. Возросшая глубина инженерного оборудования местности в обороне противника требовала от подвижных соединений совершенствования прорыва промежуточных рубежей, способов действий при развитии успеха и в борьбе с противником, оборонявшим города-крепости.
   Дальнейшее развитие оперативного искусства советских войск в третьем периоде войны определило совершенствование тактики. Уменьшение полосы наступления армии привело к еще большему сужению зоны действий дивизий. Возросшее усиление повысило роль взаимодействия. Были созданы более благоприятные условия для увеличения глубины боевого порядка стрелковых соединений.
   Главным требованием к тактике оставался прорыв тактической зоны обороны противника в первый день операции, для чего необходимо было решительное сосредоточение усилий на избранных направлениях и согласованность действий всех родов войск.
   Главный удар наносился по наиболее уязвимым и слабым местам в обороне. Ширина полос наступления на направлении главного удара сократилась в 2 раза, участки прорыва были доведены для дивизий – до 2–2,5 км, для корпусов – 4–6 км. С 1943 г. участки прорыва дивизий на направлении главного удара нередко совпадали с полосами наступления. В результате тактические плотности сил и средств возросли, что обеспечивало создание на участках прорыва значительного превосходства над противником.
   В то же время возросшие темпы и глубина операций 1944–1945 гг. требовали от стрелковых соединений организации и ведения быстрого преследования с использованием результатов действий подвижных групп армии и фронта. Главным средством стремительного развития успеха в оперативной глубине оставались танковые и механизированные корпуса.
   Возросшая глубина операций третьего периода войны вызвала необходимость дальнейшего развития тактики непрерывного преследования с последовательным преодолением промежуточных оборонительных рубежей и водных преград. Планирование ввода танковых и механизированных корпусов в сражение по нескольким вариантам, в ряде случаев после прорыва тактической зоны, требовало от подвижных соединений организации боевых действий на нескольких направлениях. Иногда они применялись для прорыва обороны противника с началом операции, вели боевые действия за крупные города, что потребовало совершенствования тактики подвижных соединений при выполнении этих новых для них задач.
   Увеличение глубины обороны противника, изменение ее построения, а также необходимость прорыва в высоких темпах вызвали необходимость применения таких методов артиллерийской поддержки атаки пехоты и танков, как одинарный и двойной огневой вал.
   Включение танков и САУ в боевые порядки стрелковых полков и батальонов первого эшелона способствовало более тесному взаимодействию их со стрелковыми подразделениями, успешному ведению боя.
   Новым в тактике наступательного боя стало широкое применение передовых батальонов для разведки боем обороны противника. Она проводилась на широком фронте за несколько суток или непосредственно перед наступлением. Это позволяло уточнять состояние обороны противника, ее переднего края, а также вводило врага в заблуждение.
   Таким образом, тактика общевойскового боя в ходе войны отличалась применением различных форм и способов наступления и обороны, сочетанием маневра и огня, ведением решительных действий, нанесением мощных ударов по врагу, четким взаимодействием сил.
   В целом советскому военному искусству в годы Великой Отечественной войны были присущи поиск новых форм и способов ведения операций, всесторонний учет обстановки, правильная оценка соотношения сил, решительность и активность в достижении поставленных целей, их соответствие боевым возможностям войск.
   Творческий характер советского военного искусства нашел яркое выражение в смелости и гибкости оперативно-тактического мышления командиров, их инициативных действиях на поле боя, внедрении новых достижений военной теории в боевую практику войск и штабов.
//-- Примечания --//
   1. XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б): стенографический отчет. М., 1939. С. 204.
   2. Против реакционных теорий на военно-научном фронте: практика стратегических и военно-стратегических взглядов проф. Свечина. М., 1931.
   3. Голубев А.В. Фрунзе о характере будущей войны. М., 1931. С. 27.
   4. Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. М., 1989. С. 208.
   5. История военного искусства. М., 1984. С. 94.
   6. Там же. С. 94–95.
   7. Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 37977. Оп. З.Д. 291. Л. 40.
   8. Там же. Л. 41.
   9. Боевой устав Военно-Морских Сил РККА. М.: Госвоениздат, 1930. 175 с.; Временный Боевой устав Морских Сил РККА. М. – Л., 1937.
   10. Отделение Центрального Военно-морского архива (далее – ОЦВМА). Ф. 9. Д. 7534. Л. 5-14.
   11. Военные кадры советского государства в Великой Отечественной войне 1941–1945 (справочно-статистические материалы). М.: Воениздат, 1963. С. 8.
   12. Там же. С. 9.
   13. Приказ НКО № 68 от 15 марта 1938 г. и приказ НКВМФ № 56 от 28 апреля 1938 г.
   14. Военные кадры советского государства в Великой Отечественной войне 1941–1945 (справочно-статистические материалы). М.: Воениздат, 1963. С. 8.
   15. ЦАМО. Ф. 32, оп. 65582. д. 40, л. 196–199.
   16. Военные кадры советского государства в Великой Отечественной войне 1941–1945 (справочно-статистические материалы). М.: Воениздат, 1963. С. 9.
   17. Там же. С. 10.
   18. Там же. С. 10.
   19. Там же. С. 10–11.
   20 Центральный государственный архив Советской Армии (далее – ЦГАСА), Ф. 37837, оп. 10с, д. 142с, л. 93.
   21. Военные кадры советского государства в Великой Отечественной войне 1941–1945 (справочно-статистические материалы). М.: Воениздат, 1963. С. 11–12.
   22. Там же. С. 11–12.
   23. Там же. С. 13.
   24. Там же. С. 13–14.
   25. ЦАМО. Ф. 1. Оп. 78426. Д. 16. Л. 24.
   26. Партия и армия. М., 1980. С. 167.
   27. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1961. С. 120.
   28. Там же. С. 140.
   29. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1992. С. 340.
   30. Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1961. С. 258.
   31. Военная энциклопедия. Т. 2. М., 1994. С. 297.
   32. Мерецков К.А. На службе народу: Страницы воспоминаний. М., 1968. С. 237.
   33. Гареев М.А. Общевойсковые учения. М., 1990. С. 126.
   34. Радзиевский А.И. Танковый удар. М., 1977. С. 98.
   35. Там же. С. 95.
   36. ЦАМО. Ф. 237. Оп. 2450. Д. 4. Л. 28.
   37. Там же. Ф. 236. Оп. 2731. Д. 2. Л. 605.
   38. Там же. Ф. 202. Оп. 30. Д. 2. Л. 3.
   39. История военной стратегии России. М.: Кучково поле. Полигра-фресурсы, 2000. С. 256.

Глава 5
Экономическое противоборство с противником в годы войны

1. Перестройка всех сфер народного хозяйства на службу фронту

   Советскому народу, который выдержал тяжелейшие испытания в Великой Отечественной войне, пришлось бороться с противником, который был значительно могуче не только в военно-техническом отношении, но и в экономической сфере. К моменту нападения на СССР нацистская Германия распоряжалась ресурсами почти всей Западной Европы, а ее военно-экономический потенциал превосходил советский примерно в два раза. Вооруженные силы агрессора были хорошо оснащенные различными видами современного оружия и боевой техники, имели двухлетний опыт ведения войны.
   В борьбе с нацистской Германией и ее европейскими союзниками участвовали не только Вооруженные силы, но и весь народ. На плечи людей в тылу легла сложнейшая задача обеспечивать действующую армию и флот всем необходимым.
   Вооруженные силы лишь при поддержке тыла сохраняли свою боеспособность, могли сражаться до тех пор, пока имели возможность черпать материальные и людские ресурсы страны. Армию и флот нужно было кормить, одевать, обувать, непрерывно поставлять им оружие, военную технику, боеприпасы, горючее и многое другое. Все это создавалось тружениками тыла. Работали они от темна до темна, повседневно переносили громадные лишения, но не унывали, надеясь на победу. Несмотря на трудности военного времени, советский тыл справился с возложенными на него задачами. Он явился тем арсеналом, той кузницей которые обеспечили и ведение войны, и разгром врага, и достижение победы.
   Фундамент будущей победы СССР в экономическом противоборстве с нацистской Германией удалось заложить еще до войны. Сложная международная обстановка, наличие опасности вооруженного нападения извне вынуждали советское руководство все вопросы развития экономики решать в неразрывном единстве с процессом укрепления обороноспособности государства. Высшие органы власти их должностные лица настойчиво и целеустремленно, пренебрегая во многом жизненными интересами своего народа, готовили страну к отражению агрессии.
   За годы довоенных пятилеток в Советском Союзе был достигнут высокий уровень развития производительных сил. С 1928 по 1940 гг. национальный доход увеличился более чем в 5 раз, производство электроэнергии – в 9,7 раза, добыча угля – в 4,7 раза, нефти – в 2,7 раза, выплавка стали – более чем в 4 раза, продукция машиностроения в 20 раз [1].
   Были возведены такие машиностроительные гиганты, как Горьковский автозавод, Челябинский и Сталинградский тракторные заводы, Уральский завод тяжелого машиностроения, крупные заводы в Омске, Новосибирске, Красноярске, Иркутске, оборудованные по последнему слову техники. Началось сооружение крупных заводов морского судостроения на Дальнем Востоке и на Севере.
   Быстрыми темпами развивались угольная и нефтяная промышленность, черная и цветная металлургия, строительная индустрия. На востоке страны была создана вторая угольно-металлургическая база: Урало-Кузнецкий комплекс, который включал Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты, сыграл во время войны очень важную роль в обеспечении страны металлом, углем и химической продукцией.
   Стремительно развивался Карагандинский угольный бассейн, а между Волгой и Уралом создавалась новая нефтяная база. Накануне войны восточные районы давали уже около 20 % всей промышленной продукции СССР [2].
   Много внимания уделялось развитию военной промышленности. С этой целью строились новые заводы по производству оружия и военной техники и реконструировались действующие. В годы предвоенных пятилеток была создана отечественная авиационная и танковая промышленность, почти полностью обновлена артиллерийская. Причем уже тогда военное производство развивалось более высокими темпами, чем остальные отрасли. Так, если в годы второй пятилетки продукция всей промышленности увеличилась в 2,2 раза, то оборонная продукция – в 3,9 раза [3].
   В связи с нарастанием военной опасности в Советском Союзе принимаются дополнительные меры по укреплению его обороноспособности. Были значительно увеличены ассигнования на военные нужды: в 1940 г. они составили 32,6 % государственного бюджета. Развертывалась новая военно-промышленная база в Поволжье, на Урале и в Сибири. Там строились оборонные заводы-дублеры, оснащенные современным оборудованием, которые опирались на местную топливно-металлургическую базу.
   Одновременно ряд гражданских предприятий был переведен на выпуск военной продукции. Большое внимание уделялось накоплению государственных резервов и мобилизационных запасов, общая стоимость которых с 1940 г. по июнь 1941 г. увеличилась почти вдвое [4].
   Таким образом, Советский Союз накануне войны создал значительный материально-производственный потенциал, необходимый для оснащения армии различными видами оружия и военной техники. Однако не все намеченные мероприятия по укреплению обороны страны удалось тогда осуществить.
   Выявились и многие слабые стороны в подготовке советской экономики к отражению агрессии. В ее развитии были допущены отдельные диспропорции. Сказалось влияние экономических потерь и социальных потрясений, вызванных индустриализацией, коллективизацией и массовыми репрессиями 30-х годов.
   Отставали от потребностей народного хозяйства добыча нефти, производство металлов и химической продукции. Для ускоренного развития промышленности в восточных районах не хватало электроэнергии. В ряде районов оставалась низкой пропускная способность железных дорог. Не были решены проблемы сельского хозяйства, особенно отставало животноводство. Во многих отраслях промышленности и в сельском хозяйстве была низка производительность труда.
   Территориальное размещение оборонных предприятий определялось не столько геостратегическими требованиями, сколько наличием развитой инфраструктуры. Большинство из них располагалось в Центральном, Северо-Западном и Южном промышленных районах. К сожалению, недостаточно учитывались изменившиеся после Первой мировой войны характер и особенности вооруженной борьбы, обусловленные повышением маневренности войск, их способностью действовать в высоких темпах и на большую глубину, наносить воздушные удары по тыловым военно-экономическим центрам.
   Последствия этого просчета оказались катастрофическими: летом 1941 г. свыше 80 % общего количества предприятий оборонной промышленности, в том числе 94 % авиационных заводов, оказалось в зоне боевых действий или в прифронтовых районах [5].
   Планы расширения военного производства на востоке страны к началу войны так и оставались планами: промышленные предприятия Урала, Поволжья, Западной и Восточной Сибири, а также Средней Азии и Дальнего Востока производили военной продукции всего 18,5 % от намеченного. До 1941 г. в восточных районах отсутствовали даже прокатные станы для изготовления танковой брони, так что не выпустили ни одного танка [6].
   Несмотря на громадные усилия и затраты военная промышленность СССР все еще находилась в стадии технологического перевооружения. Заводы с большим трудом осваивали серийный выпуск новой военной техники. В 1940 г. было выпущено только 64 истребителя Як-1, 20 истребителей Миг-3, 2 пикирующих бомбардировщика Пе-2, 115 танков Т-34 вместо 600 запланированных. А штурмовики Ил-2 и истребители ЛаГГ-3 до 1941 г. вообще не выпускались [7].
   Несмотря на имевшиеся недостатки в степени развития военного производства и в размещении производительных сил, советская экономика накануне войны по сравнению с германской имела и ряд существенных преимуществ. В их числе было обладание огромной территорией, наличие всех основных видов стратегического сырья и значительных людских ресурсов, относительная независимость от внешней торговли. Но нацистская Германия намеревалась разгромить СССР до того, как он сумеет мобилизовать все свои ресурсы.
   Нападение Германии на СССР потребовало от советского государства максимального расширения военного производства, чтобы обеспечить действующую армию всеми видами вооружения и материальных средств.
   Начало коренной структурной перестройке экономики положил «Мобилизационный народнохозяйственный план на III квартал 1941 г.», принятый в конце июня. Так как перечисленные в нем мероприятия оказались недостаточными для поворота экономики на службу войне, срочно был разработан еще один документ – под названием «Военно-хозяйственный план на IV квартал 1941 г. и на 1942 г. по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии», утвержденный 16 августа. Он предусматривал перевод экономики на военные рельсы с учетом сложившейся обстановки на фронте и в стране [8].
   Этот план играл важную роль в увеличении выпуска вооружения, боеприпасов, производства горюче-смазочных материалов и другой продукции первостепенной значимости для фронта, в перебазировании предприятий из прифронтовой полосы на восток и вводе их в действие на новых местах, в создании государственных резервов.
   К сожалению, экономика перестраивалась в условиях, когда враг быстро продвигался в глубь территории, а советские Вооруженные Силы несли огромные потери в личном составе, оружии и военной технике. Из имевшихся в наличии на 22 июня 1941 г. 22,6 тыс. танков к концу года осталось 2,1 тыс., из 20 тыс. боевых самолетов – 2,1 тыс., из 112,8 тыс. орудий и минометов – всего около 12,8 тыс., из 7,74 млн винтовок и карабинов -2,24 млн [9].
   Следовательно, без восполнения таких потерь, причем в кратчайшие сроки, продолжение вооруженной борьбы с агрессором оказалось бы невозможным.
   На оккупированной к ноябрю 1941 г. территории СССР до войны проживало 40 % населения страны, добывалось 63 % каменного угля и 65 % железной руды, вырабатывалось 53 % электроэнергии, собирали 38 % валовой продукции зерна, выпускали 84 % сахара, численность крупного рогатого скота составляла 38 % и 60 % поголовья свиней. К тому же, страна лишилась 41 % протяженности железнодорожных путей [10].
   В условиях, когда часть территории страны была оккупирована врагом или охвачена боевыми действиями, нарушились все традиционные хозяйственные связи. Особенно резко это отразилось на предприятиях по выпуску кооперированной продукции – литья, поковок, электрооборудования и электроаппаратуры.
   Крайне неблагоприятной обстановкой на фронте была вызвана и такая совершенно не предусмотренная предвоенными планами мера, как эвакуация на восток из западных и центральных районов страны людей, промышленных предприятий и материальных ценностей.
   На третий день войны, 24 июня 1941 г., был создан Совет по эвакуации. Под прессингом обстоятельств массовую эвакуацию приходилось проводить почти одновременно с Украины, из Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, Крыма, Северо-Западного, а позднее и Центрального промышленных районов. Некоторые наркоматы ключевых отраслей промышленности были вынуждены ставить на колеса почти все свои заводы. Так, наркомат авиационной промышленности вывез 118 заводов, или 85 % своих мощностей, наркомат вооружения – 31 предприятие из 32. Было демонтировано 9 основных заводов танковой промышленности, эвакуировано две трети производственных мощностей по выпуску пороха [11].
   И все это происходило в то время, когда фронт неумолимо требовал все больше вооружения и боеприпасов. Поэтому демонтаж предприятий, особенно военных, проводился с таким расчетом, чтобы возможно дольше продолжать выпуск продукции на старом месте, но одновременно успеть вывезти оборудование и людей.
   Сложная военная обстановка и ограниченность времени не могли, естественно, не влиять на ход эвакуационных работ. Иногда оставалась не вывезенной значительная часть даже готовой продукции, а некоторые предприятия почти целиком были захвачены противником. Имелись частые случаи, когда в пути по ряду обстоятельств допускалось неоправданное разделение оборудования эвакуированного предприятия по нескольким производственным площадкам или, напротив, чрезмерная концентрация оборудования разных предприятий в одном месте, что затрудняло быстрое восстановление вывезенных мощностей [12].
   Однако, и это главное, несмотря на огромные трудности и отмеченные недостатки, перебазирование производственных мощностей из угрожаемых районов на восток прошло в целом слаженно и в соответствии с намеченными сроками. До конца 1941 г. были эвакуированы в тыл более 10 млн человек, большое количество оборудования, свыше 2500 предприятий, другие материальные и культурные ценности. Для этого потребовалось более 1,5 млн железнодорожных вагонов. Если бы их вытянуть в одну линию, они заняли бы путь от Бискайского залива до Тихого океана [13].
   В невиданно короткие сроки (в среднем через полтора-два месяца) эвакуированные предприятия вступали в строй и начинали выпускать необходимую для фронта продукцию. Все, что не удалось спасти от врага, в большинстве своем было уничтожено или выведено из строя. Поэтому оставшиеся на оккупированной территории заводские цеха без оборудования, взорванные электростанции, разрушенные доменные и мартеновские печи, затопленные шахты и рудники противник в сколько-нибудь ощутимых размерах так и не смог поставить себе на службу.
   Перебазирование и восстановление промышленных предприятий в тяжелых условиях войны – крупнейшее достижение, еще один совместный подвиг советских людей. До сих пор мировая история такого примера не знала. По существу, на восток государства была перемещена целая индустриальная страна.
   Оценивая это событие, американский публицист С. Сульцбергер, в то время в качестве корреспондента находившийся в СССР, писал летом 1942 г.: «Легендарным стал перевод промышленных предприятий из западной части СССР на восток… Теперь десятки сибирских заводов выпускают станки, запчасти, танки, противотанковые ружья, тягачи, самолеты, снаряды, орудия, винтовки, пулеметы, боеприпасы, ручные гранаты, минометы, артиллерию, дизельные моторы, карбюраторы, перерабатывают медную и железную руду, нефть. На юго-востоке действуют новые текстильные предприятия… Этот осуществляемый в гигантских масштабах перевод промышленности на восток – одна из величайших саг истории» [14].
   К слову, проблема эвакуации промышленных предприятий с запада на восток остро вставала перед Россией и в годы Первой мировой войны, когда немецкие войска и их союзники в 1914 г. развернули широкие наступательные действия. Однако тогда затяжной характер эвакуации, которая вместе с устройством предприятий на новых местах продолжалась около двух лет, усугубившийся стихийным характером проводимых мероприятий, привел к тому, что на оккупированной неприятелем территории осталось подавляющее большинство крупных заводов.
   Так, в частности, из имевшихся в Варшавском округе 4189 предприятий было эвакуировано в глубь страны лишь несколько десятков. В результате производственные возможности российской промышленности уменьшились почти на 20 %. Да и сама эвакуация в 1914–1916 гг. осуществлялась на значительно меньшие расстояния, чем в 1941–1942 гг. 60 % всех вывезенных с запада предприятий разместили в Центральном промышленном районе, из них 34 % – в Москве и Московской губернии [15].
   Впрочем, французское правительство в 1940 г. не сумело организовать эвакуацию промышленности из прифронтовых районов, так как этому воспрепятствовали сами владельцы предприятий [16].
   В СССР перемещение промышленности на восток – важнейшее звено в перестройке всех сфер народного хозяйства на службу фронту. Ядром, вокруг которого развивалась военная экономика, стала оборонная промышленность, созданная еще в мирное время. Так как ее мощностей явно не хватало для удовлетворения насущных потребностей действующей армии, с первых же дней войны тысячи гражданских заводов перешли на выпуск военной продукции в соответствии с разработанными ранее мобилизационными планами.
   Характерно, что в разных отраслях промышленности и на отдельных предприятиях условия перехода на военное производство были неодинаковы. Все зависело от конструктивных особенностей военной продукции. Так, тракторные и автомобильные заводы сравнительно легко осваивали производство танков. На Горьковском автозаводе стали выпускать легкие боевые машины. С лета 1941 г. значительно увеличилось производство среднего танка Т-34 на Сталинградском тракторном заводе, продолжавшееся вплоть до выхода противника к Волге в августе 1942 г.
   В крупнейший центр по выпуску танков превратился Челябинск, где на базе местного тракторного завода, а также эвакуированного из Ленинграда оборудования Кировского завода, а также Харьковского дизельного и ряда других предприятий было образовано многопрофильное танковое производственное объединение. В народе его совершенно справедливо назвали «Танкоградом». До лета 1942 г. здесь выпускались тяжелые танки КВ-1, потом перешли на средние танки Т-34.
   Еще один мощный центр советского танкостроения располагался в Нижнем Тагиле. Здесь на базе Уралвагонзавода, а также эвакуированного оборудования Харьковского танкового завода № 183 и других предприятий было развернуто крупномасштабное производство, обеспечившее выпуск наибольшего за всю войну количества танков Т-34. В Свердловске на Уралмашзаводе, где раньше создавались главным образом уникальные крупногабаритные машины, началось серийное производство корпусов и башен для тяжелых танков КВ.
   Благодаря всем этим мерам по расширению производственных мощностей танковая промышленность сумела уже во втором полугодии 1941 г. выпустить боевых машин в 2,8 раза больше, чем в первом [17].
   Гораздо меньшее число гражданских заводов было переключено на изготовление такой сложной военной техники, как самолеты, требующей высокого класса точности, в основном благодаря тому, что с августа 1940 г. наркомату авиационной промышленности было передано из других отраслей более 60 действующих заводов [18].
   В целом к началу войны авиационная промышленность СССР располагала большими производственными мощностями, сотнями тысяч высококвалифицированных рабочих и специалистов. Однако большинство авиазаводов было размещено так, что уже в первые недели и месяцы войны их потребовалось срочно эвакуировать на восток. В этих условиях рост выпуска самолетов шел прежде всего за счет восстановления вывезенных и ускоренного строительства новых авиационных заводов.
   Заводы сельскохозяйственного машиностроения стали базой для массового производства минометов. Многие гражданские промышленные предприятия переходили на выпуск стрелкового и артиллерийского оружия, а также боеприпасов и других видов военной продукции, но они не всегда могли самостоятельно справиться с производством сложного и многодетального современного вооружения.
   В этой ситуации единственным выходом были специализация и кооперирование. Принимая во внимание наличие металлообрабатывающего оборудования и квалифицированного состава работников, таким предприятиям поручалось производство отдельных узлов либо деталей винтовки или пулемета, танка или самолета, снаряда или бомбы. Это позволило быстро и эффективно перевести их на выпуск военной продукции. Вскоре уже большинство заводов занимались штамповкой запальных устройств, гранат, отливкой мин, бомб, механической обработкой корпусов снарядов и т. п.
   Самыми критическими месяцами в состоянии военной экономики оказались ноябрь и декабрь 1941 г. Из-за военных потерь и эвакуации тысяч предприятий валовая продукция промышленности с июня по ноябрь уменьшилась в 2,1 раза. В ноябре и декабре страна не получила ни одной тонны угля из Донецкого и Подмосковного бассейнов. В декабре по сравнению с июнем произошло сокращение производства проката черных металлов – этой основы военной промышленности – в 3,1 раза, проката цветных металлов – в 430 раз, выпуска шарикоподшипников – в 21 раз [19].
   При сокращении общего промышленного производства выпуск военной продукции, на которой концентрировались основные усилия страны, во втором полугодии 1941 г. тем не менее увеличивался, хотя и происходило это весьма неровно. В первые недели войны он возрастал довольно быстро, но затем в связи с эвакуацией многих военных заводов стал снижаться. Лишь к концу декабря наметился перелом [20].
   В первой половине следующего года, когда во все большем количестве в строй вводились эвакуированные предприятия и первые новостройки, заложенные уже после начала войны, рост производства важнейших видов оружия и военной техники неуклонно продолжался, о чем свидетельствуют данные, приведенные в таблице 1.

   Таблица 1
   Производство вооружения в СССР в 1941 г. и первом полугодии 1942 г. [22]

   К сожалению, несмотря на рост выпуска оружия и военной техники во втором полугодии 1941 г., советская промышленность еще не могла восполнить понесенные на фронте потери в танках, самолетах, орудиях, боеприпасах. Военная промышленность в этот период не выполняла устанавливаемые правительством СССР планы. Так, план выпуска танков во втором полугодии 1941 г. был выполнен только на 61,7 %, а первого квартала 1942 г. – на 45 %. План производства самолетов в декабре 1941 г. был реализован лишь на 38,8 % [21].
   Все понимали, что устойчивое развитие военного производства невозможно без эффективной работы обслуживающих отраслей, прежде всего черной и цветной металлургии, машиностроения, химической промышленности, топливно-энергетического комплекса. Но в первую очередь был необходим металл. Между тем металлургия понесла в начале войны самый тяжелый урон. В результате оккупации было потеряно почти две трети ее мощностей.
   Перед металлургами восточных районов встала задача – не только увеличить выпуск металла, но и освоить производство новых марок чугуна, стали, броневого листа. До войны в восточных районах качественные стали почти не выплавлялись. И все же металлурги Магнитогорска, Златоуста, Кузнецкого комбината в кратчайшие сроки сумели освоить выплавку стали высоких марок, причем в обыкновенных мартеновских печах. Впервые в мировой практике в этих же печах стали варить броневую сталь.
   Приложенные усилия и принятые меры позволили не допустить сколь-нибудь заметного сокращения выпуска качественных сталей, так необходимых для производства вооружения, несмотря на общее снижение выплавки металла во второй половине 1941 г. и в начале 1942 г. [23].
   До войны на востоке страны не было и бронепрокатных станов. А фронт не мог ждать, пока прибудет и войдет в строй, эвакуируемое оборудование. В июле 1941 г. на Магнитогорском комбинате впервые в истории металлургии начали прокатывать броневой лист на обычном стане. Позже в том же Магнитогорске был пущен броневой стан, эвакуированный с юга.
   В течение первого года войны на востоке вступили в действие броневые станы, вывезенные из Ленинграда, Запорожья и Мариуполя. Их пуск и приспособление для производства брони некоторых листовых станов увеличили общий ее выпуск до полного обеспечения потребностей танковой промышленности. Причем по своей стойкости уральская броня превосходила германскую [24].
   Обозначившийся было с весны 1942 г. рост выплавки черных металлов зимой 1942-43 г. приостановился, в то время как военная промышленность, производственные мощности которой резко возросли, нуждалась в металле. В феврале 1943 г. правительство СССР приняло меры по оказанию неотложной помощи черной металлургии.
   ГКО обязал Наркомат путей сообщения обеспечить наравне с воинскими эшелонами перевозку коксующегося угля, марганцевой руды и другого сырья для металлургических предприятий. В соответствии с его же постановлением от 19 апреля был принят план наращивания мощностей черной металлургии. Он предусматривал строительство и ввод в действие 6 доменных, 53 мартеновских печей, 4 бессемеровских конверторов, 26 электропечей, 14 прокатных станов, а также соответствующего количества мощностей по добыче железной руды, производству кокса и иных материалов, используемых в металлургическом процессе. В целях обеспечения строительства выделялись необходимые капиталовложения, рабочая сила и материальные ресурсы.
   Новые мощности вводились и на уже действовавших предприятиях. На Магнитогорском металлургическом комбинате строили доменную печь № 6, мощностью 500 тыс. тонн и 5 мартеновских печей, на Нижнетагильском заводе – доменную печь № 3 и 4 мартеновских печи, на Челябинском металлургическом заводе развернулось строительство второй очереди. Новые мощности вводились в строй на Кузнецком металлургическом комбинате, Орско-Халиловском, Петровск-Забайкальском, Чусовском и других заводах. В итоге металлурги, добившиеся неуклонного роста производства металла, в 1945 г. выплавляли 12,3 млн тонн стали, то есть в полтора раза больше, чем в 1942 г. [25].
   Быстро растущая военная промышленность требовала в свою очередь огромного количества цветных металлов. И хотя производство алюминия, меди, цинка, свинца и с началом войны в среднем не опускалось ниже 70–80 % от уровня 1940 г., цветных металлов все равно не хватало. Поэтому в эту отрасль в конце 1941 г. были увеличены капиталовложения.
   Спешно, по-авральному строились пять заводов по обработке и прокатке цветных металлов. Увеличивались мощности крупнейшего в стране Балхашского медеплавильного завода. Сооружались алюминиевые заводы в Свердловской области и Кузбассе, никелевый завод был построен в Норильске. Однако до конца войны производство алюминия и меди, свинца и цинка продолжало отставать от запросов производителей [26].
   Народное хозяйство не могло функционировать без достаточного количества топлива. В связи с потерей Донбасса и тем уроном, который был нанесен Подмосковному угольному бассейну, в стране резко обострилась топливная проблема. Ведущими поставщиками угля, являвшегося в то время основным видом топлива, стали Кузбасс, Урал и Караганда. Возросло значение месторождений Дальнего Востока, Средней Азии и Печорского угольного бассейна. С этой целью принимались все меры по наращиванию добычи угля на востоке страны.
   Постановление ГКО от 19 апреля 1943 г. предусматривало строительство новых угольных шахт, особенно на Урале, так как подвоз кузнецкого и карагандинского угля на металлургические заводы Урала был крайне затруднен из-за предельной загруженности железных дорог. Уже в 1943 г. было введено в эксплуатацию 96 угольных шахт, в том числе 22 на Урале.
   Из месяца в месяц добыча угля постепенно нарастала. За тот же год шахтеры добыли угля на 17,6 млн тонн больше, чем в предыдущем. А восстановленный Подмосковный угольный бассейн превысил не только уровень добычи 1942 г., но и довоенный.
   С 1943 г. стали давать уголь восстановленные шахты Донбасса. На востоке большое внимание уделялось расширению добычи угля открытым, а значит, и самым дешевым способом [27].
   Оккупация части территории СССР со всей остротой поставила вопрос об обеспечении народного хозяйства электроэнергией. К концу 1941 г. ее выработка сократилась почти наполовину. В стране, особенно в ее восточных районах, сложилась диспропорция между быстрым ростом военного производства и недостаточной энергетической базой. Многие предприятия Урала, Кузбасса и других восточных районов из-за недостатка электроэнергии не могли полностью использовать свои производственные возможности.
   В 1942–1943 гг. была проделана огромная работа по увеличению мощностей действующих электростанций и строительству новых. Были реконструированы Челябинская, Свердловская, Среднеуральская ГРЭС, Красноярская ТЭЦ, введены в эксплуатацию крупные электростанции в Новосибирске, Караганде, Кирово-Чепецке.
   В соответствии с постановлением ГКО от 14 апреля 1943 г. расширялось строительство средних и мелких электростанций непосредственно при предприятиях. Для сооружения и реконструкции электростанций было увеличено производство паровых котлов и различного электротехнического оборудования [28].
   Уже в декабре 1942 г. более 30 % электроэнергии вырабатывали станции, созданные в ходе войны. На Урале к концу 1944 г. мощность электростанций увеличилась по сравнению с уровнем 1941 г. почти в два раза, а в Западной Сибири – более чем в два раза. Уральская энергосистема превратилась в то время в самую крупную в стране. В целом в 1943–1945 гг. в восточных регионах вырабатывалась половина всей электроэнергии, производимой в СССР [29].
   Но даже при наличии металла, топлива и электроэнергии нельзя выпускать вооружение и боеприпасы без оборудования, прежде всего металлообрабатывающих станков. И эту задачу приходилось решать в условиях резкого сокращения производственных мощностей машиностроения.
   21 февраля 1942 г. Государственный комитет обороны принял постановление о восстановлении ликвидированного в ноябре 1941 г. наркомата станкостроения. После этого активизировалось строительство крупных машиностроительных заводов на востоке страны, в частности завода тяжелых станков в Свердловске, завода автоматов и револьверных станков в Алапаевске, станкостроительного завода в Новосибирске.
   Параллельно со строительством других предприятий этой отрасли осваивалось производство разнообразных новых станков для изготовления авиамоторов, танковых двигателей, пушек, снарядов с использованием эвакуированного оборудования. В результате парк металлорежущих и кузнечнопрессовых машин к середине 1942 г. почти достиг довоенной численности. Вместе с поступившими по ленд-лизу из США и Англии станками станочный парк Советского Союза в основном стал удовлетворять потребности военного производства [30].
   В целом, перестройка советской экономики на военный лад была завершена в необычайно короткий срок – в течение одного года. К середине 1942 г. в СССР в полную силу работала на оборону большая часть эвакуированных предприятий. Давали продукцию 850 вновь построенных заводов, цехов, шахт, электростанций, доменных и мартеновских печей, прокатных станов. Удалось в основном наладить систему кооперирования и хозяйственных связей между отдельными отраслями и внутри них, нарушенную оккупацией западных районов страны и огромным по масштабам перемещением производительных сил на восток.
   Наметившаяся весной 1942 г. тенденция к увеличению промышленного производства продолжалась и в дальнейшем, хотя и не без некоторых колебаний. Утраченные мощности оборонной промышленности были не только восстановлены, но и значительно превзойдены.
   Удельный вес наркоматов оборонной промышленности составлял к июлю 1942 г. уже около половины валовой продукции всей промышленности страны, а с учетом выполнения заказов предприятиями других наркоматов он достигал 70–80 % [31].
   Успех Советского Союза в перестройке экономики отметил президент США Рузвельт в своем послании американскому конгрессу от 7 января 1943 г. «Мы не должны забывать при этом, – писал он, – что наши достижения не более велики, чем достижения русских… которые развили свою военную промышленность в условиях неимоверных трудностей, порожденных войной» [32].
   Если в ходе перестройки экономики приоритетными по праву считались вопросы перераспределения материальных и людских ресурсов в пользу военных отраслей, наращивания их мощностей за счет переключения гражданских предприятий, перемещения производительных сил из прифронтовой полосы и нового строительства, то со второй половины 1942 г. главным стало повышение эффективности работы, совершенствование организации производства, снижение затрат труда и себестоимости продукции.
   Для достижения этой цели прежде всего принимались меры по улучшению руководства военными отраслями промышленности, повышению его оперативности. С 1943 г. месячные выпуски вооружения и боеприпасов, составленные Госпланом совместно с наркоматами оборонной промышленности, стали утверждаться Государственным комитетом обороны, что повышало их авторитет и действенность.
   Параллельно совершенствовалась организация военного производства. Отличаясь гибкостью, она максимально учитывала характер изготовляемого вооружения. В танковой промышленности, например, действовала система концентрации производства на крупнейших предприятиях, что открывало широкие возможности не только для реализации преимуществ массового производства однородной продукции, но и облегчало внедрение передовой технологии. А в производстве боеприпасов вокруг головного предприятия, которое выпускало готовую продукцию, как правило, группировалось несколько других, поставлявших отдельные элементы боеприпасов.
   Для улучшения организации производства немалое значение имел переход многих военных предприятий на поточный метод изготовления продукции, за счет чего полнее использовались заводские площади, оборудование и рабочее время. Во многом этому способствовало и то обстоятельство, что еще в ходе индустриализации страны большинство промышленных предприятий было оснащено современным в техническом отношении оборудованием. Оно-то и позволило не только перейти на непрерывный, предельно напряженный производственный процесс, но при этом и выдерживать его в течение всех военных лет без капитального ремонта.
   Значительный экономический эффект приносили нововведения в технологию производства. Например, в танкостроении впервые в мировой практике был разработан и успешно применен метод отливки крупных стальных деталей не в песчаных формах, что применялось ранее, а в металлических – кокилях. Кокиль представлял собой металлическую литейную форму для создания отливок, преимущественно из цветных сплавов, а также чугуна и стали, к которым предъявляют определенные технологические требования. Кокили изготавливались из чугуна и стали, а иногда из других сплавов. Благодаря этому новшеству трудоемкость технологических операций снизилась вдвое.
   В повышении качества и надежности танковых двигателей большое значение имел переход на литье деталей из алюминия.
   При изготовлении танковых башен ковку на ряде заводов заменили штамповкой, хотя в мире нигде до этого штамповка броневого листа толщиной 45 мм не практиковалась. Выигрыш был налицо и в ускорении изготовления танковых башен, и в повышении их надежности.
   Подлинную революцию в танкостроении произвела замена ручной сварки бронекорпусов автоматической, предложенной академиком Е.О. Патоном. Себестоимость танков к 1945 г. снизилась в 2,5–3 раза. На средства, полученные от ее снижения только за два года войны, было произведено более 14 тыс. танков Т-34 [33].
   В авиастроении на поток поставили модели тех самолетов, в которых надежность сочеталась с простотой конструкции и легкостью изготовления, к тому же мало требовалось редких и остродефицитных материалов. Так, при строительстве истребителя Як-9 использовалось в основном то, что изготовлялось на месте его производства. Только за 1942–1943 гг. трудоемкость изготовления истребителя Ла-5 сократилась более чем в 2,5 раза, бомбардировщика Пе-2 – в 2 раза, штурмовика Ил-2 – почти в 5 раз [34].
   Передовые технологии широко внедрялись и в других отраслях военной промышленности. Например, в результате перевода производства 120-мм мин и 76-мм снарядов на литье из сталистого чугуна удалось сэкономить около 2 млн тонн дефицитной снарядной заготовки. А когда стальные взрыватели для 50-мм и 82-мм мин заменили пластмассовыми, сохранили 180 тыс. тонн высококачественной стали.
   Переход на поток на одном только заводе позволил увеличить производство боеприпасов в 1944 г. по сравнению с 1942 г. на 63 %. За счет совершенствования технологии в артиллерийской промышленности производительность труда с 1940 по 1944 г. возросла примерно в два раза [35].
   В целом производительность труда в сфере военной промышленности с мая 1942 по май 1945 г. увеличилась на 121 %, а себестоимость всех видов военной продукции сократилась по сравнению с 1940 г. в среднем в два раза. На этой основе происходил рост выпуска военной продукции в СССР [36].
   В 1943 г. была решена главная задача советской военной экономики – превзойти Германию по количеству и качеству военной продукции. Военное производство в СССР к этому времени увеличилось по сравнению с довоенным периодом в 4,3 раза, а в Германии – всего в 2,3 раза [37].
   Важнейшую роль в этом достижении экономики сыграла советская наука. Для нужд фронта была перестроена работа научно-исследовательских учреждений промышленных наркоматов и Академии наук СССР. Ученые и конструкторы создавали новые модели оружия, улучшали и модернизировали имевшуюся военную технику, быстро внедряли в производство все технические новшества. Примечательно, что достигнутые во время войны темпы внедрения технических новшеств в производство не превзойдены и до сих пор [38].
   То было время высокого подъема творческой мысли ученых, конструкторов, инженеров, рабочих. Физики создавали теоретические предпосылки для конструирования новых видов вооружения; математики разработали приемы быстрых вычислений для артиллерии, авиации и флота; химики нашли новые способы производства взрывчатых веществ, сплавов, лекарств.
   Работа геологов позволяла непрерывно расширять сырьевую базу промышленности, преимущественно в восточных регионах. Стремительно развивались оптика, радиоэлектроника, радиолокация и другие новые области науки и техники. К их числу относится и реактивная техника.
   По постановлению ГКО от 15 марта 1942 г. был организован Государственный институт реактивной техники, на который была возложена задача по разработке реактивных снарядов и пусковых установок к ним, реактивных двигателей, реактивных летательных аппаратов и торпед. ГКО назначил директором института А.Г. Костикова, спроектировавшего реактивный самолет.
   В Москве при новом институте создавалась собственная производственная база. Для работы в нем были выделены специалисты из различных промышленных наркоматов, в том числе из наркомата судостроения десять разработчиков морских торпед. Задания и программы работы институту утверждал непосредственно Государственный комитет обороны. За годы войны институт стал ведущим научным центром по разработке реактивных аппаратов и вооружения [39].
   Большой вклад в развитие радиосвязи и радиолокации внес научно-исследовательский институт № 20 наркомата радиотехнической промышленности СССР. По постановлению ГКО в марте 1943 г. он был переведен из Барнаула в подмосковный город Щелково и расширен в несколько раз. В состав института была целиком включена электровакуумная лаборатория, ранее находившаяся в Новосибирске и Ташкенте. Вместе с Научно-исследовательским институтом (НИИ) № 20 в Щелково переместился из Барнаула особый опытный завод, производственные мощности которого также были существенно увеличены.
   С целью активизации работы НИИ № 20 в его распоряжение по указанию ГКО было откомандировано значительное количество конструкторов, инженеров и квалифицированных рабочих с предприятий и из организаций наркоматов внутренних дел, связи, минометного вооружения и других. Нужные специалисты были направлены в НИИ № 20 и на его предприятия прямо из рядов Красной Армии. Все работавшие там независимо от их военных специальностей получали освобождение от мобилизации, призывов и сборов в Вооруженных Силах [40].
   ГКО поручил НИИ № 20 в кооперации с приданными ему заводами обеспечить авиацию и флот радиоаппаратурой для обнаружения и опознания воздушных и надводных целей, решения навигационных задач для кораблей всех классов, включая торпедные катера и подводные лодки, а кроме того, вооружить авиацию дальнего действия радионавигационной аппаратурой и радиоаппаратурой для наведения самолетов на цель.
   Задания ГКО успешно выполнялись. С середины 1943 г. производство так необходимых войскам радиотехнических средств резко увеличилось. Только Военно-морскому флоту в 1944 г. была поставлена тысяча комплектов радиолокационной аппаратуры [41].
   Успехи в развитии военной экономики позволили в 1943 г. ускорить перевооружение Красной Армии новейшей военной техникой. Войска получили танки, САУ, самолеты, изрядное количество артиллерии, минометов, автоматов; они перестали испытывать острую нужду в боеприпасах. При этом доля новых образцов достигла в стрелковом вооружении 42,3 %, артиллерийском -83 %, бронетанковом – более 80 %, авиационном – 67 % [42].
   По словам тогдашнего наркома авиационной промышленности А.И. Шахурина, СССР в годы войны осуществил «не просто техническое оснащение советских Военно-воздушных сил, а, можно сказать, их полное перевооружение новыми видами военной техники» [43].
   Танковая промышленность с ноября 1942 г. начала производить самоходно-артиллерийские установки СУ-76, СУ-122, СУ-152. К концу следующего года их было выпущено около 4 тыс. единиц.
   На протяжении всего 1943 г. авиастроители увеличивали выпуск боевых самолетов. Особенно быстро росло производство истребителей. Если в летне-осеннюю кампанию 1942 г. в среднем ежемесячно выпускалось 911 истребителей, то в летне-осенней кампании 1943 г. их производство возросло в полтора раза. Промышленность боеприпасов увеличила выпуск снарядов и авиационных бомб на 70 %. Штурмовики и бомбардировщики получили на вооружение новые противотанковые бомбы [44].
   К началу 1943 г. насыщенность войск минометами оказалась настолько высокой, что было принято решение сократить их выпуск. По сравнению с 1942 г. производство 50-мм минометов уменьшилось в 1943 г. в шесть раз, а 82-мм – в три раза, за это же время выпуск 107-мм минометов увеличился вдвое. В связи с тем, что крупнокалиберные минометы были более эффективным средством вооруженной борьбы, их производство росло за счет сокращения минометов малых калибров [45].
   Своей кульминационной точки военное производство достигло в 1944 г. Его высокий уровень базировался на прочном фундаменте ведущих отраслей тяжелой промышленности. Рост продукции происходил также благодаря более эффективному использованию мощностей действующих предприятий, вводу в строй новых и восстановлению предприятий в освобождаемых районах, за счет повышения производительности труда во всех отраслях промышленности, в строительстве, на транспорте.
   Это был год максимального выпуска основных видов военной техники. Авиационная промышленность дала стране 40,3 тыс. самолетов, из них 33,2 тыс. боевых, иначе говоря, советские ВВС имели в 1944 г. на фронте в четыре раза больше самолетов, чем немцы, а в 1945 г. это превосходство стало еще большим [46].
   С января 1944 г. до конца войны танкостроители произвели для армии 49,5 тыс. танков и САУ, в то время как германская промышленность только 22,7 тыс. [47].
   Выпущенного в 1943 г. стрелкового оружия оказалось столько, что удалось не только полностью удовлетворить запросы фронта, новых и учебных формирований в тылу, но и накопить маневренные запасы на военных базах и складах. Поэтому в 1944 г. и первой половине 1945 г. производство винтовок, карабинов, автоматов и пулеметов планомерно снижалось. Несколько снизился в 1944 г. выпуск артиллерийских орудий, но он компенсировался увеличением их калибра. Было резко сокращено производство 45-мм противотанковой пушки, зато возрос выпуск 57-мм пушек, полевых орудий, орудий для САУ, авиационных пушек [48].
   Многие заводы в 1944 г. переходили на выпуск более мощных артиллерийских систем, способных в ходе наступления советских войск разрушать укрепленные оборонительные позиции врага. В танковой промышленности увеличивалось производство новых боевых машин. Налаживался массовый выпуск тяжелого танка ИС с мощной броневой защитой, более сильным мотором и 122-мм пушкой образца 1943 г.
   Широкий размах приобрел выпуск модернизированных танков Т-34. Теперь они обладали большей скоростью и утолщенной броней, имели на вооружении 85-мм пушку. Резко возрос выпуск новейших типов САУ. Если в 1943 г. было выпущено всего 35 ИСУ-122 и ИСУ-152, то в 1944 г. – 2510. Во втором полугодии 1944 г. было произведено 500 установок СУ-100. Чтобы значительно повысить огневую мощь наступающих войск, потребовался ускоренный рост производства САУ. В 1944 г. их выпуск по сравнению с 1943 г. увеличился в три раза и достиг 12 тыс. На этом уровне он сохранялся и в 1945 г. [49].
   Производство боеприпасов в 1944 г. более чем в три раза превзошло довоенный уровень. Потребности фронта полностью удовлетворялись боеприпасами всей номенклатуры. Если в битве под Москвой зимой 1941/42 г. в сутки расходовалось всего лишь 700-1000 тонн боеприпасов, то в 1944 г., например, 1-м Белорусским фронтом расходовалось 20–30 тыс. тонн в сутки.
   Выпуск артиллерийских снарядов, на долю которых приходилось более половины всех боеприпасов, составил в 1944 г. 94,8 млн штук, а всего за годы Великой Отечественной советская артиллерия получила от промышленности 775,6 млн снарядов и мин, что в 14 раз больше, чем получила русская армия в период первой мировой войны [50].
   Сложной в годы войны была ситуация с кораблестроением. Неблагоприятная обстановка на фронте в 1941 г. заставила советское правительство прекратить строительство заложенных ранее крупных и многих средних кораблей. Они были переведены в тыловые базы или законсервированы на стапелях. Большинство заводов наркомата судостроения с началом войны переключилось на производство вооружения и боеприпасов для сухопутных войск и авиации.
   С 1942 г. свертывание военного кораблестроения прекратилось. Новые судостроительные заводы на Дальнем Востоке и на Севере, наряду с завершением строительства производственных цехов и сооружений, широко развернули постройку боевых кораблей и ремонтно-восстановительные работы на кораблях и судах Северного и Тихоокеанского флотов. В годы войны на этих заводах были построены два крейсера, лидеры, эсминцы и сторожевые корабли и охотники за подводными лодками. Здесь же изготовлялись боеприпасы и вооружение для Красной Армии.
   Ленинградские судостроители, несмотря на блокаду, сумели достроить и ввести в строй в 1942–1943 гг. многие корабли, включая эсминцы и подводные лодки, а в 1944–1945 гг. они проектировали и строили рейдовые тральщики и мореходные бронекатера. На речных заводах страны производились малые боевые катера.
   Всего за годы войны в СССР было достроено, построено вновь и введено в строй флота 2 крейсера, 52 подводные лодки, 20 эсминцев и сторожевиков, 15 больших охотников за подводными лодками, 35 тральщиков, несколько сотен малых боевых кораблей и катеров, а также многочисленные специальные и вспомогательные суда и плавсредства [51].
   Таким образом, поставив все народное хозяйство на службу войне, Советский Союз сумел успешно решить самую ответственную задачу экономического противоборства с Германией – обеспечить Красную Армию высококачественным вооружением и боеприпасами в количестве, необходимом для достижения победы. Несмотря на огромные трудности, советская военная промышленность все быстрее набирала темпы. Производство оружия обеспечивало не только восполнение потерь, но и большую техническую оснащенность войск.
   Благодаря усилиям военной промышленности СССР соотношение в технической оснащенности войск на фронте все более изменялось в пользу Красной Армии. Уже к ноябрю 1942 г. вермахт лишился своего превосходства в основных видах вооружения. В дальнейшем военные действия протекали в условиях неуклонно увеличивавшегося преимущества советских войск над противником в военной технике.
   По состоянию на 1 января 1945 г. Красная Армия накануне последней кампании Великой Отечественной войны в Европе имела 11 тыс. танков и САУ, 91,4 тыс. орудий и минометов и 14,6 тыс. боевых самолетов, в то время как вермахт располагал 4 тыс. танков и штурмовых орудий, 28,5 тыс. орудий и минометов и около 2 тыс. боевых самолетов.
   Следовательно, на завершающем этапе войны в Европе советские войска превосходили немецкие по танкам и штурмовым орудиям в 2,8 раза, по орудиям и минометам – в 3,2 раза, по боевым самолетам – в 7,3 раза. Вес артиллерийско-минометного залпа стрелковой дивизии, составлявший в июле 1941 г. 548 кг, возрос к декабрю 1944 г. до 1589 кг [52].
   Двойное и даже тройное огневое превосходство позволяло советским войскам успешно решать самые сложные оперативные и стратегические задачи, добиться полной и безоговорочной капитуляции противника.
   В целом, советская военная промышленность успешно справилась с задачей обеспечения действующей армии необходимым оружием и боеприпасами. Она сумела не только догнать Германию по производству военной техники, но и значительно превзойти ее, несмотря на меньшую по объему военно-экономическую базу и неблагоприятную обстановку начального периода войны.
   В СССР общественная собственность на средства производства, высокая степень централизации, концентрация властных полномочий в руках узкой группы лиц, большие возможности по сосредоточению и маневрированию гигантскими материальными и людскими ресурсами позволили командно-административной системе сконцентрировать усилия народа на решении первостепенных задач, быстро преодолевать возникавшие трудности, добиваться непрерывного роста выпуска военной продукции.
   Советский Союз, в три-четыре раза уступая Германии в производстве продукции важнейших отраслей тяжелой индустрии, изготовил почти вдвое больше боевой техники, о чем свидетельствуют данные, приведенные в таблице 2.

   Таблица 2
   Производство продукции важнейших отраслей тяжелой индустрии и боевой техники в СССР и Германии в 1941–1945 гг. [54]

   * Производство чугуна, стали и электроэнергии в Германии вместе с оккупированными ею странами.

   Каждая тонна металла, угля, цемента, каждый киловатт электроэнергии, каждый станок и агрегат в советской военной промышленности использовались лучше, чем в германской. В расчете на тысячу тонн выплавленной стали СССР производил в пять раз больше танков и артиллерийских орудий, а на тысячу выпущенных металлорежущих станков – в восемь раз больше самолетов, чем Германия [53].
   Такой результат достигался путем резкого сокращения выпуска гражданской продукции, экономии металла, более интенсивного использования оборудования, определенных упрощений в конструкции военной техники, частичной замены металла деревом. Например, в соответствии с постановлением ГКО от 23 февраля 1942 г. вес танков КВ-1 был уменьшен за счет монтажа гусениц с чередованием траков через один клык, снятия дополнительных баков с горючим, некоторого уменьшения толщины брони. А кабины грузовых автомобилей в годы войны делались не из металла, а из дерева. Больше дерева применялось также при изготовлении железнодорожных вагонов [55].
   Советский тыл обеспечивал фронт не только оружием и боеприпасами, но и другой продукцией, необходимой для жизнедеятельности войск: горючим, транспортом, продовольствием, обмундированием, обувью и т. д.
   Исключительное значение имело удовлетворение потребностей фронта в горючем. Без него не могли действовать ни самолеты, ни танки, нельзя было осуществлять переброску войск и военной техники, подвозить боеприпасы. А задача обеспечения армии горючим оказалась весьма трудной. Ее приходилось решать в условиях, когда нефтяная промышленность СССР сначала снизила уровень переработки нефти, а затем и ее добычи.
   Уже в первые месяцы войны были демонтированы и эвакуированы нефтеперерабатывающие заводы из Одессы, Херсона и Бердянска. С сентября 1941 г. стала снижаться добыча нефти. Особенно сильно она упала в 1942 и начале 1943 г. в связи с продвижением германских войск к Волге и на Северный Кавказ.
   В 1942 г. из южных районов СССР было эвакуировано на восток около 600 вагонов с оборудованием нефтяной промышленности. На Северном Кавказе были проведены специальные мероприятия по выводу из строя нефтепромыслов и консервации скважин, чтобы ими не мог воспользоваться враг. В 1943 г. было добыто только 17,9 млн тонн нефти, или 57,7 % от уровня 1940 г. Даже в 1945 г. нефтяная промышленность достигла всего 62 % довоенного уровня [56].
   Решить проблему с горючим для фронта удалось путем внесения коренных изменений в программу производства и распределения нефтепродуктов. Благодаря внедрению более совершенных технологических схем на существующих предприятиях и пуску в эксплуатацию новых нефтеперегонных установок в восточных регионах удалось увеличить отбор светлых нефтепродуктов. За 1940–1944 гг. отбор бензинов всех марок из бакинской сырой нефти повысился с 5,76 % до 8,36 %, в том числе авиабензинов – с 2,56 % до 6,15 %.
   Впервые в мировой практике стали получать авиабензин из низких сортов нефти, освоили извлечение бензина из крекинг-газа и легроина. На ряде заводов вступили в строй установки для производства высокооктановых добавок к авиабензинам, что имело огромное значение, ибо увеличение октанового числа бензина лишь на одну единицу повышало взлетную способность и скорость боевых самолетов на 30–40 км в час [57].
   В соответствии с постановлением ГКО от 14 апреля 1943 г. в Орске, Гурьеве, Красноводске и Куйбышеве были возведены закупленные в США по ленд-лизу четыре нефтеперерабатывающих завода. Их годовая мощность составила 240 тыс. тонн авиабензина Б-78 – самого дефицитного для советских ВВС, и, кроме того, 35 тыс. тонн авиационного масла и 600 тыс. тонн других сортов бензина [58].
   В то же время по сравнению с уровнем 1940 г. сократилось производство всех остальных видов жидкого топлива: автомобильного бензина, керосина, дизельного топлива, моторного топлива, топливного мазута. Тем не менее для фронта эти виды горючего поставлялись в необходимых количествах. А в тылу жидкое топливо по возможности заменяли газогенераторным, переоборудуя автомашины на твердое топливо.
   Все эти меры позволили полностью удовлетворить потребности авиации. На протяжении всей войны производство авиационного бензина было выше довоенных размеров.
   Огромный размах боевых операций и маневренный характер войны предъявляли повышенные требования к оснащению войск средствами передвижения, особенно автомобилями. В первые месяцы войны увеличение автотранспорта в действующей армии шло в основном за счет мобилизации его из гражданских отраслей народного хозяйства. Однако много автомобилей было потеряно в ходе вынужденного отступления. В то время как действующая армия ощущала острый недостаток транспортных средств, промышленность не в силах была удовлетворить потребности, так как значительная часть автомобильных заводов была переключена на выпуск танков и других важных видов военной продукции.
   Создавшаяся зимой 1941–1942 г. критическая ситуация с автотранспортом на фронте потребовала принять меры по увеличению производства автомобилей.
   На базе цехов эвакуированного Московского автозавода были созданы новые автомобильные предприятия. Уже в 1942 г. был введен в строй Ульяновский автозавод, выпустивший в том же году первые 2 тыс. автомобилей.
   В 1944 г. на Южном Урале вошел в строй Миасский автомобильный завод. В Челябинске были построены кузнечный, прессовый и рессорный цеха. Заводы Шадринска стали изготовлять для автомашин карбюраторы, бензонасосы, радиаторы. Ярославский автозавод еще в 1943 г. освоил производство артиллерийских тягачей.
   Продолжали выпуск автомобилей Московский и Горьковский автозаводы. На их долю приходилось свыше 90 % всесоюзного производства этого вида продукции. Выпускались в основном грузовые машины и некоторые виды специальных автомобилей.
   Более двух третей отечественного производства автомобилей направлялось на фронт. Но этого было недостаточно даже для восполнения потерь.
   Несмотря на значительные потери и естественную убыль автомобильный парк действующей армии благодаря поставкам по ленд-лизу к концу войны увеличился почти в 2,5 раза по сравнению с ее началом. Американские грузовые «студебеккеры», «шевроле» и «джипы» составили в то время примерно 70 % от всего автопарка советских Вооруженных Сил [59].
   Если на фронте ведущая роль в перевозках принадлежала автотранспорту, то в тылу около 85 % всего грузооборота приходилась на железные дороги. В целом они справлялись с комплексом сложнейших задач, выдвинутых войной [60].
   Война и оккупация противником значительной территории СССР нанесли железнодорожному транспорту тяжелый урон. Сократилось количество подвижного состава, были разрушены многие транспортные объекты. Изменились характер и направление грузопотоков, существенно возросла загрузка железнодорожной сети. Казалось бы, из такой ситуации нет выхода.
   Однако была разработана и осуществлена обширная программа по железнодорожному строительству, прежде всего по увеличению пропускной способности железнодорожных магистралей Поволжья, Урала и Сибири, восстановлению коммуникаций в прифронтовых и освобождаемых районах. В частности, по решению ГКО были построены новые железные дороги Саратов-Ульяновск, Сталинград-Камышин по левому берегу Волги, Большая Московская окружная и другие. Вторые пути были сооружены на участках Киров-Пермь, Пермь-Свердловск, Свердловск-Омск, Коноша-Обозерская и многих других.
   Только в 1942 г. было введено в постоянную эксплуатацию около 1200 км новых железнодорожных линий, более 1300 км вторых путей и автоблокировка на протяжении 590 км [61].
   Высокими темпами велось восстановление разрушенных железных дорог на освобожденных от захватчиков территориях. В 1943 г. ремонтировалось в сутки примерно 8 км путей, а в 1944 г. – 10 км [62].
   В связи с переводом большинства гражданских предприятий на выпуск военной продукции почти перестал пополняться в 1942 г. паровозный парк, не хватало вагонов. Новых изготовлялось мало, а для ремонта поврежденных не производилось необходимых запасных частей и материалов.
   Весной 1943 г. ГКО принял меры по увеличению мощностей вагоностроительных заводов, сделал заявки на железнодорожное оборудование и подвижной состав из США. За счет только отечественного производства железнодорожный транспортный парк в 1943 г. увеличился на 2 тыс. паровозов и 56 тыс. вагонов. Но и американские поставки паровозов и железнодорожных платформ в 1943–1945 гг. были значительными [63].
   На освобождаемой от оккупантов территории полным ходом велись работы по восстановлению разрушенного оккупантами железнодорожного транспорта. Делать это приходилось в очень сложных и опасных условиях, под частыми налетами вражеской авиации. Из месяца в месяц темпы возрождения железнодорожных магистралей росли. В результате успешного восстановления разрушенных врагом и строительства новых линий, эксплуатационная длина железных дорог увеличилась с 81,7 тыс. км к началу 1944 г. до 110 тыс. км в конце. Все это способствовало увеличению возможностей железнодорожного транспорта [64].
   Как того требовали размах наступательных операций и масштабы военного производства, грузооборот железных дорог с весны 1943 г. непрерывно нарастал. Железнодорожники доставили фронту более 19 млн вагонов вооружения, боеприпасов, снаряжения, других материальных средств. Почти 67 млн вагонов различных грузов получило народное хозяйство. Все виды транспорта в ходе войны выполнили огромную работу по обеспечению нужд фронта и тыла [65].
   Немалую роль в перевозке народнохозяйственных грузов в годы войны выполняли речной и морской транспорт. Речным флотом доставлялись в основном нефть, минерально-строительные материалы, уголь, соль. В 1945 г. эти грузы составляли 90,2 % речных перевозок. Только в 1943 г. речниками Волги было перевезено 1200 тыс. тонн жидкого горючего и смазочных материалов.
   В 1941–1942 гг. речной флот активно участвовал в эвакуации промышленного оборудования и жителей из прифронтовых районов. По неполным данным, речным транспортом эвакуировано свыше 2,5 млн человек, 1,5 млн тонн разнообразных грузов и 2 млн голов скота [66].
   Много грузов перевозилось морским торговым флотом. Транспортные суда Северного и Дальневосточного пароходств совершали экспортно-импортные рейсы в Великобританию, Исландию, Канаду, США, Африку, Австралию, на острова Яву, Борнео и другие отдаленные пункты. Каспийский транспортный флот занимался главным образом перевозками нефти и нефтепродуктов. С 1943 г. более 70 % грузов, доставленных морским транспортом, пришлось на долю Дальневосточного пароходства [67].
   Ненасытный Молох войны требовал от тыла не только оружия, горючего, автомобилей, но и огромное количество продовольствия. По приблизительным подсчетам, только для обеспечения одного 2-го Белорусского фронта в начале 1945 г. ежедневно нужно было поставить около 2 тыс. голов крупного рогатого скота и много другой продукции. А кроме 2-го Белорусского в то время действовало еще девять фронтов. Всего в годы войны на довольствии одновременно находилось 9-12 млн военнослужащих, а на государственном продовольственном обеспечении – свыше 80 млн гражданского населения [68].
   Удовлетворить потребности армии в продовольствии было совсем не просто, так как сельское хозяйство пострадало больше других отраслей экономики. На территории, подвергшейся оккупации, находилось 47 % всех посевных площадей, в том числе 87 % посевов сахарной свеклы и половина посевов подсолнечника [69].
   За счет мобилизации в армию и на оборонные работы в деревне резко сократилась численность трудоспособного населения, тракторов и другой техники, что не могло не сказаться на сельскохозяйственном производстве. Валовой сбор зерновых в 1942 г. составил 31 % от уровня 1940 г., подсолнечника – 11 %, сахарной свеклы – 12 %. Несколько лучше обстояло с продукцией животноводства. Она снизилась приблизительно наполовину, поскольку часть скота удалось угнать на восток [70].
   Если в основных отраслях промышленности уже с середины 1942 г. начался некоторый подъем, то для сельского хозяйства 1943 г. из-за засухи оказался не менее трудным, чем предыдущий. Общий уровень сельскохозяйственной продукции в 1943 г. был самым низким за все годы войны. Лишь с 1944 г. наметился подъем сельскохозяйственного производства. В 1945 г. оно составляло всего лишь 60 % от довоенного уровня [71].
   В распределении произведенной в годы войны сельскохозяйственной продукции роль государства еще больше возросла. Резко подскочили государственные заготовки. По зерну и многой другой продукции они составляли более 40 % от валового продукта. Зачастую на покрытие государственных поставок шла почти вся продукция. Благодаря этому государству удалось сосредоточить в своих руках огромные массы товарной продукции. За 1941–1944 гг. было заготовлено 68,2 млн тонн зерна, тогда как в годы первой мировой войны в России было заготовлено и закуплено всего 20,9 млн тонн [72].
   Необходимо признать, что созданная в начале 30-х годов колхозная система в целом оказалась приспособленной к максимальной мобилизации материальных ресурсов села на нужды войны. Обязательные государственные поставки, которые в мирное время являлись тормозом для развития сельского хозяйства, в условиях войны позволили государству создать необходимый продовольственный фонд. Распределялся он строго централизованно путем установления нормированного снабжения, предпочтение отдавалось обеспечению потребностей действующей армии, которая регулярно получала все положенное по нормам продовольствие.
   Во время войны советский тыл поставил своей армии 40 млн тонн продовольствия и фуража, 38 млн шинелей, 73 млн гимнастерок, 70 млн шаровар, около 64 млн пар кожаной обуви и другое вещевое имущество [73].
   Каждый человек в тылу вносил свою посильную лепту, ибо хорошо уяснил, что исход войны решается не только на полях сражений, но и в развернувшейся по всей стране битве за металл, за военную технику, за хлеб.

2. Трудовой героизм тружеников тыла

   Все достижения советской экономики в годы Великой Отечественной войны были бы были бы невозможны без подлинного героизма и трудового подвига советских людей.
   Мужчины и женщины, старики и подростки работали, не жалея сил, не считаясь со временем, часто в очень тяжелых условиях. Они проявляли исключительную стойкость и упорство в выполнении поставленных задач, в освоении новых для себя профессий. В значительной степени благодаря самоотверженности тружеников тыла удалось сравнительно быстро преодолеть все сложности перестройки экономики СССР на военный лад и затем непрерывно наращивать производство вооружения, боевой техники, обеспечить сражающийся фронт всем необходимым для достижения победы.
   Война обусловила серьезные изменения в трудовых ресурсах страны. Миллионы советских людей ушли на фронт. Многие, не успев эвакуироваться, остались на оккупированной врагом территории. В результате численность рабочих и служащих в народном хозяйстве СССР резко сократилась. К концу 1941 г. она составила только 18,5 млн человек, или 58,7 % от довоенного уровня. В таких решающих отраслях экономики, как черная металлургия и угольная промышленность, численность рабочих снизилась более чем наполовину [74].
   Основным источником дополнительных трудовых ресурсов в период войны для военной экономики СССР явилось население, ранее не занятое в общественном производстве. Это главным образом женщины-домохозяйки, молодежь и подростки, а также мужчины, не пригодные к службе в армии по состоянию здоровья, пенсионеры, инвалиды труда и войны. Вместо ушедших на фронт мужчин во втором полугодии 1941 г. на производство пришло около 500 тыс. домохозяек, 360 тыс. школьников старших классов, десятки тысяч студентов и пенсионеров [75].
   Добровольный почин этой категории советских граждан имел огромное значение для работы промышленности в самые трудные месяцы войны. Но для быстро набирающего темпы военного производства этого было недостаточно. Для решения проблемы трудовых ресурсов государству пришлось прибегнуть как к ряду экономических мер стимулирования работающих, так и разным внеэкономическим формам принуждения к труду.
   Обеспечение кадрами основных отраслей экономики осуществлялось посредством установления нового трудового режима, мобилизации и перераспределения рабочей силы, ее планомерного использования.
   Уже в конце июня 1941 г. был увеличен рабочий день, вводились обязательные сверхурочные работы продолжительностью от одного до трех часов, отменялись отпуска. Эти меры позволили в первые месяцы войны без увеличения контингента рабочих и служащих загрузить производственные мощности примерно на треть. В общей сложности это позволило за годы войны сэкономить от 7 млн до 7,5 млн рабочих рук [76].
   В июле 1941 г. Совнарком СССР принял постановление «О сохранении пенсий за пенсионерами, вернувшимися на производство». Пенсии выплачивались весь период войны независимо от заработка.
   В том же месяце Совнарком СССР своим специальным постановлением предоставил республикам, краям и областям право в принудительном порядке переводить рабочих и служащих на другую работу. На местах это право использовалось для того, чтобы направить на предприятия военной промышленности рабочих, занятых в легкой, пищевой и местной промышленности.
   В декабре 1941 г. в целях ликвидации текучести кадров на военных предприятиях все работающие там указом президиума Верховного Совета СССР объявлялись мобилизованными для работы на производстве и в строительстве. Самовольный уход с предприятий рассматривался как дезертирство, и совершившие его несли за это уголовную ответственность.
   На транспорте была установлена воинская дисциплина. В важнейших отраслях экономики немалая часть квалифицированных рабочих и специалистов закреплялась также через бронирование – освобождение от призыва в армию на тот или иной срок.
   Из числа военнообязанных, но не пригодных к строевой службе, для работы в промышленности, на транспорте и в строительстве создавались рабочие колонны и строительные батальоны, которыми правительство распоряжалось как воинскими частями. К концу 1941 г. в них было направлено более 700 тыс. человек [77].
   Все эти меры позволили при продолжавшемся сокращении рабочих в промышленности обеспечивать их количественный рост в военных отраслях. Так как продолжала ощущаться нехватка рабочей силы, была использована такая форма, как мобилизация не занятого в общественном производстве населения. В условиях войны и дефицита трудовых ресурсов эта мера была хотя и вынужденной, но необходимой.
   В феврале 1942 г. президиум Верховного Совета СССР издал указ «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и в строительстве». Мобилизации подлежали мужчины от 16 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет из числа не работающих в государственных учреждениях и на предприятиях. Несколько позже действие указа было распространено на сельское население.
   13 февраля СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О порядке мобилизации на сельскохозяйственные работы в колхозы, совхозы и МТС трудоспособного населения городов и сельской местности». А в соответствии с постановлением Совнаркома СССР от 20 мая 1942 г. разрешалось в течение военного времени принимать для производственного обучения подростков, достигших 14-летнего возраста, установив для них шестичасовой рабочий день [78].
   Трудовой мобилизацией населения занимались созданный в начале войны при Совнаркоме СССР Комитет по учету и распределению рабочей силы и его органы на местах. С 1942 по июнь 1945 г. он мобилизовал среди городского и сельского населения около 18 млн человек, причем на постоянную работу в промышленность, строительство и на транспорт – более 3 млн, в систему трудовых резервов – свыше 2,1 млн, на сезонные и временные работы – более 6,7 млн человек [79].
   Трудовые мобилизации население воспринимало с пониманием. Люди в полной мере сознавали необходимость и важность этого в условиях войны. Чаще всего домохозяйки, учащиеся, пенсионеры сами изъявляли желание пойти на производство. С первых дней войны особенно популярным стал лозунг «Заменим наших отцов, братьев, мужей, сыновей на производстве!». В целом, патриотический подъем людей имел гораздо большее значение для обеспечения военной экономики трудовыми ресурсами, чем принудительные меры государства.
   Благодаря максимальному использованию всех источников пополнения трудовых ресурсов общая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве уже в 1943 г. увеличилась более чем на 1 млн по сравнению с предыдущим годом и составила около 19,4 млн человек [80].
   Тем не менее трудовой баланс страны оставался напряженным на протяжении всей войны. Важно отметить, что уже к 1943 г. ресурсы неработающего городского населения, особенно в восточных регионах, практически были исчерпаны. Больше всего трудностей испытывало сельское хозяйство, откуда брались значительные контингенты рабочей силы в промышленность. Если в 1941 г. убыль мужчин в сельском хозяйстве удалось возместить на 77 %, то в 1942 г. – лишь на треть, в основном за счет женщин, престарелых и подростков.
   В 1943–1944 гг. в деревне уменьшилась численность женщин и подростков, которые тоже ушли на работу в промышленную сферу. В 1944 г. пришлось в некоторых областях страны, главным образом в восточных, запретить мобилизацию сельского населения для использования его в промышленности, на строительстве и транспорте [81].
   Недостаток рабочей силы в деревне частично восполнялся мобилизацией на сельскохозяйственные работы эвакуированных, населения городов, рабочих промышленных предприятий, служащих учреждений, учащихся школ и вузов. Такие единовременные мобилизации городского населения оказывали существенную помощь колхозам, особенно в период напряженных полевых работ. Однако в процентах ко всем трудодням это выражалось незначительной величиной: в 1942 г. – 4 %, 1943 г. -12 %, в 1944 г.-2,8 % [82].
   С уходом опытных рабочих на фронт основную часть кадров составляли те, кто не имел необходимых навыков. Многие приходили на производство совсем без специальности. Поэтому первостепенное значение приобрело производственное обучение вновь пришедших и повышение квалификации работающих.
   В подготовке новых кадров основной упор был сделан на индивидуально-бригадное обучение без отрыва от производства. Такая форма профессионально-технической учебы показала свои несомненные преимущества в условиях войны и в значительной мере способствовала повышению эффективности использования трудовых ресурсов.
   Действенной формой обеспечения потребностей народного хозяйства в новых квалифицированных кадрах была также подготовка молодежи через школы фабрично-заводского обучения (ФЗО), ремесленные и железнодорожные училища, организованные как раз накануне войны. К сожалению, в первый ее год профессионально-техническое образование столкнулось с огромными трудностями, так как большое количество школ и училищ системы трудовых резервов оказалось на территории, оккупированной немецкими войсками.
   Сложное положение удалось исправить за счет создания школ и училищ в восточных районах страны. Были пересмотрены их программы, сокращены сроки обучения. За 1941–1945 гг. они подготовили почти 2,5 млн молодых рабочих, а всего с помощью различных мер удалось подготовить 14 млн новых рабочих и 9,2 млн человек повысить квалификацию [83].
   Война во многом изменила советских людей, вынудив их быть более дисциплинированными, повысить четкость и организованность в работе. Причем не из-за чувства страха перед наказанием. Они ощущали себя участниками великой битвы за свободу и независимость своего Отечества. Это определяло смысл их жизни и деятельности, душевное состояние. Для подавляющего большинства тружеников тыла законом стали выдвинутые коммунистической партией лозунги: «Все – для фронта, все – для победы!», «Работать не только за себя, но и за товарища, ушедшего на фронт!», «В труде – как в бою!».
   С первых военных лет многие труженики тыла давали высокую выработку, перевыполняли нормы, проявляли инициативу и смекалку в работе. От рабочих и инженерно-технических работников поступало множество рационализаторских и изобретательских предложений. Регулярно проводились месячники по сбору таких предложений, конкурсы на лучшее и наиболее эффективное изобретение или рационализаторское предложение, общественные смотры работ по рационализации и массовому рабочему изобретательству.
   Первенство в этом плане чаще всего принадлежало тем, кто работал в военной и тяжелой промышленности. Так, в промышленности вооружения в 1942 г. поступало в месяц примерно 665 предложений с экономическим эффектом 9,7 млн рублей, а в 1943 г. насчитывалось уже 1102 предложения с экономическим эффектом 14 млн рублей [84].
   В дни общественного смотра по рационализации и массовому рабочему изобретательству в системе промышленности боеприпасов весной 1945 г. поступило 5 тыс. рационализаторских предложений, из которых в производство было внедрено более 2 тыс. От их реализации удалось сэкономить 5 тыс. тонн металла, 6 тыс. тонн топлива, более 3 млн квт/ч электроэнергии, высвобождено 897 рабочих, а условно-годовая экономия составила свыше 74 млн рублей [85].
   Общая экономическая эффективность от внедрения изобретательских и рационализаторских предложений за 1941–1945 гг. составила по 11 отраслям промышленности 3,3 млрд рублей [86].
   Стремление людей работать как можно лучше, произвести больше продукции для фронта привело в самом начале войны к зарождению движения двухсотников, передовиков труда, систематически перевыполнявших нормы в два раза. Его инициатором стал молодой московский токарь Федор Букин. В июле 1941 г. он призвал работать не только за себя, но и за товарища, ушедшего на фронт, ежедневно давать по две нормы [87].
   Призыв Ф. Букина подхватили многие труженики. Уже в августе на Горьковском автозаводе свыше 500 рабочих выполняли по две нормы и более. На предприятиях Москвы к октябрю свыше 15 тыс. комсомольцев стали двухсотниками [88]. А вскоре появились трехсотники, четырехсотники, а с февраля 1942 г. даже тысячники. Зародившись в военной промышленности, это патриотическое движение охватило все отрасли народного хозяйства.
   Патриотизм тружеников тыла как нельзя лучше проявился в соревновании комсомольско-молодежных бригад за звание фронтовых под девизом «В труде – как в бою». Первая такая бригада возникла на Уралмашзаводе. К мастеру этого завода – руководителю узлового производственного участка комсомольцу Михаилу Попову осенью 1941 г. обратился сам нарком танковой промышленности В.А. Малышев с просьбой подумать, как увеличить выпуск танков. Михаил и его товарищи по-деловому восприняли это обращение, пересмотрели все операции, все рабочие нормы.
   Вскоре бригада М. Попова добилась рекордных результатов: вместо положенных 36 часов на изготовление детали теперь уходило всего полтора. Бригада Попова призвала всех молодых рабочих взять фронтовые обязательства по увеличению выпуска продукции. Впоследствии бригадир вспоминал: «В те суровые дни каждый чувствовал себя бойцом. Инструмент, который мы держали в руках, стал для нас оружием, и с ним мы каждый день выходили на передний край» [89].
   Звание фронтовых присваивалось тем комсомольско-молодежным бригадам, которые в течение двух месяцев выполнили план не менее чем на 150 %, а в текстильной, угольной и некоторых других отраслях промышленности – на 110–115 % при хорошем качестве продукции, экономии материалов и электроэнергии, повышении квалификации и обучении новичков. Из 35,7 тыс. комсомольско-молодежных бригад звание фронтовых в 1943 г. имели 17,2 тыс., а в апреле 1944 г. из 77,6 тыс. -31,4 тыс. [90].
   Характерно, что весь тыл был охвачен различными формами соревнования, направленного на увеличение выпуска продукции, нужной армии и стране. Весной 1942 г. возникло Всесоюзное социалистическое соревнование. Его инициатором явились рабочие и служащие Кузнецкого металлургического комбината и ряда других передовых предприятий. В мае патриотический почин металлургов Кузнецка получил поддержку ЦК ВКП(б). Для победителей были учреждены переходящие Красные знамена ЦК ВКП(б), ГКО, ВЦСПС и промышленных наркоматов, установлены крупные денежные премии. Итоги соревнования подводились ежемесячно. Число участников его непрерывно росло. В 1943 г. соревнование охватило 77,6 % всех работающих, а в 1945 г. – уже 84,2 %, из них 58 % являлись передовиками производства [91].
   Важно отметить, что сильное моральное воздействие на массы тружеников оказывала организационная и пропагандистская работа партийных и комсомольских организаций. Они чутко реагировали на любое проявление народного порыва, при необходимости инициировали его, поддерживали и распространяли через печать, радио, кино. Не в последнюю очередь побудительным мотивом перевыполнить норму выработки служили различные экономические стимулы. Передовики производства получали повышенные продовольственные пайки, горячее питание на работе. Победителям соревнования выдавались премии. Им объявляли благодарности, награждали грамотами, медалями, орденами. О них рассказывали в средствах массовой информации.
   Многих рабочих и специалистов из числа мужчин, по состоянию здоровья годных к службе в армии, но оставленных в тылу по брони, к перевыполнению норм выработки побуждал и такой фактор, как стремление избежать фронта, где человека подстерегала смерть. Они стремились как можно лучше проявить себя в труде, показать свою незаменимость в тылу. Конечно, об этом вслух обычно не распространялись, но подобные чувства испытывали отнюдь не единицы.
   Тем не менее большинство подчинили свои личные интересы общественным. Они стойко преодолевали различные трудности, часто возникавшие во время войны, особенно в первый ее период. Одним из многочисленных примеров самоотверженности и находчивости советских людей в тылу может служить установка в Магнитогорске броневого стана, эвакуированного с Мариупольского металлургического завода. В июле 1941 г. в Магнитогорск поступило распоряжение ГКО установить стан за два месяца, хотя в нормальных условиях для этого требовалось не менее двух лет. Причем и самого-то стана на месте еще не было: его демонтировали в далеком от Урала Мариуполе.
   Чтобы сократить сроки работы, наркомат черной металлургии распорядился приспособить для производства брони недавно построенное здание фасонно-литейного цеха. Однако магнитогорские специалисты посчитали это нецелесообразным, так как фактически пришлось бы разрушить целый завод с двумя крупными электропечами по производству изложниц и поддонов, нужных для выплавки стали, а само здание из-за своей высоты могло не подойти для броневого стана. К тому же у строителей не было даже чертежей, а рисковать в таком деле было слишком опасно. Поэтому возглавляемые В.Э. Дымшицем строители обратились в Москву с предложением возвести новый цех.
   Вначале наркомат черной металлургии потребовал выполнять его прежнее распоряжение, считая, что сооружение нового цеха затянет строительство и задание ГКО не будет выполнено. Тогда Дымшиц на свой страх и риск связался с первым заместителем наркома СССР по строительству П.А. Юдиным, которого знал как умного и доброжелательного человека и хорошего специалиста. Тот сразу же оценил предложение магнитогорцев как наиболее целесообразное в создавшихся условиях и буквально в течение одного дня сумел решить эту проблему. Согласие наркома черной металлургии на строительство нового цеха было получено с оговоркой – соблюсти прежние сроки [92].
   Фактически строить нужно было два цеха: цех термической обработки брони и собственно цех броневого стана. Очень быстро на все участки были подобраны умелые и энергичные руководители. Остановка была за чертежами. Начальник управления по строительству термического цеха срочно выехал в Москву, и опять повезло: вернулся он со всеми нужными данными.
   Прежде чем развернуть строительные работы, магнитогорцам пришлось еще раз проявить находчивость и даже пойти наперекор Москве, так как там требовали строить цех в металле. А на изготовление металлических конструкций необходим был прокат специальных профилей. На месте его не было, а доставка издалека отняла бы много времени. В Магнитогорске приняли смелое решение: делать колонны термического цеха из монолитного бетона, фермы готовить в цехе металлических конструкций из наличного металла, а настил крыши – из сборных железобетонных плит.
   Строительство термического цеха пошло своим ходом. Через месяц на пустынном месте возвели каркас цеха, а еще через месяц рабочие приступили к термической обработке брони. Сложнее обстояло дело с сооружением броневого стана. Старые и давно проторенные пути не годились. Не было времени, чтобы сначала строить фундамент, потом возводить здание, а уж после этого монтировать оборудование. Единственный вариант – одновременно вести все работы.
   А тут как на грех зарядили проливные дожди. Автомашины, на которых вывозили грунт из углубляемого на 10–12 метров фундамента цеха, постоянно буксовали в непролазной грязи. Сначала их вытаскивали лебедками, а затем поставили транспортеры и подъемники. Кончалось лето, под холодным дождем не очень-то поработаешь. Выручила брезентовая и ватная одежда, которую собрали со всех складов, а сушили ее прямо в районе цеха. Строители переодевались по три-четыре раза за смену, но работу не прекращали. Рядом со стройкой поставили палатки, и часть строителей перешла на лагерное положение. Питание организовали на месте, да и горячий чай имелся в любое время суток [93].
   Преодолев все трудности, магнитогорские строители задание ГКО выполнили. Стан был готов к прокатке брони на 59 сутки с момента начала строительства. Это был поистине героический подвиг. Все от рядового рабочего до руководителя любого ранга проявили высокую организованность, находчивость, инициативу. Да и было за что бороться: около половины танков, произведенных в период войны, было одето в магнитогорскую броню [94].
   Самоотверженность советских людей поражала иностранцев, оказавшихся в СССР в годы войны. Примечателен такой факт. Через четыре месяца после окончания Сталинградской битвы в разрушенный город на Волге прибыл личный представитель президента США Дж. Дэвис. Подлетая к городу, он попросил летчика сделать несколько кругов, чтобы лучше его рассмотреть. Сплошные руины до глубины души поразили американца. Он предложил даже оставить их в качестве своеобразного памятника войны, а сам город строить в 8 км ниже или выше. По его мнению, восстановить на прежнем месте город просто невозможно.
   Спустя месяц, в июле 1943 г., в Сталинград прибыла другая американская делегация. Один из ее членов недоуменно спросил у сопровождающего: «Неужели вы надеетесь снова выплавлять в этом городе сталь?». Делегацию повели на завод «Красный Октябрь». Хотя полуразрушенные цеха стояли без крыш, в одной из мартеновских печей уже варилась сталь. Удивлению американцев не было предела [95].
   Существенный вклад в обеспечение фронта всем необходимым внесли советские женщины. Матери, жены и дочери заменили на предприятиях сыновей, мужей, отцов, ушедших с оружием в руках защищать Отчизну. Именно женщина стала ведущей фигурой в военной экономике. Цифры наглядно подтверждают это: удельный вес женщин среди рабочих и служащих, занятых в народном хозяйстве СССР, увеличился с 38,4 % в 1940 г. до 57,4 % в 1944 г. [96].
   Женщины взяли на себя нелегкий труд изготовления военной продукции. Им нередко приходилось выполнять работу, традиционно считавшуюся мужской, ибо она требовала большой физической силы. Тем не менее они с ней справлялись. Вот только несколько ярких примеров.
   Зимой 1941–1942 г. не хватало угля для паровозов. В качестве топлива в средней полосе было решено использовать дрова. Для их заготовки организовали женские бригады. Одну из них в Амбросимовском лесопункте Нейского района Костромской области возглавила 20-летняя Ефросинья Дюкова. Ее муж и шестеро братьев ушли на фронт. До того работавшая в столовой она согласилась стать лесорубом.
   Вскоре ее бригада из девяти молодых женщин и девушек научилась владеть топором и пилой. Это сейчас пилы в основном механические и электрические, а тогда были только ручные. Не просто без теплых сапог, в лаптях освоить тяжелый труд лесоруба, но женщины быстро приобрели необходимую сноровку, росла производительность труда. Работали с пяти утра до девяти вечера каждый день. Часов ни у кого не было, время «отбоя» узнавали по гудкам Нейского лесозавода, что в 15 км от Амбросимова. Вскоре бригаду Дюковой уже ставили в пример другим. О методах ее работы узнали в Москве, издали там специальную брошюру о ее бригаде [97].
   Но разве кто скажет, что работа женщин-электросварщиц легче, чем у лесорубов?
   В годы войны на всю страну прославилась комсомольско-молодежная бригада сварщиц Феликсы Гржибовской. На Уралмаш она поступила осенью 1941 г. В ее бригаде было десять девушек, средний возраст – 20 лет. Девчата подобрались надежные, дружные, стойко переносили все тяготы военного времени. Жили в бараке, в комнате на 30 человек, и далеко не у каждой была своя койка. Кое-как размещались, делились всем.
   Девушки осваивали тогда сварку корпусов самоходно-артиллерийских установок. Корпус САУ помещался на стенде. Когда варили стенки, было еще терпимо, но, когда добирались до потолочных швов, становилось совсем туго. Дело в том, что внутри тесного корпуса температура превышала 40 градусов. Работали, скорчившись или лежа, обливаясь потом в удушливом от сварки газе. После часа такой работы сварщицу вытаскивали наружу, обливали дымящуюся от искр робу водой, а потом повторялось все сначала [98].
   В авиационной и других отраслях военной промышленности женщины составляли свыше половины всей рабочей силы, а в сельском хозяйстве – более 70 %. Им пришлось овладеть многими сложными профессиями, стать высококвалифицированными токарями по металлу, кузнецами, электромонтерами, штамповщиками, машинистами компрессоров и паровых машин, механизаторами сельского хозяйства. Среди трактористов и комбайнеров удельный вес женщин поднялся с 9 % в 1940 г. до 55 % в 1944 г. [99].
   Подросткам чувство патриотизма всегда было особенно свойственно. Многие из них во время войны встали у станков. К концу 1945 г. удельный вес подростков в возрасте от 14 до 17 лет, занятых в промышленности, строительстве и на транспорте, составлял 10,5 % общего числа работающих. Особенно много их было в авиационной промышленности. Бывало приходилось к станку ставить специальные подставки, чтобы мальчишка мог достать до нужного положения при управлении станком. Работали подростки с большим желанием. Но физические перегрузки, недоедание делали свое дело. Поэтому нередко два подростка работали на одном станке, сменяя друг друга каждый час или два [100].
   Под руководством опытных рабочих и мастеров подростки быстро овладевали профессией и вскоре начинали работать самостоятельно, стараясь не отставать от взрослых. Например, в мае 1942 г. 15-летний москвич Б. Сергеев пришел на завод холодильного оборудования «Компрессор» учеником слесаря. В то время завод изготовлял очень нужные фронту «Катюши» (боевые машины реактивной артиллерии БМ-13). Через несколько месяцев Сергеев уже руководил бригадой из трех человек по сборке основного узла «катюши».
   Вспоминая потом об этом периоде своей трудовой деятельности, он писал: «Получил разрешение на работу от ВЦСПС. В нем было сказано, что я могу трудиться четыре часа в день. Но, придя в цех, увидел таких же, как я, мальчишек – все они работали наравне со взрослыми. Смена длилась двенадцать часов… В три силы трудились мы, чтобы дать больше «катюш» фронту… Цеха завода не отапливались. Шасси автомобилей, на которых собирались и устанавливались «катюши», завозили на рабочие места во льду и снегу. В сильный мороз руки примерзали к металлу автомобиля или гаечному ключу. Чтобы чуть-чуть отогреть их, бежали к железной бочке с горячим коксом, которая стояла посреди цеха. «Расшевелишь» пальцы – и назад, к работе. Были дни, когда и вовсе не уходили с завода. Трудились, пока от усталости не вываливался из рук гаечный ключ. Тогда падали прямо на чехлы от «катюш», лежавшие в углу цеха, и спали три-четыре часа» [101].
   Иностранных корреспондентов, аккредитованных в СССР и хорошо знакомых с советской военной действительностью, изумляло то, что изнурительный, зачастую тяжелый труд не вызывал у советских людей недовольства или протеста, что работали они с удовольствием, не унывали, были уверены в правильности действий своего правительства.
   В корреспонденции, направленной из Москвы и опубликованной в октябре 1943 г. в лондонской газете «Лиснер», английский публицист А. Верт рассказывал о 22-летней москвичке Ольге, работнице текстильной фабрики, которая выпускала ткани для военного обмундирования и бинты. «В цеху, – сообщал Верт, – Ольга трудится по одиннадцать часов в день шесть дней в неделю. Иногда, когда предприятие получает особо срочный военный заказ, она вместе с другими девушками работает по двое-трое суток почти без перерыва. Она говорила об этом, как о чем-то абсолютно естественном, – весело и с оттенком гордости».
   Особую самоотверженность этой русской девушки Верт усматривает еще в том, что она состояла в пожарной дружине. После работы ей, утомленной тяжелым трудом на фабрике, приходилось в дождь и мороз по несколько часов стоять на крыше, чтобы в случае необходимости сбросить зажигательные бомбы [102].
   «Американских корреспондентов, – писал из Москвы в 1942 г. представитель США С. Сульцбергер, – постоянно поражала целеустремленность военных усилий советского народа… Рабочие добровольно отказывались от своих выходных дней, чтобы трудиться для фронта» [103]. Сульцбергер особенно отмечал самоотверженный труд советских женщин, не жалевших сил для обеспечения Красной Армии всем необходимым для жизни и боя.
   Даже те советские люди, которые по тем или иным причинам оказались в заключении, трудились с большей, чем до войны, отдачей. По имеющимся сведениям, в трудовом соревновании участвовало 95 % заключенных, число отказников от работы в сравнении с 1940 г. сократилось в пять раз.
   В лагерях и колониях широко практиковались стахановские вахты, трудовые салюты, открывались лицевые счета по выпуску сверхплановой продукции в фонд Главного Командования. Производительность труда заключенных в 1944 г. превзошла довоенный уровень почти в два раза. Общий объем промышленной и сельскохозяйственной продукции, произведенной заключенными за три года войны, составил 4,84 млрд рублей [104].
   При этом следует учитывать, что обычно заключенные использовались на самых тяжелых работах. Так, 448 тыс. заключенных были привлечены к строительству Северо-Печорской железной дороги, а также железных дорог Комсомольск-Совга-вань, Саратов-Сталинград и других, а 268 тыс. заключенных строили аэродромы и шоссейные дороги в различных районах страны.
   В основном силами заключенных были сооружены металлургические комбинаты в Нижнем Тагиле, Норильске, Челябинске, Актюбинске, Богословский алюминиевый завод, несколько авиационных заводов под Куйбышевом, а также ряд других промышленных объектов. 2 тыс. заключенных, направленные в Танкоград, трудились в кузнечном и литейных цехах завода. В литейном цехе военного завода № 711 на отливке корпусов 120-мм мин использовался труд 21 тыс. заключенных [105].
   Значительное количество узников ГУЛАГа с первых дней войны было переключено на выполнение заказов непосредственно для нужд фронта. Так, выпуском боеприпасов стали заниматься 35 промышленных колоний, находившихся в ведении наркомата внутренних дел СССР. Об их эффективной работе говорит тот факт, что наркомат вышел на второе место в стране по производству 82-мм и 120-мм осколочно-фугасных мин.
   По заданию ГКО 58 промышленных колоний ГУЛАГа вместо мебели начали делать спецукупорку для мин, снарядов, авиабомб. Со второго полугодия 1942 г. 20 промышленных колоний занялись пошивом обмундирования для Красной Армии и выпустили 22 млн комплектов [106].
   По заданиям военных наркоматов научно-конструкторскими работами занимались ученые и инженеры, репрессированные еще до войны по политическим мотивам. Из них создавали особые конструкторские бюро, которые действовали под надзором представителей НКВД. Одно из таких ОКБ, руководимое авиаконструктором А.Н. Туполевым, находилось под Москвой, в Болшеве. Со своими помощниками из числа таких же, как он, заключенных Туполев создал свой фронтовой бомбардировщик Ту-2. Его заместитель коммунист из Италии Роберт Бартини с небольшой бригадой занимался в этом же ОКБ транспортными самолетами. Все они, даже находясь за «колючкой», искренне желали одного – приблизить победу Советского Союза в войне [107].
   Самоотверженность во время войны проявляли не только рядовые труженики, но и высшее звено, те, кто руководил военной экономикой, ее различными отраслями и предприятиями, обеспечивал доставку на фронт всего необходимого.
   Характерно, что в условиях войны при выдвижении людей на руководящие посты главную роль начало играть не социальное происхождение или умение громогласно заявлять об одобрении политики партии, даже не личная преданность и готовность не рассуждая выполнять указания сверху, а профессиональная компетентность.
   Организацией производства военной техники и боеприпасов, как правило, занимались весьма способные, хорошо знающие свое дело руководители. Они отдавали все свои силы, знания и талант для успешного выполнения задач, поставленных перед ними. К числу таких руководителей относятся, например, нарком боеприпасов Борис Львович Ванников, нарком танковой промышленности Вячеслав Александрович Малышев, авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин и многие Другие.
   Все, кому довелось тогда встречаться с наркомом Ванниковым, отмечают его поразительное умение видеть перспективу. В работе своей отрасли он стремился достичь эффект не за счет перенапряжения физических сил персонала, а путем глубоко продуманного управления, скоординированности производственных звеньев, четкого ритма. Он принял отрасль, когда в войсках обострилась нехватка боеприпасов, и сумел организовать решение проблемы за год. «В невероятно тяжелых условиях он, – писал о Ванникове его заместитель в годы войны Г.И. Синегубов, – создал деловой, спокойный, доброжелательный и творческий микроклимат в работе коллегии и аппарата наркомата. Полным доверием поощрял инициативу и активность работников. Принимал на себя всю тяжесть «внешних давлений», смело шел на личные перегрузки, посильно избавляя от них подчиненных, нимало, однако, не нарушая их служебных полномочий» [108].
   Будучи чутким ко всему прогрессивному, обладая недюжинным инженерным талантом, Ванников помогал в разработке и реализации более совершенных технических решений, отладке технологических новшеств. Именно ему принадлежит инициатива внедрения в производство поточного метода.
   Наркому танковой промышленности В.А. Малышеву была присуща неукротимая тяга к новой технике. Это по его инициативе сварку корпусов танков и САУ стали производить по методу академика Е.О. Патона. В кругу специалистов он с полным правом снискал звание «главного инженера страны». Противник всякого бюрократизма и волокиты, Малышев приложил немало усилий для создания эффективной системы управления наркоматом танкостроения. Она была чрезвычайно проста, ибо в ней отсутствовали промежуточные звенья, выполняющие, по сути, лишь передаточные функции. Сверху донизу она была рассчитана на непосредственную связь руководителя с подчиненными.
   Наркомат танковой промышленности не имел никаких главных управлений. Все вопросы сразу же решались отделами его центрального аппарата в ходе постоянного общения с заводами. Сам нарком, не считаясь со временем, часто посещал предприятия своей отрасли, проявлял живейший интерес как к производству, так и к людям, занятым на нем, нередко на месте принимал важные решения, направленные на улучшение качества выпускаемой продукции и повышение производительности труда танкостроителей.
   Алексей Иванович Шахурин стал наркомом авиапромышленности в 1940 г. Было ему в ту пору тридцать шесть лет. Назначение и для него самого было несколько неожиданным. «Но он не растерялся, – отмечает заместитель наркома авиапромышленности СССР в годы войны Г.В. Визирян, – поскольку был наделен выдержкой, организаторским талантом и какой-то притягательной силой: восприимчив, благожелателен к компетентному мнению и инициативе, не боялся ответственности за принятие нестандартных решений.
   С самого начала войны, в тяжелейшие недели лета сорок первого года, все эти качества наркома сослужили превосходную службу делу. Осуществив переброску большинства авиапредприятий с запада и из центра страны на восток, наше самолетостроение уже в 1942 г. превзошло германское» [109].
   Работал А.И. Шахурин с полной отдачей сил. На сон у него выпадало не более двух-трех часов. Присущее ему искусство комплексного подхода к делу, склонность к сотрудничеству позволяли Алексею Ивановичу находить общий язык с другими наркомами и таким образом решать судьбу самолетостроения [110].
   Самоотверженностью отличалась в годы войны и деятельность Алексея Васильевича Хрулева. Как заместитель наркома обороны СССР, он с 1 августа 1941 г. возглавил главное управление тыла Красной Армии, созданное по решению ГКО, а с марта 1942 г. по апрель 1943 г. одновременно исполнял обязанности наркома путей сообщения СССР. На этих важных постах А.В. Хрулев проявил себя, по словам маршала Г.К. Жукова, как «исключительно энергичный и опытный организатор» [111].
   Он вынес на своих плечах поистине титанический груз многообразной и всеобъемлющей работы по снабжению Красной Армии всем необходимым для ведения войны. «Основной, пожалуй, определяющей чертой этого военного деятеля, – писал о Хрулеве генерал-лейтенант Н.А. Антипенко, заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по тылу, – была его способность влиять на те важнейшие и решающие участки народнохозяйственной жизни страны, от которых зависела вся экономика Советского Союза и прочность тыла Вооруженных Сил… Он никогда не отдавался делу наполовину. Либо вовсе не брался, либо если брался за что-нибудь, то доводил все до конца» [112].
   В отношениях со Сталиным он всегда смело ставил важнейшие вопросы обеспечения армии, неуклонно отстаивал свои предложения, никогда не подлаживался под его мнение. На вопрос, «что же помогло нам выстоять, переломить ход борьбы и разгромить врага», Хрулев ответил: «Изменился коренным образом сам народ. И смотрите, какие чудеса он совершил в этой войне. Большая работа, проведенная в стране по воспитанию и образованию людей в мирные годы, начиная с рабфаков, принесла свою пользу. Народ выделил новых руководителей. В первые военные месяцы наши граждане как-то терялись, руководители не всегда находили способы овладевать массами, потом все стало на свои места, и мы победили» [113].
   Однако какими бы способностями и знаниями ни обладали отдельные руководители, им не всегда удавалось преодолеть сложившиеся еще до войны формы и методы управления народным хозяйством. Рациональные преобразования в тоталитарной советской системе были ограничены диапазоном эволюционных возможностей ее центрального звена – вождя. К тому же усиление централизации в условиях войны привело к укреплению позиций бюрократии, а отсутствие эффективного контроля за действиями властей стимулировало довольно широкое применение ими экстенсивных методов при решении народнохозяйственных задач.
   Во время войны штурмовщина превратилась в неотъемлемый элемент производственного процесса. Нередко многие руководители прибегали к авральным работам, видя в них единственный способ решения срочных задач. Администрация предприятий часто при поддержке парторганизаций просто эксплуатировала подъем трудовой активности масс, не проявляя достаточной заботы об условиях их труда, совершенствовании производственного процесса. Основная ставка делалась на патриотизм трудящихся, которые обычно безропотно, пренебрегая всеми невзгодами, самоотверженно действовали там, куда их направляли [114].
   Патриотизм тружеников тыла выражался также в их личной финансовой и материальной помощи стране и армии. Уже в первые дни войны возникло массовое движение за создание на добровольных началах фонда обороны Родины. В фонд обороны вносились деньги, облигации государственных займов, золотые и серебряные изделия, ценные вещи. На эти же цели передавались крупные суммы, заработанные во время воскресников.
   Из сельской местности на укрепление обороны поступало зерно, мясо, масло, овощи, фрукты и многие другие продукты питания, а также сырье для изготовления обмундирования. Многие колхозы засевали сверх плана «гектары обороны», весь урожай с которых шел на нужды фронта.
   Почти одновременно с созданием фонда обороны в стране возникло движение за сбор личных средств на строительство танковых колонн, эскадрилий боевых самолетов, бронепоездов, подводных лодок, боевых катеров, артиллерийских батарей и других видов военной и транспортной техники. Всего на строительство вооружения от тружеников тыла поступило 17 350 млн рублей наличными деньгами, 4,5 млрд рублей облигациями государственных займов, на 1 776 млн рублей различных драгоценностей [115].
   За счет этих средств было построено и передано в действующую армию свыше 30,5 тыс. танков, более 2,5 тыс. боевых самолетов, несколько тысяч артиллерийских орудий и другой военной техники [116].
   Добровольные взносы трудящихся в фонд обороны носили массовый характер в течение всей войны. Их инициаторами выступали как отдельные лица, так и производственные коллективы. Делались они от чистого сердца с единственной целью – внести посильный вклад в быстрейший разгром ненавистного врага.
   Примечателен такой факт. В 7-й колонне особого резерва наркомата путей сообщения, которая обеспечивала доставку грузов по железным дорогам прифронтовой полосы, к лету 1943 г. вышла из строя почти половина локомотивов. Положение казалось безвыходным. Тогда рабочие колонны решили собрать деньги на строительство нового паровоза. Первым внес 3 тыс. рублей машинист Тимофей Плосконос. Его примеру последовал весь многонациональный коллектив 7-й колонны: машинист Соколовский – белорус, главный кондуктор Петров – русский, проводница Лиеманис – латышка, помощник машиниста Камешкеров – цыган, вагонный мастер Шервицер – еврей и другие.
   Собранные деньги направили в Москву, в наркомат путей сообщения, с просьбой вручить построенный паровоз лично машинисту А.Г. Смирнову. Такого почета у коллектива 7-й колонны Смирнов заслужил своим самоотверженным трудом и мужеством при доставке грузов на фронт [117].
   Весной 1943 г. паровоз СО 17-122, на котором Смирнов был помощником машиниста, не вернулся в депо. В колонну поступили сведения, что в районе Северского Донца железнодорожный состав был обстрелян немцами, а машинист и его помощник убиты. В Горьковскую область на имя матери Смирнова ушла «похоронка». Но ее сын, как выяснилось позже, не погиб. На станции Купянск в паровоз, который был прицеплен к эшелону с боеприпасами, попала немецкая бомба. Паровоз повалился набок. Однако машинист и его помощник остались невредимыми. Комендант станции приказал им сесть на другой паровоз, прицепить его к эшелону и продолжать путь к фронту.
   Дорога шла вдоль Северского Донца: на левом берегу – свои, на правом – немцы. Как только кончился лес, и голова поезда оказалась на открытой местности, со стороны противника полетели снаряды. Рвались они довольно близко. Один упал совсем рядом. Паровоз вздрогнул и остановился. Машинист соскочил с подножки, но тут его настиг вражеский осколок. Смирнов поднял безжизненное тело машиниста и перенес на платформу, затем осмотрел паровоз. Давление в котле сохранилось.
   Помощник машиниста решил вести состав дальше один. Он сумел благополучно преодолеть опасный участок пути, несмотря на ураганный огонь немцев. Наконец боеприпасы были доставлены по назначению. Обстоятельства, связанные с гибелью товарища по работе, несколько задержали возвращение Смирнова в 7-ю колонну. Но вскоре он с восторгом был встречен своими друзьями, считавшими его погибшим.
   В 1944 г. в Красноярске на заводе «Сибтяжмаш» был построен мощный паровоз серии СО на собранные коллективом 7-й колонны деньги. Ему присвоили номер 17-1613. Получать его прибыла бригада Смирнова. На этом паровозе Смирнов доставлял грузы на фронт до самого конца войны. Не раз его паровоз подвергался бомбежкам и артобстрелам. Под Инстербургом снарядом на паровозе снесло трубу, под Кенигсбергом котел и тендер в двенадцати местах пробили осколки. Проходило несколько дней, и паровоз 17-1613 снова появлялся на прифронтовых магистралях.
   В 1974 году уже отслуживший свое паровоз СО 17-1613 был установлен в качестве памятника на одной из площадей Днепропетровска. На открытии памятника присутствовала вся интернациональная по своему составу бригада, обслуживавшая паровоз в суровые годы войны: машинисты Алексей Смирнов (русский) и Петерс Цирулис (латыш), помощники машинистов Петр Зенин (белорус) и Михаил Плетень (украинец), поездные кочегары Борис Табилошвили (грузин) и Арам Авекян (армянин) [118].
   Подобно Смирнову и его бригаде трудилось в военное время подавляющее большинство.
   Такой трудовой самоотверженности и активности, какую проявили советские люди в годы Великой Отечественной войны, не знала история. Это позволило СССР одержать не только военную, но и экономическую победу над Германией.

3. Продовольственные, жилищные и бытовые проблемы военного лихолетья

   Война принесла много трудностей и лишений, существенно отразилась на жизни и быте советских людей, находившихся в тылу. Огромные изменения в распределении продовольственных и промтоварных ресурсов страны, в формах товарооборота и организации снабжения населения резко ограничили возможности удовлетворения материальных и культурных запросов. Ухудшились их жилищно-бытовые условия.
   В связи с переключением многих предприятий на выпуск оружия и военной техники производство гражданской продукции значительно сократилось. Одновременно иным стал ассортимент товаров легкой и пищевой промышленности: основное место в нем заняла продукция, необходимая для снабжения армии продовольствием и обмундированием. Из-за потери в оккупированных районах огромных посевных площадей и поголовья скота сократилось сельскохозяйственное производство.
   В условиях резкого уменьшения фондов продовольствия и гражданской продукции, которые государство могло выделять населению, жизненно важно было обеспечить правильное распределение имевшихся ресурсов. Этой цели послужила нормированная продажа по карточкам.
   Переход к карточной системе был осуществлен в основном с июля по октябрь 1941 г. и в дальнейшем регулировался в зависимости от состояния ресурсов. Вначале была введена продажа по карточкам в Москве, Ленинграде и ряде других городов Московской и Ленинградской областей. В конце октября карточная система продажи хлеба, сахара и кондитерских изделий была распространена на все города и рабочие поселки страны.
   В сельской местности карточки не вводились, но и там было установлено по гарантированным нормам снабжение хлебом населения, не связанного с сельскохозяйственным производством, включая эвакуированных городских жителей. Сельским учителям, медицинским работникам и другим представителям интеллигенции хлеб отпускался по талонам или спискам.
   Нормы снабжения в стране были дифференцированы по социально-производственному принципу. Преимущественным правом пользовались работники, которые решали главные задачи материального обеспечения фронта. По высшей категории снабжались рабочие и служащие производственных предприятий оборонной, топливной, химической и некоторых других не менее важных отраслей промышленности, а также работники строек и транспорта. Учитывались также потребности таких групп населения, как дети, кормящие матери, инвалиды войны. По нормам снабжения все население делилось на четыре группы: рабочие и приравненные к ним лица, служащие и приравненные к ним лица, иждивенцы, дети до 12 лет включительно.
   Нормы снабжения хлебом по первой категории рабочих колебались от 800 грамм до 1000–1200 грамм в день; служащие получали 500 грамм, а иждивенцы и дети – 400 грамм. Для некоторых категорий рабочих (литейщиков, стекловаров, подземных рабочих в шахтах и рудниках и др.) были установлены так называемые повышенные и особо повышенные нормы снабжения [119].
   Чтобы поощрять хорошо работающих и укреплять трудовую дисциплину, директора промышленных предприятий получили с 1942 г. право устанавливать преимущества в снабжении рабочих, выполняющих и перевыполняющих нормы выработки. Им предоставлялось дополнительное горячее питание, отпускались сверх установленных норм картофель, овощи и другие продукты из подсобных хозяйств предприятий. Второе дополнительное горячее питание к концу 1942 г. получало около 1 млн человек, а в начале 1945 г. – почти 6 млн человек [120].
   С разрешения ГКО периодически принимались меры по улучшению снабжения и общественного питания отдельных категорий рабочих на самых важных военных предприятиях. Так, в апреле 1943 г. наркомат авиационной промышленности получил разрешение «дополнительно расходовать для организации трехразового питания одиночек – молодых рабочих и окончивших школы ФЗО и ремесленные училища в 1942–1943 гг. в количестве 85 000 человек по 1,2 кг крупы и макарон и по 100 грамм жиров на одного человека в месяц сверх норм продовольственных карточек».
   Определенные привилегии в снабжении продовольствием предоставлялись руководящим работникам партийного, государственного и хозяйственного аппарата. Например, 20 ноября 1941 г. исполком Московского горсовета принял секретное решение, в соответствии с которым следовало организовать в городе «по одной столовой на район для питания руководящих партийных, советских и хозяйственных работников» с контингентом питающихся без карточек не более 100 человек. Фонды продовольствия и обслуживающий персонал для этих столовых обеспечивал Мосглавресторан.
   В месяц на каждого питающегося выделялось 3 кг мяса, 2 кг колбасы, 1 кг ветчины, 1,5 кг свежей осетрины или севрюги, 0,5 кг кетовой икры, 1 кг сыра, 1 кг сливочного масла, 1,5 кг сахара, необходимое количество хлеба, овощей, сухих фруктов и т. д.
   В 1943 г. все руководящие работники были разделены на три группы. Первой группе руководителей выдавались продуктовые карточки как для рабочих предприятий особого списка, отпускались обеды и второе горячее питание. Их обслуживали закрытые столовые и магазины [121].
   В сельской местности с мая 1942 г. была введена дополнительная оплата продуктами (зерном, семенами подсолнечника, картофелем) трактористов и комбайнеров за перевыполнение планов урожайности и намолот сверх нормы [122].
   Осенью 1943 г., когда из-за засухи не уродились зерновые и одновременно потребовалось выделить ресурсы для населения освобождаемых районов, нормы на хлеб были несколько снижены, но затем в стране снова перешли к нормам, установленным в 1941 г. Нормы снабжения мясом, рыбой, жирами, сахаром, крупой, макаронами также дифференцировались. Промышленным рабочим обычно полагалось в месяц 1,8–2,0 кг мяса или рыбы, 400–600 г жиров, 600–800 г сахара, 1,2–1,5 кг крупы и макарон. Иждивенцы получали в месяц всего 500 г мяса, 200 г жиров и 600 г крупы и макарон.
   Для детей в возрасте до года отпускалось специальное питание из молочных кухонь, которым выделялись соответствующие продукты – молоко, жиры, манная крупа, рис, сахар, мука. Полный рацион питания получали дети в яслях и детских садах. На ребенка, находящегося в яслях, полагалось 900 г сахара в месяц при норме в 400 г по карточке, больше выделялось и мяса. В школах всех городов и рабочих поселков были введены завтраки. Дополнительно на каждого школьника отпускалось по 50 грамм хлеба и 10 грамм сахара в день. В 1942 г. завтраки получали 4 млн школьников. В последующие годы их число возросло [123].
   По мере освобождения оккупированных районов страны численность населения, состоявшего на государственном снабжении хлебом, возрастала. Если в конце 1942 г. хлеб по карточкам или талонам получали 61,8 млн человек, то в 1945 г. -80,6 млн [124].
   Продажа по карточкам непродовольственных товаров с конца апреля 1942 г. распространилась на все города и рабочие поселки, а в сельской местности на рабочих и служащих совхозов, торфяных и лесных разработок, рыбных промыслов, железнодорожного и водного транспорта. Во время войны непродовольственные карточки получали 60 млн человек [125].
   В отличие от порядка снабжения продуктами питания продажа строго фиксированного количества тех или иных товаров по непродовольственным карточкам не гарантировалась. Владелец карточки сам решал, какой товар ему покупать, исходя из того, что есть в продаже. За этот товар он отдавал определенное количество условных единиц – купонов. На рабочую карточку предусматривалось 124 купона, для служащих – 100, для иждивенцев, включая детей и учащихся, – 80 купонов. При покупке пары обуви для взрослого человека требовалось отдать 50 купонов, за пальто – 80, за женское хлопчатобумажное платье – 40, за пару детских чулок – 3 купона, за кусок хозяйственного мыла -2 купона и т. д. [126].
   Снабжение непродовольственными товарами сельского населения осуществлялось через потребительскую кооперацию. Ей из государственных фондов выделялись промышленные изделия, в том числе – хозяйственного назначения. Продавались они в магазинах потребкооперации тоже по талонам. Была установлена предельная годовая норма на одного человека: хлопчатобумажных (льняных) тканей – 6 метров, шерстяных – 3 метра, обуви – 1 пара и т. п.
   Преимущественным правом в снабжении пользовались семьи военнослужащих и эвакуированные. Нужда в этих товарах была чрезвычайно острой, а удовлетворялась она не более чем на 25 % [127].
   В сельскую местность непродовольственные товары поступали нерегулярно и значительно ниже предельных годовых норм. Например, в 1942–1943 гг. на одного члена семьи колхозника удавалось купить всего полметра ткани, а пара обуви шла в расчет на двоих. Пришлось крестьянам заниматься домашним ткачеством, изготовлением примитивной обуви и, конечно, плести лапти. Старую одежду не раз латали, штопали, перекраивали, перелицовывали, пока она не превращалась в лохмотья [128].
   Недостаток промышленных изделий для населения, особенно одежды и обуви, также сильно ощущался в городах и городских поселках. Особо острую нужду в них испытывали эвакуированные рабочие и их семьи. Суровая зима 1941–1942 г. застала массу рабочих, прибывших из западной части СССР на Урал и в Сибирь, в неподходящей для местных условий одежде и обуви. Государство не могло выдать им соответствующую сибирским морозам зимнюю одежду, так как полушубки, валенки, шапки-ушанки направлялись на фронт.
   Эвакуированных рабочих снабдили ватными телогрейками, небольшими отрезами по 5-10 метров хлопчатобумажной ткани, чтобы сшить хоть какую-то одежду и белье и т. п. В ту зиму особенно плохо обеспечивались одеждой и обувью жители Иркутской, Архангельской, Вологодской, Ивановской областей, Алтайского края, где в продаже почти отсутствовали мужские и женские зимние пальто, валяная обувь, меховые изделия [129].
   И все же установленная в годы войны карточная система снабжения в какой-то степени себя оправдала в той критической для страны обстановке. Она способствовала устойчивости реальной заработной платы трудящихся, потому что основные продовольственные и промышленные товары они получали из государственных фондов. Так, в 1942 г. через государственные организации поступило 82,9 % всего объема продовольствия для городского населения [130].
   В известной мере твердые довоенные цены на товары первой необходимости ограждали интересы основной массы рабочих и служащих от стихийного колебания цен на колхозном рынке. Государственные розничные цены в годы войны повысились лишь на алкогольные напитки и табачные изделия.
   Введение нормированного снабжения позволило государству в условиях острого дефицита сельскохозяйственной продукции обеспечить людей прежде всего таким важнейшим продуктом питания, как хлеб, что помогло многим спастись от голодной смерти. Однако карточная система имела и отрицательные стороны. Она ослабляла значение денежной заработной платы как основного экономического рычага повышения материальной заинтересованности рабочих в результатах собственного труда.
   Карточная система и нехватка товаров негативно сказывались на ассортименте товаров и их качестве. Она порождала уравнительный подход к специфическим вкусам населения, практику механического распределения товаров. С нормированным снабжением связано возникновение огромного бюрократического аппарата по выдаче карточек и контролю за правильностью прикрепления населения на государственное снабжение и распределением товаров. Да и содержание такого аппарата требовало значительных расходов.
   Немало наблюдалось недочетов в организации снабжения населения по карточкам. Не везде удавалось обеспечить оперативное снабжение населения тем продовольствием и предметами повседневного спроса, что полагалось по карточкам. В отдельных местах бывали перебои даже с хлебом и солью. Так, в конце 1941 г. сложилось тяжелое положение с обеспечением продовольствием жителей Златоуста, крупного промышленного города на Урале, принявшего много эвакуированных семей. За бюрократическое, пренебрежительное отношение к запросам людей был снят с работы и исключен из ВКП(б) первый секретарь златоустовского горкома партии А.И. Устинов, а членам бюро горкома был объявлен выговор.
   Часто возникали сложности с перевозкой продовольственных грузов. Из-за отсутствия вагонов и тары такие дефицитные товары, как соль, растительное масло, нередко скапливались в одном месте. А слишком дальние автомобильные перевозки приводили к порче продовольствия. Имели место нарушения советских законов в торговле, хищение или подлог документов и карточек. У одних война всколыхнула самые лучшие качества, у других – низменные инстинкты. Воры и спекулянты наживались на народном горе [131].
   Если хлебом по карточкам снабжали население всех без исключения городов и рабочих поселков, то карточная система на мясо, рыбу, крупу и макаронные изделия была введена отнюдь не везде. Указанная на карточке норма хлеба выдавалась полностью, другими продуктами он не заменялся. Остальные продукты, положенные по карточкам, в напряженные периоды с продовольствием выдавались отдельным категориям населения не в полной норме. Нередко потребитель получал заменители: вместо мяса – яичный порошок, вместо сахара – кондитерские изделия низкого качества и т. д.
   К сожалению, карточная система не спасала положение, особенно в 1942 г., когда калорийность питания городского населения понизилась на 24 % по сравнению с довоенным уровнем. В расчете на взрослого едока она составила 2555 калорий. Резко снизилось потребление продуктов животного происхождения, сахара, столь необходимых при большой физической нагрузке, которую испытывали жители городов и поселков в военное время.
   В 1944 г. калорийность питания в расчете на одного взрослого едока поднялась на 10 % по сравнению с 1942 г. При этом потребление хлеба несколько уменьшилось после того, как в ноябре 1943 г. снизились на него нормы по всей стране и всем категориям населения. Зато в 1944 г. превысило довоенный уровень потребление картофеля и овощей жителями городов [132].
   Колхозное крестьянство работало в общественном хозяйстве более интенсивно, чем до войны, но за свой труд получало гораздо меньше. Выработка трудоспособного колхозника в 1944 г. была на 10 % выше, чем в 1940 г. Выдача же зерновых и картофеля в колхозах на душу населения сократилась в годы войны примерно в три раза. Если до войны колхозник более чем на 90 % удовлетворял свою потребность в зерновых и на 40 % в картофеле за счет общественного хозяйства, то во время нее он был лишен этой возможности [133].
   Основным источником получения продуктов питания становится приусадебное хозяйство. В среднем оно на 85–90 % восполняло те продукты, которые не выдавались по трудодням или вообще не производились в колхозе [134].
   От личного хозяйства крестьянин получал картофель, овощи, молоко, мясо, яйца, но не было главного – хлеба. Хотя посевы зерновых на приусадебных участках увеличились почти в два раза, за счет собранного там урожая и зерна по трудодням он покрывал свою потребность в хлебе не более чем на две трети. Поэтому хлеба в деревне ели в полтора-два раза меньше, чем в мирное время. И без того недостаточное потребление мяса уменьшилось [135].
   Картошка стала вторым хлебом. Ее ели и на завтрак, и в обед, и за ужином; ели по-всякому – и печеной, и жареной, и в лепешках, и в супе, а чаще всего просто так – отварной с соленым огурцом или квашеной капустой. Не хватало жиров. Большой редкостью стали пищевые продукты промышленного изготовления. Если до войны в крестьянском рационе нередко появлялись сахар, кондитерские изделия, консервы, колбаса, то в военное время они вовсе исчезли с деревенского стола. Чай, представлявший собой настойку из листьев и трав, колхозники всю войну пили «вприглядку». А несколько граммов сахара на человека – таково было среднемесячное потребление этого продукта в деревне.
   Следует подчеркнуть, что во время войны некоторые колхозы почти совсем не оплачивали трудодни. После сдачи государственных поставок у них не оставалось продукции для распределения между членами своей артели. В 1945 г. 5,4 % колхозов не выдали по трудодням даже зерновых, 75 % не распределяли даже картофель [136].
   В таких колхозах, особенно расположенных в северных районах и Сибири, крестьяне ощущали острую нехватку продовольствия, ибо их личное хозяйство не обеспечивало достаточное количество продуктов питания. От недоедания и голода люди болели, а порой даже умирали. В Томской области, например, старики и женщины пухли от голода, многие от истощения не могли ходить. А в докладной записке Свердловскому обкому ВКП(б) отмечалось, что проведенное в мае 1943 г. обследование колхоза имени В.И. Ленина Красногорского сельсовета показало тяжелейшее положение большинства семей, у многих крестьян наблюдаются голодные отеки. Совсем остались без хлеба колхозники сельхозартелей «Красный партизан», «Ударник», «Молодой передовик» и др. Люди там ели лепешки из мякины, в кашу добавляли траву и кору [137].
   С первых дней войны в стране возросла роль общественного питания. Удлинение рабочего дня, массовое вовлечение в производство домохозяек, трудности с продовольствием и топливом увеличили число лиц, пользовавшихся столовыми. Доля общественного питания в общем объеме товарооборота увеличилась с 13 % в 1940 г. до 23 % в 1942 г. [138].
   Скудная пища в столовых, особенно в первый период войны, была лишена к тому же белков, жиров и витаминов. Например, в 1942 г. рабочие одного из новых авиационных заводов в Поволжье, явно наделенные юмором, называли подаваемый им в заводской столовой суп из ботвы «голубой ночью», воду с горохом – «осенью», суп с воблой – «карими глазками» [139].
   Советское руководство неизменно изыскивало возможности по улучшению снабжения рабочих и служащих, особенно их питания на производстве. 19 февраля 1942 г. Совнарком СССР принял решение создавать при крупных предприятиях отделы рабочего снабжения (ОРС) на правах самостоятельных хозрасчетных подразделений.
   В ведение ОРС из системы наркомата торговли были переданы совхозы, магазины, предприятия общественного питания, бытовые мастерские. Сеть ОРСов быстро росла. К концу войны их число превысило 7 тыс., они обслуживали 48 % лиц, находившихся на нормированном государственном снабжении [140].
   ОРСы позволили многим предприятиям активно использовать дополнительные возможности для расширения своих продовольственных и промтоварных фондов. Они максимально приблизили организацию снабжения работающих к производству, поставили его под строгий контроль заводской общественности.
   Не менее важной мерой руководства страны, направленной на улучшение продовольственного снабжения тружеников тыла, явилось постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих», принятое 7 апреля 1942 г. [141].
   Этот документ обязывал местные органы выявить все пустующие государственные земли и передать их заводам, фабрикам, шахтам, учреждениям для развития подсобных хозяйств и огородов. Отдельные предприятия еще с 1940 г. стали создавать собственные парники и теплицы, огороды, молочные и свиноводческие фермы. Их продукция использовалась для улучшения снабжения общественных столовых, служила дополнительным источником питания рабочих и служащих. Острый недостаток продуктов с началом войны заставил форсировать развитие подсобных хозяйств предприятий. С принятием постановления тысячи трудовых коллективов приступили к созданию новых хозяйств и расширению существующих.
   В 1942–1944 гг. почти все крупные и средние предприятия обзавелись подсобными хозяйствами. Общая посевная площадь их в 1945 г. приблизилась к 5 млн га [142].
   В подсобных хозяйствах предприятий производилось значительное количество картофеля, овощей, мяса, молока, что позволило многим предприятиям полностью обеспечивать потребности своих коллективов в необходимых продуктах. Например, в 1944 г. в пересчете на одного работающего сбор картофеля и овощей на заводах Наркомстанкопрома составлял 129 кг, Наркомтяжмаша – 137 кг, Наркомтанкопрома и Наркомвооружения – 138 кг. В 1945 г. картофель и овощи, полученные отделами рабочего снабжения от подсобных хозяйств, составляли треть государственных фондов этих продуктов [143].
   К сожалению, не обошлось и здесь без серьезных недостатков: низкая урожайность полей, невысокая продуктивность животноводства, связанные с этим большие потери, но главное – незаконное расходование продукции.
   Государственные органы и профсоюзные организации усиливали контроль за распределением производимой подсобными хозяйствами продукции. Постановлением от 3 апреля 1944 г. правительство СССР установило, что после выполнения обязательств перед государством и засыпки семенного фонда картофель, овощи и молочные продукты с подсобных хозяйств используются в столовых, буфетах, детских садах предприятий и учреждений и в норму отпуска по карточкам не засчитываются. Такое решение повысило заинтересованность трудящихся в деятельности подсобных хозяйств их предприятий и учреждений [144].
   Надежным дополнительным источником продовольствия для городского населения стало индивидуальное и коллективное огородничество. Уже в первый период войны жители городов начали по собственной инициативе вскапывать и засевать овощами и картофелем расположенные вблизи их домов скверы, пустоши и другие свободные земельные участки. Государство решило придать стихийному процессу организованный характер.
   При профсоюзных комитетах всех предприятий и учреждений с апреля 1942 г. стали создаваться огородные комиссии. Составив списки рабочих и служащих, желающих обзавестись своим огородом, они через городские и районные органы власти добивались выделения и закрепления земельных участков, которые затем распределяли между очередниками в строгом соответствии с установленными нормами. Участки по возможности подбирались недалеко от места работы, чтобы рабочие и служащие тратили меньше времени на дорогу. В обязанности огородной комиссии входила забота о приобретении семян, рассады, сельскохозяйственного инвентаря, удобрений, о коллективной вспашке огородов, об охране полей и собранного урожая, помогала вывезти его.
   Помощь государственных властей и профсоюзов способствовала быстрому развитию огородничества. Очень скоро оно стало массовым. Уже в 1942 г. огороды имело 5 млн рабочих и служащих. В 1945 г. число огородников достигло 18,6 млн. Средний размер участка не превышал 876 кв. метров. В среднем с него собирали 515 кг картофеля и овощей [145].
   Всего за 1942–1945 гг. огородники собрали более 26 млн тонн картофеля и овощей. Собранный урожай основательно выручал семьи рабочих и служащих, особенно в конце 1943 г. и в 1944 г., когда снизили норму отпуска хлеба по карточкам. [146].
   Наличие продовольственной базы, основанной на колхозном и совхозном производстве, позволило советскому руководству не вносить изменений в довоенную политику рыночных отношений. СССР фактически оказался единственным государством в Европе, где в прежнем виде сохранилась торговля сельскохозяйственными продуктами. Все другие европейские страны в той или иной форме прибегали к запрещению продажи на рынке нормированных продуктов, что приводило к возникновению подпольного, или, как его называли в народе, черного рынка.
   Как и до войны, в СССР на колхозном рынке продавалась сельскохозяйственная продукция, произведенная или на полях колхозов, или в личных хозяйствах колхозников. Однако в связи с уменьшением валовой продукции сельского хозяйства и увеличением удельного веса заготовок сократились товарные ресурсы продовольствия, которые колхозы могли направить для реализации на колхозный рынок. Кроме того, дефицит рабочей силы и транспортных средств в деревне затруднял выезд колхозников в город. Поэтому поступление продовольствия на рынок сильно сократилось, особенно в первые два года войны.
   Цены на колхозных рынках многократно подскочили с первых месяцев войны. В 1942 г. они увеличились в среднем в 7 раз, а в 1943 г. – в 13 раз по сравнению с 1940 г. [147].
   В условиях, когда падала покупательная способность рубля, колхозники больше были заинтересованы в приобретении нужных им вещей, чем обесцененных денег. Широкое распространение получила меновая торговля. Горожане везли в деревню одежду, обувь, посуду, мыло, какое-то имущество, только бы обменять все это на картофель, свеклу, квашеную капусту, соленые огурцы, а если очень уж повезет, то на масло, яйца, мясо или сало. Причем товарообмен осуществлялся не только между частными лицами, но и между каким-то предприятием и колхозом.
   «Приезжает из Барнаула к нам машина, – рассказывала председатель колхоза им. Пушкина Топчихинского района Алтайского края Кузнецова, – не знаю, с какого предприятия, и привозит вилы, лопаты, тазы, гвозди, проволоку – все это нужно колхозникам, а они набрали себе три машины. Они брали 6 килограммов муки за ведро; 6 килограммов муки за таз или 5 ведер картошки, масло, яйца. И все это расхватали» [148].
   Государство с целью борьбы с рыночной стихией, создававшей почву для спекуляции, стремилось всячески нормализовать колхозную торговлю. В частности, с июня 1942 г. во всех местных и пригородных поездах один вагон специально выделялся для колхозников, направляющихся на городской рынок [149].
   Постепенно рынок насыщался продовольственными товарами. Этому способствовал прежде всего рост сельскохозяйственного производства. Продажа мяса на колхозных рынках 36 крупных городов с 1942 г. по 1945 г. увеличилась в 3,5 раза, животного масла – в 4,4 раза, растительного масла – в 4,9 раза, картофеля – в 2,9 раза. С конца 1943 г. на рынках началось заметное снижение цен. В 1945 г. общий индекс цен колхозной торговли был в 2,3 раза ниже, чем в 1943 г. [150].
   Одним из факторов, воздействовавших на увеличение привоза продуктов и снижение цен колхозной торговли, было увеличение налогов и сборов с населения. Дело в том, что следствием сокращения производства товаров народного потребления и розничного товарооборота явилось снижение поступления налога с оборота, хотя он и продолжал оставаться основным источником бюджетных доходов государства. Напротив, налоги и сборы с населения возросли после введения военного налога, налога на холостяков, одиноких и бездетных граждан, увеличения сельскохозяйственных и местных налогов. Удельный вес налогов и сборов с населения в государственном бюджете 1943 г. вырос по сравнению с довоенным уровнем почти в три раза (с 11,2 % до 30,7 %). Все эти меры помогли сделать бюджет бездефицитным [151].
   Одновременно увеличивалась доля крестьян в подписке на государственные займы. Последовательно повышаясь в течение всей войны, подписка крестьян достигла в 1944 г. 35 % общей суммы подписки на заем по сравнению с 17 % в 1940 г. В среднем каждая крестьянская семья отдавала на финансирование фронта вместе с налогами пятую часть своего дохода [152].
   Чтобы уплатить государству значительную сумму денег, крестьянам приходилось продавать часть произведенной в своем хозяйстве продукции на колхозном рынке. Именно это и явилось тем экономическим рычагом, благодаря которому власти ослабили тенденцию к натурально-меновым отношениям, особенно в 1942–1943 гг.
   В последний год войны снижение цен на колхозных рынках было связано с организацией государственной коммерческой торговли. Первые коммерческие магазины появились в Москве в апреле 1944 г. К середине следующего года они уже открылись в 30 крупнейших городах страны. Там можно было свободно купить самые разнообразные продукты, а в последующем и непродовольственные товары, правда, по ценам, во много раз превышавшим цены на нормированные продукты и товары.
   Продажа продовольствия через коммерческие магазины в 1945 г. увеличилась на 87 % по сравнению с 1944 г., а продажа непродовольственных товаров выросла за год в 2,7 раза. Однако во всем розничном товарообороте вес коммерческой торговли составил в 1945 г. всего-навсего 9,6 % [153].
   Предоставляя возможность лицам высокооплачиваемых категорий приобретать дефицитные товары по повышенным ценам, коммерческая торговля отвлекала этим самым часть платежеспособного населения от колхозного рынка, что в свою очередь способствовало снижению рыночных цен. По мере расширения этого вида торговли коммерческие цены постепенно снижались, что еще больше влияло на снижение цен неорганизованного рынка.
   В числе тяжелых проблем военного быта оказалась жилищная проблема. В результате массовой миграции резко возросла переуплотненность населенных пунктов в Поволжье, на Урале, в Сибири, Казахстане и Средней Азии. К февралю 1942 г. только в 40 областях, краях и автономных республиках РСФСР разместилось около 6 млн переселенцев [154].
   В 1943 г. в восточных регионах страны население увеличилось на треть за счет эвакуированных рабочих и служащих с их семьями, мобилизованных в промышленность и на строительство колхозников. Например, в городах Свердловской области норма жилой площади во время войны не превышала 2,5–3 кв. метров на человека [155].
   Еще более острое положение складывалось в освобождаемых городах и поселках, нередко дотла сожженных оккупантами. Число людей, оставшихся без крова, достигло в 1945 г. почти 25 млн человек [156].
   На Урале, в Сибири, Поволжье и других регионах тысячи людей ютились в землянках, в нетопленных бараках, после напряженных трудовых вахт спали в цехах, не снимая верхней одежды.
   В докладной записке в адрес ЦК профсоюза рабочих тракторной и танковой промышленности председатель профкома танкового завода на Урале без всяких прикрас сообщал в 1942 г. об ужасающем по своей сути жилищно-бытовом положении трудового коллектива: «В землянках ютятся 8500 человек, в неблагоустроенных каркасных бараках – 12500 танкостроителей. Зимой стены бараков из-за осадки засыпки промерзают. В поселках на 15 тыс. населения есть всего шесть водопроводных колонок. Детские сады и ясли, поликлиники, клуб, дом отдыха не присоединены к канализационной сети. В общежитиях не хватает тумбочек, табуреток, вешалок, железных кроватей, постельного белья, одеял. В баках не всегда бывает кипяток. Красных уголков мало. И всего мало: парикмахерских, бань, швейных и сапожных мастерских» [157].
   В том же году ВЦСПС в связи с поступившей в Москву жалобой челябинских рабочих на плохие бытовые условия организовал специальную комиссию для проверки обоснованности жалоб на предприятиях минометного вооружения в Челябинске. Комиссия, в частности, установила, что в «столовой челябинского завода имени Колющенко во время обеда ложек, вилок и ножей не дают, а чай рабочие пьют из тарелок, через край» [158].
   К сожалению, подобная картина, а иногда и еще более удручающая наблюдалась в восточных регионах страны почти повсеместно, особенно в первый период войны.
   Советское руководство, несмотря на огромные военные расходы, принимало меры по строительству в тылу жилья и коммунально-бытовых помещений. Так, наркомат авиационной промышленности ежегодно сдавал в эксплуатацию по 300 тыс. кв. метров жилой площади. Немало других организаций и предприятий успешно выполняло задания по жилищному строительству, но так, к сожалению, было не везде из-за отсутствия строительных материалов [159].
   Нехватка кирпича, леса, цемента, гвоздей, подъемных механизмов и кадров заставляла строить жилые помещения упрощенного типа, а попросту говоря – времянки. В первые два года войны таких помещений было большинство, правда, под жилье их можно было использовать исключительно в тяжелых военных условиях.
   В 1944–1945 гг. положение с жильем в восточных районах страны несколько улучшилось, хотя, например, еще в конце 1944 г. часть рабочих Кировского танкового завода в Челябинске – всем теперь известного Танкограда – продолжала жить в землянках [160].
   Война пагубно сказалась на коммунальном хозяйстве городов и рабочих поселков. Водопроводы, из года в год увеличивая отпуск воды для промышленности и населения, находились в плачевном состоянии. В отопительных системах жилых домов и в банно-прачечных комбинатах значительная часть котлов и труб требовала срочной замены. Оборудование прачечных наполовину вышло из строя [161].
   К началу 1943 г. исключительно тяжелое положение сложилось с городским транспортом. Автотранспорт почти весь был переключен на военные перевозки, а трамваи ходили с перебоями. В городах РСФСР, исключая Москву и Ленинград, на трамвайные линии выходило только 55 % вагонного парка [162].
   Причин было много: недостаток электроэнергии, изношенность подвижного состава, прекращение выпуска вагонов, запасных частей и оборудования и т. д. Особенно плохо ходили трамваи в городах Урала, Поволжья и Западной Сибири, то есть как раз в тех районах, где сосредоточились основные центры военного производства. «Многие ходили на заводы из городов и поселков пешком по 16–12 км, – отмечал нарком авиапромышленности Шахурин. – Трамваи часто не ходили, поезда опаздывали: то заносы, то пропускают воинские эшелоны» [163].
   Городские власти часто устраивали субботники и воскресники по ремонту трамвайных путей, троллейбусных линий, водопровода, бань, прачечных. Коллективам промышленных предприятий в силу безвыходности обстоятельств приходилось идти на это, что, разумеется, еще больше повышало напряженность труда.
   Военное лихолетье оставило свою печать на каждом городе, рабочем поселке и селе, на каждом трудовом коллективе, каждой семье. Удовлетворение минимальных потребностей в одежде и обуви было сопряжено с огромными трудностями. Поэтому вынужденной мерой стало использование людьми в качестве обычной одежды предметов военного обмундирования: шинелей, гимнастерок, бушлатов, полушубков и т. д. Их или передавали раненые воины и инвалиды членам своей семьи, или же владелец вещи сам менял ее на что-нибудь.
   Как в будни, так и в праздники одежда мужчин тех лет обязательно включала предмет от военного костюма, чаще всего это был солдатский ремень или гимнастерка, морская тельняшка, пилотка [164].
   Миграция населения, плохое питание, а вдобавок неудовлетворительные жилищные и санитарные условия создавали благоприятную обстановку для распространения разного рода болезней, в первую очередь инфекционных. Уже в первый год войны число выданных больничных листов о временной нетрудоспособности сильно увеличилось по сравнению с 1940 г. Зимой 1941–1942 г. в Куйбышеве (Самара), Казани, Ярославле был зафиксирован брюшной тиф, а в Ташкенте – сыпной тиф. Следствием повышения заболеваемости, гибели от голода и других неблагоприятных условий жизни явилось общее повышение смертности гражданского населения во время войны. При этом среди сельских жителей она была ниже, чем среди городских [165].
   Учитывая надвигающуюся опасность, ГКО 2 февраля 1942 г. принял постановление «О мероприятиях по предупреждению эпидемических заболеваний в стране и в Красной Армии». Органам прокуратуры предложено было привлечь к строгой ответственности нарушителей санитарного законодательства. В противоэпидемическую работу были вовлечены все медицинские работники независимо от их специальности.
   На железнодорожных станциях, в сельской местности и городах расширилась сеть санпропускников, дезинфекционных камер и обсервационных пунктов. На крупных железнодорожных узлах были организованы санитарно-контрольные пункты. Под усиленный надзор были взяты общежития, гостиницы, детские учреждения.
   Широко осуществлялись профилактические мероприятия: прививки, систематические медицинские осмотры рабочих и служащих. В их проведении участвовали не только медики, но и администрация предприятий, профсоюзы. Был создан институт общественных инспекторов, ставших активными помощниками врачей. Только в РСФСР было свыше 200 тыс. таких добровольцев. В последующие годы началось снижение заболеваемости рабочих и служащих, а в стране удалось избежать эпидемий инфекционных болезней [166].
   И все-таки среди заключенных показатель смертности оставался высоким. Важно отметить, что с началом войны значительное количество заключенных, осужденных за нарушение трудовой дисциплины и мелкие кражи на производстве, были освобождены, из них 420 тыс. человек по состоянию здоровья были признаны годными для военной службы и направлены в Красную Армию.
   Но тюрьмы и исправительные лагеря продолжали пополняться и во время войны. Во второй половине 1941 г. были осуждены 1 396 810 человек, из этого числа 69,3 % приговорены к различным срокам лишения свободы. В 1942 г. количество осужденных составило почти 3,2 млн человек, из них лишились свободы более двух третей. На 1 июля 1944 г. в СССР количество заключенных достигло 1,2 млн: начиная с 22 июня 1941 г., убыло 2,9 млн человек, а поступили 1,8 млн [167].
   Многие в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 г. попали в заключение за самовольный уход с предприятий и учреждений военной промышленности. Среди них были даже подростки, которые, не выдержав суровых испытаний и лишений на производстве, сбегали домой [168].
   В связи с переброской в 1941 г. сотен тысяч заключенных с запада страны на восток многие исправительные лагеря, совершенно не готовые к этому, оказались в ужасающем положении, особенно зимой. От холода, голода, страшной перенаселенности в бараках, где в 1941–1942 гг. на человека приходилось менее 1 кв. метра жилой площади, заключенные болели и умирали. В 1942 г. смерть настигла 248 тыс. человек, то есть в пять раз больше, чем в 1940 г.
   Только в 1944 г. положение начало несколько выправляться. Норма жилой площади стала около 1,8 кв. м. Одновременно администрация лагерей поощряла тех заключенных, кто проявил себя отличником производства. Их размещали в более просторных бараках, где на одного обитателя приходилось не менее 3 кв. метров, у каждого была койка с постельным бельем. Остальные занимали сплошные нары в два или три яруса. Отличникам производства ежемесячно выделяли три выходных дня, да и на сон им отводилось по восемь часов [169].
   Во время войны выросла женская преступность: с 18,1 % общего количества осужденных в первой половине 1941 г. до 27,5 % за первую половину 1942 г. Связано это было прежде всего с тяжелым продовольственным положением в стране. Женщины привлекались к уголовной ответственности в основном за растрату, кражи социалистической собственности, мелкие кражи на производстве, кражи личной собственности [170].
   В годы войны Государственный комитет обороны принял решение не призывать в Красную Армию граждан национальностей воюющих с СССР стран (немцев, румын, венгров и других). Однако они в обязательном порядке использовались для работы на производстве и в строительстве. Обычно всех мужчин этих национальностей в возрасте от 17 до 50 лет, годных к физическому труду, мобилизовывали по линии НКВД в рабочие колонны на все время войны. Так, по постановлению ГКО от 10 января 1942 г. были мобилизованы 120 тыс. немцев, выселенных в Сибирь и Казахстан.
   Всего в 1942–1944 гг. по линии НКВД было мобилизовано не менее 400 тыс. граждан национальностей воевавших с СССР стран, главным образом немцев. Из них 220 тыс. были задействованы на предприятиях НКВД, а 180 тыс. переданы другим наркоматам. Использовались они, как правило, на добыче угля, нефти, производстве оружия и боеприпасов, в черной и цветной металлургии, на строительстве промышленных объектов и железных дорог и т. д. Хотя по своему правовому положению к заключенным они не относились, но по обеспечению продовольствием и условиям жизни их положение мало чем отличалось от содержащихся в лагерях, что и объясняет высокий процент заболеваемости и смертности среди этой категории мобилизованных [171].
   Жизненные невзгоды, потеря близких на фронте заставляли людей искать утешение в вере в Бога, ведь религия всегда несет в себе нравственный заряд большой силы. Сострадание и милосердие, смирение и терпение, бескорыстие и чувство единения помогали выжить многим вдовам, инвалидам, больным и всем страждущим. Повсеместно возросла посещаемость действующих церквей и мечетей. Больше всего верующих было среди женщин, особенно в сельской местности.
   Движимые чувством сострадания и милосердия верующие жертвовали средства на нужды обороны страны и помощь пострадавшим от войны. Так, в Кировской области к лету 1944 г. на подарки воинам Красной Армии они собрали 102,5 тыс. рублей, на оказание помощи больным и раненым в госпиталях – 120 тыс., инвалидам Отечественной войны – 44 тыс., детям и детским учреждениям – 12 тыс., семьям воинов – 110 тыс. рублей [172].
   Было немало случаев, когда верующие обращались к местным властям с ходатайствами об открытии в их населенных пунктах с довоенных времен закрытых церквей. Например, 2 февраля 1942 г. приходской совет при церкви села Выездное Арзамасского района Горьковской области от имени всех верующих направил в Арзамасский райисполком заявление, в котором говорилось: «Приходской совет от лица верующих обращается с просьбой открыть богослужение в храме с. Выездное. В случае разрешения мы… примем участие… в уборке из храма зерна, мы имеем желание в будущем помогать государственной обороне денежными средствами… Постоянное функционирование храма должно быть обеспечено не только для обслуживания верующих, но и для регулярного притока пожертвований в фонд обороны страны» [173].
   До осени 1943 г. такие просьбы редко выполнялись. В отдельных случаях, когда церкви поблизости не было, религиозные обряды совершались в частных домах, а в ряде мест верующие самовольно обустраивали какую-нибудь полуразрушенную церковь.
   Постепенно руководство страны осознало необходимость определенного сотрудничества с Православной Церковью в целях мобилизации всех духовных сил народа на нужды войны. 4 сентября 1943 г. состоялась встреча И.В. Сталина с высшими ее иерархами, на которой удалось положительно решить вопросы об открытии церквей, о возвращении из ссылок и заключения ряда священнослужителей.
   При Совнаркоме СССР был образован Совет по делам русской Православной Церкви, который ведал всеми вопросами взаимоотношений государства с Церковью. Хотя и после этого верующим не всегда удавалось преодолеть различные бюрократические препятствия со стороны местных органов власти: в Совет по делам Церкви в 1944–1945 гг. поступило 5770 заявлений об открытии церквей, но удовлетворено было только 414 ходатайств [174].
   В годы лихолетья чувства сострадания и милосердия были присущи не только верующим. Многие сознавали свою личную ответственность за тех, кто был рядом с ними, за судьбу всей страны. Общее горе и жизненные невзгоды военного времени объединяли людей, делали их добрее и терпимее. Они становились более общительными и доброжелательными. Интересны с этой точки зрения свидетельства московских школьников.
   В апреле-мае 1942 г. им задали сочинение на тему описать свои ощущения в первые месяцы войны. Кирилл Сакулин (15 лет), например, рассказал о соседе-враче, проживавшем в той же коммунальной квартире, что и автор сочинения. До войны сосед занимал какую-то ответственную должность, поражая жильцов своей нелюдимостью. Он никогда ни с кем из них не здоровался и с брезгливой миной появлялся на кухне. Когда же началась война, сосед стал совершенно другим человеком: «встречаясь с кем-нибудь из жильцов, он здоровался и часто разговаривал о военных новостях…
   Когда шили варежки для пожарной команды, пожертвовал для этого свой плащ… Впоследствии, эвакуируясь, не запер свою комнату, оставил ключ жильцам, предоставив им возможность пользоваться его телефоном и радио. Свои дрова передал в общее пользование» [175].
   Другая ученица – Ада Дымова (16 лет) отметила, что до войны жильцы их огромного шестиэтажного дома «были мало чем примечательны». Но с началом ее между ними установились дружеские и товарищеские отношения. Особенно это проявлялось в бомбоубежище, где все собирались во время воздушных тревог. «К тем, кому нужно было идти на работу в утреннюю смену, относились сочувственно – уступали место, чтобы человек мог лечь» [176].
   Коллективизм, доброжелательность людей проявлялись в размахе донорского движения, в оказании помощи эвакуированным детям, в заботе о сиротах. Свою кровь для переливания раненым и больным отдавали миллионы людей. Многие семьи в тыловых районах брали на воспитание детей, лишившихся родителей, и проявляли о них поистине родительскую заботу. О многих таких фактах сообщалось в средствах массовой информации.
   Всей стране был известен патриотизм ташкентского кузнеца Шаахмеда Шамахмудова и его жены Бахри, принявших в свою семью на воспитание 14 детей разных национальностей.
   Известен и случай, который произошел в небольшом сибирском городе Ачинске. Туда вместе с эвакуированным заводом прибыла в 1941 г. многодетная семья. Поселилась она в доме пожилой одинокой женщины. Все величали ее Петровной. Вскоре главу эвакуированной семьи взяли в армию. Жена осталась одна с шестью ребятами, старшему было всего десять лет. Через некоторое время с фронта пришла похоронка. Эта страшная весть так поразила мать, что она рухнула замертво. Дети в одночасье стали круглыми сиротами. Но Петровна не отдала их в детский дом, ей помогали, чем могли, все соседи [177].
   Коллективизм советских людей во время войны, их сплоченность и готовность к самопожертвованию во имя общего дела производили особое впечатление на иностранцев: по их утверждениям, на своей родине обычно редко они наблюдали проявление таких прекрасных качеств.
   «Что сразу обращает на себя внимание в Советской России – чувство локтя, – писал в декабре 1942 г. американский журналист Ральф Паркер. – Я спросил одного иностранного дипломата, который внимательно следит за русскими делами и который вернулся сюда после двадцатилетнего отсутствия, что поразило его больше всего сейчас. То, как Россия научилась коллективной организации, ответил он. Чувство принадлежности к крупной социальной группе, слитность с обществом порождают на заводах и полях сражений спокойствие и уверенность» [178].
   В целом, советские люди были убеждены в справедливости дела, за которое они сражались на фронте и ради которого самоотверженно трудились и переносили лишения в тылу. Они доверяли своему руководству, не сомневались в правильности проводимой им политики. Это давало им силы для выживания в тяжелейших условиях войны, вселяло уверенность в победу.
   Таким образом, во время Великой Отечественной войны тыл страны являлся тем источником, который материально и духовно питал действующую армию, давал ей силы для вооруженной борьбы с врагом.
   Военно-технического превосходства над противником Советский Союз добился ценой огромного напряжения, лишений и жертв народа. Производственная и общественная жизнь каждого труженика тыла была подчинена нуждам фронта. На первом месте всегда стояло производство, а со своими нуждами человек отходил на второй план.
//-- Примечания --//
   1. Байбаков Н. Советская экономика в годы Великой Отечественной войны // Коммунист. 1975. № 7. С. 20.
   2. Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). М., 1985. С. 10.
   3. История второй мировой войны 1939–1945: в 12-ти т. М., 1973–1982.Т. 12.С. 154.
   4. Там же. С. 154–155.
   5. Отечественная история. 1995. № 3. С. 60.
   6. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 12. С. 154.
   7. Отечественная история. 1995. № 3. С. 60; Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 52.
   8. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., Т. 3. 1968. С. 44–48.
   9. Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: статистическое исследование. М„1993. С. 351.
   10. Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 82–85; Гладков И.А. Экономическая победа СССР в Отечественной войне. М., 1970. С. 16.
   11. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 150, 154; История социалистической экономики СССР. Т. 5. М., 1978. С. 256.
   12. Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). М., 1970. С. 113–114.
   13. Байбаков Н. Советская экономика в годы Великой Отечественной войны. С. 23; Кто был кто в Великой Отечественной войне. 1941–1945. Люди. События. Факты. Краткий справочник. М., 1995. С. 13.
   14. Life (New York). 1942. 20 July.
   15. Маевский И.В. Экономика русской промышленности в условиях первой мировой войны. М., 1957. С. 57; Шигалин Г.И. Военная экономика в первую мировую войну (1914–1918 гг.). М., 1956. С. 148–150.
   16. Гатовский Л.М. Экономическая победа Советского Союза в Великой Отечественной войне. М., 1946. С. 69.
   17. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 152.
   18. Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. М., 1974. С. 73.
   19. Вознесенский Н. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М., 1948. С. 42–43.
   20. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 5. С. 36.
   21. Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 175, 178.
   22. Составлена по: ЦАМО. Ф. ГАУ. Оп. 103988. Д. 2. Л. 42, 128–138; Ф. 38. Оп. 30425. Д. 13. Л. 33; История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 158.
   23. Советский рабочий класс. М., 1975. С. 373.
   24. История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 302–303.
   25. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 1-37.
   26. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 161; Союзники в войне. 1941–1945. М., 1995. С. 181, 183.
   27. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 174–175; История второй мировой войны. 1939–1945. Т. 7. С. 48.
   28. Там же. Ед. хр. 103. Л. 3–8; Ед. хр. 104. Л. 1–2.
   29. Во главе защиты Советской Родины: Очерки деятельности КПСС в годы Великой Отечественной войны. М., 1975. С. 9.; Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 1. С. 30; Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 253.
   30. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 21. Л. 136; История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 264–265.
   31. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 157, 162.
   32. Правда. 1943. 9 января.
   33. Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. С. 115; Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 285.
   34. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945: В 6-ти т. Т. 3. М., 1964. С. 165.
   35. Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 340–341.
   36. История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 248.
   37. Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 217–218.
   38. Гракина Э.И. Ученые – фронту. 1941–1945. М.: Наука, 1989. С. 219.
   39. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 44. Л. 107–108.
   40. Там же. Ед. хр. 113. Л. 1; Ед. хр. 115. Л. 110–112.
   41. Там же. Ед. хр. 113. Л. 1–1 об.; Ед. хр. 115. Л. 110.
   42. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 12. С. 160.
   43. Шахурин А.И. Крылья победы. М., 1990. С. 279, 287–288.
   44. ЦАМО. Ф. 67. Оп. 32174. Д. 260. Л. 39.
   45. Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 307–308.
   46. История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1970. Т. 5. Кн. 1. С. 452–453; Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945: краткая история. М., 1974. С. 579–580.
   47. Вторая мировая война: итоги и уроки. М., 1985. С. 229, 257.
   48. Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 305–308, 315.
   49. Там же. С. 290–291.
   50. Советская экономика в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1970. С. 58; Провал гитлеровского плана наступления на Москву. М., 1966. С. 333; История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 257.
   51 ОЦВМА. Ф. 403. Д. 39666. Л. 80; Д. 39669. Л. 5; Д. 40304. Л. 20–24; Великая Отечественная война 1941–1945: энциклопедия. М., 1985. С. 695–696.
   52. 50 лет Вооруженных Сил СССР. М., 1968. С. 459; Военное искусство во второй мировой войне: (стратегия и оперативное искусство). М., 1973. С. 173.
   53. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 12. С. 170.
   54. 50 лет Вооруженных Сил СССР. С. 457.
   55. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 6–9.
   56. Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 272; Союзники в войне 1941–1945. С. 181.
   57. История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 290–291.
   58. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 103. Л. 168–170.
   59. Вторая мировая война: Актуальные проблемы. М., 1995. С. 334; Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 327–328.
   60. Вторая мировая война: Итоги и уроки. С. 225.
   61. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 59; Ед. хр. 24. Л. 193; Ед. хр. 35. Л. 221–222.
   62. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 9. С. 401–402.
   63. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 102. Л. 131–132; Ед. хр. 103. Л. 61; Ед. хр. 112. Л. 158–159; Российский государственный архив экономики (далее – РГАЭ). Ф. 8045. Оп. 3. Д. 945. Л. 6.; Д. 964. Л. 4.
   64. Куманев Г.А. На службе фронта и тыла: Железнодорожный транспорт СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1938–1945 гг. М., 1976. С. 306–308; История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. Т. 4. С. 608.
   65. Вторая мировая война: итоги и уроки. С. 225.
   66. Речной транспорт СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1965. С. 252–254.
   67. Морской транспорт в годы Великой Отечественной войны. М., 1985. С. 269, 410.
   68. Отечественная история. 1995. № 3. С. 70.
   69. Советская экономика в период Великой Отечественной войны. С. 245.
   70. Там же. С. 260–261.
   71. История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 5. Кн. 1. С. 468; Живая память. Великая Отечественная: правда о войне, в 3-х т. М., 1995.Т. 2. С. 11–12.
   72. История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 5. Кн. 1. С. 644.
   73. Правда. 1975.12 марта.
   74. Советский тыл в Великой Отечественной войне. М., 1974. Кн. 1. С. 22.
   75. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 4. С. 144.
   76. Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. М., 1974. С. 175, 178.
   77. Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 110; Исторический опыт партийной работы в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). Петрозаводск, 1990. С. 29–30.
   78. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М„1968.Т. 3. С. 64, 87.
   79. Соколов П.В. Война и людские ресурсы. М., 1961. С. 133, 153; Советская экономика в период Великой Отечественной войны. С. 190.
   80. Советская экономика в период Великой Отечественной войны. С. 194.
   81. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М., 1970. С. 77–78.
   82. Советская экономика в период Великой Отечественной войны. С. 252.
   83. Соколов П.В. Война и людские ресурсы. С. 133, 153; Профсоюзы СССР: документы и материалы. В 4-х т. Т. 3. М., 1963. С. 253.
   84. ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 24. Д. 225. Л. 61.
   85. Вопросы экономики. 1975. № 5. С. 23.
   86. Партия и армия. М., 1980. С. 212.
   87. Комсомольская правда. 1941.13 июня.
   88. Правда. 1941. 30 августа; Очерки истории Московской организации ВЛКСМ. М., 1976. С. 391.
   89. Огненные годы. М., 1971. С. 479; Комсомол в Отечественной войне. М., 1944. С. 292; Так нам сердце велело. Свердловск, 1968. С. 195.
   90. Социалистическое соревнование в СССР. 1918–1964: документы и материалы профсоюзов. М., 1965. С. 268.
   91. Профсоюзы СССР. Т. 3. С. 372.
   92. Ветеран. 1991. № 47. С. 10.
   93. Там же.
   94. Там же.
   95. Hoyt Е.Р. 199 Days: The Battle for Stalingrad. N.Y., 1993. P. 10.
   96. Профсоюзы СССР. T. 3. С. 253.
   97. Ветеран. 1990. № 20. С. 10.
   98. Ветеран. 1990. № 19. С. 7.
   99. Советский тыл в период коренного перелома в Великой Отечественной войне, ноябрь 1942–1943. М., 1989. С. 108; Социалистическое сельское хозяйство. 1945. № 10. С. 7.
   100. Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. С. 98; Чадаев Я.Е. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 404.
   101. Ветеран, 1990. № 14. С. 10.
   102. Lisner. 1943.14 October.
   103. Life. 1942. 20 July. P. 84, 88.
   104. Военно-исторический журнал. 1990. № 1. С. 22.
   105. Там же. С. 20–21.
   106. Там же. С. 22.
   107. Московская правда. 1995. 3 марта.
   108. Литературная газета. 1980. 30 апреля. С. 12.
   109. Там же.
   110. Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. С. 84.
   111. Антипенко Н.А. На главном направлении. М., 1967. С. 7.
   112. Там же. С. 333, 336.
   113. Новая и новейшая история. 1995. № 2. С. 78.
   114. Народ и война. Санкт-Петербург., 1995. С. 70.
   115. Тамарченко М.Л. Советские финансы в период Великой Отечественной войны. М., 1967. С. 89.
   116. Красная звезда. 1975. 26 марта.
   117. Ветеран. 1991. № 35. С. 10.
   118. Там же.
   119. Чернявский У.Г. Война и продовольствие: Снабжение городского населения в Великую Отечественную войну (1941–1945 гг.). М., 1964. С. 73–74.
   12 °Cоветская торговля за 30 лет. М., 1947. С. 127; Куманев Г.А. На службе фронта и тыла. М., 1976. С. 383.
   121. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 108. Л. 139; Советская торговля за 30 лет. М., 1947. С. 127; Куманев Г.А. На службе фронта и тыла. М., 1976. С. 383.; Центральный муниципальный архив г. Москвы. Ф. 345. On. 1. Д. 332. Л. 32; Москва военная. 1941–1945: Мемуары и архивные документы. М., 1995. С. 515–517.
   122. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. С. 80.
   123. Советская экономика в период Великой Отечественной войны. С. 393–395.
   124. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. Т. 6. С. 70.
   125. История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 468–469.
   126. Там же.
   127. История советского крестьянства. М., 1987. Т. 3. С. 355.
   128. Островский В.Б. Колхозное крестьянство СССР. Саратов, 1967. С. 213.
   129. Зинич М.С. Будни военного лихолетья. 1941–1945. М., 1994. Вып. 1. С. 27.
   130. Чернявский У.Г. Война и продовольствие. С. 186.
   131. Партийное строительство. 1942. № 1. С. 41–42; Зинич М.С. Будни военного лихолетья. Вып. 1. С. 24–25.
   132. Чернявский У.Г. Война и продовольствие. С. 178–184.
   133. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. С. 340–341.
   134. Социально-политическое и экономическое развитие советской деревни. Ярославль, 1979. Вып. 3. С. 48.
   135. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. С. 351, 360–361.
   136. Там же. С. 351.
   137. Зинич М.С. Будни военного лихолетья. Вып. 1. С. 25.
   138. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945.Т. 2. С. 552.
   139. Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. С. 95.
   140. Чернявский У.Г. Война и продовольствие. С. 100.
   141. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. З.С.65.
   142. Советский тыл в годы Великой Отечественной войны: учебное пособие для студентов вузов, обучающихся по спец. «История». М., 1986. С. 51.
   143. Любимов А.В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. М., 1968. С. 150; Чернявский У.Г. Война и продовольствие. С. 146.
   144. Зинич М.С. Будни военного лихолетья. Вып. 1. С. 83.
   145. Митрофанова А.В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 510.
   146. Белоносов М.М., Русинов В.А. Победа ковалась в тылу: трудовой подвиг рабочего класса в годы Великой Отечественной войны. М., 1985. С. 190–191.
   147. Советская экономика в период Великой Отечественной войны. С. 400.
   148. Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. С. 353.
   149. Любимов А.В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. С. 160.
   150. История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 472.
   151 История второй мировой войны 1939–1945. Т. 8. С. 350.
   152. Плотников К.Н. Бюджет социалистического государства. М., 1948. С. 290, 294.
   153. Торговля Союза ССР за 1945 год. М., 1946. С. 127.
   154. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945.Т. 2. С. 548.
   155. Советский рабочий класс. М., 1975. С. 399; Васильев А.Ф. Промышленность Урала в годы Великой Отечественной войны 1941–1945. М., 1982. С. 254.
   156. Митрофанова А.В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 516.
   157. Белоносов И.И. Советские профсоюзы в годы войны. М., 1970. С. 124.
   158. Там же. С. 122.
   159. Митрофанова А.В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 517.
   160. Васильев А.Ф. Промышленность Урала в годы Великой Отечественной войны. С. 254–254.
   161. Зинич М.С. Будни военного лихолетья. Вып. 2. С. 76.
   162. Митрофанова А.В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 517.
   163. Шахурин А.И. Авиационная промышленность накануне и в годы Великой Отечественной войны. С. 95.
   164. Зинич М.С. Будни военного лихолетья. Вып. 1. С. 27.
   165. Поляков Л.Е. Цена войны: демографический аспект. М., 1985. С. 81.
   166. Народ и война. С. 169; Белоносов И.И. Советские профсоюзы в годы войны. С. 132.
   167. Военно-исторический журнал. 1990. № 1. С. 20, 23.
   168. Зинич М.С. Будни военного лихолетья. Вып. 1. С. 68.
   169. Военно-исторический журнал. 1990. № 1. С. 23; Социологические исследования. 1991. № 6. С. 10–26.
   170. Военно-исторический журнал. 1990. № 1. С. 24.
   171. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 49–50; Ед. хр. 21. Л. 51–52; Военно-исторический журнал. 1990. № 1. С. 24.
   172. Отечественная история. 1995. № 3. С. 75.
   173. Там же. С. 76.
   174. Там же. С. 78–79.
   175. Москва военная. 1941–1945 гг.: мемуары и архивные документы. С. 612.
   176. Там же. С. 611–612.
   177. Ветеран. 1990. № 3 7. С. 10.
   178. New York Times Magazin. 1942. December 6.

Глава 6
Плен: трагическая судьба миллионов советских граждан

1. Статус советских военнопленных и его юридическая база

   A la guerre comme a la guerre – известным крылатым французским выражением – «На войне как на войне», до сих пор некоторые политики и военачальники стремятся снивелировать свои промахи и ошибки. А в годы войны и после ее, не мудрствуя лукаво, этой поговоркой объясняли как неизбежные, так и привнесенные тяготы военного быта фронтовиков, неоправданные, а нередко и бессмысленные потери в личном составе, материальных средствах, а также оставленных территориях.
   Эта фраза часто мелькала и в отечественной публицистике лишь по той логике: главное то, что мы победили, а в остальном – на войне как на войне… Под этот тренд в недалеком прошлом велись рассуждения на тему о военнопленных – одну из наименее раскрытых в многочисленных трудах о Великой Отечественной войне.
   Как во время войны так после ее завершения многие годы о советских военнопленных ни в исторических исследованиях, ни в публицистике, ни даже в произведениях искусства практически ничего не освещалось, будто бы в истории и не было этой трагической главы. На данную тему был наложен запрет.
   Между тем плен стал жесточайшим физическим, моральным, психологическим и нравственным испытанием для миллионов советских бойцов, матросов и офицеров. Большинству их он стоил жизни, а тем, кому чудом удалось избежать неминуемой смерти, сломал дальнейшую судьбу не только им лично, но и их семьям.
   История плена – это сложнейшая летопись величия и падения, добра и зла, ненависти и любви, верности и предательства, боли и гнева, варварства и милосердия, скорби и надежды, горя и веры. В плену обнажались до предела слабость, и силы человека, самые низменные пороки, и самые высокие чувства.
   История плена – это неоконченный трагический калейдоскоп страданий и горя миллионов советских людей. Эту мрачную и в то же время мужественную сторону войны необходимо освещать, исследовать, собирая крупицы истины, искать новые факты, раскрывающие сложную и многовекторную ее панораму.
   Человечество проделало довольно длинный путь в своем стремлении выработать и как-то узаконить единые правила ведения войны. В их числе было и положение о том, что плен является лишь предотвращением дальнейшего участия в бою, а каждый пленный должен обладать определенными, четко очерченными правами, знать, что в случае их нарушения и особенно жестокого обращения с ним – может быть защищен.
   Вплоть до конца XIX века судьба тех, кто оказался в неволе, целиком зависела от степени цивилизованности, политической и нравственной позиции пленившей стороны. Многочисленные примеры свидетельствовали, с одной стороны, об откровенном произволе, а с другой – об истинно рыцарском отношении к военнопленным.
   По мере того, как войны приобретали все больший размах, а в плен попадало все большее количество солдат и офицеров воюющих сторон, остро назрела необходимость очертить их правовое положение строгими юридическими рамками, принять международное соглашение на этот счет.
   Первое такое соглашение было заключено на рубеже веков – в 1899 г. на Гаагской мирной конференции, где 27 стран-участниц приняли три конвенции. Одна из них – «О законах и обычаях войны» – содержала две статьи, непосредственно касавшиеся прав военнопленных. В 1907 г. участники очередной Гаагской конференции внесли в указанный документ некоторые дополнения. В итоге правовые гарантии пленных впервые приобрели более четкие очертания.
   Первая мировая война заставила международное сообщество снова вернуться к проблеме правовых ограничений действий воюющих сторон.
   Летом 1929 г. по инициативе Международного Комитета Красного Креста (МККК) в Женеве состоялась Международная дипломатическая конференция, принявшая две чрезвычайно актуальные в эпоху вооруженных конфликтов и войн конвенции: об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, а также об обращении с военнопленными.
   Представитель от СССР в работе конференции участия не принимал, а, следовательно, под этими конвенциями не подписался. Спустя два года Советский Союз все же присоединился к первой конвенции, но вторую ни тогда, ни позже он так и не подписал.
   Между тем основные принципы Женевской конвенции о военнопленных сводились к тому, чтобы обращаться с ними гуманно, исключая дискриминацию по признакам расы, национальности, веры, пола, политических взглядов, имущественного положения и др. Запрещались медицинские опыты над военнопленными, привлечение их к работам, связанным с военными действиями, и т. д. Воюющие стороны обязывались обмениваться списками военнопленных, разрешать им получение посылок, писем и денежных переводов через Международный Комитет Красного Креста или через третьи страны. Эти правила считались обязательными для каждой страны, независимо от того, ратифицировала она эту конвенцию или нет.
   Важно отметить, что, пожалуй, ни в одной воевавшей стране положения Гаагской и Женевской конвенций в полной мере никогда не соблюдались. Тому нередко мешали как объективные, так и, главным образом, субъективные обстоятельства.
   Но эти нарушения не идут ни в какое сравнение с тем, что совершили нацистские агрессоры по отношению к советским военнопленным.
   С немецкой педантичностью разрабатывая план войны против СССР, руководство нацистской Германии тщательно готовило решения по обращению с советскими военнопленными. К их формулированию привлекались и служба безопасности Гиммлера, и главное командование вермахта, и ведомство Розенберга, назначенного министром по делам оккупированных восточных областей, и многие другие инстанции третьего рейха.
   Исходным положением немецких документов об обращении с советскими военнопленными формально являлось то, что СССР не подписал Женевскую конвенцию. Фактически эти документы отражали человеконенавистническую идеологию национал-социализма с ее расизмом, абсолютным отрицанием прав «неполноценных рас», разнузданным антикоммунизмом и антисоветизмом. Игнорируя тот факт, что Женевская конвенция предполагала ее соблюдение даже неприсоединившимися странами, руководство третьего рейха в документах, регламентировавших обращение с советскими военнопленными, практически отказалось признавать правовые нормы, установленные международными договорами.
   Что касается советского руководства, то оно стремилось всеми мерами предотвратить даже единичные случаи сдачи в плен. Боевые уставы Красной Армии такой возможности вообще не допускали, а уголовный кодекс рассматривал сдачу в плен, как тяжкое преступление.
   В значительно большей степени эта проблема беспокоила международную общественность. Уже на второй день после нападения на СССР председатель Международного комитета Красного Креста (МККК) швейцарский юрист и дипломат Ханс Макс Губер направил правительствам Советского Союза, Германии, Финляндии и Румынии телеграммы с предложением помощи от своей организации в обмене данными о погибших и раненых, в составлении списков лиц, попавших в плен. В этой же телеграмме указывалось, что, если предложенная помощь будет принята остальными заинтересованными сторонами, тот факт, что СССР не является участником Женевской конвенции 1929 г., не может считаться препятствием.
   Уже 27 июля, т. е. через четыре дня, нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов направил Губеру ответ, из которого следовало, что «Советское Правительство готово принять предложение Международного комитета Красного Креста относительно предоставления сведений о военнопленных, если такие же сведения будут предоставляться воюющими с Советским государством странами» [1].
   1 июля Совет народных комиссаров своим постановлением № 1798-800сс утвердил «Положение о военнопленных», статьи которого строго соответствовали положениям Гаагской и Женевской конвенций. Этим документом советское правительство гарантировало военнопленным жизнь и безопасность, а раненым и больным медицинскую помощь. Всем им сохранялись военная форма, ордена, личные вещи и ценности, а высшему офицерскому составу – холодное оружие. Должностным лицам запрещалось оскорблять военнопленных, жестоко обращаться с ними.
   Это постановление в течение всей войны являлось основным юридическим документом, который определял порядок содержания военнопленных и обращения с ними в советских лагерях. Надо отметить, и это единодушно признают все бывшие немецкие военнопленные, находившиеся на территории СССР, что требования постановления Совнаркома в основном соблюдались. Его нарушения со стороны должностных лиц преследовались как в дисциплинарном, так и в уголовном порядке.
   Между тем переговоры МККК с советским правительством продолжались. 6 июля в ответ на предложение Х.М. Губера учредить в столице Турции Анкаре Центральное агентство по делам военнопленных В.М. Молотов сообщил о согласии своего правительства с предпринятыми МККК шагами. Все дальнейшие переговоры по данному вопросы было поручено вести послу в Турции С.А. Виноградову [2].
   17 июля Народный комиссариат иностранных дел направил государству-протектору (страна, наблюдающая за соблюдением многосторонних договоров – Ред.) Швеции ноту, в которой объявлял о своем намерении соблюдать на основе взаимности Гаагскую конвенцию о военнопленных.
   В «памятной записке», врученной в этой связи заместителем наркома иностранных дел С.А. Лозовским главе шведской миссии, отмечалось: «…Советское правительство считает необходимым подчеркнуть, что в войне с напавшей на СССР фашистской Германией Советский Союз имеет дело с таким врагом, который систематически грубо нарушает все международные договоры и конвенции. Это обстоятельство ставит Советское правительство перед необходимостью соблюдать указанную выше Гаагскую Конвенцию в отношении фашистской Германии лишь постольку, поскольку эта конвенция будет соблюдаться самой Германией» [3]. Вместе с тем, как показала жизнь, советское правительство все же соблюдало Гаагскую конвенцию, несмотря на вопиющие ее нарушения со стороны нацистской Германии.
   Руководство третьего рейха, проинформированное Швецией о содержании советской ноты в тот же день, 17 августа, ответило на нее только через неделю. Датированную 25 августа 1941 г. ответную ноту Германии, содержавшую обвинения в адрес СССР по поводу якобы имевших место расстрелов немецких военнопленных, иначе как прямой отказ от каких-либо переговоров с советской стороной квалифицировать было нельзя.
   Международный комитет Красного Креста и в последующем не оставлял своих попыток решить вопрос о военнопленных цивилизованным путем, то есть с помощью контактов с отделом по делам военнопленных главного штаба вермахта, с одной стороны, и советским полномочным представителем в Анкаре – с другой.
   Начиная с 23 июля 1941 г., когда представитель МККК М. Жюно, через которого осуществлялись все переговоры, впервые встретился с послом СССР в Турции Виноградовым, и до второй половины сентября переговоры проходили вяло и неконструктивно: то советская, то германская сторона либо уводили разговор в сферу технических деталей дела, либо подолгу согласовывали различные вопросы со своим руководством.
   В результате не нашли поддержки такие инициативы МККК, как попытка наладить обмен списками военнопленных, взаимная выдача раненых и больных, передача посылок с продовольствием, одеждой, обувью, табаком и другие. Таким образом, по существу, МККК ничего добиться не удалось. Оба участника переговоров никакой настойчивости и подлинного стремления перевести обоюдное обращение с пленными на принципы человечности не проявили.
   Отныне правовое положение военнопленных определялось не международными соглашениями, а внутренними документами воюющих сторон. При этом следует еще раз подчеркнуть: Германия, подписавшая Гаагскую и Женевскую конвенции, совершенно не соблюдала их требований в отношении советских, а во многом – и военнопленных других стран, а Советский Союз, не подписавший эти договора, соблюдал их в течение всей войны. Правда, это касалось военнопленных противника.
   Отношение руководства к собственным солдатам, офицерам и генералам, оказавшимся в немецком плену, было диаметрально противоположным. Суть его с предельной ясностью была изложена в печально знаменитом приказе Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 г. Кстати, Сталин, видимо, сам чувствовал юридическую ущербность этого приказа, а потому обязал подписать его (уникальный случай!) всех членов Ставки Верховного Главнокомандования [4].
   Приказ обязывал «каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим и если такой начальник или часть красноармейцев вместо отпора врагу предпочтут сдаться в плен – уничтожать всеми средствами как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен лишать государственного пособия и помощи» [5].
   24 июня 1942 г. ГКО конкретизировал приказ своим очередным постановлением. В соответствии с ним аресту и ссылке в отдаленные районы СССР на срок до пяти лет подлежали отец, мать, муж, жена, сыновья, дочери и сестры, если они жили совместно с «изменником Родины» или находились на его иждивении к моменту мобилизации в армию в связи с началом войны. В указанном постановлении отмечалось, что «применение репрессий в отношении членов семей перечисленных в п.п. 1 и 2 {следует длинный перечень в т. ч. семьи военнопленных – Ред.] производится органами НКВД на основании судебного приговора судебных органов или решений Особого совещания при НКВД СССР» [6].
   На практике эти жестокие меры применялись редко по причине того, что списками советских военнопленных советское руководство не располагало, из воинских частей сообщения о пленении того или иного бойца в военкоматы практически не направлялись и у местных органов данных, необходимых для принятия санкций по отношению к семьям, обычно не было. Совершенно очевидно, что во время войны установить, кто и при каких обстоятельствах попал в плен, зачастую было совершенно невозможно.
   Таким образом, все оказавшиеся в плену, по самому этому факту подозревались в измене со всеми вытекающими отсюда последствиями для них и их семей. По существу, приказ № 270 и был той юридической базой, на основе которой определялся статус советских военнопленных у себя на родине как в период Великой Отечественной войны, так и многие годы после нее. И доверия не было ни к кому.
   Пребывание в плену накладывало неизгладимое клеймо и на героя, и на труса, на тех, кто сдался добровольно, и на сотни тысяч оказавшихся в плену по вине командиров, захваченных безоружными, или израсходовавшими боеприпасы, ранеными и больными. Среди попавших в плен были лица, сдавшиеся намеренно, были и завербованные немецкой разведкой, получившие от нее конкретные задания разведывательного, диверсионного или террористического характера.
   Уже 29 декабря 1941 г., едва Красная Армия в ходе Московской битвы начала освобождать первые лагеря, где содержались советские военнопленные, ГКО принял постановление, в соответствии с которым все бывшие в окружении или в плену военнослужащие Красной Армии через сборно-пересыльные пункты поступали в специальные лагеря НКВД на проверку. Ни в одной другой из воюющих стран подобной практики не существовало.
   Вполне логичным было бы, распределив бывших военнопленных по частям, отправить их на фронт, дав возможность в бою доказать свою невиновность и поручив органам «Смерш» оперативную разработку подозреваемых в измене.
   К сожалению, огульное недоверие к людям было одной из характерных черт тогдашнего руководства страны. В полной мере оно проявилось и в отношении к военнопленным.

2. Германский плен – нацистская практика массового насилия и уничтожения

   Разительная мощь первых ударов вермахта, его стремительное наступление на главных направлениях советско-германского фронта обусловленные рядом объективных и субъективных причин привели к тому, что крупные группировки советских войск попали в окружение.
   В сводках с восточного фронта командование групп армий сообщало о том, что только в котлах под Белостоком и Новогрудком в плен было взято 328 898 советских военнослужащих, под Уманью – 103 тыс., в районе Мариуполя – 100 тыс., под Брянском и Вязьмой – 630 тыс. [7]. В ноябре 1941 г. командование вермахта официально объявило, «что на востоке за период с 22 июня по ноябрь немецкие войска взяли 3 725 600 пленных» [8].
   Сколь достоверны были эти цифры? Склонность геббельсовской пропагандистской машины к преувеличению общеизвестна. Именно об этом предупреждал английский истории Д. Фуллер, который писал, что «верить немецким коммюнике о победах нельзя, ибо в них зачастую приводились астрономические цифры» [9].
   И в самом деле, при подведении итогов операции на окружение немецкое командование включало в число военнопленных всех лиц мужского пола от 16 до 60 лет, которые на свою беду, оказались в районе котла, вне зависимости от их принадлежности к армии. Вот и получалось, что количество взятых в плен порой превышало общее число солдат и офицеров соединений Красной Армии, участвовавших в том или ином сражении.
   Так, судя по германским сводкам, восточнее Киева было взято в плен 665 тыс. советских военнослужащих, в то время как Юго-Западный фронт насчитывал к началу Киевской оборонительной операции 667 085 человек [10]. В войсках фронта, избежавших окружения, оставалось 150 541 человек. Много бойцов и командиров погибло за 82 суток боев, часть ушла в партизаны, а кому-то удалось добраться до своего дома. Так что немецкие сводки вызывают обоснованное сомнение.
   В лагеря для военнопленных направлялись также мужчины и женщины, имевшие хотя бы косвенное отношение к армии: обслуживающий персонал военторгов, мобилизованные на строительство оборонительных рубежей, призывники, получившие повестку из военкомата и т. д.
   Позже эта практика была закреплена официально: в соответствии с приказом главной ставки фюрера от 8 июля 1943 г. «все пленные мужчины в возрасте от 16 до 55 лет, взятые в борьбе с бандами в зоне военных действий, армейском тылу, восточных комиссариатах, генерал-губернаторстве и на Балканах, считаются с сего числа военнопленными. Это же относится к мужчинам во вновь завоеванных областях востока. Они должны быть пересланы в лагеря военнопленных, а оттуда на работы в Германию» [11].
   И до сих пор сведения о советских военнослужащих, попавших в немецкий плен, остаются весьма противоречивыми. В книге «Гитлеровский вермахт в Советском Союзе», которая вышла в ФРГ в 1985 г., ее автор Д. Гернс приводит следующие данные о численности поступавших по годам советских военнопленных: в 1941 г. – 2 835 тыс., в 1942 г. – 1 653 тыс., в 1943 г. -585 тыс., в 1944 г. – 147 тыс., в 1945 г. – 34 тыс., то есть в итоге получается 5 734 тыс. человек. Этот показатель представляется завышенным.
   По данным Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, в фашистском плену за годы Великой Отечественной войны оказались 4 млн 59 тыс. советских граждан: в 1941 г. – 2 млн (49 %), в 1942 г. – 1 млн 339 тыс. (33 %), в 1943 г. – 487 тыс. (12 %), в 1944 г. – 203 тыс. (5 %), в 1945 г. – 40,6 тыс. человек (1 %) [12].
   Приходится с горечью признать, что точной цифры советских воинов, оказавшихся в плену, мы, очевидно, никогда не установим по ряду причин, в том числе и той, что учет личного состава в Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны, как, впрочем, и в дальнейшем, был налажен неудовлетворительно. От поименного учета потерь отказались еще в 1942 г. В том же году были отменены так называемые солдатские медальоны, которые и без того имел едва ли не один боец из двадцати.
   Кроме того, командиры и штабы нередко записывали попавших в плен в графу «пропали без вести», ибо за них вышестоящие начальники спрашивали меньше, чем за попавших в плен. Но и такие донесения в условиях быстроменяющейся обстановки, особенно в первый год войны, поступали в Генеральный штаб крайне нерегулярно. Из окруженных частей и соединений они, нередко, вообще не направлялись, документы многих из них вообще не сохранились, так что судьба десятков тысяч солдат и офицеров, к сожалению, неизвестна до сих пор.
   В стремительном круговороте войны зачастую было практически невозможно установить подлинную судьбу человека: попал ли он в плен, дезертировал, прибился к другой части, утонул, был убит неопознанным, или в результате подрыва на мине от его тела не осталось и следа.
   В сущности, цифра 4 млн 59 тыс. определена Генеральным штабом Вооруженных Сил Российской Федерации в значительной степени аналитически, а не только по донесениям из войск. Эти показатели достаточно аргументированы и наиболее убедительны в сравнении из имеющих хождение в научной и публицистической литературе [13]. Очевидно, из этой цифры и следует исходить, хотя, разумеется, и она требует дальнейшего уточнения.
   Между тем человеку, оказавшемуся в годы войны в немецком плену, было все равно, какой он по счету – первый – или миллионный: каждому из них предстояло пройти все круги ада. Вот только удастся ли выжить?
   Вряд ли на сей счет у немцев было все продумано заранее. Не было ни одной статьи Гаагской и Женевской конвенций, которую самым циничным образом не нарушали бы нацисты, когда речь заходила о советских военнопленных. Впрочем, по замыслу руководителей третьего рейха, тотальное и беспощадное насилие должно было применяться ко всем советским людям, чтобы вселить в их души страх, даже ужас, который один лишь и позволит держать в повиновении огромную страну.
   Установка на массовое уничтожение советских людей послужила отправной точкой «генерального плана «Ост» – плана колонизации СССР, в соответствии с которым численность его населения на первых же порах должна была сократиться на 31 млн человек, которых надлежало «выселить» [14].
   В эту варварскую схему вполне укладывалось указание Адольфа Гитлера, изложенное им на совещании 16 июля 1941 г. Его сущность сводилась к тому, чтобы не рассматривать красноармейцев как «солдат-фронтовиков», а добиваться беспощадного их уничтожения. Эту мысль фюрер высказал еще 30 марта в своей речи перед высшим командным составом вермахта.
   Таким образом, массовое уничтожение военнопленных было запланировано за много месяцев до войны. Десятки, а то и сотни тысяч их были расстреляны еще до поступления на сборные пункты.
   Полное игнорирование общепринятых международных норм обращения с военнопленными особенно четко проявилось в директиве ОКБ от 6 июня 1941 г. «Об обращении с политическими комиссарами». Вот только одна выдержка из этого варварского документа: «Их (комиссаров. – Ред.] нужно немедленно, прямо на поле боя, отделить от других военнопленных… Эти комиссары не признаются в качестве солдат; на них не распространяется защита, предоставляемая военнопленным международным правом. После отделения их следует уничтожать». Здесь же содержалось указание о способе опознания комиссаров – по красной звезде с серпом и молотом на рукаве [15].
   Следует подчеркнуть, что в Красной Армии эту форменную нашивку кроме войсковых политработников носили военные корреспонденты, начальники клубов и домов офицеров, артисты фронтовых и армейских ансамблей, а также политработники, назначенные в ходе предвоенных организационно-штатных мероприятий на командные, штабные и тыловые должности и не успевшие пройти переаттестацию.
   Таким образом, данная директива, которая в ряде источников названа «приказом о комиссарах», еще до начала военных действий огульно обрекала значительную часть личного состава советских войск на уничтожение. Это являлось вопиющим нарушением не только элементарных норм международного права, но и преступлением против морали и нравственности.
   Не случайно авторы и исполнители этого документа на Нюрнбергском и других аналогичных процессах всячески пытались откреститься от признания своей вины в его реализации. Но правду не упрятать: слишком много документальных и свидетельских показаний непреложно доказывают не только то, что такой приказ существовал. Отрицать его бессмысленно: он был доведен до всего личного состава вермахта и добросовестно выполнялся.
   Один из свидетелей, солдат Вольфганг Шарте, показал: «За день до нашего выступления против Советского Союза офицеры нам заявили следующее: «Если вы по пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то их немедленно нужно расстреливать. Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан» [16].
   Солдат другой дивизии – Гарри Марек сообщил трибуналу, что за день до начала войны был получен приказ, в соответствии с которым необходимо было комиссаров Красной Армии «расстреливать на месте, ибо с ними нечего церемониться. С ранеными русскими также нечего возиться: их надо просто приканчивать на месте» [17].
   Строго приученные к дисциплине немецкие солдаты и офицеры четко выполняли чудовищный приказ. Об этом свидетельствуют беспристрастные документы. Командование одной лишь 269-й пехотной дивизии, входившей в корпус генерала Рейнгардта, доложило о ликвидированных на 8 июля 1941 г. 34 политруках [18].
   И подобных донесений много. Даже терминов, обозначавших убийство комиссаров, существовало множество, причем у каждого начальника имелся свой, излюбленный. Одни, просто без затей, докладывали – «расстрелян», другие использовали уголовную терминологию – «прикончен», а то и просто «убит», «ликвидирован», «подвергнут особому обращению».
   Так продолжалось до весны 1943 г., пока по ряду причин расстрел пленных комиссаров непосредственно в войсках был признан нецелесообразным, а командованию вермахта было приказано передавать их в распоряжение СД. Впрочем, от этого их судьба никаких изменений не претерпела: неизбежная гибель отодвигалась порой всего на несколько дней. Однако, выявлять политработников нацистам и их европейским союзникам стало труднее: теперь они носили единую с другими офицерами форму, и у тех, кто успел уничтожить документы, а к тому же не был выдан предателем, появился некоторый шанс выжить.
   Политработники оказались не единственной категорией военнопленных, намеченных к уничтожению. Кроме них немедленной ликвидации подлежали бойцы и командиры ряда национальностей, в том числе евреи и цыгане, а также женщины, раненые и больные.
   В то же время никто не может опровергнуть тот факт, что Советский Союз никогда не применял никаких репрессий по отношению к какой-либо категории немецких военнопленных и военнопленных из числа европейских стран, воевавших на стороне нацистской Германии. Никто не может утверждать, будто русские убивали немецких солдат или офицеров за их принадлежность к нацистской партии, к службам или войскам СС и т. д.
   Характерно, в СССР не предпринималось никаких акций мести против личного состава вермахта. Прошедшие в 1943–1945 гг. процессы в ряде освобожденных от захватчиков городов над теми, кто был повинен в массовых злодеяниях, велись по всем правилам судопроизводства и до сих пор в большинстве своем не вызывают претензий у мировой общественности. К суду привлекалось весьма ограниченное количество обвиняемых, причем за конкретные, доказуемые преступления, совершенные на оккупированных территориях.
   Ни о каких судах над советскими военнопленными, разумеется, и речи не было. В директиве «Об особой подсудности в районе «Барбаросса» сама идея нормального суда на восточных территориях категорически отвергалась. Решение о судьбе военнопленных разрешалось принимать каждому офицеру, обладавшему дисциплинарной властью, то есть начиная с командира взвода. И они не церемонились: расстрелы намеченных категорий пленных носили всеобъемлющий характер.
   Не лучше складывалась судьба у сотен тысяч советских военнопленных, оказавшихся в лагерях: германская машина уничтожения исправно работала во всех своих звеньях. Задавшись целью организованного и массового истребления советских военнопленных, фашисты сознательно оставляли их без крова, одежды, пищи: в лучшем случае им выдавали ничтожные порции эрзац-хлеба и гнилой картошки.
   На Нюрнбергском процессе фигурировал примечательный документ – докладная записка, представленная 10 июля 1941 г. рейхслейтеру А. Розенбергу о лагере военнопленных в Минске, где находились приблизительно 100 тыс. военнопленных и 40 тыс. гражданских заключенных.
   Загнанные в очень тесное пространство, они «едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные потребности там, где стоят… Военнопленные, проблема питания которых едва ли разрешима, живут по 6–8 дней без пищи, в состоянии вызванной голодом животной апатии, и у них одно стремление – достать что-либо съедобное… По отношению к заключенным единственный возможный язык слабой охраны, сутками несущей бессменную службу, – это огнестрельное оружие, которое они беспощадно применяют. Исправить это хаотическое состояние военные власти не могут вследствие огромной потребности в транспорте и людях, вызванной наступлением» [19].
   И это отнюдь не исключительный факт. Вся система германских лагерей для советских военнопленных была рассчитана на их быстрое, а главное – дешевое тотальное истребление. Наиболее «опасных», с точки зрения нацистов, военнопленных уничтожали немедленно – пулей и виселицей, остальных – созданием в лагерях обстановки, исключающей даже примитивные условия существования.
   Типично: обычный лагерь представлял собой несколько гектаров поля, огороженного колючей проволокой, а вокруг, по периметру, воздвигали сторожевые вышки. Без палаток, не говоря уже о крытых помещениях, без воды не только для умывания, но зачастую и для питья, без отхожих мест, без кухонь (впрочем, и без какой-либо пищи в первые, а часто и последующие дни), без зимней одежды и обуви, без нижнего и, конечно, без постельного белья при ночлеге на голой земле, военнопленные были обречены на вымирание. Положение усугублялось их поголовной завшивленностью и, как следствие, эпидемиями брюшного и сыпного тифа.
   Любая возможная помощь со стороны местного населения категорически запрещалась. Яркое описание ситуации с лагерями содержится в письме Розенберга Кейтелю от 28 февраля 1942 г.: «…судьба советских военнопленных в Германии является трагедией огромного масштаба… Из 3,6 миллионов военнопленных в настоящее время только несколько сотен тысяч являются работоспособными. Большая часть из них умерла от голода или погибла в результате суровых климатических условий, тысячи также умерли от сыпного тифа. Само собой разумеется, что снабжение такой массы военнопленных продуктами наталкивается на большие трудности… Однако в большинстве случаев начальники лагерей запрещали гражданскому населению передавать заключенным пищу и предпочитали обрекать их на голодную смерть… Больше того, во многих случаях, когда военнопленные не могли на марше идти вследствие истощения и голода, их расстреливали на глазах охваченного ужасом гражданского населения, и тела их оставались брошенными. Во многих лагерях пленным вообще не предоставляли никакого жилища. Они лежали под открытым небом во время дождя и снегопада. Им даже не давали инструментов, чтобы вырыть ямы и пещеры» [20].
   Что можно дополнить к тому, что написал не публицист и не штатный пропагандист, а один военный преступник другому?
   Розенберг был озабочен судьбой советских военнопленных отнюдь не из-за излишка гуманности. Его больше беспокоили негативные последствия подобного обращения с советскими военнопленными для Германии: не станут ли Советы мстить немецким военнопленным, что скажут о рейхе в других странах, как это отразится на моральном состоянии немецкого народа?
   Начальников рангом ниже проблемы такого рода не волновали вовсе, они были по-солдатски прямолинейны. Так, командующий 6-й армией генерал Рейхенау в приказе от 10 октября 1941 г., названном «О поведении войск на востоке», указывал, что «снабжение питанием… военнопленных является ненужной гуманностью» [21]. А в Витебском лагере, по свидетельству очевидца, военнопленные почти четыре месяца не получали никакой пищи. Лишь иногда за колючую проволоку им бросали трупы дохлых лошадей.
   В Государственном архиве Российской Федерации хранится письмо родным в Черниговскую область из лагеря для советских военнопленных, который был в городе Каунасе, написанное Ф. Кожедубом, попавшим в плен в сентябре 1941 г.: «Живу под открытым небом в яме, или в пещере, или в подвале.
   Пищу получаем в день 200 г хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался» [22].
   Следует добавить, что в этом лагере под номером 336, располагавшемся в форте бывшей крепости, от истощения, голода и пыток погибли около 95 тыс. пленных, из них 13 936 менее, чем за год умерли в лагерном «лазарете» [23].
   Бывший военнопленный П.Ф. Яковенко, содержавшийся в другом лагере, показал: «Нам давали 180 граммов хлеба наполовину из опилок и соломы и один литр супа без соли, сваренный из нечищенного гнилого картофеля. Спали прямо на земле, нас заедали вши» [24].
   6 августа 1941 г. командованием вермахта была издана директива о снабжении советских военнопленных. В соответствии с ней те, кто использовался на работах, получали в день по 200 граммов хлеба, 13 граммов мяса, 15 граммов жиров, 20 граммов сахара. В той же директиве эти мизерные нормы издевательски называются «достаточными по врачебному заключению» [25].
   О качестве выдаваемых продуктов нагляднее всего говорят рекомендации министерства снабжения, утвержденные 24 ноября 1941 г. В соответствии с ними специально для русских применялась весьма своеобразная смесь: 50 % ржаных отрубей, 20 % отжимок сахарной свеклы, 20 % целлюлозной муки и 10 % муки, изготовленной из соломы или листьев, которая тем не менее называлась хлебом. Что касается мяса, то, по мнению нацистов, «русские должны снабжаться кониной и малопригодным к употреблению мясом» [26].
   Недоброкачественная пища, а чаще отсутствие и таковой явились причиной массовой гибели советских военнопленных уже в войсковых лагерях. Причем и в тех случаях, когда по прихоти лагерного начальства их вдруг решали подкормить, исход был один – смерть. Генерал Шеммель, начальник управления по делам военнопленных XIII военного округа, докладывал: «Одной группе истощенных от голода и занятых на тяжелых работах советских военнопленных однажды выдали дополнительную порцию продуктов. Все они умерли на следующий же день, поскольку их желудок не был способен переварить увеличенное количество пищи» [27].
   Ни о какой медицинской помощи заболевшим и речи не могло быть. В лагерях, правда, организовали так называемые «лазареты», но это были просто отдельно выгороженные участки с крайне ограниченным числом медперсонала, как правило, из числа тех же военнопленных, но не имелось ни медикаментов, ни перевязочного материала, ни медицинских инструментов. Помочь больному было, разумеется, невозможно, поэтому смертность в «лазаретах» значительно превышала общелагерную.
   Масса пленных гибла во время транспортировки. По распоряжению генерал-квартирмейстера ОКХ генерала Вагнера все эти многочисленные перемещения должны были осуществляться, как правило, пешком и только в крайнем случае, «если это не мешало снабжению немецких войск», на открытых железнодорожных платформах.
   По установленной в вермахте системе военнопленные с полковых сборных пунктов перегонялись в дивизионные, оттуда в корпусные, затем в пересыльные (этапные) лагеря – «дулаги». Лишь после этого их пересылали в стационарные лагеря: в «офлаги» – для офицеров, в «шталаги» – для рядовых и сержантов.
   Этих многокилометровых переходов при изнуряющей жаре летом, промозглой слякоти осенью, рано наступивших морозах не могли выдержать сотни людей, ведь в колоннах было множество раненых, больных, контуженых, истощенных голодом людей. Под угрозой расстрела немцы запрещали местному населению передавать пленным пищу, воду и одежду. Выбившихся из сил конвоиры пристреливали. Та же кара настигала осмелившихся зачерпнуть воды из лужи или поднять с земли картофелину. Не зря эти переходы назывались «маршами смерти».
   Во всех пересыльных пунктах и лагерях с военнопленными усиленно «разбирались» офицеры службы безопасности и гестапо, выявляя комиссаров, членов ВКП(б), евреев, цыган и других, то есть всех тех, кому удалось избежать немедленного расстрела еще на поле боя или на предыдущем этапе. Их переводили в концлагеря, которые подчинялись уже службе безопасности.
   Помимо всего прочего цинизм этой системы состоял в том, что человек, помещенный в концлагерь, переставал числиться военнопленным; он становился «политическим врагом рейха», а потому его «ликвидация», по мнению нацистских руководителей и командования вермахта, уже никак не могла считаться расправой над военнопленным.
   Концентрационные лагеря, созданные еще в начале 1933 г. для борьбы с врагами режима, подчинялись ведомству Г. Гиммлера и являлись по существу «фабриками смерти». Они располагали всеми средствами массового умерщвления людей – газовыми камерами, крематориями, обширными лабораториями для преступных медицинских экспериментов и т. д. Число концлагерей в Германии непрерывно росло. Если к началу второй мировой войны их было всего 6, то уже к апрелю 1942 г. – 15, а к апрелю 1944 г. – 20 с сотнями филиалов.
   Система уничтожения узников концлагерей, прежде всего советских военнопленных, была предусмотрена и организована с немецкой педантичностью, и с началом восточной кампании заработала с полной нагрузкой. Вот как это делалось в одном из самых мрачных лагерей – Освенциме.
   С июля 1941 г. сюда стали прибывать партии пленных: старшие офицеры, комиссары, партийные работники. Их либо расстреливали, либо полицейские убивали кирками и лопатами, чтобы не расходовать патроны. А уже в августе и сентябре более 1500 советских военнопленных были умерщвлены газом «Циклон Б».
   Вот что после войны писал по этому поводу в своей автобиографии комендант Освенцима Р. Гесс: «Сильнее всего врезалась в память газация 900 русских (эта группа прибыла в концлагерь 3 августа 1943 г. – Ред.) в старом крематории… Еще во время разгрузки было пробито несколько отверстий сверху через земляное и бетонное перекрытие морга. Русских заставили раздеться в коридоре, и они совершенно спокойно вошли в морг, так как им было сказано, что будет проведена санобработка против вшей. Весь транспорт таким образом оказался в морге. Дверь заперли и через отверстия пустили газ. Как долго длилось убийство, я не знаю. Некоторое время был слышен зуммер. При пуске кто-то крикнул «Газ», в ответ раздался вой и стук в обе двери. Но они выдержали напор. Только через несколько часов открыли и проветрили. Я впервые увидел трупы погибших от газового удушения в таком количестве. Мне сделалось не по себе до дрожи, хотя я и представлял себе смерть от газа еще хуже… Об уничтожении русских военнопленных я тогда не задумывался. Было приказано, и я должен был выполнять приказ» [28].
   Он «выполнял приказ»… Впрочем, и сам Гесс, и ему подобные, независимо от того, к какому народу они принадлежат, всегда в своих преступлениях прикрываются ссылками на приказ.
   Освенцим не был исключением. Кроме него зловещую память в истории оставили такие гигантские лагеря смерти, как Дахау, Бухенвальд, Майданек, Нейенгамме, Треблинка, Штутгоф, Маутхаузен, Заксенхаузен, Собибур, женский лагерь Равенсбрюк и многие другие. В каждом из них были замучены десятки, а то и сотни тысяч узников из разных стран, в том числе советские люди, в основном военнопленные. Условия содержания в лагерях, установленный там порядок обращения с узниками обрекали на смерть практически каждого из них.
   Содержание советских военнопленных фашистами было крайне ужасным. Но оно становилось ещё хуже, когда в плен попадала женщина-боец Красной Армии. Сколько женщин-военнослужащих Красной Армии оказалось в немецком плену, – неизвестно. Пытки, издевательства, насилия и расстрелы – были делом обыкновенным.
   В концлагерях руководство часто выбирало из состава заключенных самых привлекательных девушек и забирало их к себе «прислуживать». Так делал и лагерный врач Орлянд в лагере военнопленных № 346 близ города Кременчуг. Сами надзиратели регулярно насиловали узниц женского блока концентрационного лагеря.
   Так было и в шталаге № 337 (Барановичи), о чем в 1967 г. во время заседания трибунала дал показания начальник этого концлагеря Ярош. Концлагерь отличался особо жестокими, нечеловеческими условиями содержания. И женщин, и мужчин-красноармейцев часами держали полуголыми на морозе. В кишащие вшами бараки их набивали сотнями. Того, кто не выдерживал и падал, надзиратели тут же пристреливали. Ежедневно в этом шталаге уничтожали свыше 700 пленных военнослужащих.
   К женщинам-военнопленным применялись пытки, жестокости которых средневековые инквизиторы могли только позавидовать: их сажали на кол, начиняли внутренности жгучим красным перцем и пр. Нередко над ними издевались немки-комендантши, многие из которых отличались явными садистскими наклонностями. Комендантшу шталага № 337 за глаза называли «людоедкой», что красноречиво говорило о ее нраве.
   Не только истязания подрывали моральный дух и последние силы измученных женщин, но еще и отсутствие элементарной гигиены. Ни о каком мытье для пленных даже речи не шло.
   К ранам прибавлялись укусы насекомых и гнойные заражения. Женщины-военнослужащие знали о том, как с ними обходятся фашисты, и поэтому старались не попадать в плен и сражались до последнего [29].
   Неизвестно, как скоро германская машина уничтожения сумела бы перемолоть сотни тысяч советских военнопленных, выполнив в этом плане нацистскую программу. Однако, по не зависящим от руководства третьего рейха обстоятельствам ей пришлось замедлить свой ход. Дело в том, что уже с середины 1942 г. Германия стала испытывать серьезные затруднения с рабочей силой.
   Растущие потери войск на восточном фронте, ошеломляющее понимание того, что молниеносного разгрома СССР не получилось, а война затянется на непредсказуемо долгий срок, потребовали формирования все большего числа дивизий, вынуждали призывать в армию все новые контингенты мужского населения. Из промышленности, транспорта, сельского хозяйства уходило все больше и больше мужчин, заменить которых было практически некем. В лихорадочных поисках путей преодоления дефицита рабочей силы руководство третьего рейха среди прочих мер обратило взоры и на советских военнопленных.
   Еще в ноябре 1941 г. Г. Геринг, второй человек в рейхе, «наци № 2» – как его обычно называли, на одном из совещаний сформулировал указание об использовании советских военнопленных на работах, не преминув подчеркнуть необходимость их сортировки по национальному признаку, а также проверки в полиции безопасности и абвере.
   С немецкой педантичностью рейхсмаршал определил, где им работать, как одевать («обувь, как правило, деревянная», «нижнее белье русским едва ли известно и привычно»), как кормить («русские довольствуются малым»), как наказывать («шкала наказаний предусматривает лишь две меры – лишение питания и экзекуцию на месте» [30].
   Указания эти легли в основу целого ряда документов, регламентировавших обращение с советскими военнопленными, занятыми на работах.
   Нацисты всегда считали, что принудительный труд пленников допустим и в таких отраслях, которые непосредственно связаны с ведением войны. В этом смысле в очередной раз грубо нарушались Гаагская и Женевская конвенции, гласившие, что военнопленные не могут быть использованы на удовлетворение военных нужд. Между тем в ходе войны количество тех из них, кого привлекали для работы в германской промышленности, возрастало с каждым годом. Как показал на Нюрнбергском процессе министр вооружения третьего рейха А. Шпеер, в 1944 г. 40 % всех военнопленных было использовано на производстве [31].
   Еще 30 апреля 1942 г. начальник главного административно-хозяйственного управления СС обергруппенфюрер Поль докладывал Гиммлеру, что в содержании заключенных в лагерях центр тяжести переместился на экономическую сторону, «на первый план все более выдвигается мобилизация рабочей силы заключенных, в первую очередь на выполнение военных задач – увеличение военного производства» [32].
   К концу года решение этой задачи ставится на государственную основу. «Фюрер выдвинул новую неотложную программу вооружения, которая делает необходимым введение в дело дополнительных двух миллионов иностранных рабочих», – писал главный уполномоченный по использованию рабочей силы Ф. Заукель в «восточное министерство» Германии 5 октября 1942 г. [33]. Помимо интенсивного вывоза рабочей силы с оккупированных территорий эта программа предусматривала и широкое привлечение военнопленных.
   Руководство СС было заинтересовано в том, чтобы поставлять промышленности как можно большее количество рабочей силы. За каждого узника монополии переводили в кассу службы безопасности определенную сумму. В первую очередь за счет военнопленных удовлетворялись потребности предприятий, находившихся под патронажем СС, а также такие гиганты военной промышленности, как концерны «Герман Геринг», «Гуго Шнайдер», Круппа, Мессершмидта, Хейнкеля и другие, производившие танки и штурмовые орудия, артиллерию всех калибров, боевые самолеты и т. д.
   Что же касается военнопленных, числившихся за вермахтом, то они в массовом количестве направлялись на самые тяжелые работы в горнорудной, химической и строительной промышленности. Так, в конце 1942 – начале 1943 гг. по требованию Гитлера в угледобычу были направлены две партии советских военнопленных по 200 тыс. человек. В известной мере контроль за ними со стороны Гиммлера оказывался затрудненным, а главное – доходы шли в другие руки. Вот почему рейхсфюрер СС стремился заполучить себе полномочия, связанные с содержанием всех без исключения военнопленных. Однако только после неудавшегося покушения на фюрера 20 июля 1944 г. Гиммлеру, назначенному главнокомандующим армией резерва, удалось достичь своей цели. Но было уже поздно: Германия стремительно и неотвратимо двигалась к тотальному поражению.
   К сожалению, дожить до победы многим советским военнопленным, даже направленным на работу в промышленность и другие отрасли хозяйства Германии, было не суждено. На предприятиях, где они работали, условия труда были ужасающими. Рабочий день продолжался 11–12 часов, размещение и питание были не лучше, чем в лагерях. С самого начала советские военнопленные ставились в условия, значительно худшие, чем их западные товарищи по несчастью, также работавшие далеко не в нормальной обстановке.
   Несмотря на отдельные попытки нацистов «поставить на ноги» советских военнопленных, чтобы вынудить их работать на рейх более производительно, смертность среди них оставалась высокой. Сами немецкие работодатели признавали, что «количество пищи, которую получают русские, столь незначительно, что люди с каждым днем все более слабеют… некоторые даже не могут взять в руки кусок металла для того, чтобы положить его на станок…» [34].
   Многомесячное, а то и многолетнее недоедание приводило советских военнопленных, занятых на работах в германской военной экономике, к авитаминозу. В сочетании с пребыванием в антисанитарных условиях, тесных, плохо или вообще не отапливаемых помещениях это делало их чрезвычайно восприимчивыми к болезням, особенно к туберкулезу легких. Если уж эта болезнь вспыхивала в их среде, то сразу же приобретала характер эпидемии; люди умирали от нее гораздо быстрее, чем в обычных условиях.
   Неизлечимо больных передавали гестапо для ликвидации. Это совершенно не беспокоило руководство фирм: пришлют других. Главное для них было выколотить всеми средствами максимальную прибыль, а военнопленные рассматривались как один из видов дешевого сырья. Впрочем, нацисты никогда и не считали их за людей.
   Дело дошло до того, что 22 июля 1942 г. верховное главнокомандование вооруженных сил Германии направило начальникам концлагерей приказ о клеймении советских военнопленных. Оно производилось особым знаком, который не стирался в течение длительного времени. Пометка о первом клеймении вносилась в личную карточку военнопленного в графу «особые приметы». Через несколько месяцев приказ этот был отменен, но сотни тысяч людей уже были подвергнуты этой унизительной процедуре.
   Между тем крах нацистской Германии неотвратимо приближался. Советские войска и армии союзников наносили вермахту все более сокрушительные удары. В предсмертной агонии нацисты, оставаясь верны себе, предпринимали последние судорожные шаги по уничтожению пленных.
   За две недели до конца войны Гиммлер отдает варварский приказ: колонны узников из лагерей Заксенхаузен, Флоссенбург, Равенсбрюк, Нейенгамм и других, расположенных на территории Германии, направить на север, к побережью, а там посадить на баржи и утопить в водах Балтийского моря [35]. Гигантские колонны пленных двинулись по дорогам Германии. Отставших или выбившихся из сил по-прежнему пристреливали. Но последний чудовищный приказ Гиммлера до конца не был выполнен – Германия пала.
   После капитуляции один из самых фанатичных нацистов, организатор и исполнитель практики геноцида против порабощенных народов, против советских военнопленных ключевой деятель фашистской Германии и нацистской партии рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, переодевшись в штатское, пытался скрыться с подложными документами, но был задержан. 23 мая 1945 г. он покончил жизнь самоубийством, приняв цианистый калий.
   Иной раз судьба бывает удивительно справедлива: Гиммлера, главного организатора Холокоста, задержали В.И. Губарев и И.Е. Сидоров, бывшие советские военнопленные. Освобожденные из лагеря англичанами, они в ожидании отправки на Родину, вызвались нести патрульную службу, в ходе которой и пленили преступника.
   Чрезвычайно трагична судьба советских военнопленных в Германии. Видимо, никогда уже не удастся установить их подлинное количество. Но еще меньше надежды определить число советских воинов, погибших в немецком плену: расстрелянных, повешенных, умерших от голода, болезней и лишений, отравленных в газовых камерах, замученных во время «медицинских» опытов.
   Даже при всем известной немецкой пунктуальности учет погибших пленных во многих случаях велся весьма небрежно. В первые недели войны офицерам вермахта было не до строгой отчетности, а донесения о числе расстрелянных и умерших в сборных пунктах и этапных лагерях иногда вообще по команде не направлялись. При таком большом количестве пленных ни о каком персональном учете, естественно, и речи не было, да и в лагерях смерти людей уничтожали партиями, по приблизительному подсчету.
   Много документов, отражавших расправу над военнопленными, сознательно уничтожено нацистскими военными преступниками, пропало в круговерти войны, часть из них оказалась в архивах разных стран.
   Но даже те цифры, которые удалось установить на основании имеющихся и далеко не полных данных, не могут не заставить содрогнуться каждого нормального человека.
   К началу 1942 г. из 3,9 млн человек, считавшихся в Германии советскими военнопленными, в живых, по данным чиновника министерства труда Э. Манфельда, осталось 1,1 млн. А к 1 мая 1944 г. из 5,75 млн советских военнопленных, по немецким же данным, в лагерях умерли 1,981 млн человек, 1,03 млн убиты «при попытке к бегству» или переданы гестапо для «ликвидации», 280 тыс. погибли в пересыльных пунктах и лагерях [36].
   А ведь впереди был еще год войны!
   Таково практическое воплощение нацистской идеологии, имеющей, к сожалению, и сегодня своих приверженцев и адептов.

3. Герои в неволе: лагерное сопротивление в условиях нацистского ада

   О чем думал узник нацистского лагеря, вчерашний солдат и офицер Красной Армии оставаясь один на один со своими мыслями? Он каждый раз задавал себе вопрос – почему на его долю выпала такая горькая судьба? Ведь не по своей вине он оказался в окружении, отстреливаясь до последнего патрона. Или, может быть, последнюю пулю надо было пустить себе в лоб? Но ведь часто и ее, этой единственной пули, у него уже не было.
   А может недоумевал, как случилось так, что «непобедимая и легендарная» Красная Армия, которая, как его убеждали перед войной, разобьет любого врага «малой кровью, могучей рукою», терпит сокрушительные поражения, и его пленение – результат одного из них?
   Или вспоминал довоенные годы, казавшиеся на фоне окружающего ада такими счастливыми и безоблачными? А может быть, думал о судьбе Отчизны?
   Изолированные от внешнего мира колючей проволокой, узники концлагерей знали лишь то, что распространяла нацистская пропаганда. А та изо всех сил старалась внушить, будто Красная Армия почти разгромлена, вот-вот падет Москва, а вслед за столицей рухнет и все советское государство и на его просторах будет установлен «новый порядок», с которым пленные уже успели познакомиться.
   И без того тяжелейшее морально-психологическое состояние узников усугубило сообщение о приказе Верховного Главнокомандующего Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 г., в котором говорилось о том, что семьи сдавшихся в плен красноармейцев будут подвергнуты репрессиям. К собственным мукам добавился также страх за своих родных и близких.
   Неизмеримо тяжелыми были и физические страдания. Каждый узник, проснувшись утром в немецком лагере, мог себе в деталях представить, что его ждет: «побои и издевательства эсэсовцев и их подручных из уголовников, многочасовые аппель-проверки под вой сирен, караульные собаки-людоеды, «спортивные марши»… гусиным» прусским шагом, унизительные порки на специальных козлах за малейшее нарушение порядка, массовые убийства в газовых камерах, опыты врачей-изуверов на живых людях, публичные пытки заключенных на плацу под звуки симфонической музыки, показательные тренировочные стрельбы эсэсовцев по бегущим живым мишеням и многие другие изуверские акции и буйные выдумки садистской фантазии» [37].
   Только одного он не знал: удастся ли вернуться вечером в свой неотапливаемый и грязный барак, кишащий вшами и крысами…
   Разумеется, есть пределы, которые способна выдержать человеческая психика, тем более в условиях беспредельного террора, постоянного физического и морального подавления личности. Казалось, эта жуткая обстановка тотального насилия должна была сломить волю любого человека, превратить его в бессловесное животное, покорного и не рассуждающего раба нацистской системы. На это, собственно, и были рассчитаны условия существования в лагере. «Жестокость на востоке есть благо», – любил повторять Гитлер.
   Чудовищная система, продуманная до последнего винтика, тем не менее очень часто не срабатывала. Всех превратить в рабов не удалось.
   Среди океана страданий высятся вершины человеческого духа, не сломленного под натиском жестокости. Быть героем на свободе трудно, быть героем в неволе – труднее тысячекратно. Но такие были. Они боролись с палачами в условиях ада, устроенного на самой Земле, в окружении живых трупов и сломленных душ. У них не было даже шанса, что люди из другого мира когда-нибудь узнают, как они погибли. И все-таки они боролись. В одиночку и группами, открыто и тайно, в лагерях, на этапах, на работах, словом, всегда и везде, где возможно и невозможно. А подвиг не умирает: о многих героях плена стало известно из скудных признаний самих палачей или воспоминаний чудом уцелевших товарищей.
   В городе Саласпилсе, в котором был центральный концлагерь на территории Литвы, после войны появилась скульптура, изображающая изможденного человека, кажется, на одной только воле устремляющегося в стремительном броске. В народе его назвали «памятником непокоренному». Рассказ о «непокоренном» узники лагеря передавали из уст в уста, ибо это был как бы пароль надежды, означавший, что и здесь, в лагере смерти, можно бороться.
   Известно, что это был русский военнопленный, которого привели в «особую комнату пыток». Воспользовавшись секундным замешательством своих палачей, он бросился на них, сбил с ног, выхватил у одного из них пистолет и открыл огонь. Он знал, что ему не уйти: ведь «комната пыток» находится посреди лагеря, а вокруг него и внутри сотни вооруженных охранников. Тем не менее он выпрыгнул в окно, продолжая вести огонь, пока автоматные очереди опомнившихся эсэсовцев не изрешетили его. И случилось это на глазах всех узников, собранных на плацу на перекличку.
   Какой пример для людей, потерявших малейшую надежду и уже смирившихся со своей злосчастной судьбой!
   Нацисты не зря опасались советских военнопленных: дух сопротивления не угасал в них никогда, разве что со смертью последнего узника из каждой партии. Но прибывала новая партия, и все начиналось сызнова. Потому-то и спешили эсэсовцы расстрелять «русские партии» сразу по прибытии их в лагерь или чуть ли не с эшелонов отправить в газовые камеры.
   Многие советские воины бежали, не желая мириться с нацистским адом. Об этом свидетельствуют документы вермахта и СС. Бежали, едва оказывались в плену. Например, капитан Шабловский Владимир Васильевич, один из руководителей обороны Брестской крепости в июне 1941 года, когда только что захваченную группу защитников цитадели немцы вели по мосту через реку Мухавец, он, оттолкнув охранника, с криком «За мной» бросился через перила в воду. Шабловского и последовавших за ним бойцов расстреляла подоспевшая к фашистам подмога, когда они плыли к берегу.
   Бежали, когда формировались огромные колонны, которые потом немцы перебрасывали пешим маршем на сборные пункты или в пересыльные лагеря. Бежали при переездах и перегонах из пересыльных лагерей в стационарные. Едва живые от лютого холода зимой 1941–1942 г., они переваливались с платформ и из открытых вагонов на снежную насыпь, часто ломая руки и ноги, но из последних сил бежали, если могли, а если нет, то ползли, зарываясь в снег и зачастую застывая в нем навечно.
   Даже по далеко не полным данным, с 1941 по 1944 гг. из почти 4 тыс. лагерей на территории самой Германии и оккупированных вермахтом стран бежали около 450 тыс. советских военнопленных [38]. Не всем повезло: многие были схвачены полицией, выданы местными жителями, убиты при преследовании, но тысячи добились своего.
   Чаще всего побег удавался в том случае, когда лагерь находился на территории Франции или Италии. Куда сложнее было совершить этот шаг, находившимся в Германии. Но и это удавалось самым смелым. Поистине героическим был побег советского летчика М. Девятаева и девяти его товарищей, узников лагеря Заксенхаузен. 8 февраля 1945 г. на аэродроме в Свинемюнде они завладели немецким бомбардировщиком «Хейнкель-111» на котором и перелетели на нашу сторону.
   В немецком военном архиве хранятся карточки на советских военнопленных, совершивших не один побег. В них администрация лагерей пунктуально заносила все имеющиеся сведения. Например, военный фельдшер Надежда Степановна Люсечко, 1919 г. рождения, попала в плен под Волховом 26 июня 1942 г., совершила удачный побег из 337-го лагеря для военнопленных в Барановичах.
   С фамилией Егоров карточки две. Один Василий Яковлевич Егоров, 1918 г. рождения, лейтенант 663-го артиллерийского полка, попал в плен 28 июля 1943 г. Уже 6 августа он бежал, но 22-го числа его поймали. 10 сентября он бежал вторично, снова был пойман, получил 21 сутки карцера. Как «особо ненадежный», он был передан в СД, содержался в тюрьме, откуда все-таки совершил наконец-то удачный побег.
   Второй Егоров – Дмитрий Алексеевич, 1919 г. рождения, младший лейтенант 640-го авиационного полка ночных бомбардировщиков, попал в плен 9 мая 1943 г. под Орлом, и был этапирован в Германию. 27 августа бежал из Оттобрунна, где находился в составе рабочей команды, 6 сентября его поймали в Амштеттене. Он бежал еще трижды, только последняя, четвертая попытка 8 марта 1945 г. оказалась удачной.
   Подобный перечень примеров можно продолжать и продолжать. Немало записей на карточках заканчиваются такими словами: «Убит при попытке к бегству» [39].
   Многие из удачных побегов советских военнопленных положили начало активному участию их в движении Сопротивления. В партизанских отрядах, подпольно-диверсионных группах в Польше, Чехословакии, Франции, Италии и других странах Европы сражались, по неполным данным, свыше 40 тыс. граждан СССР [40]. В одной только Франции действовало около 40 партизанских отрядов и почти столько же небольших групп, которые насчитывали почти 4 тыс. советских людей [41]. Некоторые из них стали национальными героями, награждены высшими воинскими наградами этих стран: во Франции – В. Порик, в Италии – Ф. Полетаев, в Югославии – А. Дьяченко и Мехти Гусейн-заде, в Болгарии – И. Вальчук.
   Как свидетельствуют документы СС и вермахта, советские военнопленные совершали побеги чаще узников других государств. А ведь к ним, помимо всего прочего, было и особое отношение охраны, которая должна была исключить любую возможность побега.
   В памятке по охране советских военнопленных, утвержденной верховным командованием, что опять же подтверждает причастность вермахта к военным преступлениям, говорилось: «Беспощадная кара при малейших признаках протеста и неповиновения. Для подавления сопротивления беспощадно применять оружие. В военнопленных, совершивших побег, стрелять без предупреждения с твердым намерением попасть в цель» [42].
   Но наиболее стойкие и решительные, обладавшие несгибаемой волей и незаурядным характером, умудрялись вырваться из неволи в совершенно немыслимых, казалось бы, ситуациях.
   Будущий национальный герой Франции Василий Порик сбежал из камеры-одиночки, расположенной в тюрьме строгого режима. А защитник Брестской крепости, один из немногих героев ее обороны, оставшийся в живых, старшина Самвел Мате-восян, пройдя ад лагерей, сбежал из самой Германии. Критическим моментом его побега явился просто на грани фантастики ночной прыжок длиной в несколько метров, отделявших гамбургский причал от пришвартовавшегося шведского судна. Впоследствии сам Матевосян удивлялся, как ему, истощенному болезнями и голодом, удалось ухватиться за спасительный борт, подтянуться и вскарабкаться на палубу, а потом, зарывшись глубоко в трюме, выдержать без пищи и воды несколько суток плавания, пока корабль не оказался в нейтральной Швеции.
   Но, увы, на такое были способны не многие. В концлагере одни замыкались в себе, впадая в депрессию, другие, озлобившись, кляли все и всех. Но, к удаче, находилась третья категория людей, прирожденных лидеров, кто подставлял свое плечо ослабевшему, протягивал руку помощи разуверившемуся. В этом и проявлялась широта советской натуры, ее непредсказуемая сила, которая возрастает тем больше, чем упорнее ее стремятся сломать и унизить, моральное превосходство советских людей.
   К этому надо добавить четкое осознание того, что только сообща можно противостоять злу даже в таких жестоких условиях. Все это накладывалось на чувство патриотизма, а также глубокой ненависти к фашизму, утвердившееся в сознании большинства советских людей в предвоенные годы и не ослабевшее даже в период потепления отношений между Германией и СССР в 1939–1941 гг.
   О том, что в концлагерях зачинщиками сопротивления чаще всего выступали советские люди, говорят многочисленные немецкие документы военной поры, особенно документы гестапо.
   Вот что, например, указывалось в «Сообщении о важных государственно-политических событиях» № 2 от 11 августа 1944 г.: «Руководство гестапо в Ганновере выявило в одном из советско-русских лагерей военнопленных офицеров подпольную группу «Центрального комитета советско-русских военнопленных». Центральное звено группы находилось в шталаге 14 Б. 14 советских офицеров, 2 солдата, 2 польских рабочих, 9 остарбайтеров (4 мужчин и 5 женщин) были арестованы. Велся учет по подпольным кличкам и номерам. Так, в офицерском лагере были номера – четные числа от 134 до 178.
   В планах группы было оказание помощи десантным войскам, захват оружия, пропаганда, саботаж, подготовка к побегу и установление контактов с немецкими коммунистами. «Центральный комитет» предположительно образован в декабре 1943 г. в Германии. Руководство гестапо Гамбурга ведет следствие в шталаге 14 Б. Гестапо Гамбурга захватило руководящую группу новой, находящейся на стадии становления нелегальной коммунистической организации остарбайтеров в местности Штофтрода» [43].
   К «Сообщению о важных государственно-политических событиях» № 4 от 22 ноября 1944 г. была приложена карта с указанием конкретных мест, где действуют подпольные группы [44].
   К тому времени гестапо выявило такие организации в 41 лагере, причем численность тех, кто дерзнул бороться и за колючей проволокой, в разных лагерях колебалась от нескольких человек до нескольких сотен.
   К сожалению, группы подпольщиков часто проваливались из-за внедренных в них агентов гестапо или просто из-за предателей, но тут же появлялись, словно Феникс из пепла, новые. Без преувеличения можно сказать, что сотни тысяч узников лагерей в той или иной форме принимали участие в лагерном Сопротивлении. Для них война против нацизма не закончилась вместе с их пленением.
   С конца 1942 г. состав концлагерей стал более стабильным, что позволило оказавшимся здесь мужественным людям более широко приступить к организации подполья. При этом особую моральную стойкость и организаторские способности проявили такие известные командиры Красной Армии, как, например, генерал-лейтенант инженерных войск Д.М. Карбышев, автор ста научных трудов, получивших признание во всем цивилизованном мире. Он погиб смертью мученика в концлагере Маутхаузен зимой 1945 г.
   Мужество и стойкость проявил генерал-лейтенант М.Ф. Лукин, командующий 19-й армией, сыгравшей важную роль в сражении под Вязьмой в 1941 г. В плен он попал тяжело раненным и без сознания. В немецком госпитале ему ампутировали руку и ногу. Но, даже став инвалидом, генерал Лукин не пал духом, а принял самое активное участие в организации и работе лагерного подполья.
   Одной из форм сопротивления узников лагерей было различное противодействие попыткам немцев укомплектовать так называемую «Русскую освободительную армию». Эмиссары А.А. Власова и сам командующий РОА со второй половины 1943 г. активно разъезжали по концлагерям советских военнопленных, вербуя добровольцев в ряды армии. Этим мерам патриоты сопротивлялись как по поодиночке, так и организованно.
   Генерал-майор П.Г. Понеделин, бывший командующий 12-й армией, находился в лагере военнопленных в городе Вильхайде, куда он попал после своего пленения под Уманью в 1941 г. Генерал Власов очень рассчитывал на него при формировании своей армии, так как знал Павла Григорьевича по бывшей совместной службе и ценил его как хорошего профессионала. Однако П.Г. Понеделин категорически отказался от сотрудничества с врагом в какой бы то ни было форме.
   Подпольную организацию в Хаммельбурге возглавлял генерал И.С. Никитин, бывший командир 6-го кавалерийского корпуса. Она проводила большую разъяснительную работу среди офицеров и генералов этого лагеря, чтобы помешать власовцам пополнить ряды РОА за счет их. Сам Никитин, воспользовавшись тем, что немцы явно рассчитывали на успех, а потому доверили ему выступить перед тысячами военнопленных, согнанных на митинг, заявил: «Я, советский генерал, коммунист, гражданин Советского Союза, своей Родине не изменю ни при каких обстоятельствах. Твердо уверен, что моему примеру последуют все» [45].
   Генерал Никитин знал, на что идет. Он не сомневался и в том, что нацисты его немедленно расстреляют, но им двигала любовь к Родине, а также уверенность, что его поступок найдет самый живой отклик в душах его товарищей по несчастью. Вот уж поистине «безумству храбрых поем мы песню»! После гибели Никитина организацию возглавил генерал-майор Г.И. Тхор, ветеран советских ВВС, бывший заместитель командира 62-й авиационной дивизии, позже замученный нацистами в лагере Флоссенбург.
   В конце концов власовцы вынуждены были признать, что во всех лагерях, где действовали подпольные антифашистские организации, попытки завербовать в РОА советских солдат и офицеров, по существу, провалились.
   Не лучше обстояли дела и с вербовкой в другие национальные формирования. Немцы рассчитывали, что оголтелая нацистская пропаганда в сочетании с ужасающими условиями лагерной жизни приведет к массовому вступлению военнопленных в различные легионы. Следует заметить, что, активно пытаясь сколотить национальные части из военнопленных, командование вермахта никогда до конца им не доверяло и за редким исключением на восточном фронте не использовало. В основном они выполняли вспомогательные и охранные функции, как правило, на европейском западе.
   Но были такие, кто шел и во власовскую армию, и в различные национальные формирования по идейным соображениям. Многие записывались в добровольцы, чтобы вырваться из лагерного ада, и впоследствии более или менее добросовестно служили немцам. Но все же значительная часть пленных шла на службу к немцам в надежде при первом удобном случае перебежать к своим.
   То и дело в «добровольных» формированиях происходили побеги, групповые либо одиночные, или даже восстания, особенно когда разнеслась весть о наступлении советских войск на сталинградском направлении. Хотя германское командование и продолжало создавать из легионеров новые соединения, оно было вынуждено с применением самых жестоких мер разоружать прежние из-за их неблагонадежности. Так, несколько украинских формирований разоружили в Могилеве: 40 человек расстреляли, 105 командиров бросили в особые тюрьмы, 1350 человек снова оказались в лагере для военнопленных.
   Легионеры 1-го армянского батальона еще в период подготовки, проходившей в Пулавах (Польша), решили перейти линию фронта или соединиться с партизанами. Но все задуманное рухнуло из-за предательства двух солдат.
   Готовилось вооруженное восстание и в 1-м грузинском батальоне. Ушла от немцев часть туркестанского легиона. К тем, кто оставался в немецком плену, бывшие легионеры-туркмены обращались с такими словами: «Дорогие товарищи! Шлем вам привет со своей Родины! Извещаем вас, что мы, исчезнувшие из вашей среды, благополучно добрались до своей родной Красной Армии… Мы видели всю «сладость» немцев в лагерях для военнопленных, где нашей мечтой было вторично взять русскую винтовку в руки и мстить немцам за все пережитое и за сотни тысяч товарищей, погибших от холода и палок. Пришло время исполнить наше желание! Винтовки в наших руках! Искупите же вашу вину своей кровью, не оставляйте черное пятно на страницах книг, для наших восточных книг в будущем…» [46].
   Согласно показаниям перебежчиков из туркестанского легиона, против немцев были враждебно настроены 90 %, около 7 % еще не определились и лишь 3 % оказались откровенными предателями [47]. Аналогичная картина складывалась и в большинстве других национальных формирований. Связанные с ними планы германского командования трещали по всем швам.
   Одну из своих главных задач подпольщики видели в том, чтобы укрепить в узниках веру в неизбежность победы Красной Армии, вселить в них уверенность в собственные возможности оказывать сопротивление врагу. Без правдивой информации о положении на фронте здесь было не обойтись.
   Фронтовые сводки руководство советского подполья вначале получало через интернациональные комитеты, прежде всего от немецких коммунистов. А когда рабочие команды из лагерей стали направляться на промышленные предприятия, возможностей прибавилось. Более того, в некоторых концлагерях обзавелись даже собственными радиоприемниками. Вести об успешных операциях Красной Армии тут же распространялись среди узников. Кажется фантастичным, но подпольщикам удавалось на оберточной бумаге писать не только листовки, но и газеты: в Бухенвальде – «Правду пленных», в Освенциме – «Эхо Освенцима», в Эйсе – «Патриот в кандалах» [48].
   Вместе с тем самым важным в тех условиях было элементарное выживание. Казалось, нацисты предусмотрели любую мелочь, чтобы выполнить свою программу уничтожения максимального количества узников. И все же подпольщики нашли уязвимое место в лагерном режиме – это лагерное самоуправление. Главной фигурой в его системе был старшина лагеря, далее по нисходящей шли старшие блоков и бараков, ответственные перед эсэсовским блокфюрером. Остальные – медперсонал лазаретов, пожарные команды, внутрилагерная «полиция порядка», переводчики и писари – были заключенными.
   Вначале все руководящие посты в лагерном самоуправлении занимали деклассированные элементы, но постепенно подпольщики заменили их на своих людей. А так как узников по рабочим командам распределяли старшие по блокам и баракам, по решению подполья физически слабые зачислялись на самые легкие участки.
   Подполью порой удавалось даже невозможное – спасти тех, кого нацисты приговорили к смерти. Для этого было отработано несколько способов: за счет перекладывания писарем карточки заключенного из одной стопки в другую или замены номеров, иначе говоря, живой получал фамилию и номер умершего узника, или смертника помещали в изолятор, куда немцы-врачи предпочитали не заходить. Так, подпольная организация Бухенвальда лишь с помощью замены лагерных номеров спасла жизнь 1500 человек, причем это были граждане всех европейских стран [49].
   По мере все большего привлечения пленных к работам в промышленности подполье активно переходило к организации диверсионно-подрывной деятельности на предприятиях. Прежде всего использовался саботаж как наиболее доступный способ сопротивления в условиях жесткого надзора со стороны немцев. Так, в результате пассивного саботажа производительность труда на заводах «Густлоф-Верке», которые выпускали стрелковое оружие и где работали узники Бухенвальда, в основном советские военнопленные, в последние годы войны сильно снизилась. Руководил ими по поручению подполья майор Л. Орлов.
   Администрации заводов не удалось изменить положение даже обещаниями выдавать дополнительное питание и табак за выполненную норму. Конечно, многие мечтали получить лишнюю пайку хлеба. Но осознание того, что без поддержки товарищей не выдержать ни физически, ни морально, сдерживало колеблющихся.
   Не отставали от мужчин и узницы женского лагеря Равенсбрюк, которые работали в мастерских концерна «Сименс», производившего боеприпасы. Они выдвинули лозунг «Работать медленно и производить брак». Далеко не безопасно было увиливать от работы под постоянным присмотром надзирателей. Тем не менее самые искусные саботажницы умудрялись часами изображать видимость работы. В ход шел и такой способ, как мнимая болезнь или изготовление по просьбе охранников каких-либо вещей для их личных нужд – колец, браслетов, портсигаров. На это уходило не только много времени, но и дефицитное сырье, в котором остро нуждался третий рейх.
   По заданию подполья инженеры разрабатывали специальную технологию выпуска брака. Так, на фирме «Сименс-Шуккерт-Гальске», которая производила индукционные катушки для снарядов ФАУ-1 и ФАУ-2, обрывы нитей проволоки делались в самих обмотках. А уже на сборочном предприятии, в концентрационном подземном лагере «Дора», специалисты из русских летчиков доводили конструкцию ракет «до ума». Благодаря общим усилиям из 9300 ракет, выпущенных немцами на Лондон, своей цели достигли лишь 2400.
   На заводах оптических приборов в Магдебурге узники с помощью медицинского шприца впрыскивали внутрь механизмов серную кислоту. Когда оптический прибор с такой начинкой попадал в войска, кислота успевала привести его в полную негодность. Советские «левши» придумывали такие хитроумные способы, что без подсказки их было не разгадать.
   Не менее действенным был и такой способ диверсионного саботажа, как уничтожение материалов, станков, оборудования и даже готовой продукции. Так, группа Е.П. Клепцова из лагеря Берген-Бельзен вывела из строя дорогостоящий автогенный аппарат, 38 электросварочных аппаратов и другое оборудование. А в шахтах Средней Франции диверсионные группы подпольщиков лагерей привели в негодность 1186 отбойных молотков, подорвали 4 шахты, завалили 15 туннелей и 472 штрека. Несколько сотен эшелонов угля недополучили оккупанты.
   Начавшиеся бомбардировки немецких военных заводов авиацией США и Великобритании тут же были использованы подпольщиками для совершения диверсий. В апреле 1943 г. во время налета на Мюнхен они взорвали на заводе «Краусс Меффей», который выпускал танки, склад готовой продукции. При бомбардировке завода в Магдебурге, где изготавливались точные приборы для ФАУ-2, узники уничтожили много ценнейшего оборудования, надежно закопали 400 кг бронзы. Результаты саботажа оказывались более эффективными там, где лагерному подполью удавалось установить связь с вольнонаемными рабочими-антифашистами.
   Ответными усилившимися репрессиями нацисты пытались сломить сопротивление. Циркулярное письмо начальника отдела главного административно-хозяйственного управления СС от 1 апреля 1944 г. комендантам концлагерей прямо предписывало: «за совершенные акты саботажа виновных вешать перед строем заключенных» [50].
   Той же осенью в Равенсбрюке были расстреляны 65 советских женщин, заподозренных в саботаже. 23 января 1945 г. на предприятии «Дора» нацисты казнили немецкого антифашиста А. Кунца, расстреляли 200 советских военнопленных. Но место погибших тут же занимали их товарищи.
   Таким образом, все попытки нацистов использовать многотысячную армию узников как дармовую рабочую силу для сохранения прежнего военного потенциала германской экономики натолкнулись на мощную стену антифашистского движения Сопротивления в лагерях.
   Самой активной и решительной формой лагерного сопротивления была подготовка вооруженного восстания. Свои планы подпольщики соотносили с надеждой на подход регулярных частей Красной Армии или западных союзников. К 1944 г. по решению интернациональных комитетов во всех крупных концлагерях уже существовали военные штабы по подготовке вооруженных восстаний.
   В Бухенвальде конкретной разработкой планов занимались полковники Красной Армии Карцев и Фортунов, в Маутхаузене – полковники Иванов и Шамшеев, в Нейенгамме – советский офицер В. Букреев, во Флоссенбурге – тоже советские генералы и офицеры Г. Кикоть, П. Павлов, Н. Панасенко, Г. Тисенко, Р. Эрустс, в Заксенхаузене – группа офицеров во главе с генералом А. Зотовым [51].
   В соответствии с планами в лагерях создавались штурмовые группы, батальоны и бригады. Чаще всего их тоже возглавляли советские офицеры, хотя они и были интернациональными по своему составу.
   С самого начала возник острейший вопрос: как добыть оружие? Решить его стало возможным лишь тогда, когда заключенных погнали работать на военные предприятия Германии. Постоянно рискуя жизнью, выделенные для этой цели подпольщики проносили в лагерь отдельные части стрелкового оружия и взрывчатку. А в Бухенвальде смельчаки под руководством В. Ландышева в бочках для лагерной баланды доставили части четырех ручных пулеметов, собирал же их талантливый оружейник А. Лысенко. Да и в самом лагере удалось наладить производство примитивных гранат, кинжалов, ножей, пик. К началу восстания в Бухенвальде в надежных тайниках хранилось 87 карабинов, 110 пистолетов, 150 ручных гранат, значительное количество холодного оружия [52].
   В лагере Маутхаузен припрятали несколько единиц стрелкового оружия при разгрузке автомашин. Чехи достали целый ящик выпущенных на заводе гранат, а испанцы добыли несколько десятков пистолетов. В этом лагере изготавливали также гранаты, шашки, бутылки с горючей смесью. Их планировалось использовать для того, чтобы в начале восстания боевая группа разоружила охрану и, захватив немецкие склады с оружием, вооружила остальных узников.
   Важно было точно определить момент начала восстания, чтобы хватило сил оборонять лагерь до подхода войск Красной Армии или союзников. Поэтому специально созданные разведывательные группы собирали сведения о численности охраны, о расположении немецких гарнизонов вблизи, продвижении своих войск.
   Первыми сумели освободиться узники Бухенвальда. Зная, что передовые части 3-й американской армии генерала Дж. Паттона приблизились к Эрфурту, подпольный комитет принял решение о восстании. 11 апреля по сигналу – взрыву гранаты боевые группы прорвали заграждение и заняли городок, где жили эсэсовцы. Захваченные склады позволили всем основательно вооружиться. Много эсэсовцев было уничтожено, 200 взяты в плен. После этого штаб организовал оборону лагеря. 13 апреля появились американцы.
   В концлагере Маутхаузен восстание началось 5 мая. По сигналу штаба штурмовые отряды, прорвав ограждение, уничтожили большую часть охраны, захватили казармы эсэсовцев и склады. Затем отряд майора Белозерова очистил от нацистов город Маутхаузен, в то время как другие подразделения прочесывали ближайшие окрестности. Захваченная в городе военная техника позволила сформировать артиллерийские и минометные подразделения. Штаб восстания, преобразованный в штаб обороны, куда входили полковники Иванов и Шамшеев, майоры Кондаков, Панфилов, Пирогов, капитан Журин и другие, взял на себя общее руководство боевыми действиями. Удалось четко организовать работу связи, материальное снабжение, санитарную службу. Через два дня в лагерь вошли американские танкисты [53].
   Куда трагичнее положение складывалось в лагерях, расположенных на территории Польши. Еще с осени 1944 г. нацисты начали вывозить узников из Освенцима, Майданека и других, причем в первую очередь они спешили угнать в центральные районы Германии советских военнопленных, иначе говоря, наиболее активных бойцов подготавливаемых лагерным подпольем восстаний. Например, в Освенциме, который занимал огромную площадь – 40 кв. км, 27 января 1945 г., когда его освободили советские войска, остались всего 2819 человек, в основном больные, женщины и дети, которых нацисты не успели уничтожить.
   А хорошо подготовленному плану восстания в Заксенхаузене не суждено было осуществиться из-за того, что 10 апреля англо-американская авиация, совершив налет, разрушила не только секретную военную базу, но и склады с оружием, захват которых предполагал начало восстания узников. Без оружия выступать против оснащенных до зубов нацистов было бы самоубийством. Тем временем эсэсовцы по приказу Гиммлера, о котором упоминалось выше, погнали узников лагеря к побережью Балтики. Уже в пути те, кто остался в живых, были освобождены наступавшими английскими войсками.
   Трагическая судьба постигла узников лагеря Нейенгамм. По железной дороге их доставили в Любекскую бухту и, угрожая оружием, загнали в трюмы трех кораблей. Чтобы помешать затоплению в море, подполье разработало план восстания на каждом судне. Но 3 мая немецкая авиация неожиданно нанесла бомбовые удары по кораблям, стоявшим еще у причала. Спастись удалось лишь единицам [54].
   Были и многие другие попытки вооруженных выступлений советских военнопленных. Удачные и неудачные, они имели одно общее: в основной массе советские люди не смирились с уготованной им нацистами долей бессловесных рабов.
   Таким образом, советские люди, оказавшись в условиях концлагерного нацистского массового насилия и уничтожения, оказывали активное сопротивление. Борьбу в условиях нацистского ада они, независимо от национальной принадлежности, вели не только ради собственного спасения, но и ради жизни окружающих.

4. Новые удары судьбы выживших в германском рабстве

   Освобождение из нацистских лагерей военнопленных армий западных держав означало возвращение к родным очагам, а значит, и к нормальной жизни.
   Для военнопленных из числа советских граждан, к большому сожалению, страдания не закончились. На Родине им предстояло пережить новые, тем более невыносимые для тех, кто не имел вины перед Родиной, а своим мужественным поведением в плену, боевыми заслугами до пленения, а часто и после побега из плена заслуживал благодарности государства, сочувствия и внимания соотечественников, тяжелейшие испытания.
   Целесообразно отметить, что в русской армии всегда четко разграничивали – при каких обстоятельствах был пленен солдат или офицер, оказавшийся в руках противника: по трусости или из-за невозможности продолжать сопротивление.
   Военнослужащим русской армии, попавшим в плен, после возвращения на Родину выплачивалось денежное содержание за все время пребывания их в неволе. Вплоть до возвращения из плена их семьям выдавалась половина того содержания, какое получали главы фамилий в день взятия в плен, или назначалась пенсия в случае смерти кормильца в плену. Но тот военнослужащий, который поступал на службу к неприятелю, равно как и его семья, лишались материальной поддержки государства.
   Время, проведенное офицером в плену, засчитывалось ему в выслугу лет для получения пенсии, но в календарном исчислении, а не в льготном, как у офицера действующей армии. Возвратившийся из плена офицер вносился в кандидатские списки на присвоение ему очередного воинского звания.
   В Советской России на основе принятых в 1918 г. постановлений бывшим военнопленным, которые продолжали служить в армии, время нахождения в плену засчитывалось в срок непрерывной службы, если он мог доказать, что использовал все средства для избежания плена. Бежавшим из плена военнослужащим устанавливалось единовременное пособие в размере 25 рублей. Больные и увечные лица при возвращении из плена обеспечивались всеми видами медицинского обслуживания.
   Всем военнослужащим Красной Армии, исключая тех, кто добровольно сдался в плен, по возвращении выдавалось единовременное денежное пособие в размере трехкратной тарифной ставки. Освобожденные от дальнейшего несения военной службы инвалиды получали пенсию на общих основаниях, а лица трудоспособные – пособие по безработице.
   Но очень скоро обстановка изменилась. Во время советско-финской войны 1939–1940 годов плен стал рассматриваться как измена Родине.
   Трагическое начало Великой Отечественной войны, когда в немецком плену буквально в первые же недели оказались сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии, вызвало появление ряда подзаконных документов, ужесточавших отношение к военнослужащим, оказавшимся в плену, которые объявлялись предателями.
   Свою роль сыграл и уже упоминавшийся приказ Главного Командования Красной Армии за № 270, от 16 августа 1941 года «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия», подписанный Председателем ГКО И.В. Сталиным, заместителем председателя В.М. Молотовым, маршалами С.М. Будённым, К.Е. Ворошиловым, С.К. Тимошенко, Б.М. Шапошниковым и генералом армии Г.К. Жуковым.
   Этот приказ определял, при каких условиях военнослужащие ВС СССР – командиры и политработники Красной Армии, должны считаться дезертирами.
   Приказ требовал:
   1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
   Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
   2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть, как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
   Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен, – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.
   3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев.
   В приказе были объявлены дезертирами генерал-лейтенант В.Я. Качалов (погибший при прорыве из окружения), генерал-майор П.Г. Понеделин и генерал-майор Н.К. Кириллов, попавшие в немецкий плен в августе 1941 года, за несколько дней до выхода приказа. Все они были реабилитированы в 1950-х годах.
   Безусловно, содержащееся в этом документе требование любой ценой исполнить свой воинский долг было справедливым в столь тяжелый для Родины час. То, что этот приказ, как и другие аналогичные документы, в известной мере сыграли положительную роль, признает большинство участников войны.
   Но в то же время эти документы нанесли немалый вред, ибо эмоциональные призывы «железной рукой карать трусов и изменников», не подкрепленные четкими юридическими формулировками, в сознании исполнителей упали на почву, подготовленную многолетней идеологией и практикой поиска «врагов народа», что не могло не привести к ужесточению репрессий.
   Плен стал восприниматься соответствующими инстанциями как результат предательства, что обосновывалось субъективными причинами – различного рода сотрудничество части военнопленных с врагом.
   К сожалению, под подозрение попадали все военнослужащие и гражданские лица, даже на непродолжительное время оказавшиеся за линией фронта. Командиров и бойцов, которые в тяжелейших условиях с боями пробивались на соединение с Красной Армией, свои же встречали как возможных изменников Родины, шпионов и диверсантов.
   Многих из них тут же судили «за самовольное оставление части или места службы в боевой обстановке», «за побег из части». Значительную часть командиров, вышедших из окружения, военные трибуналы осудили по статье 193-21 Уголовного кодекса РСФСР, то есть «за самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений в целях способствования неприятелю».
   Между тем имеются многочисленные доказательства – от журналов боевых действий немецких частей и соединений и до показаний советских военнослужащих, допрошенных в разное время особыми отделами НКВД и органами контрразведки НКО СССР «СМЕРШ», о том, что большинство бойцов и командиров Красной Армии, несмотря на крайне сложную, порой безнадежную боевую обстановку, оказывали ожесточенное сопротивление германским войскам и попадали в плен, будучи раненными, больными, лишенными продовольствия, боеприпасов, командиров.
   Добровольно в плен сдавались очень немногие. Так, из 38 пересыльных лагерей («дулагов») в зоне действий группы армий «Центр» лишь два, емкостью 200–400 человек были предназначены для перебежчиков. 36 же остальных вмещали до 1500 человек каждый. Так что перебежчиков, даже в первый год войны было около 1,5 %, а в последующем и того меньше.
   Это данные Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, созданной в 1994 году [55].
   Впрочем, в самом начале войны определенной системы спецпроверок военнослужащих, вышедших из окружения или бежавших из плена, не было: без излишней волокиты их сводили в команды и отправляли либо в действующие войска, либо на пополнение тыловых частей, либо в так называемые «трудовые армии», строившие промышленные объекты.
   Шанс попасть на пополнение действующей армии воспринималось бывшими военнопленными и окруженцами как счастливый случай, ибо он давал возможность с оружием в руках защищать свою Родину от врага, а в случае гибели на поле боя избавлял семью от позорного клейма. Но в ходе наступления под Москвой, когда соединения Красной Армии стали освобождать первые большие группы пленных, а к тому же выяснилось, что в селах скрывались сотни и тысячи бывших окруженцев, не сумевших или не пытавшихся перейти линию фронта, отношение к ним существенно изменилось.
   27 декабря 1941 г. было принято постановление ГКО, которое предусматривало создание в пределах армейского тыла сборно-пересыльных пунктов, куда, с целью выявления среди бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и в окружении противника, изменников Родины, шпионов и диверсантов, направлялись обнаруженные при освобождении городов, сел и многих местностей бывшие советские военнослужащие. С этой же целью в 1942 г. была создана сеть специальных лагерей НКВД, «обслуживавших» разные участки фронта [56].
   О моральной атмосфере в тех лагерях можно судить по документу, который был направлен работником Главного Политического управления Рабоче-крестьянской Красной Армии (ТлавПУРККА) старшим батальонным комиссаром Москвиным на имя заместителя начальника этого управления армейского комиссара 2-го ранга Ф.Ф. Кузнецова.
   После своей командировки в рязанские спецлагеря НКВД в феврале 1942 г. он докладывал: «…все опрошенные мною товарищи относятся к начальствующему составу старшей группы… Пришел к убеждению, что подавляющее большинство «заключенных» может быть возвращено в ряды Красной Армии… В лагере нужен военный прокурор… Речь идет о больших людских контингентах, и поэтому укрепление политотделения и прикрепление прокурора вполне оправдывают себя. У меня сложилось убеждение, что другие управления НКО СССР пока не интересуются имеющимися в лагерях командирами, инженерами, врачами и юристами. Может случиться, что поэтому некоторые из них пробудут в лагерях дольше, чем следует».
   Лагеря эти исправно действовали всю войну, даже множась по мере продвижения Красной Армии на запад и увеличения «объема работы». Теперь через них проходили все без исключения бывшие военнопленные. И горе было тому, кому не удалось доказать, что он попал в плен не добровольно, хотя сам Сталин на примере своего старшего сына Якова Иосифовича Джугашвили мог бы убедиться, что не всякий, попавший в плен, изменник.
   Старший лейтенант Яков Джугашвили, командир артиллерийской батареи 14-го гаубичного артполка 14-й танковой дивизии, 16 июля 1941 года вместе со всем личным составом подразделения оказался в плену. Несмотря на щедрые посулы нацистов, которые сменялись психологическим давлением, он не пошел на сотрудничество с ними, проявив стойкость и мужество. Сталин, безусловно, знал о достойном поведении сына. Как, впрочем, вели себя и большинство советских военнопленных.
   «Фильтрация» в лагерях осуществлялась без всяких юридических норм. Чтобы доказать, что ты не сдался добровольно, нужны были показания трех человек. Но это могло произойти только чудо. Ведь тяжелый бой и злоключения плена разбрасывали людей на огромных территориях и встретить трех однополчан, к тому же являвшихся свидетелями пленения, было редчайшей случайностью.
   Практически, судьбу человека определяли проверочно-фильтрационные комиссии из трех человек (представители НКВД, НКГБ и «СМЕРШ») под руководством работника НКВД. Чаще всего они утверждали выводы оперуполномоченного «СМЕРШ», проводившего проверку. И судьба бывшего военнопленного во многом зависела от добросовестности представителя военной контрразведки.
   4 октября 1944 г. постановлением советского правительства было создано управление Уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации советских граждан, находившихся в плену или насильственно вывезенных в Германию и оккупированные ею страны, во главе с генерал-полковником Ф.И. Голиковым. В его задачу входили учет перемещенных лиц и военнопленных, а затем организация их возвращения на Родину [57].
   Одновременно при совнаркомах союзных республик и исполкомах областей создавались отделы репатриации, приемно-распределительные пункты, выделялись средства для финансовой помощи. На полную мощность они заработали уже после войны.
   Победа, доставшаяся ценой неслыханных жертв, потоков крови и слез, не могла не вызвать у советского народа подъема духа, надежды жить сытнее и достойнее, а главное – свободнее. Сотни тысяч людей возвращались из плена на Родину с надеждой на то, что они станут полноправными гражданами победившей страны, залечат физические и моральные раны, заживут новой жизнью.
   В одном из транспортов с советскими военнопленными, направлявшемся в последние месяцы войны в СССР, было составлено письмо на имя И.В. Сталина, в котором говорилось: «Оказавшись снова свободными гражданами, находясь на пути на Родину, мы ежедневно, ежечасно повышаем свои военные знания, проводим строевые и тактические занятия. Мы всеми силами стремимся вернуться на Родину хорошо подготовленными красноармейцами, в совершенстве владеющими оружием. Наше единодушное желание – скорее расплатиться с проклятым Гитлером за все перенесенные нами страдания».
   Однако, к сожалению, этим надеждам и стремлениям не суждено было сбыться.
   1 мая 1945 г. Сталин подписал директиву, в которой указывалось: «Военным советам фронтов сформировать в тыловых районах (фронтов. – Ред.) лагери для размещения и содержания бывших военнопленных и репатриируемых советских граждан, на 10 000 человек каждый лагерь. Всего сформировать: во 2-м Белорусском фронте – 15, в 1-м Белорусском фронте – 30, в 1-м Украинском фронте – 30, в 4-м Украинском фронте – 5, во 2-м Украинском фронте – 10, в 3-м Украинском фронте -10 лагерей… Проверку возложить: бывших военнослужащих Красной Армии – на органы контрразведки «СМЕРШ», гражданских лиц – на комиссии НКВД, НКГБ, СМЕРШ» [58].
   К лету на территории СССР уже действовало 43 специальных и 26 проверочно-фильтрационных лагерей, а в Германии и других странах Европы еще 74 подобных «заведений». В пограничной зоне было создано несколько проверочно-фильтрационных пунктов, через которые пропускались в основном гражданские лица, вывезенные немцами в период войны.
   А специально для проверки военнослужащих, кроме того, было сформировано шесть запасных дивизий, причем их территорию предварительно обнесли трехметровым забором из колючей проволоки.
   Разумеется, создание сборно-пересыльных пунктов обуславливалось прежде всего объективной необходимостью. Десятки и сотни тысяч военнопленных и перемещенных лиц следовало собрать со всей Германии и оккупированных ею стран, из сотен лагерей и их филиалов, одеть, обуть, накормить, вылечить больных, организовать отправку на Родину и т. д. Но в директиве во главу угла была поставлена все та же «проверка» и выявление «изменников», «предателей» и «подозрительных лиц».
   О том же, что проводимые проверки далеко не всегда были объективными, можно судить на примере защитника Брестской крепости П.М. Гаврилова. Свой последний бой он принял в начале августа 1941 г., когда фронт отошел от Бреста на сотни километров. У него, до предела измученного и истощенного, по несколько раз в сутки теряющего сознание, к тому времени оставалась одна-единственная граната. Собрав свою волю в кулак, он бросил эту гранату в наседавшего противника и тут же провалился в беспамятство.
   Немцы, которые редко церемонились с русскими, настолько были поражены его мужеством, что отнесли его на носилках в лагерный госпиталь. Потом был плен в Германии, а после освобождения… вновь лагерь, уже в СССР. Реабилитировали Гаврилова лишь в 1956 г., а в 1957 г. присвоили ему звание Героя Советского Союза.
   Не менее трагична судьба капитана Петросяна Б.К., подполковника Казаряна А.А., майора Минасяна Д.Е., майора Ягджяна С.А. и капитана Титанян Л.М. Бежав из плена во Франции, они попали в ряды французского Сопротивления и тут же включились в борьбу с оккупантами. Более того, в сентябре 1944 г. на базе боевых партизанских отрядов в г. Ним ими был создан 1-й советский партизанский полк. К моменту его формирования немцы уже были выбиты с юга Франции и полк занимался сбором и отправкой в Советский Союз оказавшихся во Франции советских граждан. Всего полком было отправлено из Франции до 30 тысяч советских граждан.
   За активное участие в освобождении юга Франции от немецких оккупантов совместно с французскими партизанами, французским правительством в 1945 г. 1-й советский батальон, которым командовал Б.К. Петросян, и полк в целом были награждены боевыми французскими знаменами и орденами. Более 300 человек личного состава полка, в том числе и его командование, награждено орденами и медалями. Помимо правительственных наград полку были вручены знамена от коммунистических организаций города Лиона и от партизан Франции.
   Правительство Франции разрешило 1-му советскому партизанскому полку выезд на Родину с вооружением. Но на Родине их ждали не почет и уважение. Пятерых мужественных офицеров – Петросяна Б.К., Казаряна А.А., Минасяна, Д.Е. Ягджяна С.А., Титаняна Л.М. обвинили в измене Родины. 22.07.1949 года все они были осуждены к 25 годам исправительно-трудовых лагерей.
   Материалами дела и дополнительной проверкой, проведенной Главной военной прокуратурой, установлено, что расследование по делу было проведено необъективно, с обвинительным уклоном и грубым нарушением прав обвиняемых в процессе следствия.
   Проверка выявила, что партизанские отряды, созданные из легионеров на юге Франции, и в особенности отряд под руководством Б.К. Петросяна и Л.М. Титаняна, летом 1944 г. вели бои с немцами и освободили ряд городов и населенных пунктов Франции. О боевых действиях партизанских отрядов Б.К. Петросяна и других было широко известно французской общественности, и это неоднократно отмечалось в органе ЦК Французской компартии газете «Юманите».
   И только спустя шесть лет, в 1955 г. Верховный суд СССР отменил приговор по этому делу. Кстати, знамена и награды сформированного Б.К. Петросяном и А.А. Козаряном партизанского полка хранятся в Москве, в Центральном музее Вооруженных Сил Российской Федерации.
   К большому сожалению, подобных примеров – о несправедливости и огульном подходе к судьбе бывших военнопленных, множество.
   В конце июля 1945 г., приказом НКВД СССР была введена в действие «Инструкция о порядке учета и регистрации репатриированных советских граждан», по смыслу которой и бывшие военнопленные и репатриированные, рассматривались как потенциальные враги государства. Для них ограничивались районы постоянного проживания. При этом в Москву, Ленинград, Киев и населенные пункты в 100-километровой зоне от этих городов, а также в приграничные и режимные зоны и даже некоторые области, направлять репатриантов запрещалось.
   Тем из них, которые возвращались к месту жительства, вместо паспортов выдавались специальные удостоверения, им не разрешался переезд в другие районы и области и каждый ставился на оперативный учет в органах НКВД [59].
   18 августа 1945 г. ГКО принял постановление «О направлении на работу в промышленность военнослужащих Красной Армии освобожденных из немецкого плена и репатриантов призывного возраста». В соответствии с этим постановлением все они, даже те, на которых не было компрометирующих документов, сводились в «рабочие батальоны НКО» и принудительно направлялись на работу в восточные районы страны и на Крайний Север.
   В этот же день Совет народных комиссаров СССР принял постановление о направлении на спецпоселение сроком на шесть лет бывших военнослужащих и военнообязанных Красной Армии, служивших в немецкой армии, в специальных вражеских формированиях, в полиции, и власовцев. Их также отправляли на стройки, главным образом в отдаленные районы на самые тяжелые работы.
   Таким образом, руководство страны не видело никакой разницы между ничем не запятнавшими себя военнопленными и теми, кто действительно находился на службе у немцев.
   Значительная часть репатриированных, в основном женщин, лиц преклонного возраста, инвалидов и детей была направлена к месту их прежнего проживания. Остальные, а их были сотни тысяч прошли по всем кругам «разработки» на проверочно-фильтрационных пунктах и в лагерях. Но даже тем, которым удалось выйти из них пришлось еще долгие годы испытывать унижения и издевательства.
   Репатриация практически была завершена только к 1 декабря 1946 г. К этому времени в СССР было возвращено около 5,5 млн человек, из них 1833567 военнопленных [60].
   Все репатрианты, за немногим исключением, были подвергнуты «разработке» органами контрразведки НКВД-НКГБ и «СМЕРШ», ориентированными на то, что именно среди бывших военнопленных и репатриантов надо искать врагов советского государства, агентов вражеских спецслужб.
   Примечательно, что большинство из тех, кто боялся возмездия за преступления совершенные в годы войны, или не доверял советской власти, предпочли не возвращаться на Родину.
   Где бы ни оказался бывший военнопленный – в ГУЛАГе, тюрьме, «рабочем батальоне», в спецссылке или даже дома, он оставался под бдительным оком «органов». Оперуполномоченные НКВД, НКГБ и «СМЕРШ» продолжали их дополнительную проверку. По ее результатам многих арестовывали или передавали в агентурную разработку, что, по сути, все равно означало неминуемый арест.
   Основанием для него было даже то, что, находясь в плену, они выполняли обязанности врачей и санитаров в лагерном лазарете, переводчиков, поваров, кладовщиков и делали многое другое, что было связано с обслуживанием военнопленных и восточных рабочих. Других арестовывали по доносам соседей или солагерников, полученным нередко провокационным путем. Затем следовало либо заключение в тюрьму и передача «дела» в военный трибунал, либо бессудный приговор «двойки», «тройки» или «Особого совещания».
   У тех, кто попал в военный трибунал оставались шансы на справедливое рассмотрение дела. Но ждать этого приходилось неопределенное время – долго. Некоторые бывшие военнопленные содержались в тюрьмах под следствием по несколько лет, причем иногда дольше, чем тот срок, к которому они приговаривались трибуналом.
   Особенно долго длилась проверка бывших военнопленных в лагерях и проверочно-фильтрационных пунктах, располагавшихся вблизи строек, крупных предприятий, шахт, рудников и т. д. В Воркуте и на Печоре, например, лагеря существовали до 1950 г., а в проверочно-фильтрационном пункте при Ленинградском химическом полигоне даже до 1953 г. [61].
   Что касается тех советских граждан, кого миновал арест в первые годы после войны, то данные специальных учетов на них были широко использованы после 21 февраля 1948 г., с принятием пакета документов, ужесточавших репрессии в отношении отбывающих наказание и освобождаемых «особо опасных преступников» – троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, националистов и других.
   Содержавшаяся в этих документах формулировка «лица, представляющие опасность по своим антисоветским связям», позволяла широко применять ее к еще остававшимся на свободе бывшим военнопленным и депортированным гражданским лицам. В партийных, а затем и оперативных документах Министерства государственной безопасности (МГБ), в приговорах судов они именовались как «бывшие в плену и подвергавшиеся фашистской обработке».
   Нередко местные руководители обращались в Москву с инициативными просьбами о репрессиях к тем или иным категориям военнопленных. 25 марта 1949 г., первый секретарь ЦК компартии Армении Г.А. Арутинов обратился к Сталину с письмом, в котором, сообщая, что в республике находится 11170 человек, учтенных, как находившихся в немецком плену и подвергшихся фашистской обработке, просил разрешение в упрощенном порядке (т. е. без суда и следствия – Ред.] арестовать и выслать в отдаленные районы 2500 из них. Эта просьба была удовлетворена.
   В борьбе с возможными изменниками не принимались во внимание ни чины, ни должности, ни заслуги, ни награды. В этом смысле показательна судьба генерала И.А. Ласкина. В августе 1941 года он, тогда полковник, вместе с двумя сослуживцами при выходе из окружения под Уманью был задержан немецкими солдатами и допрошен унтер-офицером. Через несколько часов Ласкину и его товарищам удалось бежать.
   Зная нравы особых отделов, о факте кратковременного задержания они умолчали. «СМЕРШ» стало известно об этом в феврале 1943 г., и Ласкин, к тому времени уже генерал-лейтенант, начальник оперативного управления штаба Донского фронта, удостоенный нескольких орденов, в том числе иностранных, был арестован. После девятилетнего следствия его, в 1952 г. обвинили в измене Родине, шпионаже, добровольной сдаче в плен и приговорили к 15 годам лишения свободы [62].
   Трагическим примером в этой антигуманной и несправедливой веренице является судьба генерала Павла Григорьевича Понеделина, для которого Великая Отечественная война продолжалась недолго. Вместе со своей 12-й армией он попал в Уманский «котел», а в начале августа был взят в плен. В Москве среагировали моментально: приказом Ставки ВГК Понеделин и другие попавшие в плен военачальники были названы дезертирами, а вскоре заочно приговорены к расстрелу Военной коллегией Верховного суда.
   Сразу же последовали репрессии и в отношении родственников Понеделина. Его жена Нина Михайловна и отец Григорий Васильевич были арестованы как «члены семьи изменника Родины» и постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 12 октября 1941 года приговорены к 5 годам исправительно-трудового лагеря каждый. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1943 года он был лишён государственных наград.
   Всему этому активно способствовало руководство немецкой армии. В расположении советских частей они разбрасывали листовки с фотографиями, на которых командующий 12-й армии и прочие генералы были запечатлены с немецкими офицерами.
   В плену Павел Григорьевич пробыл почти 4 года. 29 апреля 1945 года он был освобождён американскими войсками, а 3 мая – передан советским представителям. 26 мая с группой других освобождённых генералов его доставили самолётом из Парижа в Москву. После проведения проверки 30 декабря 1945 года генерал был арестован и заключён в Лефортовскую тюрьму. Обвинялся в том, что, «являясь командующим 12-й армией и попав в окружение войск противника, не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике и 7 августа 1941 года, нарушив военную присягу, изменил Родине, без сопротивления сдался в плен немцам и на допросах сообщил им сведения о составе 12-й и 6-й армий» [63].
   Виновным в сотрудничестве с немцами П.Г. Понеделин себя не признал. В начале 1950 года он написал письмо И.В. Сталину с просьбой пересмотреть дело. Однако 25 августа Военной коллегией Верховного Суда СССР был приговорён к расстрелу за измену Родине с исполнением приговора немедленно. Последние слова, которые произнес мужественный генерал – «Умираю спокойно… Отечеству я служил честно…» [64].
   13 марта 1956 года он был реабилитирован посмертно после отмены приговора. Прах расстрелянного генерала Понеделина покоится в общей могиле № 2 на Новом Донском кладбище в Москве.
   Общее число бывших советских военнопленных, подвергшихся разного рода репрессиям (арестам, ссылке, длительному следствию) за одно только пребывание в плену, определить достаточно точно нельзя. В приговорах военных трибуналов, а тем более постановлениях внесудебных органов (Особое совещание, «тройки», и др.) формулировка «за пребывание в плену», естественно отсутствовала, а установить, что скрывается за номерами тех или иных статей Уголовного кодекса, инкриминированных тому или иному обвиняемому сейчас практически невозможно.
   Поэтому, приводимые в различных источниках цифры в известной мере условны. Вернувшиеся из плена были направлены: более 1 млн человек – для прохождения службы в частях Красной Армии, 600 тыс. – для работы в промышленности в составе рабочих батальонов и 339 тыс. (в том числе некоторая часть гражданских лиц), как «скомпрометировавшие себя в плену – в лагеря НКВД [65].
   Эти же цифры фигурируют в ряде других источников.
   Однако, эти данные требуют существенного уточнения. Формулировка «для прохождения службы» чаще всего означала направление в специально созданные для военнопленных запасные дивизии, откуда многие из них направлялись во все те же рабочие батальоны, лагеря или на спецпоселение. Через рабочие батальоны НКО, по данным специально назначенной комиссии под председательством Маршала Советского Союза Г.К. Жукова прошло 660 тыс. А всего за 1945–1953 гг. через рабочие батальоны, ни в чем не уступавшие ГУЛАГУ – не менее 1,5 млн военнопленных и военнообязанных [66].
   Таким образом, речь идет о сотнях и сотнях тысяч бывших военнопленных, в подавляющем большинстве ни в чем не повинных людей. В разные годы правительство СССР предпринимало определенные шаги для смягчения участи бывших военнопленных. Так, 7 июля 1945 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией». Практически амнистия распространялась среди прочих и на всех военнопленных рядового и сержантского состава, за исключением служивших в полиции, власовцев и других лиц, сотрудничавших с противником, которые в своем большинстве зачислялись в спецконтингент НКВД [67].
   Однако, что касается бывших военнопленных, этот указ практически оказался невыполненным. Через десять лет после войны, 17 сентября 1955 г., Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». В соответствии с эти актом освобождались от ответственности и подлежали амнистии те, кто находился в рядах немецкой армии, РОА, полиции, служил в карательных органах оккупантов. Вместе с ними на свободу вышли и те бывшие военнопленные, которые оказались в лагерях по одному лишь подозрению, необъективной проверке и неправому суду. Однако в правах они полностью не восстанавливались.
   И только в 1956 г. специально назначенная комиссия под председательством Маршала Советского Союза Г.К. Жукова, впервые смело выступила против тезиса: «каждый, кто попал в плен, – предатель Родины». Был решительно поставлен вопрос об исправлении несправедливости в отношении бывших военнопленных.
   29 июня 1956 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». Постановление предусматривало, что «время пребывания в плену, в окружении и на спецпроверке, если пленение не было добровольным и, если военнослужащий, находясь в плену, не совершил преступлений против Родины, засчитывается в срок службы в армии, а также в общий трудовой и непрерывный стаж работы».
   К сожалению, в значительной степени меры, предусмотренные постановлением, остались на бумаге. Многим, очень многим доказать, что пленение не было добровольным, (а принцип презумпции невиновности в 50-е гг. практически не действовал) было просто невозможно. После войны прошло десятилетие, а со времени пленения большинства – и того больше. За это время судьба разбросала свидетелей пленения по огромной стране, многие погибли, умерли, да и в памяти вряд ли сохранились их имена и фамилии.
   Кроме того, большинство бывших военнопленных, не были искушены в юриспруденции и попросту не знали, к кому и как обратиться за реабилитацией. Ничего не говорилось в постановлении и о компенсации моральных и материальных потерь членам семей бывших военнопленных, понесенных в результате их противоправного преследования.
   Подсчетом количества военнослужащих, попавших в плен, а затем прошедших советские лагеря и рабочие батальоны, исследованием их искалеченных судеб, правовой оценкой событий, связанных с этими проблемами, стали заниматься только в конце 80-х начале 90-х годов прошлого столетия. Но пока еще не удалось определить, сколько невинных людей, в том числе стариков, женщин, детей – даже косвенно не виновных в том, что кто-то из их семьи попал в плен или считался попавшим в плен, было выселено с обжитых мест, лишилось работы, гражданских прав, вынуждены были десятилетиями жить на положении изгоев.
   При этом следует подчеркнуть, что у основной массы простых советских людей никогда не было никакого предубеждения к соотечественникам, побывавшим в плену. Лишь в редких случаях оно прорывалось на бытовом уровне. Но и это было отголоском негативного отношения к ним со стороны властей, следствием громко не декларируемой, но на практике отчетливо проявлявшейся тенденции – «сдался в плен – значит изменник или трус».
   Это отношение в течение длительного периода после войны, проявлялось тем сильнее, чем выше был уровень власти. И об этом не мог не знать, и не видеть народ. Бывший военнопленный, даже не привлекавшийся к суду, не попавший в лагеря или рабочие батальоны и мечтать не мог попасть на дипломатическую, юридическую работу, в партийные школы, военные академии, учебные заведения и научные учреждения, связанные с оборонной работой, выездом за границу и т. д. На протяжении многих лет в анкетных листах существовала графа «Находился ли в плену».
   В течение всего послевоенного периода государство так и не сочло нужным обращаться к этим проблемам, считая их исчерпанными. Права бывших военнопленных и репатриированных гражданских лиц не были восстановлены в полном объеме практически в течение полстолетия после окончания Великой Отечественной войны. Справедливость восторжествовала лишь 24 января 1995 г. В этот день Президент Российской Федерации подписал Указ «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период» [68].
   Наконец-то они получили удостоверения участников Великой Отечественной войны и причитающиеся им скромные льготы. Вот только много ли их к этому времени оставалось в живых после мук и страданий, перенесенных в плену и в послевоенное время?

5. Положение военнопленных противника в Советском Союзе

   Положение иностранных военнопленных в СССР в годы Великой Отечественной войны, несмотря на то что Советский Союз, не подписал Женевскую конвенцию о военнопленных, практически соответствовало требованиям международного права по этим вопросам. Разумеется, условия войны подчас приводили к тому, что по объективным или субъективным обстоятельствам в ряде случаев те или иные нарушения допускались, но обычно они сурово пресекались вышестоящими инстанциями.
   Важно отметить, что в России всегда были сильны традиции терпимости к инородцам и «милости к слабым и хворым», в том числе к военнопленным. Так, в Артикуле Воинском, разработанном Петром I, указывалось: «Никто не дерзает пленных, которым уже пощада обещана и дана, убити, ниже без ведома генерала и позволения освобождать, под потерянием чести и живота» [69].
   Примечательно, что эти слова принадлежат перу самодержца, весьма круто обращавшегося даже с собственными подданными. Впрочем, это один из парадоксов, присущих России во все времена: милостивое отношение к чужеземцам самым удивительным образом сочеталось у власть предержащих с бессердечьем к своему народу.
   В период Великой Отечественной войны ни письменных директив, ни устных распоряжений о расправе с теми или иными категориями немецких военнопленных в Красной Армии в отличие от вермахта не существовало. Однако, следует признать, что запредельная ожесточенность боевых действий и всего, что сопровождало их, вызывали ответную реакцию и у воинов Красной Армии. Отдельные случаи расправы с пленными имели место, но они, как правило, немедленно пресекались командирами.
   В 1994 г. Центр военно-социологических и социально-психологических исследований Министерства обороны Российской Федерации провел анонимное анкетирование среди ветеранов-участников Великой Отечественной войны с целью выяснения случаев самосуда над вражескими солдатами на поле боя или случаев расстрела пленных по приказу командиров. По воспоминаниям 380 ветеранов, в разгар боя, даже когда рядом падал сраженный пулей то один, то другой товарищ, чрезвычайно редко кто расстреливал бросившего оружие немца. Такие случаи привели лишь двое из опрошенных, а один явился свидетелем расстрела военнопленного сразу же после боя. В абсолютном же большинстве случаев советский солдат отличался великодушием к поверженному противнику. Сдавшихся, или захваченных немецких солдат направляли в тыл.
   К началу Великой Отечественной войны в Советском Союзе уже сложились управленческие органы и основы инфраструктуры содержания военнопленных. Еще в период присоединения Западной Белоруссии и Западной Украины, когда в плену оказалось довольно большое количество поляков, в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л.П. Берии возникло управление (впоследствии Главное) по военнопленным [70].
   Нарком подписал приказ о создании для них первых восьми лагерей. В ноябре 1939 г. вступила в действие инструкция об охране лагерей частями НКВД, а в декабре – инструкция о работе пунктов НКВД по приему плененных [71].
   Любопытно, что уже в первые, необычайно сложные и напряженные дни Великой Отечественной войны советское военно-политическое руководство нашло возможность обратиться к проблеме военнопленных, которых практически еще не было.
   1 июля 1941 г. советское правительство приняло специальное положение о военнопленных, которое гарантировало им жизнь и безопасность, нормальное питание, медицинскую помощь. Военнопленным сохранялись военная форма, знаки различия, ордена, личные вещи и ценности, а высшему офицерскому составу – холодное оружие. Рядовые и унтер-офицеры, а с личного согласия и офицеры, привлекались к труду, главным образом, по восстановлению разрушенных войной городов.
   На военнопленных распространялись постановления об охране труда, рабочем времени и другие законодательные акты, действовавшие в отношении советских граждан, выполнявших аналогичную работу. Категорические запрещалось оскорблять военнопленных, жестоко обращаться с ними [72].
   Днем раньше, 30 июня 1941 г, Совнарком СССР принял постановление № 1782-79сс, а 6 августа издал распоряжение № 4735рс, которые устанавливали нормы питания для пленных. Правда, по данным Центрального института питания, они содержали всего 1945 калорий. Конечно, это не так уж много, если учесть, что даже при легкой физической работе требовалось 2400 калорий. Но в третьем рейхе для советских военнопленных поначалу вообще никаких норм не существовало.
   По мере того, как обнаруживалось, что установленные нормы питания военнопленных на ряде работ ведут к их истощению и даже гибели, советское правительство по ходатайству соответствующих ведомств принимало решения об увеличении норм выдачи продовольствия в лагерях, организации дифференцированного питания содержащихся в плену.
   С этой целью 24 ноября 1942 г. вышло постановление Совета народных комиссаров, устанавливавшее новую повышенную норму продовольственного пайка для военнопленных. Суточный рацион, в частности, включал 600, а на тяжелых работах – 700 граммов хлеба, 80 граммов крупы и макарон, 80 граммов мяса и рыбы, 13 граммов жиров, 10 граммов сахара, 500 граммов овощей, включая картофель, и т. д.
   НКВД предоставлял лагерной администрации право дифференцировать указанные нормы в пределах 30 % в зависимости от характера работы, климатических условий, а также от выполнения установленных норм выработки военнопленными. Те, кто сдался в плен добровольно, получали на 100 граммов хлеба больше, чем все остальные.
   Безусловно, этого было мало, да и к тому же норма не всегда могла быть выдана полностью. По свидетельству бывшего военнопленного Г. Эйхенберга, «за тарелку супа или кусок хлеба продавали душу и тело… Обычными стали кражи продуктов у своих же товарищей» [73].
   Увы! В России хорошо знают, что такое чувство голода. Но тем не менее обращают на себя внимание некоторые детали этого воспоминания: «тарелка супа» – это никак не миска баланды, которую получали советские узники в нацистских лагерях, а запасы продуктов, которые, судя по той же записи, были у пленных и которые можно было «украсть», никогда не водились у военнопленных из СССР.
   Впрочем, в первые полтора года войны особых проблем с немецкими военнопленными в Советском Союзе не было: их было мало. В 1941 г. в плен попало 10 602 солдата и офицера вермахта, а за первое полугодие 1942 г. – всего 6683. Но уже во втором полугодии положение резко изменилось: в плен было захвачено 172 143 человека, а в первом полугодии 1943 г. вдвое больше – 364 881 солдат и офицер Германии и государств ее европейских союзников, в том числе 27 генералов. В основном это был результат Сталинградской битвы [74].
   Здесь, в районе Сталинграда, советские войска столь плотно блокировали 6-ю полевую армию под командованием генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса, что она оказалась отрезанной от всех своих сухопутных коммуникаций, по которым доставлялось и продовольствие, ставшее самой большой проблемой окруженных. В первую декаду 1943 г. выдача хлеба в некоторых частях сократилась до 100, а то и 50 граммов и многие немецкие солдаты и офицеры были пленены крайне истощенными.
   Ко всему этому добавились и болезни. Как писал немецкий военный историк Рюдигер Овермане, специализирующийся на истории Второй мировой войны: «И сыпняк, как и другие инфекционные заболевания, переносчиками которых являются насекомые и жертвами которых станут потом десятки тысяч умерших в советских лагерях, наблюдаются в единичных случаях еще до окружения армии в ноябре» [75].
   Между тем, немецкие солдаты, находившиеся в окружении, страшились плена больше смерти. Дело в том, что они пребывали в убеждении, что советский плен является наихудшей участью на земле. Нацистская пропаганда настойчиво внушала им мысль, что в плену их ожидает неминуемая и мучительная смерть в сибирских лагерях. К тому же они знали о решении Гитлера даже пропавших без вести солдат считать находящимися в русском плену, а значит, их семьи должны были платить налоги, от которых освобождались родители и жены фронтовиков, что сильно отражалось на бюджете семьи [76]. Для многих их них плен стал тотальным психологическим крахом.
   Следует отметить, что для военных советов фронтов огромное количество плененных в ходе Сталинградской битвы было непрогнозируемым результатом. Поэтому к приему тысяч обмороженных, больных, обессиленных военнопленных не была готова медслужба. Положение в лазаретах Сталинграда, было крайне сложным. Пленные лежали вповалку на голом полу. Питание было нерегулярным и скудным, но главное – оно совсем не подходило лежавшим тут же дистрофикам.
   Знало ли о положении «сталинградцев» (так называли в Германии взятых в плен в районе Сталинграда) советское Верховное Главнокомандование? Безусловно, знало и для выправления положения принимало энергичные меры.
   4 февраля 1943 г. глава НКВД Л.П. Берия доложил И.В. Сталину, что от истощения и болезней в лагерях и в пути следования умерли тысячи пленных. В связи с тем, что в лагеря поступали военнопленные в истощенном и болезненном состоянии, нарком внутренних дел ходатайствовал о введении для них дополнительного питания в течение первых трех месяцев в размере 30 % существующего продовольственного пайка, с целью восстановления их физического состояния. Для проверки и изучения причин большой смертности среди военнопленных нацистской Германии и ее европейских союзников в район Сталинграда и на Воронежский фронт была направлена совместная комиссия Главного военно-санитарного управления Красной Армии, НКВД, Наркомздрава СССР и Комитета Красного Креста.
   Комиссия установила, что смертность вызвана длительным недоеданием солдат 6-й немецкой армии в период окружения и фактическим голоданием в течение 15–20 дней перед ликвидацией этой группировки; длительным отсутствием в период окружения доброкачественной воды, что приводило к массовым желудочно-кишечными инфекциям (дизентерии); непривычными для большинства климатическими условиями, плохим обмундированием, приведшим к массовым обморожениям; чрезмерным физическим и нервным напряжением, а также анти санитарно-гигиеническими условиями и плохой постановкой медико-санитарной службы в частях противника.
   На основании выводов комиссии Государственный комитет обороны 5 апреля 1943 г. принял постановление № 3124сс «О военнопленных», в котором устанавливались нормы для генеральского, офицерского, общегоспитального питания, питания для больных дистрофией, ослабленных военнопленных и тех из них, кто занят на тяжелых физических работах.
   Вслед за этим в этом же месяце Совет народных комиссаров констатировал, что большинство захваченных в плен в полосе Воронежского и Юго-Западного фронтов, оказались в крайне истощенном состоянии, больными и обмороженными, в результате чего среди них имеет место большой процент смертности. В принятом постановлении СНК определялись серьезные меры по улучшению участи вражеских военнопленных.
   В этом плане советское руководство было дальновиднее и мудрее германского: с одной стороны, оно не могло не учитывать реакции мировой общественности на распространяемое геббельсовской пропагандой утверждение о варварском отношении к пленным в Советском Союзе, а с другой – понимало, что рано или поздно военнослужащих неприятеля придется отпустить и многое в послевоенных отношениях с Германией, да и с другими странами будет зависеть от того, насколько цивилизованно относились к ним в Советском Союзе. Следует подчеркнуть, что в итоге принятых мер смертность в советских лагерях для военнопленных противника, стала в несколько раз ниже, чем в немецких.
   Внимание руководства СССР к положению пленных не ослабевало в течение всей войны. Так, в соответствии с постановлением ГКО № 6725сс от 14 октября 1944 г. нормы суточного довольствия военнопленных были существенно увеличены. Наркоматам обороны и текстильной промышленности предписывалось принять меры по обеспечению военнопленных недостающим вещевым имуществом. В том же постановлении предусматривались меры по автотранспортному обеспечению, поставкам строительных материалов, связанными с жизнедеятельностью лагерей военнопленных.
   Неслыханное дело: НКВД разрешалось построить в 1945 г. в южных районах страны три оздоровительных лагеря для военнопленных емкостью 20–25 тыс. каждый.
   Безусловно, следует признать, что жизнь в лагерях была далеко не легкой: имели место и неблагоприятные условия размещения, нередко возникали конфликты между военнопленными и администрацией, между самими пленными, да и работа их была тяжелой.
   Тем не менее 8 ноября 1944 г. группа немецких генералов и офицеров объявила, что «на протяжении почти двух лет мы имели возможность ознакомиться с различными лагерями для военнопленных и смогли убедиться, что лагери расположены в здоровой местности и производят хорошее впечатление как по внешнему виду, так и по внутреннему устройству… Военнопленные не используются на вредных для здоровья работах. Рабочее время установлено повсюду 8–9 часов, по воскресеньям, как правило, свободный день. Состояние здоровья военнопленных относительно хорошее, питание достаточное. Военнопленные, работающие на русских предприятиях, получают, кроме того, иногда довольно значительное дополнительное питание. Военнопленные благодарят за заботливое санитарное и медицинское обслуживание со стороны русских и немецких врачей… Мы установили и заявляем о том, что военнопленные содержатся согласно международным соглашениям и обычаям. Военнопленные солдаты и офицеры уверены, что они после войны вернутся на родину здоровыми, трудоспособными и невредимыми».
   До конца войны ГКО еще не раз принимал постановления об улучшении питания и быта военнопленных. Так, 23 февраля 1945 г. ГКО издал распоряжение № 7581с, в котором потребовал от наркоматов заготовок, пищевой, мясомолочной и рыбной промышленности СССР отпустить НКВД в феврале и марте дополнительно к фондам на первый квартал продовольственные товары на нужды военнопленных: муки обойной – 2425 тонн и сортовой – 60 тонн, круп разных – 430 тонн, макарон – 60 тонн, масла растительного – 60 тонн, масла сливочного – 184 тонны, рыбы – 307 тонн, сахара – 104 тонны, чая суррогатного – 12 тонн, соли – 100 тонн, мыла – 150 тонн, табака – 25 тонн. По тем временам, надо признать, это были довольно значительные запасы продовольствия как по количеству, так и по ассортименту.
   Забота о военнопленных диктовалась помимо всего прочего прагматической целью – подготовкой лояльных по отношению к СССР кадров в будущей Германии. В этом направлении велась и идеологическая работа с ними.
   Еще 12–13 июля 1943 г. в лагере, расположенном в подмосковном Красногорске, был создан национальный комитет «Свободная Германия», включавший в себя представителей различных политических убеждений из прогрессивной немецкой эмиграции и военнопленных. Его президентом был поэт Э. Вайнерт, а в состав входили многие будущие крупные деятели ГДР (В. Пик, В. Ульбрихт и другие).
   Как было заявлено, целью действий этого комитета являлось быстрейшее прекращение войны и свержение нацистского режима. С помощью листовок, газет и радиопередач на немецком языке его члены стремились убедить военнослужащих вермахта сдаваться в плен или дезертировать, либо присоединяться к движению Сопротивления [77].
   В сентябре того же года возник «Союз немецких офицеров», объединявший под председательством генерала В. Зейдлица пленных офицеров-антифашистов. Главной целью «Союза» являлось отстранение правительства Гитлера от власти [78].
   Деятельность обеих организаций целиком согласовывалась с советским руководством. Ответственность за координацию действий была возложена на Главное политическое управление Красной Армии.
   С окончанием войны в Европе направленность политико-воспитательной работы с военнопленными приобрела новые черты. Теперь предстояло обеспечить неуклонный рост среди них активных сторонников демократического преобразования своей страны и укрепления дружественного отношения к СССР. Военнопленных снабжали пособиями, изданными в Москве на немецком языке, а политработники-воспитатели рассказывали им об успехах стран, вставших на путь социализма под руководством Советского Союза, о политике западных держав, направленной на срыв международного сотрудничества и навязывания своей воли другим государствам.
   В том же Красногорском лагере в 1947 г. среди военнопленных выявились члены бывшей подпольной организации «Рот Фронт», наполовину истребленной в нацистских лагерях. Из их числа была организована отдельная команда – первый курс Антифашистской школы (она была образована в 1944 г.), которой придавалось особое значение в подготовке надежных кадров для будущего немецкого государства.
   Необходимо подчеркнуть, что действенность политико-воспитательной работы в лагерях для военнопленных была довольно высока: из них вышло немало будущих крупных партийных, государственных и хозяйственных деятелей Германской Демократической Республики, а многие в корне изменили свои взгляды. Достаточно назвать бывшего командующего 6-й полевой армией генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса, бывших командиров корпусов генерала артиллерии В. фон Зейдлица, генерал-лейтенанта В. Мюллера (в 1944 г. он возглавлял колонну военнопленных, проследовавшую по Садовому кольцу в г. Москве, а впоследствии в ГДР стал первым заместителем министра внутренних дел) и других.
   Примечательно, что во время войны к работам, связанным с ведением боевых действий, или с военной промышленностью иностранные военнопленные не привлекались, и в этом смысле положения Женевской конвенции в Советском Союзе выполнялись неукоснительно. Однако, 4 июня 1945 г., то есть сразу же после окончания войны в Европе, ГКО принимает постановление № 8921сс «О распределении военнопленных и мероприятиях по улучшению их трудового использования», в котором говорилось о распределении 2 млн 100 тыс. военнопленных между различными наркоматами.
   В распоряжение НКВД было выделено 460 тыс. человек, которые использовались на строительстве шоссейных и железных дорог, аэродромов, в черной и цветной металлургии, при восстановлении Беломорско-Балтийского канала, сооружении газопровода Саратов-Москва.
   Наркомат угольной промышленности получил 305 тыс. человек для строительства и восстановления шахт, Наркомат путей сообщения – 220 тыс. на восстановление дорог и заводов и на новое строительство. Наркомату обороны было выделено также 220 тыс. человек, которым предстояло очистить Одер и Вислу, построить автодорогу Иркутск-Слюдянск, соорудить Ново-Тверецкий канал, осуществить строительство объектов инфраструктуры в военных округах.
   С началом войны Советского Союза с Японией, которая началась 9 августа 1945 г. с Дальнего Востока стали поступать японские военнопленные. 23 августа 1945 г. ГКО принял постановление № 9898сс «О приеме, размещении и трудовом использовании 500000 военнопленных японской армии». 150 тыс. человек было привлечено для строительства пяти участков Байкало-Амурской магистрали, а кроме того, в ряд областей и республик направлялось по 15–75 тыс. человек.
   На 1 апреля 1946 г. в СССР находился 2 048 541 военнопленный, в том числе из бывшей германской армии – 1 578 987 человек, а из бывшей Квантунской армии Японии – 469 554 человека.
   В условиях острой нехватки рабочей силы в СССР использованию труда огромного количества военнопленных придавалось большое значение. Вот только один пример. 21 июля 1947 г. Совет министров СССР принял постановление, которое обязывало МВД перевести из Министерства вооружения в строительные организации других министерств 5632 из 7100 работавших там военнопленных.
   Министр вооружения Д.Ф. Устинов тут же обратился с письмом к Сталину, в котором ходатайствовал отменить это постановление, ибо его выполнение могло парализовать всю работу строительных организаций вверенного ему министерства. Это касалось строительства и восстановления заводов в Юрге, Сталинграде, и Ленинграде, строительства научно-исследовательского института реактивного вооружения и заводов радиолокации, специальных цехов на заводе № 92 для обеспечения заказов 1-го Главного управления (ПГУ) при Совете министров СССР, занимавшегося вопросами создания атомной промышленности и производства атомного оружия.
   Свыше 340 высококвалифицированных специалистов из числа военнопленных широко использовались на научно-исследовательской работе в системе МВД, в промышленных и военно-научных учреждениях. Ими представлено было 114 предложений и изобретений.
   14 апреля 1948 г. Совет министров СССР разрешил МВД освободить из лагерей, обслуживавших министерство угольной промышленности, и отправить на родину 18 тыс. нетрудоспособных военнопленных, а вместе с ними 5 тыс. нетрудоспособных интернированных немцев.
   Через полгода, 1 октября, МВД было предписано освободить из подчиненных ему лагерей, а также из рабочих батальонов и спецгоспиталей еще 100 тыс. военнопленных немцев. Все они направлялись в транзитный лагерь в городе Франкфурт-на-Одере для последующей передачи представителям Советской военной администрации в Германии.
   Спустя два месяца Совет министров СССР принял постановление «О мероприятиях по улучшению снабжения военнопленных и повышению производительности их труда». МВД разрешалось с 15 декабря 1948 г. выдавать военнопленным, занятым на тяжелых работах, дополнительно 100 граммов хлеба при выполнении установленной нормы выработки от 70 % до 100 %, а при выполнении нормы на 100 % и выше – еще 200 граммов хлеба, правда за счет добавки соевой муки.
   В этом же постановлении определялись меры по улучшению ассортимента продуктов питания. Особо оговаривалась необходимость обеспечения японцев рисом. Гречневой и манной крупой, а также рисом предписывалось обеспечивать и больных военнопленных, но в строгом соответствии с квартальными фондами, утвержденными правительством.
   Министерства текстильной и резиновой промышленности получили задание на поставку МВД 300 тонн грубой шерсти, 300 тонн одежной ваты, 100 тонн старых автопокрышек для изготовления 100 тыс. пар валенок, телогреек, ватных шаровар, а также других материалов необходимых для ремонта обуви.
   Министерства, которые использовали труд военнопленных, предпринимали меры для создания условий нормального их размещения, а главное – зимнего содержания. С этой целью сухие и теплые помещения предоставлялись для жилья, кухонь, столовых, здесь же оборудовались сушилки, бани, прачечные, дезактивационные камеры. Практически лагеря бесперебойно снабжались топливом, а зимой на открытых работах функционировали обогревалки. Военнопленным выдавалась доброкачественная спецодежда, положенная по нормам Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), обеспечивалась техника безопасности, предусмотренная положениями об охране труда.
   Более того, в целях предотвращения среди военнопленных простудных заболеваний, с 1 декабря 1948 г. на весь зимний период запрещались их перевозки или организация новых лагерей, за исключением предусмотренных ранее или в связи с репатриацией. В этом случае Министерство путей сообщения для перевозок военнопленных выделяло оборудованные по-зимнему вагоны, снабженные печками и топливом.
   28 декабря 1948 г. Совет министров СССР обязал министерства и ведомства уже в течение следующего года полностью заменить труд военнопленных трудом советских рабочих, имея в виду, что эти военнопленные будут репатриированы. На практике это заняло гораздо больше времени из-за сложного документального оформления дела каждого военнопленного, необходимости выделения значительного количества железнодорожных эшелонов и морских транспортов для их перевозки. 10 января 1947 г. Советская военная администрация в Германии в своем заявлении немецкому народу разъяснила трудности проведения репатриации и причины ее задержки.
   30 января 1949 г. в сообщении Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) «К вопросу о репатриации немецких военнопленных» указывалось, что советское правительство полностью закончит ее в течение года [79].
   5 мая 1950 г. ТАСС информировало мировое сообщество о том, что из СССР репатриированы 1 939 063 немецких военнопленных. Одновременно сообщалось, что в Советском Союзе осталось 13532 человека, из которых 9717 осуждены за совершенные ими лично тяжкие военные преступления, а также 3815 человек, дела о военных преступлениях которых находятся в стадии расследования [80].
   Результаты переговоров советского правительства с правительственной делегацией Германской Демократической Республики были изложены в коммюнике, опубликованном в центральных газетах 23 августа 1953 г. В нем указывалось, что в связи с обращением правительства ГДР советской стороной приняты меры для освобождения от дальнейшего отбывания срока наказания немецких военнопленных, осужденных за преступления, совершенные во время войны, за исключением еще остающихся для отбывания срока наказания лиц, совершивших особо тяжкие преступления против мира и человечности.
   В соответствии с заключенной договоренностью в Берлин вскоре прибыли 5374 бывших военнослужащих вермахта, репатриированных по этому соглашению.
   24 октября генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс, накануне своего отъезда на родину передал в адрес руководства СССР заявление, в котором, в частности, говорилось: «Великодушное решение Советского правительства от 23 августа с.г. по вопросу о военнопленных служит новым доказательством того, что Советское правительство в своей политике по отношению к Германии не руководствуется чувством мести за те бесчисленные страдания, которые мы причинили советскому народу в результате развязанной нами войны.
   Напротив, оно своей мирной политикой, вновь нашедшей свое выражение в вышеупомянутом решении, отмечает всему германскому народу движение по мирному пути к единству Германии и тем самым к счастливому будущему».
   Крупный военачальник бывшего вермахта отдавал себе отчет, что его заявление в ближайшее время напечатает вся мировая пресса. Осознавая это, он однозначно дал понять, что месть и наказание – это не одно и то же.
   Что касается японских военнопленных, то их репатриация началась сразу же после окончания второй мировой войны. В 1945 г. из общего количества взятых в плен солдат и офицеров Квантунской армии непосредственно в районе боевых действий были освобождены 70 880 человек. А за период с 1 декабря 1947 г. по 1 мая 1949 г. домой вернулись еще 418 166 человек.
   Содержавшиеся на территории СССР японские военнопленные были сведены во взводы, роты и батальоны. Как правило, каждый батальон насчитывал от 1 до 1,5 тыс. человек. Командирами подразделений назначались военнопленные из офицеров и унтер-офицеров. В лагерях широко практиковались самоуправление и самообслуживание. Хотя лагеря и были отгорожены колючей проволокой, они практически не охранялись.
   Лагерь № 48, расположенный в Ивановской области, неоднократно посещали различные делегации из Японии. Так, 10 мая 1956 г. сюда прибыли министр земледелия и леса Японии Коно Ичиро с сопровождающими его лицами, и корреспондентами японских газет. В лагере содержались 33 осужденных военных преступника из числа бывших военнопленных: 20 генералов, 10 офицеров и 3 рядовых солдата.
   Здесь же находился главнокомандующий Квантунской армией Ямада Отодзо, который указом Президиума Верховного Совета от 25 февраля 1956 г. был освобожден от наказания. После своего выздоровления от болезни он должен был выехать в Японию. Все осужденные этого лагеря на работах не использовались, а занимались по собственному желанию огородничеством и садоводством.
   Министр Коно Ичиро, интересуясь условиями содержания в лагере, обошел все жилые комнаты, лазарет и другие его помещения. Услышав похвальные отзывы осужденных японцев, он выразил благодарность начальнику лагеря за гуманное отношение к своим соотечественникам. На обеде, данном в его честь, министр заявил: «Понятие «лагерь», где находятся наши осужденные соотечественники, мы в Японии представляли далеко не так… Мы поражены тем, что наши соотечественники содержатся в таких хороших условиях. Мне не было заявлено ни одной жалобы» [81].
   Примечательная деталь: лагерь № 48, в котором содержались японские военнопленные, был создан на базе бывшего санатория ЦК профсоюзов железнодорожников.
   Разумеется, далеко не везде были такие же условия, как в указанном лагере. 2 марта 1955 г. в Хабаровском лагере 16 800 японцев объявили голодовку, требуя прибытия уполномоченного из Москвы. Дело в том, что присылаемые из Японии посылки и письма им не передавались. Лагерная администрация применила к ним насилие, вызвав на подмогу пожарные части и пограничные войска [82]. Но положение в этом лагере было, пожалуй, исключением из правил. В основном режим содержания и медицинское обеспечение японских военнопленных, их трудовое использование соответствовали требованиям международного права по обращению с военнопленными.
   Положение японских военнопленных осложнялось тем, что более десяти лет дипломатические отношения между СССР и Японией оставались прерванными. Лишь в октябре 1956 г. в ходе переговоров на высшем уровне в Москве была достигнута договоренность о нормализации отношений между двумя странами. Одна из статей советско-японской Декларации 1956 г. предусматривала согласие Советского Союза об освобождении и репатриации на родину всех японских граждан, которые были осуждены в СССР как военные преступники.
   Еще в 1950 г. СССР официально заявил, что репатриация японских военнопленных и гражданских лиц, кроме заключенных, находящихся в исправительно-трудовых лагерях, завершена. Однако в ходе переговоров, предшествовавших подписанию декларации, японская сторона заявила, что до установления дипломатических отношений необходимо урегулировать вопрос об окончательной репатриации из СССР всех японских граждан без исключения.
   Чтобы облегчить ход переговоров, советская делегация передала список, который включал 1016 бывших военнопленных и 357 гражданских лиц, отбывавших наказание в исправительно-трудовых лагерях. Советская делегация заявила также, что сразу после восстановления дипломатических отношений СССР передаст японским властям оставшихся японских военных преступников. Соответствующий указ был принят Президиумом Верховного Совета 13 декабря 1956 г. Вернувшиеся на родину репатрианты единодушно заявили, что ко всем гражданам Японии, находившимся в лагерях для военнопленных, власти относились лояльно.
   Правду говорят: время – лучший лекарь. Оно притупило боль утрат, внесло свои коррективы в умы и сознание людей, примирило бывших побежденных и победителей. Это нашло свое отражение в восстановлении на территории бывшего СССР, там, где это возможно, кладбищ с останками немецких, японских и других иностранных военнослужащих и военнопленных. Такое отношение нужно не только народам воевавших государств, но и всем тем, кто живет на этой земле, как назидание и вечное завещание хранить мир на планете. В свою очередь и могилы советских военнопленных в Германии заботливо оберегаются муниципальными властями и церковью.
   Трагедия плена, соотношения мести и наказания – извечный сюжет истории. Над его осмыслением человечество бьется с древнейших времен. Но и в XXI веке никто не сможет со стопроцентной гарантией провести четкую грань, где кончается наказание, предусмотренное законом, а где начинается месть. Есть только один способ решить эту проблему – устранить войны из жизни человечества, достичь мира и взаимопонимания между народами. Не будет войн – не будет и военнопленных.
   Пусть все те, кто решает судьбы народов, судьбы мира и войны, еще и еще раз обратятся к трагической истории плена во Второй мировой войне. Пусть они проникнутся муками миллионов людей, испытавших их, пусть колокольный звон Бухенвальда и других мест массового сознательного уничтожения людей пробьется к их сердцам и совести. Может быть это послужит дополнительным толчком к поискам путей мира на земле.
   Драма плена оставила кровоточащую рану на теле и в душе народов, слишком много людских судеб затронула, чрезмерно старательно десятилетиями обходили ее молчанием в нашей стране, чтобы можно было сказать – тема исчерпана.
   Анализ этой проблемы позволяет сделать несколько однозначных выводов.
   Во-первых, факт подписания государством того или иного международного документа сам по себе ничего не значит. Германия, поставившая подпись под Гаагской и Женевской конвенциями о военнопленных, нарушала все без исключения их пункты с садистским постоянством, продемонстрировала всему миру ужасающую картину геноцида по отношению к советским военнопленным, да и не только к ним.
   С другой стороны, Советский Союз, не подписавший этих документов, показал пример последовательного и добросовестного их выполнения. Отношение к вражеским военнопленным в СССР, пожалуй, одна из немногих сторон минувшей войны, не подвергающаяся какой-либо критике ни со стороны серьезных исследователей, ни со стороны тех, кто успел оболгать и извратить чуть ли ни каждую страницу ее истории.
   Во-вторых, отношение руководства СССР к советским гражданам, оказавшимся во вражеском плену, оставило тяжелейший след в судьбах миллионов людей, а также членов их семей.
   Таким образом, проблема плена – это драматическая судьба миллионов советских граждан. Огромнейшие масштабы поражения Красной Армии в первые месяцы войны – это не только оставленная территория и потери убитыми. Это и миллионы военнопленных, составлявших основной костяк предвоенного состава Красной Армии.
   Трагизм положения военнослужащих, по тем или иным причинам оказавшихся в германском плену, в том, что их всех без разбора объявляли предателями, а семьи подвергались репрессиям.
   К большому сожалению, с окончанием войны страдания тех, кому удалось выжить в нечеловеческих условиях немецких концлагерей и вернуться на Родину, не закончились. На родной земле многих из них ждали не менее суровые испытания тюрьмами, лагерями, принудительными работами. Такова горькая правда еще об одной грани судьбы народа в длительной и кровавой схватке с германским нацизмом и его европейскими союзниками.
//-- Примечание --//
   1. Народ и война: 50 лет Великой Победы. С. 288.
   2. Там же. С. 289.
   3. Архив внешней политики Российской Федерации (далее – АВП РФ) Ф. 140. Оп. 25. П. 33. Л. 2.
   4. Военно-исторический журнал. 1988. № 9. С. 26–28.
   5. Там же.
   6. Человек и закон. 1990. № 6. С. 37.
   7. Типпельскирх К. История второй мировой войны: Пер. с нем. М., 1956. С. 178, 183–185,195, 232.
   8. Правда. 1941.16 декабря.
   9. Вторая мировая война 1939–1945: пер. с англ. М., 1956. С. 164.
   10. Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945: Краткая история. М., 1965. С. 90.
   11. Военно-исторический журнал. 1991. № 9. С. 39.
   12. О массовых репрессиях в отношении военнопленных и депортированных граждан: Доклад Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий. М., 1994. С. 1–2.
   13. Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: статистическое исследование. М., 1993. С. 140
   14. Преступные цели – преступные средства. М., 1968. С. 72–75.
   15. Bundesarchiv/Militararchiv. RH 2/2082.
   16. Нюрнбергский процесс. М., 1990. Т. 4. С. 126.
   17. Там же. С. 125–126.
   18. Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных. М., 1963. С. 124.
   19. ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 138. Л. 180–181.
   20. Нюрнбергский процесс. Т. 4. С. 214.
   21. Документы обвиняют: сборник документов. Вып. 1. М., 1943. С. 92.
   22. Преступные цели – преступные средства. С. 164.
   23. Нюрнбергский процесс. Т. 4. С. 114.
   24. Там же. С. 166.
   25. Там же. С. 93.
   26. Там же. С. 94.
   27. Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных. С. 356.
   28. Война Германии против Советского Союза 1941–1945. Документальная экспозиция под редакцией Рейнгарда Рюрупа: каталог. Берлин, 1992. С. 155.
   29. https://mikhael-mark.livejournal.com/649344.html
   30. Война Германии против Советского Союза 1941–1945. Берлин, 1992. С. 199–200.
   31. Нюрнбергский процесс. Т. 4. С. 596.
   32. СС в действии: документы о преступлениях СС. М., 1969. С. 270–271.
   33. Военно-исторический журнал. 1991. № 9. С. 35.
   34. Нюрнбергский процесс. М., 1989. Т. 3. С. 684.
   35. Штрайт К. Они нам не товарищи: пер. с нем. М., 1991. С. 30.
   36. «Совершенно секретно! Только для командования». М., 1967. С. 102–103.
   37. Краус О., Кулка Э. Фабрика смерти: пер. с нем. М., 1960. С. 11.
   38. Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных. С. 46.
   39. Военно-исторический журнал. 1989. № 2. С. 81–84.
   40. История второй мировой войны 1939–1945. Т. 8. М., 1977. С. 230.
   41. Против общего врага: советские люди во французском Сопротивлении. М., 1972. С. 26–27.
   42. Der Prozess. Nurnberg, 1949. Bd. XXVII. S. 274 FF.
   43. Цит. no: Thorvald J. Wer sie verberben wollen. Bericht des großen Verrats. Stuttgart, 1952. S. 176.
   44. Война Германии против Советского Союза. С. 203–204.
   45. Красная звезда. 1959.15 марта.
   46. Лемещук Н. Не склонив головы. Киев, 1986. С. 83.
   47. Там же.
   48. Бродский Е.А. Во имя победы над фашизмом. М., 1970. С. 488.
   49. Лемещук Н. Не склонив головы. С. 117.
   50. Там же. С. 118.
   51. Новая и новейшая история. 1989. № 1. С. 59.
   52. Незримый фронт. М., 1961. С. 45–51.
   53 Сахаров В. В застенках Маутхаузена. М., 1962. С. 180–195; Пирогов К. Этого забыть нельзя. Одесса, 1962. С. 213–222.
   54. Лемещук К. Не склонив головы. С. 136–137.
   55. Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 92.
   56. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 17. Л. 179.
   57. Социологические исследования. 1995. № 5. С. 3.
   58. ЦАМО. Ф. 3. Оп. 11566. Д. 18. Л. 142–144.
   59. Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 103.
   60. Там же. С. 101.
   61. Там же. С. 105
   62. Там же. С. 94.
   63. Лискин А. Расстрелянные генералы // Совершенно секретно. 2001. № 3/142.1 марта.
   64. Решин Л.В., Степанов В.С. Судьбы генеральские… // Военно-исторический журнал. 1992. № 10. С. 24–32.
   65. Всероссийская Книга Памяти 1941–1945: обзорный том. М., 1995. С. 452.
   66. Новая и новейшая история. 1996. № 2. С. 108.
   67. История СССР. 1990. № 4. С. 26–41.
   68. Красная Звезда 1995. 25 января.
   69. Военно-исторический журнал. 1992. № 1. С. 45.
   70. Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК).
   Ф. 1/п. Оп. 37а. Д. 1.Л. 106.
   71. Там же. Л. 7-12,13–34.
   72. Великая Отечественная война 1941–1945 гг.: энциклопедия. М., 1985. С. 157.
   73. Война Германии против Советского Союза 1941–1945: документальная экспозиция под редакцией Рейнгарда Рюрупа. С. 247.
   74. Гриф секретности снят. С. 391.
   75. Сталинград. Событие. Воздействие. Символ: пер. с нем. М., 1995. С. 445.
   76. Военно-исторический журнал. 1994. № 4. С. 33.
   77. Великая Отечественная война 1941–1945 гг.: энциклопедия. С. 485.
   78. Там же. С. 675.
   79. Правда. 1949. 30 января.
   80. Правда. 1950. 5 мая.
   81. ЦХСД. Ф. 5. Оп. 30. Д. 176. Л. 63.
   82. Там же. Л. 88–90.

Глава 7
Итоги, последствия и уроки войны

1. Панорама потерь в войне: масштабы, условия и причины

   Отечественная война явилась важнейшим событием уходящего столетия. Это была не только ожесточенная вооруженная борьба многомиллионных армий, но и решительное противоборство государств и народов в экономической, идейно-политической, дипломатической и других сферах. Для Советского Союза конечным ее результатом стала победа, для нацистской Германии – поражение, хотя достичь первого, но избежать второго итога стремились, разумеется, и агрессор, и его жертва.
   Завершившаяся война предъявила каждой из противоборствовавших сторон свой счет: одной за победу, другой за поражение. И оплата этого счета была различной во всех отношениях, в том числе и в понимании итогов войны, ее последствий и уроков.
   Даже спустя около восьми десятилетий интерес к этим вопросам не только не уменьшился, а напротив, многократно возрос, ибо историческая память не просто регистрирует события, но подвергает их определенному толкованию, деятельно участвует в формировании личности. В этом одна из причин, почему представления о Великой Отечественной войне, ее итогах и уроках за прошедшее после нее время претерпели определенные, а в некоторых постсоветских республиках кардинальные изменения.
   С одной стороны, они стали более глубокими и всесторонними потому, что оказались органически связанными с проблемой цены войны – особым противоречивым единством цены победы и цены поражения.
   Цена войны выражает прежде всего конкретные результаты единоборства – от военной до духовной сферы включительно, уничтожение и ликвидацию одних государств и коалиций и сохранение других, разрушение одной системы мирового устройства и возникновение другой.
   Кроме того, она отражает мировые потери и сложный комплекс военных, политических, экономических, дипломатических, духовных, социальных усилий государств и народов как один из результатов противоборства. Наконец, цена войны положила начало тем растянувшимся на долгие годы последствиям, что имели и до сих пор имеют место не только в социально-демографическом, но и во внешнеполитических, экономических, идеологических, геополитических и многих иных проявлениях человеческого бытия.
   Цена победы – это лишь часть цены войны, но часть особая: она выражает и результаты, и издержки борьбы народа и его Вооруженных Сил против сильного врага с применением различных приемов и с использованием разнообразных сил и средств. И актуальность этой проблематики не снижается. Злободневность ее обусловили специфические геополитические, территориальные, международно-правовые, социально-экономические, морально-психологические и другие изменения, вызванные войной, а в последующем – распадом Советского Союза, народ которого не только выстоял в беспрецедентном для мировой истории напряженнейшем бескомпромиссном противоборстве, но и разгромил мощнейшую военную машину Германии, ее европейских союзников и сателлитов.
   В этих условиях объективное освещение событий войны, ее итогов и уроков приобретает важнейшее значение в формировании исторического сознания народа, особенно поколений, вступающих в самостоятельную жизнь, их образовательного, патриотического и нравственного потенциала.
   Важнейшую роль в этом отношении играет отечественная историческая наука. Ее достижения за последние десятилетия очевидны. Введены в научный оборот массивы ранее недоступных документов. Свобода мнений, различные, порой полярные взгляды на события способствовали и содействуют их изучению, что в конечном итоге позволяет более всесторонне осветить историю Великой Отечественной войны.
   Очевидно и то, что сегодня многие публикации еще служат не столько поиску истины, сколько отражают накал политических страстей в обществе, свидетельствуют о нерешенности ряда важнейших проблем, среди которых цена войны и цена победы занимают узловое место.
   По древнегреческой мифологии человеческие судьбы вершили три дочери Зевса и Фемиды. С ними древние греки связывали всю земную жизнь человека. Первая – богиня Клото пряла нить фортуны, вторая – Лахесис проводила нить через превратности судьбы, а третья – Атропос перерезала ее, а значит, обрывала жизнь [1]. Сколько же таких оборванных нитей, если следовать легенде, было положено на алтарь великой Победы?
   Вне всякого сомнения, человеческие жертвы Советского Союза являются главной составляющей цены Великой Отечественной войны. Правда и то, что процесс выявления людских потерь, затянувшийся на долгие годы, имеет сложную историю [2]. Неопределенность в решении этой проблемы порождала в обществе догадки и предположения, неоправданные сравнения и политизированные мифы.
   В середине 80-х годов зазвучали голоса тех, кто стал утверждать, будто СССР победил за счет того, что буквально завалил противника трупами своих воинов. Но так ли это?
   Трудно найти слова, чтобы выразить всю тяжесть невосполнимых утрат и жертв войны, но нет, наверное, ничего более недостойного, как злорадство по поводу людских потерь. А они для нашей страны, включая военнослужащих и гражданское население, были огромны – около 27 млн человек только убитыми и пропавшими без вести.
   Советские граждане расставались с жизнью на фронте, в немецких тюрьмах, умирали от голода, во время бомбежек, погибали в трущобах и печах нацистских концлагерей. Выявление истинных масштабов человеческих потерь Советского Союза процесс довольно сложный, который условно включает три периода.
   Первый период, охватывающий 1941–1945 гг., характерен сокрытием реальных фактов потерь в войне от общественности. Так, в мае 1942 г. Красная Армия южнее Харькова потеряла около 230 тыс. человек погибшими, плененными и без вести пропавшими. А в сводке Совинформбюро от 31 мая было отмечено, что потери советских войск там составили около 5 тыс. человек убитыми и 70 тыс. пропавшими без вести [3].
   Однако истинное положение дел раскрывается в письме Верховного Главнокомандующего Военному совету Юго-Западного фронта от 26 июля 1942 г., в котором И.В. Сталин без обиняков констатировал: «В течение каких-либо трех недель Юго-Западный фронт… не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18–20 дивизий… Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе – с потерей 18–20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами (имеются в виду командующий фронтом С.К. Тимошенко и член Военного совета Н.С. Хрущев. – Ред.] поступили бы очень круто…» [4].
   Тогда, в суровые годы, подобная практика, может, и была оправданной: на фронте и в тылу необходимо было поднять моральный дух, укрепить веру людей в неизбежность разгрома агрессора. Да и какая из воюющих сторон будет в ходе войны раскрывать свои потери? Впрочем, в той сложной обстановке скрупулезный учет погибших вряд ли был возможным.
   Количество погибших за бесчисленные безымянные высоты, за русские, украинские, белорусские, молдавские и прибалтийские села и деревни, при взятии Орла, Белгорода, Киева, Кишинева, Варшавы, Берлина, Кенигсберга, Будапешта, Вены, Праги и многих других европейских городов напрямую связано с военным опытом и знаниями командиров и начальников всех рангов, с наличием военной техники, оружия и боеприпасов.
   На войне жизнь солдата в огромной степени зависела как от судьбы частей и соединений, армейских и фронтовых объединений, которую определяли не только талант и высокий профессионализм командиров и командующих, так и от места и роли, отведенных им Ставкой ВГК в общей судьбе Вооруженных Сил. Репрессии среди командно-политических кадров, некомплект опытных специалистов в предвоенные годы, низкие укомплектованность и сколоченность воинских формирований уже были предвестниками больших потерь.
   Потери зависели и от самих солдат, от их мастерства и находчивости, смекалки и дисциплинированности, знания личного оружия и умения грамотно его применять в бою. Следует также иметь в виду, что к началу Великой Отечественной войны армия нацистской Германии, накопившая боевой опыт в Европе, по праву считалась сильнейшей в мире.
   Второй период, связанный с выявлением людских потерь граждан нашего общего государства в войне, охватывает едва ли не полвека со времени ее начала. Условно его можно разделить на несколько этапов.
   Первый из них – это годы культа личности И.В. Сталина. В течение 15 лет после войны наши потери оценивались в 7 млн человек. Эта цифра была обнародована в феврале 1946 года [5], хотя в то время руководству страны были известны более точные данные – 15 млн погибших [6].
   Второй и третий этапы, соответственно, приходятся на «хрущевскую оттепель» и «период застоя». Председатель Совета министров СССР, первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев 5 ноября 1961 г. в письме шведскому премьер-министру Т. Эрландеру указал, что война «унесла два десятка миллионов жизней советских людей» [7].
   Через четыре года его преемник на высшем партийном посту Л.И. Брежнев сообщил, что страна потеряла «свыше 20 миллионов человек» [8].
   Именно эти данные и были возведены в ранг хрестоматийных, а следовательно, не подлежали сомнению. Таким образом, наряду с очевидным продвижением к истине в истории этой проблемы еще существовали серьезные преграды.
   Третий период в исследовании людских жертв Советского Союза в Великой Отечественной войне связан с так называемым процессом перестройки. Характерным для него явилось лавинообразное количество публикаций, посвященных данной проблеме. Однако оказалось, что диапазон введенных в оборот данных слишком велик – от 26–27 до 50 млн наших сограждан, погибших в той войне.
   Авторов-максималистов не смущало то обстоятельство, что приводимые ими цифры о числе безвозвратных потерь Красной Армии намного превышают не только общее количество служивших в армии и на флоте за все годы войны, но и численность населения СССР, занятого трудовой деятельностью к ее началу [9].
   В этой связи стоит напомнить, что «историку противопоказано извращать факты, утаивать их, выпячивать одни за счет других. Ему противопоказано также менять взгляды, трактовку, оценки под воздействием внешних, не связанных с наукой обстоятельств. Историк вправе занимать любую политическую позицию. Его право трактовать исторические события, исходя из этой позиции. Он может менять трактовку и оценки под влиянием новых документов, не известных ранее фактов, в свете дальнейшего развития явления, меняющего его природу. Но всегда его обязанность заключается в неуклонном следовании фактам, учете всей известной их совокупности, учете их значимости, соотносимости, достоверности» [10].
   Но где же все-таки истина?
   То, что советские Вооруженные силы вместе с пограничными и внутренними войсками потеряли в войне (включая и кампанию на Дальнем Востоке) 8 млн 668 тыс. 400 человек, было выявлено комиссией Министерства обороны СССР, которую возглавлял советский и российский военачальник, военный теоретик и военный историк, доктор военных и доктор исторических наук, профессор, заместитель начальника Генерального штаба генерал армии Гареев Махмут Ахметович [11].
   Эта сложная и ответственная работа по уточнению потерь армии и флота проводилась на протяжении многих лет. Большую помощь комиссии, в состав которой входили специалисты Министерства обороны, ряда управлений Генерального штаба, Института военной истории, оказали сотрудники Госкомстата СССР, Академии наук, государственных архивов, Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, ряда научных учреждений. Этой проблемой занимались также отечественные ученые: Е.М. Андреев, Д.И. Валентей, Д.А. Волкогонов, А.А. Гуркин, Л.Е. Дарский-Толчинский, В.В. Елизаров, В.А. Золотарев, А.И. Круглов, А.А. Исупов, А.Я. Кваша, В.И. Козлов, Г.Ф. Кривошеев, Т.В. Левина, С.Н. Михалев, А.А. Пионтковский, Ю.А. Поляков, С.А. Тюшкевич, С.Я. Щербов и другие специалисты [12].
   Заключение комиссии и проект постановления ЦК КПСС по поводу публикации данных о потерях личного состава советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. 16 декабря 1988 г. были направлены министром обороны СССР Маршалом Советского Союза Д.Т. Язовым в ЦК КПСС [13]. Однако решения об обнародовании материалов комиссии не последовало.
   8 февраля следующего года член политбюро ЦК КПСС Э.А. Шеварнадзе сделал следующее замечание по проекту постановления: «Поскольку в широких кругах общественности вполне определенно сформировалось мнение, что потери советского народа в Великой Отечественной войне составили 20 млн человек, публикация отдельных данных о потерях советских Вооруженных Сил (8,7 млн человек) может вызвать недоумение и противоречивые суждения» [14]. Далее он высказал мнение, что полную информацию о потерях целесообразно опубликовать после того, как Госкомстат СССР уточнит потери гражданского населения страны.
   С его точкой зрения согласились президент СССР М.С. Горбачев, член Политбюро ЦК КПСС, председатель Идеологической комиссии ЦК КПСС В.А.
   Медведев, председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков, старший советник при президенте СССР, председатель Комиссии Политбюро ЦК по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 1930-1940-х и начала 1950-х годов А.Н. Яковлев [15].
   В это время в отечественной и зарубежной печати росли буквально «эвересты» разноречивых цифр о размерах людских потерь, понесенных советскими Вооруженными Силами и в целом народами СССР в период войны. К этому добавились и непрекращающиеся в средствах массовой информации шельмование армии и флота, обливание грязью людей в погонах.
   Учитывая все это, Министерство обороны СССР сознательно пошло на нарушение требования пункта 2 постановления ЦК КПСС от 20 февраля 1989 г. об одновременном обнародовании потерь Вооруженных Сил и гражданского населения [16]. В марте 1990 г. на страницах «Военно-исторического журнала» было опубликовано интервью начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерала армии М.А. Моисеева, в котором были изложены основные результаты работы комиссии, возглавляемой М.А. Гареевым [17].
   Завеса секретности, недомолвок, фальсификаций, которая более четырех десятилетий мешала добраться до истины, наконец-то была снята.
   Через полтора месяца, 8 мая, президент СССР в докладе, посвященном 45-летию Победы, заявил, что война унесла почти 27 млн жизней советских людей [18]. Никогда прежде наша страна не сталкивалась с подобными военными жертвами. Даже за восьмилетний период двух войн – Первой мировой и гражданской с их широкомасштабными военными действиями, со смертельным исходом от тифозных, холерных, малярийных и прочих эпидемий было убито, умерло от ран и болезней почти в три раза меньше – 10,3 млн человек [19].
   СССР потерял каждого седьмого своего гражданина, тогда как Великобритания – лишь каждого 127, а США – каждого 320. Но и эти цифры – не конечные, кропотливая работа по восстановлению имен и памяти всех погибших еще предстоит. В одной только Ржевской битве Советская армия потеряла более 1,1 миллиона человек, включая раненых и пропавших без вести.
   Причина в том, что Великая Отечественная так же, как и Вторая мировая война в целом, отличалась от всех предыдущих решительными целями с обеих сторон, небывало огромным количеством участвующих войск и многократно возросшей убойной силой оружия и военной техники. К тому же она не сводилась лишь к противоборству армий, как это имело место в прошлом. Армия агрессора наносила свои смертоносные удары не только по войскам и силам флота, но и по гражданскому населению, не делая разницы между фронтом и тылом.
   Представление о цене победы и цене войны не будет полным, если не подчеркнуть, что Советский Союз не только принял на себя главный удар нацистской Германии и ее европейских союзников и сателлитов, но и выдержал основную тяжесть борьбы с ними.
   Дорого обошлась и задержка с открытием второго фронта боевых действий в Европе. Наряду с объективными трудностями западных держав это промедление обусловливалось как политическими расчетами, так и стремлением их лидеров к «экономии своих сил».
   Смысл и цену победы СССР характеризует и тот исторический факт, что советский народ понес жертвы в борьбе, в которой решался вопрос о его жизни и смерти, судьбе государства, суверенном многонациональном существовании в единой стране.
   С 22 июня 1941 г. и до капитуляции нацистской Германии советско-германский фронт по всем показателям не имел себе равных во Второй мировой войне. Так, в 1942 г. его протяженность превысила 6 тыс. км, а общие размеры территории, охваченной военными действиями в 1941–1945 гг., составили около 3 млн кв. км. Это превышало площадь 12 европейских государств, таких как Англия, Австрия, Бельгия, Дания, Греция, Германия, Нидерланды, Италия, Норвегия, Франция, Финляндия, Югославия, вместе взятые [20].
   На различных этапах войны с обеих сторон на советско-германском фронте находилось одновременно от 8 млн до 12,8 млн человек, от 84 тыс. до 163 тыс. орудий и минометов, от 5,7 тыс. до 20 тыс. бронетанковой техники (танков, самоходно-артиллерийских установок и штурмовых орудий), от 6,5 тыс. до 18,8 тыс. самолетов. Из 1418 дней Великой Отечественной войны на активные оборонительные и наступательные действия приходится 93 % времени [21].
   Надо отдать должное – на других театрах Второй мировой войны также происходили жестокие сражения, проводились крупные сухопутные и морские операции. Однако именно на советско-германском фронте, который по своей протяженности в четыре раза превосходил суммарные размеры североафриканского, итальянского и западного фронтов, Красная Армия и Военно-Морской флот разгромили главные силы третьего рейха -607 дивизий.
   А для сравнения: в Северной Африке, Италии и Западной Европе англо-американские войска нанесли поражение 176 соединениям вермахта, причем большинству из них – на завершающем этапе войны, когда судьба рейха была уже предрешена.
   Из общего количества убитых, плененных и раненых, которых нацистская Германия потеряла во Второй мировой войне, 72 % людских потерь приходится на советско-германский фронт. И это не случайно. Ведь против Красной Армии одновременно действовало от 190 до 270 наиболее боеспособных дивизий фашистского блока, в то время как англо-американским войскам в Северной Африке противостояло от 9 до 26 дивизий, в Италии – от 7 до 26 дивизий, в Западной Европе – от 56 до 75 соединений.
   27 марта 1945 г. один из ближайших сподвижников и верных последователей Адольфа Гитлера, министр пропаганды нацистской Германии Пауль Йозеф Геббельс сделал в своем дневнике следующую запись: «В настоящий момент военные действия на западе являются для противника не более чем детской забавой. Ни войска, ни гражданское население не оказывают ему организованного и мужественного сопротивления, так что американцы – они особенно – имеют возможность разъезжать повсюду… население выходит навстречу американцам с белыми флагами; некоторые женщины опускаются до того, что приветствуют и даже обнимают американцев. При таких обстоятельствах войска не хотят больше сражаться и отходят назад без сопротивления или сдаются в плен» [22].
   Советскими воинами была уничтожена и основная часть военной техники агрессора: до 75 % танков и штурмовых орудий, свыше 75 % авиации, 74 % артиллерийских орудий [23]. Ежедневно противник терял в среднем 55 самолетов, 118 артиллерийских систем, 34 танка и штурмовых орудия.
   Объективно оценивая эти факты, британский историк Дэвид Рейнольдс, являющийся признанным специалистом истории мировых войн, отметил, что между июнем 1941 г. и июнем 1944 г., то есть за период от нападения на СССР до англо-американского вторжения во Францию, 93 % общих военных потерь вермахт понес в боях с Красной Армией [24].
   И еще одна немаловажная деталь, которую «объективные» исследователи Второй мировой войны, мягко говоря, игнорируют: советско-германский фронт неизменно притягивал к себе основные группировки оперативных и стратегических резервов вражеской коалиции. За период войны сюда было переброшено с запада (дополнительно к заблаговременно развернутым для нападения на СССР в июне 1941 г.) 268 дивизий, а с учетом вновь сформированных на этом театре военных действий соединений – их общее количество составило 434 соединения.
   Решительные наступательные действия Красной Армии велись на тысячекилометровом пространстве, развертывались в глубину на сотни километров. В сражения одновременно вводилось по несколько фронтовых объединений сухопутных войск, Военно-воздушных сил и Войск ПВО страны, оснащенных огромным количеством современных технических средств борьбы.
   Только с декабря 1941 г. по сентябрь 1943 г., то есть на переломной стадии войны, на советско-германском фронте были проведены четыре кампании и более 40 крупных стратегических операций. За этот же период Вооруженные силы Великобритании и США осуществили одну кампанию – в Северной Африке и пять наступательных операций на Африканско-Средиземноморском театре войны [25].
   За период войны Красная Армия (без флота) израсходовала свыше 10 млн тонн боеприпасов, 13,4 млн тонн горючего, около 40 млн тонн продовольствия и фуража [26].
   Несмотря на то, что Красная Армия сражалась с ударной силой фашистского блока на главном фронте войны, Советскому Союзу приходилось держать значительную часть своих соединений на Дальнем Востоке против сильной японской группировки – Квантунской армии. Этим наша страна оказывала содействие вооруженным силам США и Великобритании на Азиатско-Тихоокеанском театре войны. «На протяжении всей войны в Европе СССР, вынужденно имея отборную двухмиллионную армию на своей дальневосточной границе, – отмечают объективные западные авторы, – сдерживал Японию, с лихвой компенсируя ту помощь по ленд-лизу, которую он получал от Англии и США» [27].
   Разгром нацистской Германии, возглавлявшей фашистский блок, оказал решающее влияние на ликвидацию советскими Вооруженными силами миллионной группировки сухопутных войск Японии на Дальнем Востоке. Разгром Квантунской армии в течение трех недель, что составило 30 % потерь японских войск во Второй мировой войне, утрата источников сырья и промышленных ресурсов Маньчжурии, явился одним из определяющих факторов капитуляции Японии. Действия советских войск сохранили и в Европе, и на Дальнем Востоке жизни многим тысячам солдат и офицеров наших союзников.
   Людские потери советских Вооруженных Сил были исключительно велики, о чем свидетельствуют данные таблицы 1.

   Таблица 1
   Безвозвратные потери Вооруженных Сил СССР в годы Великой Отечественной войны [28]

   Следовательно, наибольшее количество человеческих жертв – это убитые в боях, пропавшие без вести и попавшие в плен.
   Чтобы сформировать верное, а не предвзятое представление о цене Победы советского народа, недостаточно учитывать лишь общие данные о потерях Вооруженных сил. Факты свидетельствуют, что самые большие потери наших войск относятся к 1941 г. Тогда им пришлось вести самые кровопролитные сражения на всем фронте от Балтики до Черного моря, при этом, к началу войны они не были целиком укомплектованы, отмобилизованы и приведены в боевую готовность.
   Не секрет, что вероломное нападение агрессора долгое время оказывало отрицательное воздействие и на моральное состояние частей Красной Армии. Для нее период с 22 июня 1941 г. по 18 ноября 1942 г. стал самым тяжким за всю войну: огромными были потери в ходе приграничных сражений, при отступлении, окружении и т. д. Но хотя вермахт имел в ту пору несомненные преимущества в военной технике, оружии, боевом опыте и маневренности, Красная Армия даже в столь тяжелых условиях наносила по врагу ощутимые удары.
   Если говорить о возрасте павших воинов, то в основном это самые молодые и дееспособные люди. Так, 74 % из 8,7 млн погибших, умерших от ран и болезней, не вернувшихся из плена – это военнослужащие от 19 до 35 лет, возраст остальных 2 253 800 человек колеблется от 36 лет до 51 года и старше [29]. Ранения, контузии и обожжения получили 15 205 592 человека, из них стали инвалидами 2 576 тыс. Кроме того, за годы войны зафиксировано 3 млн 48 тыс. серьезно заболевших и 91 тыс. обмороженных [30].
   Благодаря самоотверженному труду медиков 73 % раненых после излечения в медицинских учреждениях различного уровня вернулись в строй. Этот результат был бы еще выше, если бы более эффективно решался вопрос об эвакуации раненых в низших тактических звеньях (рота, батальон, полк), выносе их с поля боя [31].
   Впрочем, вряд ли и медикам удалось спасти многие жизни, если бы в тылу люди не сдавали свою кровь. Точное число доноров, в основном женщин, назвать довольно затруднительно, но зато известно, что в 1943 г. на фронтах было израсходовано донорской крови 247,9 тонн, в 1944 г. – 359,6 тонн, а за 1945 г.-186,3 тонн [32].
   Таким образом, общая цифра израсходованной только за два с половиной года войны крови колоссальна – 793,8 тонн, иными словами, – целая река.
   Ожесточенность боев, сражений и операций, высокая техническая оснащенность армий воюющих государств, огневая мощь и разрушительные свойства оружия – это также причины больших потерь. Каждые сутки на советско-германском фронте выбывали из строя в среднем 20 869 человек, из них безвозвратно около 8 тыс. Самые большие среднесуточные потери приходятся на летне-осенние кампании 1941 г. (24 тыс. человек) и 1943 г. (27,3 тыс. человек) [33].
   Крупные потери несли войска Красной Армии и при прорыве хорошо подготовленной обороны противника. Например, на начальных этапах Белорусской, Висло-Одерской, Берлинской и других операций. Но в сравнении с первыми годами войны они были значительно меньшими: безвозвратные потери в 1941 г. составили 27,8 % от их общих потерь, в 1942 г. – 28,9 %, в 1943 г. -20,5 %, а в 1944 и 1945 гг. – соответственно 15,6 % и 7,1 % [34].
   При этом нужно учесть, что в последние два года войны Красная Армия вела сражения не только во имя независимости своей Родины, но и в целях освобождения от германского фашизма народов других стран. За пределами границ своей Отчизны сложили головы 1 099 тыс. наших сограждан. А всего за этот освободительный период общие потери, причем как безвозвратные, так и санитарные, составили около 4 млн человек [35].
   Нельзя не остановиться на еще одной причине больших потерь Красной Армии, которые в ряде случаев можно было бы избежать. Дело в том, что на фронтах сложилась практика, когда войска, потерявшие наступательные возможности, по приказу свыше вынуждены были продолжать операцию. Как правило, потери наших войск в этих условиях значительно увеличивались [1 - Наиболее обстоятельный и достоверный анализ потерь советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне содержится в статистическом исследовании, опубликованном в 1993 г. под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева (См.: Гриф секретности снят: потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. М., 1993.415 с.).].
   В безвозвратные людские потери СССР за годы Великой Отечественной войны включены убитые в бою и умершие от ран, пропавшие без вести и не вернувшиеся из плена военнослужащие, партизаны и ополченцы, мирные граждане, умершие от голода и болезней, погибшие при бомбежках и артиллерийских обстрелах, в ходе карательных акций, проводимых оккупантами, все расстрелянные подпольщики, замученные в концентрационных лагерях военнопленные, а также те, кто был угнан в Германию.
   Потери среди гражданского населения были особенно велики в прифронтовых районах. Многие города, по сути, становились полем боя. Так, в Сталинграде, дрались буквально за каждый дом. Только в августе 1942 г. во время массированных налетов вражеской авиации там погибло свыше 40 тыс. человек мирного населения [36].
   Оборвалась жизнь десятков тысяч советских граждан в результате артиллерийских обстрелов и бомбардировок. Причем повинна в этом не только авиация противника, но отчасти и наша, действовавшая по оперативной необходимости в небе Одессы, Севастополя, Керчи, Новороссийска, Смоленска, Тулы, Харькова, Мурманска и многих других городов.
   Нацисты, чтобы сломить волю советских людей к сопротивлению, повсеместно применяли жестокость и насилие. В городах и селах любой житель мог быть арестован по самому незначительному поводу, подвергнут пыткам, расстрелян или повешен.
   Политика геноцида на оккупированной земле исходила из идей, политических убеждений, установок по уничтожению людей «низшей расы» и планов по расширению жизненного пространства Германии лидера нацистской партии Адольфа Гитлера, изложенных им в автобиографической книге «Mein Kampf» («Моя борьба»).
   Концепция массового насилия, совершаемая с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую воплотилась в конкретные программы, планы, многочисленные инструкции.
   Так, «Генеральный план Ост» предусматривал уничтожение славянского этноса в количестве 46–51 млн человек [37]. «Для нас, немцев, важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе», – отмечалось в одном из его положений.
   В ходе колонизации и германизации «восточного пространства» уничтожению подлежали не только славянские, но и другие народы, живущие на территории СССР, в первую очередь евреи и цыгане.
   В 90-е годы прошлого столетия, германские историки установили, что у Гитлера и его окружения были идейные предшественники. Так Майкл Шнайдер в книге «План «Барбаросса» исследует взаимосвязь этого плана с теми целями, которые правители нацистской Германии ставили еще перед Первой мировой войной: уже тогда речь шла об «освоении русской территории с целью расширения территории германской» и уже тогда в директивах армии ставилась задача «конечной расправы с русскими».
   Так что планы истребления славян вовсе не были изобретением Гитлера. Это убедительно доказывает и другой немецкий историк Г. Канн в книге «Немцы и русские», изданной в Кельне. Оказывается, немецкий кайзер Вильгельм II еще 8 ноября 1912 г. говорил о «конечном решении вопроса между немцами и славянами». А в 1915 г. 325 немецких профессоров подписали петицию своему правительству, в которой потребовали от него выдвинуть ультиматум: чтобы граница между Германией и Россией проходила по Волге!
   И еще один факт: на заседании немецких коммерсантов 24 декабря 1917 г. была принята резолюция, в которой записано требование: «Россия должна стать объектом немецкой эксплуатации, что необходимо обеспечить подписанием соответствующих коммерческих и хозяйственных договоров» [38].
   Словом, «Барбаросса» – это не некий демонический план маньяка Гитлера, как представляют дело некоторые историки и публицисты, а выражение тех идей, которые еще во время первой мировой войны выдвигала немецкая экономическая, политическая и военная элита.
   В свою очередь нацисты готовились к воплощению своей экспансионистской идеи основательно: были отработаны методики массовых расстрелов, использования «душегубок», применения газа «циклон» и печей крематориев в концентрационных лагерях смерти, налажена промышленная утилизация останков миллионов умерщвленных людей. Для исполнения преступных планов были подготовлены соответствующие кадры – профессиональные убийцы.
   Подобающие зловещим замыслам правила поведения на оккупированной территории методично вдалбливались в голову каждого солдата вермахта. В «Памятке немецкого солдата» было записано: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек» [39].
   Истребление мирного населения проводилось путем массовых расстрелов, в том числе и грудных детей, сожжения людей заживо в закрытых помещениях, как это было в Хатыни, сотнях других сел и городов. Широко применялись удушение газом в стационарных и походных (на автомобилях) газокамерах, преднамеренные прививки инфекционных заболеваний.
   Чтобы скрыть следы массовых расстрелов и удушения в газокамерах, нацисты нередко угоняли население той или иной деревни в безлюдные места, где и проводили акции истребления. 628 белорусских деревень и сел были сожжены дотла вместе с жителями [40].
   За 26 месяцев хозяйничанья в Смоленске и его окрестностях нацисты уничтожили свыше 135 тыс. жителей и военнопленных, более 87 тыс. смолян были угнаны на принудительные работы в Германию [41].
   В Брянске количество истребленного гражданского населения достигло 50 тыс. человек, в Ростове-на-Дону – 40 тыс., в Краснодаре – 13 тыс., в Орле – свыше 11 тыс. человек [42].
   Такая же участь постигла жителей тысяч других населенных пунктов России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Литвы, Латвии и Эстонии.
   Тяжелейшие испытания выпали на долю ленинградцев. За 900 дней блокады противник сбросил на город 107 тыс. фугасных и зажигательных бомб, выпустил 150 тыс. тяжелых артиллерийских снарядов. Люди гибли при орудийных обстрелах и налетах авиации, но еще больше от голода и болезней. Город вымирал, но не сдавался. Смерть не щадила никого: уходили из жизни молодые и старые, женщины и дети. Нередко люди падали на улицах и больше не поднимались, в своих квартирах ложились спать и засыпали навеки.
   Часто жизнь жителей северной столицы России обрывалась прямо на рабочем месте. Мертвых свозили на окраину города, на пустырь, что рядом со старой Пискаревской дорогой.
   Так возникло известное ныне всему миру, страшное по своей сути Пискаревское кладбище. От бомбежек и артиллерийского обстрела погибли 16 747 человек, получили ранения 33 782 ленинградца, 641 тыс. человек преждевременно ушла из жизни в результате смерти от голода [43].
   На оккупированной советской территории было истреблено более 7,4 млн человек мирного населения: в РСФСР -1,8 млн, на Украине – 3 256 тыс., в Белоруссии – 1 547 тыс., в Литве – 370 тыс., в Латвии – 313 800, в Эстонии – 61 307, в Молдавии – 64 246, в Карелии – более 8 тыс. человек [44].
   Из 5 269 513 человек, угнанных в Германию, 2 164 313 умерли в неволе [45]. Основными причинами высокой смертности среди «остарбайтеров» являлись непосильный, буквально каторжный труд, плохое питание и жестокое обращение лагерной администрации либо хозяев.
   К общим потерям СССР следует отнести 451,1 тыс. так называемых невозвращенцев из числа восточных рабочих и бывших военнопленных, освобожденных англо-американскими войсками, а также тех, кто служил немцам и из страха перед справедливым возмездием боялся возвращения домой [46].
   С учетом погибших на принудительных работах в Германии итоговая величина жертв гражданского населения СССР составляет свыше 13 684 тыс. Следовательно, более половины всех людских потерь – это мирные граждане, оказавшиеся на оккупированной врагом территории, превращенной им в огромный лагерь смерти.
   Нельзя обойти и еще одно печальное последствие войны: резко изменилось соотношение мужского и женского населения трудоспособного возраста. Например, в Краснодарском крае на 100 мужчин в возрасте от 16 до 55 лет приходились 332 женщины того же возраста, в Ставропольском крае – 260, в Воронежской и Курской областях – по 295, в Ростовской – 248, в Сталинградской области – 298 [47].
   На такое соотношение полов отрицательное влияние оказали оккупация противником значительных территорий, мобилизации и призывы мужчин в Вооруженные силы, безвозвратные потери среди военнослужащих. Столь же неблагоприятная обстановка, связанная с убылью мужского населения, складывалась во всех регионах Советского Союза.
   Почти каждая пятая замужняя женщина в России потеряла в войну мужа, а многие из девушек так и не смогли вступить в брак. Особенно тяжелая ситуация в этом отношении сложилась в сельской местности, откуда в результате войны, а потом и миграции выбыло большинство мужского дееспособного населения.
   Длительный разрыв супружеских связей в войну привел к снижению рождаемости. Низшая точка рождаемости пришлась на 1943 г., когда ее показатель уменьшился по сравнению с 1940 г. в 2,8 раза в городе и 3,2 раза в деревне [48]. В этом причина «демографической ямы» в 60-70-е годы.
   Справедливо говорят, что у войны разные лица: жестокое и милосердное, живое и мертвое, но самое трагичное – это детское. Именно дети как самая уязвимая часть населения оказались в первую очередь жертвами военного лихолетья. Труднее всего пришлось тем, кого война лишила родителей, близких. Число сирот, оставшихся к тому же без крыши над головой, росло быстрее, чем они могли найти приют в других семьях, чем могли вместить детские дома, специальные ремесленные, суворовские и нахимовские училища, дома ребенка, детские приемники-распределители.
   О том, что огонь войны опалил детство многих, убедительно свидетельствуют архивные документы, уже получившие широкую огласку. Дело в том, что по международной конвенции солдаты моложе призывного возраста не имеют права носить оружие, а тем более участвовать в боях. И все же мальчишки самыми разными путями стремились попасть на фронт. Сотни ребят на товарных платформах, под брезентом, а то и, если повезет, в теплушках устремились на запад. Их задерживали, возвращали в тыл, но самые отчаянные снова и снова убегали из дома, всеми правдами и неправдами оказывались в боевых частях. Каждому из них хотелось стать сыном полка.
   Порой на пепелище, в полузасыпанной землянке или прямо на дороге подбирали солдаты замерзшего, голодного, заплаканного мальчишку, оставшегося сиротой. Его прежде всего обогревали и кормили. Бывало, что уже на следующий день очередной сын полка появлялся в перешитой по размеру шинели, гимнастерке, брюках, находились для него и подходящие сапоги.
   Более 25 тыс. сирот нашли приют в солдатских землянках и армейских штабах, стали сыновьями полков, столько же их находилось на боевых кораблях и в партизанских отрядах [49].
   За участие в боевых действиях более 200 тыс. детей были награждены боевыми орденами и медалями, из них более 20 тыс. – медалью «За оборону Москвы», 15 249 человек – медалью «За оборону Ленинграда», а шестеро посмертно удостоены звания Героя Советского Союза [50].
   На оккупированной врагом территории дети испытали на себе все жестокости установленного оккупантами «нового порядка»: голод и холод, тяжелый труд, массовые казни, издевательства, геноцид. Но страшнее всего вместе со взрослыми оказаться в концентрационном лагере. Там малышей превращали в доноров и подопытных «мышей», мало кому из них удалось выжить.
   6 октября 1989 г. Совет министров СССР принял постановление «О предоставлении льгот бывшим несовершеннолетним узникам фашистских лагерей» [51]. Им были даны те же льготы, что и участникам войны.
   Проблема детских судеб в условиях войны и после нее имеет и другие аспекты, в частности, морально-этический. Связана она с многочисленными фактами рождения детей, чьими отцами были военнослужащие оккупационных войск вермахта и СС [52]. Как правило, это результат сексуального насилия женщин и даже девочек подросткового возраста. Причем если в других странах, оккупированных нацистами, командование вермахта на такие «шалости» своих военнослужащих смотрело сквозь пальцы, то на территории СССР за это строго взыскивалось. Однако причина тут не в морали, а в расистских соображениях.
   Тем не менее в конце 1942 г. ставка Гитлера располагала сведениями о том, что около 3 млн солдат вермахта имели насильственные и ненасильственные связи с местными жительницами. Германские исследователи подсчитали, что к концу войны на советской территории побывало почти 11 млн немецких военнослужащих, от которых родилось около 3 млн детей, в то время как во Франции, Бельгии, Нидерландах, Дании и Норвегии таких новорожденных оказалось менее 200 тыс. [53].
   В связи с тем, что отношение советского государства и общества было негативным к таким матерям и их детям, то тем и другим приходилось всеми правдами и неправдами это скрывать. Существовала и обратная сторона этой «медали». По данным ФРГ, изнасилованные и не изнасилованные военнослужащими Красной Армии в советской зоне оккупации немецкие женщины родили около 292 тыс. детей [54].
   Страшная панорама войны не может быть всесторонне оценена без учета косвенных людских потерь. Принято считать, что это разница между фактическими темпами роста населения в годы войны и теми, которые могли бы быть в мирное время (помимо прямых людских потерь в войне). По подсчетам ученых, такие косвенные потери составили для СССР 23 млн, а для России – 14 млн человек.
   За четыре года войны в стране было мобилизовано 29,5 млн человек. А всего за этот же период надели шинели (с учетом уже служивших в начале войны) 34,4 млн человек. Оторванная от прежней жизни многомиллионная масса самых трудоспособных людей по своей численности равнялась населению Дании, Нидерландов, Норвегии, Швеции и Финляндии [55]. В областях, краях и республиках Российской Федерации было призвано 21 187 600 человек, или 67 % от общего числа мобилизованных в Советском Союзе [56].
   После окончания войны из 34,4 млн человек, носивших военную форму, в армии и на флоте оставались 12,8 млн человек; из них более миллиона находились в госпиталях и других медицинских учреждениях. В ходе войны 3 798 200 военнослужащих были демобилизованы или уволены по ранениям, увечьям и болезням, причем свыше 2,5 млн человек так и остались инвалидами.
   В промышленность, в состав местной ПВО и военизированной охраны было передано 3 614 600 военнослужащих.
   1 425 тыс. человек поступили на укомплектование войск и органов НКВД, военных формирований других ведомств, а также для прохождения службы в соединениях и частях Войска Польского, чехословацких и румынских формированиях.
   По решению военных трибуналов 436,6 тыс. были отправлены в места лишения свободы, а 206 тыс. человек отчислили как неблагонадежных и по другим причинам. 212,4 тыс. человек – это так и не выявленные дезертиры, пропавшие без вести из войск внутренних военных округов и другие военнослужащие, исключенные из списков частей [57].
   А каковы потери противника?
   Прежде всего важно отметить, что до нападения на СССР нацистская Германия достигла своих целей в Европе малой ценой. Так, к 22 июня 1941 г. общие потери вермахта убитыми, ранеными, пленными, пропавшими без вести в войне с Польшей, Францией, на Балканах и острове Крит, при захвате Дании и Норвегии, при бомбардировке английских городов, в Северной Африке и Атлантике составили около 300 тысяч человек [58].
   Однако, на советско-германском фронте картина изменилась. Начиная с первого дня агрессии кровавые потери германских вооруженных сил резко возросли. Командование вермахта в годы войны преднамеренно их занижало, в то время как потери советских войск систематически преувеличивало. Так, летом 1941 г. оно сообщило, что восточнее Киева взято в плен 665 тыс. советских военнослужащих. Однако известно, что к началу Киевской операции Юго-Западный фронт имел в своем составе 627 тыс. человек, при этом часть войск отошла на восток еще до окружения, а позже из кольца противника вышли еще 150 тыс. человек. Если судить только по немецким документам, то вермахт и под Севастополем вместе с прилегающими к нему районами пленил людей больше, чем их фактически было в составе действовавших там советских группировок [59].
   Анализ людских потерь вооруженных сил Германии и ее союзников свидетельствует, что они из года в год возрастали. По сведениям генерального штаба сухопутных войск, в первых пяти кампаниях (с 22 июня 1941 г. по 1 января 1944 г.), то есть за 30 месяцев и 9 дней, противник потерял около 5 млн человек убитыми, пленными, пропавшими без вести и ранеными [60].
   В последующих трех кампаниях (с 1 января 1944 г. по 15 мая 1945 г.), то есть за 16 месяцев и 15 дней, его потери, исключая пленных и сложивших оружие согласно акту о капитуляции, составили еще 3 600 тыс. человек. Незадолго до окончания войны Гитлер в одном из своих выступлений заявил, что Германия потеряла 12,5 млн человек, из них половина – убитыми [61]. Тем самым он опроверг информацию своих сподвижников о потерях Третьего рейха, явно заниженную.
   Уже после войны бывший начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования (ОКБ) генерал-полковник Йодль оценил потери вермахта в 12,4 млн человек, из них 2,5 млн убитыми, 3,4 млн пропавшими без вести и пленными, 6,5 млн ранеными [62].
   Официальная версия правительства ФРГ гласила, что безвозвратные потери вооруженных сил Германии во Второй мировой войне составили 4 192 тыс. Однако эти показатели расходились со сведениями «Wast» – справочной службы вермахта по учету военных потерь и военнопленных. По информации этой структуры третий рейх (с учетом призванных из Австрии, жители которой после аншлюса в марте 1938 г. стали считаться гражданами Германии) потерял убитыми, умершими от ран и не вернувшимися из плена 4 300 тыс. человек.
   Столь разноречивые сведения обусловлены отчасти и сложностью подсчета. Дело в том, что с января по май 1945 г., когда германские войска терпели одно поражение за другим, в работе штабных органов вермахта уже не было прежней четкости: нарушился систематический учет личного состава, в донесениях о потерях появились неточности и противоречия. В еще большей степени это касалось тыловых и обслуживающих частей и учреждений немецкой армии, а также войск ее союзников.
   Известно, что в приложении к закону ФРГ «О сохранении мест захоронения» общее число поименно указанных немецких солдат, чей прах покоится на бывшей территории СССР и восточноевропейских стран, составляет 3 млн 226 тыс. человек [63]. Однако это не полные сведения: они касаются только «стопроцентных» арийцев.
   Нельзя не заметить, что исследователи ФРГ не относят к «своим» потери других государств, граждане которых воевали в составе вермахта или служили в войсках СС. Имеются в виду судетские немцы, хорваты, боснийцы, фламандцы, чехи, поляки, русские, украинцы, литовцы, латыши, эстонцы и другие. Что тогда говорить о «хиви» [2 - От нем.: Hilfswillige (добровольный помощник) – солдаты обслуживающих подразделений, завербованные из числа жителей оккупированных немцами территорий или советских военнопленных.]? В каждой пехотной дивизии их было до 10 %, а в транспортных колоннах и того больше – около 50 %. Эти так называемые добровольные помощники зачислялись на довольствие немецкой армии, но среди потерь не учитывались.
   И еще об одном противоречии. Потери войск СС, подчинявшихся армейскому командованию, зафиксированы в статистических отчетах сухопутных войск, однако аналогичные сведения, касающиеся службы безопасности, гестапо, эсэсовских формирований, чиновников оккупационной администрации и уголовной полиции, в документах вермахта отсутствуют. Но ведь именно эти категории лиц, устанавливавших «новый порядок» на захваченных оккупантами территориях, за совершенные ими злодеяния несли немалые потери от рук партизан и подпольщиков.
   Судя по немецкой статистике, количество выбывших из строя в связи с ранениями, болезнями или обморожениями в 2,5–3 раза превышало число убитых [64]. Если это так, то общие потери вооруженных сил третьего рейха должны быть значительно больше, чем это указано в обнародованных документах.
   В целом Вторая мировая война, развязанная нацистской Германией, обернулась для нее и ее сателлитов не меньшей людской трагедией. Достаточно указать, что только общие людские потери ее вооруженных сил за период с 1 сентября 1939 г. по 9 мая 1945 г. составили 13 448 тыс. человек, или 75,1 % от числа мобилизованных в годы войны. Иначе говоря, это 46 % всего мужского населения Германии и Австрии (данные на 1939 г.). Такую кровавую цену заплатили немецкий и австрийский народы за преступную авантюру Гитлера.
   Безвозвратные людские потери вооруженных сил Германии на восточном фронте выражаются цифрой 7 181,1 тыс. военнослужащих, а вместе с союзниками (Венгрия – 809 066, Румыния – 475 070, Италия – 92 867, Финляндия – 84 377, Словакия – 6765 человек) – 8 649,3 тыс. человек. Если же к ней прибавить раненых и больных, не вернувшихся в строй по состоянию здоровья (инвалидов), то потери одних только военнослужащих армий фашистского блока составят более 10 млн человек [65].
   Тем не менее, безвозвратные потери Вооруженных Сил СССР (вместе с потерями союзников, соединения и части которых воевали в составе советских фронтов, а их более 76 тыс. человек), превышают потери противника в 1,3 раза.
   Такое неблагоприятное для Советского Союза соотношение обусловлено неудачами в первом периоде Великой Отечественной войны. Здесь сказался, разумеется, фактор неготовности войск приграничных военных округов к отражению массированных ударов вермахта, другие просчеты советского политического и военного руководства накануне и в начале войны.
   Попытки представить потери агрессора меньшими, чем они были в действительности (это и поныне практикуют некоторые исследователи и публицисты), не только искажают историческую правду, но и свидетельствуют о предвзятости тех, кто стремится сознательно умалить подвиг советского народа в Великой Отечественной войне.
   Следует отметить еще один примечательный факт. За годы войны потери среди гражданского населения третьего рейха – погибшие от бомбежек и наземных военных действий, пропавшие без вести и павшие жертвами фашистского террора, составили 3 300 тыс. человек [66]. И если бы Красная Армия, придя в Германию, поступала бы с мирным населением и военнопленными так же жестоко, как нацисты обращались с советскими людьми, то потери Третьего рейха были бы куда значительнее. При этом важно подчеркнуть, что военные действия на территории нашей страны велись свыше трех лет; при этом кровавый фронтовой каток прошелся по ней дважды: с запада на восток и обратно, что и повлекло за собой огромные потери среди гражданского населения. В Германии, на территории которой боевые действия продолжались менее пяти месяцев, подобного не случилось.
   Квантунская армия в ходе кампании советских войск на Дальнем Востоке (август – сентябрь 1945 г.) потеряла убитыми – 83,7 тыс. человек и пленными – 640,1 тыс. военнослужащих; среди них 609,4 тыс. – японцев, 16,1 тыс. – китайцев, 10,3 тыс. – корейцев, 3,6 тыс. – монголов, 0,7 тыс. – маньчжуров и граждан других национальностей. А общие потери Японии за всю войну составили 2,5 млн человек (в основном это военнослужащие).
   Свыше 270 тыс. граждан Японии стали жертвами атомных бомбардировок городов Хиросима и Нагасаки (6 и 9 августа 1945 года) – двух исключительных в истории человечества случаев боевого применения ядерного оружия против мирного населения, осуществленных вооружёнными силами США на завершающем этапе Второй мировой войны против Японии [67].
   В истории человечества Вторая мировая война, в которой участвовало 61 государство с населением в 1,7 млрд, человек явилась самой разрушительной и самой кровопролитной. В течение шести лет шло массовое уничтожение людей.
   Из более чем 110 млн человек, призванных под ружье, что на 40 млн. больше в сравнении с Первой мировой войной, половина – это убитые, раненые, инвалиды (в 5 раз больше, чем в 1914–1918 гг.). Миллионы мирных людей и военнопленных были уничтожены агрессором. Из 18 млн граждан Европы, оказавшихся в концентрационных лагерях, нацисты истребили 11 млн человек, что составляет свыше 61 %.
   На Нюрнбергском процессе, проходившим с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г. под эгидой Международного военного трибунала по преследованию и наказанию главных военных преступников, среди многочисленных свидетельств были представлены фотодокументы так называемого «оркестра смерти». В захваченном в конце июня 1941 г. Львове, силами украинской полиции, сформированной из походных групп ОУН, под руководством немецкой администрации стал формироваться «Еврейский рабочий лагерь», впоследствии известный как Яновский концлагерь. Инициатором принудительной организации музыкантов-заключённых в оркестр выступил заместитель коменданта Яновского лагеря смерти, унтерштурмфюрер СС Рихард Рокита, отличавшийся исключительными садистскими наклонностями. Перед войной он был скрипачом в катовицких кафетериях.
   Оркестр состоял из лучших львовских музыкантов из числа еврейских узников лагеря смерти. Его руководителем был назначен известный скрипач, композитор и дирижёр Яков Мунд, который перед войной являлся музыкальным руководителем городских театров Львова. Среди оркестрантов были именитые музыканты Леон Штрикс и Юзеф Герман.
   Так как на территории лагеря смерти не было газовых камер и крематория, множество узников (от 140 до 200 тысяч) были убиты под песчаной горой, находившейся ниже лагеря в так называемой «Долине смерти». Именно здесь, в ходе акций по массовым расстрелам заключённых, оркестр исполнял «Танго смерти». Дно долины, согласно свидетельствам на Нюрнбергском трибунале, на полтора метра было пропитано кровью.
   Комендант концлагеря Яновский оберштурмфюрер СС Густав Вилльхаус по случаю 54-летия Адольфа Гитлера из числа заключенных отобрал 54 человека, которых лично под музыкальным сопровождением расстрелял. Этот откровенный садист имел обыкновение «ради спорта и удовольствия жены и дочери» с балкона канцелярии лагеря стрелять из автомата по заключенным. А «чтобы доставить приятные ощущения своей девятилетней дочери, заставлял подбрасывать в воздух двух-че-тырехлетних детей и стрелял в них. Дочь эсэсовца аплодировала и кричала: «Папа, еще, папа, еще!». И Вилльхаус стрелял [68].
   Во время пыток, которые проводились непосредственно на территории лагеря смерти, оркестр исполнял фокстрот. Оркестр для услаждения палача, его фрау и малолетней дочери регулярно играл по несколько часов кряду под окнами коменданта концлагеря. Уши узников сжились с ежедневными истязаниями музыкой.
   Незадолго до освобождения Львова все оркестранты были расстреляны.
   В 1982 году сценарист, заслуженный журналист Украинской ССР Игорь Юрьевич Малишевский вместе с испанским режиссёром Арнальдо Фернандесом создал документальный фильм «Восемь тактов забытой музыки», в котором сделал достоянием гласности историю лагерного оркестра. Этот документальный фильм размещен на YouTube, популярнейшем видеохостинге и втором сайтом в мире по количеству посетителей (ссылка: https://www.youtube.com/watch?v=urhSeXdL_Zg).
   О многом говорит статистика смертей в немецких концентрационных лагерях. Так, из 235 тыс. английских и американских военнопленных в концентрационных лагерях умерли 8 тыс. 300 человек, или 3,5 %. А из 5 млн 700 тыс. советских военнопленных от голода и болезней умерли либо были расстреляны около 3 млн 300 тыс. человек, или 57 % [69].
   Ожесточенные сражения на полях Великой Отечественной войны обусловили огромные потери в военной технике и оружии. Наибольшими для советских войск они были при отступлении в 1941 и 1942 гг.: в стрелковом вооружении – 62 %, в танках и САУ – 36,8 % (в основном образцы устаревших типов).
   В 1943–1944 гг. убыль бронетанковой техники возросла от противотанковых средств противника, особенно при прорыве укрепленных оборонительных рубежей. Максимальные потери в орудиях и минометах (65,7 %) также имели место в первый период войны. При отступлении по бездорожью, а тем более при выходе из окружения их, как правило, приходилось оставлять, чаще всего из-за отсутствия средств тяги.
   Буквально в первые дни войны огромный урон понесла авиация, но все-таки еще большими они были в 1943 и 1944 гг. – 48,5 %, так как именно в это время велась ожесточенная борьба за господство в воздухе. Большая часть потерь в авиации приходится на небоевые утраты. Они были обусловлены сокращением сроков подготовки летчиков, а значит, их недостаточными навыками в освоении новой техники, сложными погодными условиями и плохим техническим оборудованием аэродромов, а иногда и с недисциплинированностью летного состава и руководителей полетов. Небоевые потери самолетов возникали также вследствие их конструктивных недостатков и недочетов в производственной технологии.
   В среднем в советских войсках ежесуточно выбывало из строя 11 тыс. единиц стрелкового оружия, 68 танков, 224 орудия и миномета, 30 самолетов. Так, при проведении Прибалтийской, Киевской, Воронежско-Ворошиловградской и других оборонительных операций ежесуточные потери в стрелковом вооружении достигали почти 20–30 тыс. единиц, в танках – 90-290 единиц, в орудиях и минометах – 200–520 единиц, в боевых самолетах – 30-100 единиц. Значительными были наши утраты в период проведения Курской битвы и Берлинской наступательной операции: ежесуточно выбывало 80–90 танков, 90-210 орудий и минометов, 25–40 самолетов.
   За годы войны противник уничтожил 1014 кораблей и катеров различных классов, из них 314 надводных кораблей и подводных лодок, 139 торпедных катеров, 128 морских охотников за подводными лодками, 77 бронекатеров, 168 катеров-тральщиков, 188 сторожевых и других катеров [70].
   История не знала таких разрушений, такого варварства и бесчеловечности, каким был отмечен кровавый путь нацистов по советской земле. Ущерб от прямого уничтожения и разрушения материальных ценностей на территории СССР составил почти 41 % потерь всех стран, участвовавших в войне, государство лишилось около 30 % своего национального богатства.
   Полностью или частично превратились в руины или были сожжены 1710 городов и поселков, более 70 тыс. сел и деревень. Враг уничтожил свыше 6 млн зданий, 25 млн человек лишились крова, 300 тыс. семей только в Белоруссии, а в целом по стране 2 млн человек были вынуждены жить в убогих землянках [71].
   В РСФСР, где оккупации подверглись 23 области, края и автономные республики, почти полностью были разрушены такие крупные города, как Воронеж, Калинин (Тверь), Новгород, Орел, Псков, Ростов-на-Дону, Смоленск и многие другие. А Сталинград, Севастополь, Новороссийск, Керчь представляли собой после их освобождения сплошные руины.
   Около 32 тыс. крупных и средних промышленных предприятий были выведены из строя. Значительный урон был нанесен сельскому хозяйству. Оккупанты разграбили 98 тыс. колхозов, 1876 совхозов, 2890 машинно-тракторных станций [72].
   В результате боевых действий серьезно пострадала инфраструктура железнодорожных, шоссейных, морских, речных и воздушных коммуникаций. Что касается ущерба, нанесенного, например, железным дорогам, то на оккупированной территории СССР было разрушено 47 801 км главных и 15 180 км станционных путей, 1870 мостов общей протяженностью 189 км, около 12 тыс. труб и малых мостов, 4100 станций, 317 паровозных депо, 3200 гидроколонок, 1600 водонапорных башен, 1200 насосных станций, 129 ремонтных заводов и около 500 тыс. проводо-километров связи. Объем разрушений земляного полотна составил около 10 млн кубических метров [73].
   Беспрецедентному варварскому опустошению подверглись центры и объекты культуры, духовности и национальные святыни. Среди них 427 разграбленных музеев, 1670 уничтоженных и поврежденных церквей, соборов, храмов, монастырей, синагог, костелов, молитвенных домов, сотни библиотек и архивов, 180 млн украденных книг, 564 тыс. утраченных художественных произведений и многое другое [74].
   В целом, общие материальные издержки СССР в войне составили 2 трлн 469 млрд рублей, в том числе бюджетные расходы на войну – 582,4 млрд рублей, а косвенные издержки -1 трлн 307,6 млрд рублей (в довоенных ценах).
   Если оценить размер общего ущерба, причиненного оккупантами общественному и личному имуществу, то он составляет 679 млрд рублей (в довоенных ценах):
   – государственным предприятиям и учреждениям -287 млрд рублей;
   – колхозам – 181 млрд рублей,
   – кооперативным, профсоюзным и другим общественным организациям – 19 млрд рублей;
   – сельским и городским жителям – 192 млрд рублей [75].
   Нанесенный войной экономике СССР урон в стоимостном выражении в 20 раз превышал национальный доход страны в 1940 г. [76].
   Больше всех союзных республик пострадали Украина, Белоруссия и Россия. Их ущерб оценивается в 249 млрд рублей (в довоенных ценах) [77].
   Возможно, эти колоссальные суммы, выражающие материальные потери страны, будут более убедительными, если их выразить через эквивалент национальной денежной единицы США. Для этого потребуются несложные арифметические действия. Ведь известно, что по официальному курсу валют 1940 г. американский доллар равнялся 5,3 советского рубля [78].
   О том, какой урон нанесла германская военщина русской земле, советскому государству и его народу, какие жертвы были принесены на алтарь Победы, какие невзгоды пришлось испытать всем нашим соотечественникам в годы военного лихолетья должны знать и помнить не только люди старших возрастов, переживших войну, но и три поколения, родившиеся после войны, подрастающие юноши и девушки, будущие поколения.
   Победа выстрадана всем советским народом – бесценна на все времена. И кощунственно выглядят попытки бросить на нее тень.

2. Итоги войны и результаты победы

   В ночь на 9 мая 1945 г. все радиостанции Советского Союза работали без обычного ночного перерыва: ожидалось чрезвычайное сообщение из Берлина. Наконец, в 2 часа 10 минут в эфире прозвучала долгожданная миллионами людей весть о великой Победе советского народа над германским фашизмом, о капитуляции Германии.
   А спустя 107 дней было погашено пламя войны, бушевавшее в Юго-Восточной Азии, на Дальнем Востоке и в бассейне Тихого океана: 2 сентября капитулировала и Япония. Вторая мировая война окончилась.
   В связи с окончанием войны численность советских Вооруженных Сил была сокращена с 11,3 млн до 2,8 млн, упразднен Государственный комитет обороны, прекратила деятельность Ставка Верховного Главнокомандования, количество военных округов в 1945–1946 гг. уменьшилось с 33 до 21.
   В сентябре 1945 г. соединения Вооруженных сил СССР были выведены из Северной Норвегии, в ноябре – из Чехословакии, в апреле 1946 г. – с датского острова Борнхольм, в мае – из Маньчжурии и Северного Ирана, в декабре 1947 г. – из Болгарии и в 1948 г. – из Кореи.
   Значительно снизилось количество советских войск, остававшихся в Восточной Германии, Польше, Румынии, в районах Поркалла-Удд (советская военно-морская база на территории Финляндии) и Порт-Артура (советская военно-морская база в Китае). Военные расходы с 43 % бюджета в 1945 г. сократились до 17,9 % в 1948 г. [79].
   За прошедшее с той поры время родилось четыре поколения людей нашей планеты. Победа над германским нацизмом, европейским фашизмом и японским милитаризмом уходит все дальше в глубь истории. Но жизнь показала, что послевоенные десятилетия прошли под знаком воздействия этого события на все страны и народы. Однако их влияние было неодинаковым на побежденных и победителей, а тем более на страны, непосредственно не участвовавшие в той войне.
   В исторической ретроспективе оценка победы над фашизмом также была неоднозначной, особенно в связи с решением проблемы послевоенного устройства мира, вопросов предотвращения новых войн – мировой и локальных, обеспечения национальной, региональной и глобальной безопасности.
   Происшедшие в 80-90-х годах перемены в международных отношениях, окончание «холодной войны», распад Советского Союза, новая расстановка сил в Европе и на мировой арене, выявили настоятельную необходимость по-новому оценить многие события Великой Отечественной войны, в том числе и на основе ранее не известных фактов и документов. К тому же перелом в жизни российского общества, бывших республик, входивших в состав СССР, а ныне – независимых государств, позволяет, сопоставляя как ближайшие результаты, так и отдаленные последствия былого противоборства, увидеть в прошлом то, что не замечалось ранее.
   Зададимся, к примеру, таким вопросом: когда закончилась война с Германией? На первый взгляд этот вопрос звучит необычно. Ежегодно 9 мая Россия и другие государства в эту дату празднуют день Победы.
   Однако в соответствии с международным правом война считается завершенной только тогда, когда официально объявлено о прекращении военного противостояния государств и между ними заключен мирный договор.
   Согласно этим критериям, состояние войны между СССР и Германией с юридической точки зрения закончилось лишь 25 января 1955 г. Именно в тот день был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР «О прекращении состояния войны между Советским Союзом и Германией», утвержденный второй сессией Верховного Совета 10 февраля. Этот указ стал основой для заключения осенью 1955 г. мирного договора между СССР и ГДР.
   24 сентября Президиум Верховного Совета СССР своим указом утвердил в соответствии с представлением Совета министров СССР соглашение об установлении дипломатических отношений между СССР и Германской Федеральной Республикой, достигнутое в Москве еще 13 сентября во время переговоров между правительственными делегациями Советского Союза и Германской Федеральной Республики [80].
   Такой почти десятилетний разрыв между фактическим завершением военных действий и международно-правовым оформлением окончания войны был обусловлен несколькими причинами:
   – отсутствием в Германии правомочного национального правительства, функции которого, по сути, взяли на себя представители держав-победительниц;
   – расколом послевоенной Германии и образованием на ее территории двух государств, противостоявших друг другу в условиях «холодной войны»;
   – напряженной международной обстановкой с середины 50-х годов, обусловленной курсом западных государств на возрождение военной мощи Германии в лице ФРГ и на вхождение ее в НАТО;
   – созданием Организации Варшавского Договора и началом противостояния между двумя блоками.
   В советской историографии оценка итогов Великой Отечественной и второй мировой войн практически не вызывала дискуссий [81]. В государственных и партийных документах, научных и публицистических работах подчеркивалось, что «победа над фашизмом явилась всемирно-историческим событием и оказала глубочайшее воздействие на весь ход мирового развития. Она показала, что социализм – самый надежный оплот мира, демократии и социального прогресса» [82]. Красной нитью проводилась мысль, что с победой над фашизмом связаны ускорение исторического развития в пользу мира и социализма [83].
   Со второй половины 80-х годов и в СССР, а затем в России, Украине и Белоруссии внимание исследователей все больше концентрировалось на негативных последствиях войны в сфере экономики, материального производства и культуры, а главное – на ее огромных человеческих жертвах.
   К сожалению, и здесь не обошлось без крайностей. Отрицательным примером может служить курс истории нашего Отечества в двух томах, разработанный в Российском государственном гуманитарном университете [84]. В этой работе при освещении событий 1939–1945 гг. вообще нет раздела с названием «Великая Отечественная война». Крупнейшим битвам на советско-германском фронте отведено несколько строк. Поражениям, неудачам и потерям Красной Армии, репрессиям и другим негативным сторонам военного времени посвящена целая глава. Ее авторы утверждают, что «война обнажила пороки и слабости диктаторского, бесконтрольного режима власти, утвердившегося в СССР в тридцатые годы и названного социализмом…» [85].
   В странах Запада как на официальном уровне, так и в научных кругах оценка итогов войны с самого начала была далеко неоднозначной – от позитивной до отрицательной.
   Приходится сталкиваться и с попытками внедрить принцип так называемой «равной ответственности» Гитлера и Сталина за развязывание войны. Причем чаще всего это делается в поисках сенсационности или коммерческой выгоды. Давно известно, что облыжное очернение прошлого лишь усугубляет никчемность и пустоту, нигилизм и цинизм, неверие в будущее. Поэтому вполне закономерно, что наше государство проявило большое внимание к празднованию первого крупного юбилея – 50-летия Победы в Великой Отечественной войне [86]. А затем – 60-летия, 70-летия и 75-летия в 2020 году.
   Сейчас в России, на постсоветском пространстве и во многих государствах мира появились новые традиции, рожденные народом, такие как «Бессмертный полк». Это – марш нашей благодарной памяти, кровной, живой связи между поколениями. Миллионы людей выходят на шествия с фотографиями своих родных, отстоявших Отечество и разгромивших нацизм. Это значит, что их жизнь, испытания и жертвы, Победа, которую они передали нынешним поколениям, никогда не будут забыты.
   Важно передать потомкам память о том, что победа над нацизмом была одержана прежде всего советским народом, что в этой героической борьбе – на фронте и в тылу, плечом к плечу – стояли представители всех республик Советского Союза.
   Многие наветы на историю Великой Отечественной войны и ее участников стали предметом юридического разбирательства. Однако, негативные высказывания по поводу одержанной победы далеко не новы.
   Уже вскоре после окончания второй мировой войны У. Черчилль заявил, что победа в минувшей войне оказалась ненужной и даже бессмысленной [87]. Между тем в годы войны широко были известны его высказывания иного характера. Главная цель войны, говорил он, уничтожить нацизм и его военную машину. 27 сентября 1944 г. премьер-министр Великобритании писал И. Сталину: «Я воспользуюсь случаем, чтобы повторить завтра в палате общин то, что я сказал ранее, что именно русская армия выпустила кишки из германской военной машины» [88].
   Но война закончилась и оценки западных союзников СССР изменились.
   Причина такой метаморфозы взглядов прежде всего в том, что под ударами развернувшегося в годы войны национально-освободительного движения рухнула Британская империя, которая во главе с метрополией владела наибольшим количеством территорий из когда-либо существовавших государств за всю историю человечества с колониями на всех пяти обитаемых континентах, общая численность населения которой составляла примерно 480 млн человек – примерно одной четвёртой части человечества. А в это же время Соединенные Штаты Америки значительно расширили свои владения и сферы влияния.
   Важно отметить, что Первая мировая война привела к развалу Австро-Венгерской, Германской и Османской империй [89].
   А если иметь в виду отделение Польши, Латвии, Литвы, Эстонии и Финляндии, то это напрямую коснулось и России. Именно в рамках Первой мировой войны начался крах и Российской империи, затронувший в период 1917–1921 гг. политическую, общественную, экономическую, военную и другие сферы жизни государства. Результат не заставил себя долго ждать. Начался парад образования новых государств на ее базе: Финляндии и Украины (декабрь 1917 г.), Польши (август 1918 г.), Латвии, Эстонии и Литвы (декабрь 1918 г.), Белоруссии (февраль 1919 г.), закавказских государств – Армении, Грузии и Азербайджана. Отошла от Российской империи и Бессарабская губерния.
   Попытки большевистского правительства восстановить контроль над фактически отпавшими западными национальными окраинами потерпели неудачу в ходе германского наступления весной 1918 года. А восстание Чехословацкого корпуса летом этого года явилось катализатором дальнейшего распада, вызвав образование неподконтрольных Москве правительств уже на территории самой России.
   Некоторые официальные представители США утверждали, будто победа в войне не оправдала тех средств, что на нее затратили. Высказывалось мнение, будто, участвуя в антигитлеровской коалиции, западные державы играли на руку Советскому Союзу, потому что интересы Запада были теснее связаны с интересами Германии, нежели с СССР. И будто только неспособность Запада достаточно быстро и четко уяснить эту истину явилась непосредственной причиной, породившей бациллы третьей мировой войны [90].
   И у нас в России можно услышать, что сопротивление фашизму и победа над ним только отдалили крушение коммунистического режима и имели регрессивное значение [91]. Оказывается, власовцы, дезертиры и прочие предатели были более дальновидными и прогрессивными людьми, ибо еще тогда начали борьбу против сталинского режима. Следовательно, все фронтовики, труженики тыла и подавляющее большинство советского народа – это бессознательная, неполноценная масса, которая во время войны делала не то, что надо было делать [92].
   Перестройка, начавшаяся со второй половины 80-х годов XX столетия, выплеснула на поверхность авторов, которые словно забыли, что к 22 июня 1941 г. была разгромлена Польша, повержена Франция, оккупированы Дания, Голландия, Бельгия, Люксембург, Норвегия, ряд балканских стран, что задымили трубы крематориев в нацистских концентрационных лагерях.
   Они словно запамятовали, что еще задолго до прихода к власти Гитлер и его сподвижники провозгласили своей целью завоевание «жизненного пространства» за счет России, Украины, Белоруссии и других республик СССР. Как будто им неизвестно и то, что еще в декабре 1940 г. фюрер утвердил план «Барбаросса» и нападение на СССР явилось продолжением агрессивной политики руководства Германии, направленной на достижение мирового господства.
   Войну 1941–1945 гг. объявили не Отечественной, а всего лишь кровавой разборкой между двумя тоталитарными режимами. Когда же авторов этих «изысканий» уличали в подлогах, они обвиняли своих оппонентов в догматизме и сталинизме. Напоминание о том, что о прошлом Родины следует писать правдиво и уважительно, с гордостью за страну, за свой народ, спасший не только себя, но и все человечество от угрозы фашистского порабощения, но вместе с тем, не умаляя пережитых им бедствий, ими расценивалось как проявление «квасного патриотизма» – безусловного восхваления всего отечественного [93].
   Уместно отметить, нечто подобное в нашей истории уже бывало. Когда-то и про Минина с Пожарским писали: «Подумаешь, спасли Расею! Может, было б лучше не спасать» [94].
   В 90-е годы прошлого столетия все чаще стали встречаться те, кто вообще ничего не знает о Великой Отечественной войне, бездумно проходит мимо солдатских обелисков и братских могил [95]. И не только проходит, но и кощунствует на них.
   Верно замечено: от прошлого Родины, исторического наследия Отечества нельзя отказаться, его невозможно изменить, над ним нельзя насмехаться или мстить ему, потому что это наше прошлое [96]. И если быть честным перед прошлым, настоящим и будущим, то следует с полным основанием утверждать: все лучшее, что было в советской истории, чем мы гордимся и что из этого сохранилось и сохранится навечно, – это результат усилий миллионов людей, которые верили, и будут верить в непреходящие ценности – истину, добро, красоту.
   Советский народ, которому выпала тяжкая доля страдать и надеяться, и вновь страдать, построил и создал своим разумом, волей и трудом города, заводы, фабрики, плотины, дороги. Разгром фашизма, космос и достижения культуры – это все деяния великого народа [97].
   Поскольку еще можно услышать, что вместо дня Победы надо, мол, установить день траура, мотивируя это большими потерями в войне, якобы нашим неумением воевать, то, видимо, имеет смысл и задуматься над тем, из чего в практике общественной жизни и в науке принято исходить при подведении итогов войны.
   Во-первых, необходимо учитывать, какие военно-политические и стратегические цели ставили перед собой противоборствовавшие стороны и насколько они были достигнуты в конечном результате.
   Известно, что цели третьего рейха состояли в захвате и ликвидации СССР как государства, порабощении и истреблении огромных масс славянских и других народов, составлявших, по мнению германских идеологов и теоретиков, «низшую расу». Одно из многочисленных свидетельств массового геноцида советских людей – созданные нацистами только лишь на территории Украины более 230 концлагерей [98].
   Не меньшее количество таких центров действовало на территории России, в Белоруссии, Прибалтике. Эти страшные фабрики смерти, к сожалению, не так еще известны мировой общественности, как Майданек, Освенцим, Треблинка, Дахау, Бухенвальд, Равенсбрюк, Заксенхаузен, Алитус, Саласпилс, Резекне.
   Политические цели нацистской Германии в войне против СССР угрожали народам не только нашей страны, но и всего мира, так как заключали в себе как антисоветскую, так и антидемократическую направленность.
   Напротив, политические цели Советского Союза в борьбе против третьего рейха, его союзников и сателлитов соответствовали интересам общественного прогресса. Наряду с социалистическим смыслом они включали в себя и общедемократическое содержание, и потому явились той основой, на которой были объединены усилия многих народов в достижении победы.
   Великая Отечественная война была составной частью Второй мировой войны, частью решающей, главной, особенной. Во Второй мировой войне СССР и его союзники по антигитлеровской коалиции важнейшей своей целью ставили защиту свободы и независимости как своих, так и других народов, разгром и искоренение германского фашизма и японского милитаризма.
   Германия, Япония и их партнеры по блоку в этой войне потерпели поражение, а навязанный ими народам ряда стран античеловеческий режим был ликвидирован. СССР и другие государства антигитлеровской коалиции, сокрушив агрессоров, освободили оккупированные ими территории. И не нацисты вошли победителями в Москву, Лондон и Вашингтон, как рассчитывали захватчики, а войска союзных стран вступили в Рим, Берлин и Токио.
   Во-вторых, победа или поражение в войне определяются тем, в каком состоянии страна и армия закончили войну.
   Советский Союз, несмотря на огромные потери и разрушения, вышел из нее более мощным в военном и политическом отношении государством. Золотой запас страны в 1945 г. превышал 2500 тонн [99]. Третий рейх и милитаристская Япония перестали существовать как государства, а их территории были оккупированы войсками победителей.
   В современных нигилистических публикациях, посвященных событиям 1941–1945 гг., весьма частым стал тезис, что Советский Союз вообще не был подготовлен к войне, его оружие являлось примитивным, мол Красная Армия вступила в войну и закончила ее, не умея сражаться, а ее командиры и военачальники «были бездарными». При этом не делается исключение ни для маршалов Г.К. Жукова, И.С. Конева, К.К. Рокоссовского, ни для летчиков-асов А.И. Покрышкина, И.Н. Кожедуба, ни для сержанта Я.Ф. Павлова, вообще ни для кого.
   Но быть такого не может, чтобы немцы все делали верно, а советские люди и руководство СССР, во всем поступая неправильно, каким-то чудом взяли и победили.
   В действительности были многие экономические, политические, социальные, морально-психологические и военные факторы, которые предопределили победу. Серьезный фундамент обороны был заложен еще до войны. Несмотря на большие потери в народном хозяйстве, Советский Союз, с начала 1943 г. превосходил в производстве основных видов оружия и военной техники Германию, которая эксплуатировала ресурсы всей Западной Европы.
   Ныне много и справедливо пишут о теневых сторонах советского режима, усматривая в нем причины поражений Красной Армии летом и осенью 1941 г.
   Но как тогда объяснить, – почему летом 1940 г. буржуазно-демократическая Франция – победитель Германии в Первой мировой войне была вместе с войсками своих союзников разгромлена за 44 дня или по каким причинам США и Англия в результате нападения Японии потерпели сокрушительное поражение на Тихом океане в конце 1941 – начале 1942 года? А ведь осенью 1939 г. даже одной французской армии было достаточно, чтобы оказать давление на Германию и облегчить положение Польши.
   Но этого не случилось. Наоборот, французским войскам была отдана директива воздержаться от наступления, а авиации предписывалось не производить бомбардировки Германии. На Западном фронте началась так называемая «странная война», продолжавшаяся 8 месяцев. О ее «результативности» и «напряженности» боевых действий убедительно свидетельствуют потери сторон. К концу декабря 1939 г. общие потери французской армии составили 1433 человека убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Англичане потеряли 3 человека, немцы – 696 человек [100].
   О причинах этой, не имевшей в истории аналогов «войны», четко, лаконично и с политической прямотой поведал французский военный и государственный деятель, ставший во время Второй мировой войны символом французского Сопротивления, генерал Шарль де Голль. В своих воспоминаниях он отметил, что во Франции в 1939–1940 гг. «некоторые круги усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они были озабочены тем, как нанести удар по России, – оказанием ли помощи Финляндии, бомбардировкой ли Баку, или высадкой в Стамбуле, – чем вопросом о том, каким образом справиться с Германией» [101].
   Во Франции периодически обсуждается проблема коллаборационистского режима, существовавшего с 10 июля 1940 г. по 22 апреля 1945 г. и проводившего политику в интересах стран «оси», и ее капитулянтского компромисса с нацистской Германией, на который пошел премьер-министр Анри Петен – маршал и полководец Первой мировой войны. Французы пытаются ответить на непростой для них вопрос: что было важнее в 1940 г. – страна, ценой соглашательства, или не идти на сговор с руководством Третьего рейха, оказать ему сопротивление? [102].
   Согласно условиям перемирия с Германией, Франция была разделена на две части, северная была оккупирована немцами, французское правительство это признавало и призывало местные администрации помогать оккупантам. Южная часть страны (примерно 40 % от общей территории) считалась формально свободной, туда не водились оккупационные войска и там действовали французские законы.
   Став фактически диктатором Франции, Петен сразу же начал проводить политику в русле интересов гитлеровской Германии. В октябре 1940 г. после личной встречи с Гитлером он призвал Францию сотрудничать с нацистами. Режим Петена действовал в общем русле германской политики, проводя репрессии против евреев, цыган, коммунистов, масонов, гомосексуалов; на территории Франции действовали как германские части СС и гестапо, так и собственная репрессивная организация – «Милиция».
   Генерал де Голль полагал, что вся Франция ответила на его призыв из Лондона в июне 1940 г. и объединилась в сопротивлении нацистской Германии. Но его надежды были далеки от действительности. И только в 1995 г. президент Жак Ширак впервые официально признал, что немецкий оккупационный режим в его стране опирался на французов и французское правительство [103], обвинившее Шарля де Голля в государственной измене, за что он в 1940 г. военным трибуналом Франции заочно был приговорен к смертной казни [104].
   Что касается СССР, то в условиях, когда все усилия страны направлялись на отражение агрессии и разгром вермахта, жесткая централизация власти, высочайшая требовательность, исполнительность и ответственность всех звеньев государственных, партийных и общественных структур были крайне необходимы. Разумеется, это не может служить оправданием для необоснованных репрессий и других негативных явлений, которые имели место в годы войны.
   Однако вывод о том, что все якобы держалось на принуждении, неверный. Это не только оскорбительно для участников войны, но и не соответствует действительности. К каким только свирепым мерам, включая массовые расстрелы, не прибегали оккупанты, но они так и не смогли покорить большинство советских людей на захваченной ими территории.
   Дело в том, что война, потребовавшая неимоверных физических и духовных сил, многочисленных жертв, породила новое качество народного самосознания советских граждан. Сама обстановка формировала их бесстрашие, умение, где необходимо подчиняться и своевременно выполнять предписания сверху. Благородные цели борьбы пробуждали у людей массовый героизм, самоотверженность, высокие нравственные нормы поведения.
   Непредвзятый наблюдатель – экзарх Московской Патриархии в Америке, митрополит Алеутский и Североамериканский Вениамин (в миру Иван Афанасьевич Федченков), посетивший зимой 1945 г. ряд городов и районов Советского Союза, отмечал, что любовь к Отечеству и борьба за его свободу сплотили людей. Самым сильным и важным впечатлением, увозимым им из России, были выдержка, жертвенность и сила терпения народа, а также такие его качества, как сердечность, жизнерадостность и простота, скромность и дружелюбие [105].
   Великая Отечественная война, страдания народа, горечь утрат, а потом и радость победы оказали большое воздействие на русскую эмиграцию. Среди тех, кто осудил германскую агрессию и выступил в поддержку Советского Союза, были фигуры очень крупные и авторитетные. Прежде всего – генерал Антон Иванович Деникин. Глава белого движения на юге России демонстративно отказался от каких-либо контактов с Андреем Власовым и осудил всех русских, поступивших на службу нацистской Германии. Ещё до начала Второй мировой, в 1938 году, выступая в Париже, А.И. Деникин, назвав Гитлера «злейшим врагом России и русского народа», призвал западные державы сосредоточиться не на борьбе с коммунизмом, а на противодействии нацистской агрессивной политике в Европе.
   Германские власти дважды обращались к нему с предложениями о сотрудничестве, но оба раза получили решительный отказ. Вошла в историю и его эмоциональная речь, сказанная в конце 1944 года. Деникин говорил о том, что русские эмигранты испытывали боль в дни тяжёлых поражений Красной Армии, а теперь искренне радуются её победам. Бывший главнокомандующий вооруженными силами юга России, один из вождей «белого движения», резко осуждал тех эмигрантов, которые пошли служить нацистам, и открыто заявлял о своей поддержке Красной Армии.
   Генерал-лейтенант Русской императорской армии Пётр Семенович Махров, ветеран русско-японской и Первой мировой войны, прославился своим письмом советскому послу во Франции. Через несколько дней после германского вторжения в СССР 65-летний генерал отправил в советское посольство во Франции письмо, в котором просил зачислить его в Красную Армию на любую должность, хотя бы рядовым. Отличавшийся до этого резко антикоммунистическими взглядами, П.С. Махров указал на то, что Гитлер воюет не с большевиками, а со всем русским народом; что эта война ставит вопрос о сохранении русской нации. Как и Деникин, он отпраздновал Победу Красной Армии в 1945-м.
   Герой Первой мировой войны, кавалерист, награждённый орденом святого Георгия и Золотым оружием, полковник Пётр Константинович Писарев в годы гражданской войны в России воевал под началом Деникина и Врангеля. Как и многие его боевые товарищи, он резко осудил вторжение Германии в Советский Союз. Будучи главой Союза добровольцев по противодействию немецкому оккупационному режиму, Петр Писарев оказывал активную помощь французскому движению Сопротивления.
   Генерал донской казачьей кавалерии, атаман Пётр Харитонович Попов в гражданскую войну был в числе самых непримиримых борцов против советской власти на Дону. В 1941 году П.Х. Попову от германских оккупационных властей поступило предложение возглавить казачьи части для борьбы с Красной армией, от которого он категорически отказался. Не помогло сломить его позицию и заточение в тюрьму. Принципиальность атамана Попова сильно повлияла на настроение казачества и убавила число адептов Германии воевать в рядах вермахта.
   Полковник императорской армии, оренбургский казак Фёдор Евдокимович Махин эмигрировал в Париж в 1919 году. Там он активно участвовал в работе эмигрантских антисоветских организаций. Но с началом Великой Отечественной войны Федор Махин выступил с поддержкой СССР. Более того: он перебрался в Югославию, где с оружием в руках сражался против немецких войск – сначала в составе партизанского отряда, а затем в югославской Народно-освободительной армии. В ней он дослужился до высокого звания генерал-лейтенанта.
   В 1944 году посетил Советский Союз. По окончании войны Ф.Е. Махин, будучи начальником военных архивов Югославии, способствовал возвращению в СССР части золота, вывезенного чехословацкими легионерами в 1918 году из Сибири.
   Адмирал Михаил Александрович Кедров также был противником нацистской Германии. Он призывал одуматься тех белоэмигрантов, которые пошли на службу Третьему рейху. В 1945 году он вошёл в состав делегации русских эмигрантов, посетивших советское посольство во Франции и приветствовавших военные успехи Красной армии.
   Нельзя также не отметить и позицию авторитетного русского философа Ивана Александровича Ильина, который точно заметил, что борьба с коммунизмом стала для нацистов лишь предлогом, ширмой их захватнических планов.
   По мере того, как приближалась победа советского народа, ряд и других видных деятелей русской эмиграции стал пересматривать свое отношение к России. Враждебность к советской власти уступала место искреннему уважению к подвигу народа.
   Мщение изгнавшей их Родине сменялось надеждой на ее спасение и возвращение домой. Даже те, кто причислял себя к правому флангу эмиграции, до того непримиримо относившиеся к существовавшему на их Родине строю и образу жизни, в годы войны выражали искреннюю признательность Красной Армии и всему советскому народу. Многие эмигранты из России стали активными участниками движения Сопротивления. В рядах французских партизан сражался и правнук Александра III Михаил Федорович Романов, который с боями дошел вместе с американской армией до Германии [106].
   Итак, в чем же состоит главный итог Великой Отечественной войны?
   Прежде всего в том, что советский народ и его Вооруженные силы нанесли сокрушительное поражение нацистской Германии, другим государствам фашистского блока. Вместе с армиями других государств антигитлеровской коалиции, сокрушив нацизм, Советский Союз спас человечество от угрозы порабощения.
   Для Германии итоги войны оказались беспрецедентными: страна на несколько лет потеряла государственность и на долгие годы – территориальную целостность. Насилие, совершенное над геополитикой в мировом масштабе, обернулось геополитической катастрофой для третьего рейха и бедой для германского народа.
   Победа СССР в Великой Отечественной войне продемонстрировала единство в решении национальных и общечеловеческих задач. Защитив свою Родину, советские люди спасли от порабощения и физического истребления целые народы, предотвратили гибель многих государств, не позволили уничтожить мировую цивилизацию. В войне, где противоборство велось не на жизнь, а на смерть, проявился огромный политический, организаторский, духовный потенциал советского общества и государства, раскрылись величие души нашего народа, его героизм, способность к выживанию и готовность к самопожертвованию во имя спасения Родины и человеческой цивилизации в целом.
   Безусловно, победа во Второй мировой войне стала возможной благодаря общим усилиям народов антигитлеровской коалиции. Тем не менее решающую роль в разгроме фашистского блока сыграл Советский Союз, его вооруженные силы. Главные события вооруженной борьбы с фашизмом происходили на советско-германском фронте. Здесь решительность политических и военных целей воюющих сторон обусловили бескомпромиссный характер вооруженного столкновения, достижение важнейших стратегических результатов, оказавших определяющее воздействие на ход и исход войны. Народ повел войну, которая одновременно была и отечественной, и освободительной, и всенародной. Как бы подчас трагически ни складывались события на фронте, наши соотечественники всегда ощущали свое духовное и моральное превосходство над захватчиками.
   В Великой Отечественной и во Второй мировой войнах были разгромлены не только крайне реакционные и агрессивные государства, но и нанесено поражение идеологии нацизма, служившей духовной основой подготовки и ведения захватнических войн. Как известно, эта идеология включала концепции и положения, предназначенные для обмана собственного народа и практического осуществления агрессии.
   Милитаризация германского общества, пропаганда расовой ненависти, установление террористического режима, тотальная мобилизация людских и экономических ресурсов – все это обосновывалось утверждениями о якобы неизбежности борьбы за существование и господство одного народа над другими.
   Лидеры третьего рейха убеждали немцев, что история поставила перед ними альтернативу: или Германия станет мировой державой, или она погибнет. К таким же лживым домыслам прибегали итальянские фашисты и японские милитаристы, пытавшиеся заставить народные массы безропотно переносить тяготы войны [107].
   Победа в войне вывела СССР в разряд ведущих держав послевоенного мира. Престиж и значение Советского Союза на международной арене неизмеримо возросли. Так, если в 1941 г. дипломатические отношения с ним поддерживали 26 стран, то в 1945 г. уже 52 государства мира [108].
   Май 1945 года стал поворотным пунктом в мировом общественном развитии, вызвал к жизни новые глобальные тенденции. Начался необратимый процесс крушения колониальной зависимости многих стран Азии, Африки и Америки. Если к началу второй мировой войны в рамках колониальной системы находилось 69 % населения и 77 % территории земного шара, то к середине 70-х годов прошлого столетия эти показатели составили соответственно 0,2 % и 0,5 %. На месте прежних колоний образовалось около 100 суверенных государств [109].
   Это сильно отразилось на положении в мире бывших колониальных империй. Больше всего пострадало могущество Великобритании. Как одна из участниц антигитлеровской коалиции, она разделила оливковый венок победителя вместе с СССР и США, однако экономика государства после войны пришла в упадок. Британия фактически обанкротилась. Она утратила значительную часть своих внешних финансовых активов, стала должником США и своих доминионов. Ее материальный урон оценивался во много миллиардов фунтов стерлингов.
   Великобритании потребовалось не только отстраивать разрушенные города и поднимать производство на довоенный уровень. Проблемы, с которыми столкнулось государство, были не только экономического и социального характера. С программой обеспечить населению условия, комфорт и социальную безопасность выдвинулись лейбористы, сместившие консервативное правительство Уинстона Черчилля. Таким образом, после войны роль Великобритании в мире резко упала. Она перестала быть великой империей, что вынудило Лондон следовать в фарватере политики Соединенных Штатов Америки.
   Вторая мировая и Великая Отечественная война продемонстрировали эффективность коллективных усилий, совместных решений глобальных мировых проблем, показали, что узконациональный эгоизм и государственный индивидуализм противопоказаны прогрессу и демократии. Война подвела к истокам качественно новых методов политического и других форм международного сотрудничества, когда столь разные государства, как СССР, США, Великобритания и другие страны антигитлеровской коалиции смогли перед лицом общей опасности переступить через классовые предрассудки и заключить эффективный военный союз.
   Завершившаяся война существенно изменила политическую карту мира. Отношение к Советскому Союзу, к его месту в послевоенном мире стало краеугольным камнем мировой политики, той точкой, в которой пересекались две главные оси взаимозависимости: между недавними союзниками и СССР, с одной стороны, и между ними же и Германией – с другой. Победа над нацистской Германией стала тем рубежом, от которого начался отсчет нового этапа в международных отношениях.
   СССР испытывал после войны огромные трудности. Тем не менее Советский Союз оказал экономическую помощь всем освобожденным Красной армией народам. Эта помощь сыграла важную роль в ликвидации разрушительных последствий фашистской оккупационной политики. Однако в связи с переменами в Восточной Европе, начавшимися в 1989 г., история освобождения стран этого региона и их послевоенного устройства стала предметом не столько научных, сколько политических споров.
   Рост антисоветских и антирусских настроений привел к попыткам, а затем и устойчивым тенденциям заново переписать историю освобождения Восточной Европы, представить советские войска армией оккупантов, а проведенные ими военные операции имперскими целями Сталина в послевоенном мире [110]. В связи с этим важно подчеркнуть, что те процессы, которые произошли в странах Европы уже после изгнания фашистских поработителей никак не могут быть на совести советского воина-освободителя.
   Один из важных итогов победы – укрепление геополитического пространства, территориальной целостности и безопасности границ СССР.
   По мирному договору Финляндия вернула Советскому Союзу старинную русскую землю – Печенгскую область (во времена Российской империи регион Печенги входил в состав Архангельской губернии, а с 1920 по 1944 год – принадлежал Финляндии) с незамерзающим портом Печенга (Петсамо). Была признана и отодвинутая от Ленинграда (ныне Санкт-Петербург) на север советско-финская граница.
   На основе решений Потсдамской (Берлинской) конференции (17 июля – 2 августа 1945 года), состоявшейся после победы над нацистской Германией и в преддверии вступления СССР в войну с Японией, были выработаны и приняты решения по послевоенной программе мира и безопасности в Европе и мире в целом.
   В ее повестку в первую очередь вошли вопросы, относившиеся к побеждённой Германии: переустройство политической жизни немцев на миролюбивой и демократической основе, военно-экономическое разоружение страны, возмещение материального ущерба, нанесённого другим странам, наказание нацистских преступников, деятельность которых обернулась неисчислимыми бедствиями и страданиями человечества.
   На конференции в Потсдаме обсуждались вопросы мирного урегулирования отношений со странами, воевавшими на стороне Германии, – Италией, Болгарией, Венгрией, Румынией и Финляндией. Участники конференции также обменялись мнениями по вопросу восстановления государственной самостоятельности Австрии, а также помощи в возрождении и развитии союзных стран Польши и Югославии.
   В соответствии с решениями, принятой на третьей и последней официальной встречи лидеров «большой тройки» – трёх крупнейших держав антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне, северная часть Восточной Пруссии – этого исконного плацдарма агрессии – вместе с портами Кенигсберг (ныне Калининград) и Пилау (ныне Балтийск) отошла к Советскому Союзу.
   Граница соседней Польши сместилась на запад – на рубеж рек Одер и Нейсе. Литовский народ получил отторгнутую ранее Клайпедскую область. Завершился процесс воссоединения белорусского и украинского народа.
   На Дальнем Востоке в соответствии с решением Крымской конференции Советскому Союзу были возвращены Южный Сахалин и Курильские острова.
   10 февраля 1947 г. в Париже были подписаны мирные договоры с пятью странами, бывшими союзниками нацистской Германии, – Италией, Финляндией, Болгарией, Венгрией и Румынией – и странами, объявившими им войну. После их ратификации СССР, США, Великобританией и Францией в ноябре 1947 г. они вступили в силу.
   Согласно подписанным договорам, были восстановлены границы государств, подписавших документ с некоторыми изменениями, в пользу соседних стран, объявивших им войну. Италия признала независимость Албании и Эфиопии, лишилась всех своих колоний в Африке, государственный статус которых был определен позднее.
   Политические постановления договоров предусматривали проведение в побежденных странах демократических преобразований, задержание военных преступников. Военные решения разрешали побежденным странам содержать вооруженные силы в размерах, необходимых для национальной обороны.
   Западные державы обязывались вывести свои воинские контингенты из Италии, Венгрии, Румынии, Болгарии в течение 90 дней со дня вступления договоров в силу. СССР разрешалось продолжить пребывание своих вооруженных сил в Венгрии и Румынии для обеспечения коммуникаций с Австрией, где до 1955 г. находились советские войска.
   Договоры устанавливали объемы и порядок выплаты репараций пятью странами, а также компенсаций потерь иностранных собственников.
   Успешно был решен австрийский вопрос. 15 мая 1955 г. в Вене министры иностранных дел СССР, США, Великобритании, Франции и Австрии подписали Государственный договор. Он предусматривал восстановление суверенитета австрийского государства, его нейтрализацию, вывод с его территории оккупационных войск четырех великих держав.
   В дальнейшем предстояло возвратиться к проблемам, вызванным расколом Германии и Европы.
   К сожалению, Советскому Союзу, его гражданам пришлось заплатить очень дорого прямо, а еще более косвенно за созданное между СССР и Западом мощное стратегическое предполье, которое рассматривалось как «пояс безопасности», барьер против новой военной угрозы.
   Уже с 50-х годов прошлого столетия политическое руководство СССР вынуждено было начать экономическую «подпитку» союзных ему государств энергетическими ресурсами, различными видами сырья, продовольствием. Но куда более высокую цену пришлось заплатить победившему народу за военное соперничество с целой коалицией мощных в экономическом отношении держав. Развязанная гонка вооружений подрывала могущество СССР, что стало одной из причин краха не только мировой социалистической системы, но и распада страны [111].
   Величайшая историческая заслуга советского народа, его Вооруженных сил перед человечеством состоит прежде всего в том, что они не дали коричневой чуме распространиться по всему миру. Чтобы в полной мере оценить значение этого факта, достаточно напомнить, что ко времени вероломного нападения Германии на СССР лидеров многих государств, партий и правительств, простых людей охватило оцепенение.
   Многим в оккупированных захватчиками странах, да и не только в них, казалось, что замыслы нацистских главарей добиться мирового господства близки к осуществлению. Германские стратеги, уверовав в доктрину блицкрига, были убеждены, что и в войне против Советского Союза она явится безотказным средством в достижении политических и военных целей плана «Барбаросса».
   Один из английских парламентариев в августе 1941 г. писал: «Меня охватывает дрожь при одной мысли о том, какая судьба могла бы постичь Великобританию, если бы против нас, находящихся в одиночестве, было бы предпринято наступление такой же силы, какое было начато Гитлером против России» [112].
   Советский народ, его Красная Армия и Военно-Морской флот, преодолевая неудачи и поражения, недостатки и просчеты политического и военного руководства в подготовке к отражению агрессии, развеяли миф о непобедимости вермахта. Нацистские стратеги и не предполагали, что в скором времени им придется перейти к затяжной войне. Провал блицкрига привел к изменению дальнейшего хода Второй мировой войны, оказал значительное влияние на исход многих операций на других театрах военных действий, способствовал подъему движения Сопротивления в государствах Европы.
   Нельзя не отметить особо моральное значение героических усилий Красной Армии, Военно-Морского флота, всего советского народа в борьбе с нацистской Германией. Общеизвестно, что первоначальные успехи вермахта, быстро разгромившего польскую, норвежскую, французскую, английскую, югославскую, греческую и другие армии, создали миф о непобедимости агрессора, вызвали отчаяние, страх и уныние не только в захваченных странах Европы.
   И только после того, как Советский Союз вступил в единоборство с третьим рейхом и его союзниками, выдержал его первый ошеломляющий натиск и стал наносить один за другим сокрушающие удары, народы всего мира уверовали в победу над агрессором и поднялись на активную борьбу с ним. СССР явился центром притяжения антифашистских сил всего мира, так как в его успехах они видели залог освобождения оккупированных государств.
   Победа советского народа и Красной Армии в Великой Отечественной войне имеет всемирно-историческое значение и потому, что она является ценностью и интернациональной, и общечеловеческой. Интернациональной потому, что эта война была тесно связана с антифашистской, освободительной борьбой народов Европы и Азии. Причем связь была взаимной, что имело важное значение не только для СССР, так как события на советско-германском фронте оказывали непосредственное влияние на действия союзников по антигитлеровской коалиции, на борьбу народов и политических партий в оккупированных агрессором странах.
   Когда Красная Армия пересекла Государственную границу СССР и вступила на территорию других стран, советское правительство сделало ряд заявлений, где указывалось, что это диктуется, во-первых, исключительно военной необходимостью и не преследует цели приобретения какой-либо части территории и изменения существующего общественного строя, во-вторых, Красная Армия вступает в пределы суверенных государств не как завоевательница, а как освободительница.
   Более 7 млн советских воинов почти 15 месяцев вели ожесточенные бои с врагом на территории 13 стран общей площадью 2,2 млн кв. км [113]. Полностью или частично Красная Армия освободила Румынию, Польшу, Болгарию, Венгрию, восточные районы Югославии, Австрии, Германии, Чехословакию, Норвегию (провинцию Финмарк), Данию (остров Борнхольм), северо-восточные провинции Китая, Корею (до 38-й параллели).
   В освободительной миссии принимали участие свыше 90 объединений советских Вооруженных сил [114]. Более одного миллиона советских воинов погибли, освобождая народы Европы и Азии от ненавистных оккупантов. Символом победы над нацизмом стал монумент, установленный в Трептов-парке: советский солдат с немецкой девочкой на руках.
   Война пополнила историческую копилку человечества опытом международного сотрудничества государств, входивших в антигитлеровскую коалицию.
   Сотрудничество в ходе войны сформировалось в результате объективных обстоятельств. В объединении СССР, США и Великобритании в военный союз огромную роль сыграло личное взаимодействие руководителей государств, обладавших в тот период всей полнотой власти. Если Ф. Рузвельта и У. Черчилля объединяли взаимное доверие и близкие ценности, то отношения западных лидеров со Сталиным строились скорее на уважении к незаменимому союзнику и готовности в определенной степени учитывать его интересы.
   Важно отметить, что антигитлеровская коалиция не была союзом, в котором бы отсутствовали разного рода противоречия. Помимо различия в государственном устройстве, в механизме управления обществом, в социально-экономическом укладе, идеологии, в геополитических интересах, сказывались и различия в менталитете лидеров ее ведущих стран.
   Тем не менее в системе, заложенной союзниками на заключительном этапе войны, было немало принципиальных позитивных решений, которые создавали реальную основу для нового этапа в международных отношениях.
   К ним прежде всего следует отнести:
   – создание после Второй мировой войны (24 октября 1945 г.) странами-участниками антигитлеровской коалиции Организации Объединенных Наций (ООН) – международной организации, в целях поддержания и укрепления международного мира и безопасности, а также развития сотрудничества между государствами. ООН является универсальным форумом, наделённым уникальной легитимностью, несущей конструкцией международной системы коллективной безопасности, главным элементом современной многосторонней дипломатии;
   – принятие совместных мер по искоренению нацизма и милитаризма в Германии;
   – формирование международных механизмов для обсуждения послевоенных проблем и многие другие практические решения [115].
   С первого дня Великая Отечественная война приняла характер народной войны. Это было обусловлено не только политическими и военными целями – разгромить немецко-фашистских захватчиков и их союзников, освободить от них свою территорию, оказать помощь народам Европы, попавшим в зависимое и порабощённое положение от нацистской Германии, но и кровными интересами народов Советского Союза, поднявшихся на борьбу с агрессором, чтобы обеспечить целостность и независимость своего государства. Следовательно, интересы и действия народа полностью совпадали с заявленными правительством целями.
   Однако были и другие планы, которые преследовало советское руководство в войне. О них долгое время мало было известно в стране. Они прояснились лишь в конце 80-х годов прошлого столетия, когда с предвоенной политики СССР, особенно с советско-германских отношений в 1939–1941 гг. были сняты запреты на их детальное изучение.
   В связи с политической и правовой оценкой советско-германского пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола, подписанных 23 августа 1939 г., выяснилось, что в условиях нараставшей военной угрозы СССР поставил целью ликвидировать враждебный плацдарм на своих западных границах и укрепить безопасность границ на Дальнем Востоке.
   Важно понимать то, что в августе 1939 г. речь шла не о разделе Польши, Европы или мира между СССР и Германией, а о том, куда после неминуемого краха Польши Адольф Гитлер двинет свои полчища, – на восток или на запад. Можно, как угодно, относиться к И.В. Сталину и его внутренней политике, но нельзя не признать, что, будучи загнанным в угол, он сделал единственно правильный выбор. Более того, он переиграл самоуверенных англичан – многократных победителей различных дипломатических баталий и, заключив этот договор, предоставил Лондону и Парижу в полной мере вкусить горькие плоды их политики «умиротворения агрессора».
   Договор по определению был призван на какое-то время оградить СССР от войны с Германией. Он был достаточно простым, состоял из семи статей и предусматривал, что стороны воздерживаются от нападения или каких-либо насильственных действий в отношении друг друга, не будут поддерживать ни в какой форме такого рода действия со стороны третьей державы, будут проводить консультации и информировать друг друга по вопросам, затрагивающим их общие интересы, не станут участниками группировок, прямо или косвенно направленных против другой стороны, будут разрешать возможные двусторонние споры или конфликты исключительно мирным путем.
   Договор заключался на десять лет с возможностью автоматического продления. Нападение Германии на СССР 22 июня 1941 года фактически перечеркнуло его.
   Согласно секретному протоколу, Советский Союз в случае войны получал свободу действий в Финляндии, Эстонии, Латвии, Восточной Польше (Западной Белоруссии и Украине) и Бессарабии. В дальнейшем, и это подтвердили последующие события, предполагалось заключить с каждой из упомянутых стран договоры о взаимопомощи с вводом на их территории советских воинских подразделений для защиты их и собственно советских границ.
   Вопрос о послевоенном устройстве Европы был впервые официально поставлен И.В. Сталиным в беседе с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом в декабре 1941 г. еще в ходе битвы под Москвой. Основные принципы этого устройства, изложенные в проекте секретного протокола, предусматривали восстановление территориальной целостности и независимости государств, оккупированных агрессором, и признание западными союзниками границ СССР по состоянию на 22 июня 1941 г. [116].
   Проблема восточных границ Советского Союза официально обсуждалась в ходе Крымской конференции глав трех великих государств. 11 февраля 1945 г. И. Сталин, президент США Ф. Рузвельт и премьер-министр Великобритании У. Черчилль подписали соглашение, зафиксировавшее восстановление на Дальнем Востоке территориальных прав СССР, принадлежавших России [117].
   Делая краткий экскурс в историю проблемы, важно напомнить, что 27 января (9 февраля) 1904 года Япония вероломно без официального объявления войны напала на русскую эскадру, находившуюся на внешнем рейде Порт-Артура. Война завершилась Портсмутским миром, подписанным 23 августа (5 сентября) 1905 года, зафиксировавшим уступку Россией Японии южной части Сахалина и своих арендных прав на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу.
   Говоря об итогах войны, невозможно не затронуть вопросы «цены войны» и «цены победы», понимая под первой размер непосредственных жертв и потерь, а под второй – комплексное, не сводимое к какому-то одному показателю выражение результатов ожесточенной борьбы на фронте и трудовой деятельности в тылу, выражение как обретений, так и жертв. Победа стала результатом органичной взаимосвязи военной, политической, дипломатической, идеологической, нравственной, экономической побед, одержанных совместными усилиями советского народа над нацистской Германией и ее союзниками.
   Важнейшим итогом войны является возмездие, настигшее фашистско-милитаристских агрессоров, которые, будучи олицетворением сил мировой реакции, не только препятствовали свободной жизни народов и государств, но и угрожали последним физическим уничтожением. Выступив против миролюбивых народов, против государств антигитлеровской коалиции, против демократии и свободы, фашизм сам сгорел в огне вызванного им пожара. И это закономерный итог борьбы Советского Союза и других стран антигитлеровской коалиции с силами зла и агрессии.
   Историческое возмездие мирового сообщества воплотилось в справедливое наказание главных военных преступников. Впервые в истории народы, одержавшие Победу, привлекли к уголовной ответственности и вынесли суровый приговор инициаторам агрессивной войны. Неотвратимость расплаты за причиненное зло, будучи подкреплена международным правом, стала одним из сильнейших общественно-политических воспитательных факторов всемирного значения.
   Таким образом, 1945 год открыл новую страницу в истории XX века. События на мировой арене менялись кардинально. Развиваясь стремительно, они привели к преобразованиям во всей системе международных отношений. Геополитическая структура мира после поражения нацистской Германии и ее союзников приобрела новые центры влияния, мир становился все более биполярным. В расстановке сил Запад – Восток главная роль принадлежала теперь Соединенным Штатам Америки и Советскому Союзу. СССР не только вышел из международной изоляции, но и приобрел статус ведущей мировой державы.
   Победа в войне предоставила исключительный шанс нашему государству. Благодаря победе у советских людей возникла надежда на изменение жизни к лучшему, развитие народовластия. Однако, к сожалению, этот шанс в силу уже известных причин не был использован. Более того, после победоносного завершения войны началась консервация, ужесточение бюрократического режима.
   Итоги победы и по сей день оказывают глубокое влияние на быстро меняющийся мир, способствуют развитию обновленческих процессов в Российской Федерации, вновь привлекают к себе особое внимание в связи с событиями в Центральной и Восточной Европе, в Украине, Грузии, Латвии, Литве, Эстонии.
   Оценивая эти, порой весьма существенные перемены, следя за ними, россияне хотят надеяться, что они не приведут к тотальному разрушению послевоенного устройства континента, к дисбалансу сил в Европе, к приближению блока НАТО к границам Российской Федерации, к новым цветным революциям и майданам на постсоветском пространстве, к реанимированию обстановки недоверия, возрождения гегемонистских амбиций и однополярному мироустройству.

3. Экологические преступления во Второй мировой войне и их последствия: история и современность

   Вся человеческая история может быть поделена на две части – войну и мир. Это полярные состояния, в которых находится любое общество не только в своем развитии, но и в отношении с природой, ее флорой и фауной, воздухом, атмосферой, водой, естественной средой обитания людей. Человек как экологический фактор не только пользуется природными ресурсами, но и, воздействуя на них в ходе нескончаемой цепи войн, осознанно разрушительно, не думая о последствиях, наносит непоправимый вред самому себе.
   Длительная, широкомасштабная и разрушительная Вторая мировая война оставила после себя «наследство», принесшее смерть десяткам миллионов людей, на долю которых выпало это трагическое событие. Она до сих пор таит сюрпризы, как для современников, так и для последующих поколений.
   Наше государство и другие страны, где проходили активные боевые действия, подверглись масштабному загрязнению различными взрывчатыми смесями, которыми начинялись боеприпасы. Регионы России, Украины, Белоруссии, Прибалтики, других европейских стран, Северной Африки, Китая постигли тяжелейшие экологические катаклизмы. Огромные территории с лесами и плодородными землями, морями, озерами и реками, на которых проходили активные боевые действия, были загрязнены тротилом. Попав через почву в грунтовые воды, это вещество перемещалось вместе с ними.
   К сожалению, никто из ученых после окончания войны досконально не занимался выяснением того, что вбирают в себя на полях, загрязненные этим химическим соединением, сельскохозяйственные культуры, которыми, кроме людей, питаются и животные.
   Досконально никто не брался за изучение масштабов и зависимости заболеваемости людей от последствий загрязненных территорий, которые подверглись артиллерийским и авиационным ударам, использования инженерных боеприпасов, огня стрелкового оружия, от попадания в почву миллионов тонн горюче-смазочных материалов и осевших на ее поверхности выхлопных газов от гусеничной и колесной боевой и вспомогательной техники.
   Известно, что продукты разложения тротила, он же тринитротолуол, он же тол – «нитро соединение первой группы токсичности», опаснее его самого. Тротил как мутаген и канцероген страшнее для человека, чем радиация [118].
   Оккупанты не ограничились невиданными в мировой истории XX века опустошениями и разорениями советской земли: они оставили после себя заминированную инфраструктуру жизни – здания, мосты, дороги, поля. Именно это входило в планы германских нацистов и их многочисленных европейских союзников, когда им под ударами Красной Армии пришлось отступать. Красноречиво об этом свидетельствует изданный 7 сентября 1943 г. немецким командованием приказ для своих войск о разрушениях при отступлении.
   В этом документе в деталях расписывалось, как делать это черное дело: «Все без исключения дома следует сжигать, печи в домах взрывать с помощью ручных гранат, колодцы приводить в негодность путем уничтожения подъемных приспособлений, а также бросая в них нечистоты (падаль, навоз, кизяки, бензин). Стога соломы и сена, а также всякого рода запасы – сжигать, сельскохозяйственные машины и телеграфные столбы – взрывать, паромы и лодки затапливать… На всех лежит обязанность позаботиться о том, чтобы оставляемая врагу территория в течение длительного времени не могла использоваться им для каких-либо военных целей и для потребности сельского хозяйства» [119].
   После окончания войны земля была буквально усеяна оружием и боеприпасами. Почти в любом месте люди натыкались на смертоносные предметы. И поныне угроза того, что убийственные «сюрпризы» в любой момент могут сработать в неизвестных местах нахождения и складирования, довольно велика. Особенно это касается морских бассейнов, где труднее, чем на суше, отыскать и обезвредить зловещие залежи.
   В настоящее время морские и океанские акватории «благодаря» последствиям войны представляют кладбища химического оружия, находящиеся в потенциально опасном состоянии. Химическим оружием напичкано дно Черного моря у побережья Крымского полуострова [120]. 200-литровые бочки с хлорпикрином времен войны здесь неоднократно вылавливались рыбацкими тралами в 80-х годах.
   Каким образом Черное море стало своеобразным могильником?
   К осени 1941 года войска вермахта подошли к Крыму, а к концу года наиболее ожесточенные бои уже велись на подступах к главной базе Черноморского флота – Севастополю. Тогда на полуострове хранились большие запасы химических веществ. Чтобы не оставлять их наступавшим немцам было принято решение – емкости утопить в море.
   Под покровом темноты химические боеприпасы флота свозились в Казачью бухту и грузились на судно «Папанинец», которое затем следовало в заданные квадраты открытого моря с глубинами не менее пятидесяти метров, где и избавлялось от опасного груза [121].
   Есть свидетельства и о том, что накануне захвата противником Севастополя бочки с химическим оружием гарнизона были погребены в акватории города. По имеющимся сведениям, в море было сброшено более тысячи емкостей с ипритом и люизитом – отравляющими веществами кожно-нарывного действия. Срок годности контейнеров, рассчитанный на 70 лет, истек в 2011 году. 13 июня 1942 г. у входа в Южную бухту затонул транспорт «Грузия» с отравляющими веществами на борту [122]. Снаряды с ипритом и люизитом весом 35–45 килограмм покоятся на дне морской пучины всего в 8–9 милях от мыса Фиолент.
   Опасность отравляющих веществ типа «иприт» состоит в том, что они, являясь сильнейшими мутагенами, способны изменить генетический код живых организмов и вызвать мутации уже в четвертом и пятом поколениях. В принципе, чтобы нарушить генетический код человека, достаточно одной молекулы иприта. А такое количество зафиксировать современными приборами пока невозможно.
   О потенциальных экологических проблемах Черного моря, обусловленных последствиями Великой Отечественной войны, в ноябре 2014 г. писала газета Московский комсомолец [123]. На страницах этого популярного издания речь шла об отравляющих химических веществах, которые покоятся в акватории этого внутреннего моря бассейна Атлантического океана вдоль крымского побережья.
   После распада Советского Союза одной из организаций, которая начала заниматься поиском затопленных контейнеров, было предприятие «Пирамис». Именно оно в 2004 году совместно с Севастопольским университетом ядерной энергии и промышленности обследовало дно Черного и Азовского морей. Работы велись совместно с Министерством по чрезвычайным ситуациям Украины.
   В ходе проводимых мероприятий было обнаружено несколько очагов концентрации отравляющих веществ. Водолазы пытались поднять контейнеры, но они находились в таком плачевном состоянии, что ни одна из попыток не увенчалась успехом. После того как были обнаружены первые следы захоронений, всеми работами стало заниматься МЧС Украины. Известно, что в этот период на дне моря было найдено 428 контейнеров и определены координаты 9 районов с точностью 10–15 метров, где они затоплены [124]. Информация о результатах исследований была закрыта украинским правительством и до настоящего времени содержится под грифом «секретно».
   Учитывая специфические отношения между государствами, задачи по поиску и утилизации отравляющих химикатов теперь легли на плечи российского правительства. В первую очередь обследованию, которое началось в октябре 2014 года, подвергся участок от Севастополя до Балаклавы.
   Имеются противоречивые мнения экологов и специалистов по химической безопасности, касающихся иприта, люизита, зарина и зомана, как боевых веществ, предназначавшихся для применения в виде снарядов, боеголовок или авиационных мин, которые не могли храниться в бочках.
   Президент союза «За химическую безопасность» доктор химических наук Л.А. Федоров отмечал, что опасность в захоронениях в Черном море представляют продукты разложения иприта и мышьяк. Тем не менее он не считает, что в настоящее время контейнеры, по утилизации которых было много проектов, это серьезная опасность. Природа и сама этим занимается, укутывая захоронения илом по 0,5 см в год, что обеспечивает их сохранность [125].
   Совершенно непредсказуемо развитие ситуации в бассейне Балтийского моря. Спустя два с половиной года после окончания войны в Европе, бывшие союзники по антигитлеровской коалиции провели секретную операцию по уничтожению германского химического оружия. На оккупированной территории Германии были обнаружены огромные запасы химического оружия в виде авиационных бомб, артиллерийских снарядов и мин, начиненных ипритом, фосгеном, табуном, кларком, адамситом, люизитом, арсиновым маслом и другими отравляющими веществами.
   К тому времени, когда шли переговоры в Потсдаме, многие боеприпасы уже дали течь. Имели место случаи отравления людей, задействованных переносом и перевозом этих боеприпасов. Соглашение об уничтожении химических боеприпасов подписали четыре страны: США, Великобритания, Франция и СССР. Было решено, что от иприта и люизита надо срочно избавиться в срок до 31 декабря 1947 года.
   Незначительная часть такого оружия была утилизирована на германских химических предприятиях, часть сожжена. Масштабная работа по затоплению немецкого трофейного химического оружия была выполнена на основании итогов Потсдамской конференции 1945 года [126].
   Каждая сторона отвечала за уничтожение того оружия, которое оказалось в ее зоне оккупации. При этом в качестве могильников предполагалось использовать немецкие военные корабли. Старые суда предусматривалось загрузить боеприпасами: контейнерами, бочками – всем, в чем хранились
   отравляющие вещества, – и затопить на глубинах свыше одной тысячи метров.
   Пускать их на дно союзники планировали не в мелководной Балтике, находящейся в самом центре Европы, а в глубоководном Атлантическом океане. Большая часть химического оружия была погружена американцами на 42 корабля вермахта, и установленным порядком караван вышел в Северное море [127]. Однако погодные условия не позволили англичанам и американцам вывести свои полностью нагруженные корабли в Атлантику, как это планировалось ранее. Было принято новое решение – пустить их на дно в проливах Скагеррак и Каттегат, что в Балтийском море, соединяющем Балтику с Атлантикой, – недалеко от норвежского берега.
   Москва не могла позволить себе направлять ко дну оружие вместе с пригодными к плаванию судами – при сильно разрушенной экономике это было недопустимо. Свою часть химических боеприпасов по согласованию с союзниками советская сторона затопила россыпью в акватории Балтийского моря на относительно небольших глубинах – от 100 до 110 метров.
   В общей сложности от нацистской Германии осталось 302 тысячи 875 тонн химических боеприпасов. Около 65 тысяч тонн чистых отравляющих веществ досталось союзникам, а 35 тысяч тонн оказалось на территории, оккупированной советскими войсками.
   Операция по затоплению была проведена с июня по декабрь 1947 г. Погрузочно-разгрузочные задачи выполняла бригада грузчиков, набранных из числа жителей Германии. Балтийский флот СССР участвовал в выборе районов затопления и в навигационном обеспечении операции [128].
   Первые захоронения были осуществлены в 70 милях юго-западнее латвийского порта Лиепая. На 1200 квадратных километров морского дна было сброшено пять тысяч тонн боеприпасов и контейнеров с отравляющими веществами. Оставшиеся 30 тысяч тонн затопили в районе датского острова Борнхольм, усеяв в общей сложности около 2100 квадратных километров дна Балтийского моря химическими боеприпасами [129].
   Что касается англичан и американцев, чьи официальные власти категорически отрицали сам факт захоронения судов в акватории Балтийского моря, установлено, что и они там же отправляли на дно химические боеприпасы.
   В соответствии с решением, Советский Союз в 1947 г. в двух районах Балтийского моря затопил 34–35 тысяч тонн оружия (примерно 600 тыс. единиц химических боеприпасов и емкостей с отравляющими веществами). Около 80 % из них составляли артиллерийские химические снаряды, 15 % – авиационные химические бомбы, остальное – фугасы, мины, емкости [130].
   Авиационные бомбы, обладавшие положительной плавучестью, иногда не тонули, а лишь опускались на некоторую глубину. Поэтому случаи их выброса на побережье Швеции были неизбежны. Комиссия Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, назначенная для расследования этих случаев, предложила обеспечить безусловное затопление с помощью приданных экспедиции двух тральщиков Балтийского флота СССР. Тральщики осуществляли расстрел боеприпасов, оставшихся на поверхности моря.
   В целом, по имеющимся данным Советским Союзом было затоплено: иприта – 7,6 тыс. тонн; адамсита – 1,6 тыс. тонн; иных мышьяксодержащих отравляющих веществ – 2,2 тыс. тонн; хлорацетофенона – 0,6 тыс. тонн; других отравляющих веществ -0,08 тыс. тонн [131].
   По официальным данным океанологов, водообмен в мелководном Балтийском море производится один раз в 27–30 лет. При затоплении боеприпасов с химическим оружием расчет строился на том, что даже если произойдет одновременная разгерметизация всех контейнеров и боеприпасов в объеме воды, который есть в Балтийском море, ничего страшного не случится. Другое дело, что несколькими годами позже, в конце 1940-х годов, английский генетик немецкого происхождения Шарлотта Ауэрбах сделала сенсационное открытие. Оказалось, что отравляющие вещества являются сильными мутагенами. Но назад вернуть уже ничего было нельзя.
   В местах захоронения химического оружия появились рыбы с генетическими отклонениями. Первые сообщения об этом были зафиксированы в восьмидесятых годах прошлого столетия. Биологи стран Балтийского региона, сталкиваясь с различными аномалиями морских обитателей, подтверждают, что рыбы, которые плавают в местах захоронения химического оружия, обладают большим количеством болезней, чем те, которые обитают в других акваториях Балтики. У рыб диагностируются генетические дефекты. Данные изменения напрямую связаны с воздействием горчичного газа иприта, боеприпасы с которым после войны были захоронены здесь на морском дне [132].
   Опасные для здоровья ядохимикаты в небольших количествах накапливаются в растениях и зоопланктоне и в рыбах. Попавшие в Балтийское море разнообразные отравляющие вещества и опасные продукты их гидролиза некоторое время циркулируют в этой акватории, а затем верхним течением возвращаются в Северное море, отравляя и его.
   В Балтийском и Северном морях рыболовецкие корпорации ежегодно добывают около 2,5 млн. тонн разнообразной рыбы, значительная часть которой может содержать в клетчатке различные ядохимикаты. Балтийские рыбаки периодически тралами поднимают с морского дна химические бомбы, причиняя ущерб своему здоровью.
   Предварительный анализ данной экологической проблемы свидетельствует, что существенный выброс иприта должен произойти впервые примерно через 60 лет после затопления [133]. Следовательно, можно предположить, что интенсивное отравление прибрежных вод Европы началось в конце первого десятилетия XXI века и продлится многие десятилетия.
   Главная угроза затопленного наследия Второй мировой войны заключается не в том, что балтийские рыбаки периодически тралами поднимают с морского дна химические бомбы и причиняют ущерб своему здоровью. Она состоит в негативном влиянии затопленного химического оружия на здоровье многих миллионов европейцев. Попавшее по пищевой цепочке в человеческий организм ничтожное количество отравляющих веществ обладает не только сильным токсичным, но и мутагенным действием.
   Химические мутагены вызывают у людей изменения в соматических и половых клетках. Соматические трансформации стимулируют злокачественные опухоли, а мутации в половых клетках способствуют рождению детей с серьезными наследственными изменениями. Стабильные соединения отравляющих веществ или попавшие в человеческий организм их токсичные побочные продукты вызывают более опасные последствия, чем радиоактивное облучение [134].
   Осенью 1997 г. из акватории шведского порта Люсечил поступил тревожный сигнал. Осуществлявший контроль окружающей среды на Балтике «Морской экологический патруль», куда входят и российские океанологи, обнаружил придонные концентрации отравляющих веществ, в первую очередь иприта и люизита, в сотни раз превышающие фоновый уровень [135]. Экологическая катастрофа, отсчет времени до которой начался несколько десятилетий назад, способна превратить весь регион Балтийского моря в гигантский Чернобыль.
   В 1998 году одна из экспедиций Российской академии наук обнаружила судно, которое лежало на глубине порядка 105 метров недалеко от острова Борнхольм. Пробы воды и грунта показали, что там содержатся боевые отравляющие вещества [136].
   Совместными усилиями России, Швеции и Дании удалось определить конкретное место захоронения доставшегося союзникам нацистского химического наследства. Это так называемое люсечильское захоронение, расположенное в 20 милях юго-западнее порта Люсечиль. Здесь на глубинах в 208–220 метров было обнаружено Т1 затопленных судов. Именно в этом районе уровень химического загрязнения сегодня значительно превышает норму [137].
   Серьезную тревогу вызывают и те компактные захоронения, где боеприпасы лежат в трюмах судов. Рано или поздно может наступить момент, когда лежащие сверху боеприпасы своей тяжестью продавят ослабленные коррозией оболочки снарядов нижних ярусов, и тогда не исключен массовый залповый выброс отравляющих веществ в воду. В этом случае естественный гидролиз просто не успеет сделать свое дело, и отравляющие вещества попадут в пищевые цепочки.
   В 60-х годах прошлого века были открыты канцерогенные свойства химических отравляющих веществ. Эксперименты, которые проводились в Институте генетики Академии наук СССР, показали, что даже 1000-кратное растворение отравляющих веществ в воде не ведет к потере ими ядовитых свойств [138].
   Последствия отравления химическими веществами непредсказуемы. Неизвестно, когда именно и как они проявятся. Ржавчина проедает корпуса контейнеров с ипритом или люизитом, они подтекают, и отравляющие вещества просачиваются в воду. В Балтийском море уже обнаружено большое количество рыб-мутантов, значительно больше, чем могло бы быть в естественных условиях.
   Итак, на дне Балтики обрастает илом и ракушками химическое оружие, которое по количеству сопоставимо с совокупными запасами США и России, подлежащими уничтожению в соответствии с Конвенцией о запрещении химического оружия 1993 года.
   Интерес к этой проблеме тем более актуален, что в последнее время стали известны многие места затопления химического оружия в Белом, Карском, Охотском, Баренцевом, Японском морях, а также в Мексиканском заливе, Сиднейской бухте и других акваториях Мирового океана.
   Анализируя ситуацию по уничтожению химического оружия методом затопления на морских акваториях России, бывший руководитель Министерства охраны окружающей среды и природных ресурсов Российской Федерации В.И. Данилов-Дани-льян официально заявил, что антропогенному прессингу на протяжении более 50 лет, кроме Балтийского, подверглись Белое, Баренцево, Карское, Охотское, Черное и Японское моря [139].
   Командование Тихоокеанского флота в ноябре 1946 г. неудовлетворительно организовало затопление 15859 химических авиабомб ХАБ-5с. В результате неумелой работы случилось массовое поражение команды стойкими отравляющими веществами [140].
   Эта история получила продолжение через 13 лет. Район затопления был объявлен опасным для лова рыбы придонными тралами после того, как в марте 1959 г. получили поражение ипритом приморские рыбаки, затралившие вместо рыбы бомбы с ипритом. Соответствующие извещения мореплавателям были отданы 26 марта 1959 г., а необходимая информация была внесена в навигационные карты [141].
   Какие меры может предпринимать мировое сообщество с тем, чтобы уберечь себя от глобальной экологической катастрофы, идущей из глубин морей?
   Более десяти лет назад родилась идея разработать международную программу сотрудничества для устранения угрозы от химического оружия в проливах Скагеррак и Каттегат, которую назвали проектом «Скаген». Были проведены предварительные расчеты. Россия располагает всеми необходимыми средствами, отработанными технологиями и квалифицированными специалистами, которые способны за четыре-пять сезонов на море завершить всю операцию по капсулированию судов.
   Финансовые затраты могут обойтись в 30-100 раз дешевле, чем предлагаемые западными коллегами альтернативные способы нейтрализации дремлющей смерти [142]. Если не изолировать англо-американские компактные захоронения, можно дождаться единовременного выброса химических отравляющих веществ в воду, что станет причиной одной из величайших экологических катастроф современности.
   Существуют технологии, отработанные российскими специалистами из Центрального конструкторского бюро морской техники «Рубин» и других организаций, принимавших участие в разработке методов для изоляции атомной подводной лодки «Комсомолец». Они подходят и для изоляции химических боеприпасов на Балтике или Черном море. Все признают, что проблема по своему масштабу и сложности даже не региональная, а глобальная и решать ее надлежит всем миром [143].
   Западные специалисты исходят из того, что при нейтрализации угрозы возможны варианты, и предлагали разные способы:
   – поднять и перезахоронить суда на больших глубинах в открытом океане;
   – вскрыть трюмы, содержимое вывезти и уничтожить;
   – накрыть суда саркофагами подобно саркофагу на Чернобыльской АЭС.
   Российские эксперты взвешивали каждый из трех вариантов. Они нашли их неприемлемыми по разным причинам: либо чрезмерно дорого, либо бесконечно долго, либо чересчур рискованно. Не исключено и то, что в момент подвижки судна или грунта может произойти окончательная разгерметизация опасных боеприпасов.
   Отечественные специалисты-экологи пришли к выводу, что касаться захоронения нельзя и по той причине, что в боеприпасах содержатся взрывчатые вещества, которые в морской воде образуют пикраты, чувствительные к ударам и толчкам. При попытке разгрузить трюмы, может случиться взрыв и в его результате жидкие отравляющие вещества частично растворятся в воде, а отчасти осядут на дно в виде дымящихся желеобразных комков, которые сохранят свои токсичные свойства на протяжении десятилетий.
   Более того, ни одна страна не даст согласия на вывоз этих снарядов на свою территорию или через свою территорию для уничтожения.
   Известный российский генетик профессор В.А. Тарасов провёл исследование этой сложнейшей экологической проблемы и пришёл к удручающим выводам по поводу негативного влияния затопленного химического оружия на здоровье многих миллионов европейцев. Он установил, что попавшее по пищевой цепочке в человеческий организм ничтожное количество отравляющих веществ обладает не только сильным токсичным, но и мутагенным действием [144].
   Так же, как и радиация, химические мутагены вызывают у людей изменения в соматических и половых клетках. Врачам хорошо известно, что соматические изменения стимулируют злокачественные опухоли, а мутации в половых клетках способствуют рождению детей с серьёзными наследственными изменениями. Более того, стабильные соединения отравляющих веществ или попавшие в человеческий организм их токсичные побочные продукты вызывают более опасные последствия, чем радиоактивное облучение.
   Генетические последствия, обусловленные отравлением людей затопленным наследием Второй мировой войны, обладают двумя важнейшими особенностями. Во-первых, они необратимы, а первоначально возникшие мутации не исчезнут из генофонда. Во-вторых, при отравлении людей химическими веществами, могут произойти столь непредсказуемые наследственные изменения у будущих поколений, что их не удастся устранить даже наиболее эффективными лекарствами и применением совершенной медицинской технологии.
   Оставленные оккупантами на территории СССР боеприпасы и отравляющие вещества уже привели к тяжелым заболеваниям и гибели тысяч людей, нанесли ущерб угодьям, плодородному слою земли, водоемам. Однако если правительства заинтересованных стран в скором времени не примут самых эффективных мер по ликвидации опасных «кладов», то население соответствующих регионов еще не раз испытает на себе зловещее эхо минувшей войны.
   Экологические преступления, совершенные в годы Второй мировой войны и после ее окончания – это посягательства на экологическую безопасность, на безопасность окружающей природной среды как условия и средства обитания человека и живых организмов, а в принципе – и их выживания.
   Стратегическими задачами мирового сообщества в современных условиях экологической угрозы должны быть:
   – истребление потребительского отношения к среде обитания природе, основанного на положении, что человек – хозяин природы;
   – разработка принципиально нового экологического мировоззрения;
   – четкое соблюдение норм экологической этики, стимулирующей и обязывающей необходимость природоохранных действий ради блага природы и ее охраны.

4. Уроки войны и Победы

   В наше переломное время, на историческом рубеже новой конфронтации Европы и США с правопреемницей СССР Российской Федерацией, а также Украины, с одной стороны, с Россией и Белоруссией, с другой, актуализировалась практическая необходимость еще раз переосмыслить как итоги, так и уроки Второй мировой и Великой Отечественной войны с позиций современного видения мира. И не только потому, что еще не все уроки извлечены и исчерпаны. Но и вследствие того, что они особенно важны для правильных решений и действий в настоящем и будущем.
   Речь идет о комплексе крупных политических, социальных и военно-стратегических проблем, вокруг которых и развертываются ожесточенные споры. Наиболее важными из них являются следующие две – самые узловые и актуальные.
   Первая – была ли неизбежна война, имелась ли реальная возможность ее предотвратить?
   Это не просто риторический вопрос исторического плана. Объективный ответ на него тесно связан с действительностью нашей эпохи. Проблемы непростого предвоенного периода каждый раз вызывали и сейчас возбуждают большой резонанс в Европе и мире. Это значит, что обращение к урокам прошлого необходимо и злободневно. Вместе с тем при их обсуждении выплескивается много эмоций, плохо скрываемых комплексов, шумных обвинений. Ряд современных западных политиков, получив эстафетную палочку от своих предшественников, по уже укоренившейся привычке заявляют о том, что Россия пытается переписать историю. Однако при этом не могут аргументированно и документально опровергнуть ни единого факта. Разумеется, им трудно, да и невозможно спорить с подлинными документами, которые хранятся не только в российских, но и в зарубежных архивах.
   Следовательно, актуальной является потребность продолжать анализ причин, которые привели к мировой войне, исследовать сложные события, трагедии и победы, особенно ее уроки, не только для России и государств бывшего Советского Союза, но и всего мира. И здесь принципиально важно опираться только на архивные материалы, свидетельства современников с тем, чтобы исключить любые идеологические и политизированные домысливания.
   Глубинные причины Второй мировой войны во многом вытекают из решений, принятых по итогам Первой мировой войны. Версальский договор стал для Германии символом глубокой несправедливости. Фактически речь шла об ограблении страны, которая обязана была выплатить западным союзникам огромные репарации, истощавшие ее экономику. Главнокомандующий союзными войсками французский маршал Ф. Фош пророчески охарактеризовал Версаль: «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет».
   Именно национальное унижение сформировало питательную среду для радикальных и реваншистских настроений в Германии. Нацисты умело играли на этих чувствах, строили свою пропаганду, обещая избавить Германию от наследия Версаля, восстановить ее былое могущество, а по сути, толкали немецкий народ к новой войне.
   Парадоксально, но этому прямо или косвенно способствовали западные государства, прежде всего, Великобритания и США. Их финансовые и промышленные круги весьма активно вкладывали капиталы в немецкие фабрики и заводы, выпускавшие продукцию военного назначения. А среди аристократии и политического истеблишмента было немало сторонников радикальных, крайне правых, националистических движений, набиравших силу и в Германии, и в Европе.
   Версальское «мироустройство» породило многочисленные скрытые противоречия и явные конфликты. В их основе – произвольно оформленные победителями в Первой мировой войне границы новых европейских государств. Практически сразу после их появления на карте начались территориальные споры и взаимные претензии, которые превратились в «мины замедленного действия».
   Известно, что Великая Отечественная война 1941–1945 годов началась и развивалась в рамках Второй мировой войны. Основные причины этой войны лежат в характере политики и экономики 20-30-х годов прошлого столетия. Война возникла как результат зарождения и развития сложного конгломерата антагонистических противоречий той эпохи: с одной стороны, непримиримого столкновения интересов двух мощных группировок капиталистических держав, их борьбы за сферы влияния, за передел уже поделенного мира; с другой – острейшего антагонизма между капиталистической системой и первой в мире страной, осуществлявшей социалистический курс развития.
   Разрешение этих противоречий могло идти по-разному: мирным политическим путем, или стезей вооруженного насилия. Мирный путь мог быть реален в том случае, если бы всеми правительствами по-настоящему были осмыслены масштабы предстоявших разрушений, потерь и гибельные последствия войны. Но, к сожалению, все стороны веровали в свои преимущества и надеялись на гарантированную победу. Разумеется, в тех исторических условиях военные успехи еще были возможны. Но в долгосрочной перспективе война уже тогда никому не могла принести решающих выгод. Напротив, она грозила катастрофой.
   К сожалению, у фашизма оказалось достаточно сил, чтобы встать на авантюрную военную колею, тогда как у потенциальных сторонников мирного решения не нашлось ни воли, ни должного сплочения, чтобы воздвигнуть барьеры на пути к войне.
   Современный анализ событий прошлых лет свидетельствует о том, что Вторая мировая, а следовательно, и Великая Отечественная война, как ее важнейшая часть, не были фатально неотвратимы. Агрессора можно было остановить, а войну предупредить, если бы со стороны западных демократий, как и СССР, не были допущены роковые политические ошибки и стратегические просчеты. Во всяком случае, если возникла бы в какой-либо форме система коллективной безопасности, то сдержать, «осадить» агрессора, ставившего своей целью достижение мирового господства, было бы неизмеримо легче.
   Бикфордовым шнуром Второй мировой войны явился Мюнхенский сговор 1938 года (так его называют в России, на Западе он известен как Мюнхенский договор). В этой политической сделке участвовали Великобритания и Франция, а последовавшая за ним оккупация и раздел Чехословакии Третьим рейхом привели к тому, что война стала неизбежной. Теперь это событие пытаются скрыть лидеры европейских стран, в особенности Польши, которая принимала в нем участие наряду с Германией.
   Германия и Польша заранее и вместе решали, кому достанутся и какие чехословацкие земли. 20 сентября 1938 года посол Польши в Германии Ю. Липский сообщил министру иностранных дел Польши Ю. Беку о следующих заверениях Гитлера: «… в случае, если между Польшей и Чехословакией дело дойдет до конфликта на почве польских интересов в Тешине, Рейх станет на нашу (польскую) сторону». Главарь нацистов даже давал подсказки, советовал, чтобы начало польских действий «последовало… только лишь после занятия немцами Судетских гор».
   Раздел Чехословакии был жестоким и циничным. Мюнхен обрушил даже те формальные, хрупкие гарантии, которые оставались на континенте. Он показал, что взаимные договоренности ничего не стоят. Именно Мюнхенский сговор послужил тем «спусковым крючком», после которого большая война в Европе стала неизбежной. Тот факт, что страны однажды нарушили свои обязательства и поддержали Мюнхенскую сделку, а некоторые из них даже участвовали в дележке прибыли, – не единственная причина для сокрытия события.
   Еще одна причина заключается в том, что это своего рода стыд перед воспоминаниями тех драматических дней 1938 года, когда СССР был единственным, кто вступился за Чехословакию. Сегодня европейские политики и, прежде всего, польские руководители хотели бы «замолчать» Мюнхен. Почему? Не только потому, что их страны тогда предали свои обязательства, поддержали Мюнхенский сговор, а некоторые даже приняли участие в дележе добычи.
   Советский Союз, исходя из своих международных обязательств, в том числе соглашений с Францией и Чехословакией, пытался предотвратить трагедию. Польша же, преследуя свои интересы, всеми силами препятствовала созданию системы коллективной безопасности в Европе. Польский министр иностранных дел Ю. Бек 19 сентября 1938 года прямо писал об этом уже упомянутому послу Ю. Липскому перед его встречей с Гитлером: «… в течение прошлого года польское правительство четыре раза отвергало предложение присоединиться к международному вмешательству в защиту Чехословакии».
   Британия, а также Франция, которая была тогда главным союзником чехов и словаков, предпочли отказаться от своих гарантий и бросить на растерзание эту восточноевропейскую страну. Не просто бросить, а направить устремления нацистов на Восток, с прицелом на то, чтобы Германия и Советский Союз неизбежно бы столкнулись и обескровили друг друга.
   Именно в этом заключалась западная политика «умиротворения». И не только по отношению к Третьему рейху, но и к другим участникам так называемого Антикоминтерновского пакта – фашистской Италии и милитаристской Японии. Ее кульминацией на Дальнем Востоке стало англо-японское соглашение лета 1939 года, предоставившее Токио свободу рук в Китае. Ведущие европейские державы не хотели признавать, какая смертельная опасность для всего мира исходит от Германии и ее союзников. Рассчитывали, что война их самих обойдет стороной.
   Мюнхенский сговор показал Советскому Союзу, что западные страны будут решать вопросы безопасности без учета его интересов. А при удобном случае могут сформировать антисоветский фронт. Вместе с тем Советский Союз до последней возможности, несмотря на двуличную позицию стран Запада, старался использовать любой шанс для создания антигитлеровской коалиции.
   По линии разведслужб советское руководство получало подробную информацию о закулисных англо-германских контактах летом 1939 года, которые велись весьма интенсивно, причем практически одновременно с трехсторонними переговорами представителей Франции, Великобритании и СССР, которые западными партнерами, напротив, сознательно затягивались. Об этом красноречиво свидетельствует документ из британских архивов – инструкция британской военной миссии, которая прибыла в Москву в августе 1939 года. В ней прямо говорится, что делегация должна «вести переговоры очень медленно»; что «правительство Соединенного Королевства не готово брать на себя подробно прописанные обязательства, которые могут ограничить нашу свободу действий при каких-либо обстоятельствах».
   Важно отметить, что в отличие от англичан и французов советскую делегацию возглавили высшие руководители Красной Армии, которые имели все необходимые полномочия «подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе».
   Свою роль в провале переговоров сыграла Польша, которая не хотела никаких обязательств перед советской стороной. Даже под давлением западных союзников польское руководство отказывалось от совместных действий с Красной армией в противостоянии вермахту.
   В сложившейся ситуации Советский Союз подписал Договор о ненападении с Германией. Фактически сделал это последним из стран Европы, причем на фоне реальной опасности столкнуться с войной на два фронта – с Германией на западе и с Японией на востоке, где уже шли интенсивные бои на реке Халхин-Гол.
   Сталин и его окружение заслуживают многих справедливых обвинений. Преступления режима против собственного народа, ужасы массовых репрессий – это трагическая сторона межвоенного периода СССР. Советских руководителей того времени можно и нужно упрекать во многом, но не в отсутствии понимания характера внешних угроз. Они видели, что Советский Союз пытаются оставить один на один с Германией и ее союзниками. И они действовали, осознавая эту реальную опасность, чтобы выиграть драгоценное время для укрепления обороны страны.
   По поводу заключенного тогда Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом, известным как пакт Молотова-Риббентропа, сейчас много толкований и претензий именно в адрес современной России, как правопреемницы СССР. В этой связи важно отметить, что Советский Союз дал ему правовую и моральную оценку. В постановлении Верховного Совета от 24 декабря 1989 года официально осуждены секретные протоколы как «акт личной власти», никак не отражавший «волю советского народа, который не несет ответственности за этот сговор».
   Вместе с тем другие государства предпочитают не вспоминать о соглашениях, где стоят подписи нацистов и западных политиков. Не говоря уже о юридической или политической оценке такого сотрудничества, в том числе молчаливого соглашательства некоторых европейских деятелей с варварскими планами нацистов, вплоть до их прямого поощрения. Чего стоит циничная фраза посла Польши в Германии Ю. Липского, произнесенная в беседе с Гитлером 20 сентября 1938 года: «… за решение еврейского вопроса мы (поляки) поставим ему… прекрасный памятник в Варшаве».
   Российские историки не знают, были ли какие-либо секретные «протоколы» и приложения к соглашениям ряда стран с нацистами. В частности, до сих пор не рассекречены материалы о тайных англо-германских переговорах. Поэтому всем государствам необходимо активизировать процесс открытия своих архивов, публикацию ранее неизвестных документов предвоенного и военного периодов. Именно так поступает Российская Федерация, которая готова к широкому сотрудничеству, к совместным исследовательским проектам ученых-историков.
   К сожалению, многие европейские государства пока не расположены к совместной работе. Напротив, преследуя свои цели, они наращивают против Российской Федерации количество и масштаб информационных атак, хотят заставить оправдываться, испытывать чувство вины. С этой целью принимают насквозь лицемерные политизированные декларации. Так, например, одобренная 19 сентября 2019 года Европейским парламентом резолюция «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» прямо обвинила СССР – наряду с нацистской Германией – в развязывании Второй мировой войны. Естественно, что каких-либо упоминаний о Мюнхене там не содержится.
   Следует полагать, что подобные «документы» при явном расчете на скандал, несут опасные, реальные угрозы. Ведь ее принял авторитетный европейский орган, который явно продемонстрировал осознанную политику по разрушению послевоенного мироустройства, создание которого было делом чести и ответственности стран, ряд представителей которых проголосовали за эту лживую декларацию. И таким образом, они подняли руку на выводы Нюрнбергского трибунала, на усилия мирового сообщества, создававшего после победного 1945 года универсальные международные институты.
   Помимо угрозы для фундаментальных принципов миропорядка, есть здесь и моральная, нравственная сторона. Глумление, издевательство над памятью – это подлость. Подлость бывает намеренной, лицемерной, вполне осознанной, когда в заявлениях по поводу 75-летия окончания Второй мировой войны перечисляются все участники антигитлеровской коалиции, кроме СССР.
   Подлость бывает трусливой, когда сносят памятники, воздвигнутые в честь борцов с нацизмом, оправдывая постыдные действия лживыми лозунгами борьбы с неугодной идеологией и якобы оккупацией.
   Подлость бывает кровавой, когда тех, кто выступает против неонацистов и наследников бандеровцев, убивают и сжигают.
   Подлость проявляет себя по-разному, но от этого она не перестает быть омерзительной.
   Забвение уроков истории неизбежно оборачивается тяжелой расплатой. Российская Федерация, как правопреемница Советского Союза, обязана твердо защищать правду, основанную на документально подтвержденных исторических фактах. С этой целью реализуется масштабный проект по созданию в России крупнейшей коллекции архивных документов, кино-и фотоматериалов по истории Второй мировой войны и предвоенному периоду.
   Как подчеркнул Президент Российской Федерации в статье «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим», которая размещена на сайте Кремля и в «Российской газете», «не существует архивных документов, которые подтверждали бы версию о намерении СССР начать превентивную войну против Германии. Да, советское военное руководство придерживалось доктрины, что в случае агрессии Красная Армия быстро даст отпор врагу, перейдет в наступление и будет вести войну на территории противника. Однако такие стратегические планы вовсе не означали намерения первыми напасть на Германию».
   Наивно было верить, что, расправившись с Чехословакией, Гитлер не предъявит очередные территориальные претензии. На этот раз – к своему недавнему соучастнику в разделе Чехословакии – Польше. Поводом здесь также послужило наследие Версаля – судьба так называемого Данцигского коридора. Последовавшая затем трагедия Польши – целиком на совести тогдашнего польского руководства, которое помешало заключению англо-франко-советского военного союза и понадеялось на помощь западных партнеров. Подставило свой народ под каток нацистской машины уничтожения.
   Бесспорно, главный и непосредственный виновник войны – германский фашизм. Именно он несет всю полноту ответственности за развязывание кровавой агрессии. Однако западные державы своим потворством Гитлеру, близорукой политикой умиротворения, стремлением изолировать Советский Союз и канализировать экспансию на восток создали условия, при которых потенциальная возможность развязывания нацистской Германией мировой войны превратилась в реальность.
   Вторая мировая война не случилась в одночасье, не началась неожиданно, вдруг. И агрессия Германии против Польши не была внезапной. Она – результат многих тенденций и факторов в мировой политике того периода. Адольф Гитлер решил напасть на СССР, поскольку не сомневался в быстроте и успехе военной кампании. Он одобрил план «Барбаросса», зная, что Советский Союз был главной силой, которая противостояла ему в Европе.
   Все довоенные события выстроились в одну роковую цепь. Главными факторами, которые предопределили величайшую трагедию в истории человечества, были государственный эгоизм, трусость, удовлетворение набирающего силу агрессора и нежелание политических элит искать компромисс. Ответственность за начало войны несут руководители ведущих стран мира.
   Поэтому исторически неверно утверждать, что двухдневный визит в Москву нацистского министра иностранных дел Риббентропа – главная причина, породившая Вторую мировую войну. Все ведущие страны в той или иной степени несут свою долю вины за ее начало. Каждая совершала непоправимые ошибки, самонадеянно полагая, что можно обхитрить других, обеспечить себе односторонние преимущества или остаться в стороне от надвигающейся мировой беды. И за такую недальновидность, за отказ от создания системы коллективной безопасности платить пришлось миллионами жизней, колоссальными утратами.
   Советский Союз в тревожные предвоенные годы со своей стороны прилагал немало усилий для консолидации миролюбивых сил. Однако выдвигаемые СССР предложения постоянно наталкивались на преграды западных держав, их упорное нежелание с ним сотрудничать. Велико было у них недоверие к государству, не отказавшемуся от тезисов Коммунистического интернационала (международная организация, объединявшая коммунистические партии различных стран в 1919–1943 годах) о неизбежности краха капитализма, укреплению союза пролетариев всего мира и установлению советской власти во всех странах.
   Высшее руководство СССР, в свою очередь, не использовало имевшихся шансов (хотя и ограниченных) для организации совместного отпора агрессору. Более того, рядом своих предвоенных решений и действий способствовало тому, что события развивались в русле, выгодном инициаторам войны. Предвоенной политической стратегии СССР подчас не хватало прозорливости, последовательности и гибкости. Нередко судьбоносные действия носили прямолинейный характер. Кстати, это продолжалось и в послевоенные годы, в частности, когда принимались ошибочные решения на ввод войск в Чехословакию, Венгрию, Афганистан и войну на территории Чечни. Во всех этих случаях руководители государства исходили из ближайших задач, не задумываясь о долгосрочных перспективах. А главное – уповали на силу, как определяющий аргумент своей политики.
   Вторая узловая проблема, тесно связанная с первой – цена политических ошибок.
   Накануне и в ходе войны с обеих сторон было допущено немало просчетов как военных, так экономических и дипломатических. Но роковую роль всегда играли крупные политические промахи. Если многие оплошности были поправимы, то политические просчеты, как правило, приводили к тяжелым последствиям.
   Серьезным политическим просчетом советского лидера явилась неверная оценка расстановки военно-политических сил, перспектив развития обстановки, целей, сроков и масштабов готовившейся вражеской агрессии. Безусловно, для подготовки к отражению германского вторжения в предвоенные годы было сделано немало. Этого никогда нельзя забывать.
   Ценой огромного напряжения духовных, моральных, физических и интеллектуальных сил народа удалось форсировать экономику, развернуть вторую мощную военно-техническую базу на востоке страны, в массовом объеме организовать производство многих современных для того времени видов вооружения и военной техники. Однако, планы экономической подготовки государства к войне не были реализованы полностью. Этому помешали как недостаток времени, так и грубые деформации социализма, необоснованные репрессии, в результате которых был нанесен существенный урон Вооруженным силам, промышленности, науке и культуре.
   Крупные ошибки были допущены и в оборонном строительстве. Предпринятая после советско-финляндской войны радикальная реорганизация советских Вооруженных Сил к началу агрессии завершена не была. Хотя к 1941 г. состав армии и флота был значительно увеличен, начата модернизация основных родов войск, в части стали поступать новейшие образцы вооружения, – в техническом отношении Красная Армия значительно уступала противнику.
   В Советском Союзе было больше дивизий, однако соединения уступали немецким не только по численности, но и по опыту, технической оснащенности. Большая часть танков, артиллерийских орудий, боевых самолетов была устаревшей.
   Не все было сделано для укрепления обороны новых западных границ, перестройки боевой и оперативной подготовки.
   Армия готовилась и воспитывалась в основном на опыте гражданской войны, ее командиры руководствовались ошибочными доктринальными установками – готовились к победе «малой кровью» и немедленному переносу военных действий с началом войны на территорию врага.
   Самый главный просчет состоял в том, что Вооруженные силы до последнего момента оставались в группировке мирного времени, тогда как им уже к весне 1941 г. противостояли полностью отмобилизованные, вымуштрованные, обладавшие опытом ведения современной войны вражеские ударные группировки.
   Крайне тяжелые последствия имело запоздалое приведение советских Вооруженных сил в полную боевую готовность, несмотря на то, что разведка своевременно установила подготовку Германии к войне, выявила ее стратегический замысел и конкретные оперативные планы. Эти, хотя и противоречивые данные, к сожалению, не были оценены должным образом. Высшее политическое руководство ошибочно полагало, что Гитлер до победы над Англией не решится на войну с СССР.
   До последнего мирного дня, вопреки здравому смыслу, Сталин категорически запрещал осуществлять даже минимальные меры по повышению боевой готовности войск приграничных военных округов. В конечном итоге такие действия поставили советские войска в тяжелейшее, крайне критическое положение.
   Безусловно, грубые политические ошибки допускались не только со стороны Советского Союза. Преступным и исторически ошибочным шагом нацистской Германии было само развязывание ею войны. В корне были порочны многие политические и стратегические планы руководства Третьего рейха.
   Разрабатывая замыслы молниеносной победы над СССР, немецкие политики и стратеги не сомневались в успехе. Они рассчитывали, что перед созданной ими огромной военной машиной не устоит никакая армия, полагали, что Советский Союз слабее Германии вместе с ее союзниками в военном отношении и не способен вести современную войну. В Берлине надеялись, что им не составит большого труда натравить друг на друга советские народы, изолировать СССР на международной арене и организовать против него «крестовый поход».
   Однако, как показали дальнейшие события, как политические, так и военные расчеты германского руководства оказались авантюрными, непосильными и в конечном итоге – гибельными для них как зачинщиков войны. В отличие от победных маршей на Западе, на советской земле им пришлось столкнуться с совершенно иной войной – войной всенародной, справедливой, бескомпромиссной, отечественной.
   Нельзя не отметить и допущенные как в предвоенные годы, так и в военную пору политические ошибки, прежде всего США, Англии, Франции, что проявилось в действиях лидеров этих государств, преднамеренно оттягивавших открытие второго фронта боевых действий в Европе против Германии.
   Грубым просчетом со стороны западных держав была и развязанная ими после «горячей» войны – война «холодная», которая характеризовалась военным, экономическим и политическим противостоянием двух военно-политических блоков во главе с СССР и США во второй половине XX века. В прямом смысле это противодействие нельзя назвать войной, так как непосредственного военного столкновения между участниками конфронтации не было, что не мешало им поддерживать враждующие стороны в череде конфликтов по всему земному шару. Соперничество между двумя сверхдержавами сопровождалось гонкой вооружений – как обычного, так и ядерного, – периодически ставившей мир на порог новой мировой войны.
   К концу Второй мировой войны Соединенные Штаты Америки обладали монополией на атомное оружие, что ставило их в выигрышное положение в случае потенциального конфликта. Демонстрацией военного превосходства стали бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, совершенные в августе 1945 года. Ввиду этого обстоятельства СССР приложил все усилия, чтобы создать ядерный паритет.
   В этом противостоянии большое внимание придавалось идеологии – в борьбе за гегемонию в мире столкнулись коммунизм и капитализм.
   Крупные политические ошибки, приведшие к развалу государства – победителя в Великой Отечественной войне, были допущены первым президентом Советского Союза. Согласно «новому политическому мышлению» М.С. Горбачева, для «разрядки» отношений между Востоком и Западом страны Организации Варшавского договора (ОВД) в одностороннем порядке пошли на сокращение вооружений.
   После прошедшей в 1987 году в Вашингтоне новой встречи двух лидеров был подписан Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. В 1988 году начался вывод советских войск из Афганистана, закончившийся спустя год.
   После встречи в декабре 1989 года на Мальте М.С. Горбачева и нового президента США Д. Буша, на которой Советский Союз фактически отказался от сферы своего влияния в Восточной Европе, практически во всех европейских странах социалистического блока произошли «бархатные революции». Коммунистические правительства пали, чему СССР никак не препятствовал. Начался вывод советских войск из Европы. В ноябре 1989 года была разрушена Берлинская стена, а в октябре 1990 года произошло объединение Германии.
   Крушение стран социалистического содружества и Советского Союза стало главным итогом холодной войны. Биполярная система мира превратилась в однополярную. Как следствие, в мире осталась одна сверхдержава – Соединенные Штаты Америки, которые, потеряв противовес, стали проводить более агрессивную внешнюю политику, развязав череду войн по всему миру.
   К итогам холодной войны можно отнести серию гражданских войн, вспыхнувших на территории бывшей Югославии и в странах постсоветского пространства. Страны бывшего социалистического блока оказались новым рынком сбыта для экономик Запада, что стало катализатором для их роста. Страны бывшего Советского Союза, наоборот, столкнулись с тяжелейшими экономическими и социальными потрясениями и демографическим кризисом.
   Утверждение новых политических взглядов в Российской Федерации может быть гарантом того, что к международным отношениям в настоящее время и в будущем будут применяться принципиально другие подходы. Однако, при этом важно помнить: цена вероятных политических ошибок сейчас многократно возросла. Опыт истории минувшей войны учит тому, что у российского руководства и правительств других государств должно хватить политической мудрости их избежать.
   Прошлое помогает лучше понять настоящее и предвидеть будущее. История 1939–1945 гг. преподала государствам, правительствам, партиям, политическим лидерам, нациям, народам, словом, всему человечеству немало уроков, которые не могут и не должны быть забыты. Правильная оценка накопленного опыта и извлечение из него полезных выводов сохраняют свою актуальность и в настоящее время.
   Применительно к Великой Отечественной войне советского народа и победе над фашизмом следует выделить три группы уроков: утверждающие, обязывающие (императивные) и напоминающие (предупреждающие) [145].
   Утверждающие уроки минувшей войны советского народа с нацистской Германией и ее союзниками отражают реальность победы над фашизмом как свершившегося явления. Победа – неотъемлемое содержание прошлого, настоящего и будущего. Без этого результата войны история человечества была бы иной, ибо фашизм – это не только мракобесие во всех сферах общественной жизни.
   Весомые слова были сказаны 8 мая 1985 г. Рихардом фон Вайцзеккером, депутатом бундестага ФРГ, по поводу нравственной оценки войны и фашизма: «Рядом с неисчерпаемой армией мертвых встает, как гора, человеческое страдание – страдание подвергшихся бесчеловечной и принудительной стерилизации, страдание беженцев и изгнанников, страдание ограбленных и изнасилованных, угнанных на принудительные работы, страдание от бесправия и пыток, от голода и нужды, от страха перед арестом и смертью, страдание от утраты всего того, во что слепо верили, ради чего трудились» [146].
   Поэтому главный урок войны состоит в том, что бороться против военной угрозы надо до того, как заговорит оружие, тем более ядерное. Войны легко начинаются, но трудно заканчиваются. Опыт борьбы с фашизмом учит, насколько опасно попустительство зачинщикам войн и военных авантюр.
   В 30-е годы прошлого века имелись реальные возможности укротить агрессивные государства, не позволить им ввергнуть мир в войну. В сложившихся тогда условиях антивоенные силы из-за отсутствия действенной системы коллективной безопасности не смогли достичь этой цели. Существовавшие в то время международные организации и союзы государств, призванные не допустить использования военного насилия для передела мира, оказались неспособными остановить агрессора. При этом, соотношение экономических, политических и соответственно военных сил между зачинщиками назревавшей мировой войны и ее противниками было явно не в пользу последних.
   Коллективная безопасность не сложилась непосредственно перед Второй мировой войной еще и потому что, так же, как и западные страны, СССР стремился остаться по возможности в стороне от вероятного военного конфликта. И только когда германский агрессор перешагнул рубежи СССР, наступило прозрение. К счастью, советской дипломатии удалось не допустить образования единого, враждебного СССР фронта государств, а затем избежать войны на два фронта. Это оказало воздействие на характер Второй мировой войны, явилось одной из предпосылок возникновения антигитлеровской коалиции и в конечном итоге разгрома агрессора.
   В числе уроков войны особое значение имеют уроки исторического оптимизма и исторического возмездия. Исторический оптимизм обусловлен реализацией общечеловеческих ценностей. Он воплощен в самой победе над фашистско-милитаристской системой Германии, Италии, Японии и их союзников. Возмездие, настигшее агрессоров, было направлено против реакционных сил, которые не только препятствовали свободному и демократическому развитию государств, но и угрожали народам физическим уничтожением.
   Это закономерный итог борьбы с силами, посягнувшими на свободу и независимость народов. Да и в прошлом захватчики, угрожавшие народам нашей страны, как правило, терпели поражение. Вот почему так актуально звучали во время войны слова, связанные с именем Александра Невского: «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!»
   Важным слагаемым актом исторического возмездия стало наказание военных преступников. 16 октября 1946 г. приведением в исполнение смертного приговора, вынесенного двенадцати высшим руководителям третьего рейха [3 - Заочно к смертной казни через повешение был приговорен и Мартин Борман.] (Герману Вильгельму Герингу, Иоахиму фон Риббентропу, Вильгельму Кейтелю, Эрнсту Кальтенбруннеру, Альфреду Розенбергу, Гансу Франку, Вильгельму Франку, Юлиусу Штрейхеру, Францу Заукелю, Альфреду Йодлю, Артуру Зейс-Инкварту), закончился Нюрнбергский процесс.
   Агрессоров наказывали и прежде. Но именно Нюрнбергский процесс открыл эру международного правосудия, утвердил существование норм, основанных на общих для всего мира ценностях. В сущности, нацистских преступников судили не столько за конкретные убийства миллионов людей (за них, конечно, тоже), сколько за заговор против мира, за создание преступной партии и преступного государства, за возведение насилия и жестокости в ранг политических принципов, за подготовку и ведение войны.
   Международный военный трибунал в качестве доказательства рассматривал и книгу «Майн кампф», поскольку она была не личным дневником Гитлера, а, как сформулировано в приговоре, «скорее можно сказать, что содержание этой книги объявлялось с крыш домов» [147], то есть использовалось для пропаганды преступных целей и действий нацизма.
   3 мая 1946 года в Токио начал свою работу Международный военный трибунал для Дальнего Востока (МВТДВ), который еще называют вторым или Дальневосточным Нюрнбергом. Его заседания проходили в течение почти двух с половиной лет, до 12 ноября 1948 г. В состав суда вошли представители 11 стран: СССР, США, Великобритании, Китая, Франции, Австралии, Канады, Новой Зеландии, Голландии, Индии и Филиппин. И обвинители, и члены трибунала представляли страны, находившиеся в состоянии войны с Японией и одержавшие над ней победу. Отсутствовали представители большинства бывших колоний, нейтральных стран и самой Японии.
   Первоначально в списке подсудимых было 29 человек, но бывший премьер-министр Японии Коити Кидо избежал участи своих соратников, приняв накануне ареста цианистый калий. Поэтому перед судом предстали 28 человек (двое из них – начальник генерального штаба императорского флота адмирал флота Осами Нагано и бывший министр иностранных дел Ёсукэ Мацуока не дожили до вынесения приговора). Следует отметить, что не все главные военные преступники Японии были посажены на скамью подсудимых. Некоторые из числа военных предпочли осуждению добровольную смерть.
   Международный военный трибунал закончился вынесением приговора по делу 25 японских военных преступников. К смертной казни через повешение были приговорены 7 человек: Хидэки Тодзио, Сэйсиро Итагаки, Коки Хирота, Иванэ Мацуи, Кэндзи Доихара, Хэйтаро Кимура, Акира Муто. 16 подсудимых были приговорены к пожизненному заключению. Сигэнори Того – к 20 годам, Мамору Сигэмицу – к 7 годам лишения свободы. Ни один из подсудимых не был оправдан. Приговор над семью военными преступниками, осужденными на смертную казнь, был приведен в исполнение в ночь с 22 на 23 декабря 1948 г. во дворе тюрьмы Сугамо в Токио.
   Необходимо отметить, что Токийский процесс был главным, но не единственным. Многих сдавшихся в плен (в основном генералов и офицеров) союзники судили сами. В ходе судебных процессов меньшего масштаба, прошедших в Иокогаме, Сингапуре, Маниле и ряде городов стран Азии, пострадавших от японской агрессии, были рассмотрены судебные дела преступников класса «В» и «С» (зверства, жестокое обращение с военнопленными и т. п.). К смертной казни были приговорены 937 человек, к пожизненному заключению – 358, к другим наказаниям – более 3 тыс. человек. В результате проведенного в СССР 29 и 30 декабря 1949 г. Хабаровского процесса к различным срокам тюремного заключения были приговорены 12 военнослужащих японских вооруженных сил, обвиненных в подготовке бактериологической войны, в том числе командующий Квантунской армией Отодзо Ямада [148].
   Нюрнбергский, а затем и Токийский процессы явились не только судом народов, правосудием истории над виновниками Второй мировой войны, над международной реакцией, но и победой идеалов справедливости, торжеством Добра над злом.
   Итоги Нюрнбергского и Токийского международных трибуналов сохраняют свою актуальность и в наши дни. Прежде всего они положили начало утверждению норм и принципов современного международного права, касающихся прежде всего, наказаний за военные преступления и преступления против мира и человечности. Уставы Международного военного трибунала в Нюрнберге и в Токио впервые предусмотрели за такие преступления индивидуальную уголовную ответственность. Решениями трибуналов тягчайшим международным преступлением была признана агрессивная война, подведен правовой фундамент под последующую борьбу за постановку вне закона бактериологического оружия.
   В первые послевоенные месяцы и годы в СССР были осуждены деятели антисоветских организаций, активные пособники нацистов. Наиболее крупными судебными процессами явились: дело атамана Г.М. Семенова и его сообщников, в августе 1946 г.; суд над бывшими генералами белого движения, служившими в вермахте, – П.Н. Красновым, А.Г. Шкуро и Султан-Гиреем Клычем (Килечем), а также С.Н. Красновым, Т.Н. Дамановым и Г. фон Панвицем, в январе 1947 г.
   Большой резонанс в стране получили и показательные процессы, проведенные в декабре 1945 г. – январе 1946 г. в Киеве, Минске, Риге, Смоленске и других городах над нацистскими военными преступниками, виновными в злодеяниях, и над пособниками оккупантов. Из 88 обвиняемых, среди которых 18 являлись генералами вермахта и СС, 66 были казнены. Состоялся справедливый суд и над руководителями так называемой «Русской освободительной армии». 26 августа 1946 года в центральных газетах было опубликовано сообщение Военной коллегии Верховного суда СССР: «На днях ВКВС СССР рассмотрела дело по обвинению Власова А.А., Малышкина В.Ф., Жиленкова Г.Н., Трухина Ф.И., Закутного Д.Е., Благовещенского И.А., Меандрова М.А., Мальцева В.И., Буняченко С.К, Зверева Г.А., Корбукова В.Д. и Шатова Н.С. в измене Родине» [149].
   В соответствии с пунктом 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила обвиняемых к смертной казни через повешение.
   Позиция России остается неизменной – преступным деяниям пособников нацистов не может быть оправдания, им нет срока давности. Поэтому вызывает недоумение, когда в ряде стран те, кто запятнал себя сотрудничеством с нацистами, вдруг приравниваются к ветеранам Второй мировой войны. Кощунственно и недопустимо ставить знак равенства между освободителями и оккупантами. А героизацию пособников нацистов следует рассматривать только как предательство памяти наших отцов и дедов, как предательство тех идеалов, которые объединили народы в борьбе с нацизмом.
   Незадолго перед казнью бывший генерал-губернатор оккупированной Польши, один из главных организаторов масштабного террора в отношении польского и еврейского населения Ганс Франк произнес фразу: «Пройдут тысячелетия, но эта вина Германии не будет смыта» [150]. По-видимому, не только предстоящая расплата за свои преступные деяния заставила его раньше, чем многих его сообщников взглянуть правде в глаза. Возможно, он знал больше о степени коллективной вины немцев за геноцид в Европе, чем ныне некоторые его соотечественники. И об этом красноречиво свидетельствуют события, происшедшие в столице Баварии за три года до начала XXI века.
   Весной 1997 г. в Мюнхене разразился грандиозный скандал. О нем писали практически все газеты и журналы Германии, ежедневные подробности происшедшего демонстрировались по многочисленным каналам немецкого телевидения. Причина – открывшаяся в городской ратуше выставка фотографий и документов под названием «Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941–1944 гг.».
   В первое воскресенье после ее открытия началась серьезная потасовка между двумя группами молодежи – сторонниками и противниками выставки. Полиции удалось пресечь ее, но с этого дня на всех автобанах при подъезде к Мюнхену полицейские заворачивали автомобили, набитые молодыми людьми в кожаных куртках и с бритыми затылками. Чтобы попасть на выставку, нужно было простоять несколько часов в очереди.
   Вообще-то в представленных экспонатах ничего необычного не было. До этого дня весь мир эти и подобные им фотографии не раз видел – сжигаемые деревни, массовые расстрелы мирных жителей, виселицы, Житомир, Тернополь, Орша, Дрогобыч, Орел… Но чаще всего под фотографией подпись: «Неизвестная область СССР». Однако акценты выставки несколько иные, чем всегда. Раньше все знали и за долгие годы уверовали окончательно: эти «акции» над мирным населением осуществляли эсэсовцы.
   Экспозиция «Война на уничтожение» недвусмысленно демонстрировала, что полумифические эсэсовцы по большей части тут ни при чем. Они делали лишь свою часть «работы», в значительной мере ограниченную численностью войск СС. Все же остальное (а это «остальное» и есть самое массовое) – дело рук вермахта, то есть обыкновенных «служивых» немцев. И если учесть, что за годы Второй мировой войны в вермахте отслужило практически все мужское население Германии, то неминуемо возникает проблема, которой до сего времени историки и публицисты предпочитали не касаться. Это проблема коллективной ответственности немцев, их коллективной вины за массовое уничтожение мирного населения в годы войны.
   Вопрос о коллективной ответственности немцев впервые был поднят на Западе в 1996 году американским историком Даниэлем Гольдхагеном в книге «Добровольные палачи Гитлера: обычные немцы и холокост».
   Этот научно-исследовательский труд стал сенсацией, а его автор – лауреатом престижной премии Ассоциации политических исследований и профессором Гарвардского университета. В нем впервые в западной историографии исследованы приказы армейских военачальников, командиров полкового и дивизионного звена, а также переписка солдат вермахта со своими родственниками.
   Книга вызвала потрясение во многих странах Запада, она обострила общественное понимание прошлого в период радикальных перемен в Германии. Немецкие историки ополчились против аргументированного утверждения автора о коллективной вине немцев. Д. Гольдхаген на основе документов привел многочисленные факты, дезавуирующие утвердившееся в сознании многих европейских обывателей представление о подневольности исполнителей, о решающей роли нацистов и эсэсовцев в геноциде. Все это автор предложил заменить очень простым, а потому страшным предложением: в катастрофе человечества виноват немецкий народ.
   Коллективную немецкую вину перед человечеством подтвердила и мюнхенская выставка «Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941–1945 гг.» [151].
   Наряду с утверждающими уроками войны очевидны и ее обязывающие уроки. Один из них – необходимость закрепления добытой Победы, твердой и последовательной поддержки позитивных процессов, получивших развитие в ходе справедливой войны и в результате разгрома германского фашизма и японского милитаризма. Несколько десятилетий после окончания Второй мировой войны Европа жила в мире. Огромная роль в этом достижении принадлежит победе советского народа в Великой Отечественной войне.
   Продолжает сохранять свое актуальное значение урок, требующий учитывать изменение места и роли войны и военного насилия как преграды на пути поступательного развития человечества. Войны становятся все более жестокими и кровопролитными. Подготовка к их ведению, конфронтационность государств, соперничающих друг с другом прежде всего в военной области, сдерживают социальный прогресс, снижают уровень жизни народов. Это убедительно подтверждают годы «холодной войны», когда огромные богатства, создаваемые интеллектуальным и физическим трудом людей, призванные служить источником их благосостояния, направлялись на гонку вооружений.
   В этом контексте важно признать историческую близорукость политического руководства как США, так и СССР, отказавшихся в связи с Планом Маршалла от поиска достойных компромиссов, что могло бы способствовать сохранению и широкому развитию в новых послевоенных условиях плодотворного взаимодействия двух ведущих стран мира. Бывшие союзники по антигитлеровской коалиции стали бороться лишь за достижение собственных политических целей, уничтожая остатки былого сотрудничества, чем неоднократно подводили, в угоду своим приоритетам, все человечество на грань глобальной катастрофы.
   Наконец, пришло осознание того, что можно и нужно принимать все меры для разрешения международных противоречий политическими средствами. Однако, дипломатические усилия, а вслед за ними и политические решения дают результаты тогда, когда они опираются на экономическую и военную мощь. Следовательно, фактор военной силы играл и будет сохранять свою роль в обеспечении национальной безопасности России.
   Еще один важный урок – это необходимость правильно оценивать соотношение политики и военной стратегии.
   Бытующее, к сожалению, мнение о том, что политики должны заниматься только политикой, а военные – оборонными вопросами, крайне ошибочно. Политики в чистом виде не существует. Она лишь тогда жизненна и эффективна, когда в совокупности учитывает экономические, социально-политические, идеологические и, не в последнюю очередь, оборонные и военно-стратегические аспекты. При игнорировании одной из этих составляющих политика становится ущербной.
   Следовательно, политикам и военным необходимо работать рука об руку. Образно говоря, прелюдия войны и ее динамика должны стать учебником не только для политиков, склонных совершать ошибки, но и для тех государственных чиновников, от действий которых зависит военная безопасность Отечества – Российской Федерации.
   Не столько вина, сколько беда Сталина была в том, что он в угоду политической цели – любой ценой оттянуть войну – игнорировал чисто военные вопросы. В середине июня 1941 г. армия была поставлена в абсурдное положение: в условиях неотвратимой и уже фактически начавшейся агрессии ей запретили предпринимать какие-либо действия, которые, якобы, могли вызвать политические осложнения. Немецко-фашистские захватчики уже перешли границу, а многие командиры с опаской давали приказ на открытие огня по врагу, боясь пресловутых «политических осложнений».
   Не менее важный урок Великой Отечественной войны состоит в том, что забота о Вооруженных силах, укреплении безопасности государства должна быть всенародной. Разрушать оборонное сознание народа – это преступление. Почему-то на Западе политические партии могут иметь расхождения по тем или иным вопросам внутренней или внешней политики, но, когда речь заходит о нуждах вооруженных сил, проблемах национальной обороны, здесь нет у них разногласий.
   Идея служения Отечеству, создания высокого морального статуса защитника Отчизны в обществе должна стать общегосударственной. Она вправе занять ведущее место в общенациональной идее, вокруг которой объединяются все здоровые силы общества.
   Война со всей очевидностью показала, что Вооруженные силы лишь тогда могут выполнить свое предназначение, когда они морально поддерживаются обществом, хорошо обеспечены в материально-техническом плане. Образно говоря, у армии не должна «болеть голова» о том, во что одеться, обуться, чем питаться и т. д. Военные люди должны заниматься боевой подготовкой, совершенствованием своего профессионального мастерства, а не выбиванием зарплаты. Голодная и раздетая, недостаточно вооруженная армия – уже не армия. Если этого не осознать, Россия может утратить саму возможность защищать свои национальные интересы, свой суверенитет и безопасность. А виновных снова будут искать среди военных [152].
   Важным уроком минувшей войны является необходимость сдерживания национального и расового эгоцентризма, отказ от чрезмерной идеологизации международных отношений. То, что это возможно, убедительно показала антигитлеровская коалиция, сокрушившая агрессоров.
   Различные страны и народы ощущают жизненную потребность в сотрудничестве ради предотвращения войны, борьбы с ядерной опасностью и терроризмом. Ныне сотрудничество государств мира приобретает новые черты и сталкивается с новыми проблемами, получившими статус глобальных. Здесь важно находить пути решения самых острых и спорных вопросов, идти на разумные и приемлемые для каждой из сторон компромиссы, формулировать взаимовыгодные решения.
   Следовательно, опыт поиска и достижения ее участниками межгосударственных компромиссов в интересах борьбы против общего врага не утратил своего значения и в современных условиях.
   Одним из уроков войны является необходимость закрепления добытой высокой ценой победы. Это обязательная предпосылка необратимости позитивных процессов, получивших начало в ходе справедливой войны и в результате разгрома германского фашизма, а затем и японского милитаризма. Закрепление победы создавало условия для восстановления пострадавшей в ходе войны страны и ее последующего прогрессивного развития. Оно также оказалось благоприятным и для развития общедемократических процессов в других странах, реализации новых возможностей в решении проблемы войны и мира.
   Еще один обязывающий урок минувшей войны и Победы состоит в необходимости надежной защиты страны от внешних угроз, в том числе и военных. Такая защита должна строиться на поддержании достаточного оборонного потенциала и стабильной системе международных отношений.
   Феномен «22 июня» вскрыл наиболее характерный и особенно опасный способ развязывания агрессии: вероломство, вторжение на чужую территорию без объявления войны с нанесением мощнейшего первоначального удара на большую глубину полностью укомплектованными, отмобилизованными и развернутыми главными силами.
   Вместе с тем урок минувшей войны состоит в том, что в войне побеждает не та сторона, которая нанесла первой удар и достигла решающих успехов в самом его начале, а та, у которой больше моральных и материальных сил, которая умело использует эти силы и способна превратить потенциальную возможность победы в реальную действительность.
   Победа Советского Союза не была исторически предопределена, как в прошлом об этом подчеркивалось. Она была добыта, завоевана в упорной борьбе, ценой огромного перенапряжения всех сил государства, ее народа и армии. Вместе с тем, зная и помня все вехи минувшей войны, хотелось бы надеяться, что это была последняя победа в последней мировой войне.
   Тысячелетний опыт развития общества подводит к важнейшему историческому выводу – прогресс не должен и не может в качестве двигателя использовать насилие, каким бы идеологическим камуфляжем оно ни прикрывалось. Человечество имеет шанс навсегда оставить войны историкам.
   Не только уроки Великой Отечественной войны, но и опыт мировой истории требуют постоянного укрепления обороноспособности страны. Россия как одно из крупнейших государств мира связана со всеми уровнями угроз национальной безопасности – международной, региональной, национальной. В то же время угрозы национальной безопасности во многом лежат в экономической, научно-технической и технологической сферах.
   Для подтверждения данного обстоятельства достаточно привести следующий пример. Если во Второй мировой войне было использовано семь ранее не известных видов оружия, в корейской войне – двадцать пять, в четырех арабо-израильских военных конфликтах – тридцать, то в войне в Персидском заливе – около ста [153]. Следовательно, необходимость постоянного внимания качественному развитию военно-промышленного комплекса государства очевидна.
   Минувшая война, ее неисчислимые жертвы и последствия предупреждают народы о той опасности, которую несут войны вообще и мировые особенно, осознанию того, что они навсегда должны быть исключены из жизни общества.
   Недопустимость использования войны в качестве средства разрешения спорных вопросов между государствами особенно очевидна при существовании принципиально нового оружия – ракетно-ядерного. Развязывание ядерной войны приведет к гибели не десятки тысяч, а миллионы людей, поставит вопрос о существовании этносов, народов и государств. Она будет иметь катастрофические последствия для всей планеты.
   Одним из исторических уроков Великой Отечественной войны является и то, что она продемонстрировала превосходство отечественной военной науки и полководческой мысли – предвидение, творческий характер принимаемых решений, настойчивость и активность в достижении поставленных целей, способность слить воедино высокий боевой дух защитников Родины с военно-технической мощью, достоинствами советского военного искусства.
   Итоги Великой Отечественной войны позволяют извлечь важный урок, который можно назвать напоминающим.
   Это урок необходимости реализма в политике – внутренней и внешней, который следует учитывать при оценке состояния и тенденций развития общества, международной обстановки, соотношения сил мира и войны. Урок предъявляет высокую ответственность политикам за выработку и принятие решений, которые адекватно отвечали бы условиям обстановки, интересам страны и народа, сохранению мира как внутри государства, так и на международной арене.
   Ошибки и просчеты, допущенные накануне Великой Отечественной войны и в ходе нее, дорого обошлись советскому народу. Их исправление стоило больших жертв и усилий. Следовательно, правящие и оппозиционные партии, их лидеры, руководители государств и их правительства обязаны критически оценивать свою деятельность. Ведь известно, что отношение партий, власти и личностей к собственным ошибкам характеризует уровень их зрелости и ответственности, степень реального, а не рейтингового авторитета среди сограждан.
   Предвзятая оценка со стороны государственных деятелей исторических фактов, их интерпретация, оторванная от жизни, ведут к неправильным выводам, к просчетам в политике, стратегии и в наши дни. История не прощает тем, кто покушается на ее правду и пренебрегает ее уроками.
   В числе уроков Великой Отечественной войны и Победы особое место занимает урок, который является одновременно и утверждающим, и обязывающим, и напоминающим – это урок патриотизма, урок готовности к защите Родины. Его важность особенно велика в настоящее для общества время, когда наряду с положительными тенденциями заметно разрушительное действие негативных явлений, свидетельствующих об ослаблении у значительной части граждан страны патриотических чувств и убеждений.
   Как свидетельствует многовековая история нашего государства, без патриотизма немыслимо создать сильную державу, невозможно привить людям понимание их гражданского долга и уважения к закону, а без этого трудно выработать сколь-нибудь плодотворную и самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику.
   Как в годы Великой Отечественной войны, так и теперь патриотизм – огромная сила укрепления единства общества, формирования государственной идеологии, а следовательно, общенациональной идеи, решения экономических, социально-политических, правовых, демократических и других насущных проблем. Все мы вышли из прошлого, в котором отцы и деды, матери и бабушки, старшие братья и сестры защищали Родину, строили и укрепляли страну.
   Идея патриотизма – главная в строительстве Вооруженных Сил России. Сохранение и развитие лучших национально-исторических и боевых традиций – ключевые ее принципы. Без единства народа, без веры в его собственные силы, без преодоления национальных противоречий невозможно осуществить преобразования, которые позволят надежно защитить Родину. Отсюда еще один урок минувшей войны и Победы, урок всех послевоенных лет – необходимость воспитания любви к Родине, гордости за Отечество, уважения к своей истории, к славным делам и традициям предшествующих поколений.
   Великая Отечественная война показала, что патриотическая тенденция, преобладавшая в массовом сознании людей, оказала мощное мобилизующее воздействие на многонациональное общество страны. Анализ исторического опыта ведения справедливых войн подтверждает, что для защиты страны и государства только одной ненависти к агрессору и завоевателям чужих территорий недостаточно. У народа должна быть цель, «зовущая идея», ради которой он готов в интересах Родины пойти на большие жертвы.
   История минувшей войны – это средство познания и алгоритм формирования жизненной позиции. Новые поколения должны знать о том, как и почему возникла жестокая и кровавая схватка советского народа с нацизмом, каковы были ее ход и основные события, чем закончилась война и что дала Победа гражданам, как государство и его люди воспользовались этим результатом.
   Активность жизненной позиции молодого человека в большой мере зависит от того, насколько он знает ответы на эти вопросы и как их понимает. Без знания истории Великой Отечественной войны невозможно формирование исторического здравомыслия граждан нашей страны.
   Таким образом, уроки Великой Отечественной войны имеют непреходящее значение. Они предостерегают от ошибок и просчетов, учат необходимости укрепления российской государственности, обеспечения целостности России, поддержания и упрочения ее международного авторитета и, разумеется, создания условий для достойной жизни ее граждан.
   Ключевая международная проблема современности – отношения России с государствами, ранее входившими в состав СССР. Наши народы объединяют не только общая история, взаимные экономические и геополитические интересы, моральные ценности, миллионы родственных, дружеских и деловых связей, которые формировались столетиями, но и во многом схожие проблемы нынешнего времени. Дружба сплотила наши народы в годы тяжелых испытаний. Она остается непреходящей ценностью, опорой развития взаимовыгодных отношений.
   Накануне празднования 50-летия Победы во Второй мировой войне 67 % респондентов из числа опрошенных в шести европейских странах, не задумываясь, ответили, что решающую роль в разгроме нацистской Германии сыграли Соединенные Штаты Америки [154]. Умаление вклада СССР и непомерное преувеличение роли союзных держав в наказании агрессора – одно из последствий «холодной войны».
   Это и неудивительно: столько времени политики, а вслед за ними иные публицисты и историки Запада, а затем с началом «перестройки» и доморощенные «специалисты» преднамеренно искажали истинное положение вещей, принижая вклад Советского Союза в разгром европейского противника и его восточного союзника, в общую Победу. Они стремились и пытаются вновь «доказать», особенно молодежи, что СССР не был главным архитектором Победы во Второй мировой войне, а является таким же злодеем, как и германский нацизм.
   Историю Второй мировой войны сегодня переписывают методично и беззастенчиво. Доктор Геббельс с восхищением и завистью бы смотрел на нынешних западных историков. Ведь «ученики» явно превзошли «учителя». В США и в странах Европы уже удалось убедить значительную часть населения, что хотя война с Третьим рейхом велась и в России, но это был второстепенный фронт. Пока еще в современных голливудских фильмах о войне не показывают, как американские рейнджеры установили над рейхстагом звездно-полосатый флаг, но, судя по всему, это дело недалекого будущего.
   В праздновании в 2019 году 75-й годовщины открытия второго фронта в Европе – высадки союзных войск на севере Франции, кроме США и Великобритании участвовали и лидеры других стран-участниц Нормандской операции: Канады, Австралии, Новой Зеландии, Бельгии, Польши, Норвегии, Дании, Нидерландов, Греции, Словакии и Чехии. На торжества 6 июня на берегу Ла-Манша прибыли президент Франции Эмманюэль Макрон и президент Соединенных Штатов Дональд Трамп. Традиционно была позвана и Германия, которую представляла канцлер Ангела Меркель. Президента России Владимира Путина впервые за 15 лет на это мероприятия не пригласили.
   Уроки истории, которые преподавали и преподают американцам в средних школах и вузах, принесли свои плоды. Самый известный производитель сувенирной продукции в США, имеющий филиалы в Финляндии, Австрии, Швейцарии и других странах, компания Bradford Exchange, отчеканила очередную памятную монету-жетон, выпуск которой приурочен к 75-летию окончания Второй мировой войны. На ней изображены: американский президент Гарри Трумэн и генерал Дуайт Эйзенхауэр. На реверсе – число 75 и флаги трех боровшихся с нацизмом союзнических держав – США, Великобритании и Франции. Флаг СССР или знамя Красной Армии отсутствуют.
   В 2015 году Bradford Exchange выпустила сувенирную монету, посвященную 70-й годовщине Победы. На ней были изображены всего два флага – британский и США [155].
   На Западе все меньше иллюзий – кто победил во Второй мировой: конечно США, Англия и немного Франция. С западной бесцеремонностью этот вопрос был решен давным-давно. Невозможно не вспомнить реакцию Кейтеля, который, увидев среди представителей союзных держав, принимавших капитуляцию Третьего рейха, французского генерала, спросил с искренним изумлением: «Что? И эти нас тоже победили?».
   Исторический ревизионизм, проявления которого имеют место сейчас на Западе в отношении темы Второй мировой войны и ее итогов, опасен тем, что грубо, цинично искажает понимание принципов мирного развития, заложенных в 1945 году Ялтинской и Сан-Францисской конференциями. Главное историческое достижение Ялты и других решений того времени заключается в согласии создать механизм, который позволил бы ведущим державам оставаться в рамках дипломатии при разрешении возникающих между ними разногласий.
   Этапами консолидации общества на основе патриотизма и верности историческим традициям не должны быть только мероприятия по подготовке и празднованию текущих календарных дат и юбилеев Победы в Великой Отечественной войне.
   Важно проводить целенаправленные акции на всех уровнях, начиная от муниципальных и завершая международными, раскрывающие историческую правду о роли Советского Союза в разгроме германского нацизма, европейского фашизма и японского милитаризма, освещающие вклад СССР в создание условий для мирного демократического развития Европы и всего мира, объективно информировать мировую общественность об исторической роли народов бывшего Советского Союза и его Вооруженных сил в разгроме нацистской Германии и ее многочисленных европейских союзников.
   Важно использовать даты по окончанию Великой Отечественной для международного обсуждения исторической правды, касающейся причин Второй мировой войны, что может удержать мир от соскальзывания в новую мировую войну.
   Представляется важным всем странам опубликовать всё ещё засекреченные исторические документы Второй мировой войны и довоенного периода и использовать их вместе со свидетельствами современников для того, чтобы начать нацеленную на поиск истины дискуссию среди историков. Размышление о причинах Второй мировой войны должно побудить политические силы в сегодняшнем мире извлечь необходимые уроки и резко заставить мир осознать нарастающую опасность войны, чтобы избежать повторения старых ошибок.
   Деформировалось единое экономическое и оборонное пространство, обострились прежние и возникли новые политические, территориальные и националистические противоречия. На пространстве бывшего СССР вспыхнули вооруженные конфликты, ухудшилась духовно-нравственная атмосфера. В конце концов, произошла крупнейшая геополитическая катастрофа XX в. – Союз Советских Социалистических Республик распался.
   Республики, бывшие ранее в составе СССР, оказались отброшены в своем развитии назад. Некоторые из них (страны Балтии, Украина), придав своей государственной политике антироссийский характер и поощряя рост неонацистских настроений, встали на путь фальсификации истории, оправдания преступлений германских нацистов и их пособников из числа местных коллаборационистов, отрицания освободительной миссии Вооруженных сил Советского Союза.
   Причин этому несколько, и прямо выводить их из победы, достигнутой в 1945 г., было бы неправильно. В то же время правомерно полагать, что победа оказала на власть и общество в СССР чрезмерное успокаивающее воздействие. Годы, минувшие после распада Советского Союза в 1991 г., показывают: явно недооценивалась опасность появления в стране-победительнице германского нацизма таких отвратительных явлений, как радикальный национализм, ксенофобия, религиозный и этнический экстремизм, терроризм, а также социальные конфликты.
   Долго пребывавшие в подсознании значительного числа людей, они дали на постсоветском пространстве бурные всходы.
   К большому сожалению, начиная с 2014 года, опасность для России стала исходить с территории дружественной Украины, где в результате антигосударственного, антиконституционного переворота к власти пришли силы, исповедующие неонацистскую идеологию. Их поддержка со стороны США и других стран НАТО, режим экономических санкций, введенных против России, продолжающееся продвижение Североатлантического альянса к ее границам и попытки США разрушить сложившийся в мире стратегический баланс сил – эти и другие подобные акции еще более актуализировали урок, связанный с обеспечением национальной безопасности.
   Данный урок состоит в необходимости надежной защиты страны от любых внешних угроз, в том числе и военных. Такая защита должна строиться на поддержании необходимого и достаточного оборонного потенциала (военной мощи) и активном участии России в построении стабильной системы международных отношений во всех областях: политической, экономической, социальной, военной, экологической, духовной.
   Бесспорно, характер ведения боевых действий, системы вооружений, способы ведения войны после победного 1945 г. изменились кардинально. Оттесняя собственно военные операции на второй план, современные средства способны нанести противнику не меньший ущерб, чем в прошлом. А информационное оружие, построенное на базе технологий психологического воздействия, обладает значительно большей поражающей, проникающей и избирательной способностью, чем современные системы высокоточного оружия.
   Учитывая огромную разрушительную силу двух мировых войн XX столетия и почти безусловную вероятность того, что человечество не переживёт третьей мировой войны, на этот раз термоядерной, полезно отметить тот момент, в который каждую из этих мировых войн уже невозможно было предотвратить.
   Опираясь на общую историческую память, государства-участники Второй мировой войны, должны доверять друг другу. Это послужит прочной основой для успешных переговоров и согласованных действий ради укрепления стабильности и безопасности на планете, ради процветания и благополучия всех государств.
   Таким образом, война 1941–1945 гг., как составная часть Второй мировой войны, действительно была Великой, Отечественной, священной, народной. Она наложила неизгладимый отпечаток на судьбы миллионов людей планеты, на развитие большинства стран мира, сформировала облик целой эпохи. И вполне закономерно, что с течением времени не ослабевает интерес к этому всемирно-историческому событию, не сужается круг злободневных вопросов, требующих правдивых и исчерпывающих ответов. Но при всем фантастическом переплетении света и теней послевоенных десятилетий неизменным остается одно: бессмертие подвига народа-победителя.
//-- Примечания --//
   1. Мифологический словарь. М., 1985. С. 91.
   2. Вторая мировая война. Актуальные проблемы. М., 1995. С. 314–318.
   3. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. М., 1990. Кн. 2. С. 227.
   4. Там же. С. 232–234.
   5. Большевик. 1946. № 5. С. 3.
   6. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Кн. 2. С. 418.
   7. Политическое самообразование. 1988. № 17. С. 43.
   8. Там же.
   9. Людские потери в Великой Отечественной войне. СПб., 1995. С. 72.
   10. Поляков Ю.А. Наше непредсказуемое прошлое. М., 1995. С. 97.
   11. Новая и новейшая история. 1992. № 3. С. 219.
   12. Вторая мировая война. Актуальные проблемы. С. 317.
   13. Источник. 1994. № 5. С. 87–94.
   14. Там же. С. 92.
   15. Там же. С. 94.
   16. Там же.
   17. Военно-исторический журнал. 1990. № 3. С. 14–16.
   18. Правда. 1990. 9 мая.
   19. Памяти павших: Великая Отечественная война (1941–1945). М., 1995. С. 81.
   20. Зверев Б.И. Главный фронт борьбы с фашизмом. М., 1990. С. 4.
   21. Вторая мировая война: итоги и уроки. М., 1985. С. 120.
   22. Геббельс Й. Дневники 1945 г. Последние записи: пер. с нем. Смоленск, 1993. С. 298, 302.
   23. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. М., 1995. С. 72.
   24. Союзники в войне 1941–1945. М., 1995. С. 28.
   25. Труд. 1984.13 ноября.
   26. Основные показатели работы Тыла советских Вооруженных Сил в операциях Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1970. С. 292.
   27. Цит. по: Труд. 1984.13 ноября.
   28. Всероссийская Книга Памяти 1941–1945: обзорный том. С. 411.
   29. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 100.
   30. Памяти павших: Великая Отечественная война (1941–1945). С. 90.
   31. Стратегический очерк Великой Отечественной войны. М., 1961. С. 969.
   32. Основные показатели работы Тыла советских Вооруженных Сил в операциях Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 321–323.
   33. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 101.
   34. Государство и право. 1995. № 5. С. 9.
   35. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 101.
   36. Великая Отечественная война 1941–1945: энциклопедия. М., 1985. С. 169.
   37. Людские потери СССР в Великой Отечественной войне. С. 179.
   38. Советская Россия 1997. 21 июня.
   39. Сборник сообщений Чрезвычайной государственной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. М., 1946. С. 7.
   40. Людские потери СССР в Великой Отечественной войне. С. 179.
   41. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 87.
   42. Там же.
   43. Там же.
   44. Памяти павших: Великая Отечественная война (1941–1945). С. 83.
   45. Всероссийская Книга Памяти 1941–1945: обзорный том. С. 406.
   46. Там же. С. 407.
   47. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 89.
   48. Людские потери СССР в Великой Отечественной войне. С. 148.
   49. Источник. 1994. № 1. С. 54–55.
   50. Народ и война: 50 лет Великой Победы. СПб., 1995. С. 227–228.
   51. Правда. 1990. 9 апреля.
   52. ЦАМО. Ф. 32. Оп. 64598. Д. 10. Л. 384, 387.
   53. Международная жизнь. 1994. № 5. С. 90.
   54. Там же. С. 92.
   55. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 96.
   56. Всероссийская Книга Памяти 1941–1945: обзорный том. С. 410.
   57. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 97–98.
   58. Военно-исторический журнал. 1962. № 12. С. 72.
   59. Международная жизнь. 1994. № 9. С. 102.
   60. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 107.
   61. Урланис Б. Война и народонаселение Европы. Людские потери вооруженных сил европейских стран в войнах XVII–XX вв.: историко-статистическое исследование. М., 1966. С. 199.
   62. Военно-исторический журнал. 1960. № 5. С. 81.
   63. Там же. 1996. № 3. С. 30.
   64. Там же. С. 31.
   65. Там же. С. 32.
   66. Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. С. 109.
   67. Там же. С. 105, 110.
   68. Советская Россия. 1997. 21 июня.
   69. Там же.
   70. Гриф секретности снят: потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. С. 374–375.
   71. Вторая мировая война: итоги и уроки. С. 211.
   72. Там же.
   73. Основные показатели работы Тыла советских Вооруженных Сил в операциях Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 300.
   74. Вторая мировая война: итоги и уроки. С. 211.
   75. Там же. С. 212.
   76. Народное хозяйство в Великой Отечественной войне 1941–1945: статистический сборник. М., 1990. С. 53.
   77. Российская газета. 1995.10 мая.
   78. Симонов Н. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920-1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управления. М., 1996. С. 185.
   79. Страницы истории советского отечества. М., 1989. С. 364, 365.
   80. Известия. 1955. 25 сентября.
   81. Золотарев В.А., Тюшкевич С.А. Опыт и уроки отечественной военной истории. М., 1995. С. 89.
   82. Тридцатилетие победы советского народа в Великой Отечественной войне: документы и материалы. М., 1975. С. 3–4.
   83. Вторая мировая война 1939–1945. Т. 12. М., 1984. С. 349–362.
   84. Наше Отечество. Опыт политической истории. В двух томах. Т. 2. М., 1991.
   85. Там же. С. 427.
   86. Кондакова Н.И. Духовная жизнь России и Великая Отечественная война 1941–1945 гг. М., 1995. С. 4–5.
   87. Памяти павших: Великая Отечественная война (1941–1945). С. 253.
   88. Величие подвига советского народа: Зарубежные отклики и высказывания 1941–1945 годов о Великой Отечественной войне. М., 1985. С. 262.
   89. Азия и Африка сегодня. 1996. № 1. С. 14.
   90. Золотарев В.А., Тюшкевич С.А. Опыт и уроки отечественной военной истории. С. 91.
   91. Международная жизнь. 1994. № 9. С. 95.
   92. Гареев М.А. Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства. М.: Восточный университет. 1996. С. 190.
   93. Красная звезда. 1996. 5 мая.
   94. Гареев М.А. Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства. С. 190.
   95. Независимая газета. 1996. 8 мая.
   96. Волкогонов Д. Семь вождей. М., 1995. Кн. 2. С. 430.
   97. Там же. С. 443.
   98. 50-летие Великой Победы над фашизмом: история и современность. Смоленск, 1995. С. 273–274.
   99. Правда России. 1996. 7 мая.
   100. Вторая мировая война и современность. М., 1972. С. 162.
   101. Там же. С. 40.
   102. Русская мысль. 1997.16–22 октября. С. 5.
   103. Русская мысль. 1997. 9-15 октября. С. 20.
   104. Военная энциклопедия. Т. 2. М., 1994. С. 443.
   105. Журнал Московской патриархии. 1945. № 3. С. 23–24.
   106. Военно-исторический журнал. 1997. № 3. С. 6.
   107. 50-летие Великой Победы над фашизмом: история и современность. С. 307.
   108. История России с древности до наших дней: пособие для поступающих в вузы. М., 1994. С. 330.
   109. Советская военная энциклопедия. Т. 2. М., 1976. С. 137.
   110. 50-летие Великой Победы над фашизмом: История и современность. С. 291.
   111. Международная жизнь. 1995. № 4–5. С. 60.
   112. Памяти павших: Великая Отечественная война (1941–1945). С. 27.
   113. Советская военная энциклопедия. Т. 6. М., 1978. С. 137.
   114. Освободительная миссия Советских Вооруженных Сил во второй мировой войне. М., 1971. С. 469–470.
   115. Военно-исторический журнал. 1997. № 3. С. 8.
   116. Архив Президента РФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 279. Л. 4-67.
   117. История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 10. М., 1979. С. 134.
   118. http://www.mining-enc.ru/t/trotil-/
   119. Специальные органы по ограблению советского народа.
   http://economics.studio/istoriya-ekonomiki/spetsialnyie-organyi-ogrableniyu-sovetskogo-44508.html
   120. http://www.ntv.ru/novosti /223440/
   121. Тайна Казачьей бухты.
   https://botja55.livejournal.com/30192.html
   122. http://flot.com/history/events/gruziadisposal/
   123. Проблема с грифом «Секретно» // Московский комсомолец. 2014.12 ноября.
   124. Там же.
   125. http://www.mk.ru/social/2014/ll/ll/bomba-u-beregov-kryma-chto-khranitsya-v-konteynerakh-na-dne-chernogo-morya.html?google_editors_picks=true
   126. Известия. 1991. 25 января.
   127. Балтийское море – море смерти.
   https://earth-chronicles.ru/news/2011-12-25-14025
   128. Красная звезда. 1992.18 марта.
   129. «Оружие Судного дня» на дне Балтийского моря.
   http://newsbalt.ru/reviews/2011/07/oruzhie-sudnogo-dnya-na-dne-baltiysko/
   130. Федоров Л.А. Необъявленная химическая война в России: политика против экологии. М., 1995. http: //www.seu.ru ⁄ с ci/lib/books ⁄ chemwar I
   131. Там же.
   132. Опасная Балтика. Яды Третьего Рейха.
   http://www.liveinternet.ru/users/2492363/post307096218
   133. Подводное кладбище химического оружия отравляет Балтийское море, https://topwar.ru/33440-podvodnoe-kladbische-himicheskogo-oruzhiya-otravlyaet-baltiyskoe-more.html
   134. Балтика убьёт всю Европу.
   http://ru-an.info/новости/балтика-убьёт-всю-европу/
   135. Ипритовый некрополь.
   http: //www.sovsekretno.ru/articles/id/812 ⁄
   136. Подъем из преисподней: репортаж со склада «оружия Судного дня», http://news.day.az/unusual/276323.html
   137. «Оружие Судного дня» на дне Балтийского моря.
   http://newsbalt.ru/reviews/2011/07/oruzhie-sudnogo-dnya-na-dne-baltiysko/
   138. Угроза со дна морского.
   http: //www.liveinternet.ru/users ⁄ glorij a/postl 78401132/
   139. Общая газета. 1994.16 сентября.
   140. Затопление химического оружия в Японском море.
   http://levfedorov.ru/ucs-info-53/
   141. Сахалинский шельф. Оппоненты. «Сахалинская пустыня».
   http://vff-s.narod.rU/sh/w/sl2.htm
   142. Захоронение отходов на морском дне.
   https://translated.turbopages.org/proxy_u/en-ru.ru.1887dba3-637e6-388-31739600-74722d776562/https/en.wikipedia.org/wiki/0cean_dispo-sal_of_radioactive_waste
   143. «Оружие Судного дня» на дне Балтийского моря.
   http://newsbalt.ru/reviews/2011/07/oruzhie-sudnogo-dnya-na-dne-baltiysko/
   144. Балтика убьёт всю Европу.
   http://ru-an.info/новости/балтика-убьёт-всю-европу/
   145. Золотарев В.А., Тюшкевич С.А. Опыт и уроки отечественной военной истории. С. 104.
   146. Цит. по: Новое время. 1990. № 40. С. 41.
   147. Цит. по: Итоги. 1996. № 23. С. 40.
   148. План войны против СССР «Кантокуэн» и японское бактериологическое оружие.
   https://www.fondsk.ru/news/2021/08/17/plan-vojny-protiv-sssr-kantokuen-i-japonskoe-bakteriologicheskoe-oruzhie-54258.html
   149. История России с древности до наших дней: пособие для поступающих в вузы. С. 345.
   150. Советская Россия. 1997. 21 июля.
   151. Московский комсомолец. 1997.12 марта.
   152. Ориентир. 1997. № 5. С. 7.
   153. Красная Звезда. 1997. 31 января.
   154. Военно-исторический журнал. 1997. № 4. С. 2.
   155. Комсомольская правда. 2019. 23 мая.

Заключение

   Река времени беспрерывно отдаляет человечество от 9 мая и 2 сентября 1945 года, когда завершилось ожесточенное противоборство сил добра и зла. С каждой неделей все меньше и меньше остается не только творцов Победы – участников войны и тружеников тыла, но и ее малолетних очевидцев из числа детей и подростков, возраст которых сейчас уже во многом за 80 лет.
   Путь постижения и осмысления крупнейшего исторического события XX века – Победы советского народа над нацистской Германией и ее европейскими союзниками в 1941–1945 гг. весьма непростой. Прежде всего потому, что предмет познания – «Великая Отечественная война», – чрезвычайно сложный и противоречивый. Это и особое состояние общества, и бескомпромиссная вооруженная борьба, экономическое противоборство, дипломатическое соперничество, противостояние идеологий и разрешение этих противоречий. В ней драматическое и трагическое неразрывно связано с героическим, жертвы и разрушения – со взлетом человеческого духа. Не так просто объяснить и тем более изучить в школах и вузах в рамках отведенного регламентом государственных образовательных стандартов все стороны войны, показать величие народа, его подвига, имеющего всемирно-историческое значение, воздействие Победы над нацизмом, фашизмом и милитаризмом на последующий ход развития человечества.
   Трудность состоит и в том, что требуется учитывать существующие различия в подходах к оценке истории минувшей войны, изложенные в рекомендованных для этой цели учебниках истории, к тому же написанных унылым казенным языком. Глубина и аргументированность анализа – вот критерий, по которому можно судить о подлинной ценности книг и фолиантов, а также тех или иных исторических изысканий.
   Новые поколения граждан современной, постсоветской, России черпают знания о войне не только из рассказов очевидцев, находящихся в преклонном возрасте. Многое узнают из художественной литературы и кинофильмов, так различающихся в наше время между собой как по содержанию, так и направленности. Но наиболее обстоятельные и системные сведения о ней содержатся в исторических работах, которые также отличаются друг от друга глубиной анализа, широтой охвата событий войны и характером их осмысления.
   Научные исследования последних десятилетий подтверждают вывод о том, что в освещении и истолковании Великой Отечественной войны были и остаются серьезные недостатки. Это не столько пробелы в раскрытии многих ее еще непрочитанных до конца страниц, сколько весьма произвольные, не опирающиеся на документы и всестороннюю оценку фактов трактовки известных событий, порой переходящие границы элементарной объективности и правдивости.
   В 90-е годы прошлого столетия в развитии отечественной историографии начался новый, постсоветский период. Отказ от единой идеологии и монопольного господства официальных концепций, расширение базы источников и тематики исследований привели, с одной стороны, к формированию широкого диапазона различных, порою крайне противоречивых взглядов на историю этого события. Освобождение от контроля «сверху» и последовавшая за этим потеря идеологической ориентации вызвали у отечественных историков смятение, переросшее в кризис российской исторической науки, с другой стороны.
   Многие ученые и специалисты, увидев, что государство частично утратило интерес к собственной истории, одновременно урезав размеры бюджетных статей, ранее выделявшихся на историческую науку, на время устранились от активной исследовательской деятельности. Возникшей свободой не замедлила воспользоваться другая группа интеллигенции, имевшая близость к печатным и электронным средствам массовой информации, главным образом из числа публицистов и журналистов. Они оккупировали трибуну, позволившую преподносить быстрые ответы на умолчания, которые содержались в отечественной историографии Великой Отечественной войны. Их публикации, радио– и телепередачи, как правило, носили односторонний характер и лишь частично соответствовали истине. Это была не взвешенная, и не объективная история, а очередная ее тенденциозная политизация с националистическим уклоном, начавшая овладевать умами и сердцами не только россиян, но и граждан государств, ранее входивших в состав СССР.
   На развитие процесса познания истории Второй мировой войны и ее составной части – Великой Отечественной войны оказывают воздействие многочисленные, нередко противоречивые международные, межгосударственные, идеологические, духовные, национальные, социальные, политические и экономические факторы. Отечественный и зарубежный опыт свидетельствуют, что изучение не может дать плодотворных результатов, если этот процесс базируется на предвзятости, при которой на первый план выдвигаются задачи идеологического противостояния и политической борьбы. Там, где игнорируются принципы объективности, всесторонности и историзма, интересы науки о прошлом своей страны, других государств, такое исследование не может содержать правду истории.
   Перипетии двух последних десятилетий свидетельствуют, как глубоко вошли события военного прошлого в повседневность. Реакция Запада на государственный переворот в Украине, результатом которого стал приход к власти сил, предающих забвению общее победное наследие наших народов, режим примененных и применяемых экономических санкций, имеющих своей конечной целью смену государственного курса Российской Федерации и низведение ее до положения региональной страны, – эти и им подобные явления свидетельствуют о том, что недругов у России по-прежнему немало.
   История, как известно, наказывает тех, кто не делает из нее выводов. Ключевая задача применительно к Великой Отечественной войне – вынести из прошлого опыта уроки, позволяющие избегать трагических ошибок и просчетов, чтобы успешно решать сложнейшие проблемы современности.
   Великая Отечественная война является главной составной частью Второй мировой войны. Именно Советский Союз был основным препятствием на пути нацистов к мировому господству, именно советско-германский фронт стал главной ареной невиданного по масштабам военного противоборства, именно Красная Армия уничтожила большую часть живой силы и военной техники противника. Поистине неисчислимы жертвы, принесенные народами СССР на алтарь Победы.
   Увы, в настоящее время вопрос о роли государств антигитлеровской коалиции в достижении победы в войне является одним из самых политизированных. На западе искажается всемирно-историческая роль СССР в разгроме нацистской Германии, деформируется подлинная картина событий. Советский Союз наряду с нацистской Германией представляется как поджигатель войны. Активно предпринимаются попытки неправомерного пересмотра итогов Второй мировой войны и выгораживания истинных ее виновников.
   Различные по характеру Великую Отечественную и войну с Японией объединяла главная цель – разгромить агрессоров, несущих ответственность за развязывание мировой войны на западе и востоке, и установить прочный мир и гарантии свободного развития народов. Со стороны Советского Союза Великая Отечественная война была вынужденной. К ответным действиям советский народ и его вооруженные силы вынудила неспровоцированная агрессия нацистской Германии и ее союзников.
   Документы, материалы и факты неоспоримо свидетельствуют, что вторжение вермахта на советскую территорию было заранее спланировано и тщательно подготовлено. Ни о какой импульсивности действий нацистского руководства не может идти и речи, если учесть, что план «Барбаросса» – план войны против СССР был подписан за полгода до фактического открытия боевых действий и все это время педантично выполнялся военным командованием вермахта.
   Из документов, разработанных нацистским руководством следует, что оно лишало восточнославянский этнос, как и ряд других «расово неполноценных» народов, права на существование. Политические цели преступной войны нацистской Германии против СССР, будучи сформулированными в плане «Барбаросса», генеральном плане «Ост», директивах и приказах военного командования вермахта, состояли в том, чтобы, разгромив Красную Армию, уничтожить СССР как государство, истребить и поработить его народы.
   По своим политическим целям и характеру война Советского Союза против нацистской Германии и ее европейских союзников была Отечественной, освободительной, справедливой. В этих характеристиках отразился исторический выбор народов СССР, его политического и военного руководства. В условиях, когда иноземное нашествие угрожало самому существованию страны и населявших ее народов, на первый план выдвинулись патриотические, национально-государственные интересы. Чувство патриотизма в годы Великой Отечественной войны достигло своего наивысшего накала.
   Война с первого же дня стала всенародной. На защиту Отечества встало все население нашей страны, независимо от социальной принадлежности, возраста, рода деятельности, места проживания. В противоборстве с врагом объединились и фронт, и тыл. Возник такой феномен, как практически полное совпадение интересов масс и политической элиты, был преодолен обозначившийся в 1930-е гг. конфликт власти и народа. По сути, каждый сознательный гражданин СССР ощутил свою личную ответственность за судьбу Отечества.
   Неправомерно замалчивать тот факт, что определенная часть населения СССР иначе встретила известие о фашистской агрессии и стала сотрудничать с врагом. Это, однако, не опровергает вывода о том, что в годы суровых испытаний подавляющее большинство советских граждан воспринимало существующий в стране социально-политический строй в качестве законного, сплотившись во имя защиты тех жизненных ценностей, которые им были понятны и близки.
   В отличие от всех предшествующих войн, пережитых советским народом, Великая Отечественная война стала особым состоянием общества, потребовавшим кардинальной перестройки всех сфер жизни – политической, экономической, военной, духовной, социальной, вызвала необходимость превратить страну в единый военный лагерь.
   Основным признаком этого особого состояния было подчинение всей жизни народа, деятельности государственных и общественных организаций, экономики, науки, духовной жизни общества интересам справедливой войны, защите Отечества. Фронт и тыл стали единым целым, вооруженная борьба на фронте, действия партизан и подпольщиков в тылу врага приобрели определяющее значение; экономика работала преимущественно на нужды вооруженных сил; произошли перемены в политической надстройке, существенно возросло значение организаторской деятельности государства, правящей коммунистической партии. Население пошло на сознательное резкое снижение жизненного уровня, испытывая острую нужду и лишения военного времени.
   Отстаивая свою землю и независимость, советский народ одновременно осуществлял и освободительную миссию в отношении других народов, попавших под гнет германского фашизма и японского милитаризма. Освободительная миссия Красной Армии за пределами территории СССР логично вытекала из характера борьбы, которую он вел против нацистской Германии, ее сателлитов и союзников, и диктовалась необходимостью навсегда уничтожить военную машину агрессора. Наряду с военно-стратегическими соображениями советское руководство принимало во внимание и интернациональные задачи по оказанию помощи порабощенным народам Европы и Азии в избавлении от вражеской оккупации.
   СССР не преследовал цели приобретения каких-либо территориальных или материальных выгод, хотя советское руководство и не скрывало от союзников, что оно заинтересовано в утверждении на освобожденных территориях лояльных Советскому Союзу властей. Такого рода стремление было логичным и не выходило за рамки международно-правового порядка, который устанавливали другие участники антигитлеровской коалиции в тех странах, куда вступали их армии.
   Выпады оскорбительного характера, звучащие сегодня в адрес Советского Союза и его правопреемницы Российской Федерации, сводящиеся к обвинениям в оккупации стран Восточной Европы и установлении там антидемократических режимов, не имеют под собой объективной основы.
   Во Второй мировой войне советско-германский фронт был основным и приоритетным. По количеству развернутых здесь сил и средств, масштабам, интенсивности и результатам проводившихся операций, степени ожесточенности противоборства Красной Армии и вермахта на всех этапах войны он существенно превосходил все другие фронты, взятые вместе. Против Вооруженных сил Советского Союза действовало почти три четверти всех войск фашистского блока, основная масса его боевой техники и вооружения. Именно здесь противник потерял почти 80 % своей живой силы, боевой техники и вооружения.
   В связи с этим важно подчеркнуть факт решающей роли СССР и его Вооруженных сил в разгроме нацистской Германии и ее союзников, что не преследует цели принизить мощь и значимость военных усилий других стран антигитлеровской коалиции. Этот акцент обусловлен необходимостью утвердить объективный взгляд на одну из самых трагических страниц мировой истории. Это тем более необходимо в условиях, когда вклад СССР в разгром сил фашизма, нацизма и милитаризма сегодня отрицается ревизионистами от истории.
   К сожалению, отставание в области военного искусства было одной из главных причин неудач и поражений Красной Армии в первом периоде войны. Однако со временем советские военачальники и командиры приобретали ценнейший боевой опыт, извлекали уроки из проведенных сражений и боев, учились увереннее и искуснее управлять войсками.
   В динамике трагических и одновременно героических военных лет испытание на прочность выдержали не только вооруженные силы и экономика страны, но и государственная система Советского Союза, советское общество, морально-психологический настрой народа. Победа в войне опиралась на значительную экономическую, материальную базу, которая стала фактом полного единства фронта и тыла. Духовно-нравственные основы победы обусловила совокупность важнейших факторов: советского патриотизма, идейной убежденности советских людей в правоте их дела, патриотической роли церкви, а также благотворного влияния культуры и искусства, деятельности средств массовой информации и других форм воздействия на сознание людей.
   Победить сильного и крайне опасного для мирового сообщества врага стало возможным во многом благодаря эффективным скоординированным действиям антифашистской коалиции, ядром которой были СССР, США и Великобритания. Однако нельзя забывать, что агрессия могла быть удушена еще в зародыше, а финиш длинной цепи военных авантюр, обрекших многие народы и страны на жестокие испытания, жертвы и лишения, мог быть значительно раньше, если бы еще накануне Второй мировой войны была бы создана действенная система коллективного противодействия силам нацизма и милитаризма. К сожалению, этот очевидный вывод не был усвоен политиками, стоявшими во главе государств антигитлеровской коалиции в момент ее триумфа.
   Говоря об итогах войны, в первую очередь следует обратить внимание на то, что в ходе нее была решена историческая задача по ликвидации фашистско-милитаристской политической системы и военной машины в Германии, Италии, Японии и других странах нацистско-фашистского блока. В силу сложившихся обстоятельств и логики Второй мировой войны Советский Союз оказался единственной страной, способной остановить агрессора и тем самым создать условия для реального объединения всех антифашистских сил в борьбе с агрессией и победы над захватчиками.
   Одним из главных уроков как Второй мировой, так и холодной войны является необходимость консолидировать усилия мирового сообщества по созданию механизма международного контроля над попытками любых сил утвердить однополярное мироустройство, подорвать международную стабильность путем нарушения суверенных прав народов, под любым благовидным предлогом пытаться играть военными мускулами. Народы и страны могут и должны быть выше любых разногласий, когда решается вопрос о будущем всего человечества.
   К сожалению, совместная победа над блоком фашистских государств сменилась не развитием сотрудничества государств-победителей, а жесткой конфронтацией, политической конкуренцией, идеологическим противостоянием, что проявилось в форме и содержании так называемой холодной войны.
   Распад Советского Союза и системы социалистических государств, ликвидация одного из двух центров мировой силы породили у США как лидера западного блока государств стремление к однополярному миру, единоличному доминированию в решении международных вопросов. Жаль, что в настоящий период времени, когда Россия заявила о своих национальных интересах, конфронтация в мире не только не уменьшилась, а наоборот – значительно усилилась.
   Важно помнить, что в мире уважают и прислушиваются лишь к тем, кто способен за себя постоять и имеет для этого все необходимое. Это актуальный урок Великой Отечественной войны, особенно в военно-политической сфере. Отсюда главная задача – укреплять и развивать экономический потенциал государства и ее вооруженных сил, являющихся надежным гарантом безопасности Отечества.
   Борьба за «современную» интерпретацию истории Второй мировой войны и Великой Отечественной как ее неотъемлемой части ведется в форме острого бескомпромиссного информационного и психологического противоборства. Эти битвы современного мира направлены против России. Они осуществляются в русле геополитической конкуренции не только бывшими союзниками СССР по антигитлеровской коалиции и ее противниками, но и, к сожалению, рядом государств, ранее входивших в СССР, которые плечом к плечу сражались за общую Победу.
   В мировой истории не было ни одной войны, которая не подвергалась бы фальсификации, но попытки извратить историю Великой Отечественной войны достигли невиданных масштабов. Развернувшиеся в последние годы процессы, связанные с переосмыслением событий прошедших лет, поисками путей обновления исторического знания о минувшей войне, зачастую сопровождаются проявлениями исторического нигилизма, отвергающего совокупность фактов, элементарные нормы нравственности, объективные знания.
   Искажениями истории Великой Отечественной войны как антинаучные и идущие вразрез с задачами формирования исторического сознания являются попытки ряда зарубежных и, к сожалению, некоторых российских авторов свести войну к окружениям и отступлениям, ссылкам и депортациям. Историческая память народа сохранила Великую Отечественную войну как всенародный жертвенный подвиг, время невиданных испытаний и столь же невиданного ранее массового героизма. В этом смысле историческая наука не может не реагировать на запросы общественного мнения и не видеть за внешне безобидно звучащими призывами к «новому прочтению» истории явные и неявные попытки фальсификаторов истории «переписать» Великую Отечественную, кардинально пересмотрев ее причины, характер и итоги.
   К сожалению, вопреки ожиданиям фронтового поколения, что Великая Отечественная война станет последней, сменится эпохой мирного созидательного труда, а поверженный нацизм и фашизм уже никогда не смогут поднять голову, вторая половина XX столетия и третье десятилетие XXI века оказались наполнены большими и малыми войнами, чреваты угрозой третьей мировой войны. Союзники СССР по антигитлеровской коалиции, в то время, когда еще не стихли последние сражения Второй мировой войны, перешли в стан потенциальных противников, и мир, разделившийся на два противостоящих друг другу лагеря, охватила гонка вооружений.
   Действительность начала XXI века показала, что военная сила продолжает играть большую роль в международных отношениях, в жизни отдельных государств и народов. Стремлению решать спорные вопросы дипломатическими, политическими и другими средствами противостоит мощная тенденция применения военно-силовых методов. Об этом свидетельствуют многочисленные локальные войны, вооруженные конфликты и вмешательство стран НАТО в дела суверенных народов Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии, Сирии, а в последнее время – Украины и Белоруссии. Одновременно мировому сообществу брошен вызов со стороны международного терроризма и других сил, опирающихся на мощную военную силу.
   Такого рода явления и процессы, по сути, в той или иной мере – отголоски Второй мировой войны либо концептуально связанные с ней, делают особенно актуальной задачу извлечения уроков из прошлого во имя будущего. И первый из них – урок, обязывающий учитывать коренное изменение места и роли войны, военного насилия в жизни общества вообще. Очевидно, что гонка вооружений и терроризм сдерживают социальный прогресс, тормозят экономическое развитие стран и не позволяют повышать уровень жизни народов.
   Отсюда следует, что категорическим императивом нашего времени является не только предотвращение ядерной войны, борьба с международным терроризмом, но и урегулирование, недопущение локальных вооруженных конфликтов, гонки вооружений, применения военной силы. Все противоречия и спорные вопросы могут и должны разрешаться политическими и иными ненасильственными средствами. Обеспечение безопасности государств больше не является функцией только военной силы.
   Советский Союз, одержав победу над нацистской Германией, ее европейскими союзниками и милитаристской Японией, вышел из войны с огромным морально-политическим авторитетом, сильным в военном отношении, но с ослабленной войной экономикой и грузом больших потерь. Во время войны советские люди, образно говоря, расправили плечи и почувствовали свою силу. Это позволило СССР уже к середине 1950-х гг. в основном ликвидировать причиненные фашистами разрушения, поднять из развалин сотни городов, тысячи сел и деревень. Был восстановлен и превзойден довоенный промышленный потенциал, ожило сельское хозяйство. В области образования, науки и культуры страна сделала огромный рывок вперед.
   В то же время война вскрыла противоречия, накопившиеся в обществе, обозначила существенные недостатки системы управления, способов решения национальных, социальных
   и политических проблем. К сожалению, ни правящая партия, ни общество в целом не проявили к этой стороне советской действительности необходимого внимания. Примерно с середины 1970-х гг. экономика страны стала утрачивать динамизм в своем развитии, нарастали застойные явления во всех сферах жизни советского общества. Лишь на первый взгляд они не были связаны с наследием Великой Отечественной войны.
   На самом деле именно в период войны приобрели обостренные формы крайняя степень централизации управления страной, включая экономику, ее милитаризация, примат идеологии. Но в условиях военного времени они были и легко объяснимы, и что самое главное – необходимы, выступив одним из решающих источников победы над врагом.
   Однако война закончилась, а эти явления не только не прекратились, но и приобрели дополнительную динамику. Произошло то, что нередко наблюдалось в жизни победителей, будь то народы или отдельные индивидуумы: сама победная обстановка не побуждала к критическому переосмыслению действительности и внесению необходимых корректив. Постепенно страна, выигравшая войну, и ее народ-победитель стали отставать от побежденных.
   С развалом Союза Советских Социалистических Республик, что является крупнейшей геополитической катастрофой XX века, деформировалось единое экономическое и оборонное пространство, обострились прежние и возникли новые политические, этнические и территориальные противоречия. На территориях бывшего СССР вспыхнули вооруженные конфликты, ухудшилась духовно-нравственная атмосфера. Республики, бывшие ранее в составе советской империи, оказались отброшены в своем развитии назад. Некоторые из них (страны Балтии, Украина, частично Грузия), придав своей государственной политике антироссийский характер и поощряя рост неонацистских настроений, встали на путь фальсификации истории, оправдания преступлений германских нацистов и их пособников из числа местных коллаборационистов, отрицания освободительной миссии Вооруженных сил Советского Союза.
   Борьбу политических оппонентов за «современную» интерпретацию истории Второй мировой и Великой Отечественной войн российская сторона вправе рассматривать как одно из проявлений информационной и психологической войны, развернутой против Российской Федерации. Невиданные ранее масштабы приобрели попытки фальсификаторов извратить новейшую историю Европы, результаты войны, достижение победы.
   Поэтому в числе уроков Великой войны и Великой Победы над фашизмом особое место занимают патриотизм, готовность к защите Отечества. Воспитание любви к Родине, гордости за право быть наследниками Великой Победы, уважения к своей истории, делам и традициям предшествующих поколений есть жизненная потребность россиян. Правдивая история нашей страны становится ныне одним из краеугольных камней возрождения гражданского самосознания народа и формирования национальной идеи, отвечающей требованиям современного этапа развития страны, ее духовной основой.
   Объективные знания о драматизме войны, память о Победе, как представляется, являются важным условием, которое объединяет всех людей доброй воли и выступает главным фактором срыва планов наиболее деструктивных сил в мире, мечтающих о реванше.
   Следовательно, непредвзятое познание минувшего помогает глубже проникать и в общеисторические процессы, точнее определять пути и направления совершенствования векторов общественного, экономического, политического и демократического развития общества и государства. И к этому стремились авторы данного труда – «Хроники драмы войны: о чем не утихают споры».

Сведения об авторе

   Пронько Валентин Адамович
   Кандидат исторических наук, профессор. Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации.
   Ветеран Вооруженных Сил Российской Федерации, полковник. В 1970 г. окончил Киевское высшее общевойсковое командное училище им. М.В. Фрунзе, а в 1980 г. – отделение военной истории командного факультета Военной академии им. М.В. Фрунзе (ныне – Общевойсковая академия Вооруженных Сил РФ).
   С 1980 по 1989 гг. – преподаватель, старший преподаватель, заместитель начальника кафедры истории военного искусства Военно-политической академии им. В.И. Ленина (ныне – Военный университет МО РФ).
   С 1989 г. – главный редактор редакции 10-томного труда «Великая Отечественная война советского народа 1941–1945 гг.» Института военной истории Министерства обороны СССР.
   С 1995 по 1998 гг. – начальник отдела истории военных реформ Института военной истории МО РФ.
   С 1998 по 2016 гг. – проректор Московского института предпринимательства и права, с 2016 г. по 2021 г. – профессор кафедры уголовно-правовых дисциплин Московского финансово-юридического университета (МФЮА).
   Автор более 200 научных трудов, в том числе – 12 монографий, общий объем которых составляет свыше 300 авторских листов. Часть работ опубликована за рубежом (США, Германия, Франция, Великобритания, Венгрия, Украина и др.).
   Научный и литературный редактор 12 крупных научных и мемуарно-исторических трудов.
   Автор научного открытия в области военно-исторической науки (1997 г.).
   Лауреат первой премии Правительства г. Москвы за 2000 г. в номинации: новые издания о Великой Отечественной войне, подготовленные современными авторами.
   Автор рационализаторского предложения по системе вооружения боевой машины пехоты.

Валентин Пронько Помнит ли мир спасенный?