-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Дмитрий Аркадьевич Захаров
|
| Всматриваясь в Бездну
-------
ВСМАТРИВАЯСЬ В БЕЗДНУ
Глава 1.
Худшей поездки не придумаешь! Неприятности начались с полудня, когда на оговоренную заранее встречу представитель заказчика не приехал. Дмитрий прождал сорок пять минут в офисе учредителя корпорации «РОСМЕТАЛЛСТРОЙ». На исходе сорок седьмой минуты в приемную вышла секретарша, и улыбаясь пухлыми губами с ледяной вежливостью сообщила, что встреча отменяется.
Дмитрий снял очки, и принялся протирать стекла одноразовым платочком. Близорукие люди без очков выглядят беззащитно, но как известно, – невротик страдает от надуманных проблем, а если их не обнаруживает на помощь приходят Достоевский, Толстой и водка. Дмитрий Зайцев предпочитал водку.
– Я могу узнать причину отказа? – спросил он.
Секретарша улыбнулась еще шире, насколько позволяли достижения современной косметологии.
– Такой информацией я не располагаю, господин… – она заглянула в планшет. – Господин Зайцев !
– Я проехал больше ста километров за рулем…
– Мне очень жаль! – отрезала женщина, ее улыбка угасала. – Возможно, господин Гуревич отменил встречи по причине болезни. Сами знаете, грипп, коронавирус… Вам следует записаться на прием. Ближайшая свободная дата в пятницу. Или на следующий понедельник. Очень плотный график встреч. Кофе хотите?
В приемной сладко пахло элитными духами. От кофе Дмитрий отказался, вернувшись в гостиницу, напился. Он плохо помнил, как заливал в себя пиво поверх виски, а проснулся под среди ночи, лежа на диване в новеньком костюме, купленном специально для визита в РОСМЕТАЛЛСТРОЙ. Долой пять с половиной месяцев трезвой жизни, прощайте коллеги из сообщества анонимных алкоголиков! Большую часть дня пришлось посвятить борьбе с жесточайшим похмельем, повторить попытку посетить приемную Гуревича в таком состоянии было равносильно пытке. Таким образом, он выехал из города Кириши ближе к вечеру. Портье на рецепции снисходительно улыбнулся.
– Случаются неудачные дни!
У него были румяные скулы и нескромный взгляд. Дмитрий нес на плечиках костюм в одной руке, и портфель с документацией в другой. Хотелось сказать какую-то колкость, но он не нашел нужных слов, а потому, просто вышел на улицу, сопровождаемый победоносным взглядом краснолицего портье.
На выезде из города его остановил офицер ДПС, толстый и подозрительный человек с щеточкой рыжих усов под носом.
– Как вы себя чувствуете, Дмитрий Семенович? – спросил инспектор, в его маленьких глазах светился хищнический азарт.
– Нормально! – бодрым тоном, каким обычно разговаривают с детьми и плохо слышащими стариками ответил Зайцев, доставая из бумажника права и страховку на машину. Он случайно зацепил ногтем аккуратно отрезанную ножницами половинку фотографии, на которой лучезарно улыбалась Вика. Дмитрий спрятал фотокарточку в задний карман джинсов.
– Употребляли что-нибудь? – полюбопытствовал инспектор, бегло глянув в права.
– Не выспался… – оправдывался Зайцев.
Долгий и унизительный разговор завершился в пользу коррупционной схемы, – водитель был отпущен на волю, а бюджет капитана полиции пополнился десятью тысячами рублей.
Близилась гроза. Нависающее темно-лиловым куполом небо пронизывали зигзаги молний, ослепительно белых, а дальше к западу огненно-рыжих, отливающих золотом. Тишина давила осязаемо, как плотное одеяло, природа замерла в ожидании ненастья. Дмитрий переключил режим фар, яркие снопы света выбелили полосы на асфальте. Не отпуская левой рукой руль, он открыл термос, допил остывший кофе. Вопреки расхожему мнению, популярный напиток оказывал бодрящее действие в первый час после употребления, затем начинало клонить в сон сильнее чем прежде.
В свете фар промелькнул дорожный указатель. «Мга 25 км». В этом месте начинался подъем; послушно загудел дизельный движок, вариатор переключил передачу. Издалека прилетел раскат грома, пара капель дождя упали на лобовое стекло внедорожника. Дмитрий коснулся пальцем дисплея магнитолы, салон наполнился музыкой. Новенький «Хавал Дарго» оправдывал свое название «dare to go», что в переводе означало – смело трогай, – ехал внедорожник бодро, за восемь секунд разгоняясь до ста километров час. Дмитрий любил машины, и понимал в них толк. В подростковом возрасте чудом не угодил за решетку за угон. Выпив в компании сверстников хвастал, будто может вскрыть любую противоугонную систему за пять минут.
Молния озарила небо, яростно громыхнуло. Дождевые капли застучали по стеклу. Музыка стихла. После короткой рекламной паузы, началось интервью. Нервным, высоким голосом рассказывал мужчина.
– Наскальные изображения необъяснимых объектов, обнаруженные археологами в пещерах Южного Урала, вероятнее всего имели сакральное значение для наших древних предков.
– То есть, вы хотите сказать, что эти рисунки не были отображением увиденного? – с нотками удивления спросил интервьюер.
– Сомневаюсь, что денисовский человек мог видеть ящерицу с человеческой головой, или гигантскую сороконожку.
– Откуда в таком случае взялись эти изображения? Древние люди обладали фантазией, и рисовали то, что им приснилось?
– Так считалось раньше. Но по мере изучения вопроса ученые пришли к парадоксальному выводу. Творчество во имя самого творчества крайне редко встречается. Как правило, подсознательно творец желает обмануть смерть. Обессмертить свою личность, путем оставления потомкам продуктов своего труда.
– Мало у кого это получалось сделать! – снисходительно засмеялся интервьюер. В противовес собеседнику у него был уверенный баритон. Сочный и неторопливый.
– Важно намерение. Любая творческая личность жаждет создать новый миф, будь то картина, музыка или стихотворение. Ведь только мифы существуют вне зоны смерти.
– А как же религия? Христианство, буддизм, ислам…
– Миф древнее любой из существующих ныне религий. Зигмунд Фрейд, например, считал, что миф зародился одновременно с разумом. Кстати сам Фрейд называл религии – разрушенной тканью мифа, – уничтожая основы мифотворчества она не дала ничего взамен, кроме сомнительных обещаний вечной жизни.
– И вы считаете, наш предок неандерталец мало изменился, если ему было присуще желание творить?
– Кроманьонец. – Уточнил ученый. – Нашим прапращуром был кроманьонец. Миф нуждался в ритуалах, соблюдение которых из них помогало древним людям избавляться от ужаса повседневной реальности. Ритуал, в свою очередь, заключался в жертвоприношениях, иначе он не мог закрепиться в сознании наших предков. Кстати, многие из подобных ритуалов существовали до недавнего времени. Индейские племена убивали хищную птицу, считающуюся животным их тотема, после чего оплакивали ее, сохраняя кожу с перьями вплоть до следующего обряда. Некоторые племена бедуинов клали человека на жертвенный камень, и вождь выпивал из надрезанной на вене раны, после чего к нему присоединялись остальные мужчины. На аккадском языке дождь и семя означает одно и то же слово, а земля, – женского рода. Как видите, мир буквально наполнен ритуалами!
Вспышка молнии осветила полосу асфальта, растворяющуюся в сумерках черных как надвигающаяся ночь. В желтом конусе фар отразилось что-то светлое и блестящее. Несущийся по трассе внедорожник было невозможно остановить, но Дмитрий обладал ценными качествами характера; в экстремальных ситуациях он становился хладнокровным и собранным. Закусив губу, он вывернул руль, и одновременно вдавил до пола педаль тормоза. Раскат грома заглушил приятный баритон ведущего, его ответ так и остался неизвестен, пока тяжелый автомобиль совершил полукруг, и под аккомпанемент отчаянного визга тормозных колодок, прокатился двадцать метров. Призванный «смело трогать» внедорожник ухитрился продемонстрировать безукоризненную устойчивость. Передние колеса соскользнув с трассы, буравили гравиевое покрытие, устрашающе быстро надвигался стоящий торчком камень. Дмитрий вывернул руль вправо, и отпустив педаль тормоза, выжал газ. Двухсот сильный мотор с ревом уводил своего хозяина от неминуемого столкновения; камень чиркнул по кузову, и остался позади.
Хорошо, что успел оплатить КАСКО!
Пронеслась лихорадочная мысль в голове шофера. Он остановил машину, и сидел неподвижно, глядя на летящие в лучах фар нити дождя. Все происшествие заняло по времени не более двадцати секунд. Увлеченно что-то спрашивал журналист, завороженной красотой своего голоса. Дмитрий повернул зеркальце. Там отразились очки, бледное лицо, густые волосы с проседью, и начинающимися залысинами. Вика считала его симпатичным парнем. Сорокалетним плейбоем очкариком. Хотя и робким.
– Тебе идет твоя фамилия, Митя! – шутила она. – Трусишка, зайчик серенький!
Дмитрий хмурился, но в душе знал, что жена права. Мужественная внешность часто не соответствует природе человека.
Он вытер каплю крови с нижней губы, снял очки, протер запотевшие стекла, поднял упавший термос. Левая рука онемела от локтя до плеча. В груди ощущалось жжение, словно туда приложили горчичник.
– Сейчас бы стакан водки засадить! – сказал Дмитрий вслух. Собственный голос показался ему тускло звучащим, как у ученого, рассказывающего о творчески одаренных пещерных людях.
Допил остатки кофе прямо из горлышка, руки ходили ходуном.
– История пронизана мифами и ритуалами, – Продолжалась передача по радо «Маяк». – Еще сто лет назад наши соотечественники верили в обличие дьявола с рогами и хвостом, да и нынешние прихожане вполне допускают чудесное преображение души посредством употребления красного вина и съедания кусочка хлеба.
– Вы атеист? – журналист назвал имя, но Дмитрий не расслышал. После стресса шумело в ушах, и пульсировала кровь. Жжение в груди растеклось на левое плечо, заныла челюсть.
– Скорее агностик! – засмеялся мужчина. – Я верю в созидательное начало мира, но считаю его непостижимым разуму.
– Как сказал известный персонаж романа Булгакова, – и дьявола тоже нет? – в тон ученому, иронично сказал интервьюер.
После короткой паузы было слышно, как кто-то из собеседников отпил из чашки, последовал ответ.
– Нам людям свойственно конкретизировать объекты своего страха, придавать им понятную оболочку.
– Мохнатое чудище с рогами! – посмеиваясь, продолжал журналист. – Что же здесь непонятного?
– Для современного жителя мегаполиса действительно несерьезный образ, но в средние века мало кто подвергал его сомнению. Если и представить очеловеченный объект зла, то мы сталкивались с такими на протяжении нашей истории, начиная с библейского Каина, убившего своего родного брата Авеля, заканчивая тем же Адольфом Гитлером или серийными убийцами.
– То есть, вы допускаете существование нечистой силы?
– Я – антрополог. И как материалист и ученый, я опираюсь на факты из области материального мира. – Последовал уклончивый ответ. – Но как писатель, обладающий воображением, я не исключаю вероятности наличия множества миров, соседствующих в одном пространстве. И те тонкие перемычки, разделяющие этим миры, могут нарушаться при совокупности определенных обстоятельств. И этот соседствующий с нами мир не обязан быть идеальным. Быть может, это окажется странное и пугающее место, населенное могущественными существами, по сравнению с которыми наши достижения в области технического прогресса выглядят наивно. Или же мир будет пустым и блеклым, как застывшее Безвременье. Об этом изложено в моей новой книге…
– Очень интересно! – перебил журналист. – Безвременье? Это ваш термин?
– Скажем так, я его позаимствовал. – сказал писатель.
– Я пролистал одну из ваших книг, вы много пишите о смерти!
– Смерть – то единственно значимое событие, которое определяет все течение нашей жизни.
– Как это странно! – воскликнул журналист. – Я, например, стараюсь не думать о смерти.
– Ну, во-первых вы достаточно молоды, Андрей, – снисходительно произнес писатель. – Есть закономерность. Чем сложнее устроен человек, чем чаще он задумывается о своей кончине, и главным образом о том, что за ней последует.
– Видимо, я достаточно прост! – принужденно усмехнулся журналист. – Оставайтесь с нами, друзья, мы вернемся после рекламной паузы. Напомню, у нас в гостях писатель Александр Яковлевич Пудовик, пользуясь случаем рекомендую к прочтению книгу нашего гостя, – «В поисках зверя».
Заиграла музыка, неестественно счастливый женский голос приглашал всех желающих посетить выставку ярмарку меда, проходящую в павильонах ЛЕНЭКСПО на Наличной улице.
– Более тридцати сортов янтарного лакомства на ваш вкус!
Дмитрий повернул ключ в замке зажигания, салон внедорожника озарил уютный, оранжевый свет. Следовало выйти, и проверить объект, возникший на пустой трассе словно по волшебству. А заодно перекурить. Вика категорически противилась курению в салоне автомобиля, по-своему жена была права. Имея стаж курильщика более двадцати лет, Дмитрий неоднократно пытался завязать с вредной и бессмысленной привычкой, водка хотя бы кайф давала! Бросить курить просто, – как сказал Марк Твен, – я проделывал это раз двадцать.
Дождь закончился, восток алел вечерним закатом. Боль в груди отступила, осталось ощущение гнетущей тоски, словно произошло что-то непоправимое. Выйдя из салона внедорожника, Дмитрий втянул аромат озона, и растущих по окраине шоссе зарослей шиповника. Асфальт покрывали полосы, оставленные протекторами, на заднем крыле внедорожника чернел зигзаг; лакокрасочное покрытие у китайского автопрома оставляло желать лучшего. Место вероятной аварии скрывал выступ холма. Мысль о запотевшей рюмке водки и мясной нарезке вызвала огромное желание сесть в машину, и уехать отсюда как можно скорее. Он шел по шоссе, удивляясь отсутствию автомобилей на трассе в обычный вечер буднего дня. Звук шагов разносился в прозрачном воздухе, с листвы деревьев стекала дождевая вода; звон капели был единственным звуком, нарушающим неестественную тишину вечера. На обочине в произвольном порядке разместились коты. Не менее полутора десятка. Черные, рыжие, пестрой масти. Животные пристально смотрели на человека. Трепеща невесомыми крыльями подлетел мотылек, и кружил возле головы человека. Дмитрий отвлекся на мгновение, а когда обернулся назад, мотылек исчез. Обойдя холм, он остановился. Лежащее на шоссе тело казалось матово-белым, пронизанное серебристым свечением.
– …твою мать! – хрипло проговорил мужчина.
Подойдя ближе, он опустился на четвереньки. Перед ним лежала молодая женщина. Обнаженная. Лежала в позе эмбриона, подтянув колени к груди.
– Эй! – окликнул женщину Дмитрий, и дотронулся рукой до плеча. Кожа была в меру холодной, на скулах розовели едва заметные пятна румянца. – С вами все в порядке?
Женщина открыла глаза, и спокойно посмотрела на склонившегося над ней человека.
– Черт побери! – выругался Дмитрий. – Я вас чудом не сбил! Вы целы? Откуда вы взялись?
Вопросы теснились в голове, а в глубине подсознания росла необъяснимая тревога. Заныло под ложечкой, леденящий холодок на затылке перешел в область шеи. Женщина приподнялась, прикрыла рукой обнаженную грудь. В жесте не было характерного жеманства или стыда, так рассеянно поправляет человек растрепавшиеся от ветра волосы.
– Вы мне дадите что-нибудь из одежды?
– Да, да… Конечно!
Дмитрий стянул джинсовую куртку, накинул ей не плечи.
– Спасибо! – Она улыбнулась, влажно блеснули зубы.
Лет двадцать пять. Определил Дмитрий. В вечернем полумраке светлели глаза, белокурые волосы спадали на плечи. А фигурка у девицы как у фитнесс тренера! Все на месте, идеальные формы, ни капли жира. Подбежал большой рыжий кот, и принялся тереться головой о ноги девушки. Она рассеянно погладила животное.
– Вы едете в сторону города? – спросила девушка.
– Ехал! – поправился Дмитрий. – До того момента, пока вы не объявились на трассе.
– Подвезете?
– По-моему вам надо в больницу!
– В больницу совсем не обязательно… – сказала женщина. – Мне нужно в другое место.
– Я по вашей вине чуть новую тачку не угробил!
– Но ведь не угробили…
Она почесала кота за ухом, накинула куртку, поднялась на ноги, и ступая босыми подошвами по асфальту направилась в ту сторону, где за выступающим холмом стоял внедорожник. Кот шел за ней следом, как ручная собачка. Подойдя к машине, девушка посмотрела на черные полосы тормозных следов.
– У вас хорошая реакция.
– Какого черта вы делали на дороге?! – раздраженно повторил Дмитрий.
– Так случилось… – проговорила девушка.
– И поэтому вы валялись на шоссе в чем мать родила?
– Тот человек, что подвозил меня…
– Вас пытались изнасиловать?
Она тихонько рассмеялась, будто услышала что-то забавное.
– Возможно у молодого человека были сексуальные намерения на мой счет. И у тех других, людей, которые подвозили меня до него. Изнасиловать? Нет… Я сильно сомневаюсь, что такое возможно совершить.
Дмитрий обошел внедорожник, сел за руль. Нудящая боль за грудиной прошла, в голове появилась легкость, словно махнул бокал шампанского. Вика работала медсестрой, пока не устроилась работать в отдел бижутерии в универмаге. Она рассказала, что сердечный приступ сопровождается ощущением беспричинного страха. Надпочечники выбрасывают в кровяное русло порцию адреналина, или что-то в таком роде. Женщина почесала кота за ухом, что-то прошептала ему на ухо, после чего забралась в кабину, и прильнула виском к ветровому стеклу. Сидя в кабине внедорожника, Дмитрий почувствовал себя увереннее.
– Я отвезу вас до ближайшего отделения полиции. – сказал он.
Она тряхнула головой, волосы позолотили воротник джинсовой куртки.
– Поедем, а там видно будет, – улыбнулась девушка.
Мимо промчалась фура, цепочкой тянулась вереница машин. По встречной полосе ехал фургон скорой помощи, завывала сирена. «Скорая» обогнула холм, и судя по затихающему звуку сирены остановилась в том самом месте, где только что он едва не сбил девушку. Дмитрий оглянулся назад гадая, какого черта делает служба скорой помощи на пустынной дороге, увидел кошачью компанию, переместившуюся на обочину. Отблески фар отражались в блестящих глазах животных. Черная «тойота» нервно просигналила перекрывающему полосу движения китайскому внедорожнику. Ощущалась нереальность происходящего. Пол минуты назад шоссе было пустынным, а сейчас скопившиеся за холмом автомобили катили непрерывным потоком. Дмитрий потряс рукой, восстанавливая кровообращение, выругался в адрес водителя «тойоты».
– Козел!
– Вам следует научиться владеть собой, – сказала девушка.
От нее исходил какой-то специфический запах, нельзя сказать, что он был неприятным или наоборот волнующим. Так могли пахнуть дикие цветы, растущие в труднодоступных горных местах; аромат, напоенный талой водой ледников.
– Вы психолог? – усмехнулся Дмитрий.
– Почему вы так решили?
– Обычно психологи первому встречному советуют научиться сохранять самообладание, повышать самооценку, и заниматься прочей невыполнимой ерундой.
– Нет. Я не психолог. – ответила девушка.
– И то хорошо… – буркнул Дмитрий, повернул ключ в замке зажигания, ровным зеленым цветом загорелась приборная панель. Полоска навигатора указывала расстояние до ближайшего населенного пункта. Поселок Змеевка. До Мги существенно дальше, а здесь рукой подать. Шесть километров, четыреста метров. Там должно быть отделение полиции или захудалый медпункт. Намерение избавиться от странной девицы удивительным образом соседствовало у него с желанием оставаться с ней в кабине внедорожника как можно дольше. Эта противоречивая двойственность, несвойственная его характеру, сбивала с толку. Он понял, что больше всего на свете хочет прикоснуться к ее оголенной коже на бедре, матово поблескивающей в полумраке кабины. Во влечении было сокрыто нечто более глубинное, чем сексуальный мотив, и вместе с тем он боялся, – дотронувшись пальцами до прохладной женской кожи, ощутить разочарование. Как в детстве, когда разобрал аккумулятор от заводной машинки, и обнаружил там пахучую черную массу, похожу на обыкновенный деготь. Женщина посмотрела на него насмешливо, его будто током пронзила мысль. Она знает, о чем он сейчас думает! Сто грамм водки с горячей и острой закуской решат все проблемы. А еще лучше – двести. А потом они с Викой помирятся. Их ждет сногсшибательный секс, каким он всегда бывает после ссор. Он сядет на свое любимое место в углу дивана, включит пульт от телевизора, Вика прильнет как ласковая кошка, теплая и мягкая, и пахнуть от нее будет совсем не так как от полуголой девицы, сидящей в кабине его новенького «Хавала Дарго», а сладковатыми духами с привкусом абрикоса. Он опустит правую руку на оголенное плечо подруги, а она уткнется лицом ему в шею. Так бывало много раз, до той поры, пока острые ножницы одним взмахом блестящих лезвий не разрезали надвое фотографию.
Девушка коснулась пальчиками экрана навигатора, увеличив изображение.
– Мы едем туда?
– Поселок Змеевка. Не умеете читать?
Девушка промолчала, внимательно изучая карту на экране навигатора.
– Ничего не имеете против поселка? – язвительно Дмитрий. Он прищурился, изучая буквы текста на экране. – Есть отделение полиции, два магазина и даже местный бар.
– Бар? – переспросила она.
– Это такое место, где люди выпивают, танцуют. Иногда знакомятся, – с ироничной улыбкой объяснил Дмитрий.
– Хорошо…
– Сказали хотя бы как вас зовут!
– Это необходимо?
– Я должен знать, с кем буду ехать в машине в ближайшие десять минут!
Она снисходительно покачала головой, словно разговор шел с ребенком.
– Вы забавный…
– Благодарю вас!
–Мое имя – Ева!
– Дмитрий!
Она придвинулась. Как она сказала о том человеке, что подвозил ее прежде? Вначале у него были сексуальные намерения. Промчался фургон с рекламой фруктов на борту, Дмитрий вдавил педаль газа. Ночь опускалась черным куполом на землю, темнело стремительно, как это бывает в августе. Родившемуся в Мурманске Диме Зайцев у и проведшему детство в краю льдистой тишины океана и бездонных мерцаний северных сияний, потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть полумгле питерской ночи.
– Ева – редкое имя. – сказал Дмитрий.
– В самом деле? – Женщина равнодушно пожала плечами.
Промелькнул белым пятном дорожный указатель. К поселку Змеевка шло узкое шоссе, переходящее спустя полтора километра в грунтовку. Бесстрастным голосом навигатор приказал держаться правее. Дмитрий повернул руль, протектор зашуршал по дорожному покрытию. Дорога причудливо петляла в лучах фар. Картинка на дисплее навигатора мельтешила, делясь на квадраты и замерла неподвижно. Позади стихал гул оживленной трассы, – разумным решением было вернуться назад, везти чокнутую девицу до Мги. Дмитрий так бы и поступил, но с обеих сторон угрожающе чернели провалы дренажной канавы, а развернуться на узкой дороге, он не рискнул. Оставалось ехать вперед, в надежде обнаружить дорожную развилку, или какую-нибудь площадку, – до Змеевки по его расчетам оставалось не более километра пути. Дмитрий Зайцев ненавидел утрату контроля. Ненавидел и боялся. Вика подшучивала над ним, считая, что он пытается контролировать эрекцию во время их занятий сексом. Потеря этой мнимой власти над жизнью казалось ему чем-то сродни физической гибели. Он много лет мучился приступами бессонницы, так как погружение в сон лишало возможности контролировать ясность ума.
Асфальт кончился внезапно, колеса застучали по грунтовке, дорога забирала влево, растущая в колее трава шелестела по поддону внедорожника. Навигатор безмолвствовал.
– Черт побери! – вслух выругался Дмитрий – Где эта гребанная Змеевка?!
Его спутница словно утратила интерес ко всему происходящему, прислонилась виском к ветровому стеклу и задремала. В правом верхнем углу навигатора робко дрожала одинокая полоска, готовая погаснуть. Дмитрий вздохнул с облегчением. Что может быть страшнее для городского жителя, чем лишиться сотовой связи и интернета? Поодаль забрезжили отблески света. Вскоре источник света стал виден достаточно отчетливо, им оказался фонарь прожектора, установленный на шесте. Слева по ходу движения серебрилась вода, мирно журчала река. В трехстах метрах стояли невысокие строения, проехав еще метров сто пятьдесят, Дмитрий увидел бледно освещенную вывеску местной забегаловки и примыкающей к ней продуктовый магазин. Он остановил машину на полупустой парковочной площадке. Крайнее место занимал микроавтобус с покрытой коррозией кузовом, поодаль стояла «Нива шевроле», почти что новенькая, но без регистрационных номеров, и два мотоцикла.
– Схожу, спрошу, где здесь полицейский участок, – повернулся он к девушке, но та вышла из машины, и уверенно направилась к входу к кафе.
– Эй! – крикнул Дмитрий. – Ева! Или как тебя там… – он выругался.
Она стукнула костяшками пальцев в дверь кафе. Открыли немедленно, словно с той стороны ждали посетителя. На пороге возник здоровенный мужик с накаченными бицепсами, лысым черепом и густой черной бородой. Из дверей выливался алый свет, играла музыка, слышались голоса людей. Ева что-то сказала, кивнув в сторону стоящего в двух шагах Дмитрия. Звенел гитарный риф, отбивали жесткий ритм ударные. Зайцев родился в пору увядания музыкального стиля хард-рок, но узнал классическую «Песню эмигранта» группы Лед Цеппелин. Стонущим фальцетом завывал Роберт Плант. На фоне массивной фигуры бородатого качка мелькали фигуры людей. Пахло жаренным мясом, специями, алкоголем и чем-то кисло-сладким, отдаленно напоминающим аромат гашиша. Ева поднялась на цыпочки, как была голая, прошептала на ухо здоровяку. На загорелом, изборожденным шрамами лице, отразилось недовольство.
– С чего бы вдруг? – он недоверчиво посмотрел в сторону Дмитрия.
Женщина требовательно топнула босой ступней, словно была обута в туфельку. Жест был капризным, но требовательным, – так ведут себя люди, привыкшие к тому, что их приказы исполняются беспрекословно.
Качок послушно кивнул, словно исполнять прихоть девицы было ему не в впервой.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Ева! – со вздохом сказал он.
– Будь снисходителен, Фламма! – девушка приподнялась на цыпочки, ласково пощекотала богатыря за мочку уха.
Богатырь почесал шею, которая по объему была вдвое толще чем у обычного человека, его налитой бицепс украшала татуировка; кобра с раздутым капюшоном.
– Это может быть неверно истолковано… – Фламма произнес слово, которое Дмитрий не расслышал. Его слова заглушали аккорды тяжелого рока и гомон людей, несущиеся из задымленного зала.
– Не сомневайся! – ответила Ева.
– Ладно! – буркнул здоровяк. – Эй! – он поманил пальцем Дмитрий. – Подойди сюда!
Мужчина приблизился. Фламма сунул руку в карман своих просторных штанов.
– Держи!
Дмитрий машинально протянул ладонь, в которую здоровяк опустил три массивных круглых предмета.
– Прощай! – обернувшись к нему, сказала Ева. – Постарайся быть смелым. Теперь многое будет по-другому, не так, как ты привык. Надеюсь, мы еще увидимся!
Здоровяк вместе с девушкой скрылись за дверью, луна выплыла из гущи облаков, от реки повеяло прохладой, негромко квакали лягушки. Вкрадчиво запищал комар возле уха, Дмитрий прихлопнул насекомое ладонью, ощутив касание липкого и влажного комочка. В свете луны на ладони матово поблескивали золоченные кругляшки со стертым гуртом и едва различимыми буквами на аверсе. Иногда невероятные вещи выглядят обыденными как сентябрьский дождь. Дмитрий сунул монеты в карман, сел за руль внедорожника, без особой надежды коснулся панели навигатора. Экран воссиял оптимистическим светом, бодрый женский голос готов был проложить путь в любую точку земного шара, куда пожелает заказчик.
– Санкт-Петербург. Васильевский остров, седьмая линия! – проговорил Зайцев.
Скорость работы процессора, проложившего путь следования, превосходил самые смелые ожидания.
Меня словно кто-то или что-то гонит отсюда прочь! Подумал Дмитрий. Его куртка пахла тем специфичным запахом, какой исходил от женщины. Аромат был слабым, почти неуловимым, возможно ему это только казалось, как запечатлевается в памяти давно знакомая мелодия. Дмитрий подавил желание, – вернуться, постучать в дверь бара. Интуиция подсказывала, что делать этого не следует. И не только по причине кривых шрамов, покрывающих лицо и плечи качка. Вывеска светилась, двери стоящего рядом с кафе магазина были заперты, жалюзи опущены. В остальных домах поселка Змеевка, выстроившихся вдоль центральной улицы, властвовали запустение и тишина, мертвенно темнели окна. Только задорное лягушачье пение, несущееся от реки, оживляло гнетущую атмосферу. Он воткнул прикуриватель, мысленно послав чокнутую голую девицу ко всем чертям, прижал раскаленное жало к кончику сигареты, глубоко затянулся. Немного закружилась голова, как часто бывает, когда закуриваешь после длительного воздержания от табака. Окно дома окрасилось светом, хлопнула дверь, женщина громко и плаксиво прокричала, ей ответил мужской бас. Жизнь возвращалась в привычное русло. Дмитрий выбросил окурок в окошко, пристегнул ремень. Внедорожник уверенно двигался в сторону трассы.
Он остановил машину на парковочной площадке перед дорожным кафе, позади осталось Красное Село. Вдоль шоссе темнели контуры загородных коттеджей, в лужах отражался лунный диск. Щелкнул динамик смартфона, на ватцап пришло сообщение. Смущенно улыбающаяся Виктория, обнаженная грудь небрежно прикрыта рукой. Время близилось к полуночи, до конца маршрута оставалось двадцать шесть минут согласно таймеру навигатора. В этом месте на трассе скопилась небольшая пробка. Он отправил жене смайлик с сердечком. К ночи у него разыгрался аппетит, а заниматься сексом на голодный желудок, – не лучшая идея.
Дорогу в кафе пересек бомж. Он толкал перед собой тележку из супермаркета, загруженную каким-то барахлом. Голову и часть лица бездомного закрывал капюшон спортивной куртки, когда-то благородно-бежевого цвета, но теперь ставшей землисто-черной. Бомж оживленно разговаривал с лежащими в тележке вещами, и судя по паузам и решительным кивкам его головы, – ему отвечали. На его плече висела спортивная сумка с логотипом в виде смеющегося солнца. Дмитрий посторонился, давая бомжу пройти. Иногда он завидовал сумасшедшим; их внутреннее пространство, наполненное вымышленными персонажами и событиями, было увлекательней той мрачной картины мира, которое нес в себе он, пока не напивался. Бомж повернул к нему лицо, на лбу и щеках темнели полосы татуировки, которые поначалу Дмитрий принял за пятна грязи.
– Ganeo! – проворчал бродяга, и обвел скрещенными пальцами полукружие над своей головой. Язык напоминал латынь или древнегреческий.
– Что? – переспросил Дмитрий, но бомж уже катил свою тележку дальше.
Кафе пустовало. В дальнем углу за столиком сидел пожилой мужчина, со скучающим видом глядя в окно. Женщина за стойкой равнодушно посмотрела на вошедшего посетителя. У нее синели круги под глазами, светлые волосы были небрежно собраны в пучок на затылке.
– Что желаете?
Дмитрий знал, что ему симпатизируют дамы не первой свежести, – как любила говорить Вика. Внешность у него была подходящей, – темные волосы с проседью, зеленые глаза за стеклами очков, подбородок с ямочкой посередине. Обычно, ему льстило внимание, но во взгляде официантки было что-то особенное. Нечто неуловимое и пугающее, не вяжущееся с обычным женским кокетством. Он не стал бы удивлен, если бы она громко закричала. Истошно, по бабьи, как кричат люди при пожаре.
– Кофе. И что-нибудь из еды, только побыстрее если можно… – сказал Дмитрий.
– Горячий бутерброд годится?
– Вполне…
– Пиво, или, что покрепче?
– Нет, спасибо…
– У нас отменный выбор вин. Есть коньяк, бренди, портвейн завезли только что из Лиссабона.
– А коньяк из Бургундии? – пошутил Дмитрий.
Женщина шутку не приняла.
– Безусловно! – ответила она, озадаченно глядя на посетителя. – Откуда-же еще ему быть?
– Ничего спиртного не надо.
Она смерила взглядом помятую фигуру посетителя.
– Вы уверены? Выпейте на дорожку, потом такой возможности не представиться.
– Да. Уверен. – сказал Дмитрий. Фамильярность официантки раздражала. – Принесите горячий бутерброд и кофе.
– Вы странный… – покачала головой женщина. – Ладно. Выбирайте столик…
Она достала из морозилки что-то плоское, завернутое в полиэтилен, освободила от упаковки, открыла дверцу микроволновой печки. Затем повернулась к кофейной машине, поколдовала над кнопками. Дмитрий сел за ближайший к барной стойке стол, покрутил в пальцах зубочистку. Мужчина из своего угла приветливо помахал ему рукой. У него была аккуратно постриженная седая бородка, серый плащ и такого же цвета рубашка без воротника. Странное лицо, словно сошедшее со старинных черно-белых фотографий. Дмитрий кивнул, отбросил зубочистку. Люди обычно сдержанны в проявлении чувств к незнакомцам, поведение седобородого человека в сером одеянии не вписывалось в привычные рамки.
Подошла официантка, поставила чашку дымящегося кофе и бутерброд с оплывшей массой майонеза и сыра.
– Не надумали насчет бренди? – спросила она.
– Сейчас я перекушу и уеду, – улыбнулся Дмитрий.
– Вы и правда так думаете? – она уселась напротив, и смотрела на него словно на какое-то ископаемое.
– Уверен. – он глотнул из чашки кофе. – Я могу это съесть?
– Вам кто-то мешает? – удивилась официантка, поправила прическу.
– Боюсь, вы меня принимаете за кого-то другого… – устало сказал Дмитрий.
– Ну да. Конечно. – Она положила завернутые в салфетку приборы на стол. – Многие так поначалу считают. Если не хотите выпить, как насчет поразвлечься?
– Что?!
– В подсобке сейчас свободно, – она заговорщически улыбнулась.
– Нора! – крикнул из своего угла мужчина. – Не мешай гостю!
Официантка кисло улыбнулась, поднялась со стула, и вернулась за стойку. Дмитрий помахал рукой седобородому в знак благодарности, но тот не заметил или сделал вид, Он опять уставился в окно, словно ждал приезда гостей. Кофе был горячим и крепким, сквозь белую массу подливки коричневыми комочками темнела нарезка колбасы и ломтики обжаренных помидоров. Булка подрумянилась, в целом снедь оказалась вполне приличной, если бы не обилие белого соуса. Развернув салфетку, Дмитрий увидел наспех начертанные слова, и схематичный рисунок, изображающий лежащего ничком человека. Под слоем штриховки просматривались участки первого слова, и в конце предложения имелась высокая, прямая черта, вероятно означавшая восклицательный знак. Дмитрий покрутил салфетку в пальцах, вопросительно посмотрел на официантку, но та преувеличенно внимательно листала папку с указанием блюд, словно увидела меню впервые в жизни. Он машинально сунул салфетку в карман, принялся за поедание бутерброда. В кафе вошли трое молодых людей, все крепкие, спортивного телосложения. Смуглый, похожий на осетина или дагестанца парень подмигнул ему. Троица расположилась за столиком, при этом черноволосый оседлал стул, широко расставив ноги. Официантка принесла три банки и пива на подносе и бокалы. Вероятно, происходил какой-то заведенный ритуал. «Осетин» бесцеремонно уставился на Дмитрия, сложив руки на спинке стула. Он был загорелым до черноты, с короткой стрижкой, запястье обнимал массивный золотой браслет с гравировкой на латыни. «VINKERE AUT MORE» Надпись была достаточно крупной, Дмитрий прочел ее без труда. Когда-то он увлекался историей Древнего Рима, и даже читал памятные изречения. Перевод был – «Победа или смерть»
Официантка включила телевизор, шел криминальный репортаж. Дмитрий доел бутерброд, подошел к стойке, достал бумажник, и без особого удивления не обнаружил на месте кредитных карточек. Голая девица обчистила его, пока он как джентльмен прикрывал ее наготу своей курткой! Следовало переложить бумажник в карман джинсов! Прежде чем позвонить в банк, и заблокировать похищенные карты, следовало расплатиться. Он нервно достал наличные из кармана джинсов.
– Сколько с меня?
Официантка удивленно на него посмотрела.
– Куда-то собрались?
– А есть другие варианты? – Дмитрий постарался перевести разговор в шутку, но ему было не до смеха. Боковым зрением он видел, как коренастый парень с длинными молочно-белыми волосами, увязанными на затылке в косицу, подошел к выходу. У него были прозрачно-светлые ресницы и такая же бледная кожа. Дмитрий мысленно окрестил его альбиносом.
– Можете заказать еще что-нибудь.
– Спасибо, мне пора…
Официантка приняла тысячерублевую купюру, и отвернулась.
– Сдачу у вас не принято давать? – жар ударил мужчине в лицо. Большая проблема, – это всего лишь совокупность множества маленьких неприятностей. Дойдя до определенной грани страха, присущей каждому человеку, ярость вытесняет инстинкт самосохранения.
– Сдачу? – официантка озадаченно на него посмотрела.
– Я взял кофе и горячий бутерброд, – стараясь говорить спокойно, Дмитрий чувствовал клокочущий вулкан ненависти, поднимающийся горячей волной в груди. – По вашему ценнику, – он ткнул пальцем в красочную рекламу на стенде, висящему над полками с банками кофе и бутылками прохладительных напитков, – все вместе стоит триста семьдесят пять рублей. Добавим проценты за обслуживание, – сказал он саркастически. – Получается пятьсот. Я дал вам тысячу… – он осекся на полуслове. Чья-то рука сжала его предплечье. То, что произошло в дальнейшем, явилось следствием автоматизма. Так кошка бьет лапой по морде пса. Все сложилось воедино; унизительное ожидание в приемной крупного босса, похмелье, следы которого бродили в крови и по сей час, краснолицый портье, взятка полицейскому, и, наконец, голая девица на трассе, затеявшая весь этот маскарад ради того, чтобы обобрать доверчивого простака!
Дмитрий ударил с разворота, прежде чем успел подумать о том, чем ему может грозить такой поступок. Улыбающееся лицо загорелого парня маячило в полуметре от него. Промахнуться невозможно. Однако тот невероятно гибко, по-змеиному уклонился, и кулак просвистел в двух сантиметрах от челюсти.
Сидящий в углу седобородый мужчина звонко хлопнул в ладоши, и рассмеялся.
От рывка у Дмитрия слетели очки, все вокруг поплыло, физиономия смуглого красавчика выступала четко и ясно из пелены тумана. Белые, неестественно ровные зубы скалились в язвительной насмешке. На этот раз Дмитрий ударил, целясь в стеклянную точку, – так называют боксеры окончание подбородка. Из опыта юношеских занятий боксом он уяснил аксиому, – точный, акцентированный удар, попавший в «стекло» способен послать противника в нокаут. Но и здесь его ожидало разочарование, – парень увернулся, и сместившись на безопасную дистанцию, отвесил изящный и насмешливый поклон сопернику. В поклоне было что-то издевательское и старомодное, так поступали герои из фильмов про мушкетеров.
У Дмитрия зашлось сердце в бешеной скачке, но больше ярости душила досада. Он стоял, тяжело дыша, сжимая кулаки, а вокруг все расплывалось в зыбком мареве. Парень поднял его очки, и протянул их вместе с пластиковыми карточками.
– Это, вроде, твое?
– Мое… – буркнул Зайцев . Он подобрал очки, сунул кредитные карточки в карман. Девушка не воровка. А он, – лох, – выронил карточки, пока доставал бумажник.
– Так что насчет коньяка или бренди? – будничным тоном спросила официантка. – Сейчас самое время…
Дмитрий без сил опустился на стул. Руки дрожали, в ушах пульсировала кровь.
– Водки! – сказал он, ощутив при этих словах невыразимое облегчение. – Двести грамм водки, и две банки пива!
– Разумный выбор! – одобрительно сказал седобородый мужчина, поднялся со своего места, и подошел ближе. – Я не помешаю? – не дождавшись ответа, сел на свободный стул. – Вам следует научиться справляться с нервным стрессом, молодой человек!
– Вы не первый, кто мне об этом говорит, – хмуро ответил Дмитрий. Он покосился на смуглого красавчика, который опять оседлал свой стул, взял протянутую товарищем банку пива, с наслаждением отхлебнул.
– С чего вы вдруг набросились на человека? – спросил седобородый.
Дмитрий встретился взглядом с улыбающимся «осетином».
– Не люблю, когда подходят сзади.
– Вообще-то я Ларан! – вмешался «осетин», приветственно подняв банку с пивом.
– Очень приятно! – усмехнулся Дмитрий.
Подошла официантка, неся на подносе графинчик с водкой и два бокала, наполненных пивом. Седобородый поморщился, глядя на содержимое графина.
– Забери эту дрянь, Нора! – приказал он. – И угости нашего гостя тем вином, которое у тебя спрятано в подсобке.
– Я не люблю вино. – возразил Дмитрий.
– Это потому, что вы не пробовали хорошего вина!
Официантка удалилась в то самое подсобное помещение, где только что предлагала уединиться со случайным посетителем, оттуда донесся шум передвигаемых предметов, звякнуло стекло.
– Тебе понравится! – подал голос парень, сидящий рядом с Лараном. Он был худощавым, болезненно бледным. Его правый глаз сильно косил, отчего невозможно было угадать направление взгляда. В лице было что-то напоминающее ящерицу; плоские губы, заостренный подбородок, землистого цвета скулы.
– А тебя как зовут? – спросил Зайцев .
– Угадай!
– Косой? – догадался Дмитрий.
– Бинго! – парень поднял большой палец. – Я отзываюсь на любое погоняло. Предпочитаю Падре.
– Падре? – переспросил Зайцев . – Так вроде католических священников зовут.
– Бьешь в точку! – одобрительно кивнул парень. – А вообще мое нынешнее имя Моркус. Падре Моркус. Звучит круто, верно?
Коренастый альбинос представился лаконично.
– Магни.
Иностранцы они, что ли? Подумал Дмитрий, но переспрашивать не стал. Хлопнула дверь, в кафе вошли двое, – высокий и худой человек шел под руку с красивой брюнеткой. Женщина была одета в длинный кожаный плащ, с глубоким вырезом на груди. Вернулась из подсобки Нора, осторожно неся на подносе запыленную пузатую бутылку и два пустых бокала. Поставила на столик, пряный аромат спелого винограда наполнил помещение. Официантка налила в бокалы, – вино текло тягучей струей, оно было цвета крови и пахло невыразимо ярко.
– Прошу! – мужчина подмигнул. – И все проблемы позади, точно?
– Какие проблемы? – спросил Дмитрий.
– Бывает так, что с самого начала не заладится. Все идет прахом. Что остается делать? Напиться!
Черт с ним! Подумал Зайцев. Седобородый прав! Он залпом выпил все, что было в бокале. Сказывались остаточные явления похмелья, или же перенесенный стресс давал знать, но крепкое вино ударило в голову не хуже чистого спирта. Опьянение наступило внезапно, радостное и беззаботное. Седобородый понимающе ухмыльнулся, и вторично наполнил бокалы. На этот раз Дмитрий не стал спешить, пил медленно, маленькими глотками, наслаждаясь вкусом и ароматом старого вина. Он настолько погрузился в состояние пьянящего кайфа, что не заметил, как высокий мужчина со своей спутницей сели за их столик.
– Нравится? – женщина улыбнулась.
– Супер! – ответил Дмитрий.
Через распахнутый ворот плаща была видна ее левая грудь, почти вся целиком с коричневым соском в окружении ореола родинок. Черные волосы спадали волнами на плечи, женщина подняла руку, поправляя прядь, обнажилась сильная, тонкая рука, на месте безымянного пальца багровел короткий обрубок. Высокий мужчина к ней обернулся, с неприятным чувством растущей тревоги, Дмитрий увидел на месте его левого уха старый шрам. Какое-то сборище калек!
– Спасибо за угощение, – сказал он, обращаясь к седобородому. – Но мне пора ехать!
– Куда вам спешить! – вежливо сказал мужчина. – Насколько я понимаю, поездка вышла неудачной. Контракт не подписан, к тому же в аварию угодили. Небось взятку пришлось дать!
Человек без уха рассмеялся, громко и резко, словно ворона каркала. У него желтели редкие зубы под тонкой нитью бескровных губ.
– Откуда вам известно?! – воскликнул Дмитрий.
– У вас типичный вид менеджера среднего звена. И лицо как у побитой дворняги. Вы ехали на новой машине, на крыле свежее повреждение, получено недавно. Явно напились накануне, – глаза красные и воспаленные. У местной полиции нюх на таких водителей, да и на трассе тормозят каждого второго. Ничего сложного, Дмитрий Семенович!
Дмитрий поразился точной формулировке. Нам только кажется, что наше подлинное состояние духа является тайной для окружающих людей.
– Ваше отчество я прочел на кредитной карте, когда они веером высыпались из кармана, – продолжал мужчина. Он приподнялся, приложив ладонь к груди. – Моя фамилия Шакс, – он достал из нагрудного кармана визитную карточку; черный прямоугольник бумаги в золоченном орнаменте. – Возьмите!
Зайцев взял визитку, не глядя сунул в карман джинсов. Безухий рассматривал его, с деловитым интересом ученого, открывшего новый вид насекомого, его спутница закурила сигарету, выпустила струйку голубого дыма через ноздри.
– Ева выбрала его? – спросил безухий Шакса, с оттенком пренебрежительного удивления.
– Да. – ответил Шакс.
– Это ее очередная уловка, или в самом деле он?
– Скоро узнаем.
– И что ты предлагаешь делать?
В диалог вмешалась брюнетка.
– Это невежливо, – говорить о человеке в его присутствии! – она улыбнулась. – Они хамы!
Дмитрий поднялся со стула.
– Еще раз, спасибо за угощение, но мне действительно пора ехать…
– Как угодно! – холодно ответил Шакс. – Однако интуиция мне подсказывает, – наша встреча не была последней.
Дмитрий направился к выходу, стараясь на оборачиваться на человека без уха, и его спутницу. Стоящий возле дверей альбинос, посторонился.
– Там дождь начинается… – сказал он будничным тоном.
– Не промокну! – буркнул Зайцев.
Посвежело. Пробка на трассе рассеялась, автомобили шли неспешным потоком. Конечно, следовало потерпеть с выпивкой до возвращения домой, однако надо быть фатально невезучим парнем, чтобы дважды за сутки быть остановленным инспектором! Два раза бомба в одну воронку не падает! Успокаивал себя Дмитрий, направляясь к тому месту на парковочной площадке, где он оставил машину. Он обошел внедорожник, на котором по всей видимости приехали безухий человек и красотка, потерявшая где-то безымянный палец с левой руки. Хмель улетучился. На асфальте серело пятно с двумя ровными белыми полосами, отмечающими парковочную зону, поодаль черной кляксой растеклось маслянистое пятно, поблескивающее в свете фонаря, трепетала под порывами ветра высокая трава, с реки Дудергофки, протекающей вблизи поселка Горелово, потянуло запахом тины. Гул автомобилей, проезжающих по трассе, был абсолютно реален. Также, как и отсутствие его внедорожника. В дальнейшем он проделал все положенные манипуляции человека, отказывающегося поверить собственным глазам. Он обежал парковку дважды, обнаружив микроавтобус марки «Хендай», потрепанный «Джипп чероки» и «Субару импреза» ярко-оранжевого цвета. И никаких следов «Хавала дарго». Дмитрий потянулся за смартфоном, и вспомнил, что оставил его в салоне автомобиля. Увлекся рассматриванием селфи голой жены. Под аккомпанемент пульсации крови в висках, он устремился назад в кафе. За время его недолгого отсутствия, там кое-что поменялось. Играла музыка в жанре блюз, Ларан танцевал с брюнеткой, которая сняла плащ, и осталась в сапогах на высоком каблуке и короткой кожаной юбке. Косой, он же падре Моркус пил пиво, три пустых банки стояли перед ним, мужчина курил сигарету, жмурясь как кот, его вытянутое лицо действительно напоминало в профиль земноводное. Ящерица или варан. Шакс разговаривал с безухим. На вбежавшего в кафе человека никто не обратил внимания, кроме стоящего возле дверей альбиноса с хвостиком.
– Что случилось? – спросил альбинос.
Дмитрий не ответил. Он видел свой пиджак на плечах Моркуса! Серо-стального цвета в вертикальную полоску. Куплен в центральном универмаге за восемнадцать тысяч рублей. И это с тридцатипроцентной скидкой! Пиджак был великоват худому мужчине, на боковом кармане растеклось свежее жирное пятно, напоминающее очертаниями карту Испании, из нагрудного кармана торчал столовый нож, в точности такой-же какие лежали на столах.
– Это мой пиджак! – воскликнул Дмитрий.
– Не врешь? – Моркус хитро прищурил здоровый глаз, и выпустил колечко дыма. – Это доказать надо. Я и сам мастак на розыгрыши.
– Ты взял мой пиджак, мужик! – заорал Зайцев .
– Требуются доказательства! – нагло повторил Моркус. – Или давай разыграем, – пиджак против Норы. – Он лукаво подмигнул. – Горячая штучка, скажу тебе! Сколько достойных мужчин по твоей вине заразились сифилисом, а, Нора? Человек двадцать, или больше? Включая того горбатого француза художника…
Официантка сконфуженно рассмеялась.
– Художника звали Анри Тулуз! – призналась она. – Талантливый и безнадежно влюбленный юноша. Умер в тридцать пять лет, но моей вины здесь нет. Его все равно бы прикончил абсент, которого он выпивал по полтора литра ежедневно. В те времена не умели как следует очищать крепкие спиртные напитки.
– Вреден не сам спирт, а продукты его распада, – со знанием дела сообщил Шакс.
В руках Моркуса словно по волшебству появился старинный, серебряный кубок с инкрустацией. Он потряс его возле уха, хитро прищурив здоровый глаз, и метнул на стол кости. Выпали все «шестерки».
– Твоя очередь! – обратился он к Зайцеву.
– Вот жучила! – добродушно улыбнулся Шакс. – Будь осторожен, Дмитрий! – посоветовал он. – С Падре играть все равно, что плевать против ветра!
Они вели себя так, словно ничего особенного не происходило! Такое хладнокровие было нетипично для жуликов, только что угнавших чужую машину.
– …вашу мать! – матом закричал Дмитрий. – Мою машину угнали!
– Сыграем! – азартно воскликнул Моркус. – Видел джип на парковке? Четыре литра движок, настоящий американский дизель! Не то, что китайские картонки!
Он сгреб кости, глухо застучало в кубке. Метнул. Второй раз подряд выпали три кубика с «шестерками» на лицевой стороне.
– Надо же какое везение! – изумился игрок. – Ты продул пиджак и китайскую тачку, приятель! – снисходительно улыбаясь, сообщил он. – Что еще готов поставить? Давай на желание?
– Вы что с ума тут сошли?! – кричал Дмитрий, озираясь по сторонам. – Я сейчас полицию вызову!
Ему на плечо легла тяжелая рука.
– Не ори! – угрюмо глядя в лицо, сказал альбинос.
– Да пошел ты!!!
Дмитрий замахнулся, и в точности повторилась история с Лараном, с той разницей, что Магни оказался более решителен, чем его товарищ. Поднырнув под руку, он нанес короткий удар в печень. Дмитрий пошатнулся, зазвенело в ушах, все вокруг закрутилось в каком-то безумном танце, пол, с облезшими пятнами бежевого ламината, вздыбился, угрожающе накренился. Инстинктивно выставив вперед руки, Зайцев хотел остановить неумолимое падение, из поднебесья прилетел кулак, костяшки врезались в нижнюю часть подбородка, громко и хрипло рассмеялся безухий.
Он очнулся, лежа на спине. Дождь закончился, в небе мерцали звезды, медный овал луны с черными рытвинами на блестящем лике склонился над верхушками сосен. Был слышен негромкий рокот воды; словно приглушенный людской гомон на площади. Дмитрий приподнялся на локтях, ощутив ладонями влажную траву. Очки оставались на прежнем месте, что было само по себе странно, – удар он пропустил нешуточный. Или же те, кто вынес его на улицу из кафе, заботливо нацепили необходимый аксессуар очкарика на нос, пока он валялся в отрубе. Голова кружилась, во рту застыл привкус металла, челюсть распухла изнутри, как после пчелиного укуса. В таких случаях полезно приложить лед, но ушибленная челюсть меньше всего сейчас беспокоила мужчину. Он провел ладонями по карманам, и не обнаружил бумажника с кредитными карточками, водительскими правами и регистрационным удостоверением на автомобиль марки «ХАВАЛ ДАРГО», купленный в крупном автосалоне Петербурга. Кредитная ставка четыре процента годовых, КАСКО и зимняя резина в подарок. Выгодная покупка! Безустанно повторял менеджер; молодой человек в стандартном костюме, великоватым ему по размеру, и прыщиком герпеса на верхней губе. В кармане джинсов звякнул металл, Дмитрий достал три старинные монеты, загадочно блистающие в свете луны. Почему-то эти, умелые подделки под антиквариат, вызвали у мужчины приступ бешенства. Он подавил порыв, – вышвырнуть монеты в траву. Нащупал квадратик бумаги, который оказался злополучной обрезанной фотографией. Вика была девушкой сентиментальной, но мстительной; не смогла простить интрижку со случайной знакомой, которую он подцепил в командировке. Вероятно, перед его отъездом сунула фотокарточку в карман его джинсов. А еще злоумышленники, словно насмехаясь над простаком, оставили ему визитную карточку седобородого, и мятую салфетку с начертанными буквами и карикатурой на человека. На визитке золотыми буквами выпукло выделялись два слова. «Маркиз Шакс». Ни имени тебе, но номера телефона, да и фамилия похожа на собачью кличку или наименование строительного инструмента. На оборотной стороне был изображен петух с воинственно поднятой ногой с золоченной шпорой и распахнутым клювом. Внезапно вспомнилось слово, произнесенное бродягой с тележкой. Ganeo. В переводе с латыни означает, – пьяница. Откуда он это знает? Неважно. Дмитрий отряхнул джинсы от налипшей травы. Отек расползся на левую половину лица. Его визит в полицию с запахом алкоголя, и шишаком на физиономии, произведет невыгодное впечатление, но другого выхода из абсурдной ситуации он не видел. Возвращаться в ночное кафе было по меньше мере не разумно. Оглядевшись, он обнаружил широкую тропу и неглубокую канаву с обеих сторон от нее. Красносельское шоссе людное место, в пяти километрах начиналась городская застройка, лесов там нет, это он точно знает. Дмитрий зашагал по тропе в том направлении, откуда долетал шум реки. По истечении пяти минут ходьбы, источник звука сместился; теперь река была слышна слева, хотя тропа была прямой как шпага. С обеих сторон темнела громада леса, деревья вздымались плотной стеной. Пройдя еще минут семь, Дмитрий пришел к выводу, что ошибся в направлении движения, – ориентируясь на звук бегущей реки. Сработал древний инстинкт, заложенный в природе человека; близость воды ассоциируется в подсознании с жизнью. Он прошел еще метров триста. Обычно тропы в лесу исчезают постепенно, заглушаемые врастающей травой, корнями деревьев и палой листвой. Тропа, по которой шел Дмитрий, закончилась внезапно; ее утоптанная твердь вонзалась в непроходимую лесную чащу, недружелюбно взирающую на путника с высоты устремляющихся в ночное небо крон деревьев. Прошелестел ветер, тоскливо и звонко кричала ночная птица. Дмитрий выругался. В горле у него пересохло, пульсировала болью печенка. Прошло примерно четверть часа. Он пошел в обратном направлении. Никакого плана не действий у него не было, кроме возможности идти на ориентир журчания бегущей воды, а еще была ужасная усталость, и он шел по той простой причине, что боялся опуститься на землю. Что-то быстрое и темное бесшумно пересекло тропу и скрылось в кустах. Наверное, олень. Решил Дмитрий. Он понимал абсурд происходящего, – ленинградская область исхожена, что называется до дыр! Здесь и зайца то встретить – редкая удача, не то, что оленя! Он цеплялся за останки здравого смысла, как потерпевший кораблекрушение человек держится за скользкое от морской воды дерево. Еще два существа прошмыгнули неподалеку, слышался приглушенный шепот. Здравомыслие утекало прочь как табачный дым, уносимый сквозняком через распахнутую форточку. Впереди посветлело. Дмитрий ускорил шаг, и спустя два десятка шагов вышел на поляну. Магическим свинцовым ковром искрилась трава. Шум реки стих. Поляна была идеально ровной, словно очерченный огромным циркулем круг. Дмитрий опустился на землю, обхватив голову обеими руками. Оглушающее безразличие к собственной участи охватило его. Темные силуэты существ сновали в высокой траву, они возникали из ниоткуда, и исчезали в зарослях кустарника, окаймляющего поляну.
– Что за чертовщина? – вслух сказал Дмитрий, и не узнал собственного голоса, который был плоским и сухим, будто голосовые связки лишились какого-то важного инструмента по извлечению из гортани звуков.
Трепетала трава под порывом ветра. Что-то коснулось его руки, холодное и твердое, и только приглушенное шуршание угадывало, что существа роились неподалеку, опоясывая круги возле сидящего человека. Матвею показалось, будто он ненадолго провалился в зыбкую дрему, похожую на обморок. Вокруг ничего не изменилось. Серый свет, льющийся с неба, каким он бывает в предрассветные часы. Нечто возникло перед ним. Круглая, сферической формы голова. Силуэт окутывал белесый туман, распахнулся огромный, жадный рот, едко пахнуло гнилью. Пасть устремилась к человеку, сдавленный шепот перешел в торжествующее хрипенье. Дмитрий закрыл лицо руками и закричал.
Глава 2
Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя!
Александр Пудовик набирал текст на клавиатуре компьютера. Бессмертная фраза Фридриха Ницше актуальна на все времена! Минувшей ночью он выпил шесть чашек крепчайшего кофе и триста грамм коньяка. Адская смесь взвинтила фантазию, но и расплата не заставила себя долго ждать, – голову сжало обручем, сердце стучало как швейная машинка. Он сохранил документ, и отправил файл на собственный адрес электронной почты. Так Александр Яковлевич, – человек рассеянный и непрактичный обращался с документацией. Прошлым вечером ему толком не удалось поработать над новой книгой; звонили многочисленные знакомые, поздравляли с удачным интервью, которое он накануне давал на радиостанции «Маяк». Многие хвалили его и поругивали журналиста, мешающего писателю излагать свою мысль. Он принимал поздравления под мирный шелест листков бумаги, выползающих из жерла принтера. Объяснить, – с какой целью Александр Яковлевич вознамерился распечатать файл с незавершенным текстом романа, он затруднялся. Действовал по наитию. Собрал листы в папку, зашнуровал тесьму, и положил в ящик кухонного стола. Звонки завершились ближе к полуночи. Он не считал интервью удачным в отличии от друзей. Он так и не поделился со слушателями сюжетом своей новой книги. Стыдно признаться, но его пугал текст романа. В процессе творчества всегда имеется мистический элемент. Нечто возникает неподвластное воле и разуму, приводящее к созданию сюжетной линии, и вплетению в нее героев повествования. Это как любовь. Возникает неожиданно, и захватывает всецело. Но и награда велика. У него имелся свой персональный тест, определяющий качество созданной книги. Если по истечении времени он натыкался на фрагмент своего текста, и не узнавал его с первых строк, значило, что книга удалась!
Он подъехал на инвалидной коляске к окну, опустил жалюзи. С улицы вливался тусклый свет, с отблеском розового марева над заливом. Шесть тридцать утра. Типичное питерское утро, – блеклое и унылое. Пудовик открыл окно, вдохнул свежего воздуха. Шансы уснуть без снотворного, – один к пяти, и причина бессонницы заключалась не только в убойном коктейле, та самая бездна, о которой упоминал полусумасшедший немецкий философ, готова была поглотить его в своем прожорливом чреве.
Александр Яковлевич захлопнул окно, поворачивая руками колесики своего «мерса», – как он в шутку называл инвалидную коляску, – поехал в комнату. Шестьдесят лет, – не приговор, но если у тебя десяток кило лишнего веса, спинальная болезнь, сахарный диабет и скачет давление, то смерть – самая вероятная реальность из всех, которые могут произойти с тобой в ближайшем будущем.
В спальне было темно и тихо, плотные шторы закрывали окно. Александр Яковлевич снял халат, оставшись в трусах и футболке. Если бы инвестиции в занятия спортом приносили доход, то в каждом уважающем себя доме висело бы по два турника! Любил он подшучивать над собой, глядя на отражающиеся в большом зеркале тонкие и дряблые мышцы. Одно время ужасающая худоба бедер пугала его, со временем он к ней привык как привыкают люди к запаху собственного пота. Он опустил боковой фиксатор, металлический штырь лег в паз. Почему-то принято считать, что у паралитиков должны быть сильные руки. Отчасти это правда, но лишь в том случае, когда болезнь не сопровождается прочими недугами. Александр Пудовик и до болезни не был атлетом, а последние пять лет жизни в инвалидном кресле заметно ухудшили физическую форму. Он неуклюже перевалился на ортопедический матрац, (спасибо щедрому гонорару от издательства за предыдущую книгу!) подтянул руками бесчувственные ноги, накрылся плотным одеялом, предварительно проверив наличие утки под кроватью. Лег на спину, закрыл глаза, и принялся ждать. Прошло пять минут. Перед сомкнутыми глазами мелькали разноцветные круги, дыхание становилось ровным и глубоким. К собственному удивлению он быстро заснул, только по лицу пробегали судороги, да нервно трепетало веко.
В спальню вошел большой кот, дымчатый, серой масти. Одним прыжком взлетел на кровать, и бесшумно ступая, как это умеют делать исключительно представители кошачьего племени, обошел спящего хозяина и примостился у него в ногах. Янтарные глаза уставились в пустоту, раздалось негромкое урчание. Животное излучало миролюбие и покой, но вдруг что-то нарушило кошачью медитацию. Спина почернела, выгнулась дугой, из оскаленной пасти неслось зловещее шипение. Взгляд янтарных глаз был направлен в угол спальни, где ничего кроме отвалившегося участка плинтуса да старых шлепанцев Александра Яковлевича не было видно.
Пудовик вздрогнул, взмахнул рукой, словно отгонял от лица несуществующую муху. Кот спрыгнул с кровати, и умчался на кухню, где затаился в безопасном месте между шкафчиком и газовой плитой.
Зазвонил смартфон. Писатель застонал, попытался спрятаться, закрыв голову подушкой. Не помогло. В тишине спальни звонок бил по ушам, сверлил мозг как бормашина дантиста. Все это было очень странно; Александр Яковлевич отчетливо помнил, как устанавливал рингтон в смартфоне. Нейтральная мелодия, на фоне поющих птиц. Он лежал, старательно зажмурив глаза, и терпеливо ждал, пока у абонента иссякнет терпение. Прошло около минуты. Из кухни недовольно замяукал Степан. Степан был образцом кошачьего смирения, – будучи голодным, не будил хозяина пока тот не поднимался с кровати, а уж потом вьюном кружился подле поскрипывающих колес «мерса».
– Пошел к черту! – простонал Александр Яковлевич.
Смартфон замолчал, но после паузы возобновились трели. Пудовик приподнялся, скорчив болезненную гримасу в ответ на тупую боль, пронизавшую поясницу, нащупал смартфон, лежащий на прикроватной тумбочке, провел подушечкой большого пальца по экрану.
– Слушаю…
– Александр Яковлевич? – голос был наглым и уверенным.
Почему, наглым? Неизвестно. Но, как в последствии вспоминал Пудовик, манера разговаривать у абонента была именно наглой.
– Допустим…
– Рад вас слышать! – рассмеялся человек.
– Не могу ответить тем же! – резко сказал Пудовик. Он посмотрел на светящиеся цифры в уголке экрана смартфона. 7. 15. Он проспал около часа. Какой идиот будет звонить в такую рань?
Человек словно прочел его мысли.
– Вас, наверное, удивляет ранний звонок незнакомца? – поинтересовался мужчина.
– Я не любопытен. – После секундного замешательства Александр Яковлевич нажал красный значок на экране, – связь прервалась. Далее он выключил смартфон из сети, и мысленно проклиная расплодившихся в последнее время интернет-жуликов, чья задача заключалась в выманивании у простаков данных банковских реквизитов. Пролежав так минут десять, и старательно жмуря глаза, Александр Яковлевич понял, что не заснет. Глупо себя обманывать. Он перебрался с кровати в умятое седалище «мерса», и поворачивая направляющие колес, подъехал к тумбочке, где хранился запас снотворных и успокоительных таблеток. На протяжении пяти лет Александр Пудовик вел самоотверженную борьбу с зависимостью от препаратов из группы антидепрессантов и нейролептиков. Борьба шла с переменных успехом, – бессонница и высокий уровень тревожности, – удел творческих интеллектуалов. Талант взымает высокую плату с избранников. Булгаков стал жертвой зависимости от морфия в результате перенесенной дифтерии, Достоевский и Гоголь страдали от приступов жесточайшей депрессии, гениальный алкоголик Ван-Гог застрелился, отрезав себе перед этим ухо. Природа словно в насмешку запускает программу уничтожения счастливого обладателя красочного воображения. И какой будет выбран путь, неизвестно наперед. Безумие Хемингуэя, запои Владимира Высоцкого, наркотическая эйфория Поля Элюара или жизнь на краю бездны Артура Рембо. Финал один, и он всегда жесток и непредсказуем. Богатое воображение окрашивает мир сюрреалистическими красками, чтобы впоследствии ослепить избранника одной из форм безумия. Александру Пудовику повезло, – он страдал бессонницей и паническими атаками. Спинальная болезнь не в счет. Это своего рода бонус со стороны Создателя. Вишенка на торте.
Громкая трель смартфона застала Александра Яковлевича, склонившимся над выдвинутым ящиком. Холод сковал руки, спазм сжал мочевой пузырь. Гаджет был выключен. Это факт материалистического бытия, – самой надежной реальности, из всех, известных людям со времен палеолита. Блистер с продолговатыми желтыми таблетками выпал из рук. В полутьме спальни найти его не представлялось возможным. А после он совершил то, о чем впоследствии горько пожалел. Вместо того, чтобы унести смартфон в ванную комнату, где бросить на дно корзины с грязным бельем, и позволить звонить дальше там в одиночестве, Пудовик подъехал к столику, и взял гаджет. Он ответил на звонок, повинуясь безотчетному человеческому страху, – уж лучше ужасный конец, – чем ужас без конца. Ответили немедленно. Все тот же наглый мужской голос.
– Прерывать разговор не попрощавшись невежливо, Александр Яковлевич!
– Что вам нужно? – дрожащим голосом прошептал Пудовик.
– Вы вчера выступали на радиостанции «Маяк».
– Да…
– Не перебивайте! – властно приказал голос. – Хватит с вас и той книги, о которой рассказывали в радиопередаче. Кстати, неплохой роман, хотя некоторые персонажи высосаны из пальца. Взять хотя бы циклопа… Вы описали его глупым и кровожадным существом, прямо-таки одержимым идеей сожрать заплутавшего недотепу. Сказывается недостаток информации в сочетании с неплохой фантазией автора. Эллины, между прочим, считали циклопа Стеропа умелым кузнецом, по преданию он выковал трезубец Посейдону. Не слышали о таком?
– Кто вы такой?! О какой книге вообще вы говорите?!
– Тени Иерусалима! – веско проговорил мужчина. – Рабочее название текста вашего романа. Вы использовали фразу из «Божественной комедии» Данте Алигьери. Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…
– Это запрещено?
– Зная вашу манеру писать, название романа вы поменяете перед тем как отправить готовый текст в издательство. Этого не должно случиться. Вам нужно удалить файл, а затем почистить корзину ноутбука. Именно в такой последовательности.
– Да кто вы такой, черт побери! – закричал писатель. А вот теперь ему стало страшно по– настоящему. Новый текст был завершен на девяносто процентов. Оставались кое– какие доработки, касающиеся финальной части романа, далее следовала авторская чистка, где он самостоятельно перечитывал готовое литературное произведение, пропуская через сито повторяющиеся слова в предложениях, и меняя речевые обороты, устраняя шероховатости. Кропотливая и неблагодарная работа, которую никто кроме автора лучше не выполнит. Но причина страха крылась в простом факте. Ни одна живая душа, за исключением кота Степана не знала о существовании новой книги. Итак, возникает вопрос. Откуда незнакомцу известно о книге? В таинственных хакеров, способных проникнуть в содержимое процессора любого компа на планете, он не верит. Приходящая медсестра Даша была всецело зациклена на проблемах подрастающей дочери-подростка, в ее задачу входили внутримышечные инъекции витаминов. Раз в неделю инвалида посещал санитар Виталик. Неразговорчивый и улыбчивый парень с легкой степенью умственного отставания, невероятно сильный физически. Он без малейших усилий выносил на руках своего подопечного на улицу, пренебрегая услугами грузового лифта. И пока Александр Пудовик грелся на солнышке, сидя на скамейке возле подъезда, Виталик возвращался за коляской, волоча «мерса» так же легко, как перед этим его владельца. Александр Яковлевич проживал на третьем этаже девятиэтажного здания на Морской набережной. Изредка, в хорошую погоду они с Виталиком выезжали на побережье Финского залива. Свежий балтийский ветер трепетал тонкие волосы Александра Яковлевича, пронзительно кричали чайки, проносящиеся над водой цвета стали. В такие дни страх смерти становился осязаемым и вещественным, словно у висельника, с неистовой лаской трогающего текстуру веревочной петли. И медсестру Дашу и Виталика писатель исключил из числа подозреваемых. Также, как и домработницу, ежемесячно убиравшую его жилище. За время их пребывания в квартире не было случая, чтобы кто-то проявил интерес к стоящему на рабочем столе ноутбуку. Люди нечасто бывают любопытны, если тема не касается их лично. Продукты вместе с кормом для Степана привозили ребята из команды «Яндекс– еда», – веселые и общительные, – разговор с ними происходило в передней. Одним словом, шансы на обнаружение файла сводились к нулю.
– Пока предупреждение носит рекомендательный характер, – сообщил незнакомец. – Времени на раздумье у вас нет. Процедуру ликвидации файла следует совершить как можно быстрее. В том числе с почтового сервера, – добавил человек.
И хотя Александра Яковлевича трясло как в лихорадке, он нашел в себе силы твердо сказать.
– Я не знаю, кто вы такие, и каким образом вам удалось залезть в мой комп. Но если вы не оставите меня в покое…
Он вдруг понял, что говорит в пустоту. На том конце виртуального провода его никто не слушал. Что-то щелкнуло в динамике, словно включился режим громкой связи, и хрипловатый женский голос проговорил.
– Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя. Кажется, этой цитатой ты решил завершить свой роман, Пудовик?
А вот это финиш! Ничего подобного в тексте романа не было отражено, Александр Яковлевич только подумывал на тему использования бессмертной цитаты в своей новой книге. К своему ужасу и стыду он понял, что обмочился. Горячая струйка оросила трусы, и если бедра были лишены чувствительности, то в ягодицах она частично сохранялась.
Женщина засмеялась.
– Такова природа страха. Организм избавляется от лишнего. Благодари судьбу за пустой желудок, а то как бы не вышло чего похуже!
– Я вызову полицию… – едва слышно прошептал Александр Яковлевич.
– Толковая идея! – одобрила женщина. – И что скажешь? Тебе позвонили незнакомцы, и от страха ты обделался?
В кухне завыл Степан. За восемь лет кошачьей жизни, домашний питомец ни разу не издавал подобных звуков. И хотя у Александра Яковлевича от страха дрожали руки, наверняка подскочило давление, и от едкого запаха собственной мочи подкатывал тошнотворный ком к горлу, у него хватило мужества спросить.
– И что вы сделаете, если я откажусь уничтожить файл с текстом?
Женщина понимающе ухмыльнулась.
– Вот, ты уже и торгуешься!
– Никакого торга быть не может!
– Заткнись! – грубо перебила незнакомка. – В твоей книге описаны физические страдания героев. Одного бедолагу сожрали крысы, другой сгорел заживо. Есть еще совсем уж вымышленный пример афганской пытки, якобы с человека лоскутами срезали кусочки кожи. Вымысел. Ничего подобного, в числе разнообразного арсенала средств, направленных на причинения мучений себе подобным, в средневековом Афганистане не использовали. Талантливый автор обычно пропускает через себя эмоции персонажей, иначе грош цена такому писателю. Любому калеке кажется, что судьба с ним обошлась несправедливо. Обычно до той поры, пока злосчастный рок не наносит еще более сокрушительный удар.
– К чему вы клоните?
– Ты не понял? – удивилась женщина. – Ты так часто и много рассуждаешь о смерти, что некоторые могущественные силы решили дать тебе возможность заглянуть за полог неведомого, – такими словами ты упоминаешь физическую кончину. А та откровенность, с какой ты описываешь физические страдания, свидетельствует о боязни обычной боли. Когда ты помышляешь о смерти, то видишь ее в образе благословенного избавления. Сон без пробуждения. Но какая-то часть тебя обязательно будет блуждать в просторах вселенной. Традиционные чаяния людей, скованных ожиданием небытия. Переход от жизни к смерти бывает долгим и мучительным. Мы можем пообещать тебе такую боль, Пудовик, какую ты и придумать не можешь, несмотря на отменную фантазию!
– Кто… Кто вы такие?! – простонал Александр Яковлевич. За пологом неведомого. Он буквально вчера ночью написал эти слова!
– Сейчас на твоем смартфоне включится таймер, – продолжала женщина, игнорируя последний вопрос писателя. – До его обнуления ты уничтожишь файл, и будешь вспоминать о нашем общении как о кошмаре. Можешь даже ввести как эпизод в свою будущую книгу, хотя вероятнее всего решишь, что все это причудилось. Бессонная ночь, много коньяка и кофе породили бредовую иллюзию. Итак, время пошло!
На экране замелькали цифры. Обратный отсчет. Сообразил Александр Яковлевич, сжимая вспотевшими пальцами смартфон. Девять минут, сорок восемь секунд… Сорок семь… Сорок одна…
Крадучись, и припадая на брюхо, в коридоре показался Степан. Желтые глаза кота пылали каким-то дьявольским огнем. Он подбежал к хозяину. Открылась пасть животного с черным родимым пятном на верхнем небе, раздалось свирепое урчание, словно внутри заработал какой-то необыкновенный моторчик. Степан был мирным и послушным котиком, но сейчас в него слово вселился злой дух.
Александр Яковлевич отшвырнул смартфон, покатил «мерса» в ванную комнату. Первым делом хотелось избавиться от липкого запаха мочи, пропитавшего трусы. Коляска застряла в дверном проеме; Пудовик забыл сложить приставные ручки. Повозившись с механизмом, он въехал в ванную. Включил воду, проверил надежность крепежей сиденья. Систему помывки для инвалидов устанавливал Виталик. Обычно, санитар помогал забраться в ванную, но эту несложную процедуру Пудовик совершал и самостоятельно. Виталик придет в четверг. Сегодня вторник. Киснуть два дня в собственном дерьме Александр Яковлевич был не согласен. Он ухватился руками за жгуты, подтянулся. Лихорадочно забилось в груди сердце, дряблые мышцы неохотно откликались на нагрузку. В коридоре продолжал завывать Степан, – судя по удаляющемуся звуку мяуканья, кот обосновался возле входных дверей. Очередная странность поведения домашнего животного, – Степан опасался выходить из квартиры, в его кошачьем разумении за порогом жилища царил мрак неизвестности. Сколько отсчитал таймер? Минуты три, от силы четыре. Какая к черту разница?! Мысленно обругал себя Александр Яковлевич. Бицепсы напряглись. Медленно и неохотно восемьдесят килограммов тела писателя отрывались от липкого сиденья инвалидной коляски. Пудовик стиснул зубы от напряжения, – еще один рывок, и он сидит на удобном кресле в ванной. Пол минуты он переводил дыхание, затем включил душ. Мыться было приятно. Теплые струи омывали влажную от мочи и пота кожу. Он вытер влажной тряпкой испачканное сиденье «мерса», облился напоследок прохладной водой, насухо вытерся полотенцем, выбросил замаранные трусы в корзину. Разберется с ними позже. Он понял, что подсознательно спешит завершить процедуру помывки, чтобы успеть за отведенный срок. На расстоянии вытянутой руки висел махровый халат. Ощущение теплой материи в сочетании со свежестью тела придали ему уверенности. Теперь история со звонками неизвестных в сочетании с необычным поведением кота Степана не казались чем-то сверхъестественным. Все теории чудес и заговоров имеют две первородные причины, – человеческая глупость и страх неведомого. Так дети наделяют волшебными свойствами ночные тени деревьев за окном. Перелезать из ванной в коляску было несложно. Запахнувшись в халат, Александр Яковлевич покатил на кухню к лежащему на столе ноутбуку. Он любил работать на кухне, – окно выходило на запад, в ясную погоду серебрилась вода Финского залива, и был виден краешек скоростной магистрали, опоясывающей город полукольцом.
– Степа! – крикнул Пудовик. – Иди сюда, мальчик!
Молчание. Обычно, кот окликался мурлыканьем, или бежал на зов.
Александр Яковлевич поднял крышку ноутбука, и в страхе отшатнулся. В правом углу экрана, где обычно были расположены дата и время, отсчитывал время таймер. Две минуты двадцать шесть секунд… пять… четыре…
Пудовик судорожно клацнул мышкой по таймеру, а затем левой кнопкой, с целью удаления опции с экрана. Результат был нулевым. Более того, половину монитора теперь заслонял файл с текстом. «Тени Иерусалима». Александр Яковлевич нацепил очки, хоть в этом не было особой надобности; текст был четким и крупным, ошибиться невозможно. В глаза бросился выделенный синим курсивом абзац. Весь объем текста был двенадцать авторских листов. Четыреста восемьдесят тысяч знаков с пробелами. Стандартный объем романа. Он потратил на написание черновой версии три месяца и двадцать шесть дней. Пудовик подвел курсор к файлу. Вздрогнул. Он явственно ощутил, что за спиной кто-то стоит. Он обернулся. Его старая куртка висела в прихожей, левый рукав был изогнут, отчего предмет одежды напоминал танцующего арлекина на картинах художников модернистов.
– Степа! – умоляюще прокричал Пудовик. Он никогда прежде на сожалел с такой силой о своей беспомощности как сейчас. Взять кота на руки, ощутить частое биение сердце под покровом теплого меха, – вот о чем мечтал Александр Яковлевич.
Количество цифр на таймере сократилось. Пошла последняя минута срока, озвученного женщиной с хриплым голосом. Пудовик нерешительно водил курсором по экрану ноутбука. Он понял, почему хотел поделиться со слушателями в общих чертах содержанием нового романа. Идущему в ад нужны попутчики. В груди поднялась волна ярости, смешанная с исконно писательской жадностью. Да пошли вы к черту! Он захлопнул крышку ноутбука, взял бутылку с остатками коньяка, и одним глотком выпил содержимое. В животе погорячело, неожиданно ему стало смешно. Он развернул коляску, и выехал в прихожую.
– Степа, хорош дурака валять! – искусственно бодрым голосом прокричал Пудовик. – Пошли спать!
Кот застыл горбом перед входной дверью, дымчатая шкурка на его загривке стояла дыбом.
– Степа… – повторил Александр Яковлевич.
В дверь коротко позвонили. Степан метнулся в комнату, и забился под кровать. Было слышно, как кот там шипит. Пудовик подкатил «мерса» к дверям, намереваясь посмотреть в глазок, специально врезанный на подходящий уровень. И в тот же момент дверь содрогнулась от сильного удара. Пудовик вскрикнул, стирая ладони в кровь, пытался развернуть коляску в тесной прихожей, плохо соображая, что сделать этого не получится. Следовало сдать назад, а уже в комнате, где пространства больше, завершить маневр. Многократно отработанный прием позабылся под натиском животного ужаса, которым был охвачен беспомощный инвалид. Новый удар был сильнее предыдущего, осыпалась с потолка побелка. Александр Яковлевич рванул колесо «мерса» вбок, потерял равновесие и упал вместе с коляской. Падая, он ударился виском о выступающий угол стены, и проваливаясь в оборочный туман, перед мысленным взором возникла картинка.
… Он допил остывший кофе из чашки, ввел в адресной строке «Яндекс почты» адрес дублирующего почтового ящика. Адрес простой. Комбинация из десяти цифр его номера сотового телефона. Что-то отвлекло его. Кажется, это Степан, вышел из туалета. Кот – чистюля. Он сделал свои кошачьи дела, и требовал от хозяина замены наполнителя в своем персональном туалете. Александр Яковлевич прервал процедуру введения цифр электронной почты, покатил в уборную, и под бдительным контролем Степана высыпал в унитаз промокший наполнитель, наполнил его новой порцией. По возвращении, он продолжил прерванную процедуру…
Стоп! Что-то не так! Его указательный палец скользнул по клавиатуре, и вместо цифры «7» ударил по соседней «восьмерке». Он не заметил этого, поглощенный своими мыслями, гадая, каким будет финал романа.
Далее…
Он прикрепил файл, и нажал клавишу enter. Промелькнул схематический образ конверта, файл с законченным на девяносто процентов романом, улетает к неизвестному абоненту. Это случилось сегодня утром, таинственные шантажисты не могли об этом знать. Также как о том факте, что накануне вечером он распечатал роман в бумаге.
«Они не всемогущие…»
Успел подумать Александр Яковлевич, и мгла небытия поглотила его сознание.
Глава 3.
Иногда Вике Зайцев ой снилось, что она умерла. Лежит в прозекторской, белая, уродливая и неподвижная, грудная клетка зашита грубыми стежками, и равнодушные люди в голубом одеянии толпятся возле ее тела. Обычно, в суете дня содержание сна забывалось. Сегодня такой сон был необыкновенно реалистичен, и после пробуждения ей потребовалось какое-то время, чтобы осознать свое обычное местонахождение. Это была ее квартира, розовые дурацкие обои, которые чем-то понравились Диме, а она не стала с ним спорить, темно-вишневые портьеры на окнах, и постер на стене; извивающиеся линии и кубы. Абстракционизм. Первое слово, которое она произнесла вслух, глядя на постер, было – дура. И немного поразмышляв, повторила это слово спустя пять минут, уже стоя перед зеркалом в прихожей.
– Ты – конченая дура!
Сообщила собственному отражению. Улыбнулась с облегчением. Строго говоря, ничего в зеркале неприятного не было, кроме идиотской улыбки. Улыбающийся своему отражению человек выглядит малость сумасшедшим, особенно если ему не весело. Зеркало честно предъявило каштановые волосы, от природы черные брови, выгодно оттеняющие голубизну глаз. Смуглая кожа, не требующая зимних визитов в солярий, – сказывалось удачное смешение кровей, – отец был крымским татарином, мать русской. Да и тридцати лет ей никто не давал, а увлечение кикбоксингом способствовало гибкой фигуре и в меру развитой мускулатуре.
– Дура! – вздохнула она, отворачиваясь от зеркала. – Дура и стерва!
Ну, что такого особенного случилось? Гульнул мужик в командировке! Понятное дело, сложились воедино ряд негативных обстоятельств. У нее затянулись критические дни, а в день отъезда они поссорились. Дмитрий уехал злой и сексуально голодный. При других обстоятельствах, Виктория не совершила бы такой промашки, – нет ничего проще для современной девушки чем удовлетворить любимого мужчину альтернативным способом. Но она, что называется, оседлала злую волну. Понесло. Ее алые губы саркастически кривились как лист горящей бумаги в пепельнице, слова извергались из глубинных недр загадочного подсознания, а котором никто толком ни черта не знает. Едкие, бьющие в цель, женские укоры, способные превратить миролюбивого парня в чудовище. Дмитрий слушал молча, что распаляло ее еще больше. Он сжал кулаки, и ударил по стене, отчего с полки упала фотография в рамочке, где они, молодые и счастливые, стояли обнявшись на фоне искрящегося лазурью моря. Он ушел в комнату, и там кидал вещи в сумку, тем самым нарушив семейную традицию, – сборы супруга в командировку считались священной супружеской обязанностью Вики Зайцев ой. Все еще пребывая на злой волне, она выхватила ножницы, разрезала фотокарточку пополам, одну из частей сунула мужу в карман джинсов, а вторую половину бросила на стол. После чего ушла в ванную комнату, где громко разрыдалась.
Информация насчет измены была достоверной. Позвонила лучшая подруга Светка, и изнемогая под гнетом трудного выбора, рассказала все как оно было. Это было ее выражение. Изнемогая под гнетом. Светка была неплохой девчонкой, но природа обделила ее привлекательностью, наградив острым язычком и жгучей завистью.
– Мир тесен! – объявила она многозначительным тоном, какой обычно предшествовал известию. – Твоего Дмитрия видели в ресторане.
– И что с того? – холодно спросила Вика. Муж был в завязке пять с половиной месяцев. Посещал собрания анонимных алкоголиков, однако настроен было скептически. Срыв был предрешен.
– Он был пьян! – метнула Светка козырную карту.
– Удивила! – мрачно сказала Виктория. Дмитрий всегда напивался после их ссор. Это стало чем-то вроде семейной традиции. Далее следовало примирение, и бурный секс, сопоставимый по качеству со сценой из порнофильма.
– Он целовался с какой-то шалавой! – Лучшая подруга выбросила туза.
Какое-то время Вика терпела после возвращения супруга, а потом ее прорвало. Волна ненависти несла ее на своих огненных крыльях к краху семейных отношений, но остановиться не было сил. Уже не следующий день, несчастная и наплакавшаяся всласть, она жалела о содеянном. В конце концов других фактов измены кроме пьяных объятий с безвестной шлюхой, (в том, что девушка была конченой шлюхой у Вики сомнений не было) Светка предоставить не могла, к большому собственному сожалению. Все прочее явилось результатом злости и разыгравшейся фантазии. Проведя день в размышлениях, она приготовилась к возвращению мужа из города Кириши. Ей уже стало известно, что поездка оказалась неудачной. Дмитрий специализировался на поставках оборудования для металлургической промышленности. Компания «РОСМЕТАЛСТРОЙ» в городе Кириши, считалась лакомым кусочком для менеджеров. На протяжении недели Зайцев вел переписку с генеральным директором компании, и, наконец, получил добро на личную встречу. Дальше все пошло совсем не так, как ожидалось. Доложила опять всезнающая Светка, – она дружила с секретаршей офиса, где работал Дмитрий. Супруга следовало утешить. Агрессивные мужчины тяжело переносят поражения. Бутылка «Бордо» для нее, а поллитровка водки, – для мужа, а также бутерброды с его любимой красной икрой и тарелка с нарезкой украшали стол. В духовке ожидало своей очереди куриное филе. Вика логично решила, что перед очередной «просушкой» без спиртного не обойтись. Обошлось без свечей, – Дмитрий терпеть не мог пошлый аксессуар романтического свидания, заимствованный из красочно снятых мелодрам. После одиннадцати вечера она начала нервничать. Сделала фото селфи, надев галстук на голое тело, отправила мужу. Спустя пять минут получила в ответ смайлик в форме огромного, алого сердца. Прошло около часа. В двенадцать двадцать пять она сняла дурацкий галстук и облачилась в домашний халат, залпом выпила бокал вина. Немного захмелев, решилась позвонить мужу. Ответили после третьего гудка. Хрипловатый мужской голос радостно ее поприветствовал.
– Доброй ночи, Виктория!
Вика растерялась.
– Я вообще то мужу звоню! – сказала она.
– Навряд ли Дмитрий сможет сейчас с вами разговаривать, – с нотками искреннего огорчения в голосе, сказал мужчина.
– А вы кто такой?
– Моя фамилия Шакс!
Частично прощенная обида воспылала с прежней силой. Злая волна зарождалась в области солнечного сплетения, чтобы выплеснуться в форме праведного гнева обманутой жены.
– Какой к черту Шакс?! Позовите моего мужа! – закричала Вика.
– Восхитительно! – почему-то обрадовался мужчина. – Давно такого не слышал! Обычно, люди пугаются, утрачивая контроль над ситуацией. Можно подумать, когда-то раньше он у них был, этот самый контроль! – хохотнул он. – А вы немедленно идете в атаку, как берсерки, – прославленные древнегерманские воины, отличающиеся неистовостью в сражении. Я признаюсь, не очень хорошо знаю историю скандинавской мифологии, а вот Магни отлично знает. Может цитировать «Песенную Эдду» наизусть. Особенно той ее части, что касается Прорицаний Вельвы, Речи Гримнира, и Песни о Велунде и валькирии Хервер. Это в той части, где Велунд промышлял охотой на медведей, но был захвачен конунгом Нидудом. Однако, освободившись, жестоко отомстил обидчику! Правда увлекательно? Что скажете? Позвать Магни к телефону?
– Что вы несете? – Вика стиснула пальцами смартфон. – Какой к черту Магни?! Позовите Дмитрия, или объясните, откуда у вас его смартфон!
– Похоже, гнев лишил вас слуха, Виктория! – кротко сказал мужчина. – Повторяю. Вашего мужа в настоящий момент здесь нет.
– А где он?
– На этот вопрос так просто ответить не получиться.
– Откуда у вас смартфон мужа?
– Одну минуту… – послышалась какая-то возня, в динамике пропел короткий сигнал. Вика включила голосовой режим. В манере разговора мужчины с дурацкой фамилией, было что такое, отчего по коже бежали мурашки. На смартфон пришло сообщение. Это была ее собственная фотография в стиле ню, отправленная полтора часа назад. Все просто! Примитивно и однозначно, как выражалась Светка. Какой-то козел украл смартфон ее мужа, и теперь забавляется!
Вика угрюмо посмотрела на экран смарта, бордовый галстук между ее грудей смотрелся по– дурацки. Похож на коровий язык.
– Все ясно. – сказала она. – Вы или нашли, или украли смарт моего мужа. Обычно порядочные люди возвращают пропажу владельцу. Сколько вы хотите?
– Сколько? – удивился мужчина. – Вы предлагаете мне деньги?
Нет, блин! Можешь взять натурой, старый козел! По голосу, абоненту было за пятьдесят.
– Назовите сумму! – устало повторила Вика. Подержанный «самсунг» много не стоит. А интимными фотками и видеофайлами сейчас даже озабоченного подростка не удивишь.
– Я не крал личного имущества вашего мужа, Виктория, – с нотками оскорбленного достоинства в голосе ответил мужчина. – Можете сами приехать и забрать смартфон. Никакой оплаты не требуется.
– Извините! – смутилась Вика.
– Ваш смартфон будет ждать вас в ночном кафе, – продолжал мужчина. – Это место недалеко от поселка Горелово. Сразу же после Красного Села.
– Вы можете скинуть точку локации?
– Я, видите ли, не силен в современных дивайсах, – засмеялся мужчина. – Кафе называется «У дороги».
– Я найду! – перебила девушка. – Спасибо за помощь!
– Благодарить будете потом, Виктория!
Связь оборвалась, ухо заложило как при взлете самолета. В динамике смарта заиграла классическая мелодия, приглушенно запел оперный певец, кажется, что-то на немецком языке. Смех у мужчины был каким-то странным, – решила Вика. Почему-то вспомнился плач гиены в документальном фильме на канале «Нэшел географик». Животное выхаркивало звуки, и в ночной мгле алчно светились глаза хищника. В том, что Дмитрий потерял смартфон не было ничего сверхъестественного, пьяные люди рассеяны. Виктория была человеком действия. Первым делом вбила в навигаторе поиск ночных кафе, расположенных на участке Красносельского шоссе, ближе к поселку Горелово. На экране синело десяток кружков, все были расположены вдоль трассы. Найду! Решила она. Скинула халат, быстро оделась. Удобная футболка, спортивный костюм, забрала волосы в хвостик на затылке, перетянула резинкой. Покидала мелочь в рюкзачок. Вызвала такси, и пока ждала прибытия машины выпила еще два бокала вина, но опьянения не наступило. Так, легкий кайф не в счет. Для подавления сильной тревоги требовались напитки покрепче, коньяк или виски, но поллитровку водки, предназначенную для примирения с мужем, откупоривать она на стала. Успеется. Пришло смс уведомление на смартфон. Такси прибудет в течении пяти минут. Вика вышла из квартиры, оставив на столе бутерброды. Ночная поездка займет не более часа, и у нее теплилась надежда, что по возвращении домой, она застанет Дмитрия. Уже спускаясь бегом по лестнице пожалела, что не оставила мужу записки. Возвращаться, – дурная примета!
На улице было прохладно и безветренно, накрапывал легкий дождь, черный внедорожник, стоящий напротив подъезда, моргнул фарами. Обычно, в системе такси были задействованы бюджетные автомобили, а джип хоть и казался потрепанным жизнью, но выглядел респектабельной машиной. Вика подошла ближе, номер, указанный в смс, совпадал с регистрационным номером внедорожника. Дверца распахнулась, водитель помахал ей рукой.
– Доброй ночи!
– Здрасьте! – кивнула Вика.
У водителя была белая кожа лица и кажущиеся в свете фонаря седыми длинные волосы.
– Такси на Красносельское шоссе? – без улыбки спросил парень.
– Типа того…
– Садитесь!
Видимо, кризис коснулся владельцев старинных внедорожников, – логично рассудила Вика, залезая на заднее сиденье джипа. Дверь захлопнулась, автомобиль резво сорвался с места. Ехали быстро, городские дома мелькали лентой за окном. Шофер молчал, да и Виктория не испытывала желания разговаривать о всякой ерунде. Несколько удивляла скорость движения внедорожника, стрелка спидометра колебалась между ста десятью и ста сорока километрами в час, а когда шофер промчал на красный сигнал светофора, девушка не удержалась от громкого восклицания. Позади взвизгнули тормоза машины, до летящего джипа донеслись отголоски бьющегося стекла.
– Там авария! – воскликнула Вика.
Шофер равнодушно пожал широкими плечами. Скорость движения возросла, разделительная полоса превратилась в тонкую белую нить. При въезде на скоростной диаметр за джипом погналась полицейская машина, мелькающий проблесковый маячок отстал спустя несколько минут гонки, завывающий гомон сирены растаял в сумраке ночного города. Вика вцепилась в ручку над дверью внедорожника, через плечо молчаливого водителя она видела круглый диск спидометра с голубоватой подсветкой. Стрелка залипла на отделении 185. По счастливой случайности въезд на мост был свободен, полотно Невы промелькнуло за считанные мгновения. Незначительно сбавив скорость, и подрезав идущий по боковой полосе автобус, белолицый шофер развернул джип под углом девяносто градусов. Дальше произошло то, что прежде Людмиле доводилось видеть в остросюжетных кинофильмах. Автобус ударил по тормозам, – визг резины напоминал многократно усиленный крысиный писк. Вика громко выругалась.
– …твою мать!!!
На шофера матерная брань в исполнении красивой молодой женщины не произвела особенного впечатления. Он слился воедино со с рулем своего автомобиля. Полоса ЗСД осталась позади, джип выскочил на Красносельское шоссе. Здесь шофер сбавил скорость до ста километров в час, резко развернулся невзирая на сплошную полосу, разделяющую шоссе. Центробежная сила повела внедорожник в сторону, вздыбились два правых колеса, шофер хладнокровно крутанул руль в сторону заноса. Теперь машина летела по трассе, стоя на двух левых колесах, сверху попадали ветхие рулоны бумаги, – как показалось девушке обостренным зрением, – исчерканные какими-то кругами и треугольниками. Запахло плесенью и гвоздикой.
– Черт вас подери! – закричала Вика.
– Шакс будет недоволен! – совершенно спокойным, даже задумчивым голосом, сказал водитель, аккуратно повернул руль. Тяжелая машина ухнула на четыре колеса, жалобно охнули шаровые в подвеске.
Впереди искрилась освещенная вывеска кафе. Внедорожник въехал на парковочную зону и остановился.
– Приехали! – сообщил он.
Вика автоматически отметила, что вся дорога заняла немногим более десяти минут. И это с Васильевского острова до Красносельского шоссе! Она несколько раз глубоко вздохнула, восстанавливая бешеное сердцебиение.
– Вы стритрейсер? – брякнула она первое, что пришло в голову.
– Что?
– Уличный гонщик… – пояснила Вика.
– Нет. Но медленно ехать скучно…
– Ясно. – ответила девушка, озираясь по сторонам. – Откуда вы знаете, что нужно именно в это кафе? – она всматривалась в ночное стекло, и никакой вывески на крыше здания не видела.
– Знаю. – лаконично сказал шофер.
– И сколько я вам должна за поездку?
– Ничего не должны.
– Думаю, вашу машину уже в розыск объявили! – усмехнулась девушка. Этот угрюмый парень с белым как у статуи лицом начинал ей нравится. Светка объясняла подобные предпочтения со свойственной ей проницательностью.
«Ты всегда обращала внимание на отморозков! Если бы Дмитрий не пил запоем, черта с два ты бы вышла за него!»
Презрительная улыбка скользнула по молочно-белому лицу.
– В розыск? – удивился он.
– За нами гналась полицейская машина…
– А-а-а… – равнодушно протянул мужчина.
Виктория достала смартфон, открыла приложение «Сбербанка», гадая, сколько может стоить подобная поездка. Страх прошел, теперь ее одолевало любопытство.
– Назовите сумму, и номер, куда перевести деньги. – повторила она.
– Денег не надо.
– Я не привыкла ездить в долг! – начала заводиться молодая женщина. – Знаете, в каких случаях девушек подвозят бесплатно?
Парень отрицательно покачал головой.
– Не знаю.
– Вы реально, странный человек! – воскликнула Вика.
– Вам туда… – мужчина кивком указал на освещенную стеклянную дверь в кафе.
– Как хотите! – Вика спрятала смартфон в сумку. Она хотела подобрать рассыпавшиеся по салону рулоны пожелтевшей от времени бумаги, но водитель предостерегающе поднял руку.
– Не трогайте это!
– Почему?
Парень нахмурил белесые брови.
– Лучше ничего там не трогать. Я сам все соберу.
– Как скажите!
Виктория вышла из машины, чувствуя легкое головокружение после каскадерских трюков, участницей которых поневоле стала. Она шла, не оборачиваясь, но боковым зрением видела, как водитель копошиться в салоне, осторожно собирая ветхие листы. Гадая о том, чем может грозить водителю лихачество на дороге, и почему шофер не боится могущественной службы ГИБДД, уже наверняка объявившей приметную машину в розыск, она зашла в освещенный зал кафе. Играла музыка, на экране телевизора мелькали танцующие фигуры в серебристых костюмах. Ближайшие к выходу два столика были уставлены полупустыми бутылками с пивом, в пепельнице дымилась недокуренная сигарета. С кухни пахло чем-то съестным и ароматом кофе. Слышались голоса, рассмеялась женщина, как показалось Люде, пьяная. Звякнул упавший предмет, вилка или нож. Вика подошла к столику, екнуло сердце. Рядом с тарелкой лежал смартфон Дмитрия. Памятный скол на футляре, – уронил по пьяному делу. На спинке стула висел в точности такой же пиджак, который они недавно купили, только изрядно помятый, с жирным пятном и торчащим из нагрудного кармана плоским столовым ножом.
– Есть здесь кто-нибудь? – прокричала Вика в сторону кухни.
Закончилось танцевальное шоу по телевизору, известный комик выступал с монологом. Сидящие в зале зрители смеялись.
Вика спрятала смартфон в карман куртки. К пиджаку прикоснуться не решилась, уверенности в том, что предмет одежды принадлежал ее мужу, у нее не было. Можно было уходить, возможно Дмитрий уже вернулся домой. Допил вино, и размышляет, куда пропала на ночь глядя его жена. Скорее всего открыл бутылку водки. Говорят, любопытство – древнейший из человеческих инстинктов, именно оно и понуждало молодую женщину двигаться вперед. Виктория зашла за стойку, заглянула в распахнутую на кухню дверь. На плите кипела вода в большой кастрюле, мелодично звякнула микроволновая печь, на дисплее загорелись зеленые нули. За стеклом лежала аппетитно подрумяненная свиная вырезка. Несмотря на стресс, после экстремальной поездки по ночному городу, у девушки заурчало в животе.
– Обед готов! – громко сообщила Вика.
Она прошла через кухню, оказавшись в полутемном коридоре, ведущим к двери, выходящей на задний двор. В глаза бросилась крупная табличка с рельефно выдавленными буквами.
«Слоистый мрак охотился за светом, в этой схватке вечно побеждал!»
В таких случаях была незаменима Светка. Она была напичкана всевозможными цитатами и изречениями, на любой вопрос телевикторины отвечала быстро и без запинки. Можно было загуглить изречение в интернете, но Виктория Зайцев а предпочитала трогать скамейку с надписью «окрашено», нежели верить написанному. Она потянула дверную ручку, которая с легкостью подалась. Разгоряченное лицо охладил свежий лесной воздух. Вплотную к невысокому ограждению подступали деревья, пахло смолой, зеленью травы и еще чем-то кисло-сладким, похожим на барбарис. Дождь кончился, на небе проступили бледные звезды, восток алел молодой зарей. По ногам потянуло сквозняком, за спиной послышался характерный скрип, щелкнул замок. Вика схватилась за дверную ручку, но опоздала. Дверь захлопнулась. Включив фонарик на смартфоне, она направила луч света на стену. Никаких признаков звонка или другого сигнального устройства нет. Если изнутри дверца выглядела хлипким изделием из ДСП, то снаружи каменела надежная конструкция. Просто так не сломаешь. Обойдя стену ресторана, и убедившись в отсутствии окошек или вентиляционной отдушины, Вика пришла к логичному решению; обогнуть здание с торцевой стороны. Подсвечивая путь включенным фонариком на смарте, и ругая себя за вполголоса чертово любопытство, она продиралась через невесть откуда взявшиеся заросли колючки. Острые как иглы шипы впивались в куртку и штаны, за пять минут удалось преодолеть не более полутора метров. Живая изгородь из терния или, как его называли в народе – татарника, вздымалась на высоту более двух метров была насажена плотно, и лезть напролом через заросли было равносильно тому, что продираться сквозь колючую проволоку. Вика тронула шип пальцем, и поспешно одернула руку, – на подушечке выступила капелька крови. Не без труда высвободившись из цепких объятий татарника, она направилась в противоположную сторону, вдоль задней стены здания. Луч фонарика осветил кирпичи, обильно покрытые разноцветными граффити. Отсюда была видна часть парковки перед рестораном, горели фонари, по трассе проносились машины. Воспрянув духом, девушка двинулась вперед, но спустя несколько шагов наткнулась на глубокую канаву, наполненную стоячей водой. Луч фонарика терялся во тьме, – канава была значительно шире, чем это показалось вначале. Метров десять, а то и пятнадцать. В темноте непросто определить точное расстояние. Вика подобрала с земли длинный ивовый прут, опустила конец в воду, пока тот не скрылся полностью. Глубина приличная. Неподвижная гладь воды дрогнула, от опущенного в воду прута пошли сферические круги, нечто с силой дернуло за конец, и если бы девушка вовремя не разжала пальцы, то имела шанс упасть в это чертово болото! Некоторое время вода возмущенно клокотала, словно закипая на огне, а затем на поверхность выбросило прут. Значительная часть коры была измочалена, словно какое-то свирепое существо терзало дерево острыми зубами.
– Шутки кончились! – пробормотала вслух Виктория. У нее всегда была крепкая нервная система. Дмитрий считал ее непробиваемой как броня у танка, она могла заснуть за пять минут при взлете самолета, когда большинство пассажиров нервно вжимались в кресла. Светка язвительно говорила, что причина устойчивой психики кроется в отсутствии воображения. Человек просто неспособен вообразить, что с ним может случиться нечто такое, чего никогда не было прежде в жизни. Но события нынешней ночи могли поколебать мнение умной подруги. С опаской глядя в непроницаемую поверхность воды, Вика достала смартфон, раздумывая, кого вызвать в первую очередь, – полицию или МЧС, и решила позвонить в обе службы. Начала с полиции. Набрала короткий номер, ответили быстро.
– Слушаю!
– Это полиция?
– Назовите фамилию, имя и отчество.
Черт раздери эту бюрократию! Вика скороговоркой выпалила имя и фамилию. Прошла пауза, во время которой дежурный записывал данные.
– Домашний адрес…
Продиктовала домашний адрес.
– Что с вами случилось?
– Мне не выбраться… – она запнулась. Что говорить дальше? Назвать адрес ночного кафе? Она отсюда видит проезжающие по трассе машины, до них не более двухсот метров! Дьявол их разбери! Пусть приезжают и сами разбираются!
– Слушаю вас! – в голосе дежурного слышалось нетерпение.
– Мне не выбраться с территории ресторана! – выпалила Вика. Черная гладь воды пришла в движение. Со дна поднимались пузыри, невесть откуда взявшиеся волны накатывали на пологий берег. Девушка невольно попятилась назад.
– Что значит, не выбраться? Вас держат насильно?
Фосфоресцирующая поверхность воды гипнотизировала, притягивала взор. Что-то там было не так, кроме вероятной стаи пираньи, пожирающих кору с ивового прута как роскошный деликатес. Волна страха накрыла девушку, руки похолодели. В воде не отражается луна!
– Приезжайте скорее!!! – завизжала она столь громко, что у дежурного должно быть заложило уши.
– Мы определили ваше местоположение, – последовал ответ. – Наряд будет в течении десяти минут.
Десять минут! Если за это время она не рехнется окончательно! Держась подальше от глинистого берега, Вика листала список абонентов в меню смартфона. Набрала Светку, и долго слушала танцевальную мелодию, которую подруга закачала на свой гаджет. Мелодия закончилась, включился автоответчик, обезличенный голос на русском и английском языках предложил оставить абоненту сообщение. Вика пожалела, что в прошлом месяце отказалась от услуг городского телефона, так можно было бы дозвониться до Дмитрия. Страх умело искажает реальность, обращая надежду в уверенность; муж должен быть дома, – решила она. Набрав еще пару номеров, Вика бросила затею дозвониться до кого-нибудь из знакомых. Она покосилась на темнеющую канаву, прошлась вдоль берега, в слабой надежде, что ближе к лесу канава станет достаточно узкой для перехода, или исчезнет вовсе. Однако по мере отдаления от здания, русло расширялось, а противоположный песчаный берег вздымался почти вертикально. Деревья плотно росли, смыкая могучие ветви. Здесь и днем было наверняка темно как ночью! Она шагнула вперед, ступня провалилось во что-то рыхлое и сухое. От падения ее спасла хорошая физическая подготовка. Вика направила луч фонарика на ногу, штанину усеяли какие-то насекомые, вроде жучков и веретениц. Стряхнув всю эту гадость с одежды, девушка искала удобный проход между деревьев, продвинулась метров на десять, когда из темноты на нее уставились светящиеся круглые глаза какого-то животного.
– Сова! – вслух сказала Вика.
Послышался тихий всплеск воды, лес гасил звуки, тропу перегораживало поваленное мертвое дерево, в дупле закопошилось что-то живое. Вика попятилась, под немигающим взором существа, принятого ею за сову. Ничего подобного в поселке, находящемся в зоне городской черты, быть не могло! Здесь высотные дома жмутся плотно другу к другу, а парк, площадью в триста квадратных километра, считается признаком роскоши!
Послышался звук полицейской сирены. Испытывая огромное облегчение, Вика поспешила на ставшее уже привычным местом, возле угловой стены здания. Полицейская машина въехала на парковку, мелькали желто-синими огнями проблесковые маячки, открылась дверца, наружу вышел полицейский. У него был выпуклый живот, туго обтягивающий форму, и недовольное выражение лица. Он поднес к губам рацию, и отрывисто проговорил.
– Да… Прибыли на место, – он огляделся по сторонам. – Так точно! Ничего не замечено.
– Эй!!! – закричала Вика. – Я здесь!!!
Полицейский скользнул равнодушным взглядом по фасаду здания
– Да… Вас понял, сейчас посмотрю.
Он неторопливо направился к входу, переваливаясь на ходу как отъевшийся селезень. В свете фонарей его хмурое лицо лоснилось от пота.
– Эй, вы там!!! – надрывалась от крика девушка. – Я здесь!
Полицейский прошел в тридцати метрах, разделенный водной преградой. Слышалось шарканье его подошв по асфальту, и шумное дыхание. Вика с трудом подавила порыв, – кинуться в воду, – слишком свежо было воспоминание обглоданного ивового прута. Обойдя здание, полицейский скрылся из поля обзора. Его напарник остался сидеть за рулем полицейского автомобиля, моргающий на крыше маячок отбрасывал черные тени.
– Эй, вы!!! – отчаянно кричала девушка. – Черт вас побери!
Полицейская рация издавала трескучие помехи, сидящий в машине полицейский с озабоченным видом склонился над приборной панелью.
Вика металась по узкому пятачку земли между задней стеной ресторана, колючей изгородью и водной преградой, в надежде найти камень или другой достаточно тяжелый предмет. Ничего подходящего не попадалось. Хлопнула дверь, к полицейской машине направлялись двое, – полицейский-селезень и шофер лихач с белой как снег косичкой. Они оживленно разговаривали.
– Это вы точно говорите, – кивал головой полицейский. – От наркоманов совсем житья не стало!
– Вы что, слепые?! – сорвавшимся криком вопила девушка. – Оглянитесь, мать вашу!
«Селезень» остановился возле автомобиля. Белолицый желал полицейскому удачного завершения смены.
– Осталось полтора часа, – «селезень» посмотрел на часы. – Скоро сменяюсь.
Сейчас они уедут! Вика выхватила из кармана рюкзачка смартфон Дмитрия. Расстояние сорок метров. Он целилась в толстого полицейского являющейся отличной мишенью.
– Прости, Митя! – выдохнула она. – Прости, милый, купим тебе новый смарт! Но в эту гребаную купель с пираньями я не полезу!
Размахнулась, кинула. Гаджет перелетел канаву, «селезень» наклонился, собираясь залезть в машину, и тут случилось невероятное. Смартфон изменил траекторию полета прямо на глазах, словно некая сила завернула летящий гаджет, парень с косичкой схватил его налету, не переставая вежливо улыбаться представителю закона. Все совершилось настолько быстро, что полицейский ничего не заметил. Они обменялись с белолицым какими-то фразами, автомобиль с мигалкой развернулся в два приема на парковочной площадке, и выехал на шоссе. Вика готова была разрыдаться от досады. Белолицый направляясь в кафе, остановился и посмотрел прямо ей в лицо. В руке он держал злополучный смартфон Дмитрия, по вине которому она сорвалась среди ночи из уютной квартиры, и помчалась в это придорожное кафе. Мужчина помахал рукой, жест был естественным и непринужденным – так здороваются с плохо знакомыми людьми.
– Ты меня видишь! – закричала Вика.
Белолицый замешкался, словно боясь рассердить загадочного Шакса, о котором он упоминал во время незабываемой поездки по ночному городу, и быстрым шагом скрылся за углом здания. Вика осталась в одиночестве. Единственным решением оставалось пересечь злополучные пятнадцать метров канавы вплавь. Когда-то она неплохо плавала, в институтские годы сдала зачет на пятерку. Помехой служил походный рюкзачок, но в нем кроме ключей от квартиры, бумажника с кредитками, смартфона, и бутылки с минеральной водой ничего ценного не было. Также придется пожертвовать летней курткой; она будет стеснять движения во время заплыва. Ничего страшного. Успокаивала себя девушка. На трассе ее подберут, вернется в это чертово кафе с полицией! Конечно, логичнее было дождаться утра, и попытать счастья выбраться из этого дьявольского места через лес, наверняка между деревьев обнаружатся какие-то тропы, которые выведут ее к цивилизации. Петербург – это вам не дремучие леса Амазонки! Но поход через лес Вика отвергла, и причина была не только в неотступно следящих глаз «совы» и поваленном стволе дерева, в дупле которого, копошилось что-то живое. Положение луны на небосклоне. Нижняя часть лунного диска касалась верхушки сосны, – Вика автоматически отметила это сразу же после того, как за ней захлопнулась злополучная дверь. За все то время, что она провела здесь, луна не сдвинулась ни на йоту.
Она переложила ключи, смартфон и бумажник в карманы штанов, из отделения выпала обрезанная фотокарточка.
– Дура сентиментальная! – пробормотала Вика, и украдкой, словно боясь быть кем застигнутой, поцеловала карточку.
Сняла куртку. Положила на землю рюкзачок, и шагнула вперед.
Глава 4.
Дмитрий отшатнулся, удушливый смрад ударил в лицо как боксерская перчатка. Металл и органика, железная стружка, смешанная с гниющими зубами. К запаху присовокупился звук, похожий на низкое жужжание, какое обычно издают тысячи мух, кружащие над свалкой с нечистотами. Небо цвета стали давило. По расчетам давно должен наступить рассвет, но солнечному свету было не пробиться через плотную завесу серого тумана, облаком сгущающегося над лесом. Это не сон! Пришла ужасающая догадка. И не белая горячка, хотя лучше бы была она! Однажды, у него был приступ белой горячки, это случилось на излете запоя, под утро, после двух бессонных ночей. Какие-то мохнатые чудища гонялись по пустынным улицам неизвестного города. Вика вызвала скорую помощь, под капельницей ему удалось заснуть, а по пробуждении сохранились отрывки воспоминаний ночного кошмара. Через два дня он впервые посетил собрания анонимных алкоголиков, благодаря посещениям которых сумел продержаться пять с половиной месяцев без спиртного. Нет. Это точно не «белка» – как в быту называется похмельный психоз. «Белка» после разового употребления случается крайне редко, к тому же он опохмелился. Выпил отличного вина, предложенного хозяином придорожного кафе. Вино! Официантка Нора принесла бутылку! Ему что-то подсыпали в бокал с вином, и теперь он грезит наяву, словно смотрит фантастический фильм! Дмитрий с удовольствием читал фантастические романы, тема «попаданцев» считалось отличной выдумкой авторов цикла. Люди оказывались в самых неожиданных мирах, населенных вымышленными существами. Листать электронную читалку, сидя в любимом углу на диване было интересно, но сама мысль о возможности стать участником чего-то подобного была абсурдной. Для того и существует фантастический жанр, чтобы проживать приключения героев самому оставаясь в безопасности!
Трава пошла волнами как рябь на море, сущность стелилась по земле. Круглая голова, лишенная глаз, на месте рта расширяющаяся прорезь, способная поглотить небольшой арбуз. Двигалось этакое чудо-юдо благодаря мускулистыми передним конечностям и длинному хвосту, вьющемуся за ней следом. Волна запаха гниющих отбросов сопровождала проворное существо, а также громкое жужжание и шелестящий звук, отдаленно напоминающий громкий шепот. Никакой это не сон! Он каким-то образом угодил в гребанную искаженную реальность! О чем-то подобном рассказывал писатель с высоким, нервным голосом, перед тем, как на дороге объявилась голая девушка. Рот существа припал к его бедру, кожу словно окатило кипятком.
– А-а-а!!! – закричал Дмитрий, и ударил кулаком. Бил слабо, страх парализовал мышцы. Костяшки соприкоснулись с холодным, твердым и липким, словно контактировал с только что вылупившейся из яйца гигантской змеей. Сущность отпрянула, удивленно замотала круглой головой, если подобная эмоция была применима к чудовищу, сошедшему с обложки романа в жанре фэнтези.
– Не нравится?! – закричал Дмитрий. – Пошел вон, скотина!
Он все еще пребывал в каком-то искаженном сознании, как пробуждающийся после наркоза человек, когда явь тесно переплетается с вымыслом.
В ответ раздалось дружное жужжание и яростный шепот. Существа приподнимались на хвостах, безглазые головы молочно-белого цвета были направлены в сторону одинокого человека, рты жадно распахнуты. Дмитрий насчитал пять штук, а судя по трепету высокой травы, там скрывались еще несколько.
– Уроды… – прошептал мужчина, и кинулся бежать.
Он ворвался под сень высоких деревьев, ветви хлестали по лицу, цеплялись за одежду. Рассудок и здравый смысл, помогающие выживать на протяжении тридцати девяти с половиной лет, твердили непреложную истину. Того, с чем ты столкнулся, не может быть! Следовательно, оно рано или поздно исчезнет, и ты вернешься в свой привычный мир. А ради того, чтобы ускорить возвращение, следует бежать как можно быстрее, – делать те единственные вещи который тебе по силам. Убегать или драться. Перед выездом из отеля, где его провожал хамоватый портье с ухмылкой на лоснящемся лице, он обул удобные кроссовки фирмы «Nice». Китайское производство. Надежная обувь с гелевой подошвой, упруго отзывающаяся при ходьбе. Вика заказала на АЛИ Экспресс, ждали доставки в Питер две недели. Начался небольшой подъем в гору, но Дмитрий не сбавил темпа бега; безглазые сущности остались позади, но они могли появиться в любой момент. Ожог через ткань джинсов был весьма ощутимым, кожа до сих пор горела словно туда плеснуло кислотой. Несложно представить, что могло с ним случиться, если бы вся эта вонючая компания набросилась на него! От одного запаха можно рехнуться!
Он выбежал на лесистую прогалину, здесь было немного светлее, клубы тумана стекались в ложбину между врастающими в пологий холм приземистыми деревьями. Справа послышался шум реки. Туда! Дмитрий немного сбавил темп; неизвестно насколько долго ему предстоит добираться до цивилизованного жилья, а ноги следует поберечь. Безглазые могут появиться в любой момент, а как он успел понять, – вонючки не спринтеры, едва ли они оставили бы его в покое по доброй воле, уж слишком навязчиво липли эти страшные чудища. Дмитрий перешел на быстрый шаг, шум текущей реки приблизился. Вспомнилась тропа, упирающаяся в непроходимую чащу, но усилием воли мужчина прогнал негативные мысли. Тогда было ночь, – убеждал себя Дмитрий, – а ночью все страхи множатся. Вика рассказывала о двух типах нервной системы человека, и пробуждение ночных страхов связано с активизацией адреналиновой ее части. Сказывается память предков, – при наступлении темноты человек слаб и уязвим. Нынешнее состояние светлым днем назвать было затруднительно, – серая хмарь, сгустившаяся над лесом, скорее была характерна для предрассветных часов. Верхушки деревьев закрывали небосклон, но Дмитрий надеялся, что на западе вскоре забрезжит рассвет. Он был в нокауте, вырубленный точным ударом альбиноса, а время, проведенное без сознания трудно соотнести с тем же периодом, прошедшим объективно. Не исключено, что прошло десять минут, показавшиеся ему часами. Ему почудился лай собаки, доносящийся с той же стороны, где был слышен шум бегущей воды.
– Уже иду! – непонятно к кому обращаясь прокричал мужчина. Суммарно по его расчетам он преодолел около четырех километров, – учитывая пересеченную лесную местность, – совсем неплохой результат. Последний раз Дмитрий посещал спортзал две недели назад, постучал по мешку, отжимался на брусьях, моментально сбилось дыхание. Врач, измеряющий давление при получении справки, покачал головой.
– Вам надо следить за своим здоровьем, Дмитрий Семенович! Курите?
И получив утвердительный ответ, укоризненно нахмурился.
Теперь река была слышна рядом. Больше он не совершит прежней ошибки, даже если на пути возникнет чертов бурелом, – пойдет напролом! Чувствовалось близость воды: воздух посвежел, за ельником зеленели ветви плакучей ивы. Дмитрий сбавил темп; в почве проступала влага, кроссовки намокли. Пройдя еще метров двести, он вышел на берег. Река была метров восемьдесят в ширину, ниже по течению находился навесной мост. Дмитрий поспешил в ту сторону, стараясь выбирать относительно сухие участки берега. Подойдя ближе, остановился. Мостом не пользовались лет пять; коричневые от ржавчины стропы, на них веревками крепились прогнившие доски. Но пытаться пересекать реку вброд было неразумно, сразу возле берега чернела глубокая пойма. Он взялся за поручни, шагнул на дощатый настил, скрипнули стропы, предательски натянулась веревка. Быстрота – залог успеха! Держась за веревочный поручень, двинулся вперед. Полпути прошел, однако на середине моста на месте досок зияла пустота метра два длинной. Здесь основа моста почти-что касалась поверхности воды, с неприятным комом в горле, Дмитрий заметил в воде что-то извивающееся и живое.
– Что же за хрень такая… – прошептал мужчина.
Вцепившись в поручни, он ступил на предательски скрипнувшую под его тяжестью стропилу, и перебирая руками, мелким приставным шажком передвигался вперед. Водяные брызги ударили в лицо, кроссовки и джинсы промокли до щиколоток, до спасительной доски, закрепленной между двумя параллельно натянутыми крепежами, оставалось меньше метра. Еще шаг, и ноги обрели спасительную твердь. Дальнейшую часть моста Дмитрий преодолел без хлопот. На берегу лежала перевернутая килем лодка, борт украшали корявые цифры. «92», а ниже кто-то приписал белой краской.
«Шоня, сдохни за грехи!»
Размышляя, кто такой Шоня, и почему вместо хрестоматийных трех букв русского алфавита, автор предпочел написать послание на борту лодку, Дмитрий двинулся дальше. Стоящие на небольшой возвышенности дома производили гнетущее впечатление запустения, к ним вела утоптанная дорога, уходящая дальше к холму, на котором возвышалось большое здание из красного кирпича. Пройдя около ста метров по дороге, Зайцев остановился перед дорожным указателем. Обычный прямоугольник, на двух столбах, изъеденный ржавчиной, покрашенный некогда белой краской, а с течением времени приобретшей желтоватый оттенок, с черными буквами посередине. Ничего особенного в указателе населенного пункта не было, – такие стоят во всех городах и селах страны, кроме написанного там слова. «Змеевка».
Неизвестно, что больше испугало мужчину, – безглазые монстры или эта, прозаическая вывеска. Две «змеевки» в одном регионе существовать не могут. Факт. Он отвез в Змеевку голую девушку, обнаруженную им на шоссе, с появления которой и началась полоса чудес. Факт номер два. От поселка Змеевка до придорожного кафе было около сорока километров. Это факт номер три, и он убийственно пугающий. Как необычно воспринимает разум действительность! Он готов был принять сущностей без глаз, и допустить наличие опасных монстров в темной воде, но поверить в собственное перемещение за пол сотни километров рассудок отказывался! Поначалу он намеревался подняться на холм, и разведать, что за строение с куполом там стоит; в узком окошке, похожем на бойницу средневекового замке тускло светился огонек, но увиденная вывеска поменяла его планы.
– Простой тест! – вслух сказал Дмитрий. Звук собственного голоса немного успокаивал. – Сейчас я пойду на центральную площадь. Вчера ночью там работало кафе, на парковке стояли автомобили. Простой тест мать вашу! – выкрикнул громко, желая нарушить оглушающую, вязкую тишину поселка.
За спиной послышалось шумное сопение. Здоровенная дворняга угрюмо смотрела на человека. Шерсть была свалявшейся, карие глаза настороженно изучали незнакомца.
– Привет! – сказал Дмитрий.
Пес фыркнул, поднял острую морду к небу, в шерсти застряли репейники и колючки. Обычная собака, какие бродят по улицам поселков и городов, сломанное левое ухо придавало псу лихой вид.
– Где твой хозяин?
Пес сел, закинул заднюю ногу, яростно выгрызая блох. Ветер принес гул. Низкий и утробный. Так могла звучать военная сирена. Пес насторожился, прекратил поиск блох в завитках густой шерсти, сломанное ухо встало торчком.
– Ты как хочешь, а я пошел! – сообщил дворняге Дмитрий, и направился в ту сторону, где по его расчетам должна была находиться центральная площадь поселка.
Пес потрусил следом, нервно оглядываясь на источник звука. Вой сирены достиг наивысшей точки и стих. Теперь они с новым спутником шли в тишине, нарушаемой собачьим сопением, монотонным журчанием бегущей воды в реке и противным хлюпаньем промокших кроссовок. Была еще важная деталь, отсутствующая в звуковой палитре мертвого поселка. Что-то простое и обыденное, к чему слух привыкает, и оно перестает быть значимым. Дмитрий вслушивался в шум ветра, шуршание сухой земли под подошвами, и не мог понять ту главную звуковую ноту, – как свирель в игре оркестра, – не замечаемая на общем фоне громких звуков, но чрезвычайно ценная, когда она исчезает. Догадка появилась внезапно, его как будто ослепила вспышка огня. Он даже остановился на месте. Не слышно пения птиц! Все то время, что он провел в лесу, он не слышал птичьего возгласа! Дмитрий обернулся к своему новому другу.
– Ты тоже птиц не слышишь, приятель?
Пес негромко тявкнул.
– Не слышишь… – повторил Зайцев . – Вот и нервничаешь!
Впереди показалась площадь. При ночном освещении здесь все выглядело иначе, но Дмитрий был уверен, – это то самое место, куда он привез Еву. На парковочной площадке перед магазином и баром стояли автомобили. Старенький, с покрытым ржавчиной кузовом микроавтобус, «нива шевроле» без номерных знаков, два мотоцикла. На дверях бара висел могучий замок, настолько по виду древний, что не верилось, будто его когда-то открывали. А вот в соседствующем с баром магазине были заметны признаки жизни. Горела дежурная лампочка в проеме между окон, входная дверь была не заперта.
– Я зайду, проверю что там… – сообщил Дмитрий псу.
Пес уселся на землю, равнодушно зевнул. Приоткрыв скрипнувшую дверь, мужчина зашел вовнутрь. Убранство полностью соответствовало тому, какими бывают магазины в небольших поселках, работающие в ограниченном режиме, где можно купить спиртное, минимальный набор пищевых продуктов, а также рыболовные снасти и незамысловатую одежду. На прилавке стояли допотопные весы, которыми судя по слою пыли давно никто не пользовался.
– Есть здесь кто?! – прокричал Зайцев.
Скрипнула дверь, негромко заворчал с улицы пес. Жажда – отличный проводник. Дмитрий взял с полки бутылку с минеральной водой, открутил крышку, шипения выходящих газов не последовало. Он подозрительно понюхал из бутылки, сделал глоток. Обычная вода. Пресная и безвкусная, похожая на растаявший снег. Осушив содержимое бутылки до дна, зашел за прилавок. В неработающем холодильном шкафу стояли бутылки с водкой и коньяком. Соленый огурец никогда не станет свежим, – так говорят в сообществе анонимных алкоголиков! Дрожащими руками он откупорил бутылку, глотнул, привычно сморщился, ожидая заветной горечи во рту и тепла в пищеводе.
– Блин!
Громко выругался Дмитрий. Вместо водки внутри находилась такая же безвкусная теплая жижа, что и в бутылке с минеральной водой. Взял с полки бутылку коньяка, испытывая недобрые предчувствия, сковырнул жестяную оплетку, пришлось повозиться, чтобы извлечь глубоко засевшую пластиковую пробку. Осторожно поднес к носу, пахнуло сивушными маслами.
– Вот так-то! – прошептал Зайцев, мстительно посмотрел на не оправдавшую надежд водку.
Жадно глотнул, теплая водичка заструилась по пищеводу.
– Суки! – неизвестно к кому обращаясь, выдавил мужчина.
Загудела сирена, – громче чем в предыдущий раз. Дмитрий прошелся по магазину, обнаружил сравнительно новый рюкзак, положил туда две бутылки минеральной воды, – гадость приличная, но кое-как жажду утоляла, несколько банок консервов, открыл ящик стола перед старинным кассовым аппаратом. Пошарил там же в поисках зажигалки или спичек. Пусто. Продел руки в лямки рюкзака, и вышел на улицу. За короткое время его пребывания в магазине, начало темнеть. Световой день, – если его можно было таким назвать, – длился не более двух часов.
– Знаешь, приятель, – обратился Дмитрий к сидящему на земле псу. – Пора валить отсюда! Ты со мной?
Пес зарычал, глядя в сторону темнеющего ряда пустынных домов.
– Мне тоже не нравится, – согласился мужчина. Он подтянул лямку рюкзака, пересек парковочную площадку, остановился возле «нивы шевроле».
– Когда-то я был мастером по угону тачек! – сообщил Дмитрий. – Думаешь, не получиться? Типа, потерял квалификацию, – он хмыкнул. – Это как езда на велосипеде, дружище! Квалификацию на пропьешь!
Он обошел внедорожник, дергая дверные ручки. Задняя дверца оказалась не заперта.
– Нам везет, дружище! – обрадованно сказал Дмитрий. – Ты все еще сомневаешься в моей квалификации угонщика? Засекай время!
Почему-то на машине отсутствовали боковые и панорамные зеркала. Причем важный аксессуар любого транспортного средства был аккуратно снят, словно не был предусмотрен комплектацией машины. Обойдемся! Решил Дмитрий. Он заглянул в салон, поморщился. Запах был отдаленно похож на тот, который издавали безглазые существа. Стальная стружка, разлагающаяся гниль. Открытые окна решат проблему! Перегнувшись через водительское сиденье, потянул рычажок передней двери, тот хрустнул со звуком переламываемого сухаря. Если такую же участь постигнет рычаг капота, придется попытать счастье с микроавтобусом! Дмитрий перелез на водительское место, нагнулся, пальцы зацепили пятисантиметровую металлическую деталь механизма открытия капота. Плавно потянул, внутри щелкнуло. Супер! Дело осталось за малым! Подавив тошноту от гнилостного запаха, казалось, въевшегося в обшивку салона «нивы», он вылез из автомобиля, нашарил пальцем задвижку капота. Сработало. Внутренности рабочей части двигателя автомобиля выглядели ровно такими, какими им положено быть. Аккумулятор, крепежи с налетом ржавчины на фиксирующих болтах, движок с торчащим щупом для проверки уровня масла, в пластиковой колбе зеленеет антифриз, коричневая тормозная жидкость на нижнем уровне деления.
– До трассы доедем, а там видно будет! – пообещал Дмитрий новому другу. Он проверил шнур, идущий к раздатчику трамблера, и от прикосновения пальцев плотный материал рассыпался в прах, облако запаха кислой капусты ударило в лицо. Та же участь постигла щуп для проверки уровня масла в двигателе. Упругий метал при контакте превратился в ничто. Седая пыль, с отвратительным смрадом гниения, остающаяся на пальцах синеватыми чернильными пятнами.
Дмитрий захлопнул крышку капота. Внедорожник блистал хромовой отделкой дверных ручек. Пустышка в золоченой фольге. Попытка завести микроавтобус или мотоцикл была обречена на неуспех. Напрасная трата сил. Пес подбежал, прижался к ногам. Взгляд карих глаз древнего спутника человека, был устремлен на запад, там поднималась багровая завеса.
– Дойдем пешком до трассы, – Зайцев потрепал собаку по загривку. – Дорога одна, всего то километра четыре пути…
Пес смотрел в сторону багровеющей полосы в небе, надвигающейся как морской прилив.
– Выглядит паршиво, – согласился с дворнягой Дмитрий.
Послышались шаркающие шаги, хриплое покашливание, из проулка между магазином и баром вышел сгорбленный человек. Он скользнул равнодушным взглядом по человеку с собакой, пристально посмотрел на небо, как бы оценивая расстояние до облака, достал из висящей на плече спортивной сумки связку ключей. Подошел к дверям бара, и бормоча что-то невнятное себе под нос, перебирал связку ключей.
– Эй! – окликнул его Дмитрий.
Мужчина нашел искомый ключ, подслеповато щурясь, вставил в уключину замка.
– Вы, что слепой?! – закричал Зайцев .
Человек обернулся. Его левый глаз был затянут белесой пленкой катаракты, но правый смотрел остро и проницательно. На скулах и лбу синели татуировки: латинские буквы, начертанные готическим шрифтом. Черт возьми! Дмитрий был уверен, что перед ним стоял тот самый полусумасшедший бродяга, которого он видел перед входом в злополучное кафе! Для обывателей бездомные и алкоголики кажутся все на одно лицо, но причина в ошибочном настрое смотрящего человека.
– Что орешь? – хрипло сказал мужчина. – Услышат, потом сам рад не будешь…
– Кто услышит?! Что здесь вообще происходит?!
Мужчина окинул Дмитрия каким-то странным взглядом.
– Видишь меня?
– Конечно, вижу!
– Дела-а-а… – протянул человек.
Он вернулся к процедуре отмыкания замка. Внутри лязгнуло, дужка выскочила из пазов. Старик облегченно вздохнул.
– Так каждый раз, – пожаловался он. – Когда-нибудь не получиться открыть, и что прикажете делать? А они потом скажут. Кто виноват? Ты виноват! И так каждый раз… – он сплюнул на землю с видом явного негодования.
Дмитрий шагнул к человеку.
– Я вас видел вчера! Рядом с кафе, вы толкали тележку со всяким барахлом! – закричал он.
– Кому – барахло, а кому и ценности! – резонно заметил бродяга. – Ты меня с кем– то путаешь, паря! Нигде я не был, ты меня не видел. Усек?
– Усек! – поспешно согласился Дмитрий. – Я очнулся в лесу, и не помню, как туда попал… – он частил скороговоркой, видя, что странный человек не склонен к беседе. – А потом напали эти безглазые…
– Эгины, – кивнул бродяга. – Они тут повсюду. Тьма тьмущая.
– Один укусил в ногу…
– Легко отделался, – старик собирался скрыться за дверью.
– Подождите! – взмолился Дмитрий. – Объясните, наконец, что это за место такое?
Человек поправил ремень сумки на плече.
– За просто так даже лягушки не квакают!
– Но у меня ничего нет…
Багровое облако налилось силой и яростью. Красные отблески окрасили лица людей пунцовым отливом. Старик убрал замок в сумку, задумчиво пожевал губами.
– Ты, паря, чудной! – сказал он. – Не помню случая, чтобы мартышка такой глазастой была!
Дмитрий вспомнил, что еще вчера работал менеджером в крупной компании. Неплохо вел переговоры.
– Вы говорите, просто так и лягушки не квакают, – оскалился он фальшивой улыбкой. – Допустим по своим соображениям, вы не хотите признаваться в том, что находились возле того ночного кафе. Ладно. Забыли. Но у меня кое-что есть, возможно вам это будет интересно! – Ему самому стало тошно от стандартного набора фраз, которыми пользуются менеджеры по продажам. Не до приличий, Зайцев! Скомандовал он себе, а затем достал из кармана монету, полученную от культуриста в этом самом баре.
– Откуда взял? – подался вперед мужчина.
– Вчера здесь дал один…
– Вчера! – едко усмехнулся одноглазый. – Ты, похоже, и правда особенный. Как выглядел даритель?
– Качок весь в шрамах.
– Качок! – передразнил его мужчина. – Фламма! Известный боец и гладиатор! На счету Фламмы три десятка поверженных соперников. Он участвовал в Иудейских войнах, и проявил неслыханное мужество в битве при Волчьей горе с германцами. Честный был малый, пока не увлекся одной прекрасной дамочкой. Так оно и бывает, – женская слабость мужскую силу губит, как вода камень точит!
Дмитрий сунул руку в карман джинсов, звякнули монеты. Хищно сверкнул единственный глаз сторожа.
– Я гляжу монета у тебя не одна! – старик нервно почесал татуировку на скуле.
Интуиция – как музыкальный слух, – либо она есть, либо нет. Как большинство алкоголиков Зайцев обладал отличной интуицией. Монеты – ценность. И отдавать их первому встречному пройдохе было неразумно.
– И что вы можете предложить в обмен на монеты? – спросил Дмитрий, выигрывая время.
Сторож переступил на месте, облизал губы. Хищно и быстро как ящерица, розовый язык метнулся изо рта, пройдясь по губам.
– Узнают, – разговоры пойдут… – проворчал он неуверенно. – Сколько всего монет от Фламмы получил?
Дмитрий многозначительно хлопнул ладонью по карману.
– Достаточно!
Вторично из рта выскользнул быстрый язык.
– Ты – необычный парень, если видишь меня, – повторил старик. – Еще и от эгинов убежал, да и Фламма к тебе снисхождение проявил. Может тебя и выбрали на роль бойца, только хлипкий ты для этого дела! – на смерил Дмитрия взглядом. – Стало быть совсем худо дела у странников в Безвременье, если во всех мирах ну удалось найти никого кроме такого дохляка как ты!
– В каком Безвременье? – севшим голосом переспросил Дмитрий.
– Болтуны и шептуны нам вредны! – скороговоркой ответил старик. – Болтуны и шептуны нам вредны!
– Ответь пожалуйста!
Бродяга покрутил крючковатым пальцем с длинным желтым ногтем в воздухе, словно рисуя там картину, а после короткого раздумья промолвил.
– Что мне с тебя проку? От Орды откупиться не получиться. Все одно, скоро сгинешь, паря!
– Орда?
Старик кивнул головой в сторону ширящегося красного облака.
– Орда! – кратко пояснил он, не вдаваясь в подробности. – Думал сбежать отсюда, – он насмешливо посмотрел на «ниву», – Мол, доеду до дороги, а там все как прежде будет! Вы все так думаете… – неприязненно добавил он.
– Как это место называется! – перебил Дмитрий.
– Указатель прочел?
– Прочел… Там написано – Змеевка.
– И что тебе еще надо? Не веришь написанному?
– Верю, верю! – Дмитрий примирительно поднял ладони. Со вздорным стариком следовало проявлять терпение и такт. Иначе ничего от него не добьешься. –Ты сказал Безвременье, – с доброжелательной улыбкой продолжал он. – Я уже слышал это название раньше…
– Я сказал?! Ты что-то напутал, мартышка! Ничего такого я не говорил!
– Хорошо! Не говорил… Скажи, что мне делать!
Бродяга смягчился. Почесал ногтем нос.
– Совет могу дать. Беги вон туда, покуда не поздно, – сказал он, указывая пальцем на здание из кирпича, стоящее на холме. – Ты удачливый, глазастый может и сбережешься какое-то время. То, что Фламма тебе дал монету, ни о чем не говорит. Он мог быть в добром расположении духа. А вот, скажи прежде… Ты с девицей не общался перед этим? – старик сделал вид, что внимательно ощупывает висящий на дужке замок.
– С какой девицей? – искренне демонстрируя удивление, спросил Дмитрий.
– С такой! Красотка как с картинки. Что она тебе говорила?
– Не понимаю, о чем вы говорите! – вздохнул Зайцев . – У меня как сюда попал, память на некоторые события отшибло!
– Ладно… – проворчал мужчина. – Врать ты не умеешь, вот скажу тебе, паря! Будем считать разговора не было. Гони монету!
– За что?
– Как это за что?! Я на тебя время потратил! – возмутился одноглазый сторож.
– Неравноценный обмен! – нагло глядя в единственный глаз человека, сказал Дмитрий. – Ты мне ничего нового не сказал, а на холм я и так собирался сгонять.
– Мартышка грязная! – яростно закричал старик, сжав кулаки. – Я твои кишки на кулак намотаю!
– Попробуй! – запальчиво прокричал Дмитрий. – Я так понимаю, монеты – единственно ценная здесь валюта! И отдавать их первой встреченной «шестерке» за глупый совет не собираюсь! – он ожидал услышать от одноглазого старика ответный выпад, но тот повел себя непредсказуемо. Бродяга скрестил указательный и безымянный палец, обвел полукружием вероятную линию вокруг головы стоящего перед ним человека, и скороговоркой произнес.
– Стой там, я стою! Выйдешь прочь, – накажу!
Он повернулся к входу в бар, его словно увлекла вовнутрь какая-то сила, и попятился назад, дверь захлопнулась. Часто, словно в ознобе дрожал пес, жмущийся к ногам человека, да все также монотонно шумела вода в реке. Багровое полотно закрывало уже две трети видимой части неба, из стоящих вдоль дороги домов начали выходить люди. Их лиц были неестественно бледны, взгляды были обращены к алой полосе, окаймляющей горизонт. В баре загорелся свет, узкая полоса выливалась в щель между дверью и порогом. Взвыла сирена. И словно повинуясь команде, люди устремились к стоящему на холме зданию.
– Похоже нам тоже туда! – крикнул Дмитрий псу.
В процессе общения с одноглазым бродягой он было усомнился в правильности своей догадки, что встретил того же самого старика, которого видел возле злополучного ночного кафе, – лицо человека, разговаривающего с барахлом в коляске, скрывал капюшон, но вот сумка на плече была та же самая, – спортивная, с улыбающимся логотипом солнца на кармане. И если какой-то ловкий бомж ухитрился попасть из города Санкт-Петербург в поселок Змеевку, минуя транспортные магистрали, то Дмитрий Зайцев сумеет совершить то же самое!
Люди цепочкой тянулись к зданию. На лицах застыло привычного страха и покорности. Так выглядят уставшие от побоев рабы. Они были облачены в одежды, заимствованные из различных исторических эпох, словно наряжались на бал маскарад, только вот унылая бледность лиц не соответствовала одеяниям.
Заскулил пес, нетерпеливо переступая лапами.
– Сейчас идем! – кивнул Дмитрий.
Он медлил. Хотелось проверить одну идею. Некоторое время в баре царила тишина, а затем грянула музыка. Группа Лед Цеппелин играла бессмертную композицию. Песня эмигранта. Играли вживую. Любитель рок музыки без труда отличит фонограмму от живого звука. Четкий ритм отбивал ударник Джон Бонэм. «Бонза», как его звали друзья. Лучший ударник стиля хард-рок в истории музыки, по мнение журнала «Роллинг Стоунз», умер от лошадиной дозы спиртного более сорока лет назад. И именно эта композиция звучала в его прошлый визит в деревню Змеевку…
Глава 5.
Фрагмент книги А. Я. Пудовика «Тени Иерусалима».
«…Острие копья было нацелено ему в грудь. Солнце слепило глаза, едкий под заливал лицо. Уклон. Нырок. И отбить круглым щитом копье.
– Фламма бешенный! Ты заставил биться мое сердце! – раздался звонкий женский голос среди десятков воплей, несущихся с рядов амфитеатра.
Он взмахнул ксифосом, но удобный для ближнего боя короткий меч на сей раз подвел его; более верткий противник отскочил, получив безобидное ранение в плечо. Кровь брызнула на арену. Первая кровь за время поединка. Черное лицо нубийца посерело; он был бестиарием прежде, сражался на арене в паре с таким же как сам высоким и могучим воином. Накануне схватки, когда гладиаторов вели по узкому коридору на арену, Фламма слышал, как тот похвалялся, якобы на его счету девять убитых львов.
Амфитеатр взревел. Люди вскакивали с мест, на арену летели гнилые фрукты, осыпали проклятьями нубийца, вооруженного длинной гастой в левой руке, и сикой, – коротким в локоть длинной обоюдоострым мечом, – в правой. Гаста считалась основным его орудием; сабинское копье, с утяжеленным долом предназначенное для рукопашной схватки.
– Фламма смелей! – кричали люди. – Кровь пролита!
– Режь его!
Симпатии зрителей были на стороне фаворита схватки, к тому же нубиец проявлял несвойственную представителем его племени робость, – держался на дистанции, используя для этого длинное копье.
– Я буду твоей Фламма!
Все тот же звонкий голос. Он узнал бы этот голос из тысяч других. Запах ее тела кружил голову, он любил зарыться лицом в копне черных, как воронье крыло волос, лежать слушая удары собственного сердца. Гладиатора не смущал даже физический изъян возлюбленной: у нее отсутствовал безымянный палец на левой руке, и на все расспросы она отвечала смехом, тихим и загадочным.
Предплечья нубийца были замотаны толстым слоем промасленной ветоши; такая своеобразная защита, наподобие римской маники-наручи могла уберечь его от скользящих ударов ксифоса, фракийцу-же приходилось полагаться на круглый щит, с помощью которого он отражал удары гасты, и главным образом на свои железные икры и отменную реакцию.
– Иди, лови рыбу в болоте, нубиец! – прокричал Фламма, чем привел в восторг зрителей.
Черное лицо бестиария скрутила гримаса бешенства. Оскорбление ему, представителю народа, считающему ловлю рыбы в мутных водах Нила, недостойным занятием. Он кинулся на врага, не помышляя о защите. Этого и ждал фракиец. Он проворно уклонился корпусом, подставив под удар щит; острие копья скользнуло по прочной древесине, сбив округлый железный умбон. Нубиец по инерции пробежал еще пару шагов, открылась для удара меча его блестящая от пота спина. Фламма успел пожалеть о столь легком исходе поединка.
– Фламма! – надрывалась девушка на трибуне. – Мое сердце принадлежит тебе!
Зрители отозвались восторженными криками, предвкушая скорую расправу над презренным нубийцем. Фламма обернулся к трибунам, ища глазами возлюбленную. Ужас сковал его члены, страх впился в сердце, и оно зашлось в бешеной скачке. В ложе для высокопоставленных особ, рядом с худым и желчным патрицием Клавдием Ромусом, если верить слухам, известным пристрастием к юным мальчикам, сидела она, красивая и темноволосая, хитон оливкового цвета небрежно покрывал ее голову. Клавдий наливал в кубок вина, что не мешало ему внимательно следить за ходом поединка. Вот, патриций коснулся губами ее шеи.
Рука, держащая меч, онемела, пальцы ослабли. Нубиец восстановил утраченное вследствие броска равновесие, замахнулся копьем. Фламма замешкался, и боль от удара пронзила грудь…»
Настя зажмурилась. Так ей проще было представить описанную картину. Залитая средиземноморским солнцем арена, мускулистые полуобнаженные воины, запах крови, смешанный с благовониями, истекающими из курилен, все так ярко и живо нарисовалось в ее воображении. Она пролистала файл, присланный ей на почту от писателя Александра Пудовика. Объем полноценного романа. Есть авторские правки, выделенные синим цветом. Одно непонятно, – почему Александр Яковлевич, с которым начинающую писательницу Анастасию Ромашову, (или, как она подписывала свои работы, Настя Ромм), связывало виртуальное общение в модном нынче стиле онлайн, – отправил ей свой незавершенный текст. Файл пришел в половине седьмого утра, а в девять тридцать, девушка, без особого сопротивления отдавшись во власть инстинкта любопытства, (которое, как известно, – не порок!) читала содержимое романа. На ее вкус в тексте было чрезмерно много крови, – сама Настя Ромм творила в жанре романтического фэнтези, где фигурировали прекрасные феи, заколдованные принцессы, единороги и говорящие собаки. Но о вкусах не спорят! Тем более Александр Яковлевич без всякой оплаты занимался с начинающей писательницей, и его советы во многом ей помогли.
Настя закрыла файл, сохранила в папку «избранное» с пометкой «Пудовик. Текст». Немного подумала, и добавила в поле наименования файла знак вопроса. С Пудовиком они общались преимущественно по переписке через ватцап, звонила ему девушка довольно часто, один раз была в гостях на Васильевском острове, где жил Мастер, – тон беседы был доброжелательным, но она почему-то очень нервничала. Боялась, что именитый писатель высмеет ее неуклюжие пробы пера. Чтение чужого романа, к тому же незавершенного, было немного сродни воровству, или подглядыванию в замочную скважину.
Допив вторую чашку утреннего кофе, Настя решила написать Пудовику сообщение. Немного поломала голову над содержанием письма. Александр Яковлевич часто повторял ей, увлекающейся большим количеством витиеватых словосочетаний.
– Мудрено писать – нехитрая наука! Настоящий талант способен изложить идею кратко, но емко.
Краткость. Это как раз то, чего ей недостает.
«Уважаемый Александр Яковлевич! Это Настя Ромм. На мою электронную почту пришел от Вас файл с текстом. Если несложно, дайте знать причину, по которой Вы отправили мне этот текст. С уважением, Н. Р.»
Получилось два раза подряд слово «текст», но деловое письмо, – не художественное произведение. Смысл она донесла.
Настя отправилась в ванную комнату, где приняла душ, и тщательно накрасилась. Зачем наводить красоту с раннего утра? Спросила она у собственного отражение. Отражение улыбнулось, предъявив в запотевшем от горячих паров зеркале хорошенькое лицо голубоглазой девушки двадцати трех лет с ямочками на щеках, и спокойно ответило вслух.
– Кто знает? Может быть, появился повод встретиться с еще раз Мастером в реале, а не через переписку!
Пудовик чурался публичности, всезнающий Гугл выдавал информацию о возрасте, семейном положении, образовании, месте рождения и проживания писателя. Шестьдесят лет, холост, родился и живет в Петербурге. В сети случайно нашлась старая, десятилетней давности фотография, на которой было видно лицо писателя. Умные, проницательные глаза, коротко стриженные волосы, с проступающей сединой.
– Тебя смущает возраст Мастера, принцесса? – спросила девушка у отражения.
– Ничуть! – охотно откликнулся зеркальный двойник. – Интеллект и талант превыше всего!
Пудовик мастерски и с энергией описывал в своих книгах сражения, поединки и любовные сцены, и начинающая писательница сама не заметила, как впала в традиционное заблуждение, типичное для фанатов писателей, актеров или поэтов; отождествление автора с его героями.
Настя полюбовалась неплохим прессом в квадратиках мышц,( три раза в неделю занятия фитнесом с личным тренером), накинула халат. Прошло чуть более получаса, после того как она отправила письмо, а Мастер работал по ночам; этот факт ей был уже известен. Таким образом раньше полудня она не ожидала получить ответ, однако в разделе входящих уведомлений уже светилось новое сообщение. Девушка включила кофе-машину, дав себе клятву с сегодняшнего дня выпивать не более пяти чашек кофе.
«Здравствуйте, Настя! Спасибо за уведомление. Письмо к Вам ушло по ошибке. Просьба немедленно удалить текст, но если Вы начали его читать, на том остановитесь. Я суеверен! С уважением, Пудовик А.Я»
В окно вливался полупрозрачный утренний свет. Август в этом году радовал грибников, – в окрестностях Питера боровики и подосиновики росли в изобилии. Налив дымящегося кофе в чашку, Настя постучала ногтем по столу. Сердце билось чаще обычного, и не кофеин был тому причиной; всякий раз переписываясь с Мастером девушка испытывала волнение сродни тому, что появлялось накануне любовного свидания. В конце текста были прикреплены два усмехающихся смайлика. Настя была готова к любому ответу, кроме того, что пришел к ней на смартфон. Ее почтовый адрес для рабочих контактов мало чем отличался от многих других. Номер телефона, «собака» Яндекс. То, что Пудовик использовал для общения неизвестный ей номер могло иметь вполне прозаическое объяснение; многие пользователи сотовой связи имели две, а то три сим карты в смартфонах.
– Что в таком случае тебя смущает, принцесса? – сказала она вслух, на этот раз уже без всякого отражения в зеркале.
Интуиция. Удел людей тонко чувствующих, живущих на границе реальности и вымысла. Значительная часть таких «счастливчиков» находят успокоение в алкоголе или наркотиках. Александр Яковлевич не мог написать такого сообщения. Она была в этом абсолютно уверена. И он никогда не использовал в письме смайлики; ставший почти необходимым атрибутом современного письма. Проще было позвонить Пудовику напрямую, но девушка не решалась сделать этого. После недолго раздумья, она решила прочесть фрагмент текста, а уж потом совершить то, что просил от нее загадочный отправитель письма. Любой писатель обречен на богатое воображение и приличный невроз. Об этом Мастер сообщил в одном из первых писем.
– Не знаю, как насчет воображения, но невроз по ходу уже начался… – пробормотала девушка, включая ноутбук, и глядя на загружающиеся приложения.
Глава 6.
Белые полосы над головой напоминали летящие стрелы. Все вокруг неслось в каком-то вихревом потоке лучистого света, воздух был свеж и быстр, его струи обволакивали тело, унося в неведомую даль. Из поднебесья склонилось лицо, точнее верхняя часть его, нос и подбородок скрывало голубое полотно ткани.
– Ка-а-а… вы-и-и…
– Что? – хотел переспросить Александр Яковлевич, но звук собственного голоса показался ему чуть слышным.
– Как вы… себя-а-а-а…
Буквы складывались в слоги, слоги в слова. Белые полосы перед лицом, превратились в лампы дневного света.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивал врач.
Александр Яковлевич кивнул головой, давая понять, что он наконец разобрал слова. Хотел ответить, но шевеление губ привело к выдыханию воздуха тонкой струйкой. Надо полагать, врача такой ответ удовлетворил. Склонившись над носилками, на которых везли писателя, он распростер ладонь.
– Сколько пальцев вы видите?
Пудовик прищурился. Три. Три длинных розовых пальца, безымянный обнимает тонкое золотое кольцо.
– Три… – прошептал он, как ему показалось беззвучно, но врач, похоже, умел читать по губам, а потому удовлетворенно кивнул.
– Отлично! – обрадовался врач, будто счет пальцев на руке являлся его излюбленным развлечением.
Носилки на колесиках продолжили стремительный бег по больничному коридору. Александр Яковлевич постарался повернуть шею. С возвращением чувствительности, приходила боль. Собственная голова показалась ему тяжелой и нечувствительной, словно закованной в панцирь. Носилки остановились. Врач исчез из поля зрения, к нему наклонился санитар. Смуглый, чернобровый молодой парень. Сверкнула улыбка.
– Все хорошо будет! – сказал он с акцентом.
– Что со мной? – прошептал Пудовик.
– Вы не помните? – удивился санитар. – Гематома головного мозга, вследствие ушиба. Удалось дренировать кровь, не прибегая к трепанации.
Судя по важному тону, парень был очень горд своими познаниями в медицине.
Послышался тихий шум, – словно глубокий вздох человека, открылись двери грузового лифта, – догадался Пудовик. Санитар осторожно вкатил носилки, моргали цифры этажей. Память постепенно возвращалась к лежащему писателю. Он вспомнил как упал, ударившись виском о стену. Что было перед этим? Кот Степан, прячущийся под кроватью. Шесть чашек кофе и триста грамм коньяка. А потом? Пустота… Черные провалы, похожие на оборотную сторону фишек в игре домино. Небытие, – молчание разума, решившего отрепетировать собственную смерть.
Лифт остановился, санитар встал со стороны ног больного, носилки поехали по коридору. Из кухни прилетели ароматы еды. Пшенная каша. Догадался Пудовик, проведший в больничных учреждениях треть своей сознательной жизнь. И сладкий кофе с молоком.
– Завтрак только что был, – сообщил санитар. – Кушать хотите? Я вам принесу с кухни.
– Спасибо… – голос постепенно возвращался к нему, также как память о событиях, предшествующих госпитализации.
Он очнулся, лежа на полу. Нещадно болела и кружилась голова, сильная тошнота подкатывала к горлу соленым комом. Попытки дотянуться до коляски ни к чему не привели. Его вырвало. Щелкнул входной замок, большая тень заслонила дверной проем…
– Приехали! – сообщил санитар. Подкатил носилки к кровати, привычно переложил писателя на кровать. – Сейчас поставят капельницу, – он указал на катетер, впившийся словно клещ в тонкую венку запястья больного. – Утка внизу, под кроватью. В ближайшие часы пописать не получиться, так всегда после наркоза бывает. Кушать хотите? – повторил санитар.
– Пока нет, спасибо… Как вас зовут?
– Фарух! – парень щелкнул ногтем по пластиковому бейджу на верхнем кармане голубой куртки. – Многие Федей зовут. Я учусь на врача, на третьем курсе.
– Как я попал в больницу?
Лицо санитара стало серьезным.
– Вам повезло. Ваш знакомый вызвал скорую помощь.
– Виталик?
– Не знаю… Он нес вас на руках до машины, носилки не понадобились. А потом пропал куда-то. Хорошо, что все быстро получилось. Иначе бы потребовалась трепанация, а так удалось дренировать гематому. Вам повезло! – повторил он.
– Повезло… – как эхо отозвался Александр Яковлевич.
Санитар ушел. В двухместной палате кроме Пудовика никого не осталось, вторая кровать в углу пустовала. Все было обыденным и простым, кроме черного пятна в памяти, скрывающего плотной завесой ту часть его жизни, что находилась между падением с инвалидного кресла и пробуждением после наркотического сна. Александр Яковлевич закрыл глаза, потрогал повязку на черепе. Полежал неподвижно пять минут, надеясь нащупать тонкую нить воспоминаний, но кроме мелькающих алых зарниц на темном фоне зажмуренных глаз ничего не возникло. Словно его не существовало на свете в предшествующие обмороку часы. Хлопнула дверь, влетело облако запахов парфюмерии и чего-то фармацевтического.
– Здравствуйте!
Медсестра была полной блондинкой, но как это иногда удается толстякам, двигалась легко и грациозно.
– Как вы себя чувствуете? – Женщина установила стояк с капельницей справа от кровати, подсоединила иглу к системе катетера, постучала ногтем на прозрачной колбе.
– Благодарю вас, нормально. – ответил Пудовик.
– Сейчас будет совсем хорошо! – ободряюще улыбнулась медсестра.
– А что там?
– Всего понемногу, – женщина немного сдвинула фиксатор, регулирующий скорость подачи лекарства, белая жидкость струилась по проводнику. – Коктейль! Все нормально?
– Да…
– Прекрасно! Можете поспать. Я сниму капельницу минут через тридцать.
Она вышла, закрыв за собой дверь.
Александр Яковлевич смотрел на капающую в колбу жидкость. Немного кружилась голова, его клонило в сон. Сильное желание вспомнить, что такого с ним произошло, ослабло. Степан остался один. Не страшно. У Виталика есть ключи, ему не впервой ухаживать за котом, пока писатель лежит в больнице. Дремота сковывала, мысли путались. Ему пригрезилось, что в палате кто есть. Большой, темный. Он сидит на пустой кровати, и внимательно смотрит на больного, длинные руки опущены вниз, лицо продолговатое и какое-то лошадиное. Вот человек повернул голову, балансирующего на грани яви и сна человека охватил приступ ужаса. У него нет левого уха! На его месте зарубцевавшийся розовый шрам. Но почему эта неприятная особенность так взволновала его? У него самого ампутированы обе ноги, ниже колена. Малах! Имя как удар бичом! На больничной кровати сидел персонаж его незавершенного романа. Жестокий убийца, и кровавый садист Малах Хаталан. По кличке Палач! Этого не может быть! Малах – его вымысел, частично основанный на обрывках исторической информации, заимствованной в различных источниках, большая часть из которых обладает сомнительной достоверностью. Ему все это грезится под воздействием препаратов!
Скрипнули пружины кровати, человек поднялся. Звук шагов был слишком реален, чтобы быть иллюзией. Приблизился. Запах гнилого мяса окутывал его фигуру липким коконом.
– Еще не время. – отчетливо проговорил Малах. – Скоро…
Он скрылся из поля зрения Пудовика, распахнулась и спустя мгновение, захлопнулась дверь.
Александр Яковлевич потянулся за кнопкой вызова медсестры, но пальцы его рук оцепенели. Он боролся с накатывающими волнами забвения. Все вокруг закружилось, словно он катался на бешено несущейся карусели, и благословенная темнота поглотила сознание.
Медсестра вошла в палату, забрать капельницу и сморщилась. В лицо ударил едкий смрад разложившейся плоти. Больной спал, на его лбу, ниже повязки выступила испарина. Приподняла край одеяла, –сухо и чисто. Запах исходил откуда-то со стороны. Она приоткрыла окно, отсоединила иглу от катетера, и вышла из палаты.
Глава 7.
Настя оторвалась от чтения текста. Причины были две, – мучительно хотелось в туалет, (сказывалось нарушение утреннего обета, количество выпитых чашек кофе перевалило дневной лимит), и ее душила жалость к себе. Если первая проблема была легко устранима, то со второй следовало серьезно разбираться. Ничего плохого в здоровой зависти к чужому творчеству нет. В положительном аспекте конкуренция стимулирует рост, к тому же иногда не вредно позаимствовать мысли у других авторов. Кто-то из великих сказал: гении – воруют, посредственности – копируют. Выходя из уборной, и наспех сполоснув руки под краном, Настя поняла суть своего беспокойства. Зависть не при чем. Ей было страшно, она спутала уныние с тревогой, возраставшей по мере чтения новой книги Мастера. Прежние книги Пудовика были увлекательными, интригующими, с предсказуемым финалом. Качественная литература на два-три вечера. Полученный текст отличался от всего написанного им ранее. За строками псевдоисторического романа крылась тайна. Словно автор прикоснулся к чему-то запредельному, и ужаснувшись, отправил файл на первый попавшийся в списке контактов адрес. Так преступник выбрасывает в мутные воды реки окровавленный нож. Сообщение добавляло интриги. Следовало позвонить Пудовику лично, на тот номер, что числился у девушки в контактах. Настя покрутила смартфон в пальцах, пролистала список. Пошли долгие гудки. Девушка уже решила бросить попытки дозвониться, и тут ответили.
– Да! Слушаю вас!
Быстрый мужской голос, с небольшим акцентом. Так говорят выходцы со Средней Азии неплохо знающие русский язык.
– Извините… – Настя замешкалась. – Я звоню на номер Пудовика Александра Яковлевича.
– Он сейчас спит.
– Спит? А вы кто?
– Мое имя Фарух. Я работаю санитаром в Покровской больнице. Смартфон больного лежал в тумбочке, я подумал кто-то из родных ему звонит или друзей…
– В больнице?! А что случилось?
Было слышно, как молодой человек кому-то отвечал.
– Алло… – сказала Настя.
– Да! Извините. Черепно-мозговая травма. Ему сделали операцию. Состояние стабильное. Думаю, на той неделе разрешат посещения.
– Скажите, Фарух, а в котором часу Александра Яковлевича привезли в больницу?
Санитар замешкался, Настя уже пожалела, что задала вопрос, но Фарух вероятно листал журнал. Так ей показалось, благодаря, опять же, богатому воображению.
– В восемь тридцать утра.
– Спасибо большое! – девушка попрощалась с общительным парнем, бегло взглянула на смартфон. Уведомление датировано девятью утра сорока пятью минутами. Пудовик в лучшем случае отходил от наркоза, или лежал на операционном столе. Пройдясь по своей крохотной комнатке трижды от окна к дверям, и бегло перекрестившись на литографию с иконой Николай Чудотворца на стене, Настя села за стол, и быстро написала сообщение на тот адрес, с которого пришло письмо от Пудовика. Последовавший ответ лишь усилил уровень ее тревожность. Автомат сообщил, что данный адрес не зарегистрирован.
– Упс! – вслух сказала девушка. Он еще немного походила по комнате, делая равнение налево как солдат на плацу, всякий раз проходя мимо иконы, а затем приняла соломоново решение. Она так и написала в дальнейшем в своем писательском дневнике, который в вероятном будущем планировала опубликовать. Соломоново решение. А именно, села за стол, открыла ноутбук, продолжила чтение текста.
…Сколько с обагренного рассвета до назначенного времени жило людей от Дана до Вирсавии! Тысячи и тысячи, и везде, повсюду, где скорбью была поражена земли Египетская, следовал он, безмолвный и страшный, и отсеченное ухо его у подножия Галенсокой горы, к востоку от долины Кедронской, было отличительным признаком демона смерти. Сколько не проживал Малах Хаталан жизней, и не менял своих обликов, этот гноящийся рубец преследовал его как призрак собственных деяний.
Малах Хаталан холодно смотрел на Елизу. Елиза перехватил его взгляд, жгуче-черные глаза готовы были испепелить вселенную, если бы там было что-то воспламеняющееся кроме бездонной пустоты и одиноких холодных звезд. Малах отвел взор. Ходили слухи, что прежде Елиза была одной из многочисленных жен Лучезарного, и даже он, чье имя не следовало произносить вслух, опасался ее гнева.
– Что смотришь? – спросила Елиза.
– Грядут перемены? – как бы между прочим спросил Малах.
– Надеюсь. – Елиза зевнула, и потянулась как большая, хищная кошка. Иногда она жаждала чего-то изощренного. Малах не мог удовлетворить ее истинно плотскую страсть, помимо уха у него отсутствовала иная важная деталь тела, при помощи которой страсть получает разрядку. Он упомянул о переменах, надеясь, что Елизе известно больше чем ему. Лучезарный, чье имя не следует произносить вслух, бросил вызов Безвременью. О чем-то подобном давно шли разговоры во всех мирах, включая обитель смертных людей.
– Я давно ничего такого не получала… – сказала Елиза.
Малах знал, что это ложь, но он ничего не имел против лжи. Накануне он застал ее с Магни, – два тела его,– белое как снег и ее, смуглое, цвета бронзы на солнце, – сплелись в сладостном единоборстве. Магни был силен и прост. Мартышки превозносили силу, а его внешность альбиноса завораживала их, живо реагирующих на все необычное. Малах Хаталан не доверял Магни, как и все северные боги он был чрезмерно сентиментален, храбр и примитивен, люди очаровывали его своей непредсказуемостью, излишним состраданием к ближнему и жаждой подвига. Они чем-то были похожи, и эта схожесть рано или поздно выльется в бунт. На Магни нельзя полагаться, странно, что Шакс этого не понимает. Или понимает, но ведет свою игру.
– А как же тот гладиатор, который погиб в рассвете сил ради твоих прекрасных чар? – усмехнулся Малах.
– Фламма… – с расстановкой, будто пробуя имя на вкус, проговорила Елиза. – Он был прекрасен. В нем было много того, что называется жизненной силой.
– Был? – переспросил Малах.
– Ты не знаешь? Фламма убит на поединке.
– Не обошлось без твоего участия?
– Совсем немного, – хищно улыбнулась Елиза окровавленным ртом. – Отчаянный боец и без того потерял голову.
Малах немного помолчал, обдумывая следующий вопрос, который вертелся у него на языке.
– Говорят, он теперь под протекцией Духа?
Лицо Елизы посуровело.
– Он было жестоким воином!
– Смелым и благородным, – кивнул Малах. Ему нравилось видеть Елизу уязвленной.
– Жестоким и беспощадным! – резко сказала она. – Участь Фламмы будет решаться спустя какое-то время, как и той взбалмошной девчонки.
– Ева. – подсказал Малах. – Если Лучезарный, чьей имя я произношу с трепетом, все-таки решится…
– Он решится! – перебила Елиза. – Иначе все это, – она обвела беспалой рукой полукруг, – Все это утратит значение и смысл. А то, что теряет смысл во вселенной, исчезает бесследно. Ты меня разозлил, Малах! – сурово сдвинув густые брови, сказала она. – Теперь, тебе придется исправлять свою ошибку!
– Только прикажи! – шутливо улыбнулся Малах, обнажив кривые и сильные зубы. Он опустился на колени, и втянул терпкий запах идущий из ее лона.
– Пусть так… – сказала Елиза, и ее бедра разомкнулись.
Глава 8.
– Ты совершаешь ошибку!
Вика намеревалась шагнуть в воду, когда оклик остановил ее. По канаве плыла лодка, молодой мужчина неторопливо греб длинным веслом.
– Не советую этого делать! – повторил он.
Вика вытаращилась на парня. Никого красивее она не встречала в жизни! Мужчина был одет в просторные штаны, и обнажен выше пояса. Смуглое тело, белокурые волосы, спадающие на плечи, задумчивые голубые глаза. Лет двадцати семи. Молодой мужчина словно сошел с плаката, вроде тех, что вешают девчонки у себя в комнатах не стену.
– Привет! – растерянно пробормотала девушка.
Лодка причалила к берегу.
– Переплыть не получиться, – сказал мужчина.
– Там какая-то хрень водиться! – мрачно глядя на воду, согласилась Вика. – А ты откуда здесь взялся, такой красивый?
Парень рассмеялся, словно услышал отличную шутку.
– Ты не сможешь перебраться на ту сторону. Если, конечно, не умеешь ходить по воде.
– Хотелось бы научиться!
– Это сделать проще, чем кажется. Достаточно поверить в собственные силы.
– Ну да! – усмехнулась девушка. – Чем-то подобным грузят коучи на тренингах. Типа, умней и богатей!
– Коучи? – парень озадаченно нахмурился.
– Психологи, – объяснила Вика. – Короче, такие выскочки, которые считают, что лучше других знают, как кому жить.
– Я знаю таких, – серьезно сказал молодой человек. – Кто-то еще им верит?
– Клевое у тебя чувство юмора! – ухмыльнулась Вика. – Раз причалил, может перевезешь меня на ту сторону?
Красавчик был, похоже, покладистым парнем.
– Денежка есть?
– По какому тарифу повезешь?
– Любая денежка!
– Могу перевести на счет, сколько скажешь, – Вика потянулась за смартфоном.
– Только деньги. – терпеливо повторил гребец.
Вика достала из кармана джинсов сторублевую купюру.
– Сойдет?
– А монеты есть?
– Мелочь, что ли?
– Драхма, обол, талант, мина… – парень перечислял название слов, значение которых было совершенно незнакомыми современной молодой женщины.
– У меня только рубли…
Мужчина поморщился.
– Ладно. Садись в лодку.
– Это какой-то стремный квест! – пожаловалась Вика, осторожно пробуя ступней ветхое днище. – Всю жду, пока выскочат чуваки с камерами, и меня поздравят с прохождением очередного этапа.
– Квест? – непонимающе покачал головой мужчина.
– Розыгрыш, приключенческое шоу, участники которого не догадываются об этом. Флэшмоб! – поясняла девушка.
Парень помрачнел.
– Залезай в лодку. Промедление становится небезопасным.
– А ты уверен, что мы не перевернемся к чертям собачьим?
– Смотри!
Вика обернулась, ахнула. Заросли татарника расширялись, захватывая значительную часть суши. Растение вело себя как осмысленное существо, ветви впились в лежащий на берегу голубой рюкзачок, с жутковатым треском рвалась материя, хищный стебель тянулся к ее щиколотке.
– Мама! – крикнула Вика, прыгнула в лодку, вцепилась в плечо гребца.
– Брось денежку сюда, – мужчина кивком указал в сторону сумки, лежащую на дне лодки.
Вика кинула купюру, успев заметить пригоршню блеснувших золотом монет в глубине сумки, пару колец, серьги, браслет, а также там зеленели доллары, и прочая иностранная валюта, происхождение которой она не разглядела в сумраке ночи. Мужчина взмахнул веслом, утлое суденышко заскользило по воде.
– Ты не туда гребешь! – засуетилась девушка, отчего края лодки пришли в движение. – Мне на тот берег надо! – она красноречиво размахивала рукой в сторону удаляющейся парковки, и освещенной яркими фонарями трассы.
– Сядь! – приказал парень.
Вика послушно опустилась на скамейку.
– На тот берег! – жалобно повторила она.
Мужчина отрицательно покачал головой.
– Там ничего нет! – сказал он.
– Как это нет?! Там люди, машины, кафе это чертово! – возмущалась Вика. – Те же гребанные коучи и квесты, о которых ты, похоже, услышал первый раз в жизни. Да и вообще мы находимся на окраине Питера! Слышал про такой город? – язвительно добавила она. – Между прочим считается одним из красивейших городов планеты. Северная Венеция!
– Венеция? – переспросил мужчина.
– Город в Италии!
– Место твоего проживания далеко отсюда, – сказал мужчина, продолжая взмахивать веслом. – Едва ли получиться объяснить. Но если ты попытаешься пойти на таран, рискуешь угодить в большую неприятность.
– Это я уже поняла… – вздохнула Вика. – Что же мне теперь делать?
– Покориться судьбе.
– Не въезжаю, о чем ты! Объясни!
– Иногда полезно положиться на волю случая, а где надо вступить в борьбу.
– Ты реально грузишь прямо как те психологи, о которых только что вспоминали! – нервно рассмеялась Виктория. Она тоскливо огляделась по сторонам. – По ходу я влипла?
– Как сказать… – загадочно ответил парень, и замолчал.
Скорость перемещения лодки возросла, они плыли, увлекаемые течением. Очень быстро очертания здания ночного кафе скрылись из глаз, свет, падающий с парковки померк. Берега отстояли друг от друга метров на восемьдесят, русло реки продолжало расширяться. Непроницаемая чернота реки поголубела, словно под толщей воды находился источник небесно-синего света. Если бы не страх неизвестности, сковавший страхом сидящую на узкой скамье девушку, она могла бы восхититься этой красотой. Сквозь плотно сомкнутые стволы деревьев просачивалось розовое сияние, будто неподалеку полыхало зарево пожара. Вика посмотрела на кормчего. Его обнаженный торс полыхал в отголосках малинового света, безупречно красивое лицо было сурово и торжественно.
– Придется нам познакомится! – вздохнула девушка. – Скажи хотя бы как тебя зовут, таинственный незнакомец?
– Чарун.
– Вика.
– Я знаю…
– Откуда знаешь?
Ответа не последовало.
– Куда мы плывем, Чарун? – спросила Вика.
– На остров.
– Остров?
– Да.
– Что здесь за чертовщина твориться! – Страх проходил, уступая место раздражению. Она начала заводиться. В таком состоянии выступала на соревнованиях, кричала на мужа, и разрезала их лучшую совместную фотографию. Свойственные ей приступы гнева могли стать как созидательной, так и разрушающей сила. Она хорошо знала это свое качество, но затормозить не было сил.
– Клевая прогулка! – кричала Вика, вцепившись в борта утлой посудины. – Ты, весь такой полуголый как стриптизер. Ночь, лодка, мы вдвоем… – она частила, не останавливаясь. – Все о-о-очень романтично, но во-первых, я замужем, – сказала Вика, и тотчас пожалела о своих словах. –Знаешь, Чарун, или как тебя там… Мой муж – приличная сволочь и алкаш, если ты понимаешь, о чем я… А еще, он спутался с какой-то шалавой! Какой-то чокнутый стритрейсер едва не угробил меня, пока вез. Знаешь, кто такие стритрейсеры? Это – отморозки, гоняющие по улицам города. Впрочем, какая разница! Все по вине этого козла моего мужа! А потом меня занесло в этот гребанный ресторан, где на заднем дворе колючки растут как в компьютерном гейме, а в канаве обитает живность, которая сгрызает ветку за пять секунд. Круто! Я угробила смартфон, пытаясь привлечь внимание полицейского, но куда там! Никто не услышал, кроме того самого чувака гонщика о котором я уже говорила. И тут появляешься ты, обнаженный красавец, прямо Брэд Питт двадцать лет назад! И спасаешь бедную девушку из когтей хищного татарника! Реально, круто! – она захлебывалась словами, опасаясь, что парень ее остановит, а она так и не успеет выяснить самую важную причину своего появления в этом затерянном, мать его, мире!
– Тихо! – Чарун прижал палец к губам. Он и не слушал ее монолога! Достал весло наружу, вода стекала вниз, капли загадочно мерцали в алом зареве.
Вика послушно замолчала. Только скулы ходили ходуном, и сердце колотилось в груди так часто, что казалось готово было выскочить наружу.
Чарун взялся за весло, теперь лодка устремилась к дальнему берегу, выступающему темной массой озаренной алым сиянием.
– Магни! – произнес он.
– Что? – ошеломленно перепросила девушка.
– Того, о ком ты рассказываешь. Его зовут Магни.
– И кто такой этот Магни?
– Обычный бог. Любит подраться удобном случае.
– Бог?! – поперхнулась Вика.
– Что здесь особенного? – удивился Чарун. – Жена Одина, верховного предводителя асов, предсказала Магни великое будущее, три вещие норны пророчили ему, что он превзойдет отца и будет носить молот Мьелльнир. Когда Магни было три ночи от роду, он освободил ногу великана, сняв с нее кусок скалы. Он стал служить Лучезарному, чье имя не следует произносить вслух.
– Почему? Типа, секретный агент?
– Назовешь по имени, – услышит. – серьезно ответил гребец. – Услышит, – придет. А встреча с Лучезарным не безопасна.
– О-о-очень исчерпывающая информация! – протянула гласную Вика. Она старалась говорить с сарказмом, но гнев уступал место страху. – Ты сейчас сюжет компьютерного гейма пересказал, или какого-то сериала?
– Ты спросила… – равнодушно ответил Чарун.
Еще два взмаха веслом, и лодка причалила к низкому берегу. К малиновому сиянию присоединился золотистый свет. Воздух пах цветами и болотистым илом, плотная зеленая масса водорослей слоилась в пойме реки.
– Поездка закончена? – Вика старалась говорить полушутливо, но голос ее дрожал.
Чарун положил весло в лодку, дерево стукнуло об уключину. Звук был настолько реальным и будничным, что все происходящее казалось каким-то бесконечным ночным кошмаром. Сейчас она проснется, и обнаружит себя в уютной кровати, с мягкими игрушками, и теплым Митей под боком. От воспоминаний о муже на глазах невольно выступили слезы.
– Это не сон, – сказал Чарун, словно угадав ее мысли. – Слезы и мольбы тебе не помогут.
– А, что поможет? – всхлипнула Вика.
– Мужество и решимость. Если нет веры, то приходится полагаться на эти человеческие качества.
Лес возвышался поодаль сумрачной грядой. Торжественный и угрюмый, в полыхающих отблесках голубого света. Неожиданно страх исчез. Теперь девушку переполняло жадное любопытство, граничащее с одержимостью. До дрожи в руках ей хотелось узнать, что кроется там внутри, за стеной сомкнувших ряды деревьев.
– Мне идти туда? – спросила она у Чаруна, кивнув в сторону леса.
– Да. Я буду ожидать тебя здесь.
– А что дальше?
– Будет зависеть от того, с чем ты вернешься назад…
– В каком смысле?
Чарун улыбнулся.
– Разве ты не ради ветви из сада Персефоны здесь оказалась?
– Я вообще то за смартфоном мужа приехала, – напомнила Вика.
– Многие указывают разные причины, а на самом деле мечтают получить ветвь.
– Сплошные загадки… – проворчала девушка. У нее все еще тлел слабый огонек надежды, что сейчас выскочат из прибрежных зарослей компания хейтеров с камерами наготове, рассмеется полуголый красавчик с веслом, – как выяснится стриптизер из элитного клуба. И все закончится задорным смехом, откупориванием бутылки шампанского. Однако, надежда на подобный исход, иссякла. Случился какой-то сдвиг пространств, или объявилась дыра в пятом измерении, куда ее, молодую женщину угораздило провалиться. Она смотрела пару сериалов на похожую тему.
Вика поднялась со скамьи, шагнула на берег.
– Прежде следует оставить всю одежду здесь, – сказал Чарун с невозмутимым выражением лица.
– Реально? – Девушка озадаченно посмотрела на кормчего.
Мужчина был непреклонен.
– Таковы правила!
Если бы и происходил сейчас квест, то такому сценарию самое место в свинг клубе!
Вика потянула шнурок спортивных штанов.
– А как-то по-другому не получится?
– Правила! – повторил Чарун. – Ткань твоей одежды может возгореться при контакте с деревьями, или травой, что растут на острове. Это причинит серьезный вред. Здесь, на берегу угроза минимальна.
Девушка нервно дернула плечом. Навряд ли вся эта история закручена ради того, чтобы ее изнасиловала шайка отморозков. Черт с ним! Будь, что будет! Тем более, выбора особого у нее нет! Она скинула спортивные штаны, стянула через голову футболку, привычно, вывернув ее на правую сторону, осталась в лифчике и трусиках.
– Обувь тоже снимать? – с вызовом посмотрела на мужчину. Его прекрасное лицо было бесстрастным. С такими же эмоциями, наверное, смотрят пожилые врачи на раздевающихся пациентов.
– Все. И цепочку тоже…
Создание себе ограничений, – признак невроза! Любила повторять Светка, вернувшись из очередного загула, и перечисляя случайные связи, участницей которых она была, способы их воплощений в жизнь.
«Доверься высшей силе!» – говорила она, блестя глазами, и выдыхая пары вчерашнего перегара. – «Опирайся на воздух!»
«Ерунда какая-то!» – сердилась Вика, и немного завидовала подруге; будучи некрасивой от природы, Светка ухитрялась крутить романы одновременно с несколькими парнями, причем не какими-то гопниками, а вполне себе симпатичными и обеспеченными ребятами!
«Ты, как маятник часов, Викуся!» – потягивая пиво из банки, говорила Светка. – «Вечно колеблешься между выдуманным совершенством и ненавистью к себе. Не удивительно, что ты живешь с алкоголиком!»
Этой фразой Светка обычно завершала свои обличения. Интересно знать, как бы она вела себя, оказавшись в такой же ситуации! Разделась без сомнений, еще попыталась бы соблазнить красавчика блондина!
Вика завела руки за спину, расстегнула застежку лифчика, метнула короткий взгляд. Все тоже ледяное выражение на лице античной статуи. Если парень и испытывал эротические эмоции, ловко их умел скрывать. Она сняла трусики, подумав, что не напрасно все-таки распечатала упаковку с новым комплектом белья. Как бы там оно не вышло, но не стыдно перед гребцом за растянутый трикотаж! Отблески голубого свечения окрасили кожу.
– Что дальше?
– Цепочка…
Вика неохотно взялась за замок золотой цепочки с висящим крестиком. Не то, чтобы она боялась кражи, но оставаться без креста было еще более неуютно, чем торчать в чем мать родила перед незнакомым мужиком!
Вероятно, поняв ее мысли, Чарун спокойно проговорил.
– Не тревожься, ничего не пропадет.
– А я не тревожусь! – с беззаботной улыбкой ответила Вика. Она для вида повозилась с замочком, но снимать цепочку не решилась. Кроме одежды на берегу остались остался бумажник, смартфон, («Хуавэй» последней модели, между прочим!), половинка фотографии. Теперь, стоя на берегу озера абсолютно обнаженной, ей ничего не оставалось, как слушать дальнейшие инструкции первого встречного человека в этом странном мире.
– Следуй по тропе, в сторону леса, – сказал Чарун. – Ничему не удивляйся. Помни. Здесь нельзя жаловаться и просить помощи. Помощь оказывают сильным, полагайся на первую реакцию. Тебе следует добраться до золотой рощи…
– Золотой? – перебила девушка.
– Ты поймешь… – терпеливо кивнул Чарун. – На пути возникнут препятствия, Персефона по своей воле не отдаст ветвь из рощи.
– Кто такая эта Персефона?
– Владычица острова.
– Здесь еще и владычица есть?
– Ты задаешь слишком много вопросов, – укоризненно сказал Чарун. – Тебе потребуется убедить или обхитрить Персефону, чтобы она отдала тебе ветвь. Хотя, не исключено, что Персефона будет настроена к тебе благосклонно.
– Отчего это зависит?
Чарун неопределенно пожал плечами. Вопрос показался ему недостойным обсуждения.
– На кой мне сдалась эта ветвь? – спросила Вика.
– Ветвь из сада Персефоны способна воскрешать мертвых, исцелять болезни, и наградить ее обладателя властью и могуществом.
– Круто… – упавшим голосом произнесла Вика. – Возвращение домой, как я понимаю, без этой ветки невозможно. – А если у меня не получиться добыть эту самую ветвь?
– Лучше бы у тебя получилось! – улыбаясь, ответил Чарун, но в этой улыбке крылось нечто зловещее и смертельно опасное.
– Супер! – улыбнулась в ответ девушка, но голая кожа покрылась мурашками. Уж слишком неприятно выглядела свирепая ухмылка на лице красавца кормчего. Оскал дьявола. – Последний вопрос. Кому-нибудь удавалось добыть золотую ветвь?
Кормчий задумчиво на нее посмотрел.
– Был один смельчак…
– Всего один?
Вика ожидала услышать какие-то напутственные слова, но поняла, что их не будет. Кормчий взмахнул веслом, лодка удалялась в синеватом мерцании плывущих облаков тумана. Ее одежда осталась лежать бедным комком на берегу. Вместе со смартфоном, фотографией и бумажником с кредитками.
Тропу она обнаружила быстро, – узкая полоска вилась среди высоких зарослей пахучей остролиственной травы. Похожа на коноплю. Решила девушка. Рай для наркоманов! Если вообще для людей с зависимостью существует такое понятие как рай. К собственной наготе она привыкла, теплый воздух обволакивал лицо и грудь, а малиновое свечение, усиливающееся по мере приближения к лесу, придавало ей сходство с персонажами фантастических романов. Он ступала босыми ступнями по сухой земле вокруг царила какая-то неестественная тишина, только легкий ветерок колыхал стебли травы. Алый свет рассеялся, к голубому сиянию присоединился золотой и оранжевый цвета, отчего все окружающее приобрело вид инопланетного пейзажа. Она прошла около сотни шагов, громада леса была совсем рядом, на фоне шума ветра послышалось едва уловимое звучание, похожее на писк комара. По мере ее продвижения вперед, звук стал громче. Невидимый музыкант выводил красивую мелодию, играл точно, без нотки фальши. Вика ускорила шаг. Заросли тропы отступили; на пути оказалась просторная поляна. В центре поляны стояло невысокое дерево, с мощными раскидистыми ветвями, на одной из которых, свесив ноги сидело странное существо и играло на свирели.
Вика в растерянности остановилась. Невысокого роста, частично покрытое густой шерстью, с короткими задними конечностями, снабженными пальцами с заостренными большими когтями существо. Под голым торсом вздувались мощные мышцы, существо отняло от пухлых губ свирель во рту торчали два мощных нижних клыка, выступающих над верхней губой. Существо легко спрыгнуло с ветви, пружинисто приземлившись на коренастые ноги, в два прыжка покрыло расстояние до оторопевшей от неожиданности девушки.
– Я – Керкоп! – представился субъект.
Скорее все-таки мужчина! Догадалась Вика. Пахло от него как от помойного ведра; прокисший суп и шерсть бродячей собаки, но девушка стерпела, а вежливо, как и положено вести себя в незнакомом месте, сказала.
– Я – Вика!
Держа в руке свою дудочку, Керкоп обошел девушку со всех сторон, внимательно ее осматривая.
– Нравлюсь? – сдерживая тошнотворные позывы от источающего вонь чудища, спросила Вика.
– Угу, кость мне в глотку! – промычал Керкоп. Ростом он едва достигал девушке до плеча.
– Ты хорошо играешь! – польстила музыканту Вика.
– Угу!
Керкоп бесцеремонно хлопнул девушку по заднице. Далее сработал инстинкт в совокупности со стрессом. Вместо того, чтобы стерпеть прикосновения вонючего карлика, Вика с разворота нанесла удар ногой ему в грудь. Точнее сказать, целилась она в грудь, но не учла рост противника. Прием назывался уширо-гири, – или в просторечии – «вертушка». Такой удар нечасто достигает цели на соревнованиях, но сексуально озабоченный карлик, навряд ли знал приемы карате или кикбоксинга; пятка врезалась ему точно в зубастую пасть. Щелкнула челюсть, Керкоп опрокинулся навзничь, в сторону отлетела дудочка с прорезями для пальцев. Не самый удачный способ заводить знакомства в новом месте! Подумала Вика.
– Ты бы хоть купался иногда, – пробормотала она, опускаясь на четвереньки возле поверженного карлика, и зажимая пальцами нос. – Ты как там, парень?
Керкоп захлопал круглыми глазами, сел на попу. Потряс головой, обследовал нижний клык.
– Шатается, кость мне в глотку! – объявил он.
– Сам виноват! – огрызнулась девушка. – У нас не принято сразу же девушку за задницу хватать!
Она сдержалась, чтобы не сказать колкость; карлик был голым, и с помощью какого именно органа он намеревался продолжать отношения с дамой, оставалось загадкой.
Керкоп пошарил в траве, нащупал упавшую дудочку, спрятал в сумке, висящей у него через плечо.
– Ты первая, кто такое сделала! – объявил он, с любопытством глядя на девушку.
– Дала тебе в рыло?
– Угу.
– А до меня здесь много посетителей было?
– Угу…
– Похоже, ты очень то разговорчивый парень! – заметила Вика.
– Словами делу не поможешь, – проворчал Керкоп. Он поднялся на ноги, потрогал клык. – Кто, кость тебе в глотку, ты такая?
– Я здесь транзитом, – уклончиво ответила девушка. – Извини, что так получилось, не люблю, когда лапают.
– Подумаешь! – ухмыльнулся Керкоп. К нему возвращались нахальство и уверенность. – Ты хоть знаешь что-то о кликранах?
Вика отрицательно покачала головой.
– Мы с братьями занимались честным разбоем, – сообщил карлик. – Однако мать предупреждала, не связываться с чернозадым…
– С кем?
– Чернозадый! – удивленно повторил Керкоп, будто каждому должно быть ясно, о ком идет речь. – У нас была своя обитель, но тех, кого чернозадому не удалось извести, он связал и отдал в услужение. Мы кликраны всегда были свободолюбивыми и опасными! – он горделиво выпятил поросшую густой шерстью грудь, – А чернозадый одних повесил за ноги, других превратил в желтых обезьян. Что путного в обезьяне? Скажи!
– Ничего! – поспешно согласилась Вика.
Керкоп смягчился.
– Я сбежал на остров, от преследований чернозадого. Считаю, что ничего дурного в бегстве нет, если хочешь сохранить свою шкуру. Так ведь, кость тебе в глотку?
– Конечно, нет! Ты хорошо играешь на этой дудочке.
– Угу! – Керкоп самодовольно надул щеки. – Тебя Чарун привез?
Девушка подавила импульс, – рассказать мохнатому карлику о своих злоключениях. Здесь нельзя жаловаться. Помогают только сильным.
– Типа того! – уклончиво ответила она. – Я вообще то здесь проездом.
– Что?
– Неважно! – отмахнулась Вика. – Ладно, Керкоп, ты вроде ничего парень, играешь классно, но мне пора.
Она направилась в сторону лесной чащи, слыша, как сзади сопит коротконогий карлик. В небе полыхало изумрудное свечение. Зрелище было настолько грандиозное, что Вика остановилась на месте, и тотчас ей в спину уткнулся Керкоп, в ягодицу уперлась его ладошка, смрадный запах прокисшего супа обдал волной.
– Еще раз схватишь за задницу, второго клыка лишишься! – не оборачиваясь, пообещала Вика.
– Подумаешь! – ухмыльнулся сексуально озабоченный карлик. – С тебя не убудет!
Землю устилал мягкий травянистый покров, приятно щекочущий босые ступни. Керкоп принял к сведению угрозы, поднес к губам свирель, и заиграл. Вика вообще-то равнодушно относилась к музыке, это Дмитрий был любителем тяжелого рока, и настраивал в машине магнитолу на определенную волну, где постоянно что грохотало, звенели гитарные рифы, но та мелодия, которую играл отвратительно пахнущий карлик, откликалась глубоко в сердце; чудесная гамма, словно сотканная из солнечных лучей, пронизывающих толщу леса жарким июльским полднем.
– Что это за мелодия? – воскликнула девушка.
Керкоп оторвал пухлые губы от дудочки.
– Играю, что на ум придет…
– Это великолепно! – искренне сказала Вика.
– Угу! – польщенно ухмылялся карлик.
До лесной чащи оставалось несколько метров. Там сгущалась тьма, изумрудный свет, опускающийся куполом над верхушками деревьев, не проникал в недра леса. Вика замедлила шаг. Она надеялась на подсказку со стороны Керкопа, но молчала, помня о рекомендациях Чаруна. Шла босиком, голая как на нудистском пляже, делая вид, будто знает куда идет. Керкоп следовал за ней словно прикормленная дворняга, в двух шагах позади, и чуть сбоку. На пороге чащи девушка растерянно остановилась; она не ожидала, что впереди будет настолько темно. Кроны деревьев замерли как безмолвные призраки, земля лежала черным ковром. Царила глухая тишина, не было слышно даже легких порывов ветра. Инстинктивно девушке хотелось вытянуть вперед руки, опасаясь наткнуться на препятствие.
– Темно как в могиле… – пробормотала она.
– А как ты хотела? – откликнулся Керкоп. – Раньше остров назывался Схерия, родина феаков. Здесь царил постоянный праздник и не было раздоров. Меня приглашали играть на свирели, и местные красотки не возражали, когда я их трогал, – добавил он язвительно.
– Клево у вас было… – вежливо сказала Вика.
– Все закончилось после того, как феаки были прокляты и сбежали отсюда.
– Куда?
Керкоп пожал плечами.
– Почем я знаю? Теперь это место именуют Островом Мертвых. Догадываешься, почему?
– Постепенно начинаю догадываться…
– А ты надеешься заполучить золотую ветвь?
– Допустим… – процедила сквозь зубы девушка, всматриваясь в чащу, и ожидая, пока глаза привыкнуть ко тьме.
– Знаешь, сколько вас таких здесь побывало?
Вика промолчала.
– А знаешь, скольким удалось заполучить ветвь? – продолжал Керкоп.
– Знаю, – ответила девушка. – Одному!
– Персефона охраняет деревья. Хотя, мне кажется ей все равно, тут загвоздка в самих деревьях, не хотят они лишаться своих веток.
– Что может случиться, если отломать одну веточку!
– Равновесие! – внушительно сказал Керкоп. – Мир хрупок. Потяни за ниточку, – весь клубок расплетется. Если каждый начнет ломать ветви из рощи Персефоны, всему сущему может прийти крах.
Вика с уважением посмотрела на карлика, выступающего на фоне мрака леса маленьким, зловонным пятном. Парень не только сочинял гениальную музыку, он ухитрился в нескольких предложениях сформулировать философскую концепцию!
– А как звали того человека, который сорвал ветвь? – спросила она.
– Это было давно, – махнул рукой Керкоп. – Имени его не помню. Ведь никто толком не может знать, к каким последствиям привела утрата золотой ветви. Землетрясения, извержения вулканов, катастрофы сотрясают мир по сей день. Про Атлантиду слышала?
– Читала… – не уверенно ответила девушка.
– Вот! – торжествующе сообщил Керкоп. – Была Атлантида и сгинула. А почему так случилось, никто правду не скажет.
Вика сжала зубы, противно защипало в глазах. Только не хватает разреветься в присутствии этого озабоченного философа ростом с собаку! Он надеялась, что царящая вокруг темнота не позволила Керкопу увидеть ее слез.
– Правда, что с помощью обычной ветки можно воскресать умерших?
– Подумаешь, умерших воскресать! – пренебрежительно ухмыльнулся Керкоп. – Это для вас жизнь имеет такую большую ценность. Сам Лучезарный, чьего имени не следует упоминать, лично уговаривал Персефону отдать пару саженцев из ее сада. Так считают мелиады, а они знают обо всем на свете, так как питаются мудростью корнями деревьев, с которыми связаны навечно.
– Второй раз слышу про этого Лучезарного, – машинально сказала девушка, повинуясь земной привычке, – узнавать все новое.
– Т-с-с!!! – зловеще зашипел Керкоп. – Нельзя о нем говорить, кость тебе в глотку! Чарун не предупреждал? Или если уже упомянула, надо обязательно прибавлять фразу, – чье имя нельзя упоминать вслух.
– Сложно у вас все! – вздохнула Вика, и шагнула вперед.
– Стой! – крикнул Керкоп.
Вика послушно остановилась на окраине леса. Послышалась какая-то возня, – ее новый знакомый копошился в своей объемистой сумке. Керкоп колдовал над каким-то продолговатым предметом, похожим на жезл полицейского, употребляя свое любимое выражение про «кость в глотку», которую надлежало заснуть всем, включая его самого, и взбалмошную пришелицу, задумавшую добыть во чтобы то ни стало золотую ветвь из чащи, тем самым привести в действия механизм катастрофы планетарного масштаба. Вика уже хотел было двинуться дальше, как из палки в руке Керкопа возгорелось яркое пламя.
– Блин! – взвизгнула девушка, и отшатнулась.
В двух метрах от ее босых ног землю покрывал живой ковер копошащейся массы. Блестящие пурпурным отблеском спины, крючковатые когти, острые шипы, десятки маленьких, острых зубов, – все это, образующее земной полог, монотонно шуршало, не решаясь пересечь невидимую границу, отделяющую кромку леса от поляны.
Вика беспомощно оглянулась на стоящего рядом Керкопа, и самым позорнейшим образом разрыдалась.
Глава 9.
Свет в помещении был серым и замутненным, словно он просачивался сквозь кисейное сито марлевой занавеси. Горели свечи, мирные огоньки оттеняли тусклое сусальное золото рам старинных картин. Должно быть когда-то помещение принадлежало храму, под потолочным куполом угадывались следы старых фресок. Краска осыпалась, желтела ветхая дранка на стенах. Дмитрий неважно разбирался в искусстве, но как житель Петербурга несколько раз посещал Эрмитаж, и полотна некоторых мастеров были ему знакомы. Рембрант, Тициан, Айвазовский. Значительную часть стены занимала копия знаменитой картины Карла Брюллова «Последние дни Помпеи». Над холстом потрудились местные вандалы. Искаженное ужасом лицо итальянки, обращенное к багровому зеву Везувия, испортила шкодливая рука.
«Хрен тебе в пасть, шалава!»
И кривой колбасный огрызок, по замыслу автора означающий мужской половой орган.
Пес не решался зайти вовнутрь, топтался на пороге, поскуливал, раздираемый инстинктивным ужасом перед надвигающимся облаком, и боязнью скопления незнакомых людей. Низкорослый коренастый человек с длинными и мощными как у гориллы руками навалился на массивную, окованную железом дверь, способную выдержать натиск средневекового тарана. Робко поджав хвост, пес все-таки решился проникнуть в здание. Коренастый неприязненно посмотрел на Дмитрия.
– Твоя собака? – спросил он хрипло.
Дмитрий замешкался, в глазах животного читалась человеческая тоска.
– Моя. – соврал он.
– И как ты провел его через лес? – недоверчиво спросил коренастый. Он был одет в просторную коричневую рубаху, и такие же штаны, с волочащимися тесемками, подозрительно напоминающими армейское белье, какое Зайцев у довелось носить в бытность службы в армии.
– Также, как и прошел сам! – Дмитрий потрепал пса по загривку. – Местами пешим ходом, кое-где бегом.
Человек нерешительно стоял возле двери.
– С животными сюда нельзя, – промолвил он. – Барон будет недоволен.
Собравшиеся в зале люди недовольно зашумели.
– Закрывай дверь, Горбун! – прокричал кто-то высоким, дребезжащим голосом. – Забыл, как в прошлый раз было?
– Закрывай! – вторил женский голос. – Дался тебе этот пес…
– Дверь закрывай быстрее! – прокричали одновременно двое или трое человек.
– Пусть выведет пса! – настаивал Горбун. Он угрожающе сжал массивные кулаки. На костяшках правой руки читалась поблекшая от времени синяя татуировка. Короткое, емкое слово. «Смерть».
Дворняга прижалась к бедру Дмитрия, словно догадываясь, что речь идет о ее судьбе.
– Пес останется со мной! – твердо повторил Зайцев.
– Да черт с ней с собакой! – закричал все тот же дребезжащий голос. – С чего ты решил, что Барон будет недоволен?
Сирена выла, дрожали цветные витражи на окнах помещения. С улицы прилетел шелест, словно стая птиц взлетала с насиженного места.
– Дверь!!! – кричали уже десяток человек нестройным хором. – Две-е-ерь!!! – раскатывалось эхо под высокими сводами храма.
Шелест приближался. Если подобный шум производила стая пернатых хлопая крыльями, то птиц должно быть десятки тысяч. Горбун уперся толстыми руками, заскрипели старые петли, дверь захлопнулась. После чего, используя свою феноменальную физическую силу, он поднял массивный деревянный брус, опустил его в гигантские пазы, прикрепленные к внутренней поверхности двери.
– Готово! – объявил он. Скользнул маленькими глазами по пришельцу с собакой. – Сам будешь с Бароном объясняться.
Отошел в сторону, толкнув локтем худого, белобрысого парня, освободил место на длинной скамье. Туда же садились остальные люди. К новичку с его дворнягой никто кроме Горбуна интереса не проявил. Оконные витражи, каким-то невероятным образом сохранившиеся целыми, отображали сцены страшного суда. Пес улегся на пол, положив морду на скрещенные лапы. Так как все места на скамьях оказались заняты, некоторые из собравшихся в храме людей сидели на полу. Все чего-то ждали. На лицах читались страх и покорность судьбе. Дмитрий опустился рядом собакой, использовав в качестве сиденья рюкзак из магазина.
– Надо бы тебе дать кличку, приятель! – пробормотал он, почесав пса за ухом.
– Предлагаю Ахилл! – послышался знакомый дребезжащий голос.
Дмитрий поднял голову. Перед ним стоял высокий худой мужчина. Длинные седые волосы обрамляли узкое лицо, отчего он выглядел лет на десять старше, чем ему могло быть на самом деле.
– Почему Ахилл? – спросил Зайцев .
– Довольно живучий был герой! – усмехнулся мужчина. – Меня зовут Старик!
Дмитрий поднялся на ноги, назвал свое имя. Старик огляделся по сторонам, и прижал к губам палец.
– Не следует здесь называть свое настоящее имя! – сказал он шепотом.
– Почему?
– Долго объяснять. Лучше придумай себе какое-нибудь прозвище.
Дмитрий озадаченно почесал затылок. Неожиданно вспомнились мифы Древней Греции.
– Эней? – сказал он полувопросительно.
Старик поднял голубые глаза к потолку, вспоминая.
– Если я ничего не путаю, герой Троянской войны из древнего рода дарданов, а римляне считали Энея легендарным предком Ромула и Рема, который привел спасшихся троянцев в Италию?
– Я так хорошо не помню историю… – смущенно сказал Дмитрий.
– Годится! – одобрительно кивнул Старик. – Пусть будет Эней. – Он улыбнулся лежащему на полу псу. – Барону может не понравится, что ты привел собаку.
– Мне это уже сообщил тот здоровяк, что ворота закрывал.
– Горбун. Но он ничего здесь не решает, а только… – он замялся, подбирая нужное выражение. – Приводит в исполнение решение Барона.
– Палач, что ли? – усмехнулся Дмитрий, но ему было не очень-то весело. Приглушенный закрытыми дверьми шелест нарастал.
Старик удивленно поднял седые брови.
– Здесь нет палачей, Эней! Если Барон примет решение, вас с собакой выгонят прочь.
– Прогуляемся! – беззаботно сказал Дмитрий. Новонареченный Ахилл приоткрыл глаз, негромко тявкнул. На пса со своего места недоброжелательно покосился Горбун.
– Ты не понимаешь, что там происходит! – Старик указал пальцем на дверь.
– Уже слышал. Орда…
– Вот именно!
Теперь характер шелеста крыльев изменился, к нему присовокупились шипение и свист.
– Зачем ты все это говоришь, Старик? – со скамейки подала голос молодая девушка. Она была абсолютно лысой и безбровой, как это бывает с онкологическими больными, после пройденного курса химиотерапии.
Белобрысый паренек, сидящий рядом с Горбуном, стискивал ладони промеж коленей, и бормотал себе под нос молитвы. Молодой человек был одет в узкий пиджак, какие Дмитрий видел на старинных картинах, и кажущиеся ему короткими брюки. Старик перехватил взгляд Зайцев а.
– Ему девятнадцать… – задумчиво сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ждет своей очереди, – непонятно сказал Старик.
– Какой очереди? Куда?
Лысая девушка ударила кулачком по скамье.
– Дьявол раздери этого коротышку Барона! Дьявол побери Орду! Дьявол забери тех, кто придумал это проклятое место!
Сидящие рядом с девушкой люди испуганно на нее покосились, но промолчали. Каждый был погружен в свои мысли, паренек молился. Горбун укоризненно посмотрел на девушку.
– Следи за словами, Зоя!
– Пошел ты! – огрызнулась девушка. – Не нравится, выметайся!
Дмитрий хотел расспросить у разговорчивого Старика, почему девушка вместо выдуманной клички использует имя, и что должны означать зловещие звуки за стенами храма. Сидящие на скамье люди засуетились. Толстый усатый мужчина с голым торсом, и висящими как у женщины грудями, нервно подскочил на месте, всматриваясь в закрытую занавесью центральной части помещения, где обыкновенно в храмах находится алтарь.
– А если стал порочен целый свет, то был тому причиной сам человек: лишь он – источник бед, своих скорбей создатель он единый! – продекламировал толстяк тонким голосом, и погрозил пухлым кулаком небу, сокрытое куполом храма.
– Заткнись, Вергилий! – закричала на толстяка Зоя. – Ты постоянно сводишь всех с ума своими стихами!
– Пусть читает! – возразил кто-то неприметный и черный, с кудрявыми негритянскими кудрями на голове. Он забился в угол, и сверкал оттуда смоляными глазами. – Не затыкай ему рот, Зоя! – повторил он.
Толстяк приветственно помахал рукой ценителю, и прижимая к груди сомкнутый кулак, воздев взгляд к куполу, продолжал декламировать.
– Обман, который всем сердцам знаком, приносит вред и тем, кто доверяет, и тем, кто не доверился ни в чем…
– Каждый раз одно и то же, – объяснил Старик. – Вергилий читает Гомера. «Божественная комедия». Ладно бы знал поэму наизусть, а то вызубрил в свое время несколько фрагментов, вот и повторяет их как ученый попугай!
Старик смотрел в сторону закрывающей алтарь занавеси, которая медленно раздвинулась, открыв обычную нишу с аналоем посередине. Оттуда неторопливо вышел карлик, облаченный в борцовское трико, будто только что сошедший с цирковой арены. На мускулистом плече синела выбитая татуировка – крылатый змей держит в когтях выпуклый щит. Готические немецкие буквы увиты в бессмертную фразу «EDEM DES SEINES.» Каждому свое. Классический принцип справедливости, заимствованный нацистами из античной философии, и обращенный в циничный лозунг, украшавший некогда ворота одного из чудовищных изобретений, – фабрики по уничтожению человеческого материала. К карлику немедленно подбежал Горбун, неся стул, поставил его в центр зала, куда Барон немедленно забрался, и сидел, свесив короткие ножки. Зрелище было и жуткое и комичное одновременно. Барон обвел взором собравшихся в зале людей, с какой-то странной полуулыбкой на лице, остановил взор на собаке, затем посмотрел на стоящего с ней рядом Дмитрия.
– Ты кто? – спросил он пискляво.
Вспомнив рекомендации Старика, Зайцев представился.
– Эней!
– А это кто? – Барон указывал на пса, который поднял голову, и предостерегающе зарычал.
– Его зовут Ахилл, – Дмитрий успокаивающе потрепал пса по голове.
– Они прошли через лес… – вмешался Старик.
– Сам разберусь! – пискляво воскликнул Барон. Он почесал татуировку на плече. – И что вы здесь делаете?
При кажущейся простоте вопроса, Дмитрий растерялся. Он действительно не мог объяснить, почему вместе с остальными скрывался в здании храма, за стенами которого что-то ужасающе шипело и свистело.
– Я решил, что там небезопасно. – нашелся он.
– Верно решил! – ухмыльнулся карлик. – Правду говорят, что ты прошел через лес?
– Типа того… – осторожно ответил Дмитрий.
– И тебя не жалили эгины?
– Безглазые твари?
Карлик нетерпеливо кивнул.
– Мне удалось убежать, – сказал Дмитрий.
– Ты фартовый, как я погляжу! – с оттенком мстительной злобы в тонком голосе проговорил Барон.
– Пока не жаловался…
– Как пересек реку?
– Перешел по мосту.
– Мост почти что разрушен… – недоверчиво пробормотал карлик.
– Мост действительно в плохом состоянии, но я сумел перебраться.
– А река?
– Что, река? – не понял Дмитрий.
– Ты плохо слышишь, Эней? – рассердился карлик.
На помощь пришел Старик.
– Барон имеет в виду про тех существ, что живут в реке, – пояснил он вполголоса.
– А-а-а! Мост был серьезно поврежден только в одном месте.
– Хорошо-о-о-о! – пропел карлик. Он некоторое время размышлял. – Ты, Эней, со своим псом можешь остаться здесь. Хотя ты солгал, что пришел сюда по доброй воле, оставим этот вопрос на будущее. К следующему разу будем решать, как с вами обоими поступать. У нас, видишь ли, здесь никогда прежде не было животных. Если ты обратил внимание, здесь и птиц то нет.
– Да, я заметил, – согласился Дмитрий. – Только я не говорил, что пришел сюда по доброй воле…
– Не перебивай! – нахмурил редкие брови карлик. – Не только птицы, но всякой прочей живности не замечено. Мышей, крыс, жуков, кузнечиков, бабочек… – он монотонно перечислял, раскачиваясь на стуле. – Если бы пес объявился в одиночестве, я бы отказал ему в приюте. Хочу, чтобы ты принял мое положительное решение как жест доброй воли.
– Я благодарю. – Дмитрий наклонил голову.
– Твое смирение меня удовлетворяет, Эней! – высокомерно пропищал Барон. – Мы с тобой еще обязательно побеседуем.
К нему подбежал Вергилий, и вытянув толстые губы в дудочку, зашептал что-то на ухо. Старик подмигнул Зайцеву, давая понять, что в этот раз обошлось. Зоя с неприязнью смотрела на Барона, но воздерживалась от комментариев. Негр закутался в длинный плащ, и привалившись к стене, плотно зажмурил глаза, казалось он заснул, или притворялся спящим. Светловолосый паренек в костюме продолжал читать молитвы, сидящая рядом с ним молодая и красивая женщина с огненно-рыжей копной волос, вызывающе закинула ногу на ногу, обнажилось бедро, Дмитрий заметил, что под короткой рубашкой, у девушки нет белья. Все прочие люди или также делали вид, что дремлют как негр, или безо всякого интереса рассматривали висящие на стенах картины.
– Откуда ты родом, Эней? – спросила рыжая.
– Не отвечай… – шепнул Старик.
– Живу здесь неподалеку, – уклончиво ответил Дмитрий.
Рыжая облизнула губы.
– Когда все закончится, хочешь со мной уединиться?
Вергилий закончил говорить, и важно вернулся на свое место, косолапя при ходьбе как откормленный гусь.
– Так хочешь или нет? – настаивала женщина. Она распахнула ворот рубахи, показывая обнаженную грудь. Белую кожу покрывали круглые розовые бляшки. Дмитрий плохо разбирался в медицине, но принял экзему за симптомы сифилиса.
– Я владею искусством любви, заимствованным у древнеримских гетер, – низким голосом, с сексуальной хрипотцой, сказала женщина. – Японские гейши обучали меня специальному массажу, а ласкать мужчину ртом я научилась у индейцев племени мочика. Слышал о таких? Мы можем сделать это втроем. Выберешь любого из присутствующих. Некоторые устают, я же черпаю в занятиях любовью силу.
Барон прокашлялся.
– Тихо! – пропищал он, и строго посмотрел на рыжую женщину.
– Слабаки! – неясно к кому обращаясь, крикнула женщина, вскочила с места, презрительно сощурила голубые глаза. – И ты, новичок, тоже слабак! Горбун может ударом кулака сломать стену, но как любовник он ничто! Как и вы все! – она обвела яростным взором собравшихся в зале людей.
К ней подошла лысая Зоя, взяла за руку, и успокаивающе заговорила. Наконец, рыжая женщина села на скамью.
– Нет ничего хуже слабого мужчины, – пробурчала она, и отвернулась к картине Айвазовского. – Слабак предаст в любви и на войне!
Барон укоризненно покачал головой, но от комментариев в адрес высказываний рыжей женщины воздержался.
– Настало время жатвы! – сказал громко и торжественно карлик, обвел пристальным взором сидящих вдоль стены людей. – Не секрет, что ночь будет длится до то поры, пока не свершится акт жертвоприношения. Так было и так будет впредь, пока река времени не начнет движение вспять. Я провел много часов в медитации. Это было трудное решение, и для меня и для всех вас, собравшихся здесь в поисках временного прибежища. Однако, во благо остальных, кто-то должен принести себя в жертву. Орда ждать не будет!
В зале воцарилась тишина, нарушаемая сопением толстого Вергилия и дьявольским клекотом за стенами здания. Люди опустили глаза, не желая встречаться взором с карликом, за исключением лысой Зои и Дмитрия. Взгляд Барона скользил по лицам, на останавливаясь на ком-либо надолго, но и не оставляя никого без внимания. Наконец, он задержал взор на светловолосом пареньке.
– Прости, брат! – пропищал карлик.
Юноша сидел на месте, озираясь по сторонам, глаза наполнились влагой.
– Как же так… – прошептал он.
К нему уже направлялся Горбун. Он взял молодого человека за локоть, словно приглашая на прогулку.
– Как же так?! – парнишка умоляюще посмотрел на Зою, затем на рыжую девушку. В своем углу подленько улыбался Вергилий.
Горбун силой заставил юношу подняться с места, и подталкивал к дверям. Тот послушно переставлял ноги. Горбун снял засов, поставил его возле стены, прислушался, вопросительно посмотрел на Барона. Карлик опустил голову. Тут юноша словно очнувшись от транса, попытался бежать, но невероятно ловкий Горбун настиг его в два прыжка, коротко ударил под дых. Парень согнулся, и хватал ртом воздух.
– Не смей его бить! – закричала Зоя. – Подонок!
Горбун смущенно улыбнулся, словно понимая, что совершает самому ему неприятную, но крайне необходимую процедуру, и придерживая за талию юношу, повлек его к дверям. Все прочие созерцали действие с болезненным интересом. Глаза Зои полыхали яростью и состраданием, Старик отвернулся, и изучал бирюзовую воду на картине Айвазовского, Барон же уронил голову на грудь, будто погрузился в медитацию. Покачивалась его маленькая ножка, обутая в сапожок. Заскулил Ахилл. Горбун обернулся к чернокожему, показывая тому знак из скрещенных указательного и безымянного пальцев. Негр скинул свой плащ, оставшись в белых шортах, и принялся ловко взбираться по стене, цепляясь за выступы и арки, в которые были установлены образа. По всему были видно, проделывал он это не впервой. Добравшись до оконного витража, он прижался к нему ухом, вслушиваясь в оркестр жутких звуков, несущихся снаружи. Прошло около минуты. Горбун задрал голову, глядя на чернокожего, и почти-то ласково обнимая мычащего паренька. Наконец, негр взмахнул рукой.
– Можно! – прокричал он.
Поднял голову Барон, исступленно горящим взором фанатика обвел притихших людей.
– Свершилось!!! – прокричал он тонким фальцетом.
– Свершилось! – вторил толстяк Вергилий.
– Свершилось! Свершилось… – отзывались и другие, на как-то вяло без огонька. Рыжеволосая женщина облизала губы.
Горбун приоткрыл массивную дверь. Звуки ворвались в помещение храма. Шелест крыльев и вибрирующий на ультравысоких частотах свист. Багровая пелена пронизывала пространство как бушующее пламя. Дмитрий увидел полчища каких-то демонических существ, теснящихся на узком пятачке земли перед входом в храм, – они отдаленно напоминали летучих мышей, только чрезмерно большого размера. Все это длилось лишь миг. Горбун ухитрился вытолкать юношу за дверь, и навалился на нее всем телом.
– Помогайте!!! – прорычал он.
Снаружи на дверь усилилось давление. Свистело вдвое громче, заглушая крики несчастного паренька. Несколько человек вскочили со своих мест, и бросились на подмогу. Пыхтел гигант Вергилий, источая едкий запах пота. Совместными усилиями удалось закрыть вход в храм, Горбун установил брусок в пазы. Тяжело дыша, он отошел в сторону.
– Свершилось… – торжественно повторил Барон. В его глазах стояли слезы.
Негр спускался вниз, безошибочно выбирая босой ступней надежные выступы на стене. Старик почему-то виновато посмотрел на Дмитрия. Шум за стенами храма стихал. Отблески алого света, проникающие через витражи, посветлели. Прошло еще минут пять, и все стихло. Горбун снял брусок. Люди цепочкой, осторожно озираясь по сторонам, выходили наружу. К Зайцеву подошел Старик.
– Я так понимаю, нам есть, о чем поговорить, Эней! – сказал он.
– Ты даже не представляешь сколько у меня вопросов!
– Я живу здесь неподалеку, – Старик погладил пса по спине. – И ничего не имею против собак!
Свинцовый свет разливался над землей, воздух пропитался зловонием тухлого мяса. В двадцати шагах от выхода из храма лежало то, что осталось от паренька. Старомодный костюм, запятнанный кровью, обглоданные кости, с сохранившимся кое-где участками розовой плоти. Жутковатым белым пятном выделялись светлые волосы, перемазанные в сером, с кирпично-красными прожилками, мозге. Дмитрий отвернулся, – тошнота подкатила к горлу.
– Можешь блевануть, – посоветовал Старик. – В первый раз многие блюют.
– Обойдется, – Зайцев достал из рюкзака бутылку безвкусной воды, позаимствованной в пустынном магазине.
Старик привел его в свой дом, находящийся в двухстах метрах от храма. Это был обычное двухэтажное строение из бруса, с красной черепицей на крыше. Окна наглухо закрывали ставни, землю покрывали бело-серые комочки глины, издающие гнилостный запах, такие же следы усеивали дорогу.
– Гарпии! – объяснил Старик. – Завтра полдня придется все вычищать, хотя и не обязательно этого делать. Само исчезнет, – он обошел дом, открыл ставни, и копался в сумке, доставая ключ от дверей. – Привычка! – вздохнул он, отпирая замок. – И прятать нечего, а все равно закрываемся. Проходи!
Ахилл демонстрировал нетипичный для бродячего пса скромный характер, и прилег в прихожей. Старик принес из кухни плошку с водой, и миску с чем-то мясным и пахучим. Пес немедленно вскочил, умилительно скалясь, завилял хвостом. Потом принялся жадно лакать воду, а напившись, бросился на еду.
– Нам тоже не мешает подкрепиться, – улыбнулся Старик. Он провел Дмитрия в гостиную, усадил за стол, а сам ушел на кухню, где громыхал посудой.
– У меня есть консервы! – крикнул Зайцев, доставая из рюкзака банку.
Появился Старик, неся на подносе две тарелки, наполненный такими же кусками мяса, что доедал в своем углу Ахилл.
– Нашел в магазине? – ухмыльнулся Старик.
– Да…
– Можешь выбросить.
– Почему?
Вместо объяснения, Старик взял большой, охотничий нож и с неожиданной для его худощавого телосложения силой пробил крышку. Изнутри вышел тухлый душок, поднялась невесомая пыль. Дмитрий осмотрел банку, снаружи выглядящей вполне сносно.
– А вода?
– Вода нормальная. Пить можно. Приятного аппетита! – кивнул Старик, и взялся за ложку.
Дмитрий думал, что после увиденных останков юноши в горло кусок не полезет, однако съел все, что было в миске.
– Откуда мясо берете? – спросил он, дожевывая кусок. Пища была несколько волокнистой, со специфическим привкусом, какой бывает баранина или старая говядина, но вполне годная для употребления.
– Потом расскажу… – неопределенно ответил Старик. Он расправился со своей порцией, и смотрел как насыщается гость. – А ты крепче чем кажешься. – заметил он. – Не удивительно, что сумел пройти через лес.
Дмитрий отставил недоеденную пищу. Здесь все было как в обычном деревенском доме. Шкаф, кровать, застеленная покрывалом, буфет, и подставка для цветов в углу, только сами растения отсутствовали, на стенах висели картинки в рамочках. Вид помещения был обыкновенным и не жилым. Как летняя дача в зимний период. Чего-то не хватало в обстановке, только он не понять, чего именно. Старик следил за ним с полуулыбкой на худом лице. Зеркало! Осенило Дмитрия. Нигде в доме, не прихожей ни в зале не было зеркал!
– Здесь нет зеркала? – спросил он.
– Браво! – оживился Старик. – Ты и правда необычный парень. Зеркал нигде нет, это правда. Если ты не обратил внимания, на той машине, что ты пытался завести, также не было боковых и обзорных зеркал.
– Откуда ты знаешь? – растерялся Дмитрий.
– Насчет машины? – Старик скорчил гримасу, словно речь шла о чем-то несущественном. –Думаешь ты первый, кто пытался это сделать?
Ахилл вошел в комнату, постукивая когтями по паркету, благодарно посмотрел на людей, и улегся под столом, уткнувшись носом в кроссовки Дмитрия.
– В храме я видел много старинных картин, – начал говорить Зайцев, но Старик прервал его взмахом руки.
– Если ты будешь меня расспрашивать, откуда они взялись, мы напрасно потратим время. Откуда взялись картины – не знаю. Также не могу сказать, что за картины тех же авторов экспонируются в музеях страны, если в заброшенном поселковом храме висят подлинники. Так что давай говорить по существу. Согласен?
Дмитрий кивнул.
На стене висели старинные часы в дубовом корпусе, с медным блином маятника посередине. Стрелки циферблата застыли в положении двенадцать часов двадцать пять минут.
– Все часы показывают одно и то же время, если ты об этом думаешь, – сказал Старик с какой-то сдавленной тоской в голосе. – Я пытался их переводить, но время возвращается. Двенадцать двадцать пять.
Дмитрий ощутил холодок, пробежавший по спине, хотя в доме было достаточно тепло. Он вспомнил. Примерно в то самое время он находился в злополучном кафе. Наверняка сказать было затруднительно, он не обратил внимания на часы в тот момент, когда альбинос послал его в нокаут, на за считанные минуты до этого события, взгляд упал на круглый циферблат часов, висящий над рекламой прохладительных напитков и красочных колбасок в томатном соусе. Было начало первого.
– Это красное облако и твари повсюду… – спросил Дмитрий. – Такое происходит регулярно?
– Орда. – кивнул Старик. – Она наступает неожиданно, но всегда с приходом красного облака.
– И длиться до той поры, пока не принесут в жертву?
– Опять в точку! Мы называем это приходом ночи.
– Сколько таких «ночей» ты пережил?
Старик пожевал губами.
– Сейчас затрудняюсь точно сказать. Первое время считал, затем бросил.
– Откуда берутся эти твари?
– Гарпии. – подсказал Старик. – Этого я не знаю. Их становится с каждым разом больше, и ведут они себя настойчивее. По неизвестным причинам, их останавливают окна в храме, хотя проще всего было их повыбивать. Видел, какие у гарпий клювы?
– Не успел рассмотреть… – пробормотал Дмитрий. – А почему карлик стал у вас лидером?
– Знаешь пословицу? В стране слепых и одноглазый король. Барон здесь живет дольше остальных. И его наказы заключаются в выборе очередной жертвы. В остальном каждый существует сам по себе, объединяясь в канун прихода ночи.
– У меня будет еще очень много вопросов, – признался Зайцев.
– Я никуда не спешу, – Старик откинулся на спинку стула, и прикрыл глаза. – Курева здесь нет, и выпивкой не разжиться. Ближайшая ночь скоро не наступит. Спрашивай!
Дмитрий помедлил немного, собираясь с мыслями, нащупал в кармане фотокарточку, подавил приступ глухой тоски.
– На площади рядом с магазином есть бар, – проговорил он. – Я там был вчера…
– Вчера? – Старик непонимающе на него смотрел.
– Ну да! – раздраженно повторил Дмитрий. – Подвозил девицу, чуть не сбил ее на трассе. Она осталась в том баре. Там играла музыка, шумели люди.
– Там действительно есть кафе. Но с той поры, как я здесь нахожусь, оно пустует.
– Я разговаривал с местным сторожем. Еще тот жучила! На лице наколки набиты. Пытался выманить у меня монеты, которые мне дал громила из того бара…– горько усмехнулся Дмитрий.
Старик взял миски, унес их на кухню.
– Похоже, ты способен видеть то, что другим неподвластно, Эней! – прокричал он оттуда.
Старик вернулся, сел на прежнее место.
– Думаю, для начала мне стоит рассказать свою историю, а также о том, что я узнал за то время пока здесь нахожусь. А уж потом, если захочешь, расскажешь о себе.
Старик немного помолчал, скрестил указательный и безымянный палец, – повторив жест Горбуна, переде тем как он вытолкал паренька на съедение гарпиям, – и, начал говорить.
Глава 9.
Музыканты отыграли последнюю композицию, и собирали инструменты, укладывая в черные ящики длинные шнуры и микрофоны. Сцена опустела, по залу продолжали слоняться посетители. Многие курили, голубой дым слоился под низким потолком помещения бара, истекая чахлой струйкой через вентиляционную щель в углу. Кондиционер в зале отсутствовал, терпкие ароматы женских духов, сигарного дыма, и еще чего-то неуловимо схожего с запахом тления витали в воздухе как ночные испарения над болотами.
– Раздери меня Юпитер, но сегодня музыканты играли лучше обычного! – воскликнул Фламма, осушая очередной бокал вина. Он приветственно помахал рукой бледному человеку в черном костюме и солнцезащитных очках, закрывающих половину его лица.
Музыкант скупо улыбнулся в ответ.
– Не знаю… – задумчиво проговорила Ева. – Мне больше нравился тот ирландский парень, что играл в прошлый раз. Как его… – она нахмурилась, вспоминая имя.
– Они называли его королем, – подал голос худой мужчина. – Король рок-н-ролла. Только он не из Ирландии, а из США.
– Мне он понравился, – повторила Ева.
– Я бы еще раз послушал русского парня с хриплым голосом, – возразил худой. – Забыл фамилию. Он играл на гитаре, без всех этих грохочущих барабанов.
– Вспомнишь фамилию, Томас, пригласим! – сказал Фламма.
– Договорились!
Мимо прошли двое мужчин в сопровождении молодой женщины. Единственным одеянием женщины были кроваво-красные бусы, и серебристые туфли на высоком каблуке. Обнимающий девушку за талию молодой мужчина был до пояса обнажен, старые шрамы покрывали его спину, – второй спутник был одет как настоящий джентльмен, сошедший с гравюр художников девятнадцатого столетия. Приталенный черный костюм, узкие брюки, лакированные, с острыми носками туфли. Он курил сигару, шептал что женщине на ухо, – ее большой, алый рот пребывал в постоянном движении. Проходя мимо, она подмигнула Фламме, и возбужденно рассмеялась.
– Марго с двумя развлекается? – равнодушно посмотрел на женские ягодицы худой.
– Ей не в первой! – усмехнулась Ева, посылая женщине воздушный поцелуй. – Странно, что с ней сегодня в компании Уолтер Сикерт.
– Тот самый маньяк художник? – удивился Фламма. – Говорят, на его счету то ли десять ли двенадцать расчлененных трупов.
– Участие Сикерта в преступлениях так не было доказано, – возразила Ева. – А вот картины он писал недурные. У меня в коллекции есть парочка эскизов.
– Главное, чтобы он нашу Марго не обидел! – прогудел Фламма, неприязненно глядя на сидящую возе бара троицу.
– Я бы больше опасалась за маркиза. Извращенец!
– Могу свернуть ему шею! – предложил богатырь.
Все трое рассмеялись. Музыканты закончили упаковку инструментов, и терпеливо ожидали, стоя возле дверей.
– Рассчитайся с ними, Фламма! – приказала Ева.
Здоровяк поднялся со стула, вразвалку подошел к музыкантам, о чем-то поговорил с бледным мужчиной в очках. Тот часто кивал головой, монеты принял с почтением. Тотчас появился сгорбленный человек с пленкой бельма на глазу, и синими татуировками на лице. Он распахнул дверь, музыканты торопливо покинули помещение бара. Фламма вернулся за столик, налил вина в бокал. Ева внимательно смотрела на одноглазого.
– Катон пытался выудить у новичка твои монеты, гладиатор! – как бы невзначай сообщил худой мужчина.
– Вот прохвост! – взревел Фламма, столь громко, что худой поморщился. – Катон!!!
Сторож пригнулся еще ниже, словно получил удар под дых.
– Ты звал меня, смелейший из всех бойцов известных во вселенной? – заныл он, молитвенно сложив ладони.
– Тебя, кого же еще, старый пройдоха!
Катон направился к столику, за которым сидела троица. Какой-то лысый мужчина швырнул в его сторону обглоданную кость, сидящая с ним затянутая во все черное женщина, одобрительно хлопнула в ладоши. Все прочие с интересом смотрели за тем, как припадая на ногу, Катон движется к столику. Марго шутливо ударила по локтю англичанина, опустившего ладонь с ее талии на ягодицу, и тотчас чмокнула его в лоб.
Сторож остановился на почтительном расстоянии, его поза выражала смирение.
– Чем я могу служить великому и непобедимому Фламме? – произнес он.
– Говорят, ты пытался кое-кого обчистить, дружище? – Фламма улыбнулся, отчего стал выглядеть еще более грозно; на месте бокового резца у гладиатора чернела прореха.
– Не пойму, о чем ты говоришь! – сокрушенно вздохнул Катон. – Должно быть, вино было сегодня слишком крепким! – он позволил себе хихикнуть.
– Не смей шутить со мной, облезлый павиан! – гладиатор ударил огромным кулаком по столу, зазвенели стоящие бокалы. – Рассказывай!
Катон заюлил, озираясь по сторонам, словно ища поддержки, но не найдя ее, покорно вздохнул, плечи его, и без того узкие, опали.
– Этот новенький… Он вел себя слишком дерзко! – заговорил он. – Он меня увидел!
– Не только тебя одного! – поморщилась Ева. – Говори дальше!
– Я хотел сказать, что остальные мартышки нас не видят, а этот…
– Это всем известно! – рявкнул Фламма. – Такое случалось и прежде, правда крайне редко. И не смей называть людей мартышками! Понял?
– Понял, как не понять! – поспешно согласился Катон.
– Рассказывай дальше!
– Он подружился с собакой…
– С собакой? – удивилась Ева.
– Да-да! – обрадованный тем, что тема уходила в менее опасное для него русло, частил Катон. – Не знаю, откуда взялась эта шавка! Обычный бродячий пес. Новенький общался с ним как с закадычным другом. А потом он, нечастный, пытался угнать машину…
– Многие так делали… – заметил худой. Он вперил в старика свои проницательные черные глаза отчего тому было явно не по себе.
– Ева, попроси Томаса, чтобы он не смотрел на меня так, – заныл Катон. – У меня путаются мысли!
– Сеньор Торквемада! – вежливо улыбнулась Ева. – Уважайте старость, на мучьте пожилого человека.
Худой пожал плечами, отвернулся.
– Продолжай! – приказал Фламма.
– Продолжаю, – в тон гладиатору ответил сторож. – Как раз надвигалась Орда, и я предложил новичку с его псом, проследовать вместе с остальными в место укрытия, которое, как известно, существует специально ради подобных случаев.
– Не пересказывай мне историю Безвременья! – прервала Ева. – Я знаю ее лучше тебя!
– И в мыслях не было усомниться в мудрости Евы! – льстиво воскликнул Катон. – Из всех тридцати эонов, составляющих Плерому, только велика Ева значила символ мудрости!
– Дешевая лесть на меня не действует! – перебила старика Ева. – К тому же в истории гностиков эоном мудрости считалась София.
– Скромность и мудрость! – продолжал гнуть свою линию Катон. – Вот сочетания качеств, достойные восхищения!
– Он лжет! – не оборачиваясь, сказал Торквемада.
– Я тоже считают, что лжет! – набычился Фламма! – Заговаривает зубы. Знаешь, что чувствуют те, кому ломают шейные позвонки?! Сколько у тебя осталось жизней, пять, четыре?
– Семь… – пролепетал Катон. – Семь жизней, из девяти, дарованных Вселенной, о могущественный победитель всех своих недругов, храбрый Фламма!
– Скупо живет наш сторож! – прокричала со своего места Марго. – У меня всего четыре осталось!
– У меня пять… – прогудел безбровый.
– И у меня тоже четыре! – крикнул кто-то из затемненной глубины зала.
– Неплохо бы узнать кто его одарил лишними жизнями, – Торквемада нарушил приказ, – не читать мысли старика, и сверлил его пристальным взглядом.
– Пожалуйста! Прошу тебя, не надо! – Катон в ужасе закрыл ладонями лицо. – Словно иглы в голову вонзают! – пожаловался он.
Торквемада удивленно покачал головой.
– Эта старая развалина неплохо научилась скрывать свои мысли! – воскликнул он.
– А что ты видишь? – спросил Фламма.
– Какая-то муть. Туман, озеро, голая женщина…
– Красивая? – прокричала от стойки пьяная Марго.
– Здесь только одна красивая женщина! – скупо улыбнулся Торквемада, на что Марго послала ему воздушный поцелуй.
Ева наклонилась к сторожу.
– Если ты будешь продолжать врать, Фламма укоротит твой век, Катон!
– И сделаю это с большим удовольствием! – добавил гладиатор, с презрением глядя на старика.
Сторож горестно вздохнул.
– Я все расскажу, – проговорил он. – Новичок выпытывал у меня, как выбраться отсюда. Рассказал про эгинов в лесу.
Ева вопросительно посмотрел подняла бровь.
– Я ему сказал, что он легко отделался! – пояснил Катон. – Эгины ужалили его в ногу, но он сбежал от них. Впервые встречаю мартышку… Виноват! Человека, которого эгины отпустили, не причиняя особых мучений.
– Он говорит правду, – сказал Томас, вероятно нашедший способ проникнуть в сознание сторожа.
– Новичок признался, что достопочтенный Фламма дал ему монеты! – продолжал сторож.
– И ты предложил сделку, – догадалась Ева. – Золото в обмен на ту чепуху, которую готов был нагородить!
– Я указал путь к спасению! – запальчиво прокричал Катон. – Если бы он со своим псом помедлил, Орда поглотила бы их обоих!
– Ты этого знать не можешь… – задумчиво произнесла Ева, отпила из бокала. – Как и все представители твоего племени, ты скуп, труслив и коварен. Если бы на должность сторожа можно было найти кого-то другого, я бы вышвырнула тебя прочь. Скитался бы среди людей, морочил им головы лживыми предсказаниями судьбы. Но, увы, пока подходящей кандидатуры я не вижу. Пошел вон!
Катон поспешно удалился, радуясь, что удалось легко отделаться. Потратить девять жизней можно очень даже легко! И очутиться в Пустоши, где нет ни света, ни звука, ни отголосков памяти. И сколько такое состояние продлится никому не известно! Нет уж! Лучше работать сторожем, чем блуждать в бездонных закоулках вселенной в образе бестелесного эфира!
Фламма неприязненно смотрел вслед удаляющемуся сторожу.
– Напрасно, ты не позволила сломать ему шею, – крякнул он. – Или позвоночник, – добавил он, немного подумав.
– Катон все же утаил частицу правды, – сказал Торквемада. – Но он не солгал про новичка, который действительно видит. Ты выбрала его, Ева? – спросил он.
Ева посмотрела на клубящийся дым сигарет под потолком.
– Он прошел через лес почти что невредимым, подружился с собакой. Кто-нибудь из людей совершал что-то подобное? Ты можешь сказать что-нибудь об этой собаке, Томас?
– Я попробую… – пообещал Торквемада. Он закрыл глаза, обхватил череп ладонями.
В зале воцарилась тишина, даже разбитная компания Марго с мужчинами угомонилась, они сидели молча, стараясь не издавать лишних звуков. Было слышно, как сопит Фламма; сломанный нос мешал гладиатору нормально дышать. Стрелки на больших часах, висящих над сценой не шелохнулись. Двенадцать часов двадцать пять минут. Наконец, Томас открыл глаза.
– Нет, Ева! – признался он. – Ничего не вижу. Наличие пса в Безвременье для меня является загадкой. А что на этот счет упоминается в традициях?
– Ты веришь традициям? – горько усмехнулась Ева. – Один неглупый человек сказал. Традиции древнее диктатуры. Но если тебя этот вопрос так сильно беспокоит, могу сказать наверняка, – никаких упоминаний о собаках, или любых других животных там нет.
– Я так и знал. – торжественно произнес Торквемада.
Ева допила вино из бокала, лукаво улыбнулась Фламме.
– Ну, храбрый гладиатор! Готов отомстить за причиненную боль?
– Всем сердцем! – взревел Фламма.
– В речах Вафтруднира и Старшей Эдде подробно описано время Рагнарека, – с усмешкой сказала Ева. – Битва богов.
– А также противостояние богов-олимпийцев и титанов. Причем боги свергли с престола Кроноса, и обрели власть над миром и людьми. А еще упоминаются сражение великого мстителя Гора и Сета, бога пустыни. – сказал Фламма.
– Не ожидал от тебя таких знаний! – удивился Торквемада.
– Кой-чего помню! – самодовольно ухмыльнулся гладиатор.
– Довольно самонадеянное сравнение, – заметила Ева. – Значительная часть историй была сочинена людьми. Они наделены воображением, а используют бесценный дар ради искажения исторических фактов. И все ради того, чтобы избежать Пустоши, о которой толком ничего не знают, но панически боятся смерти как небытия.
– Пустошь дана для расплаты за греховные деяния! – ханжески поджав губы, произнес Томам.
– Кто бы говорил! – крикнула со своего места Марго. – Сколько невинных человек ты отправил на костер, за так, так называемую ересь, а, Томас? Сто? Двести? Или больше?
Худой Томас Торквемада мигом утратил спокойствие при этих словах. Он ожег яростным взором глубоко запавших черных глаз сидящую у стойки бара голую женщину.
– Они все были еретиками! – закричал он. – За ложное искажение откровений Духа полагается смерть!
– Конечно, конечно! – рассмеялась Марго. – Я бы может и поверила в твою искренность, если бы не видела одну из твоих жертв. Женщина была очень красивая, но излишне разговорчивая. Рассказывала о невинных шалостях, которым ее подвергал великий инквизитор, прежде чем отправить бедняжку на костер!
– Это ложь! – вскочил со стула Томас. – Ты все лжешь, блудливая ведьма!
– Хватит! – негромко приказала Ева.
Томас опустился на место, и послушно замолчал, кидая испепеляющие взгляды в сторону нахально скалящейся Марго.
– Маркиз нарушил границы, – продолжала Ева. – Он попытался увести по ложному пути выбранного мной человека. Это вызов. И нам придется его принять. Распри неуместны. Томас, – обернулась она к Торквемаде. – Постарайся узнать, что делает новичок. С кем говорит, о чем думает.
– Уже делаю, – недовольно пробурчал инквизитор. – Твой протеже, Ева, ухитрился пронести с собой фотографию жены.
– Что еще? – перебила Ева.
– Шакс дал ему свою визитную карточку, – криво усмехнулся Торквемада. – И обманом заманил жену этого парня на Остров Мертвых.
– Она жива? – удивился Фламма.
– Жива и здорова. – подтвердил Томас.
– Как можно живого человека увлечь на Остров Мертвых?
– Такие случаи известны. Почитай историю, только не ту, что преподают люди в своих университетах.
– Ты, наверное, забыл, что Фламма безграмотный, – заметила Ева.
Богатырь польщенно улыбнулся.
– Теперь у нее оттуда нет исхода, – продолжал Торквемада, – разве что ей посчастливиться сорвать ветвь Персефоны в ее саду.
Фламма многозначительно присвистнул.
– Ту самую, что согласно преданию, дарует бессмертие?
– Не такой уж ты и бестолковый! – усмехнулся Торквемада.
Ева внимательно посмотрела на него.
– Ты допускаешь, что женщина сможет добыть ветвь из сада?
– Когда дело касается людей, я все что угодно могу допустить. Ради мизерного шанса получить бессмертие они готовы творить чудеса. При этом идея вечности ужасает их, что и приводит к двойственности чувств. Жажду жить, и молю о скорой смерти.
– Когда ты так говоришь, Томас, я чувствую себя тупым как деревяшка! – проворчал Фламма.
Торквемада снисходительно улыбнулся.
– Поговорим об этом в следующий раз, – сказала Ева. – А теперь расходимся! – приказала она.
Дверь в бар распахнулась, открыв совершенно другой пейзаж, нежели обычная поселковая улица северной части России. Теперь это было блистающее огненной пустошью пространство, залитое нестерпимо ярким сиянием. Все, кто только что сидели в баре, распивали напитки и курили сигареты, выходя наружу растворялись в этом пламенеющем мареве, проходя сквозь него как саламандра, преодолевающая огненную завесу. Вскоре в баре не осталось никого. По улице, вновь превратившейся в поселковое местечко, прихрамывая шел сторож с неизменной сумкой на плече. Он подошел к дверям, привычно долго возился с замком, негромко изрекая ругательства. Серый свет осеннего полудня окутывал сонной дымкой несколько десятков домов, выстроившихся вдоль текущей реки.
Глава 10.
Настя захлопнула крышку ноутбука. От выпитого кофе горчило во рту, сердце трепетало как заячий хвостик. Близился вечер. Она прочла больше половины текста, прерываясь на походы в туалет. Дважды съела по бутерброду с хлебом и сыром, не ощутив толком вкуса. Пожалуй, ни одна книга из всего прочитанного ею раньше, не влияла на нее столь сильно, как этот незавершенный роман. Текст, конечно, был сыроват, требовал редакторской правки. Каким-то удивительным образом Пудовику удалось заглянуть в пятое измерение бытия, (это было ее собственное определение, и Настя им гордилась), изложение ей показалось настолько достоверным, что девушка испугалась. Заратустра принял откровение Авесты, и было оно записано золотыми чернилами на воловьих шкурах. Моисей узрел Бога в образе горящего тернового куста на горе Синай, а Мухаммед услышал весть от посланника Джибриля в горной пещере Хира. Здесь истина. Неизменная как вселенная. Только вот загвоздка крылась в том, что история, пересказанная Александром Пудовиком, была ужасной. Если бы Настя могла подбирать точное определение духовной сути повествования романа, то она бы выбрала слово – безнадега. Такое, немного не литературное словечко. И еще она поняла одну важную вещь. Писатель смертельно боялся того, что сам сочинил. Собственное творение поработило автора, и грозило уничтожить его физически. Занимаясь на литературных семинарах, она слышала такую формулировку, – автор всегда больше, чем написанный им текст. Звучало красиво, и имелось вполне стройное объяснение подобного мнения. Сочинив рассказ, повесть или роман, писатель готов переключиться на создание нового произведения. Насте Ромм было понятно; Пудовик больше ничего не напишет. Предсмертная эпитафия, какими стало «Размышление о божественной литургии» у Гоголя и «Мастер и Маргарита» для Михаила Булгакова.
Настя прошлась по комнате. Следовало переварить ту часть написанного романа, которая крутилась у нее в голове подобно неутомимой игрушке волчок. Зачем вообще Мастер взялся за такую тему?! Настя была молодой и здоровой девушкой, рассуждения о смерти для нее были магической абстракцией, ничего не имеющие с не лично общего. Смерть, – это то, что со мной случиться не может. Факт личной смерти, как у большинства юных людей воспринимался ею посредством косвенных событий. Прошлым летом умерла ее бесконечно дорогая, капризная болонка Лора. Настя рыдала почти неделю. Она искренне скорбела по собачке, но подсознательной причиной душевной боли было постижение факта смертности всего живого, и ее персональной кончины, которая наступит, конечно же очень нескоро, но все-таки она неминуема.
Великий сказал, – рукописи не горят! Читая роман Пудовика, Настя убеждалась в истинности антитезы знаменитой фразы из романа Булгакова. Горят! Тексты романов и повестей полыхают ясным огнем, тонут в бездонных сетях канализационных труб, истлевают на помойках, да что там! Просто исчезают в недрах процессоров, никем кроме автора непрочтенные! Если бы Настя давала определение жанру, то причислила бы творение Мастера к абсурдному фэнтези. Страшному, а оттого кажущемуся достоверным, литературному жанру. И она знала почти наверняка, – это произведение не отважиться печатать ни одно издательство. Рукописи горят!
На экране смартфона светились шесть пропущенных вызовов, и два не прочитанных сообщения. Девушка подавила зевок. Кофе подействовал на нее странным образом; сон навалился тяжело и валко как обморок. Мысли путались. Сходив еще раз в уборную, и забыв выключить свет, – чего с пунктуальной Настей Ромм( «девы» по знаку зодиака), в трезвом состоянии не случалось. Она легла на кровать, глаза слипались, в голове нарастал какой-то странный шум; словно взлетающая стая птиц окружала девушку. Попытки бороться с непреодолимой дремотой ни к чему путному не привели. Погружаясь в бездну забытья, ей почудилось, что кто-то ходит по квартире. Быстро и бесшумно, едва касаясь ступнями пола. Настя попыталась разлепить веки, но их припечатала неведомая сила. Спустя несколько мгновений, девушка спала. Она не видела крадущегося как тень смуглого красивого парня, похожего на испанца, какими их представляют в фантазиях женщины. Метнув на спящую девушку невнимательный взгляд, мужчина подошел к столу, включил ноутбук. Требовалось знание пароля. Пришелец подошел к неподвижному телу хозяйки квартиры, приложил ладонь к ее лбу. Настя дернулась всем телом: даже пребывая в фазе глубокого сна, она ощутила нестерпимое жжение. Золотой браслет с надписью на латинице соскользнул по запястью мужчины, коснувшись лица девушки. Он поправил украшение нервным движением. Удовлетворенно хмыкнул, вернулся к столу, ввел комбинацию цифр и букв. Загорелся экран. Две минуты потребовалось человеку на то, чтобы найти искомый файл, удалить его из памяти процессора. Далее, он включил на ноутбуке программу переустановки системы; таким образов, вся имеющаяся там информация исчезала безвозвратно. Стоя возле кровати спящей девушки, мужчина медлил. Некая сила мешала ему завершить продуманный план. Убить эту хрупкую мартышку он мог одним из сотен имеющихся в его арсенале способов. Он уже протянул руку к пульсирующей на шее синей венке, и замер так неподвижно, словно мышцы свело судорогой.
– Проклятье! – сквозь зубы.
Сила, вставшая на его пути, казалось непреодолимой. Он выругался на каком-то языке, ( лингвисты, должно быть пришли бы восторг, услышав наречие этрусков, исчезнувшее тысячелетия назад), и также бесшумно покинул квартиру. Хлопнула дверь, по полу протянуло сквозняком.
Настя Ромм крепко спала, не подозревавшая о беде, зависшей только что над ее головой, и благополучно ее миновавшей. Ей снился сон. Такое крайне редко случается, чтобы человеку приснилось содержание прочитанной им накануне книги, но та самая реальность, в которую с упорством умалишенных верят большинство людей, дала решительный крен. Настя перевернулась на бок, провела ладонью по лбу. Позже, после пробуждения, она будет гадать о причинах появления на ее, всегда чистом и свежем лбу, (с небольшим налетом загара), красных болезненных пятен, отдаленно напоминающих человеческую пятерню. Будет гадать об этом, как и многом другом, включая кристально чистый диск С на своем ноутбуке. Но это случится потом. А пока она спала, и сновидение было настолько реалистичным, будто смотришь кино в формате 3 d. И она уже не была так уверена в знаменитой антитезе вечной фразы. Рукописи горят!
Из книги А. Пудовика «Тени Иерусалима».
«…Река огня текла безостановочно, лепестки пламени лизали раскаленные добела черные скалы, такие вечные и могущественные, что казалось само время не способно поколебать их твердь. На вершине одной из таких скал возвышалась башня, уходящая ввысь спиралью, с блестящими, словно облитым серебристой глазурью норами, вроде пчелиных сот. Башню венчал круглый постамент, обдуваемый обжигающим ветром. На краю стоял Лучезарный. Тот, чье имя не осмеливались произносить вслух его подданные. Всепоглощающий жар уничтожил телесную оболочку, теперь это был черный силуэт, по контурам напоминающий человека, но ничего общего с ним не имеющего. Сгусток энергии невероятной силы, облаченный в любую форму, какую он пожелает. Округлый череп, на котором блистали огромные изумрудного блеска глаза, склонился вниз, на корчащиеся в пламени фигурки. Лучезарный уже получил известие от Катона, и судьба доносчика была решена. Доносчикам нельзя доверять, они меняют покровителей, в зависимости от ситуации. Ева готовиться к войне. Так лучше. Чрезмерно много милости получают эти невежды и выскочки получившие во владения зоны Безвременья, облепившие планету как гроздья бесполезных грибов. В Безвременье решалась дальнейшая участь людей, завершивших свой короткий, как взмах крыльев мотылька, жизненный путь. В прежние века такого не было. Подавляющее большинство людей вот также проплывали по реке Флегетон, в глубины Хадеса, где Лучезарный проявлял свою полную власть над ними. Но прежде, он давал возможность насытиться своим подручным, проявить их низменные страсти. Законы, введенные Духом, дарили равные шансы каждому из живущих на земле людей, обрести свое личное место, будь то Свет или же Пустошь. Такое зачастую случалось после прохождения человека сквозь горнило Безвременья. Самолюбие Лучезарного было уязвлено.
От стены отделилась тень, и неподвижно замерла, смиренно ожидая, когда ее окликнет тот, чьего имени не следует произносить вслух.
– Говори! – мысль появилась, и тотчас сгинула в жарком мареве, исходящего от реки огня.
– Ева приняла вызов…
– Мне это известно! Что еще?
Тень шевельнулась.
– Та женщина, которая пошла следом за своим мужем…
– Продолжай!
– Она делает это по собственной воле.
– Ты хочешь сказать…
– Она жива!
Свечение зеленых глаз на черном черепе воссияло с удвоенной силой.
– Этого не может быть!
Тень беспокойно метнулась в сторону, словно надеясь скрыться в тени нависающей скалы.
– Увы, это так! Если она получит ветвь из сада Персефоны, многое может измениться!
Лучезарный замолчал. Потекли минуты ожидания. Наконец, новая мысль-монолог поглотила оглушающее безмолвие подземелья.
– Почему оказавшись в темном месте, лишенном проблесков света они льнут другу к другу? Почему в их фантазиях, возникают туманные образы будущего, а надежда на помощь высшей силы на исчезает на краю погибели? Откуда возникает этот свет и покой их мятущихся сердец в час наивысшей агонии! Что они именуют душой, и откуда вообще взялась в их бестолковых головах надежда на так называемое посмертное спасение?
– Говорят, так работает их подсознание, – несмело ответил посетитель.
– Чушь! Наличие свободы воли противоречит любой части сознания! Будущность определена абсолютной истиной, а смысл ее никто не знает. Все дело в воображение, а некоторые из них наделены им выше всякой меры. Это воображение порождает поиск. И мысль мечется как крыса в лабиринте, но иногда, перед их воспаленным сознанием возникают целые миры. И виной всему эта свобода воли!
– Люди неверно распоряжаются свободой воли.
– Тут ты прав, маркиз! Что еще?
– Тот писатель… Его роман не завершен, но в тексте чрезмерно много совпадений.
–Только сам автор вправе распорядиться плодами своей фантазии.
– Мы попытались на него надавить…
– Книга должна исчезнуть!
– Будет исполнено!
Тень растворилась проскользнула по твердыне камня как черное пятно, выбрав одну из серебристых нор, уверенно нырнула туда. Лучезарный остался в одиночестве, а внизу со свирепым рычанием текла огненная река».
Глава 11.
Санкт-Петербург. Невский проспект 28.
Стеклянный купол, надстроенный над мансардой здания, позволял обозревать большую часть Невского проспекта. Шакс шагнул в мансарду, прямо через стену, из облака розового тумана, отряхивая ткань пиджака от липкой слизи. Обычно, путешествие не занимало много времени, на этот раз он задержался дольше обычного: тварь со светящимися глазами на давала проходу. Пришлось свернуть ей шею.
– Лемуры! – понимающе кивнул Ларан. Он сидел на продавленном диване по пояс голый, и очищал от грязно-зеленых пятен кожаную куртку. – Их в норах тьма-тьмущая.
– Повезло, что на вас они напали поодиночке, – усмехнулась Елиза. Она была одета по местной моде: в черные джинсы и в синюю футболку с надписью «Я стерва, и этим горжусь».
– Подумаешь! – фыркнул Ларан. – Какой вред от лемуров? Лазают по подвалам и кладбищам, пугают мартышек.
С улицы доносился шум автомобилей; на перекрестке скопилась пробка. Водители нетерпеливо сигналили, подгоняя нерасторопных участников движения. Август в северной столице выдался в этом году сумрачным и дождливым, возвышающийся за сквером купол Казанского собора тускло блистал золотом.
– Другого места для встречи найти не могли? – раздраженно спросил Шакс.
– А чем тебе здесь на нравится? – спросил Ларан.
– Тесно!
– В Пустоши места навалом! – пошутила Елиза.
– И вообще непонятно, почему Лучезарный, чье имя я не смею произносить вслух, выбрал этот город? – пробурчал Шакс, сковырнув ногтем засохшую белую кляксу на воротнике пиджака.
– Париж веселее будет, – согласился Моркус. Он проглотил кусок чего-то съестного из тарелки, и сонно моргал глазами.
– О твоих похождениях монаха душегуба там до сих пор слухи ходят! – ухмыльнулся Ларан. Он очистил куртку, и теперь играл с массивным ножом с рукоятью, стилизованной под козлиную ногу.
– Человеческая память недолговечна, – возразил Моркус. – Однако люди в Париже сговорчивее чем здесь. Помню, я совратил я одну монахиню, пришедшую ко мне в исповедальню… – он причмокнул губами.
– О вкусах не спорят! – вмешался Малах. Он развалился в кресле, и интересом изучал суетливо порхающую над потолком купола неизвестно как попавшую сюда бабочку.
– Малах любит экзотику, – Елиза ухмыльнулась. – Ларан облажался. – пояснила она.
– Что это значит? – удивленно спросил Шакс.
– Пожалел девочку!
Ларан злобно оскалился.
– Следи за словами, ведьма! – зарычал он. – Сколько тебе там жизней Лучезарный подарил? Восемь? Десять?
– Сколько есть, – все мои! – парировала Елиза. – Всего то надо было задушить мартышку! Или ты хотел ее предварительно того-самого? – она совершила характерное движение бедрами, имитирующее половой акт. – Так это и с мертвой можно сделать, даже интереснее! Верно говорю, Палач?
Малах громко расхохотался, выпятив несуразно большие желтые зубы.
– Я уничтожил сочинение писателя, – хмуро сказал Ларан. – Нет ничего проще, чем прикончить мартышку.
– Однако, ты этого почему-то не сделал.
– А если девушка под защитой? – размышляя вслух, проговорил Магни. Он развлекался тем, что метал дротики, целясь в точку на стене. Дротики ложились кучно.
Бабочка ударилось о стекло. Дрожали тонкие усики, трепетали полупрозрачные, с оттенком желтизны, крылья. Елиза с Шаксом переглянулись. Магни затронул ту тему, о которой они не решались говорить вслух.
– Или она как-то связана с грядущим противостоянием? – подхватил Моркус, обращаясь ко всем собравшимся в куполе.
– Думаешь, мне это известно? – огрызнулся Шакс. Он брезгливо обнюхал зелень на своем пиджаке. Кровь любого мертвого существа обладает специфическим запахом, но лярвы или лемуры, – как их называли греки, – водящиеся в тоннелях между мирами, смердели особенно отвратительно. С оторванной головой лемур живет около трех минут, носясь по кругу как дурная курица, и разбрызгивая мерзкую жидкость, в дальнейшем у него отрастает новая голова или одна из пяти конечностей в зависимости от той части своей плоти, которой он лишился.
– Ты был у Лучезарного, – напомнил Малах.
– Чьего имени мы не осмеливаемся произносить вслух, – с нажимом добавил Шакс. – Был. Но речь шла о другом.
– Поделишься?
– Сам знаешь, Палач, – уклонился от прямого ответа Шакс. – Противостояние с Безвременьем. – Он умолчал насчет истинной темы разговора с Лучезарным. Его беспокойство в отношении женщины по доброй воле, вознамерившейся отправиться на Остров Мертвых в поисках золотой ветви. Ее надеждам не суждено было сбыться. За всю историю лишь одному смельчаку удалось обмануть Персефону, ревниво охраняющую свои сады. Это привело к необратимым последствиям, погибла в пучинах океана величественная Атлантида, Юстинианова чума выкосила треть населения земли, извержение вулкана в Исландии породило череду длительных холодов. Но знать детали разговора с верховным демоном остальным, а тем более Малаху Хаталану, по прозвищу Палач, мечтающему занять место преемника Лучезарного вовсе не обязательно. Любопытство мышь сгубило, а погибать прежде срока маркиз Шакс не собирался.
– Ясно. – холодно ответил Малах.
Шакс понял, что тот не поверил.
– Какая разница, о чем шла речь, – примирительно сказал он. – Вопрос, кто выйдет из нас на схватку с представителем Безвременья?
– Конечно, Ларан! – сказал Моркус. Он вытянул шею, метнулся серый язык из его рта, к пупырчатой плоти прилипла белокрылая бабочка.
– Ему не привыкать! – согласился Малах.
– Суди по себе! – вмешался Ларан. – Я должен прежде знать, кого они выставят бойцом.
– Фламму, кого же еще!
– Моя последняя любовь! – промурлыкала Елиза. – Если что, не убивай его быстро, милый!
Магни метнул очередной дротик, острие расщепило хвостатое оперение предыдущего.
– Любопытно знать, что такого написал этот сочинитель, если сам Лучезарный, чье имя не следует произносить вслух, обратил внимание на его персону? – проговорил он задумчиво.
– Вот ты это и узнаешь, – обрадовался Ларан тем обстоятельством, что тема, связанная с его оплошностью, ушла на второй план.
– Мне бы молотом помахать! – мечтательно сказал альбинос, – Могу рыло кому начистить, город спалить, толпу на рыночной площади разогнать.
– Или на машине погонять! – подхватила Елиза.
– Или на машине! – согласился Магни. – Начнется драка, с радостью зарублюсь с Фламмой, если Ларан мне уступит роль бойца. Но влезать в мозги к мартышкам, или читать их книжки, – увольте!
Шакс провел ладонью по седой бородке.
– Фламма от тебя мокрого места не оставит, – предположил он.
– Посмотрим…
– Меня не забудь позвать! – оживилась Елиза. – Жизнь не жалко подарить за такое красочное зрелище! Но Шакс прав. Фламма тебя порвет как кошка мышку.
– Поглядим! – упрямо повторил Магни.
Моркус проглотил бабочку, и облизнулся.
– Писатель отказался уничтожить свое сочинение? – спросил он.
– Телефонное хулиганство и звонки в дверь привели к обратному результату, – недовольно сказала Елиза. – Калека крепче чем кажется. Он теперь в больнице.
Малах посмотрел через замутненное стекло на городскую панораму.
– Я был в палате у писателя…
– И что? – нетерпеливо спросил маркиз.
– Он почувствовал мое присутствие, чего, как мы знаем, быть не могло.
– Ты уверен?
– Я – палач высшего уровня, а не какая-то дешевка из обслуги Хадеса! Ошибка исключена. Он увидел меня, в отличие от всех остальных кто был рядом с ним палате.
– Как это ему удалось?
– Вопрос не по адресу. – Малах перевел взгляд водянистых глаз на Шакса. – Ты точно поделился с нами всем, о чем говорил с Лучезарным?
Немного помедлив, маркиз ответил.
– Ты мне не веришь?
– Как-то не хочется угодить в Пустошь из-за чрезмерно глазастой мартышки!
– Обойдется… – машинально ответил Шакс, погруженный в свои мысли. Он то знал, что ничего не обойдется! За многие тысячелетия он впервые видел Лучезарного в таком состоянии. Обычно, тот, чьего имени не следует произносить вслух, бывал сдержан, жесток и холоден как лед.
– Почему нельзя просто уничтожить роман? – спросил Моркус.
– Мы можем убить человека, пытать его, сломить волю, но изреченная им мысль, в какой-бы форме не была содеяна, неподвластна силе разрушения. Только он сам, по доброй воле вправе ликвидировать свое творение. Магни, съезди к старику! Возможно, в личной беседе он не будет так упрям.
– Привезти его сюда? – уточнил альбинос.
– Не исключено, что личное общение с таким обаятельным субъектом как ты, заставит его поменять свое мнение, – улыбка тронула губы Шакса.
Магни самодовольно хмыкнул.
– А если нет?
– Прибегни к более убедительным мерам воздействия.
– Пытка? – оживилась Елиза.
– Там посмотрим. – уклончиво ответил Шакс.
Магни с неохотно отложил дротики, поднялся с кресла, и вышел наружу через низенькую дверцу.
– Мог бы воспользоваться норами! – крикнул ему вслед Ларан.
– Ага! – донеслось с лестницы. – Не хочу потом вонять как мокрая крыса!
Солнце преломлялось сквозь призму стеклянного купола, образуя радужные блики. Моркус созерцал пляшущие на пыльных досках солнечные зайчики.
– Я, кажется, догадываюсь, почему Лучезарный выбрал этот город для решающей схватки, – задумчиво проговорил он.
– Тот, чьего имени…
– Мы не вправе произносит вслух! – нестройным хором подхватили остальные.
– И почему же? – спросил Шакс.
Моркус потянул носом, пробуя на вкус запах. В куполе пахло лежалой пылью, резкими духами Елизы и кислой кровью лемуров, пятна которой пропитали одежду Шакса.
– Этот город построен на костях! – объявил Моркус. – Здесь пахнет смертью!
Глава 12
– Не реви! – сердито рыкнул на хнычущую девушку Керкоп.
Вика послушно замолчала, только вот слезы текли из глаз помимо воли.
– Что делать то? – всхлипывая, простонала она. – И что там за твари такие?
– Погубленные души. – спокойно ответил Керкоп.
– В каком смысле?
– Души тех, кто при жизни намеревался сорвать золотую ветку в саду Персефоны.
– Типа, мое будущее? – ужаснулась Вика.
– Не самый скверный исход. Куда хуже стать козьим дерьмом, засохшим деревом или придорожным камнем. – философски рассуждал клинкранх. – Особенно камнем. Лежишь на краю дороги бессчетное количество времени, дождь тебя омывает, солнце печет, а то и бродячая собака обгадит! – он презрительно сморщил курносый нос.
Вика представила себе картину, слезы высохли. Ей неожиданно стало смешно.
– Почему обязательно собака обгадит? – улыбаясь, спросила она.
– А потому, что нет хуже твари, чем бродячий пес!
– А кем бы ты хотел стать, Керкоп?
– Орлом! – не задумываясь ответил клинкранх. – Высоко летишь, все тебя уважают.
– Орлом, – это хорошо! – вздохнула девушка. Он вслушивалась в шуршание, доносящееся из леса. Словно огромный ком бумаги мяли гигантские пальцы великана. Лишь пару секунд она видела копошащуюся массу отвратительных существ, но красочное воображение дорисовало картину ее обнаженного тела, облепленного челюстями, клешнями и присосками. А после всего, ей придется стать одной из этих существо, по какой-то странной аналогии фантазии, напоминающих гибрид омара с гигантской саранчой.
– В моей конфессии нет упоминаний о погубленных душах, – неуверенно проговорила Вика.
– Каждому воздастся по вере его! – высокопарно объявил Керкоп.
– Тогда мне ничего не воздастся, – вздохнула девушка. – Я и раньше в церковь два раза в год ходила, а теперь вообще не знаю во что верить! Что мне делать, Керкоп?
– Есть одна идейка…
– Говори!
– Одно условие…
– Приму любое! – поспешно воскликнула Вика.
– У тебя такая аппетитная задница! – похотливо сощурил маленькие глазки клинкранх.
Девушка устало вздохнула. Везде одно и то же!
– Ты, конечно, клевый парень, Керкоп, а я девушка падшая, но заниматься сексом с тобой я не буду. Без обид.
Клинкранх почесал пальцем нос.
– Хотя бы задницу дашь потрогать?
– А без этого никак?
Керкоп принялся с озабоченным видом искать что-то в своей сумке.
– Черт с тобой! – в сердцах воскликнула Вика. – Лапай, только не увлекайся особенно!
Керкоп возбужденно засопел, смрадное зловоние окутало девушку удушливым облаком. Липкие ладошки коснулись ее тела, озабоченный клинкранх восхищенно забормотал про кость в глотке. Длилось недолго. Керкоп вполне довольный отошел в сторону, восхищенно глядя на предмет своего вожделения.
– Надеюсь, перекуривать не будешь? – язвительно спросила Вика.
– Ты прекрасна! – воскликнул клинкранх.
– Я польщена. Твоя очередь, милый!
Керкоп потоптался на месте, вероятно справляясь с одолевающими его чувствами, достал из сумки свирель.
– Все погубленные души необычайно чувствительны к музыке, – объяснил он, поглаживая свой инструмент. – Пока я буду играть, они будут сосредоточены на гармонии, ну а тебе придется бежать по их спинам.
Вика содрогнулась от отвращения.
– Прямо по ним?
– Навредить им ты сможешь. У загубленных душ несчетное количество жизней. Раздавишь парочку, они воплотятся в виде комара, пиявки, или прибрежной осоки. Потом еще благодарить будут. Но придется быть стойкой, и не задерживаться на месте. Упадешь, – никто не поможет!
Керкоп поднес свирель к губам.
– Готова?
Вика прижала локти к бокам. Когда-то она неплохо бегала стометровку, но увлеклась боевыми единоборствами, и легкую атлетику бросила. С той поры набрала пару лишних килограммов, но бег, – как велосипед, – однажды научившись, уже не разучишься. Одно дело бежать по гравиевой дорожке, при комфортном освещении в удобных кроссовках, и совсем другое, – нестись в чем мать родила в полной темноте по спинам существ так похожих на уродливых омаров!
– Готова! – выдохнула она.
Керкоп надул щеки, и уж насколько была напугана Виктория, но не смогла не восхититься гениальной мелодией, наполнивший ночную полумглу леса. Шуршание стихло. Чудесную гармонию подхватил теплый ветер. Вика рванула вперед. Первый же шаг отозвался омерзительным треском лопающейся поверхности чего-то хрупкого и одновременно упругого. К босой ступне прилипла студенистая масса, всплыло облачко пахнущего аммиаком газа. Это хорошо! Пронеслось в голове девушке, мчащейся по спинам очарованных чудесной мелодией «омаров». Запах нашатыря не позволит ей отключится! Каждый шаг сопровождался характерным треском, вытеканием липкой смеси и волной запаха, от которого слезились глаза и мучительно хотелось чихнуть. Впереди маячило пятнышко света, Вика взяла его за ориентир. На очередном прыжке, что-то болезненно укололо ее в лодыжку. Мчась вперед, Вика обратила внимание, что «омаров» стало меньше, ее ступня отталкивалась от твердой почвы. Новый укол в ногу был болезненным, девушка вскрикнула. Икра отяжелела, она кинула взгляд вниз, и увидела висящего на икре «омара», впившегося то ли клещами, то ли еще черт знает чем! Она с силой ударила пяткой по земле, «омар» продолжал держаться, раскачиваясь, и зловеще поблескивая красным панцирем.
– Пошел к черту! – закричала Вика.
«Омар» присосался к коже словно пиявка. Снизив темп бега, девушка ударила сверху вниз ребром ладони, целясь в глянцевую спину «омара». Рука проломила хитиновый покров, щупальца разжались. Вика помчалась дальше. Сколько загубленных душ она раздавила за время вынужденного спринта? Укусы на ногах саднили, словно кожу облили кислотой, но результат был достигнут: она бежала по земле, поросшей мягким мшистым ковром, одинокие фигуры «омаров» поспешно расползались в стороны. Вика не преследовала их: слишком отвратительно пахли аммиаком загубленные души искателей золотой ветви в таинственных садах Персефоны. Призрачный свет ночи искажал расстояние; вначале ей казалось, что до пятна света рукой подать, но вскоре она убедилось в обманчивости этой иллюзии. Огонек то отдалялся, то приближался, словно неведомый шутник дразнил ее, перенося фонарик с одного места на другое. Преодолев еще около сотни метров, она выбежала на лесную прогалину. Деревья расступились, образовав круглую лужайку. В центре полыхал алым заревом шар, он висел в полуметре над стеблями остролиственной травы, орошая все вокруг золотистым свечением. Подле шара, в пугающем безмолвии сидели двое. Полуголая женщина в набедренной повязке с гривой коротких черных волос на голове, и жутковатое чудовище, отдаленно напоминающее пантеру, только с длинным хвостом, загнутым наподобие жала скорпиона. Они оба не сводили глаз с пылающего шара. Женщина перебирала холку зверя, словно это была ручная собака. Услышав приближение незнакомки, пантера зарычала, хвост угрожающе накренился. Вика отшатнулась. На кончике хвоста вместо полагающейся там быть кисточке появилось жало, с капелькой яда на окончании.
– Тихо… – успокаивающе прошептала женщина, почесывая пантеру за ухом.
Пантера зевнула, предъявив ряд острых зубов, способных одним взмахом перерезать шею очередной претендентке на золотую ветвь, сверкнула небесно-голубыми глазами, и легла на землю, совершенно по-кошачьи жмурясь на пятно света.
– Как тебе удалось пройти? – спросила женщина, не оборачиваясь.
– Я быстро бежала, – уклончиво ответила Вика, не желая навлекать беду на клинкранха.
– Настолько быстро, что все ноги в крови? – усмехнулась женщина.
Вика опустила взгляд на ужаленные «омаром» лодыжки и ужаснулась. В горячке бега не заметила кровоточащие ссадины, покрывающие ноги от ступней до колена. Женщина все также не отводя взора от алого шара, нарвала какой-то травы, плюнула на нее.
– Возьми!
Морщась от боли в укусах, Вика послушно взяла жмень сорванной травы.
– И что с ней делать?
– Приложи к ранам.
Боль – лучший советчик! Не размышляя о заразе, которая могла находиться в слюне незнакомки, Виктория осторожно протерла раны. Кровь тотчас остановилась, жжение ослабло.
– Спасибо! – сказала она.
Женщина протянула руку к шару, ее пальцы обволокло длинными пурпурными нитями, словно это были крошечные протуберанцы, послушные воле человека.
– Итак, как тебе удалось пройти? – повторила она вопрос.
– Я уже сказала…
– Если ты солжешь в третий раз, мантикора порвет твою лживую глотку, – совершенно спокойным голосом, продолжала женщина. – Или поразит ядом из своего жала. Различие в длительности мучений перед кончиной. Яд убивает дольше.
– Мне помог Керкоп! – выпалила Вика.
Пантера негромко зарычала.
– Вот пройдоха! – неожиданно рассмеялась женщина. – Что он за это с тебя потребовал?
– Хватал за задницу… – смущенно призналась девушка.
– Ничего нового, – равнодушно кивнула женщина. – Бедняге одиноко на своем дереве, вот он и придумывает себе развлечения. Хотя музыку он сочиняет неплохую. Мы иногда приходим с мантикорой послушать. Меня зовут Фея.
– Вика…
– Я не спрашивала твоего имени! – резко сказала Фея. – Зачем мне знать имя той, кто вскорости пополнит число погубленных душ?
– Почему ты так решила?
– Ты всерьез надеешься сорвать золотую ветвь в саду? – удивилась Фея. – Знаешь, сколько до тебя было таких же неудачников?
Вика ощутила прилив спортивной злости.
– Знаю! Лично растоптала несколько штук, пока сюда добиралась!
– Ты об этих? – Фея пренебрежительно махнула рукой, с пальцев стекали золотые нити. Зрелище было ошеломительное и жуткое, – словно кому-то удалось приручить солнце. – Жалкие ничтожества! Они слишком тяжелы, чтобы выйти на достойный уровень существования. Их предел вожделений получить новую жизнь в качестве кого-то осмысленного. Жука, ехидны, ужа в болотной воде. Слишком уж были озабочены потребностями телесной жизни, теперь и получают сполна!
– Я тоже думаю только о своем теле! – вздохнула Вика.
– Такова природа всех смертных тварей, – понимающе кивнула Фея. – Важно, как ты встретишь кончину. Зажмуришься от ужаса, побежишь прочь, или достойно, с открытым разумом и чистым сердцем. Помню одного философа. Его приговорили к смерти за то, преступление, которого он не совершал, дали испить чашу с ядом. Цикута действует медленно, пока отнимались ноги, и волна смерти совершала восхождение к его груди, он восклицал одну фразу. «Отдайте петуха Асклепию! Не забудьте! Отдать петуха Асклепию!» А те души, что чьи тела ты раздавила, пока бежала сюда, – на думай о них! Навряд ли их призовут участвовать в грядущих переменах.
– В переменах? – переспросила Вика.
– Ходят слухи… – проговорила Фея. – Лучезарный, чье имя не следует произносить вслух, жаждет возвышения.
Вика несмело приблизилась к светящемуся шару.
– Постарайся запомнить мое имя, Фея! – сказала она тихо, но решительно. – Меня зовут Виктория. Я сорву золотую ветвь в саду Персефоны!
Женщина подняла лицо, лукаво свернули глаза.
– Для начала расскажи, как ты сюда попала.
Вика глубоко вздохнула.
– Присесть можно?
Она опустилась на землю, и протянула руки к блистающему шару. Огненные нити оплели ее пальцы, окрасив кожу нежным оранжевым свечением. Покалывало кожу, приятное тепло растекалось по рукам до локтей и выше. Ее плечи и грудь приобрели бестелесную прозрачность, золото струилось по рекам синих вен, поднимаясь к шее, жар охватил голову. Девушку охватило состояние беспричинной эйфории, будто она летит над землей, и свежий лесной воздух омывает ее нагое тело. На губах застыла блуждающая улыбка. Миг, она позабыла все, что помнила до этого момента, и что так сильно влекло ее к земле: невыплаченная ипотека по квартире, ноющий на непогоду коленный сустав, регулярные стычки с матерью, такие болезненные для них обоих, но без которых они не мыслили существования, неверность Дмитрия. Она вспомнила, что благодаря мужу попала в этот стремный квест, выбраться из которого становилось все труднее. Огненные нити отлепились от ее пальцев, оставляя в воздухе блестящий шлейф золотистой россыпи, которая постепенно таяла как туман над озером с приходом рассвета. Ее тело отяжелело, руки, только что легкие и невесомые, налились свинцовой тяжестью, боль в ногах от укусов «омаров» обжигала икры. Вика издала тихий стон.
– Неплохо для начала! – одобряюще улыбнулась Фея. – А теперь рассказывай!
– С самого начала?
– Говори, как сочтешь нужным. Если солжешь, мантихора начеку.
Вика потерла ладони, словно они озябли, посмотрела на огненный шар. Теперь от него полыхало настоящим жаром. Прикоснись, – и получишь нешуточные ожоги.
– Мне изменил муж! – начала она, споткнулась на первой же фразе, поняв, насколько глупо это звучит в данных обстоятельствах. – Вообще, Дмитрий классный парень, я реально его, наверное, люблю, но когда выпьет… – Вика красноречиво взмахнула рукой, словно нанося воображаемой саблей режущий удар.
Начала рассказ сбивчиво, описывая подробности из своей семейной жизни, но доброжелательный настрой Феи, и мерцание огненного шара, превращающее поляну в сюрреалистическое полотно художника, помогли ей расслабиться, и концу повествования история приобрела четкий сюжет.
– Вначале я была уверена, что попала в какой-то квест, – встретив непонимающий взгляд Феи, объяснила. – Это такое шоу, где герои проходят различные этапы. Но теперь понимаю, что все вокруг настоящее, хотя поверить до сих пор трудно! – призналась Вика.
– Магни привез тебя?
– Да это он… Полный отморозок! Гнал по городу как каскадер. Он привез меня в то ночное кафе, а дальше я сама вышла через черный ход…
– Тогда понятно!
– Что, понятно? – непонимающе моргала Вика.
– Никто не вправе по собственной воле отвести живого человека на Остров Мертвых.
– А причем здесь Магни?
– Магни силен и наивен, и он не является слугой Лучезарного. Маркиз Шакс, вероятно, посулил ему должность и почет, но как обычно обманул. Теперь Магни выполняет простые задания, которые ему дает маркиз. Устраивает массовые драки, и сам принимает в них участие, доставляет таких простаков как ты. Может организовать небольшую войну, но скорее всего за правое дело. Магни – прирожденный воин, и не способен на низость. Творческой жилкой не обладает, скорее всего он уже пожалел, что спутался с маркизом. Магни привез тебя в точку перехода, где можно было еще вернуться домой. Тебе всего лишь следовало дождаться пока придет рассвет. Возможно, ждать пришлось бы дольше обычного; время на границе миров течет не так, как того ожидаешь. Ты же проявила нетерпение, пересекла черту, за которой перестают действовать земные законы. Любопытство! Сильнейший из людских инстинктов. Все дальнейшее было проделано тобой самостоятельно. Хотя не без участия слуг Лучезарного. Например, растущие заросли колючек, – то, что вынудило тебя просить убежища в лодке Чаруна. Шакс умеет организовывать подобные вещи. Специалист по интригам. В свое время нашептал одному полубезумному диктатору идейку, – уничтожить несколько миллионов людей, ориентируясь на формы их черепа и ушей. Гений!
– Мне звонил человек по имени Шакс, – проговорила Вика. – На кой черт я им нужна?
Фея погладила мантихору по блестящей шкуре.
– В давние времена Лучезарному были безразличны судьбы людей: по истечении срока жизни большинство оказывались в его распоряжении. А затем у людей появился шанс избежать посмертных мучений, и возможности Лучезарного изрядно поубавились. Это так называемые участки Безвременья. Теперь Лучезарный жаждет мщения и власти, а вы, – люди, оказались полем битвы двух враждующих сил.
– Это называется, попасть под раздачу! – пробормотала Вика. – Шакс, потом какой-то Лучезарный, и все остальные, – это что-то вроде нечистой силы?
– Их называли по-разному… – уклончиво ответила Фея. – Гностики считали носителей зла неудачным воплощением эона. Последний из эонов София испытала ужас, печаль, изумление, – эти эмоции произвели первого Демиурга. Некоторое время Демиург был вдохновленным творцом, но с течением времени силы зла, хаоса и разрушения стали привлекать его. Так и Лучезарный, чье имя многие не осмеливаются произносит вслух, обрел гордость и величие. Избранным людям удается видеть истину, но они быстро забывают ее, увлеченные земными хлопотами. Бессмертие, – понятие относительное, демоны также страшатся небытия, как и простые люди. Это называется Пустошь, – затерянные участки на окраинах вселенной, куда не проникают крупицы света или отголоски звуков.
– А какую роль во всем этом гребанном сериале играешь роль ты, Фея, тот же Чарун или Керкоп? Или Персефона?
– Мы сохраняем нейтралитет. Наши жизни не зависят от людской участи, хотя мы изредка принимаем в участие в вашей судьбе. Я от скуки, Керкоп надеется обрести прощение, он, и его братья натворили нехороших дел. У нас, видишь ли, тоже есть свое руководство. Чарун несет свою миссию, и перевозит случайно забредших путников на Остров Мертвых. Участь большинства из них тебе уже известна.
– Против кого собирается воевать Лучезарный?
– Его недругами стали странники из Безвременья. В прежние времена Лучезарный неплохо ладил с Евой, да и остальными странниками, все изменилось…
– Что это такое, – Безвременье?
– Так называется место, куда попадают люди, чья участь не решена окончательно.
– Кем решена?! Мой муж там? В этом вашем чертовом Безвременье?! – закричала Вика.
Безмятежное выражение лица Феи преобразилось. Оно стало строгим и величественным.
– Ты задаешь много вопросов. Едва ли ответы на них помогут тебе получить золотую ветвь.
Она взмахнула рукой, шар отлетел на пять метров, за ним тянулся шлейф алых зарниц. Фея поднялась на ноги, вслед за ней, потягиваясь как обыкновенная огромная кошка, встала мантихора, хвост с жалом на окончании был воинственно устремлен наверх.
– Фея?!!! – закричала Вика во весь голос. – Где мне искать Дмитрия?!
Мантихора рыкнула, Фея остановилась. Какое-то время они стояли неподвижно и молча, – полуголая женщина, и огромная кошка с извивающимся хвостом, снабженным смертельным орудием. Вика догадалась, что между ними происходит немой диалог. Шар освещал их силуэты конусом желтого света, далее простиралась синяя полумгла, так похожая на предгрозовое небо после жаркого июльского дня. Вика старалась не дышать, грудную клетку сотрясали толчки сердца. Мантихора заурчала, и потерлась головой о бедро хозяйки. Фея обернулась.
– Я не обязана тебе говорить об этом….
Вика упала на колени, и молитвенно простерла руки. Мигом забылись советы Чаруна, – ничего не просить у тех, кто могущественнее и сильнее тебя.
Призывно рявкнула мантихора. Фея повела плечом.
– Впрочем… – сверкнула улыбка на ее лице. – Пожалуй, я дам тебе одну подсказку. А пока встань с колен, и никогда больше не опускайся на них!
Вика поспешно вскочила на ноги. Слезы высохли, она внимательно слушала.
– Благодари мантихору, – сказала Фея, почесывая за ухом зверя. – Редко к кому мой спутник проявляет снисходительность. – Он коснулась пальцами золотого шара, что-то прошептала. И тотчас острая нить отлепилась от идеально ровного диска, и пронизала пространство между деревьев. – Следуй за лучом! – бросила через плечо Фея.
Она повернулась, и вскоре силуэты женщины и кошки исчезли из вида, закрываемые деревьями, но какое-то время отблески света мелькали на фоне черных стволов. Затем погасли и они, осталась лишь тонкая как нить золотая игла, вонзающаяся в гущу лесного массива. Вика смахнула с глаз остатки слез, и направилась вслед за ним.
Глава 13
Александр Яковлевич пробудился от сна. Ему грезились сцены из написанной им книги. Фантазия так или иначе основывается на личном опыте, а подсознание черпает вдохновение в источнике невероятной древности, сотканным из хитросплетений нитей судеб предшествующих поколений. Он открыл глаза, но вместо больничной палаты обнаружил себя в каком-то необычном месте, отдаленно напоминающим мансарду старинного здания, какие еще сохранились в Петербурге. Наверное, продолжалось действие наркотического препарата, который ему ввели в больнице. Перед глазами все расплывалось, и Пудовик принял все происходящее за продолжение кошмара. Он несколько раз с усилием сомкнул и разомкнул веки. Чернота то появлялась, то исчезала, но простая гимнастика для глаз принесла успех. А также волну липкого страха, окутавшего его, неподвижно лежащего на пыльных досках. Александр Яковлевич коснулся рукой предплечья, и обнаружил след от иглы в локтевом сгибе. Капельница отсутствовала, футболка была в пятнах, издающих зловоние.
– Это лемуры. – послышался за спиной мужской голос. – Липучие твари. К запаху привыкните. Пришлось прикончить парочку, но согласитесь, Александр Яковлевич, транспортировать вас через город на обычном транспорте было бы затруднительно.
– Кто вы… – прохрипел Пудовик.
– Меня зовут Магни, – Человек появился в поле зрения. Улыбнулся. Если натяжение бескровных губ на белом как бумага лице, можно было называть улыбкой.
– Где я? – Александр Яковлевич повернул шею, и тут выяснилось, что лежит он на полу.
– А еще коренной петербуржец! – насмешливо сказала женщина.
Пудовик вздрогнул. Над ним склонилась высокая женщина с красивыми и хищными чертами лица.
– Это место называется Дом Книги, – сказала Елиза. – Точнее, – купол на крыше здания. Наверняка в детстве ты задумывался о том, как здорово было бы побывать внутри! Мечты сбываются! Магни, ты проявил неуважение к нашему гостю, – обернулась она к альбиносу. – Следует посадить человека в кресло.
Магни словно пушинку поднял мужчину на руки, и усадил в глубокое кресло, стоящее посередине помещения. При этом из старой обивки взвилось облачко пыли, Пудовик закашлялся.
– Удобства здесь не на высшем уровне! – кивнула Елиза. – И тесно. Но так сложилось, что мы можем комфортно существовать в определенных местах. Нора! – прикрикнула она.
Появилась худощавая блондинка, она протянула старинный хрустальный бокал, украшенный золоченным орнаментом. Бокал был наполнен темно-красной густой жидкостью.
– Выпейте! – произнесла Нора, лукаво улыбаясь. – Это придаст вам сил!
Александр Яковлевич попытался отказаться от предложенного напитка, но выражение лица обеих женщин не предвещало ничего хорошего. Нора поднесла край бокала к его рту, сладкий запах металла ударил в нос, и прежде чем страшная догадка осенила разум писателя, он машинально глотнул. Тошнота подкатила комом, липкая жидкость проскользнула в горло, он закашлялся.
– Свежачок! – подмигнула Елиза. – Жизнь часто бывает несправедливой! В это утро водитель был с похмелья, и провел ночь в сауне с друзьями и продажными девками. Мой друг Падре Моркус мастер организовывать подобные вечеринки. Кто как не бывший монах отлично разбирается в душах грешников! И надо же такому было случиться, что девчонку угораздило перебежать дорогу перед автомобилем, хотя не скрою, Нора приложила к аварии руку, верно? – она обернулась к блондинке.
– Ничего особенного! – скромно ответила Нора. – Всего лишь отвлекла девочку беседой. Петербуржцы так отзывчивы. Готовы первому встречному рассказать, как пройти на соседнюю улицу.
Пудовик был уверен, что сейчас он потеряет сознание. Случится инфаркт или инсульт. В крайнем случае, – гипертонический криз, – сердце стучало как набат. Однако, ничего подобного не происходило. Он сидел в кресле, на губах высыхала кровь, и кроме оцепенения он ничего не испытывал. Почему-то не было столь ожидаемого в подобной ситуации панического страха. Тело боялось, но рассуждал он ясно. Каким-то образом его, пребывающего в бессознательном состоянии, привезли в это место, так похожее на огромную мансарду старинного дома. Изнутри помещение действительно напоминало шарообразный купол, венчающий здание Дома Книги. Сквозь зеленые витражи с улицы втекал предвечерний свет, был слышен гул проезжающих автомобилей. Тем временем Магни уселся в старинное кресло, с резными дубовыми ручками, и методично кидал дротики в висящую доску. В центре доски был намалеван белый крест, поверхность была утыкана дротиками, – поражала точность бросков альбиноса, – все стрелы лежали в месте сочленения крестовин. Звучно втыкалось очередное острие, независимо от того, в какую сторону смотрел Магни.
– Что вам… – Пудовик закашлялся. – Что вам от меня нужно?
В руке женщины блеснул металл.
– Ты тратишь наше время, старик! – улыбка сошла с ее лица. Теперь оно стало сосредоточенно-жестоким. – Ты сочинил историю. Неизвестно каким образом, но тебе удалось угадать некоторые сюжетные ходы. Книга должна быть уничтожена, сделаешь это ты сам.
– Файл с текстом романа хранится в моем ноутбуке, – сказал Пудовик – Я не могу уничтожить его дистанционно…
– Магни! – сказала Елиза, не отводя взора от писателя.
Альбинос отложил дротики, на миг скрылся от обзора, и вернулся, держа в руках плоский ноутбук. Он молча поставил компьютер не бесчувственные колени Пудовика, и вернулся к своему занятию.
Чпок! Острие впилось, задев оперение соседнего дротика. Чпок! Следующая стрела вонзилась промеж двух других.
– Какие-то трудности? – склонилась к нему Елиза.
Александр Яковлевич вымученно улыбнулся.
– Вы мне мешаете…
Чпок! Магни провел рукой по столу, – все дротики закончились. Он поднялся с кресла, скрипнули пружины, и направился к стенду.
Пудовик включил ноутбук, втайне надеясь, что аккумулятор будет разряжен. Хотя навряд ли это ему поможет. Если эти люди сумели извлечь его из больницы, и доставить сюда через город, такая досадная оплошность как разряженное зарядное устройство их не остановит. Быстро загружались программы. Александр Яковлевич тянул время, якобы ища нужный файл с текстом романа. Файл находился в положенном месте, помеченный красным флажком. Избранное. Пудовик посмотрел на Елизу. Она сжимала в пальцах что-то вроде стилета. Острое отточенное лезвие длинной пятнадцать сантиметров. После того, как он уничтожит файл, его убьют. Неизвестно, каким образом это грустное событие совершиться, – безумная женщина пронзит стилетом его грудь, или будет предварительно его пытать. Наивно ожидать иного исхода. Он помнит сюжет книги, и пусть с некоторыми сложностями, сможет восстановить ее содержание. Но страшное заключалось в этом сосредоточенно-отчужденном выражении лица женщины. Любой писатель всегда немого мистик, а богатое воображение сопутствует хорошей интуиции. Елиза не убьет его просто так. Так бы поступил невозмутимый Магни. Женщина заставит его страдать, делая это не ради конкретной цели; она получает удовольствие от мук беспомощной жертвы. Он будет жаждать смерти как избавления.
– Трудно найти? – Елиза шагнула к нему.
– Сейчас… – мужчина подвел курсор к файлу.
Магни выдернул дротики, побросав их в старинную шляпу с большим черным пером на окантовке, вернулся на свое место.
Чпок! Острие впилось в центр белого креста. Чпок!
Пудовик занес палец над клавишей. Они не смогут причинить тебе вреда, пока ты не выполнил их приказ! Ты – слаб и болен. Пытка тебя убьет раньше, чем твои мучители добьются желаемого. По каким-то причинам, сами они не могут уничтожить файл с компьютера. Он понюхал подсохшее зеленое пятно на старенькой футболке с изображением мордашки смешного кота на груди. Так пахнет в зоопарке.
Чпок! Чпок!
Александр Яковлевич убрал руку с клавиатуры.
– Я не стану удалять файл! – сказал он.
– Прекрасно! – воскликнул Магни, и метнул очередной дротик, попавший в цель. – Я предупреждал тебя, Елиза!
– Заткнись! – рявкнула Елиза.
Она приблизилась к инвалиду, поигрывая стилетом.
– Хочешь, я расскажу тебе, о чем ты думаешь, грязная мартышка? – прошипела Елиза, дыша в лицо человеку. – Она не станет меня терзать, потому, что я смогу не выдержать пытки! Верно?
Пудовик хотел отшатнулся от ее страшного лица. Единственно, на что хватило ему мужества, – не закрывать глаз под гипнотическим гнетом ее взора.
– Ты считаешь себя самым умным, – продолжала Елиза, – Я разочарую тебя. Мне приходилось вскрывать животы беременным женщинам, доставать трепещущий плод на глазах матери, а в опустевшее лоно я запускала стаю голодных крыс! Думаешь, я не найду способа заставить парализованного старика сделать то, что мне требуется?
Одеревенелые губы Александра Пудовика раздвинулись в ухмылке. Чужие слова выливались из его рта, чужая воля побуждала его, человека, который не дрался даже в детстве, проявлять неслыханное мужество.
– Я знаю тебя… – прошептал он. – В моей книги ты почти такая же как в действительности. Даже этот обрубок на месте безымянного пальца…
Елиза хищно улыбнулась.
– Лестно слышать. Ты угадал достаточно точно, старик, кроме одной маленькой детали. Палец я потеряла не в битве с грифонами при Вороньей горе. Все гораздо прозаичнее. Я отгрызла его себе, чтобы избавиться от кандалов, а также сломала кость большого пальца. Как ты считаешь, смогу ли я придумать способ, чтобы сделать тебя сговорчивее?
– Я очень напуган… – признался Пудовик. – Клянусь! Все внутри дрожит от ужаса. Но… – он набрал полную грудь воздуха, и выпалил на одном дыхании. – Но я не стану уничтожать файл!
Елиза равнодушно пожала плечами, и провела острием лезвия по левой руке инвалида.
– А-а-а!!! – дикий крик вырвался из груди парализованного человека. Он и не представлял, что боль от касания лезвия может оказаться настолько сильной. Пудовик корчился в облаке нестерпимой муки, не заметив, как обмочил спортивные штаны.
– Обычная физиология мартышек, – холодно заметила Елиза.
Нора подошла ближе, и внимательно следила за происходящим. Шум города, доносящийся с улицы казался чем-то ирреальным на фоне происходящих событий.
– О, Господи-и-и!!! – стонал мужчина.
– Увы, не поможет! – усмехнулась Елиза. – Если бы все просьбы выполнялись, земной мир превратился бы в цветущий сад! Единственный, кто тебе может сейчас помочь, старик, – это ты сам.
– Он сейчас вырубится, – заметил Магни.
– Мы этого допустить не можем! – озабоченно покачала головой Елиза. – Нора! – прикрикнула она.
Блондинка подошла к столику, достала антикварную табакерку, открыла ее, поднесла к лицу корчащегося от боли человека. Ударила ногтем по основанию, наружу выплыло облачко пахучей смеси. Задыхающийся Пудовик вдохнул, предобморочный сумрак рассеялся.
– Старинный метод, – сообщила своей жертве мучительница. – Набор специальных смесей позволит сохранять ясность ума и крепость сердцу. Ты будешь все чувствовать, оставаясь в сознании.
– О-о-ох… – корчился мужчина на кресле.
– Или покончим на этом? – спросила Елиза, занося стилет для нового удара.
– Иди к черту!!! – простонал Пудовик.
– Запоздалое требование, – ответила Елиза.
Короткий тычок острием пришелся в основание большого пальца левой руки. Человека словно пронзило током, от запястья до основания черепа. Боль была настолько всепоглощающей, что не было сил кричать. Он обмочился вторично, судорога прошла по телу, изо сведенного в мучительной корче рта неслось хрипение, переходящее в визг. Отстраненная мысль, молнией пронесшаяся в голове, была на удивление практичной. Все происходит в центре города, слышен шум проезжающих машин. Рано или поздно кто-то должен прийти на помощь. Елиза обладала даром читать мысли, или же все жертвы пыток на пике страданий мыслят одинаково.
– Никто тебя не спасет, старик! – сообщила она. – Пространство не всегда соответствует людским представлениям. Твои крики не покидают стены этого уютного помещения. Интересно устроена физиология! Можно доставлять мучения человеку, не нанося существенных повреждений его телу. Достаточно знать места точек нервных сплетений. То, что ты чувствуешь, соответствует четырем баллам по десяти бальной шкале уровня боли. Знаменитые укусы огненных муравьев, обитателей Амазонской сельвы, оцениваются в три бала. Местные индейцы, молодые и крепкие мужчины проходят обряд инициации, отдавая свои руки во власть жалящих насекомых. Я это рассказываю ради того, чтобы ты знал, что тебя ожидает в дальнейшем. Я знала одного человека, сумевшего выдержать восьмой уровень. Чтобы ты понимал, старик, о ком идет речь, – это был храбрый гладиатор, не ведающий поражения, и мой бывший любовник. Впрочем, о нем также упомянуто в твоей книге.
Елиза нацелила острие стилета в область паха. Инстинктивным движением Пудовик пытался сомкнуть бедра, но лишенные импульса мышцы не реагировали на команду мозга.
Сейчас я умру! Подумал Александр Яковлевич, и почему-то ужасная в жестокой убежденности мысль, взывала вздох облегчения. Впервые с начала пытки он зажмурил глаза, но не от страха перед новой порцией мучительной боли, а в тщетной надежде приблизить мгновение желанного исхода.
«Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы…»
Появились и исчезли строчки стихотворения в помраченном от боли сознании. Порошок давал возможность ясно формулировать мысль, но что-то исказилось в его ощущении себя в пространстве. Сидя с закрытыми глазами, и ожидая вспышку боли, сильнее той, чья уходящая волна все еще окутывала его дурманным приливом, он услышал шум борьбы. Мужской голос прорычал ругательства на отдаленно знакомом писателю языке. Шведский или датский. А может быть и норвежский язык, только сильно измененный от тех привычных твердых скандинавских согласных, к которым привык чуткий слух писателя. Шум падающих тел, звон разбитого стекла, неистовый женский крик.
«Пусть тлеет бесконечность в яростном закате…»
Чьи-то руки легко подхватили его, и понесли куда-то. Пудовик открыл глаза, и увидел стремительно надвигающийся фрагмент стеклянного витража. Он вторично зажмурился, ожидая удара, но вместо этого в ушах засвистел ветер. Его несли как младенца на руках, а вокруг все гудело, вьюжила пыль, хлестко бьющая по лицу. Когда он решился вторично открыть глаза, перед взором предстал мрачный светящийся горизонт, и ускользающие в небытие глянцевые стены тоннеля. Его нес на руках альбинос, и внешность его преобразилась. Сейчас это был настоящий Магни, – сын скандинавского бога Тора и великанши Ярксансы, бог физической силы, которому согласно преданию в день Рагнарека предстоит сражаться молотом Тора. Обнаженный до пояса, в панцире из каменных мускулов, с кристально белой кожей и такими же прозрачно светлыми длинными волосами, он мчался вперед с огромной скоростью. Некая извивающаяся сущность с парой светящихся, огромных глаз и множеством конечностей метнулась им навстречу. Магни перехватил ее за длинную шею, одним движением переломил, хлынула зеленая жидкость.
– Лярвы… – скорее угадал, чем услышал на фоне завывающего ветра, Пудовик. Он опять закрыл глаза, повинуясь неизбежному.
Закончилось путешествие внезапно. Александр Яковлевич понял, что сидит в своем инвалидном кресле, у себя в квартире, а возле ног беспокойно кружит Степан. Он протянул руку, ощутил мягкую кошачью шерсть, и застонал от боли. На столе стоял распахнутый ноутбук. Изредка в романах использует спекулятивный прием, – герой понимает, – все с ним случившееся было кошмарным сном. Исходящее от зеленых пятен на футболке зловоние, и кровоточащие порезы на его левой руке опровергали попытку убедить себя в иллюзорности происшедших событий. Пудовик стянул через голову футболку, покатил «мерса» в ванную под аккомпанемент нервного мяуканья Степана.
– Сейчас я тебя покормлю, Степа! – сказал он каким-то чужим голосом. К горлу подкатила тошнота, и его вырвало.
Глава 14
– Я родился в одна тысяча девятьсот десятом году, – начал рассказ Старик, глядя в окно. – Родом из Тамбовской губернии. По профессии – врач.
– Стой! – перебил собеседника Дмитрий. – Какой к лешему девятьсот десятый год?! Тебе от силы лет пятьдесят пять!
– Почти в точку! – улыбнулся Старик. – Мне исполнилось пятьдесят четыре года, когда это случилось. А ты какого года?
Дмитрий ответил.
– Тебе около сорока лет, – быстро сообразил Старик. – следовательно, сейчас на дворе… – он сосчитал дату, присвистнул. – Много же годков минуло, скажу я тебе, с момента моей кончины!
– Ты помнишь, как умер? – спросил Зайцев дрогнувшим голосом.
– Не так буквально, как ты себе это представляешь.
– А какой была причина смерти?
– Инфаркт. Или приступ острой коронарной недостаточности. Нам врачам бывает сложно поставить себе правильный диагноз. Я был на обходе в своей больнице, когда распознал симптомы надвигающегося инфаркта. Все произошло слишком быстро. Пока пытался сделать себе инъекцию, потерял сознание. Очнулся со шприцом в руке. Стою на центральной площади, хлопаю глазами, пытаюсь вспомнить как сюда попал. Орда пришла спустя какое-то время. Успел обосноваться, нашел пустой дом. Конечно, вначале как оглушенный ходил, искал пути, чтобы выбраться отсюда, пока не понял…
– Что понял? – опять перебил Старика Дмитрий.
Тот поморщился.
– Перебивать собеседника как минимум не вежливо! – сказал он. – Тем более, если он тебя старше.
– Извини…
– Я понимаю твои эмоции, хотя в мое время в Советском союзе такая наука как психология была не в почете.
– Сейчас у каждого второго свой психотерапевт! – усмехнулся Дмитрий. И спохватившись, тотчас извинился.
– Меня это не удивляет, – кивнул Старик. – Следовало ожидать больше будущее у этой науки. Одной из первых, с кем я встретился, была Зоя. Ты ее видел в храме. Она здесь ветеран. Зоя мне объяснила о местных законах бытия. Время здесь течет не так, как в привычном земном мире. Нет смены дня и ночи, мы, как видишь, не стареем и не меняемся, сохраняя тот облик, с которым попали в Безвременье.
– Безвременье? – вздрогнув, переспросил Дмитрий.
– Тебя удивило название?
– Слушал выступления писателя по радио, он употребил этот термин, – пояснил Зайцев . – Перед тем как… – он замолчал.
– Понимаю, – сказал Старик. – Растерянность будет сохранятся. Затем появляется жажда деятельности, желание сбежать, что-то изменить. Все через это проходят. Далее все сливается в монотонное существование не отличимых друг от друга дней, прерываемых на приход Орды. Орда, – это страшно, сам видел, мы знаем, что-то кто-то один из нас станет жертвой прожорливых гарпий, но иногда с нетерпением ждем своей очереди стать добычей этих свирепых тварей, ради чтобы нарушить однообразное течение времени!
– Почему вы их называете гарпиями?
– Сейчас уже не скажу наверняка, откуда взялось такое название. Кажется, предложил Вергилий. Он тоже из старожилов. В греческой мифологии гарпий описывали как хищных, кровожадных полуженщин, полуптиц. Считалось, что они появляются в ураган, сопровождаемые нестерпимой вонью.
– Похоже, – согласился Дмитрий. – Эта еда, ваша одежда… Откуда все это берется?
Старик пожал плечами.
– Появляется в шкафах, словно кто-то невидимый ее туда помещает. Пища, как видишь, однообразная, но голодным не позволяет остаться. Если ты пытаешься найти в логику в Безвременье, то советую заранее бросить эту затею. Ее здесь нет. Вернее сказать, она какая-то своя, неподвластная человеческому рассудку. Я видел людей, которые не выдерживали, и бежали из храма навстречу гарпиям. Могу их понять. Ужас этой однообразной жизни доводит их до такого губительного решения.
– Их разрывают в клочья, как того парнишку?
– Случается по-разному, – ответил Старик. – Один из таких вернулся целым и невредимым, только поврежденный рассудком.
– Вергилий! – утвердительно спросил Дмитрий.
– Угадал!
– Неужели никто не пробовал сбежать через лес?
Старик грустно улыбнулся.
– Мы испытываем голод и страх как все обычные люди. Мы чувствительны к физической боли. Ты столкнулся в лесу с существами. Их называют эгины.
– Мерзкие твари! – Дмитрия передернуло.
– Думаю, это своего рода местные часовые. Или собаки загонщики. Ты видел негра. Его зовут Самбо. В прошлом спортивный гимнаст. Самбо ухитрился плутать по лесу довольно таки долго, но все дороги неуклонно приводили его назад в Безвременье. На нем живого места не было, кричал как ребенок от ожогов, – Старик задумался ненадолго. – Здесь мучаются, но не умирают, вот, в чем дело. Тот самый блондин, которого вчера поглотила Орда, накануне пытался покончить с собой. Забрался на верхотуру храма, и прыгнул вниз. Я как врач свидетельствую, – с такими увечьями, что он получил, было не выжить. Однако, спустя время все зажило как на собаке! – он погладил Ахилла по голове.
– Почему вы называетесь выдуманными именами? – спросил Дмитрий.
– Каждый из нас сохраняет в памяти фрагменты из своей прошлой жизни. С течением времени они тускнеют как серебряные украшения. Называя себя по имени появляется боль иного рода, нежели та, что случается после физического вмешательства. Тоска и слезы. – кратко сформулировал он. – Вот та причина, по которой мы придумываем себе имена, и вскоре начинаем верить в них, будто они в действительности подлинные.
Дмитрий снял очки, протер стекла рукавом куртки. С удивлением обнаружил, что они ему теперь без надобности.
– Нет худа без добра! – грустно усмехнулся он. – У меня восстановилось зрение.
– А у меня отсутствуют признаки ишемической болезни сердца, – согласился Старик. – Зоя проходила курс химиотерапии, никаких симптомов онкологического заболевания у нее на данный момент нет. Действительно, многие недуги, которыми страдали люди при жизни, в Безвременье исчезают.
– Тоска смертная! – вздохнул Дмитрий.
– Ты привыкнешь! Появляется определенный азарт. Когда ты станешь тем самым человек, кто окажется за стенами храма в час прихода Орды.
– А кто первым придумал это слово, – Орда?
– Какая разница? Зоя, или может быть Барон. Или Вергилий. Некоторая информация появляется в голове при пробуждении, словно кто-то нас снабжает ею накануне.
– Базовая прошивка… – проговорил Зайцев. – И все равно я не могу понять! По моим расчетам ты здесь находишься более пятидесяти лет. Допустим, тело не стареет, хотя поверить в такое трудно. Но ощущение времени! Его невозможно обмануть!
Старик встал со стула, наполнил водой миску, которую Ахиллес успел опустошить, поставил перед псом, тот жадно чавкая лакал большим розовым языком. Это простое действие было настолько реалистичным, что Дмитрий отказывался верить собственным глазам.
– Ты никогда не слышал о парадоксе Эйнштейна? – спросил Старик, садясь на место.
– Н-е-е… Я как-то с физикой не в ладах.
– Этот феномен еще называют парадоксом близнецов. Суть в том, что один из братьев летит к далеким звездам, а другой остается ждать его на земле. Проходят годы. Космонавт возвращается домой все таким же молодым полным сил человеком, и застает своего брата-близнеца глубоким стариком. Конечно, – это всего лишь теоретические рассуждения, но по моим ощущениям, я провел здесь несколько недель.
– Сколько новичков появилось здесь за время твоего присутствия?
– Я не считал. Может быть пятьдесят человек, или больше. Люди появляются и исчезают за воротами храма в час прихода Орды.
Дмитрий вздохнул.
– Черт меня дернул сунуться в это кафе! – в сердцах воскликнул он.
Старик постучал пальцем по столу.
– У нас не так много развлечений, как ты уже понял. Свои истории мы рассказали друг другу бессчетное количество раз, и сейчас уже сами наверняка не можем сказать, что из них подлинно, а что вымысел. Некоторые пытались утешиться в разврате, – он смущенно усмехнулся. – Помнишь рыжую Натали? Бесполезно. Секс не приносит удовольствия также как еда. Отсутствует то свойство личности, которое Зигмнуд Фрейд называл либидо. Мы едим, пьем. И никаких желаний. Нет денег и имущества, следовательно, исчезает понятие конкуренции. Иногда мы спим, если это состояние можно так назвать. Интересная деталь. В Безвременье никому не снятся сны. Просто на время мозг как будто отключается. Можешь рассказать свою историю, Эней, с чего все началось. Свежие воспоминания обычно достоверны.
Дмитрий нагнулся почесал темное в крапинках брюхо развалившегося под столом пса. Брюхо было теплым, а шершавый язык, которым Ахиллес лизнул руку человека, – мокрым и слюнявым. Все реально. Только мир вокруг был искусственным как муляж фруктов на столе в офисе.
– Все началось с того, что я едва не сбил на трассе женщину… – сказал Дмитрий.
Он говорил долго, стараясь не упускать ни одной детали из повествования, словно его дальнейшая судьба зависела от той честности, с которой он расскажет Старику свою историю. Он умышленно избегал смотреть в окно, в надежде, что серая хмарь рассеется, выглянет солнце между облаков или пойдет дождь. Самообман, о котором так часто говорят на собраниях анонимных алкоголиков. К завершению истории, он начал понимать тех несчастных, кто не выдерживал ужасающего бытия Безвременья, и кидался навстречу кровожадной Орде.
– Короче, вырубил меня этот белобрысый парень с косичкой, – завершил рассказ Дмитрий. – Очухался в лесу, дальше ты знаешь…
Старик скрестил указательный и безымянный палец, обвел над собой черту.
– Это все?
– Вроде бы да… – Зайцев испытующе посмотрел на собеседника. – Ты мне не веришь?
– Какой смысл тебе врать? – удивился Старик, пожимая плечами. – Ты говоришь, на трассе было много котов?
– Около двадцати. Сидели и смотрели, а один подошел к девушке, и та его погладила.
– Необычное поведение для бродячих животных. Кошки как правило подозрительны.
– Я сам удивился. – сказал Дмитрий. – А почему ты спрашиваешь про котов?
– Кот – сакральное животное. В некоторых поверьях считается, что коты обитают на границах миров, недаром инквизиция уничтожала этих красивых животных в средние века. А после аварии ты отвез девушку в кафе, находящееся в этом самом месте. Верно?
Дмитрий кивнул.
– Потом ты выехал на шоссе, и дальнейшие злоключения происходили уже после визита в кафе, – продолжал Старик.
– Так и есть! У меня сохранились оттуда визитка и салфетка с какими-то каракулями.
– Покажи!
Зайцев достал из кармана черный квадратик бумаги, и скомканную салфетку. К визитке Старик отнесся внимательно, изучал некоторое время.
– Маркиз Шакс! – прочел он вслух.
– Кличка, как и у остальных, кто сидел в этом кафе… – сказал Дмитрий.
– Ты так думаешь? – Старик поднял голубые глаза к потолку, пытаясь вспомнить. – В позднее Средневековье анонимными авторами была написана книга. Называлась «Малый ключ Соломона». В книге были перечислены все имеющиеся в природе демоны. Если я не ошибаюсь, некто с именем Шакс фигурировал в той книге, – он отложил визитку, поднес к глазам салфетку с каракулями. – Знаешь, что здесь написано? – он ткнул пальцем в салфетку, которая успела растрепаться.
– Мне ее сунула официантка, когда подавала заказ.
– Надпись на древнегреческом. Означает имя Дмитрий. А эта нелепая фигурка, нарисованная в жанре примитивизма, – ты, Эней!
Дмитрий взял салфетку, посмотрел на схематичный рисунок лежащего человечка.
– Бред! – воскликнул он.
– Вовсе нет. В Древнем Риме, например, да и в Элладе подобные художества широко применялись местными оракулами. Считалось, что нарисовав фигуру человека с обозначением его имени, можно предугадать способ его кончины. Если бы ты висел в петле, – значило повешение, барахтался в воде, – утопление…
– Достаточно! – поморщился Дмитрий. – Уже понял. Я лежу на земле, угробленный сокрушительным свингом здоровяка альбиноса.
– Вовсе нет! – возразил Старик. – Рисунок не указывает на факт твоей гибели. Он демонстрирует ту будущность, которая свершилась на самом деле. Ты не жив, и не мертв, если исходить из художества той женщины, что его сотворила.
– Нора! – подсказал Зайцев . – А зачем ей понадобилось это делать?
– Этого я не знаю. Сверхъестественные силы живут своей, неподвластной нашему пониманию логикой. Изредка они доносят до людей, знаки своего присутствия, опять же, исходя из каких-то личных соображений. Самым очевидным проявлением таких сил, является Евангелие, история Иисуса Христа….
– И после всего, что с тобой произошло ты продолжаешь верить? – удивился Дмитрий.
– Я тем более верю в Бога! – с нажимом ответил Старик. – Реальность дьявола, подтверждает существование Бога. Мир строится на противостоянии холодного и горячего, света и тьмы, добра и зла.
Зайцев щелкнул пальцем по краю визитки.
– И чем прославился этот маркиз Шакс?
– Согласно преданию, царь Соломон каким-то образом поместил демонов в медный кувшин и сбросил его в озеро. Вавилонцы нашли сосуд, думая, что в нем золото, разбили его, и демоны вырвались наружу. Демон по имени Шакс был одним из них. Считалось, что обладал даром убеждения. – Старик скрестил пальцы, и провел мысленный круг ими над головой.
– Зачем ты это делаешь? – удивился Дмитрий. – Считаешь, поможет от всей этой чертовщины?
– Суеверие. То единственное, что нам удается сохранять в Безвременье из нашей прошлой жизни. Почему-то замечено, что этот ритуал очищает сознание, снижает уровень тревоги. Твоя история отличается от всех тех, что мне приходилось здесь выслушивать. Никто из нас не помнит факт перехода в Безвременье. Практически все, с кем мне довелось говорить, подробно рассказывают о предсмертных минутах или часах жизни, а затем они обнаруживают себя здесь. Растерянные и напуганные. Твой опыт заметно отличается от прочих. Во-первых ты дважды побывал в Безвременье, – первый раз, когда отвез девушку в ночной бар, и во второй раз, – пройдя через лес.
– И что это значит? – нетерпеливо спросил Дмитрий.
– Не спеши! – Старик провел рукой по седым волосам. – Поверь, времени в Безвременье предостаточно! – Он усмехнулся собственному каламбуру. – Пока я размышляю. Я уже рассказывал, что все попытки покинуть это место по собственной воле ни к чему путному не приводили. А ты запросто уехал! Словно на поезде из Тамбовской области переехал в Воронеж! Мало того! Ты видел людей в баре, слышал звуки музыки, и какой-то здоровяк дал тебе старинные монеты, которые во второй твой, вынужденный визит сюда, пытался обманом выманить сторож.
– Все так и было! – Дмитрий вынул из кармана монету, положил на стол.
Старик взял монету, осмотрел со всех сторон.
– Похоже на ареус, – сказал он, возвращая монету Зайцев у. – Древнеримская золотая монета, выпускавшаяся то ли в третьем, то ли в пятом веке до нашей эры.
– Откуда ты так много знаешь? – удивился Дмитрий.
– У сельского врача достаточно свободного времени, – смущенно улыбнулся Старик. – Я много читал. Что касается сторожа… Никакого сторожа здесь нет. Да и какой в нем резон? Что здесь охранять? Бар и магазин на центральной площади находятся в запустении. Никто не слышал доносящихся оттуда звуков музыки, не видел посетителей. Действительно на дверях бара висит старинный замок, кто-то из наших пытался его открыть. Безуспешно. Внутри отсутствует запирательный механизм. Это такой же муляж, как машины на парковочной площадке, и бутылки спиртного в холодильном шкафе.
– Вы тоже пробовали выпить? – Дмитрий покраснел.
– Человеческая природа крайне скупа в тех случаях, когда требуется снять напряжение. Алкоголь при стрессе действует безукоризненно.
– Это да! – вздохнул Зайцев. – Ты считаешь, я все придумал и про сторожа, и насчет людей в баре?
– Ты слишком напуган, чтобы говорить неправду, – Старик налил себе в кружку воды, залпом выпил. На заросшей седой щетиной шее выделялся острый кадык. – Я уверен, что ты говоришь правду. Точнее сказать, – рассказываешь ту реальность, свидетелем которой являлся сам. Напрашивается вывод, – продолжал он. – Если ты умудрился дважды посетить Безвременье, где гарантия, что у тебя не получиться сделать это в третий раз?
– Черт побери! – воскликнул Дмитрий. – Мне это и в голову не пришло!
– Это всего лишь теория, – повторил Старик. Он поставил кружку, несколько капель пролилось и медленно испарялись с поверхности стола. Поймав взгляд собеседника, он улыбнулся. – Законы физики здесь работают, только борода растет очень медленно. – Он провел ладонью по заросшему подбородку.
– Я видел на берегу лодку, – проговорил Зайцев . – Если лес охраняют эти чудища, мы можем попытаться сплавиться по реке.
Старик неопределенно хмыкнул.
– Река не менее опасна чем лес. Для меня выход отсюда один. Через Орду.
– Это ведь смерть!
– Бессмертная душа, привязанная к телу умирающего животного, – веско произнес Старик. – Так я бы описал жизнь в Безвременье. Всех мучает один вопрос, – что происходит с теми из нас, кого забирает Орда?
– Они окончательно умирают? – предположил Дмитрий.
– Сущность жизни, – изменения, сущность смерти, – неизменность. Если рассматривать смерть как небытие, то это скорее акт милосердия, по сравнению с тем состоянием в котором мы находимся. – Старик подался вперед, пристально глядя в лицо Зайцев у. – Размышления и память, – это то, чего невозможно лишить человека в самой глухой темнице! Я много думал, Эней! Все это… – он совершил полукруг рукой. – Все это похоже на чистилище! Все мы, находящиеся здесь, словно солдаты на карантине, перед выброской на фронт. Только из армии можно дезертировать, а куда ты сбежишь от собственного небытия. Тот инфаркт в далеком шестьдесят четвертом году, убил меня, как удар маньяка ножом в сердце, – быстро и без мучений, и мое тело успело разложиться, а на одном из кладбищ города Тамбова сохранилась скромная оградка и доска с выцветшей от времени надписью. Кочетков Алексей Гаврилович. Годы жизни и смерти. Но что-то не отпускает ту часть меня, именуемую душой, вот она и ждет прихода Орды в этом пустом месте, среди таких же как я сам, пустых людей. Моя теория заключается в том, что таких мест как это великое множество. И значительная часть умерших людей проживает нечто подобное, что и мы с тобой сейчас, и во всем это заключен какой-то глубокий смысл. Только вот не могу понять, какой именно! – Старик замолчал. Он выдохся, словно сдувшийся воздушный шарик. Морщины на лице проступили резче, сейчас он выглядел глубоким старцем, перешагнувшим века.
Негромко заскулил Ахилл, словно выражая сочувствие. Дмитрий машинально коснулся пальцами виска, поправляя дужку ненужных больше очков.
– Курить хочется до чертиков! – со вздохом проговорил он, а немного подумав, добавил. – И выпить!
Старик поднял на него слезящиеся глаза.
– Редко удается поплакать, – признался он.
– Почему?
– Люди живут воспоминаниями о прошлом, и надеждами на будущее. В Безвременье нет будущего, кроме прихода Орды, а прошлое постепенно забывается. Все чувства становятся замороженными, как больной зуб после укола новокаином.
– В моем мире новокаин уже не используют для заморозки, – улыбнулся Дмитрий. – И все равно мне многое не понятно. Допустим, тебя разбил инфаркт, Зоя умерла от рака, циркач разбился, выполняя трюк или что-то в таком роде. Но как быть со мной? Получается, альбинос убил меня ударом в печень?
– Меня как врача, такое не удивляет, – ответил Старик. – Известны случаи гибели боксеров на ринге. Однако, судя по рассказу, твое путешествие в Безвременье началось несколько раньше.
– Когда?
– Авария на дороге. Или сердечный приступ за рулем. Часть твоей земной природы запомнила успешный исход происшествия. В моей практике встречались случаи без болевых инфарктов. Человек теряет сознание, и уже не приходит в чувство, если ему не оказать вовремя помощь.
– Такого не может быть! – вскричал Дмитрий. – Я все отлично помню! Перед тем как эта голая девица появилась на шоссе, у меня ныло сердце, жгло в груди. Но такое бывало и раньше! Какой инфаркт?! Мне всего тридцать девять лет!
Старик кротко улыбнулся.
– Я высказал свою догадку, – тихо сказал он. – Изредка косвенные признаки позволяют отличить амнезию от реальности. Не видел ли ты сразу же после аварии какие-то необычные вещи?
Дмитрий нахмурился.
– Мотылек… – проговорил он.
– Мотылек?
– Да. Огромный черный мотылек кружил неподалеку.
– В древних религиях мотылек считался талисманом бессмертия, возрождения и воскресения, способности к трансформации. Вестники смерти. А было еще что-нибудь странное?
– Стояла машина скорой помощи, но никого нуждающегося в ней я не заметил.
– Размышления! – повторил Старик. – И фантазии. То немногое, чем остается заниматься в Безвременье. Знаешь, как говорили, – рад бы попасть рай, да грехи не пускают!
– Какие у тебя грехи? – воскликнул Дмитрий. – Работал врачом, помогал людям…
– У каждого врача есть свое персональное кладбище, Эней! – вздохнул Старик. – Ладно бы если пациент умер по недомыслию, но чаще причиной является элементарная халатность. Пренебрежение своими профессиональными обязанностями. Если честно проанализировать свою прошлую жизнь, мы все когда-то совершали то, что в христианской терминологии именуется грехом.
Они помолчали. Шумно сопел Ахиллес, вытянув лапы и положив на них косматую морду.
– Все такое настоящее! – воскликнул Дмитрий. Он тоже налил себе из графина воды, выпил, ощутив пресную безвкусицу. От жажды не умрешь, но радости от вкуса напитка не получишь. – Я попробую свалить отсюда по воде! – решительно сказал он. – Там на берегу видел лодку…
– Шоня, сдохни за грехи! – кивнул Старик. – Никто не знает, откуда взялась та надпись, что она означает.
– Кто-нибудь не пробовал уплыть?
– Ваш покорный слуга! – Старик наклонил седую голову.
Они опять помолчали.
– Я не готов сидеть сложа руки! – сказал Дмитрий, но уже без прежней горячности. – Потусуюсь здесь пару дней, и все-таки рискнуть сплавиться вниз по реке.
– В таком случае, я не советовал бы тебе задерживаться.
– Куда мне спешить?
– Никто не знает, когда придет Орда…
– Пока до меня дойдет очередь! – беззаботно отмахнулся Дмитрий. Мысль о возможности вернуться домой согревала надеждой на спасение. Размышления Старика хоть попахивали дурдомом, как и вся история, в которую он влип, однако надежу на благополучный исход пошатнули. Он украдкой приложил пальцы к пульсу на запястье.
Старик вытер глаза, лукаво посмотрел на Зайцев а.
– Стучит?
– Конечно, стучит!
– Я говорю, все как будто настоящее! И наше тело не исключение.
Дмитрий задумчиво почесал затылок.
– А почему ты считаешь, что мне не желательно задерживаться здесь?
– Барон постарается избавиться от тебя как можно скорее.
– Ты хочешь сказать…
– То, что ты услышал! Здесь тоже существует своя коррупция. Ради того, чтобы задержаться подольше, нужно оказывать определенные услуги Барону, ладить с Вергилием. Тогда есть шанс, что в процессе божественной медитации на ум Барону твое имя не придет. А так как деньги в Безвременье утратили могущество, основной валютой стал подхалимаж. Поверь, пересидеть здесь многих, требует искусства дипломатии! Ты проявил недостаточно уважения к лидеру с первой же встречи. И потом, ты – особенный, Эней, любое общество стремится избавиться от тех своих членов, что непохожи на прочих.
– А как же Зоя? – воскликнул Дмитрий.
– Зоя на особом счету! – веско сказал Старик. – Она, – своего рода символ оппозиции. Беззубой и безопасной для власти нашего лидера недомерка. В следующий приход Орды, Барон назовет твою кандидатуру на роль жертвы, можешь на сомневаться. Если ему не придет в голову, использовать тебя каким-то другим способом.
Дмитрий не успел ответить. Послышались шаги, – быстрые, шелестящие как у ребенка или женщины, и тяжелые, массивные. Встрепенулся Ахиллес, подняв губу, предупредительно зарычал. Дверь распахнулась, на пороге объявился карлик по кличке Барон. За ним нависал гигантской глыбой Горбун.
– Мир дому сему! – улыбаясь, пропищал Барон.
Глава 14.
Фрагмент из книги А. Пудовика. «Тени Иерусалима».
«Угольно-черное пространство было окутано кроваво-красной пеленой. Когда-то здесь был город, старинные здания в стиле классицизма обрамляли каменную твердь набережной, по улицам гуляли люди. Все преобразилось. Один из красивейших мегаполисов Европы напоминал фантастический пейзаж в жанре пост апокалипсиса. Мертвые провалы окон зияли пустотой. На выезде из города сгрудилась военная техника, два бронетранспортера замерли в лобовом столкновении. Облаченный в защитный костюм серебристого цвета солдат слился в единое целое со станковым пулеметом. Одной рукой он держался рукой за антенну, а правую воздевал в приветственном жесте, словно вестник мира. Тела погибших людей были похожи на египетские мумии. Известна история обнаруженных мертвых тел этрусков, обнаруженных археологами при раскопках селения в Италии. В пещере лежали облаченные в доспехи воины, трех тысячелетней давности, сохранились лица людей, однако вместе с доступом в захоронение кислорода, тела начали распадаться. Дорогу перегородил приземистый танк. Грозный исполин проявлял беспомощность в условиях городского боя. Солдаты сняли противогазы, мучимые тошнотой. Надо полагать их крепко мутило перед смертью, солнце выбелило гимнастерки, уничтожив следы рвоты. У одного колыхались на ветру соломенные волосы. Красное свечение отражалось от черной реки, превращая водную гладь в потоки крови. Сдвинулась крышка люка, наружу вылез человек. Худой с клочковатой бородой. Он осмотрелся на по сторонам. Послышалось сдержанное урчание? покрытое ржавчиной железо вкрадчиво скрипнуло, на броню БТР прыгнула рысь, холодно уставилась на человека. Мужчина молниеносно сдернул ремень арбалета с плеча, вдеть стрелу, заняло еще долю секунды, поймал в перекрестие прицела белую, в рыжих пятнышках грудь зверя. Рысь презрительно фыркнула, повернулась к высохшему трупу, клыки с хрустом дробили сухую кость. Мужчина вложил стрелу в колчан, закинул ремень арбалета за спину, и оглядываясь на лесного хищника, перебежал дорогу.
Раньше супермаркет назывался «24 часа». У бывшего владельца было туго с фантазией, или ничего нового в сфере рекламы изобрести было невозможно. Это как иголка для шитья или колесо. Абсолютные идеи, не требующие модернизации. Цифра «2» висела на тросе, витрина отсутствовала, стекло усыпало пол словно пригоршни хрусталя.
На прилавках стояли бутылки с водой, банки консервов с яркими этикетками. Человек сглотнул слюну. Последний раз он ел вчера. Он поднял голову, – затянутое пеленой небо было чистым. Впрочем, это ничего не значило. Они появлялись внезапно, нападали стремительно. Он шагнул вперед, понял, что совершает ошибку, но было поздно. Безглазое существо устремилось к нему навстречу, огромный рот, усеянный десятками острых пластин-зубов, был нацелен в грудь. Человек закричал. Метнулся к спасительному люку, но между поваленных машин, выскользнула еще одна тварь. Безглазые могли мчаться очень быстро. Трясущимися руками, человек попытался вдеть стрелу в колчан. Удар сбил его с ног. Безглазые нападают бесшумно. Круглая пасть впилась в плечо, подоспела вторая тварь, и вгрызалась в бедро. Действовали слаженно, деловито, без лишней суеты. Человек корчился в приступе агонии. Последнее на что упал его взгляд, была пронизывающая небо ростральная колонна.
Они шагали по опустевшим улицам, – худощавый мужчина, и пожилой, с седой бородкой на бледном лице. Худой был в облачении католического священника; черная длинная сутана, белый воротничок.
– Победа дается непростой ценой, не так ли Падре? – спросил Шакс.
Худой склонил голову.
– Мы знали на что шли, маркиз!
Они переступили окровавленное тело трепыхающейся жертвы. Шакс брезгливо посмотрел на пожирающих добычу эгинов.
– Это было не самое разумное решение по зачистке территории. – Недовольно нахмурился он.
– Лучезарный, чье имя мы не вправе произносить вслух, допускал радикальные методы, – возразил Моркус.
Шакс посмотрел на небо.
– Финальная схватка впереди.
Они двинулись дальше по широкому Невскому проспекту, непривычно безлюдному. Начался дождь.
– Тоскуешь по прошлым временам, поэтому так вырядился? – насмешливо спросил Шакс.
– Ты же знаешь, каково это быть католическим монахом, – Моркус поднял руку с отсутствующими подушечками пальцев. – Мрачное средневековье! – зло улыбнулся он. – В те времена инквизиция жестоко расправлялась с отступниками веры. Обрезание кончиков пальцев с правой руки значило невозможность осенить себя крестным знамением.
– Ну, да ты в накладе не остался! – ухмыльнулся маркиз.
– О, да! – с горячностью воскликнул Моркус. – Я отловил их всех! Особенную радость мне доставил опыт замуровывания старого кардинала в его родовом склепе. Никогда бы не поверил, что пожилой человек, отягощенный подагрой, и больным сердцем способен прожить без света, воды и пищи девять долгих дней!
– Он отрекся? – спросил Шакс.
– Это случилось на исходе седьмых суток. Вера слаба, дух немощен. Я запустил в склеп полчища крыс, таких же голодных, как и замурованный кардинал. Удалось внушить ему надежду на избавление от страданий. Кардинал принял владычество Лучезарного, я моя миссия завершилась успешно.
– Страдания, – весомый аргумент! – согласился маркиз.
Они свернули на набережную реку Мойки. Дождь кончился также внезапно, как и начался. Распахнулась дверь в парадную, наружу вышла Елиза, и молча присоединилась к идущим…»
Настя проснулась. Близился вечер, у нее сильно болела голова. После приема двух таблеток ибупрофена, стало полегче. Стоя перед зеркалом, и рассматривая алое пятно на лбу, силилась вспомнить, что такого случилось, после того как она провалилась в глубокий, похожий на обморок сон. Приняла душ, набрала номер Пудовика. Ответил знакомый уже по голосу санитар.
– Здравствуйте, Фарух! – заговорила девушка. – Я хотела узнать, как себя чувствует Александр Яковлевич?
– Больного Пудовика в больнице нет. – ответил санитар.
– Как, – нет?! Его выписали?
– Сам удивляюсь. Не ожидал, что с в таком состоянии можно покинуть больницу. – санитар говорил слегка нервозно.
– А почему его смартфон у вас? – задала Настя логичный вопрос.
– Александр Яковлевич ставил смартфон в больнице. Не понимаю, как он прошел через пост, без одежды и больничных шлепанцах. И зачем он это сделал? И откуда в его палате этот ужасный запах? До сих пор не выветрить… Больной мог написать заявление, его бы просто выписали из больницы!
– Я тоже не понимаю…
– Если вы его родственница, можете приехать и забрать смартфон. Только нужен документ, удостоверяющий ваше родственное отношение к больному.
– Нет, я просто его знакомая, – ответила Настя. – Насколько мне известно, у Александра Яковлевича нет родственников.
– Тогда понятно… – ответил Фарух. – Я сдам смартфон в камеру хранения.
Настя пожелала нервному санитару хорошего дня, отключила связь. Тупо смотрела на свой ноутбук, осмысливая происходящее. Многое она не могла объяснить, в том числе девственно чистый диск С. За время ее загадочного сна с компа исчезла вся информация, включая личные фото (о бесследном исчезновении которых, она впоследствии будет особенно сильно горевать!).
– Об этом у буду рассказывать своим детям… – пошутила девушка, хотя ей было не до смеха. Амнезия, – отвратительное свойство мозга, словно некая враждебная сила забралась ей в мозг, и бесцеремонно шуровала там как в ящике с грязным бельем. Решение поехать к Пудовику домой было принято внезапно. Она пришла к выводу, что ее странное состояние каким-то образом связано с романом Мастера. Причина растущей тревоги по мере чтения текста стала понятна в той его части, где автор описывал фантазийный мир апокалипсиса, наступивший вследствие разразившейся катастрофы. Что же именно ее так напугало? Точное указание Пудовиком того дома, откуда вышла Елиза. Угол Невского проспекта и набережной реки Мойки. Вытянутый пятиэтажный дом, последней четверти девятнадцатого века. Первые этажи здания арендовали многочисленные офисы крупных компаний, во дворе дома расположилась страховая фирма «Ресо». Ничего особенного кроме одной детали. Двадцать три с половиной года назад в этом доме появилась на свет Настасья Ромашова. Будущая писательница Настя Ромм.
Она побросала в сумку все самое необходимое, набрала номер вызова такси.
– Яндекс такси, слушаю!
Настя продиктовала адрес Пудовика, – стоимость оплаты, которую сообщила ей дежурная показалась несуразно высокой, но спорить не стала. Картина багровой пелены, окутавшей безмолвный город, стояла перед глазами, да и амнезия не улучшала настроения.
– Такси будет через пять минут! – пообещала женщина.
Настя сбежала по лестнице, вышла на улицу. Пожалела, что не взяла осеннюю куртку, воздух был по осеннему свежим. Оживленное движение Лиговского проспекта несколько взбодрило ее. Александр Яковлевич был прав, когда говорил о чрезмерно развитой фантазии начинающих авторов. Следует научиться проводить грань между разгулявшимся воображением и реальностью. Город выглядел обыкновенно. Гуляли люди с детьми в сквере, с шумом проносились по проспекту машины, заходящее солнце позолотило верхушки домов. Включился режим вибрации на смартфоне, – все– таки она нервничала, – потребовалось время, чтобы извлечь из сумки гаджет.
– Слушаю! – крикнула девушка.
– Такси, белый хендай солярис! – в динамике прозвучал мужской голос.
– Я здесь, около дома…
– Подъезжаю через минуту.
Настя положила смарт в карман, поежилась от порыва ветра. В гостях у Пудовика она была однажды. Жил писатель скромно, вместе с большим сибирским котом, в котором Александр Яковлевич души не чаял.
Лихо подкатил «хендай», шофер, коротко просигналил. Настя села на заднее сиденье.
– Здрасьте! – Улыбнулась коротко стриженному затылку восточного парня.
– Добрый вечер! Васильевской остров?
– Морская набережная дом шестнадцать.
Каким-то чудом именно окна Александра Яковлевича не закрывали выросшие за последние годы высотные небоскребы. Пудовик любил шутить, что когда это ожидаемое событие случиться, он наконец-то умрет.
Компактный автомобиль демонстрировал чудеса скорости и маневренности в плотном городском потоке. Водитель молчал, и Настя была ему за это благодарна. Промчались быстро. Был миг, она увидела на дороге женщину в длинном плаще. Черные волосы, горделивая осанка. Женщина спокойно пересекла оживленную магистраль, вне зоны пешеходного перехода, не обращая внимания на сигналы водителей. Настя инстинктивно сжала кулачки. Спустя секунду, оглянувшись назад никого не увидела. Мало ли в большом городе вот таких наглых и красивых девиц, считающих себя выше правил и законов!
– Реально много! – произнесла она вслух.
– Что вы сказали? – Шевельнулся затылок водителя.
– Я говорю, много чокнутых людей! – нарочито веселым голосом сказала Настя. – Перебегают дорогу прямо перед машиной?
– Где? – шофер посмотрел на пассажирку в обзорное зеркало.
– Да только что! Девица в плаще шла по Невскому!
– Я никого не заметил…
Настя поерзала на сиденье, и замолчала. Так ты реально с ума сойдешь! Причем до того, как выйдет твоя первая книга!
Остальную часть пути ехали, сохраняя молчание. Водитель включил магнитолу, заиграла ритмическая мелодия. Проехали вдоль набережной Невы, сгущались вечерние сумерки, желтые отблески фонарей отражались в зеленоватой воде. Водитель остановился возле девятиэтажного дома.
– Приехали!
Настя ввела код на смартфоне, спустя пару секунд пискнуло уведомление. Оплата прошла. Вышла из салона машины, здесь чувствовалась близость Финского залива; воздух был сырым и прохладным. Девушка вторично обругала себя за поспешность, теплая куртка ей точно бы не повредила! Проводив взглядом «хендай», подошла к подъезду, где проживал Александр Яковлевич. Только сейчас, глядя на тусклую подсветку домофона, она поняла, что вела себя как истеричная дурочка. Ну, заявится она к писателю домой, и что скажет? Поодаль стояли двое мужчин за сорок. Оба с выпуклыми животами, под тканью пиджаков. Хозяева жизни. Один положил руку на распахнутую дверцу сверкающего хромом «Порше». Мужчина скользнул небрежным взглядом по хорошенькой девушке, нерешительно застывшей перед парадной дверью. Решение было принято, Настя нажала клавишу домофона, пошли долгие гудки.
Хозяин «Порше» рассмеялся шутке товарища. По истечении полуминуты, домофон умолк. Настя уже достала смартфон, намереваясь вызвать такси, когда дверь в подъезд распахнулась, наружу вышла пожилая женщина с усталым выражением лица.
– Вам сюда, девушка? – спросила она, подозрительно глядя на незнакомку.
– Я в сорок седьмую! – выпалила Настя. – К Александру Яковлевичу!
– А-а-а! – протянула женщина. – Ну, тогда заходите! Тихо у него, только Степа блажит как окаянный!
– Спасибо! – девушка шмыгнула в подъезд, дверь за ней захлопнулась. Поднялась пешком по лестнице, остановилась возле квартиры. Шумно выдохнула, и нажала кнопку звонка. Ответом было нервное кошачье мяуканье. Просто так, безо всякой мысли, Настя тронула дверную ручку, и та неожиданно легко поддалась. По ногам протянула сквозняком, в образовавшуюся щель немедленно просунул любопытную морду Степан.
– Александр Яковлевич! – прокричала Настя, сдерживая коленом напирающего кота. Степан пытался просочиться на волю в узкий дверной проем, что при его габаритах было сделать невозможно технически. – Александр Яковлевич! – громче крикнула девушка. Наверху что-то звонко хлопнуло, выругался мужчина. Нервы Насти не выдержали, она бесцеремонно втолкнула кота вглубь квартиры, шагнула вслед за ним.
Глава 15.
Вика шла около часа. Поначалу лесная масса казалась непроходимым буреломом, на огромных стволах бородой свисали мхи и лишайники размером с кулак, но сверкающий луч безошибочно находил проходы между деревьями. Вокруг царила чернильно-синяя мгла, и если бы не золотая стрела, совершающая повороты вопреки законам физики, Вика давно бы сбилась с пути. Почва под ногами была мягкой и ворсистой, в темноте леса шевелилось что-то живое, однажды, она ощутила на своем затылке нетерпеливое дыхание, – оно было жадным и зловонным, – девушка с трудом удержалась от желания броситься бегом, остановил ее от этого опрометчивого шага золотой луч, двигающийся вперед с определенной скоростью, не превышающей темп быстрого шага. Слева обломилась ветка, липкие пальцы хищно ощупали ее нагое тело, сверкнули глаза. Кроваво-красные, в форме перевернутого треугольника, наполненные злобой и разумом. Вика не предполагала в себе такого мужества! Она двигалась вслед за лучом, и только яростно колотящееся сердце выдавало внутреннее напряжение. Глаза еще долго преследовали ее, алый треугольник возникал то сбоку, то сверху между мохнатых еловых ветвей.
Лес закончился внезапно. Расступились деревья, впереди простиралась невообразимой красоты роща. Луч поблек, из золотого его цвет стал розовым с преобладанием опалового свечения, он рассеивался как подсыхающая акварель на листе бумаги. Спасала та неземная красота, перед которой Вика стояла потерянная и восхищенная. Сады Персефоны были вовсе не золотыми. Здесь присутствовали все спектры цветов, когда-либо встречающиеся на земле, и как подозревала очарованная дивной красотой девушка, за ее пределами. Стволы деревьев отливали ярко-сиреневым цветом драгоценных сапфиров, устилающая землю трава от изумрудно-зеленой, переходила в бирюзовую синеву. Ветви блестели золотом червонной пробы, на них переливались хрустальным блеском круглые плоды. А небо над садом мерцало лазурью с вкраплениями прозрачно-белых пятен облаков, отчего вся картина в целом напоминала картины Ван Гога.
– Это и есть сады Персефоны? – пробормотала Вика. – Охренительно круто! И никакой тебе охраны!
Оглядевшись по сторонам, и не заметив ничего подозрительного, она подошла к ближайшему дереву, потрогала ствол. Возникло явственное ощущение касания чего-то теплого и живого.
– Ничего не поделаешь! – вздохнула девушка. – Я за этим и пришла!
Она выбрала небольшую веточку, потянула за стебель. Вначале ничего не изменилось: с таким же успехом можно было пытаться ломать металлический прут. Поднажала. Услышала отчетливый стон, похожий на музыкальную ноту, исходящий из места примыкания ветки. Еще приличное усилие, теперь нота звенела как органная сюита.
– Господи! – прошептала девушка. Она приложила силу, ветка прогнулась до критического предела и оборвалась. Из места слома хлынула алая жидкость. Орган гремел во всю мочь, звук исходил от всех прочих растений в саду.
– Было не сложно… – пробормотала девушка.
Поднялся ветер, небесная лазурь поблекла, словно краски на палитре размыло водой.
Пора было сматываться отсюда, и крепко сжимая ветку, девушка побежала вдоль рощи. Как было сказано в одном увлекательном триллере, – выиграть у казино, – это половина дела! Вторая половина заключается в том, чтобы суметь уйти с деньгами. До сих пор ей везло, она действовала без всякого плана, действуя наобум. Да и какой может быть план в этом мире, где все наперекосяк! Проблема заключалась в том, что она окончательно утратила направление пути. Привычных в земном лесу ориентиров здесь не было, и шансы вернуться на берег реки, где(как Вика надеялась), все еще лежала ее одежда с обрезанной фотографией в кармане спортивных штанов, ключами от квартиры и смартфоном. Необходимыми в быту вещами, и абсолютно никчемными на Острове Мертвых. Желание обернуться назад, кинуть взгляд на всю эту великолепную красоту одолевало ее.
«Обернулся, – и остался!» – так кратко характеризовала Светка расставание с очередным любовником.
Вика вдруг поняла, что не в силах двигаться дальше. Ее щиколотки оплело чем-то гибким и прочным. Решив, что она зацепилась ногой за корягу, попыталась освободиться из древесного капкана, но прут впился в кожу как щупальце осьминога. Он был сухим и твердым, отдаленно похожим на лиану, телесного цвета, толщиной не более двух сантиметров. Девушка лихорадочно ощупывала путы, конец уходил в землю, и терялся между сплетенных корней дерева. Вика остановилась. Такая досадная помеха как древесная лиана вознамерилась прервать ее дальнейший путь! Следовало спокойно проанализировать создавшуюся ситуацию. Она опустилась на землю, не выпуская из левой руки ветку, тщательно ощупала держащий ногу прут. Древесина ритмично пульсировала при контакте, словно под слоем коры струилась кровь. Пока Вика искала способы освободить ногу из плена, из толщи мха появился еще один прут. Изящно скользя по земле, он тронул концом кожу на ноге, словно гурман, исследующий редкое лакомство, перед тем как приступить к трапезе.
– Пошел на хрен отсюда! – яростно закричала Вика.
Прут отпрянул, будто услышал обращенное в его адрес ругательство, а затем обогнул сидящую на земле жертву, и накинул петлю на ее левую руку, в которой Вика продолжал сжимать ветвь. Девушка отдернула руку, но прут оказался ловчее, – удавка оплела кисть, ветвь выпала из ослабевших пальцев.
– Все! – задыхаясь от страха, кричала Вика. – Забирай свои гребанные ветки! Отпусти меня!
Древесные пруты хранили зловещее молчание. Пока девушка сражалась с петлей на запястье, что-то коснулось ее правой ступни. Она рванулась всем телом, как животное, увязшее в трясине. Над бедром уже деловито копошился очередной древесный жгут.
– Господи-и-и!!! – визжала обнаженная девушка, чувствуя отвратительное касание пульсирующих веток, заботливо пеленающих ее тело тугими узами. Трудно сказать, сколько времени длилась неравная борьба человека с одушевленным растением. Вика выдыхалась. Ее руки и ноги были надежно оплетены жгутами, очередное кольцо бережно оплетало шею, однако, коснувшись золотого крестика, отпрянуло. После короткого раздумья, жгут расположился на два сантиметра ниже горла, возле ключицы. Так во всяком случае она могла дышать, но положение от этого ненамного улучшилось. Ее растягивали в форме морской звезды. Тупой конец ветки завис над искаженным ужасом лицом женщины, и покачивался словно индийская кобра перед смертельным броском. Слабая попытка отвести лицо, привела к тому, что петля на шее стала туже, и опять ее спас крестик; древесные жгуты явно избегали контакта с освященными предметами. Тем не менее, дела ее были плохи. Лицо побагровело от прилившей крови, перед глазами мелькали мушки. Вот так я умру! Пронеслась отчаянная мысль в пульсирующей болью голове. Задушенная древесными ветками! Голая и распятая как лягушка в руках злых детей. Поверить в такое невыносимо, особенно когда тебе немногим за тридцать!
– Помогите… – прохрипела она.
Лес молчал мрачно и торжественно, как оно и должно быть в час гибели святотатца, вознамерившегося сорвать золотую ветвь из сада Персефоны. Кому-то удалось это сделать? Был один…
За спиной послышалось шуршание, по странной ассоциации похожее не то, что издает дворник ранним утром сметая осеннюю листву во дворе. Вика хотела повернуть голову, но прут держал ее крепко. Шуршание стало громче. Теперь оно было слышно сбоку и справа.
– Кто здесь… – прошептала девушка.
Прежде чем увидеть то, что к ней приближалось, Вика почувствовала запах. Что-то кислое, глаза заслезились, как это бывает от хлорки, растворенной с водой.
– Кто здесь? – повторила девушка, отчаянно дернув шеей, насколько ей позволяла сделать это древесная удавка.
Запах усилился, и перед ней возникло женское лицо. Белое как полотно бумаги, с ледяным взором огромных глаз и идеально правильными чертами лица. Вика перевела взгляд ниже, и увидела покрытое серебристой чешуей тело. Метра два в длину, оно перемещалось благодаря шести парным ногам. По земле волочился хвост, он и издавал шуршание.
– Привет! – Вика попыталась улыбнуться. – Я сорвала ветку из вашего сада… – она придала покрасневшему лицу виноватое выражение. – Я все могу объяснить, – сипела девушка. Она смотрела в это прекрасное и бесчувственное лицо, избегая опускать взор ниже, на сверкающую чешую пресмыкающегося. – Сама не знаю, с чего я решила, что благодаря этой чертовой ветке, все получится исправить! – из ее глаз текли слезы от разъедающего запаха, исходящего душным облаком от чудовища. – Если я что-то нарушила, простите! Вот эта ветка, можете забрать!
Алые губы монстра шевельнулись, изо рта выскользнул быстрый змеиный язычок.
– Ветвь не моя. – прозвучал голос, такой же холодный и бесстрастный, как и лицо монстра. – Мое имя Кампе, и мне поручено проследить за тобой. Знаешь, чем карается то, что ты сотворила?
– Нет… – просипела Вика.
– За такое преступление человека ждет смерть.
Скользя по земле, чудовище обогнуло женщину, и вновь остановилось перед ее лицом.
– В прежние времена мы с сестрами потешились бы на славу, прежде чем тебя убить, – сообщила Кампе. – Однако, приходит новая эра, и никто не знает наперед последствий, к которым может привести гибель женщины, пришедшей сюда, ради того, чтобы спасти мужа. Смелых духом принято поощрять. Я позволю тебе уйти, и ты сможешь забрать с собой ветвь. Не знаю, сумеешь ли ты воспользоваться сокровищем, смотри, чтобы не пожалеть впоследствии. А теперь, прощай!
Кампе вторично описала лугу возле распростертой девушки, и скрылась в чащобе леса. Древесные путы ослабли, не веря в удачу Вика поспешно сбрасывала жгуты полуживой материи. Руки и ноги затекли, но она не стала дожидаться, пока восстановиться кровообращение. Схватила ветку, и прихрамывая на левую ногу, поспешила прочь отсюда.
Обратный путь оказался подозрительно легким. Привыкшая к опасностям, вырастающим словно грибы на пригреве после августовского дождя, она шла по лесу, крепко сжимая ветку, и ожидая подвоха на каждом шагу. Посветлело, тропа была видна отчетливо, извиваясь между зарослями густо растущего кустарника со свисающими красными ягодами, отдаленно напоминающими плоды шиповника. Рот наполнился слюной, Вика протянула руку, намереваясь сорвать сочную ягоду, как изнутри вылетело что-то быстрое, остро ужалившее в палец.
– Черт тебя подери! – выругалась девушка, дуя на воспаленную мякоть указательного пальца.
Над головой кружилось насекомое, сердито жужжа. Плоское и вытянутое, с желтым брюшком. Онемение вследствие знакомства с древесными удавками прошло, в местах соприкосновения с кожей остались зудящие красные полосы. Вика решила перейти на легкий бег. Чем скорее она покинет негостеприимный лес, тем будет лучше! Пробежка пошла на пользу, вскоре забрезжил просвет между деревьями. Взбодрившаяся девушка ускорила темп. Лесная полоса закончилась внезапно, Вика остановилась. Овраг круто спускался вниз, в тридцати метрах светлела каменистая почва, кое-где поросшая чахлой растительностью. Деревья подступали вплотную, корни впивались в песчаную почву. Здесь было заметно холоднее чем в лесу, голая кожа покрылась мурашками. Ничего не оставалось делать как возвращаться в лес, который Виктория успела возненавидеть, – спускаться вниз было равносильно самоубийству: склон шел почти вертикально, песчаная поверхность превращалась с сухую твердь, из которой торчали острые как ножи коряги. Идти вдоль леса по кромке было неосуществимой задачей; на расстоянии пяти метров от ее нынешнего местоположения деревья примыкали к краю оврага вплотную, следовало обладать ловкостью горной козочки, чтобы пробраться там не сорвавшись вниз. Терзаемая противоречивыми намерениями, – вернуться в лес или искать попытки спуститься в долину, Вика заметила приближающуюся большую птицу. Виктория Зайцев а была сообразительной женщиной, и успела понять одну важную вещь. В здешнем мире ничего не случается просто так. Нет ничего лишнего. Каждое существо вовлечено в какой-то непостижимый процесс. Птица стремительно приближалась. Можно было разглядеть размах крыльев не менее восьми метров. Совершив полукруг над оврагом, птица приземлилась рядом с девушкой. Собрала гигантские крылья, наклонила голову. Выпуклый карий глаз с светился умом и любопытством.
– Привет! – улыбнулась Вика. Птица была настоящей громадиной, со сложенными крыльями возвышалась на высоту человеческого роста. Она переступила на месте, цепляясь когтями за твердую почву. Молчание затянулось, Виктория не прерывала паузу, послушно ожидая ответа.
– Ты та самая. Которая сорвала ветку из сада Персефоны? – спросила наконец птица.
– Я… – осторожно ответила девушка, заранее страшась ответной реакции.
– Настали времена! – философски сообщила птица. Она твердо проговаривала согласные, как обучившийся человеческой речи попугай, говорила короткими и обрывистыми фразами, и трудно было понять, завершено ли предложение, или она раздумывает над следующим. – Грядут перемены!
Вика на всякий случай сочувственно вздохнула.
– Лучезарный рассылает подручных, – продолжала птица. – Чье имя лучше не упоминать. Вербует наемников. Много тысяч лет он провел в заточении. Все ему не дает покоя власть. Над смертными. Над вами. – уточнила птица. – Вас иногда называют. Мартышки. – она раскрыла клюв, что, как догадалась Вика, должно было означать разновидность смеха. Девушка вежливо улыбнулась в ответ.
Отсмеявшись, птица продолжила.
– Мне так не нравится. Вы не мартышки. Вы недолго живете и боитесь. Боитесь умирать, а запасных жизней у вас нет. Ни одной. Оттого вы злые и глупые. Вы не верите, что после смерти все начинается. Самое интересное. Думаете, ваше тело это все, что у вас есть. Но мне вас жаль. – склонив голову на бок, птица посмотрела на ветку, которую Вика сжимала в пальцах. Золотой блеск потускнел, теперь ветвь была грязно-желтого цвета, каким бывает морской песок после шторма. – Что привело тебя сюда? Трудно поверить, что ради ветки.
– Мой муж пропал, – призналась девушка. – Так случилось, что я поехала за его смартфоном… – она сбилась. Навряд ли доисторическая птица знает что-то про гаджеты. – Вообще, я хотела с ним помириться… А дальше как то все само закрутилось. Теперь я мечтаю вернуться домой, и так понимаю, что без ветки этой чертовой ничего не получиться!
– Ветвь из сада не предназначена. Это не карта. – Короткий смешок. –Не можешь вернуться, потому, что дороги не знаешь.
– Я заблудилась… – согласилась Вика.
– Неверный выбор. Пути. Тебе надо было слушать знаки. Поговорить с деревьями. Они бы указали дорогу. А ты пошла в другую сторону. Или следовало обождать. Твой мир сам бы пришел к тебе, как ночь сменяет день. Нетерпение, – вот свойство людей.
– Наверное, так оно и есть.
– Как звать мужа? – спросила птица.
– Дмитрий… Дмитрий Зайцев! Он брюнет, симпатичный, в очках… – зачастила девушка, но птица перебила ее разинув огромный клюв, в котором вполне могла разместиться небольшая овечка, отбившаяся от стада.
– Я слышала. Про твоего мужа. Здесь его знают под другим именем. Эней.
– Почему Эней?
Птица смеялась.
– Кто же станет называться своим именем! Только глупец!
– Дмитрий жив?! – подалась всем телом девушка.
– Пока не скажу.
– Почему?!
– Нет решения. По твоему мужу.
– Что же у вас здесь за мир такой?! – взорвалась криком ярости Вика. – Что не спроси, сплошные загадки!
Теперь распахнутый клюв демонстрировал птичье веселье долго. В его глубине дрожал язычок, слышался негромкий клекот. У Люды хватило ума и терпения не прерывать веселящееся пернатое. Приступ веселья завершился.
– Правильный мир. – заявила птица. – Все устроено мудро. И справедливо. У каждого есть в запасе жизни.
– А что потом, когда жизни заканчиваются?
Птица коротко хохотнула над глупостью смертной мартышки.
– Твоя одежда. Оставила на берегу?
– Да…
– Одежда истрепалась. Что с ней делаешь?
– Выбрасывают.
– А потом?
– Откуда я знаю? – пожала плечами Вика. – Утилизируют, наверное. Ну, уничтожают…
– И ничего от одежды не остается?
– Мусор!
– Это ты так думаешь! – изрекла птица. – Сколько лет ты живешь?
– Тридцать два года…
– Мало. – резюмировала пернатое, явное склонное к философским рассуждениям. – Рано умирать. Но смерти нет. Это иллюзия, которую придумали люди. Слишком много знаете. Ненужных вещей. Они заслоняют истину.
– Тут я с тобой полностью согласна! – воскликнула Вика.
Она посмотрела на сиреневый дымок тумана окутывающий долину. Голубые дали просматривались на десяток километров, и ничего похожего на городские строения не было видно. Ее охватил приступ щемящей тоски по родному городу, такому скучному, особенно зимой, но привычному и уютному.
– Ты поможешь мне вернуться на тот берег? – спросила она птицу.
– Поэтому я здесь. – просто сказала птица. – Помогать тем, кто попал в беду. Это приятно.
Она повернула шею, скосив блестящий глаз в сторону широкой спины.
– Садись!
– Я помещусь? – Вика с опасной приблизилась к птице.
– Садись! А то передумаю!
Выхода по любому не было, и девушка осторожно вскарабкалась птице на спину, которая оказалась твердой и покатой как седло.
– За шею не хватай! – предупредила птица.
Она оттолкнулась от земли, последовал шумный взмах крыльями. Вика не страдала боязнью высоты, однако стоило внизу замельтешить верхушкам деревьев, у нее дыхание сперло в груди. А затем пришли восторг и какой-то пьянящий страх. Нечто похожее она испытывала, прыгнув с «тарзанки». Дмитрий в тот раз не решился на рискованный эксперимент, объяснив отказ больной спиной. Но там были надежные страховочные шнуры, и полет длилось меньше минуты, а здесь ее страховкой была философствующая птица со своеобразным чувством юмора. Тесно прильнув к спине пернатого, крепко сжимая заветную ветку в руке, она не могла видеть большей части пейзажа, проплывающего внизу. Заметила какие-то строения на берегу серебристой полоски реки, похожие на разбросанные спичечные коробки. Голубой свет, окутывающий землю рассеялся, взошло солнце. Это произошло столь внезапно, что Вика зажмурилась, боясь ослепнуть. Яркий свет ударил в лицо как сноп мощного прожектора, в солнечных лучах блеснула полоска моря, синеющего на горизонте. Полет длился не менее четверти часа, крыло накренилось влево, позабыв о предостережении, Вика вцепилась птице в шею. В свете дня здесь все выглядело иначе; прибрежные заросли осоки трепетали на ветру, солнце отражалось в зеркале прозрачной воды. Еще два взмаха могучих крыльев, и пробежав десяток шагов по инерции, птица остановилась в двадцати шагах от того самого места, где недавно Вика рассталась с кормчим. Девушка ловко соскользнула на землю.
– Спасибо тебе! – искренне воскликнула она.
Птица склонила на бок голову, распахнула клюв.
– Ты все-таки схватила меня. За шею. Надо было тебя скинуть.
Клюв распахнулся, последовал радостный смех над собственной остротой.
– Извини! – смутилась Вика.
– Желаю удачи! И не особенно полагайся на это. – птица перевела взгляд на ветку.
Взмахнув крыльями, птица поднялась в небо, и вскоре ее силуэт растаял над кромкой леса. Вика направилась к памятному кусту, где на прежнем месте лежала ее одежда. За время путешествия она привыкла к собственной наготе, – одеваясь, ощутила неловкость от прикосновения ткани. По привычке проверила карманы. Все было на месте: ключи от квартиры, смартфон, бумажник, и обрезанная фотокарточка.
Послышался всплеск весел, к берегу продвигалась лодка. В дневном свете Чарун был не менее хорош, чем ночью.
– Привет! – Вика помахала веткой.
Гребец причалил.
– Уже знаю… – проворчал он. – Садись в лодку!
Несколько расстроенная холодным приемом, девушка забралась в лодку. Ее распирало от желания рассказать о выпавших на ее долю приключениях, но Чарун прервал короткой фразой.
– Никому не рассказывай о том, что с тобой случилось.
– Почему?
– Навлечешь беду.
– После вчерашнего я ничего не боюсь! – Легкомысленно отмахнулась девушка.
– Не на себя навлечешь, а на того, кому станешь рассказывать.
Он выгреб на середину реки, удерживая лодку на месте, путем умелого вращения веслом.
– Видишь, развилку реки? – спросил он.
Вика посмотрела в ту, сторону, куда указывал гребец. Действительно, ниже по течению река разделялась на два притока.
– Вижу…
– Направо, – твой дом. Налево, – другой путь.
– Какой?
– Если решишь отправиться в ту сторону, возможно встретишься со своим мужем.
– А разве он еще не дома? – растерянно спросила Вика.
Чарун проигнорировал вопрос.
– Ты сумела добыть ветвь в саду Персефоны, и вправе сделать выбор. Но решать следует немедленно, скоро опять наступит ночь.
– Блин! Что у вас здесь со временами суток творится! Только что солнце вышло! – воскликнула девушка.
– Говори, куда плыть!
Вика до боли закусила губу.
– А если я ничего не буду решать?! – спросила она.
– В таком случае за тебя сделают выбор другие.
– Кто, другие?!
– Лучше тебе этого не знать.
Солнечный свет, еще десять минут назад жизнерадостно заливающий землю, померк, сумерки подкрадывались как хищные звери к становищу с угасающим костром. Темное кружево кустов серело на фоне чернильных пятен деревьев. Вика сжала ветку в руке. Неожиданно ее захлестнула волна какой-то лихой злости. Она решительно махнула рукой, словно разрубая ребром ладони воздух.
– Черт с ним! – громко сказала девушка. – Плывем налево!
Чарун повернул лодку, и хрупкое суденышко помчало промеж блестящих камней. Холодные брызги ударили в лицо, Вика всматривалась в даль речного русла, и размышляла, – не совершила ли она ошибку, выбрав более рискованный путь, но сомнения отпали, когда, огибая выступающую из воды кривую корягу, Чарун промолвил.
– Предсказуемый выбор…
– Почему? – удивилась Виктория. – Большинство на моем месте выбрало бы возвращение домой!
– По этой причине им не удалось добыть золотую ветвь! – ответил Чарун.
Глава 16
На Казанской площади было многолюдно. Причина людского интереса к памятному зданию Дома Книги имела мистическую природу: некоторые из собравшихся якобы видели какое-то движение на крыше дома. Подъехал наряд полиции, хмурый капитан, с усталым, бледным лицом уговаривал людей расходиться. Но протяжении последних суток жители Петербурга ощущали подземные толчки, радиально расходящиеся от центра города. К полудню панические настроения достигли апогея, сетевые пророчества отличались разнообразными по накалу страстей сообщениями, но были в единодушны в одном. В городе творится что-то экстраординарное, и власти замалчивают истинную причину происходящего.
– Смотрите! – прокричал мальчик, протягивая руку к куполу на крыше Дома Книги.
– Что ты там увидел? – Встревожилась мать мальчика, – крупная женщина в розовом платье, и коричневой джинсовой куртке, тесной ей по размеру.
– Там тени… – мальчик был напуган и растерян, но главным образом тем обстоятельством, что не может сформулировать увиденное. – Там призраки! – выпалил он наиболее подходящее слово, способное объяснить контуры людей, мечущиеся внутри купола.
Мама сконфуженно засмеялась.
– Там ничего нет!
– На кой черт тогда вы здесь торчите? – огрызнулся худой мужчина в очках, с желтоватым цветом лица.
– А вы, что здесь делаете? – язвительно сказала женщина.
– Мальчик прав, – вмешался грузный пожилой мужчина в бейсболке, повернутой козырьком назад. – Я тоже что-то видел в куполе и на крыше. Появилось сразу после подземных толчков. Похоже на… – он смущенно ухмыльнулся. – Контуры людей, что ли…
– Ничего особенного! – вступила в беседу седая старушка. – Скорее всего проводится обычный ремонт здания, правильно? – она обернулся к полицейскому.
Капитан поправил квадратик рации, висящий у него на ремне.
– Пожалуйста, расходитесь! – с унылым видом он повторял дежурную фразу.
– А кто там на крыше? – крикнул кто-то из толпы, ему ответили матерной шуткой, но взвинченные общим невротическим состоянием люди не рассмеялись.
– В куполе и на крыше здания ведутся реставрационные работы, – убежденно врал капитан полиции, ухватившись за подброшенную идею. Он только что получил экстренное сообщение. С полудня в городе вводится усиленный режим несения службы силовыми структурами, здание Дома Книги будут курировать сотрудники всесильного ФСБ. Значит, дело серьезное, ребята из службы безопасности пустяками заниматься не станут!
– Там не люди! – повторил толстяк.
– А что же это по-вашему? – разозлился желтолицый.
– Черт его знает!
Его поддержал дружный гомон. Капитан собрался возразить, но тут подземный толчок возник в недрах земли. Словно под толщей земной коры пульсировало ее огромное сердце. Проезжую часть Невского проспекта раскроила черная трещина, ломти асфальта вывернулись наружу словно куски бисквита, со звоном сыпались хрустальные стекла в витражах Дома Книги, аккуратно составленные книги веером разлетелись по залу. Через стеклянные двери выбегали перепуганные люди, тучная женщина застряла во вращающемся турникете, образовался затор. Взвыла сигнализация припаркованной на углу канала Грибоедова машины, переднее колесо провалилось в трещину на асфальте. Женщина в джинсовой куртке схватила сына за руку, и тащила упирающегося мальчика в сторону Казанского собора. Желтолицый мужчина устремился к своему «Фольксвагену», на бегу нажимая кнопку брелока сигнализации. Толстяк испуганно пятился. Паника охватила собравшихся напротив Дома Книги людей, – чего не удавалось достичь уговорами представителю власти, в одно мгновение совершила стихия. Капитан подбежал к полицейскому «форду», быстро и неразборчиво говорил в рацию. На змеящуюся трещину в асфальте он смотрел как на личного врага, со страхом и ненавистью. Шумный Невский проспект наполнился криками, со стороны Московского вокзала, мчались две машины «скорой помощи», на фоне общего гвалта тревожное завывание сирены было слышно не громче комариного писка в лесу.
Внутри шарообразного купола, скрестив руки на груди, стоял маркиз Шакс. Он со скучающим выражением лица наблюдал за происходящим на улице. Стихли отголоски подземных толчков, от которых дребезжала хрустальная посуда с напитками, стоящая на столе.
– Все как обычно, – заметил Шакс. – Вначале любопытство, граничащее со страхом, затем паника и бегство.
Моркус кивнул на разлом в асфальте.
– Началось?
Шакс удивленно на него посмотрел.
– Маленькое стихийное бедствие. Никто не пострадал. В чем проблема?
– Девчонка сорвала ветку в саду. Помнишь, к чему это привело в прошлый раз?
– Времена меняются. Мне было любопытно посмотреть, как изменились реакции людей за последние столетия.
– И что же?
– Я уже сказал! – Недовольно поморщился Шакс. – Ничего нового.
Моркус проводил взглядом бегущую к входу к метро мать с сыном.
– Некоторые из них могут видеть, того, что им не положено. Особенно это касается детей.
– По счастью с возрастом эта способность у них пропадает.
– Не у всех! – возразил Моркус.
– Не у всех… – согласился Шакс.
Он пристально смотрел на женщину в джинсовой куртке. С высоты здания ее фигурка казалось мелкой и незначительной, как и сотни фигур остальных людей, суетливо мечущихся по улицам города. Огромный человеческий муравейник, стиснутый каменными оковами мегаполиса. Женщина замешалась у входа в метрополитен, ей мешал сын, упорно оглядывающийся на стеклянный купол. Шакс поднял руку, навел указательный палец, словно целясь из воображаемого пистолета.
– Бац! – воскликнул он.
Женщина остановилась. Круглое лицо захлестнула белизна.
– Инфаркт? – спросил Моркус.
– Это было бы слишком просто, – возразил Шакс, с ледяной улыбкой на лице. – Болевой спазм кишечника. Рак. Третья стадия.
– Делать вам обоим нечего! – подала голос Елиза. Она сидела в кресле, закинув ноги на инкрустированный золоченной бронзой столик, и потягивала вино из бокала. Перед ней на роскошном блюде из чистого золота лежала закуска. Традиционное блюдо рабов на галерах. Гниющий инжир и черные бобы. Часть подливки заляпала пол, в результате подземных толчков, Елиза брезгливо смотрела на пятна соуса.
– Полезно расслабиться перед сражением, – возразил Моркус. Он смотрел, как женщина оседает на асфальт, продолжая держать сына за руку.
– Магни нас предал! – сказала Елиза, зачерпнула пригоршню бобов, и отправила ее в рот. С ее длинных пальцев стекал соус.
– Предал… – согласился Шакс. Он отошел от окна, сел рядом с Елизой. – Не могу понять, как такое случилось! – воскликнул он.
– Времена меняются, дорогой маркиз, ты сам только что сказал.
– Вы вдвоем с Норой не сумели его остановить.
– Остановишь его! – разозлилась Елиза. – Набросился как настоящий берсерк! Скажи, Нора!
Стоящая в сторонке Нора кивнула.
– Никто не мог ожидать, что Магни воспользуется норой, – сказала она.
– Писатель готов был все сделать, что от него требовалось, – продолжала Елиза. – Предательство!
Моркус недоверчиво хмыкнул. Вокруг женщины образовалась толпа, от подъехавшей машины скорой помощи спешил врач. Мальчик растерянно смотрел на мать, которая продолжала сжимать его руку, словно боясь прервать невидимую связь. Многие из разбежавшихся горожан, возвращались назад. Теперь трещина манила их, словно в разверзнутом чреве земли была сокрыта тайна.
– Они быстро осваиваются, – задумчиво сказал Моркус.
– Иначе бы они не выжили. – согласился Шакс. – Всего одна жизнь, невероятно короткая, наполненная страхом и болезнями. С точки зрения здравого смысла, им вообще нет смысла ее проживать.
– И, тем не менее… – проговорил Моркус.
Врач склонился над женщиной, махнул рукой санитарам, которые спешили с походными носилками. Какая-то седая старушка с морщинистым лицом, ласково говорила что-то мальчику.
– Магни предатель! – с нажимом повторила Елиза. Он облизала свои пальцы, включая уродливый обрубок безымянного. – Лучезарный уже знает?
– Чье имя мы не вправе упоминать… – назидательно сказал Шакс.
– Да пошел ты! – отмахнулась Елиза.
– Знает о том, что ты упустила писателя?
– Мы не ожидали от Магни… – неуверенно вмешалась Нора. – Не ожидали, что он вступится за обычного человека. Он невероятно силен, этот Магни!
Шакс проигнорировал ее слова, он пристально смотрел на Елизу.
– Знаешь, что нам всем грозит в случае неудачи! Или ты надеешься на личные отношения с Лучезарным, чье имя я не смею произносить вслух?
– Пустошь! – медленно протянул Моркус, продолжая обозревать городскую перспективу.
– Пустошь! Небытие на долгие столетия!
– Кто не рискует… – усмехнулся Моркус. Он подмигнул Елизе. – Тебе не удалось убедить этого писаку уничтожить свое сочинение. Хочешь его пытать, – пожалуйста! Победителей не судят. А что теперь? Сама знаешь, каким может оказаться поворот истории, в том случае, если его книгу прочтут…
– Я понадеялась на Магни! – вяло огрызнулась Елиза. – Кто мог ожидать, что он окажется предателем?
– Круто он тебя вырубил?
– Заткнись! Мы с Норой были не готовы. Старик никак не мог выдержать мучений, и сделал бы все, что от него требовалось, если бы не вмешался Магни.
– Ты нарушила закон, причем вхолостую. – напомнил Шакс.
– Кто бы говорил! – фыркнула Елиза как большая, рассерженная кошка. – Только что наградил мать-одиночку смертельным заболеванием!
– Я тут не при чем! – возразил маркиз. – Болезнь проявилась бы и без моего участия. Ей следовало правильно питаться, и не подавлять половое влечение, объясняя подругам и себе самой в первую очередь, что она заботиться исключительно о благе своего детеныша. Я всего-навсего разблокировал болевой сигнал. Теперь женщина знает о болезни. Будет шанс обдумать свою жизнь, подвести итоги.
– Прямо-таки благодетель! – насмешливо сказала Елиза.
– А ты нарушила закон! – парировал маркиз. – И упустила старика, – повторил он в третий раз.
– Законы создаются ради того, чтобы их нарушали! Тем более формулировка – навязывание воли звучит расплывчато. Формы убеждения могут быть различны. Теперь эта бедная мамаша будет сходить с ума от ужаса, ожидая смерти!
– Четыре месяца двадцать шесть дней! – небрежно бросил Моркус. – Время для операции упущено. Но маркиз прав. Раньше у тебя, Елиза, неплохо получалось их соблазнять! Соблазн допускают законы.
– Пятьсот лет назад соблазн работал безукоризненно, – согласилась Елиза. – Сейчас людей трудно чем-то удивить, глобальный интернет растлил человеческое общество, уравнял глупцов и гениев. Раньше они жил по принципу, – знание – благо, невежество, – зло. А что теперь? К чему приобретать знания, когда запрос из любой точки земного шара молниеносно даст ответ на любой вопрос! Чем их можно соблазнить, если самый изощренный вид похоти стал легко доступен? И успеха достигают не самые сильные и отважные, а те, кому просто-напросто подфартило! Даже конфликты между самцами, раньше считающиеся обычным делом, перешли в область взаимных оскорблений через тот же интернет. Их врачи дают возможность выживать хилым и слабым, и, таким образом подлинная сила и отвага утрачивают свое первоначальное значение. Приходится прибегать к старой, доброй методе. Физическая боль – отличный аргумент. Не думала я, что Магни решиться протащить старика через нору!
Шакс налил себе вина в бокал, отхлебнул.
– Если ты помнишь историю Большой Эдды, именно мальчику по имени Магни было предсказано большое будущее, – сказал он, – Фригг обещала ему, что в день Рагнарека он будет владеть молотом Тора. А мы использовали героя в роли слуги на побегушках! Я тоже хорош. Заставил его привезти эту чокнутую девицу…
– Подумаешь! – перебила Елиза. – Ему это было не в тягость. Прокатился, город посмотрел…
– Зачем ее вообще было куда-то везти? – спросил Моркус. – Теперь эта мартышка ухитрилась заполучить ветвь из сада Персефоны!
Шакс отставил бокал в сторону.
– Мы приближаемся к решающему этапу противостояния с неважным набором козырей на руках. Магни на чужой стороне. Таким образом, вероятность попадания книги в руки наших врагов достаточно высока. Это все равно, что рассказать неприятелю о планах ведения войны.
– Откуда писатель узнал о том, что мартышкам и знать-то не положено? – воскликнула Елиза.
– Иногда некоторым из них удается… – Шакс покрутил длинным пальцем в воздухе. – Посмотреть за горизонт.
– Мне аж любопытно стало, чего там такого понаписано! – вздохнул Моркус.
– Забыла, что ты неграмотный! – съязвила Елиза.
– Но-но! Я в совершенстве знаю Римский катехизис Триденского собора, составленный лично кардиналом Робертом Беллармином в начале шестнадцатого века.
– Любителем мальчиков, если я ничего не путаю…
– Кто не без греха! – лицемерно вздохнул Моркус, и поднял глаза к небу. – Но читать сочинения писателя охоты нет.
– Конечно! – оживилась Елиза. – Тебе, Падре, там посвящена отдельная глава.
– В самом деле?
– Понесло! – мрачно сказал Шакс. – Советую не отвлекаться на перепалку. Мы отправили в Безвременье человека, который, по имеющимся данным, еще не умер. И если пытка старика возможно и сойдет Елизе с рук, учитывая личные отношения с тем, чье имя я произношу с трепетом, то нарушение законов грозит серьезными проблемами.
– Ты хочешь сказать… – начала говорить Елиза.
– Ты верно все поняла. Длящаяся много веков снисходительность со стороны Духа, может завершиться в любой момент.
– Ради одной жалкой мартышки!
– Ради одного смертного человека, – поправил Шакс. – Полбеды, что мы совершили ошибку, но за ней последовала следующая. Я говорю о той женщине, что теперь владеет ветвью из сада Персефоны.
– Грош цена этой ветви, если не знаешь, как с ней обращаться! – возразил Моркус.
– Персефона не так проста, чтобы пускать свои сады кого попало! Эта женщина только что предпочла отправиться за своим мужем в Безвременье!
– Откуда такая информация? – спросила Елиза.
– Можешь не сомневаться! Источник надежный. В Безвременье есть преданные служители.
– Это называется… – медленно проговорил Моркус.
– Жертва! – закончил фразу Шакс. – То непостижимое, что есть в смертных людях, и ради чего Дух защищает их законами. Жертва во имя другого человека!
Все трое замолчали. С проспекта доносился вой сирен, к месту разлома спешили грузовики аварийной службы. Послышались тяжелые шаги по винтовой лестнице, ведущей к куполу. Малах предпочитал пользоваться обычным способом перемещения, используя норы в исключительных случаях. Он ходил по людным улицам, втягивая трепещущими ноздрями запахи, останавливаясь за чье-либо спиной, глядя в затылок. И тогда человека одолевала щемящая тоска, не проходящая днями. Некоторые напивались, надеясь утопить душевную боль в спиртном, те, кто покрепче духом, загоняли себя работой, спортом, путешествиями. Бывали и такие, кто решались на преступления, – лишь бы избавиться от этой гложущей душу депрессии. И только единицы искали утешения в молитве и вере. Люди считали себя слишком образованными, чтобы верить в каких-то богов, и уж тем более им молиться. Шакс, зная невинное хобби Малаха, ворчал по поводу формального нарушения законов которых по факту не было. Малах Хаталан по кличке Палач, вскрывал в сердцах людей всепоглощающий страх смерти, сформировавшийся за тысячелетия эволюции. Этот страх был им гораздо ближе, нежели упование на будущую жизнь.
Низкая дверца распахнулась, Малах обвел мрачным взором собравшихся.
– О чем был разговор? – спросил он.
– Будто не знаешь! – ухмыляясь ответил Моркус, и метнул игральную карту, которую Малах играючи поймал налету.
– Знаю. – ответил он, подошел к окну, глядя за тем, как санитары укладывают женщину на носилки. Ее сына держала за руку седая старушка, и шла рядом к машине скорой помощи. – Эту маленькую мартышку ждет большое будущее, – бросил Малах.
– Если не помрет раньше времени! – ответил Моркус. Он рассеянно тасовал колоду карт в руках, всякий раз вытаскивая туза пик.
– Какие новости? – осторожно спросил Шакс.
Малах почесал розовый шрам на месте уха.
– Ларан только что был в больнице.
– И что?
Елиза отставила бокал с вином, преувеличенно внимательно разглядывала обрубок пальца. Моркус прекратил мешать карты, и даже внешне невозмутимый Шакс, хотя и предугадывал ответ, замолчал. Малах подошел к столу, нацедил себе вина, медленными глоточками выпил.
– Говори! – не выдержала Елиза. В отличии от остальных она не умела читать мыслей, ее таланты относились к дару соблазнения и обмана.
Малах сосредоточенно смотрел на растекающееся по столу жирное пятно от подливки. И молчал. Шакс уже прочел его мысли, и с отрешенным видом смотрел в окно. Моркус попытался сделать тоже самое, но фокус с брошенной картой не привел к желаемому результату. Сознание Малаха было для него непроницаемым как полотно черного бархата.
– Говори! – поддержал он Елизу. – Что узнал Ларан?
– Жив! – коротко ответил Малах.
Елиза выругалась.
– Этого не должно было случиться! – воскликнула она.
– У них это состояние называется комой, – пояснил Шакс. – Промежуточное состояние между жизнью и смертью.
– Ларану следовало его прикончить! – проворчал Моркус.
– Хочешь получить еще одного мученика? – злобно фыркнула Елиза.
Шакс склонил голову на бок, и вслушивался в тишину. Он стал абсолютно отрешен от всего, что происходило в куполе. Малах покрутил карту, брошенную ему Моркусом, туз пик в его пальцах превращался в «даму». Он отшвырнул карту, сел на диван рядом с Елизой, выпил вина из бокала, услужливо наполненного Норой, и загребая пальцами, жадно ел инжир. Его словно и не затронули плохие известия. Моркус проследил за тем, как машина скорой помощи увозит женщину. Снаружи загудели ступени под тяжестью шагов, Елиза взяла дротик, прицелилась. Малах взял ее за руку.
– Не следует этого делать, – промычал он, с набитым ртом.
С той стороны долго возились с замком, сдержанно ругались. Наконец, дверь распахнулась, вовнутрь зашли двое мужчин в полицейской форме. Молоденький сержант направил фонарик в затемненный угол купола.
– Там что-то есть, товарищ капитан! – прокричал он.
Офицер зашел вовнутрь. Он чувствовал сильное раздражение. Дежурство должно было закончиться час назад, а теперь он тратит собственное свободное время на то, чтобы ползать по чердаку как наркоман в поисках места, где можно безопасно уколоться своей дрянью.
– Ну так, пойди и посмотри! – недовольно пробурчал капитан. Деревянные панели внутри купола покрывал толстый слой пыли, едко пахло крысиным пометом, и еще чем-то тошнотворным, отдаленно напоминающим запах серы.
Сержант проворно опустился на четвереньки, залез под хитроумную конструкцию, вроде сколоченного из досок стола. Удивительно, но пыль отсутствовала на столе, словно кто-то его заботливо протер, чернели пятна, вроде тех, что остаются от следов кетчупа или какой-то другой подливки.
– Есть! – воскликнул сержант, и вылез из-под стола, держа за уголок обычную игральную карту.
– И что это?
– Туз пик, товарищ капитан! – радостно прокричал молодой полицейский, словно узнал о присвоении ему очередного воинского звания.
– Вижу, что туз пик…
– Забрать с собой?
– Как хочешь! – Капитан с трудом сдерживался, чтобы не накричать на чрезмерно усердного подчиненного. – Пойдем отсюда!
Осторожно ступая, он вышел из треклятого купола. Придется теперь потратить еще полчаса, чтобы написать отчет. А все из-за богатой фантазии местных жителей, якобы регулярно наблюдающих в шарообразном куполе на крыше здания Дома Книги какие-то блуждающие тени! Черт бы их побрал! Только что прибыла машина с сотрудниками ФСБ. Двое крепких парней в гражданской одежде невнимательно выслушали отчет капитана, один бегло осмотрел расщелину в асфальте. На этом все. Ни здрасьте тебе, ни спасибо! Капитан спускался по винтовой лестнице, слыша сопение сержанта сверху.
– Товарищ капитан! – тон полицейского изменился на тревожно-воинственный, словно между пыльных досок чердака, он обнаружил следы разыскиваемого опасного преступника.
– Что еще? – не оборачиваясь, спросил капитан.
– Карта…
– И, что карта?!
– Был пиковый туз, а теперь – дама!
Капитан остановился, взял из рук сержанта карту. Действительно, теперь это был «дама». Жгучая брюнетка с цветком в густых волосах. На обороте имелась обычная «рубашка», да и сама карта выглядела засаленной, с помятыми уголками. Почему-то глядя на эту самую заурядную игральную карту, мужчина ощутив прилив беспричинного горя, словно только что он получил известие о гибели самого близкого человека, каким ему являлась дочь подросток, девочка-подросток с болезнью Дауна.
Он отдал карту сержанту.
– Выбрось ее! – приказал капитан.
– А как же…
– Выбрось! – приказал офицер.
Шакс проводил равнодушным взглядом полицейских. Он не испытывал неприязни к людям в отличие от Елизы или Малаха. Люди были забавны. Он помогал исполнять их нелепые желания, –наказать обидчика, найти любовницу, или организовать преждевременную смерть престарелому родителю. Фантазия их была ужасающе примитивна, вожделения бессмысленны, так как их воплощения в жизнь приводили к новым страданиям. Но встречались исключения из общего числа, способность читать мысли и постигать людские намерения, не давали возможности угадать того уникального индивидуума, который станет избранником Духа. Вечность приучает к осторожности, особенно, если большую ее часть придется провести в заточении. Только что Шакс получил сигнал от Лучезарного, – ему надлежит немедленно прибыть для беседы. Немедленно, – в понимании Лучезарного значило, – быстрее времени. И впервые Шакс осмелился нарушить приказ. Он медлил.
– Хорошая шутка с картой, Моркус! – одобрительно сказал Малах. Он отправил в рот порцию бобов с подливкой, и запил вином.
Елиза встретилась взглядом с Шаксом.
– Мы все еще в силе, маркиз! – улыбнулась она холодно.
– В силе… – протянул Шакс.
Он пребывал в мысленном контакте с Лучезарным, отвлекся, но в это мгновение сгусток энергии небывалой силы пронзил сознание. Наказание! Шакс зажмурился. Нестерпимо захотелось сбросить ненавистную человеческую оболочку, заимствованную более ста лет назад у одного немецкого доктора спиритуалиста, и предстать в своем подлинном обличии, – огромного петуха с огненно-красным оперением, и золотыми шипами, высекающими искры из скал. Он стерпел. Победителей никто не осудит, включая Лучезарного, чье имя…
– Ха-о-о-с!!! – прокричал он своим хриплым, полным ненависти голосом. – Хаос!!!
Малах вскочил с места, пустые глаза загорелись огнем.
– Хаос!!! – поддержал он не менее громким кличем.
– Ха-о-с!!! – кричали вразнобой Моркус и Елиза.
– Хаос! – присоединилась к общему крику молчаливая Нора, в недавнем прошлом известная куртизанка, промышлявшая древнейшим ремеслом в Париже девятнадцатого столетия.
Древний клич, означающий сигнал готовности к предстоящей битве, прокатился по тоннелям, пронизывающем миры как сито. Повсюду откликались демоны, до этого момента дремлющие в своих коконах.
Хаос!!!
Гремело как призыв, и отголоски этого клича были слышны во всех мирах и пространствах.
Этот памятный час обычного августовского дня вошел в историю земли как наиболее значительный перебой в электроснабжении городов за всю историю наблюдений. Невероятно высокий процент сердечных приступов и случаев суицида был зафиксирован в большинстве развитых стран, а многие ощущали сильную головную боль, не проходящую после приема болеутоляющих средств. Высокая электромагнитная активность отмечалась по всей планете, а в умеренных широтах кое-где можно было набВикать природные аномалии такие как северное сияние.
Хаос!
Затихало как эхо уходящего дня.
Хаос…
И померкло звучащее слово, мечущиеся внутри купола на крыше памятного здания в центре Петербурга, растворились в дымке надвигающегося вечера. В мягкой синеве сгущающихся сумерек, проплывала туча, которая из медной становилась темно-лиловой. Какой-то необычно насыщенный красный закат сгущался на западе, неторопливо расширяясь, и захватывая значительную честь сереющего небосклона. Расходились люди, трещина в асфальте воспринималась большинством из них как обычный провал, связанный с аварией труб, снабжающих крупный город теплом в период отопительного сезона. Невский проспект был перекрыт для движения транспорта на ближайшие сутки, что создало многочисленные пробки и заторы по всему городу. Капитан полиции, наконец, сдал дежурство, переоделся в гражданскую одежду, и спешил домой к больной дочери. Садясь в машину, он машинально сунул руку в карман, обнаружил там злополучную карту. Дама «пик». Губы черноволосой красавицы с алым цветком в волосах, сложились в ироническую ухмылку. И тогда мужчина закричал.
Глава 17
Настя сражалась с напористым котом за попытку животного обрести свободу, и после мучительного раздумья, все-таки решилась войти вовнутрь. Степан протестующе мяукнул, янтарные глаза кота светились праведным гневом. Отпихнув животное ногой, девушка прокричала.
– Александр Яковлевич! Вы дома?!
На кухне явно кто-то был. Передвинули стул, звякнула вилка или какой-то другой предмет столовой утвари.
– Александр Яковлевич! – повторила Настя, и направилась на кухню. Все, что происходило в дальнейшем писательница Настя Ромм поклялась отразить на страницах будущего романа, только вот русский язык несмотря на то, что является одним из богатейших языков мира, был слишком скуп, чтобы доподлинно описать все увиденное ею в этот, ничем не примечательный, летний вечер.
На столе стояла початая бутылка коньяка, в плоском блюдечке желтели дольки нарезанного лимона. Дно кофейной чашки чернело от гущи, по очертаниям которой, если верить приметам, можно было узреть будущее. Все выглядело достаточно невинно, если не считать того факта, что бутылка с коньяком сама по себе наклонилась, из горлышка в рюмку потекла жидкость. Далее тот же фокус повторился со второй рюмкой. Наполненные рюмки чокнулись стеклянными боками, и налитый в них коньяк исчез. Растворился в воздухе, как на концертах знаменитых иллюзионистов самопроизвольно исчезают предметы. Следом за коньяком исчезла лимонная долька, оставив висящую в воздухе криво обкусанную кожуру.
– Александр… – пролепетала Настя, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.
Она была крепкой девушкой, сознание не потеряла, и не кинулась бежать подальше из этой квартиры. Над столом заклубился розовый туман, из него проступили очертания двух человек. Контуры одного из них сильно напоминали ее наставника и известного писателя, личность другого, – мускулистого светловолосого парня лет тридцати пяти, была ей незнакома. Возмущенно взвыл из прихожей Степан, кошачьи возгласы отрезвили стоящую в оцепенении девушку.
– Александр Яковлевич! – повторила она. – Что с вами… – Закашлялась. – Что здесь происходит?!
Туман утек через распахнутую оконную фрамугу, только на стене, между холодильником и кухонным шкафом розовело пятно, за которым что-то радужно светилось. Прямо оттуда на перепуганную девушку уставились два круглых белых глаза. Запахло ацетоном. И тут Настя поняла, что лимит ее хладнокровия исчерпан. Она открыла рот, намереваясь громко, по бабьи завизжать. Однако, этого не случилось. Парень подскочил к ней, широкой ладонью зажал рот, и обернувшись к немигающим глазам, громко крикнул.
– Пошел вон!
Глаза моргнули, и растаяли, а спустя пару секунд исчезло и радужное свечение в стене. Только липкий запах ацетона продолжал витать в тесной кухне.
– Кричать не будешь? – спросил парень. У него были грубоватые черты лица, и длинные волосы, убранные в косичку на затылке.
Настя замотала головой.
– Нельзя кричать, пока нора не закрыта! – повторил блондин. – Могут услышать. Это понятно?
Девушка часто кивала головой, хотя, если честно признаться, ни черта понятно ей не было! Но крепкая, словно каменная мужская ладонь на ее губах в настоящий момент беспокоила ее не меньше, чем какие-то мифические «они» способные услышать ее крик.
– Тогда я тебя отпускаю… – предупредил мужчина, и медленно отнял ладонь от ее рта.
Настя шумно выдохнула. Пудовик преспокойно сидел в своем кресле. Его левая рука была наспех перебинтована, кое-где проступали бурые пятна крови. Он был бледен, но казался счастливым и улыбался.
– Знаешь, Настя, прежде всего, думаю тебе не повредит рюмка коньяка! – сказал он, и обернулся к блондину. – Магни, угости нашу гостью!
Парень пододвинул табуретку, по-хозяйски достал из шкафа рюмку, наполнил коньяком. Настя машинально выпила, не ощутив вкуса напитка, села на предложенный блондином табурет. У нее зашумело в голове, приятное тепло согрело живот.
– Налейте еще! – попросила она блондина, протягивая пустую рюмку.
Магни налил. Его лицо не выражало никаких эмоций. Белая маска.
Вторая порция коньяка благополучно проскользнула в пищевод. Краска прилила к лицу девушки, она заговорила часто и быстро, словно опасаясь, что ее перебьют, а еще больше страшась фосфоресцирующих круглых глаз минуту назад смотрящих на нее из стены обычной питерской кухни.
– Александр Яковлевич! Извините, конечно, что я приперлась к вам вот так, без звонка, как последняя дура… Но вы мне прислали на почту текст своего романа. Я, конечно, очень удивилась, решила, что это какая-то ошибка. Начала читать… – она покраснела. – Ну, вы поймите, мне было любопытно, почему именно ко мне на почту пришел ваш текст? Вначале, я вам написала, но вы не ответили. Вернее сказать, кто-то ответил, но я решила, что это не вы написали…
– У вас есть копия романа писателя? – перебил ее Магни.
Настя неприязненно на него покосилась. Она терпеть не могла, когда ее перебивали.
– Мне прислал файл с текстом Александр Яковлевич! – холодно повторила девушка.
– И вы получили сообщение?
– Я же говорю…
– Вы не помните дословно текст?
– Слово в слово, – нет. – ответила Настя. – У меня вся переписка в смарте. – Она достала смартфон из сумки, и поспешно листала сообщения.
Пудовик разлил коньяк по рюмкам.
– Я вам ничего не отправлял, Настя, – тихо проговорил он. – Произошла накладка. Номер телефона моей почты отличается от вашего всего одной цифрой.
– Я догадалась, – кивнула Настя. – Но не сразу до меня дошло. В почте мой старый номер телефона, я им давно не пользуюсь… – Она листала меню смартфона. – Ничего не понимаю! Сообщение точно было здесь!
Магни опрокинул рюмку коньяка, словно там был лимонад, а не крепкий спиртной напиток.
– Вам грозит опасность, милая девушка! – доброжелательно сказал он. – Лучше бы вы не читали роман писателя, но обратного уже не вернешь. Пока все не образуется, самое безопасное место для вас здесь.
– Что образуется?! – закричала Настя. – Какая, блин, опасность?! Я ничего противозаконного не совершала!
– Объясни ей, – обратился Магни к Пудовику. – Раз уж она вовлечена, пусть узнает…
– Во что я вовлечена? – возмущалась девушка. – И кем вовлечена? – На что она точно была не согласна, это чтобы к ней относились как к малолетней дурочке! Она – писательница! Настя Ромм!
Писатель успокаивающе накрыл рукой Настину ледяную ладошку.
– Первым делом, хочу предупредить тебя, девочка, – грустно улыбнувшись, заговорил мужчина. – С этого момента картина привычного мира для тебя больше не существует. Чтобы это принять, потребуется мужество. А вообще, если бы сам не увидел, в жизни бы не поверил! А теперь слушай…
Настя внимательно слушала фантастическую историю в изложении Мастера, и попеременно ее охватывали противоречивые чувства, – от полного отрицания всего услышанного, до жгучего желания, – немедленно кинуться к ноутбуку, и начать записывать все изложенное писателем. Вслушиваясь в каждое слово, она вспоминала предшествующий финалу романа фрагмент текста книги «Тени Иерусалима». По мере рассказа Пудовика, ей становилось ясно, почему Мастер не завершил свой роман. Она понимала это особым, женским чутьем, впитанным с молоком матери, дарованным единицам избранных. Понимала, но не могла сформулировать. Реально, язык был чрезмерно беден!
Глава 17.
Фосфор, Денница, сын Авроры, Светоносный… Имен было множество, также сущностей и воплощений.
Петь так начал Дамон, к стволу прислонившись оливы.
О, народись, Светоносец, и день приведи благодатный!
Он, блистающий, что сядет на горе в сонме богов, на краю севера, и подобен буду Всевышнему…
Он, описанный в «Книге Урантии» и «Тайной доктрине», носитель озарения и свободы мысли, прообраз Прометея, укравшего у богов огонь, и за то был проклятым.
А теперь его наказ отказывается выполнять это ничтожество маркиз Шакс, недостойный дух низшего уровня, надеющийся ускользнуть от гнева Лучезарного, прячась как водяная крыса в темных закоулках подземного царства!
Смиренно сложивший крылья огненный плинтух, опустил голову с острым клювом. Уже не блистали прежним огнем его золотые шпоры, высекающие искры из твердого камня! Маркиз Шакс прибыл по зову Лучезарного, но прибыл с промедлением. Кара безусловно его настигнет, но позже.
– Ты задержался, Шакс! – вслух сказал Лучезарный.
Маркиз вздрогнул, петушиные перья вздыбились на голове. Он привык к тому, что Лучезарный отдает мысленные приказы, игнорируя обычную речь.
– Стань прежним! – приказал Лучезарный.
Дрожь прошла по спине петуха, перья опали, теперь на скале униженно склонился обычный человек, голый и уязвимый.
– Были весомые причины, по которым я не сумел ответить на твой зов немедленно, – осмелился возразить Шакс.
– Какие же? Назови!
– Грядет битва. И наша победа в этом сражении, увы, не предрешена.
– Отчего это зависит?
Шакс позволил себе перевести дыхание, и это получилось у него слишком уж по-человечески, со скорбным вздохом. Ничего не поделаешь! Он так давно слился с людским естеством, что оно временами начинало возобладать над его вечным духом.
– Ева выставит достойных бойцов, – ответил маркиз.
– Кто же они?
– Фламма…
– И все? Помнится, одна из моих наложниц время играючи расправилась с буйным гладиатором! – усмехнулся Лучезарный.
– Так было. – согласился Шакс. – Но в то время Фламма был простым человеком, хотя и умелым бойцом.
– Продолжай…
– В наших рядах появился изменник. Магни. Вероятно, он теперь перейдет в стан врагов. Магни отменный воин, не знающий страха.
Шакс умалчивал насчет главных причин его беспокойства, надеясь, что Лучезарный, чрезмерно сосредоточенный на собственном величии, не станет унижать себя исследованием тайных мыслей одного из своих слуг. Но случилось иначе. Будто раскаленный обруч окутал его череп. Маркиз вскрикнул. Будь он в одном из своих иных обликов, включающих черного скорпиона, летучую мышь, гигантскую ехидну, а также известного в мире мертвецов Блуждающего Путника, – бестелесную тень призрака, наводящего ужас на все, что обладало зачатками души. В таком случае, возможно, он сумел бы защититься, спрятавшись на время в одном из своих телесных воплощений, но голый человек, стоящий на краю скалы, в подножие которой кипела раскаленная магма, был уязвим и беззащитен. Он ощущал, как в темечко вонзается жадный щуп, и копошится там с увлеченностью и хладнокровием средневекового алхимика. Все тайные мысли маркиза молниеносно стали открыты, все его прошлое было словно на ладони у того, чье имя он не решался произносить вслух. Шакс трепетал от боли и страха, в одно мгновение он осознал, что должны чувствовать мартышки в свой предсмертный час.
Прошло время. Пытка закончилась внезапно. Лучезарный заговорил.
– Интересные у тебя намерения, маркиз… Об этом позже. Ты пытался скрыть от меня истину. Наказание будет, в свое время. Сейчас мы поговорим о другом. Сочинитель придумал историю. И вам не удалось убедить его уничтожить сочинение. Вы слишком увлеклись жизнью смертных людей. Они тебя очаровывают, не так ли, Шакс?
Маркиз хотел возразить, но губы запечатала чужая сила, а послать мысленный сигнал он был не в силах, Лучезарный продолжал держать его сознание в железных тисках.
– Нарушение законов Духа чревато расплатой, – продолжал Лучезарный. – И что с того? Вы побоялись, что я не сумею вас защитить? В одной из глав автор описывает вероятное будущее земного мира, которое мне понравилось. Одинокие люди выживают среди мертвой пустоши, когда-то бывшей цветущим садом. Никогда не думал, что подчерпну что-то новое из фантазий смертных людей. Я одобряю выдумку писателя. Мне нравится Пустошь. Ничто не отвлекает от размышлений. Но далее автор изменил ход повествования. И что теперь? Магни, восставший божок, призванный ради того, чтобы крушить молотом недругов похищает сочинителя, а финал истории остается открытой? Говори! – приказал Лучезарный.
Рот маркиза открылся, и он немедленно принялся оправдываться.
– Схватка впереди! Мы сможем одержать победу, Лучезарный! А победителей не судят!
– Пусть так. – согласился Лучезарный. – Ты недостаточно хорошо знаешь историю людей, маркиз. Иногда судьба одной смертной личности способна повлиять на ход истории.
– Я не понимаю… – пробормотал Шакс, хотя скрывать что-либо бесполезно, когда в мыслях копошатся как в старом ящике с грязным бельем, с озабоченной брезгливостью.
– Не лги, маркиз. Ты понимаешь, о чем я веду речь. Ветвь, сорванная в саду Персефоны. Боги с Острова Мертвых оказались слишком высокомерны, чтобы занять чью-то сторону в грядущем противостоянии. Они привыкли созерцать с высоты Олимпа трагедии мира. И теперь смертная женщина завладела ценным даром.
– Что толку, если она не знает, как пользоваться ветвью? – слабо возразил Шакс.
– Сумела добыть ветвь, сумеет и догадаться как ей воспользоваться! – отрезал Лучезарный. – Достаточно ей достичь цели своего путешествия.
– Этому не бывать! – уже тверже сказал маркиз. – Из Безвременья не возвращаются.
– Ты уверен?
– Мой верный слуга пребывает там. И докладывает каждый шаг обитателей Безвременья.
Лучезарный сошел с пьедестала, на котором восседала его бестелесная черная тень. В этот раз она была созвучна с очертаниями Аэшма – дэва, – авестийского демона, описанного в образе трехголового чудовища с крыльями летучей мыши за спиной. Шакс содрогался от ужаса, призывая силы Хаоса, оберегать своего покорного слугу от неминуемой расплаты. Лучезарный, наконец, прекратил терзать его сознание, сосредоточившись на глубоком размышлении. Наконец, он заговорил.
– Безвременье должно прекратить существование. Достаточно будет смертным людям и той крупицы Света, что им было обещано Духом.
– В Свет попадают единицы… – осмелился возразить Шакс.
– Тем лучше! Если Безвременье падет, финал книги этого сочинителя станет таким, как желаю я!
Глава 18.
Они втроем допили остатки коньяка, жестом фокусника, прямо из воздуха Магни извлек новую бутылку. Настя восхищенно хлопнула в ладоши. Ее глаза возбужденно блестели, когда она смотрела на белокожего мужчину, и причина крылась не только в алкогольном опьянении. Ей всегда нравились молчаливые брутальные парни, чья мужская энергия ощущалась на расстоянии. Коснись рукой такого, – и током ударит!
Когда писатель завершил изложение своей фантастической истории, Настя промолвила.
– Если бы я сама не видела этот розовый туман, из которого вы оба появились как сказочные джинны, то решила бы, что меня разводят!
– Кротовьи норы, – сказал Магни. – Ничего особенного. Удобный способ перемещения. Вы ведь путешествуете на самолетах, а сто лет назад о подобном никто и мечтать не мог.
– А глаза в стене?
– Из называют лярвы. Или лемуры. Обитают на кладбищах, в заброшенных домах. Представляют опасность для неопытных путников. Сильно воняют.
– Я это почувствовала! – Настя очаровательно сморщила носик. – А что теперь будет с вашей книгой, Александр Яковлевич? Вы будете дописывать ее несмотря ни на что?
Пудовик, болезненно морщась, дотронулся до повязки на руке.
– Не знаю, Настя, радоваться мне или огорчаться, оттого, что сочиненная мной книга оказалась настолько близка к действительности. Пока она причиняет мне, мягко говоря, неудобства.
– Вас пытали?
Магни ответил вместо писателя.
– Елизе доставляет удовольствие страдания людей. В одном из воплощений она была влиятельной весталкой в Древнем Риме, умело исполняя роль жрицы богини очага Весты. Обет целомудрия не мешал ей заводить множество бурных романов.
– Воплощения? Это типа реинкарнации?
– Ты слишком буквально понимаешь версию переселения душ, Настя, – сказал Пудовик. – Между прочим, в раннем христианстве теория вечных странствий души была вполне актуальна. Также считалось гностиками и в сектах иудаизма, ессеи верили в реинкарнацию. Хотя я, честно говоря, сомневаюсь в наличии души у таких существ как Елиза? – он вопросительно посмотрел на Магни.
– История Елизы описана в книге Мастера! – кивнула Настя, и тотчас смущенно зарделась. – Вы не сердитесь на меня, Александр Яковлевич за то, что я читала ваш роман без разрешения?
Пудовик добродушно рассмеялся.
– После такого лестного эпитета я готов простить любые прегрешения! Однако, – он обернулся к Магни. – Если противостояние неизбежно, чем это может грозить нам, людям? – спросил он.
На альбиноса смотрели в две пары глаз, – светло-голубые и юные, и карие, грустные, познавшие боль. Смотрели с тревогой и надеждой.
– Если победу одержит Лучезарный, вероятно, одна из глав книги писателя окажется пророческой, – прямо сказал Магни.
– А если нет? – поспешила спросить Настя.
– Все сохранится без изменений.
– Черт бы побрал меня с этой книгой! – воскликнул Пудовик.
– Никакой вины нет. – возразил Магни. – Большинство людей способны чувствовать то, что происходит за границами видимого мира. Некоторые умеют запоминать свои впечатления, но как правило, принимают их за фантазии. Иногда откровения приходят во сне, но вы их старательно забываете в суете дня. Даже если рукопись издадут, читатели воспримут книгу как увлекательный роман. Способность видеть внешнюю оболочку реальности позволяет людям жить в жадном поиске совершенства. Вам удалось приоткрыть завесу тайны, но вы описали один из множества миров, которые теснятся во вселенной как торговцы на рыночной площади.
– А что нам теперь делать? – вздохнула Настя. – Тоскливо бухать коньяк, и ждать, когда мир окончательно накроется!
– Вы можете делать то, что у вас лучше всего получается, – бесстрастное лицо Магни тронула улыбка. – Это и называется предназначением.
Пудовик достал из ящика кухонного стола пухлую папку, перетянутую бечевкой, протянул ее Магни.
– Я суеверный и старомодный человек, – печально улыбнувшись, сказал он. – Распечатал рукопись на бумаге. Ты лучше знаешь, что с этим делать!
– И все-таки! – настойчиво повторила девушка. – Магни примет участие в предстоящей битве. Прямо битва богов! – Она нервно хохотнула. – Может быть, я пригожусь? Буду ухаживать за ранеными, перевязывать увечья…
– Для начала сделай перевязку писателю! – улыбнулся Магни, и его суровое лицо стало земным и обворожительным. И Настя Ромм поняла, что успела втюриться в древнего бога за полтора часа совместного распития алкогольных напитков.
– Ладно! – сказала она. – Сейчас вернусь!
Стоя в ванной комнате, и намыливая жидким мылом руки, она почувствовала характерный запах ацетона, доносящийся из кухни. Там что-то зашумело; так отдаленно слышен шум взлетающего самолета. Умная Настя сдержалась, чтобы не выбежать туда как последняя дурочка. Есть вещи, которым положено происходить без ее участия. Предназначение. Не исключено, что ее задача заключается в том, чтобы сделать перевязку Мастеру! Она нашла в тумбочке пластиковую банку с перекисью водорода, йод и свежую упаковку бинтов, и поспешила назад, где застала писателя, сидящего в своем кресле, и дымку розового тумана, стелющегося над столом.
– К этом непросто привыкнуть! – щурясь от резкого запаха ацетона, проговорил Пудовик.
Настя вздохнула.
– Очень симпатичный парень, – вырвалось у нее непроизвольное признание.
Писатель откашлялся, вытер кулаком глаза. На стене испарялось малиновое пятно, словно там было пролит сок.
– Интуиция мне подсказывает, это была не последняя ваша встреча. – сказал Пудовик.
Настя с трудом сдержалась, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Она освободила стол от тарелок с закуской, разложила бинты, в ящике стола нашла ножницы.
– Давайте руку, Александр Яковлевич! – приказала девушка полушутливым тоном, какой обычно используют врачи при общении с капризным пациентом.
Глава 18.
– Мир дому! – повторил Барон.
– И вам не хворать! – ответил Дмитрий.
Он придерживал за холку Ахилла. Черная губа поднялась, обнажив желтые клыки, пес злобно рычал на карлика.
– Не жалует меня твой друг, – заметил Барон. Он подошел к столу, уселся на свободный стул. Горбун остался стоять в дверях, исподлобья глядя на собаку.
Старик молчал. Воцарилась пауза, нарушил ее карлик. Рассеянно глядя в окно, он проговорил, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Мы с Горбуном осмотрели лодку. Ту, что на берегу лежит, – уточнил он, переведя взгляд на Дмитрия.
Зайцев молча кивнул.
– Я всю гадаю, кто такой был этот Шоня, который оставил автограф на борту? – принужденно рассмеялся Барон, но так как никто из собравшихся шутку не поддержал, он продолжил. – Мы решили, что хотя с виду суденышко кажется хлипким, но вполне может выдержать. Как думаешь, Эней?
– Выдержать, что? – уточнил Дмитрий.
– Глупый ты совсем что ли? – рассердился карлик. – Думаем с Горбуном уплыть отсюда!
– Ясно. – ответил Зайцев. Он вопросительно посмотрел на Старика, но его, покрытое морщинами лицо, было непроницаемым.
– Ближе к делу! – продолжал Барон. – Не люблю долгие церемонии. Мы не в цирке, верно? Одним словом, я предлагаю тебе, Эней, отправиться вместе с нами. Что скажешь?
– Насколько мне известно, кое-кто уже пытался уплыть отсюда. – осторожно ответил Дмитрий.
– Ты говоришь про Старика, – оживился Барон. – Помнится, я тебя отговаривал от этого рискованного шага, но да ты не послушался меня. И причина твоей неудачи заключается в том, что отправился в путь в одиночестве, верно я говорю, Старик? Без помощников?
– Один. – согласился мужчина.
– И чем закончилось твое путешествие?
– Примерно через километр ниже по течению, река становится неспокойной. Пороги, камни торчат из воды. Там в воде что-то обитает… – сбивчиво объяснял Старик. – Я чудом сумел удержать лодку на плаву, но проблема заключалась в другом. Сколько я не греб, русло возвращалось в исходную точку путешествия.
– Это потому, что ты был один! – нетерпеливо перебил Барон. – А теперь нас будет трое. Мы справимся. И что бояться каких-то чудовищ морских, если вскоре придет Орда! Верно я говорю?
– Ты сказал, – трое, – возразил Дмитрий. – Но нас здесь четверо, не считая Ахилла.
– Ты, я и Горбун! – категорически заявил карлик. – Если и отправляться в путь, только таким составом.
– Я бы и сам не согласился повторить свою попытку, – вмешался Старик, глядя на Дмитрия. – Попытай счастья, Эней! Как знать, может быть вам и повезет!
– Когда ты намерен отправляться? – спросил у карлика Зайцев .
– Немедленно!
– К чему такая спешка?
Барон зло сощурил маленькие глаза.
– Тебе здесь понравилось, как я погляжу?
– Видел я места и повеселее, – признался Дмитрий. – Но пускаться в опасное путешествие следует после предварительной подготовки.
– Объясни.
– Лодка старая. Иначе мы пойдем ко дну через сто метров после того, как отчалим.
Барон задумчиво посмотрел в окно.
– Может быть ты и дело говоришь, Эней, но времени на подготовку у нас нет. Видел алую кайму на горизонте?
– Орда! – утвердительно спросил Дмитрий.
– Она самая! В этот раз что-то очень быстро. Обычно, перерывы между приходами ночи длятся значительно дольше. Видать, принесенная жертва была не шибко сладкой! – Он хохотнул над собственной остротой. – Ты догадываешься, чья очередь может настать на этот раз?
– Типа того…
Шевельнулся Горбун, стоящий как громоздкая тень возле дверей.
– Следует поспешить! – прогудел он низким голосом.
Дмитрий погладил пса по голове.
– Я могу наедине поговорить со Стариком?
– Пожалуйста! – великодушно разрешил Барон. Слез со стула, и часто перебирая короткими, мускулистыми ножками, направился к выходу. Горбун последовал за ним. На выходе карлик остановился. – Поторопись, Эней! Мы можем отправиться в путь и без тебя!
Старик заговорил сразу же как захлопнулась дверь.
– Знаю все, о чем ты будешь спрашивать. – сказал он, устало улыбнувшись. – Почему не кого-то иного, а именно тебя эти двое хотят видеть в своей компании.
– Угадал! – согласился Дмитрий.
– Барон умнее, чем кажется. Он понимает, что ты здесь случайный гость. Если у кого-то и есть шансы сбежать, то только у такого как ты. Он надеется использовать тебя в качестве тягловой лошади. Говоря грубо, – спасешься ты, Эней, – повезет и ему.
– А если наше путешествие закончится также неудачно, как и твое?
– Отправишься на корм гарпиям в ближайший приход Орды! – невозмутимо ответил Старик.
– Хорошая перспектива! – грустно усмехнулся Дмитрий.
Дверь скрипнула, в проеме возникло угреватое лицо Горбуна.
– Барон велел поспешить, Эней! – пробасил он.
– Передай, пусть ждет! – отрезал Зайцев .
Какая-то гримаса, отдаленно похожая на изумление отразилась на неподвижном лице. Горбун помедлил, вероятно осмысливая происходящее, но в результате дверь все-таки закрылась.
– Не следует его злить, Эней! – сказал Старик. – В одном Барон прав. Единственный шанс покинуть Безвременье, – через реку.
– Почему? – удивился Дмитрий. – Я могу повторить попытку уйти лесом, или отправиться пешком по дороге.
– Дорога приведет тебя назад. Все пути здесь похожи на блуждания по внутренней сторону огромного шара. Куда бы ты не направлялся, вернешься туда, откуда вышел, изрядно потрепанный теми существами, что населяют лес.
– А путь по реке чем-то отличается от остальных?
– Вода сохраняет энергетическое равновесие. Благодаря своей особой структуре вода впитывает всю информацию, и запоминает все события, что происходили вокруг. Любой водоем, река, озеро, болото, – молчаливый свидетель истории. Девять месяцев человеческий эмбрион плавает в жидком озерце своей матери, посредством воды осуществляется приобщение человека к Богу, – крещение…
Дмитрий потрепал пса по загривку. Предчувствуя скорую разлуку, Ахилл жалобно заскулил.
– Позаботься о собаке, Старик! – сказал Зайцев , поднимаясь со стула.
– Мое настоящее имя…
– Я знаю. Тебя зовут Алексей Кочетков.
– У меня к тебе необычная просьба, Дмитрий…
Зайцев удивленно на него посмотрел. Впервые за все время беседы, Старик обратился к нему имени.
– Говори!
– Если случайно окажешься в Тамбове, зайди по адресу. Улица Лесная 15. Возможно, моя жена все еще жива. Зовут Ксения Павловна. Ксения Павловна Кочеткова.
– Я запомню!
Дмитрий протянул руку, мужчины обменялись рукопожатием.
– Прощай, Старик!
– Прощай, Дмитрий!
Вместе они спустили лодку на воду. Сделать это оказалось непросто, несмотря на богатырскую силу Горбуна.
– Я решил не брать с собой припасов, – пропищал Горбун. – Ну думаю, что наше путешествие окажется долгим.
Ступая на днище лодки, Дмитрий с опаской посмотрел в черную воду. Старик сказал, что ниже по течению характер реки меняется, как у вздорной женщины с возрастом. Посмотрим! Его больше смущала компания, с которой предстояло совершить побег из Безвременья. Барон с Горбуном забрались в лодку, суденышко просело под тяжестью людей, надпись на борту, сделанная загадочным Шоней, покрылась почти полностью. Вопреки его опасениям, внутренность суденышка выглядело достаточно прочной, на дне лежала поржавевшая банка из-под консервов, с ее помощью можно вычерпать просачивающуюся через щели воду. Дмитрий сел на весла, карлик, как и положено лидеру, обосновался на носу, Горбун взялся за руль.
– Погнали! – прошептал Зайцев , и навалился на весла.
На удивление чахлое суденышко довольно резво заскользило по воде. Два десятка взмахов весел, и, увлекаемая течением лодка вышла на середину реки. Плыли молча. Вода вспенивалась под ударами весел, Горбун крепко держал руль, так что лодка практически не «гуляла» носом.
– Когда устану, – сменимся! – предупредил Дмитрий.
Вскоре поселение скрылось из вида, какое-то время просматривался купол храма, окутанный серой пеленой тумана. С обеих сторон реки возвышались два лесистых берега, да наползающая кроваво-красная пелена следовала за беглецами. По мере отдаления от поселка, настроение у Барона улучшалось. Он бойко крутил головой по сторонам, и говорил не умолкая.
– Ты вот, считаешь, Дмитрий, мы тебя позвали потому, что ты какой-то особенный. Это не так. Вернее сказать, не только в этом причина. Просто, ты мне сразу глянулся с самого начала! Верно говорю, Горбун? Горбун молчалив, но надежен. В былые время он славился как кулачный боец, мог быка трехлетка ударом осадить. Вот оно как! Старик тебе наплел, как водится, с три короба, а ты и уши развесил! – рассуждал он тоненьким голосом, звонко отражающимся от водной глади. – Думаешь, какой-то карлик возомнил о себе невесть что! А я, между прочим, был известным артистом, и выступал на крупнейших цирковых аренах страны! Понял?
– Помолчи, пожалуйста! – сказал Дмитрий. Он начинал выдыхаться, но продолжал грести. Все та же навязчивая потребность управлять ситуацией, не давала возможности предложить сильному Горбуну сесть на весла.
– Как скажешь, Эней! – согласился Барон. – Как скажешь. Тишина, она ведь тоже иногда полезная штука, верно я говорю?
Наконец, он замолчал. Воцарилось безмолвие, нарушаемое всплесками весел, и тяжелым дыханием гребца. По расчетам Дмитрия они преодолели около пяти километров, красная пелена, застилающая горизонт кровавым фоном, оставалась на прежнем месте. Это следовало считать добрым знаком, хотя за короткий период нахождения в этом странном мире, Дмитрий убедился, что здесь ничего не является постоянным. Время и материя ведут себя по своим, зачастую иррациональным законами. С правого берега донесся утробный рев, словно какой-то свирепый хищник рвал добычу. Горбун испуганно озирался по сторонам.
– Держи руль! – прикрикнул на него Дмитрий, тот послушно вцепился в скользкий от воды деревянный руль, синяя наколка на костяшках правой руки, – короткое, но такое емкое «смерть», – в эту минуту выглядела особенно актуально.
Рев повторился в отдалении. Зверь уходил.
– Смотрите! – прокричал Барон, указывая на красное полотно горизонта. – Сколько мы плывем, Орда не приближается! Это значит, я принял правильное решение, верно я говорю?
– Умник! – прошептал на выдохе Дмитрий.
Скорость течения возросла. Кое-где чернели пятна камней, подле них закипали водовороты. Издалека доносился неясный шум, отдаленно похожий на фоновое звучание помех в динамике радиостанции. В двух метрах от плывущей лодке пронеслось что-то длинное, извивающееся.
– Вы видели? – крикнул Барон.
– Не слепые… – откликнулся Дмитрий. Он поднял весла; лодка и без того шла резво, теперь надежда была Горбуна.
Еще одно существо возникло со стороны левого борта судна. А потом появились и другие. Теперь их путешествие совершалось в молчаливом сопровождении водяных существ, похожих на гигантских морских змей, следующих вслед за лодкой, как дельфины идут в кильватере судна, с той разницей, что добродушные морские животные не несут человеку вреда.
– Осторожно! – прокричал Горбун. Лодка прошла в полуметре от выступающей из воды скалы.
Шум стал громче. Теперь ни у кого не было сомнений в его происхождении: впереди был водопад. Дмитрий сжимал пальцами бесполезное древко весел, жалобно поскрипывали уключины. Время принятия решения. Пока они еще могут причалить к берегу, который находился примерно в семидесяти метрах по правому борту, но в таком случае неизбежная Орда настигнет беглецов в ближайшее время, отсюда было видно, как алеющие небеса сжимают полукольцо, не касаясь русла реки. И никакого убежища чтобы спастись от хищных гарпий у них не будет.
– Что делать, Эней?! – жалобно пропищал Барон, всецело признавшей лидерство чужака.
Морская змея промчалась близко к корме, на поверхности показалась хищная пасть, и два жадных глаза на плоской голове. Змея нацелилась в руку Горбуна, держащего руль в непосредственной близости от поверхности воды.
– Горбун! – закричал Дмитрий. Он выдернул из уключины весло, и рискуя упасть в воду, ударил. Попал. Удар пришелся по спине чудовища, змея дернула хвостом, и ушла на глубину. Горбун инстинктивно отпустил руль, неуправляемая лодка пошла юзом, увлекаемая стремниной реки, зачерпнула бортом холодной воды. Было мгновение, когда хрупкое суденышко неминуемо должно было перевернуться. Жалобно, словно плачущий ребенок, закричал карлик.
– Руль! Мать твою! – орал Дмитрий. – Руль держи!
Привыкший повиноваться Горбун немедленно вцепился в руль, лодка неохотно выровнялась, и отяжелевшая от плещущейся на дне воды, мчалась вперед. Шум водопада превратился в рев. Сопровождающие беглецов змеи отстали. Лихорадочно озирающийся по сторонам Дмитрий понял, что они опоздали. Русло реки расширилось, путь к берегу преграждали торчащие, как обломки гнилых зубов черные коряги. Ничего не оставалось делать, как положиться на волю случая. Он обернулся. Над водопадом поднимался в воздух белесый пар, пронизанный хрустальными блестками воды. Горбун отпустил бесполезный руль, рокот падающей воды оглушал бешеным ревом. Едва слышно прозвучал жалобный крик Барона.
– Я не умею плавать!
Даже пребывания на границе миров, человек не терял надежды! Лодка накренилась, потоки воды беспрепятственно хлынули через борт. Развернувшись, Дмитрий, как завороженный смотрел на блестящую массу воды, увлекающую хрупкое суденышко с тремя беглецами. Она была похожа на тонкую, натянутую серебряную нить. Зайцев набрал полную грудь воздуха и зажмурил глаза. И в следующий миг все поглотила рокочущая бездна.
Глава 19.
Пулковский меридиан проходил через центр Круглого зала обсерватории, к востоку от Гринвичского меридиана. До начала двадцатого века использовался в качестве нулевого меридиана на картах Российской империи. В Африку Пулковский меридиан восходит на пол градуса восточнее Александрии, далее проходит через пирамиду Хеопса, и к югу пересекает вытянувшееся вдоль него озеро Танганьика. В годы войны с Пулковских высот осажденный Ленинград обстреливался фашистами из дальнобойной артиллерии, на некоторых зданиях сохранились надписи, предупреждающие горожан о наиболее опасной стороне улицы при артобстрелах. Высшая точка холма составляет семьдесят пять метров над уровнем моря, в солнечную погоду панорама города видна как на ладони, сверкает золотом купол Исаакиевского собора. Сегодняшний день выдался сумрачным. Низкие облака сгущались над городом, здание обсерватории укутал густой туман, в клубах которого было заметно какое-то движение.
– Удачное место для перехода, что скажешь, Фламма? – их глубины тумана прозвучал женский голос.
– Мне все равно где, – зычно пробасил гладиатор. – Лишь бы мечом помахать!
– Такая возможность скоро тебе представится. – пообещала Ева.
На скамье сидели двое, – мускулистый богатырь Фламма и Ева, стройная белокурая женщина, облаченная в джинсы и спортивную куртку, внешне она ничем не отличалась от своих петербургских ровесниц.
– Он точно придет? – спросил гладиатор.
– Наберись терпения.
Они помолчали. Ева смотрела на полоску прямого как стальная нить Московского проспекта, разрезающего город на две равные половины.
– Всего пять тысяч лет назад здесь был берег моря, – задумчиво сказала она. – Вода постепенно отступала, а места изобиловали непроходимыми болотами.
– История повторяется? – спросил Фламма, проследив за взглядом Евы.
– В том случае если Лучезарный одержит победу. Трудно предугадать его намерения. Хаос, – стихия Лучезарного.
– Ничего у него не получится! – проворчал гладиатор.
– Надеюсь…
Они опять замолчали. Со стороны парка донесся детский смех, женский голос.
– Твой выбор бойца… – продолжая начатую тему, сказал Фламма. – Мне он не кажется удачным.
– Почему ты так считаешь?
– Сколько всего было кандидатов?
– Восемьсот сорок шесть…
– Большой выбор! – воскликнул Фламма. – Среди них наверняка были спортсмены и бойцы. Храбрые воины!
– Интуиция. – ответила Ева. – Ты знаешь правила. Битве предшествует поединок. Согласно традициям, уязвленная сторона выставляет бойца. Он должен быть уроженцем местных земель. Обычный человек, по роковой случайности оказавшийся в Безвременье.
– Могла бы выбрать уличного бойца, того русского, забыл имя. Или как в прошлый раз рыцаря, да и негр боксер был неплох!
– Все они потерпели поражение, – напомнила Ева.
– Попробуй, одолей бессмертного демона! – Фламма негодующе ударил ребром ладони по краю скамьи. Там было выцарапано гвоздем. «Леха и Таня».
– Кое-кому удавалось сделать это. Потом, ты ведь знаешь, бессмертие – условное понятие. При неудачном исходе поединка Пустоши никому не миновать.
Бесстрашный гладиатор поежился.
– Жуть берет, когда об этом думаю! Там совсем ничего нет?
– И звук и свет, и отголосок мысли, все поглощает этот мрак, – продекламировала Ева. – Это похоже на сон без сновидений.
– Мне это трудно понять!
– Причина проста. Ты считаешь, что не совершил чего-то стоящего. Так происходит и с обычными людьми, – они страшатся смерти потому, что их жизнь была наполнена бессмысленными событиями.
– И все-таки. Объясни, почему именно он? – деятельный Фламма, неважно разбирающийся в отвлеченных понятиях, вернул тему в привычное для него русло.
– Времена меняются, – ответила Ева. – Люди не верят ни в то, что не имеет конкретного объяснения. Сытая жизнь, медицинская страховка и скоростной интернет прекрасно заменяют богов. Кому интересно размышлять о вечности? Для осознания факта собственной смертности требуется хоть однажды заглянуть за полог неведомого. Выбор на эту страну пал по той простой причине; здешние жители еще не развращены этой порочной сытостью. Чтобы одолеть Ларана недостаточно физической силы, Моркус обхитрит любого землянина, если тот решиться с ним сразится в бою, а жестокости Малаха не способны противостоять каменные кулаки ирландского пейви. Для победы требуются другие качества.
– Какие? – Фламма внимательно слушал.
– Отчаяние. – ответила Ева. – А еще надежа. И поиск вечности. Эти противоречивые свойства личности есть в душе каждого жителя земли, но они умело глушат их поиском денег и славы.
Она хотела что-то добавить, но в двадцати метрах от скамейки, на которой они сидели сгустилось розовое облако, зашумел ветер. Из вихревого потока шагнул Магни. Образ коренастого альбиноса претерпел изменения. Сейчас это был полуобнаженный бог войны, белая кожа блистала, в правой руке он сжимал массивный молот, в левой бережно держал папку, переданную ему Александром Пудовиком.
Магни шагнул вперед, брезгливо тряхнул мускулистыми плечами, сбрасывая прилипшую зелень. Фламма поднялся навстречу, его рука легла на рукоять короткого меча гладиуса, висящего в ножнах.
– Не буду лгать, что рад тебя видеть! – насупившись, проговорил он.
Ева поспешно встала между богатырями.
– Не сердись на моего друга, Магни! – сказала она. – Фламма сегодня не в духе.
– Бывает… – равнодушно ответил Магни. Он протянул Еве папку. – Здесь все, кроме заключительной части.
– Плохая драка лучше хорошей книги! – все еще мрачно поглядывая на соперника, проворчал Фламма.
– Нашему нового другу было предсказано неплохое будущее, – улыбнулась Ева. – Старая вельва, провидица рассказала о дне Рагнарека. А потом, вместе с остальными богами Магни создаст новый мир с новыми порядками, который будет напоминать времена ушедших молодых богов. Я правильно все сказала?
– Было такое предсказание, – кивнул Магни. – Молот, как видишь, при мне! Хотя не всем пророчествам можно безоглядно верить, к тому же, люди так много дописывали в рунах, опираясь на собственную фантазию, что никто уже и не скажет, что там истинно, а что придумано ими. – Он огляделся по сторонам. – Здесь совершится переход?
– Место выбрано. – ответил Фламма. – Тебя что-то не устраивает?
– Мне без разницы где, с кем и в какую эпоху драться.
– Хороший ответ, – заметил гладиатор с нотками симпатии в голосе.
– Маркиз выставит бойцов, – сообщил Магни. – У него есть доносчик в Безвременье.
– Кто?! – Фламма извлек на треть гладиус из ножен.
– Твой меч не понадобится. Это сторож Катон.
– Проклятье! Я всегда ему не доверял!
– Он умело прятал свои мысли, – заметила Ева.
– Могу я задать вопрос, – спросил Фламма, обращаясь к Магни.
– Спрашивай!
– Что побудило тебя перейти на нашу сторону?
Магни кинул взор в сторону шоссе, по которому медленно передвигался автобус, с расстояния полутора километров похожий на трудолюбивого жука, пробирающегося по лесу к своей норке.
– Люди… – ответил он. – Люди и законы.
– Люди? – удивился Фламма.
– Мне приходилось сталкиваться с разными людьми на службе у маркиза Шакса. Вначале я исполнял приказы механически, не вдумываясь в их смысл. Знаешь, я – воин, и не умею читать мысли как другие боги и демоны.
Гладиатор понимающе кивнул.
– По мере общения с людьми я заметил одну особенность, – продолжал Магни. – Они жадны, властолюбивы, эгоистичны и злы как испорченные дети. Но временами, некоторые из них способны на самоотречение во имя высокой цели. И тогда я спросил себя. Кто-либо из служителей Лучезарного готов на нечто подобное? У людей не так много вариантов по исходу их существования. Единицы наследуют Свет. Многие терпят муки, пребывая неопределенно долгое время в подземельях Хадеса. Остаются те, кто, не заслужив Света, испытывают судьбу в Безвременье. Получается, что исчезновение Безвременья обречет этих несчастных на долгие страдания. Я бы не хотел себе такой участи!
– Ты ведь знаешь, чем нам всем грозит поражение в битве? – спросила Ева.
– Я знаю Большую Эдду. Подлинные сказания, а не ту фантастическую историю, что сочиняли люди. И верю в предсказанное. Забвение неизбежно, если не буду следовать пути своего сердца.
– Хорошо сказано! – воскликнул Фламма.
Магни приложил руку к груди.
– Ваш боец готов к предстоящей схватке? – спросил он.
– В этом то и загвоздка… – тотчас помрачнев, ответил гладиатор. – Боец у нас никудышный! – Он кинул острожный взгляд на Еву.
– Он научится… – улыбнулась Ева. – Ты поможешь ему.
– Учить драться человека, которая ничего не умеет? – разочарованно протянул Фламма.
– Я могу помочь. – вмешался Магни.
– Обойдемся! – огрызнулся гладиатор.
– У нашего бойца будут прекрасные учителя, – лукаво прищурившись, Ева вопросительно посмотрела на насупленного гладиатора. – Он обязан победить!
– Хорошо! – согласился Фламма. – Будь по-вашему! – он протянул руку, и они с Магни обменялись крепким рукопожатием.
Глава 19.
Чарун причалил лодку к песчаной отмели.
– Сейчас тебе предстоит встреча с той, из чьего сада ты сорвала ветвь. – сказал он.
– С Персефоной? – просто спросила Вика. После выпавших на ее долю приключения, молодая женщина ничего не боялась. Во всяком случае так ей казалось. Местность, куда они приплыли, напоминала знакомые с детства пляжи Ленинградской области. Такая-же березовая роща шумит на возвышении, за уютным песчаным пляжем зеленеет луг.
– Будь осторожна с ней, – посоветовал Чарун. – Ветвь без участия Персефоны остается бесполезным обломком куста.
– Я постараюсь! – беззаботно тряхнула головой Виктория.
– Персефона сохраняет нейтралитет. Иначе говоря, она колеблется между выбором, – к кому из враждующих сторон примкнуть в случае войны. От того, какое ты произведешь на нее впечатление, многое зависит.
– Сделаю все, что моих силах!
– Можешь покинуть лодку, – приказал Чарун. – И никуда не уходи отсюда.
Вика послушно ступила на берег, глядя как кормчий берется за весло, ощутила прилив неизъяснимой грусти.
– Мы больше с тобой не увидимся?
– Не думаю, что следующая наша встреча тебя порадует.
На безупречном лице Чаруна появилась и тотчас исчезла жестокая, почти что кровожадная улыбка. И Вика в очередной раз поняла, насколько непостижим этот загадочный мир, к которому ей довелось прикоснуться.
– Прощай, Чарун! – сказала она.
– Могу дать совет, – промолвил гребец. – Ответы на мучающие тебя вопросы сокрыты в твоем сердце. Вы, люди, ежечасно обращаете свои мольбы к высшей силе. Молитесь, и не верите в то, что кто-то вас услышит. Ясность приходит в том случае, когда молитва похожа на беседу с лучшим другом.
Лодка стремительно удалялась, подхваченная течением, и скрылась за выступающим мысом, поросшим березняком. Вика осталась в одиночестве. Роща манила, приятный запах листвы ласкал обоняние. И только совет Чаруна, – не покидать берега реки, понуждал ее топтаться на месте.
– Ветвь потускнела, – раздался голос у нее за спиной. Вика обернулась. Трепетала на ветру высокая трава, голубоглазые цветки васильков украшали поляну.
– Золота осталось совсем немного… – согласилась девушка, лихорадочно ища глазами источник голоса.
– Знаешь, почему я позволила тебе сорвать ветвь в своем саду?
– Теряюсь в догадках…
– Мне понравились твои намерения. – Голос исходил откуда-то сверху, словно стеклянные горошины из пустоты падали слова, звонкие и отчетливые. – Большинство приходят за дарами во имя получения власти или обогащения, ты же отправилась в путь ради поиска любимого.
Вика слушала, внимая каждому слову.
– Ты права, – воскликнула она. – Я очень хочу увидеть его!
Поднялся ветер, стебли травы прильнули к земле. Голос Персефоны слабел, отдаляясь.
– Скоро вы увидитесь. Ему потребуется твоя помощь…
Поднялась рябь на реке. Вдалеке послышался громовой раскат, хотя на небе не было ни облачка. Голос Персефоны удалялся, слов было почти не разобрать, обрывки фраз напоминали крики чаек над морем ветреным днем.
– Подожди! – прокричала Вика в пустоту. Она понимала, что не сказала главного, отчего, быть может зависела ее дальнейшая жизнь, но важные слова не приходили на ум. Какая-то чепуха бороздила сознание, типа, – как поживаете? И куда собираетесь ехать в отпуск?
– Стой!!!
– Скоро… – Пауза. – Он… – Вновь пауза, после которой воцарилось абсолютное безмолвие. Только сильный ветер трепетал листву берез, и шумела дубовая роща, темнеющая в отдалении.
Вика обругала себя истеричкой, а затем пошла наобум, вдоль реки. Прошла метров пятьсот, прилетели резкие запахи выхлопных газов, которые не спутает не с чем другим уроженец большого города. Громко и восторженно запели птицы, словно приветствуя долгожданного гостя, пискнул сигнал входящего сообщения на смартфоне. Вика достала гаджет из кармана, и вытаращилась на мерцающий экран с тем же выражением лица, с каким туземец смотрит на пролетающий в небе самолет. В верхнем углу экрана уверенно светился знак МТС, и полоски работающего интернета. Пройдя около двухсот метров, она очутилась на краю дренажной канавы, через которую был переброшен узкий мостик. Па трассе нескончаемым потоком шли автомобили, в небо взмыл пассажирский авиалайнер, долетел рокочущий отзвук реактивного двигателя. Пулковское шоссе. Без затруднений определила девушка. А ее ночной визит в памятное кафе произошел в районе Красносельского шоссе. Не следовало быть знатоком родного города, чтобы определить расстояние между двумя точками на карте. Около двадцати километров. С некоторых пор метрическая система координат утратила приоритетное значение. Примерно так бы выразилась начитанная Светка. Вика стояла обескураженная той простотой, с какой состоялось ее возвращение в привычный земной мир. Вроде надо было радоваться, а на душе кошки скребут. Она посмотрела на ветвь, зажатую в руке. В свете дня та выглядела обычной лесной веткой, сбрызнутой заботливым садоводом бронзовой краской.
Остановился внедорожник, опустилось ветровое стекло. Совсем не удивившись, Вика увидела за рулем старого знакомого блондина, с той разницей, что его длинные волосы теперь свободно спадали по плечам.
– Садись! – кивнул парень.
Вика без слов повиновалась. Теперь она была готова вписаться в любой блудень, ( цитируя все ту же Светку!), кроме одного, – вернуться домой в опустевшую квартиру, где на столе засыхали бутерброды с красной икрой, и выдыхалось вино из наспех незакрытой бутылки. Многое оставалось ей непонятным, но одну вещь она знала наверняка. Дмитрия там нет.
Глава 20.
НИИ Скорой помощи им. И.И. Джанелидзе.
Сонная медсестра совершала обход. Ночь прошла сравнительно спокойно, разве что у мужчины, доставленного прошлой ночью с острой формой коронарной недостаточности, в районе шести тридцати был зарегистрирован высокий пульс. Введение внутривенно бета-блокаторов и препаратов из группы хлорида калия эффекта не дали. Пульс колебался в области ста двадцати ударов минуты, словно находящийся в медикаментозном сне человек совершал марш бросок. Медсестра разбудила дежурного кардиолога, было принято экстренное решение подключить искусственный водитель ритма. К тому моменту пульс достиг ста шестидесяти, устойчивая тахикардия грозила перерасти в фибрилляцию предсердий. Дальше начались какие-то чудеса. Снятая ЭКГ демонстрировала отсутствие депрессии сегмента ST, типичного для ишемической болезни сердца. Проще говоря, сердце у больного было здоровым, если не считать некоторой гипертрофии миокарда. Кардиолог недовольно пожал плечами.
– Какого черта этот… – врач мельком посмотрел на табличку в ногах кровати, на которой лежал больной. – Этот Зайцев делает в отделении интенсивной терапии?
– Доставили без сознания.
Кардиолог поднял веко больного, – глазное яблоко лихорадочно заметалось, будто вампир, прячущийся от солнечного света.
– Нужно снять энцефалограмму! – распорядился врач.
– Позвонить в отделении неврологии? – удивилась медсестра.
– Да. И как можно быстрее!
Быстро не получилось. Чтобы дозвониться до отделения неврологии, и убедить дежурного врача прийти в реанимацию с электроэнцефалографом, потребовалось потратить не менее десяти минут. К тому моменту пульс у больного зашкаливал за двести. Невролог пришел, хмурый и недовольный, протянул вялую кисть коллеге.
– К чему такая срочность? – пробормотал он, прикрепляя датчики к голове больного.
Зажужжал прибор, кривая линия чирикала острые зигзаги на экране. Сонное состояние невролога мигом исчезло.
– Что за хреновина! – выругался он.
– Объясни! – спросил кардиолог.
– Ваш парень должен быть без сознания, – не сводя глаз с экрана, объяснял невролог. – А у него альфа волны на уровне дести герц. Зато тета волны и дельта зашкаливают. Двадцать пять герц!
– Эпилепсия исключена?
– Крайне редко, подобные всплески мозговой активности случаются при эпилептических припадках, но теменная зона отвечающая за эту область вполне стабильна. Короче, я впервые за свою практику вижу такие показатели энцефалограммы. Есть смысл сделать ему МРТ.
– Прямо сейчас?! – раздраженно воскликнул кардиолог.
– Доктор, пульс падает… – вмешалась медсестра.
Увлекшийся беседой с коллегой врач приложил пальцы к запястью больного.
– Девяносто шесть, – задумчиво сказал он. – Наполнение нормальное.
Невролог отсоединял датчики от головы больного.
– Мало в это верю, – с усмешкой сказал он, – но существует мнение, что в периоды подобных всплесков активности, люди совершают гениальные открытия. Такое впечатление, что ваш пациент под какими-то веществами. Кокаин, эфедрины…
Кардиолог листал карту, которую подала ему медсестра.
– Три десятых промилле алкоголя.
Невролог почесал кончик носа.
– Сто грамм водки и пара кружек пива, – перевел он. – Джентельменский набор. С чем его доставили?
– Тут пишут потеря сознания за рулем. Тропониновый индекс в норме.
– Длительность асистолии?
Кардиолог перелистнул страницу в карте больного.
– Не отмечено.
– Поднять, – подняли, разбудить забыли! – пошутил невролог. – Бардак у вас, братцы– кролики!
Он пожал руку коллеге, пожелал удачного завершения дежурства и ушел к себе на отделение.
Завершая обход, медсестра подошла к кровати Зайцев а. Дыхание у больного было ровным, пульсоксиметр показывал нормальный уровень оксигенации. Легкий румянец покрывал скулы, под тонкой кожей век трепыхались глазные яблоки.
– Пора бы тебе просыпаться, парень! – проговорила женщина, поправляя фиксатор капельницы.
Глава 20.
Полет в бездну длился бесконечно долго. Дмитрий успел набрать полные легкие воздуха перед тем как лодку понесло вниз. На фоне грохочущего рокота водопада, он не расслышал криков попутчиков. Удар о водную твердь пришелся о согнутые колени, голени обожгло болью. Неподалеку упала лодка, закрутилась, налетела на торчащие камни. Хрустнуло старое дерево. Пенная круговерть капели ослепила: Дмитрий бил руками по воде наобум, судорожно вздохнул, набрав полный рот воды, и понял, что тонет. Холодная вода обволакивала, тянула на дно. Звонко колотились молоточки пульса в висках, легкие жаждали кислорода, сознание помутилось. Дергая по-лягушачьи ногами, и что есть сил разгребая толщу ледяной воды, Дмитрий продвигался к поверхности. Еще два гребка, и свет ударил в лицо. Позади грохотал водопад, мимо пронесло течением обломки лодки. Матвею удалось вцепится в один из таких обломков мертвой хваткой. Минуты три он просто дышал, отдавшись во власть несущейся реки. Когда ритм дыхания восстановился, огляделся по сторонам; правый берег находился в пятидесяти метрах.
– Бар-о-о-н!!! – прокричал Дмитрий осипшим голосом. Немного подождал, вслушиваясь в затихающий рокот водопада. – Горбун!!!
Обломок лодки перевернулся, мелькнула цифра 72. И никаких следов послания загадочному Шоне.
– Горбу-у-н!!!
Русло реки совершило полукруг, водопад остался позади, появились новые звуки, и они оказались настолько непривычными, что едва не оглушали. Пение птиц! Многоголосое и заливистое, словно в лесном массиве, виднеющемся на берегу, репетировал птичий оркестр.
– Бар-о-о-н! – без особой надежды прокричал Дмитрий.
Держась правой рукой за обломок, он подгребал левой, приближаясь к берегу. Из-за облаков вышло солнце, ноги коснулись глинистого дна. Еще десяток гребков, и дальше можно было идти вброд. Тяжело ступая, он вышел на берег, и повалился без сил на спину. От влажной одежды в воздух поднимались испарения, громко пели птицы и это был самый прекрасный, черт побери, рок-н-ролл, которую ему когда-либо доводилось слышать! Он лежал, зажмурив глаза, чувствуя солнечное тепло кожей лица. Что-то коснулось лба, Дмитрий открыл глаза, в полуметре над головой кружила большая бабочка. Трепетали крылья, бархатную черноту крыльев покрывал золотистый узор.
– Брошу пить! – вслух сказал Дмитрий. – Честное слово, брошу!
– Все вы так говорите! – послышался грубоватый мужской голос.
Зайцев вскочил на все еще дрожащие от перенапряжения ноги. На пригорке сидел качок из бара. Он жевал сорванную травинку, с любопытством разглядывал мокрого и дрожащего человека.
– Ты здесь? – воскликнул Дмитрий.
– А где-же мне еще быть! – Фламма пожал широченными плечами. – Монеты не потерял?
– Какие монеты?
– Такие-золотые! – передразнил гладиатор. – Те, что я тебе дал в прошлый раз.
Дмитрий сунул руку в карман, нащупал монеты, превратившуюся в мокрый комочек фотографию. Не было визитки, которую ему дал седобородый Шакс в кафе. Забыл положить ее в карман, после того как ее изучал Старик. Алексей Кочетков. Врач из Тамбовской области.
– На месте. – ответил он.
– Это хорошо! – одобрительно кивнул Фламма, и прищурившись, посмотрел на солнце. – Сам то как? Нормально?
– Бывало и похуже… – осторожно оглядываясь по сторонам, протянул Дмитрий. – Я все еще в Безвременье?
– И все-таки странно, что тебя Ева выбрала! – недовольно буркнул гладиатор. – Для бойца ты слишком туго соображаешь. Небось все мозги пропил! Знаешь, как мой друг Аристотель называл пьянство? Добровольное сумасшествие.
– Твой друг?
– Друг. – подтвердил Фламма. – Я-то сам родом из Аквитании, провинция Арморика, что на реке Лигер. Не слыхал?
Дмитрий отрицательно покачал головой.
– Конечно! Кого теперь интересует история! Права Ева, вас сгубили сытость и интернет!
– Ева? – переспросил Зайцев .
– Я сражался на аренах Рима, – продолжал Фламма, словно не расслышал вопроса. – Только не как раб, захваченный в плен. Я был свободным гражданином, понял, босяк? Общался с разными замечательными людьми, не вам чета. Аристотель любил посещать гладиаторские бои, сам неплохо знал приемы борьбы. В ту эпоху люди умели постоять за себя!
– Ты не ответил… – повторил Дмитрий. – Расскажи, кто такая Ева, удалось ли мне сбежать из Безвременья, и что стало с моими попутчиками.
– Надеешься ответами на вопросы избавиться от страха? Это не по адресу. Вот маркиз тот любитель на вопросы отвечать, а еще больше Моркус. Порочный монах. Кличка Падре. Ну да, ты их видел обоих.
– Видел…
– Видеть то видел, а ничего не понял! – назидательно сказал Фламма.
– Поймешь тут! – выругался Дмитрий. – Дурдом какой-то!
– Это у вас дурдом, – спокойно ответил гладиатор. – Рвете жилы ради денег, женщин и славы, а когда все это получаете, понимаете, что совсем не этого хотели. Все миры устроены логично. И справедливо. Я, когда проживал земную жизнь, не мог это уяснить, до чего был сосредоточен на победах в схватках и на любовном ложе. Считал себя бессмертным.
– Значит все-таки жизнь после смерти существует?
– Не в том понимании как бы тебе хотелось, – Фламма зевнул. – Согрелся?
– Вода ледяная!
– Стало быть, живой! – ухмыльнулся гладиатор. – А вода, она и есть вода. Ею крестят малых детей. Пошли за мной, там согреешься!
Он направился по направлению к сосновому бору легкой и упругой походкой. Матвею ничего не оставалось делать, как идти за гладиатором. Спустя пятьдесят метров Фламма резко остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Повел носом, вдыхая смолистый запах соснового леса. Дмитрий по инерции едва на уткнулся в широкую спину гладиатора.
– Кажется, здесь… – пробормотал Фламма. Он протянул широкую ладонь, касаясь пальцами воздуха как твердой стены. – Ненавижу я эти норы! – Глубоко вздохнул. – Закрой глаза! – приказал гладиатор Матвею.
– Это обязательно?
– Если не хочешь ослепнуть! – последовал краткий, но информативный ответ.
Дмитрий послушно зажмурился. Вначале ничего не происходило, а затем сухой жар опалил лицо, словно открылась дверь в финскую парную. Резко пахнуло кислой капустой и серой, воздух стал разреженным, будто они перенеслись на большую высоту. Что-то приглушенно гудело вдали. Ноги утратили опору, но сильные руки Фламмы крепко держали его локти. Вскоре гладиатор отпустил его, ступни коснулись земной тверди.
– Можешь открыть глаза! – разрешил Фламма.
Дмитрий осторожно разомкнул веки, и тихонько выругался от восхищения. Они стояли в круглом зале метров двести в радиусе, и около пятидесяти метров в высоту. Стены напоминали пчелиные соты изнутри. Сотни отверстий, по два метра в диаметре из глубины которых лучился нежный опаловый свет. Эти отверстия медленно поворачивались, исходящие из них полосы света скользили по стенам. От сухой жары, царящей кругом, высохла промокшая одежда, но тотчас на лбу выступили капли пота.
– Не люблю я эти временные каналы, – хмуря брови, бурчал Фламма. – Зевнешь поворот, и очутишься где-нибудь в Проксиме Центавра, или, что еще хуже угодишь в Юрский период! Держись за мое плечо! – сказал он.
Дмитрия не следовало упрашивать. Он вцепился в трицепс гладиатора, который был на ощупь твердым как камень. Фламма внимательно следил за вращающимися норами, внешне ничем не отличными друг от друга.
– Где мы? – спросил Дмитрий.
– Внизу или наверху? – уточнил Фламма, не отрывая внимательного взгляда от светящихся полос.
– Без разницы!
– Если внизу, то над нами Пулковская обсерватория. Примерно в метрах в сорока. – уточнил он.
Дмитрий не стал спрашивать, относительно другой, из упомянутых гладиаторов системы координат. Так он окончательно запутается.
– Приготовься! – скомандовал Фламма.
Зайцев хотел было спросить, что означает приготовиться. Фламма схватил его за руку, как тряпичную куклу швырнул в ближайшую нору, и прыгнул следом за ним. Успел вовремя, – скорость вращения возросла, а поверхность внутри норы оказалась гладкой и блестящей.
– Погнали! – крикнул Фламма.
И в тот же миг некая сила подхватила их и понесла вперед, ощущение невесомости подкатило к горлу комом, стены превратилось в малиновые полосы, полыхающие огнем. Дмитрий закричал, и не услышал звука собственного голоса. Мы летим быстрее скорости звука! Опалила сознание догадка. Гул нарастал, превращаясь в пронзительный свист. Блестящие белые глаза объявились сбоку, и тотчас могучая рука гладиатора метнулась навстречу, липкая и пахучая жижа ударила в лицо Матвею. Кажется, на пути им встретились несколько разветвлений тоннелей, и каждый раз они совершали поворот, не сбавляя скорости. Вспомнились слова Фламмы насчет Юрского периода. Не хотелось бы очутиться среди кровожадных динозавров или на отдаленной планете! За время пути еще дважды возникали диски серебристых немигающих глаз, одного постигла участь предыдущего, но наученный опытом Дмитрий ухитрился уклоняться от порции зеленой жижи, а второе существо ретировалось в один из боковых тоннелей, прежде чем его настигла рука гладиатора. Темп перемещения снизился, свист обратился в монотонное урчание, вроде того, что издает дизельный мотор на холостом ходу. Огненный блеск стен преобразился в ровное свечение.
– Пора! – сообщил Фламма. Он дождался, пока выход из тоннеля замедлил вращение, и подтолкнул Дмитрия в спину. От толчка мужчина покатился кубарем. Остановился, поднялся на ноги. Зеленеющая плесень на вороте куртки издавала мерзкий запах тухлятины, зато за время путешествия его одежда просохла. Он оглянулся на Фламму, богатырь одобрительно улыбался, глядя на Дмитрия с высоты своего гигантского роста.
– Ты держался молодцом!
– Да ладно… – Смущенно зарделся Дмитрий. – Чуть не проблевался!
– Это дело привычки!
Перед ними возвышалось древнее строение, вроде тех, что показывают туристам в рекламных проспектах. Белокаменные античные колоны, увитая изумрудным плющом ограда. Высокие мраморные ступени облюбовало огромное количество кошек. Дмитрий никогда не видел такого скопления этих свободолюбивых и грациозных животных в одном месте. Коты с холодным любопытством созерцали пришельцев. Навстречу вышла Ева. Девушка была одета в легкий полупрозрачный хитон, подпоясанный золоченным поясом. Ее сопровождали две молодые девушки, – негритянка с прозрачно-синими миндалевидными глазами и жгучая брюнетка со смуглой кожей и белозубой улыбкой. Осторожно ступая среди котов, Ева подошла ближе.
– Ты голоден? – спросила она вместо приветствия.
– Немного тошнит после путешествия. – признался Дмитрий.
– Это скоро пройдет. Фламма рассказал, какова цель твоего визита?
– Не было времени, – вместо Дмитрия ответил гладиатор. – Он закидал меня вопросами, едва находился, что ответить.
– Тогда расскажу я, – кивнула Ева. – Садись! – она указала на мраморную скамью, стоящую в тени огромного кипариса.
Дмитрий опустился на скамейку. Мелодично журчала вода в ручье, сбегающего с синеватых предгорий, освещенных полуденным солнцем, важно ступая по каменным плитам мимо прошествовал павлин. Ева села рядом с мужчиной, ее немедленно окружили несколько котов. Голубоглазая негритянка принесла поднос, на котором стояли кувшин, два бокала по виду из чистого золота, и гроздь спелых фруктов. Фламма уселся поодаль. Брюнетка наполнила бокалы вином.
– Что-то подобное в моей жизни недавно произошло, – недоверчиво сказал Дмитрий, глядя на красную жидкость в бокале.
– Дважды история не повторяется, – сказала Ева. – Если не хочешь, можешь не пить.
– Он алкоголик! – подал голос Фламма. – Часто встречающееся в северных странах заболевания, которое они таковым не считают.
Дмитрий молча осушил бокал. Вино было превосходным, у него пробудился голод. Стоящая за спиной негритянка немедленно заново наполнила бокал вином. Дмитрий накинулся на виноградные ягоды, сочные и сладкие.
– У нас есть давняя традиция, – начала говорить Ева. – Перед началом битвы сражаются два бойца, с нашей стороны избранником должен быть уроженец той части земли, на которую падет жребий.
– Жребий? – переспросил Дмитрий. – Почему именно жребий?
– Таковы традиции. После тщательного знакомства с множеством кандидатов, я остановила выбор на тебе.
Дмитрий поперхнулся виноградиной, брюнетка услужливо постучала ладонью по спине.
– Почему я?! – воскликнул он, прокашлявшись.
– Я же говорил, – проворчал Фламма. – Зачем, почему…
– На то было несколько причин, – терпеливо ответила Ева.
– Назови хотя бы одну! Какой из меня боец?! Я в свое время сдал на второй юношеский разряд по боксу. Меня этот ваш блондин с хвостиком вырубил одним ударом!
– Противостоять Магни задача невыполнимая. – согласилась Ева.
– Так уж и невыполнимая! – съязвил Фламма, выпивающий подряд третий бокал вина.
– Мастерству поединка можно научится, – продолжала Ева, – Обычно, победителем выходит не тот, чьи мышцы крепче, а тот боец, чья душа моложе.
– Не въезжаю, о чем вы говорите, – вздохнул Дмитрий. – Жена считает меня трусоватым парнем, и она права. У меня и фамилия не героическая.
– Фамилия ни о чем не говорит, – пробурчал Фламма.
– Мой друг прав, – согласилась Ева. – В тебе может быть сокрыто мужество, и каком ты и сам не догадываешься. Возраст демонов, служащих Лучезарному, насчитывает тысячелетия, – например, знакомый тебе маркиз Шакс, сменил не один десяток телесных воплощений. Мы, – странники Безвременья, а в одном из филиалов тебе довелось побывать. В Безвременье души умерших людей ожидают окончательного суда, часть из них наследует Свет, другие попадает в Хадес, где правит Лучезарный. В давние времена никакого Безвременья не существовало, и все души попадали немедленно либо в Свет, или же претерпевали долгие мучения в подземельях Хадеса. Так продолжалось до той поры, пока Дух не проявил к людям снисхождение.
– А почему так случилось?
– Селекция была не совершенной. Росло количество людей, чьи дела не заслуживали Света, но и проступки не соотносились с теми страданиями, что они претерпевали в Хадесе. Тогда Дух ввел Законы, предписывающие слуг Лучезарного к ограничениям, а люди получили шанс заслужить Свет, по истечении срока, отведенного на пребывание в Безвременье.
– Не так уж и весело в этом Безвременье! – поежился Дмитрий, вспомнив завывающую сирену, полотно серого тумана, простирающееся над землей, и кровожадных гарпий.
– Условия не идеальные. – согласилась Ева. – В Безвременье происходит своего рода экзамен. Жесткий и бескомпромиссный. Твой друг заслужил Свет.
– Старик! – радостно воскликнул Зайцев . – Получается, вы ангелы? – неуверенно спросил он.
Фламма громко расхохотался, и поднял вверх большой палец.
– Мы – беспристрастные наблюдатели, – холодно улыбнулась Ева. – Среди нас есть раскаявшиеся грешники как Томас Торквемада или беспутная Марго, есть те, кого вы подчас ошибочно именуете святыми. Фламма, – бывший гладиатор, получивший в награду десяток лишних жизней, которыми пользуется крайне неразумно, – она укоризненно посмотрела на гладиатора. – Существует множество духов и богов, ревниво наблюдающие за судьбами людей. Когда-то они обладали могуществом и властью, теперь влачат жалкое существование, вспоминая о своем былом величии. Гермес, Фемида, Аид, Велес, Ра, Перун, Анубис… – Ева равнодушно перечисляла громкие имена величественных богов, знакомых Матвею по книгам и фильмам. – Изредка они могут принять участие в судьбах людей, обратившихся к ним за помощью, но их влияние незначительно. Оживить умершего, исцелить раненого, или наоборот, – наслать болезнь. Частные случаи волшебства, никак не меняющие ход истории.
– А кто такой Лучезарный? – перебил Еву Дмитрий.
– Верховный демон. У него множество имен, но он предпочитает называться Лучезарным или Светоносным. Когда-то давно он считался холодным философом, созерцателем Покоя, но с течением времени, его стал привлекать Хаос. Великое Пермское вымирание, уничтожившее девяносто пять процентов всего живого на земле, три эпидемии чумы, Крестовые походы и даже Холокост, – ко всем этим катастрофам имеет непосредственное отношение Лучезарный. Его слуги без устали снуют среди людей, нашептывают, соблазняют, уговаривают. Многие поддаются на их уговоры. Но у людей есть бесценный дар, – свобода воли, на которую не способен оказать влияние самый красноречивый демон.
– Ты сказала, что предстоит битва, – сказал Дмитрий. – И что нас людей ожидает, если Лучезарный победит?
Фламма красноречиво провел ногтем большого пальца левой руки по горлу.
– Мой друг прав, – ответила Ева. – Для людей это печальная перспектива. Что задумает Лучезарный если одержит победу, предугадать не берусь. Возможно, начнется третья мировая война. Или же ледниковый период скует оковами холода планету. А может быть землю охватит очередная пандемия, страшнее всех эпидемий, что случались ранее. Так или иначе, человечество на долгие годы ждет хаос и забвение. Так уже случалось прежде, и следы исчезнувших цивилизаций обнаруживают археологи. Одну из остроумных версий будущего предложил твой соотечественник писатель Александр Пудовик.
– Я знаю его! – оживленно сказал Дмитрий. – Слышал интервью, перед тем как… – он осекся. – Перед тем встретил тебя на дороге…
– Лучезарный проявил интерес к сочинению этого автора, – кивнула Ева. – Иногда людям удается предугадать намерения высших сил.
– Ты сказала, что моя душа молода. Что это означает?
– Все человеческие души блуждают в эфире в виде энергетических сгустков информации неопределенное количество времени до той поры, пока не воплощаются в материальное тело. Большая часть из них устает за время долгих скитаний по безбрежным и пустым мирам. Души претерпевают различные испытания, отчего впоследствии появляются убежденные преступники или наоборот святые. Твоя душа зародилась сравнительно недавно. Носители юных душ часто бывают подвержены таким порокам как пьянство, наркомания или блуд. Один древний философ считал, что это связано с поиском души земных, телесных впечатлений.
Дмитрий отпил из бокала. После всего услышанного, аппетит у него пропал.
– Получается так, что от моей победы в поединке будет зависеть судьба человечества? – спросил он, с тоской глядя на прогуливающегося павлина.
– Много на себя берешь, пьянчуга! – буркнул Фламма.
– В какой-то мере это так, – ответила Ева. – Но конечное решение остается все равно остается за Духом.
– Дух – это типа высший бог?
– Человеческое свойство, – все сущее подвергать иерархии здесь неуместно. Некоторые вещи я не смогу тебе объяснить.
Вечерело. Безоблачное небо из синего постепенно становилось густо-фиолетовым с огненно-лимонными всполохами над горной грядой. Негритянка нагнулась к Еве, и прошептала что-то на ухо. Обладающий неплохим слухом Дмитрий не сумел понять наречия, на котором говорила девушка. Ничего схожего из известных ему языков.
– Ладно! – сказал он. – Допустим, я согласен. Как будет выглядеть этот поединок? По каким правилам? Бокс, борьба, или ММА?
– Вероятнее всего поединок состоится в духе древних традиций. На мечах. Мы чтим и соблюдаем традиции.
– На мечах? – нервно уточнил Дмитрий. – Да я в руках меч ни разу не держал!
– Фламма объяснит тебе предстоящие детали поединка, и проведет тренировку перед боем, – уклончиво ответила Ева. – Чтобы добавить уверенности в себе, выпей перед поединком вот это… – она протянула склянку с плещущейся внутри бурой жидкостью.
Зайцев вынул пробку, понюхал содержимое. Пахло куркумой, гвоздикой и еще чем-то совершенно незнакомым. Его обонятельный аппарат с подобной ноткой запаха встречался впервые. Отдаленно схожее с горелой травой и металлической стружкой.
– Что там? – он подозрительно смотрел на темно-коричневую густую жидкость.
– Ничего такого, чтобы могло тебе навредить. Немного трав, капелька утренней росы, собранной по рецепту друидов, толченный корень мандрагоры и, наконец, основной компонент, – кровь дракона.
– Дракона?!
– Угу… – Ева говорила серьезно, но ее фиалковые глаза смеялись. – А ты предпочел бы амфетамины или кокаин?
– Черт с ним! – вздохнул Дмитрий, отставляя емкость в сторону. – Пусть будет дракона!
– Прощай, Дмитрий, и желаю тебе удачи! – сказала девушка, поднялась со скамьи, и ушла в сторону античного здания, в сопровождении служанок и группы деловито бегущих следом котов. Дмитрий обернулся к Фламме, подмигнул.
– Ну, что тренер! Начнем спарринг?
Первым делом гладиатор принес боевую амуницию.
– Маркиз выставит против тебя Ларана. – деловито осматривая разложенную на траве амуницию, сообщил Фламма. – Когда-то давно он был неплохим этруским гоплитом Тебе потребуется достойная защита, поэтому я выбрал амуницию мурмиллона.
– Кого? – растерянно брякнул Дмитрий.
– Мурмиллон. – терпеливо повторил Фламма. – Тяжеловооруженный гладиатор. Большой прямоугольный щит, шлем с оперением, наручи на правой руке, поножи на левой ноге, и короткий меч.
На земле лежало все перечисленное гладиатором обмундирование. Щит выглядел бывалым, со следами от ударов на бронзовой окантовке, острие меча блестело на солнце.
– А ты уверен, что я сумею всем этим овладеть? – пробормотал Дмитрий.
– Не уверен. – откровенно признался Фламма. – Для начала, давай переоденемся…
Зайцев снял джинсы и футболку, расшнуровал кроссовки. Облачаясь в пурпурную ткань набедренной повязки, и ожидая пока гладиатор поможет ему закрепить на плече повязки наручи, он чувствовал себя крайне неуверенно. Это ощущение исчезло, стоило его пальцам сжать потертую рукоять меча. Что-то преобразилось у него внутри. Магическая тяжесть меча оттягивала мышцы предплечья, в руке притаилась дремлющая смерть. Не в силах сдерживать волшебную магию оружия, он взмахнул мечом, полюбовался игрой света на клинке. Новое зрение позволяло разглядеть крохотные зазубрины на отточенной царге. Из далеко прошлого, пронизывая века и эпохи неслось конское ржание, перестук копыт, лязг мечей, пение стрел, стоны раненых, яростный рев победителей. Крупицы стали запечатлели в молекулярной памяти свирепый гомон кровавой сечи, металл жадно поглощал льющуюся кровь жертв, бесстрастно фиксируя расчлененные куски дымящейся плоти. Дмитрий поднял руку, а разумное орудие очертило в воздухе огненный круг. Эфес дрожал в пальцах как любимая женщина, желая впиться смертельным поцелуем в шею.
– Кайф то какой! – не в силах сдерживать распирающие эмоции, прокричал Дмитрий.
– Ева не ошиблась в тебе, – задумчиво проговорил Фламма. – Молодая душа!
Он взял длинное копье, и нанес выпад. Дмитрий подставил щит, который содрогнулся под ударом.
– Так себе… – пробурчал гладиатор.
Новый удар был быстрее предыдущего. Щит словно пробил озноб от выпада.
– Не полагайся на защиту щита. – изрек Фламма. – Помни о ногах. Твоя задача, – постоянно перемещаться по арене боя.
Они провели в тренировке более двух часов. К концу занятия Дмитрий уяснил алгоритм сражения. Вооруженный длинным копьем противник рассчитывает на прямые удары, которые подчас обладают сокрушительной силой. Мурмиллион, в чьем обмундировании выступал Дмитрий Зайцев, должен использовать верткую способность меча, наносить поражающие выпады из с различных углов, а для этого требуются железные икры и чувство дистанции. Временами начинало казаться, что меч в его руке живет своей самостоятельной жизнью. Во время перерыва, он поделился своими соображениям с Фламмой.
– А ты как думал? – ухмыльнулся гладиатор, пожевывая травинку. – Я специально подобрал для тебя амуницию известного гладиатора. Наивно полагать, что оружие не запоминает руку хозяина. Все в природе имеет частицу души, и камень, и ветер, и закаленная сталь меча.
– Ты не был знаком с тем гладиатором? – спросил Дмитрий.
– Мы с ним жили в разное время…
– А как его звали?
– Спартак.
Сгущающиеся сумерки не позволили продолжать занятия, придирчивый Фламма был доволен своим учеником.
– Теперь тебе нужен отдых, Дмитрий! – улыбался он щербатым ртом. – До схватки осталось мало времени. Не забудь выпить настойку, что дала Ева.
Он отвел подопечного в уютный закоулок сада. Там было раскинуто ложе и плотная материя, служащая одеялом.
– Возьми с собой монеты те, что я тебе дал, – сказал Фламма.
– Зачем? – удивился Дмитрий. – Кому-то надо будет дать взятку?
– Там поймешь… – сообщил богатырь, и удалился.
Бархат черного неба был щедро усыпан звездами, и сколько не пытался Дмитрий найти знакомые созвездия, ничего не обнаружил. Он лежал на спине, глядя в небо, слушая громкое пение цикад, и не заметил, как провалился в сон.
Глава 22.
Катон визжал как крыса, которой придавили хвост. Боль была самая настоящая! Его бережно накопленные и сохраняемые жизни сгорали в адовом пламени преисподней.
– Пощади, Светоносный!!! – Он задыхался от едкого запах серы, а река огня приближалась. – Пощади-и-и!!!
Тонкий голос разбивался о неумолимую твердь каменных стен.
– Никогда не думал, что у него такой высокий голос! – заметил Шакс, глядя на тщетные попытки Катона уцепиться за серебристую нить паутины.
– Предателей никто не жалует, – равнодушно сказал Малах. – Хотя, признаюсь, для меня решение Лучезарного придать Катона казни оказалось неожиданным. Он приносил немалую пользу.
Он увлеченно играл с Моркусом в карты, и всякий раз масть менялась, стоило картинке попасть в быстрые руки Падре.
– Тот, чье имя мы не смеем произносить вслух, – машинально пробормотал Шакс. Скорее по укоренившейся привычке, нежели веря в эффект стандартной фразы. Последний визит к Лучезарному поколебал его надежду на успех предстоящем противостоянии. Бессмысленный гнев – признак неуверенности. Пытка и казнь доносчика были тому подтверждением. Он разделял сомнения Малаха, хотя никогда бы не сказал ему об этом, и, уж тем более, не позволил бы прочесть собственные мысли на этот счет.
Ноги Катона коснулись клокочущей плазмы, старик поджал колени, словно акробатические трюки на паутине могли как-то отсрочить печальный конец. Елиза отвернулась от восточной стороны ребристого купола, в настоящий момент превратившегося в большой экран.
– Зачем он нам это показывает? – нервно сказала она.
– Тот, чье имя следует произносить… – с упрямством одержимого повторил маркиз.
– Отвали! – злобно ответила Елиза.
– Это предостережение, – высказал свою точку зрения Моркус. Он выиграл два десятка монет, и выстроил из них сверкающую золотом пирамидку. – Всем нам, после предательства Магни.
– Вот пытал бы Магни!
– Магни теперь так просто не достанешь! А ты, что молчишь? – накинулась Елиза на Ларана, развалившегося на диване. – Драться, между прочим, тебе предстоит! – ехидно улыбаясь, добавила она.
– С кем? – пренебрежительно скривил губы Ларан. – С мартышкой?
– Ходят слухи, его тренирует Фламма, – как бы между прочим сообщил Шакс.
– Откуда такая информация?
– Из проверенных источников.
– Такие-же источники как этот? – насмешливо спросил Малах, кивнув на корчащуюся фигурку Катона.
– Надежные источники. – веско повторил маркиз.
– И что с того, с что мартышку тренирует Фламма? – спросил Ларан.
– Ничего, – пожал плечами маркиз. – Хотелось бы, чтобы ты принял к сведению.
– Принял! – ухмыльнулся Ларан. – Дрожу от страха!
Тем временем Катон избрал новую тактику. Поняв, что мольбы бесполезны, он цеплялся за паучью нить обеими руками, и карабкался наверх, демонстрируя чудеса ловкости.
– Сколько раз я не смотрел это шоу, ни разу не видел самого паука, – признался Моркус
– Увидишь! – пообещала Елиза. – Вот надерет мартышка зад нашему этруску, и точно увидишь!
Ларан, не поднимаясь с дивана, метнул в Елизу дротик, который она играючи перехватила налету.
К всеобщему удивлению метод, избранный Катоном, подействовал. Он карабкался наверх, ловкий как обезьяна, не выпуская серебрящуюся в огненно-рыжем отблеске магмы нить. Вот он поднял голову, татуировки чернели на блестящем от пота лице, что-то там увидел, гримаса ужаса исказила черты. Свисающий конец паутины нежно оплел руки и ноги и старика, и теперь нечто увлекало его наверх.
– Пощади!!! – завизжал Катон.
– Вот и увидел он паука, – прокомментировал Малах.
– Завидуешь? – зло усмехнулась Елиза. Она покрутила в пальцах дротик, и с силой метнула, целясь лежащего на продавленном диване Ларана. Не меняя расслабленного положения тела, этруск самую малость уклонился, острие впилось в то место, где мгновение назад находилась его голова.
– Реакция есть! – заметил Шакс.
Опутанный клейкой белой нитью человек был похож на гигантскую муху, угодившую в западню. В верхней части импровизированного экрана появились гигантские челюсти. Около полуминуты были слышны мольбы о помощи, сменившиеся сдавленным хрипением, которое вскоре также стихло, наверху что-то жадно урчало и чавкало, свисающая полоска паутины окрасилась ядовито-красным цветом. В огненную реку падали ошметки того, что осталось от старика, – куски кровоточащего мяса, конвульсивно содрогающиеся как обрубки расчлененного червя. Они исчезали в пламени. Экран погас. Стекло демонстрировало перспективу Невского проспекта, вздымающуюся башню здания Городской думы, выходящих из метро людей, стоящие в пробке у светофора автомобили.
– Предостережение. – сухо повторил Моркус. Он поднял руки, демонстрируя кровоточащие стигматы на запястьях. В любое другое время тот же Малах высмеял бы ловкий трюк бывшего монаха, но сейчас все промолчали. Даже маркиз Шакс, привыкший комментировать замечания своих компаньонов, промолчал. Все понимали, что Моркус был прав.
Глава 23.
Магни остановил внедорожник на парковочной площадке, в зоне для инвалидов.
– Приехали! – объявил он.
Вика с удивлением огляделась по сторонам. Обычно, в районе парка Пулковской обсерватории было оживленно.
– Почему мы приехали сюда? – спросила она. – И куда все люди пропали?
– Никуда! – спокойно ответил Магни.
– Не понимаю ни черта! – призналась Вика.
– Никто не видит звуковых волн кроме лемуров, и некоторых видов глубоководных рыб, а эти волны существуют, иначе бы мы не могли разговаривать. Без специальных приспособлений не видно простейших бактерий, а их великое множество. Большинство людей не видят духов или демонов, которые обычно существуют неподалеку.
Он вылез из салона внедорожника, захлопнул дверцу.
– Я видела и Чаруна и Керкопа, – сказала Вика, идя вслед за Магни. – Причем Керкоп распускал как руки озабоченный маньяк. Меня едва не задушили корни дерева, вдобавок я летала на огромной птице, общительной и дружелюбной. Персефона разговаривала со мной, но ее саму не было видно. Что еще должно такого случиться, чтобы поразить воображение невзыскательной питерской девушки?
– Персефона, – капризная особа, – согласился Магни. – Каких-то пару тысяч лет назад все названные тобой герои были грозными и властолюбивыми богами. Все на что они сейчас способны, это забавляться со случайно забредшим путником.
– Получается, от ветки никого толка? – кисло промолвила Вика.
– В мире не существует бесполезных вещей. В прежние времена ветвь из сада Персефона была способна творить подлинные чудеса. Оживить человека, или одарить владельца богатством и славой. Сейчас ее способности поубавились, но кое-какая мощь в куске ветки еще имеется.
Вика захотела задать мучающий ее вопрос. Пожалуй, самый важный, из всего, что ее беспокоило в настоящий момент, но осеклась на полуслове. Из расщелин фундамента здания обсерватории выбежала здоровенная крыса. Села, тревожно поблескивая круглыми бусинками глаз, а затем помчалась в противоположную сторону от шоссе. Следом за серым грызуном выбежали еще три крысы. А спустя секунды из подземелья здания хлынула целая миграция крыс. Тишина наполнилась суетливым писком, шуршанием быстрых ног по земле. Вика испуганно вскрикнула. Бегство длилось не дольше пяти минут, за это время тысячи грызунов устремились в бескрайние поля, простирающиеся за зданием обсерватории. Когда все закончилось, Магни нахмурился.
– Дурной знак. – проговорил он.
Виктория непонимающе уставилась на него.
– Что особенного в крысах? – спросила она, все еще чувствуя неприятные мурашки, бегущие по плечам и груди. Стыдно признаться, она побаивалась этих серых зверьков.
– Не в крысах, а в их поведении, – уточнил Магни. – Крысы не глупее людей, а в чем-то, пожалуй, умнее. Они бегут, если предчувствуют катастрофу.
– Ты умеешь успокоить девушку! – нервно усмехнулась Вика.
– Утешение, – по моей части, – согласился Магни. – Это мастерски проделывал Моркус, в свою бытность службы католическим священником.
– Демон был священником?
– Почему-бы и нет! Такая-же работа, как и любая другая. Моркус устроил в своей исповедальне что-то вроде сеансов… – он замешкался, подбирая верное слово.
– Психотерапии? – подсказала Вика.
– Исповедуемые им бедняги охотно шли к молодому ксендзу, только вот впоследствии одного находили повешенным, другая себе вскрыла вены, а известный и уважаемый в городе человек завершил жизненный путь посредством самосожжения.
– Ужас! – поежилась девушка.
– Обычные плутовские проделки. Моркус мастерски имитировал стигматы на теле, – раны, соответствующие тем, что имелись на теле Христа.
Обойдя круглое здание по периметру, Магни с Людмилой остановились перед запертой дверью черного хода.
– Закрыто. – сообщила Вика.
– Не слепой! – Магни надавил плечом, раздался громкий треск, и дверь вылетела с мясом. Взвыла охранная сигнализация.
– У тебя своеобразный метод решения проблем, – пряча ветку в карман куртки, усмехнулась Вика.
– Простые способны самые надежные, – невозмутимо ответил Магни.
Его мало заботила завывающая сирена сигнализация, также, как и вероятный приезд полицейского наряда. Он быстро шел по пустынному коридору. Здание было удручающе пустынным, словно вместе с умными крысами его покинули и люди.
– Куда все подевались? – задыхаясь на бегу, спросила Виктория.
– Ты о ком говоришь?
– Сотрудники обсерватории, сторож…
– Все на своих местах, а через пару минут полиция нагрянет.
– Почему мы их не видим?
– Всему свое время, – загадочно ответил Магни.
Вика не стала уточнять детали, и так голова шла кругом. Магни остановился в центре знаменитого Круглого зала Пулковской обсерватории, пристально глядя в сторону большого зеркала, возвышающегося почти до потолка.
– Подойди ближе… – приказал он.
Вика послушно перешагнула символическую ограду в виде натянутого шнура. Он стояли в точке меридиана, отмеченного на мраморном полу жирной красно-коричневой чертой. Их кажущиеся крохотными фигурки отражались в зеркале. К вою работающей сигнализации добавился далекий отзвук полицейской сирены.
– Зачем мы здесь? – прошептала Вика.
– Живого человека несложно провести по норам, пронизывающим пространство. Но для того, чтобы двигаться во времени, следует прежде умереть, – встретив изумленный взгляд молодой женщины, Магни предостерегающе поднял ладонь. – С тобой ничего не случится, – продолжал он.– Линии меридианов, опоясывающие земной шар, дают шанс вести странника без существенного вреда для его телесной оболочки.
– Звучит обнадеживающе… – дрожащим голосом прошептала Виктория.
– Приготовься! – велел Магни.
Вика не поняла, к чему именно следует подготовиться, на всякий случай кивнула головой. И тотчас оцепенела от страха. Ее отражение в большом зеркале застыло неподвижно, девушка помахала рукой, блестящая поверхность амальгамы не шелохнулась.
– Прекрати! – отрезал Магни. Он взял ее за руку как чрезмерно разыгравшегося ребенка. Что-то произнес на незнакомом языке. И тут случилось нечто удивительное. Зеркало затуманилось, вспенилось, забурлило как кипящая ртуть, оттуда хлынул поток невообразимо яркого и холодного света, словно в другой части вселенной зародилась новая звезда.
Магни подхватил девушку на руки.
– Мама! – пискнула Вика, и в следующее мгновение ее обдало чем-то влажным и тягучим, вокруг царила непроглядная темень, девушка прижалась к груди Магни, огромного усилия воли ей стоило не закрывать глаза. Некоторое время они проваливались в пропасть, затем поодаль замерцал огонек света, стремительно расширяясь, превратился в желто-красный овал, окруженный аурой слепящего-белого свечения. Все вокруг заполнило ароматом базилика, мяты, мускуса. Издалека донесся шум, напоминающий рокот морского прилива. Калейдоскоп цветов и запахов закружил лихой каруселью. Путешествие завершилось также внезапно, как и началось. В небе полыхало жаркое солнце, поодаль зеленела пихтовая роща, в двухстах метрах искрилась синевой полоска моря. Неподалеку возвышались белые колонны, венчающиеся мраморным портиком, к зданию вела тенистая аллея со скамьями вдоль полосы пирамидальных тополей. Примерно в километре возвышалось строение, напоминающее овальной формой римский амфитеатр.
– Мы на месте! – сообщил Магни.
Вика высвободилась из его объятий, оглядываясь по сторонам.
– Тебе надо туроператором работать, – неуверенно пробормотала она, все еще не в силах прийти в себя после удивительного путешествия. – Мы где? Турция? Египет?
– Почти угадала. Место неподалеку от Александрии.
– И виза не нужна, – констатировала девушка.
– Слышала про Розеттский камень?
Вика отрицательно покачала головой.
– Знаменитый артефакт. Его обнаружат археологи в конце восемнадцатого века. Надписи на стеле сделаны на двух языках, – египетском и древнегреческом.
– И зачем ты об этом рассказываешь?
Магни хитро на нее посмотрел.
– Возможно, там будет упомянуто и о тебе!
Вика не поняла шутку. Ей было страшно. Пожалуй, даже страшнее, чем в смертельных объятиях древесных корней.
– Что мы тут делаем? – нервно кусая губы, спросила она.
– Готовимся к поединку, – хладнокровно ответил Магни.
– К какому еще поединку?!
– Присядь! – мужчина жестом указал на каменную скамью.
Вика послушно села, машинально смахнула со лба крупицы пота, жара здесь стояла нешуточная.
– Твое присутствие не случайно, – заговорил Магни. – Много лет назад была установлена традиция, позволяющая избежать лишнего кровопролития, – поединок накануне сражения. Если представитель одной из сторон одерживал верх, сторона агрессора признавалась побежденной. Так сложилось, что твой муж был избран на роль бойца в предстоящем поединке…
– Дмитрий? – ахнула Вика.
– Так сложилось, – повторил Магни. – Твое путешествие в сады Персефоны, возможно, было не таким уже бесполезным.
Вика подалась вперед.
– Дмитрий ранен?! Что с ним?!
– Ты невнимательна, – сурово насупил белесые брови Магни. – Поединок состоится после полудня. Город Александрия был выбран по причине единого меридиана с Петербургом. Для удобства перемещения, – пояснил он. – А вот эпоха сейчас другая. Пятьдесят седьмой год до Рождества Христова, – продолжал Магни, словно путешествия во времени были самым обыкновенным делом. – Время выбрано нарочно до введения Законов, – встретив изумленный взгляд молодой женщины, пояснил. – Законы оберегают людей от влияния могущественных сил.
– То есть от вас?
– В том числе от нас, – кивнул Магни.
– У меня голова идет кругом! – простонала Вика. – С прошлой ночи мои представления о мире разрушены в дым. Следа не осталось! – добавила она жалобно.
– Самая ошибочная реальность та, что видна глазами. Мы немного опередили время, на считанные минуты. Это все равно, что обогнать на судне следующую по пятам волну. Скоро волна времени нас настигнет. Смотри!
Воздух стал плотнее, и будто по волшебству вокруг начали формироваться новые персонажи. Блеяли бредущие по склону холма козы, шумно кричал гортанным голосом пастух. В белокаменном здании с античным портиком бегали люди, облаченные в легкие одеяния, запахло пряными специями и жареным мясом. В двухстах метрах появилась вереница всадников. Они приблизились, можно было разглядеть надменный профиль центуриона с кроваво-красным гребнем на шлеме, сверкающие на солнце золоченные накладки лорники на груди, и короткий меч гладиус мерно постукивающий в такт ходьбы коня.
– Это что за тусовка? – испуганно спросила девушка. – Они нас видят?
– И да, и нет. – непонятно ответил Магни.
– Ясно, – ответила Вика. – Ошибочная реальность.
– Ты схватываешь на лету!
– Жизнь заставила!
Всадники спешились, центурион направился к зданию, ему навстречу бежала черноволосая служанка с кувшином в руке. Вика почувствовала на себе чей-то внимательный взор, словно в сердце вонзилось острие кинжала. Девушка поневоле вскрикнула, прижала руки к груди.
– А вот и претендент на победу… – медленно протянул Магни.
Вика встретилась взглядом с человеком, сверлящим ее осязаемо болезненным взором. Это был красивый, черноволосый и смуглый парень, лет тридцати. Он поднял сомкнутый кулак в знак приветствия, белозубая улыбка озарила лицо.
– Кто это? – прошептала Вика. – Он, кажется, меня видит.
– Его зовут Ларан. – ответил Магни. – В недавнем прошлом бог войны, а по совместительству бог подземного мира. Поступил на службу к Лучезарному, после того как был изгнан из пантеона.
– Такое возможно? Богов можно изгнать?
– Или убить, – равнодушно сказал Магни. – Моего деда Вотана загрыз чудовищный волк Фернир. – он немного подумал, и добавил с лукавой усмешкой. – Во всяком случае так гласит семейное предание.
– И Дмитрий будет драться с этим парнем? – уточнила Вика.
– Да. И постарайся запомнить его хорошенько, Ларан не из тех, кто часто меняет облики.
– А для чего мне его запоминать?
– Для того, чтобы знать, как выглядит тот, кто убьет твоего мужа!
Они заняли места в амфитеатре. Жара достигла апогея, невзирая на толчею зрителей, собравшихся полюбоваться предстоящим поединком, Вика стащила футболку, оставшись в белом бюстгалтере, и намотала ее на голову в форме импровизированной чалмы. Впрочем, большинство местных жителей словно бы и не замечали присутствия молодой женщины в испачканных бежевых спортивных брюках, заляпанных грязью белых кроссовках и новеньком лифчике. Магни так объяснил этот феномен.
– Для обычных людей, пришедших поглазеть на бой, ты еще не родилась. Они чувствуют близость твоей души, в образе расплывчатого облака или сгустка тумана. Или ничего не видят вовсе. Они не способны увидеть ту телесную оболочку, в которой ты сейчас существуешь.
– Разве душа не появляется вместе с рождением младенца?
– Есть и такая точка зрения. – непонятно ответил Магни. – Споры о пред существовании человеческих душ идут на протяжении тысячелетий. К сожалению Сократ уже умер, а Ориген еще не родился на свет, так что обсудить эту серьезную тему сейчас не с кем.
– Ориген?
– Мудрейший человек и великий аскет. Спал на голой земле, не носил обуви, не имел смены одежды. Пользовался успехом у женщин, и чтобы избежать соблазна в возрасте восемнадцати лет оскопил себя.
– Кошмар какой-то! – поморщилась Вика. – Без анестезии! А ты не знаешь ответа на тему этого самого…
– Пред существования, – подсказал Магни. – Никогда об этом не задумывался. Моя стихия, – война, а не философские размышления.
Амфитеатр был заполнен до отказа. В раскаленном воздухе витали удушающие миазмы человеческого пота, запахи жимолости и специй, которые в огромном количестве использовали местные кулинары. В задних рядах толкалась местная чернь, вспыхивали потасовки, была слышна громкая ругань. Справа от Людмилы расположился полуголый толстяк, он расположил на коленях поднос, и рвал короткими, поросшими черными волосками пальцами куски мяса, отправляя их в рот, шумно жевал, сопровождая процесс шумной икотой. Вика с отвращением отвернулась. Магни шепнул что-то на ухо толстяку. Тот поперхнулся, побледнел, и пятясь, продирался к выходу, расталкивая людей локтями.
– Что ты ему такого сказал? – Вика с благодарностью посмотрела на Магни.
– Ничего особенного. Сообщил, что у него горит дом.
– Отличная выдумка!
– Почему выдумка? – пожал плечами Магни.
Тем временем по круглой арене диаметром в двадцать метров бегали двое худеньких чернокожих подростков в набедренных повязках. Они поспешно собрали в корзину раскиданные по песку огрызки фруктов, которые в пылу азарта зрители швыряли в сражающихся гладиаторов. Вика хотела расспросить Магни о подробностях предстоящего поединка, но взгляд гладиатора был прикован к кому-то сидящему в противоположной части амфитеатра. Девушка проследила за его взором, увидела фигуру, закутанную в кристально белую ткань, полностью покрывающую его тело за исключением лица, с невероятно бледной, почти прозрачной кожей, и огромными и черными как агаты глазами, исступленно пожирающими пространство. Рядом с ним восседал гигантского роста петух с алым гребнем и острыми шпорами, и женщина с прозрачными белыми волосами.
– Кто это такие? – прошептала Вика.
– Лучезарный. – ответил Магни. – Его подручный маркиз Шакс, и прислужница Нора.
– Остальные видят их?
– Не в том обличии, в котором видим мы.
Вика хотела спросить, в каком-же виде предстают для всех собравшихся в амфитеатре зрителей два верховных демона, но слова застряли у нее в горле. На арене появился Дмитрий.
Глава 24.
Этого не может быть! Наиболее часто встречающаяся фраза, лишенная смысла, к которой прибегают люди в затруднительных ситуациях.
– Этого не может быть! – в третий раз воскликнул Пудовик.
Настя убежала в магазин, обожравшийся Степан лежал на полу, повернув набитый живот к солнечным лучам, вливающимся через открытое окно.
– Быть того не может! – повторил Александр Яковлевич в четвертый раз, изменив порядок слов в предложении, однако суть дело это не поменяло.
Он яростно бил пальцами правой руки по клавиатуре ноутбука, держа забинтованную левую кисть навесу, набранные слова исчезали со страницы текста сразу же по мере завершения предложения. А потом у писателя начали путаться мысли, и он понял, что совершает непростительные ошибки в написании простейших предложений. Надо же! Подумал Пудовик. Как это меня угораздило! В один миг превратился в графомана!
Он оттолкнул ноутбук, и посмотрел на экран с безмолвной ненавистью. И тогда произошло то, чего он ждал меньше всего. Клавиши стали нажиматься самопроизвольно, с большой скоростью, буквы заплясали по белому полотну экрана. Пудовик прищурился.
«…схватка началась внезапно, без типичных для подобного действия, предварительных оскорблений. Молча и ожесточенно. Словно бойцы знали друг друга прежде, и выбрали амфитеатр как место для сведения личных счетов…»
Хлопнула входная дверь; Настя хозяйничала в доме Мастера по-свойски. Девушка прошла на кухню, выгрузила на стол продукты.
– Настя! – позвал ее Пудовик.
Войдя в комнату, все еще храня улыбку на губах, Настя остолбенела. Текст романа исчезал с экрана без всякого вмешательства автора.
– Что это такое? – прошептала она.
Писатель беспомощно улыбнулся.
– Вначале появилось завершение романа. Боевая сцена. Честно признаюсь, в мои планы она не входила. А потом буквы начали исчезать. Я и не прикасался к компу! – он прижал здоровую ладонь к груди, словно Настя не верила его словам.
Девушка подбежала к ноутбуку прошлась пальцами по клавиатуре, клацнула два раза кнопкой reset. Бесполезно. Текст исчезал.
– Одного не понимаю! – вздохнул Пудовик. – Если они могли так просто это сделать, на кой ляд был нужен весь этот цирк с похищением и пытками?
– Это не они делают… – прошептала Настя.
Глава 25.
Перед началом поединка к гладиаторам подошел мужчина. Неимоверно худой, смуглый, с внимательными черными глазами.
– Правила предписывают внести каждому из участников боя оплату, – сказал он негромко и внушительно, протягивая небольшой кубок. – Это нужно для достойных похорон того, кто не вернется с арены, – пояснил он.
Ларан высыпал в кубок пригоршню монет.
– Оплатишь его панихиду как следует! – он по-приятельски подмигнул противнику.
Дмитрий отдал три монеты, полученные от Фламмы. Решив, что оплата достойная, человек удалился.
Солнце стояло в зените. Ларан доброжелательно улыбаясь, сказал.
– Убивать тебя будет сплошным наслаждением, мартышка!
И тотчас после этих слов, он напал. Внезапно и быстро. Дмитрий отпрянул с небольшим опозданием; сталь меча пропорола трицепс левой руки. Все случилось столь неожиданно, что он не ощутил боли. Только горячая жидкость стекала по предплечью. Следующий выпад он сумел отразить. Меч легендарного фракийца обладал характером дерзкой женщины. Дмитрий подставил острие плашмя, черенок вывернул кисть хозяина, и нанес удар долом по устью меча противника.
– Научился кой-чему, грязная мартышка… – процедил сквозь зубы Ларан.
Он повернулся вокруг собственной оси, присел на корточки, острие прошелестело в тридцати сантиметрах над землей. Короткая туника, шнурованные каллиги покрывающие лодыжки, не смогли бы уберечь Дмитрия от хитроумного приема соперника. Он подпрыгнул, и тем самым спас ноги. Люди на трибунах ликовали. На песок полетели огрызки фруктов, обглоданные мясные кости. Бойким криками зрители подбадривали бойцов, симпатии были на стороне смуглого воина, обмундированного на манер этруска гоплита, – длинный узкий меч, и овальной формы щит с художественной инкрустацией змеиной головы на окованной железом поверхности. Экипировка мурмилонна, которой снабдил Фламма своего ученика, была чрезмерно тяжеловесной. Прямоугольный щит, деревянный с бронзовой окантовкой, массивные наручи из набивной ткани и бронзовых пластин. Оба бойца сражались полуголыми, смуглая кожа Ларана контрастировала на фоне бело-розовой его соперника.
Новый выпад Ларана был стремителен и точен. Если бы Дмитрий на брал уроки фехтования у Фламмы, поединок мог быть на этом завершенным, но вместо отягощенного алкоголизмом менеджера на арене сражался отважный боец, и причиной тому была настойка из смеси трав, которой перед боем его опоила Ева. Мышцы звенели как натянутые струны, острота зрения и реакция возросли в разы, острие меча вспороло воздух в пяти сантиметрах от его груди. Зрители возбужденно выдохнули. Новичкам везет. Ставки на гоплита были принимались из расчета один к пяти.
– Хватит защищаться! – на фоне людского гомона проревел бас Фламмы. – Иди в атаку!
Ларан отвесил шутовской поклон, в точности такой же как это случилось накануне в придорожном кафе.
– Что ждешь, мартышка? – прокричал он, скаля белые зубы. – Я так засну, пожалуй!
Люди на трибунах одобрительно смеялись. И тут совершилось нечто невероятное. Меч, прежде принадлежащий фракийскому гладиатору, словно ожил. Он метнулся вниз, увлекая руку бойца, и смазал по касательной. Не ожидавший дерзкого приема Ларан осел на ногу; алая кровь, хлынувшая из раны на бедре, брызнула в песок. Надеясь закрепить удачу, Дмитрий ударил вторично, целясь в шею, но Ларан был не только низвергнутым богом, но также неплохим воином. Он вскинул овальный щит, отразив удар.
– Не знаю, чем тебя опоили перед боем, мартышка, – прошипел он с яростью. – Но скоро всему этому конец! И после смерти ты пожалеешь о том, что, наконец, сдох по– настоящему!
Зайцеву доводилось употреблять запрещенные российским законодательствам вещества. Зудела кожа, повышались чувствительность и скорость мышления, зашкаливала сексуальная активность. Но все это не шло в сравнение с выпитым зельем. И еще, конечно, меч Спартака… Кусок металла вел себя как осмысленное существо. Дмитрий поклонился, старательно копируя жест Ларана.
– Продолжим?
Теперь Ларан действовал осторожнее. Он совершил обманный удар, целясь в живот, но тотчас вывернул кисть, и взмахнул мечом на уровне бедра противника. В нарочитой небрежности крылся подвох. Узкий меч гоплита обладал преимуществом. И опять Дмитрия спасла реакция, острие лишь едва скользнула на обнаженной груди, ободрав кожу. Он начинал ловить кураж поединка.
– Давай, брателло! – прокричал Дмитрий. – Жги дальше!
Трибуны разочарованно гудели. Фаворит схватки не оправдывал их ожиданий. Ларан разозлился по-настоящему. Он совершил ряд быстрых ударов, два из которых достигли цели. Дмитрий получил проникающее ранение в плечо, и рваный порез бедра. Зрители оживленно обсуждали ход поединка, схватка, исход которой поначалу казался предрешенным, становилась драматичнее с каждой минутой.
– Так лучше… – заметил Ларан.
Дмитрий по-прежнему не ощущал боли, толи причиной был запредельный уровень адреналина в крови, или же таким удивительным образом действовала выпитая им пред боем настойка. Очередной удар Ларана был нацелен в сердце, гоплит не мог сдержать ликующего восклицания. Но радость триумфа была преждевременной. Дмитрий совершил приставной шаг вперед как в боксе, меч воспарил над его головой. Восторженные зрители извергли дружный крик. Плоть бессмертного бога вторично обагрилась кровью. Ларан пошатнулся; рана плеча казалась серьезной.
Откуда я это умею? Пронеслось в сознании Дмитрия.
– Добить!!! – откуда-то издалека донесся рев Фламмы. – Добей его!
Шаг в сторону, взмах меча, выпад. Ларан опять-таки ухитрился увильнуть. Он был ловким и гибким как уж! Что там говорил Фламма на тренировке? Чаще перемещаться на ногах! Легко сказать, когда один только щит весил не менее семи кило, лямка предплечья натирала влажную от пота кожу! Боль из раны на бедре достигла разгоряченно мозга, но отозвалась вяло, издалека. Ларан пятился, выставив щит. Он уверенно восстанавливал силы, но что самое ужасное, Дмитрий заметил, как необычайно быстро затягивались раны противника, рубец формировался на глазах. Встретившись взглядом с противником, Ларан усмехнулся.
– А ты думал, это будет так просто сделать?
Он совершил обманный шаг влево, чтобы ударить ребром щита справа. Такого приема Дмитрий не ожидал, окованный железом щит врезался в его незащищенное плечо.
– Посмотрим, что ты станешь делать, когда выветрится та дрянь, что в тебя влила эта потаскуха! – засмеялся Ларан.
Дмитрий малодушно пятился назад. На что он рассчитывал?! Победить в поединке опытного бойца благодаря наркотическому зелью и мечу легендарного гладиатора? Зрители бесновались. Крики людей, стоящее в зените солнце, потеря крови от полученных ран, – все вместе привело к странному ощущению ирреальности происходящих событий. Дмитрий кинул взгляд на трибуны, и увидел бледное лицо своей жены. Умом он понимал, что такое невозможно, как и все события, выпавшие на его долю за минувшие сутки, но чутье заставляло поверить в достоверность увиденного.
– Вика… – прошептал он.
Необычное поведение мартышки слегка удивило Ларана, готового нанести решающий удар. Он проследил за его взглядом. Но прежде чем осмыслить происходящее, демон ощутил острие меча, вонзающегося в его шею. Увечья мало смущали его. Так, временная утрата сил. У него в запасе было достаточно жизней, чтобы восстать из мертвых на глазах у ошеломленных зрителей. Так было прежде. Кровь била из горла толчками, незнакомая прежде слабость охватила конечности. Не помышляя о противнике, с которым он забавлялся как сытый кот, играющий с наивным мышонком, он искал лихорадочным взглядом на трибунах Лучезарного.
Нашел.
Лучезарный отвернулся. И тогда парализующий ужас сковал члены умирающего бога.
– Ха-о-о-с!!! – прокричал он страшным голосом, некогда повергающим в ужас смертных людей. – Хаос!!!
Боковым зрением он увидел ликующую ухмылку на лице противника. Тот занес меч над его головой.
– Хаос!!! – прорычал Ларан. Сил у него еще было достаточно, чтобы уничтожить десятки смертных людишек! Он ударил мечом в незащищенную грудь врага, и рухнул на колени, простирая руки к Лучезарному. – Хаос… – вырвался из груди не крик, а протяжный стон, вой раненого волка.
Судьба мартышки была ему безразлична. Впервые за многие века он чувствовал мрачную пелену небытия поглощающую сознание. И это небытие было страшнее всего.
Лучезарный поворачивался к нему спиной. Хаос…
Дмитрий торжествовал. Мгновением прежде его поражение казалось неизбежным, но тут что-то отвлекло внимание Ларана, и он тотчас воспользовался замешательством врага. Взмах, и из шеи врага хлынул ручей крови. Дмитрий слышал крики соперника, видел, как тот, обессиленный, опускается на колени, и меч в его слабеющей руке упирается в землю, словно ища там опору. И совсем неожиданным оказался этот удар. Почти незаметный глазу, просто взметнулась рука, и сухая боль стеганула в грудь. Дмитрий упал на спину, бирюзовая синь неба начала стремительно меркнуть. Чья-то удивленная мысль промелькнула в гаснущем сознании. Нельзя умереть дважды! Ты уже побывал в Безвременье, где ждут суда умершие люди! Все это странно. Странно и несправедливо!
– Хаос… – долетел до него крик. Дикий, вымученный. Вопль проклятого и отвергнутого демона.
А затем пришла мгла.
Глава 25.
Больница им. Джанелидзе. 10.35.
– Андрей Иванович! – кричала медсестра. – Андрей Иванович!
Кардиолог вбежал в отделение реанимации, на ходу дожевывая бутерброд. Еще находясь в дверях, он понял в чем дело. Остановка сердца. Лицо больного было белее простыни, которая покрывала его обнаженное тело, с раструбом катетера в левой руке.
– Давно? – спросил он, с силой нажимая скрещенными ладонями на грудную клетку.
– Не знаю… – сбивчиво говорила медсестра. – На секунду отлучилась!
– Секунда! – зло выдохнул врач. – Эпинефрин! Живо! Пять кубов!
Медсестра бросилась к шкафу с лекарствами.
Врач был высоким мужчиной крепкого телосложения. Он прочел в журнале запись коллеги, дежурившего в ночную смену. Был отмечен приступ пароксзимальной тахикардии, зафиксированный у больного Зайцев а в шесть тридцать утра, и непонятно с какой целью ему была снята электроэнцефалограмма головного мозга. Потом разберемся! Он с силой нажал крестообразно сложенными ладонями на оголенную грудь больного. Продолжая делать прямой массаж сердца, он автоматически отмечал время асистолии, учитывая тот период, который медсестра, попросту говоря, проморгала. Она подбежала, сжимая в пальцах наполненный прозрачной жидкостью шприц.
– В сердце? – медсестра вопросительно посмотрела на врача.
– Куда же еще! – выругался кардиолог.
Он отнял ладони от груди больного, медсестра приложила три пальца выше точки солнечного сплетения, с силой вонзила шприц. Лекарство неохотно покидало пластиковую колбу. Асистолия. Прошло не менее трех минут. Через полторы-две минуты начнут отмирать клетки мозга.
– Дефибриллятор! – скомандовал врач. – Живо!
Медсестра помчалась за портативным дефибриллятором, распутывая провода, замешкалась, путаясь в контактах. Врач выругался матом. Контакты надежно прилипли к коже, приглушенно загудел моторчик.
– Разряд! – скомандовал врач.
Тело выгнулось дугой и опало.
– Еще разряд!
На исходе была пятая минуты асистолии. Время для вскрытия грудной клетки и прямого массажа сердца, было упущено. Новый разряд не привел к желаемому результату. Без особой надежды врач приложил пальцы к шейной артерии.
– Будь оно все проклято… – пробурчал кардиолог, вытирая со лба гроздья пота.
Глава 26.
Вика мчалась между рядами с ликующими зрителями, умершими много столетий назад, а теперь, по прихоти капризных богов воплотившихся в реальности, и один из которых с внешностью стриптизера из ночного клуба, только что ранил в сердце ее Дмитрия!
– Иди к черту! – заорала она на стоящего в проходе между рядами полуголого чернокожего парня.
Парень вылупился на нее большими, с красными прожилками в белках глазами, растерянно озираясь по сторонам. Привидение в бюстгалтере! Добравшись до арены, она собиралась перескочить через невысокую ограду, отделяющую гладиаторов от зрителей, и на ее пути появилась девица с распущенными черными волосами.
– Стой, детка! – приказала она. – Стой, где стоишь!
Вспомнились уроки карате. Вика ударила ногой с разворота, и попала девице в обнаженную грудь. (между нами говоря, безупречной формы!), а после успела удивиться тому, обстоятельству, что та ее видит.
Женщина пошатнулась, улыбка сошла с красивого лица. Она железными пальцами вцепилась Вике в горло.
– Я не стану убивать тебя быстро, – пообещала Елиза. – Это будет происходить пос-те-пен-но! – раздельно, по слогам проговорила она.
Виктория постаралась разжать пальцы женщины, но те были тверже стали. Попытка нанести удар из неудобного положения также потерпела неудачу. Она задыхалась, в двух шагах от умирающего мужа, разделенная преградой в тысячи километров от родного дома, и веками человеческой истории. Неожиданно хватка ослабла. Полуголая девица оставила свою жертву ради того, чтобы кинуться на здоровенного лысого мужика с накаченным торсом и густой черной бородой. Ее человеческое обличье спадало как у змеи в период линьки сползает старая кожа, теперь это было чудовище, черное и гибкое, вроде гибрида гигантской ящерицы и пантеры. Ее глаза светились животной яростью, зубы нацелились в горло богатырю, который удерживал извивающегося монстра на вытянутой руке.
– Ветка! – проорал Фламма, сражаясь с чудовищем. – Ветка Персефоны! Поспеши!
Воспользовавшись тем, что гладиатор отвлекся, Елиза хлестнула Фламму гребнистым хвостом по ногам. На арене появился Магни, древнегерманский бог войны вращал молотом, к нему пытались приблизиться некто высокий и худой, и что-то вытянутое, с множеством щелкающих челюстей, существо, похожее на гигантскую ящерицу.
Вика бросилась к Матвею, опустилась на колени, извлекла из кармана обломок ветви. Сияния почти не было заметно, лишь кое-где проблескивали золотники, как вкрапления слюды в руде.
– Что мне с этим делать?! – отчаянно прокричала она.
На круглой арене разворачивалось кровавое побоище. Фламма оторвал монстру хвост, но тот немедленно вырос на прежнем месте, зубы впились гладиатору в предплечье. Ящерица улучила момент, и набросилась на Магни, челюсти впились в спину, а Малах откатился в сторону, оглушенный ударом молота, с его головы слезла кожа, обнажив гонящийся желтый череп.
В груди Дмитрия зияло круглое и ровное отверстие. Остальные раны также были небезопасны, но смертоносным оказался именно тот удар меча, что пришелся в область сердца. Вика протянула ветку к груди мужа, но между ее рукой и телом лежащего мужа образовалась невидимая преграда. Словно воздух превратился в стекло. Тело Ларана начало разлагаться на куски; процесс, обычно занимающий какое-то время, совершался с мультипликационной быстротой, отпадали куски мяса от костей, впитываясь в песок, засыхала, чернея, кровь. Вытерев слезы кулаком, Вика и со всей силы надавила на воздушную подушку. Безрезультатно.
– На кой черт эта гребанная ветка?! – закричала она.
Магни удалось стряхнуть со спины ящерицу.
– Крестик!
– Что…
– Приложи крестик! – проорал Магни, и вторично обрушил молот на череп Малаха.
Вика сдернула с груди золотой крестик, порвав цепочку, поднесла к преграде.
Полуголый негр закричал гортанным голосом. Его палец был направлен в сторону арены. К ним бежали вооруженные люди, словно только что вернувшиеся с исторической реконструкции, высокий центурион с багровым от гнева лицом, доставал из коротких ножен меч.
– Увидели… – пробормотала Вика.
То, что только что было черепом Малаха Хаталана по прозвищу Палач треснуло как яичная скорлупа, изнутри посыпались комочки серого вещества, которые тотчас обрастали хитиновым покровом, превращаясь в огромных мохнатых пауков. Часть насекомых устремилась к сидящим в амфитеатре людям, и остальные набросились на Магни. Клейкие нити белой паутины оплели руку сжимающую молот. Тем временем Фламма сильным ударом кулака выбил глаз атаковавшего его монстра, раздался громкий рев, в нем смешались боль и ненависть, издыхающего демона. Острые кошачьи когти ударили по груди гладиатора, зубы вырвали ломоть мяса из его груди. Зрители в панике разбегались со своих мест. Их преследовали насекомые, дико закричала молодая женщина, сметенная толпой, ее окружили несколько пауков, сноровисто оплетая паутиной руки и ноги.
Лучезарный покинул место в амфитеатре. Он шел медленно, словно паря над землей, его сопровождали гигантский петух, на ходу превращаясь в некое сочленение из десятков щупалец, когтей и трепещущих усиков, и молчаливая официантка Нора, на этот раз представшая в образе белокожей дьяволицы, с закаменевшим лицом призрака, и плоской щелью на месте рта. Обе фигуры растворялись в полуденном мареве как призрачные миражи. На их месте осталась дрожащая пелена воздуха и кучка седого пепла на земле.
Преодолевая сопротивление, плотное и вязкое будто застывшее желе, Вика прижала ветку к груди неподвижно лежащего Дмитрия. Воздух был вокруг жидким и теплым как свежеприготовленное варенье. Золотистые блестки, искрящиеся в древесине, померкли, в месте кровоточащей раны образовывался алый рубец. Дмитрия выгнуло дугой, словно в эпилептическом припадке, губы исторгли стон.
– Живой! – закричала Вика.
Число пауков множилось, несколько особей остановились в двух метрах от Люды, холодно блестели глаза огромных насекомых, в беспрестанном движении пребывали челюсти.
– Долго не получится их сдерживать, – послышался женский голос.
Приблизилась Ева в сопровождении негритянки в короткой тунике. Негритянка несла в руках овальное зеркало в раме из красного дерева.
– Отличный лифчик! – улыбнулась Ева. – Тебе к лицу.
– Что мне дальше делать?! – закричала Вика.
– Это я, пожалуй, заберу, – хладнокровно ответила Ева, подобрав с земли ветвь. – Тебе пора убираться отсюда поскорее.
– А как же Дмитрий?!
– О нем позаботятся, – Ева щелкнула пальцем, стоящая поодаль негритянка положила зеркало на песок.
– И что с этим делать?
– Смотри в отражение, и не отводи взгляда, чтобы ты там не увидела, – и добавила с милой улыбкой. – Если не хочешь превратиться во что-то очень нехорошее!
Изящно покачивая бедрами, она удалилась, брезгливо обходя пятна крови на песке. Негритянка шла следом, пауки обтекали ноги женщин как вода камень.
Взвыл центурион, сбрасывая с груди клейкую ленту паутины, еще два человека упали, им на спины словно натасканные псы кидались насекомые. Люди кричали, рычал богатырь Фламма, нанося удары кулаком по намертво вцепившейся ему в грудь Елизе, злобно шипела ящерица, молча сражался Магни. На общем фоне Вика услышала громкий вздох Дмитрия. Его ресницы дрогнули.
– Позаботятся они! – мстительно прошептала Вика. – Здесь если сам о себе не позаботишься, черта с два кто тебе поможет!
Она легла на землю, прислонившись виском к голове мужа, подняла зеркало таким образом, что их лица отразились на блестящей поверхности. Вначале ничего не изменилось. В зеркале отражался участок утоптанного песка, бретелька ее бюстгалтера, за время путешествия из белого ставшим грязно-серым, их лица, – искаженные страхом ее голубые глаза, и глаза Дмитрия, карие, мутные, словно с тяжелого похмелья.
– Где мы… – едва слышно прошептал он.
– Все нормально, Митя! – нервно прошептала Вика. – Не шевели головой, понял?
Дмитрий послушно кивнул. Послышался гул, заложило уши.
– Действует! – воскликнула девушка.
Дмитрий повернул к ней лицо.
– Т-с-с… – прошептала Вика. – Смотри в зеркало! – приказала она.
Липкое прикосновение к лодыжке вызвало приступ дрожи, Вика отдернула ногу. Пауки преодолевали преграду.
– Смотри в зеркало! – кричала она.
Отражения их лиц исчезли. Теперь зеркало демонстрировало мятущиеся серые пятна. Руки Люды, держащие массивную раму навесу, дрогнули, паутина впилась в оголенную часть кожи ноги между носком и задравшейся штаниной.
– Смотри!!! – кричала Вика, и почти не расслышала звука своего голоса. Все поглотил утробный рев, доносящийся откуда-то с неба.
Отражение превратилось в какое-то чудовищное нагромождение кубов и квадратов, как на картине художника авангардиста. Серебряная фольга, покрывающая зеркальную гладь, вздулась, в глубине что-то клокотало, рама колотилась в руках, готовая разбиться на мельчайшие части. Мышцы рук свело судорогой, паучьи челюсти впились в ногу, Вика кричала от нестерпимой боли, какой-то отвлеченной частью она осознавала, что потеряла нечто очень важное, но не могла вспомнить, что именно. И вдруг все исчезло. Она ощутила себя проваливающейся в ущелье, ветер свистел в ушах. Время остановило свой ход, исчезло ощущение реальности. Так продолжалось, пока яркий сноп света не ударил в лицо.
Глава 26.
Врач шел по коридору. Общеизвестный факт, – у каждого хорошего доктора есть свое персональное кладбище.
– Андрей Иванович! – услышал он оклик медсестры.
Устало обернулся.
– Что там еще?
– Там больной Зайцев …
– И что? – раздраженно спросил врач. – Сейчас напишу заключение…
– В том то и дело, Андрей Иванович. Он… – она запнулась. – Он исчез!
– Что вы несете, Таня?! – рассердился врач. Он покинул реанимационную спустя четверть часа с момента вероятной остановки сердца. Чудеса случаются, но не в нашу смену. Любил говорит зав. отделения, на котором работал кардиолог.
– Не верите, – сходите посмотрите! – Обиделась медсестра.
Этого только не хватало! Быстрыми шагами врач направился в отделение реанимации. Медсестра шла следом за ним, говорила не умолкая.
– Я никуда не выходила из палаты реанимации, честное слово! Заполняла журнал, обернулась на кровать, а там…
– Не дышите мне в спину, Таня! – перебил врач.
Испытывая дурные предчувствия, он открыл электронным ключом дверь. Кровать пустовала. Смытые простыни хранили недавнее присутствие на них человека. Вдоль стояка, на котором крепилась капельница, свисал пластиковый шнур, внутри блестели капли. Простая логика указывала на невозможность выкрасть труп из отделения интенсивной терапии за столь короткий промежуток времени, даже если учесть ту безумную версию, что похитители действовали сообща с медсестрой.
– Андрей Иванович! – зловещим шепотом окликнула врача медсестра. Так обычно говорят актеры во второсортных сериалах.
– Что?
Девушка протягивала карту больного Зайцев а. Врач взял, быстро перелистал. Чистые страницы, отсутствует даже титульный лист с данными больного.
– Посмотрите в компьютере, Таня, – сказал доктор. У него вздулся живот, мучительно хотелось в уборную.
Медсестра честно клацала клавишей компа, ее лоб прорезала вертикальная, страдальческая морщина.
– Ничего нет… – сказала она все тем же шепотом. – Никаких данных больного Зайцев а в базе не значится.
– Бред! – сказал врач, и опустился стул.
ЭПИЛОГ
Первое, что ощутила Вика при пробуждении, была комбинация необычных запахов. Мускатный орех, шафран, корица, и имбирь. Странное сочетание ароматов, нетипичных для российских широт. Она открыла глаза, и тотчас и зажмурила их вновь.
– Сейчас зрение восстановится, – послышался знакомый мужской голос. Низкий, чуть хрипловатый, с едва уловимым акцентом. – Так всегда бывает после перемещения. Временная слепота.
Вика провела рукой, и с отстраненным равнодушием обнаружила, что она голая. На ее бедрах и чуть ниже било намазано чем-то липким и пахучим. Чужая рука осторожно, но решительно отвела ее пальцы.
– Лучше не трогать. – посоветовал Магни.
– Что с Димой? – спросила она.
– Твоему мужу потребуется больше отдыха, но он исцелится.
– Где мы?
– Там, где и должны быть! – удивился Магни. – Вы слегка уклонились от меридиана, иногда такое случается, когда в прошлом времени остается важная вещь, принадлежащая путнику.
Вика коснулась пальцами шеи. Крестик с цепочкой отсутствовали.
– Я потеряла свой крестик, – промолвила она.
Магни коснулся ее сомкнутых век липкой субстанцией.
– Уже можно смотреть, – разрешил он.
Вика осторожно открыла слезящиеся глаза, немного поморгала. Ее взору предстала их однокомнатная квартира. Все было в точности таким же, как она оставила прошлой ночью. Разбросанные предметы одежды на диване, засохшие комочки красной икры на бутербродах и полупустая бутылка вина марки «Бордо», бутылка водки. С кухни пахло протухшим мясом. Она вспомнила. В духовке лежала нашпигованная приправами куриная вырезка. Не могла кура испортиться за несколько часов! Рядом мирно спал Дмитрий, раны на его теле покрывала зеленоватая, пахучая мазь. Также, как и следы от касания паучьих челюстей у нее на ногах. В кресле напротив сидел Магни. Сейчас это был все тот же коренастый блондин, одетый в черные джинсы и такую же черную футболку с изображением какого-то рогатого монстра на груди. Никаких следов увечья на нем не было заметно. Обнаженная девушка машинально прикрыла грудь рукой.
– Ты меня раздел? – брякнула она первое, что пришло в голову, и поняла, что сморозила глупость. Конечно, он! Кто же еще?
– Я старался не притрагиваться, – Едва заметная улыбка коснулась невозмутимого лица скандинавского бога.
– Черт с ним! – махнула рукой Вика. – Думаю, тебе приходилось видеть много женщин без одежды.
– А также без кожи, без глаз и мяса на костях, – серьезно ответил Магни.
– Я помню, как в тебя вцепилась это существо…
– Падре ловкач. Иногда он принимает самые неожиданные обличья, хотя лучшей ролью его была должность монаха Варфоломея Пизанского при правлении папы Сикста. Правда там его все-таки вывели на чистую воду.
– Но у тебя совсем не осталось следов! – изумленно воскликнула Вика.
– Мои раны быстро заживают, – ухмыльнулся Магни.
– Чем закончилась битва? Мы победили?
– В той войне не бывает победителей и побежденных. Думаю, Лучезарный взял тайм аут.
– И сколько продлится этот перерыв? – осторожно спросила Вика.
– Кто знает! Может неделю по местному исчислению, или тысячу лет…
– А тот, с кем бился мой муж…
– Ларан. – кивнул Магни. – Его участи теперь не позавидуешь. Лучезарный не прощает ошибок.
– А еще чернобородый гигант сражался с каким-то чудовищем…
– Фламма. У них давние счеты с Елизой.
Застонал во сне Дмитрий.
– Странно, как после всего пережитого он может спать, – удивилась Вика.
– Я кое-что влил ему в рот из своих запасов. Сон – лучший лекарь.
За окном чернела глухая ночь, моросил дождь. Она хорошо помнила, что путешествие началось в первой половине дня. Словно прочтя ее мысли, Магни кивнул.
– Прошла неделя…
На столе лежал ее разрядившийся смартфон и бумажник. Те, необходимые в быту вещи, с которыми она отправилась в самое увлекательное и сверхъестественное путешествие в своей жизни. Светка точно не поверит не единому ее слову, впрочем, Чарун советовал держать язык за зубами, чтобы не принести вреда тому, кто выслушает ее фантастическую историю
– Мне пора! – поднялся с кресла Магни. – Не советую рассказывать о том, что с тобой произошло. Те, кто пробовал это сделать, заканчивали свой жизненный путь в психиатрической лечебнице.
– Читать чужие мысли также невежливо, как раздевать спящую женщину! – пошутила Вика.
– Большая часть людских размышлений однообразна, не сложно предугадать, о чем вы думаете. Но иногда у вас случаются озарения. Я оставлю мазь, если раны будут болеть.
– Мой крестик остался там… – повторила Вика.
– Иногда незначительные события могут повлиять на ход истории, – загадочно улыбнулся Магни. – Сорванная ветвь вернулась в сад, где ей и надлежит находится. Так что никаких серьезных последствий ожидать не приходится, и навряд ли в следующий раз Персефона проявит ко кому-либо снисхождение.
Вика поднялась, накинула на плечи халат.
– Интересно, чтобы со мной было, если бы не твоя мазь, – сказала она.
– Насколько мне известно, у местной медицины нет противоядия от яда «черной вдовы», размером с крысу.
Стоя в дверях, Магни улыбнулся. Улыбка у древнего скандинава оказалась широкой, мальчишески задорной. Вика поневоле улыбнулась в ответ.
– Мы еще увидимся? – спросила она.
– Мне надо навестить одну местную жительницу, – ухмыльнулся Магни. – Подающую надежду писательницу.
– А вы можете… – начала говорить озадаченная женщина.
– Заниматься сексом с аборигенами? – уточнил Магни. – Конечно, можем. И в результате рождаются одаренные дети. Прощай, Виктория!
Дверь захлопнулась. Дмитрий вздохнул во сне, на его лбу выступила испарина. Подойдя к столу, Виктория залпом допила остатки выдохшегося вина в бутылке, скептически понюхала бутерброд. В холодильнике должно оставаться что-то из съестного. Сходила по нужде в туалет, споласкивая руки в ванной комнате, отвернулась от висящего над мойкой зеркала. В ближайшие часы у нее вряд ли появится желание увидеть собственное отражение. Достала из духовки курицу, морщась от запаха тухлятины, поспешно запаковала испорченное мясо в плотный пакет. Вернулась в комнату, покрутила в пальцах смартфон. Батарея разрядилась, мысль о необходимости включить гаджет, вызвала приступ необъяснимого отвращения. Она взяла коробочку с мазью. Массивный белый металл. Свинец или какой-то другой сплав. На оборотной стороне был выдавлен символ, – три переплетенных треугольника. Пахучей мази было внутри на три четверти емкости. За окном по-прежнему моросил дождь. Жалея, что не расспросила Магни о значениях символа на дне коробочки с мазью, Вика отложила ее в сторону, взяла пульт от телевизора, убавив до минимума громкость. Бездумно переключала программы, пока не остановилась. Подушечка большого пальца правой руки словно приросла к клавише. Шла передача о сенсационных открытиях. Обычные липовые истории про инопланетян под Калугой или о говорящих обезьянах, обнаруженных в дебрях Амазонки. Журналист вел репортаж из Северной Африки. Вика прибавила громкость.
– … именно здесь был обнаружен знаменитый Розетский камень, начертания на котором до сих пор не до конца разгаданы филологами.
Камера демонстрировала залитый солнцем каменистый пейзаж, и руины, полузанесенные песком.
– Место, которое вы видите, находится в двадцати пяти километрах от египетского города Александрии, – бойко говорил журналист. – При раскопках древнего амфитеатра, где, по всей видимости проходили бои гладиаторов, был обнаружен уникальный предмет. Крестик из чистого золота. Землетрясение, обрушившее основы здания, произошло в первом веке до нашей эры, и большая часть залы не имела доступа к воздуху на протяжении более двух тысяч лет, и это позволило находящимся там предметам сохраниться в первозданном состоянии. Что особенно удивительно! Ведь крест приобрел статус культового предмета лишь в шестом веке нашей эры, а использовать символ христианства, и носить их в виде украшения, люди стали значительно позже…
Дмитрий громко застонал, открыл глаза, и тотчас тихо выругался. Вика убавила громкость, повернулась к мужу.
– Как ты?
– Словно через мясорубку пропустили, – мужчина попытался слабо улыбнуться.
– Сейчас будем тебя лечить! – Вика открыла коробочку с мазью, осторожно макнула в липкую зелень палец. Пока она покрывала мазью свежие рубцы, муж внимательно следил за ней.
– Я не спал с той бабой! – выпалил он, и тотчас сморщился от приступа боли.
– Я знаю. – просто ответила Вика. Она отложила коробочку. – А вообще, неважно… Теперь неважно. Наверное, нам с тобой жизни не хватит рассказать друг другу обо всем, что с нами произошло.
– Хватит. – сказал Дмитрий. – Жизнь впереди длинная, теперь я это точно знаю.
– Вечность!
Они помолчали. Репортер держал в левой руке какой-то небольшой предмет, воодушевленно размахивая правой рукой, что-то активно говорил.
– Знакомое место… – нахмурился Дмитрий. – Это…
– Ерунда! – Вика выключила телевизор. – Знаешь, в чем прикол? Я сохранила ту половину фотографии, которую перед этим разрезала.
– Дура. – беззлобно улыбнулся мужчина.
– Ага! – согласилась она. – Полная дура!
– Половинка моей фотографии сгинула в водопаде.
– Сделаем новое селфи? – предложила Вика.
– Обязательно. Когда раны заживут. А сейчас, как насчет того, чтобы снять этот дырявый халат, и прилечь к раненому герою?
Вика хихикнула.
– Мы все в этой вонючей мази! – Она сняла халат, и легла рядом, опасаясь касаться свежих рубцов на его теле.
Они занимались любовью тихо и нежно, боясь причинить боль партнеру, а когда все закончилось молча лежали на спине, глядя в змеящиеся линии дождя на черном окне. Вика поднялась на локте, волосы коснулись лица мужчины.
– Ты прав, я, наверное, конченная дура, но я буду скучать по всему тому, что с нами произошло за это время.
Дмитрий потянулся за пачкой сигарет, и понял, что не хочет больше курить. И очки ему были теперь без надобности; зрение было как у снайпера. Он задумался о том, хочет ли выпить, но пока ясность в этом вопросе отсутствовала. Время покажет. Одну вещь знал наверняка. Ничего не закончено. Но пока об этом не следовало делиться с женой.
– Ты слышишь? – Вика повернулась к входной двери.
Дмитрий прислушался. Действительно, с лестничной площадки доносились какие-то странные звуки. Словно кто-то пыхтел возле входных дверей.
– Пойду, посмотрю! – мужчина поднялся с кровати, боль резанула в груди и на бедре. Он подошел к входной двери, повернул задвижку замка. На площадке стоял большой лохматый пес. Дворняга. Левое ухо, сломанное в лихой собачьей драке, свисало, правое стояло торчком.
– Что там такое? – прокричала из комнаты Вика.
– Не что, а кто… – вполголоса сказал Дмитрий. Он посторонился, пропуская пса в квартиру, тот осторожно вошел, постукивая когтями по полу.
Вышла Виктория, на ходу запахиваясь в халат.
– Это что за явление? – воскликнула она.
– Его зовут Ахилл. – ответил Дмитрий, обнимая жену за плечи.
Пес высунул розовый язык, и часто задышал.
– Мне предстоит небольшая командировка, – проговорил Зайцев .
– Далеко? – спросила Вика.
– В славный город Тамбов! – сказал Дмитрий и неожиданно рассмеялся.
Вика непонимающе посмотрела на хохочущего мужа, а потом засмеялась вместе с ним. Громко и радостно гавкнул Ахилл, глядя на людей смышлеными карими глазами.
–
2.