Розалин Майлз
Возвращение в Эдем

   Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

   © Eden Productions Pty Ltd, 1984
   © Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2018
   © Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2018
//-- * * * --//

   Все персонажи данного романа вымышлены, и любое сходство с реальными людьми, живыми или умершими, является чистым совпадением.

     …Увы, любовь! Для женщин искони
     Нет ничего прекрасней и опасней:
     На эту карту ставят жизнь они.
     Что страсти обманувшейся несчастней?
     Как горестны ее пустые дни!
     А месть любви – прыжка пантер ужасней!
     Страшна их месть! Но, уверяю вас,
     Они страдают сами, муча нас!

Джордж Гордон Байрон. Дон Жуан [1 - Перевод Т. Г. Гнедич. (Примеч. пер.)]

Глава первая

   Старик досматривал свой последний сон, когда зарево рассвета запылало над поместьем Эдем. На огромной дубовой кровати праотцов ему приснилась победа, одержать которую он стремился всю ночь, и он удовлетворенно проворчал что-то неразборчивое, крепко стиснув чью-то пригрезившуюся ладонь, державшую его руку, словно скрепляя сделку. Именно так и подобало покинуть сей суетный мир Максу Харперу, ветерану тысяч победоносных сражений с природой и стихиями, с людьми и механизмами. Постепенно дыхание его сделалось легким и спокойным. Он затих, обретя безмятежность, а черты его лица смягчились и разгладились, чего никогда не наблюдалось в жизни.
   А для девушки, сидевшей у его смертного одра, кошмар только начинался. Долгие часы темноты, наполненные бархатным благоуханием, миновали, принеся вслед за собой неотвратимый прилив ужаса. Подобно высокой волне, паника полностью поглотила ее.
   – Не уходи, – молила она, – не оставляй меня, пожалуйста, не уходи… – Поначалу слезы лились ручьем, и она даже испугалась, что они никогда не остановятся. Но часы скорбного ночного бдения тянулись так медленно, что она успела выплакаться, превратившись в комок боли, в котором билось раненое сердце. Словно в горячечном бреду, она искала облегчения в обращении к неподвижной фигуре, негромким шепотом что-то вопрошая, требуя и клянясь ему в безнадежной любви:
   – Как же я буду жить без тебя? Без тебя мне больше не на что надеяться. Ты был для меня всем. Я тянулась к твоим улыбке и руке, а не к улыбке и руке Кейти; я страшилась твоих холодности и равнодушия; я знала твое лицо лучше своего собственного. Но я так и не успела узнать тебя – не уходи, не дав мне на это шанса, не уходи, когда ты так нужен мне…
   Врач взглянул на часы и кивнул сиделке. Та незаметно выскользнула из комнаты, чтобы подать знак к началу последнего ритуального действа. Со всех концов необъятных просторов Северной территории Австралии на автомобилях, вездеходах, вертолетах и легких самолетах друзья, знакомые и деловые партнеры умирающего магната устремились в Эдем. Они собрались в обшитой темными дубовыми панелями библиотеке огромного каменного особняка и столпились под портретом человека, чья жизнь и труд когда-то свели их вместе, а теперь его уход лишь крепче сплотил их. Они были напряжены, но не испуганы: Макс Харпер обеспечил им будущее, так же как раньше всегда контролировал их прошлое.
   Снаружи, в сгущающейся духоте пыльного полудня терпеливо ждали аборигены, собравшиеся со всех уголков овцеводческой фермы. Йови, дух, предупреждающий о приближении смерти, уже шепнул на ухо одному из их соплеменников, который оказался достаточно мудр, чтобы услышать его. И потому они пришли сюда, чтобы встретить смертный час старика и отдать почести его последней мечте. И теперь, знойным днем, они, не мигая, взирали на величественную старинную усадьбу, на самолеты, на два вертолета и на огромное количество припаркованных автомобилей, покрытых толстым слоем пыли.
   На окружающий мир снизошла тишина. В небе добела раскалилось безжалостное солнце. Но даже два самых юных представителя собравшихся, братья Крис и Сэм, застыли в неподвижности. Они ждали с покорным безучастием, поскольку знали, что происходит в доме, и души их готовы были смириться с неизбежным. Благодаря вековечному единению со всеми живыми существами они безошибочно уловили тот момент, когда Макс Харпер переместился из этой жизни в бескрайние просторы вселенной, прибежище Отца Всего Сущего, дабы обрести новое воплощение после смерти.
   В полутемной спальне душную неподвижность нарушало лишь частое и неглубокое дыхание крупного мужчины на кровати. И вдруг он испустил глубокий вздох, оборвавшийся коротким хрипом, – душа покинула его тело. Врач быстро шагнул вперед и высвободил тяжелую руку мужчины из девичьей ладони. С профессиональной невозмутимостью он проверил пульс и, убедившись в его отсутствии, опустил руку покойного на постель. Встретившись глазами с безумным вопрошающим взглядом девушки, он медленно кивнул.
   А она, словно в тумане, выступила вперед и, не издав ни звука, опустилась на колени перед кроватью. Взяв руку покойного в свои ладони, она покрыла ее поцелуями и на мгновение прижала к щеке, еще не просохшей от слез. Но от знакомого прикосновения шершавой мускулистой руки они потекли вновь, медленно и неудержимо. Лицо ее при этом оставалось застывшим, словно маска, – нет, она не позволит себе расплакаться навзрыд.
   Спустя некоторое время она выпрямилась, поднялась на ноги и смахнула слезы. Бросив последний долгий взгляд на мужчину в постели, она направилась к двери и деревянной походкой зашагала по коридору. В окно она мельком заметила собравшуюся снаружи скорбную толпу. Одна из аборигенок вскрикнула, схватившись за голову, и затянула гортанный монотонный напев, который подхватили остальные:
   – Ниннана комбеа, иннара ингуна карканиа… О Великий Дух, Отец Всего Сущего, дубы болот вздыхают и плачут, эвкалипты роняют кровавые слезы, ибо вечный мрак поглотил одно из твоих созданий…
   Умиротворенная напевом, девушка справилась со своими чувствами и вошла в библиотеку. Ее появление стало тем сигналом, коего ждали собравшиеся там люди, и все разговоры немедленно стихли. Лица присутствующих обратились к ней. Каждому из этих мужчин была присуща яркая индивидуальность, выделявшая его в толпе. Но первым среди равных, несомненно, считался Билл Макмастер, директор-распорядитель компании «Харпер Майнинг» и ее филиалов. Он незамедлительно отделился от остальных и подошел к одинокой и жалкой женской фигурке, застывшей в дверях. На лице его, грубоватом и обветренном, отобразилось сострадание, когда ее маленькая ладошка утонула в его руке, и он, неразборчиво бормоча слова утешения, мягко увлек ее за собой, к гостям.
   Из глубины комнаты выступила вперед Кейти, экономка Эдема, держа в руках серебряный поднос с бокалами, в которых пенилось шампанское. Подавленная и утратившая природную жизнерадостность, она не могла заставить себя взглянуть на девушку, которую знала с самого детства, и потому довольствовалась тем, что принялась молча разносить напитки. Сделав глубокий вдох, девушка с показным спокойствием обратилась к присутствующим, подняв свой бокал:
   – За Макса Харпера. За моего отца. Мир праху его.
   После того как все выпили, вперед выступил Билл Макмастер. Оказавшись в фокусе всеобщего внимания, он поднял свой бокал, салютуя огромному портрету Макса, который занимал центральное место в комнате, приковывая к себе взгляды всех собравшихся в библиотеке.
   – За Макса Харпера! – начал он свою речь. – Этот старый тиран был чертовски хорошим боссом и славным малым. Такие, как он, встречаются по одному на миллион. То, чего он не знал о горном промысле, не стоит даже упоминания. Мы обязаны ему всем. Были и будем. То, что мы делали для него, мы сделаем и для тебя, девочка. Можешь рассчитывать на нас. До тех пор пока во главе корпорации «Харпер Майнинг» стоит тот, кто носит фамилию Харпер, все будет в порядке. Итак, ребята, давайте-ка поднимем бокалы, и на этот раз – за Стефани Харпер. Пусть она окажется достойной дочерью своего отца, и пусть «Харпер Майнинг» и дальше процветает, теперь уже во главе с нею!
   – За Стефани Харпер! За Стеф! За Стефани! – По комнате прокатился гул приветственных возгласов.
   Стефани, ошеломленная и подавленная, едва расслышала и половину добрых пожеланий. Но смысл, заключенный в них, проник в ее сознание, словно круги на воде, расходящиеся от брошенного в пруд камня. «Король умер – да здравствует королева! Королева? Где, здесь? Я – королева Эдема, где правил мой отец». Она в страхе вскинула голову. Над нею яркими красками горел портрет отца. Стефани встретила его взгляд, этот знаменитый ястребиный взгляд, и сорвалась.
   – Нет! – Пронзительный крик слетел с ее губ, приводя в замешательство тех, кто оказался рядом, и до смерти перепугав ее саму. – Я не могу! Не могу! Не могу!
   Дрожа всем телом, отталкивая протянутые к ней руки, она попятилась, развернулась и выбежала из особняка. Ничего не видя перед собой, словно одержимая, она устремилась к конюшне. Аборигены бесстрастно смотрели, как она безумным галопом промчалась по длинной подъездной аллее, проскочила ворота Эдема и затерялась в благословенных бескрайних просторах холмистой, поросшей невысоким кустарником местности. Только здесь она могла оставаться самой собой. Только здесь она могла дать волю своему горю. Могучий вороной жеребец уносил ее все дальше, и стук его копыт вторил биению ее разрывающегося от боли сердца. И всадница, и конь уже готовы были пасть на землю от изнурения, когда она наконец остановила скакуна посреди неведомой глуши и принялась изливать свои жалобы равнодушным небесам. Коричневый, выжженный солнцем ландшафт раскинулся от горизонта до горизонта, отчего покрытый пеной жеребец с безумными глазами и растрепанная, запыленная девушка, стоящая на стременах пятящегося и встающего на дыбы коня, выглядели совсем крошечными. Захлебываясь слезами, она выкрикивала:
   – Папа, папочка, как же ты мог… Ты ведь так мне нужен, как ты мог так поступить со мной, как ты мог оставить меня одну…
//-- * * * --//
   – Стефани? Стеф, ты где?
   Стефани вздрогнула и вернулась к действительности. На лестнице раздались чьи-то легкие шаги, и мгновением позже в спальню вошла Джилли.
   – Где ты была, Стеф? Такое впечатление, что за много миль отсюда.
   – Да, действительно за много миль, причем в буквальном смысле. Я думала об Эдеме.
   – Об Эдеме? – Джилли окинула взглядом роскошную спальню и заговорила с утрированным британским акцентом, имитируя дворецкого:
   – Это – Харпер Мэншн, модом, особняк в Сиднее, а вовсе не загородная семейная резиденция.
   – Ох, Джилли, как я рада видеть тебя! – Чувствуя, что вот-вот расплачется, Стефани обняла подругу за шею.
   Джилли первой разомкнула объятия, отстранив Стефани и проницательно глядя на нее.
   – Похоже, тебя срочно нужно развеселить, – мягко заметила она. – В чем дело, малышка?
   – А, ни в чем, – Стефани зарделась от смущения, – просто я думала о…
   Джилли проследила за ее взглядом, устремленным на увеличенную фотографию Макса, стоявшую в серебряной рамочке на прикроватном столике, и рассмеялась с ласковой насмешкой.
   – Стефани Харпер, мне стыдно за тебя! В день собственной свадьбы тебе не полагается думать об отце!
   – Я думаю о нем каждый день, – просто ответила Стефани.
   Это была правда. Присутствие Макса и то влияние, которое он оказывал на ее нынешнюю жизнь, ощущалось сейчас столь же сильно, как и семнадцать лет назад, когда он умер. Джилли кивнула:
   – Ты жила его жизнью, а не своей. Иногда мне кажется, что он просто не давал тебе расти самостоятельно. А ведь в тебе сокрыто много больше того, что ты могла продемонстрировать, когда тебе представлялся случай, – много, много больше, подружка. Быть может, именно сейчас тебе выпал первый, по-настоящему уникальный шанс!
   И Джилли с озорной улыбкой подняла свой бокал шампанского.
   Она была вознаграждена ответной улыбкой, появившейся на лице Стефани. «Так-то лучше, – подумала Джилли. – Если бы ты только знала, как чудесно выглядишь, когда улыбаешься, то улыбка не сходила бы с твоих губ, как у чеширского кота». Но она прекрасно знала, что не следует намекать застенчивой Стефани на ее внешний вид или поведение. Поэтому она предпочла выбрать для разговора ту единственную тему, которая заставляла Стефани буквально лучиться от радости.
   – Лучше расскажи мне о своем избраннике, – начала она. – Он похож на Макса? В этом и заключается роковая причина влюбленности? Он должен являть собой нечто особенное, если сумел закрутить с тобой столь головокружительный роман.
   Стефани просияла:
   – Ой, Джилли, так оно и есть. Он просто чудесный. Полагаю, он и впрямь капельку похож на папу – такой же сильный и целеустремленный. Но при этом добрый и заботливый, а еще он делает меня такой счастливой…
   Джилли пристально взглянула на подругу. Не было никаких сомнений в том, что Стефани говорила правду. Любовь и счастье буквально переполняли ее. Лицо ее, на котором обычно были написаны тревога и уничижительное смирение, отчего сторонние наблюдатели полагали ее дурнушкой, преобразилось. Глаза ее сияли, а губы, зачастую горестно поджатые, раскрылись в улыбке, обнажая чудесные белые зубки. «Боже мой, а ведь ты можешь быть настоящей красавицей», – подумала Джилли, испытав настоящее потрясение.
   В следующий миг в душе ее зашевелился подленький червячок зависти. Растерянная и подавленная, Джилли выдавила жизнерадостную улыбку и попыталась сосредоточиться.
   – Знаешь, если ты немедленно не начнешь одеваться, то ему придется ждать тебя еще целую вечность! Давай-ка я помогу тебе. – Взяв подругу за руку, Джилли подвела ее к туалетному столику и усадила перед зеркалом.
   Стефани вновь зарделась, на сей раз – от удовольствия. Она тепло пожала руку подруги. Джилли всегда была очень добра к ней, еще с тех пор, когда обе они были маленькими девочками. Ей очень повезло, что у нее есть такая надежная и верная подруга. И вдруг ее осенила запоздалая мысль:
   – Джилли, какой ужас! Я ведь даже не поздоровалась с тобой как следует! Как поживаешь? Как прошла поездка?
   – Сейчас мы занимаемся тобой, посему для подобных разговоров у нас просто нет времени, – коротко ответила Джилли. Подойдя к кровати, она подняла лежащий на ней жакет. Сшитый из плотного атласа крученой пряжи сине-лилового цвета, он подчеркивал цвет глаз Стефани и облегал ее стройную фигурку. Вернувшись к туалетному столику, она помогла подруге надеть его.
   – А теперь введи меня в курс дела, Стеф.
   Стефани коротко рассмеялась счастливым смехом.
   – И что же ты хочешь узнать?
   – Все! – с драматическим надрывом воскликнула Джилли. – Бог мой, да, получив твою телеграмму, я едва не лишилась чувств. Стоило мне только отвернуться, уехав на отдых на пару недель, как на тебе! Ты влюбилась и снова собираешься выскочить замуж.
   – Шесть недель, – поправила ее Стефани. – Я знакома с ним вот уже шесть недель.
   – Давай взглянем правде в глаза – все произошло очень быстро. Стеф, ты уверена в том, что поступаешь правильно?
   Стефани радостно воскликнула:
   – Еще никогда в своей жизни я не была так уверена в чем-либо!
   – Где ты с ним познакомилась?
   – На теннисном корте, разумеется.
   По губам Джилли скользнула ироничная улыбка:
   – Действительно, где же еще можно встретить известного игрока в теннис? Задай глупый вопрос…
   – Это был благотворительный матч, – продолжала Стефани, охваченная энтузиазмом. – Я присутствовала на нем, потому что «Харпер Майнинг» была одним из спонсоров. А по окончании матча он пригласил меня сыграть с ним гейм – чтобы расслабиться. Ты не поверишь! Он позволил мне обыграть себя! Ну разве это не чудесно?
   – Похоже, уже тогда ты готова была потерять голову, – заметила Джилли, стараясь, впрочем, чтобы в голосе ее не прозвучали саркастические нотки. – Почему бы вам обоим просто не сбежать в лес? Столь шумная свадьба вам решительно ни к чему. Тебе не нужны ни я, ни кто-либо другой.
   Стефани взглянула на нее в зеркало, перед которым наносила нейтральную основу под макияж, и в глазах ее отразились боль и обида:
   – Джилли! Ты очень нужна мне здесь и сегодня, причем куда больше всех остальных. В кои-то веки со мной происходит нечто хорошее, и я хочу, чтобы все прошло правильно. И мне нужна твоя помощь. Действительно нужна.
   – Мне не сумел бы помешать и табун диких лошадей, – заверила ее Джилли. – И уж меньше всего – эта забастовка авиалиний, случившаяся в самую последнюю минуту. К тому же Нью-Йорк окончательно мне наскучил. Я прилетела туда в неподходящее время года. Да и согласилась я на это только потому, что Филипп должен был быть там. А вот мне следовало бы быть умнее.
   – А Филипп не возражал против того, что вы вернулись домой раньше времени? – Стефани с величайшей осторожностью наносила голубые тени на веки.
   Выражение лица Джилли стало жестким, и по нему промелькнуло едва заметное облачко презрения:
   – Моя дорогая, тебе же прекрасно известно, что Филипп никогда не возражает! Это слишком недостойно для него. Как бы там ни было, он успел сделать все свои дела. В последнюю неделю отпуска мы собирались слетать в Акапулько и попробовать затесаться среди денежных мешков. Так что выбор между этим и свадьбой года, как ее уже успели окрестить газетчики, был очевиден!
   Стефани нервно улыбнулась. Ей опять потребовалась поддержка подруги.
   – Да… я читала газеты. Я знаю, они пишут, – она на мгновение умолкла, а потом принялась загибать пальцы на левой руке, перечисляя обвинения, – что Грег женится на мне исключительно ради денег, чего мы, разумеется, ожидали с самого начала, и потому в этом нет ничего удивительного; что он намного младше меня; что с теннисом у него все кончено; что я – его пенсионное обеспечение; и что у него ужасная репутация в том, что касается женщин…
   – А ведь так оно и есть, – негромко заметила Джилли.
   – Но, Джилли, мне нет до этого никакого дела, – взорвалась Стефани. – И это поразительно. Это говорю я, женщина, которая всегда беспокоилась о том, что подумают другие. Но на этот раз я полюбила так сильно, что просто не обращаю внимания на мнение окружающих. – Она вновь отвернулась к зеркалу и недрогнувшей рукой продолжила наносить макияж, не прекращая при этом свою пламенную речь:
   – Счастье само плывет мне в руки, Джилли. Он любит меня, любит по-настоящему. В некоторых ситуациях мужчина не может притворяться. – Она умолкла, промокнув салфеткой губы, накрашенные неяркой розовой помадой. – Да и, в конце концов, кто я такая, чтобы судить его? Имея за спиной два неудавшихся замужества, я нахожусь не в том положении, чтобы упрекать его в чем-либо. Ты должна помнить, что оба раза я готова была умереть. Я больше не ребенок. Мне вот-вот стукнет сорок, и сколько еще времени впереди у нас осталось?
   Глядя в зеркало, Стефани заметила, что Джилли, поджав губы, отошла к приставному столику, чтобы вновь наполнить свой бокал шампанским.
   – Ой, я совсем не имела в виду тебя, – поспешно добавила она. – Ты моложе меня, и, кроме того, у тебя есть Филипп. К тому же ты всегда была намного привлекательней меня, уравновешеннее и стройнее… – Она замялась и машинально принялась разглаживать свой жакет, словно для того, чтобы скрыть большую грудь, которой всегда стеснялась. Однако, набравшись мужества, она продолжила:
   – Кроме того, ты всегда была красавицей и останешься таковой. Что до меня, то я сильно сомневаюсь, что принадлежу к числу тех женщин, чей внешний вид с годами становится все милее. Какими бы резонами он ни руководствовался, собираясь жениться на мне, уже за одно это я ему благодарна.
   Теперь глаза Стефани затуманились тревогой, а губы плотно сжались в печальную гримаску, так хорошо знакомую Джилли. Она подошла к подруге и ласково обняла ее за поникшие плечи.
   – Эй, перестань, – мягко сказала она, – а где же знаменитый бойцовский дух Харперов? Тебе чертовски не везло в жизни, но сейчас фортуна повернулась к тебе лицом, только и всего.
   На лице Стефани, словно радуга на небе после дождя, вспыхнула улыбка.
   – Помнишь, когда мы были маленькими девочками, то мечтали о том, как выйдем замуж за прекрасных принцев, когда вырастем. Что ж, Грег стал для меня таким принцем. На это ушло немало лет, но в конце концов он показался на моем горизонте. И его стоило так долго ждать. – Она с решительным видом обернулась к Джилли. – Я хочу его так, как никого еще не хотела в своей жизни. И я верю, что и он любит меня.
   Несколько мгновений Джилли молча смотрела на подругу, а потом понимающе улыбнулась ей.
   – Что ж, он, во всяком случае, разительно отличается от двух твоих предыдущих мужей, – с деланной беззаботностью заявила она. – Сначала – англичанин-аристократ, потом – американский ученый-исследователь. Умеешь ты выбирать себе спутников жизни, нечего сказать! Стефани Харпер, ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что тот, на ком ты остановила свой выбор, – это первый настоящий, патентованный, до мозга костей австралиец? Не то чтобы я совсем не любила достопочтенного сэра Как-его-там – но он не отличался ни стойкостью, ни выносливостью. А потом яйцеголовый янки – признай, это называется «из огня да в полымя».
   Стефани недовольно нахмурилась, но потом занялась своими сережками. Крупные сапфиры чистой воды в обрамлении бриллиантов всегда были ее любимыми, но сейчас ее охватили сомнения. Достаточно ли в них синевы, чтобы смотреться с ее костюмом? Ей очень хотелось спросить, что думает по этому поводу Джилли, но та продолжала ораторствовать как ни в чем не бывало:
   – Как женщина, уже неоднократно побывавшая замужем, ты по-прежнему темная лошадка. Дай подумать. Сначала ты, очертя голову, бросаешься в Англию (при этом надо учесть, что раньше ты никогда не выезжала за пределы Эдема) и возвращаешься оттуда с супругом-аристократом и новорожденной дочерью. Потом, прежде чем я успела погрузиться в семейную скуку, возникшую на седьмом году брака с Филом, ты уже развелась с этим мужем и выскочила замуж за нового – сколько, кстати, продержался отец Денниса?
   – Джилли, прошу тебя, прекрати. – Стефани яростно сражалась с застежкой своего жемчужного ожерелья, и разговор этот явно не доставлял ей удовольствия. – Для меня это – начало нового, понимаешь?
   Джилли с сожалением ушла от восхитительной темы прошлого Стефани. Отставив в сторону бокал, она помогла подруге застегнуть ожерелье, после чего бережно расправила премиленький пуританский кружевной воротничок на блузке Стефани.
   – Значит, Бог троицу любит, да? – Она взглянула на часы. – Ну и где же он?
   – Да, так и есть, Джилли, так оно и есть! – Стефани просияла. – Грег – хороший человек, поверь мне. Он тебе понравится, вот увидишь. Ты действительно полюбишь его.
//-- * * * --//
   Пока белый роллс-ройс с откидным верхом пробирался по извилистым улочкам и авеню в сторону прибрежного пригорода Сиднея Дарлинг-Пойнта, его водитель кипел холодной яростью.
   – Какой идиот сподобится опоздать на собственную свадьбу? – злобно бормотал он себе под нос.
   – Такой, как ты, Грег, – миролюбиво отозвался его будущий шафер. Он добрых полтора часа проторчал в квартире жениха, дожидаясь его, и теперь не видел никаких причин сдерживаться в высказываниях. – Ты хотел произвести впечатление, заставить их всех ждать – подразнить ее немножко, правильно? Ну же, признавайся. Ты не желал чувствовать себя комнатным песиком Стефани Харпер, с бантиком на шее, стоящим на задних лапках и умоляющим взять себя в мужья только потому, что она может десять раз подряд купить и продать нас всех, вместе взятых.
   – Да заткнись же ты, наконец! – прошипел Грег сквозь зубы, крепко вцепившись в руль и вписывая роллс в опасный поворот. – Ушам своим не верю – сегодня день моего бракосочетания, а я выслушиваю весь этот вздор от никчемного и жалкого теннисного неудачника…
   – На прошлой неделе я выиграл у тебя!
   – Первый раз в жизни.
   – Даст бог, не последний, приятель.
   Грег погрузился в угрюмое молчание. Это была правда, причем горькая. Раньше он без труда держал в узде Лью Джексона, который был младше его на целых пять лет. Одно дело – уступить такому мастеру, как Макинрой, и совсем другое – мальчишке, который совсем недавно научился правильно держать ракетку. Влажный воздух холодными мурашками пробежался по спине Грега – его действительно начинают лихо обходить на повороте. Так что разумнее всего уйти прямо сейчас – в расцвете славы…
   Его невеселые размышления прервал Лью, который все же решил, что торжествовать над женихом в день его свадьбы – не самая лучшая идея.
   – Тут виновата твоя нога, а не я, – с деланным равнодушием заметил он. – Тебе чертовски не повезло с коленом, Грег.
   «Или напротив – повезло невероятно», – с тайным удовлетворением подумал Грег. Ведь теперь любое поражение он может списать на травму, тогда как любая очередная победа добавляла ему славы, когда он, притворно кривясь от боли, вколачивал решающий мяч мимо своего разгромленного оппонента…
   – Скулеж – это не для нас, дружище, – великодушно провозгласил он. – Оставим это англичанам. Честная и заслуженная победа. Ты – восходящая звезда. Как ты думаешь, почему я выбрал тебя в свидетели? Нам ведь не нужны утомленные сбитые летчики на свадьбе, верно? Их и так будет достаточно со стороны Стефани – например, весь совет директоров компании «Харпер Майнинг»!
   Лью радостно рассмеялся и ткнул Грега в плечо. Нет, этого малого нельзя не любить – за словом в карман не лезет и всегда готов сказать что-нибудь приятное. Он исподтишка покосился на классический четкий профиль, густые светлые волосы, зачесанные назад, и сильные загорелые руки, лежащие на руле. «Господи, ни одна девчонка не сможет устоять перед Грегом Марсденом, – подумал он. – Ничего удивительного, что все фанатки от него без ума. А та маленькая француженка воспылала к нему такой страстью, что из кожи вон лезла, только чтобы заполучить его. По слухам, горячая штучка – не давала ему покоя всю ночь и весь следующий день. Ничего удивительного, что на следующий вечер он проиграл турнир… – Лью улыбнулся про себя. – Что ж, Грег вволю оторвался напоследок. В браке со Стефани Харпер едва ли он может и впредь рассчитывать на такие приключения. Нет, она, конечно, очаровательная женщина. Но не в качестве партнерши для мужчины, которому хоть сегодня можно вручать золотую медаль Олимпиады по сексу… В этом, Грег, ты меня за пояс заткнешь».
   Сочетание рискованной, но уверенной езды и блестящее знание дорожной сети Сиднея позволило Грегу отчасти наверстать упущенное время. Так что на последних милях он пришел в приподнятое расположение духа и сильнее погнал большую машину вверх по обсаженной деревьями авеню к особняку Харперов. Возведенный на холме, господствовавшем над гаванью Сиднея, дворец олицетворял собой все могущество и величие Макса Харпера. Тот выстроил для себя в Сиднее внушительный белый городской особняк еще в ту пору, когда его деловые предприятия вместе с филиалами только начинали экспансию на восток из Северной территории, а сам он стал все больше внимания уделять деловой столице Австралии.
   Сейчас роскошный дом, возвышающийся на берегу, считался одной из главных частных резиденций Сиднея. Со взрослыми деревьями, под сенью которых можно было обрести благословенное спасение от полуденной жары, ухоженными лужайками, сбегающими к срезу воды, и элегантными, прекрасно меблированными комнатами он стал олицетворением роскошной жизни. Грег внутренне предвкушал увидеть залитый солнечными лучами сад, широкие веранды и прохладные внутренние помещения, бокал охлажденного шампанского и уважительный прием, ожидавший его. Вот это была настоящая жизнь, и он имел на нее полное право. И не только на нее, но и на многое помимо этого. Все могло принадлежать ему, достаточно было лишь протянуть руку. Настроение его резко улучшилось.
   Но оно мгновенно испарилось без следа, когда он прошел последний поворот дороги, ведущей к особняку. За воротами, помимо припаркованных мерседесов и феррари гостей, тротуар заполонила огромная толпа репортеров и газетчиков, перекрывшая собой заодно и проезжую часть. Здесь собрались все шакалы пера, с которыми Грег свел знакомство на теннисных кортах, среди них – стая хищников помельче и гарпии из глянцевых журналов. Кроме того, он приметил нескольких незнакомых ему личностей, наверняка представлявших международные новостные агентства и издательства, а также стайку стройных и загорелых фанаток, явившихся сюда устроить шумные проводы своему герою, среди которых он увидел и…
   – Господи боже мой, будь я проклят! Уж не моя ли это француженка, там, в красном платье, позади толпы? – Грег покрылся холодным потом, а в груди у него с новой силой поднялась волна раздражения.
   – Спокойно, Грег. – Богохульства приятеля повергли Лью в шок, и он метнул на друга предостерегающий взгляд. – Помнишь старинную австралийскую поговорку насчет прелюдии к любовным играм? Первым делом надо взять себя в руки. Не забывай, ссориться с прессой – себе дороже.
   Сделав над собой усилие, Грег проглотил совет и кивнул. К тому времени как они покрыли разделявшее их расстояние, он уже справился с собой и, когда они предстали перед толпой, на губах у него играла приятная расслабленная улыбка. Роллс мягко затормозил у самых ворот, наглухо перекрытых людьми, и в следующий миг медиастервятники набросились на него.
   – Вот он, – выкрикнула какая-то репортерша, проталкиваясь в первые ряды колышущейся толпы, держа наготове магнитофон. – Итак, Грег, как вы себя чувствуете, собираясь жениться на самой состоятельной женщине Австралии?
   Грег удостоил ее своей самой обаятельной улыбки.
   – Превосходно! – растягивая слова, процедил он.
   – А мы уже начали опасаться, что вы не приедете, Грег.
   – Всему виной напряженное уличное движение. Кроме того, мой свидетель заставил себя ждать.
   – А почему прессу не пригласили на торжество? – прозвучал гневный возглас недовольной ищейки из международного агентства новостей.
   Грег обезоруживающе пожал плечами:
   – Приношу свои извинения. Я понимаю, что вы, ребята, разочарованы. Но дело в том, что Стефани хотела, чтобы на свадьбе присутствовали только члены семьи и близкие друзья. Она не настолько привычна к вниманию прессы, как я. Кроме того, я надеюсь, что она выходит замуж за меня, а не за моих поклонников. – Он с извиняющимся видом улыбнулся. «Подлизывайся и не зли их, – подумал он. – Впрочем, это нетрудно, если знаешь как».
   Какой-то фотограф увлеченно снимал сверкающий белый роллс с броскими номерными знаками, на которых было начертано «TENNIS».
   – Славная машинка, – с восхищением заметил он. – Свадебный подарок?
   – Ага, – холодно отозвался Грег, – он самый.
   Краем глаза он подметил, как к дверце машины протискивается одна из молодых таблоидных стервятниц, и впервые пожалел о том, что открытый верх оставляет его уязвимым для внешнего мира и что он не может одним нажатием кнопки поднять стекло, которое закрыло бы его лицо. В следующую минуту журналистка оказалась рядом.
   – Мои читатели во всем мире желают знать, – требовательным тоном начала она, – что бы вы ответили своим критикам, утверждающим, что вы женитесь на Стефани исключительно ради ее денег?
   Подача была старой и заезженной, и Грег отбил ее не моргнув глазом:
   – Это нас не беспокоит. Они могут говорить все, что угодно. Главное, чтобы Стефани была счастлива со мной.
   – Значит, это на самом деле – брак по любви?
   – Именно так. Чего я желаю и всем присутствующим.
   «Отличный ответ, Грег, – с восхищением подумал Лью. – Он действительно может включать свое очарование на полную катушку, когда хочет. Ему осталось продержаться совсем немного».
   – А как насчет вашей карьеры, Грег? – подал голос один из журналистов, подвизающихся на поприще тенниса, тот самый, который следил за успехами Грега еще в ту пору, когда он был долговязым и неотесанным подростком, пришедшим на корт из ниоткуда, но обладающим силой, изяществом и неукротимым желанием победить любой ценой. – Означает ли это, что вы покончили с теннисом?
   Грег сделал вид, будто уязвлен до глубины души:
   – Ни в коем случае, приятель, ни в коем случае.
   – Но вы должны признать, что на протяжении всего года вас преследовали проблемы с поддержанием спортивной формы. Откровенно говоря, вы были далеки от своих лучших кондиций, разве нет? Быть может, вы переусердствовали в погоне за красивой жизнью, Грег? Если вы понимаете, что я имею в виду…
   Руки Грега, лежащие на руле, зачесались от желания вмазать кулаком по зубам журналюги, чтобы стереть эту его язвительную ухмылку. Однако он заставил себя сохранять спокойствие и подавил непреодолимое желание оглянуться на теннисных фанаток, чтобы убедиться, действительно ли среди них затесалась та французская штучка. Он лениво улыбнулся:
   – Не стоит слепо верить всему, что пишут в газетах. Уж кому, как не вам, знать об этом, приятель.
   – Значит, можно ожидать вашего возвращения?
   Грег широко распахнул глаза в шутливом изумлении:
   – Да я никуда и не уходил!
   – Значит, в следующем году вы вновь примете участие в международных теннисных турнирах? Не исключено, что мы увидим вас вновь и на Уимблдоне?
   – Это зависит от Стефани, – отозвался Грег, – от того, пожелает ли она отправиться в турне. Отныне ее мнение для меня – превыше всего.
   – Это ваш первый брак, Грег? – вновь подала голос настырная журналистка. Проезжая мимо, Грег бросил на нее оценивающий взгляд.
   – Угу, – коротко ответил он и добавил: – И я опоздаю на свое торжество, если задержусь здесь с вами, ребята, еще хоть немного. Мне пора. Увидимся. – Он выжал сцепление, но, когда машина скользнула вперед, все же не устоял перед искушением пофлиртовать с молодой женщиной, записывающей каждое его слово на магнитофон. – А у вас отличная фигурка, – с улыбкой обронил он. – Берегите ее и ведите себя прилично. – Вполне удовлетворенный благодарным румянцем, залившим лицо репортерши, он помчался вперед по длинной извилистой аллее.
//-- * * * --//
   А в доме тринадцатилетний мальчишка снимал на кинокамеру череду гостей, на протяжении последнего часа нескончаемым потоком вливавшихся в сад. За тем, как он суетится, снимая все подряд с достойным похвалы энтузиазмом, несмотря на то что сноровки ему несколько недоставало, наблюдала Джилли, выйдя на балкон из главной спальни верхнего этажа. Постояв немного, она вернулась в комнату, где Стефани, уже закончив все приготовления, поправляла свои роскошные темно-русые кудри. «А он опаздывает, – подумала Джилли. – Стефани наверняка обеспокоена».
   – А что дети? – обратилась она к подруге. – Как они отнеслись ко всему этому?
   Стефани озабоченно нахмурилась.
   – Деннис воспринял известие положительно, – задумчиво отозвалась она. – Собственно, он пришел в восторг оттого, что его новым отцом станет победитель Уимблдона. Да и Грег купил ему в подарок замечательную кинокамеру – он такой заботливый и предусмотрительный, Джилли, – так что сегодня Деннис чувствует себя как рыба в воде, он доволен и счастлив.
   – А Сара? – спросила Джилли, почувствовав недосказанность.
   Стефани вздохнула:
   – С нею все сложнее. Пожалуй, пятнадцать лет – не самый лучший возраст для того, чтобы узнать, что твоя мать без ума влюбилась в кого-либо. – Стефани смутилась и порозовела. – Особенно в молодого мужчину.
   Джилли вопросительно приподняла брови.
   – Не думаю, что она простила мне разницу в возрасте между мной и Грегом.
   – Она не так уж и велика, – успокаивающе заметила Джилли. – В наше время на это никто уже не обращает внимания.
   – Но в пятнадцать лет подобные вещи имеют огромное значение. Кроме того, я и сама вела себя не слишком подобающим образом. Я влюбилась в него с первого взгляда. Я настолько увлеклась Грегом, что забыла о школьном концерте Сары, а у нее там была важная сольная партия. Вот уже целую вечность я не играла с нею на фортепиано и не слушала ее – в результате она ревнует, презирает его и ненавидит меня.
   Стефани закрыла лицо руками, и Джилли буквально физически ощутила боль, которую испытывала подруга. Она тут же взяла дело в свои руки.
   – Ты погубишь макияж, если расплачешься, Стеф. Думай о хорошем. Все образуется. Теперь, когда принц Чарльз помолвлен, ты заполучила одного из самых завидных холостяков в англосаксонском мире. Радуйся же! В конце концов, ты выходишь за него замуж не для того, чтобы доставить кому-то удовольствие, не так ли? В кои-то веки подумай о себе, Стефани Харпер!
   Сделав глубокий вдох, Стефани вскинула подбородок, расправила плечи и встала. Когда она обернулась к Джилли, на губах ее уже играла улыбка:
   – Ты права. Я веду себя глупо. Когда приедет Грег, я буду в полном порядке. Я знаю, он немного задерживается. Но он не подведет меня!
   – Вот и умница!
   Джилли подошла к подруге, взяла ее за руку и подвела к большому, в человеческий рост, зеркалу в дальнем конце комнаты. Женщины застыли в молчании, глядя на свои отражения. Стефани, высокая и стеснительная, склонная нервничать и смущаться, обладала тем не менее необъяснимой грацией жеребенка, скрадывавшей ее возраст, отчего выглядела скорее лет на двадцать, а не на свои сорок. И теперь, в своем изумительном бледно-голубом брючном костюме, оттенявшем цвет ее глаз, которые казались распустившимися весенними колокольчиками, она выглядела милой и привлекательной как никогда.
   «Ах, если бы она только сумела довести дело до конца, – раздраженно подумала Джилли. – Она ведь не дальтоник и должна понимать, что сапфировые серьги совершенно не подходят к этому костюму, поскольку имеют не тот оттенок голубого. И, хотя она и высокого роста, уж в такой-то день ей следовало отказаться от своей практичной обуви без каблука. И почему бы ей заодно не сделать что-нибудь интересное со своими волосами, вместо того чтобы гладко зачесать их, закрепив дурацкими заколками и оставив спереди выстриженную челку. Господи, да если бы у меня были ее деньги»…
   Неожиданно Джилли встретилась со взглядом Стефани в зеркале. Подруга одарила ее теплой, любящей улыбкой:
   – Ты выглядишь замечательно, Джилли! Мне нравится твой наряд – это с Пятой авеню?
   Джилли моментально ощутила угрызения совести. «Ну почему я такая стерва? – потерянно спросила она себя. – Что со мной такое?»
   Ответ ее прозвучал чересчур поспешно:
   – И ты тоже. Выглядишь замечательно, я имею в виду. Просто чудесно.
   – Честно?
   – Честно.
   По лицу Стефани скользнула тень. Она явно не до конца поверила подруге и, отвернувшись, присела на кровать.
   – Ох, Джилли, дело не только в детях, но и во мне тоже. Я боюсь, что не сумею удержать его и сохранить его любовь. Он ведь – знаменитость, а я – самая обычная женщина. Он – чемпион по теннису, а я – такая неумеха в том, что касается занятий спортом. Я даже не умею плавать…
   – В таком случае, усади его на лошадь, дорогая, – разумно посоветовала Джилли. – Ты оставишь его без штанов. – Выдержав многозначительную паузу, она метнула на Стефани озорной взгляд. – Насколько я понимаю, именно этого ты и добиваешься?
   Стефани жарко вспыхнула, но подобная смена темы явно не обескуражила ее. Очаровательно улыбнувшись, отчего на щеках ее появились ямочки, она опустила глаза, потом вскочила на ноги и выбежала в будуар, примыкавший к спальне. Спустя мгновение она вышла оттуда, держа в руках большую красивую коробку. Открыв ее, она стала рыться в складках серебристой упаковочной бумаги, после чего извлекла на свет комплект нижнего белья из черного атласа, отделанный атласными лентами и пеной кружев. Джилли наклонилась, чтобы благоговейно рассмотреть его поближе. Каждый предмет туалета отличался стильной утонченностью, и на каждом красовалась бирка знаменитого французского дома моды.
   Смущенно рассмеявшись и покраснев от удовольствия, Стефани достала из другого комплекта пеньюар и приложила его к себе. Ткань была прозрачной до умопомрачения, а вырез – предельно низким и соблазнительно многообещающим. Она, как девчонка, закружилась по комнате, во весь голос распевая:
   – Джилли, о Джилли, как сильно я люблю его!..
   – Это он подарил тебе?
   – Ага. – Стефани утвердительно хихикнула. – Я в жизни не носила ничего подобного! Да я чувствую себя желанной и сексуальной, стоит мне только подумать об этом!
   Джилли кивнула и, проведя рукой по гладкому чувственному атласу, ощутила, как где-то глубоко и в ней самой проснулось желание.
   – Похоже, он – настоящий мачо. А вы, мисс Харпер, как я вижу, не теряете времени даром. Ваши отношения с ним уже перешли в разряд… интимных, не так ли? И что же ты выкинула, дабы заслужить такое подношение?
   Стефани вновь густо покраснела, но от ответа на вопрос увиливать не стала.
   – Ничего, – с вызовом заявила она.
   – Ничего? Ты хочешь сказать, что вы даже…
   – Да, – решительно отрезала Стефани, хотя жаркий румянец по-прежнему горел на ее щеках. – Я хочу сказать, что между нами ничего не было. Отчасти потому, что нам просто не представилось для этого случая, когда мы были бы уверены, что за нами никто не следит и что пресса не вцепится в нас. А отчасти еще и потому, что если бы речь зашла о том, «к кому поедем – к тебе или ко мне?», то мне бы это не понравилось, к тому же я не из тех, кто готов удовлетвориться возней на заднем сиденье автомобиля, пусть даже это лимузин «Харпер Майнинг». Но главным образом потому, что после первых двух браков я хочу все сделать правильно. Я должна, Джилли, и я сделаю это, поскольку я – давно уже не невежественная девчонка, и мне хочется думать, что я нашла подходящего мужчину для женщины, что живет во мне.
   Стефани умолкла, и обе женщины обменялись искренними взглядами. Джилли прекрасно понимала, что имеет в виду Стефани. Подруга олицетворяла собой тот самый часто встречающийся парадокс, когда в женщине, уже побывавшей замужем, продолжают дремать так и не раскрывшиеся сексуальные инстинкты.
   Выросшая в Эдеме, вдали от общества, она знала единственного мужчину – своего отца. Будучи магнатом горного дела, Марк Харпер часто странствовал по миру, а Стефани оставалась одна со своими мечтами о любви. Но, по сравнению с властной натурой отца, все окружающие казались ей слабыми и жалкими. Поэтому не было ничего удивительного в том, что она увлеклась первым же мужчиной, выказавшим к ней хотя бы проблески интереса, изнеженным и избалованным отпрыском британской аристократии, с которым познакомилась во время поездки в Лондон. Но их интимная жизнь обернулась катастрофой. Весь предыдущий опыт жениха, да и его единственный интерес, говоря откровенно, был связан с мальчиками, чем и объяснялись его попытки принудить озадаченную и растерянную невесту к некоторым маневрам, которые, к счастью для ее рассудка, остались ей совершенно непонятными.
   Тем не менее, оберегаемая в равной мере собственными невинностью и невежеством, Стефани продолжала боготворить своего высокого, привлекательного и эрудированного лордишку. Их брак продлился достаточно долго, чтобы в нем родилась дочь. Однако неспособность Стефани произвести на свет обязательного наследника, вкупе с осознанием того, что старый Макс вовсе не намерен тратить свое состояние на поддержку хиреющего герцогского дома, привели к тому, что английские родственники мужа окончательно разочаровались в неуклюжей и застенчивой девчонке из далекой колонии. Что касается Стефани, то, живя в серой и унылой Англии, она дошла до предела в своей тоске по родным пенатам. Душа ее жаждала чистого и искрящегося воздуха дома, свободы диких просторов Австралии и более всего отеческих объятий Эдема. Поэтому первый союз распался совершенно безболезненно, и Стефани, обремененная знаниями и опытом – хотя, увы, не сексуального характера, – вернулась домой.
   По вполне понятным причинам она не стала терять времени и с головой окунулась в очередной мезальянс, будучи слишком неопытной для того, чтобы последовать совету Джилли и не спеша прицениться, прежде чем выбрать подходящий товар, не связывая себя обязательствами при его покупке. Уже через три месяца она выскочила замуж за американского ученого, принимавшего участие в программе ООН по исследованию природных ресурсов, коего на весь срок работы в рамках этой программы прикомандировали к корпорации «Харпер Майнинг». Он оказался безобидным добряком средних лет – то есть он был подобием Макса, но не имеющим власти, напора и внутренней силы покойного отца Стефани, – и секс для него имел такое же значение, как и прием ванны раз в месяц, когда он возвращался с какого-нибудь богом забытого разведочного рудника, где следы залегания полезных ископаемых, сколь бы ничтожными они ни были, интересовали его куда больше молодой жены. Джилли в глубине души считала его омерзительным и никак не могла взять в толк, как Стефани позволяет ему прикасаться к себе. Но, поскольку муж в своем постоянном отсутствии унаследовал манеру отца, то эта проблема возникала перед Стефани не слишком часто. По рассеянности профессор зачал со Стефани мальчика, которого она так и не смогла родить лорду. Но, когда его исследовательская программа подошла к концу, он благополучно вернулся обратно в США, оставив Стефани, которая, как она безбоязненно призналась Джилли, стала старше, но едва ли мудрее.
   С тех пор Стефани вела тихий и неприметный образ жизни, деля свою жизнь между детьми и компанией «Харпер Майнинг». Похоже, она вполне привыкла обходиться без мужчин, чем приводила в недоумение Джилли, которая на протяжении последних десяти лет замужества искала и находила на стороне маленькие приключения, удовлетворявшие ее как женщину. И теперь, в возрасте тридцати с небольшим лет, сексуальные потребности Джилли стали сильнее и куда настоятельнее, нежели раньше, навыки и умения – богаче, а наслаждение – острее.
   Неужели и Стефани наконец услышала музыку великого первородного танца? Неужели и она решилась войти в круг, пока не стало слишком поздно? Джилли с нескрываемым изумлением уставилась на женщину, которую в школе называли не иначе как мисс Чопорность. И в бесстрашном открытом взгляде, посадке головы и теплой улыбке, игравшей на губах Стефани, она увидела ответ, который искала.
   – Что ж, я рада за тебя, милая, – пробормотала Джилли. – Добро пожаловать во взрослый клуб.
   – Пожелай мне еще и удачи, Джилли, – порывисто воскликнула Стефани. – Я знаю, она мне понадобится. Грег… в общем, он намного опережает меня.
   – Судя по виду его подарка, он готов стать твоим инструктором, – лукаво заметила Джилли. – Но на твоем месте я вела бы себя осмотрительней, Стеф. По-моему, он пытается подать тебе какой-то знак.
   – Быстрее бы наступил вечер, – бесстрашно воскликнула Стефани. – Но где же он?
   В следующий миг снаружи донесся легко узнаваемый рокот мощного мотора роллса, замершего у входной двери.
   – Легок на помине, – сказала Джилли. – Полагаю, жених прибыл.

Глава вторая

   В прохладном выбеленном холле городского особняка Харперов Билл Макмастер ждал прибытия жениха со стоическим терпением человека, которому в своей жизни довелось пережидать события куда более значительные. Но к длительному ожиданию он так и не привык, оно было противно его натуре. В качестве директора-распорядителя корпорации «Харпер Майнинг» и приемного отца Стефани, коим он стал после кончины Макса Харпера, сегодня Билл исполнял свой долг и в приватном, и в профессиональном качестве. В дом он прибыл одним из первых, чтобы удостовериться, что в столь знаменательный для Стефани день все идет гладко. Но вот чего он не мог предусмотреть, так это того, что жених не появится вовремя. На его испещренном морщинами и обветренном грубоватом лице, наследии тех еще времен, когда они с Максом Харпером бродили в неведомой глуши, было написано вежливо-равнодушное выражение, пока он мило болтал с гостями, сотрудниками и коллегами. Но в душе он проклинал себя последними словами за то, что не додумался отправить лимузин Харперов, а в придачу и двух смышленых парней, чтобы забрать необязательного жениха и доставить его сюда своевременно.
   Зато все остальные приготовления шли как по маслу. Прибыв на место, Билл обнаружил, что под неусыпным надзором Мейти, с незапамятных времен исполнявшего обязанности дворецкого в доме Харперов, подготовка к свадебному завтраку, прием подарков и гостей, расстановка штатных и специально нанятых ради такого случая сотрудников идет без сучка и задоринки. Кое-кто уверял, будто Макс выкрал Мейти с борта яхты одного титулованного семейства, которая неосмотрительно встала на якорь в бухте Сиднея, другие – что он некогда служил мажордомом в знатной европейской семье, поскольку не был австралийцем по рождению. Но то, кем и чем он был раньше, было надежно похоронено в тумане прошлого, с тех пор как Макс привез его к себе, нарек именем Мейти и дал карт-бланш на управление огромным особняком. Как бывало всегда, Макс не ошибся в своем выборе. Мейти сыграл отведенную ему роль в рождении легенды о Харперах и сам стал ее краеугольным камнем.
   – Доброе утро, Мейти. – Билл дружески пожал руку старику. В непомерно широком свадебном галстуке и со здоровенной гвоздикой в петлице тот выглядел почти нелепо. Но спину он держал с прежней прямотой, а орлиный взор и высокомерный вид спасали его от насмешек.
   – О, мистер Макмастер! Доброе утро, сэр. Как поживаете? Как идут дела… в том месте?
   Мейти неизменно именовал другое поместье Харперов в Эдеме именно так, поскольку никогда не бывал там, да и не имел на то ни малейшего желания. Билл ухмыльнулся.
   – Отлично, спасибо, Мейти. Во всяком случае, когда я был там в последний раз, там все было отлично. Сегодня у нас большой день.
   – О да, сэр, вы правы. Мы исполнили все ваши указания, как и просьбы мисс Стефани, но, пожалуй, я позволю себе упомянуть о том, что внес и кое-какие коррективы. Я удвоил количество шампанского, коего, по мнению кейтеринговой компании, нам должно было хватить – скупость нам не пристала, – а само место проведения свадебной церемонии передвинул глубже в сад, дабы обеспечить тень новобрачным и гостям, когда солнце поднимется в зенит. Полагаю, вы сами убедитесь, что все остальное идет по плану.
   – У вас по-другому не бывает, Мейти. Вы – настоящее сокровище, честное слово.
   – Благодарю вас, сэр. Давненько у нас не бывало ничего подобного, не так ли? Следует отдать должное традициям дома Харперов. А теперь прошу простить меня, сэр…

   После того как старик удалился, Билл мыслями вернулся к последнему значительному событию у Харперов. Нет, это были не свадьбы Стефани – первая состоялась вне пределов их сферы деловых интересов, в Англии, а вторая ограничилась быстрой и тихой гражданской церемонией в Элис-Спрингз, где в тот момент случайно оказался ученый-исследователь. Нет, это были похороны Макса – когда вся Северная территория собралась на грандиозные поминки, растянувшиеся на несколько дней.
   Семнадцать лет назад… Билл до сих пор помнил смерть Макса так, словно она случилась только вчера. Долгие часы ожидания в обшитой деревянными панелями библиотеке в Эдеме, душная атмосфера, негромкие разговоры с одной целью – убить время. Появление в дверном проеме Стефани, подобной призраку, ее храбрый тост в честь отца, произнесенный дрожащим и срывающимся голосом, за которым последовал нервный срыв с последующим отчаянным бегством из дома. Часы шли за часами, а она все не возвращалась. Джим Гулли, шеф местной полиции, присутствовавший на траурной церемонии, занервничал и уже собрался отправить за девушкой поисковую партию. Поговорив с живущими на ранчо аборигенами, он выяснил, что вместо своего постоянного скакуна Стефани оседлала другого коня, норовистого и необъезженного. И если где-нибудь в глуши он сбросил ее с седла, то надежды отыскать ее живой почти не было.
   Но Кейти, экономка Эдема, лишь фыркнула в ответ на страхи Гулли и с презрением отмела их:
   – Кинг? Сбросит Эффи? Вы не знаете их так, как я. Эффи – единственная из всех, мужчин, женщин или детей, кто может подняться в его седло. Она сама дрессировала его, когда он был еще жеребенком. И с тех пор он никого к себе не подпускает, кроме нее. Ей он повинуется беспрекословно, а вот из вас запросто вышиб бы дух, – добавила она, окинув презрительным взглядом внушительное брюхо Гулли. Но, по мере того как день клонился к вечеру, опасения начали понемногу одолевать и самого Билла. Однако он давно знал Кейти, знал, что именно она воспитывала Стефани (или Эффи, как она упрямо называла ее) с самого рождения, после того как ужасно затянувшиеся и трагичные роды лишили Макса той единственной, кого он любил по-настоящему. Нежеланное дитя было передано попечению Кейти, которая обрушила на него всю нерастраченную любовь одинокой старой девы. Кейти знала Стефани лучше кого бы то ни было. Биллу оставалось только надеяться, что она окажется права.
   Так и вышло. Когда над Эдемом с ужасающей быстротой сгустились сумерки, в комнату вошла Стефани, с таким спокойным видом, будто она всего лишь вышла за носовым платком. Она никогда не вспоминала о том, что заставило ее с криком убежать прочь, а Билл никогда не расспрашивал об этом. Она вошла в библиотеку, держа голову высоко поднятой, задрав подбородок, всем своим видом давая понять, что она – достойная дочь своего отца. Билл не отличался особой впечатлительностью ни тогда, ни позже, но он готов был расплакаться от облегчения не только потому, что Стефани вернулась целой и невредимой, но и потому что во главе компании «Харпер Майнинг» вновь встанет истинный представитель семейства. Стефани. Макс в миниатюре.
   Разумеется, не все шло гладко. Стефани была неопытной, юной и пугливой. Макс, хотя и назначил ее своей наследницей, не потрудился подготовить ее к этой роли. Посему ей предстояло учиться на ходу, засиживаясь за учебниками и разбираясь с учетными книгами, цифрами, балансовыми ведомостями, прибылями и убытками, валясь с ног от усталости, с ужасом осознавая всю грандиозность того, за что она взялась. Но рядом с нею, терпеливый и неутомимый, неизменно оставался Билл. Он буквально светился тихой гордостью, вспоминая, какого прогресса добилась его протеже – и как отплатила ему за бесконечные часы, дни, недели и месяцы его усилий. Она тысячу раз доказала, что унаследовала от отца его деловую хватку.
   Кроме того, она обладала и еще кое-чем, неким шестым чувством, которое Билл поначалу отказывался принять, а потом и объяснить. У нее обнаружилось безошибочное чутье, которое предупреждало ее о грядущем обвале на бирже или невыгодной сделке, а когда Билл наседал на нее по этому поводу, она всегда отделывалась ничего не значащим «я просто знала». Откуда оно у нее взялось, она и сама не понимала. Билл называл эту ее способность «женской интуицией», но в глубине души приписывал ее тому, что она выросла в Эдеме. Здесь, на вольном просторе, Стефани овладела искусством пребывания в полном одиночестве – в состоянии, когда можно услышать негромкий внутренний голос, который шепотом открывает вам тайны жизни. Здесь же она проводила много времени среди аборигенов, сблизилась с ними, разделяя их загадочное единение с природой и всеми живыми существами. Она умела обращаться с животными, составляя единое целое с этим миром и воздухом, которым дышала. Некоторые из этих талантов Стефани взяла с собой в город, хотя невнимательному постороннему взгляду она казалась не просто заурядной, а неуклюжей, некрасивой, нескладной и застенчивой.
   У нее обнаружилось только одно «слепое пятно». Билл тяжело вздохнул, вспоминая о ее главной слабости. Стефани совершенно не разбиралась в мужчинах. Он с содроганием припомнил первые ее два неудачных замужества, и ослабил пальцем воротник, когда представил, каким кошмаром они могли обернуться – в обоих случаях компании «Харпер Майнинг» на удивление легко удалось отделаться. Герцогская семейка молодого отпрыска английской аристократии только и мечтала о том, чтобы избавиться от нее, а еще испытывала настолько неприличную благодарность за то, что она не собиралась подавать на него в суд, дабы потребовать алиментов, что им даже не пришло в голову нанести ответный удар. А профессор, невзирая на все свои недостатки, оказался настоящим ученым, начиная от очков в роговой оправе и заканчивая высохшими кончиками пальцев. Он презирал все мирское, особенно большие деньги, и пришел в ужас, когда узнал, что женился на обладательнице крупнейшего в Австралии личного состояния. Причем оба мужа, думал Билл, обладай они чуть большей сообразительностью, могли бы потребовать от «Харпер Майнинг» таких отступных, каких только захотели бы.
   Могло ли нечто подобное произойти сейчас? Билл был потрясен до глубины души, узнав о коротком романе Стефани и ее желании непременно выйти замуж в очередной раз. В нем моментально проснулись подозрения. Будучи умудренным опытом человеком, он видел в Стефани, приближающейся к сорока годам, женщину, которая была неопытна до наивности в интимных делах, страдающую избыточным весом и отчаянно уязвимую в общении с мужчинами, если речь не шла о деловых вопросах. Что она нашла в этом плейбое? Он по секрету поделился тревогами с супругой Риной, заботливой и понимающей женщиной, на чье мнение привык полагаться безоговорочно.
   – Быть может, ты ошибаешься в нем, дорогой, – заявила ему Рина. – Дай ему шанс. Ты знаешь, что она – нежная, сильная, честная и преданная женщина. Откуда тебе знать, быть может, и он разглядел в ней эти качества? – Билл не нашелся, что ответить. Но его не отпускало дурное предчувствие, от которого у него даже покалывало кончики пальцев…
//-- * * * --//
   И сейчас, заслышав рев мотора роллс-ройса, поднимающегося по подъездной аллее, он чувствовал облегчение и вместе с тем раздражение. Мейти подскочил к двери, дабы приветствовать человека, который вскоре станет его новым хозяином, и провел его к предназначенному жениху месту в саду, где уже поджидал священник для проведения церемонии. Билл пересек просторный холл, подойдя к подножию лестницы, где на страже, охраняя покой своей хозяйки, лежал Кайзер, обожаемая Стефани эльзасская овчарка.
   – Привет, приятель, – обратился к овчарке Билл. – Стефани собирается сойти вниз или нет?
   Кайзер негромко залаял в ответ, навострил уши и в мгновение ока оказался на ногах, заслышав звуки шагов наверху. Стефани и Джилли вместе спускались по лестнице к поджидающему их Биллу.
   – Стефани, дорогая, ты выглядишь превосходно. Прямо как с картинки.
   – Благодарю тебя, Билл. – В кои-то веки Стефани приняла комплимент спокойно и с достоинством, без самоуничижения.
   – И ты, Джилли, тоже, разумеется. Как прошла поездка?
   – Спасибо, нормально.
   Стефани взяла Билла под руку и отвела его в сторонку, чтобы Джилли не услышала их.
   – Билл, ты привез те бумаги, которые я должна подписать?
   – Да, привез. – Билл умолк в нерешительности. – Но я должен сообщить тебе, что совет директоров не выказал особой радости по этому поводу.
   – Я и не ожидала от них иного. – В такие моменты Стефани становилась истинной Харпер, жесткой и непреклонной. – С меня довольно и того, что ты продавил решение.
   – Да, это точно. Ты всегда можешь положиться на меня, Стефани… – Он вновь заколебался. Она же окинула его спокойным взором:
   – Итак, что ты об этом думаешь, Билл? Что у тебя на уме, выкладывай. Ты тоже считаешь меня круглой дурой?
   Они остановились под портретом Макса, копией оригинала, который оживлял Эдем своим присутствием. Буквально затылком ощущая хорошо знакомый ястребиный взгляд, Билл ответил с горькой улыбкой:
   – Дураков среди Харперов до сих пор не встречалось. Если бы ты захотела, то могла бы самостоятельно управлять компанией «Харпер Майнинг» и прочими компаниями. Ты научилась всему, что я смог дать тебе. Кроме того, ты от природы обладаешь потрясающими способностями. Если бы только дала себе труд поверить в них. Тебе больше не нужна моя помощь.
   – Нет, нужна. Нужна, и еще как! – Стефани была явно возбуждена, потому говорила горячо и страстно. – Ты же понимаешь, что я бы не продержалась без тебя столько лет, – она вдруг жалобно улыбнулась. – Пожалуй, мне все-таки нужен мужчина, чтобы опереться на него.
   – Согласен. Но тем не менее мне кажется, что ты поступила бы умнее… и благоразумнее, если бы… э-э… обеспечила содержание своему супругу из личных средств, а не из фондов корпорации. Совет директоров встал на дыбы, когда узнал, что должен одобрить ему особое содержание за счет компании.
   – Ох, Билл, – Стефани тяжело вздохнула, – неужели ты ничего не понимаешь? Как, по-твоему, будет чувствовать себя мужчина, живущий на содержании своей супруги? Мои деньги способны отпугнуть от меня любого мужчину, склонного на мне жениться.
   «Только не этого мужчину, – подумал Билл, – если я хоть в чем-нибудь еще разбираюсь. Стефани, Стефани, до чего же ты мягкая, доверчивая и наивная».
   – В прошлом они были для меня источником трудностей, – продолжала Стефани. – И я не намерена повторять прежние ошибки. Я хочу, чтобы мой муж был финансово независим с самого начала нашей супружеской жизни, располагая собственными средствами и доходами. Кроме того, я не хочу, чтобы это выглядело подаянием! – В глазах ее заблистали грозные огоньки, а подбородок упрямо выдвинулся вперед – Билл безошибочно уловил симптомы надвигающейся бури.
   – Не волнуйся, с этим не будет никаких проблем, – успокаивающе проговорил он. – Начиная с этого момента, Грег включен в платежную ведомость.
   – Благодарю.
   – Я всего лишь забочусь о твоем счастье, Стеф. Если тебе понадобится помощь, тебе достаточно попросить.
   – Я знаю.
   Билл наклонился, чтобы поцеловать ее, но следующие слова Стефани заставили его застыть на месте.
   – И еще одно, Билл. Я много думала об этом и решила, что сделала недостаточно. Я хочу, чтобы Грег был включен в совет директоров корпорации «Харпер Майнинг». Нам нужно дать ему реальную власть, а не просто часть акций и набор звучных, но пустых титулов. Займись этим, хорошо?
   Билл, не веря своим ушам, уставился на нее, пытаясь справиться с шоком и подавить поднимающийся в груди гнев. Стефани не мигая смотрела на него. И тут он всецело осознал тот простой факт, что видит перед собой дочь Макса, которая предъявила ему ультиматум. Она не спрашивала его мнения и даже не нуждалась в его совете. Он выдавил беззаботную улыбку, кивнул и нежно поцеловал ее в щеку.
   – Предоставь это мне. Удачи тебе, моя дорогая, и всего наилучшего. – Выпрямившись, он огляделся. В дальнем конце сверкающего чистотой холла виднелись двери в столовую, где длинные столы, накрытые белыми скатертями, уже ломились от яств в ожидании празднества после торжественной церемонии. Сам же холл был полон презентов в ярких обертках, больших и маленьких, а из гостиной открывался вид в чудесный сад, где жених и гости уже ожидали невесту. Вот появилась Джилли, держа в руках большой букет для Стефани и поменьше – для себя. Воздух благоухал головокружительными ароматами цветов.
   Все было готово. Билла охватило чувство беспомощности. События вышли из-под контроля простого смертного и свернули на неизбежный, предопределенный самой судьбой курс. И он склонил голову перед силой обстоятельств.
   – А теперь, моя дорогая, – сказал он, беря Стефани под руку, – давай выдадим тебя замуж, хорошо?
//-- * * * --//
   Снаружи, в саду, теплый воздух застыл в недвижимости. Чуть раньше прошел дождь, даже не дождь, а самый настоящий стремительный тропический ливень, когда казалось, что запланированную на проведение в саду церемонию придется перенести внутрь, в духоту и тесноту. Но дождь закончился так же быстро, как и начался, оставив лужайки и цветущие деревья свежими и умытыми. Полдень, час назначенного свадебного торжества, миновал, однако в небе еще ослепительно сияло знойное солнце. Изнурительную жару умеряли тенистые деревья, укрывавшие собравшихся под ними гостей.
   В самом сердце этого зеленого храма перед импровизированным алтарным столиком стоял Грег вместе со своим свидетелем. Справа от него, за пределами сада, раскинулась гавань, к срезу воды которой сбегали лужайки. В самой гавани яхты весело сновали туда-сюда или покачивались на якоре у берега. Чуть дальше выгнулась дугой сверкающая арка моста Харбор-Бридж, соединяя две части города. «Вид – на миллион долларов», – с удовлетворением подумал Грег. Он любил Сидней и, хотя ему довелось объездить весь мир, участвуя в соревнованиях, он считал, что никакой другой город не может с ним сравниться. Он смотрел на сверкающую гладь воды, чувствуя, как унимается в груди холодная ярость, его постоянная спутница еще с детских лет. В эту минуту в душе Грега Марсдена почти воцарились мир и покой.
   Невысокий священник, стоя рядом со свидетелем, с любопытством поглядывал на Грега. За все годы празднования брачных союзов нередко случалось, что опаздывала невеста, но вот жених – никогда. Он перенес вынужденное ожидание с христианским смирением, укрепляя свой дух верой в то, что все обернется к лучшему. В конце концов так оно и случилось. Жених со свидетелем прибыли, и теперь с минуты на минуту из дома должна была показаться невеста с гостями и пройти по бархатно-зеленой лужайке к тому месту, где ее поджидали жених с конгрегацией. Священнику хотелось верить в то, что самоуверенный молодой красавец, в небрежной позе стоявший перед ним, духовно и эмоционально готов к женитьбе. «Господи Всемогущий, – горячо и искренне молился он про себя, – помоги ему, будь с ним рядом сегодня, направь его на путь истинный». Вновь открыв глаза, священник подверг Грега пристальному осмотру. Тот явно погрузился в глубокую задумчивость. У священника полегчало на сердце. Благодать Божья может сойти на любого из чад Его в самый неожиданный момент. Он знавал мужчин, кои осознавали свой моральный долг и обязанности брачного союза, стоя прямо у алтаря. И, быть может, Господь уже сейчас принимает одну из своих заблудших овец в свою отару?
   «Венеция, – думал в это время Грег, – только Венеция. Единственный город на земле, способный поспорить с Сиднеем в том, что касалось воды и ее безусловного участия в жизни жителей города. Но каналы в Венеции смердят, и в них полно мусора, – размышлял он. – И даже при этом она остается самым подходящим местом, куда стоило бы отправиться в медовый месяц. Именно с нее мы и начнем свой свадебный вояж. А потом – в Париж, а еще, быть может, в Прованс или Дордонь»…
   По его правильным чертам скользнула тень досады. Его уверенность в том, что они проведут медовый месяц в Европе, непреднамеренно разрушила сама Стефани, когда они впервые обсуждали свадебные мероприятия.
   – Я приготовила для тебя замечательный сюрприз, – радостно сообщила она ему. – Эдем! Сразу же по окончании торжеств мы сможем уехать туда и провести там наш медовый месяц только вдвоем, причем сделав его таким долгим, каким нам только захочется. О, Грег, это будет настоящее блаженство!
   Эдем? На мгновение Грега охватила паника. Жуткая дыра в захолустье, отрезанная от всего, что составляло смысл жизни городского мальчишки: веселье, суета, яркие огни, уличная музыка! Но он постарался отогнать от себя досадные мысли. «У нас впереди будет еще много времени, – сказал он себе, – много времени и возможностей. Я уже бывал в Европе раньше и поеду туда вновь». Он не сомневался, что в Эдеме найдет себе занятие по душе. Например, он может ездить верхом, причем чем необузданнее окажется конь, тем лучше, или поупражняться в стрельбе из ружья; может обновить те навыки, которые он приказал себе забыть в тот момент, когда вооружился ракеткой и отправился покорять Сидней. Официально он считался сиротой. «В Австралии легко добиться того, чтобы тебя признали таковым», – улыбнулся он. С его стороны родственников на свадьбе не будет – уж об этом он позаботился. Он был человеком из ниоткуда. Таковым был его тщательно разработанный имидж, и он вполне его устраивал. Отступать от этого образа он не собирался. Он решил, что ничего страшного не произойдет, если он проведет месяц в Эдеме, ненадолго вернувшись к прежней жизни. Кроме того, Стефани будет счастлива.
   Стефани. Грег вновь нахмурился. Он ведь не просто развлекал ее. Он действительно хотел сделать ее счастливой, намереваясь незамедлительно приступить к осуществлению своих планов. Он все-таки был мужчиной, чтобы понимать – ее счастье зависит от того, насколько счастлив будет он сам. Учитывая, что оба они сосредоточатся на одном и том же человеке – на Греге, – он не предвидел здесь никаких проблем. Стефани едва ли не в открытую тысячу раз уже повторила ему, что он делает ей одолжение, беря ее в жены. В глубине души, несмотря на все ее деньги, он придерживался аналогичного мнения. Она была не из тех, за кого стоит драться и рвать сердце в клочья. Она отличалась неуклюжестью, простодушием и такой закомплексованностью, что иногда действовала ему на нервы, одним своим видом как бы извиняясь за свое существование. Для Грега, который любил женщин-кошек, независимых и бесстрашных, это явно был шаг назад.
   Мысли Грега вернулись к француженке, в лице которой, о чем не догадывались его приятели, он устроил себе последнее холостяцкое развлечение. Когда его привезли домой по окончании прощальной пирушки, она уже ждала его в спальне. Перед его внутренним взором вновь всплыл ее твердый провоцирующий взгляд, маленькие остренькие белые зубки и ее фигурка, залитая призрачным лунным светом. Мысленно он вновь принялся медленно спускать с плеч бретельки ее миниатюрного платья, обнажая изящные груди с темными тяжелыми сосками; он ощутил прикосновение ее тела, ее губ и языка – господи боже, что вытворял этот язычок! – и почувствовал, как зашевелилось и напряглось при этих воспоминаниях его естество. Увы, но Стефани в эту лигу не проходила. Зато она обладала страстностью, чувственностью, чертовски хорошим телом и желанием учиться. Грег ухмыльнулся. Он уже с нетерпением ожидал возможности приступить к обучению. Он решил, что станет лучшим мужем среди даже самых пылких и любвеобильных мужей. Он заметно повеселел. Все непременно уладится самым превосходным образом.
   В доме струнный квартет заиграл симфонию Баха, серьезную и печальную. Внимание всех собравшихся было приковано к выходящим в сад французским окнам гостиной. Наконец из сада вышла небольшая свадебная процессия, во главе которой выступала Стефани, опираясь на руку Билла Макмастера. Позади нее вышагивала Джилли, замужняя подруга невесты, рядом с которой семенила Сара, пятнадцатилетняя дочь Стефани от первого брака. За ними следовал Деннис, сын Стефани, которого удалось убедить отложить свою драгоценную кинокамеру хотя бы на время церемонии. Рядом с Деннисом шел Мейти, без которого любая церемония в доме Харперов была бы неполной, а замыкала шествие преисполненная великолепного достоинства эльзасская овчарка Кайзер.
   Стефани, идущая по саду навстречу Грегу, была красива, как никогда в жизни. Глаза ее излучали неземную доброту, а сердце пело, паря на крыльях музыки Баха, словно птица над макушками деревьев. В голове ее крутилась одна-единственная мысль, не оставляя места ни для чего иного: Грег, Грег, Грег… Он был уже совсем близко, ожидая ее и улыбаясь ей. У нее вдруг мелькнула шальная мысль: «Я должна умереть сейчас, сию секунду, потому что достигла вершины земного блаженства…»
   Священник приветствовал Стефани восхищенной улыбкой. Он любил свадьбы – в них сочеталось человеческое счастье и божественное благословение. Невеста трепетала от радости, а жениху по столь торжественному поводу представлялась возможность всерьез задуматься о будущем. Все было именно так, как, по мнению пастора, и должно быть. Можно было начинать церемонию.
   – Дорогие братья и сестры, мы собрались здесь пред ликом Господа нашего и на глазах у всех присутствующих, дабы соединить священными узами брака этих мужчину и женщину, равно как и умолять Господа явить им свое благословение и милость…
   Стоя позади Стефани, Джилли наклонила голову, чтобы поля большой нарядной шляпы скрыли ее пылающее лицо. Всего несколько мгновений назад она шла по саду вслед за Стефани, почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Но при виде мужчины, стоявшего у алтаря, ее сонливое состояние растаяло без следа. Высокий, стройный и мускулистый, с выгоревшими на солнце волосами, горящими серыми глазами и классически безупречными чертами лица, он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела в жизни. Но дело было не только в этом. Он казался великолепным животным, едва прикрытым флером цивилизованности. Он был дик, необуздан и буквально излучал опасность – Джилли ощущала и едва ли не обоняла ее. Его физическое присутствие подействовало на Джилли, словно удар под дых. Она почувствовала себя так, словно воздух вдруг улетучился у нее из легких, а центр ее естества стал горячим и влажным. Лицо у нее запылало. Опустив голову, она притворилась, будто шепчет молитву. Но при этом она полностью отдавала себе отчет в том, что ей не устоять перед ним. Была в нем какая-то сумасшедшинка, которая взывала к глубоко запрятанному где-то внутри нее безрассудству, и она знала, что ответит на этот зов. Но почему же, почему это должен был оказаться именно муж Стефани?
   Стоявшая рядом с Джилли Сара тоже вела битву со своими противоречивыми страстями. Опустив глаза, дочь Стефани упивалась собственными страданиями и чувствовала себя настолько же несчастной, насколько ее мать была счастливой. В возрасте пятнадцати лет она была уже в достаточной мере женщиной, чтобы воспылать к парочке у алтаря чистой и священной ненавистью, но при этом оставалась в определенной степени ребенком, с его желанием расплакаться навзрыд и убежать куда глаза глядят. «Как она могла, нет, как она могла, – с гневом вопрошала девочка, – как она могла, да еще с кем – с ним? Когда он не улыбается, глаза у него делаются холодными, как у ящерицы, а еще он слишком молод для нее и вообще отвратителен и достоин только презрения». Ее брат Деннис, переминавшийся с ноги на ногу позади нее, проявил чуткость, удивительную для тринадцатилетнего юноши, заметив напряжение в развороте ее плеч и посадке головы. Подавшись вперед, он взял Сару за руку и по-братски сжал ее. Сара резко вырвала у него ладошку и повернулась к нему спиной, выражая теперь уже ему свое презрение. Тем времени Стефани Харпер, не подозревая о кипящих позади нее душевных страстях, благополучно превратилась в миссис Марсден.
   Затем заиграла музыка, посыпались поздравления, шампанское полилось рекой, и началось веселье. Джилли не стала терять времени в надежде вернуть себе уверенность и спокойствие в солидном обществе своего супруга Филиппа, коего обнаружила в столовой. Он помогал Деннису и Саре сделать правильный выбор на ломящемся от яств буфете.
   – Ну, Деннис, – дружески говорил он, перекладывая мальчику на тарелку ножку холодного цыпленка со специями, – что ты думаешь о новом муже своей мамы?
   – Я почти не знаю его, – ответил тот. – До сих пор я встречался с ним всего два раза.
   – Думаю, это могут сказать и все остальные, не так ли? – Джилли присоединилась к разговору, намереваясь перевести все в шутку и при этом стараясь сменить эту опасную тему. – Эй, детвора, а как это вам удалось отпроситься из школы на целый день? – Дети учились в двух самых лучших и старинных учебных заведениях Сиднея, где и жили, когда их мама отлучалась по делам.
   – На самом деле, никаких проблем не возникло, тетя Джилли, – с презрением отозвалась Сара. – Мама всегда разрешает нам прогуливать, когда это нужно ей – поэтому, наверное, мы должны радоваться, что такая оказия представилась в момент ее очередного замужества!
   – Сара! – Филипп был не на шутку потрясен. Не сказав ни слова, девочка вышла из комнаты с гордо поднятой головой.
   – Нас отпустили в награду за хорошее поведение, – пошутил Деннис, пытаясь сгладить грубую выходку сестры, но, пробормотав слова извинения, тут же выскочил вслед за нею, выкрикивая на ходу:
   – Сестренка! Эй, подожди меня!
   – Бедные дети, – с чувством изрек Филипп. – Стефани, похоже, потеряла голову, но им-то от этого не легче, верно? Тем не менее полагаю, что все наладится, когда они вернутся из свадебного путешествия.
   Джилли ничего не ответила, и Филипп метнул на нее озабоченный взгляд.
   – Что-то ты непривычно молчалива. Ты наверняка проголодалась. Давай я положу тебе чего-нибудь. Хочешь выпить? В баре полно шампанского, сейчас я принесу тебе бокал.
   – О, не суетись, Фил. – Нервы у Джилли звенели как натянутые струны. – Со мной все в порядке. Это просто дает о себе знать разница во времени после перелета.
   – Хм. – Филипп усомнился в правдивости подобного объяснения, но не стал выражать свои мысли вслух. Высокий, статный и элегантный в безупречно сидящем на нем темном костюме, Филипп, даже приближаясь к шестидесяти, все еще оставался привлекательным мужчиной. Но годы жизни с женщиной намного моложе его, которой он постепенно наскучил, но которую продолжал любить всем сердцем, научили Филиппа осторожности. Бросив на супругу вопросительный взгляд, он сменил тактику:
   – Что ж, прием получился замечательным. Да и свадьба, по-моему, удалась.
   – Ха! А чего ты ожидал? Надо смотреть правде в глаза – у Стефани была обширная практика. – Джулия принялась нервно рыться в сумочке в поисках сигареты. Взяв ее зажигалку, Филипп дал ей прикурить.
   – В твоем голосе действительно прозвучали стервозные нотки, дорогая, или мне показалось?
   – Извини. Я просто устала. – Джилли признательно погладила его по щеке.
   – Мы здесь долго не задержимся.
   – Хорошо. – Повисла пауза. Джилли изо всех сил старалась не думать о…
   – Что скажешь о Греге Марсдене? – вдруг спросил Филипп.
   Джилли глубоко затянулась сигаретой и ненадолго задумалась, прежде чем ответить.
   – О нем? Я не доверила бы ему даже мелочь из своего кошелька.
//-- * * * --//
   Шум свадебных торжеств остался позади. На самом краю владений Харперов, у среза воды Деннис наконец отыскал Сару под огромным деревом, ветки которого опускались чуть ли не до земли, образуя естественный шатер, и неловко попытался утешить сестру:
   – Эй… улыбнись, Сара. Это же не конец света. У тебя по-прежнему есть я!
   Сара посмотрела на него полным слез негодующим взглядом, но ничего не ответила. Деннис предпринял новую попытку:
   – Главное – мама счастлива. Она имеет на это полное право.
   – Ага. – Сара упорно продолжала всматриваться в далекую линию горизонта. – Но почему это должен был оказаться именно он?
   – А почему нет? – озадачился Деннис. – В принципе, он – нормальный парень.
   – Он купил тебя! – Сара выплеснула всю свою желчь на несчастного и беззащитного младшего брата. – Этой чертовой кинокамерой. Он купил тебя с потрохами!
   – Нет, не купил. Ну разве что совсем немножко. Но что конкретно ты имеешь против него?
   – Не знаю. Просто… – Сара пыталась описать то, что выходило за пределы ее восприятия, и потому не находила нужных слов. – Я просто чувствую, что есть в нем что-то такое…
//-- * * * --//
   «В нем действительно что-то есть», – мысленно решил Билл. Он вынужден был признать, что сегодня Грег вел себя просто безукоризненно. Он рассыпался в извинениях за свое опоздание, был безупречно вежлив с дамами и тверд с джентльменами, он галантно ухаживал за Стефани и улыбался всем направо и налево.
   – Я же говорила тебе: дай ему шанс, – с самодовольством прозорливой жены сказала Биллу Рина, и Билл с готовностью признал, что ошибался. Нескрываемая радость Стефани, чудесный денек и превосходное охлажденное шампанское заставили его смягчиться. Гости разбрелись по саду, затерявшись среди цветущих деревьев, рядом с которыми женщины в своих ярких платьях сами походили на цветы. В лучах предзакатного солнца гардении и красный жасмин источали тяжелый дурманящий аромат. Близилось время, когда новобрачным полагалось уехать. Оставив Рину, Билл спустился к кромке воды, где у причала стояла на якоре яхта Стефани, готовая отплыть в свадебное путешествие.
   – Билл! – К нему по склону спешил Грег. – Ну, что скажете? Все прошло хорошо, не так ли?
   – Очень хорошо. Стефани сказала мне, что вы решили не ехать в свадебное путешествие в Европу. Вместо этого вы летите в Эдем.
   – Да-а, но не сразу. Для начала мы хорошенько отдохнем на яхте. Прошлый месяц выдался весьма утомительным, учитывая все организационные хлопоты и попытки избежать пристального внимания прессы, – Грег сокрушенно рассмеялся, – после чего мы отправимся в любимый Эдем Стефани, где я смогу познакомиться с прелестями простой жизни.
   В голове у Билла тут же сложился план:
   – Что ж, в таком случае… быть может, вы сумеете заглянуть ко мне в контору перед отъездом?
   Грег мгновенно насторожился:
   – Конечно. Я приду, когда вам будет удобно. С удовольствием.
   – Вот и отлично. Скажем, в одиннадцать тридцать в любой день. Позвоните моему секретарю. А после мы с вами пообедаем. Я познакомлю вас с компанией «Харпер Майнинг», ведь вам предстоит составить себе представление не только о нашем захолустье. Так сказать, получше узнать друг друга.
   – С нетерпением буду ждать такой возможности, Билл. Рад случаю свести с вами близкое знакомство. Благодарю вас за приглашение.
   Мужчины пожали друг другу руки.
   – До встречи, – кивком попрощался Билл. Грег проводил его самой своей искренней улыбкой, а внутри у него все пело. «Ты снова добился своего, малыш, – поздравил он себя. – Это так легко, когда никуда не спешишь…»
   Внутренне улыбаясь, Грег повернулся к каменным ступеням, чтобы подняться по ним к дому. И тут из столовой на террасу наверху лестницы вышла женщина и, облокотившись на резную балюстраду, откинула голову и сделала глубокий вдох, словно борясь с обмороком. Она мгновенно привлекла к себе его внимание, и Грег окинул ее привычным оценивающим взглядом: отличная фигурка, крепкая грудь, лет тридцать пять, но из-за этого он не стал бы выгонять ее из своей постели… И вдруг, словно почувствовав на себе его взгляд, женщина взглянула вниз. Вот это глаза! Господи, что за глаза у нее были – кошачьи, светлые, почти желтые и, когда она уставилась на него, они превратились в черные щелочки, бездонные и бросающие вызов. Грег ощутил, как по телу его пробежала дрожь возбуждения. В следующий миг женщина развернулась и едва ли не бегом бросилась обратно в дом. Кто это?.. Что это?.. Чувствуя, как звенят от предвкушения блаженства натянувшиеся нервы, Грег стал медленно подниматься по лестнице.
   Филипп не на шутку встревожился, когда Джилли, вышедшая было на террасу, чтобы подышать свежим воздухом, влетела внутрь с такой быстротой, словно за нею черти гнались. Он тут же последовал за нею, но оказался недостаточно проворен, чтобы настичь супругу, прежде чем она заперлась в ванной наверху, выходить откуда наотрез отказалась, невзирая на все его мольбы.
   – Со мной все в порядке, Филипп, – только и заявила она в ответ. – Это все жара. Я сейчас умоюсь, а потом немедленно сойду вниз. Ступай в сад и жди меня там.
   Сидя в ванной, Джилли слышала, как замирают вдали шаги Филиппа. С трудом заставив себя встать, она медленно подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение, не узнавая себя в женщине, которая смотрела на нее оттуда, – раскрасневшейся и задыхающейся, с диким взором. Она была еще не готова встретиться с ним лицом к лицу. И вновь на нее накатило ощущение его физического присутствия. Соски у нее затвердели, и она провела по грудям обеими руками, глядя на себя в зеркало. Но она жаждала ощутить прикосновение не этих маленьких белых ладошек с накрашенными розовым лаком ногтями, а сильных и загорелых рук – и вновь внизу живота у нее вспыхнул огонь, а по ногам потекла красноречивая влага. Джилли в отчаянии сползла на пол. Опытные пальчики быстро скользнули к очагу ее жгучего желания, и уже через несколько секунд ее охватило неизмеримое блаженство. А потом еще раз и еще, и, содрогаясь от чувственного наслаждения, она вновь и вновь шептала одно и то же имя.
   Безутешно бродя по саду, Филипп наткнулся на Стефани и Денниса. Когда он подошел к ним ближе, Деннис с гордостью продемонстрировал ему кинокамеру, размахивая бокалом шампанского, зажатым в другой руке.
   – Филипп! – окликнула его Стефани, – как насчет того, чтобы сфотографировать меня с моим взрослым сыном?
   – С удовольствием, – ответил Филипп. – Но где же Сара? Быть может, мы снимем семейное трио?
   Стефани поморщилась:
   – Похоже, я не пользуюсь особой любовью у собственной дочери. Когда вернусь, то поговорю с нею и постараюсь найти общий язык.
   – Не волнуйся, она успокоится, – великодушно утешил мать Деннис.
   – Очень на это надеюсь. А ты как?
   – Я в порядке. Ладно, дядя Фил, снимайте.
   Филипп начал снимать, приговаривая:
   – Отлично, улыбайтесь и смотрите сюда. Сейчас вылетит птичка.
   Стефани рассмеялась, обняла Денниса за плечи, притянула его к себе и взъерошила ему волосы.
   – Я люблю тебя, – сказала она. Деннис посмотрел на нее сияющими глазами. Камера негромко жужжала.
   – Ну же, скажи что-нибудь, Денни, а то мы с тобой похожи на парочку манекенов в витрине магазина!
   Деннис отсалютовал бокалом с шампанским, оценивающе глядя на него с видом знатока:
   – Хороший год, не так ли?
   – Ты станешь пить шампанское? А я-то думала, что ты всего лишь позируешь! Что скажет директор, если я отправлю тебя обратно в школу в таком непотребном виде?
   – А ему нет до этого решительно никакого дела, – небрежно отмахнулся Деннис. – Все равно там все ребята потягивают.
   Стефани звонко рассмеялась и ласково поцеловала сына во взъерошенную макушку.
   – Чудесный кадр, – крикнул им Филипп.
   – Спасибо, Филипп, довольно.
   Возвращая кинокамеру Стефани, Филипп с радостью заметил, что к их маленькой группке приближается Джилли. Выглядела она сейчас намного лучше – живее и спокойнее. На губах у нее заиграла дружеская улыбка, когда она подошла к Стефани.
   – Привет, малышка! Как поживаете, миссис Марсден? Как настроение?
   – Замечательно, Джилли. Я так счастлива. У меня такое чувство, словно двух моих прежних браков попросту не существовало!
   Деннис застыл, разрываясь между оскорблением и обидой. Не удостоив Стефани взглядом, мальчик развернулся и деревянной походкой направился обратно к дому. Джилли сжала руку подруги.
   – Он не понял, что ты имела в виду совсем другое.
   – Но именно в этом и заключается проблема. – Стефани вперила в Джилли взгляд своих больших честных глаз. – Я ведь действительно сказала то, что думала. – Но, когда она посмотрела куда-то за спину Джилли, лицо ее просветлело. – Впрочем, все образуется. Смотри, кто к нам пожаловал.
   По лужайке шествовал Грег, откровенно разглядывая всех особей женского пола, оказавшихся в поле его зрения. Обойдя весь дом в поисках таинственной незнакомки с горящими светлыми глазами, он сообразил, что неприлично долго пренебрегает обществом Стефани, и решил вернуться к ней, дабы сыграть роль добропорядочного супруга. «Беспокоиться не о чем, – сказал он себе. – Я обязательно найду ее». Заприметив вдалеке Стефани, он разглядел, что она разговаривает с какой-то курицей в огромной шляпе. Он дал себе клятву, что после сегодняшнего дня больше никогда не станет разыгрывать галантность перед столькими незнакомыми ему людьми. Изобразив на лице вежливую улыбку, он подошел к жене.
   – Дорогой! – Стефани буквально лучилась радостью. – Ты еще не был представлен Филиппу Стюарту.
   – Филипп… – Грег пожал протянутую ему руку.
   – А это… это – моя подруга Джилли.
   Грег обернулся. Вежливая улыбка застыла у него на губах – прямо перед собой он увидел кошачьи глаза женщины с террасы, которые не мигая уставились на него.
   – Привет, Грег. Мои поздравления.
   – Благодарю вас.
   Не подозревая о том, какие подводные течения и страсти бурлят рядом с ней, Стефани продолжала тараторить без умолку:
   – Вы – самые дорогие для меня люди. Не считая детей, только вас двоих я люблю больше всех на свете. И мне очень хотелось познакомить вас. Я хочу, чтобы вы стали друзьями. Вы ведь обещаете мне это, не так ли? Ради меня?
   Горькая ирония положения была очевидна обоим дорогим ей людям. Джилли хотелось закричать во весь голос. Она не осмеливалась взглянуть на Грега, хотя и чувствовала, что он не сводит с нее глаз.
   – Идите сюда, Джилли, Грег… Встаньте рядышком. Я хочу запечатлеть вас обоих вместе. – Отступив на несколько шагов, Стефани прицелилась в них видоискателем кинокамеры.
   – Стеф… Я только что сошла с трапа самолета… И разваливаюсь на части из-за разницы в часовых поясах.
   – Дорогая, ты выглядишь прекрасно, как всегда, – не унималась Стефани.
   – Ты преувеличиваешь.
   – Ты выглядишь потрясающе, Джилли, просто потрясающе.
   Джилли почувствовала, что к ней подходит Грег, но отчаянно пыталась сосредоточить все свое внимание на Стефани.
   – Придвиньтесь друг к другу еще немного, – скомандовала Стефани. Небрежным движением руки, в котором чувствовалась большая практика, Грег обнял Джилли за талию и привлек к себе. До конца дней своих она будет помнить то первое прикосновение, когда они прильнули друг к другу бедрами на благоуханной лужайке. По ее телу огненной волной прокатилось столь жгучее желание, что ее забила дрожь. Тяжелый аромат деревьев давил на ее мысли и чувства. Как будто откуда-то издалека до нее доносились восторженные вскрики Стефани: «О, эти кадры достойны премии Академии киноискусства!» – при этом все ее существо сфокусировалось на его руке, обнимающей ее за талию, на его теплом бедре, прижимающемся к ней, на близости этого мужчины. Повернув голову, чтобы взглянуть на него, она по его глазам поняла, что он догадался обо всем.
   – Скажите что-нибудь, Джилли, – прошептал Грег.
   – Сы-ы-ы-ыр, – едва слышно пролепетала Джилли.
//-- * * * --//
   Наконец наступила ночь. Счастливые новобрачные отбыли в свадебное путешествие на роскошной шестидесятифутовой яхте, поджидавшей их у частного причала на самой границе владений Харперов. Гости дружно пожелали им счастья на прощанье, после чего потихоньку разъехались по домам.
   В своем доме на Хантерс-Хилл Джилли отразила робкие и благовоспитанные домогательства Филиппа, заявив, что слишком устала для того, чтобы заниматься любовью, после чего всю ночь пролежала с открытыми глазами, истязая себя видениями того, как Стефани возносится на вершину блаженства, утомленная и пресытившаяся любовью.
   Тем временем в главной каюте яхты Стефани тоже не смыкала глаз, напряженная, исстрадавшаяся и одинокая. «Прости меня, прости меня, прости меня, – стучало у нее в висках. Она взглянула на Грега, лежащего рядом с нею в темноте. – Как можно безумно любить мужчину и при этом оказаться решительно неспособной делать это правильно?»
   – Не переживай, – успокоил он ее, прежде чем заснуть, – я люблю тебя, и впереди у нас масса времени.
   Но, медленно погружаясь в пучину отчаяния, мучимая дурными предчувствиями, Стефани сомневалась, что время способно исправить хоть что-нибудь.

Глава третья

   Поздним утром в пятницу Филипп вышел из своего офиса, расположенного в конце Маккуори-стрит, и повернул направо, поднимаясь на холм. За спиной у него пролегала Кольцевая набережная с ее старыми паромными пристанями, вдающимися в Сиднейскую бухту, и мыс Беннелонг-Пойнт, на самом краю которого вздымалось причудливое здание Оперного театра. Как правило, Филипп не отказывал себе в удовольствии полюбоваться окрестностями, но сегодня ему было не до них. Неделя выдалась тяжелой. С самой свадьбы, состоявшейся в прошлый уикенд, Джилли пребывала в столь возбужденном состоянии, что он серьезно опасался за ее здоровье. Он ведь ничуть не возражал против того, чтобы досрочно прервать их вояж в Америку и вернуться в Австралию, дабы поддержать Стефани в ее великий день. Пока он занимался делами в США, Джилли изнемогала от безделья, поскольку не нашла в универмагах «Мейси» и «Блумингдейл» ничего из того, что раньше служило ей утешением, а потому готова была мчаться куда глаза глядят. Неожиданное известие о приближающейся свадьбе Стефани плюс возможность вновь выступить в роли замужней подружки невесты стали долгожданным предлогом для сокрушительных расходов, и в самолет Джилли села, полностью обновив гардероб, причем шляпа ее оказалась настолько большой, что для нее потребовалось отдельное место. Она с радостью предвкушала столь волнующее событие, кое должно было полностью изменить жизнь ее лучшей подруги.
   На свадьбе с Джилли явно случилось что-то не то, решил Филипп. Повинуясь внезапному порыву, он свернул налево, на другую сторону Маккуори-стрит, и углубился в Королевский ботанический сад, протянувшийся вдоль крутого обрыва от Сиднейской бухты до Маккуори-Пойнт. У него еще оставалось время до делового обеда, назначенного на Элизабет-стрит, и он позволил себе сначала разобраться в своих дурных предчувствиях. Любой случай, который мог бы вывести Джилли из равновесия, любую ссору или скандал, ставшие причиной ее недомогания, он исключил сразу же – не потому, что это было так уж невозможно (его жена, обладая взрывным темпераментом, легко способна была вспылить, если ее спровоцировать), а потому, что она почти все время пребывала у него на глазах. Он точно знал, с кем беседовала она и кто разговаривал с нею, к тому же она собрала целую коллекцию поздравлений с возвращением и комплиментов по поводу своего наряда. Собственно говоря, Джилли произвела фурор как привлекательная женщина, находящаяся в самом расцвете зрелой красоты, которая точно знает, как следует одеваться, чтобы выглядеть наилучшим образом.
   Но что-то ведь все-таки случилось, уныло думал Филипп, проходя через сад и не обращая внимания на цветущие на клумбах вокруг гибискусы и олеандры. С того самого дня Джилли вела себя очень странно, чередуя гнетущее депрессивное состояние и полное безрассудство в стиле «какого черта?». Он знал, что по ночам она лежит без сна, а утром не может встать с постели, и что на этой неделе она отказалась от занятий аэробикой и утренних посиделок за кофе с подругами. Кроме того, его жена стала больше курить и почти напрочь лишилась аппетита. Вне всякого сомнения, с нею случилось нечто такое, что нарушило ее душевное равновесие.
   Филипп подошел к границе сада и остановился, глядя на Фермерскую бухту. Впереди лежало Тасманово море, за которым простиралась неизведанная гладь южной части Тихого океана. Развернувшись, он побрел по Аллее королевы Елизаветы, которая протянулась вдоль береговой линии бухты, пытаясь разобраться в своих мыслях. Единственное, что изменилось и что стало полной неожиданностью на свадьбе Стефани, это была сама Стефани. И теперь Филипп не мог отделаться от ощущения, что именно преображение Стефани и стало тем самым событием, с которыми до сих пор не смогла примириться Джилли.
   Филипп давным-давно уяснил для себя, что, как и в любых отношениях между лучшими подругами, в дружбе Джилли и Стефани всегда присутствовал элемент зависти или ревности, во всяком случае, со стороны Джилли. Это началось еще в те времена, когда они только-только подружились, задолго до него, и Джилли, даже став взрослой, так и не избавилась от этого чувства. Разумеется, Стефани здесь совершенно ни при чем, учитывая ее доброту и то, насколько сильно она любила Джилли. А вот Джилли так и не смогла простить подруге, что та обладала состоянием Харперов, хотя, Господь свидетель, в отчаянии думал Филипп, у нас самих денег столько, что хватит не на одну жизнь и еще останется. Филипп был преуспевающим сорокалетним холостяком, когда Джилли вышла за него замуж, и с тех пор, будучи адвокатом, отнюдь не бедствовал. А после того как он открыл представительство своей фирмы в США, дела его пошли еще лучше. Даже учитывая экстравагантность Джилли, у них всегда было достаточно средств, чтобы вести чрезвычайно роскошный образ жизни для такой бездетной пары, как они.
   Бездетной. Мысли об этом больно ранили его, и тень прошлых переживаний скользнула по его лицу. Он давно смирился с тем, что неизлечимая гормональная патология сделала невозможным для Джилли зачать ребенка. Но она с этим не смирилась. В глубине души Филипп сомневался, что из Джилли получилась бы хорошая мать – она едва ли годилась на столь самоотверженную роль. Он счастливо прожил сорок лет, даже не задумываясь о детях и, помимо редких сожалений, ничуть не страдал от их отсутствия в своей жизни. Но для Джилли подтверждение собственного бесплодия стало таким ударом, от которого она не смогла оправиться. В отличие от нее, у Стефани было уже двое детей – сын и дочь, а с новым мужем она легко могла родить еще. Ей не было еще и сорока, так что она не вышла из детородного возраста и, при условии надлежащего медицинского контроля, могла бы при желании обзавестись не одним ребенком, а даже несколькими. Быть может, именно в этом тайном намерении она и призналась Джилли наверху? И не оно ли стало источником отчаяния для Джилли?
   Или же все дело в вещах менее фундаментальных, спросил себя Филипп, дойдя до самой оконечности мыса и повернув обратно. Джилли была очень эффектной женщиной со своим кошачьим личиком в форме сердечка, широко посаженными глазами, густыми волосами цвета меда и гладким округлым телом, покрытым золотистым солнечным загаром. Способность привлекать мужчин была очень важна для нее – у Филиппа болезненно заныло сердце, когда он вспомнил, как в последнее время ему частенько приходилось закрывать глаза на кое-что происходящее, дабы удержать хотя бы крохи угасающей любви Джилли. Тем не менее в день своей свадьбы Стефани полностью затмила Джилли, даже несмотря на обновки последней. Не столько хорошо подобранный костюм лавандового цвета, сколько искрящееся чувство счастья сделали Стефани не просто хорошенькой или привлекательной, а по-настоящему красивой. Преобразившись внешне, она словно бы давала понять, что нет ничего сверхъестественного в том, что она сумела увлечь собой не просто звезду тенниса, но еще и, насколько мог судить Филипп, на редкость красивого мужчину. Неужели Джилли сочла, что Стефани обошла ее своим вниманием, пусть даже в день собственной свадьбы? Или она восприняла это как личное оскорбление со стороны своей лучшей подруги, гадкого утенка, который на ее глазах вдруг превратился в лебедя?
   «Бедная моя, – подумал Филипп в неожиданном приливе сострадания, – как же нам пережить еще и этот кризис?» Ему было свойственно в первую очередь думать о Джилли, а потом уже о себе. Удовлетворение ее потребностей и желаний было для него самым главным. Нет, он не закрывал глаза на ее недостатки, но не мог заставить себя сердиться из-за них. Напротив, они казались ему трогательными и милыми. Ее слабости вызывали у него лишь желание защитить ее, а вспышки раздражения и перепады настроения пробуждали в нем терпение. Он видел ее насквозь, но увиденное не могло убить в нем любовь. В самом начале их отношений он взвалил на свои плечи этот достойный сожаления клубок противоречий, который являла собой Джилли, и до сих пор не видел причины отказываться от него.
   На этой мысли Филипп сменил курс, развернулся и решительно зашагал вдоль границы Ботанического сада, а затем через парк направился к площади Сент-Джеймс и Элизабет-стрит. Если дело только в этом, думал он, то я смогу помочь ей. Он принялся ломать голову над тем, как бы развлечь Джилли. Быть может, слетать на Восточное побережье Америки, раз уж поездка в Нью-Йорк оказалась пустой тратой времени? Или устроить экзотический отдых на Папуа? Или Бали? Занятый своими мыслями о Джилли, он не обратил внимания на то, что Марсдены неожиданно рано вернулись после прогулки на яхте. Но сейчас он вспомнил, что на грядущий уикенд запланирована теннисная партия. Джилли придет в восторг, она любит теннис с последующим неспешным отдыхом. Игра, ужин, смех и веселье – вот что ей сейчас нужнее всего. «Теннисная партия, – подумал он, – что ж, отлично. Надо заставить Джилли прийти в себя, и если вся проблема в том, чтобы смириться с изменившимся статусом Стефани, то чем скорее она начнет привыкать к нему, тем лучше». Решив, что с теми догадками, коими он располагает, больше все равно ничего придумать нельзя, Филипп поспешил на свой деловой обед.
   Пока Филипп Стюарт мерил шагами Королевский ботанический сад, ища покоя для своей мятущейся души, на другой стороне Маккуори-стрит, в штаб-квартире корпорации «Харпер Майнинг» Грег Марсден испытывал необычное довольство собой и жизнью. Он еще до свадьбы знал о том, что Стефани готовит щедрый брачный контракт, дабы обеспечить ему финансовую независимость и сохранить его достоинство. Но лишь совсем недавно ему стало известно, что она пожаловала ему должность в корпорации и соответствующие полномочия.
   – Ты войдешь в совет директоров, дорогой, – сообщила она ему. – Пришло время нам влить свежую кровь в старые меха.
   Грег пришел в полный восторг. Теперь ему нет нужды кланяться этим старым консерваторам, которыми окружила себя Стефани, – он с возмущением вспомнил щекотливую встречу с финансовым директором компании перед самой свадьбой и его явное недовольство теми суммами, кои он должен был предоставить в распоряжение Грега. Теперь он перестал быть чужаком, и с этого момента им придется считаться с ним, если они не хотят нажить себе неприятности.
   И потому на встречу с Биллом Макмастером Грег отправился в приподнятом расположении духа, чувствуя себя вполне уверенно. Прибыв заранее, он без особого труда отыскал для роллса свободное местечко за углом и поднялся на самый верх небоскреба Харпер-билдинг, где располагалось сердце корпорации. Сейчас он сидел в приемной генерального директора, с одобрением поглядывая вокруг. Со вкусом подобранная первоклассная обстановка имела для Грега большое значение. И поэтому, в отличие от многих других посетителей, он оценил и серо-синий ковер с густым ворсом, прекрасно сочетающийся с красновато-оранжевым оттенком удобных кресел, и бледно-розовый тон атласной драпировки на стенах, и солидные столы и двери красного дерева с золотой отделкой. Он старательно избегал смотреть на симпатичную секретаршу, охранявшую доступ в кабинет Билла, – сейчас не время открывать охоту на смазливых кошечек, сказал он себе, хотя и знал, что она не сводит с него глаз и ждет лишь малейшего сигнала, чтобы завязать беседу. Вместо этого он попытался читать «Файненшнл таймс», готовясь к роли будущего бизнесмена.
   – А, Грег! Вы уже здесь? Заходите. – Билл Макмастер был не из тех боссов, что звонят своим секретаршам, приказывая им привести посетителей, и предпочитал сам приветствовать их.
   – Как поживаете, Грег?
   – Хорошо, спасибо. А вы?
   – Лучше не бывает. – Билл провел Грега во внутреннее святилище, наслаждаясь, как бывало всегда, тем впечатлением, которое производило убранство его кабинета на тех, кто попадал сюда впервые.
   Отсюда, из орлиного гнезда «Харпер Майнинг», расположенного на сороковом этаже небоскреба, открывался один из красивейших видов в Австралии. Из окон была видна вся Сиднейская бухта, Харбор-Бридж и Оперный театр, занимавший центральное место великолепной картинки. Справа, во влажном воздухе, над зданием Ассоциации животноводов и производителей зерна Нового Южного Уэльса вяло колыхались британский национальный флаг и стяг Австралии. Далеко внизу автомобили, похожие на яркие игрушечные машинки, сновали взад и вперед по скоростной Кэхиллской автостраде, а в гавани в гордом одиночестве попыхивал дымом медленно ползущий куда-то буксир.
   Настроение у Билла было таким же радужным, как и утреннее солнце, пускавшее зайчики на серебристой поверхности воды.
   – Ну что, нравится вид? – коротко рассмеялся он, видя, что Грег замер с открытым ртом.
   – Фантастическое зрелище!
   – В этом заключается одно из главных достоинств должности директора-распорядителя. Этот угловой кабинет достается ему вместе с назначением. Не знаю, что буду делать без этого вида, когда выйду на пенсию.
   – Что ж, нам придется разрешить вам забрать с собой мост, только и всего. – Грег чутко уловил настроение Билла и постарался на мажорной ноте начать их зарождающееся деловое сотрудничество.
   – Что, эту старую вешалку? Нет уж, пусть остается там, где ему самое место. Хотя я буду скучать по нему.
   – А кто говорит о пенсии? По-моему, «Харпер Майнинг» будет нуждаться в вас еще долгое время.
   – Конечно. Что ж, присаживайтесь, Грег.
   Билл подошел к буфету красного дерева и открыл дверцу, за которой обнаружился встроенный холодильник.
   – Выпьете чего-нибудь?
   – Пива, если можно. Благодарю.
   Оба мужчины несколько мгновений молча наслаждались холодным пенным напитком, после чего Билл приступил к делу.
   – Давайте немного поговорим о вас, Грег, – посмотрим, как вы можете влиться в предприятие, после того как стали членом семьи. Вы когда-нибудь занимались, – Билл едва сдержался, чтобы не сказать «настоящей работой», но вовремя спохватился, – чем-нибудь еще, кроме тенниса?
   – С тех пор как мне исполнилось двенадцать – нет, – сопроводив свои слова мальчишеской улыбкой, признался Грег. – Но в наше время, разумеется, теннис давно превратился в бизнес, и потому приходится управлять собой как деловым предприятием. Единственный недостаток, правда, состоит в том, что все ваши ценные бумаги, активы и основной капитал заключены в одном теле, и растяжение сухожилия, связки, любое слабое место может выбросить вас из бизнеса.
   – Но тем не менее вы составили себе капитал, – пустил пробный шар Билл.
   – Да, разумеется. Но вы же понимаете, что призовые деньги за победу на Уимблдоне – жалкие гроши, а на доходы от славы не проживешь. То же самое и с Ролан-Гарросом. Американцы предлагают наилучшие условия, но все равно это не то, что можно назвать настоящими деньгами.
   Билл сидел молча, слушая, как Грег и дальше развивает эту тему. Ему было очевидно, что суммы, которые оказались в распоряжении Грега благодаря выигрышам или различным формам спонсорской поддержки, вряд ли для него были «жалкими грошами» – эти деньги оказались в достаточной мере «настоящими», чтобы позволить ему вести роскошный образ жизни, поощряя свои крайне дорогостоящие привычки и вкусы. Будучи разборчивым в питье, Билл по собственному опыту знал, что большинство из зарубежных вин и в подметки не годятся австралийскому вину, и теперь, слушая философствования Грега по поводу иностранных вин, он понял, на что был потрачен весьма внушительный капитал Грега – бездарно растранжирен, так ничему и не научив своего бывшего владельца.
   «Тем не менее он еще достаточно молод для того, чтобы учиться, – размышлял Билл, – нужно только подобрать ему подходящую нишу». В данный момент для корпорации Грег представлял собой выгодный актив хотя бы в силу громкого имени – отдел по связям с общественностью умирал от желания выпустить пресс-релиз под заголовком «Победитель Уимблдона вошел в состав “Харпер Майнинг”» и выставить Грега на всеобщее обозрение на всевозможных публичных и благотворительных мероприятиях, кои являлись неотъемлемой частью деятельности компании. Он должен был стать своего рода приманкой, вызывающей доброжелательное отношение к корпорации и укрепляющей ее репутацию. Впрочем, эффект от таких вещей ожидался кратковременный. Следовало подыскать для него нечто более основательное, нежели роль мистера Кудесника. Да и с той невероятной победы на Уимблдоне минуло уже несколько лет.
   – Итак, есть у вас какие-либо идеи относительно того, в каком качестве вы могли бы быть нам полезны, Грег? – осведомился наконец Билл. – Возможности для этого имеются, причем не только связанные с добычей полезных ископаемых, но и с сопутствующей финансовой деятельностью, плюс, разумеется, все остальные бизнесы корпорации. Какие будут предложения?
   – Это вы мне скажите, Билл. – И за неспешным обедом двое мужчин подробно обсудили историю, масштабы и перспективы деятельности компании в разных частях всего земного шара. Наконец после четырех часов пополудни Грег отбыл из расположенного в пентхаусе головного офиса компании, переполненный всевозможными сведениями о тех бизнесах компании, кои заинтересовали его в качестве сферы возможного применения его талантов. Спускаясь к своей машине и вклиниваясь в поток движения на Питт-стрит, он пребывал в приподнятом расположении духа. Бизнес? Здесь нет ничего такого, с чем бы он не справился. Грег был уверен в этом.
   То же самое касалось и домашних неурядиц – ничего серьезного, о чем следовало бы беспокоиться. Впрочем, хвалиться тоже было нечем. Он кисло усмехнулся, вспоминая фиаско, случившееся в их первую брачную ночь, когда напряжение Стефани, ее неопытность и отчаянное желание доставить ему удовольствие погубили всякую надежду на сексуальную удовлетворенность обоих. А потом у нее начались критические дни, причем, по ее словам, раньше срока, после чего смятение и боязнь новых разочарований заставили ее окончательно отказаться от попыток наладить их интимную жизнь. «Я женат уже целую неделю, а у меня до сих не было настоящей близости со своей женой, – безрадостно подумал он. – Супружеская жизнь – совсем не то, чем кажется, так недолго и загнуться от неудовлетворенности. Тем не менее все должно наладиться. Не спеши, приятель, и не торопи события. К тому же уикенд принесет долгожданное развлечение – теннисную партию, которую организовала Стефани, а вместе с нею и шанс узнать получше Джилли». – При мысли о ней Грег ощутил хорошо знакомое возбуждение, которое обострялось сексуальным любопытством. Однако он ведь теперь был женатым человеком и должен вести себя соответственно. Поэтому он не преминул сделать остановку по пути домой, чтобы купить для жены букет красных и белых гвоздик, а вечером окружил вниманием и заботой бедную Стефани, которая была умилительно благодарна ему за это.
//-- * * * --//
   Наступил полдень, в небе висело безжалостное палящее солнце, и теннисная партия была в самом разгаре. Грег оказался партнером Джилли в парной игре против Резерфордов, соседей Стефани, обитавших чуть дальше на Дарлинг-Пойнт, в то время как Стефани и Филипп наблюдали за ними, а Кайзер прикорнул у их ног. Теннисный корт в особняке Харперов был удачно расположен в тени кипарисовых деревьев, посему порывы бокового ветра не мешали полету мяча. Рядом находился огромный плавательный бассейн, где игроки или зрители могли охладиться, когда жара становилась совсем невыносимой. Впрочем, пока что четверо игроков были полны сил и энтузиазма. Апатию проявляли только двое зрителей. В конце концов Стефани не выдержала и первой начала разговор:
   – Фил, каково это – состоять в браке с одним и тем же человеком на протяжении шестнадцати лет?
   – В этом есть свои стороны, – осторожно отозвался тот, – как плохие, так и хорошие. С Джилли мне, во всяком случае, никогда не было скучно. Разумеется… все могло бы быть по-другому, если бы она могла иметь детей. Кстати, а как идут дела у твоих отпрысков?
   – Отлично – оба вернулись в свои школы, пока мы с Грегом наслаждаемся медовым месяцем. Мне очень хотелось хотя бы первые несколько недель провести со своим новым мужем наедине. Но, если говорить о Джилли, я помню, как нелегко ей пришлось в начале вашего брака, когда она только узнала о своем бесплодии. Но, Фил, она уже целую вечность не вспоминала о своем диагнозе.
   – Может быть, и не вспоминала. Но она ничего не забыла. Это по-прежнему не дает ей покоя, и она тяготится этим. Собственно говоря, она меня беспокоит. В последнее время перепады настроения у нее случаются все чаще.
   Стефани пристально наблюдала за подругой. Джилли порхала по корту, гоняясь за каждым мячом, оживленно смеялась и явно получала от игры удовольствие.
   – Мне она кажется совершенно нормальной, – после долгой паузы заговорила Стефани. – Собственно, она выглядит на редкость счастливой. Я рада, что они с Грегом нашли общий язык. Признаюсь, я немного побаивалась того, что Грег ей не понравится.
   – Напрасно, – сухо отозвался Филипп. От внимания заброшенного мужа не ускользнуло, как тщательно Джилли готовилась к визиту и какой живой и восторженной она была, когда они прибыли сюда. Он знал, что причиной такой перемены был отнюдь не он сам, и сильно сомневался, что ею могла стать Стефани. С другой стороны, поведение Грега не вызывало подозрений – он отвечал ей всего лишь вежливой любезностью. Как только игра подошла к концу и Резерфорды направились прочь с корта, загородив собой зрителей, ни Филипп, ни Стефани не увидели, как Грег привлек партнершу к себе и наградил ее поцелуем победителя. Однако, едва их губы соприкоснулись, как поцелуй вдруг стал слишком жадным и требовательным для дружеского поздравления. Джилли отпрянула, боясь, что их увидят.
   – Мои аплодисменты, партнерша, – невозмутимо сказал Грег. – Вы были неподражаемы.
   – И вас поздравляю, – потрясенная, прошептала она. – Как хорошо… было сыграть… с настоящим профессионалом. Хотя я не смогла должным образом оценить ваше мастерство. Я давно не практиковалась.
   – Вижу, что мне придется дать вам несколько уроков, Джилли. Частным образом. – Намек был прозрачен и понятен. Джилли почувствовала, как напряглось ее тело, и поняла, что готова клюнуть на приманку. Хотя она упорно не смотрела на него, но видела лежавшую на сетке его загорелую руку, покрытую золотистыми волосками, и чувствовала его запах, поскольку он стоял совсем близко. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть внезапно вспыхнувшее желание дотронуться до него и не дать ему прикоснуться к себе прямо здесь и сейчас. Она приняла решение не раздумывая.
   – Отлично, – ровным голосом проговорила она. – Ваши уроки дорого стоят?
   – Очень, – он самодовольно ухмыльнулся. – Зато я – учитель высокого класса. Впрочем, сами увидите.
   С видом собственника он небрежно обнял ее за плечи и повел прочь с корта.
   – Привет, дорогая, – окликнул он Стефани, – что скажешь об энергичном дуэте Марсден – Стюарт, а?
   Стефани смотрела, как идут к ней Грег и Джилли, и лицо ее просветлело. Как хорошо, что Грег получил удовольствие от игры. Когда мысль организовать партию в теннис пришла ей в голову, она сначала даже не была уверена в том, что это хорошая идея, – согласится ли Грег сыграть с неопытными любителями. В конце концов она все-таки рискнула, боясь, что Грег заскучает и ему будет нечем занять себя. Но она не знала, как его развлечь, и была вовсе не уверена в том, что ей удастся сохранить его интерес к себе. Особенно после того, что произошло в их первую брачную ночь.
   Стефани почувствовала, как шею и щеки у нее стало покалывать иголочками, и поняла, что краснеет. Чтобы скрыть смущение, она наклонилась и потрепала Кайзера по голове. «Как унизительно, – подумала она, – что в свои сорок лет я знаю о сексе меньше, чем некоторые двадцатилетние. И как случилось, что я умудрилась не ответить на ласки Грега, если люблю его сильнее всех на свете? Может быть, всему виной то, что я люблю его слишком сильно?»
   Сердитый румянец запылал у нее на щеках, когда она вспомнила свои нетерпеливые поцелуи и свои неловкие жесты, когда даже слепому было ясно, что Грегу они неприятны. С той самой первой ночи в ушах у нее молоточками стучало: «Ты – неумелая неудачница», – и ее смятение лишь усиливалось оттого, что критические дни наступили в период удушающей жары.
   Единственное, что утешало ее, – это то, как деликатно повел себя Грег. Он проявил доброту и терпение, свойственные скорее мужу с двадцатилетним опытом супружеской жизни, нежели пылкому молодожену. Он постарался успокоить и утешить ее, не раздумывая согласился с ее желанием прервать их запланированный круиз и вернуться в надежное укрытие – в особняк Харперов; он охотно отправился на деловую встречу в «Харпер Майнинг», а после принес домой букет цветов, до чего отец ни разу за всю свою жизнь не додумался. Стефани взглянула на Грега, о чем-то болтавшего с Джилли и Резерфордами, и сердце ее преисполнилось любви. «Я обязательно исправлюсь, – с жаром подумала она. – Уроки любви – вот что мне нужно. И я научусь, у тебя и для тебя. Это имеет для меня слишком большое значение, чтобы оно не сработало. У нас все будет хорошо».
   Грег поймал ее взгляд и послал ей теплую улыбку. Она почувствовала, как настроение у нее поднимается.
   – Прошу внимания, – весело крикнула она всем присутствующим. – Сначала – душ и прохладительные напитки в доме, а потом мы с вами хорошенько пообедаем и выпьем.
//-- * * * --//
   Вскоре после обеда небольшая группа, уютно расположившись в шезлонгах, расслабленно отдыхала на террасе позади дома, наблюдая за тем, как над гаванью, в огненных сполохах оранжевого и красного заходит солнце. Стереомагнитола в доме негромко наигрывала «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, и Стефани то и дело принималась мурлыкать легкий мотивчик себе под нос. Она была очень довольна сегодняшней вечеринкой. Джилли пребывала в превосходном расположении духа, а Эстель и Редж Резерфорд старались не отставать от нее, рассказывая шутки и анекдоты. Только Филипп хранил молчание, но ведь он никогда и не был разговорчивым. Внезапно возникла пауза, и тишину нарушил Грег:
   – Кто-нибудь еще хочет выпить? – Поднявшись, он подошел к стеклянным двустворчатым дверям дома, ведущим в гостиную, где сразу же у порога стоял столик с напитками.
   – Да, пожалуйста. И мне тоже, – протянули ему свои бокалы Эстель и Редж.
   – А вам, Филипп?
   «Нет, все-таки Грег – замечательный и заботливый хозяин», – радостно подумала Стефани. Казалось, он прочел ее мысли, потому что тотчас же обернулся к ней с ласковой, особенной улыбкой:
   – А тебе, дорогая?
   – Мне, пожалуйста, минеральной воды.
   Грег отправился в гостиную наполнять бокалы.
   – Какой славный выдался денек, – восторженно произнесла Эстель. – Знаете, раньше я ведь никогда не играла в профессиональный теннис.
   – У меня для тебя новость, крошка, – с присущим ему тяжеловесным юмором обратился к ней Редж, – сегодняшний день не стал исключением.
   – Перестань, Редж, – рассмеялась Стефани, – не будь таким мелочным. Эстель отлично играла сегодня и сражалась как могла.
   – Точно-точно, – донесся до них из гостиной голос Грега.
   – Что ж, я старалась. – Эстель ничуть не обиделась. – Как бы там ни было, вы понимаете, что я имею в виду. Не каждый день доводится играть с экс-чемпионом.
   Внезапно воцарилось неловкое молчание, и Эстель, зардевшись, тут же постаралась сгладить конфуз.
   – Я сказала что-то не то? – наивно спросила она в замешательстве. – Ой, я вовсе не имела в виду «экс»… я хотела сказать… черт возьми, что же я хотела сказать? – В голосе ее зазвучали нервные нотки. – Кто-нибудь может мне помочь?!
   Никто не проявил желания взяться за такую задачу. Из-за дверей показался Грег, держа в руке бокал Эстель. Он улыбался, но в уголках глаз залегли суровые морщинки.
   – Вот, возьмите, Эстель. Вы хотели сказать, что прошло уже три года с тех пор, как я выиграл Уимблдон, верно?
   – Простите меня, Грег, – пробормотала Эстель.
   – Не за что. – И он вновь скрылся в доме.
   – Я помогу вам, Грег, – крикнула ему вдогонку Джилли и одним плавным движением поднялась со своего шезлонга. «Что за тупая корова эта Эстель!» – Ей вдруг захотелось поддержать Грега после этого невольного унижения, и она, инстинктивно отреагировав на ситуацию, не раздумывая, направилась к двустворчатым стеклянным дверям.
   – Грег – никакой не «экс», – умышленно громко заметила Стефани. – У него пока нет намерений бросать спорт, не правда ли, дорогой?
   – Ни за что, – отозвался из гостиной Грег. – Я не могу себе этого позволить. Мне надо содержать жену и детей. – И досадная реплика Эстель утонула во всеобщем смехе.
   Джилли вошла в полутемную гостиную. При ее появлении Грег выразительно поднял брови и улыбнулся про себя. Несмотря на то что он был по своей натуре прирожденным охотником и хищником, он мог честно заявить, что еще ни разу не затащил к себе в постель женщину против ее желания. Они всегда должны были сами прийти к нему. И с самого первого момента он не сомневался в том, что Джилли поступит именно так. Он продолжал наливать виски для Реджа, наслаждаясь очередной победой и ощущением собственного превосходства, которое внушило ему появление Джилли.
   Джилли остановилась перед ним. Она отчаянно хотела его и потому пустила в ход все свое обаяние в надежде, что он не сможет устоять. Грег улавливал исходящий от нее запах, свежесть волос, видел контуры ее тела под тонким открытым платьем без рукавов. Машинально протянув руку, он провел костяшками пальцев по кончикам ее грудей и почувствовал, как ее соски, и без того напряженные, вмиг затвердели от его прикосновения, как нераскрытые бутоны. Он мгновенно испытал возбуждение. Она тихонько ахнула и часто задышала.
   – Стеф, – раздался вдруг высокий и довольно-таки гнусавый голос Эстель. Джилли и Грег переглянулись, не в состоянии даже пошевелиться – такое напряжение охватило их. – Ты никогда не ревнуешь Грега к тем ордам женщин, которые приходят на его матчи не ради тенниса, а чтобы преследовать его самого?
   – Да! Разумеется, ревную!
   – Стефани, а ты – честная женщина! – с одобрением заявил Редж. – Никаких секретов, да?
   – Честные женщины – редкость в наше время.
   Стоя в полутемной гостиной, Джилли прекрасно расслышала легкий сарказм Филиппа и поняла, что эта стрела предназначалась ей. Но она была не в силах преодолеть физического влечения к Грегу – она чувствовала, что наконец-то вновь зажила полной жизнью после долгих лет прозябания, и возбуждение горячило ей кровь. Одной рукой Грег небрежно взял бутылку минеральной воды, открыл ее и, громко звякнув горлышком о стенку бокала, стал наполнять его. При этом другой рукой он сдвинул с плеча женщины бретельку платья и потянул вниз лиф, приоткрывая ей грудь. Дыхание ее участилось, и она подняла обе руки, позволяя лифу соскользнуть еще ниже.
   Момент был крайне рискованным. Грег ощутил сильнейшее возбуждение. Волоски на его руках и теле встали дыбом, словно наэлектризованные. Он быстро вернул на место бретельку Джилли, отвернулся и мысленно сосредоточился на бытовых мелочах: этой формулой для укрощения своих желаний он в совершенстве овладел еще в юности, когда возникала крайняя нужда срочно избавиться от похотливых мыслей и их нежелательных последствий. Затем, не удостоив Джилли и взгляда, он подхватил напитки для Реджа и Стефани и вновь вышел на террасу. Мгновением позже к остальным присоединилась и Джилли. Филипп, если и заметил опасный блеск в глазах супруги, то не стал это комментировать.
//-- * * * --//
   – Значит, завтра вы отправляетесь в Эдем?
   Вечеринка подошла к концу. Резерфорды откланялись час назад или около того, и Филипп вот уже некоторое время безуспешно пытался увести домой и Джилли. Но та не обращала на него никакого внимания, заговорив о том, что занимало ее сейчас больше всего:
   – И долго вы собираетесь там пробыть, ребята?
   – Месяц, – просияла Стефани. – Одни в дикой глуши. Нет, на ранчо с нами, разумеется, будут Кейти, Крис, Сэм и другие, но на самом деле мы останемся только вдвоем, наедине с динго и бескрайними просторами.
   – Грег, вам наверняка понравится Эдем, – с воодушевлением воскликнула Джилли.
   – М-м. Я хочу, чтобы он полюбил его так же, как и я, – продолжала Стефани. – Это – единственное место на земле, где я всегда чувствую себя счастливой.
   – Дорогая, мне пришла в голову отличная мысль! – Загнанный в угол, Грег решил действовать по наитию. Отчетливо сознавая весь риск, на который шел, он тем не менее дал волю своему порыву. – Почему бы нам не пригласить Филиппа и Джилли присоединиться к нам?
   У Стефани округлились глаза – она не в силах была скрыть свою боль и обиду. Грег быстро пошел на попятную:
   – Во всяком случае, на последние пару недель?
   – Филиппа здесь уже не будет, – бесцветным голосом заметила Джилли. – Скоро он должен будет вернуться в Нью-Йорк.
   – В таком случае, давай пригласим одну Джилли. Она может приехать и сама. Ты ведь будешь в восторге, а заодно и снимешь проклятие скуки от пребывания в моем обществе.
   Грег обратил на Стефани всю силу своего обаяния. Джилли почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она действительно хочет этого?
   – Не говорите глупостей, ради всего святого! – взорвалась она. – Это же ваш медовый месяц, в конце концов!
   Стефани ответила ей слабой улыбкой. Грег взял ее руку и поднес к губам.
   – Наша совместная жизнь, – негромко и искренне проговорил он, – станет одним долгим медовым месяцем. Не так ли, дорогая?
   – Ловлю тебя на слове, – нервно отозвалась Стефани.
   – Просто я хочу, чтобы рядом с тобой находились двое людей, которых ты любишь сильнее всего, и вообще, чтобы ты была счастлива.
   Стефани в душе выругала себя за свой эгоизм и непроходимую тупость. Грег просто заботится о ней. Она попыталась мысленно перенестись в прошлое.
   – Господи, мы с Джилли вместе не бывали в Эдеме уже… Ого!
   – Целую вечность, – коротко бросила в ответ Джилли, до сих пор не чувствуя уверенности в том, что ей хочется поехать.
   – А вы что скажете, Филипп?
   – Пусть решает Джилли, – печально ответил тот, понимая, что события вышли из-под его контроля. – Боюсь, мне действительно пора – я привык ложиться рано. А ты возьми такси, Джилли, если хочешь задержаться еще ненадолго.
   – Джилли задержится, чтобы выпить с нами на посошок, – гостеприимно заверил его Грег. – Девочки немного посплетничают, пока я выгуляю Кайзера перед сном, а потом я сам отвезу Джилли домой. Так что можете о ней не беспокоиться. – С этими словами он направился к двери, чтобы проводить Филиппа.
   – Пожалуйста, приезжай к нам, Джилли. – Стефани приняла решение. Если Грег хочет, чтобы Джилли составила им компанию, то она не станет возражать. Совершенно очевидно, она ему понравилась и теперь сможет развлечь его, если ему станет скучно. Кроме того, Джилли может сыграть с ним в теннис, в отличие от нее самой.
   – Ну, я не знаю. – В душе у Джилли боролись противоречивые чувства. Но тут в комнату вернулся Грег и, встав рядом со Стефани, взглянул прямо ей в глаза с насмешливой, провокационной улыбкой. – Что ж… может быть. Ладно, приеду.
   Джилли тоже приняла решение.

Глава четвертая

   Над выжженным ландшафтом Северной территории неслось облако пыли. За рулем лендровера сидел Грег, рядом с ним – Стефани. Позади них, приняв осанку балерины и глядя прямо перед собой, восседала Кейти Басклейн, экономка Эдема, занимавшая свою должность на протяжении вот уже сорока лет. Упрямая и непреклонная поселянка почти семидесяти лет от роду, она сжимала ружье 22-го калибра с таким видом, словно знала, как им пользоваться. Связка убитых кроликов у ее ног свидетельствовала, что так оно и есть.
   Плоская, выжженная солнцем равнина протянулась от горизонта до горизонта, и гнетущее однообразие нарушал лишь один-единственный эвкалипт. Грег добродушно поглядывал на тянущиеся заросли вечнозеленых австралийских кустарников. У него было хорошее настроение. Эдем понравился ему куда больше, чем он предполагал. Стараясь не рассердить его, Стефани украдкой наблюдала за ним. Она уже научилась остерегаться его переменчивого расположения духа и избегать провоцировать то, что она называла его темной стороной. Должно быть, в прошлом с ним что-то случилось, решила она. Что ж, со временем он сам ей обо всем расскажет. А ее любовь поможет ему забыть об этом.
   И вдруг мотор лендровера чихнул и заглох, после чего машина остановилась на сухой и пустынной дороге.
   – Когда ты в последний раз заправляла его, Кейти? – осведомилась Стефани. – У нас закончился бензин?
   – Нет, бензомер показывает, что горючее есть, – сказал Грег. – Наверное, воздушный фильтр разболтался. Или в карбюратор попала пыль. Мне придется снять эту штуковину и промыть ее. – Он спрыгнул с водительского сиденья, чертыхаясь себе под нос.
   Из-под полей своей потрепанной шляпы Кейти с презрением взглянула на него, а потом вынесла приговор:
   – Паровая пробка.
   – Это еще что такое, Кейти?
   – Паровая пробка – она и есть паровая пробка.
   – Не беспокойтесь. – Из-под поднятого капота выглянул Грег. – Я думаю, это – карбюратор.
   Кейти выразительно закатила глаза, глядя на Стефани, после чего с удивительным для ее возраста проворством выпрыгнула из джипа, подошла к радиатору и локтем отодвинула изумленного Грега в сторону.
   – Образовалась паровая пробка, – многозначительно заявила она. – Ты ехал слишком медленно, что и стало тому причиной. Отойди, я сама все исправлю.
   – Кейти прекрасно разбирается в моторах, дорогой, – нервно вставила Стефани. Она настолько боготворила Грега, что не могла допустить, чтобы кто-либо обращался с ним неуважительно. Но последние пятьдесят лет Кейти с одинаковым презрением относилась как к людям, так и к диким зверям, и не собиралась делать исключение для мистера Марсдена.
   Склонившись над двигателем, Кейти поковырялась в нем.
   – Я была права, – объявила она. – Волноваться не из-за чего. Остается только дождаться, пока он остынет.
   – Удивительно, как это вы до сих пор не открыли авторемонтную мастерскую, – язвительно заметил Грег. С момента знакомства со старушкой он прочувствовал по отношению к себе ее антипатию, и все его усилия очаровать ее потерпели крах. Но она невозмутимо проигнорировала его укол.
   – Не беспокойся, сынок, я бы запросто могла ее открыть, – искренне сказала она. – Если бы захотела. Но теперь на этом денег не заработаешь. Сейчас никто не желает работать так, как когда-то пахали мы. Все ищут бесплатную еду или талоны на обед.
   Стефани охватили дурные предчувствия. Грег относился к деньгам очень щепетильно и не выносил тех, кто отзывался о них с пренебрежением.
   – Давай немного пройдемся, дорогой, – с деланной веселостью воскликнула она.
   – Если ты настаиваешь. Но она действительно знает, что делает? – спросил он, когда они двинулись прочь, достаточно громко, чтобы Кейти услышала его.
   – Ты всегда можешь положиться на Кейти, дорогой.
   – Хорошо. Очень хорошо.
   Грег заулыбался во весь рот, игриво подталкивая ее и строя рожицы. Стефани, из последних сил сдерживая смех, сорвалась с места.
   – Эффи! – понесся им вслед пронзительный окрик Кейти. – Спрячься под деревом, пока мы не поедем дальше, – солнце обожжет тебе кожу, слышишь?
   Молодожены вдвоем направились к одинокому дереву, хихикая, как дети, и в приподнятом настроении достигли подножия огромного эвкалипта. Запыхавшись, Стефани прислонилась спиной к шершавой коре, а Грег остановился перед нею, упершись руками в ствол по обе стороны ее лица. «Как же он красив», – подумала Стефани, с обожанием вглядываясь в его черты. Словно прочтя ее мысли, Грег наклонился к ней, чтобы поцеловать в полуоткрытые губы. Но едва он успел пошевелиться, как позади грохнул выстрел и над головой у него просвистела пуля.
   – Господи Иисусе! – Испуг Грега выглядел комично. – Старая грымза… она же могла убить меня.
   – Давай будем вести себя прилично, дорогой, – с притворной кротостью предложила Стефани. – Не думаю, что Кейти с пониманием отнесется к нашим амурам на свежем воздухе.
//-- * * * --//
   Стефани искренне радовалась тому, что прислушалась к своему шестому чувству, которое настойчиво посоветовало ей прервать круиз на яхте и поскорее увезти Грега в Эдем. Здесь она всегда обретала покой, и приветливый старый особняк, со своим увитым розами крыльцом и беседками, величественным тенистым садом и убегающей к горизонту холмистой равниной позади, не подвел ее и на этот раз. К тому же здесь Грегу нашлось чем заняться. Он с удовольствием долгими часами играл на корте в одиночестве, а теннисные мячи ему охотно подносили детишки аборигенов, которые жили на ранчо. Он с восторгом обнаружил в Эдеме превосходный плавательный бассейн, хотя тот факт, что Стефани не умеет плавать, чему виной был несчастный случай в детстве, стал для него настоящим открытием. «Нам еще многое предстоит узнать друг о друге, – удовлетворенно думала она. – Что ж, здесь у нас есть для этого и время, и покой».
   Но ей, разумеется, пришлось признать, что некоторые вещи в Эдеме не имели для Грега столь же важного значения, как для нее. На местный люд он не обращал никакого внимания, и Стефани чувствовала себя уязвленной оттого, что с аборигенами он заговаривал только затем, чтобы отдать распоряжение. Для Стефани же, напротив, они всегда были частью ее внутреннего мира. Она выросла на их жутковатых рассказах о начале мира в эпоху великого Времени Творения, когда духи предков невозбранно странствовали повсюду, попутно создавая людей, растения, животных, холмы и реки. После смерти отца, когда к ним присоединились и остальные члены племени, Стефани особенно сдружилась с двумя братьями-аборигенами, Крисом и Сэмом. Крис, старший из братьев, в избытке владел сверхъестественным даром своего народа, и она научилась понимать его без слов. Не считая ее самой, Крис был единственным, кто мог справиться с ее жеребцом Кингом. Могучий скакун, которому исполнилось уже двадцать, пребывал в самом расцвете сил. Именно в нем заключалась веская причина того, что Стефани хотелось вновь и вновь возвращаться в Эдем. Катание на нем было одним из немногих удовольствий в унылом девичестве Стефани, и верный Крис почти всегда точно знал, когда следует оседлать коня для нее, не дожидаясь приказа.
   Вот такие мысли роились в голове Стефани, когда она в конце дня решила пройтись по усадьбе. Утомленная событиями дня, Кейти не устояла перед соблазном сделать глоток шерри и отправилась к себе, предоставив Стефани возможность обойти дозором свои владения и убедиться, что в доме все спокойно. Вполне удовлетворенная осмотром, Стефани свернула в длинный коридор и вошла в спальню. Грег отдыхал на огромном ложе Макса Харпера, закинув руки за голову, совершенно голый, и ждал. Стефани окинула его взглядом, полным любви.
   – Боюсь, что сегодня вечером у нас будет только такой свет, дорогой, – сказала она и показала на фонарь «летучая мышь», который держала в руке. – Кейти немного нездоровится, а она – единственная, кто хоть чуть-чуть разбирается в генераторе.
   – Держу пари, в нем тоже образовалась паровая пробка, – лениво протянул Грег. – Если бы этот генератор работал на шерри, подобно ей, то мы бы не сидели в темноте.
   – Грег, пощади ее – Кейти уже почти семьдесят, – со смехом заметила Стефани. Подхватив ночную сорочку и пеньюар, она направилась в ванную.
   – Эй, Стеф. – Она остановилась и обернулась. – Иди сюда. – Она с опаской подошла к кровати с его стороны и присела, пристроив фонарь на прикроватном столике, после чего наклонилась, чтобы задуть его. Но Грег помешал ей, положив ей руку на плечо.
   – Я хочу посмотреть на тебя, – прошептал он.
   Сев на кровати, он расстегнул ей «молнию» на спине, а потом медленно стянул с плеч платье. Затем он бережно поцеловал ее в шею, под ключицу, осторожно откинул с лица тяжелую гриву волос, ласково прикусил зубами мочку уха и пощекотал его языком. Обеими руками он медленно спустил бретельки ее бюстгальтера и с бесконечной нежностью обнажил ее груди.
   – Подумать только, – пробормотал он. – Они восхитительны. – Ладони его ощутили их шелковистую гладкость, бережно поглаживая и лаская. Нащупав ее соски, он стал нежно сдавливать их, пока они не набухли, выступив из розовых ореол. Наклонив голову, он обхватил один из них губами и провел языком по его волнистой окружности. В этот момент он почувствовал, как замерла Стефани и как тело ее буквально оцепенело от страха и напряжения.
   В нем вдруг закипела бешеная злость. «Черт возьми, да что с ней такое?» – Еще никогда в жизни Грег не занимался любовью с женщиной, которая не жаждала бы его, не дрожала бы от одной только мысли о нем, готовая достичь оргазма при первом же поцелуе. Он научился оттягивать первый быстрый оргазм у женщин, вновь и вновь подводя их к вершине блаженства, поскольку обожал ощущение власти над их мягкими, податливыми телами. Ему нравилось заставлять женщин стонать и, извиваясь при этом в экстазе, вскрикивать: «Пожалуйста! Еще! Еще! Только не останавливайся!» Однако ощущать под рукой напряженное тело женщины и видеть в ее глазах страх, совсем как сейчас, было для него нестерпимо.
   Но ненависть способна иногда стать топливом для так называемого акта любви, а Грег привык добиваться своего. С величайшим терпением он помог Стефани избавиться от одежды, уложил ее на кровать и пошел навстречу ее желаниям, задув лампу. Пустив в ход все свои навыки и умения, он принялся исследовать ее тело, ловко лаская клитор и настойчиво приоткрывая ее плотно сжатое узкое влагалище, пока, наконец, уже сам пребывая на грани, не подготовил ее до такой степени, что она готова была принять его перенапрягшийся член, после чего содрогнулся и с разочарованием излился в нее. В такие моменты ему всегда было хорошо, даже сейчас. Но сердце его осталось холодным.
   Стефани лежала рядом с ним на кровати, снедаемая горечью и разочарованием. Ее разбуженная сексуальность, так и не найдя выхода, терзала и мучила ее. Но хуже всего было то, что к ней вернулись прежние страхи: я – не женщина! Она уставилась в потолок, пытаясь справиться с собой и обуздать собственные чувства. В конце концов она заговорила:
   – Прости меня. Прости меня.
   – Я уже говорил тебе…
   – Я знаю.
   – Спи.
   – Я люблю тебя, Грег.
   – И я люблю тебя. Все нормально.
   Цепляясь за эти вечные слова, не желая верить в их обман, Стефани провела еще одну бессонную ночь.
//-- * * * --//
   С воздуха заметить Эдем было очень сложно. Единственное обитаемое местечко на сотни миль вокруг, оно представляло собой крохотную песчинку на плоской красной равнине, простирающейся во все стороны, насколько хватало глаз. Но пилот двухмоторного самолета «Бичкрафт Кинг Эйр» уже прилетал сюда несколько раз, и маленький самолетик при полном безветрии без особого труда добрался до места назначения.
   – Вот она! Летит! – предупрежденная Крисом, Стефани уже была готова к прибытию Джилли и, когда самолет приземлился, радостно выбежала навстречу подруге.
   – Как поживаешь, Джилли? Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Теперь все будет просто замечательно!
   Джилли выпрыгнула из самолета прямо в распростертые объятия Стефани. За спиной подруги она увидела Грега, неспешно шагающего из дома ко взлетной полосе, чтобы приветствовать ее, и улыбнулась:
   – Да, дорогая, я тоже на это надеюсь.
   Несколькими часами позже, когда дневная жара спала и наступивший вечер принес с собой разноцветные и сочные краски заката, Стефани и Джилли сидели бок о бок в розовом саду. Стефани рассеянно крутила в руках только что сорванную темно-красную чайную розу, а воздух был напоен дурманящим ароматом лета.
   – Знаешь, Джилли, – мечтательно заговорила она, – если у меня и были сомнения относительно того, почему Грег женился на мне, то теперь они рассеялись.
   Джилли замерла.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Он так меня любит! А еще он умеет превратить жизнь в настоящий праздник. Он окружил меня своей заботой и по-настоящему пытается сделать счастливой. Ни за что не угадаешь, что он придумал учинить для нас, пока ты будешь здесь.
   – Что же именно?
   – Он устраивает охоту на крокодилов.
   – Что? Фантастика! Но я думала, что ты…
   – Не смогу убить живое существо? – с вымученной улыбкой закончила ее мысль Стефани. – Да, это правда. Но ведь Грег не знал об этом, когда планировал охоту. Эта идея ему настолько приглянулась, что у меня не хватило духу лишить его такой возможности развлечься.
   Крокодилы. По телу Джилли пробежала дрожь возбуждения и страха.
   – И где он сейчас? – осведомилась она, стараясь, чтобы голос ее прозвучал ровно.
   – Пытается связаться с Дарвином по радио, чтобы нанять для нас проводника. Судя по всему, хороших среди них – раз, два и обчелся и они все нарасхват.
   – По радио? То есть телефона здесь по-прежнему нет?
   – Отсюда слишком далеко до цивилизации. Так что нам остается лишь доброе старое педальное радио с ножным приводом – сама видишь, ничего не изменилось!
   – И когда же состоится охота?
   – Как только Грег окончательно обо всем договорится. Он не мог поверить, что я столько лет прожила в непосредственной близости от места обитания крокодилов и ни разу там не бывала. Он пришел в такой восторг, что теперь ждет не дождется этой экспедиции.
   – А ты, Стеф?
   – Я… – Стефани вздохнула. – Эти твари приводят меня в ужас. Но… полагаю, влюбленная женщина сделает для своего мужа что угодно.
   – Да. Наверное. Что угодно.
//-- * * * --//
   Заходящее солнце раскрасило небо над Эдемом в кроваво-красные и золотистые тона. На землю опустилась ночь, и обитатели дома один за другим отправились на покой в свои комнаты, выходящие окнами на тенистую веранду, окружавшую дом с трех сторон. За двустворчатыми стеклянными дверьми, ведущими в комнату Джилли, промелькнула чья-то тень и исчезла. Теплый воздух был неподвижен. Дом спал.
   В конюшне по другую сторону загона оживился Кинг и стал беспокойно переступать с ноги на ногу – из своего стойла он почуял в ночном воздухе незнакомый аромат, который встревожил его. Человек, находившийся рядом с ним, произнес несколько слов на местном языке аборигенов:
   – Гвандалан, йарраман, бана нато, барра. Тихо, тихо, лошадка, я тоже слышу его.
   Снаружи послышалась чья-то почти беззвучная поступь, дверной проем на мгновение загородила мужская фигура, затем человек проскользнул внутрь. Тихо ступая, он прошел в заднюю часть постройки, где у стены было сложено сено, и слился с темнотой, растворившись в ней. Вскоре вновь раздались чьи-то шаги, и в проеме показалась женская фигурка. На мгновение приостановившись у входа, она шагнула в темноту и повернулась лицом к двери, словно поджидая кого-то. Мужчина беззвучно приблизился к ней сзади и одним быстрым движением грубо прижал ее к себе.
   – А-а-ах! Грег… – вырвался у Джилли едва слышный вздох.
   Света в конюшне не было. Но Крис, выглянув поверх деревянной стенки стойла Кинга, прекрасно рассмотрел Грега, который застыл, прижимая к себе Джилли. Крис неторопливо вышел из стойла, зная, что звук его шагов заглушит возня Кинга и других лошадей. Он также знал, что нетренированные глаза белых ничего не смогут рассмотреть в темноте, в отличие от него самого. Одна тень слилась с другой, когда Крис покидал место встречи любовников. И лишь животным предстояло стать свидетелями первородной драмы, что вот-вот собиралась разыграться в их обиталище.
   Грег обеими ладонями обхватил груди Джилли из-за спины и тут же почувствовал ее уже набухшие от желания соски. Дразнящим жестом он провел руками вдоль ее тела, а потом пальцами скользнул по треугольнику внизу ее живота. Под его прикосновениями она мелко задрожала. Оторвавшись от него, она развернулась к нему лицом и жадно впилась ему в губы первым поцелуем. Грег ощутил, как ее ловкий язычок стремительно проник к нему в рот, и острый укол наслаждения пронзил его насквозь. Вот ее пальчики скользнули к поясу его джинсов, опустились ниже, и он ощутил, как кровь наполнила его член, когда она бережно провела по выпуклому холмику, становившемуся все больше под ее рукой. Следующим движением она взялась за пуговицу на поясе его джинсов.
   – О нет, не спеши, – прошептал он, стискивая зубы от наслаждения. Подхватив ее на руки, он уверенно зашагал в темноту в дальнюю часть конюшни. Он опустил ее на сложенные вязанки сена, издающие дурманящий аромат, и она, притянув его к себе и взяв его лицо в ладони, принялась страстно целовать его снова и снова, исследуя своим язычком его рот. Он ответил ей тем же, просунув собственный язык так глубоко, что от наслаждения у нее закружилась голова. Оттолкнув его, она принялась расстегивать его рубашку, а потом просунула ладони под нее, чтобы ощутить его тело, которого так жаждала. Грег откинулся на спину и восторженно засмеялся во весь голос, когда Джилли принялась ловко ласкать его соски, разжигая в нем огонь наслаждения, покрывая его грудь легкими и невесомыми поцелуями, а потом и покусывая своими беленькими зубками то здесь, то там. Разве можно было сравнить такое искусство с жалкими попытками замороженной селедки Стефани!
   Чувствуя нарастающее в нем желание, Грег потянулся к шелковой накидке и стянул легкую ткань с ее плеч. От прикосновения сильных мужских пальцев к своей груди у Джилли перехватило дыхание и, высвободив руки из пеньюара, она одним прыжком уселась на него сверху и сползла ниже, ему на бедра. Ощутив его напряженный член между своих ног, она задрожала. Он накрыл ее груди обеими ладонями и принялся уверенно поглаживать их, то зажимая большими пальцами ее соски, то вновь отпуская их, пока она, обезумев от страсти, не схватила его за руки и с силой прижала к своим грудям, а сама принялась тереться бедрами об его большой и напряженный пенис, распирающий джинсы изнутри. Она умело двигалась взад и вперед, все убыстряя темп, нарастающий в такт ее возбуждению, пока по его учащенному дыханию не поняла, что и он уже на пределе.
   – Ах ты, похотливая маленькая ведьмочка! – Грег не мог поверить в скорость своего возбуждения. Взяв ее за бедра, он одним движением опрокинул ее на копну сена. Вцепившись в широкий пояс, который до сих пор удерживал пеньюар на ее талии, он освободил Джилли из складок тонкой и гладкой ткани, после чего принялся изучать все впадинки и выпуклости ее тела. Он свел ее груди вместе, покусывая зубами сначала один сосок, потом другой, медленно отпуская их губами по очереди. Затем он перенес все свое внимание на, к полному его удовлетворению, увлажнившийся и покрывшийся женскими соками холмик у нее между ног, шелковистые волоски на котором уже трепетали капельками желания. С мучительной медлительностью он принялся ласкать ее клитор и вдруг, ощутив приближение ее оргазма, внезапно остановился и негромко рассмеялся.
   – Ты… ты – паршивец! – Остановленная на самом краю нирваны, Джилли содрогнулась всем телом и затихла. Но вот, выпрямившись, она стащила рубашку у него с плеч и расстегнула молнию на джинсах. Стянув их до колен, она высвободила его напряженный член и взяла его обеими руками. Господи, он был невероятно восхитителен. Джилли так давно представляла себе этот миг, что реальность потрясла и ошеломила ее. Он весь был прекрасен! Желание вновь накрыло ее с головой, когда она наклонилась и очень бережно поцеловала головку его пениса, а потом стала покрывать его поцелуями во всю длину, ощущая сильный и безошибочный запах мужчины. Яички у него тоже оказались потрясающими, твердыми и тяжелыми. Она по очереди взяла их в руки, а потом начала ласкать их губами, чередуя поглаживания с любовными покусываниями. Затем она вновь передвинулась к головке его члена и поглотила его, доведенная едва ли не до потери чувств безостановочными движениями рук Грега и близостью пика наслаждения. Наконец он сел, нависая над нею, опрокинул ее на спину и вонзил в нее свой член, проникнув в нее до самого естества. Продвигаясь все быстрее и быстрее к своему первому и долгожданному оргазму, они вместе достигли высшей точки блаженства, а потом, уже обессиленные, затихли, слившись воедино.
   Много позже, насытившиеся и довольные, они стали перешептываться хриплыми и срывающимися голосами, в то время как лошади беспокойно копошились в своих стойлах, встревоженные близостью возбужденных человеческих тел.
   – Знаешь, а ты чертовски сексуальна!
   – О, Грег, я больше не могла сдерживаться ни минуты.
   – Мне тоже недоставало тебя.
   – Мне казалось, что я умру. Грег… мне невыносима мысль о том, что ты прикасаешься к ней.
   «Мне тоже», – безжалостно подумал Грег.
   – Это продлится недолго, – сказал он.
   – Я так сильно люблю тебя. И что мы будем делать?
   – Доверься мне, крошка. Просто верь. Хорошо?
   А на дальней стороне ранчо, сидя у костра и глядя в огонь, Крис почувствовал, как в кромешной темноте зарождается таинство извечного зла, расцветая в душном и влажном воздухе.
//-- * * * --//
   – Ну, Джилли, чем мы будем развлекать тебя в Эдеме? – встревоженно осведомилась Стефани в попытке рассеять необычайно угрюмую, как ей показалось, атмосферу, царившую за завтраком. Напротив нее, по другую сторону стола, сидел мрачный Грег, погрузившись в собственные мысли, пока Джилли, нервная и рассеянная, разливала кофе. Роскошный завтрак, приготовленный для них Кейти, явно не вызывал у нее ни малейшего аппетита.
   Тревога охватила Стефани еще вчера вечером, за ужином, когда Грег и Джилли обменялись едва парой слов. С проницательностью, порожденной любовью и чувством опасности, Стефани заметила, что они избегают смотреть друг на друга, а если их взгляды и встречались, то оба поспешно отводили глаза и резко меняли тему разговора. Стефани, не будучи опытной хозяйкой, пришлось приложить массу усилий, дабы разрядить напряженную атмосферу, и к ней вернулись ее прежние страхи. «Я так и знала, что они не найдут общего языка, – мысленно убивалась она. – Я вижу, что оба пытаются подружиться, потому что знают, как это важно для меня, но у них ничего не получается». Ее страхи подтвердились, когда Джилли под явно надуманным предлогом мигрени пожелала лечь пораньше, а Грег так долго обходил перед сном дом и все дворовые постройки, что ей стало ясно – он не может заснуть, бедняжка. «Неужели Джилли так сильно действует ему на нервы? – обеспокоилась Стефани. – Она ведь только что приехала».
   – Развлекать меня? – пожалуй, чересчур резко отозвалась Джилли. – Не забивай себе голову такой ерундой. В Эдеме есть чем заняться. Я… сама найду себе развлечение! – Глядя прямо перед собой, она невпопад рассмеялась.
   – Что ж, у нас есть прекрасный бассейн… можно отправиться на увлекательную прогулку… да и в библиотеке полно хороших книг, и они полностью в твоем распоряжении, – жизнерадостно сообщила ей Стефани. Но сердце у нее болезненно сжалось, потому что, хотя сама она любила Эдем за возможность расслабиться и просто отдохнуть, она не могла тешить себя надеждой, что столь непритязательное времяпрепровождение придется по вкусу утонченной Джилли. И тут ей в голову пришла спасительная мысль:
   – Да, и не забудь о теннисном корте! Я-то – полная неумеха, и потому кто-нибудь должен выбраться туда, чтобы дать нашему чемпиону возможность потренироваться!
   – Стефани, перестань суетиться! – Грега лишь подстегнул тот факт, что обожание и любовь на лице супруги сменились болью и обидой, и он продолжал: – Сегодня с утра хлопочешь, как заботливая наседка. Что с тобой такое? Джилли – уже большая девочка, – Стефани заметила, как при этих словах губы его плотно сжались, – и она вполне может сама позаботиться о себе, разве нет?
   – О да, Грег, я знаю. Я всего лишь… – Голос у нее сорвался, и она умолкла.
   Грег с неприязнью уставился на нее. «Господи, когда она сидит вот так, глядя на свои руки и заламывая их на коленях, то выглядит как школьница, а не как взрослая женщина». Все ближе узнавая Стефани в Эдеме, где она могла быть самой собой и повела себя естественнее, он впервые заметил, какой наивной простушкой она была, и это открытие ему не понравилось. Ему пришлось зубами выгрызать право войти в мир больших состояний, гламура и привилегий, и потому та, которой все это было принесено на блюдечке с голубой каемочкой еще в детстве, а она отбросила эти вещи за ненадобностью, вызывала у него глухое раздражение. А ведь она могла бы стать лидером среди сливок общества, с презрением думал он. Но теперь он понял, что подобное качество попросту отсутствовало у нее как таковое. Увы, но ему придется отказаться от мысли, которую он лелеял еще до того, как они поженились, что ему удастся превратить ее в достойную спутницу Грега Марсдена, элегантную, ухоженную, изящную светскую львицу. Крах этой маленькой мечты он воспринял как личное оскорбление, которое ему было трудно простить Стефани.
   Снедаемый мрачными мыслями, он взглянул на другую сторону стола, где сидела Джилли. Вот это – живое олицетворение того, какой должна быть настоящая женщина. Уверенная в себе, хладнокровная, умная и сексуальная (о да, непременно сексуальная!), организованная и обладающая самодисциплиной. Грег едва сдерживался, чтобы не улыбнуться, но все же сумел сохранить на лице выражение оскорбленного раздражения.
   Даже в такую рань, сидя за столом в домашнем халате, без макияжа, подставив лицо безжалостным солнечным лучам, Джилли выглядела потрясающе. Он исподтишка пристально наблюдал за нею, глядя, как она отщипывает крошечные кусочки рогалика и подносит их ко рту. Нервные, беспокойные движения ее пальцев и блеск маленьких белых зубок возбуждали его. Джилли вдруг подняла голову и поймала его взгляд. Между ними сверкнула молния, которую тут же постарался погасить Грег – осторожность заставила его покоситься на Стефани. Та по-прежнему сидела, глядя на свои руки, и Грег ощутил прилив гнева: на себя – за то, что ведет себя как школьник, опасающийся, что его застигнут за чем-то недозволенным, и на нее, потому что она могла повелевать им. «Будь ты проклята, Стефани», – подумал он. В голову ему вдруг пришла мысль: «Эх, если бы у меня не было необходимости спать с нею». Тем временем Стефани решила забыть о собственных обидах и сосредоточиться на тех, кого любила.
   – Извините, если я показалась вам обоим назойливой, – с открытой улыбкой сказала она. – Но я по-прежнему считаю, что вам неплохо бы сыграть в теннис друг против друга – это будет лучше, чем мучиться со мной. Почему бы вам не отправиться на корт сегодня утром, пока не стало слишком жарко?
//-- * * * --//
   Дни потянулись своей чередой, и, к великому облегчению Стефани, Грег и Джилли, казалось, начали понемногу ладить друг с другом. Тем не менее до полной гармонии было еще далеко. Она не могла не замечать неловкости, возникающей сразу же, стоило им троим оказаться вместе, внезапных пауз, беглых взглядов, не могла не чувствовать напряженной атмосферы. Она винила себя из-за того, что не может заставить их подружиться, и нашла выход в том, чтобы дать им возможность как можно больше времени проводить наедине, дабы они лучше узнали друг друга. Как же она бывала довольна и даже счастлива, когда стала замечать, что после игры в теннис, прогулок, поездок по ранчо или в местные салоны красоты они возвращались оживленными и дружелюбными, и лишь в ее присутствии становились чопорными и напряженными. Со своим комплексом самоуничижения Стефани не находила в этом ничего странного. С такими людьми, как Грег и Джилли, остроумными, привлекательными и интересными, скучная и неуклюжая Стефани ощущала себя третьей лишней, как бывало с ней всегда.
   Впрочем, было и еще кое-что, кое-какие странности, над которыми она ломала голову бессонными ночами и которым не могла найти объяснения. Например, она знала, что, в отличие от нее самой, Грег с пренебрежением относится к аборигенам, жившим на ранчо. Она вынуждена была признать, хотя и с некоторой грустью, что у него не находится для них времени и что он никогда не захочет познакомиться поближе с их образом жизни и не сможет даже попытаться усвоить их мудрость. Но теперь, похоже, в нем стала проявляться жгучая и иррациональная ненависть к ним. Однажды, когда Грег и Стефани собирались отправиться на верховую прогулку после того, как Джилли объявила, что молодожены должны больше времени проводить вместе, иначе она начнет чувствовать себе кукушонком в их гнездышке, Стефани попросила Криса оседлать для них лошадей. В назначенный час супруги вышли из дому и, перейдя конный двор, направились к конюшне, где их уже поджидал Крис, держа под уздцы Кинга, огромного вороного жеребца, который в его умелых руках вел себя с притворной сдержанностью. Рядом стоял Сэм, держа на поводу длинноногую гнедую, на которой предпочитал ездить верхом Грег. Утро выдалось прекрасным, буш манил своими неизведанными просторами, и Стефани была на седьмом небе от счастья, предвкушая, что на протяжении следующих нескольких часов Грег будет принадлежать ей одной. Но, когда она приняла уздечку у Криса и уже собиралась подняться в седло, ее приподнятое настроение мгновенно развеялось при первых же звуках гневного голоса Грега.
   – Чего ты уставился, черт бы тебя побрал?
   Стефани в тревоге оглянулась. Рядом с нею молча стоял Крис, холодно глядя на Грега.
   – И ты, недоумок! Ты куда смотришь? – По непонятной причине теперь гнев Грега пал на Сэма, хотя тот и застыл в неподвижности рядом с лошадью.
   – Вы, оба! Марш работать! Ленивые твари, только и знаете, что слоняться весь день без дела, глазея по сторонам…
   – Грег! – Стефани никогда не осмелилась бы возмутиться, если бы Грег набросился с упреками на нее, поскольку малейшее облачко на его челе приводило ее в ужас, но она не могла допустить, чтобы он на ее глазах понапрасну оскорблял двух ни в чем не повинных братьев. Склонившись к шее своего коня, она негромко заговорила с Крисом на его родном наречии, дабы извиниться за неприятный инцидент и пообещать, что ничего подобного более не случится. И, хотя взгляд его оставался, как бывало всегда, дружеским и понимающим, в нем появилось нечто такое, чего Стефани не смогла уловить, – жалость, быть может? Сэм, ранее бывший куда словоохотливее брата, тоже хранил молчание и отчужденность.
   – Ты готова, Стеф?
   Оклик Грега, напоминавший, скорее, приказ, донесся до нее с середины двора, где он, осадив свою лошадь, с презрением смотрел на супругу, пока она разговаривала с Крисом и Сэмом. Поспешно попрощавшись с ними, она пришпорила коня, и за ограду они выехали вместе. Грег был погружен в мрачные мысли, пытаясь овладеть своими чувствами. Садясь на свою лошадь, он вдруг поверх ее загривка увидел лицо Криса. Когда взгляды их встретились, Грег прочел в глазах аборигена то, что его привело в замешательство. «Он все знает! – молнией промелькнула у него в голове мысль. – Этот ублюдок знает обо мне и Джилли!» Он не стал думать о том, как такое могло случиться. Хотя Грег и был горожанином, но, подобно всем австралийцам, он много слышал о странных и сверхъестественных способностях аборигенов, их интуиции и знаниях. Что дало Грегу крайне неприятную пищу для раздумий лишь по одному вопросу: расскажет ли он обо всем Стефани?
   Но пока что он ей ничего не сказал, в этом Грег был уверен. «Не спеши и хорошенько обдумывай каждый свой шаг, – сказал он себе, стремясь подавить нарастающую в нем панику, – она пока еще ничего не знает». Та Стефани, которую он узнал в Эдеме, никогда не смогла бы вести двойную игру, которая удается некоторым женщинам, скрывающим, что знают о неверности своего супруга, и ведущим себя как ни в чем не бывало, чего бы им это ни стоило, в надежде, что любимый все-таки вернется к ним. Нет, Стефани по-прежнему безумно любила его и ни о чем не подозревала.
   Но тут Грегу впервые пришла в голову мысль о том, что ее неведение все же не может длиться вечно. Подобно любому беспринципному мужчине, Грег затеял роман с Джилли, потому что она просто подвернулась ему под руку. Он и подумать не мог, чтобы случайная связь, сколь бы чертовски приятной она ни была, может стать серьезной угрозой его положению. Зато теперь он ясно понял, что пустяковая, на его взгляд, интрижка с точки зрения Стефани выглядит совсем по-другому. Его роман станет тем единственным, чего она простить никогда не сможет. Ослепленная любовью, она могла бы смириться с чем угодно – начиная от потери белого роллса и заканчивая банкротством «Харпер Майнинг». Более того, ему сошла бы с рук любая другая неверность, он не сомневался в этом. Но подобная измена, когда он нарушил супружескую клятву, едва успев дать ее, да еще предательски уложив в койку ее лучшую подругу, – разве можно ожидать от женщины, что она способна простить такое?
   При мысли об этом Грег покрылся холодным потом. Хотя совсем еще недавно он буквально купался в лучах мнимой безопасности, сейчас он чувствовал себя так, словно стоял на краю пропасти. Если только Стефани узнает обо всем… Риск, на который он отважился и который только вчера придавал такую остроту и пикантность его тайным эскападам с Джилли, теперь представлялся ему неоправданным и ужасающим. Потерять разом все, что он только что обрел… Грег был знаком со Стефани всего несколько недель, даже не месяцев, но уже успел привыкнуть к ее богатству и роскошному образу жизни, кои теперь казались ему само собой разумеющимися. И если он вдруг лишится их… Ему стало дурно от страха, но он попытался взять себя в руки и придумать способ, который помог бы ему выпутаться из западни, в которую он угодил по собственной воле.
   Они ехали рядом, и Стефани то и дело метала украдкой встревоженные и полные любви взгляды на Грега, надеясь вырвать его из пучины невеселых размышлений. Но Грегу никак не удавалось отмахнуться от внезапно проснувшихся страхов, и за все время прогулки они практически не обменялись ни словом. «Да что же его так тревожит, – в отчаянии спрашивала себя Стефани. – Ах, если бы только знать!»
   Пожалуй, именно оттого, что она поняла – Грег лишился душевного спокойствия, то есть того единственного, что мог предложить ему Эдем, – Стефани старалась во всем угодить ему. Она и раньше опасалась перечить ему из страха навлечь на себя его неудовольствие или гнев. Но теперь она не находила в себе сил возразить ему. Даже когда видела, что он неправ.
   А тут еще вскоре после той злополучной верховой прогулки в их быт нежданно-негаданно вторгся внешний мир, когда на кухне внезапно захрипел и пробудился к жизни древний радиопередатчик. Это пытался связаться со Стефани Билл Макмастер, чтобы переговорить с ней. Ее спешно призвали, отыскав у плавательного бассейна, где она наблюдала за тем, как резвятся в воде Грег и Джилли.
   – Стеф? Это Билл. Послушай, мне чертовски неприятно, что я нарушаю ваш медовый месяц…
   – Все в порядке, Билл. Слушаю тебя.
   – Понимаешь, тут намечается небольшая заварушка, и я хочу, чтобы ты была в курсе. Мне нужно, чтобы ты дала четкие распоряжения, как нам следует поступить. Мой информатор из одной крупной брокерской конторы сообщил мне, что на продажу вот-вот собираются выбросить значительное количество акций «Харпер Майнинг».
   – Наши акции на рынке? С чего бы это? – Уголком глаза Стефани заметила, что Грег вслед за нею вылез из бассейна и теперь подходил к радиопередатчику, роняя капли и отряхиваясь, чтобы взять запасной комплект наушников и послушать, о чем идет речь.
   – Просто стечение обстоятельств, ничего особенного, на курс акций это не повлияет, – заверил ее Билл. – Но, как мне думается, мы не хотим, чтобы именно сейчас на рынке гуляли наши акции.
   – Да, это нам не нужно. – Стефани стала обдумывать варианты, на ее лице отразилась задумчивость. – Для нас сейчас жизненно важно сохранить уверенность в непоколебимости позиций компании, поскольку наши новые проекты находятся пока на этапе неопределенности.
   – Да, кстати, то пробное бурение пока что обернулось ничем. – Сквозь треск помех донесся голос Билла, сообщающий последние новости, пока Стефани принимала решение.
   – Насколько я понимаю, ты хочешь купить их?
   – Да, хочу. Это обойдется нам недешево, разумеется, поскольку сейчас акции ценятся высоко – у меня есть последние цифры, если они тебе нужны, – но даже при этих тратах мы не отстанем от других.
   – А позже, если понадобится, мы можем выбрасывать их на рынок небольшими порциями, чтобы вновь восстановить капитал без риска обесценивания акций или утраты доверия к компании. Да, ты прав, Билл. Покупаем.
   – Стеф! – К изумлению Стефани, Грег наклонился и щелкнул тумблером радиоприемника, переводя его с передачи на прием. Глаза его сверкали, и впервые за много дней он оживился. – Эй, Стеф, давай я сам займусь этим, хорошо?
   – Что ты имеешь в виду, Грег?
   – Ну ты же сама мне говорила, что я должен заняться настоящим делом в «Харпер Майнинг», – весело заявил Грег. – А не только исполнять роль твоего, с позволения сказать, постельного партнера. А это – мой первый шанс! Разреши мне самому принять решение за тебя – за нас обоих, дорогая.
   Стефани была ошеломлена. Сердце ее готово было растаять от благодарности за его выражение любви и веры в их будущее. Но вопрос был важным, а Грег был так неопытен во всем, что касалось бизнеса. И пока она сидела, собираясь с мыслями, повисшее между ними молчание вновь нарушил сердитый треск, сквозь который донесся голос Билла:
   – Алло, Стеф? Стеф? Ты меня слышишь?
   Грег преспокойно переключил тумблер:
   – Привет, Билл, это Грег. Этим вопросом теперь занимаюсь я. Мы не станем покупать – иначе нам придется выложить слишком много живых денег, которые понадобятся нам на развитие производства – у меня есть кое-какие собственные мысли на этот счет. Мы должны позволить рынку самому достичь равновесия. При этом акции «Харпер» не упадут в цене. Для этого мы слишком сильны. Кроме того, активная скупка заставит акции даже подскочить в цене.
   На другой стороне приемника воцарилось грозовое молчание. Наконец Билл заговорил:
   – Соедините меня со Стеф на минутку, хорошо?
   – Он хочет еще раз поговорить с тобой, – сообщил Грег трепещущей Стефани, на мгновение прервав связь с Сиднеем. – Ты ведь поддержишь меня, дорогая, а? – Он ласково улыбнулся ей.
   – Грег… я… – Стефани была совершенно уверена, что он ошибался, ошибался глупо и нелепо, принимая такое решение исключительно для того, чтобы пойти наперекор ей и Биллу, и доказать, что его слово тоже что-нибудь да значит. – Все не так просто, – выдавила она наконец. – Если наши акции…
   – Я хочу, чтобы ты поддержала меня, Стеф, – перебил он ее. Голос его по-прежнему оставался ровным и приятным, но лицо посуровело, а во взгляде проглянула угроза. – Иначе…
   – Ох, Грег… – жалобно простонала она, и Грег понял, что победил. Он тут же переключил радиопередатчик на Билла, который, не веря своим ушам, в немом изумлении выслушал сбивчивые указания Стефани о том, что поступить следует так, как предлагает Грег. Его протест был недвусмысленно отклонен, и в довершение всего он был еще и вынужден, скрипя зубами, выслушать целую лекцию от Грега насчет внутренних механизмов фондовой биржи и важности умения рисковать в бизнесе.
   Но в конце концов у Билла не осталось иного выхода, кроме как подчиниться. Несмотря на всю свою значимость для Стефани, он был всего лишь наемным работником, пусть даже и директором-распорядителем, тогда как она являлась владелицей и председателем совета директоров компании. Так что, если таково ее желание – если оно действительно было таковым, – ему не оставалось ничего иного, кроме как выполнить его. Что Билл и сделал, но оно стало одним из самых трудных в его деловой практике. Потому что, хотя теоретически Грег мог оказаться прав, Билл, подобно Стефани, нутром чуял, что консервативный метод был бы куда выгоднее.
   Не прошло и суток, как он был отомщен за свое согласие. Когда акции вышли на рынок в количестве, которого никто не ожидал, их появление, вкупе с естественной нервной возбудимостью фондовой биржи, привело к стремительному развитию кризиса доверия к их компании. Остальные инвесторы ударились в панику и поспешили избавиться от акций «Харпер Майнинг», так что их курс начал падать, правда, на короткое время. Постепенно безупречный имидж корпорации взял свое, и акции, при помощи надлежащих действий третьей стороны по скупке, которые Билл благоразумно организовал по собственной инициативе, устояли и пошли вверх. Тем не менее компанию здорово потрясло, чего у Билла не случалось еще ни разу за всю его карьеру предпринимателя. Кроме того, она понесла весьма существенные убытки: были потеряны время, деньги и, самое плохое, была испорчена безупречная деловая репутация, восстанавливать которую предстояло очень долго. При таких потерях Билл с радостью предпочел бы ошибиться в своих прогнозах.
   Когда новости об этом достигли Эдема, Биллу не было нужды растолковывать их Стефани. Обладая многолетним опытом, она и сама могла осмыслить их до мельчайших подробностей. Потеря капитала и лица причинила ей почти физическую боль – за те годы, что она проработала в ней, корпорация стала очень дорога ей, и ущерб, причиненный ей, она восприняла как личную трагедию. Но еще сильнее она переживала из-за того, что лицо потерял и Грег, приняв скороспелое решение и стремясь не столько принести пользу, сколько произвести впечатление. Но она была не в состоянии злиться на него, даже сознавая, что его промах поставил под угрозу их будущее. Зато Грегу хватило совести разозлиться и на нее, и на Билла, и на всех остальных, за исключением себя самого.
   – Ты так и не ввела меня в курс дела! – разбушевался он, когда дурные вести достигли Эдема. – Ты просто забилась в угол, словно испуганная мышь, и ничего мне толком не объяснила! А этот твой Макмастер – должно быть, он что-то напутал там, в Сиднее, раз все обернулось из рук вон плохо. Из-за него мы потеряли чертову кучу денег. Господи! Вот что, Стефани, так дальше продолжаться не может. У меня должны быть развязаны руки. У меня складывается впечатление, будто я боксирую одной рукой, а вторая привязана у меня за спиной. Когда мы вернемся, все должны понять, что у меня – серьезные намерения, и ты должна показать им, что я шутить не склонен!
   Даже не глянув в сторону ошеломленной Стефани, Грег в бешенстве отправился на поиски Джилли – он знал, что там его ждет теплый прием, в отличие от Стефани с ее виноватым взглядом покорной коровы. Вместе с Джилли они отправятся прокатиться по окрестностям на лендровере, якобы для того, чтобы полюбоваться видами дикой природы, а на самом деле для того, чтобы в который раз обсудить основополагающий для обоих вопрос: что им делать дальше? Джилли испытывала к Грегу столь глубокое и поистине маниакальное влечение, коего доселе не вызывал у нее ни один мужчина. Не будь она так ослеплена своими чувствами, то наверняка заметила бы, что Грег проявляет лицемерие и неискренность, строя планы на их совместное будущее. Много, очень много горя и страданий можно было бы предотвратить, если бы она вовремя сообразила, что в голове у Грега панически вертится один-единственный вопрос: «Что мне делать?» – и что он стремительно приближается к той черте, за которой куда более сильные и крепкие мужчины начинали совершать непростительные и ужасные поступки.
//-- * * * --//
   – Вот он! – Яркий луч поискового прожектора разрезал тропическую ночь. Пойманный им огромный крокодил на мгновение замер, но потом, рванувшись всем телом, свалился с берега и скользнул в воду. Тяжелое копье лишь оцарапало его шкуру, а сам он уже скрылся из виду.
   – Мы его потеряли, мерзавца этакого!
   Охота на крокодилов была в самом разгаре. В большом каноэ, нагруженном охотничьими принадлежностями, находились проводник Джо Ридер, его сын Мальк и абориген по имени Денни. Стефани в самый последний момент передумала участвовать в ловле, но Грег и Джилли не отказались и сейчас сидели позади троих охотников.
   – Опять! Вон там! Достань его, Мальк.
   Прожектор высветил еще одного крокодила, скользящего в мутной воде. Держа копье наготове, Мальк швырнул его и угодил аллигатору в бок. Смертельно раненный, крокодил забился в агонии, разевая пасть и пытаясь вырвать гарпун своими жуткими клыками.
   Завидев, как сверкнули белые и острые как бритва зубы, Грег ощутил прилив возбуждения, подобного тому, который он испытывал, когда они с Джилли занимались любовью. И без того уже взбудораженный опасной охотой, при виде исполинских размеров чудовища он распалился еще сильнее, опьяненный его жестокостью и его невероятной жаждой убийства. И теперь он подался вперед, напряженно глядя туда, где, повинуясь коротким командам Ридера, его помощники набросили петлю на челюсти крокодила. Но даже при этом борьба была еще далеко не окончена. Тварь взмахнула хвостом, явно целясь в Малька. И лишь молниеносное вмешательство Денни, проворно подставившего под удар тяжелый шест, спасло парня от смерти.
   – Го-о-осподи Иисусе! – в ужасе прошептал Грег. Ридер только насмешливо фыркнул.
   – Да, этот гребнистый людоед может сожрать что угодно, даже его, – сказал он, с любовью глядя на сына, который вместе с остальными занимался тем, что вытаскивал крокодила из воды и привязывал его к длинной доске. – Главным образом, он ест рыбу. Но не побрезгует и крабами, кенгуру, домашним скотом и даже буйволами. А еще людьми. Они готовы наброситься на кого угодно, когда голодны. А в этом сезоне у них повальный голод. Нападения крокодилов в этом году участились настолько, что это нам теперь грозит исчезновение, а не им.
   Грег задумчиво кивнул.
   – Этот готов, отец. Будем ловить еще?
   Ридер вопросительно взглянул на Грега:
   – Ну как, на сегодня хватит или вы желаете заарканить еще одного?
   Грег перевел взгляд на Джилли – глаза ее сверкали, и он почувствовал, какое напряжение и возбуждение она испытывает.
   – Почему бы нет? – жизнерадостно отозвался он. – Почему бы и нет?
//-- * * * --//
   А в лагере, лежа на походной кровати, Стефани не находила себе места. Куда же они запропастились? Она не сожалела о внезапном решении оставить Эдем и отправиться на сафари в пойму Аллигаторовой реки. Грег и Джилли были полны энтузиазма, который захватил и ее. Кроме того, она надеялась, что приключение заставит Грега забыть о своей первой неудачной попытке порулить компанией «Харпер Майнинг», и он вновь улыбнется ей и станет милым и заботливым – ей отчаянно хотелось угодить ему. Несмотря на все свои тревоги, она получила удовольствие и от поездки, и от жизни в лагере на расчищенном берегу рядом с соленым устьем широкой реки, окруженным со всех сторон густыми зарослями кустарника. В общем-то, она любила кочевую жизнь, любила ночевать под открытым небом, купаться в реке, развешивать белье для просушки на импровизированной веревке и вести домашнее хозяйство на природе. После выжженной солнцем пустынной местности вокруг Эдема, парковый заповедник Какаду являл собой разительный контраст со своими прибрежными болотами, эвкалиптовыми лесами, причудливыми вертикальными обнажениями песчаника и девственными лагунами, покой которых с начала времен нарушали одни лишь крокодилы.
   Но вот убийство животных… это она ненавидела. Доставшаяся ей от матери доброта побуждала ее подбирать и защищать любое брошенное на произвол судьбы создание, и ее естество инстинктивно восставало против их убийства. Восхищение же, которое вызывала у Грега охота на гигантских рептилий и их смерть, позволило ей заглянуть в такие мрачные глубины его души, что ей становилось страшно при одной только мысли об этом. О господи, что же ей делать?
//-- * * * --//
   Наконец она услышала, что они возвращаются. Она поспешила им навстречу, и тут же из тени молча вынырнул Крис и подошел к берегу, чтобы помочь привязать каноэ и выгрузить добычу. Ридер же радостно приветствовал ее:
   – Миссис Марсден! Идите и взгляните на то место, где один из них прокусил нам борт. И едва не сожрал при этом моего сына и наследника!
   Из каноэ тем временем выгружали одного крокодила за другим. Стефани с содроганием отметила, какие они все огромные.
   – Вы полагаете, что это большие? Здесь есть один гребнистый крокодил, которого прозвали Джинди Бару. Не советую встретиться с ним темной ночью! Семьдесят лет от роду, двадцать футов в длину – я гоняюсь за ним уже много лет. Говорят, он съел уже семерых.
   – Джо, – слабым голосом запротестовала Стефани, – от ваших рассказов у меня мурашки бегут по телу.
   – С тобой все будет в порядке, дорогая. – К ним присоединился Грег, настроение которого после ночной охоты заметно улучшилось. – Я позабочусь о тебе.
   – Но вы все-таки будьте поосторожнее, – предостерег его Ридер. – Станете чересчур самоуверенным – и окажетесь у крокодила в брюхе.
   – Грег, дорогой. – Стефани сделала глубокий вдох. – Давай больше не будем убивать… пожалуйста… ладно?
   Грег улыбнулся:
   – Не волнуйся, Стеф. Я придумаю нам развлечение получше.
//-- * * * --//
   В сумерках того же дня Стефани, прижимая к груди кинокамеру, сидела на носу каноэ, которое пробиралось через болота. Она испытывала настоящее блаженство и была на седьмом небе от счастья. Грег все-таки любит ее. Он устроил эту прогулку не для того, чтобы охотиться на аллигаторов, а чтобы снять великолепный закат. Он решил взять ее с собой, несмотря на возражения Ридера. Стефани слышала, как Грег спорил с ним, и тот яростно протестовал против намерения Грега править лодкой, в то время как вот-вот должно было стемнеть. Затем он разозлился на Криса, который должен был подготовить каноэ. Каким-то загадочным образом абориген попросту проигнорировал распоряжение Грега, что выяснилось только тогда, когда отправляться в путь было уже почти поздно. Но Грег сумел уговорить обоих.
   Солнце садилось в зареве желтого, оранжевого и коричневого пламени, пылающего на горизонте. Деревья по обеим сторонам, силуэты которых четко вырисовывались на фоне мрачного неба, выглядели грозными великанами, зловещими и злобными. За спиной Стефани в лодке вздрагивала от страха Джилли. Ее настолько сильно влекло к Грегу, что она не переставала изумляться тому, что Стефани до сих пор ничего не заметила. Так дальше продолжаться не может, в отчаянии думала она, метнув взгляд на Грега, который сидел на корме, управляя рулевым веслом. Он скользнул по ней невыразительным взглядом, погруженный в собственные мысли.
   Узкая протока стала шире, когда они вошли в широкую лагуну. Темная мутная вода, подобно маслу, неслышно расступалась перед носом лодки. Виднеющиеся тут и там неподвижные силуэты обозначали присутствие зловещих обитателей устья. Время от времени приподнималось тяжелое веко на закрытом пленкой глазу – свидетельство того, что внутри силуэтов тлеет жизнь. Но Стефани не замечала ничего вокруг, она пристально всматривалась в линию горизонта и далекие очертания деревьев. Разрыв в их череде стал естественным обрамлением буйства закатных красок, ежеминутно меняющихся в фантастическом калейдоскопе цветов.
   – Нет, вы только посмотрите! Взгляните вон туда. Мы не могли бы остановиться здесь, Грег? – Стефани в волнении потянулась за своей камерой и, когда каноэ остановилось, быстро прицелилась видоискателем в сверкающий закат. Восторженно воскликнув что-то, она встала во весь рост, чтобы запечатлеть особенно захватывающий кадр.
   – Ох, дорогой, какая прелесть, какая потрясающая красота… – Она не услышала, как Грег встал со своего места, прошел мимо Джилли и шагнул к ней, остановившись у нее за спиной. И вдруг внимание Стефани привлекло легкое движение в воде.
   – Грег! О боже, это же крокодил! Какой огромный! Наверное, это – тот самый Джинди Бару, о котором рассказывал Ридер!
   Жуткая рептилия направлялась прямиком к каноэ, вперив в нее бесстрастный взгляд блестящих черных глаз.
   – Грег… – Стефани едва успела обернуться, как уже в следующий миг ощутила сильный толчок между лопаток. Перелетев через борт, она с шумом рухнула в воду, подняв фонтан брызг, и камнем пошла на дно.
   Ее охватила паника. Беспорядочно размахивая руками и ногами, она глотнула воды вместо воздуха и почувствовала, как сжались у нее легкие. Но женщина все-таки сумела вынырнуть на поверхность и дико закричала.
   – Грег!
   До нее донесся другой женский вопль, жестоким эхом вторящий ее собственному: – Стеф! Стеф! Стеф!
   Захлебываясь собственным криком, Стефани отчаянно рванулась к лодке. Она видела, что на носу в неподвижности застыл Грег, пребывая в странном возбуждении, с горящими бледным огнем глазами, чего она никогда не замечала в нем ранее. В этот миг она поняла по его лицу, что творится в его душе и какую судьбу он ей уготовил.
   – Джилли… Джилли, помоги мне! – Она обратила взор на подругу, которая, охваченная ужасом, беспомощно сидела посередине лодки.
   Крокодил схватил ее сзади, сомкнув гигантские челюсти на ее руке и плече. Его зубы пробороздили ей одну сторону лица и шеи, и кровь хлынула из зияющих ран.
   – А-а-а! – Широко раскрыв глаза, Стефани медленно скрылась под водой в фонтане кровавой пены, куда утянула ее гигантская рептилия.
   Внезапно Джилли высвободилась из парализующих объятий ужаса. Вскочив на ноги, она мертвой хваткой вцепилась в Грега:
   – Грег, ради всего святого! Она ведь не умеет плавать!
   Но Грег даже не шелохнулся. Джилли в отчаянии схватила лежавший в каноэ шест и перегнулась через борт, тыкая им рептилию туда, куда могла дотянуться. Всхлипывая и ругаясь, она сражалась за жизнь Стефани, пока не почувствовала руку Грега на своем плече. Он отшвырнул ее на дно лодки, вырвал у нее из рук шест и кинул его за борт. Затем он спокойно взял в руки ружье и хладнокровно развернулся лицом к воде.
   Крепко сжав жертву челюстями, крокодил трепал тело Стефани из стороны в сторону. Ее голые ноги летали по воздуху, словно водоросли, окровавленное лицо время от времени показывалось из воды, как у выходца с того света, а в глазах застыли нечеловеческая мука и боль. Крики ее становились все глуше, а отчаянные взмахи и рывки – все слабее. Наконец, повинуясь заложенному в нем инстинкту, крокодил увлек ее на дно. Когда погас последний луч заката, вспыхнув напоследок алым светом, Стефани скрылась из виду в водовороте взбаламученной грязи и крови. Все было кончено. Тьма накрыла воду и сушу. Грег неторопливо повернулся и опустошил магазин ружья, выстрелив в воздух.
//-- * * * --//
   – Ах ты, подонок! – В лагере Ридер плакал от ярости. – Чертовы любители, я же предупреждал вас…
   – Ридер, я потерял свою жену! – По возвращении Грег быстро поднял тревогу. – Мы лишь напрасно теряем время. Она может быть еще жива. Что мы можем сделать?
   – Вызови Дарвин по радио. Но спасатели доберутся сюда не раньше утра. Жива? Если ты действительно любишь свою жену, приятель, – Ридер умолк, тяжело дыша, – то молись о том, чтобы она умерла поскорее.
   В ночной тиши не было слышно ни единого звука или шороха, и лишь в буйных зарослях полыхал священный костер, разведенный Крисом, пламя которого должно было привлечь и согреть дух Стефани, где бы он сейчас ни странствовал.

Глава пятая

   На следующий день солнце взошло с трудом, будто нехотя, казалось, оно было умыто кровью и смутно просвечивало сквозь тяжелые клубы тумана, поднимавшегося над болотами. Ридер со своими охотниками встали еще до рассвета и занялись подготовкой лодок и прочего снаряжения для поисков. Им предстояла совсем другая охота, лишенная какого-либо удовольствия или возбуждения. Все обитателей лагеря, за исключением двоих, мрачно покорились необходимости проявлять активность. В своей палатке ничком лежала Джилли – она почти беспрестанно плакала, кричала и разговаривала сама с собой с тех самых пор, как Грег привез ее обратно минувшим вечером, и потому явно была не в состоянии присоединиться к поисковой группе. Крис, несмотря на открытые угрозы и оскорбления со стороны Ридера и Грега, не поддавался на уговоры оставить свой костер, который он разжег ночью, и с непроницаемым видом сидел перед ним на корточках, подбрасывая в него веточки, чтобы тот не погас.
   Едва только первые лучи рассвета забрезжили на угольно-черном небосводе, Грег с небольшой группой выступил на поиски. Ему не терпелось отправиться на разведку, и он не желал слушать ничьих возражений.
   – Ты должен быть здесь, когда прибудут спасатели, – уговаривал его Ридер. – Ты должен показать им точное место, где произошел несчастный случай, чтобы они могли определить зону поиска.
   – Ридер, я хочу первым найти свою жену, – заявил ему Грег с таким чувством, что Ридер ни на миг не усомнился в его искренности. – Ты сам расскажешь им о том, откуда надо начинать. Я буду стрелять в воздух из ружья через равные промежутки времени, чтобы дать тебе ориентир, куда двигаться. Я не могу сидеть сложа руки, понимаешь?
   На том они и порешили. Ридер сочувствовал Грегу, даже несмотря на свою уверенность в том, что тот сам навлек несчастье на свою голову. А еще он был вынужден признать, что сидеть в лагере, ожидая, пока рейнджеры Национального парка Какаду, поисковые команды и добровольцы небольшими группами и поодиночке прибудут к месту сбора, было действительно попросту невыносимо. Кроме того, постоянные причитания и завывания той женщины, а также угрюмое безмолвное бдение чернокожего малого способны были свести с ума кого угодно. Ежась от холода, удрученный Ридер подумал, что Грег извлек наибольшую выгоду из их нынешнего положения, но это не вызывало у Джо никакой зависти.
   День был уже в самом разгаре, когда власти в Дарвине смогли оказать сколь-нибудь существенную помощь тем, кто оказался в этом богом забытом уголке.
   К полудню Грег вернулся, прочесав лагуну, в которой исчезла Стефани, и всю прилегающую местность. Он был неимоверно грязным и валился с ног от усталости, а на встревоженный вопрос Ридера ответил лишь безнадежным пожатием плеч. Руководитель поисковой группы нисколько не сочувствовал человеку, чье вопиющее дилетантство привело к смерти женщины, о чем ему в подробностях рассказал Ридер. Но он не видел смысла и в том, чтобы добивать лежачего, и потому его общение с Грегом свелось к скупым расспросам относительно точного местонахождения лодки в тот момент, когда Стефани упала за борт. Тем временем злой и всем недовольный Грег отправился передать сообщение по радио, которое откладывал до последнего момента.
//-- * * * --//
   – Билл! Билл! Что-то случилось?
   Воскресенье давно стало самым любимым и ожидаемым днем в семействе Макмастеров. Все знали, что «Харпер Майнинг» отнимает у Билла все рабочее время, зачастую прихватывая вечер и даже часть субботы, но воскресенье было неприкосновенным, оставаясь домашним праздником, непреложность которого была для Билла свята, тем более что его семья, в сущности, была совсем маленькой. Не считая самого Билла и его супруги Рины, третьим ее членом был их горячо любимый сын – юный Том.
   Рина заподозрила неладное, когда Том вбежал на кухню в гордом одиночестве. Обед был уже почти готов, а сын обладал здоровым мальчишеским аппетитом, но обыкновенно ничто не могло заставить его по доброй воле оторваться от отца. Том боготворил Билла и не отходил от него ни на шаг. Посему он просто обязан был воспользоваться воскресеньем по максимуму, дабы запастись общением с ним на всю предстоящую неделю.
   Рина обнаружила Билла сидящим неподвижно на диване в гостиной. Телефонная трубка негромко пикала у него в руке. Она подбежала к нему, подхватила трубку, прежде чем та упала на пол, и вернула ее на аппарат. Лицо его посерело, а в глазах стояли слезы ужаса. Рина еще никогда не видела мужа в таком состоянии и, хотя все родные были рядом, живые и здоровые, в сердце к ней закрался неосознанный страх.
   – Что… случилось? – выдохнула она, схватив его за руку, чтобы приободрить и утешить. Билл, кажется, начал понемногу приходить в себя и взглянул на нее так, словно увидел впервые в жизни.
   – Ты не поверишь, – оцепенело пробормотал он и с силой потер лицо ладонями, вытирая слезы. – Ты не поверишь…
   – Ох, Билл, скажи мне… что? что?
   Но Билл так и остался сидеть, словно внезапно оглох, качая головой и тупо повторяя одну и ту же фразу:
   – Ты не поверишь, когда узнаешь… ты не поверишь…
//-- * * * --//
   Только на второй день на место трагедии удалось доставить глиссеры. Если не считать медлительных плоскодонок, это были единственные суда, на которых можно было передвигаться по заиленной воде, и у Ридера полегчало на сердце, когда он увидел, как эти грациозные галеоны двадцатого века скользят по болотам. Настроение у него несколько улучшилось от одного вида умелых пилотов-операторов, слух которых от рева мощных двигателей защищали толстые наушники, – если кто-нибудь и сможет найти ее, так только они. Кроме того, из «Харпер Майнинг» сегодня должна была прибыть какая-то большая шишка, дабы возглавить спасательную операцию, да и с других территорий края должны подтянуться еще люди. «В общем, надежда остается, – подумал он. – Я еще не сдался».
   Он почувствовал себя еще лучше, когда Грег занялся «той женщиной», как он про себя окрестил Джилли. Он не знал, что именно у них произошло, но вчера вечером после заката, когда поиски пришлось прекратить, Грег вошел к ней в палатку с бутылкой, а когда вышел оттуда спустя некоторое время, то ее безумные вопли прекратились впервые за последние двадцать четыре часа. «Хорошая работа, приятель», – сказал Джо Грегу, но тот лишь отмахнулся и ушел. «Что ж, это вполне естественно», – философски подумал про себя Ридер. Правда, немного погодя Грег сменил гнев на милость и уведомил его, что собирается отправить отсюда Джилли первым же самолетом, после того как ее супруг вернется в Сидней, или же Филипп сам приедет в Дарвин, чтобы забрать ее.
   – Она даже не в состоянии сейчас переставлять ноги без посторонней помощи, – потихоньку сообщил Ридер своему сыну Мальку. – Так что чем быстрее он отправит ее отсюда, тем лучше.
   День казался бесконечным. Глиссеры ходили кругами вокруг места трагедии, с каждым разом расширяя зону поисков, но пока так ничего и не обнаружили. Ридер, которому вконец осточертело торчать в лагере, отрядил сына занять место в качестве координатора поисковых работ, а сам отправился с одной из групп, которая возвращалась на розыски после недолгого отдыха. Несколько часов они медленно продвигались вперед, заглядывая под каждую корягу, проверяя каждый омут длинными шестами, бродя по мелководью, переворачивая каждое бревно и каждый листочек. Ничего. Солнце клонилось к закату, а вместе с ним с каждой минутой таяла и уверенность Ридера. И когда на смену красочного заката, озаряющего полнеба, следующего после того фатального, на съемку которого отправилась несчастная Стефани, пришла тьма, Ридер сдался. Вернувшись в лагерь, он встретил Грега, отправляющегося на поиски с очередной командой. Ни один из них даже не подумал о чем-либо спросить другого. В глубине души оба понимали, что надежда умерла.
   – Значит, это конец, папа? – спросил Мальк, которому Ридер излил душу.
   – Для бедняжки – да, несомненно, – угрюмо отозвался тот. – Продолжать поиски нет смысла. То, что они теперь ищут, уже нельзя назвать женщиной – это будут останки… или кости.
//-- * * * --//
   Предрассветный туман низко клубился над рекой, расползаясь меж деревьев. Хрипло закричала спросонья какая-то пичуга. Полускрытая клочьями тумана, чья-то фигура пробиралась по заболоченной местности на плоскодонке, отталкиваясь шестом от илистого дна. Дейв Уэллс, старатель и волк-одиночка, вот уже много лет жил отшельником в этих краях. Гости никогда не беспокоили его. Он просто хоронился, выжидая, пока они не отбудут восвояси. Но теперь он отправился на промысел, прихватив с собой охотничье снаряжение и рыболовные снасти, валяющиеся всегда на дне лодки.
   Вдруг на дальнем берегу его внимание привлекло какое-то красное пятно, выделяющееся на фоне коричневой глины. Изменив курс, чтобы подойти поближе, он услышал впереди тяжелый всплеск и заметил, как в воду скользнул большой крокодил, у которого явно проснулся интерес к тому же самому предмету. Подплыв ближе, Дейв разглядел небольшой холмик, покрытый грязным илом реки с ярко-алыми потеками, а поблизости, к своему ужасу, виднелось нечто, похожее на человеческую руку. К этому же месту и примерно с такой же скоростью приближался и крокодил. Удвоив усилия, старик первым добрался до неподвижного тела. Это была женщина, в которой с трудом можно было распознать человеческое существо. Она лежала лицом вниз на мелководье, откинув в сторону руку со скрюченными пальцами, впившимися в ил в том месте, где она выбиралась из воды, прежде чем потерять сознание.
   Дейв в отчаянии принялся вытаскивать ее из ила, который уже начал засасывать ее тело, напрягая свои жилистые мышцы, и наконец освободил ее из вязкого плена.
   – А ты сегодня обойдешься без завтрака! – заорал он крокодилу, который уже выбрался на узкую полоску берега и, переваливаясь, заковылял к ним. Задыхаясь, старик с трудом перевалил женщину через борт и, прыгнув следом в лодку, оттолкнулся шестом от берега.
   – Не волнуйся, девочка, – обратился он к неподвижной фигуре. – Старый Дейв знает что делает. С тобой все будет в порядке.
   – Ну, поехали! – Дейв балагурил всю дорогу до своей хижины, притаившейся в самом сердце этого всеми забытого края, хотя и не мог сказать со всей определенностью, жива его находка или нет. Только после того как он с трудом затащил ее внутрь и осторожно срезал обрывки одежды, все еще висевшей лохмотьями вокруг ее тела, он начал лелеять слабую надежду, что она не мертва. По мере того как разгорался день и восходящее солнце согревало его хижину, тело женщины утратило свой мертвенный холод, и он нащупал у нее на запястье едва уловимый пульс. Дейв удовлетворенно сдвинул на затылок потрепанную шляпу. Она жива. Вот и хорошо.
   Выпрямившись, он взял с полки фонарь «летучая мышь», зажег его и подвесил на потолочной балке прямо над кроватью, на которой лежала женщина. При его золотистом свете он отыскал старую жестянку, открыл ее и выудил оттуда кетгут и большущую иглу. Несколько мгновений он молча всматривался в женщину, и в его проницательных голубых глазах светилась жалость. Затем он принялся за дело. Лучше закончить его прямо сейчас, пока она пребывает без сознания. Наклонившись, он бережно и с величайшей осторожностью стал сшивать вместе ошметки порванной и изуродованной кожи.
   – А-а-а! – Она вздрогнула, застонала и вскинула руку, чтобы схватить его за плечо. Дейв, не обращая на это внимания, продолжал заниматься своим делом.
   – Держись, девочка, держись, – шептал он. – Осталось немного. Старина Дейв все сделает как надо, не волнуйся.
   Наконец дело было сделано. Усевшись, он потер уставшие глаза. Затем поднялся, сунул руку в кувшин подле кровати и щедро смазал ее раны густой желтой мазью. Задолго до того как он закончил, она вновь провалилась в беспамятство. Позволив мази высохнуть, он осторожно укрыл ее, по-матерински подоткнув одеяло, и еще долго сидел рядом, пока и его не сморил сон.

   Стефани так никогда и не узнала, сколько времени провела на грани между жизнью и смертью, то выныривая из беспамятства, то вновь проваливаясь в него в тумане боли. Далеко не сразу она сообразила, что чья-то жилистая рука осторожно поддерживает ей голову, поднося ко рту питье, а потом разглядела и исполненное доброты лицо, которое время от времени появлялось перед ее взором, и ощутила рядом с собой чье-то надежное присутствие, не покидавшее ее ни днем, ни ночью. Когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела захламленную жалкую обитель, крышу, низко нависающую над головой, и старика, сидевшего рядом с нею, в глазах которого светилось сострадание.
   – Как ты себя чувствуешь, девочка? – негромко спросил он. – Рад, что ты очнулась. Я не был уверен, что ты выкарабкаешься. Меня зовут Дейв Уэллс. Пожалуй, это все, что тебе нужно знать сейчас. Вот, глотни капельку и отдыхай.

   Дни шли за днями, и он понемногу посвящал ее в ход произошедших событий, большинство из которых она никак не могла связать воедино, потому что в памяти у нее зияли провалы и она просто не знала, кто она такая и что с нею сталось.
   – Я вытащил тебя из реки чуть больше недели назад. Это просто чудо, что ты осталась жива. У этих старых крокодилов-здоровяков есть привычка прикапывать свою добычу, перед тем как съесть ее, и, если бы я не выхватил тебя у него из кладовки, тебя бы здесь не было и рассказывать об этом мне было бы некому… У тебя сломана челюсть, поэтому не пытайся говорить. Молчи, и тогда все заживет. Эту истину я узнал на своей шкуре, когда работал на опаловых рудниках в Кубер-Педи, много лет назад… а теперь сделай глоточек ради старого Дейва, вот так…
   Мало-помалу силы возвращались к ней, однако сознание и память все еще отказывались восстанавливаться. Как-то раз она нашла в себе достаточно сил, чтобы осмотреть себя, и обнаружила, что одета в мужские рубашку и штаны.
   – Это – моя одежда, – пояснил Дейв. – От твоей остались одни лохмотья. Я сохранил их, чтобы ты могла вспомнить о том, кто ты такая.
   Но вид перепачканных засохшей грязью и кровью обрывков ткани ничего не говорил ей.
   – Ты не хотела бы немного пройтись?
   Боль стала ее постоянной спутницей. Медленно, опираясь на сильную загорелую руку старого Дейва, она вновь училась ходить. По ночам, лежа в постели, она ощупывала кончиками пальцев свои затянувшиеся раны – шрамы на лице, шее и горле, корочку подсохшей крови на боку, уродливые разрывы на плече и груди, жуткие рубцы на бедре. Дейв подбадривал ее как только мог.
   – Ты выздоравливаешь, девочка, – уверял он ее. – У тебя крепкий организм. А у меня есть отвар для заживления ран, рецепт которого подсказал мне мой приятель-абориген. Он делает его из глины и цветов. Пованивает маленько, зато действует безотказно. Видишь, воспалений нет нигде.
   Как-то раз Дейв появился у ее кровати весьма довольный собой и одарил ее лукавой улыбкой.
   – Сегодня я еду в город, – сообщил он ей, – в это скопище трущоб, что дальше по дороге. Надо купить тебе какую-нибудь одежду. Мы уже скоро поставим тебя на ноги. Чем скорее ты выздоровеешь, тем быстрее сможешь связаться с семьей и друзьями. А теперь ни о чем не беспокойся. Я отлучусь на несколько часов. Вернусь до наступления темноты.
   После того как Дейв ушел, она долго лежала на кровати, ломая голову над тем, что означали его слова. Семья? Друзья? Почему ей становится страшно от этих слов и единственным безопасным местом ей кажется эта жалкая хижина? Откуда она родом? Кто она вообще такая? «А ведь я даже не знаю, как выгляжу», – с глухим отчаянием думала она. В хижине Дейва не было ничего похожего на зеркало. «Кто я?» – молоточками стучало у нее в висках.
   В конце концов, утомленная мрачными мыслями, она решила попробовать встать. Скоро вернется Дейв. Она наберет в чайник воды из бочки снаружи, как часто делал он, и вскипятит ее, чтобы вместе выпить горячего напитка после его возвращения. Еле-еле переставляя ноги, она взяла чайник и медленно пошла к двери. Замерев на пороге, она почувствовала, как ее израненная душа оживает при виде чудесного летнего дня. Солнце карабкалось по безоблачному небосклону, на деревьях перекликались птицы, и маленькое убежище Дейва представлялось ей раем на земле. Позволив первому робкому лучику надежды проникнуть в свое сердце, Стефани вышла из хижины и направилась к бочке с водой, стоявшей на углу под грубым водостоком. Наклонившись, она окунула в нее чайник, чтобы наполнить его, и гладкая поверхность пошла рябью.
   И тут, в этих сверкающих бликами кругах на воде, она вдруг увидела свое расплывчатое отражение. Из глубины на нее смотрело незнакомое изуродованное лицо, и в душе у нее зашевелился леденящий ужас. Неужели это она? Нет, она не может выглядеть так! Она заставила себя успокоиться, вцепившись в края бочки с такой силой, что костяшки пальцев у нее побелели, и стала ждать, пока вода успокоится. Нет, ошибки быть не могло. В неподвижной поверхности отражалось ее собственное лицо, изуродованное до безобразия. Острые зубы крокодила пробороздили одну сторону ее головы, в клочья разорвав плоть, которая теперь подживала крупными красными струпьями. Злая ирония судьбы заключалась в том, что другая сторона лица ничуть не пострадала, так что один ее профиль выглядел как будто издевательской карикатурой на другой. На поврежденной стороне веко и уголок рта безжизненно поникли, словно в результате апоплексического удара. Перед нею дрожало лицо незнакомки, старухи, ведьмы…
   – Н-е-е-ет! – Крик Стефани диким эхом прокатился по бушу. Птицы сорвались с веток и взмыли в воздух, встревоженно крича и хлопая крыльями, а мелкое зверье стремглав разбежалось по норам и укрытиям, настолько страшен был этот нечеловеческий вопль.
   – Нет, нет, нет!
   В ней восстало безумное отчаяние и накрыло ее с головой.
   Спустя несколько часов, вернувшись домой, Дейв нашел ее тут же, у бочки с водой. Она сидела на корточках, обхватив голову руками, и бессвязно что-то бормотала. Мягко, но решительно он поднял ее на ноги и отвел обратно в хижину, где уложил на кровать, накрыл одеялом, а сам присел рядом.
   – Вид у тебя неважный, девочка, знаю. Но с этим надо смириться, – начал он. – Все же взглянуть правде в глаза всегда лучше, чем тяготиться призрачной неизвестностью. Старый крокодил изрядно поработал над тобой. Но зато ты лишила его десерта. Ты осталась жива, хотя могла сейчас перевариваться в его брюхе. А это – уже кое-что. Ты выжила не просто так, а ради чего-то. Или ради кого-то. И теперь тебе предстоит выяснить, ради чего или кого именно.
   Лицо Дейва смутно замаячило перед нею в пучине отчаяния, поглотившей ее. Ради чего-то? Кого-то? Она произнесла хриплым, каркающим голосом:
   – Я даже не знаю, как меня зовут.
   – Но у тебя – кольцо на пальце. Ты наверняка замужем. В городе полно полиции. Лесничие кого-то ищут. Как мне кажется, тебя.
   – Ох, Дейв, мне страшно уходить отсюда. Я не знаю, куда пойти, не знаю, с чего начать.
   Дейв помолчал, прежде чем ответить, а когда наконец заговорил, то в голосе его зазвучали печальные нотки:
   – Не все сразу, девочка, не все сразу. Если хочешь, я дам тебе имя. Давным-давно, еще до того, как разочароваться в людях, я полюбил одну малышку из Маунт-Айзы. Она была дочерью владельца закусочной, и звали ее Тара. Дело в том, что ее мать видела в жизни одно-единственное кино, и оно называлось «Унесенные ветром». В общем, имя это пришлось мне по душе. Оно подходило ей. Словом… мы встречались, пока… в один ужасный день она не умчалась в Таунсвилл и не вышла там замуж за мясника! – Дейв хрипло рассмеялся, чтобы скрыть смущение. – Так что, если ты не возражаешь, я буду звать тебя Тарой!
   Она благодарно улыбнулась и сжала его руку.
   – И теперь мы должны начать действовать, Тара, – вернуть тебя в твой прошлый, реальный мир. Разумеется, здесь, со мной, ты была бы в безопасности до конца дней своих. Но ты пришла оттуда, – он энергично кивнул головой в сторону двери, – и именно там ты найдешь ответы на свои вопросы. Сегодня я совершил удачную вылазку – купил тебе кое-что из женской одежды вместо моих старых тряпок. – Он подошел к столу, на котором лежал узелок и, развернув его, извлек розовое платье, бюстгальтер, трусики, соломенную шляпу, шарф и даже туфли.
   – О, Дейв! Где ты достал все это?
   – Нашел, – ответил он и подмигнул ей, – на веревках в задних дворах и на стульях на крылечках. Понятное дело, с размером я мог и не угадать. Но ты хотя бы сможешь надеть это все, когда будешь в силах выйти в город сама.

   Неделей позже она стояла рядом с Дейвом на обочине грунтовой дороги, поджидая автопоезд, единственный вид транспорта в этой глуши. После долгих споров и обсуждений они с Дейвом выработали план. Странный и необъяснимый страх не позволял ей прямиком отправиться в ближайший городок и обратиться за помощью к полиции или лесничим. Она знала лишь, что должна уехать. Далеко. Что будет потом, она не знала. Но каким будет ее первый шаг, она уже поняла, и потому решила действовать не спеша. Солнце, висевшее в зените прямо над головой, палило нещадно, посему она была рада широкополой соломенной шляпе, которую раздобыл для нее Дейв. Вкупе с ее густыми волосами, зачесанными вперед, шляпа вполне успешно помогала скрыть ее изуродованное лицо. Неловкими движениями она разгладила мешковато сидящее на ней розовое платье и слегка сжалась, ощущая прикосновение чужого нижнего белья.
   – Вижу трейлер, – сказал Дейв. Его зоркий глаз различил на горизонте крошечное облачко красной пыли, свидетельствующее о приближении автопоезда. – Он подбросит тебя до Дарвина, а там ты уже сама разберешься, куда ехать дальше. – Он повернулся к ней, и на его обветренном лице заиграла слабая улыбка. Сунув руку за пазуху, он вытащил оттуда старую жестянку, похожую на коробочку из-под чая.
   – Держи, – небрежно проговорил он, протягивая ей жестянку. – Подарок от меня на прощание. В этой коробочке хранятся мои старые мечты, которым больше нет применения. Загляни внутрь.
   Она открыла жестянку. Внутри, на подкладке из грубой ваты, лежала горсть великолепных опалов. Самый маленький был размером с ноготь большого пальца, самый крупный – с кулачок младенца. Все они были первоклассными, чистейшей воды камнями.
   – Взгляни на цвет, – с гордостью сказал Дейв, – словно огонь в ночи. Эти опалы помогут тебе начать жизнь сначала.
   – О, Дейв… я не могу принять их.
   – Разумеется, можешь. Что мне с ними делать? Да, когда я только нашел их, то решил, что они станут моей страховкой в старости, а потому продал остальные, а самые лучшие сохранил. Но теперь, – он удовлетворенно улыбнулся, – они мне больше не нужны, девочка. У меня есть все что нужно. Я уже никуда не уеду отсюда. А тебе они очень пригодятся.
   Глаза у нее защипало от слез. Не в силах заговорить, она лишь кивнула в ответ.
   – И вот еще что, Тара, – выручи за них хорошие деньги, когда отвезешь их в Дарвин. Не дай себя облапошить!
   Автопоезд приближался, вздымая вокруг себя облака пыли. Дейв со старомодной галантностью снял свою потрепанную шляпу.
   – Ну что ж, прощай, Тара. Сделай мне одно одолжение, ладно? Если случайно встретишь кого-нибудь, кто разыскивает меня, не говори ему, где я нахожусь, хорошо? И никого не приводи сюда с собой. Уходя – уходи. Не оглядываясь назад и не задерживаясь, чтобы выпить на посошок. Договорились?
   – Договорились. – Она улыбнулась ему сквозь слезы.
   Автопоезд затормозил, обдав обоих тучей пыли.
   – Прощай, Дейв, – она с трудом сдерживала слезы. – И спасибо тебе.
   – Помни, Тара, – окликнул он ее на прощание. – У тебя есть что-то. Или кто-то. Ты найдешь их.
//-- * * * --//
   Водитель автопоезда с радостью согласился подвезти пассажирку, которая должна была избавить его от скуки в долгой дороге. Управление тяжелым монстром, особенно на сложных участках, требовало к себе полного внимания и сосредоточенности, но он успел метнуть на нее пару взглядов украдкой, и ему понравилось то, что он увидел. Садясь в кабину, она наклонила голову, стараясь скрыть от него изуродованную сторону лица, и надвинула шляпу пониже на лоб. И сейчас она сидела, повернув к нему свой чистый профиль, на котором проступила задумчивая грусть, смысла которой понять он не мог, как ни старался.
   – Что вы делаете в такой глуши одна? – полюбопытствовал он. – Ваша машина сломалась?
   Она кивнула.
   – Ну, на этот счет можете не беспокоиться, – великодушно заявил он. – Я доставлю вас до самого Дарвина. Я рад вашей компании. Особенно тому, что она – женская. – Ответа не последовало. Водитель, неоднократно добивавшийся успеха у прекрасного пола с помощью приема, который он именовал фронтальной атакой, воодушевился и продолжил натиск.
   – Мы можем славно поболтать, вы и я. До Дарвина путь неблизкий. А вы развеете скуку. – Он немного помолчал, после чего протянул руку и цепко стиснул ее бедро. – Мы с вами можем отлично провести время. И проведем его просто прекрасно.
   К его удивлению, мышцы ее под его рукой напряглись, обретя твердость стали. С нарочитой медлительностью она повернулась к нему. Чарующая улыбка так и застыла на его губах, когда он увидел изуродованную сторону ее лица. В душе у него схлестнулись стыд, раздражение и разочарование.
   – Значит, вперед до Дарвина – без остановок, – изрек он наконец.
//-- * * * --//
   В эту самую минуту на противоположном конце огромного острова, именуемого Австралией, в Сиднее, Билл Макмастер со скорбью в сердце прощался со Стефани Харпер. Едва узнав о несчастье, случившемся со Стефани, он тут же отдал команду всему персоналу корпорации «Харпер Майнинг», находящемуся в радиусе тысячи миль от места происшествия, немедленно прибыть туда для оказания помощи в ее поисках, после чего вылетел на север, чтобы самому возглавить спасательную операцию. Люди на лодках, каноэ, глиссерах обходили каждую протоку и лагуну. Поиски велись также в буше, в том радиусе, который только смогла бы преодолеть тяжело раненная женщина. Но никаких следов обнаружено не было.
   Терпеливо и послушно люди продолжали поиски до тех пор, пока не осталось и уголка, в который бы они не заглянули. Но даже тогда, вопреки здравому смыслу, когда надеяться уже можно было только на чудо, Билл приказал еще раз осмотреть те участки устья, которые накрывало приливом. Он был не из тех, кто опускает руки при первой же неудаче. Но в конце концов ему пришлось вернуться в Сидней, где без его непосредственного руководства корпорация просто не могла существовать. И уже здесь он продолжал получать неутешительные отчеты спасателей о том, что их поиски безуспешны. Именно в этот самый момент на его рабочем столе лежало последнее донесение. Прочитав его, он понял, что у него не осталось иного выхода, кроме как отдать приказ о свертывании спасательной операции.
   Он с горечью думал о Греге Марсдене, вспоминая свой приезд в лагерь, расположившийся на Аллигаторовой реке. От женщины нельзя было ожидать многого – он не винил Джилли в том, что она превратилась в бессловесную дрожащую развалину, не осуждал за ее внезапные ночные вопли, будоражащие весь лагерь, равно как и за внезапное молчание, последовавшее вслед за ними. А вот Марсден – то самоуверенный и агрессивный, то плаксивый и сентиментальный – вызывал у Билла настолько стойкую неприязнь, что он удивлялся самому себе, как на протяжении своего пребывания здесь сумел сдержаться и не избить его до потери памяти. «Что за мерзавец, – ворчал он себе под нос, чувствуя, как руки у него непроизвольно сжимаются в кулаки. – Ох, Стефани, почему ты выбрала именно его?»
   Затем встала еще одна задача: кто сообщит о трагедии Саре и Деннису. И Грег, что было вполне ожидаемо, счел, что Билл справится с этим лучше него. У Билла сердце выскакивало из груди, когда он вспоминал болезненную сцену: оба подростка понимали, что произошло нечто ужасное, раз их забрали из школы, но оба и представить себе не могли, что весть окажется настолько страшной. Слава богу, теперь это осталось позади, и Билл молился о том, чтобы на его долю больше никогда не выпадала подобная участь. Мысленно он вновь поклялся в однажды уже данном обете заменить отца двум осиротевшим подросткам, прекрасно понимая, что ожидать чего-то подобного от Грега не приходится, и сделал себе пометку отмечать их дни рождения, Рождество и прочие праздники с тем же размахом, который предпочитала их любящая мать Стефани.
   Стефани… Билл тяжело вздохнул. За прошедшие после ее гибели недели он оплакал ее с такой скорбью, с какой никогда не оплакивал даже Макса, который заслужил его уважение и восхищение, но так и не удостоился его любви. К своему удивлению, Билл обнаружил, что ему ужасно недостает высокой, веселой женщины с большими грустными глазами и открытой улыбкой. Кроме того, он скучал и по другой Стефани – профессионалу, деловой проницательной женщине, обладавшей интуитивным пониманием рынка и текущих дел «Харпер Майнинг». Но больше всего ему недоставало ее как личности – теплого, полного сил, преданного и верного человека. Что ж, она умерла, и теперь он должен отпустить ее, примириться с ее утратой, продолжая жить с вечной болью в груди. «Прощай, дорогая моя, – с бесконечной любовью подумал он, – я тебя не забуду. Никогда не забуду».
//-- * * * --//
   В аэропорту Дарвина служащего заинтриговала какая-то элегантно одетая женщина, неторопливо вошедшая в зал бронирования и оглядывающаяся по сторонам с таким видом, словно она выбирала, куда же ей полететь. В отличие от многих австралиек, она была в изящной шляпе с густой вуалью, полностью скрывавшей ее лицо. Она скованно приблизилась к его окошку, ступая неуверенно и осторожно, как человек, перенесший тяжелую операцию. «Может, поэтому она и носит вуаль», – мельком подумал он. Тем не менее было в ее облике нечто весьма и весьма привлекательное.
   Вот она замерла посреди зала, изучая расписание авиарейсов, а потом подошла к нему.
   – Билет до Таунсвилла, будьте добры. – Голос у нее оказался низким, с неожиданной хрипотцой.
   – Только в один конец или еще и обратный?
   Женщина заколебалась:
   – В одну сторону.
   Служащий застучал по клавишам своего компьютера, проверяя наличие свободных мест, после чего назвал стоимость билета.
   – Назовите, пожалуйста, ваши имя и фамилию.
   Последовала недолгая пауза. Женщина открыла сумочку, чтобы расплатиться, и, к своему изумлению, кассир увидел, что сумочка битком набита небрежно засунутыми в нее пачками долларов. Не замечая его пристального взгляда, она вскинула голову.
   – Тара Уэллс, – с гордостью ответила она.

Глава шестая

   Оказавшись в самолете, Тара Уэллс вздохнула с облегчением, сбросила с ног туфли, сунув их под сиденье впереди, и с закрытыми глазами откинулась на спинку кресла. Ей нисколечко не нравился ее образ таинственной незнакомки под вуалью. Но это все же было лучше, чем ощущать на себе любопытные взгляды или испуганные, часто жалостливые или даже откровенно оскорбительные, на которые она натыкалась, выходя на улицу с открытым лицом. А вскоре… вскоре… Подбородок ее решительно выдвинулся вперед, когда она задумалась о своей будущей жизни, явственно напомнив женщину, которую звали Стефани Харпер.
   Распрощавшись с Дейвом, Тара испытала целую бурю эмоций, которые высушили ее душу до донышка, но при этом, странным образом, ей казалось, будто она стала сильнее и телом, и духом. Поездка в Дарвин обернулась для нее настоящим кошмаром, когда внезапными вспышками к ней начала возвращаться память, принося с собой бессвязные обрывки воспоминаний недавнего прошлого, яркие и болезненные. Первый приступ случился с нею, когда тяжелый грузовик влетел в ручей, затопивший в одном месте дорогу. Из-под колес фонтаном полетели брызги и, когда они хлестнули по ветровому стеклу, Тара вдруг закрылась руками и закричала, уверенная в том, что вот-вот вода обрушится на нее, ослепит и хлынет ей в рот, не давая дышать. Она с трудом вернула себе самообладание, с хрипом втягивая воздух в легкие и сознавая, что водитель вопросительно поглядывает на нее, но объяснить ему что-либо была не в состоянии.
   А вслед за первыми воспоминаниями последовали и другие, неумолимые и безжалостные, словно хищные ночные совы. Она вновь увидела закат на болотах, ощутила днище лодки под ногами и фотоаппарат в руках. Вот она в панике вынырнула после падения за борт и тут увидела холодные глаза своего убийцы – Грега! «Мой муж! Какой ужас!» А за спиной у него сидела другая женщина – застывшая, словно каменное изваяние, как будто не слыша ее душераздирающих криков, напрасно призывающих на помощь. Это была Джилли. А потом пришла боль, неописуемое ощущение острых лезвий, вспарывающих ей руку, горячей крови, заливающей лицо, и погружение в глубину, все ниже и ниже, на самое дно, пока она не провалилась в беспамятство.
   Тяжелый грузовик мчался все дальше и дальше по дикой Северной территории, а она кусочек к кусочку собирала мозаику своей прежней жизни. К тому времени как они прибыли в Дарвин, она уже знала, что прежде ее звали Стефани Харпер.
   Но Стефани Харпер больше не существовало. Муж ее хотел, чтобы она умерла, и потому убил ее. Содрогаясь всем телом от горьких рыданий, захлебываясь слезами, она поняла, что стала женщиной без лица, без имени, без прошлого. Все это он отнял у нее. Она стала никем.
   А вслед за этими воспоминаниями в ушах у нее жестокой иронией зазвучали последние слова Дейва: «Ты спаслась не просто так, а ради чего-то. Или кого-то». Спаслась ради кого-то? Ради мужа, который и подстроил случившуюся с ней катастрофу? Она презрительно улыбнулась, и ее изуродованное лицо исказилось страданием. Что ж, она не даст ему возможности совершить вторую попытку. Спаслась? Ради чего? Почему, ну почему судьба протянула ей руку и вырвала из объятий смерти, которая казалась ей куда предпочтительнее нынешних невыносимых страданий? В охватившем ее приступе ненависти она сорвала с пальца обручальное кольцо и выбросила его в окно.
   Почему? Почему? Почему? Вопрос этот назойливым рефреном звучал в ее голове, пока она сидела в кабине тяжелого грузовика, на протяжении долгих часов попеременно терзаясь горечью и диким гневом. «Почему, Грег? Я любила тебя так, как не сможет любить больше ни одна женщина. Почему я потеряла твою любовь? Почему ты захотел моей смерти? За что ты меня так возненавидел? – Она прошла по всем кругам ада, опускаясь все ниже и ниже, пока на самом дне своей скорби и ярости не обнаружила спасительную нить, по которой дюйм за дюймом стала подниматься на твердую поверхность, постепенно приходя в чувство. – Я спаслась для чего-то, – в неистовстве думала она, – так говорил Дейв. Получается, именно для того, чтобы самой ответить на этот вопрос: почему? Ну а дальше что? – Еще не успев додумать вопрос до конца, она уже знала ответ – месть! – Я непременно отомщу!»
   Перед внутренним взором у нее поплыли сладостные видения этой мести. Но решение она приняла с холодной и ясной головой. Мысль о том, чтобы сдать его полиции, исчезла так же быстро, как и появилась. «Этого будет недостаточно, – подумала она. – Иначе я никогда не узнаю почему. А я должна знать. И я узнаю».
   Женщина, вылезшая из кабины тяжелого грузовика в Дарвине, чувствовала себя так, словно ослабела после долгой болезни, и обнаженные нервы ее звенели как натянутые струны. Но внутри у нее появился стальной стержень, цель, которая – и в этом она нисколько не сомневалась – поможет ей преодолеть все испытания, уготованные судьбой. Она отчаянно нуждалась в этой силе, потому что, кроме этого, у нее больше ничего не осталось. Но она понимала, что теперь ее силы будет вполне достаточно.
   Первым испытанием для нее стала необходимость обратить опалы Дейва в наличные. Она заставила себя поочередно обойти старые армейские бараки, в которых теперь размещались торговцы драгоценными камнями и ювелиры Дарвина, чтобы хорошо прицениться, терпеливо выдерживая при этом любопытные взоры, увиливая от неудобных вопросов и отражая попытки взять над собой верх и сбить цену. К концу дня ее уже тошнило от переговоров, и она уже почти была готова отказаться от своих намерений. В мастерской ювелира, на котором она в результате остановила свой выбор, ее охватила такая паника, что ей пришлось выбежать наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Обеспокоенный и растерянный коммерсант последовал за нею.
   – Эй, леди! – окликнул он ее. – Не убегайте без своих денег. Вы принесли мне очень хорошие камушки. С вами все в порядке?
   Отмахнувшись от его участия, она взяла деньги и поспешно удалилась, едва владея собой. Но успех от ее предприятия превзошел самые смелые ее ожидания. В квартал торговцев она вошла нищей бродяжкой, а вышла оттуда, располагая суммой, которая могла осуществить любые ее желания. «Я вернулась в большую игру», – сказала она себе. – И игрок в ней будет только один. Я, Тара Уэллс».
   Не теряя времени, она направилась в лучшую гостиницу в городе, где неблагоприятное впечатление от странно выглядящей женщины в линялом старомодном и дурно сидящем на ней платье моментально улетучилось, как только она заплатила вперед за лучший из имеющихся в наличии номеров, щедро раздавая чаевые направо и налево. Уже в уединении своего номера Тара отправила во все модные магазины посыльных принести ей образцы одежды, дабы она могла сделать заказ, и, лишь только разнеслась молва, что в городе появилась богатая эксцентричная особа, все с радостью бросились выслуживаться перед нею. А вот выбор нарядов и их примерка не доставили ей удовольствия. Здесь, когда ей впервые представилась возможность рассмотреть себя в зеркале во весь рост, она была вынуждена признать, что внешность ее изменилась самым ужасающим образом. Лежа на кровати и давая выход своему горю, оплакивая не только свои изуродованные лицо и тело, но и душу, она безудержно разрыдалась впервые после того, когда увидела свое отражение у Дейва в бочке с водой.
   Дав волю слезам, она вскоре успокоилась, и ее истерика перешла в гнев. Он придал ей такой импульс целеустремленности, который был для нее внове. Лежа в удобной кровати, она обзвонила клиники, врачей и консультантов по всей Австралии, разыскивая пластического хирурга, который помог бы ей сделать первый шаг в ее новой жизни. В переговорах регулярно всплывало одно и то же имя. Именно поэтому она теперь и летела в Таунсвилл, откуда ей предстояло добраться до Большого Барьерного рифа. Там, на острове Орфей, жил человек, который вновь должен был восстановить ее нормальный облик.
//-- * * * --//
   «В холостяцкой жизни имеются свои несомненные преимущества», – размышлял Грег Марсден, небрежно раскинувшись на королевских размеров кровати Макса Харпера в его городском особняке в Сиднее. Вставать было еще рано – кроме самого себя, теперь угождать ему было некому. Когда ему надоест валяться, он примет душ, а потом Мейти подаст ему завтрак. «Что ж, совсем недурно», – подумал Грег.
   Хотя, с другой стороны, это как посмотреть. Ведь на самом деле он был не холостяком, а вдовцом, и он спрашивал себя, сколько же еще времени ему предстоит играть роль скорбящего овдовевшего супруга. Как он и предполагал, историю о чудовищной гибели Стефани подхватили телеканалы и службы новостей всего мира, и после того, как они выбрались из лагеря и вернулись к цивилизации, их стали буквально преследовать репортеры, операторы и целые съемочные группы. Его глубокая скорбь и траур стали для него предлогом, чтобы избегать интервью. Более того, он сумел убедить враждебно настроенного к нему Филиппа в том, что Джилли следует оградить от любого давления, и не сомневался, что никто из охотников за новостями не станет докучать ей в большом особняке на Хантерс-Хилл. Ну и наконец, поскольку он на собственном опыте убедился в том, что прессе надо кинуть какую-то кость, чтобы они хоть на время оставили его в покое, то он передал фотоальбом Стефани и все свадебные фотографии одному агентству, которое умудрилось выручить кругленькую сумму за каждую фотографию. Так что пока все шло хорошо.
   Но Грегу до сих приходилось вести себя крайне осторожно, а он по натуре не выносил никакого принуждения и ограничений. Никто не знал о его романе с Джилли, в этом он был уверен и не видел никаких причин к тому, почему их интрижка должна стать достоянием гласности.
   Сразу же после трагедии с Джилли случился нервный срыв, но он сумел привести ее в чувство. Откровенно говоря, после пережитого стресса ее страсть к нему воспылала с новой силой, и он намеренно пошел на риск, наведываясь к ней в палатку каждую ночь, чтобы еще и еще раз прочувствовать огонь ее желания, даже когда в лагерь прибыл Билл Макмастер. Его безрассудство и приводило ее в ярость, и очаровывало одновременно. Так что теперь она принадлежала ему полностью, душой и телом.
   Эта мысль вызвала в нем знакомое сексуальное возбуждение. Да, была бы здесь она сейчас… Грег мысленно представил себе ее тело, руки, язык… Встрепенувшись, он осадил себя. «Эй, приятель, – упрекнул он себя, – неужели ты готов променять все блага на какую-то бабу? Пусть даже на Джилли, которая была лучшей партнершей из всех, с кем ты имел дело?» Он вспомнил, как вернулся в городской особняк Харперов, как шаг за шагом сражался за то, чтобы утвердить себя как новый хозяин в глазах Мейти и прочих слуг, которые были настолько преданы Стефани, что их немые упреки буквально витали в воздухе, которым он дышал. Но он сумел добиться своего. Теперь они ели у него с рук. Даже дети относились к нему терпимо.
   Ну и наконец, оставалось то, что адвокаты напыщенно называли «наследственным имуществом Харперов». Окончательного урегулирования этого вопроса придется ждать до тех пор, пока тело Стефани не будет найдено – при мысли об этом Грег раздраженно нахмурился. Он не сомневался в том, что она мертва. Перед его мысленным взором вновь закружился тот медленный водоворот смерти, когда огромный крокодил окончательно увлек ее под воду. Он видел белки ее закатившихся глаз и пузырьки воздуха, в последний раз вырвавшиеся из ее окровавленного рта. Тогда он еще очень долго стоял над тем местом, но ни Стефани, ни крокодил так и не всплыли на поверхность. Он решил, что ее тело запуталось в корнях одного из тех искривленных деревьев, что во множестве росли по берегам лагун. Как было бы удобно, если бы ее тело всплыло и его можно было перевезти домой для зрелищных похорон. Впрочем, особого значения это не имеет. Деньги, прежде принадлежавшие Стефани, теперь перешли к нему. Отныне он имел к ним полный доступ, поскольку Стефани проявила щепетильность и устроила все так, что имущество принадлежало им поровну. Кроме того, став одним из директоров компании «Харпер Майнинг», он располагал и собственными средствами. Теперь у него были дом, яхта и прислуга. А еще он получил свободу. «Начнем с роскошного завтрака, – решил он. – Что касается секса, то он может подождать. Я что-нибудь обязательно придумаю, и тогда все устроится. Например, найду себе партнершу для партии в теннис, – подумал он со счастливой ухмылкой. – Теперь – моя подача».
//-- * * * --//
   Маленькая лодка медленно и осторожно пробиралась к выходу из шумной гавани Таунсвилла. На ее палубе Тара, оставшись наедине со своими мыслями, едва замечала красоты природы вокруг. Во время перелета на юго-восток из Дарвина в Квинсленд она настолько погрузилась в свои планы, что даже не смотрела в окно на простирающиеся внизу пейзажи. Среди всех австралийских штатов, каждый из которых был прекрасен по-своему, только Квинсленд мог похвастаться величайшим чудом света. Люди слетаются сюда со всего мира, чтобы полюбоваться великолепием Большого Барьерного рифа. Но голова Тары Уэллс сейчас была занята другим.
   Однако по мере приближения к Орфею в Таре невольно проснулся интерес к острову. Она с восхищением смотрела на него прямо перед собой – казалось, он парил над аквамариновой гладью воды, и его невысокие холмы, утыканные пальмами, его сверкающие белые пляжи и дружеская россыпь хижин купались в искрящемся золоте тропического солнца. От внушительных размеров здания в центре комплекса жилых построек какая-то женщина в цветастом гавайском платье свободного покроя направлялась к пристани, укрываясь от солнца под аляповатым зонтиком. С борта на причал были переброшены сходни, и она помогла Таре сойти на берег.
   – Добро пожаловать в клинику Маршалла!
   Перед Тарой была приятная женщина лет пятидесяти с небольшим, по-матерински обходительная и обаятельная, с открытой приветливой улыбкой. Ничуть не обескураженная молчанием Тары, она продолжала щебетать:
   – Какой славный денек, не правда ли? Я бы не согласилась умереть сегодня и за пригоршню шиллингов, хотя лишние деньги мне бы совсем не помешали. Меня зовут Элизабет Мейсон, но все называют меня Лиззи. А вы – Тара, верно?
   – Да.
   – Это – весь ваш багаж? Что ж, давайте его сюда. – Без малейших усилий Лиззи подхватила небольшой чемоданчик Тары, и они вместе зашагали по причалу к главному зданию.
   – Доктор Маршалл сейчас в операционной, иначе он бы сам встретил вас. Но я тоже являюсь одной из сотрудниц, так сказать, девочка на побегушках. А почему вы выбрали нас? Как вы вообще узнали о клинике?
   – Да так, – неопределенно протянула Тара, – из статьи в одном журнале. – Она сделала глубокий вдох. – Я приехала сюда, потому что, насколько мне известно, вы специализируетесь… на восстановительной хирургии.
   – Разумеется, – жизнерадостно отозвалась Лиззи. – Доктор Маршалл, пожалуй, лучший пластический хирург в стране. Учась в медицинском колледже, работал по ночам и все такое. Но потом скончалась какая-то его престарелая родственница – тетка или еще кто-то в этом роде – и оставила ему кучу денег. Разумеется, он мог выйти на пенсию. Но вместо этого он открыл эту лечебницу. Аборигенов он лечит бесплатно. Сам он об этом предпочитает не распространяться, но уж такой он человек.
   Жизнелюбие Лиззи, равно как и тот факт, что она явно получала удовольствие от своей работы, затронули какую-то струнку в душе Тары, возвращая ее к реальности и пробуждая смутные желания.
   – Вот ваша хижина, – сообщила Лиззи, останавливаясь перед небольшим бунгало и открывая дверь. За нею располагалась премиленькая маленькая гостиная, просто, но со вкусом декорированная в зеленовато-голубых тонах и обставленная стильной бамбуковой мебелью в полном соответствии с пальмами снаружи. За ней находились спальня и ванная. Это было безупречное жилище для одного человека. Тара вдруг испытала облегчение, природу которого объяснить не смогла бы.
   – Вам здесь понравится, – доверительно сообщила ей Лиззи, – кровати очень удобные, повсюду тишина и покой, и вам никто не станет докучать.
   Она вновь пригласила Тару наружу и показала на плавательный бассейн на другом конце лужайки, укрывшийся в тени высоких пальм, вода в котором переливалась солнечными бликами. Пациенты лежали вокруг него в шезлонгах или неторопливо прогуливались поблизости, словно разминаясь. Некоторые собирались группками и о чем-то оживленно болтали, другие плавали или играли в бассейне с разной степенью уверенности. Кое на ком виднелись повязки, а те женщины, кому недавно была сделана операция, предпочли надеть широкополые шляпы, чтобы уберечь от солнца нежную кожу. У всех наличествовали шрамы, а у некоторых даже не было пальцев, конечностей или имелись иные физические увечья. «Скопище уродцев, – с горечью подумала Тара, – или курорт для калек. Господи, выберусь ли я когда-нибудь отсюда…»
   – Да вы не волнуйтесь, милочка, – вмешалась в ход ее мыслей Лиззи, проницательно глядя на нее. – Не надо их жалеть – сами ведь они себя не жалеют. Кроме того, все уезжают отсюда с улыбкой. Об этом заботится доктор Маршалл.

   Доктор не стал откладывать знакомство со своей новой пациенткой. Тара вдруг занервничала, когда Лиззи явилась к ней, чтобы отвести ее на первый осмотр. Но страхи ее развеялись, пусть и не полностью, при виде высокого вежливого мужчины, поджидающего ее в смотровом кабинете в главном здании клиники. Уловив ее страхи, он не стал вовлекать ее в пустопорожнюю болтовню, а сразу принялся тщательно осматривать под микроскопом шрамы на ее лице и теле, записывая их один за другим.
   Наконец, откинувшись на спинку кресла, он посмотрел на нее мягким взглядом добрых карих глаз.
   – Что это же был за несчастный случай, в котором вы получили подобные увечья?
   Тара заколебалась.
   – Я понимаю, что вам должно быть больно говорить об этом, мисс Уэллс, особенно учитывая полученные вами повреждения голосовых связок… Но я обязан задать вам этот вопрос.
   – Автомобильная катастрофа – лобовое столкновение.
   – Как давно оно произошло?
   – Шесть недель назад.
   Ни одно из этих утверждений не было правдой, врач понял это сразу. Он склонился над неподвижной фигурой, лежавшей на медицинской кушетке.
   – Можете ли вы сообщить мне какие-либо подробности относительно… этой аварии?
   – Один старик… мой друг… он разбирается в растительных лечебных средствах аборигенов… мазь из глины и цветов…
   – О да. Некоторые из них мы сами здесь используем. Что ж, похоже, ваш друг знал, что делал. Ваша челюсть была сломана в нескольких местах, но срослась превосходно.
   Тара начала терять терпение:
   – Доктор Маршалл, я хочу вновь походить на женщину. Вы можете мне помочь?
   Доктор надолго задумался, прежде чем ответить.
   – Ваши раны обширны, серьезны и… необычны, мисс Уэллс. Вам потребуется не одна операция, а несколько – пластических и косметических. Вам будет больно – причем очень, к моему величайшему сожалению, – а после вы на протяжении некоторого времени будет испытывать дискомфорт.
   – Я не боюсь боли! – сердито выпалила Тара.
   Но доктор остался невозмутимым:
   – Есть еще кое-что. Мы не сможем начать операцию, пока рубцовая ткань не размягчится. На это может потребоваться несколько недель.
   – Ничего страшного, – небрежно отозвалась Тара. – Деньги у меня есть, а больше мне пойти некуда.
   – Собственно говоря, деньги для нас – не самое главное. – Тара пропустила мимо ушей деликатный упрек, и он продолжал негромким голосом:
   – Но, разумеется, отдых и восстановление сил после несчастного случая, в ходе которого вашему организму были нанесены столь тяжелые травмы, пойдет вам только на пользу. А теперь – к делу. У вас найдется какая-нибудь фотография, желательно, из недавних? Которая была сделана незадолго до аварии?
   На глаза у нее навернулись жгучие слезы, когда она вспомнила день своей свадьбы. Стиснув зубы, она постаралась взять себя в руки.
   – Нет. И вообще, – ее начала бить дрожь, когда она озвучила решение, которое приняла в Таунсвилле, лежа на кровати в своем гостиничном номере, – я не просто хочу, чтобы вы удалили мои шрамы. Я хочу выглядеть совершенно по-другому. Мне нужно новое лицо, новая я. Я хочу уехать отсюда совершенно другой женщиной!

   Дни на Орфее шли за днями, но решимость Тары не ослабевала. И ее изуродованное тело и переутомленный мозг понемногу расслабились. Здесь, в непередаваемом умиротворении тропического острова, создавалось впечатление, будто время остановилось, и ночь сменяла день расцвеченным мириадами звезд пурпурным куполом, который накрывал собой землю. Мир вокруг благоухал чистотой и свежестью. Она чувствовала себя в этом раю Евой, начинающей жизнь сначала, сознавая, правда, что где-то рядом поджидает змей-искуситель.
   Своей умиротворенной атмосферой остров Орфей отчасти был обязан личности своего доброго гения, доктора Маршалла. Узнав его поближе, Тара поняла, что его забота о других – это не просто умение найти общий язык с пациентом, а глубокое сочувствие ко всем страдальцам, которые обращались к нему за помощью. Он обеспечивал им не только медицинское обслуживание, но и полное исцеление. А еще к нему всегда можно было обратиться за человеческим – а не только бесстрастным профессиональным – советом. Однажды Тара столкнулась с ним на пляже, когда он вытаскивал на берег маленькую лодку, на которой только что рыбачил.
   – Вы не могли бы подержать вот эту веревку? – окликнул он ее. – А теперь и обвязать ее вокруг вон того бревна? Отлично, спасибо.
   Тара молча двинулась дальше.
   – Эй, не уходите, – вновь окликнул он, привязывая свой ялик, – идите-ка лучше сюда. – Она неохотно подошла к нему. Он полез на дно лодки и с гордостью продемонстрировал ей две больших рыбины.
   – Что скажете? Неплохо для двухчасовой работы, а? А вы любите ловить рыбу?
   – Нет.
   – Здесь она приносит практическую пользу, – жизнерадостно продолжал он. – Помогает уменьшить счета за провиант! – Он широким жестом повел вокруг себя. – Ну, что вы думаете о нашем Орфее?
   Тара огляделась по сторонам. В голове у нее было пусто. Она уже не помнила, когда в последний раз вела нормальную беседу.
   – Здесь… мило.
   – Видите ли, остров оказывает естественный лечебный эффект. Я очень горжусь своим крошечным раем. Это – прекрасное место, чтобы практиковаться в медицине, особенно в той, которой занимаюсь я.
   Тара не ответила.
   – Вы любите море? – осведомился он. – Откуда вы родом?
   – Из материковой части, из сельской местности.
   – Ага… завидую вам. Сам-то я – горожанин до мозга костей. У вас есть семья, родственники?
   – Никого.
   Он рассмеялся:
   – А вы не очень-то разговорчивы, верно?
   Негодование сделало ее красноречивой, хотя, учитывая раны на горле, говорить ей по-прежнему было больно:
   – Доктор Маршалл, насколько я понимаю, вы гарантируете неприкосновенность личной жизни своих пациентов!
   Он улыбнулся:
   – Хорошо. Если я пообещаю не задавать вам больше никаких наводящих вопросов, то вы должны перестать величать меня «доктор Маршалл». Меня зовут Дэн. Договорились?
   Дэн. Она покатала это имя на языке. Пожалуй, оно как нельзя лучше подходило этому покладистому, улыбчивому человеку, стоявшему перед ней в одних шортах, футболке и старой широкополой шляпе. От его поджарого, загорелого тела исходил запах моря. Она зарыла пальцы босых ног в песок и чуточку расслабилась.
   – Хорошо, Дэн, – согласилась она.
   Позже вечером Дэн почему-то вспомнил, каким тоном Тара произнесла эти слова, он также заметил, какая борьба происходила у нее в душе, пока она решала, стоит ли ей вылезать из своей скорлупы. «Что же с нею случилось, – спросил он себя, – откуда у нее такая недоверчивость?» Сопереживающий всем своим пациентам, он тем не менее уловил, что Тара страдает от боли куда более глубокой, чем та, с которой он сталкивался до сих пор. «Что же все-таки с нею произошло? Итак, на первом этапе необходимо восстановить ее тело с помощью правильного питания, физических нагрузок и плавания, стандартной программы, которая начнется в ближайшее время, и реконструировать ее лицо. Время первой операции приближается, и она должна быть удачной. От этого будет зависеть слишком многое, в том числе и ее душевное здоровье». – Дэн со вздохом вновь принялся изучать рентгеновские снимки черепа Тары. Рядом лежали наброски, три или четыре различных варианта лица для его загадочной пациентки, и гипсовый слепок ее лица сейчас. Собственно, не имеет особого значения, какое из них она обретет в конечном итоге – любое из них лучше ее нынешнего.

   Неподалеку от него, в своем маленьком домике Тара тоже засиделась допоздна. Она аккуратно делала вырезки из журналов и газет, вклеивая их в альбом, и выражение ее лица было жестким, как будто высеченным из гранита.
   Перед нею на столе были разложены фотографии и статьи, посвященные одной-единственной теме. «ТРАГИЧЕСКИЙ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ БОГАТОЙ НАСЛЕДНИЦЫ», – кричали заголовки. – «САМАЯ ИЗВЕСТНАЯ ЖЕНЩИНА В СИДНЕЕ ПОГИБЛА В ПАСТИ КРОКОДИЛА». – «Вскоре после свадьбы года, – гласила одна из статей, – Стефани Харпер, самая богатая женщина Австралии…»
   Все сообщения были проиллюстрированы фотографиями – их свадебными, фотопортретами Грега, снимками охоты на аллигаторов на болотах. Но были и другие, на которых она была запечатлена еще ребенком, пухленькой, некрасивой девочкой-подростком и девушкой, сидящей верхом на Кинге в Эдеме. Должно быть, Грег продал ее семейный альбом. Что ж, он заплатит и за это.
   Она начала вести учет с того момента, когда в каком-то журнале, случайно попавшем ей в руки в Таунсвилле, впервые наткнулась на сообщения корреспондентов. Так она решила разобраться в случившемся и следить за ходом свежих событий. Ее альбом с журнальными вырезками стал для нее спасательным кругом. Выражение ее лица изменилось, когда она перевернула страницу, на которой были фото Сары и Денниса, и погрузилась в глубокую задумчивость. Поймут ли когда-нибудь ее дети, спросила она себя, что их мама больна и вынуждена находиться вдали от них, пока ей не станет лучше? Более того – что она не сможет вернуться в их жизнь, пока не станет совершенно другой, а не той, прежней, слабой и глупой женщиной, которая позволила случиться этой ужасной трагедии? Мысленно она в отчаянии взывала к ним, разговаривала с ними в уединении собственного рассудка: «Я должна научиться быть настоящей, родные мои, стать самой собой – не дочерью Макса, не чьей-либо женой, даже не вашей матерью, а собой. Впервые в жизни я не рассчитываю на поддержку мужчины. Я учусь стоять на собственных ногах. А вы заслуживаете лучшей матери, нежели эмоционально изуродованная калека. До тех пор, пока я не научусь ходить самостоятельно, я не смогу вернуться домой. Понимаете ли вы меня?»
   В глазах у нее стояли слезы, и она не стала сдерживать их, позволив своей израненной душе обрести в них облегчение. Она отчаянно скучала по детям. Уронив голову на руки, она беспомощно разрыдалась. Вдоволь наревевшись, с чистой душой и успокоенным сердцем она убрала все со стола и легла в постель. Она спала мирным сном, и впервые за все время после трагедии ей не снился Грег. Вместо него над нею склонилось худощавое лицо привлекательного мужчины с добрыми карими глазами и озорной улыбкой, который спрашивал у нее, не хочет ли она поехать с ним на рыбалку.
//-- * * * --//
   По общему мнению, Хантерс-Хилл является самым фешенебельным районом славного Сиднея. Его чудесные старинные дома из песчаника, украшенные кружевными чугунными решетками, обсаженные деревьями широкие проспекты, частные теннисные корты и плавательные бассейны служат объектом восхищения и зависти недостаточно состоятельных жителей города. Но для Джилли Стюарт, запертой сейчас в большом особняке, где они жили вдвоем с Филиппом, ее дом оказался настоящей темницей. Нет, никто не удерживал ее там против ее воли. Напротив, она была вольна поступать, как ей заблагорассудится. После ее возвращения из Эдема Филипп, который и так был все время занят, вообще с головой ушел в дела, словно вознамерившись предоставить ее самой себе. О смерти Стефани между ними не было сказано ни слова. Но у нее было такое чувство, что ему известно все, и она не могла винить его за то, что он так отчужденно ведет себя с нею. Она отдала бы что угодно за возможность уйти от себя самой.
   С той ночи на Аллигаторовой реке Джилли жила в мире безумия, где жуткие бури ужаса сменялись дикой радостью и воодушевлением. Она не хотела, чтобы Стефани погибла такой смертью. Она знала, что до самого своего смертного часа будет помнить последний умоляющий взгляд Стефани, перед тем как крокодил утащил ее под воду, и слышать ее отчаянный крик: «Джилли! Помоги мне!» Она знала, потому что слышала этот крик каждую ночь в своих неистовых цветных кошмарах, когда позволяла себе заснуть.
   Но ведь она и вправду хотела, чтобы Стефани умерла. Именно это желание и парализовало ее тогда в лодке, не позволив вмешаться, пока не стало слишком поздно, желание, которое она лелеяла уже давно, желание избавиться от Стефани Харпер, чтобы та не путалась у нее под ногами. Главной причиной, конечно, был Грег: ее страсть к нему, ненасытная жажда заниматься с ним любовью так, как этого хотел он, превратились для нее в навязчивое пристрастие. «Ох, как же это ужасно, когда мужчина проникает в твою кровь», – причитала она. До появления Грега она вполне искренне сочувствовала Стефани в ее неудавшихся браках – ее подруга, несмотря на все свои деньги, оба раза связывалась с какими-то бесплотными чудаками, тогда как она в лице Филиппа обрела не только привлекательного и незаурядного мужчину, но и достойного кормильца, и чувственного партнера, к тому же однолюба. «Бедняжка Стеф, – покровительственно роняла она в разговорах с общими знакомыми, – она просто не знает, как надо выбирать мужчин». И вдруг все изменилось. Стефани нашла того единственного мужчину, в котором Джилли моментально распознала родственную душу и к которому потянулась всем своим существом. Он предназначался ей, а не Стефани. Это нечестно, причитала в ней капризная маленькая девочка, это нечестно!
   Но ведь так было всегда, не правда ли? Харперы всегда получали то, что хотели. Заглянув на самое дно своей падшей души, Джилли вспомнила своего отца, который покончил жизнь самоубийством, после того как сорвалась его сделка с Максом Харпером. Причем сорвалась только для него – Макс Харпер изрядно нажился на ней. Именно тогда и началась ее дружба со Стефани, хотя она никогда не признавалась себе в этом. Стефани, будучи старше Джилли на несколько лет, оказалась честной и дружелюбной, в то время как ее отец всегда проявлял холодность и суровость. Она искренне полюбила осиротевшую Джилли и взяла ее под свое крыло. А вот для самой Джилли их дружба со Стефани не была такой однозначной – нет, она, конечно, платила любовью за любовь, но в самом потаенном уголке ее души так и не растаял кусочек ледяной ненависти, а ближе к поверхности поселилась зависть: к деньгам подруги, к ее свободе, а теперь – и к ее мужу.
   Грег. По телу Джилли пробежала дрожь. Как ребенок, она повторяла выученные назубок слова, которые заставил ее запомнить Грег в палатке, в ту ночь после трагедии:
   – Это был несчастный случай. Разве нет? Разве нет?
   – Да.
   – Хорошая девочка. Помни об этом.
   – Это был несчастный случай.
   – Не забудь об этом во время дознания, крошка. И еще одно.
   – Да?
   – Теперь мы остались только вдвоем, ты и я. Мы же этого оба хотели, верно?
   – О, Грег…
   – Ш-ш, тише, крошка. Просто помни об этом. Все кончилось. А теперь на, выпей.
   И плачущая, проклинающая всех и вся, сгорающая от вожделения и оставшаяся в полном одиночестве Джилли искала забвения на дне бутылки.

Глава седьмая

   – Ваша операция приближается. Вы готовы?
   Тара получала удовольствие от еженедельного сеанса массажа, который ей делала Лиззи, когда под мягкими опытными руками разглаживались узлы ее мышц, и из тела уходило напряжение. Высокая, немногословная женщина стала любимицей Лиззи, поскольку, несмотря на обширные увечья и явные физические страдания, она ни разу не пожаловалась на боль.
   – Почти… впрочем, нет. Не совсем, – призналась Тара.
   Лиззи хрипло рассмеялась:
   – А в чем дело? Не верите в Дэна?
   – Он очень хороший врач.
   – Даже больше того. Он – настоящий кудесник. Взгляните на меня. Я была запойной алкоголичкой, когда встретила его. Рухнувший брак, череда лечебниц за плечами. А он предложил мне работу. Нет, Дэн Маршалл – славный малый.
   Углубившись в воспоминания, Лиззи принялась разминать изуродованное плечо Тары.
   – Знаете, однажды я спросила его, почему он не женится. Он ответил, что были у него пару раз серьезные отношения с женщинами – в это нетрудно поверить, учитывая, какой он добрый, симпатичный и все такое. Но они не смогли примириться с его образом жизни. Это место и впрямь может походить на шикарный курорт. Но здесь нет ни одного отдыхающего, у которого не было бы серьезных проблем, и это занимает все его время. А Дэн – из одержимых. Женщина, которая согласится выйти за него замуж, должна быть готова подстраивать свою жизнь под него.
   «Как и любая хорошая жена, – подумала Тара. – Как делала и я». Она беспокойно пошевелилась под руками Лиззи.
   – Я причинила вам боль? – встревоженно спросила Лиззи.
   – Нет, не особенно, – прохрипела Тара. – Все в порядке.

   Говоря по правде, Тара не была готова к операции в том смысле, что еще не была настроена принять любой ее исход. Но физически она была настолько готова, насколько это вообще было возможно. Дэн тщательно разработал для нее особую программу упражнений, которые могли выдержать ее изуродованные рука и нога, и она строго соблюдала предписанную ей диету из свежих фруктов, овощей и рыбы, и даже начала работать над преодолением своего страха перед бассейном. Эта ее фобия дала Дэну еще один ключик к разгадке тайны его пациентки, которая с каждым днем вызывала в нем все больший интерес. Ее страх обнаружился, когда Лиззи уговорила Тару, предпочитавшую уединенность в своем бунгало, где она проводила почти все время, подойти к бассейну, чтобы взглянуть, как преодолевает дистанцию другой пациент. Этот мальчик, Бен, в страшной автокатастрофе потерял отца, а сам лишился руки и нижней части ноги. Посему маленькое сообщество приветствовало его как настоящего победителя, когда он проплыл от одной стенки до другой. Но от внимания Дэна не укрылось, что, когда Бен, триумфально подплыв к бортику, поднял фонтан воды, брызги которого разлетелись и плюхнулись рядом с Тарой, та инстинктивно отпрянула, а на ее лице застыла маска ужаса.
   – С вами все в порядке? – поинтересовался он.
   Она моментально взяла себя в руки:
   – В полном. Просто вода заставляет меня… нервничать.
   – Мы что-нибудь придумаем, – мягко произнес доктор. – Плавание является важной составной частью здешней программы реабилитации. Мы вам поможем.
   И он сдержал слово. Она начала с того, что приучилась болтать ногами в прозрачной голубой воде на мелкой стороне, а потом стала окунаться и всем телом, не испытывая при этом паники. Дэн пообещал ей, что после всех операций она научится плавать.
   Не менее важными оказались и другие приготовления. Порывшись в специальных каталогах, имевшихся в клинике, Тара заказала парики, косметику и прочие средства ухода за кожей, после чего, с помощью врача-косметолога, приезжавшего раз в неделю на остров из Таунсвилла консультировать пациентов, принялась экспериментировать со своей внешностью, до тех пор пока не смогла объяснить Дэну, как именно она хочет выглядеть. Главным для нее было как можно меньше походить на Стефани. Но та неотступно преследовала ее. Например, надев один из париков, Тара поняла, что похожа на нее как две капли воды. Она в ужасе сорвала его, едва взглянув на себя в зеркало. Тем не менее немного погодя она тщательно сложила парик и убрала подальше. «Чтобы не забыть, кто я и какой была», – сказала она себе.
   Вечером, накануне первой операции, Тара выскользнула из своего маленького домика и отправилась в одиночестве прогуляться на другую сторону острова – ей хотелось побыть одной и хорошенько подумать. Дойдя до берега, она уселась на камень и стала смотреть на раскинувшееся за рифами Коралловое море. Перед ней закатные солнечные лучи отражались от прозрачной сапфировой поверхности воды. Позади нее на скалистых холмах паслись дикие козы и слабый бриз шевелил траву. У ее ног бесстрашно порхала крошечная пурпурно-желтая птаха. Кругом царили тишина и умиротворение.
   – Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – прозвучал внезапно голос Дэна. – Лиззи сказала мне, что я найду вас здесь.
   Присев рядом, он посмотрел на нее своим ласковым, проницательным взором. Теплые карие глаза на загорелом лице были полны заботы и участия. Легкий ветерок бережно перебирал его волосы.
   – Завтра у нас – важный день, – начал он, – и я хочу еще раз повторить вам кое-что. Я никогда не обманываю своих пациентов, тем более вас. Понимаете, когда мы начнем, пути назад уже не будет. И гарантий полного успеха тоже никаких быть не может. Я не волшебник, хотя Лиззи и уверяет всех в обратном. – Он умолк.
   – Все в порядке, Дэн. Я понимаю.
   Он бережно взял ее руку в свои. Тара почувствовала ободряющее пожатие его сильных и упругих рук и воспрянула духом:
   – Нет, правда, Дэн, все в порядке. Я готова.

   На следующий день бригада Дэна, привыкшая работать с ним в особо тяжелых случаях и в неизменно сложных обстоятельствах, заметила, что он непривычно напряжен и взволнован. Его нервозность проявлялась в том, что он вновь и вновь повторял указания, которые уже были выполнены, а вдобавок еще и изводил придирками своего незадачливого ассистента.
   – Ей обрили голову? Отлично, отлично. Вы уже знаете, что, если повреждение ротовой полости было вызвано разрывом мышцы, мы можем исправить его. А вот если был рассечен нерв, доктор, что тогда?
   – Тогда все, сэр, – тотчас отозвался молодой ассистент, радуясь тому, что вопрос оказался настолько легким. Дэн же невозмутимо продолжал:
   – Аналогичным образом, на горле может образоваться рубцевание, препятствующее свободному движению голосового аппарата. Но если поврежден сам голосовой аппарат…
   – Тогда опять-таки все, сэр!
   – Перестаньте же твердить «тогда все», – раздраженно бросил Дэн.
   – Да, сэр.
   – Ладно, продолжим. Давайте посмотрим, что тут у нас. Надо быть готовыми к самому худшему.
   Впрочем, опасения Дэна не оправдались. К его большому облегчению, большинство внешних дефектов Тары были порождены сильным рубцеванием шрамов, образовавшихся вследствие нанесения ей глубоких проникающих ранений. Преисполнившись оптимизма, он произвел аккуратные, точные разрезы и искусно наложил швы, в чем ему помогал целый взвод помощников в зеленых халатах, работавших с ним рука об руку. Исправление опущенного века и уголка рта потребовали от него максимальной концентрации сил и способностей. Ближе к вечеру, когда он наконец стянул резиновые перчатки с рук, они подрагивали от усталости.
   Ничего подобного с ним еще никогда не случалось за все время работы хирургом. Несколько часов спустя, приняв душ, отдохнувший и посвежевший, Дэн попытался разобраться в причинах своего состояния. Ему не пришлось долго ломать голову: эта пациентка значила для него слишком много. При этом он решительно ничего не знал о ней! Повинуясь минутному порыву, он снял трубку телефона.
   – Алло? Говорит доктор Маршалл из клиники на острове Орфей. Вы не могли бы соединить меня с сержантом Джонсоном?
   Пока длилась пауза, Дэн слышал стук собственного сердца, явственно различимый в ночи.
   – Алло, Сэм? Это Маршалл, Дэн Маршалл. Ты не мог бы проверить, не числится ли в списке пропавших без вести один человек? Нет, это не друг. Строго говоря, это моя пациентка. У нее временная амнезия – потеря памяти… Да, конечно… рост – примерно пять футов восемь дюймов, вес – сто тридцать фунтов с небольшим, каштановые волосы, голубые глаза…
   Чуть позже он еще раз уточнил ее особые приметы, когда заглянул к ней во время обычного обхода своих пациентов, перед тем как отправиться к себе. «Кто же вы, Тара, – думал он, глядя на лежавшую без сознания забинтованную женщину. – Вы хотя бы сами об этом знаете?»
//-- * * * --//
   А вот Грег Марсден, вырулив на шоссе, ведущее по направлению к Хантерс-Хилл, не терзался такими сомнениями. Он был уверен, что ведет себя умно и осторожно. Спустя столь продолжительное время официальный визит к лучшей подруге своей покойной жены с целью справиться о ее здоровье не должен был породить никаких слухов и пересудов. Какая жалость, что Филипп опять улетел в Нью-Йорк и он не сможет повидаться с ним. Он усмехнулся и прибавил скорости, чтобы как можно быстрее миновать унылые дальние пригороды Сиднея, пока не выскочил к пролету моста Глейдсвилл, элегантная арка которого перекинулась с одного берега реки Парраматта на другой. Дальнейшая поездка через зеленую парковую зону обещала быть легкой и приятной. Он свернул с автострады налево, затем повернул направо, переехал через мост и оказался на месте.
   – Грег! Боже мой, Грег!
   Джилли выбежала из дома, едва его авто показалось на подъездной дорожке.
   – Привет, крошка! Дай мне хотя бы заглушить мотор.
   Грег внимательно посмотрел на Джилли. Ее глаза явственно излучали маниакальный блеск. Треугольное кошачье личико раскраснелось, а зрачки желтых, как у рыси, глаз были расширены. Грег почувствовал, как эта сумасшедшинка в ней буквально сводит его с ума. Им овладело возбуждение. Он огляделся по сторонам. Большой старый дом прятался в тени раскидистых деревьев, и потому их никто не мог увидеть. Потянувшись к ней, он небрежно провел тыльной стороной ладони по ее груди, а потом взял ее за талию и привлек к себе, вдавив большие пальцы в мягкую плоть над бедрами. Она ощутила его твердую выпуклость и едва не задохнулась от желания.
   – С возвращением, крошка, – сказал он. – Пойдем внутрь.
//-- * * * --//
   Первая серия операций, проведенных Таре Уэллс, вне всякого сомнения, оказалась успешной. Дэна переполняло чувство профессиональной гордости и удовлетворения. При этом операции, в силу неизбежных обстоятельств, пока носили по большей мере исследовательский характер. Дэн про себя называл его «расчисткой местности». Главная работа, подразумевающая создание нового лица, ждала его впереди. Он знал, что для пациента наступал худший этап – вновь терпеть боль повторной операции, не видя никаких изменений к лучшему. Раны в волшебном климате Орфея заживали быстро, а вот жара добавляла страданий забинтованным голове и телу. Хотя Дэн и привык иметь дело с людьми, которые бестрепетно сносили жесточайшие удары судьбы, тем не менее он был до глубины души поражен стоицизмом Тары.
   – Сильно болит? – спросил он как-то у нее после очередного осмотра.
   Будучи не в состоянии разговаривать, она сделала неопределенный жест рукой: – Терпимо.
   – Не притворяйтесь. Вам наверняка вот здесь чертовски больно. – Она не пошевелилась. – Что ж, мы вам поможем. Вам непременно нужно выспаться. Я распоряжусь, чтобы Лиззи принесла болеутоляющее.
   Закованная в белый кокон бинтов, Тара расслышала в его голосе заботу и сострадание. «А ведь он по-настоящему беспокоится обо мне», – подумала она, и в сердце у нее пробился крохотный росток радости. Мысль эта подействовала на нее в миллион раз сильнее любых снадобий. Хотя болеутоляющее прибыло вовремя, она не стала принимать его.
   Тара вошла во вторую стадию операций. Отныне дни и ночи проходили для нее в туманной череде боли или забытья. Иногда ей снилось, будто она вновь оказалась в хижине Дейва, и она что-то бессвязно бормотала и плакала во сне. В такие моменты она просыпалась и нередко обнаруживала Дэна у своего изголовья, читающего ей медицинские показания или держащего ее за руку, чтобы прослушать пульс, – после ночных кошмаров его присутствие вселяло в нее уверенность. У него было правило обходить по ночам своих послеоперационных пациентов, вооружившись крошечным фонариком, чтобы не разбудить тех, кто спал. Во время этих ночных обходов получалось так, что он всегда оставлял Тару напоследок, чтобы задержаться у ее койки на какое-то время. В такие моменты она с особенной остротой ощущала, что ее нынешняя боль – плата за то, что она меняется, обретая новое «я». Без этой боли она не смогла бы вырваться в мир из скукоженной оболочки бывшей Стефани Харпер. «Я становлюсь такой, какой хочу быть, – решительно внушала она себе. При этом сердце ее всякий раз переполняла гордость. – Какой хочу быть. С новым лицом для новой женщины, для новой жизни. Держись. Только держись».
   Когда пришло время снимать повязки, Дэн вдруг обнаружил, что нервничает ничуть не меньше Тары. Нет, за свою работу он не волновался. Операции прошли успешно, и Тара шла на поправку, за чем он следил внимательно и неуклонно. Но его тревожила реакция самой Тары. Он понял, что отчаянно хочет, чтобы она осталась довольна своей новой внешностью. Она ведь до сих пор не видела своего лица, поскольку, начиная с самой первой операции, постоянно пребывала в бинтах. За день до того как бинты должны были снять, он вывел ее прогуляться по пляжу. Перед ними расстилалось мерцающее море цвета индиго, а их босые ноги ласково лизал набегающий прибой. Дэн долго молчал, прежде чем осторожно заговорил:
   – Завтра мы снимаем бинты, Тара, – сказал он наконец. – Я хочу, чтобы вы были готовы… к потрясению. Я имею в виду – к нешуточному потрясению. – От волнения у него перехватило дыхание.
   – Когда вы завтра утром впервые взглянете на себя в зеркало, на вас будут смотреть ваши глаза. Но они будут смотреть с лица незнакомки.
   Лицо незнакомки… Эти слова всю ночь звучали у нее в ушах. На рассвете следующего дня она вновь прогуливалась по пляжу, и вскоре к ней присоединился Дэн.
   – Как спалось? – спросил он.
   – Не очень хорошо.
   – Мне тоже. – Тон его прозвучал отрывисто и деловито. – Давайте не будем затягивать процедуру, хорошо?
   Они вместе вошли в ее бунгало, и Тара опустилась в бамбуковое кресло, крепко вцепившись в подлокотники. Напряжение не отпускало ее. Дэн придвинул к ней кофейный столик, выложил на него ножницы и, присев рядом, принялся за работу. Он срезал наружные бинты, убрал слой ваты и перевязочный материл. Тара крепко зажмурилась, но, ощутив тепло его дыхания на своем лице, поняла, что кожа ее освободилась от повязки. Откуда-то издалека до нее донесся голос Дэна:
   – Помните, что я не знаю, как вы выглядели до несчастного случая. И даже никогда не слышал вашего настоящего голоса. Я просто старался сделать все, что было в моих силах, чтобы вы получили желаемое.
   Тара услышала, как он откинулся на спинку кресла и вздохнул.
   – Теперь можете открыть глаза.
   Тара повиновалась. Дэн держал перед нею зеркало. Потрясенная до глубины души, не веря своим глазам, охваченная восторгом, она вглядывалась в отражение в зеркале. Лицо было невероятно очаровательным. Исчезли опущенные уголки глаза и рта, вздутые рубцы шрамов. Вместе с ними исчезло и все от прежней Стефани, лицо которой, как она вдруг осознала, неизменно сохраняло грустное и измученное выражение. От печати тревоги и напряжения не осталось и следа. Из зеркала на нее смотрела помолодевшая, излучающая радость женщина.
   Очень медленно и осторожно она подняла руки и кончиками пальцев коснулась нежной кожи вокруг глаз, в уголках которых раньше были морщинки, безошибочно указывающие ее истинный возраст. Исчезли и они, и она стала выглядеть по меньшей мере лет на десять моложе, чем ей было на самом деле.
   – Что скажете… – Голос Дэна прозвучал робко и неуверенно. – Если вам понравилось то, что вы видите… просто кивните, хорошо?
   Тара подняла на него сияющий взор и энергично закивала. Дэн громко и восторженно рассмеялся, резко, по-мальчишески вскинув вверх сжатый кулак. Сердце ее переполняла радость, и Тара Уэллс улыбнулась ему своей первой улыбкой. А потом она расплакалась от избытка чувств и бросилась в объятия Дэна. Безмерно счастливые, они надолго прильнули друг к другу.

   Наконец началась реальная программа реабилитации Тары. С каждым днем обретая все большую уверенность, она регулярно делала зарядку, танцевала и даже плавала. Бассейн, который был предоставлен в ее распоряжение, находился чуть ли не у порога ее хижины, а за ним простиралась безмятежная гладь моря, и она сначала научилась расслабляться в воде, потом – постепенно – получать удовольствие от погружения в воду и наконец полностью вверять себя водной стихии. Раньше подобное чувство физической свободы и истинного наслаждения она испытывала только во время езды верхом. Зато теперь она полюбила ласковые объятия теплых волн, порождающие восхитительные ощущения во всем теле. По мере выполнения плавательной и танцевальной программ она обретала изящество, грациозность и уверенность в себе, а вместе с лишними килограммами, сброшенными при здоровой островной диете, ушли в прошлое и последние напоминания о неуклюжей и нескладной Стефани.
   Кроме того, Тара упорно работала над собой и в уединении своего маленького бунгало. Она по-прежнему хранила альбом с вырезками о своем «несчастном случае» – газеты неохотно расставались с этой историей, время от времени разражаясь заголовками наподобие такого, как «СМЕРТЬ ЗОЛУШКИ, СТАВШЕЙ НАСЛЕДНИЦЕЙ, ДО СИХ ПОР ОСТАЕТСЯ ЗАГАДКОЙ». Да и ее жажда мести ничуть не ослабела. Напротив, с выздоровлением ее решительность обрела цельность и прочность алмаза. К тому же газеты и журналы, которые она приносила к себе домой каждое утро, теперь помогали ей ориентироваться в новых направлениях моды, одежды и общественной жизни. «Новой женщине нужен и новый внешний вид», – радостно заявила она Лиззи. И потому она не пропускала ни одного репортажа о показах мод, делала наброски нарядов самых последних модных тенденций, примеряя их на себя, прикидывая сочетания всевозможных цветов и решений, чтобы быть во всеоружии, когда настанет пора делать покупки. Она вдруг поняла, что впервые в жизни обрела свободу сосредоточиться на себе самой, причем обладая для этого достаточной уверенностью в собственных силах. И она хотела наверстать упущенное за все прошлые годы.
//-- * * * --//
   Заседание совета директоров корпорации «Харпер Майнинг» проходило не в самой радужной атмосфере. Впрочем, резкого падения ежегодных прибылей пока не наблюдалось. Хотя им крайне недоставало здорового делового чутья Стефани и ее чувства рынка, потери, вызванные ее отсутствием, были легко восполнены всеми филиалами международного могущественного конгломерата, созданного гением Макса Харпера, и потому корпорация смогла пережить их без особых трудностей. Проблемы назревали совсем в иной сфере.
   Билл Макмастер, сидя на своем месте во главе огромного красного дерева стола для совещаний, взглянул на источник этих проблем, попытался взять себя в руки и сделал еще одну попытку:
   – Ладно, Грег. Быть может, мы недостаточно внимательно выслушали ваше предложение. Давайте попробуем еще раз.
   Грег в бешенстве воззрился на него, после чего окинул презрительным взглядом всех сидевших за столом. Жалкое сборище сбитых летчиков! Чертовы старперы! Его с новой силой захлестнула злость. Когда Стефани сделала его одним из директоров «Харпер Майнинг», он вознамерился всерьез начать работать на этой должности, а не превращать ее в дармовщинку. Жизнь дала ему шанс стать в будущем кем-то более значительным, чем просто стареющим экс-чемпионом по теннису. И он был готов ухватиться за этот шанс обеими руками. Он приложил огромные – в его понимании – усилия, для того чтобы быть в курсе многочисленных направлений деятельности компании «Харпер Майнинг», и первые финансовые провалы его ничуть не смутили. Для этого есть бухгалтера, решил он, а он станет генератором идей. Собственно говоря, идей у него было великое множество. Каждую из них вежливо выслушивали и обсуждали мужчины в строгих деловых костюмах, удерживающие «Харпер Майнинг» на плаву, и столь же вежливо отклоняли. Такая же судьба только что постигла последний замысел Грега.
   – Вы услышали все, что вам нужно было услышать! – вспылил он. – Целые россыпи лежат у нас под ногами. Никто больше не стремится разрабатывать их. А нам достаточно наклониться, чтобы их поднять. Но вы предпочитаете просиживать штаны, ничего не делая!
   – А вам не приходило в голову спросить себя, почему конкуренты столь услужливо отошли в сторонку, тем самым расчистив для нас территорию? – Полный сарказма вопрос, прозвучавший с другой стороны стола, отражал общий дух собравшихся, явно настроенных против Грега.
   – Ну да, анализ технической осуществимости…
   – При чем здесь техническая осуществимость?! – Нервы сдали у очередного члена совета директоров. – Да объясни же ты ему, Билл!
   – Надеюсь, Грег, вы не думаете, что мы упустили из виду подобную возможность? – Билл Макмастер задал вопрос с обманчивой мягкостью, которая на самом деле была сейчас далека от его внутреннего состояния. – Дело отнюдь не в сложности технической реализации проекта, транспортной доступности, стоимости или наличии квалифицированной рабочей силы. Это – политическое минное поле, и транснациональные корпорации научились проявлять разумную осторожность, прежде чем начинать разработки. Ситуация настолько нестабильна, что все может взлететь на воздух в любую минуту. А если после такого взрыва головоломка сложится в пользу правительства марксистов, то получится, что мы из своего кармана заплатим за их право создать горнодобывающую промышленность. Вы требуете, чтобы мы рисковали капиталом, оборудованием и, что хуже всего, жизнями наших людей ради непродуманной авантюры…
   – А, да пошли вы! – Грег вскочил на ноги, с ненавистью глядя на собравшихся за столом. – Ваша проблема в том, что вы давно умерли! Вы все вместе не стоите и ломаного гроша! – И, не удостоив более своих коллег и взгляда, он в бешенстве выскочил из комнаты.
   – Мэри, попрошу вас не заносить последнее замечание в протокол, – невозмутимо распорядился Билл. – Продолжим, джентльмены.
//-- * * * --//
   Некоторым людям требуется вся жизнь, чтобы постигнуть волшебный мир островов Большого Барьерного рифа и Кораллового моря. Впоследствии Тара неоднократно будет возвращаться к мысли, что те несколько недель, которые она провела на Орфее после операций, набираясь сил, уверенности и решимости, чтобы вернуться в большой мир, равнозначны для нее богатой и счастливой жизни. Впервые после своего прибытия сюда она смогла в полной мере насладиться потрясающей естественной красотой туристического центра, высокими пальмами, пляжами, покрытыми золотисто-белым песком, и бесконечным сиянием благословенного солнца Квинсленда. Каждый следующий день был для нее подарком, сверкающим и благоуханным, и она проводила его беззаботно и как ей вздумается, что могут себе позволить только по-настоящему счастливые люди.
   Очень скоро она с удивлением обнаружила, что в этой ее вновь обретенной жизни существенное место занимает некий Дэн Маршалл. Сама того не замечая, она привыкла к тому, что он, совершая своей ежедневный обход, непременно завернет в ее бунгало, привыкла прислушиваться в надежде уловить его шаги и ожидать его особенной улыбки. Причем осознание этого не вызвало у нее ни тревоги, ни внутреннего напряжения, поскольку ее дружба с Дэном была такой же, как и он сам, – непринужденной, искренней, теплой и нетребовательной. Он был прекрасным собеседником и, заканчивая с дневными хлопотами или делая перерыв в напряженном операционном графике, оказывался еще и превосходным гидом по тропическому раю Орфея.
   Оживленно беседуя, они вдвоем исходили остров вдоль и поперек, начиная с покатых пляжей на одном берегу до отлогого взморья на другом. От прибрежных зарослей широколистых пальм они шли в глубь острова, до его скалистого станового хребта, изобилующего буйной растительностью совсем иного плана – сандаловым деревом, ясенем, австралийской мимозой и прочей зеленью. На шоколадного цвета почве дико произрастали древовидные папоротники, тысячелетние мхи и яркие цветы. Блестящими немигающими глазами за ними следили крохотные создания, в пьянящем воздухе лениво гудели пчелы, и, казалось, сама природа распахнула перед ними свои объятия, чтобы они могли насладиться ею в полной мере.
   В такие минуты уединения они походили на Адама и Еву до грехопадения. В благословенном умиротворении чистого и зеленого острова Тара вновь обрела утраченную сердечность и веру в людей. В этом мире не было места разврату и испорченности. Дэн стал для нее желанным спутником, чутким и отзывчивым. И действительно, находясь рядом с нею, он откладывал на время тяжкое бремя ответственности за жизни и здоровье других людей, которое, будучи врачом, нес на своих плечах, и наслаждался возможностью просто побыть мужчиной. Но его мальчишеский энтузиазм нисколько не напрягал ее, и от нее ничего не требовалось взамен. Она чувствовала, что Дэн принадлежал к тем редким людям, которые сумели вырвать жало у змеи в собственной душе, так что ей не грозил ее укус. Словом, она без страха отдавалась радости пребывания в этом зеленом раю, наслаждаясь его видами и чувствами, кои он пробуждал в ней.
   Главными среди этих удовольствий были подводные экспедиции, совершаемые поначалу с маской и трубкой, а потом и с аквалангом, обращению с которыми ее научил Дэн, по мере того как она осваивалась в этой новой для себя среде, ласковой и манящей. Разве может тот, кто живет в холодном климате, оценить по достоинству все благословение тропических солнечных лучей, пронизывающих воду насквозь? Уроки плавания с Дэном доставляли Таре не только физическое удовольствие – они превратились для нее в череду изысканных наслаждений и познакомили ее с новым, подводным, миром. Под поверхностью воды ее восторженному взору открывались десятки обитателей этой новой вселенной – хрупкие морские существа, блестящие, юркие и стремительные. Одни были похожи на брызги фантастических оттенков, другие сливались раскраской с морем, и присутствие этих прозрачных созданий можно было обнаружить только по теням, которые они отбрасывали на песчаное дно под собой. Но все они, ловкие и быстрые, буквально искрились жизнью – не успевал Дэн привлечь внимание Тары к какой-либо серебристой искорке, как та уже исчезала из виду и на смену ей тут же приходили другие. В этом странном и беззвучном мире его обитатели занимались своими делами, не обращая внимания на огромных человеческих существ, медленно движущихся среди них.
   За дневным отдыхом в морских глубинах обычно следовало вечернее барбекю, когда они готовили и ели рыбу, которую Дэну удавалось поймать.
   – Поужинаете со мной сегодня вечером? – жизнерадостно предлагал он, выныривая рядом с нею с сочной рыбой, нанизанной на острогу.
   – Я бы не пропустила этого удовольствия ни за что на свете, – немедленно отзывалась Тара.
   Затем, когда они выбирались на берег, он устраивал барбекю: разводил огонь и готовил рыбу, пока она собирала фрукты на десерт, укладывала в сумку-холодильник столовые приборы и охлажденное пиво и несла все это на пляж. Дэн любил и умел готовить на открытом огне, проделывая это с большим изяществом. Однажды, после одного особенно удачного блюда, Тара вслух прокомментировала его таланты:
   – Все хирурги умеют так хорошо готовить?
   Дэн рассмеялся:
   – Откровенно говоря, нет. Великими поварами рождаются, а не становятся.
   – Пожалуй, мне тоже стоит научиться готовить.
   – А я-то думал, что все женщины умеют это делать. Как же получилось, что вас миновала чаша сия?
   Тара внутренне подобралась. Как она могла объяснить Дэну свое положение «маленькой богатой девочки», когда у нее попросту не было надобности учиться самым обычным вещам, потому что всегда кто-то делал это вместо нее? Дэн почувствовал ее смущение и напряжение и сменил тему.
   – Что ж, – осторожно заговорил он, – если вы когда-либо решите попробовать себя в роли стряпухи и вам для дегустации понадобится подопытный кролик, позовите меня. Я с удовольствием окажусь рядом… когда вы приготовите свою первую яичницу с ветчиной.
   Так он впервые дал понять ей, что испытывает к ней нечто большее, чем просто дружеские чувства. Поначалу она рассердилась, потом обрадовалась и наконец пришла в смятение. Она в жизни не флиртовала сама, и никто не флиртовал с нею. Она сидела молча, потеряв дар речи, и ужасно злилась на себя за это.
   – Вот это да, – сказал Дэн, явно наслаждаясь ее смущением. – Я и представить себе не мог, что сорокалетние дамы способны краснеть как девчонки. Или это оттого, что вы сидите слишком близко к костру?
   Тара не смогла сдержаться и рассмеялась.
   Порывшись в своих рыболовных снастях, Дэн извлек оттуда морскую раковину – безупречный полумесяц из переливающегося перламутра.
   – Подарок, – смущенно проговорил он.
   – На прощание. – После того как она напомнила о неизбежном грядущем расставании, между ними воцарилось неловкое молчание. – Он всегда будет напоминать мне об Орфее. И о вас, Дэн.
   – Вы по-настоящему очень красивы, – едва слышно прошептал он.
   – Значит, вы можете гордиться, – быстро ответила она. – Это ведь – ваша работа.
   – Эй! – в растерянности воскликнул Дэн. – Ваше лицо – лишь отражение того, кто вы есть на самом деле. Вы по-прежнему та самая леди, с которой я познакомился несколько месяцев назад, не забывайте об этом.
   – Спасибо, Дэн. Не забуду. Ну а сейчас леди пора идти.
   – Хотел бы я, чтобы вы доверяли мне настолько, чтобы рассказать, от чего убегаете.
   – Ох, Дэн…
   – Что ж, по крайней мере успокойте меня, что у вас есть где остановиться и что вы располагаете деньгами, чтобы устроиться… кстати, где это будет? В Сиднее?
   В его голосе почувствовалось раздражение, и она тоже ощутила растущее в себе недовольство.
   – Со мной все будет в порядке. Я уже большая девочка, знаете ли. Мне уже позволено гулять одной!
   Дэн внял скрытому предостережению, прозвучавшему в ее словах, и сменил тактику.
   – Я буду скучать по вам, – признался он с грустью. – Вы уже наверняка догадались, что я отношусь к вам… по-особенному.
   Тара сделала глубокий вдох, чувствуя, как у нее защемило сердце.
   – Дэн, есть вещи, которые… которые я должна… сделать в одиночку. Мне очень жаль, но сейчас я не могу говорить об этом. Даже с вами. Поэтому, пожалуйста, не задавайте больше никаких вопросов. Хорошо?
   Более они не касались этой темы вплоть до момента расставания. Дэн сдержал свое обещание, хотя душу его терзали вопросы о женщине, к которой он с каждым днем прирастал все сильнее, вопросы, на которые он не мог найти ответа. Со смирением человека, любящего по-настоящему, для которого счастье любимой превыше своего собственного, он старался сделать все для того, чтобы последние дни пребывания Тары на острове оставили яркий след в ее памяти, а заодно чтобы вернуть ее в большой мир выздоровевшей телом и душой.
   А Тара тем временем ожесточенно пыталась не пустить его в свое сердце. С тех пор как он впервые робко намекнул на свои чувства к ней, она с тревогой ощущала, как пошатнулась ее целеустремленность, а желание отомстить и поквитаться слабеет под влиянием той полной счастья и тепла жизни, которую вкусила она на острове. Она вновь стала перелистывать свой альбом с вырезками, дабы укрепить собственную решимость. Это прояснило ее разум. Жестокий образ Грега дотла выжег в ее сердце робкие ростки любви к Дэну. Настало время, когда она почувствовала в себе готовность не только покинуть Орфей, но и поджечь бикфордов шнур, который должен был привести к взрыву ее отмщения.
   От внимания Дэна не ускользнули произошедшие в ней перемены, и на сердце у него день ото дня становилось все тяжелее. И вот наконец настал тот день, когда они в последний раз вместе стояли на причале у моторной лодки, которая должна была отвезти Тару в Таунсвилл, чтобы там оставить ее один на один с реальным миром. Прощание с Лиззи оказалось для нее очень болезненным, хотя обе храбро улыбались сквозь слезы.
   – Разве я не говорила вам, что все уезжают отсюда с улыбкой на губах? – пошутила Лиззи, сдерживаясь из последних сил, чтобы не разрыдаться.
   Зато теперь глаза и у Тары, и у Дэна были сухими.
   – Вот и все, Тара, – сказал он. – Страшно?
   – Немножко…
   – Вам необязательно уезжать… – Он сделал последнюю попытку, и она так и повисла в воздухе между ними.
   – Обещайте мне одну вещь…
   Тара вопросительно приподняла брови.
   – Если вам что-нибудь понадобится… что угодно… вы позвоните?
   – Со мной все будет в порядке.
   «И я не позвоню, – подумала она. – Я докажу, что способна постоять за себя. Я смогу справиться в одиночку, Дэн, неужели ты не понимаешь? Всю свою жизнь я привыкла опираться на мужчин. Но теперь я действительно повзрослела». Но вслух она лишь проговорила:
   – Ну что ж, прощайте.
   – Удачи, Тара. – Он бережно взял ее за подбородок, чтобы поцеловать в первый и последний раз. Ее губы были холодны. Не сказав более ни слова, она отвернулась и спустилась в лодку. Она не помахала ему в ответ на его прощальное приветствие. Но, застыв как изваяние, она не сводила глаз с высокой одинокой фигуры на причале еще долго, до тех пор, пока та не растворилась в туманной дали.

Глава восьмая

   «Одну из красивейших гаваней мира природа создала в Сиднее. И вот на протяжении последних двух сотен лет человек топит в ней отбросы», – угрюмо думал Билл Макмастер. Он стоял у окна в своем угловом кабинете на вершине башни «Харпер Майнинг», глядя на открывающиеся его взору Харбор-Бридж и прибрежную часть Сиднея. Он пришел сюда достаточно рано, когда сборщики мусора еще только приступили к работе, собирая тонны отходов, которые обитатели прибрежной зоны ежедневно сбрасывали в воды гавани. «Один из этих парней не помешал бы и здесь», – сердито подумал он. Мусорная проблема в полный рост стояла и перед его компанией.
   На его рабочем столе зажужжал интерком. Билл с раздражением вдавил клавишу пальцем:
   – Да?
   – Прошу прощения, сэр, но я вынужден напомнить вам, что Грег Марсден все еще здесь. Просто прошло уже полчаса…
   – Знаю, знаю. Ну хорошо, пригласите его.
   В легком костюме, белой сорочке и галстуке светло-лимонного цвета Грег выглядел безупречно. Судя по всему, он не собирался тратить время на пустые любезности.
   – Не ожидал вас увидеть, Грег, – невозмутимо заговорил Билл. – Чем обязан?
   Но Грег небрежно перебил его:
   – Я всю неделю пытаюсь дозвониться до вас.
   – Да, знаю. Меня почти все время не было в конторе. Здесь в это время года мы обычно очень заняты. Но, быть может, вы все-таки присядете?
   Грег последовал его совету, но недовольство так и не исчезло с его лица. Он устремил на Билла холодный взгляд.
   – Прошло уже несколько месяцев после смерти Стефани, Билл. Пресса изрядно раздула истерику по этому поводу. Можно было подумать, что мир перевернулся. Но теперь все затихло. Причем создается впечатление, будто Стефани Харпер никогда не существовало.
   «К чему он клонит?» – с раздражением подумал Билл. Но вслух лишь произнес:
   – Ее не забыли.
   – Уж точно не я.
   Биллу было трудно проглотить столь лицемерный ответ, но он сдержался и стал ждать, что будет дальше.
   – Вот в чем проблема, Билл: мне очень трудно поверить в то, что после трех независимых спасательных операций, две из которых возглавлялись и контролировались компанией от начала до конца… тем не менее ее тело так и не было обнаружено.
   «Ах вот оно что!» – подумал Билл и ощутил, как в груди у него закипает гнев.
   – Хоть что-то должно было остаться… скелет… кости.
   – Уверяю вас, – ровным голосом заговорил Билл, – что было сделано все возможное и невозможное.
   – Тем не менее я не удовлетворен.
   – Вот как.
   – Вы действительно хотите уверить меня, – Грег начинал входить во вкус, – что настолько мощная организация, располагающая колоссальными ресурсами, способная находить уран, золото, железную руду и нефть, не в состоянии отыскать пригоршню несчастных костей?
   И тут Билл взорвался:
   – Чертов иуда! – заорал он. – Ведь тебе только и нужно официальное признание смерти Стефани, чтобы наложить лапу на ее деньги. Если хочешь знать, я любил Стефани Харпер! Она была для меня как дочь. – Он тут же осадил себя и продолжил уже спокойнее: – Очень жаль, что ты не удосужился узнать ее поближе, до того как она погибла. Не исключено, ты мог бы чему-нибудь научиться у нее. Она не была идеальной, но у нее было доброе сердце и она беспокоилась о людях. Она отдавала, ничего не требуя взамен, и все, чего она ждала, – это принимать ее такой, какой она была на самом деле, а не смотреть на нее с точки зрения ее положения. Она делала все что могла – и это лучшая эпитафия для кого бы то ни было.
   – Я никогда не говорил…
   – Заткнись и слушай! Да, я бы с превеликой охотой устроил Стефани Харпер надлежащие похороны. Но я рад тому, что ее тело так и не было найдено! – Он надвинулся на Грега, который вдруг утратил изрядную долю своей самоуверенности. – А знаешь почему? Потому что я хочу, чтобы ты на всю жизнь запомнил каждое мгновение последующих семи лет. Потому что только по истечении этих лет ты получишь право собственности на часть одного из самых больших состояний в истории Австралии. Увы, это правда. Но… есть одно «но», о котором ты даже не догадывался, сынок, потому что никто и предположить не мог, что такое может случиться.
   Грег внезапно насторожился. Что это за новости? У него вдруг похолодело в животе. Он ведь все предусмотрел… или нет?
   – Должен уведомить тебя о том, – Билл явно начал получать удовольствие от происходящего, – что до того, как Стефани вышла за тебя замуж, я убедил ее внести в завещание одно условие. В том случае, если она скончается раньше тебя, а ты женишься снова, ты не получишь ни гроша!
   Воздух в комнате наэлектризовался, словно перед грозой. Молчание затягивалось. Грег сидел на стуле, уничтоженный и раздавленный. Похоже, он никак не мог уразуметь, что вокруг него происходит. Билл же, успокоившись и выпустив пар, откинулся на спинку своего кресла.
   – Вот так-то. А пока начинайте подыскивать себе работу, сэр. Не думаю, что… польза, которую вы приносите компании «Харпер Майнинг», помешает нам отпустить вас с должности одного из директоров, если найдется что-либо более подходящее. Что может быть приятнее, чем самому зарабатывать себе на жизнь, а?
   Подняв голову, Грег устремил полный жгучей ненависти взгляд на Билла, который увидел, что его визави, будь у него хоть малейшая возможность, прикончил бы его в ту же минуту, причем без колебаний. Внезапно Грег вскочил со стула, словно пантера, и впервые в жизни Билл испытал приступ физического страха. Но Грег, не сказав ни слова, лишь пулей вылетел из комнаты.
   Билл был потрясен до глубины души поведением Грега. Правда, в то же самое время он почувствовал себя так, словно с плеч его упала тяжкая ноша. «Я знаю, что поединок еще не закончен, мистер Марсден, – сказал он себе. – Но ждать осталось недолго».
//-- * * * --//
   День на дворе или ночь – аэропорт Сиднея, расположенный в районе Мэскот, не спит никогда. Его деловая активность достигает своего пика по утрам в рабочие дни. Для женщины, которая была на долгие месяцы отлучена от цивилизации, бьющая ключом энергия кишащего скопища людей стала серьезным испытанием после умиротворенного спокойствия острова Орфей. Смущаясь и обмирая от страха, она все-таки пробралась сквозь толпу и вышла из главного входа, окончательно растерянная и сбитая с толку.
   – Такси, дамочка?
   Тара, не раздумывая, залезла на заднее сиденье забрызганного грязью и обшарпанного старого седана.
   – Куда едем? – Такси уже двигалось в сторону города, до которого оставалось совсем недалеко, а она так и не назвала водителю места назначения.
   – М-м… – Она не строила планов заранее, предпочтя дать событиям развиваться своим чередом. – Мне нужно остановиться в каком-нибудь недорогом районе. Этой части Сиднея… я не знаю. Можете что-нибудь предложить?
   Когда таксист высадил ее в части города, известной под названием Рокс, Тара впервые в жизни почувствовала на собственной шкуре, как живут люди без денег. Покрытый сажей и копотью, притаившийся в тени Харбор-Бриджа, пригород предлагал дешевый ночлег со всеми вытекающими последствиями. После продолжительного и недешевого пребывания на острове Орфей она была изрядно стеснена в средствах. Но, даже если бы ее кошелек раздулся от денежных купюр, она не рискнула бы поселиться в пятизвездочном отеле «Сидней Риджент». Он подходил для Стефани Харпер. А Таре Уэллс вход в него был заказан.
   Волоча за собой тяжелый чемодан и борясь с усталостью, стремительно навалившейся на нее во влажной полуденной духоте, Тара добрела до частной гостиницы, приткнувшейся на углу и косо выпирающей на проезжую часть. Сквозь грязные окна бара она увидела, как его хозяин разливает горячительные напитки своим шумным и развязным клиентам исключительно мужского пола. Тара разглядела целую толпу мужчин в трикотажных майках, с внушительными пивными животами. Когда их взоры обратились на нее, ей стало не по себе. Но трактирщик уже заметил ее и знаком показал, чтобы она подошла к боковой двери.
   – Вам нужна комната, дамочка? – без долгих предисловий полюбопытствовал он.
   – Да.
   – Она обойдется вам в пятьдесят долларов в неделю.
   – Я согласна.
   – Плата за месяц вперед, плюс сто долларов залога…
   – Залога? – ошеломленно переспросила Тара. Она и слыхом не слыхивала ни о чем подобном.
   – Видите ли, владельцы в наше время должны предпринимать хоть какие-то меры предосторожности, верно? – Невысокий лысоватый мужчина с волосами неопределенного песочного цвета выглядел так, словно сам представлял собой эту предосторожность. – В прошлом я доверял людям – позволял им жить в долг, а они потом тайком съезжали, не расплатившись.
   – Просто я не готова вносить залог… как и платить столько авансом…
   – Что ж, таковы мои условия. Соглашайтесь или идите себе дальше.
   – Мне придется отказаться. В Сидней я прилетела с четырьмя сотнями долларов в кармане, мне необходимо купить кое-что, я ничего не ела весь день и еще не нашла работу. Прошу прощения за то, что отняла у вас время. – И она повернулась, чтобы уйти.
   – Эй, постойте. Я мог бы забыть о залоге.
   – А можно заплатить вперед только за две недели?
   Владелец гостиницы заколебался:
   – Ну, ладно. Пусть будут две недели. Платите на месте.
   Тара улыбнулась. Бог ты мой, да она может выглядеть настоящей милашкой, когда захочет. Что ж, для дела полезно иметь такую красотку под рукой.
   – Хотите взглянуть на комнату? Сюда, пожалуйста. – сказал владелец и повел ее внутрь гостиницы, захватив чемодан и дружелюбно болтая без умолку.
   – Старый добрый бар. Подлинный кусочек истории Австралии. Построен еще в 1915 году. Там, внизу, можно взглянуть на множество старых фотографий, если вам вдруг станет интересно.
   По темной лестнице они вскарабкались на узкую площадку, и хозяин распахнул дверь. В глубине комнаты находилось окно, а вся она была погружена в тень от Харбор-Бриджа. Вид у нее был еще тот – сплошная грязь, мрак и скудная обстановка. За рваной занавеской притаилась грязная кухонька. Тара сделала над собой усилие, чтобы подавить брезгливость и испуг.
   От владельца не укрылась ее реакция.
   – Я буду с вами честен, – сказал он в свое оправдание, – вот уже несколько месяцев тут никто не живет, и я подзапустил ее. Понимаете, я рассчитывал сдать ее какому-нибудь порядочному малому в надежде, что он вот-вот мне подвернется. Но в наши дни можно запросто нарваться на наркомана или отморозка. А я не могу себе позволить иметь неприятности с полицией.
   Он умолк, пристально глядя на нее.
   – Что ж, вы и впрямь похожи на честную леди. Я могу помочь вам… привести ее в порядок. Кстати, меня зовут Сэнди. Я живу прямо над вами на верхнем этаже, и в свободное время мне нечем особенно заняться. Сейчас я живу один. Мой друг умер в конце прошлого года… рак… мы с ним работали вместе двадцать семь лет…
   Владелец смешался и умолк окончательно. Тара порывисто пожала ему руку и подошла к окну.
   – Что ж, в конце концов, отсюда открывается вид на гавань! – сказала она.
//-- * * * --//
   Стоя в холле своего дома на Хантерс-Хилл, Филипп Стюарт тщательно проверил наличие паспорта, билета на самолет и валюты. Пара его шикарных чемоданов поджидала у двери, а пальто было переброшено через спинку стоящего рядом стула. Взглянув на часы, он вошел в гостиную.
   Выглядев одинокой и потерянной в огромных размеров комнате, Джилли смотрела телевизор, а рядом с нею стоял уже привычный стакан с виски. Телефонный аппарат пристроился на полу возле ее ног, и Филипп понял, что она ждет звонка, который, судя по всему, раздастся только тогда, когда он будет уже на полпути к аэропорту. Джилли, похоже, ничуть не заботило, что он улетает. Но при этом и телепередача ее не интересовала. «Джилли, Джилли, – подумал он, – что с нами стало?»
   Тем не менее он по-прежнему изображал добропорядочного семьянина и смиренно разыгрывал свою роль.
   – Ты не забудешь, Джилли? Насчет вторника?
   – Насчет вторника? Что?
   – Придет механик, чтобы починить насос в бассейне. Кроме того, надо будет заплатить очередной взнос по страховке – не забудешь?
   – Не забуду.
   Супружеский разговор исчерпался. Раньше, перед тем как уехать в командировку, Филипп всегда спрашивал: «Чем ты займешься, пока меня не будет?» – Теперь спрашивать об этом он не отваживался, потому что знал ответ. Судя по многочисленным, едва заметным признакам, Джилли переживала очередной роман. По тому, с каким отчаянием она окунулась в него, по ее напряженному поведению и приступам слезливой жалости к себе – а ведь он догадывался, о ком идет речь, – он понимал, что она чувствует себя несчастной. Но помочь ей он не мог.
   В прошлом Филипп не только терпеливо сносил измены жены. Он любил ее так сильно, что часто поддерживал ее во время очередной интрижки, а по ее завершении спасал от отчаяния. Эти романы были не столь многочисленны, вульгарны или унизительны, чтобы он когда-либо чувствовал себя скомпрометированным, и он даже получал печальное удовлетворение оттого, что был тем самым мужчиной, к которому Джилли неизменно возвращалась. Но все изменилось после того, как она вернулась из Эдема и сообщила о смерти Стефани. Он не знал, что там на самом деле произошло, да и не хотел знать. Но он шестым чувством уловил, что на сей раз она переступила рамки дозволенного. Это был конец.
   И потому, полностью отдавая себе в этом отчет, он оказался в странном положении мужа, оплакивающего утрату жены, но при этом продолжающего жить с ней в одном доме. Ему по-настоящему было больно, а ее присутствие каждый день напоминало ему о том, чего он лишился. Но время его траура подходило к концу, и он готовился снять его. Отчасти это выражалось в том, что возросло их физическое отчуждение. Он все больше и больше времени проводил в Нью-Йорке, а, находясь в Сиднее, ужинал и даже ночевал в клубе, стараясь как можно реже бывать дома. Но самое главное, между ним и Джилли постепенно образовалась столь глубокая эмоциональная пропасть, что он при всем желании уже не смог бы преодолеть ее. И когда придет время расстаться, выяснится, что брак их распался просто по естественным причинам.
   Но Филипп еще в достаточной мере оставался прежним Филиппом, чтобы не делать первый шаг к полному разрушению их отношений. Эмоционально их брак исчерпал себя. При этом он все еще оставался тем убежищем, в котором укрывалась и пока могла жить Джилли. В конце концов, став разведенной женщиной, куда она пойдет? На что будет жить? Она ведь никогда в жизни не работала. Выставить ее за дверь – то же самое, что попросить калеку встать из кресла-каталки и пойти на собственных ногах. «Быть может, именно поэтому она так зависит от Марсдена, – подумал он. – Что ж, с этим я ничего не могу поделать».
   Снаружи донесся гудок клаксона такси, которое должно было отвезти его в аэропорт.
   – До свидания, Джилли, – сказал он, пересек холл, подхватил свои чемоданы и отворил дверь. Не дожидаясь ответа, он вышел из дома. Джилли едва обратила внимание на его уход, хотя шаги и звонок другого мужчины она улавливала с чувствительностью летучей мыши. Но сейчас ей не к чему было прислушиваться – она просидела всю ночь, глядя на телефон, который так и не зазвонил.

   Тем же вечером, в дешевой гостинице в Роксе, Тара сидела на узкой и жесткой кровати в своей комнатке и едва сдерживала рыдания. Близился к концу далеко не самый удачный день в ее жизни. Возвращение в Сидней породило в ее душе целую бурю эмоций, ведь она вновь оказалась в «своем» городе, пусть и под новой личиной и с неопределенным будущим. Здесь на каждом шагу ее поджидали воспоминания, сладкие и горькие одновременно. Она обнаружила, что ее неудержимо влечет к старым знакомым местам, но постаралась отогнать искушение – и потому приехала в Рокс, а не в один из прежних знакомых районов. Но это решение далось ей непросто.
   А ведь ей еще предстояло делать и самые обыденные вещи, о которых ранее она не подозревала. Будучи хозяйкой двух больших особняков, снабжение которых всегда являлось обязанностью других, она, например, ни разу в жизни не бывала в супермаркете. И покупка предметов первой необходимости на ближайшие несколько дней превратилась для нее в настоящую пытку, которую ничуть не облегчило неприязненное и даже грубое отношение кассирши на выходе.
   Но, как оказалось, худшее еще ждало ее впереди. Войдя на кухню с покупками, она вдруг заметила, как что-то ползает по столу. К своему ужасу, она обнаружила, что собралась водрузить коробку на целое семейство тараканов, и с омерзением отпрянула от стола. Но ужас перешел в гнев, который стал для нее спасительным, – и она яростно смахнула их на пол, сделав себе мысленную пометку в следующий поход в магазин обязательно приобрести порошок от тараканов. Последней каплей стало то, что она опрокинула только что вскрытую коробку с молоком, и оно разлилось по полу. Чувствуя себя полностью разбитой, она присела на кровать, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться в голос.
   Но тут, к нежданной радости, она вдруг заметила принадлежности для уборки, на которые не обратила внимания, когда вошла. Сэнди сдержал обещание помочь и снабдил ее жидкостью для мытья полов, дезинфицирующим средством, веником, ведром и тряпкой. Она с радостью ухватилась за них. Но Стефани Харпер ни разу в жизни не мыла полы. Она даже не знала, с какой стороны к этому подойти. А вот Тара Уэллс с готовностью принялась за дело и, засыпая в ту ночь, испытывала здоровое удовлетворение человека, хорошенько потрудившегося и сознающего, что день прожит не зря.
   Постепенно пребывание Тары в гостинице улучшилось. После тщательной уборки комната стала гораздо более пригодной для жизни. Сэнди, в свою очередь, принес ей новые занавески для окна и кухонного алькова, равно как и снабдил ее всякими мелочами, придающими комнате домашний вид и уют. Но самое главное заключалось в том, что она нашла кое-кого, благодаря чему комната стала домом, и теперь ей было к кому возвращаться.
   Он привлек ее внимание в первое же утро на новом месте, когда она вышла на улицу, чтобы выбросить мусор в контейнеры на заднем дворе гостиницы. Она услышала слабое «мяу» и, заглянув под один из баков, увидела там крошечного котенка. Она взяла его на руки, и он, дрожа всем тельцем, прижался к ее груди.
   – Бедненький ты мой, – ласково сказал она. – Ты потерялся? Ты не похож на домашнего кота, да и, судя по всему, ты давно не ел.
   Котенок доверчиво смотрел на нее и не шевелился.
   – Хочешь пообедать, а? – продолжала она. – Тогда идем со мной, мой хороший.
   Она принесла котенка к себе, накормила, и жадность, с которой он насыщался, и его промокшая и грязная шерстка укрепили ее уверенность в том, что перед нею – бездомное и бродячее существо.
   – Зато теперь у тебя есть дом, – сообщила она ему. – Теперь ты мой, а зовут тебя Макс! – Она засмеялась, поражаясь абсурдности ситуации: забавно было хилого и дрожащего котенка назвать именем могущественного промышленника, именем своего отца, и в следующий миг она сообразила, что раньше никогда не осмеливалась посмеиваться над ним. «Пожалуй, я иду на поправку», – решила Тара. Она соорудила Максу спальное местечко из газет и накормила до отвала; удовлетворенный, он заснул у нее на коленях, тихонько урча даже во сне. Он не был обычным котенком – в этом она не сомневалась. Будучи абсолютно черным, тем не менее он стал для нее счастливым талисманом. Он был совершенно беспомощным, о нем нужно было заботиться, и он стал очередным подтверждением начала ее новой жизни.
   – Ох, Макси, – вздохнула она. – Я так рада тому, что мы нашли друг друга. Ты даже не представляешь, как мне нужно было поговорить хоть с кем-нибудь.
//-- * * * --//
   Обычно Грег не интересовался бильярдом. Для теннисного профи, привыкшего к сокрушительным ударам сверху и приемам мяча на лету, этой игре, по его понятиям, решительно недоставало движения. Но в городском особняке Харперов стоял профессиональный бильярдный стол красного дерева поистине королевских размеров и оборудованная по высшему разряду бильярдная. Так что, когда у него появлялся подходящий партнер для серьезной игры, Грег никогда не отказывался сыграть партейку-другую.
   Да и расслабиться ему тоже не помешало бы. Все оборачивалось совсем не так, как он себе представлял. Несмотря на то что прошло несколько месяцев после трагедии, Грег все еще пытался выстроить размеренный образ жизни. Со всех сторон его подстерегала неопределенность: он не мог считать себя ни женатым мужчиной, ни холостяком, ни партнером Стефани, ни ее наследником. Хотя, благодаря принятым ею мерам, он получал весьма приличный доход, самостоятельно ему не удавалось заработать ни гроша, а к наследственному имуществу он не мог даже приблизиться. В общем, он оказался совершенно беспомощен, как человек, у которого связаны руки.
   Однако, хотя неудовлетворение холостяцкой жизни и тяготило его, Грег не намеревался слишком близко сходиться с Джилли Стюарт, которая ради него была готова на все. Не для того он с таким трудом избавился от одного супружеского ярма, чтобы тут же засовывать шею в другое. Как женщина Джилли ему нравилась – в постели она вытворяла настоящие чудеса, и при одной только мысли о ней его охватывало жгучее желание. Его вполне бы устроили благопристойные, стабильные свободные отношения с нею. Но после возвращения из Эдема Джилли начала досаждать ему: «Когда я увижу тебя снова?», «Почему ты мне не позвонил?», «О Грег, ты что-то от меня скрываешь!» Она не понимала, что это он заказывает музыку, а вовсе не она. И потому он старательно дистанцировался от нее, изображая холодность и неприступность. Но при этом понимал, что настраивать ее против себя никак нельзя. Он должен сохранить свою власть над нею, чтобы быть уверенным в том, что их маленький секрет остается погребенным в закоулках ее рассудка и памяти. И для этого он виделся с нею ровно столько, чтобы она постоянно чувствовала свою зависимость от него, но при этом удерживал на коротком поводке, не давая ей до конца испытать полное удовлетворение.
   Грег избегал Джилли под предлогом того, что у него слишком много работы в «Харпер Майнинг», что он должен разобраться с имущественными вопросами наследства Стефани, с проблемами содержания городского особняка и тысячами прочих вещей. На самом же деле ему нечем было заняться. К прежней холостяцкой жизни он вернуться не мог – шумная и бесшабашная праздность была явно неподходящей для скорбящего вдовца, роль которого он взялся играть. С бизнесом Харперов его теперь больше ничего не связывало – руководство компании четко и недвусмысленно ему намекнуло, что он для них отныне персона нон грата. А Мейти, с незапамятных времен занимавший должность мажордома городского особняка Харперов, счел бы себя оскорбленным до глубины души, если бы кто-либо посмел предположить, что хозяин дома вдруг захочет заняться домашними делами. Вся его жизнь была посвящена поддержанию установленного им же порядка в доме, так что теперь складывалось впечатление, будто все идет само собой, без постороннего вмешательства.

   В этот день после обеда Грег съездил в теннисный клуб, где сыграл несколько геймов. Он давно не тренировался и был не в форме, но в клубе всегда можно было найти людей, готовых погонять мяч с бывшим чемпионом. Он понаблюдал за тем, как Лью Джексон, его свидетель на свадьбе, с которым он не виделся со дня своего бракосочетания, одержал сокрушительную победу в тренировочном матче и вновь ощутил боевой и манящий дух конкуренции, победить в которой уже не мог. Что ж, по крайней мере, больше он в этих крысиных бегах не участвует. Потом он угостил Лью пивом.
   – Как поживаешь, Грег? – Таким образом Лью выражал ему свое участие.
   – Так себе.
   – Рад видеть, что ты вернулся на корт.
   – Угу. Если слишком часто оставаться одному, то можно сойти с ума. – Грег отпил глоток пива.
   – Значит, ты всерьез намерен вернуться в большой спорт?
   – Нет, приятель, ни за что. За вами, молодыми, мне уже не угнаться!
   Лью собрался было пошутить насчет чемпионата, который неплохо было бы организовать специально для таких вот старичков, как Грег, но потом решил не рисковать и дипломатично сменил тему.
   – Ну и чем же ты собираешься заняться?
   Грег постарался ответь небрежно и уклончиво:
   – Мне придется подыскать себе новую забаву по душе, только и всего.
   – Вот, кстати… – Дипломат из Лью был никудышный. Выразительно приподняв брови, он кивнул на дверь в дальнем конце комнаты.
   Грег проследил за его взглядом. В дверях стояла та самая француженка, что скрасила его последнюю холостяцкую ночь перед свадьбой. Будучи ярой поклонницей тенниса, она следила за ведущими игроками – успех заводил ее. Она положила глаз на Грега, как, впрочем, готова была поступить и с любым другим победителем. Глядя на Лью, на губах которого играла усмешка, Грег вдруг понял, что она была и для него венцом победы. Мысль эта неожиданно его возбудила, и он почувствовал, как просыпается в нем желание. Кроме того, минуло уже несколько дней с тех пор, как он в последний раз побывал на Хантерс-Хилл.
   Тем не менее он изобразил полное безразличие и повернулся обратно к бару. Он не допустит, чтобы Лью прочел его мысли. Он знал, что чертова девка сама очень скоро подойдет к нему, и уже прикидывал, как бы снять ее на ночь: уехать для виду отсюда в одиночестве, а потом сделать так, чтобы она прикатила к нему на такси, когда слуги улягутся спать. Никаких проблем. Для Грега Марсдена нет ничего невозможного.
   Вот так и получилось, что поздно вечером того же дня Грегу довелось играть в бильярд со своей французской гостьей. Прикатив к нему, она с удовольствием отметила, что ее уже ждет бутылка охлажденного французского вина, приглушенный свет в гостиной и звучащая из динамиков легкая музыка. Грег мог быть романтиком, когда хотел. Но у его гостьи были свои мысли на этот счет, и ее предложение организовать развлечение в домашней обстановке застало его врасплох.
   – Сыграть в бильярд на раздевание? Это что-то новенькое.
   Она обнажила в улыбке свои мелкие ровные зубки:
   – Я покажу тебе.
   – Я не знаю правил.
   – Я научу тебя.
   Сочтя ее нахальство забавным, Грег первым направился в бильярдную, показывая дорогу и, следуя ее указаниям, расставил шары.
   – Все очень просто. Если ты забиваешь шар, я снимаю с себя что-нибудь. Если я…
   Дальнейших объяснений Грегу не требовалось, он уже все понял и сам. Новая забава должна прийтись ему по вкусу. Впервые с того момента, как она вошла в его дом, он окинул ее внимательным взглядом. На ней была белая блузка с красным шарфом, обтягивающие красные брючки, сережки и белые туфли «Шанель» на высоком каблуке. От него не укрылось, что лифчика она не надела. Он ухмыльнулся. Осторожно установив биток, он выбрал на стойке два кия, намелил их кончики и протянул один ей.
   – Ну что ж, – сказал он, – начнем?
   Ее сноровка – или везение – поначалу обескуражили его. Она ухитрилась выиграть у него туфли, часы и сорочку, прежде чем он заставил ее снять красный шарф и сережки. Решив во что бы то ни стало снять с нее брючки раньше, чем она проделает то же самое с ним, Грег сосредоточился и с треском загнал красный шар в лузу.
   – Итак, – приказал он, – блузку!
   Под его взглядом она принялась медленно расстегивать пуговицы. Он оказался прав насчет лифчика. Уронив блузку на пол, она встала прямо перед ним. У нее были маленькие, твердые, безупречно очерченные груди, шелковистые и бархатные на ощупь – это он помнил прекрасно. Соски у нее были крупные и темные, слегка вздернутые кверху, они вызывающе были направлены на него. Он протянул руку, чтобы потрогать их. Но она быстро отступила и нахально заметила:
   – Никаких прикосновений! Это не по правилам.
   Она склонилась над столом, чтобы нанести удар, и ее груди свесились вниз, словно спелые фрукты. Свет единственной лампы, висевшей по центру стола, рассеялся по ее лоснящейся коже. Остальная комната была погружена в темноту. В нем нарастало напряжение. Он нетерпеливо ожидал, пока она промажет, а потом быстрой серией ударов разогнал по лузам оставшиеся на столе шары. Тяжело дыша, он обернулся к ней. Она стояла, не шелохнувшись, и насмешливо улыбалась.
   – Ты шулер!
   Не говоря ни слова, он взгромоздил ее на стол и стянул с нее ярко-алые трусики. Затем быстро запрыгнул на стол рядом с нею, одним движением вошел в нее и почти сразу же кончил. Но зато потом он реабилитировался за свою мальчишескую торопливость. При этом он заставил ее сполна искупить свое неуважительное отношение к нему. Их игры продолжались довольно долгое время и не имели ничего общего с бильярдом.
//-- * * * --//
   Едва закончив приводить в порядок свою комнату в гостинице, Тара решила, что пора приступать к осуществлению плана, ради которого она не только прилетела в Сидней, но и вернулась к жизни вообще. Она еще не успела проработать все детали. Но его двойной мотив был ясен ей так же, как и тогда, когда он впервые у нее созрел: сначала – узнать правду, а потом – отомстить! И только лишь теперь она почувствовала себя сильной и достаточно подготовленной, чтобы перейти к действиям. Впрочем, для начала ей предстояло сделать еще кое-что не менее важное.
   Школьные футбольные матчи обычно не пользуются большой популярностью у родителей. Особенно когда многие ученики живут в школах на полном обеспечении и на присутствие отцов и матерей даже не рассчитывают. Но в самой старой и известной сиднейской школе для мальчиков Деннис Харпер оказался не единственным, кто заметил высокую стройную даму, издалека наблюдавшую за их субботним матчем и периодически щелкающую фотоаппаратом по ходу игры. Зато он стал единственным, кому удалось хорошенько рассмотреть ее, когда после сильного удара мяч улетел далеко за лицевую линию и. подпрыгивая, подкатился к самым ее ногам. Юноша бросился за ним, и дама, словно загипнотизированная, застыла при его приближении, глядя на него во все глаза, затем резко отвернулась, чтобы скрыть… что? Смятение? Деннис отметил лишь, что у нее очень доброе лицо, и больше ничего, пожалуй. В конце концов, шла игра и ему было не до добрых дам. Поэтому он подобрал мяч, выбежал обратно на поле и до конца недели начисто позабыл о даме и ее странном поведении.
   На выходных он попытался было заговорить на эту тему с Сарой. Но та не выказала ни малейшего интереса и лишь презрительно хмыкнула, и потому Деннис выбросил все мысли о незнакомке из головы. В отличие от Денниса, Сара не обратила никакого внимания на даму, сидящую в третьем ряду на ее концерте и делающую из темноты зала снимок за снимком ее соло игры на фортепиано. Исполнение трудной партии потребовало от Сары максимальной сосредоточенности, и потому она не замечала вокруг себя ничего иного. Не услышала она и бурных аплодисментов, доносящихся именно из третьего ряда, как не заметила и сияющего взгляда этой же женщины, которая с гордостью смотрела на нее во время ее выхода на бис.
   Тем вечером Тара, переполненная счастьем и дрожа от возбуждения, радуясь и тоскуя попеременно, присела на подоконник в своей комнате, прижимая к груди Макса, и перебирала в памяти события минувшего дня.
   – Ах, Макси, – негромко приговаривала она, – прошло всего несколько месяцев, а они так выросли. Видел бы ты, как вытянулся Деннис. А еще ты должен был видеть мою маленькую принцессу. Она была прекрасна. И во всей этой чертовски сложной партии она сфальшивила всего лишь трижды!

Глава девятая

   – «Харпер Майнинг», доброе утро, чем я могу вам помочь?
   – Я бы хотел поговорить с мистером Макмастером, если можно.
   – Одну минуту.
   Мейти зажал телефонную трубку в морщинистом кулаке и выглянул в окно холла. Белый роллс-ройс как раз исчез за поворотом дороги, идущей в центр от городского особняка Харперов. Мейти не стал терять времени даром и тут же прижал телефон к уху. В трубке раздался молодой женский голос:
   – Приемная мистера Макмастера.
   – Я могу поговорить с мистером Макмастером?
   На линии возникла недолгая пауза.
   – Мистер Макмастер сейчас занят. Я – его секретарь. Быть может, я смогу вам чем-нибудь помочь?
   – Мне необходимо поговорить лично с ним самим. Послушайте, дело не терпит отлагательства. Вы не могли бы передать ему, что его беспокоит Мейти? Из особняка Харперов.
   Еще одна пауза. Мейти попытался унять разбушевавшийся в груди ураган эмоций. Наконец, к его величайшему облегчению, на линии раздался голос Билла:
   – Привет, Мейти, что-то случилось?
   – Щекотливое дело, мистер Макмастер. Я даже не знаю, с чего начать, – голос старика дрожал и срывался от волнения.
   – Успокойтесь, старина. Возьмите себя в руки.
   – Одним словом, сэр, вы знаете, что я сам и все остальные слуги сделали все от нас зависящее, чтобы приспособиться… к изменившимся обстоятельствам. Потеря мисс Стефани…
   – Я понимаю, Мейти.
   – …и все, что можно было сделать для супруга мисс Стефани, мистера Марсдена, было нами сделано. Буквально все!
   – Я в этом нисколько не сомневаюсь. – Билл явно пребывал в недоумении.
   – Но есть границы, сэр… границы приличия, которые не должен преступать джентльмен. Как произошло в данном случае… – Мейти понял, что говорит бессвязно, и предпринял новую попытку.
   – Прошлой ночью, после того как все слуги разошлись по своим комнатам, мистер Марсден принимал гостя. Точнее, гостью.
   «Вот же ублюдок», – угрюмо подумал Билл. Что ж, рано или поздно это должно было случиться.
   – В общем-то, это его право. Строго говоря, он, – Билл не сразу подыскал нужные слова, – теперь пребывает в свободном полете.
   – Дело не в этом, сэр! – Мейти явно оскорбился при мысли о том, что Билл может принять его за ищейку, которая сует нос не в свои дела и сплетничает по любому поводу. – Я совсем не это имею в виду. Всей истории мы не знаем, поскольку… леди… ушла еще до того как мы проснулись сегодня утром. Но горничная сообщила о происшествии в бильярдной. Экономка отправилась взглянуть на то, что там произошло, и обратила на случившееся мое внимание. На бильярдном столе валялась опрокинутая бутылка из-под вина. Были там и бокалы.
   Билл ждал продолжения со своей обычной выдержкой. Он знал, что оно непременно последует.
   – Но это еще не все. На столе остались и другие следы, сэр, указывающие…
   – Какие еще следы?
   – Царапины, обозначающие счет очков, сэр, и пятна… сукно… вся поверхность погублена безвозвратно.
   – Я вас не понимаю, Мейти.
   – Мистер Макмастер, у меня есть все основания полагать, что минувшей ночью на бильярдном столе совершались некоторые действия… на самом столе… которых приличные люди совершать не должны нигде и никогда!
   Перед внутренним взором Билла во всех красках всплыла бильярдная в городском особняке. Он увидел шикарный стол, осветительные приборы, на которых настоял в свое время Макс, набор киев на любой вкус и цвет. Когда он сам, Макс и «Харпер Майнинг» были еще молоды, то их советы директоров неизменно проводились за этим столом за игрой в снукер. В перерывах между партиями легко и безболезненно принимались судьбоносные решения, разрабатывалась политика. А теперь этот сопляк…
   Билл вдруг заметил, что его трясет. Голос Мейти глухо бился у него в ухе:
   – Мистер Марсден в данный момент отсутствует, поэтому я воспользовался возможностью созвониться с вами, сэр. Каковы будут ваши указания?
   – Господи, Мейти… – Претворить в жизнь угодные Биллу указания не представлялось возможным, поскольку кастрация в качестве меры наказания была законодательно запрещена много лет назад.
   – Дайте мне подумать, – проговорил он наконец. – Первым делом выясните, можно ли устранить причиненный ущерб. Пригласите специалистов, пусть они осмотрят повреждения и выскажут свое мнение, равно как и предложат сметную стоимость ремонта. Затем направьте их ко мне. – Он помолчал. – Что касается мистера Марсдена…
   – Да, сэр?
   – Предоставьте его мне. Пожалуй, пора ему подрезать крылышки. Вам будет небезынтересно узнать, что кое-какие шаги в этом направлении уже предпринимаются. Мы все уладим, не волнуйтесь.
//-- * * * --//
   Оказывается, наше отношение к тому или иному месту настолько зависит от присутствия или отсутствия определенных его обитателей, что это вызывает нешуточную тревогу. Дэн Маршалл был целиком и полностью счастлив на острове Орфей, чему в равной мере способствовало рукотворное создание его клиники и естественная, нетронутая красота окружающей дикой природы. Но теперь, похоже, его переливающийся всеми цветами радуги рай превратился в унылое черно-белое чистилище. В небе по-прежнему ярко светило солнце, но жизнь утратила для Дэна весь свой свет и краски. Ему больше не хотелось просыпаться рано по утрам. А в конце дня одинокая постель уже не манила его возможностью отдыха, и он предпочитал засиживаться далеко за полночь, пока усталость не валила его с ног.
   В попытках забыть Тару или по крайней мере перевести ее в разряд приятных воспоминаний, которым следует оставаться в прошлом, Дэн работал больше обычного, принимая дополнительных пациентов, так что у него практически не оставалось времени побыть в одиночестве, предаваясь тягостным раздумьям. Именно в это время ему удалось добиться триумфальных успехов в области пластической хирургии. Он испытал удовлетворение, когда молодая девушка, поступившая к нему с проблемой ноги, до неузнаваемости изуродованной в результате несчастного случая на сельскохозяйственном оборудовании, после лечения вышла из его клиники прямиком на дискотеку. Тем не менее все это представлялось ему прахом и тленом, поскольку разделить свое торжество ему было не с кем. Верная Лиззи, неустанно заботившаяся о нем, была глубоко обеспокоена, но бессильна помочь ему, хотя и пыталась развлечь и приободрить его.
   – Пациентка в бунгало номер десять идет на поправку – сегодня утром, когда я принесла ей завтрак, то обнаружила, что она делает зарядку! Она уверяет, что не даст вам нажиться на себе, поскольку выздоровеет вполовину быстрее. И она своего добьется.
   Дэн послушно улыбался, слушая ее болтовню, но тоска в его глазах, казалось, поселилась навечно. Потому что, сколь бы усердно он ни работал, как бы глубоко ни погружался в проблемы своих пациентов, забыть Тару и изгнать ее из своих мыслей ему не удавалось. Образ ее вставал у него перед глазами в самые неожиданные моменты, и он буквально видел наяву, как она ходит, плавает, жарит рыбу на огне, улыбается… и старательно гнал от себя эти воспоминания. После ее отъезда он забросил маску и ласты, окружающий мир больше не радовал его, и он, словно рак-отшельник, укрылся в своей раковине.
   «Интересно, сколько еще будут продолжаться мои мучения, – уныло спрашивал себя он. – Сколько пройдет времени, прежде чем мне удастся переболеть ею?» Влюбиться в нее было легко: поначалу его уважение завоевали ее стойкость и способность переносить боль, а потом ее веселость и жажда жизни покорили его сердце. Он с любовью вспоминал ее высокую стройную фигуру, которая обрела золотистый загар на этом райском острове, ее открытый взгляд и чувственные губы, которых он коснулся один-единственный раз и которые с тех самых пор отчаянно жаждал целовать. Он знал, что не сможет забыть и разлюбить ее никогда. Ему придется медленно и с болью забывать о ней, поместив свои воспоминания в самый дальний уголок сердца. Вздохнув, он вернулся к своим бумагам. Его ждала работа.
//-- * * * --//
   Высоко в небе ярко светило солнце. Рядом с прозрачной голубизной плавательного бассейна лениво, как большая кошка, потянулась и перевернулась в шезлонге чья-то загорелая фигура. Грег Марсден поддерживал свой бронзовый загар. В прежние времена, когда он целые дни напролет, от рассвета до заката проводил на корте, эта проблема решалась сама собой. Но теперь ему приходилось уделять своему внешнему виду особое внимание. Он медленно сел, достал из сумки-термоса пиво и с наслаждением эксперта сделал глоток. После чего вновь расслабленно откинулся в шезлонге, прикрыл веки и распростерся на алтаре бога солнца.
   Снизу из сада до него доносилось негромкое урчание газонокосилок – это садовники подстригали лужайки. Он с удовлетворением думал о том, что, пока он расслабляется, другие на него работают. Ему нравилось ощущать себя хозяином в особняке, и за то недолгое время, что он прожил в нем, он получил больше удовольствия от своего в нем положения, чем выпало на долю Стефани за долгие годы владения им. Он чувствовал, как возвышается в глазах окружающих, врастая в ситуацию. Слуги послушно исполняли все его распоряжения.
   Разумеется, ему приходилось проявлять осторожность. «Вот и сегодня ночью следовало быть осмотрительнее», – выругал он себя. Глупо было портить бильярдный стол только из-за того, что приспичило потрахаться на нем. Правда, впечатления он получил незабываемые. При воспоминании об этом лицо его расплылось в улыбке. Но самое главное – все последствия сейчас благополучно устранялись. Он видел снующих туда-сюда слуг и понимал, что без шума и суеты стол обретет прежний вид, правда, в счетах за ведение домашнего хозяйства будет отражена некоторая вполне умеренная сумма. В этом и заключается вся прелесть наличия вышколенных слуг, которые снимают с ваших плеч все тревоги и хлопоты. Кстати, повторения минувшей ночи не предполагалось. Хотя у него и оставалось такое чувство, что он видит эту француженку не в последний раз. Внезапно Грег рассмеялся во весь голос, сообразив, что даже не знает, как ее зовут. Но уже при одной мысли о ней он ощутил знакомое шевеление внизу живота. Он ласково потянулся было туда, но потом передумал. «Может быть, позже, – решил он, – а сейчас – самое время вздремнуть».
   Телефонный звонок даже в приглушенном режиме прозвучал неожиданно громко. Он неохотно снял трубку:
   – Алло.
   – Грег! Я все время пытаюсь дозвониться до тебя…
   – Джилли… как поживаешь?
   – Я ужасно соскучилась по тебе.
   – Я тоже, дорогая. Неделя выдалась на редкость суматошной…
   – Грег, я должна увидеть тебя. – Его система самообороны, стоящая наготове, моментально перешла в положение «боевая тревога».
   – Конечно, крошка.
   – И не смей говорить мне о том, что мы должны быть осмотрительны! Я устала проявлять осторожность. С таким же успехом можно и умереть!
   В голосе ее зазвучали знакомые истерические нотки.
   – Я хочу, чтобы мы вместе бывали на людях – как самая обычная пара – и совершали самые обычные поступки, – захлебываясь, выпалила Джилли. – Я почти не вижусь с тобой, а встречаемся мы только здесь, наверху, у меня, причем всегда, когда это удобно тебе, а не когда этого хочу я. В общем, я хочу увидеться с тобой немедленно.
   – И я тоже хочу тебя, ты же прекрасно знаешь об этом.
   «Она опять пила, – подумал он. – Надо быть начеку – в таких случаях ей все нипочем».
   – Итак, я еду к тебе.
   – Сейчас?
   – Почему нет?
   – Просто я как раз собираюсь на деловую встречу, – тут же соврал он. – В город прибыл владелец большого рудника в Бразилии, и мы с ним обедаем в «Хилтоне».
   – Грег, – в голосе Джилли прорезались требовательные нотки, – я хочу увидеть тебя, причем сегодня же.
   В воздухе явственно запахло грозой.
   – Разумеется. – Грег быстро размышлял. У Мейти сегодня свободный вечер, а экономка ложится рано… – Приезжай вечером, хорошо? Что-то около…
   – Я приеду, – перебила она его. – О Грег, я так люблю тебя. И сегодня вечером докажу тебе свою любовь.
   – Отлично, крошка. До вечера.
   Он положил трубку на аппарат. Во всей выстроенной им цепочке Джилли была наиболее слабым звеном, и с ней следовало вести себя предельно осторожно. Но он был уверен, что справится с этим. Он мог сотворить с ней буквально все что угодно. Решительно все. Он лениво улыбнулся и поймал себя на том, что с нетерпением ожидает вечера.
//-- * * * --//
   Из своей конторы, расположенной на симпатичной Ливерпуль-лейн, в месте пересечения ее с Краун-стрит в Дарлингхерсте, Джоанна Рэндалл вот уже двадцать лет управляла ведущим модельным агентством Сиднея. Сама в прошлом манекенщица, она с годами не утратила ни врожденного таланта, ни броской внешности, благодаря которым и блистала в свое время на обложках самых известных журналов мира. Ее ярко-рыжие волосы ничуть не потускнели, а темные, почти черные глаза теперь блестели еще ярче. Когда она, высокая и стройная, входила в фотостудию, то все замирали, восхищенно провожая ее взглядами, а фотографы шутили между собой, что старушка Джо даст сто очков вперед любой своей молоденькой манекенщице.
   Но удерживать первенство было ох как нелегко. Как босс она отвечала не только за то, чтобы поток креативных идей для коммерческой рекламы никогда не пересыхал, – в качестве ведущего законодателя мод она диктовала образ нынешнего сезона и задавала тренд на сезон будущий. При этом ей еще нужно было руководить агентством, и она отдавала себе отчет в том, что борьба с налоговым ведомством, расчеты с персоналом по оплате труда, разработка перспективных проектов и счет прибылей и убытков становятся с годами ничуть не легче. По самой своей природе мир моды являл собой постоянно меняющийся рынок. «Тебе всегда кто-нибудь наступает на пятки, а ведь я не молодею», – с беспокойством думала она.
   Впрочем, и Джоанна Рэндалл, и ее агентство пребывали в самом расцвете сил. Но жесткая самокритика, которая помогает людям такого склада оставаться на вершине, не давала ей почивать на лаврах, и в глубине души она спрашивала себя, уж не является ли нынешняя престижность признаком того, что ее золотое время уходит. Ее кредо звучало следующим образом: «Помни, этот бизнес – для молодых». Поэтому она придирчиво выискивала в своей работе или идеях признаки застоя или усталости с той же тщательностью, с которой боролась с симптомами приближающейся собственной старости – мельчайшей паутинкой в уголках глаз, безжалостными морщинками на лбу или с глубокими складками у носа. Она пересматривала собственные концепции моды столь же старательно, как втирала специальный крем в лицо или шею. Но при этом она не представляла, сколько еще сможет удерживать агентство на плаву. В глубине души она отсчитывала начало кризиса собственного среднего возраста с того момента, как ее начали доставать МУЗы, как она их называла, – молодые удачливые засранцы.
   Вот и сейчас в ее конторе сидел один из патентованных МУЗ и спорил с Джоанной насчет девочек-моделей, которых та отобрала для рекламной съемки на будущей неделе.
   – Клиент тратит кучу денег на эту кампанию, мисс Рэндалл. Да и мы у себя вложили в нее массу сил.
   – Давайте ближе к делу, если можно. – Джоанна не любила, когда к ней относились свысока. Особенно молодые люди в костюмах в тонкую полоску, очках в роговой оправе и с высокомерной улыбкой на лице.
   – Эти девушки… – Он с нескрываемым презрением перебирал стопку фотографий крупным планом, лежавших на столе между ними, на которых в разных ракурсах были запечатлены три манекенщицы: блондинка, брюнетка и рыжая.
   – Да, это самые лучшие мои девушки. Лучшие из лучших.
   – Если не считать того…
   – Если не считать чего?
   – Того, что они совершенно не годятся для разработанной нами кампании.
   – Совершенно не годятся? Да вы, должно быть, шутите! – Джоанна возмущено фыркнула. Она отказывалась верить своим ушам. Но этот прилизанный красавчик МУЗ не унимался.
   – Мисс Рэндалл, качественно новый рынок открывается в США, да и в Англии тоже. Глядя на новую женщину конца восьмидесятых, мы видим, что эта новая женщина – деловая женщина. Наши клиенты вдруг осознали тот факт, что многие женщины вокруг сделали успешную карьеру, занимают руководящие посты и располагают немалыми денежными средствами. Да-да, весьма значительными средствами, которые тратят на себя. Качественно новый рынок, как я уже говорил.
   В глубине души Джоанна считала, что эта «новая деловая женщина» – не такая уж и новая. Собственно говоря, вот эта самая деловая женщина чувствует себя уже далеко не молодой – впрочем, пусть этот красавчик говорит что хочет…
   – Хорошо, так в чем проблема?
   Испустив трагический вздох, МУЗ выбрал одну из фотографий и молча протянул ее Джоанне. Та почувствовала, что ее терпению, которое накалилось до цвета ее огненно-рыжей гривы, приходит конец.
   – И что же я должна здесь увидеть, по-вашему?
   – Вот. – Он ткнул пальцем. – Лицо этой девушки. Она очень мила и наверняка является замечательной моделью, просто чудесной.
   «Не переусердствуй, засранец, – с раздражением подумала Джоанна. – Просто она слишком молода. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать один?»
   – А целевой аудиторией нашей кампании, – ровным голосом продолжал он, – является самостоятельная деловая женщина в возрасте от 25 до 44 лет. И потому модель должна выглядеть более зрелой. И не забывайте, что это – женщины руководящего звена, женщины-управленцы. Нам не нужна очередная вешалка для одежды. Модель должна выглядеть умной и интеллигентной…
   – Выглядеть так, словно она способна руководить компанией «Дженерал Моторз», правильно?
   – Что-то в этом роде. – Сарказм Джоанны он попросту пропустил мимо ушей. – Так что, сами понимаете, вопрос не только в том, чтобы модель выглядела старше. Нам нужна от вас модель другого типа, совершенно нового.
   У Джоанны упало сердце. «Нового типа? Разумеется, завтра утром, еще до завтрака, я представлю тебе сразу двоих». Чтобы скрыть смятение и малодушие, она взяла фотографии девушек и невидящим взором уставилась на них. Слишком молоды? Господи милосердный! А ведь совсем еще недавно состоялся стремительный взлет «симпатичной малышки» Брук Шилдс, когда все буквально сходили с ума из-за нее, потому что остальные модели в сравнении с нею выглядели старухами. Но вскоре и она вынуждена была уступить место на пьедестале, потому что агентство, вопреки мнению Джоанны, не постеснялось выставить на подиум тринадцатилетних старлеток. А теперь им вынь да положь женщин среднего возраста, так, что ли? «Отлично, видно, придется самой вернуться в старый бизнес», – в расстройстве подумала она. Ей вдруг захотелось заорать во весь голос.
   – В общем, мы договорились и вы покажете мне новую кандидатуру? – МУЗ счел, что популярно изложил свою точку зрения, и решил, что пора ретироваться. – Разумеется, если у вас возникнут трудности с подбором, нам придется разослать заявку и другим модельным агентствам, расширить зону поиска. Но я не прощаюсь. Надеюсь на скорую встречу, так ведь?
   – Я вам перезвоню, – бесцветным голосом отозвалась Джоанна. На ее столе зажужжал интерком.
   – Пришел Джейсон – он хочет видеть вас, – донесся до нее голос секретарши.
   – Уже ухожу, – сообщил МУЗ, направляясь к выходу.
   – Попросите Джейсона подождать пару минут, а потом пригласите его ко мне.
   Ей положительно необходим был минутный тайм-аут между деловыми встречами, хотя только что состоявшийся разговор требовал куда более длительного и серьезного осмысления. Но одна мысль уже прочно засела у нее в голове и не давала ей покоя. Она не могла позволить себе потерять этот контракт. И дело было не только в деньгах, хотя, господь свидетель, модные студии в суперпрестижном артистическом квартале Ливерпуль-лейн требовали уйму баксов на свое содержание. Нет, речь уже зашла о ее кредитоспособности и авторитете, о праве называться лучшим модельным агентством Сиднея. «Я должна получить этот контракт, чтобы удержаться на вершине, – сказала она себе. – Если им нужна женщина нового облика, то Джоанна Рэндалл найдет ее. Или создаст сама. Но она выведет ее на подиум. И очень скоро. Вот и все». Вздохнув, Джоанна потянулась к интеркому, чтобы дать команду пригласить Джейсона. Сейчас ей нужен тот, кто сможет приободрить ее.
//-- * * * --//
   В уединении собственной комнаты Мейти готовился выйти в свет. С тех пор как он впервые занял нынешнюю должность, которая требовала от него неотлучно жить в особняке, он взял себе за правило обязательно проводить свободные вечера в другом месте. С его точки зрения, это был единственный способ устроить себе настоящий выходной, восстановиться к следующему рабочему дню и заверить себя, что у тебя есть жизнь и помимо работы, как бы сильно ты ни любил свое дело. Потому и в дождь, и в солнечную погоду, и зимой, и летом Мейти непременно выходил в город. Иногда он отправлялся в театр или на концерт – он обожал бывать в Опере, которую с полным на то правом полагал восьмым чудом света. Иногда он посещал кинотеатр или ресторан, и тогда с профессиональным интересом следил за суетой официантов и метрдотеля. Довольно часто он отправлялся и на поиски иных приключений, кои прославили Сидней в международном сообществе гомосексуалистов – что было, по его твердому убеждению, еще одной причиной сохранять неприкосновенность своей частной жизни во внерабочее время.
   В последний раз взглянув на себя в зеркало, он вышел из комнаты и поспешно сошел вниз. Время шло, а такси, которое он заказал двадцать минут назад, еще не подъехало. По крайней мере, его не было снаружи, когда он вышел из дому. Быть может, таксомотор ждет его за воротами, хотя, как ему казалось, они должны быть открыты. Чтобы убедиться в этом, он зашагал по подъездной аллее и еще издали заметил, что они закрыты. Раздосадованный, он ускорил шаг и открыл запирающиеся на электрический замок ворота, выходившие на широкую улицу.
   К своему удивлению, он увидел, что на тротуаре за ними перед особняком Харперов стоит какая-то женщина. В зажиточном и фешенебельном районе Дарлинг-Пойнт, где даже шикарные порше «Турбо» никого не удивляли, никто не ходил пешком. Разве что кто-то выгуливал борзых или тенерифских бишонов. Но у этой женщины не было ни автомобиля, ни собаки. Впрочем, ясно было и то, что она пришла сюда не в гости – она не сделала попытки позвонить или приблизиться к воротам. Она просто стояла на тротуаре и смотрела.
   Мейти окинул ее пристальным взглядом. Женщина оказалась приятной на вид. Знает ли он ее? Было в ее облике нечто знакомое. Но сказать что-либо определенное было невозможно, поскольку она отвернулась, едва завидев его и, надев зеркальные солнцезащитные очки, поспешила прочь. Не исключено, она просто любовалась окрестностями. Как бы там ни было, хотя у Мейти хватало и своих забот, он окликнул ее, и она тут же остановилась.
   – Прошу прощения!
   – Да? – Голос у нее оказался низким, с приятной хрипотцой.
   – Не могли бы вы помочь мне? Я жду такси. Не знаю, сколько времени вы провели здесь… но ведь оно не могло приехать и уехать, не так ли?
   Кажется, его вопрос успокоил женщину.
   – Нет, не думаю. Хотя я пробыла здесь достаточно долго.
   – Ну вот, обещали прислать машину через двадцать минут, а вы видите, что из этого вышло. Раньше я в город ездил на автобусе, чтобы избежать всей этой суеты, но на такси добираться туда все-таки проще, пожалуй.
   Он умолк и вновь окинул странную женщину проницательным взглядом. Она смотрела себе под ноги, не желая, очевидно, встречаться с ним взглядом. Быть может, она не очень хорошо себя чувствовала. В дальнем конце улицы показалось такси, старый голубой автомобиль закрытого типа, и с ревом подкатил к ним. Мейти подошел к нему, чтобы сесть в салон, как вдруг в голову ему пришла одна мысль.
   – Мисс?
   Она по-прежнему стояла на том же самом месте, где он впервые увидел ее.
   – Вас подвезти?
   Она покачала головой и улыбнулась:
   – Нет, благодарю вас.
   Он заколебался, но потом все-таки спросил:
   – С вами все в порядке?
   Женщина наконец вскинула голову, посмотрела на него долгим взглядом и вновь улыбнулась:
   – О да, благодарю вас. Со мной все в полном порядке, уверяю вас.

   Тара осталась стоять на тротуаре, глядя на такси, увозившее Мейти в город, пока оно не скрылось из виду. Он не узнал ее! Она так растерялась, увидев его, поскольку из всех обитателей особняка он покидал его реже остальных. Но, как выяснилось, ей не о чем было беспокоиться. Насколько Тара мог судить, она показалась ему совершенно незнакомой. И теперь Тара была совершенно уверена в том, что уж если ее не узнал Мейти, то это не удастся никому.
   Она привалилась к стене и задумалась. Она не знала, для чего пришла сюда, к своему дому – она просто знала, что, проснувшись сегодня утром, ее охватила непреодолимая тяга взглянуть на свое бывшее жилище. Что ж, она увидела его. Кроме того, у нее появился неожиданный шанс испытать свое новое лицо и внешность на одном из немногих людей в мире, кто действительно хорошо знал ее, и она обнаружила, что все прошло как нельзя лучше. Отныне в ней не осталось более и следа от прежней Стефани Харпер. Она стала Тарой. И эта женщина по имени Тара удостоилась восхищенного взгляда даже от такого пожилого человека, как Мейти. Она ласково улыбнулась. «Добрый старина Мейти. И добрая старая Тара!»
   Она поежилась. С характерными для Австралии перепадами температуры воздуха к вечеру резко похолодало. Днем стояла одуряющая жара, а вот ночью холод пробирал до костей. Пожалуй, ей пора уходить. Нет, еще взгляну напоследок. Она застыла, прислонившись к грубой кладке стены, любуясь мириадами ярких звезд, высыпавших на южном небе. Время возвращаться домой. Она оттолкнулась от стены, чтобы уйти, и в этот момент в дальнем конце улицы блеснули фары автомобиля, и он быстро понесся вниз с холма. Тара инстинктивно отпрянула в густую тень деревьев, ветки которых низко нависли над стеной, и притаилась там. Затем, убедившись, что ее не видно, она осторожно выглянула. Автомобиль остановился неподалеку, рядом с ведущими на подъездную аллею коваными чугунными воротами, которые Мейти аккуратно запер за собой. Она отчетливо видела водителя. Это была… Джилли! Не замечая, что на нее смотрят, Джилли вылезла из авто и нажала кнопку переговорного устройства, соединявшего ворота с домом.
   – Да?
   Тара испытала шок, когда из зарешеченного черного динамика донесся хриплый голос, принадлежавший Грегу.
   – Дорогой, это Джилли. Я приехала, я уже здесь, впусти меня. – Джилли явно торопилась и вела себя как опытная искусительница. Тара услышала жужжание – это механизм дистанционного управления отпер замок. Джилли распахнула ворота, вернулась к своему авто и быстро покатила вверх по подъездной аллее, а чугунные створки закрылись за нею.
   «Джилли? Почему она здесь… Как? – Тара отказывалась что-либо понимать. Она вновь отступила в благословенную тень, стараясь унять бурю эмоций в душе. – Джилли?» Словно в замедленной съемке, перед ее внутренним взором поплыли обрывки воспоминаний: вот Джилли на свадьбе, Грег обнимает ее за талию, и она слабым голосом мямлит «Сыыыр!»… вот Джилли играет в теннис с Грегом, они выиграли и целуются… а вот Джилли, не сводящая с Грега глаз в ту ночь, когда они сидели все вместе и разговаривали.
   Новые образы, причиняя ей буквально физическую боль, вторгались в ее разум, разрывая его на части: в тот вечер Джилли не хотела уходить, и Филипп уехал домой один, без нее, в чем не было ничего необычного, тогда Грег вызвался отвезти ее, и уж слишком долго он ее провожал…
   И, наконец, Джилли в Эдеме – именно Джилли плавала и играла в теннис с Грегом, ходила с ним на охоту, в то время как она, его жена, скучала в одиночестве, именно Джилли – единственная, кто побывал с Грегом на крокодильей охоте, пока она… охота на крокодилов! Последнее доказательство встало на место, пазл сложился с пугающей отчетливостью, и она осознала то, что подспудно чувствовала уже давно, но во что отказывалась верить, – Джилли, парализованная страхом, неподвижно сидит в лодке, лицо ее превратилось в маску ужаса, но глаза горят неистовым желанием конца…
   Тара откинула голову и закричала. Душевная боль искала выхода в диком, животном вопле, ее мятущаяся душа истекала кровью. Спотыкаясь, вся дрожа, она побежала прочь куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этого места. Но уже через пару минут она остановилась, подчиняясь резким судорогам, сотрясавшим ее тело, – привалившись к стене, она согнулась пополам, прижала руки к животу, и ее стошнило, затем еще и еще раз. Немного погодя, измученная и опустошенная, она побежала дальше, пока ноги не отказались держать ее. Споткнувшись в очередной раз, она упала.
   Падение вышло неловким и болезненным, вдобавок она поранила ногу. Но боль привела ее в чувство, пока она, скорчившись и привалившись к стене, сидела на тротуаре. Порывшись в сумочке в поисках салфетки, она попыталась вытереть рот и удалить следы рвоты, кровь и грязь с колена и одежды. Сидя там, она потеряла счет времени. Но вот наконец, продрогшая до мозга костей, она с трудом поднялась на ноги и, не рискнув сесть в автобус или на поезд, где неминуемо привлекла бы к себе любопытные взгляды, прошла пешком весь обратный путь в Рокс, к спасительному уединению своей комнаты.
   Свернувшись клубочком, она всю ночь пролежала без движения на узкой койке, отчаянно призывая свой разум свыкнуться с новым ударом. Она-то думала, что уже ничто на свете не может причинить ей боль мучительнее той, от которой она еще не успела оправиться, когда обожаемый и любимый супруг возненавидел ее настолько, что попытался убить. Но это очередное предательство, своего рода очередное убийство, причинило ей новые адовы муки.
   – Я ведь любила тебя, Джилли, – вновь и вновь скорбно шептала она в ночной тиши. – За что ты так меня возненавидела?
   Джилли была ее единственной подругой, надеждой и опорой, и режущая боль в сердце, в том его уголке, который занимала Джилли, была невыносимой. А ведь она думала, что уже достигла дна, низшей точки и, прилагая неимоверные усилия, после долгого исцеления на острове Орфея начала свой путь наверх. Но теперь она поняла, что под ногами у нее вновь разверзлась бездна, и ей еще раз придется начинать свой подъем. Лежа в своей убогой комнатушке, разбитая и уязвленная, униженная сверх всякой меры, она очень сомневалась, что этот путь ей по силам, а также в том, что она действительно хочет пройти его.
//-- * * * --//
   «Ну и где же взять эту новую женщину? – Сидя за столом в агентстве на Ливерпуль-лейн, в окружении тщательно продуманного беспорядка, Джоанна Рэндалл сражалась из последних сил, не желая уступать, и уже была близка к отчаянию. – Я ведь перебрала всех женщин в Сиднее в возрасте от двадцати до шестидесяти», – мрачно думала она.
   Через свою паутину контактов, сплетенную за долгие годы работы моделью, стилистом, координатором моды и владелицей агентства, она всем сообщила, что ищет новый талант. Почти мгновенно на ее голову обрушилось цунами – девушки звонили, писали, с утра до вечера осаждали агентство и даже ее личные апартаменты, причем до такой степени, что она жестко распорядилась не принимать никого без предварительной договоренности. Но результата это не принесло.
   «Результата никакого», – уныло повторила она. Нет, конечно, нашлись перспективные новые таланты. Но по большей части все они были на одно лицо. Как только тот МУЗ из рекламного агентства растолковал ей свои пожелания, она сразу поняла, кого именно они ищут. Но эти дополнительные штрихи во внешнем облике – их она никак не могла найти. Тем не менее ей все-таки придется предъявить им хоть кого-то, если она намерена побороться за этот важный контракт и заполучить его. Со вздохом она вновь обратилась к разбросанным по столу фотографиям. Может, если вот этой красотке с длинными волосами собрать их в высокий узел на затылке…
   Но тут, посреди ее размышлений, дверь отворилась, и в кабинет к ней ворвался Джейсон Пиблз. Лишь присутствие рекламного агента могло вынудить Джейсона ждать в приемной, поскольку он уважал людей, обладающих большими деньгами, и давно уяснил себе, что тот, кто платит, тот и заказывает музыку. Но, будучи лучшим и самым модным фотографом во всем Сиднее, он оставил за собой право заявляться в святая святых Джоанны в любое время.
   – У нее нет от меня секретов, – уверял он в таких случаях растерянную секретаршу. – Она и я – мы вот так с ней повязаны! – И, скрестив руки драматическим жестом, беспрепятственно проникал внутрь.
   Джоанна всегда была рада видеть его. Они уже долго работали вместе, и она привыкла полностью полагаться на его профессиональное мастерство, безошибочное чутье на фотогеничность, которую он подмечал даже в невыразительных лицах, на его безупречный вкус, благодаря чему он всегда успешно выполнял взятые на себя обязательства. Впрочем, он импонировал ей и с чисто человеческой стороны, поскольку неизменно сохранял присутствие духа, обладал тонким чувством юмора и мог развеселить кого угодно. Все эти качества нашли отражение в его внешности – он был невысок и плутоват, его редкие светлые волосы торчали ежиком, а от взгляда его проницательных маленьких глаз, безостановочно шнырявших по сторонам, не могло укрыться ничто.
   – Доброе утро, мамочка! – прозвучало обычное приветствие вместе со столь же привычным чмоканьем в щеку. Джоанна простонала, отвечая в своей привычной манере:
   – Честное слово, Джейсон, в один прекрасный день кто-нибудь действительно сочтет меня твоей матерью!
   – Все уже давно так считают, – заверил он ее, поудобнее устраиваясь на мягком коричневом диване в розовую полоску.
   – Ну, что у тебя новенького?
   – Предстоит работа для большого календаря, – беззаботно отозвался Джейсон. – Вечная и бесконечная, как сама жизнь, – причем, судя по всему, этот заказ еще долго позволит нам с тобой оставаться на плаву.
   Лицо Джоанны просветлело:
   – Ну вот, наконец-то хорошие новости!
   – Да, заказ крупный. Масса работы для многих девушек. И для нас с тобой, разумеется. Сеть гостиниц «Гренадер». Они делают рекламный ролик, чтобы убедить людей чаще останавливаться в их гостиницах на протяжении всего года. Поэтому им нужна куча развеселеньких фотографий симпатичных девчонок, развлекающихся в гостиницах «Гренадер» в разных точках страны.
   – Звучит недурно, – обронила Джоанна, уже мысленно перебирая архивы моделей в своих каталогах.
   – Угу. Но есть два нюанса.
   – Нюанса?
   – Первое: заказ носит эксклюзивный характер – они делают подтяжку лица своему имиджу – поэтому девушки должны обладать не просто смазливой мордашкой, но и элегантностью, и стилем. Стилем, мамочка, – манерами высшего пилотажа.
   – Знаю, знаю, Джейсон, – с раздражением проворчала Джоанна. – Не учи ученого.
   – Второе, – невозмутимо продолжал Джейсон, – мы работаем по всем сезонам. Понимаешь? Нужны модели на все сезоны! Весна, лето, осень и зима. Поэтому для осенних и зимних снимков мне нужны зрелые лица – а не просто коллекция твоих обычных симпатяшек.
   – И ты туда же, Джейсон! – Джоанна готова была взвыть от отчаяния.
   Он с удивлением воззрился на нее:
   – В чем дело, мамочка?
   Но, прежде чем Джоанна успела ответить, из интеркома раздался голос секретарши:
   – Вас желает видеть еще одна модель, мисс Рэндалл.
   Вопль Джоанны с легкостью проник сквозь стены ее офиса и был слышен даже в приемной:
   – Мне плевать, даже если это сама Бо Дерек! Скажи ей, пусть убирается к дьяволу!

   В течение последующего часа Джейсон делал все от него зависящее, дабы хоть как-то подбодрить Джоанну Рэндалл. Он бранил ее, осыпал шутками, помог увидеть ее нынешнюю проблему в перспективе и напомнил о том, сколько куда более сокрушительных кризисов она триумфально преодолела в прошлом. Но принять вместо нее решение он не мог. Орешек попался крепкий, и его необходимо было расколоть. Погрузившись в глубокие раздумья, он вышел из ее кабинета в приемную и вдруг услышал ясный и властный голос:
   – Я все-таки хочу увидеться с Джоанной Рэндалл, если можно.
   Терпение секретарши явно было на исходе. Утомленным жестом она поправила очки на носу, пригладила волосы и заученно выдала ответ, который, вне всякого сомнения, повторяла уже много раз:
   – Послушайте, я же вам сказала, что сейчас она очень занята. У вас же нет договоренности о встрече?
   – Боюсь, что так.
   – Мисс Рэндалл никого не принимает без предварительной договоренности.
   Джейсон поднял голову. Внимательно и не спеша он профессиональным взором окинул женщину, стоявшую у стола, после чего приступил к решительным действиям.
   – Назначенные встречи, сладкая моя, – сообщил он секретарше, – это – для мелкой рыбешки. Я думаю, что королева-мать согласится принять эту леди. – Он обернулся к женщине. – Я – Джейсон Пиблз, а это – моя самая обаятельная улыбка. – Он продемонстрировал ей свой белозубый оскал. – Нравится? Я – здешний серый кардинал. Поужинаете со мной сегодня вечером?
   Не дожидаясь ответа, он обнял изумленную женщину за талию, повлек ее к кабинету, бесцеремонно распахнул дверь и с порога заорал:
   – Джоанна! Вот наш именной вексель! – С этими словами он втолкнул женщину внутрь и захлопнул за нею дверь.
   – Высший класс! – заявил он ошеломленной секретарше. – Линия челюсти чуточку тяжеловата, но я облегчу ее, рот капельку велик, но великолепен, а глаза, как у Бэмби – господи! Я уже влюбился в нее! – Уже собираясь выходить, он вдруг замер на месте. – Она не говорила, как ее зовут?

Глава десятая

   – Мне нужен агент. Тот, кто поможет мне через полгода попасть на обложку журнала Vogue.
   Джоанна Рэндалл никогда не забудет того мгновения, когда ответ на ее молитвы материализовался на пороге ее кабинета. Высокая, элегантная и ухоженная – да, это сразу бросалось в глаза, – не первой молодости, но которую, странным образом, еще не коснулись возрастные признаки старения, с очаровательным миловидным лицом и безукоризненно правильными чертами. Но было в ней и еще кое-что. Это «кое-что» проявлялось во взгляде ее глаз – огромных и блестящих, загадочных и печальных – и в линии ее губ, одновременно и манящих и упрямых, словно они смиряли чувства, кои их обладательница не хотела афишировать. Но самым главным в ней была решимость, торжество воли, что и делало ее, как моментально поняла Джоанна в приливе надежды, той самой «новой женщиной», которую она столь тщетно искала.
   Джоанна не принадлежала к числу тех, кто привык лукавить и морочить голову. Она в достаточной мере верила в себя и доверяла собственному опыту, чтобы надевать на себя маску холодности, и без колебаний давала понять, что поражена или недовольна кем-либо. Посему она лишь приподняла брови, всем своим видом выказывая одобрение новому явлению, и просто предложила:
   – Присаживайтесь.
   При этом она оставалась достаточно тщеславной, чтобы получить наслаждение от явного дискомфорта, который красавица испытала, оглядываясь по сторонам в поисках стула. «Значит, она все-таки – создание из плоти и крови, а не суперженщина», – подумала Джоанна. Но как только обе уселись друг напротив друга, Джоанна с хваткой профессионала, коим оставалась всегда, сразу же перешла к делу:
   – Откуда вы прибыли?
   – Из Квинсленда. С маленького островка под названием Орфей, на Большом Барьерном рифе.
   – Где вы работали?
   – Несколько лет я провела в Англии, а после этого – в Северной территории.
   – А теперь решили отхватить самый большой кусок австралийского пирога?
   – Да, что-то вроде этого…
   Разговор шел гладко, без особых заминок и неувязок. Тара с изумлением вслушивалась в собственный голос, удивляясь, как легко и непринужденно она парировала профессиональное любопытство Джоанны, без обиняков отвечая на одни трудные вопросы и умело обходя другие, словно с пеленок привыкла заниматься подобными вещами. Она старательно и в мельчайших подробностях отрепетировала свою легенду – дескать, она и раньше время от времени подрабатывала моделью, а теперь приехала в Сидней, чтобы сделать большую карьеру. Все ее планы на дальнейшую жизнь стояли на кону. «Поскольку второго шанса произвести фурор не будет», – мрачно напомнила она себе, направляясь к конторе Джоанны на свое судьбоносное собеседование и стараясь взять себя в руки. Кроме того, она сделала ставку еще и на то обстоятельство, о котором частенько забывают сами австралийцы или которое принимают как само собой разумеющееся, – на огромные размеры острова. Она понимала, что если заявит о том, что подрабатывала моделью в каком-нибудь мелком рекламном агентстве в Западной Австралии, Квинсленде или в Северной территории, то Джоанна едва ли будет проверять это.
   Главным для нее было предстать перед Джоанной в настолько продуманном и эффектном облике, чтобы та, поддавшись первому впечатлению, уже без лишних раздумий согласилась бы дать ей положительную оценку. На это у нее ушли недели и даже месяцы, на протяжении которых Тара старательно штудировала глянцевые журналы и обходила модные бутики, постепенно создавая образ, который выглядел бы современным, но при этом не слишком демонстративным, моложавым, но не чрезмерно юным, притягательным, но не слишком пошлым, причем используя для этого минимум находящихся в ее распоряжении средств.
   Затем перед нею встал вопрос макияжа и прически. И вновь она засела за журналы, чтобы определить последние тенденции и стили, а потом и доработать их в своем вкусе, чтобы придать современному образу индивидуальности. Последние деньги она потратила на средства для макияжа, а также стрижку и укладку волос у самого модного в Сиднее парикмахера. Поначалу она пришла в ужас, когда прядь за прядью ее роскошные волосы полетели на пол, под ноги. Но оказалось, что короткая стрижка молодит ее, придает ее лицу выразительности и живости, о которых она даже не подозревала. То же самое произошло и с ее глазами и кожей. Руководствуясь бесплатными советами визажисток, работающих в многочисленных крупных супермаркетах Сиднея, Тара научилась подчеркивать высокую линию скул, придавая своему лицу форму сердечка, акцентировать утонченность черт и, помимо всего прочего, подкрашивать веки во все оттенки голубого, от индиго до фиолетового, дабы придать особый цвет глазам.
   Намеченную программу собственного преображения она претворяла в жизнь с присущей ей целеустремленностью, относясь к ней как к работе, занимаясь ею с утра до вечера. При этом ее не покидало чувство восторженного удовлетворения как от самой работы, так и от достигнутых успехов. С болью и сочувствием она вспоминала теперь ту женщину, которую когда-то звали Стефани. Неужели та женщина, столь стеснявшаяся своей внешности и столь неуверенная в себе, что, даже увидев по-настоящему роскошную вещь, не осмеливалась приобрести ее, превратилась в Тару, которая ныне не просто стремится стать суперженщиной, но и желает закрепить такой статус на самом высоком профессиональном уровне?
   Наконец она поняла, что готова. Настало время предъявить себя Джоанне Рэндалл. После долгих размышлений она остановилась на лобовой атаке и отказалась даже предварительно звонить ей, чтобы не передумать в самый последний момент. Она решила совершить отчаянную попытку взять первоклассного агента штурмом. И, подобно всем военным кампаниям, наступление следовало спланировать до последней детали. Тара в буквальном смысле должна была предстать перед Джоанной во всем блеске. Первым важным предметом туалета должен был стать качественный бюстгальтер, который придал бы ее груди четкие очертания даже в одежде из самой плотной ткани. Затем пришла очередь колготок – в такой день она никак не могла надеть дешевую пару. Она с гордостью провела ладонью по плоскому животу и стройным бедрам. «Разве может тот, кто страдает лишним весом, по-настоящему оценить счастье быть стройной?» – с радостным удовлетворением подумала она.
   Подойдя к платяному шкафу, она достала оттуда белую блузку тяжелого блестящего атласа. Говоря по правде, она приобрела ее по дешевке на распродаже в сиднейском Чайнатауне, но блуза выглядела очень богато благодаря фигурной отделке на планке и манжетах, крошечным перламутровым пуговицам и стильному короткому воротничку-стойке, который подчеркивал изящество и грациозность ее шеи. Юбка была очередной находкой, свободной, модного покроя, из цветастой набивной ткани, со сборками, заложенными в мягкие складки и большими накладными карманами, красивая и практичная. Но самым главным ее украшением был рисунок на ткани, в котором на белом фоне отразилось буйство хризантем, пионов и жимолости ярко-красных, розовых и персиковых тонов, приковывавшее к себе взгляд, но отнюдь не выглядевшее аляповатым. И наконец наряд дополнял элегантный короткий приталенный жакет в стиле Коко Шанель, изящно подчеркивавший яркие розовые тона юбки, так что все три отдельных предмета одежды создавали идеальный эффект единого целого туалета, а вовсе не выбранных наугад вещей и подогнанных друг к другу в результате долгой кропотливой работы.
   Выбрав розовый цвет в качестве основного, Тара приступила к макияжу. Сначала она нанесла стойкую основу розового тона, после чего начала выделять отдельные черты. Высокие скулы подчеркнули красновато-коричневые румяна, а темно-синий карандаш для глаз оттенил пронзительную их синеву. В качестве теней для век она выбрала сочный сливовый тон, умело растушевав его до блестящего бледно-сиреневого под надбровными дугами. Иссиня-черная тушь для ресниц и алая помада на пару тонов темнее преобладающего базового розового завершили ее преображение. Никаких драгоценностей – эффект должен быть достигнут простотой и экспрессивностью. Быстро проведя расческой по своим блестящим, жестко уложенным волосам, Тара решила, что готова.
   Перед тем как выйти из комнаты, она окинула себя придирчивым взглядом в зеркале двери платяного шкафа. Мельчайшие детали ее внешнего вида удостоились критического взгляда, но в конце концов она осталась вполне довольна собой. Довольна, но далеко не уверена в себе. Выйдя на улицу, Тара вдруг поняла, что сейчас ей предстоит совершить едва ли не самую трудную вещь с тех пор, как она вернулась в Сидней. В ее-то возрасте впервые отправиться на собеседование, подвергнуть себя оценочному анализу незаинтересованного постороннего лица – все это вдруг показалось ей куда более суровым испытанием, нежели она до сих пор себе представляла. Идя по городу и то и дело натыкаясь на спешащих по своим делам прохожих, которые в любой момент могли испортить ее наряд или порвать ей колготки, Тара была как никогда близка к тому, чтобы отказаться от своих планов, отступить и сдаться. Но, оказавшись на Ливерпуль-лейн и переступив порог симпатичной приемной агентства, она заставила себя не обращать внимания на ледяной комок в животе. Холодно, с каменным выражением лица, она принялась рассматривать фотографии лучших моделей Джоанны, пугающе глядящих на нее со всех стен. Стоя перед столом секретарши, она поклялась про себя, что не уйдет отсюда – им придется выволакивать ее силой! – пока не добьется чего-либо от великой Джоанны. И у нее получилось! У нее все получилось!
   Теперь, оглядываясь назад, Таре казалось, что ее новый образ возродился, словно птица феникс, из последних языков пламени, в котором когда-то сгорела Стефани. Когда она на протяжении многих дней после того, как вскрылось предательство Джилли, не шевелясь лежала в постели, будучи не в состоянии ни есть, ни пить, ей казалось, что она медленно умирает на костре. Душа ее разрывалась от боли, горя, гнева и унижения, и жаркие языки агонии выжигали у нее все изнутри. В конце концов, измученная и обессиленная, расставшись с последними иллюзиями и надеждами, она заснула. Проснулась она уже совершенно другой женщиной. Последняя ниточка, которая связывала ее со Стефани, с той частью жизни Стефани, что была так важна для нее, перегорела и оборвалась. И хотя тело ее все еще ныло от боли, словно от прижигаемой раны, она ощущала в себе зарождение силы, которая появляется вместе с уверенностью в том, что инфекция побеждена и лихорадка отступила.
   «Нет худа без добра», – заключила она. Этот последний, сокрушительный удар, отправивший ее в нокаут, стал последним фрагментом головоломки – картинка сложилась. Разобравшись в том, как и почему с ней произошел тот трагический случай, она наконец-то поняла, какой именно будет ее месть. Этот вынесенный ею приговор вызвал у нее неутолимое желание жить дальше, исключительно для себя, извлекая максимум возможностей из той новой жизни, которую подарила ей судьба, и из того нового облика, который она ценой невыносимой боли и мужества обрела на острове Орфей.
   В одну бессонную ночь ей вдруг стало совершенно ясно, как она может сполна отомстить Грегу: заставить его пройти через такое же унижение, какое он заставил пережить ее, – страстно полюбить ту, которая не любит его, которая отвергнет его с насмешкой и презрением, дав ему понять, что его любовь – все равно что пыль под ногами. И именно она станет той, кому уже никогда не будет грозить опасность влюбиться в него. Она заманит его в ловушку точно так же, как заманил ее он, испытывая к нему не больше жалости, чем охотники, расставляющие силки на глупых кроликов. Затем она нанесет жестокую рану его самолюбию и с презрением отвергнет, растерзав его душу так же, как он попытался погубить ее тело. Это будет месть, достойная поэта, идеальная и страшная, абсолютное торжество, и она вдоволь насладится им.
   Но, чтобы добиться этого, она должна быть одной из тех женщин, которые так нравятся Грегу. А это означало стать эффектной, обаятельной и неотразимой. «Я должна была почуять неладное уже тогда, – с горечью думала она, – когда он, чуть ли не единственный среди всех мужчин, изъявил желание сочетаться браком с невзрачной, безвкусно одетой толстухой Стефани Харпер. Отныне я стану иконой моды и стиля». Именно тогда ей в голову и пришла эта идея, которая, как она поняла после долгих раздумий, вызревала у нее еще со времени пребывания на острове Орфей, когда она, создавая себе новый облик, рылась в глянцевых журналах, – идея стать манекенщицей. У нее появилась привлекательная внешность, была хорошая фигура, рост, а теперь у нее появилось главное – причина и воля добиться желаемого.
   «В этом и будет заключаться безупречная злая ирония», – решила она. Потому что, уничтожив Грега, она освободит себя. Она знала, что в ней всегда таилось подспудное желание стать красивой женщиной, которая извечно жила в ее теле, словно квартирантка, вместо того чтобы владеть этим телом с радостью и гордостью. Пожалуй, только тот, кто ощущал себя уродливым и презираемым, способен понять жгучее желание гадкого утенка превратиться в прекрасного лебедя. И Тара всю жизнь испытывала это желание, мучаясь от собственного бессилия, осознание которого терзало ее, словно муки голода. И вот наконец она сумеет утолить этот голод.

   – …В качестве первого шага мы сделаем несколько пробных, тестовых снимков, – резкий, чуточку гнусавый голос Джоанны вернул ее к действительности. Между тем в глубине души владелица агентства терзалась смутными сомнениями насчет таинственной гостьи. К примеру, она признает, что ей больше двадцати одного года, но сколько именно, не говорит. Она уверяет, что работала моделью, но при этом очевидно, что в модельном бизнесе она не разбирается. И вообще, было в ней нечто странное, чего Джоанна не могла выразить словами. «Я должна выставить ее вон. Я, наверное, сошла с ума, если намерена иметь с ней дело». Но тут Джоанна вспомнила о МУЗе, и ее решимость поколебалась. «А кого другого, черт возьми, я смогу предъявить ему, – мрачно подумала она. – Да и чем я рискую?»
   Она наклонилась к своей непрошеной гостье:
   – Я знаю того, кто вам нужен. Без обид, но он способен даже Дракулу превратить в очаровательного ангелочка. Оставьте мне номер своего телефона. Я обязательно вам позвоню. – Джоанна протянула руку к селектору, чтобы вызвать секретаршу:
   – Передайте Джейсону, пусть он позвонит мне.
   – Это лишнее, – раздался в ответ его далекий голос. – Я все еще здесь!
//-- * * * --//
   Нет на свете такого райского местечка, в котором бы не притаилось зло. Например, в Эдемском саду имелся свой собственный змей. Сержант Джонсон из полиции Таунсвилла не обладал философическим складом ума. Но он часто спрашивал себя, что толкает очередного преступника на проявление собственной порочности и внутренней гнилостности здесь, в одном из красивейших уголков планеты. Кроме того, было у него обычное для нормального полицейского желание, чтобы на подведомственном ему участке совершалось как можно меньше преступлений. Он гордился Таунсвиллом, этим поистине солнечным городом. Он любил в нем сочетание старины и современности – исторические пабы, соседствующие с шумными современными торговыми центрами, щеголеватые приморские бульвары и пляжи, уходящие корнями в седую древность. «Лучший город во всем Квинсленде, – думал он, – если не на всем этом проклятом острове. И чего еще людям надо?»
   Но им, похоже, нужно было нечто большее, по крайней мере, некоторым из них, и они нарушали закон, дабы получить желаемое. Посему даже в этом тропическом раю у сержанта Джонсона было полно дел, из-за чего он не сразу нашел время, чтобы выполнить просьбу, с которой несколько месяцев назад к нему обратился Дэн Маршалл и о которой он вспомнил только тогда, когда тот снова позвонил ему.
   – Привет, Сэм. Говорит Дэн Маршалл с Орфея. Как идет расследование по поводу моей без вести пропавшей пациентки?
   Дэн понял, что душевное спокойствие, сейчас или в будущем, он сможет обрести только тогда, когда забудет Тару Уэллс. Для этого он старательно возобновил все свои прежние занятия, включая ныряние с маской и трубкой. Он жарил барбекю на пляже с подвернувшимися пациентами: мужчинами, женщинами и детьми. Он навел порядок у себя в офисе, реорганизовал собственный архив и систему учета – «навел марафет», как выразилась Лиззи, с надеждой наблюдавшая за ним. Он даже взял отпуск, впервые за несколько лет, пересек в западном направлении центральную часть колоссального острова, который называется Австралией, точнее, ту его мертвую часть, которая унесла столько жизней. Он впервые повидал великие священные символы царствования Времени творения аборигенов: огромные красные скалы, обретшие форму округлых минаретов, гигантских куполов и башенок, которые возвышались, подобно миражам, на плоской равнине пустынных земель еще в ту пору, когда времени не существовало. Он побывал в Перте, так называемой западной столице, и, взяв напрокат автомобиль, съездил на мыс Кейп-Луин, где посетил чудесный национальный парк, протянувшийся вдоль всего побережья. Это была крайняя юго-западная оконечность Австралии, так что он оказался в точке, максимальной удаленной от своего дома на северо-востоке. Затем он отправился на другое побережье, где подбирал причудливые раковины, которые выносил на берег Индийский океан. Но и там он думал о том, о чем думал всегда и везде, – о Таре.
   Все его усилия забыть Тару оказались тщетными. Он никак не мог выбросить ее из головы. Он по-прежнему любил ее так сильно, что утрата превратилась в неутихающую душевную боль; каждое утро, просыпаясь, он тут же вспоминал о ней. Он понимал, что не сможет заставить ее полюбить себя, но теперь он знал, по крайней мере, что его любовь к ней была настоящим и глубоким чувством, а не просто случайной влюбленностью. «И что тебе от этого?» – с горечью спрашивал он себя. Он попытался приблизиться к ней, но попытка оказалась безуспешной. Он ничего не знал о Таре – даже того, где она остановилась в Сиднее. Но он не мог стереть ее из памяти или вычеркнуть из сердца. Все, что ему оставалось, – идти и дальше своей дорогой, подбирая крохи сведений по пути, и, вопреки всему, надеяться, что в конце этого пути он все-таки встретит Тару. Вот почему он снял трубку телефона и позвонил сержанту Джонсону, не столько рассчитывая получить какие-либо известия, сколько желая сделать хоть что-нибудь.
   – Боюсь, мне нечего тебе сообщить. – Сэм и сам не возлагал особых надежд на поиски и не хотел внушать их. – Это чертовски большой город, здесь может затеряться целая армия, и никто и не заметит. К тому же ты дал мне слишком мало исходных данных.
   – Да, знаю. Но теперь у меня появилось еще кое-что, что может помочь. – Дэн много думал об этом и, проштудировав свои наброски, фотографии и характер ран Тары, назвал предположительную дату произошедшего с ней несчастного случая. При этом он прекрасно понимал, что оперирует одними догадками. Но догадки эти были обоснованными, и он был уверен, что может ошибаться не более чем в пределах нескольких дней.
   – Итак, тебе нужно найти женщину, – сказал он Сэму, – пострадавшую в результате чудовищного несчастного случая – причем автокатастрофа исключается, – произошедшего в промежутке между этими датами. Этих данных тебе должно быть достаточно?
   Непоколебимая решимость доктора произвела на Сэма впечатление, и он решил, что, пожалуй, пришло время и впрямь навести кое-какие справки. У себя же на Орфее Дэн небрежно перелистывал последний номер своего медицинского журнала, когда вдруг заметил небольшую заметку о грядущей конференции. «Медицина сегодня» – название, прямо скажем, было не из разряда тех, что способны оторвать занятого врача от его весьма обширной практики на целую неделю симпозиума. Но местом его проведения был указан Сидней. «Познакомлюсь с современными тенденциями, освежу знания, – подумал Дэн. “Медицина сегодня” – а что, звучит недурно».
//-- * * * --//
   Каковы бы ни были таланты Джейсона в качестве фотографа, но на педагогику они не распространялись. Он был начисто лишен терпения, и вовсю орал и топал ногами на любого, доверенного его попечению, чем доводил беднягу до белого каления. Но с Тарой, как это было ни удивительно, он работал достаточно спокойно. Это была уже третья фотосессия, которую они устроили в большой, просторной студии, и Тара получала от нее огромное удовольствие.
   – Плыви! Плыви! – взывал Джейсон, спрятавшись за фотоаппаратом. – Легко и изящно, как во время хорошего секса. Вот так! Вот, теперь в твоих глазах появился блеск, то, что надо, он мне нравится, зафиксируй его, занимайся любовью с камерой, занимайся любовью со мной!
   Тара утратила концентрацию и захихикала. Джейсон подпрыгнул от злости, и его озорной юмор мгновенно обернулся издевательской недоброжелательностью.
   – Ты сутулишься! Разверни плечи! Ты похожа на горбатого верблюда. Сосредоточься, работай, думай, так, уже лучше. Думай о чем-нибудь хорошем, что радует тебя, доставляет удовольствие. Ты только что выиграла в лотерею – что ты собираешься делать со всеми этими деньгами?
   Деньги. Тара едва не расхохоталась в голос. Это было последним, в чем она сейчас нуждалась.
   – Тебе следует знать, – с иронией заметила она, – что деньги – корень зла.
   – Хорошо, хорошо, держи его, – невозмутимо продолжил он скороговоркой, – сохраняй этот нелепый вид, он тебе идет. А теперь пошла вперед и медленно повернулась! О боже, ты что, одноногая?! Попробуй ходить, как все нормальные люди, ладно? Ради Джейсона!
//-- * * * --//
   На другом конце города Билл Макмастер проводил последние, как он искренне надеялся, переговоры с Грегом Марсденом. На самом верху, в мозговом центре здания «Харпер Майнинг» Билл в упор рассматривал Грега, когда тот стоял, глядя в окно, на сей раз не замечая открывшегося перед ним превосходного вида, пытаясь переварить сведения, которые только что сообщил ему Билл. Он вдруг резко развернулся. Его глаза горели бешенством, хотя голос оставался ровным:
   – Вот, значит, как, да? Меня исключили из совета директоров и лишили дохода. Знаете, а ведь я не уверен, что даже вы способны на такое. Стефани, как бы то ни было, оставила самые недвусмысленные указания… и я по-прежнему остаюсь ее мужем.
   Тон его прозвучал вызывающе, но он подозревал, что Билл и его коллеги-директора наверняка приготовили козыри, чтобы побить его туза.
   – Этот вопрос был поставлен на заседании совета директоров на минувшей неделе и решение было принято единогласно. – Билл вел себя сдержанно и спокойно. Но от этой встречи он получал такое удовольствие, какого не испытывал уже давно.
   – Уверяю вас, все проделано строго в рамках закона, указаний Стефани и условий ее завещания. Впрочем, могу дать вам совет. – Он немного помолчал, а потом нанес еще один удар: – Почему бы вам не обратиться к Филиппу Стюарту? Он очень хороший адвокат.
   Грег предпочел не заметить этот выпад и вернулся к предмету разговора:
   – Как получилось, что меня даже не уведомили о проведении совета?
   – Заседание не было внеочередным, и дата его проведения была согласована на последней встрече. Вот уже несколько месяцев вы не посещаете наши заседания, иначе вы бы знали о нем. Хотя в любом случае едва ли ваше присутствие что-либо изменило бы.
   Грег умолк, яростно размышляя, после чего негромко пробормотал, словно разговаривая сам с собой: «Проклятье, но мне ведь надо оплачивать счета!»
   Его визави сохранял спокойствие и предупредительность:
   – Расходы на ведение домашнего хозяйства и выплату жалованья персоналу продолжит нести компания. За исключением, разумеется, ваших личных трат. Начиная с этого момента, вы сами несете за них ответственность.
   Глаза Грега чуть не вылезли из орбит.
   – О, вы можете и дальше жить в доме. – Последовала еще одна пауза, чтобы придать большее значение тому, что прозвучало далее: – Пока, во всяком случае.
   Грег принялся нервно расхаживать по кабинету.
   – Вы ведь с самого начала не одобряли того, что она вышла замуж за меня, верно?
   Билл ничего не ответил, не сводя, однако, равнодушного и невыразительного взгляда с Грега.
   – Ну, скажи мне правду, скотина! – Грега уже трясло от злобы.
   Сохраняя внешнее достоинство, но в душе потешаясь над своим собеседником, Билл поднялся из-за стола, подошел к двери и распахнул ее, приглашая своего гостя убираться восвояси.
   – Полагаю, наша встреча подошла к концу, – сказал он.
//-- * * * --//
   – Еще! Еще! Вот так. Иди вперед. Только плавно, плавно – не спотыкайся, думай о чем-нибудь приятном и скользи к камере.
   Обучение Тары под чутким руководством преисполненного энтузиазмом Джейсона продолжалось полным ходом. Как и надеялась Джоанна, в лице новоиспеченной модели обнаружилось то неуловимое нечто, что так любит объектив и, как только первые ее фотоснимки, сделанные Джейсоном, были опубликованы, она понравилась и всем остальным. Как и подобает хорошему агенту, Джоанна не стала хвататься за все предложения, посыпавшиеся на Тару со всех сторон, продвигая свою новую протеже постепенно и осторожно, чтобы та не переутомилась и не примелькалась. С самого первого взгляда, стоило Таре войти в комнату, Джоанна поняла, что та совершенно неопытна. Впрочем, сей факт ее не тревожил, опыт – дело наживное. Но ее следовало буквально вести за руку, причем с правильной скоростью и темпом. Кроме того, Таре требовалось время на то, чтобы отшлифовать некоторые основные навыки манекенщицы, в частности, походку. Поэтому Джоанна настояла на уроках танцев – классических, диско и джазовых, – пока Тара действительно не стала походить на «грациозную шельму», как выразился Джейсон.
   Сейчас Тара работала над своим первым важным контрактом. Съемки продолжались весь день, и она должна была продемонстрировать полный набор дневных и вечерних нарядов. Это было само по себе чрезвычайно утомительно, а тут еще и Джейсон в качестве места действия выбрал самый центр города, чтобы придать съемкам, следуя его терминологии, «городской налет». И потому они перемещались вниз по деловому центру вдоль Элизабет-стрит, широкой оживленной улицы, протянувшейся с севера на юг в самом сердце Сиднея. Джейсон был профессионалом до мозга костей, решительным, сосредоточенным на своей работе и требовательным. Тара уже многому научилась, причем очень быстро, но у нее случались и заминки, вызванные неуверенностью в себе. Джейсон быстро улавливал такие моменты и тут же приходил ей на помощь, заводя веселые разговоры ни о чем или умасливая ее и засыпая лестными комплиментами вместо своего обычного самодурства.
   – Прислонись вон к той стене, Уэллс, передохни. Наплюй на тряпки, – распорядился он, видя, что его подопечная устала и потеряла уверенность в себе. Они стояли как раз напротив пышного и зеленого Гайд-парка, и Джейсон немедленно принялся шутливо разглагольствовать о местных достопримечательностях.
   – Обратите внимание на необычные очертания здания «Мирвак Траст Билдинг» с правой стороны, настоящее чудо из красно-коричневого песчаника, знаменитое своими коринфскими колоннами. Рядом располагается еще одно строение – ответ Сиднея парижскому собору Нотр-Дам, которое в сей момент подпирает мисс Тара Уэллс, выступая в роли арочной подпорки…
   Не веря своим ушам, Тара выпрямилась, сделала шаг в сторону и оглянулась на здание позади себя. Джейсон был прав – крошечная церквушка со своим круглым окном-розеткой и впрямь чем-то неуловимо напоминала Собор Парижской Богоматери. Мысль эта показалась ей настолько нелепой, что она зашлась нервным смешком.
   – Так-то лучше, – одобрительно заметил Джейсон. – Как ты себя чувствуешь?
   – Голова немного кружится.
   – Отлично! Продолжим, пока ты не свалилась. То есть, если верблюды способны валиться с ног. Или они просто складывают свои длинные неуклюжие ходули в положение «замерли» и спят стоя?
   – Джейсон, тебе бы работать погонщиком рабов на плантациях.
   – Мне? – Он сделал вид, будто оскорблен до глубины души. – Я – воплощенная доброта, чтоб ты знала. К тому же я очень заботлив, раз спрашиваю о том, как ты себя чувствуешь. Меня волнует твое самочувствие. И потому возвращайся к работе, Уэллс, хватит валять дурака.
   – Какой ты добрый, Джейсон…
   Они снова двинулись вниз по улице, мимо универсального магазина «Дэвид Джонс», огромного здания из бурого песчаника с окнами пурпурного стекла и бронзовым навесом над входом, и остановились у Сейнт-Джеймс-Холла, здания из стекла и бетона с шеренгой стройных платанов снаружи. Джейсон пребывал в своей стихии, находя перспективный фон или интересное местечко то здесь то там, рассуждая вслух. Мозг его не отдыхал ни минуты. Напротив Сейнт-Джеймс-Холла он заметил небольшое выкрашенное охрой здание с кованой витой лестницей, обозвав ее «даром небес». Нимало не обеспокоенный тем, что лестница эта являла собой черный вход в здание районного суда Нового Южного Уэльса, он заставил Тару добрую сотню раз пройтись по ней вверх и вниз, повернуться вправо, влево и сделать еще тысячу разных вещей, кроме, разве что, стойки на голове. В конце концов даже ее профессиональное подчинение требовательному маленькому тирану, скакавшему вокруг нее и беспрестанно щелкавшему затвором фотоаппарата, дало трещину.
   – Джейсон, с меня довольно!
   – Подожди минутку. Что значит «довольно»? Ты не можешь все бросить. Нельзя так быстро скисать. – Он продолжал снимать ее, думая про себя, что раздраженное и мятежное выражение лица придает ей некое очарование брутальности. – Я имею в виду, что ты совсем еще молода, здорова – для своего возраста, конечно, – Джейсон давным-давно освоил технику вовремя нанесенного оскорбления, которое в нужные моменты оказывает стимулирующее воздействие, – да и, в конце концов, я заплатил тебе авансом, купив твое время до полуночи. Так что вперед, наклони-ка голову.
   – У тебя нет ни капли сострадания, – простонала Тара, но подчинилась.
   – Разумеется. И не только его. Повернись направо. А теперь давай повторим сначала.
   Подобный обмен репликами с небольшими вариациями продолжался весь этот длинный день. Тара покорно выполняла все, что от нее требовалось, пока не поняла, что больше не в силах сделать ни шагу.
   – Джейсон, я замерзла, устала и хочу домой!
   Привалившись спиной к фонарному столбу, она прикрыла глаза.
   – Принцесса! – Джейсон в притворном негодовании подскочил к ней. – Ладно, сделаем парочку снимков у фонарного столба. Нет проблем. Все в порядке. Остынь. Это же прекрасное место, классическое по своей сути. У фонарного столба… Отлично, не открывай глаз. Расслабься. Глаза закрыты, тело расслаблено. Я хочу, чтобы ты представила… чтобы ты представила, что рядом с тобой стоит твой возлюбленный, думай о нем, при одной только мысли о нем у тебя вскипает кровь, ты заряжаешься энергией. Он по-настоящему заводит тебя, почувствуй этот жар желания, отлично, держи это чувство, думай о нем, господи, как же я его ненавижу…
   Несмотря на то что Тара попыталась пропустить мимо ушей болтовню Джейсона, она вдруг почувствовала, как на нее нахлынули отвратительные воспоминания о злополучных занятиях любовью с Грегом…
   – Так-так-так… Ты покраснела! Правильно! Отлично! Великолепно! Итак, мы воспылали страстью или смутились?
   Проницательность Джейсона окончательно выбила Тару из колеи.
   – Мне очень жаль, – пробормотала она.
   – Прекрати извиняться! – рявкнул Джейсон. – Это было невероятно. А знаешь, что ты – очень странная женщина, а? Стоит мне заикнуться о сексе, как тебя бросает то в жар то в холод. Тебя явно нужно прибрать к рукам, и Пиблз – тот самый мужчина, который сделает это, согласна? А теперь я хочу, чтобы ты подумала о чем-нибудь грустном. Действительно грустном. Почувствуй, как твое бедное маленькое сердечко разбивается на тысячу осколков, покажи мне свою боль…
   В видоискатель Джейсон увидел, что Тара отреагировала, словно загипнотизированная. На глазах у нее навернулись слезы и медленно покатились по щекам. Джейсон был вне себя от восторга.
   – Превосходно! Великолепно! Господи, ты неподражаема. Нет, я и вправду могу увлечься тобой, Тара Уэллс. Неужели самый завидный холостяк в мире готов потерять голову? Интересно, а старый профессор Хиггинс таки перепихнулся с Элизой Дулиттл? А Свенгали таки забрался в трусики Трильби? Пища для размышлений, нет?
   Отщелкав очередную пленку, Джейсон впервые позволил себе заметить, насколько вымоталась Тара.
   – Довольно болтовни! – упрекнул он ее. – Ты слишком много говоришь – заставляешь меня умничать насчет жизни и любви, вместо того чтобы отвести меня домой и уложить в постельку. Пошли. Завтра предстоит новая работа.
//-- * * * --//
   Особняк Стюартов на Хантерс-Хилл был надежно укрыт от любопытных глаз, но соседи его отнюдь не страдали глухотой. В последнее время они все чаще и чаще становились свидетелями скандалов и ругани, каковых, как правило, ранее не случалось в их фешенебельном районе. Вот и сегодня события шли своим, уже привычным чередом.
   – Грег! Грег! Куда ты собрался? Не уходи!
   – Убери руки! Оставь меня в покое! Или ты думаешь, что я останусь здесь?
   – Грег! Милый мой… Грег!
   Джилли Стюарт буквально повисла на руке Грега, не давая ему открыть дверцу автомобиля. Распахнутая настежь позади них дверь свидетельствовала о том, что Джилли со всех ног выбежала из особняка, чтобы помешать ему уехать.
   – Вернись в дом, пожалуйста. Прошу тебя!
   – Отпусти мою руку!
   Устрашившись его гнева, Джилли ослабила хватку. Хотя в последнее время ее словно кто-то подталкивал к тому, чтобы выводить Грега из себя, она ужасно боялась приступов его холодной ярости, прекрасно зная, на что он бывает способен в таком состоянии.
   – Пожалуйста, Грег, – смиренно предприняла она новую попытку. – Я не хотела злить тебя. Просто…
   – Ты пьяна! – с отвращением бросил он и отвернулся. Она тут же взбеленилась в ответ – ее самоконтроль ослаб настолько, что для вспышки бывало достаточно малейшего повода.
   – Да, пьяна! Да! Ну и что? Кто в этом виноват? Ты сам подсадил меня на выпивку. – Она сердито принялась передразнивать голос Грега, пришедшего к ней в палатку в ночь гибели Стефани: «Выпей немного, крошка».
   Как бывало всегда, когда Джилли подходила к опасной черте пьяной истерики, в голове у Грега начинали звенеть тревожные колокольчики. Схватив ее за руку, он буквально втащил ее обратно в дом и с грохотом захлопнул за собой дверь. Прижав ее к стене так, что она не могла пошевелиться, он постарался заговорить с нею настолько ласково, насколько мог:
   – Лучше забудь об этом, крошка. Забудь об этом, хорошо?
   Уловив перемену в его настроении, Джилли усилила натиск.
   – Мне все это надоело! – Сжав кулачки, она принялась колотить ими по его груди. – Я тебе не шлюха!
   По его лицу скользнуло презрительное выражение. Вместо ответа он опустил руку ей между ног, нащупал через тонкую ткань мягкие складки ее плоти и с силой сжал большим и указательным пальцами. Затем, все так же молча, развернулся к двери, чтобы уйти.
   Всхлипывая от боли, Джилли прижалась к двери спиной, загораживая ему проход:
   – Не бросай меня, Грег, не оставляй меня одну!
   Он приостановился, молча глядя на нее. С Джилли случилась истерика. Уже не владея собой, она принялась бессвязно изливать ему душу:
   – Умоляю тебя, останься со мной, можешь забрать деньги себе, я отдам тебе все, что у меня есть, завтра, когда банки откроются, я получу еще – только не оставляй меня одну сегодня ночью. Ты можешь забрать столько, сколько тебе нужно. Останься со мной, дорогой, пожалуйста…
   Грег почувствовал, что сдается. Но он никак не дал Джилли понять, что смягчился, и лишь удовлетворенно улыбнулся про себя, ограничившись тем, что коротко кивнул. В своей победе Джилли выглядела жалко.
   – Ох, милый, пойдем в дом, так будет правильно – я приготовлю нам выпить…
//-- * * * --//
   Джейсон Пиблз очень тщательно подходил к выбору напитков. Крепкое спиртное вообще исключалось, только вино или шампанское по случаю, но уж тогда золотистая шипучка лилась рекой. Сегодня был как раз такой день, заслуживающий количества и качества этого благословенного напитка, – фотография Тары Уэллс украсила собой обложку журнала “Vogue”. В качестве иллюстрации к статье об осенней кампании моды был выбран один из снимков, сделанных во время тяжелой, но исключительно удачной фотосессии в центре города. Джоанна выполнила просьбу, с которой Тара обратилась к ней в первом же предложении при знакомстве со своим агентом.
   Празднование в конторе Джейсона было в самом разгаре, и он сам, Джоанна и Тара с восторгом разглядывали сигнальные экземпляры журнала, наслаждаясь своим триумфом. Джоанна подняла бокал и произнесла тост.
   – Леди и джентльмены, с пылу, с жару – представляю вам Тару, восхитительное новое лицо в мире моды!
   – Да, меня она уж точно возбуждает, – заявил Джейсон, подходя к Таре сзади и обнимая ее одной рукой за талию. – Ты ведь и сама это знаешь, верно? Я нахожу тебя волнующей и возбуждающей. Да!
   – Мы не хотим об этом знать, не правда ли, Тара?
   Джейсон изобразил обиженного маленького мальчика:
   – В таком случае, предлагаю другой тост – за изюминку месяца!
   – И за нас всех! – Джоанна и впрямь была на седьмом небе от счастья.
   – За нас! – Тара с энтузиазмом чокнулась своим бокалом с Джоанной.
   – За нас? – Джейсон сделал вид, будто не верит своим ушам. – Вы, наверное, хотели сказать – за Джейсона Пиблза, который умеет зажигать звезды!
   – Большое спасибо, жалкий ты коротышка!
   Тара не преминула пролить немного бальзама на души своих покровителей.
   – За вас обоих, – негромко и искренне сказала она. – Большое вам спасибо. За все.
   – Шесть месяцев, почти день в день. – Джоанна вновь принялась рассматривать обложку. – И вот ты здесь. Недурно.
   – Недурно? – Джейсон, по своему обыкновению, принялся поддразнивать ее.
   – Ну ладно, чертовски здорово!
   Джейсон повернулся к Таре:
   – Ну, моя дорогая, каково это – чувствовать себя одной из первых красавиц? От имени местных модников и модниц – добро пожаловать в элиту.
   Тара звонко рассмеялась:
   – Ничего себе!
   – Ай-ай-ай! – Джейсон неодобрительно поцокал языком. – Местные законодатели мод не говорят «Ничего себе!» Это слишком уж провинциально. Твой словарь должен стать утонченно-урбанистическим. Посему тебе следует обзавестись несколькими сочными ругательствами и…
   – Джейсон! – Джоанна оборвала его на середине предложения. – Я не желаю, чтобы ты развращал мою лучшую модель.
   – Извини, мамочка. – Судя по его тону, Джейсон был далек от раскаяния. – Мне следовало бы помнить, что в твое время было принято прикрывать даже ножки фортепиано, чтобы уберечь целомудрие молодежи.
   Джоанна под опасным углом наклонила свой бокал с шампанским.
   – Хочешь, чтобы я выплеснула его тебе на голову? Или на колени? Или прямо в физиономию? Выбор за тобой, только скажи.
   Джейсон горестно покачал головой:
   – А ведь она так и сделает, никаких сомнений.
   Тара одарила обоих сияющим взглядом. Ей нравилась эта атмосфера беззлобного подшучивания и ощущение товарищества, кое она испытывала в их обществе.
   – Без вас у меня ничего бы не вышло, – честно призналась она. – Вы научили меня всему. Фактически мне пришлось заново учиться ходить.
   Джоанна ласково взглянула на нее:
   – В тот самый день, когда ты впервые вошла ко мне в контору, я поняла, что ты обладаешь другим ощущением качества и стиля – чем-то загадочным и не поддающимся определению. Но, чем бы оно ни было, оно чертовски оригинально, дорогуша.
   – Вот оно! – На Джейсона снизошло озарение. – Сфинкс! Не подверженный возрасту… воплощение зрелости и мудрости, чему противоречит юный фасад. Очень мощная смесь. Не за горами тот час, когда все мужчины начнут сходить по тебе с ума.
   – Я прочла твои замечания к контракту с телевидением, – продолжала Джоанна. – Знаешь, в это трудно поверить, но ты обратила внимание именно на те пункты, которые вызвали сомнения и у меня самой. Где ты так научилась разбираться в договорах?
   Тара загадочно улыбнулась:
   – Шестое чувство, полагаю.
   – В общем, если ты когда-нибудь решишь бросить позирование, то за пределами подиума для тебя найдется много работы.
   – За пределами подиума? – Джейсон, казалось, пришел в ужас. – Уймись, мамочка, она едва-едва вышла на помост! Нет, ну надо же! А тебя и вправду считают лучшим агентом в Сиднее? – Придвинувшись к Таре, он крепко обнял ее. – Бросай эту старушку и переселяйся ко мне, малышка, – у меня есть домик в старом районе города, и я стану твоим Пигмалионом, твоим агентом, твоим демоническим возлюбленным, словом, кем угодно. Что скажешь?

Глава одиннадцатая

   Близился конец длинного и утомительного дня. Тара критическим взором смотрела на свое отражение в зеркале примерочной и подмечала предательские следы хронической усталости. «Сегодня ты пораньше отправишься на покой, дорогая, – с удовлетворением сказала она себе. – Вернешься домой и после легкого ужина – прямиком в постельку с хорошей книгой». Она взяла свою сумочку, еще раз огляделась по сторонам, проверяя, не забыла ли чего, выключила свет и вышла в холл тихой и спокойной студии Джейсона.
   Тара и впрямь устала до изнеможения, но при этом была чрезвычайно довольна собой. После счастливого утра, когда они отпраздновали свой первый общий успех, она отставила в сторону бокал и вновь приступила к съемкам. А вот Джейсон предпочел не расставаться с шампанским, хотя и не был пьян, но пребывал в изрядно приподнятом настроении. Стоя в дверях, она радостно наблюдала за тем, как он расхаживает по студии, выключая мощные софиты и готовя помещение ко сну. Подойдя к мотоциклу, который использовался в качестве реквизита во время одной из фотосессий, он задумчиво уселся на него, по-прежнему не выпуская из рук бокала с шампанским.
   Тара подошла и остановилась рядом.
   – Привет, сфинкс, – весело воскликнул он. – Видишь ли, какая штука получается. Я знаю твое лицо ничуть не хуже своего собственного – но при этом практически ничего не знаю о тебе самой. Я могу подсветить тебя мягким светом, а потом рассеять его… и ты будешь выглядеть на двадцать один год. Но на ярком солнечном свете… сколько? Тридцать пять? Двадцать девять?
   Тара слушала его молча, не шевелясь.
   – Не хочешь говорить, да? Что ж, таков он и есть, сфинкс, не правда ли? Вечная женская красота, уносящая свою тайну в бессмертие. Вот и она, старушка с полотна Леонардо, надежно хранит ее вот уже много веков… совсем как ты.
   Теперь он смотрел на нее в упор. Тара встретила его взгляд, и его глубина поразила ее.
   – Что я знаю о тебе? Ничего. Но у меня такое чувство, будто я знал тебя всегда, тем не менее мне знакомы лишь твои глаза и твоя замечательная улыбка. Вы представляетесь мне загадкой, мисс Тара Уэллс, и я вдруг обнаружил, что мне все сильнее и сильнее хочется вас разгадать.
   Ошибиться в том, что хотел сказать Джейсон, было невозможно. Тара подавила вздох. У нее были предчувствия, что чем-нибудь таким все и закончится, но она все-таки надеялась, что до этого не дойдет. Она еще никогда не встречала мужчин, подобных Джейсону и, учитывая его тягу к постоянным насмешкам и дурачеству, не была уверена, говорит он серьезно или нет. И сейчас она подобралась и взяла себя в руки, чтобы с честью выйти из сложившегося положения.
   – И почему я все время думаю о тебе? – На лице Джейсона появилось вопросительное выражение. – По той же самой причине, по какой мальчики думают о девочках, начиная со времен Адама и Евы, Ромео и Джульетты…
   Настало время вмешаться.
   – Эбботта и Костелло, – небрежно заметила Тара. Все ее инстинкты требовали, чтобы она отвлекла его сейчас, немедленно, до того как будут сказаны лишние слова, чтобы избежать боли и неловкости, с которыми оба потом вынуждены будут выпутываться из этой ситуации.
   – Зато о себе ты знаешь все, Джейсон, – с деланным легкомыслием продолжала она. – Ты – романтик. В бедной работающей женщине ты увидел то, чего там нет.
   – Что ж, это – моя тайна. – Джейсон скорбно улыбнулся, став таким серьезным, каким Тара его еще никогда не видела. Было совершенно очевидно, что он понял ее невысказанное послание и не станет развивать наступление на нее. Вместо этого он широким жестом поднял свой бокал:
   – В таком случае – за нас… и тайны, которые мы храним.
   Тара ласково улыбнулась ему и направилась к двери:
   – Спокойной ночи, Джейсон.
   – Эй! – Его возглас заставил ее замереть на месте. Тара оглянулась. – Ты точно уверена, что не хочешь прокатиться на моем мотоцикле?
   Она покачала головой:
   – Я иду домой.
   Оставшись один в пустой студии, Джейсон высоко поднял бокал. После чего, жестом, каким прощались в старину, он перевернул бокал и уронил его на пол, где тот разлетелся на тысячу осколков.

   Тара шла через город, кишащий оживленной суетой его бесчисленных обитателей, направляясь к себе домой. После своего успеха в качестве модели, когда она стала неожиданно зарабатывать много денег, она переехала из захудалой гостиницы в Роксе в симпатичную новую квартиру в модном районе Элизабет-Бэй, жители которого имели возможность наслаждаться одной из главных достопримечательностей Сиднея, а именно – видом на бухту. Уставшая телом и страдающая душой от мыслей о Джейсоне и о превратностях судьбы, вынуждающих ее отказаться от любви, она поднялась на лифте в свое новое жилище.
   Ее приветствовало радостное мяуканье, и некогда крошечный комочек, выросший в здоровенного кота, томно выплыл ей навстречу.
   – О, привет, Макси, малыш. – Она бережно взяла его на руки и прижала к себе. – Как у тебя дела сегодня вечером? Как прошел твой день?
   Переступив порог, она сбросила с ног туфли и со вздохом облегчения прошлепала босиком через застеленную ковром прихожую в гостиную.
   – Я скажу тебе один секрет, Макс. Быть может, у меня и впрямь лицо двадцативосьмилетней, но в конце такого дня, как сегодняшний, ноги у меня гудят на все сорок! – Опустив кота на толстый ковер, она подошла к стереопроигрывателю. Переехав сюда, она получила возможность вновь наслаждаться одной из радостей жизни – музыкой. Теперь, после ускоренного курса диско и джаза, горизонты ее музыкальных вкусов расширились, и отныне ее привлекали не только любимые прежде классические композиции. Она нажала кнопку, и по комнате разлилась проникновенная мелодия Барбры Стрейзанд и Нила Даймонда You Don’t Bring Me Flowers. Вздохнув, Тара опустилась на мягкий и просторный диван и окинула взглядом свои владения.
   Она вынуждена была признать, что ей нравится то, что она видит. В элегантной и располагающей к спокойному отдыху комнате единственным ярким пятном был ковер кораллового цвета, контрастом которому служили белые стены. Мебель была изготовлена из стекла и хрома по итальянским эскизам, и ее причудливый модерн смягчали драпированные складчатые портьеры на том, что Тара называла «волшебным окном». Собственно, это было не столько окно, сколько четвертая стена, поскольку все ее пространство занимало толстое листовое стекло, через которое открывался превосходный вид на гавань. Главным образом, именно этим окном и приглянулась Таре квартирка, и с тех пор она не уставала рассматривать раскинувшуюся перед ней постоянно меняющуюся панораму. Воды гавани отражали настроение небес, словно верная жена – настроение своего мужа, и Тара с наслаждением внимала любым природным переменам. Сильный дождь доставлял ей удовольствие ничуть не меньшее, чем яркое солнце, и привычка сидеть у окна и наблюдать за миром снаружи стала ее любимым отдыхом.
   – Сегодня я работала на износ, Макси, – пожаловалась она коту, который вполуха слушал ее. – Трудилась как собака. Это шутка, малыш. Здесь тебе полагается рассмеяться. – Но Макси было ничуточки не смешно, и все его внимание было приковано к тому, как его хозяйка неспешно направилась на кухню, где, как ему было прекрасно известно, его ждал вкусный ужин.
   – Ну и что ты думаешь о нашем новом доме? – продолжала она, взяв в руки консервный нож и банку. – Конечно, это – дорогое удовольствие, но, полагаю, мы с тобой заслужили его. Заработали, Макси. Подобное чувство я испытываю впервые в жизни, и знаешь, что я тебе скажу? Оно – чертовски приятное! Надо бы и тебе как-нибудь его испытать.
   С этими словами она осторожно поставила угощение перед котом, который в приятном предвкушении терся об ее ноги.
   – Итак, может, мы подыщем тебе работу? Например, показ мод? Или подыщем тебе подружку, пока я занята на работе? Но тут есть одно «но». Ты не должен убегать и оставлять меня одну. Иначе мне будет ужасно одиноко, если ты меня бросишь.
   За разговором она чуточку прибралась в квартире. Домашнее хозяйство было еще одной наукой, которую Стефани Харпер не изучала никогда, но Тару Уэллс, похоже, это нисколько не заботило. Она прошла в спальню, чтобы переодеться после съемочного дня и, потянувшись и зевнув, набросила на себя любимый старенький халат, лучшие деньки которого давно миновали. «Я уже слишком стара для всех этих телодвижений, – сказала она Макси, – вот в чем беда. Тем не менее, если в этом есть оправданное предназначение…» – Она позволила этой мрачной мысли повиснуть в воздухе. Обо всем этом она подумает позже.
   Почувствовав наконец себя комфортно, она вернулась в холл, где кучей свалила сумки у двери. Отыскав пакет, забранный ею из фотоателье по дороге домой, она отнесла его в спальню и вскрыла. Под грубой оберточной бумагой оказались две увеличенные фотографии в рамочках. Тара принялась внимательно их разглядывать. На первой за фортепиано сидела девушка, откинув назад голову, словно охваченная экстазом вдохновения, и исполняла какой-то пассаж. На второй мальчишка-футболист пытался ногой дотянуться до мяча. Сара и Деннис. Тара долго, очень долго смотрела на фотографии своих детей и никак не могла наглядеться. На колени к ней забрался Макс, но вскоре обиженно ретировался – ему не понравились мокрые капли, падающие ему на нос. – Скоро, уже скоро, мои дорогие, – прошептала она, нежно целуя холодное стекло рамочек. А себе она повторила давно уже ставшее привычным заклинание: «Держись. Просто держись».
   Много позже Тара приготовила себе чай, переставила чашку на поднос и отнесла его на маленький столик, служивший ей письменным. Здесь она включила настольную лампу, которая осветила ее уже основательно разбухший альбом с вырезками. Тара Уэллс продолжала вести свой учет. Сегодня она достигла своей первой цели, став рекламной красоткой. И вот теперь она была готова перейти к следующему пункту своего плана – к мести. «Время пришло, – сказала она себе, – начинается активная фаза».
   Рядом с ее альбомом с вырезками лежала спортивная газета, «Спортс ревью». Заголовок гласил: «ЧЕМПИОН ЗАНИМАЕТСЯ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬЮ».
   «Грег Марсден, – говорилось в статье, – экс-чемпион Уимблдона, сыграет благотворительный матч с целью сбора средств для потерявших трудоспособность спортсменов. Организаторы надеются, что сливки сиднейского общества удостоят своим вниманием то, что обещает стать блистательным событием, а звезда тенниса приглашает досточтимых гостей на прием с шампанским, который состоится после игры. Грег, по-прежнему оплакивающий загадочную трагическую утрату своей супруги, главы компании “Харпер Майнинг” Стефани Марсден…»
   Тара потянулась за ножницами и аккуратно вырезала статью и фотографию, равно как и прилагаемую форму, которую все желающие могли заполнить, дабы приобрести билеты. Затем она вложила свои вырезки в альбом. Оттуда на нее смотрел Грег, красивый, полный жизни и распутный. Ничего не изменилось. «Отомщу, отомщу, отомщу», – стучало у нее в висках.

   На центральном корте в здании «Хордерн Павильон» Грег Марсден демонстрировал чудеса отточенной техники, которые когда-то позволили ему покорить Уимблдон. Мощнейшая подача отправляла мяч через сетку с силой лягающегося мула, так что если несчастный соперник даже и умудрялся подставить ракетку, то мог бы считать, что ему повезло, если она просто вылетала из его руки. Подачи справа потрясали корт, и мяч касался площадки в миллиметре от задней линии, каким-то чудом не задевая ее. То же самое можно было сказать и о свечах, когда мяч взмывал над головой недальновидного противника, бросающегося к сетке, после чего камнем падал в самом дальнем углу. А его бэкхенд слева таил в себе куда больше опасности, нежели у многих других форхенд справа. Каждое касание мяча было безукоризненным и точным, Марсден благополучно набирал очки, и павильон буквально гремел от аплодисментов и радостных воплей его преданных фанаток…
   К несчастью, все это происходило лишь в воображении Грега, а не в матче, в котором он сейчас принимал участие. Мысленно он проводил свою фирменную подачу, но вместо этого лишь незамысловато перебрасывал мячик через сетку, а его соперник без труда возвращал мяч сокрушительным ударом. Грег представлял, как наносит убийственный удар по мячу сверху, размазывая своего противника по корту, но тут же выяснялось, что даже подкрутить мяч он не в состоянии. Он знал, что не в форме, что утратил прежние кондиции, что давно не практиковался, но, как выяснилось, даже не представлял себе, насколько плохи его дела. Собственно, он регулярно играл в клубе – и однажды, к полному своему восторгу, даже обыграл Лью Джексона, восходящую звезду австралийского тенниса. Он принял приглашение блеснуть в благотворительном матче, поскольку искренне полагал, что ему уготовано именно это – блистать. Он уже предвкушал, как сотрет в порошок какого-то сопливого малолетку, которого выставят против него, будучи уверенным, что организаторы намеренно выберут ему в соперники игрока, который окажет ему зрелищное сопротивление, но при этом не сумеет победить чемпиона. Кроме того, он полагал, что участие в благотворительном матче выгодно скажется на его имидже, а последующий прием даст ему шанс ближе сойтись с представителями богемы и деловых кругов Сиднея. А там – кто знает? Быть может, ему даже удастся подцепить очередную Стефани Харпер – только сексуальную на этот раз.
   Но уже при первой встрече со своим оппонентом в раздевалке в него закралось чувство, что все может сложиться совсем не так благоприятно, как он себе представлял. Мальчишка был напряжен и даже несколько заведен, он стискивал ракетку и что-то бормотал себе под нос. А выйдя на корт, он сразу как с цепи сорвался. В первые же пять минут он буквально растоптал Грега. Тот уже понял, что дело швах, и сосредоточился на том, чтобы хотя бы не проиграть с разгромным счетом.
   – Сорок – пятнадцать, – над притихшей толпой звучно прокатился голос судьи. Глаза всех присутствующих были прикованы к игрокам, выступающим в одиночном разряде, но в первую очередь к высокой, самоуверенной и элегантной фигуре Грега. В отличие от противостоящего ему юнца, Грег явственно ощущал присутствие целой галереи своих фанаток, женщин всех возрастов, жадно наблюдающих за ним и шумно реагирующих на каждый его удар; все они болели за Грега, желая ему победы. Он расточал обаятельные улыбки во все стороны так часто, как только мог. Но, самое главное, он понимал, что не может позволить себе выглядеть жалким неудачником, да и для него самого, говоря по правде, хуже поражения ничего не могло быть.
   В самой гуще фанаток Грега билось одно горячее сердце, которое с куда более жаркой страстью ненавидело его, чем другие любили. Тара смотрела матч, сидя рядом с Джоанной Рэндалл, чье присутствие успокаивало ее, но не могло до конца погасить бурю эмоций в ее душе. Первое появление Грега на корте, момент, которого она страшилась сильнее всего, прошел для нее относительно безболезненно, поскольку выход находился от нее довольно далеко, и фигура, нагруженная ракетками и полотенцами, лишь отдаленно напоминала человека, который пытался отнять у нее жизнь и едва не преуспел в том, чтобы обречь ее на жалкое существование в изувеченном теле. Но, когда он приблизился, в ней с новой силой всколыхнулись болезненные эмоции, и во время матча его близость все сильнее и сильнее возбуждала ее. Ей пришлось сделать над собой нешуточное усилие, чтобы не ерзать и сохранить видимость спокойствия.
   – Когда-то он сделал недурную карьеру, – голос Джоанны ворвался ей в ухо, – он подавал большие надежды, когда был молодым. Но потом, видно, что-то пошло не так.
   Немного помолчав, она сухо рассмеялась:
   – Думаю, что он просто не смог вытащить себя из постели, если ты понимаешь, что я имею в виду.
   Тара ощутила болезненный укол в сердце, словно его пронзило осколком льда.
   – Как бы там ни было, но он бездарно растерял все. – Джоанна зевнула и посмотрела на часы. – Господи, да он и этот матч продул. Наверное, я помутилась рассудком, если позволила тебе притащить меня сюда, чтобы посмотреть на теннисный матч в разгар рабочего дня. Меня ожидает куча дел! Вот если бы это был футбол – тогда другое дело!
   – Гейм выиграл мистер Уитмен. Счет по сетам: два – ноль в пользу Уитмена.
   Тара сделала глубокий вдох:
   – Джо, ты как-то обмолвилась, что знакома с Марсденом…
   – И не только я, а добрая половина женского населения острова. Я встретила его на одном из таких вот сборищ, благотворительном показе мод год или два назад. А почему ты спрашиваешь?
   – Какой он?
   – Грег – беспородный помойный кот, приобретший кое-какой лоск в обществе. Однажды удача улыбнулась ему – он женился на мисс Денежный Мешок, Стефани Харпер. Ты наверняка читала об этом. Она погибла в результате несчастного случая, когда они отправились на север, чтобы провести там свой медовый месяц – крокодил, жестокий убийца… сущий кошмар. – Джоанну натуральным образом передернуло.
   «О да, это и впрямь был кошмар», – безучастно подумала Тара.
   – В то время все только и говорили о том, что он женился на ней ради денег, – продолжала Джоанна. – С ней я никогда не встречалась. Она почти не появлялась в обществе, хотя с ее деньгами и положением могла стать одной из первых красавиц бомонда. Но, несмотря ни на что, мне стало жаль ее, когда я узнала о случившемся. Собственно говоря, я ничуть не удивлюсь, если окажется, что он собственными руками прикончил наивную глупышку. – Она лениво огляделась по сторонам. – Имей в виду, если не считать нас с тобой, то здесь не найдется ни единой дамочки, которая бы не бросилась под поезд, если бы Грег Марсден пожелал этого. Ты только взгляни на них! Каждая тешит себя маленькими иллюзиями насчет великой звезды тенниса и того, что у него в штанах!
   – Тише! – сердито зашипела на них одна из зрительниц.
   Тара порозовела. Джоанна слегка покосилась на нее:
   – Глазам своим не верю. И ты туда же? Мы что же, пришли сюда из-за Грега Марсдена?
   – Нет, конечно. Я просто люблю эту игру, только и всего, – сердито огрызнулась Тара.
   – Кстати, – в голову Джоанны явно пришла какая-то идея, – надо сказать Джейсону, чтобы он сделал несколько снимков с тобой на теннисном корте – напомни мне об этом.
   – Ты остаешься профессионалом всегда и везде. – Тара слабо улыбнулась и перенесла все внимание на разворачивающуюся на корте драму, которая достигла кульминации. Грег носился по площадке как угорелый, гоняясь за мячами последнего гейма, но безнадежно проигрывал. Впрочем, аплодисменты, которыми приветствовали победителя, были жидкими. Но тому было плевать – назначенный мальчиком для битья, он торжествовал, одержав победу. Грег же, безошибочно почуяв возможность сделать себе рекламу и на этом, великодушно поздравил его, расточая ослепительные улыбки направо и налево. Затем оба игрока покинули корт.
   На последующем фуршете Тара удовлетворенно отметила, что нисколько не волнуется. Возбуждение, охватившее ее ранее, угасло, и теперь она не сомневалась, что сможет управлять ходом дальнейших событий. Не подозревая о своем участии в этой драме, Джоанна настигла ее с двумя бокалами шампанского в руках, которыми разжилась в баре.
   – Билеты влетели нам в копеечку, так что за эти деньги можно насладиться хотя бы дармовой выпивкой, – жизнерадостно провозгласила она, сделала маленький глоток, и выражение ее лица изменилось. – Фу! Настоящая кислятина, ты не находишь? – Она окинула окружающую толпу высокомерным взглядом. – Зеваки собрались поглазеть на шумный скандал! – В комнате яблоку было негде упасть, а гул голосов оглушал.
   Внезапно гомон толпы изменился, свидетельствуя о появлении важного гостя. Из двери, ведущей в раздевалки для игроков, вышел Грег Марсден. Он даже не потрудился переодеться или принять душ, предвкушая эффект, который должны были произвести на прекрасную половину человечества появление немеркнущей звезды тенниса и запах его тела. После небольшого затишья шум лишь усилился, и поклонницы с обожанием потянулись к нему. Джоанна презрительно фыркнула.
   – Ха! С таким же успехом он мог выйти к ним нагишом! Нет, ты только посмотри на этих дурех!
   Тара осторожно покосилась в дальний угол комнаты. Грег раздавал автографы и, как обычно, небрежно флиртовал. Похоже, он вдруг почувствовал ее взгляд, потому что поднял голову, а она с деланным безразличием отвела глаза. Но она поняла, что он заметил ее, и всеми фибрами своего существа пожелала, чтобы он подошел к ней.
   – Грег Марсден падок на новые лица, – вновь раздался голос Джоанны, – особенно те, что находятся в центре общественного внимания. А еще ходят слухи, что ему нравится преодолевать препятствия, отпор его лишь разжигает. Так что не говори потом, что я тебя не предупреждала. Не оглядывайся, – она посмотрела куда-то Таре за спину, – он направляется сюда. Словно пчела на мед.
   – Привет всем. – Мягкие обволакивающие интонации нельзя было спутать ни с какой другой манерой. Чувствуя, как внутри у нее все окаменело, Тара обернулась к нему. Она смотрела прямо на него, в те же самые глаза, что и тогда, в последние отчаянные моменты в воде, перед тем как крокодил утянул ее на дно.
   – Меня зовут Грег Марсден. – Лицо его расплылось в мальчишеской улыбке. – Мы нигде не могли встречаться раньше?
   «Это – тот самый человек, который пытался убить меня. Тот самый, который овладел моей невинной душой и разорвал ее на куски. Это – мой любимый супруг, который был так дорог моему сердцу. Тот самый человек…»
   – Нет, – отозвалась Тара, с очаровательной улыбкой протягивая ему руку, – мы не встречались. Я еще не имела такого удовольствия.
//-- * * * --//
   «Доля секретарши незавидна», – думала Сюзи, одна из лучших сотрудниц Джоанны. Вот и сейчас она, единственная во всем агентстве, сидит здесь, телефон буквально разрывается от звонков, после вчерашнего еще не прибрано и в довершение ко всему каждые пять минут посыльные приносят цветы, и ей приходится бегать со второго этажа, где она работает, на первый, чтобы открыть дверь. Поэтому она с облегчением вздохнула, увидев Джоанну, прибывшую как раз в тот момент, когда Сюзи расписывалась в получении очередной корзины цветов.
   – Вот это да! – Джоанна окинула ошеломленным взглядом свой кабинет на втором этаже, доверху заваленный букетами цветов. Нет, она, конечно, привыкла получать цветы после очередного успешного показа мод, наподобие вчерашнего. Но ничего подобного ранее еще не случалось. Она остановилась посреди кабинета, обозревая букеты, когда порог переступила Тара. Джоанна несколько мгновений наслаждалась ее изумлением, а потом выстрелила:
   – Они – для тебя.
   – Как, все?
   – Почти. Судя по всему, на вчерашнем гала-показе мы произвели настоящий фурор, и несколько поздравительных букетов прибыли от наших рекламодателей и друзей. Но практически все это, – Джоанна обвела рукой россыпи гвоздик, хризантем, роз и гладиолусов, – предназначено тебе. Угадай, от кого?
   Тара подошла к ближайшей корзине и взглянула на прикрепленную к ней визитную карточку. «Давайте поужинаем вместе, – гласила надпись на ней, – сегодня, завтра, каждый вечер». – Подписана она была просто – буквой «Г». Ее охватило торжество. Но к Джоанне, любопытство которой не знало границ, она обернулась, сохраняя внешнюю холодность.
   – Что произошло между вами вчера вечером? Я видела, как ты покинула прием вместе с ним.
   – Он проводил меня до машины…
   – Машины? С каких это пор у тебя появилась машина?
   – Со вчерашних. Я решила, что топ-модель, которая вот-вот должна блеснуть на крупнейшем в городе показе мод, просто обязана иметь машину. Если мы добьемся успеха, то я ее заслужила, а если провалимся – то она мне жизненно необходима!
   – Какая прелесть! Сначала – новые апартаменты, а теперь – еще и машина. Похоже, тебе нужен и новый агент.
   – Да, причем самый лучший, – отозвалась Тара и ласково обняла ее.
   – Ну и что прикажешь с этим всем делать? Из-за твоего ухажера работать здесь сегодня невозможно.
   – Раздайте их, – беззаботно предложила Тара. – Избавьтесь от них. Отдайте их девочкам, если они согласятся принять их. И он – не мой ухажер. Домой я отправилась одна. Отказавшись принять его приглашение на ужин.
   – SOS! Атака цветочных террористов! – с присущей ему развязностью в кабинет ворвался Джейсон, кривляясь и подражая человеку, умирающему от удушья, вызванного действием нервно-паралитического газа. – Эту дрянь надо немедленно убрать отсюда. Кто ваш поклонник, мамочка? – Собрав визитные карточки, он стал читать их, и лицо его потемнело. Затем он развернулся на каблуках, чтобы уйти, но в дверях остановился.
   – Если бы я знал, что тебя так интересует теннис, то купил бы тебе ракетку, – процедил Джейсон и вышел из кабинета.
   – Он спятил! – изумленно воскликнула Джоанна. – Но давай забудем о Джейсоне. Так что там насчет Грега Марсдена?
   – А что насчет Грега Марсдена? – вопросом на вопрос невозмутимо ответила Тара.
   Однако Джоанна не любила ходить кругами.
   – Он тебе нравится? – прямо спросила она.
   Тара отвернулась, не зная, что ответить. Но Джоанна не унималась:
   – У тебя ведь должна быть сексуальная жизнь. Она ведь у тебя имеется, не так ли?
   Тара посмотрела на нее и одними губами смущенно прошептала:
   – Нет.
   Джоанна растерялась окончательно.
   – У меня нет на это времени, – стала оправдываться Тара, – а если честно – желания.
   Джоанна потрясенно присвистнула.
   – Должна признаться, что ты не перестаешь изумлять меня. У большинства девчонок голова идет кругом от бесчисленных половых связей, а моя лучшая топ-модель придерживается допотопной теории, что… Просто какие-то старозаветные взгляды! Не могу поверить!
   Джоанна умолкла и ненадолго задумалась.
   – Замечу, что Грег Марсден – не из тех, кто ценит девичье целомудрие и скромность. Держи ухо востро, девочка. – На ее сильном, открытом лице отобразилось беспокойство. – В этом безнравственном и порочном мире тебе придется быть вдвойне осторожной. И не забывай о своей старой мамочке, ладно? Ты ведь скажешь мне, если соберешься еще раз увидеться с Грегом Марсденом?
   Тара загадочно улыбнулась:
   – Скажу, обещаю! Как только сама буду знать об этом!

Глава двенадцатая

   Выйдя из агентства, Тара бесшабашно покатила вниз по узкой Ливерпуль-лейн. Сердце ее пело от восторга. «Я сделала это. Он заглотнул наживку», – думала она, преисполнившись торжества. Мыслями она перенеслась во вчерашний вечер, на гала-показ моды, задуманный и устроенный Джоанной, которая решила продемонстрировать последние модные тенденции лучшим дизайнерам одежды. Попасть туда можно было только по приглашению и, поскольку количество мест было ограниченным, а показ обещал стать сенсационным, билеты шли на вес золота. Грег Марсден, понимая, что звезда его начинает угасать, пришел в полный восторг, получив приглашение, – ведь это означало, что он все еще в высшей лиге местного бомонда. Но он даже не подозревал, что именно первая дива дефиле, та самая, которая и должна была стать гвоздем шоу-программы, устроила так, что его имя оказалось в списке избранных.
   У Тары имелись веские причины желать, чтобы Грег присутствовал на показе мод. В статусе новоиспеченной суперзвезды в среде сиднейских манекенщиц, получив всеобщее признание ведущих модельеров, она могла рассчитывать на демонстрацию самых роскошных и оригинальных нарядов. А еще она знала, что всем на шоу, вплоть до последней мелочи, заправляет Джоанна, и уж она-то постарается представить Тару во всем блеске. Едва ли можно было придумать лучший способ привлечь внимание Грега, чем ослепить его сногсшибательным стилем и шиком. Поэтому она обязательно должна была затянуть его на шоу.
   Идея эта пришла ей в голову, когда она разговаривала с ним во время фуршета с шампанским после благотворительного теннисного матча. Она видела, что он очарован ею, что она пробудила в нем любопытство, и потому в полной мере отыграла роль Моны Лизы, придав себе загадочности и непроницаемости. Но, едва убедившись в том, что вызвала его интерес, она поспешила увести Джоанну прочь.
   – Теперь, встретившись с ним лицом к лицу, я могу понять, почему женщины едят у него с рук, – задумчиво произнесла тогда Джоанна, пока они шагали к автомобильной парковке. – Он способен очаровать и птиц на деревьях.
   Она посмотрела на Тару многозначительным взглядом и добавила с понимающей улыбкой:
   – Так что будь начеку, пташка. После твоих сегодняшних тонких намеков и недомолвок я готова держать пари, что уже очень скоро он вновь появится на твоем горизонте.
   Тара продолжала идти с таким видом, словно ничего не слышала.
   – Ладно, ладно, я все поняла, – проворчала наконец Джоанна. – Только вот еще что – ты не можешь позволить себе испортить свое реноме, закрутив роман с таким мужчиной, от которого только и жди беды. Может, потерпишь с полгодика? И уж по крайней мере держись от него подальше на гала-показе, иначе я с тебя шкуру спущу!
   Тара искренне надеялась, что Джоанна окажется права, и Грег действительно даст знать о себе, хотя вслух она всячески отрицала подобную возможность. Она рассчитывала, что большой белый квадрат пригласительного билета, на котором написано «МОДНОЕ ГАЛА-ШОУ» и «МИСС ТАРА УЭЛЛС», выманит лиса из норы. Но по мере приближения столь знаменательного события ее уверенность таяла, да и напряженная атмосфера шоу сказывалась на ней, посему она почти не удивилась, увидев, что в зале его нет. Готовясь к первому выходу на подиум, она постаралась взять себя в руки, чтобы выглядеть перед Грегом первоклассно, – поскольку план зала был ей известен, она точно знала, где расположен его столик. Но, выйдя из-за кулис под слепящий свет прожекторов, уже с дальнего конца подиума она увидела, что его столик пуст.
   «Что ж, может, оно и к лучшему, – удрученно подумала она, вернувшись в укрытие общей раздевалки и готовясь к следующему выходу. – Мне нужно сосредоточиться на том, что я делаю сегодня вечером». Повсюду взад-вперед сновали другие манекенщицы, вокруг которых суетились стилисты, визажисты и парикмахеры, спешно готовя девушек для следующей части программы. В этом творческом хаосе Джоанна чувствовала себя в своей стихии: наполовину – гарпия, наполовину – наседка со своими цыплятами. То угрожая, то утешая, она являла собой неистощимую динамо-машину в человеческом облике.
   – Пошевеливайтесь! Клео, это – не твоя вешалка, ступай вон туда, она – там. Никаких смешков, сосредоточьтесь, это – работа, а не игра. Ким, ты шла не в такт музыке, обрати на это внимание, ты же умеешь считать; собьешься еще раз, и тебя ждут большие неприятности, деточка… Дженни, не забывай поднимать глаза… Эй, шляпа к зеленому платью не та! Давай, дорогуша, переодевайся побыстрее… А теперь все дружненько выходим и не забываем улыбаться!
   В вечернем представлении Таре в качестве гвоздя программы предстояло появиться в финале каждого из трех различных разделов и исполнить сложный номер из дефиле и танца, а затем увенчать показ торжественным аккордом – продемонстрировать свой наряд во всем его блеске. Она дважды поднималась на подиум, и оба раза возвращалась с сияющей улыбкой на устах, но в душе у нее все обрывалось, оттого что Грег так и не появился. К третьему выходу она уже не надеялась увидеть его. А он оказался на месте, с восхищением глядя на то, как в сопровождении двух мужчин-моделей, одетых спасателями, она в ярком свете софитов предстала перед публикой в ошеломительном серебристом коконе вечернего платья с переливающимися блестками, которое, словно вторая металлическая кожа, притягивало всеобщее внимание.
   А за кулисами маниакальное исступление Джоанны достигло своего пика:
   – Пошевеливайтесь! Господи, кто это там курит? Немедленно погаси сигарету! Если ты прожжешь дыру в этом платье, я сама возьму коробок спичек и сделаю из тебя Жанну д’Арк, идиотка! Отлично, я все вижу, приближается торжественный финал, девочки, постарайтесь показать все, на что вы способны! Отлично, выше голову, и пошли-пошли-пошли! Слушаем музыку…
   Тем не менее, несмотря на свое возбуждение, Джоанна заметила в глазах у вернувшейся за кулисы Тары необычный блеск и едва сдерживаемое торжество, но сочла, что такая реакция ее лучшей манекенщицы вызвана триумфом, с которым прошло шоу.
   Последующая за показом вечеринка предоставила Таре очередную возможность очаровать, пленить и вывести из себя мистера Марсдена. Он появился словно из ниоткуда, безжалостно оттер в сторону танцующего с Тарой Джейсона, проигнорировав многочисленные, но бессильные протесты последнего. Однако Тара успела немножко отомстить за Джейсона, пробормотав Грегу: «Извините, я на секундочку», – после чего быстро покинула танцпол, выскользнув сначала из комнаты, а потом и из здания, оставив его остолбенело торчать посреди зала до тех пор, пока он не сообразил, что она больше не вернется.
   Тара рисковала – ведь Грег мог настолько разозлиться на нее за эту выходку, что больше никогда не стал бы разговаривать с нею. Но она сделала ставку на то, что он будет скорее заинтригован, нежели раздосадован, и что ее поспешное бегство пробудит в нем инстинкт охотника. И вот теперь цветы со всей очевидной экстравагантностью доказывали, что она не ошиблась. Испытывая чувство глубокого удовлетворения, она составила в уме ответ, который отправит в ответ на его приглашение. «Пятница, 21: 30, ресторан “У Соланж”, Ровена-плейс». С цветами, разумеется.

   Телефон разразился оглушительным звоном, но степенная и полная внутреннего достоинства фигура не сразу сняла трубку.
   – Особняк Харперов. Добрый день.
   Мейти гордился своей манерой разговаривать по телефону, будучи уверенным в том, что способен найти общий язык с кем угодно. Но даже ему не удалось успокоить женщину, которая вот уже две недели назойливо домогалась Грега Марсдена. Джилли была убеждена, что Грег обязательно должен быть дома даже в тех случаях, когда его там быть не могло, и ее требования поговорить стали настолько настойчивыми, что даже дипломатическому терпению Мейти подходил закономерный конец.
   – Нет, мне очень жаль, но в данный момент он отсутствует. Не желаете ли оставить для него сообщение? Уверяю вас, мадам, что мистер Марсден получает все послания, как только переступает порог. Боюсь, что не могу сказать, почему он до сих пор не связался с вами. Быть может, вы соблаговолите оставить новое послание… Нет, мне очень жаль, но я просто не знаю, когда он вернется. Он приходит и уходит, когда ему заблагорассудится. Должен ли я попросить его перезвонить вам?
   Это продолжалось вот уже долгое время, и Джилли изливала свое негодование на невозмутимого Мейти за то, что ей никак не удается поговорить с неуловимым Грегом. В конце концов она признала поражение, оставив Мейти не терпящие отлагательств инструкции уведомить Грега о том, что он должен немедленно перезвонить ей, как только появится, и положила трубку. «Боже мой, – угрюмо подумал Мейти, – какой позор для дома иметь хозяина, впутавшегося в подобную историю после трагедии с мисс Стефани…» На мгновение он застыл, погрузившись в глубокую задумчивость, а затем тяжелой поступью отправился по своим делам.

   – Знаете, вы очень красивая женщина.
   Грег и Тара ужинали в одном из самых эксклюзивных и дорогих ресторанов Сиднея. От Тары исходило физически осязаемое ощущение торжества. «Как он может этого не чувствовать? – спрашивала она себя, но сердце у нее замирало от его слов. – Он ведь впервые говорит мне такие слова», – беспечно думала она, и на мгновение глаза ее засияли тем же огнем, который она разожгла внутри Грега. Но она быстро погасила предательские искры, опустив глаза, и целомудренно пробормотала:
   – Благодарю вас.
   – Наверняка все мужчины говорят вам то же самое, – продолжал он.
   – Некоторые.
   – О да… И сколько же их было?
   Она притворилась, будто пытается подсчитать их в уме:
   – Что ж, дайте подумать. Да, был один… и этот… и тот…
   – Хм, – Грег саркастически усмехнулся.
   – Да, не стоит забывать… – продолжала Тара.
   – Как, и его тоже?
   – И его… и его… и его…
   – Довольно. Сбавьте скорость, хорошо? Я уже ревную вас к каждому из них.
   – Ревнуете? – Губы Тары сложились в притворно-застенчивую улыбку. – Мы ведь едва знакомы с вами, мистер Марсден.
   Грег жадно рассматривал ее, сидя по другую сторону стола. Темно-синее вечернее платье эффектно оттеняло ее глаза и кожу, стройная грациозная фигурка выражала кипучую жизненную силу, таящуюся в ней, а манера вести разговор безраздельно завладела его вниманием. Тара откровенно вернула ему взгляд. После случайного столкновения с Мейти она перестала бояться, что кто-либо узнает ее, а имея дело с такой самовлюбленной личностью, как Грег, вообще не опасалась разоблачения. Любой муж на его месте распознал бы жену по тысяче мелких признаков, которые попросту не могли исчезнуть, – но только не Грег Марсден.
   Кроме того, она с большой тщательностью подготовилась к этой встрече. Тому, что она произвела неизгладимое впечатление на Грега, Тара ничуть не удивилась – она сознательно оделась так, чтобы сразить его наповал. Она знала его как свои пять пальцев и сполна воспользовалась этим преимуществом, отдав предпочтение крайне соблазнительному наряду, но при этом стильному и элегантному – уж она-то знала, что этого господина не привлечешь какой-либо дешевкой или вульгарщиной. Посему выбранное ею платье было из последней коллекции одного из знаменитых сиднейских домов моды, который буквально навязал свои разработки Джоанне, чтобы ее манекенщицы надевали их на все мало-мальски значимые мероприятия в городе. Его переливающаяся ткань меняла цвет при малейшем движении, так что временами казалось, будто оно вовсе не темно-синее, а голубое или сапфировое. В этот момент, в теплом пламени свечи, горевшей на столике между ними, она, подобно светлячку, излучала собственное сияние.
   Тара поймала взгляд Грега и кокетливо отвела глаза в сторону, изображая равнодушие. Грег решил, что и ему следует изобразить холодность, и долил вина в ее бокал, выбрав нейтральную тему для разговора. Но при этом он не мог отвести от нее глаз, и Тара хорошо знала этот взгляд: раз он так задумчиво поглядывает на нее из-под полуопущенных тяжелых век, то она подцепила его на крючок. Очарованный, он пожирал ее глазами. Струящееся темно-синее платье смелым треугольным вырезом опускалось к талии, мягко облегая ее полные груди. На изящной шее у нее красовалось короткое серебряное колье, и холодный металл являл собой разительный контраст с теплой кожей, которую он жаждал поцеловать. При малейшем повороте головы длинные серебряные серьги у нее в ушах начинали свой собственный танец по обеим сторонам ее лица – и ему хотелось сорвать их и овладеть ею прямо здесь, на полу. Она закинула ногу на ногу, и его возбужденные чувства уловили шорох шелковых чулок, коснувшихся друг друга, и едва различимый шепот ее платья, которое по-новому легло вокруг ее ног. Женское начало Тары взывало к необузданной чувственности Грега громким голосом, предлагая ему пытку, еще более сладкую оттого, что он не мог на нее ответить. Ему хотелось долго срывать с нее одежды, всю неделю, а потом на целый месяц уложить в постель. Ему казалось, будто секс, которым он занимался до этого, был лишь подготовкой ко встрече с нею. Он уже представлял, как эти карминовые губы скользят по его телу, а глубокие темно-синие глаза тонут в огне плотской любви. Он должен заполучить ее во что бы то ни стало! Он не может позволить ей уйти.
   И вот теперь он подхватил ее последнюю фразу, придав своей интонации безошибочный сексуальный подтекст:
   – Вы говорите, что мы совсем не знаем друг друга. Но у меня такое чувство, будто я давно знаком с вами. Должно быть… как это говорится?… дежа вю.
   – Или, – мягко проговорила Тара, стараясь скрыть проскальзывающую в ее голосе иронию, – быть может, наша с вами встреча была неизбежной.
   – Скажите мне кое-что. – Он взял ее руку, лежавшую на столе, и принялся искусно поглаживать тыльную сторону ее ладони. – У вас есть друг или, может, муж?
   Тара ответила не сразу, с большой осторожностью подбирая слова.
   – Был когда-то. Я очень сильно его любила. На самом деле, он был сказочным принцем, о котором я мечтала с самого детства. – Она умолкла.
   – Очевидно, вы по-настоящему любили его, – подстегнул ее Грег. – И что же случилось?
   Голос Тары прозвучал холодно и ровно:
   – Сказка обернулась ночным кошмаром. Я проснулась. – Она в упор посмотрела на него. – А как у вас?
   – У меня? – Он явно опешил. – О, нет! Это нечестно.
   – Разве? На мой взгляд, вполне честно. Я рассказала вам о себе.
   – В общем… разумеется, вам известно, что я был женат и потерял свою супругу… но все это – пустяки, не было ничего серьезного.
   Ничего серьезного. Таре пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать себя. «Да, разумеется, для такого мужчины, как ты – и впрямь ничего серьезного, охотно верю». Она с большим трудом удержала на лице сочувственное выражение. Но он был настолько поглощен собственным лицедейством, что ничего не заметил и продолжал с искренней улыбкой:
   – Я – тот самый парень, который ищет настоящую женщину. И когда я найду ее и очаруюсь ею, считайте, что я пропал. Собственно, вы меня уже очаровали…
   Тара сидела совершенно неподвижно.
   – В конце концов, о чем мы с вами говорим? Любовь – самая большая из загадок жизни. Я не имею в виду секс – это все пустое. Но вот забота друг о друге, взаимное уважение, настоящая близость, дружба… Тара, сейчас я больше всего на свете хочу, чтобы мы с вами стали друзьями.
   Впервые в жизни Тара испытала чистую, незамутненную радость от игры с мужчиной, оттого, что ей удалось поймать его на крючок и подсечь…
   – Просто… друзьями? – еле слышно прошептала она.
   – Выбор – за вами. – Грег поднес ее руку к губам и принялся покрывать ее запястье легчайшими, невесомыми поцелуями. Он был вполне доволен собой. «Стоит только суметь вовлечь их в игру – и все, они твои, – думал он. – И эта будет моей наверняка. Хотя придется проявить старание – что-то во всем этом есть, – и на мгновение его охватило легкое беспокойство, объяснить которое он не мог. Но тут же со своей обычной небрежной самоуверенностью он отмел его напрочь. – Ты еще никогда не проигрывал в любви, малыш, – сказал он себе, – выиграешь и на этот раз».
   И вдруг повисшее над столом молчание было прервано самым неожиданным образом:
   – Грег!
   – Фил! – Грег был явно ошеломлен и растерян.
   – Я уже было решил, что обознался. Здесь такой тусклый свет. – Филиппа так и подмывало проскользнуть мимо незамеченным, но он взял себя в руки, сочтя подобный порыв жалким и недостойным. Грег же одарил Филиппа самой обольстительной из своих улыбок. Ему представилась прекрасная возможность рассеять подозрения, которые могли зародиться у Филиппа в отношении него и Джилли. Он развернулся к Таре с видом заботливого собственника, что не укрылось от внимания Филиппа.
   – Тара, это – Филипп Стюарт, старый друг моей жены. Филипп, мисс Тара Уэллс.
   «Итак, – подумал Филипп, – вот он, его последний трофей. Ничего удивительного, что в последнее время Джилли не находит себе места и сильно похудела. Она вышла в тираж. Модель прошлого года». – Сердце у него защемило от жалости к жене – он отлично представлял, как страдает Джилли. С Тарой он поздоровался вежливо, но сухо и безразлично.
   А Тара пустила в ход свою самую эффективную уловку, то есть сидела не шевелясь и затаив дыхание. Появление Филиппа стало для нее настоящим шоком, учитывая, что все ее внимание было направлено на Грега. Она до сих пор не привыкла к тому, что люди из ее прежней жизни то и дело появляются вновь, как чертики из табакерки. Кроме того, ее поразила перемена, произошедшая в Филиппе. В его высокорослой фигуре появилась старческая сутулость, лицо, и прежде немолодое, но весьма привлекательное, теперь было изборождено морщинами и выглядело изнуренным, да и вообще он казался человеком, разучившимся улыбаться. Бедный Филипп! Еще одна жертва жадности и похоти Грега. Сердце у нее готово было разорваться от сострадания к Филу. Но она по-прежнему сидела, недосягаемая и недвижимая, изобразив на лице, словно маску, блуждающую улыбку.
   – Фил, а как там поживает Джилли? – с преувеличенной жизнерадостностью осведомился Грег.
   – С нею… все в порядке… во всяком случае было, когда я видел ее в последний раз. – Он взглянул Грегу прямо в глаза. – Теперь я редко бываю дома. Боюсь, мы потеряли общий язык.
   – Какая жалость. – Выражение удивления и дружеской озабоченности на лице Грега выглядело вполне убедительно.
   – Мне тоже жаль, – ровным голосом отозвался Филипп. – Что ж, мне пора. Приятного вам вечера. Рад был познакомиться, мисс Уэллс.
   «Филипп всегда умел быть выдержанным, – подумала Тара. – И теперь его самообладание ему ой как пригодится». – Она с любовью посмотрела ему вслед.
   – Славный малый этот Фил, – обронил Грег. – Стюарты были лучшими друзьями моей жены.
   Тара вдруг ощутила прилив возбуждения и подалась вперед, чтобы нанести атакующий удар.
   – Расскажите мне о своей жене, Грег. Какой она была? – Ее охватила дрожь предвкушения.
   Грегу понадобилось некоторое время, чтобы привести свои мысли в порядок, но потом он заговорил, тщательно подбирая слова. Ответ его звучал тепло и трогательно.
   – Она была хорошим человеком – удивительно милой и честной. Самое щедрое создание, которое я когда-либо встречал. Я по-прежнему очень сильно скучаю по ней…
   Он позволил слезам навернуться себе на глаза. Слезы! «Крокодиловы слезы», – в бешенстве подумала Тара. Она готова была вонзить нож в его черное сердце. Но вместо этого осталась неподвижно сидеть, ожидая продолжения.
   – Но при этом она была своим же злейшим врагом, – не обманул ее надежды Грег. Да, ему не следовало создавать впечатления, будто его покойная супруга была образцом добродетели. Это отпугивало женщин, которых угнетала необходимость конкуренции с погибшей святой. – Никогда не встречал людей, кто в такой же мере, как Стефани, тревожился о том, что подумают о тебе другие. – Он помолчал, явно раздумывая, стоит ли продолжать. Собственные слова, очевидно, натолкнули его на какие-то мысли. – Понимаете, какая странная штука получается. Первое, что меня поразило в вас, – это то, что вы чем-то напомнили мне Стефани. Но она… даже нелепо сравнивать. Она была гадким утенком. А вы – тот самый лебедь, которым она всегда хотела стать. – Он умолк, ожидая, пока официант не наполнит их бокалы, после чего изящным жестом поднял свой:
   – За нас, Тара. За вашу красоту. За будущее, что бы оно ни сулило.
   – За нас. – Тара многозначительно поддержала тост. «За нас», – мстительно подумала она. Вновь появился официант с первой переменой блюд и расставил их перед ними. Обворожительно улыбнувшись, Тара взяла в руки нож и вилку и с какой-то только ей понятной целеустремленностью обезглавила лежащую на тарелке форель.
   Вечер подошел к концу, и белый роллс-ройс, негромко урча, уже увозил их к апартаментам Тары. Даже сама поездка в этом его авто, с любовью выбранном ею в качестве свадебного подарка Грегу, стала для Тары очередным испытанием. Да и вообще этот вечер превратился для нее в череду ножевых ударов и булавочных уколов. Они остановились напротив одного из больших многоквартирных домов в Элизабет-Бэй. Грег первым вылез наружу, обошел авто спереди и распахнул дверцу, помогая Таре выйти.
   Они застыли друг напротив друга на тротуаре, и легкий ветерок с моря ласково перебирал их волосы; воздух между ними искрился от невысказанных вопросов, напряжения и желания.
   – Благодарю вас… за чудесный вечер. – Она опустила глаза.
   – Послушайте… – Он взял ее за подбородок и запрокинул ей голову. – Мне предстоит долгая дорога домой… разве я не заслужил чашечку кофе? – В глазах его светилось обещание и призыв.
   Она отступила на шаг:
   – Не думаю… только не сегодня вечером. Завтра мне рано вставать. – Воцарилось недолгое молчание, и Грег достойно признал поражение. С сожалением улыбнувшись, он вынужденно кивнул:
   – Хорошо. Быть может, в следующий раз?
   – Быть может. Спокойной ночи, Грег.
   Она стояла на тротуаре и смотрела ему вслед, пока красные хвостовые огни роллса не погасли в ночи, а потом быстро зашагала к своему дому, находившемуся в нескольких кварталах отсюда. Она еще не была готова к тому, чтобы дать ему знать, где живет. Пока что. Возвращение домой было для нее своего рода спасением от опасной игры. Только в этих стенах она сбросила маску. К огромному недовольству Макси, его хозяйку трясло, и она то плакала, то смеялась, то выкрикивала бессвязные ругательства, угрозы и обещания. Но он просто ждал с извечным терпением своей природы, пока она не успокоится, что вскоре и случилось.
//-- * * * --//
   Сотрудники Джейсона начинали изрядно нервничать, когда маэстро давал старт новому творческому проекту. За экстравагантными требованиями следовала лихорадочная отбраковка, и вся студия пребывала в напряженном возбуждении, пока маленький тиран не получал наконец то, чего хотел. Сегодняшняя съемка должна была запустить в продажу новую коллекцию одежды ультраизысканного стиля, и Джейсон засиделся допоздна, реализуя идею ночных существ, выходящих на улицы лишь с наступлением темноты, когда обычные люди уже невинно спят. Тара со своим партнером выбивались из сил, выполняя распоряжения Джейсона и претворяя в жизнь его ночные видения.
   – Ты – вампир, – верещал Джейсон, редкие волосы которого дыбом стояли у него на голове, – очаровательная леди-вампир, и он не в силах противиться тебе. Теперь тянись к его шее – давай, давай, давай!
   Лежа на неподвижном мускулистом красавчике. Тара послушно коснулась губами кадыка на загорелой шее под собой.
   – Нет, нет, нет! – взвыл Джейсон. – Кусай, черт тебя подери! Вонзи же свои клыки ему в шею, не переживай за него, ему за это платят, а я хочу видеть боль… так-то лучше! А теперь еще раз. И подними глаза, задери подбородок, я не вижу твоих глаз. А теперь в чем дело? Смотри на меня, сейчас вылетит птичка, ну давай же, сосредоточься, возьми себя в руки, ну вот, ты потеряла концентрацию…
   А Тара и впрямь утратила всяческий интерес к крепкой мужской шее, которую с наслаждением жевала всего несколько мгновений назад, так как за спиной Джейсона в студию незаметно вошла… Джилли Стюарт. Тара оторвалась от партнера и сошла с маленького подиума.
   – Мне надо припудрить носик, – заявила она, поднося руку ко лбу, словно для того, чтобы смахнуть пот.
   – Ладно, перерыв, пудри носик, – согласился Джейсон. – Визажистка, бегом сюда, приступай к работе. А теперь, пока у нас перерыв, я хочу, чтобы у этого красавца выступила кровь, натуральная сукровица, которая сочилась бы у него из раны на шее, нанесенной любовными укусами прелестницы Тары. Словом, весь вампирский набор, понятно? И запудрите ему нос, а то он у него красный, как у Деда Мороза. – Он прошелся по студии, выпаливая распоряжения, словно пулемет. – Так, сменим косметику. Уберите розовый, мне нужно больше синего и, пожалуй, капельку зеленого, чтобы усилить зловещий эффект…
   Посреди всей этой суеты Джилли выглядела неуверенной и ужасно одинокой. Тара внимательно наблюдала за тем, как она дикими глазами смотрит по сторонам, явно не зная, к кому обратиться. Подобно Филиппу, время оказалось безжалостно и к ней. Кошачья горделивая осанка, некогда бывшая ее отличительной особенностью, поникла, взгляд стал потерянным, и она живо напомнила Таре маленькое беспомощное и бездомное создание, коим был Макси перед тем, как она впервые взяла его на руки. Некогда безупречная холеная внешность изменила бывшей подруге: поспешно причесанные волосы торчали неряшливой копной, а макияж выглядел так, словно бы она наносила его в полной темноте, на ощупь. Но прежняя Джилли проглянула в том, как она тряхнула головой, откидывая упавшие на глаза волосы, и вскинула подбородок, словно лошадь перед стартом. «В конце концов, – угрюмо подумала Тара, – ты вышла из своей любовной драмы с Грегом Марсденом целой и невредимой, чего нельзя сказать обо мне».
   Она решительно шагнула вперед:
   – Вы ищете меня?
   – Вы – Тара Уэллс? Меня зовут Джилли Стюарт. Мы можем поговорить?
   Судя по резким движениям и стеклянному блеску в ее глазах, Тара догадалась, что Джилли что-то приняла для укрепления духа перед предстоящей встречей. Но она отнюдь не собиралась облегчать ей жизнь.
   – Следовательно, вы – репортер?
   – Нет, нет, – поспешно ответила Джилли. – Я… подруга Грега Марсдена.
   – Понятно.
   – Близкая подруга.
   Тара ничего не ответила. «Близкая подруга, – подумала она. – Ну-ну».
   – Э-э… – Джилли нервно комкала в руках салфетку. – Вчера вечером вы встретили моего мужа, Филиппа Стюарта.
   Тара притворилась, будто что-то такое действительно припоминает.
   – О, да, верно. Грег представил нас друг другу в ресторане. – Воцарилось молчание. Джилли явно не знала, как вести себя дальше. Наконец она выпалила:
   – У вас роман с Грегом?
   – Прошу прощения? – Тара была шокирована и преисполнилась презрения к Джилли за ее бесстыдство.
   – Я знаю, что он встречается с вами! – продолжала напирать Джилли.
   – Вот как… – Тара напустила на себя максимально холодный и отстраненный вид. – Мы познакомились на теннисном матче. И еще один раз поужинали. Это – все.
   Джилли сломалась, потеряв контроль над собой.
   – Вы лжете, – в бешенстве закричала она. – Не забывайте, я хорошо знакома с Грегом Марсденом. Он решительно не способен находиться в обществе хорошенькой женщины, без того чтобы не уложить ее в постель. Но если женщина действительно говорит ему «нет», то он не станет тратить на нее понапрасну свое время. Но такого еще не случалось. Так что вы, без сомнений, его любовница!
   Даже в самый разгар рабочей суматохи на студии в их стороны повернулись головы, и люди начали обращать на них внимание. Тара решила рассеять любопытство посторонних.
   – Послушайте, хотите поговорить еще? Только где-нибудь в другом месте? – негромко спросила она. – Здесь за углом есть бар, и мне кажется, что там нам будет удобнее. – На лице Джилли промелькнула робкая надежда, как у наказанного ребенка. – Мне предстоит сделать еще пару снимков, а потом я могу встретиться с вами там, если хотите.
   Джилли ухватилась за ее предложение, как утопающий хватается за соломинку:
   – Я буду вас ждать.
   Тут гомон в студии прорезал пронзительный, словно звук работающей циркулярной пилы, голос Джейсона:
   – Кто-нибудь здесь вообще намерен работать? Или я плачу вам за удовольствие провести часок-другой в вашем обществе? А ну-ка, поднимайте свои задницы, немедленно! Нет, я не стану разговаривать с Джоанной, крошка, и мне плевать, если она не в духе. Эй, свет выставлен неправильно – имейте совесть, мать вашу! Тара! Тара! Ты где?
   Тара улыбнулась и повернулась, чтобы возвратиться к работе.
   – До встречи, – бросила она на прощание.
   Если бы Джилли оглянулась, выходя из студии, то непременно заметила бы, что на лице Тары, когда та вернулась к работе, играла жестокая улыбка вампира.
   Творческое горение и созидательный экстаз Джейсона затянулись едва ли не до вечера, так что Тара освободилась гораздо позже, нежели рассчитывала. Негромко ругаясь себе под нос, она поспешила в бар за углом, готовая к тому, что Джилли уже ушла. Но она могла не беспокоиться. Джилли, как и всякий алкоголик, нашла себе в баре пристанище и припала к живительному источнику, устроившись вполне комфортно. Одного взгляда на нее Таре оказалось достаточно, чтобы понять – бывшая подруга изрядно набралась.
   – Прошу прощения за опоздание, – сказала она, подходя к столику Джилли. – Съемки затянулись дольше, чем я ожидала. Но я рада, что вы не ушли. Я не была уверена, что вы станете ждать меня.
   – А, не стоит извинения. – Джилли взмахнула рукой. Язык у нее уже заплетался. – Что будете пить? – Ловким жестом она привлекла внимание официанта.
   – О, думаю, пиво будет в самый раз, холодное пиво.
   – Пиво и еще один скотч, – сделала заказ Джилли, после чего заметила, что ее столик заставлен пустыми бокалами, и тут же принялась оправдываться:
   – Я выпиваю, только когда у меня дурное настроение, знаете ли. Когда Филипп в отъезде, в пустом доме мне становится одиноко.
   – Пожалуй, – согласилась Тара и пустила пробный шар. – Тем не менее у вас есть Грег.
   – Разве? – Джилли пьяно прищурилась, глядя на нее, и тут настроение у нее вдруг качнулось, словно маятник, и она принялась хвастаться. – Да. Да, есть. Я нужна ему. Но, – последовал очередной перепад, – и он мне – тоже. Да, Грег Марсден – он как наркотик. Вроде этой дряни. – Она сделала большой глоток виски и поморщилась, когда обжигающая жидкость ухнула ей в желудок. Тара возобновила нападение:
   – Он… немного рассказал мне о своей жене. Насколько я поняла, вы с нею были лучшими подругами.
   – С самого детства. Наши отцы знали друг друга. У них был совместный бизнес. – Тень неприятных воспоминаний скользнула по лицу Джилли. «Ну разумеется! – На Тару вдруг снизошло озарение. – Отец Джилли покончил с собой, когда его сделка с моим отцом провалилась! Так вот, получается, о чем она думала все эти годы! И наказывала за это Стефани? О Джилли!»
   – Полагаю, именно смерть его жены сблизила вас с Грегом? – Тара осторожно нащупывала почву под ногами.
   Джилли ненадолго задумалась, после чего решила, что подобная ложь очень удобна для нее.
   – Да-да, именно так оно и было, – небрежно отозвалась она. – Но, послушайте, я не желаю все время говорить о ней, хорошо? Меня уже тошнит от этих разговоров.
   – Да, конечно, – голос Тары был холоден как лед.
   Джилли с любопытством взглянула на нее:
   – Знаете, Стефани ведь тоже была большой любительницей пива. Она предпочитала его вину и шампанскому.
   В одурманенном алкоголем мозгу Джилли шевельнулись какие-то воспоминания, и Тара поспешила вернуться к нужной теме.
   – Итак… о чем мы говорили?
   – Что? Ах, да. Я хотела сказать, что Грег никогда по-настоящему не любил Стефани, если хотите знать.
   На лице Тары, словно в открытой книге, отразились все ее чувства:
   – Что вы говорите! Совсем?
   – Ну да, – рассеянно откликнулась Джилли. – Он сам сказал мне об этом. Так что я никого не предавала, когда влюбилась в него. Сердце его было свободно, как говорят в таких случаях.
   – А как же Стефани?
   – А что она?
   – Она любила Грега?
   Вопрос этот явно показался Джилли абсолютно неуместным.
   – Любила ли она… в общем, думаю, да. Но это не…
   – Имеет значения?
   – Видите ли… – все-таки Джилли была не настолько пьяна, чтобы не понимать, как цинично это прозвучало, – во всяком случае после ее гибели. Теперь, когда ее нет, это действительно не имеет никакого значения, не так ли?
   «О, так тебя ждет большой сюрприз», – подумала Тара.
   Внезапно Джилли спохватилась и взглянула на часы.
   – Который час?
   – Около семи.
   Джилли даже застонала от огорчения.
   – О боже, я опаздываю, мне надо бежать.
   – Бежать?
   – Да. – Лицо Джилли озарилось торжеством, а желтые кошачьи глаза засверкали. – Меня ждет Грег – дома. Так что я должна спешить.
   Тара быстро размышляла.
   – Вы приехали сюда на своем авто?
   – Нет, я брала такси. В последнее время я все чаще так езжу.
   – Я отвезу вас домой, – предложила Тара, не забыв спросить: – Где вы живете?
   – Правда отвезете? Я живу на Хантерс-Хилл, а Грег ужасно сердится, если я опаздываю. – Она глупо захихикала, словно влюбленная школьница.
   – С удовольствием подброшу, – ответила Тара и не покривила душой.

   Грег томился в ожидании у дома Стюартов на Хантерс-Хилл, и терпение его было на исходе. «Тупая сука, – с горечью думал он, – сначала до смерти надоедает мне просьбами о встрече, а потом, когда я приезжаю, ее нет дома». – Он ненавидел чувство, которое возникало у него, когда он стучал в двери пустого дома, понимая, что ему никто не откроет. Он привык к обратному; по природе своей он обожал исступленные приветствия и шумные овации. Снедаемый своей обычной холодной яростью, он подавил гнев и стал ждать дальше.
   Поездка до Хантерс-Хилл дала Таре возможность втереться в доверие к Джилли и без особых хлопот выудить у нее подробности ее отношений с Грегом. К тому моменту как они свернули на шоссе, ведущее на Хантерс-Хилл, они уже стали подругами, по крайней мере в затуманенном мозгу Джилли. Выходя из машины и пытаясь выглядеть трезвой, она рассыпалась в благодарностях за то, что Тара подвезла ее, и уверила в своей вечной дружбе.
   – Давай увидимся как-нибудь на днях, ладно? Позвони мне, мой номер есть в телефонной книге.
   «О, я позвоню тебе, позвоню непременно», – подумала Тара.
   За деревьями на вершине холма она уже разглядела белый роллс и высокую фигуру Грега, переминающегося с ноги на ногу у дверей.
   – Лучше поспеши к своему ненаглядному, Джилли, – беззаботно отозвалась она. – Скоро увидимся. Даже не сомневайся. – После чего, включив двигатель, она с ревом умчалась прочь, не оглядываясь на то, как Джилли торопливо бросилась бежать навстречу своим очередным унижениям.

Глава тринадцатая

   Сказать, что эта ночь выдалась беспокойной – значит, не сказать ничего. Тара лежала без сна, мысленно вновь и вновь прокручивая свою встречу с Джилли, с болью укладывая новые фрагменты полученной информации в общий рисунок головоломки, которую она пыталась сложить вот уже долгое время. А когда наконец усталость взяла свое и она провалилась в забытье, то сон ее постоянно прерывался, так что утром она встала, чувствуя себя больной и разбитой. В такие моменты она особенно остро ощущала, что ей уже не двадцать лет и что она не может, обходясь без сна, утром просыпаться свежей и розовощекой. Привидение, взглянувшее на Тару из зеркала ванной, едва не заставило ее отказаться от утренних съемок – но она не рискнула навлечь гнев Джейсона на свою безвинную голову столь непрофессиональным поведением.
   Она решила схитрить, и приехала на студию пораньше, чтобы у визажистки оказалось достаточно времени, дабы уничтожить следы ночных бдений. Однако, даже несмотря на такую предусмотрительность, она оказалась не готова к приходу Джейсона, вследствие чего расположение духа последнего изрядно ухудшилось. Он больше никогда не возвращался к теме своих чувств к ней, после того как ей удалось избежать его объяснения в любви. Но он ясно давал понять ей, что она по-прежнему ему небезразлична, недвусмысленно выражал свою неприязнь к Грегу, и было совершенно очевидно, что он делает то, что делают многие мужчины, – играет в ожидание. В результате между ними возникла напряженность, которой не было в самом начале их знакомства, и Тара горько оплакивала кончину их безоблачной дружбы, которая ушла, не принеся ничего взамен.
   И вот сейчас Джейсон без стука ворвался в студийную гардеробную манекенщиц, являвшую собой крохотную переполненную каморку, в которой от его появления стало еще теснее.
   – Сколько еще ты намерена раскачиваться, Николь?
   – Пять минут, не больше, – автоматически ответила гримерша.
   – И чем вы тут вообще занимаетесь? – раздражение Джейсона искало и не находило выхода. – Придумываете новую сексуальную забаву, а? Чтобы девочкам было чем заняться в дождливый полдень?
   – Пять минут, Джейсон, хорошо? – В голосе Николь прозвучали грозные нотки. – Если, конечно, ты не хочешь увидеть отеки, темные круги, мешки у нее под глазами…
   – Пять минут, и ни секундой больше, – заявил Джейсон, отступая. – Нет, это не есть хорошо, но, полагаю, бороться бесполезно. Мы все давно готовы, так что ждем только тебя одну, поэтому поторопитесь, хорошо? Благодарю вас, ваша светлость. – И с этими словами он вышел вон с видом оскорбленного достоинства.
   – Надеюсь, твой фотоаппарат… сломается, – выкрикнула ему вслед Николь и вернулась к работе. – Хм. Здесь немногое можно сделать, мадам, чтобы скрыть следы недосыпания – судя по вашему виду, у вас была настоящая римская оргия!
   – Мне очень жаль, – пробормотала Тара. Она проклинала себя последними словами, за то что не приняла успокоительного, которое осталось у нее еще с тех времен, когда Дэн Маршалл давал ей его на острове Орфей, чтобы она поскорее оправилась после операции. Она привезла его с собой, и лекарство стояло в глубине ее аптечного шкафчика. Но она боялась принимать его, чтобы на следующий день не выглядеть полусонной и вялой. Она навсегда запомнила девиз Джоанны: на балу надо выглядеть на все сто! Быть лучше всех! Но сейчас ей хотелось только одного – хорошенько выплакаться. Однако слезы погубят весь ее макияж. И потому она ограничилась тем, что закрыла глаза.
   В дверь громко постучали.
   – А не пошел бы ты, Джейсон! – жизнерадостно крикнула в ответ Николь. – Пять минут еще не истекли. Так что отвали!
   Дверь отворилась.
   – Мне показалось, или я действительно расслышал «Войдите»? – раздался мягкий знакомый голос. – Привет, Тара.
   Она открыла глаза – перед ней стоял мужчина, которого она приказала себе забыть.
   – Привет, Дэн, – еле слышно отозвалась она.
   В новом, безупречно сшитом элегантном костюме, в накрахмаленной сорочке и галстуке он выглядел великолепно. В петлице у него красовалась красная гвоздика, и этот хрупкий символ любви и надежды тронул сердце Тары. Он, казалось, заполнил собой всю крохотную каморку и не сводил с нее ласковых карих глаз, словно утоляя голод.
   И вдруг из-за плеча Дэна выглянул Джейсон. Он напрочь проигнорировал Дэна и Тару, обращаясь только и исключительно к Николь.
   – Когда модель закончит принимать своих ухажеров и превращать мою студию в дом свиданий, – гневно приказал он, – напомните ей, пожалуйста, что сегодня нас ждет работа. – В голосе его прозвучала явная злоба ревнивца, получившего отставку. После чего он вышел, громко хлопнув дверью. Тара поспешно принялась рыться в сумке в поисках одной из своих визитных карточек.
   – Извините, Дэн, – прошептала она и сунула ее ему в ладонь. – Сегодня вечером, в восемь. Договорились?

   К восьми часам вечера наконец-то закончился рабочий день, показавшийся Таре невыносимо долгим и трудным из-за дурного настроения Джейсона, и она поспешно заглянула в магазин, чтобы купить всяких вкусностей для хорошего ужина, и даже успела кое-как прибраться и переодеться перед приходом Дэна. Ровно в восемь часов он позвонил в дверь ее квартиры, устав мерить шагами широкие проспекты Элизабет-Бэй, чем занимался на протяжении последнего часа. Желание увидеться с нею превратилось в физическую потребность. И этот последний день дался ему почему-то труднее тех долгих месяцев, что прошли с того момента, как Тара покинула остров.
   Эти месяцы ожидания, надежды, тоски и отчаяния в конце концов сказались не только на его нервах, но и на решимости забыть Тару и навсегда похоронить в памяти их встречу и знакомство. Он понял, что должен приехать в Сидней и сделать последнюю попытку найти Тару, предложить ей свою любовь и убедить ее ответить согласием. Он прилетел сюда накануне вечером и всю ночь провел, терзаясь то страхом, то надеждой, словно школьник перед важным экзаменом.
   При виде Тары, отворившей ему дверь, сердце его подскочило. Она выглядела столь прелестно, что он на мгновение растерялся, не зная, что сказать.
   – Входите, Дэн, входите же. – Она уловила его смущение и тактично предоставила ему возможность прийти в себя. Ее приветствие было теплым и искренним, хотя и несколько напряженным. «Успокойся, – сердито сказал он себе, – ты дрожишь, как последний идиот».
   Она приняла у него пальто и проводила его в гостиную, где, как она и надеялась, его моментально очаровало ее «волшебное окно».
   – Вот это вид! – воскликнул он, и она зарделась от удовольствия. Она занялась приготовлением напитков, а он стал осматриваться в комнате, понемногу приходя в себя в ее спокойной и расслабленной атмосфере. Наконец Дэн остановился у письменного стола, на котором хранились экзотические диковинки. Он был приятно удивлен, увидев на почетном месте в центре стола раковину, которую подарил ей на Орфее.
   – Я вижу, вы сохранили свою коллекцию раковин, – с деланным равнодушием заметил он, чтобы не тешить себя сразу большими надеждами.
   – Да. Я не устаю любоваться ими.
   Дэн сунул руку в карман.
   – Что ж, рад слышать, потому что я привез вам кое-что. – И он протянул ей крошечную раковину, изящно обрамленную жемчугами, и ее изгибы засверкали в мягком рассеянном свете.
   – Ой, Дэн, какая прелесть! – Ее удовольствие было неподдельным. – Большое вам спасибо.
   – Воспоминания об Орфее, – как можно небрежнее бросил он, но значение, вложенное им в эти слова, отразилось на его лице. Тара быстро выскользнула из комнаты под первым же попавшимся предлогом.
   – Одну секундочку! Пойду взгляну, что там делается у меня в духовке.
   В кухне она прижалась спиной к стене и шумно выдохнула. Неожиданное появление Дэна выбило ее из колеи. Жизнь, конечно, полна случайностей, но такого поворота событий она никак не предвидела. Нет, она была очень рада увидеть его вновь, никаких сомнений – его привлекательное, выразительное лицо, эти глаза, которые, казалось, глядят только на нее, не замечая больше ничего вокруг, его широкоплечую фигуру, поджарую и ставшую еще более угловатой, как ей показалось. Неужели он действительно похудел? Надо не забыть спросить его об этом. Или ему нездоровится? Мысль эта болезненным уколом отозвалась у нее в сердце. Получается, он ей небезразличен? Нет, она не может позволить себе ничего подобного. Все, что я запланировала, только-только начало воплощаться в жизнь, и я не могу отступить, если я отвечу на его чувства, то все пойдет насмарку…
   Она вдруг заметила, что он вошел на кухню и смотрит на нее с озорным выражением, которое ей было так знакомо по прежним временам. Шагнув вперед, он огляделся вокруг. Аккуратная маленькая кухонька, похожая на камбуз на корабле, с неизменным набором трав и специй, явно пришлась ему по душе.
   – Вам помочь? – осведомился он.
   – Да! – Тара схватила первую попавшуюся банку. – Я никак не могу открыть ее. – Подойдя к плите, она проверила мясо в духовке.
   – Похоже, после Орфея в вас проснулся интерес к кулинарии.
   – Да, немного. – Она рассмеялась. – Но, говоря по правде, большинство этих трав и специй стоят здесь в качестве украшения, а не для того, чтобы ими пользоваться. Тем не менее я угощу вас простым и сытным ужином.
   – А я думал, – негромко сказал он, – что первым нашим совместным блюдом станет яичница с ветчиной.
   – Яичница с ветчиной на ужин? – Тара решительно запротестовала. – Какой у вас, право, непритязательный вкус, доктор.
   – Что бы это ни было, пахнет очень вкусно.
   – Будем надеяться, что и на вкус оно окажется не хуже.
   Она нарезала овощи, разложила на столе булочки, масло, то и дело выскакивая на кухню, чтобы тут же вернуться в гостиную, мелькая на фоне своего «волшебного окна». Дэн тем временем наслаждался тем, что может спокойно любоваться Тарой, словно заново знакомясь с нею.
   – Знаете, вы ведь стали настоящей знаменитостью, – заговорил он наконец. – Лиззи отметила ваш дебют в новом качестве, и теперь, полагаю, я – единственный врач в Северном Квинсленде, который регулярно покупает журнал Vogue.
   – Вы читаете Vogue? – рассмеялась Тара. – Невероятно!
   – Знаете, Тара, еще никогда вы не выглядели такой красивой.
   – А ведь я вас предупреждала – нужно было выставить мне счет побольше.
   – Нет, я имею в виду… не только в физическом смысле. В вас появилось нечто новое – внутренняя уверенность и спокойствие. Вы обрели решительность и целеустремленность. Причем все это – исключительно ваша заслуга.
   – Это далеко не так, доктор. Вы и ваше искусство имеют к этому самое непосредственное отношение.
   Тара пребывала в приподнятом настроении. Дэн не собирался давить на нее – напротив, в его присутствии она чувствовала себя очень спокойно и умиротворенно. Она вспомнила, как расслабляюще он действовал на нее на Орфее, утешая, но не надоедая, просто принимая самое деятельное участие во всем, что ее занимало. Она начала потихоньку оттаивать, уловив, что именно этого он и добивается.
   – Вы счастливы? – спросил он спустя некоторое время. Она надолго задумалась, прежде чем ответить, вновь поразив его своей болезненной честностью, которой он так восхищался.
   – Да. Да. Думаю, что да. Я люблю свою работу.
   – Это видно по вашим фотографиям. Но я имел в виду не только ваш модельный бизнес, не только успех… Я понимаю, это – много и замечательно, но ведь это еще не все.
   Дэн так и не смог придумать, как бы поделикатнее задать вопрос, который интересовал его больше всего на свете.
   – Сколько мужчин у вас было? – прямо спросил он. Он должен был это знать, хотя и понимал, что не имеет никакого права спрашивать об этом. Тара замерла как вкопанная перед холодильником, из которого собиралась достать бутылку вина. Она мысленно прикинула, а не солгать ли ему – еще одно искусство, в котором не преуспела Стефани Харпер, к которому зато весьма успешно прибегала Тара Уэллс, – но, взглянув ему в лицо, отказалась от этой мысли. Какой смысл лгать этому мягкому заботливому человеку, который меньше всего думал о себе, а хотел лишь видеть ее счастливой?
   – Ни одного.
   Дэн рассмеялся.
   «Чего больше в его смехе – неверия или облегчения?» – спросила она себя.
   – Знаете… я верю вам, Тара, хотя и с трудом. Я… много думал… о вас. – Тара сочла момент наиболее подходящим для того, чтобы надеть кухонные рукавички и нырнуть в глубины духового шкафа и посмотреть, как там идет процесс. Наконец она вынырнула оттуда, розовощекая и прекрасная, и осведомилась со спокойствием, которое могло свести с ума:
   – Вы так и не сказали мне, что делаете в Сиднее.
   – Видите ли, я прилетел на медицинскую конференцию. – Тара не удержалась и метнула на него вопросительный взгляд. Дэн капитулировал.
   – Собственно, я прилетел только ради того, чтобы увидеть вас, Тара. – Голос его звучал едва слышно. – Я просто не мог позволить вам… исчезнуть. Я пытался. Господь свидетель, пытался. Но у меня ничего не вышло. Я чувствовал внутреннюю потребность разыскать вас снова. Это оказалось нетрудно, учитывая, что вы стали самым знаменитым лицом в городе.
   Он умолк, а потом предпринял робкую попытку, стараясь вложить в вопрос все свое чувство:
   – Там, на Орфее, между нами что-то произошло… нет?
   Его вопрос повис в воздухе. Тара пребывала в заторможенном состоянии. Ей не хотелось ни говорить, ни делать того, что могло в одночасье разрушить возникшую атмосферу, теплую и мучительно-горькую одновременно. Она раздумывала над тем, как ответить Дэну, ответить честно и искренне, но разве может она объяснить ему свои чувства, старые и новые, не говоря уже о том, чтобы раскрыть ему свою истинную цель? Пока она была занята своими мыслями, их ход нарушило требовательное дребезжанье таймера духовки, и время на размышления истекло.
   – Похоже, все готово! – радостно воскликнула Тара. Дэн уныло пожал плечами. Благоприятный момент был упущен.
   – Где у вас ванная комната? – спросил он.
   – Через спальню и направо.
   Дэн опустил свой бокал с вином на стол и вышел. Тара подскочила к духовке и с удвоенным энтузиазмом, в котором нашла выход своим душевным терзаниям, вытащила мясо и поставила на поднос горячие блюда, чтобы отнести их к столу. И вдруг, в самый разгар своей суеты, она остановилась как вкопанная от внезапной мысли: фотографии Сары и Денниса! Если Дэн прошел через спальню – а другого пути у него не было, – то он не мог не заметить двух снимков, стоящих на столике у ее кровати. На мгновение Тара оцепенела от ужаса, затем на цыпочках прошмыгнула в спальню. Дверь в ванную была закрыта, и Дэна не было видно. Двигаясь быстро, но совершенно беззвучно, она схватила фотографии и, аккуратно сложив подставки, сунула их в пустой верхний ящик прикроватного столика. Затем она метнулась обратно на кухню и занялась последними приготовлениями. Там и застал ее Дэн, что-то напевающей себе под нос. Она выглядела как женщина, у которой нет в жизни ни забот, ни тревог. Но теперь, после того как Дэн побывал в ее спальне, он знал, что у нее есть по крайней мере двое, кого она предпочитала хранить в тайне. Знание это тяжким грузом легло ему на сердце, потому что он даже не мог спросить у Тары, как зовут ее детей, которые, несомненно, составляли для нее самую важную часть ее жизни.
   После этого разговор, по их обоюдному молчаливому согласию, касался лишь нейтральных тем.
   – Вы откроете вино? – спросила Тара, когда они сели за стол.
   – Да, конечно.
   – Ну и как вам нравится моя квартира?
   – У вас есть все и в дополнение ко всему – потрясающий вид из окна.
   – Вы тоже так думаете?
   – Вам повезло, что вы сумели найти такое славное местечко.
   – Я всегда любила сиднейскую бухту и знала, что должна поселиться там, откуда смогу ее видеть. Жить хотя бы рядом с нею, если уж не на самом берегу.
   «Значит, ты – уроженка Сиднея, – подумал Дэн. – Быть может, именно отсюда Сэму Джонсону лучше было бы начать поиски затерявшегося человека…» Но эти мысли никак не отразились у него на лице.
   – Я тоже, – ответил он. – Хотя в последние годы я больше любовался бухтой на открытках и фотографиях, чем вживую. И сейчас мне очень приятно увидеть старушку во плоти, если можно так сказать.
   – Значит, вы родились в Сиднее?
   – Да, конечно. Прожил здесь всю жизнь, пока не открыл клинику на Орфее. Но сейчас я скажу вам одну забавную вещь, – он рассмеялся.
   – Какую же? – Тара не могла не улыбнуться в ответ, и на щеках у нее заиграли очаровательные ямочки.
   – Понимаете… мне неловко в этом признаваться… но я еще никогда не бывал в Опере.
   – Никогда не бывали в Опере? – Тара комично изобразила на лице ужас. – Но это же сущий кошмар! А если серьезно, то вам непременно следует побывать там, пока вы здесь. Театральный сезон сейчас в самом разгаре, и они дают несколько моих самых любимых опер, – на лице ее появилось мечтательное выражение.
   – Значит, вы любите музыку? – взволнованно осведомился Дэн.
   – Полагаю, что в какой-то момент… она помогла мне сохранить рассудок.
   – В таком случае, у меня есть отличная идея. Если я сумею раздобыть билеты, пока буду здесь, вы составите мне компанию? – Он заколебался, не зная, какого ответа ожидать.
   Тара одарила его теплой, сияющей улыбкой:
   – С удовольствием.
   – Хорошо. Значит, договорились. – Дэн потянулся за своим бокалом. – Давайте выпьем за Оперный театр, за музыку и за то, чтобы мы получили удовольствие, – беспечно добавил он.
   – Присоединяюсь, – эхом откликнулась Тара. Ей хотелось добавить: «И за нас». Этого же хотелось и Дэну, причем отчаянно. Но никто из них не осмелился произнести эти слова вслух. И потому тост так и повис в воздухе, оставшись недосказанным, как безмолвное желание, до осуществления которого на самом деле требовалось сделать лишь один шаг.
//-- * * * --//
   Джоанна всегда приходила в ужас, когда Джейсон затевал натурную съемку. Внешние условия, особенно погода, плохо поддавались контролю.
   – Какого черта они называют его островом солнечного света? – взывала она к своей помощнице, когда вместо ожидаемых по прогнозу восьми часов великолепного ультрафиолета природа награждала их угрюмыми обложными небесами и серыми грозовыми тучами. Но еще хуже были нередкие дожди, готовые в любой момент пролиться вселенским потопом из абсолютно безоблачного неба. Они не заявляли о себе издалека, выслав вперед в качестве дозора туман и морось, а просто обрушивались сверху жалящими струями воды, которые превращали даже самое изысканное платье от модного дизайнера в половую тряпку раньше, чем манекенщица успевала сообразить, что пора спасаться бегством.
   Тем не менее Джоанна вынуждена была признать, что натурные съемки Джейсона почти всегда несли в себе нечто необъяснимое, нечто такое, что обеспечивало потрясающий результат: к примеру, контрастное отображение шелка и шифона на фоне кирпичной или бетонной стены, а не пресного черно-белого задника студии. Иногда это бывало выхваченное фотографом выражение лица случайного прохожего, запечатленное на снимке – невинное, любопытное или разгневанное. Иногда Джейсон пускал в ход свое дьявольское, почти гипнотическое обаяние, чтобы уговорами или шутками вовлечь совершенно посторонних людей в процесс съемок. Джоанна до сих пор помнила ту ставшую знаменитой историю, когда он подрядил целую бригаду мусорщиков сняться в рекламе женского нижнего белья: полуодетые модели, некоторые в бюстгальтерах, а иные только в трусиках, позировали на фоне полудюжины крепких австралийских мужчин с выгоревшими на солнце волосами и обнаженными загорелыми торсами. «Но изюминка оказалась в том, – подумала Джоанна, отгоняя ностальгические воспоминания, – что все они оказались геями».
   Итак, въезжая в стильный пригород Паддингтон и сворачивая на застроенную частными особняками улицу, которую Джейсон выбрал в качестве съемочной площадки, Джоанна готовила девушек и себя заодно к трудному, но интересному съемочному дню. «Старый Сидней являет собой сущий лабиринт улочек и переулков», – с любовью думала она, окидывая одобрительным взором симпатичные старинные дома, каждый из которых щеголял фигурной чугунной оградой. Рядом с городским центром находился старый добрый Паддо, а дальше по дороге, лишь в десяти минутах езды, располагался пляж Бонди. Она поймала себя на том, что высматривает таблички «Продается», выставленные во двориках, мимо которых проезжала.
   Само место съемок была заметно уже издалека. Джоанна без труда разглядела декорации, в центре которых красовался обветшалый бугатти с откидным верхом, вокруг которого суетились реквизиторы Джейсона, столь же полоумные, как и их босс, пока сам он с поляроидом в руках размечал места для натурной съемки. Причем первым Джоанне в глаза бросился именно Джейсон: пристроившись, словно на насесте, на верхней ступеньке стремянки, из тех, которыми пользуются обойщики и декораторы, он щелкал затвором направо и налево и энергично выкрикивал распоряжения, не боясь свалиться, словно стоял на твердой земле. Заметив Джоанну, он приветствовал ее восторженными воплями:
   – Доброе утро, мамочка! Замечательно сохранившийся квартал, не правда ли? Здесь, среди старинных зданий, ты должна чувствовать себя как дома, или нет?
   – Заткнись, Джейсон, – дружелюбно отозвалась она, и после ритуального обмена оскорблениями оба приступили к работе.
   К тому времени как в одиннадцать часов на площадке появилась Тара, Джоанна уже уехала, зато остальные участники, по словам самого Джейсона, хорошенько разогрелись. Он закончил съемки нескольких групп девушек, массовки, как он выразился, и уже поджидал Тару, сгорая от нетерпения. Поэтому ее поспешно, дабы не злить без нужды мастера, пребывавшего в процессе творческого созидания, обрядили в первое попавшееся платье и сунули в бугатти, в котором ее уже ждали двое манекенщиков. Джейсон и впрямь болтал без умолку, рассаживая трио в позах, кои он счел одновременно эффектными и соблазнительными.
   – Ладно, ты, блондинчик, откинься на сиденье, а ты, Тара, облокотись на него… на него – не значит под мышку ему, мы делаем это для семейного просмотра… Ты, впереди, положи одну руку на руль, вторую – на спинку сиденья, а теперь оглянись на эту парочку… Так, отлично. Теперь начинай работать над выражением лица, сейчас тебе дадут бокал с шампанским, но это – для работы, а не для того чтобы пить, и поэтому я хочу, чтобы ты сам создал себе радужное настроение. Думай о чем-нибудь золотистом и праздничном, отчего у тебя голова идет кругом, – о деньгах! Я угадал? Вы все только что совершили ограбление века, взяли банк, у вас все получилось, так что теперь можете сбросить напряг и насладиться плодами своей победы…
   Как всегда, неугомонная болтовня Джейсона подействовала расслабляюще, и все начали пересмеиваться. Джейсон же продолжал как ни в чем не бывало:
   – Отлично, вы меня поняли, именно это настроение нам и нужно. Тара, подайся чуточку вперед и выпрямись, он все-таки – не двуспальная кровать, а ты, блондос, тоже разверни плечи, попробуй изобразить настоящего тевтона, представь, что ты – барон фон Риппемофф или кто-нибудь в этом роде. Тара, смотри в объектив, а вы, мальчики, пяльтесь на нее, отлично, почти готово, еще секундочку…
   Сохраняя позу и осанку с профессиональной сноровкой, которая за эти несколько коротких месяцев превратилась для нее во вторую натуру, Тара лениво смотрела на улицу, которая петляла за спиной Джейсона и тонула в зелени деревьев внизу. И вдруг, к своему ужасу, она увидела, как из-за поворота медленно показался белый роллс-ройс с откидным верхом. Издали заметив, что здесь происходит, водитель прибавил газу. Через пару секунд Грег уже подрулил к противоположному тротуару, но выражение его лица за огромными солнцезащитными очками оставалось непроницаемым. Стараясь сохранять спокойствие, в душе Тара запаниковала. Она не видела Грега с того самого ужина в ресторане, отчасти потому, что всеми силами старалась показать свою недосягаемость, но главным образом оттого, что его близость породила в ней в тот вечер такую бурю эмоций, что она решила на время дистанцироваться от него, прежде чем предпринимать новую попытку. Она понимала, что дома выследить ее он не может – он не знал, где она живет, а ее адреса еще не было в телефонном справочнике. Она надеялась, что девушки в агентстве не могли выболтать ее местожительства, и они не обманули ее ожиданий. Но она просчиталась, не подумав о том, что он способен отыскать ее во время работы – ведь тысячи людей знали, где и когда должны состояться главные съемки.
   К несказанному удивлению двух манекенщиков, Тара, которая фокусировала на себе центр всей композиции, внезапно встала, выбралась из автомобиля и подошла к нижней ступеньке стремянки Джейсона.
   – Джейсон, тебе надо перезарядить пленку, – обратилась она к нему.
   – Ты что? Я еще вообще ничего не снимал!
   – Тогда дай мне пять минут, – крикнула она и поспешила прочь.
   – В чем дело? Мы же только начали! – Сбитый с толку, он растерянно огляделся по сторонам, и лицо его потемнело от гнева, когда он заметил белый роллс, его неподвижного водителя и Тару, бегущую к нему так, словно от этого зависела ее жизнь.
   – Никто не хочет сыграть в теннис? – с горечью спросил он. – Риппемофф, ты, конечно, не помнишь никаких пыток из арсенала наци? Будь хорошим мальчиком, разузнай о них поподробнее к следующему разу, договорились?
   Сидя за рулем роллса и холодно глядя прямо перед собой, Грег даже не шелохнулся и не подумал поздороваться с Тарой, когда она подбежала к нему. Это был его последний маневр. Нет, он как никто другой получал удовольствие от охоты, но когда добыча забивается в нору, наотрез отказываясь быть выкуренной оттуда, то даже самый настойчивый охотник может потерять всякий интерес к преследованию. Он не мог ошибаться – в тот вечер, когда они ужинали, Тара пыталась произвести на него впечатление. Поначалу ее исчезновение заинтриговало его, потом стало вызывать глухое раздражение, и вот теперь его охватил гнев. Еще одна попытка, последняя, пообещал он себе, а потом – все, финита. Но парадокс состоял в том, что он позволял женщине покориться ему, хотя от всего сердца презирал тех, кто сдался.
   Тара подбежала к нему с видом древней воительницы, которая предпочитает броситься на мечи врагов, а не ждать, пока ее изрубят на куски. Запыхавшись, она остановилась рядом с его машиной.
   – Почему вы не отвечаете на мои звонки?
   Она ничего не сказала, потупив глаза.
   – Я оставил записки для вас по всему городу. А что за шутка с вашим исчезновением? Когда я пришел к вашему дому, оказалось, что вы там не живете!
   – А я никогда и не утверждала, что я живу именно там. Я просто попросила вас высадить меня в первом попавшемся месте, потому что мне вздумалось прогуляться.
   Голос Грега прозвучал размеренно и холодно:
   – Если вы пытаетесь избавиться от меня, так и скажите. Я отнюдь не полный идиот и понимаю намеки.
   – Дело не в этом. – «Пришло время быть с ним поласковее, – с тревогой сказала она себе, – иначе я рискую потерять его». – Просто на меня столько всего навалилось. Новые съемки для обложки, реклама для ТВ… и все прочее. Это – собачья жизнь. По вечерам я буквально валюсь с ног… но я думала о вас…
   Позади нее раздался визгливый голос Джейсона, который явно решил, что двухминутный перерыв – это все, на что Тара имела право.
   – Я – чувствительный, эмоциональный творческий человек, я работаю на износ, чтобы остаться лучшим фотографом в мире, а некая особа, самая высокооплачиваемая, кстати, решила, черт бы ее подрал, устроить здесь день открытых дверей! – Повысив голос, он наигранно запричитал: – Тара, солнце души моей, вернись ко мне!
   Грег с нескрываемым неодобрением взглянул на него:
   – А это кто такой?
   – Друг. – Шестое чувство подсказало ей не выдавать этому мужчине слишком много и слишком быстро.
   – Насколько близкий?
   – Не настолько. У нас – профессиональные взаимоотношения.
   – У нас осталось две минуты до того, как солнце скроется за тучей, – взвыл Джейсон.
   Тара коротко рассмеялась:
   – Но он мне нравится, потому что он – чокнутый.
   Грег смягчился. Джейсон явно не годился ему в соперники. А еще она была рада видеть его.
   – Выпьете со мной кофе?
   – Тара! Тара! – отчаянно взывал Джейсон, изображая адские душевные муки.
   – Мне пора возвращаться к работе – но я прошу прощения.
   – Как насчет уикенда?
   – Пока у меня нет столь далеких планов. – Она старалась сохранить нейтральное выражение лица, но в душе у нее все пело – что-то будет, вот-вот…
   – Тогда приглашаю вас провести его со мной. У меня дома.
   Тара почувствовала, как у нее перехватило дыхание, и с трудом выдавила:
   – В доме… вашей жены?
   – Да.
   Она почувствовала, что подобное уточнение ему не понравилось.
   – Я не знаю… Мне и в голову не приходило…
   – Если вы волнуетесь о своей репутации, то можете быть спокойны. У вас будут собственные апартаменты, в доме куча слуг, старый дворецкий. Он немного чудаковатый, но, скорее всего, он вам понравится.
   Она приняла решение:
   – Хорошо, я согласна.
   – Вот и отлично. – Он явно обрадовался. – Я заеду за вами в субботу в десять часов – если вы доверите мне тайну своего местожительства.
   – Я позвоню вам, и мы обо всем договоримся.
   – Смотрите, не передумайте. – Он подарил ей очаровательную улыбку.
   «Господи, Грег, ты по-прежнему – самый красивый мужчина на всем белом свете, – подумала она. – Что я делаю? И устою ли?»
   – Я не передумаю, – заверила она его.
   – Тогда до субботы. – Он послал ей воздушный поцелуй, включил зажигание и уехал. Тара огляделась по сторонам. Бугатти у нее за спиной стоял на том же месте и манекенщики в том же положении сидели внутри. А вот Джейсона поблизости нигде не было видно. Зато вдалеке виднелась невысокая и жилистая фигурка, удалявшаяся быстрым шагом – Джейсон в раздражении покинул место съемок.
   – Джейсон! Эй, Джейсон! Вернись! – И в своем платье от лучшего модельера, в туфлях на шпильках Тара со всех ног бросилась за ним в погоню.

Глава четырнадцатая

   «В ожидании любимой, особенно когда она опаздывает, имеется какое-то ни с чем не сравнимое волнение», – думал Дэн, расхаживая перед Оперным театром и высматривая Тару. Он отчаянно боялся, что она так и не появится. Со своей обычной сверхпунктуальностью он пришел заранее, чтобы забрать билеты, заказать столик и напитки для антракта и вообще встретить ее во всеоружии. Первая четверть часа, проведенная в приятном предвкушении встречи, прошла достаточно легко и незаметно; он думал о Таре и о том, какие изменения в ней произошли, после того как они расстались на Орфее: появились изящество, грациозность и непринужденность походки, новая прическа, безукоризненно накрашенные ногти. Подобно всем влюбленным, Дэн обнаружил, что может думать о каждом из этих десяти перламутровых ноготков в отдельности, мысленно представляя, как по очереди покрывает их поцелуями.
   Но потом появилась неприятная подспудная мысль, что если она не придет в самое ближайшее время, то наверняка опоздает, затем – что она уже опоздала, а на смену этим мыслям подкрался липкий страх, что она не придет вовсе. Здешний бомонд, взволнованно переговариваясь, переместился в зрительный зал, и Дэн остался один, словно обломок от кораблекрушения, выброшенный на берег приливом. Нет ничего страшнее одиночества в опустевшем фойе. Дэн продержался ровно тридцать секунд, после чего вышел наружу.
   Прохаживаясь перед центральным входом в театр, своими очертаниями напоминавший огромную птицу, присевшую отдохнуть, Дэн думал о Таре. А что еще ему оставалось? В последнее время он только этим и занимался. Он по-прежнему почти ничего о ней не знал. Облокотившись о перила набережной, он смотрел поверх морской глади вдаль, на бухту Кэмпбелла. У причала величественно покачивался на волнах ярко освещенный океанский лайнер. Чуть дальше, справа от него, виднелся знаменитый Луна-парк, аттракционы которого вспыхивали изумительной иллюминацией с наступлением темноты. Повсюду царили тишина и умиротворенность, и от этого Дэну стало зябко. Обычно он чутко реагировал на проявление красоты во всех ее формах, но сегодня ничто не могло снять груз любви с его сердца. «Нет, ну как же это глупо, нелепо и смешно, – сердито внушал он себе, – с каждой минутой все сильнее влюбляться в женщину, которая даже не назвала мне своего настоящего имени!»
   В следующее мгновение он услышал за спиной цокот каблучков и, обернувшись, увидел Тару, раскрасневшуюся и необычайно взволнованную.
   – Ой, я так боялась, что вы уже ушли! – выпалила она, и Дэн тут же растаял, утешая себя тем, что он все-таки ей небезразличен. – Я готова была убить Джейсона. Это он виноват в том, что я опоздала. Ему в голову пришла очередная бредовая идея, и он заставлял меня позировать снова и снова. – Она умолкла, запыхавшись, затем взяла его за руку. – Извините меня.
   Рука Дэна была такой теплой и сильной, что ее охватило непреодолимое желание поднести ее к своей груди и прижать. Но вместо этого, словно сообразив, как это выглядит со стороны, она резко выдернула свою руку и выдавила улыбку.
   – Не извиняйтесь. Все в порядке, правда. Не стоит беспокоиться.
   – Я сильно опоздала? Который час? Я совершенно потеряла счет времени!
   Дэн взглянула на часы:
   – Боюсь, опера уже началась – я не сумел убедить их не поднимать занавес до вашего прихода, – он одарил ее лукавой улыбкой, – так что мы сможем проникнуть внутрь только в антракте. Но пока я могу пригласить вас в бар и чем-нибудь угостить.
   – Ах ты, какая досада! – Тара явно расстроилась. – Эта опера – одна из моих любимых. Я так не хотела пропустить первый акт. – Ее нижняя губка обиженно оттопырилась, как у жеребенка, оставшегося без матери.
   Дэн принял решение:
   – Тара, тогда давайте послушаем ее полностью в другой раз. А сегодня придумаем что-нибудь другое. Что вы на это скажете?
   – Отличная мысль!
   – Чем бы вы хотели заняться?
   – А чем бы хотели заняться вы? – с озорной улыбкой осведомилась она.
   – Я бы хотел пригласить вас куда-нибудь. Если вы, конечно, не возражаете…
   Тара деланно застонала:
   – Я согласна на что угодно, лишь бы только я смогла присесть и дать ногам отдохнуть!
   – Договорились! – Такой поворот событий пришелся Дэну по душе. – Я достану билеты на другой день – когда вы не будете работать с этим маленьким тираном! – Смеясь, они повернули в сторону города.
   Географически место, куда Дэн предложил пойти, находилось совсем недалеко, но во всем остальном оно стало путешествием в другой мир. Куда бы ни вели дороги в Сиднее, Пирмонт в любом случае оказывался в другой стороне. Расположенный у самого входа в гавань Дарлинг-Харбор, он принимал у своих пристаней все огромные торговые суда, направляя грузы по всем направлениям континента, используя развитую сеть автомобильных и железных дорог. Но сейчас весь район походил на заброшенную строительную площадку, где огромные краны забылись пьяным сном в лучах лунного света, а грубые маленькие постройки и каменные здания сгрудились под прикрытием бетонных эстакад, словно не имели права находиться там. К тому же привлекательность Пирмонта отнюдь не повышало наличие мощной электростанции, ныне закрытой, а также рыбных рынков, где даже самая свежая рыба, сочная и аппетитная, из тех, что постоянно присутствует на столах горожан, наполняла воздух своим специфическим ароматом. Стефани Харпер никогда не бывала в Пирмонте.
   Дэн дал водителю такси точные указания, и они, пробравшись сквозь лабиринт глухих закоулков, подъехали наконец к весьма убогому с виду пабу. В Таре проснулось любопытство. Расплачиваясь с шофером, Дэн поймал ее вопросительный взгляд и сказал:
   – Я подумал, что пришло время посвятить вас в некоторые тайны моего прошлого. – Не вдаваясь в дальнейшие подробности, он взял ее за руку и повел внутрь.
   Дюжина скрюченных временем и ревматизмом стариков, подпиравших стойку бара, проводила новых посетителей неприязненными взглядами завсегдатаев. Стены были облицованы ядовито-зеленой плиткой и увешаны спасательными кругами, в воздухе безошибочно можно было определить запах смеси прокисшего пива с сигаретным дымом, а на полу отсутствовало ковровое покрытие.
   – Настоящая портовая забегаловка, – с улыбкой сообщил ей Дэн, не выпуская ее руки, – и часть моего прошлого.
   – Часть прошлого?
   – Я родился и вырос в Пирмонте, – сказал он. – Здесь любил бывать мой отец. Я провел долгие часы, сидя вон на той ступеньке, ожидая пока он выйдет… оттуда… и начнет говорить о своей бездарно растраченной молодости…
   Они подошли к стойке, где сморщенный чудаковатый старик неохотно подвинулся, освобождая для них место. Тара была заинтригована и без комментариев впитывала окружающую обстановку. Вот, значит, где прошло детство Дэна! Она сравнила со своей жизнью в Эдеме и ощутила прилив жалости к тому ребенку, каким он был когда-то.
   – Ничего не понимаю, – озадаченно протянул Дэн. – Раньше здесь было не протолкнуться от посетителей.
   – Времена меняются, – мягко сказала она. Ей не хотелось омрачать его воспоминания в столь необычный момент.
   – Здесь было любимое место моего отца, – Дэн кивнул на рядом стоящую табуретку. – Знаете, он бывал здесь каждый день, не считая воскресений. Так продолжалось много лет. Я должен был отводить его домой, но мне это никогда не удавалось сделать. Тогда мама приходила сама и волокла его домой на ужин.
   – Эй, ты! – Чей-то хриплый возглас прервал воспоминания Дэна. – А ведь я тебя знаю!
   Это оказалась барменша. Она надвигалась на Дэна, улыбаясь от уха до уха.
   – Привет, Дот, – голос Дэна потонул в ее восторженном вопле.
   – Дэнни Маршалл! Чтоб я так жила! Подумать только – лет тридцать прошло, не меньше! Сын Фрэнка Маршалла. Глазам своим не верю!
   – Точно.
   – Но ты разве не собирался… постой, постой… стать доктором?
   – Собирался.
   – Господи, помню-помню – ты вечно перевязывал моего чертова кота! – Тара не удержалась и присоединилась к заразительному хохоту Дот. А Дэн сидел со спокойной улыбкой на губах, явно получая удовольствие от происходящего. «Он – замечательный, – подумала Тара, – везде чувствует себя как дома».
   – С тех пор я сделал карьеру, Дот, – весело откликнулся Дэн. – Теперь мне позволено практиковаться на людях.
   – Ты хочешь сказать, – глаза Дот изумленно расширились, – что ты все-таки стал настоящим чертовым врачом?
   – Правильно.
   – Подумать только! За своей барной стойкой я чаще выслушиваю байки о несбыточных мечтах, чем рассказы о реальных достижениях. Пожалуй, придется попросить тебя взглянуть на мои натоптыши!
   Они дружно рассмеялись.
   – Дот, позволь тебе представить мою спутницу. Это Тара.
   – Рада познакомиться с вами, Тара. Выпьете чего-нибудь?
   – Мне пива, – сказала Тара.
   – Пусть будет два пива, Дот.
   Их разговор прервал один из завсегдатаев, явно недовольный тем вниманием, которое уделила вновь прибывшим барменша:
   – Эй, Дот! Ты принесешь мне пива или нет?
   – Одну минуточку! – во всю мочь взревела Дот. – Я разговариваю! Засунь себе язык в глотку и минутку потерпи, ладно? – Повернувшись обратно к Дэну и Таре, она выразительно закатила глаза. – Ну совершенно никаких манер у этого сброда!
   – Наверное, вы знаете Дэна дольше всех остальных? – Тара чувствовала себя свободно в компании этой крупной веселой женщины в полосатом платье, напоминающем ткань шезлонгов, и хотела выудить у нее все, что только можно, об этом мужчине, который интересовал ее все больше и больше.
   – Дэна Маршалла? – Дот вновь расхохоталась, продемонстрировав полный набор золотых зубов. На ее могучей груди колыхнулись тяжелые камни янтаря, собранные в ожерелье. – Я знала его еще в те времена, когда он был вот таким воробышком, мне по колено. Ну и наглый же был маленький дьяволенок, доложу я вам. Воровал деньги, которые люди оставляли за молоко на ступеньках своих домов!
   Тара перевела изумленный взгляд на Дэна.
   – Было дело, – смутившись, признался он. – Пока меня не поймали однажды и не избили. Ох, и страху же я тогда натерпелся. С тех пор я дал себе зарок на всю жизнь!
   – Все равно, – протянула вслух Тара, – мне трудно представить вас малолетним преступником.
   А Дот уже вовсю предавалась новым воспоминаниям:
   – Ты ведь жил неподалеку отсюда, на Везерхилл-стрит?
   – Угу… в маленьком домике, обшитом вагонкой…
   – Дот! – вновь подал голос тот же недовольный клиент. – Послушай, я умираю от жажды! У меня уже кожа лопается! И еще я чертовски зол!
   – Сейчас подойду! – И, обращаясь уже к Дэну и Таре, сказала: – Ему больше нельзя, иначе он закончит в мертвецкой. А вы пересаживайтесь-ка за столик, там вам будет удобнее. Не успеете и глазом моргнуть, как я принесу вам ваше пиво. За счет заведения!
   Они вдвоем подошли к столику в углу и присели за него. Между ними воцарилась какая-то новая атмосфера тепла и доверия. Тара расслабилась и, не заботясь о том, как это выглядит со стороны, сбросила с ног туфли под столом и блаженно вздохнула. Какого черта! Уж кто-кто, а Дэн знает, сколько лет ей на самом деле и как у нее с ногами. Ей не было нужды притворяться перед ним. Когда Дот подошла к ним с заказанным пивом, она моментально заметила модные кожаные туфли на высоком каблуке, которые красовались в сторонке на голом полу, засыпанном сигаретным пеплом.
   – О-о, как я вас понимаю, дорогуша, – воскликнула она.
   – Твое здоровье, Дот. – Дэн в знак приветствия поднял свою кружку, и она отошла от их столика, шествуя, подобно галеону среди буксиров и барж, между потрепанными стариками. Тем временем доктор пустился в воспоминания:
   – Знаете, задний дворик у нас был настолько маленький, что в сильный ветер я запросто мог переплюнуть его. Летом каждый уикенд мы, ребятня, отправлялись в гавань, где ныряли за мелкими монетками, которые швыряли в воду туристы. Наверное, акулы жалели нас, и потому не доставляли ни малейших хлопот.
   Тара сидела не шевелясь и слушала его словно зачарованная.
   – А может, они попросту не были голодными. Мой старик говорил, что в гавани остается столько неубранного мусора, что акулам было плевать на нас, поскольку они могли раздобыть себе еду и повкуснее! И только много позже я узнал, что он без устали похвалялся мною перед своими приятелями. «Мой Дэнни, – говорил он, – самый отчаянный пацаненок во всей округе». Вся штука в том… что на эти деньги я покупал ему сигареты.
   – Жаль, что тогда мы не были с вами знакомы, – негромко сказала она. – Я бы с удовольствием поныряла за монетками вместе с вами.
   – Что ж… – Он взял ее за руку, прекрасно понимая, что она хотела этим сказать. – О детстве у меня остались и приятные воспоминания.
   Они сидели в молчании, очень близко друг к другу, в полной душевной гармонии. Тара еще никогда не испытывала такого ощущения спокойного доверия к мужчине, такого влечения к его любящей и мужественной душе. И выразить свои чувства, которые переполняли ее сердце, она могла одним-единственным способом.
   – Дэн, – прошептала она, – давайте поедем отсюда… к вам в гостиницу?
   Он уставился на нее в полном изумлении, которое сменилось выражением бесконечной радости, когда он понял, что она имеет в виду. Перегнувшись через столик, он поцеловал ее. Но, перед тем как уйти, они еще долго сидели, держась за руки.
   Невесомое состояние глубокого взаимопонимания не покидало их на обратном пути в гостиницу. Они вместе поднялись в комнату Дэна, и он отпер дверь. Окно в дальней стене было распахнуто, открывая выход на балкон, и ночное небо искрилось яркими звездами.
   – Не надо включать свет, – попросила его Тара и подошла к балкону, чтобы полюбоваться красотой бархатной ночи. Дэн присоединился к ней, и несколько мгновений они стояли рядом. Затем он положил руку ей на плечо и развернул ее лицом к себе. Она остро ощущала его близость. Глубоко вздохнув, он обнял ее и привлек к себе. Она чувствовала твердость его тела и тепло его рук у себя на талии. Он бережно прижимал ее к себе, а потом наклонился и поцеловал ее.
   Его губы были замечательными и удивительными – она вдруг поняла, что давно хотела попробовать их на вкус. Но затем она обнаружила, что вся дрожит, и к ней мгновенно вернулись ее прежние страхи. Она отстранилась от него.
   – Дэн… не думаю, что я…
   Она отвернулась, чтобы взглянуть на спящий город, не желая видеть боль в его глазах. Но этот миг миновал, и Дэн подошел к ней сзади и ласково заключил в кольцо своих рук. В воздухе между ними повисла щемящая грусть. Спустя некоторое время он тихонько прошептал ей на ухо:
   – Тара… дорогая моя… тебе ничего не нужно мне доказывать. Просто будь собой. Меня влечет отнюдь не гламурная успешная модель, а умная и живая женщина, которую я встретил на Орфее, которая заприметила врача из богом забытого уголка… которая любит хорошую музыку… барбекю и… морские раковины.
   Он бережно поцеловал торчащие волосы у нее на затылке, вдыхая их благоухание. Он продолжал, а она слушала его, как в полусне.
   – Я готов держать пари, что в детстве она также была самой отчаянной девочкой в округе. И я понял, что она дорога мне… дороже всех на свете.
   Тара едва сдерживала слезы. Тем не менее к ее грусти примешивалась и огромная светлая радость. Душа ее преисполнилась ликованием, а в теле появились ощущения, которых она никогда ранее не испытывала. Повернувшись в его объятиях, она приподнялась на цыпочки и поцеловала его, поцеловала по-настоящему, страстно, властно завладев его губами, познать вкус которых, как она теперь понимала, ей хотелось с первой минуты их знакомства. Потом она взяла его лицо в свои руки и легонько провела пальцами по высокому лбу, шелковистым векам, завиткам волос над ушами и по волевому подбородку. В порыве страсти она провела указательным пальцем и по его губам, затем поцеловала его, еще раз и еще.
   А Дэн ласково гладил ее плечи и шею, нашептывая слова любви. Атлас ее кожи, казалось, обжигал ему кончики пальцев, такова была сила его желания, но он заставил себя быть терпеливым и заботливым. Его руки медленно отыскали полушария ее грудей под тонкой тканью вечернего платья, и он был тронут до глубины души, обнаружив, что они набухли и напряжены, и что она готова принять его. Тара судорожно вздохнула и накрыла ладонями его сильные руки, сжимавшие ее груди. Потом она обняла его за талию, чтобы он мог продолжать свои восхитительные ласки, вызывавшие в ней возбуждение и одновременно успокоение.
   Она позволила ему увлечь себя к кровати, на которую Дэн усадил ее, потом снял с себя рубашку, прежде чем сесть с ней рядом. С бесконечной нежностью и терпением он предался искусству любви, покрывая поцелуями ее лицо, глаза, шею и плечи, неспешно и ненавязчиво. А она до звона в ушах предвкушала каждое его прикосновение, еще до того как он трогал ее, а потом в возбуждении жаждала следующего. Но при этом она испытывала и совершеннейшее умиротворение, доверяя ему так же, как Макси доверился ей, когда она впервые наткнулась на него в его жалком состоянии. Дэн медленно и даже неуклюже принялся расстегивать пуговицы спереди у нее на платье, и обычная ловкость изменила ему, уступив силе его любви. Тара нетерпеливо сбросила с себя невесомое одеяние и ждала, пока он освобождал ее от бюстгальтера.
   Впоследствии Дэн так и не смог забыть своего восторга от созерцания безупречной красоты обнаженных грудей Тары, отливающих молочной белизной в лунном свете, прелестных полушарий с набухшими сосками, которые задорно устремились к нему в соблазнительном и недвусмысленном призыве. Он наклонился и бережно коснулся ее кожи губами, поражаясь ее бархатистой глади, после чего поцеловал нежные бутоны. Она же положила руки ему на плечи и легонько скользнула пальцами по позвоночнику. «Я люблю каждую клеточку его тела», – в полузабытьи подумала она. Он поднял голову, чтобы вновь отыскать ее горячие губы, а потом вдруг мягко опрокинул ее на кровать. В голове у нее возникла одна-единственная мысль – «возьми меня, Дэн, войди в меня, я так хочу тебя…»
   И вдруг она спохватилась, в один миг ее любовь сменилась страхом. «Как? Значит, я настолько люблю его и хочу так сильно, что испытываю почти физическую боль? Господи милосердный, нет!» И тут Тару озарило, она мгновенно поняла, на какую страсть способна с настоящим мужчиной, и осознала всю силу своей любви и своих желаний. «Только не сейчас, – истошно надрывался ее внутренний голос, – только не с ним, я не могу позволить, чтобы это произошло, я все испорчу…» Она оцепенела от страха и паники. И Дэн, к своему разочарованию, почувствовал, как тело ее буквально одеревенело под его руками.
   – Дэн! – вскричала она. – Дэн!
   – Дорогая моя, – его охватил ужас. – Что случилось?
   Она поспешно спрыгнула с кровати и принялась судорожно одеваться, вновь превратившись в ту уродливую и нескладную женщину, которую она, как ей казалось, уже похоронила в болотах Аллигаторовой реки.
   – Мне очень жаль… Прости меня, – бормотала она, готовая горько рассмеяться от нелепости происходящего, повторяя привычную фразу Стефани. – Прости меня.
   Дэн не шелохнулся.
   – Что случилось? – едва слышно спросил он. – Пожалуйста… если это значит для тебя хоть немного… пожалуйста, верь мне!
   – Я верю тебе, – невыразительно отозвалась Тара. – Просто мы совершаем большую ошибку, вот и все.
   Уже полностью одетая, она стремительно бросилась к двери. Дэн тоже вскочил с постели и перехватил ее, прежде чем она успела пересечь комнату. Она буквально кожей ощущала волну исходящих от него боли и гнева.
   – Ошибку? – воскликнул он. – Я ничего не понимаю. Я вообще отказываюсь что-либо понимать. Доверься мне, наконец, и расскажи, черт возьми, что все это значит!
   Он впервые выругался при ней, в отличие от Грега, который сыпал проклятиями с такой же легкостью, как и улыбками. Испугавшись мужского гнева и придя от этого в смятение, как бывало всегда, она, впрочем, попыталась взять себя в руки.
   – Мы не должны больше видеться. Мне очень жаль. Это я во всем виновата. – И она заплакала, уже предвкушая боль от его потери и муки, с которыми ей придется вырвать его из своего сердца. Слезы затуманили ей взор, и она вновь рванулась к двери, отталкивая его руки, нащупала замок и выскочила вон.
   – Тара! – отчаянный крик Дэна понесся вслед за ней по коридору.
   – Прости меня, Дэн, прости… и прощай, – вырвалось у нее, пока она, спотыкаясь, убегала от него, не зная, услышал ли он ее последние слова.
   Отныне ничто не свете не могло принести мир и покой в душу мужчины, который всю ночь пролежал без сна, ощущая рядом с собой пустоту вместо женщины, без которой, как он теперь понимал, он не сможет жить дальше, пусть даже сейчас ему казалось, что он потерял ее навсегда.
//-- * * * --//
   – Медленно! Слишком медленно! И снег падает неправильно. Он похож не на снег, а на птичье дерьмо!
   Джейсон пребывал в дурном расположении духа – как, впрочем, почти всегда в последнее время. Тайны имеют обыкновение жить собственной жизнью, и независимо просачиваться наружу, пусть даже двое людей, которых они касаются, хранят молчание. И потому помощники Джейсона заметили, что он стал срываться и кричать на Тару по любому поводу, тогда как в ее отсутствие даже самая нудная и утомительная работа не могла вывести его из себя. Но сегодняшний день был особенным – безумный мир моды требовал, чтобы они сняли рекламную акцию зимней одежды под палящими лучами безжалостного летнего солнца Австралии. И вот теперь Джейсона не устраивал снег. Но еще больше ему не нравилась его главная топ-модель.
   С момента встречи Тары и Дэна прошло уже немало времени, но ее душевная рана так и не затянулась. Тара словно осиротела. Жизнь потеряла для нее все свое очарование и, хотя она лишь еще сильнее укрепилась в намерении осуществить свою дерзкую цель, это было для нее слабым утешением. Ведь она своими собственными руками уничтожила любовь Дэна и то чудо, которое уже зарождалось внутри нее. Но она не могла позволить себе сойти с однажды выбранного пути, во всяком случае до тех пор, пока Грег, словно тигр-убийца, бродил на свободе, высматривая новую жертву.
   Той ночью в спальне Дэна она отчетливо поняла, что не сможет обрести свободу, пока не избавится от Грега – не сможет вверить себя другому мужчине, пока темная тень того, кто до сих пор оставался ее мужем, омрачает ее дневную жизнь и тенью приходит к ней в ночных кошмарах. Месть должна была стать ее единственной всепоглощающей страстью. Она должна отплатить ему за все. Но это было нелегко и болезненно – душа ее разрывалась от боли и кровоточила. А Джейсон маниакально преследовал ее, словно вор-карманник.
   – Эй ты, мадам в мехах! Тара Уэллс, или как там тебя еще зовут! – Сарказм Джейсона больно ранил ее, но по сравнению со всем остальным это были лишь едва ощутимые булавочные уколы. – Ты слишком нерасторопна! Я хочу, чтобы ты кружилась, танцевала, порхала по снегу, как Снежная королева! Понятно? Пошевеливайся!
   – Мне очень жаль, Джейсон, – машинально пробормотала она, смахивая с губ пригоршню снежинок.
   – Ах, тебе очень жаль! Ей жаль, видите ли, – съязвил он, обращаясь ко всей студии. – Ладно, давай еще раз.
   На какое-то время, пока Тара послушно «кружилась, танцевала и порхала», тучи рассеялись, и Джейсон исступленно защелкал затвором фотоаппарата. Но затем его опять что-то не удовлетворило, и Тара поняла, что у нее более не осталось сил безропотно сносить его выходки.
   – Выше голову! Еще! Подними голову, черт бы тебя побрал, у тебя есть глаза на лице или нет? Ладно, финиш, закончили, уберите этот так называемый снег.
   Тара остановилась, и Джейсон заговорил предельно холодно и размеренно.
   – Это все, на что ты способна? Я имею в виду, ты что, больше ничего не можешь выжать из себя? Послушай, я не знаю, что с тобой сегодня происходит, я не знаю, о чем ты думаешь, но явно не о работе, не правда ли? Если хочешь знать, в тебе столько же темперамента, сколько в трупе двухлетней давности! – Он заводил себя, доводя до крайней степени раздражения, но Тара стала не единственной его невинной жертвой. – Я сказал – убрать снег, – завизжал Джейсон, обращаясь к своему ассистенту, – убери это злосчастный снег или я уберу тебя самого. Кретин, от тебя требуется всего лишь выключить ветряную машину! Господи, ну почему я должен иметь дело с такими болванами! Выключи ее, наконец! – Он вновь развернулся к Таре. Она заметила, что его буквально трясет от ярости. – Вот что я тебе еще скажу и надеюсь, что ты меня услышишь. Это – моя работа, я – профессионал, и у меня нет времени на любителей! – Он широким жестом обвел студию. – Да не стойте же вы, как девственницы на поминальном обряде! Ступайте по домам. Все свободны. Пошли вон по домам! – Ничего не видя перед собой, он развернулся и ринулся в маленькую каморку, служившую ему кабинетом, и с грохотом захлопнул за собой дверь.
   Шли минуты. Никто не шелохнулся. Тара чувствовала, что устала настолько, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. «Все, я вымоталась до предела, – подумала она. – Я как выжатый лимон». И тут дверь кабинета Джейсона тихонько отворилась, и он вновь вышел в студию. Гнев его испарился без следа, и сейчас он походил на пристыженного мальчишку. Подойдя к Таре, он взял ее за руку:
   – Давай мы устроим тебе долгий и спокойный уикенд, хочешь? Возьми выходной еще и в понедельник, отдохни хорошенько, а во вторник утром я жду тебя свежей и полной сил. У нас все получится, малышка. Не забывай – я люблю тебя. Давай останемся друзьями, ладно?
//-- * * * --//
   «Те, кто оказался в полицейском участке, волей-неволей вызывают сочувствие. Даже в центре города слабых куда больше, чем злодеев, а неудачников по жизни больше, чем порочных от рождения, и в принципе то, что в обществе принято называть преступлением, многим попросту сходит с рук». Так рассуждал Тед Дрюитт, дежурный сержант полицейского участка Круглого причала. Именно эта философия помогала ему справиться с зачастую нелегкой работой, оставляя в нем достаточно человеческого, чтобы предложить сигаретку несчастному грешнику, оказавшемуся за решеткой, или же позвонить от его имени кому-либо из родных или близких, тем, кто беспокоится о нем.
   Но некоторым людям помочь не только невозможно, но к тому же не хочется. Одной из них оказалась хорошо одетая женщина, которую доставили в участок мертвецки пьяной. Она визжала так, будто ее режут, и сразу стало понятно, что здесь еще хлебнут с нею лиха. Обычно сама атмосфера участка заставляла подобных типов моментально трезветь. Но только не эту особу. Двое полицейских с трудом затащили ее внутрь, но даже после этого они не смогли оставить ее наедине с женщиной-офицером – дамочка замахнулась на такой хук, что свернула бы ей челюсть, если бы выпивоху не удержали. В конце концов ее попросту заперли в камере и оставили одну.
   – Похоже, что вам повезло, раз вы выбрались оттуда невредимыми, – заметил Тед, когда парни вернулись.
   – Кому, нам? – Барри, старший из двух полисменов, презрительно оглянулся на камеру. – Честно говоря, она настолько пьяна, что не соображает, где находится. Слышал бы ты, что она орала: «Вы не можете арестовать меня, мой муж – адвокат». – Он очень артистично изобразил высокий женский голос, при этом вызывающим жестом уперев руку в бедро.
   – Где вы ее нашли?
   – Она набросилась на другую женщину, которая, по ее словам, хотела увести у нее из-под носа такси. Ей еще крупно повезло, что та женщина не захотела тратить время и не стала подавать заявление.
   – Что ж, если она еще раз попробует ударить офицера, – заявил Тед, – мы сами предъявим ей обвинение, можете быть уверены. О боже, сколько от нее шума!
   – А выглядит она весьма недурно, – задумчиво протянул Барри, – даже очень недурно. Когда она немного утихомирится, ты запросто можешь с ней поиграть, без проблем, сегодня вечером она готова отдаться любому мужику.
   Тед вздохнул:
   – Знаешь, сынок, иногда я думаю, что при рождении тебя случайно уронили. Позволь мне напомнить тебе, что в полицейском уставе об этом не сказано ни слова. Выполняй его безоговорочно – вот как называется эта игра. И не забывай – ее муж и впрямь может оказаться адвокатом.
//-- * * * --//
   После съемок в снегу Тара ехала домой, вымотанная до предела, как душевно, так и физически. Завтра ей предстоял уикенд с Грегом, который, как она твердо решила, должен приблизить ее к достижению цели. Но тот факт, что ей придется провести столько времени с ним наедине, наверняка станет для нее тяжелейшим испытанием. А ведь она должна будет к тому же встретиться со слугами в собственном особняке, в частности, с Мейти, хотя все они наверняка постараются не попадаться ей на глаза. Хорошо, что там не будет хотя бы Сары и Денниса! Встреча с детьми была бы выше ее сил. Но она была совершенно уверена в том, что в это время года они в школе. Она обязательно должна увидеться с ними… но об этом она подумает позже. А пока следует настроиться на то, что ей предстоит. Пришло время побаловать себя, каким-то образом отложить в сторону все тревоги и грызущее ее беспокойство и стать той Тарой, которую Грег Марсден будет ожидать завтра в десять утра.
   И потому вечер она посвятила блаженному ничегонеделанию: для начала приняла ванную с ароматическими добавками и долго лежала в ней неподвижно, словно статуя, позволяя напряжению уйти из усталого тела; потом устроила себе восхитительно вредный ужин из свежеиспеченного черного хлеба и сладкого сливочного сыра, с хрустящими огурчиками, острым перцем и помидорами, запивая все это сухим белым вином, а на десерт своего разгула она оставила аппетитный кусок калорийного шоколадного кекса. Она поедала все эти вкусности, лежа в постели и читая журнал мод, а Макси уютно устроился у нее в ногах и блаженно урчал. Наконец, погрузившись в мечтательное настроение и расслабившись, она быстро уснула.
   Впрочем, хотя сон ее и был крепким, но выдался недолгим. Тара определенно не была готова вернуться во внешний мир, когда в шесть утра ее разбудил резкий и дребезжащий звонок телефона. Приходя в себя, она ощутила беспокойство и недовольство одновременно, которые обычно приносит с собой звонок, раздавшийся в неурочный час, и нехотя сняла трубку.
   – Алло?
   – Тара, привет, это я.
   – Кто… кто это?
   – Это Джилли.
   – Джилли?..
   – Тара, я понимаю, это ужасно, и мне очень неловко, оттого что я разбудила тебя в столь ранний час, но я вынуждена просить тебя об одном одолжении.
   Тара попыталась привести свои мысли в порядок.
   – Ты где?
   – В полицейском участке Круглого причала. Ты не могла бы забрать меня отсюда?
   – Да… да, конечно. Послушай, я буду там… скажем, через полчаса.
   – Ой, спасибо. Спасибо тебе большое. Тара, ты настоящая подруга.
   – Пока, Джилли. – Она с грохотом швырнула трубку. Чтоб тебя черти взяли, Джилли! Интересно, что дальше?
   Но Джилли, которую Тара получасом позже забрала из полицейского участка, ничуть не раскаивалась в своем поступке. Она устала, замерзла и пребывала в далеко не лучшей форме, но по-прежнему находилась во власти того яростного возбуждения, из-за которого и угодила в участок.
   – Собственно говоря, ничего серьезного не произошло, – защищаясь, заявила она, пока Тара помогала ей спуститься по ступенькам полицейского участка. – Это было всего лишь нарушение порядка в нетрезвом состоянии, а это ведь еще не преступление!
   Тара ничего не ответила. Джилли все еще нетвердо стояла на ногах, и Таре пришлось приложить усилия, дабы удержать ее в вертикальном положении. Джилли спотыкалась и всем телом наваливалась на хрупкую Тару, так что обе с трудом сохраняли вертикальное положение.
   – О Тара, мне очень жаль, я не должна была вовлекать тебя во все это.
   – Все в порядке.
   – Я очень тебе благодарна, правда… Просто как-то так получилось, что мне больше некому было позвонить. Филиппа нет дома – а других я, кажется, уже сто лет не видела. Раньше у меня было много друзей, – скорбно добавила она. – Но… они куда-то делись.
   Тара задал ей один-единственный вопрос, ответ на который очень желала бы получить:
   – Почему ты не позвонила Грегу?
   В голосе Джилли моментально зазвучали истерические нотки:
   – Я не могла. Просто не могла. Честно говоря, это… это случается со мной не в первый раз, вот. И тогда он ужасно злится и… выходит из себя. – Рука ее машинально потянулась к щеке, словно хотела нащупать полученную пощечину.
   Они подошли к машине, и Тара помогла Джилли устроиться на месте пассажира, прежде чем сама села за руль. Оказавшись в безопасном укрытии, Джилли сначала ударилась в сентиментальность, а затем принялась изливать душу в своей обычной эгоистичной манере, перемежая речь невнятными угрозами.
   – Я могла бы рассчитывать на Грега Марсдена! Но в последнее время наши отношения складываются просто ужасно и, кажется, становятся все хуже и хуже. Он не занимался со мной любовью вот уже… Боже, я даже не помню, когда это случилось в последний раз. Я не знаю, что мне делать. – Ее охватило лихорадочное исступление, и она развернулась к Таре. – Ты знаешь, ведь я давала ему деньги после смерти Стефани! А последние несколько недель мне пришлось оплачивать все его счета. Нет, он не может и дальше обращаться со мной подобным образом! – Слезы потекли у нее по щекам, и она громко заплакала от жалости к самой себе, но потом ее настроение опять переменилось. – А ведь мне есть что порассказать о мистере Марсдене, если мне вдруг захочется, – мстительно заявила она. – Но я не стану этого делать. О Тара, между вами ведь нет ничего такого, правда? Я так боюсь потерять его. Это – самое плохое, потерять того, кого любишь… – И она умолкла, жалобно хлюпая носом.
   Тара сидела неподвижно, не испытывая к бывшей подруге ничего, кроме презрения. «Джилли сама заслужила это возмездие», – думала она. Она покосилась на взъерошенную фигурку, сидевшую рядом, – непричесанную, в промокшем и порванном платье, с дырой на колготках, в которую проглядывало голое колено. В холодном свете раннего утра она походила на покойницу, выброшенную на берег морем: кожа ее обрела зеленоватый оттенок, а глаза стали тусклыми, как у снулой рыбы. Тара вспомнила собственную свадьбу, Джилли в наряде с Пятой авеню, аккуратную и красивую, как на картинке, и испытала прилив чего-то отдаленно похожего на жалость. Но потом с профессиональной сноровкой она выбросила эти мысли из головы.
   – Поехали, Джилли, – ровным голосом произнесла она. – Сейчас я отвезу тебя домой. – И с этими словами она повернула ключ зажигания, запуская двигатель.

Глава пятнадцатая

   – Десять часов! А вы пунктуальны, Грег!
   – Минута в минуту. Как заказывали – к вашим услугам роллс с шофером. Позвольте ваш саквояж.
   Тара позволила усадить себя на переднее сиденье роскошного авто, и они двинулись в путь. Грег явно пребывал в приподнятом расположении духа, мурлыча себе под нос какой-то непритязательный мотивчик. Она знала, что сейчас он думает о том, что уже завоевал ее и что от окончательной победы его отделяет лишь один шаг. «Но вас ждет неприятный сюрприз, мистер Марсден», – холодно думала она, надев на лицо маску взволнованного предвкушения.
   Таре стоило немалых усилий собраться и подготовиться к предстоящему уикенду после утомительной встречи с Джилли, случившейся несколькими часами ранее. К счастью, она успела вернуться домой вовремя, чтобы сделать свою обычную получасовую утреннюю зарядку – она по-прежнему выполняла все упражнения, которым научилась на Орфее, и эта привычка стала ее жизненной потребностью. За гимнастикой последовала тонизирующая ванна, после которой она сильно растерлась полотенцем и наконец приступила к очистке лица и массажу. В итоге, к десяти утра она привела себя в порядок и даже начала с воодушевлением предвкушать предстоящую дуэль характеров и выдержки.
   К особняку Харперов на Дарлинг-Пойнт Грег ехал не спеша – торопиться было некуда. Медленная смена видов за окном машины позволила Таре успокоиться настолько, что она могла воспринимать некогда привычный маршрут без малейшего риска выдать себя жестом или неосторожным возгласом. Наконец впереди показались знакомые ворота. Грег, не выходя из автомобиля, нажал на пульт дистанционного управления, и перед нею вновь предстал огромный белый дом.
   – Ну вот мы и дома, – гостеприимно заявил Грег. – Что скажете?
   – Судя по тому, что я вижу, – Тара тщательно подбирала слова, – он выглядит шикарно.
   – Снаружи – да, – сказал Грег, заезжая в ворота, – а вот внутри я планирую все основательно переделать. Внутреннее убранство – это попытка моей жены доказать, что после смерти своего отца она стала полностью независимой. Насколько я могу судить, он при жизни мало считался с ее мнением.
   Грег остался весьма доволен собственным заявлением, сочтя, что оно выражает, с одной стороны, достаточную заботу о покойной супруге и вместе с тем позволяет ему в определенной мере отстраниться от памяти о ней.
   – Дом мне нравится, – продолжал он. – Но мне не терпится избавиться от барахла внутри. Впрочем, сами увидите.
   «Еще как увижу, – сказала себе Тара. – Увижу непременно».
   – Прежде чем мы прибудем на место, я хотел предупредить вас о том, что подготовил небольшой сюрприз: вам предстоит встреча с детьми Стефани. – От неожиданности у Тары перехватило дыхание. – Я попросил директоров школ отпустить их домой на эти выходные – впрочем, они часто приезжают сюда, а Билл Макмастер позволяет им гостить и у себя дома. – Она же не могла вымолвить ни слова. Грег взглянул на нее и заметил, что она встревожена.
   – Надеюсь, вы не возражаете, – поспешно добавил он. – Я надеялся, что это поможет убедить вас в том, что в душе я – примерный семьянин.
   За разговором они подъехали к дому. Грег заглушил мотор и повернулся, глядя ей прямо в глаза.
   – Понимаете, Тара, – со вздохом сказал он, – вы – первая женщина, которую я привожу сюда после смерти Стефани. Поэтому… будьте готовы к тому, что дети устроят вам холодный прием. Только не расстраивайтесь из-за этого. К обеду они уже будут есть из ваших рук.
   Ободряюще улыбнувшись ей и пожав руку, Грег выпрыгнул из машины и подошел к сиденью со стороны пассажира, чтобы открыть дверцу. Выходя из автомобиля, она заметила неуловимое движение на балконе над главным входом, подняла голову и успела разглядеть девичью фигурку, скользнувшую внутрь главной спальни. Наверняка это Сара. Тара застыла на месте, стараясь унять бешено затрепетавшее сердце.
   Тем временем наружу вышел Мейти, чтобы помочь им с багажом. Грег представил их друг другу, и Мейти удостоил Тару лишь беглого взгляда, но вдруг всмотрелся в нее повнимательнее. Определенно это та самая женщина, которую он видел у ворот особняка несколько месяцев назад. Так вот оно что, теперь-то он уразумел, в чем дело. Должно быть, она влюбилась в мистера Марсдена и приходила разузнать, где он живет и чем владеет. Что ж, судя по всему, она заполучила его. Он развернулся и вошел в дом.
   Тара облегченно вздохнула. А ведь она почти забыла о той случайной встрече с Мейти, которая произошла еще задолго до того, как она занялась модельным бизнесом. Что ж, хотя бы здесь ей удалось избежать неловкости. Но не упустила ли она из виду чего-нибудь еще?
   Словно в ответ на ее невысказанный вопрос, из дома донесся гулкий лай, и в следующую секунду на ступени выскочила огромная восточноевропейская овчарка. Приветствуя Тару, она прыгнула на нее и едва не сбила с ног, после чего принялась выражать радость всеми доступными ей способами. Грег наблюдал за этой сценой с нескрываемым изумлением.
   – Бог ты мой, а в вас есть нечто особенное, – медленно проговорил он. – Это Кайзер. Собака Стефани. Обычно он не жалует незнакомых людей.
   – О, я умею обращаться с животными, – с деланной небрежностью отмахнулась Тара. Но, наклонившись, чтобы приласкать Кайзера, она изо всех постаралась успокоить ошалелого от радости пса, пока он не выдал ее, – а если даже несколько слезинок и упали на его лоснящуюся шерсть, то кто мог их заметить, кроме Кайзера?
   – В таком случае идемте внутрь. – Грег взял ее под руку и повел к двери. Они переступили порог, причем Кайзер следовал за Тарой по пятам, весело заигрывал с нею и радостно терся об ее ноги. Но как только они оказались внутри, Грег повернулся к собаке и, невзирая на ее жалобный скулеж, ногами грубо вытолкал ее за дверь.
   – Ну вот мы и на месте, Тара, – сказал он. – Больше он вас не потревожит. А сейчас позвольте проводить вас в вашу комнату.
   Тара огляделась по сторонам. Все осталось на своих местах. При мысли о том, сколько счастливых часов было проведено здесь ранее – до Грега, – она ощутила болезненный укол в сердце. Да, здесь все было прежним, а вот как насчет нее самой? В доме, который все еще принадлежал ей, она чувствовала себя чужой.
   – Я покажу вам, где вы будете спать, – продолжал Грег, не подозревая о буре эмоций, разразившейся в ее душе, – и на некоторое время оставлю вас одну, чтобы распорядиться насчет обеда. Мне пришлось уволить большинство слуг, кроме Мейти, разумеется, но на сегодня я нанял приходящую – по-моему, сейчас она возится где-то на кухне, – так что в последнее время мы привыкли обходиться без посторонней помощи. «Что ж, и с этим вопросом я справился недурно», – решил он про себя. – Тем не менее, если вас что-то не устраивает, я прошу вас… я хочу, чтобы вы чувствовали себя как дома… во всех смыслах…
   Он провел ее сначала вверх по лестнице, а потом и по коридору, мимо главной спальни, которая некогда принадлежала Стефани, пока они не достигли гостевых апартаментов. Тара подавила облегченный вздох. Грег опустил ее саквояж на пол и подошел к двери.
   – Я буду недалеко, – он сделал паузу, дабы она уловила вложенный в эти слова потаенный смысл, – поэтому, если вам что-либо понадобится, в любое время, днем или ночью, обращайтесь без стеснения….
   – Пока ничего не надо. – Ей вдруг пришло в голову, что впервые после расставания она осталась с ним наедине в спальне.
   – Что ж, я очень рад этому. – Она знала, что ему довольно лишь намека, чтобы попытаться взять ее штурмом, прямо здесь и сейчас, и потому была напряжена, как гитарная струна.
   – Я тоже, Грег, – с улыбкой сказала она. – А теперь, если вы дадите мне минутку на то, чтобы привести себя в порядок…
   – Разумеется. Увидимся позже. – И он исчез.
   Подойдя к открытому окну, Тара полной грудью вдохнула свежий воздух. От облегчения у нее даже закружилась голова. Но потом она взяла себя в руки. «Это будет долгий уикенд, – сказала она себе. – Держись. Только держись». И вдруг, пока она стояла у окна, в дверь негромко постучали.
   – Войдите! – крикнула она.
   Дверь отворилась, на пороге стоял Деннис.
   Тара испытала целую гамму самых разнообразных чувств – радость, восторг, ликование, – но они тут же сменились страхом разоблачения. Ей отчаянно хотелось броситься к сыну и заключить его в объятия, но она понимала, что не может сделать этого. Зато она могла пожирать его взглядом, подмечая мельчайшие подробности в его облике, насыщая свое истосковавшееся материнское сердце зрелищем, которого она была лишена так долго.
   – Вы ведь Тара Уэллс, не так ли? – взволнованно осведомился он.
   – А ты, должно быть, Деннис. – Собственный голос даже ей самой показался чужим и незнакомым.
   – А я знаю, кто вы такая, – со свойственной только юности непосредственностью продолжал он. – Мне известно о вас все. Моя сестра вырезает и собирает ваши фотографии из журналов. Она любит наряды и всякое такое – как и все девчонки. Хотите, я покажу вам дом?
   Тара не сводила с него глаз. Он вырос с тех пор, как они не виделись, но во всем остальном остался прежним – блестящие дружелюбные глаза, которым интересно все и вся, коротко подстриженные волосы, веснушки и даже скобки на зубах. Только в чертах его проглядывала легкая грусть, чтобы было внове для нее, но при этом он не походил на мальчика, которому пришлось многое выстрадать. «Скоро, дорогой мой, уже совсем скоро, – мысленно пообещала она ему, как часто делала в тиши собственной спальни, разговаривая вслух с его фотографией и целуя холодное стекло. – Скоро мы снова будем вместе. А пока я постараюсь держаться, чего бы мне это ни стоило».
   – Экскурсия? – спросила она. – С удовольствием.
   Выйдя из гостевых апартаментов, они зашагали по коридору. Проходя мимо главной спальни, оба явственно расслышали звуки музыки.
   – Кто это играет? – спросила Тара.
   – А, это Сасс, точнее, моя сестра Сара. Она обожает музыку, совсем как моя мать.
   – А ты?
   – Я – вроде протестанта со вкусами католика.
   Тара улыбнулась. С ним было по-прежнему легко разговаривать, она как будто не покидала этот дом.
   – Похоже, в твоем лице я встретила любителя рок-н-ролла?
   Он широко улыбнулся:
   – Вроде того.
   Они вместе спустились по широкой лестнице и остановились под большим портретом Макса Харпера.
   – Это – мой дед, – показал на него Деннис. – Кое-кто уверяет, что я очень на него похож, правда, сам я так не думаю. Я не настолько амбициозен, как он. Откровенно говоря, меня не интересуют деньги и власть… мне просто нравится жить и радоваться жизни.
   – Полагаю, в твоем возрасте он думал так же, – немного удивившись, заметила Тара. – Всему свое время!
   За гостиной лежала терраса, своим видом как бы приглашая выйти на утренний солнечный свет.
   – Хотите взглянуть на сад? – предложил ей Деннис.
   – Почему бы и нет?
   Когда они шагали по подстриженным лужайкам, она негромко спросила:
   – Деннис… а ты не возражаешь против моего присутствия здесь?
   Мальчик ненадолго задумался.
   – Я-то нет, не возражаю. А вот Сасс, моя сестра, я говорил вам о ней… по сути, она моя сводная сестра… так вот она относится к этому очень тяжело.
   – Насколько я понимаю, вы с Сасс не очень-то жалуете Грега?
   – Не слишком. – Он заколебался, но потом, словно решив, что ей можно доверять, поспешно заговорил: – Понимаете, для нас он был лишь очередной ошибкой мамы. Она, похоже, все время искала, но никак не могла найти в жизни того, кто ей по-настоящему был нужен. Хотя на самом деле она любила простые вещи. Просто она позволяла людям манипулировать собой, заставлять ее верить, что она должна делать то, чего они от нее хотели, вместо того чтобы просто оставаться собой. Сара – совсем не такая. Она похожа на дедушку Макса – упрямая и своевольная.
   – А ты какой? – Сердце у Тары разрывалось от любви к этому мальчику, такому прозорливому, искреннему и любящему. – Ты похож на своего отца?
   Деннис рассмеялся открыто и весело:
   – Я так не думаю! Он был мужем номер два, ученым-исследователем, американцем. Сейчас он живет в Америке.
   – Ты общаешься с ним? – Тара не знала, что ей больше хочется: чтобы он ответил «да» или «нет».
   – Конечно. Он изредка присылает нам поздравительные открытки! – Теперь они дружно рассмеялись уже вдвоем, словно родственные души и, весело перешучиваясь и болтая, отправились осматривать сад.
   Когда они возвращались обратно, Тара поняла, что уже преодолела его первоначальную враждебность оттого, что она была подругой Грега, и теперь можно установить по-настоящему крепкие дружеские связи с Деннисом. Они вместе поднялись по широким каменным ступеням и прошли мимо двери главной спальни.
   – Это – спальня твоей матери? – спросила Тара.
   – Как вы догадались?
   Она улыбнулась.
   – Просто ты очень выразительно взглянул на нее, когда мы проходили мимо в первый раз.
   – Я бы с удовольствием показал вам ее, но давайте лучше не будем заходить туда. Когда Сара дома, спальня превращается в ее убежище. Она запирается там и слушает музыку на мамином стереопроигрывателе, а сегодня вдобавок у нее еще и отвратительное настроение. С самого своего приезда она оттуда и носа не кажет. Ничего, выйдет, когда проголодается. – Он заговорщически улыбнулся Таре. – Хотите взглянуть на мою комнату?
   – Я думала, ты никогда не предложишь!
   – Ну, когда людям устраивают экскурсии, их обычно ведут мимо моей комнаты… потому что в ней ужасный беспорядок!
   Он пересек лестничную площадку и шутовским жестом распахнул дверь, за которой обнаружилась типичная мальчишеская комната, живописная и безалаберная. Стены были увешаны плакатами с изображениями реактивных самолетов, а с потолка свисали модели воздушных судов всевозможных типов и размеров. Деннис предпринял попытку прибраться на скорую руку. «За прошлые месяцы он усердно потрудился», – подумала Тара, заметив несколько новых приобретений в его коллекции. Она вдруг вспомнила, что должна изобразить приличествующее случаю удивление.
   – Боже милосердный, ты сам построил все это?
   – Угу. – Он был явно польщен. – Они приходят в комплектах деталей, а уже потом я собираю их вместе. – Он показал ей грозный «фоккер», истребитель Второй мировой войны. – Вот его склеить было по-настоящему трудно.
   – Да, теперь и я вижу. Но у тебя получилось просто здорово.
   Деннис просиял.
   – После окончания школы я хочу стать пилотом-испытателем, – доверительно сообщил он.
   – Разве это не опасно?
   – Не-а. Я справлюсь.
   – Что ж… – Ее охватило знакомое всем матерям беспокойство. – Тебе не кажется, что у тебя есть еще много времени, чтобы хорошенько подумать о своем будущем?
   – Так всегда говорила моя мама. Но я не собираюсь растрачивать свою жизнь по пустякам, ни одной секунды!
   В его голосе прозвучала недетская решимость. «Ах, если бы только я тоже так думала в его возрасте, – размышляла она. – Но я потеряла столько времени, сиднем просидев на одном месте всю свою юность и молодость в ожидании прекрасного принца…»
   Она заставила себя встряхнуться, испугавшись свирепого неистовства собственных мыслей. «Что ж, зато теперь я поумнела и кое-чему научилась, – сказала она себе. – И справляюсь со всем куда лучше. Это – моя жизнь, и я живу как умею. И стану жить еще лучше, когда… разберусь со своими неоконченными делами. И я проживу ее вместе с тобой, сынок. Скоро, очень скоро…»
   Словно прочитав ее мысли, Деннис подошел к тумбочке возле своей кровати, взял в руки фотографию и внезапно сказал:
   – Это моя мама.
   Тара обнаружила, что смотрит на встревоженное и доброе лицо Стефани, свое умершее первое «я». Она принялась внимательно изучать фотоснимок. Собственно, она видела перед собой изображение совершенно другой женщины, у которой с ней не было ничего общего. Тара нашла в себе мужество задать вопрос, который не давал ей покоя с момента трагического случая:
   – Как ты живешь без нее?
   – В общем-то, не слишком плохо… она часто отсутствовала и раньше, ей надо было заниматься бизнесом. Иногда она брала нас с собой, а один раз мы даже поехали кататься на лыжах. Это было здорово! – Лицо мальчика раскраснелось от восторга. – Здорово-то здорово, только я упал, сломал ногу и остаток времени вынужден был провести в постели. Поначалу я думал, что мне ужасно не повезло, потому что Сасс и остальные каждое утро уезжали и возвращались только после наступления темноты. Но мама не отходила от меня ни на шаг… она сидела у моей постели и читала мне… или мы с ней играли. Она даже распорядилась перетащить свою кровать в мою комнату и спала там, на тот случай если ночью мне станет больно или я позову ее… – Он словно впал в транс, вспоминая прошлое, которое отчетливо вставало перед его внутренним взором. – До этого случая я и представить себе не мог, что она любит меня… дурак…
   Внезапно он пришел в себя и яростно обернулся к Таре:
   – А мне плевать, что они говорят! Я не верю, что моя мама умерла. Я знаю, что все думают иначе, но я просто знаю, что однажды она войдет сюда, и тогда с некоторыми людьми – кое с кем! – случится настоящий шок! – Он резко замолчал и быстро подошел к окну, не желая, чтобы она видела его слезы.
   Тара застыла на месте и смертельно побледнела, не в силах пошевелиться, не находя в себе силы заговорить. Печаль и тоска охватили ее с такой силой, что у нее защипало в горле. Она сжала кулаки так, что ногти впились ей в ладони, надеясь, что физическая боль пересилит душевную и не даст ей расплакаться вместе с Деннисом. Медленно, мало-помалу она пришла в себя. Затем подошла к окну, у которого стоял мальчик, обняла его за хрупкие плечи и без слов прижала к себе. И они еще долго стояли обнявшись.
//-- * * * --//
   Подобно Таре, Филипп Стюарт тоже знал, каково это – чувствовать себя чужим в собственном доме. Сняв трубку в своем нью-йоркском офисе и услышав голос Джилли, он поначалу не смог сдержать радости от ее звонка, а в сердце его затеплилась надежда, когда она сказала, что хочет увидеться с ним. Они договорились, что, вернувшись в Австралию, он прямиком направится домой, а не к себе в клуб, как неизбежно случалось в последние месяцы, и тогда у них появится, по выражению Джилли, «возможность поговорить по-настоящему». В полете он даже позволил себе помечтать, что сойдет с самолета и увидит, как она встречает его… или радостно поджидает дома с бутылкой шампанского и чудесным теплым ужином на двоих…
   Но в аэропорт Сиднея он прибыл холодной дождливой ночью, когда нервы у всех на пределе, такси не достать, к тому же Джилли красноречиво отсутствовала. Тем не менее он никак не ожидал, добравшись наконец до дома, что она уже легла спать, погасив везде свет, а в холодильнике нет даже завалящего кусочка сыра. Он на цыпочках прокрался в спальню, но его беспокойство оказалось напрасным – Джилли отключилась и крепко спала, тяжело и с хрипом дыша, а в воздухе висел удушливый запах перегара. Продрогший до костей Филипп вздрогнул от отвращения и, горько усмехнувшись от своего разочарования, отправился ночевать в одну из гостевых комнат.
   На следующее утро он встал рано, принял душ, побрился и переоделся в рекордные сроки с твердым намерением как можно скорее уйти из дому, где, в чем он теперь не сомневался, поселился призрак его рухнувшего брака. К своему удивлению, когда он сошел вниз, до него донесся какой-то шорох, и он обнаружил, что Джилли варит кофе и поджаривает тосты на завтрак. Лицо у нее было серым и опухшим, глаза покраснели, как у больной собаки, но по крайней мере она причесалась и даже набросила симпатичный домашний халат поверх ночной сорочки. Филипп присел.
   – Кофе?
   – Да, спасибо. – Он ждал, что она заговорит, но жена хранила молчание.
   – Что ты задумала, Джилли? – Филиппа охватила невыразимая печаль – он понял, что их отношения обречены. В дни их любви он никогда бы не посмел обратиться к ней с таким прямым вопросом. «Быть может, в этом и заключалась моя ошибка», – подумал он. – Ты должна признать, что в последнее время нам с тобой редко случается оказаться за одним столом. Мне очень жаль. Насколько я понимаю, ты преследуешь какую-то цель. – Она упорно не отвечала. Его охватило раздражение, и он, уже едва сдерживаясь, резко крикнул:
   – Чего ты хочешь?
   Дрожа всем телом, Джилли потянулась за сигаретой, но голос ее оставался спокойным:
   – Я хочу получить развод.
   Филипп ответил машинально, не раздумывая ни секунды:
   – Отлично. – Что он при этом ощутил? Он бы затруднился с ответом. – Почему ты так долго тянула с этим? – поинтересовался он. Джилли выглядела шокированной. – И давай не будем играть в эти игры. Я ждал этого.
   – И ты не будешь возражать? – Смешно, но столь легкая капитуляция Филиппа вызвала у Джилли разочарование.
   Филипп криво улыбнулся:
   – Ты даже не представляешь себе, дорогая, как мне все это надоело. До сих пор я плыл по течению, надеясь, что ты очнешься и увидишь, что представляет собой Грег Марсден на самом деле. Но, откровенно говоря, мне представляется аморальным и дальше содержать любовника своей жены.
   – Если ты знал… – заговорила Джилли едва слышным шепотом, – то почему ты не сделал… ничего мне не сказал?
   – Ты же сумела забыть всех своих предыдущих. Тогда я еще любил тебя. Я надеялся, что ты переболеешь и Грегом.
   – Любил… меня?
   – Да, любил. Боюсь, в прошедшем времени. Все истлело… впрочем, не знаю точно, как давно.
   Неуравновешенный нрав Джилли дал о себе знать, и она начала закипать:
   – То есть все это время ты просто закрывал на это глаза, верно?
   Филипп ненадолго задумался.
   – Пожалуй, в некотором смысле. Бóльшую часть нашего брака. Ты так и не смирилась с тем, что никогда не сможешь иметь детей. Я знал, как сильно ты переживаешь, знал лучше, чем кто-либо другой. И поэтому, когда ты находила быстрые утешения то здесь то там… Я смирился с тем, что одного меня тебе мало.
   Джилли рассмеялась жестоким и злобным смехом.
   – Быть может, тебе есть в чем упрекнуть меня, Джилли. Быть может, мне не следовало жениться на женщине намного младше себя, а потом обрекать ее на столь бесполезное существование, когда она вынуждена целыми днями слоняться по пустому дому… Господь свидетель, это было для меня невыносимо. Но, в конце концов, я тебе не отец и не обязан указывать тебе, что и как делать. Ты взрослая женщина и если уж решила изваляться в навозе, то не мне тебя вытаскивать оттуда.
   – И давно ты узнал о нас? – Джилли уже кипела от ярости.
   – Пожалуй, я могу с точностью назвать день, когда все это началось. – Он заглянул в прошлое со скукой и усталостью, порожденными долгим опытом. – Когда вы с Грегом играли в теннис с Резерфордами у Стефани.
   Его безошибочный ответ лишь еще сильнее взбесил ее.
   – Ты ошибаешься! – завизжала она. – Это случилось раньше, намного раньше!
   Но Филипп пропустил ее глупую браваду мимо ушей.
   – Стефани знала об этом?
   Одного упоминания Стефани оказалось достаточно, чтобы Джилли моментально успокоилась.
   – Нет, конечно, – пробормотала она.
   – Что ж, давай не будем выносить сор из избы. Разумеется, тебе понадобится адвокат, а я буду представлять себя сам. Мировое соглашение потребует тщательной проработки. И если уж я не горел желанием оплачивать счета Марсдена, пока он был любовником моей жены, то едва ли я соглашусь на это, когда он и ты, образно говоря, перестанете быть членами моей семьи.
   Джилли одарила его гневным взглядом, словно взбунтовавшийся ребенок. Он с отчаянием подумал, что у нее даже не хватило ума побеспокоиться о собственном финансовом благополучии. А потом, сознавая, что этот разговор может стать для них последним, он заговорил искренне, от всего сердца:
   – Джилли… пожалуйста, выслушай меня внимательно. Я не знаю, что случилось, когда ты была в Эдеме, а Стефани… погибла. Но ты должна быть очень осторожной. Полагаю, Марсден способен на все, что угодно.
   Джилли постаралась взять себя в руки. Когда она заговорила, голос ее сочился убийственным ядом.
   – Я не нуждаюсь в покровителях, Филипп. И не разговаривай со мной так, будто я – одна из твоих клиенток. Я намерена выйти замуж за Грега Марсдена! И ни ты, ни кто-либо другой в целом мире не смогут этому помешать!
//-- * * * --//
   Тем временем, не подозревая о своем скоропостижном будущем обручении, Грег Марсден прикладывал все усилия в совершенно ином направлении. Он был весьма доволен тем, как успешно обхаживал Тару с самого утра, и не сомневался в победоносном завершении всей кампании. Пригласить домой детей было замечательной идеей – теперь он выглядел по-настоящему добропорядочным семьянином, а не просто бездельником, который не прочь залезть ей под юбку. Грег ухмыльнулся про себя. Он мог простить ее за то, что она не отправилась с ним в постель в первую же ночь после их совместного ужина, хотя ничего подобного с ним раньше еще не случалось. Он даже стал сильнее уважать ее за это. Но пара часов, проведенных в непосредственной близости от ее роскошного стройного тела, фантастической попки и шикарной груди, – и, проклятье, он уже хотел ее до невозможности, а ведь наступило только время обеда! Грег решительно забросил ногу на ногу и уставился в дальний конец длинного обеденного стола.
   А там Тара о чем-то увлеченно беседовала с Деннисом, что с удовлетворением отметил Мейти, расхаживая вокруг стола в своей величественной манере, подавая блюда и разливая напитки.
   – Тебе ведь нравится угощение, не так ли? – спрашивала она.
   – Да, конечно, нравится, – со своей обычной бесцеремонностью вмешался в разговор Грег, не давая мальчику ответить. – Итак, чем займемся после обеда? Выбор за вами, Тара.
   – Что ж… я открыта для предложений.
   – Можно поплавать или выйти под парусом, порыбачить или, – он задорно рассмеялся, – сыграть в теннис?
   – Нет, только не рыбная ловля, – негромко возразил Деннис, чем явно не доставил Грегу удовольствия.
   – Я не тебя спрашиваю!
   Тара повернулась к Денису:
   – Разве тебе не нравится ловить рыбу?
   Он опустил глаза, сразу же став похожим на маленького мальчика.
   – Мне не нравится убивать.
   На лице Грега отобразилось величайшее презрение. Было очевидно, что он подбирает нужные слова, дабы уничтожить Денниса своим ответом. «Ах, Грег, как я могла подумать, что из тебя получится хороший отец?» – Тара содрогнулась от отвращения, вспоминая о том, как Стефани мечтала родить от Грега ребенка, и почувствовала, как в груди у нее поднимается волна гнева в ответ на тот саркастический и покровительственный тон, коим он заговорил с ее сыном:
   – Человек убивает, чтобы выжить, Деннис. Это – закон природы. Выживает сильнейший. Неужели тебя ничему не научили в твоей дорогущей школе?
   И Тара не сдержалась.
   – Человек – некоторые люди, во всяком случае, – убивают по совсем иным причинам, Грег. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Некоторые люди… по самой природе своей… убийцы.
   Она выдержала паузу, которая показалась бесконечной. Но Грег и глазом не моргнул. Он не обратил на ее слова ни малейшего внимания, словно вообще не слышал их, и продолжил:
   – Такова человеческая природа, только и всего. Так всегда было и будет. Этот закон не изменится даже ради тебя, Деннис.
   «Он не услышал меня, – подумала она, – просто не понял». В это мгновение она с ужасающей ясностью осознала, что он из себя представляет – идеального морального урода. Это другие мужчины способны убивать и причинять зло. Себя же он видит отличным парнем, который старается получать от жизни удовольствие, в то время как другие… другие… путаются у него под ногами. «Тебя нужно остановить, Грег Марсден, – подумала она. – Ты похож на поезд, мчащийся по рельсам без машиниста. И где-то по дороге у тебя давно отказали тормоза».
   А Грег и дальше с удовольствием унижал Денниса:
   – Посмотри на то, что ты ешь. Ты же не думаешь, что этот бычок умер от старости?
   На лице Денниса появилось такое выражение, будто его вот-вот стошнит, и он отодвинул от себя тарелку. Грег улыбнулся.
   – Хорошо, – смилостивился он, – давайте поговорим о чем-нибудь более приятном.
   Его речь прервало появление Сары, которая вошла в комнату опустив глаза и тихонько скользнула на свое место.
   – Я же говорил вам, что она придет, как только проголодается, – прошептал Деннис.
   Тара окинула дочь долгим внимательным взглядом. Сара тоже вытянулась, но при этом изрядно прибавила в весе. «Это уход от проблем?» – с грустью думала Тара. Точно такое же нескладное и рыхлое тело было и у нее самой в этом возрасте. Густые волосы Сары падали вперед, закрывая ее лицо, на котором были написаны недовольство и обида. Она являла собой живое воплощение подростковых страданий и неприкаянности.
   – Привет, – мягко обратилась к ней Тара.
   – Сара, познакомься. Это – мисс Уэллс, – тем же властным тоном, которым он разговаривал с Деннисом, представил ее Грег. – Она – знаменитая модель. Ты видела ее в рекламе по телевизору. Поздоровайся с нею.
   – Я знаю, кто это, – холодно ответила Сара, после чего обернулась к Таре. – Меня с моим братом, – отчетливо проговорила она звонким голосом, – отпустили из школы на уикенд в честь вашего визита. Я полагаю, что мы должны исполнить роль… эскорта?
   Тара метнула быстрый взгляд на Грега. Тот сдерживался из последних сил.
   – Мейти, думаю, Сара готова отобедать с нами.
   – Слушаюсь, сэр, – поспешил повиноваться Мейти.
   Тара же ощутила непреодолимое желание сказать что-либо дочери.
   – Ты – очень красивая, – негромко заметила она.
   – Нет, неправда! – все тем же звонким и напряженным голосом возразила Сара. – Я похожа на свою мать.
   Терпение у Грега лопнуло.
   – Мисс Уэллс, – грозно заговорил он, – наша гостья, а ты уже должна бы знать, что мне не нравятся разговоры о твоей матери. И если ты намерена вести себя как избалованная девчонка – можешь убираться отсюда на все четыре стороны!
   Сара порывисто вскочила. Голос у нее дрожал, но на лице застыло вызывающее выражение.
   – Не смейте указывать мне, что делать! Это – не ваш дом! И вы меня не запугаете! – С этими словами она развернулась и выбежала вон.
   «Молодец, Сасс», – подумала Тара. Гордость за дочь переполняла ее. Так ему и надо! Она ощутила, как в душе у нее поднимается недостойное детское злорадство, и по глазам Денниса поняла, что и он испытывает те же чувства. Грег же лишился дара речи от гнева.
   – Поехали кататься на яхте, – неожиданно провозгласил он.
   – Звучит заманчиво.
   – Я согласен, – подхватил Деннис.
   Грег вперил в него хмурый взгляд. Для одного дня детей с него было более чем достаточно.
   – Я имел в виду – только мы вдвоем с Тарой, – решительно отрезал он. Деннис был уничтожен.
   – Но, Грег, – Тара была сама невинность, – я думала, что вы – примерный семьянин! И я не могу допустить, чтобы вы пожертвовали обществом Денниса ради меня. Я настаиваю на том, чтобы мы взяли его с собой. В противном случае я останусь на берегу, пока вы, мальчики, будете кататься на яхте, договорились?
   Она взглянула на Грега широко раскрытыми глазами. Но при этом уголком глаза успела подметить восторг, написанный на лице Денниса. Тот одними губами прошептал, обращаясь к ней:
   – Здорово, Тара!
   Деннис был рад обрести в ее лице союзника. Но в силу своего юного возраста он никак не мог понять, почему это она вдруг решила прийти ему на помощь. И в тот же день на яхте он обратился к ней, дабы разобраться в этой ситуации.
   – Тара, почему вам нравится Грег?
   «Хороший вопрос», – подумала она, но постаралась уйти от прямого ответа.
   – Мне нравятся многие люди. Например, ты. – Небрежным жестом протянув руку, она взъерошила ему волосы.
   – Эй, вы, там, на корме! – окликнул их сидящий за штурвалом Грег. – Вы собираетесь купаться сегодня или как? – Тара с улыбкой скрылась в каюте внизу, чтобы переодеться. Она громко рассмеялась, вспомнив последний раз, когда была здесь – во время своего медового месяца с Грегом. Или, точнее, поправила она себя, во время медового месяца Стефани. Ощущение расстояния, которое отделяло ее от этой несчастной женщины, придавало ей сил и уверенности. «Я смогу сделать это, – подумала она. – И я уже делаю». Быстро переодевшись, она поспешила на палубу, где солнечные лучи плясали и пускали зайчиков по водам гавани. Позади них стоял особняк Харперов, погруженный в сонную полудрему, а впереди раскинулись бескрайние просторы Тихого океана.
   – Я готова, – воскликнула она. – Как насчет остальных?
   – Кто последний, тот проиграл, правильно? – крикнул Деннис и нырнул в воду через борт. Грег с жадностью и неприкрытым желанием впился взглядом в Тару, тело которой облегал яркий купальный костюм. «А она хороша, – подумал он, – какое роскошное тело!» Она вернула ему взгляд с бесстрашием женщины, сознающей, что достойна восхищения любого мужчины.
   – Ну, давайте же. – Голос Тары прозвучал беспечно, но порочность Грега обнаружила в нем едва уловимый сексуальный подтекст, который его опытный слух не мог пропустить. Он стянул через голову футболку и бросил ее на палубу, а затем с подчеркнутым вызовом расстегнул на джинсах сначала пуговицу, а потом и молнию, с нарочитой медлительностью проведя ее застежкой по своему поднимающемуся члену. К его удивлению, Тара не зарделась, не отвела глаза и не отвернулась, как обычно делали женщины, скорее, наоборот, взглянула прямо на него, не упуская из виду ни единой подробности. У него еще не было женщины, которая бы так откровенно смотрела на него, в то время пока он выставлял напоказ перед нею свое достоинство. При мысли об этом кровь закипела в его жилах, возбуждение усилилось, и когда он скинул джинсы, то застыл перед нею со вздыбившейся плотью в коротких черных плавках.
   А Тара все не сводила глаз с Грега, бесстрастно рассматривая его широкие плечи, хорошо прорисованные развитые мышцы на руках и груди, узкие бедра, плоский живот и раздувшийся бугор на его плавках. Она ничуть не смущалась, поскольку не испытывала вообще никаких чувств к нему, кроме ледяной холодности и стойкого отвращения. Но в то же время она сознавала свою женскую власть над ним – она видела, как под ее взглядом у него участился пульс, и ее тело, не подчиняясь ни разуму, ни сердцу, откликнулось на его призыв. В ней вспыхнуло крошечное, жаркое пламя, соски ее напряглись и набухли, а между ног у нее стало горячо и влажно. «То, чего он не мог сделать для Стефани, пока она любила его, он сделал для Тары, когда та его возненавидела», – думала она, потрясенная злой иронией судьбы.
   Она поняла, что в следующий миг он шагнет к ней с властной самоуверенностью самца, привыкшего повелевать женщинами, чтобы доставить сексуальное удовольствие себе, но не им.
   – Если вы ждете меня, то напрасно! – дерзко заявила она, с быстротой молнии скользнула к борту и нырнула в зеленоватую глубину. Холодная вода остудила животный жар, разлившийся по ее телу, и заставила взбодриться. Она вынырнула на поверхность с восторженным криком, радуясь своему телу, его свободе и своей способности управлять им.
   – Давай наперегонки, Деннис, – крикнула она мальчику, плескавшемуся неподалеку, и оба быстрым кролем рванули вперед, радостно смеясь.
   Оставшийся на палубе Грег столкнулся со старой как мир проблемой мужчины: что делать со своим снайперским оружием, особенно если курок уже взведен, когда твой враг дезертировал с поля боя. Взбешенный, он прыгнул через борт в воду, чтобы справиться с проблемой быстро и резко, а не топтаться на палубе, ожидая, когда она постепенно разрешится сама. И вновь его охватило незнакомое ему ранее неприятное ощущение того, что его дурачат, что он стал игрушкой в чужих руках, причем его перехитрили. Он бросился в погоню за остальными, угрюмо обдумывая случившееся. Он знал, что она хочет его. Он ведь видел, как потемнели ее глаза и расширились зрачки, физически ощущал исходящий от ее тела жар, когда устраивал для нее стриптиз. Нет, он не мог ошибаться. Тем не менее что-то удерживало ее. Что ж, это ненадолго. Он хочет ее, и он получит ее, а когда это случится, то он заставит ее заплатить за каждый миг своего унижения. Да, именно так все и будет. Тара, прочитавшая его мысли, словно в открытой книге, когда он подплыл к ним безупречным кролем, готова была в голос кричать от радости. Она заполучила его! Он глубоко заглотнул наживку, и теперь ему уже не соскочить с крючка!

Глава шестнадцатая

   Иногда, когда оказываешься в одиночестве, неожиданно испытываешь необъяснимое желание, чтобы кто-нибудь заглянул к тебе и поинтересовался, как у тебя дела. Именно на это и надеялся Деннис, пробираясь по саду к тайному убежищу Сары, располагавшемуся под старой ивой. Он знал, что именно здесь, где ветки дерева опускались к самой воде, которая служила естественной преградой, скорее всего, и найдет сестру, когда, вернувшись после прогулки на яхте, не застал ее в доме. Раздвинув зеленые кроны, словно занавес, он вошел в тенистую прохладу. Сара сидела на камушке, словно озерная нимфа, и Кайзер простерся у ее ног. Она не подала виду, что заметила появление Денниса, но ему этого и не требовалось. Он тихонько опустился на соседний валун, удовлетворившись тем, что она была рядом.
   На самом же деле Сару глубоко тронуло его появление, при этом она решила не выказывать ему ни малейшего признака своей слабости. Однако она настолько устала от одиночества и необходимости довольствоваться собственным обществом, что, хотя она неизменно насмехалась над Деннисом, полагая его маленьким несмышленышем, его верность и любовь зачастую были для нее единственной поддержкой. Ее гордая и ранимая душа никогда бы не позволила ему догадаться, как важна ей его забота, и потому Сара сидела молча, ожидая, пока брат первым не начнет разговор, что, как она знала, случится непременно.
   – Она ведь понравилась тебе, Сасс, правда? – действительно начал он без всяких предисловий. – Ты притворяешься, что это не так, но ведь я же все вижу.
   – Не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Она была очень мила с тобой за обедом…
   – Ничего подобного! Она практически не разговаривала со мной.
   – То, что она является его знакомой, – настаивал Деннис, – вовсе не означает, что она такая же, как он.
   – О Деннис. – Она драматически вздохнула. – Ты слишком молод, чтобы разбираться в таких вещах.
   Деннис решил проявить терпение, пропустив ее слова мимо ушей, и зашел с другой стороны.
   – Послушай, Сасс, – нахмурившись, спросил он, – она тебе никого не напоминает?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Не знаю. Но я точно уверен, что уже где-то видел ее. Помнишь, я рассказывал тебе о женщине, которая однажды пришла в мою школу и фотографировала меня, когда я играл в футбол с ребятами? Так вот, это была она! Я спросил ее об этом, когда мы купались, и она ответила, что я ошибаюсь. Но я знаю, что это была она.
   – Да неужели? – Сара решила, что пришло время раскрыть брату глаза. – Ты, похоже, совсем спятил. Для чего, скажи на милость, Таре Уэллс приходить в твою злосчастную школу да еще фотографировать дурацкую игру в футбол? Это же не имеет никакого смысла!
   – А я уверен, что уже где-то видел ее, – упорствовал Деннис.
   – Разумеется, ты уже видел ее раньше, дурачок! Ты видел ее на страницах всех журналов, которые приходят в этот дом, причем на протяжении вот уже бог знает какого времени. – И Сара вздохнула с деланым отчаянием.
   – Тем не менее… Сасс… ты должна признать, что она… не такая, как все.
   – Ничуть не бывало, – вспылила Сасс. – Она ничем не отличается от остальных вешалок. Я видела, как она смотрит на него. Она хочет, чтобы он занялся с нею любовью.
   Над романтическим и хрупким образом Тары, сложившимся у Денниса, нависла угроза разрушения. Но он горячо встал на ее защиту.
   – Я не верю этому. Ты думаешь только о сексе, потому что у тебя наступил период полового созревания.
   – Ничего подобного, – взвилась Сара. – Как бы там ни было, он не имеет права приводить ее в наш дом. Я его ненавижу! – И она разрыдалась. – И ее я тоже ненавижу, – продолжала девушка сквозь слезы. – Я ненавижу их обоих, они – гадкие и отвратительные…
   С братским сочувствием Деннис обнял ее за плечи, позволяя ей выплакаться, а другой рукой стал гладить Кайзера по голове. Пес негромко заворчал. Деннис задумчиво почесал его за ухом.
   – Но хоть ты не ненавидишь ее, правда, малыш? – озадаченно спросил он. – Ты ведь сразу полюбил ее, верно?
   Кайзер высунул розовый язык, облизал Денниса, после чего вновь опустил голову на лапы. Но он сохранил эту тайну в своей собачьей душе, так и не ответив Деннису на его вопрос.
   А наверху, в доме, двое взрослых разошлись по своим комнатам, чтобы принять душ и отдохнуть после утомительного заплыва. Грег пребывал в прежнем расположении духа, то есть одновременно в раздражении и во все возрастающем сексуальном возбуждении. Еще одна его попытка на яхте сблизиться с Тарой натолкнулась на ее твердое противодействие.
   – Грег! Подумайте о Деннисе, он же все наблюдает!
   Такое впечатление, что она приняла его за подростка, пристающего к девчонке на последнем ряду в кинотеатре.
   – Полагаете, ему не все равно? – спросил Грег, подозревая, что эта баба специально дразнит его.
   – Зато мне не все равно!
   И по ее глазам он понял, что она не шутит. Оскорбленный в лучших чувствах, он был вынужден довольствоваться разговорами ни о чем, чтобы рассеять напряженную атмосферу.
   – Похоже, вы принимаете чересчур близко к сердцу заботы этого молодого человека. Как он вам, кстати? Вы с ним подружились?
   – Даже не знаю, что вам сказать.
   – Да уж, у них обоих скверный характер, – угрюмо сообщил Грег. – Думаю, что я совершил ошибку, пригласив детей домой на уикенд.
   – Как вы можете так говорить! – Пожалуй, она отреагировала слишком уж пылко. – Я была рада возможности познакомиться с ними, – неубедительно продолжила она. – Я не могу не посочувствовать им. Последнее время наверняка стало для них сущим кошмаром.
   – Да ладно, они еще очень молоды. Переживут как-нибудь. – Грег настолько был поглощен жалостью к самому себе, что не обратил никакого внимания на то, сколь многозначительно прозвучал ответ Тары:
   – Надеюсь. Я очень на это надеюсь.
   Пока Грег смаковал обиды, нанесенные его самолюбию, Тара воспользовалась случаем и отправилась на поиски Сары. Она лишь мельком повидала дочь за обедом, и теперь желание вновь увидеть ее стало непреодолимым. Она отыскала ее в главной спальне – присутствие дочери выдавала музыка, доносящаяся изнутри. Постучав, Тара вошла. Завидев ее, Сара тут же вскочила на ноги, выключила стерео и принялась собирать пластинки, разбросанные по полу. Ее демонстративное молчание и нарочитая сосредоточенность показали Таре, что ей предстоит нелегкий труд, если она действительно хочет преодолеть антипатию и глубокую неприязнь девочки. Она решила действовать осторожно.
   – Выключать музыку было необязательно, – запустила она пробный шар. – Моцарт – один из моих любимых композиторов. Он согревает душу своим жизнелюбием даже в трудные времена.
   – Что вам нужно? – Сара даже не сочла нужным скрывать свое раздражение.
   – Узнать, как у тебя дела. Мне очень жаль, что ты не поехала кататься на яхте вместе с нами. – Она без труда угадала одну из причин неприкрытой враждебности девочки.
   – На ней никто не должен был кататься! Это была яхта моей мамы! Наши адвокаты говорят, что он не имеет права трогать здесь что-либо…
   «Бедная ты моя, – подумала Тара, – пытаешься сражаться с Грегом оружием взрослых». Но вслух она сказала:
   – Думаю, он поступил так только потому, что хотел сделать мне приятное.
   Сара метнула на нее полный непередаваемого презрения взгляд.
   – Произвести на вас впечатление, вы хотите сказать. Но это же отвратительно! Привезти вас сюда, в дом моей матери, заниматься любовью…
   – Сара! – Голова у Тары пошла крýгом. Она решительно не представляла, как себя вести.
   Но Сара ничуть не смутилась и сохранила самообладание.
   – Он ведь ваш любовник, не правда ли?
   – Нет!
   Тара ответила с таким явным отвращением, которого и сама в себе не подозревала. Она заметила, что Сара потрясена, и решила немедленно воспользоваться завоеванным преимуществом.
   – Грег – вовсе не мой любовник, и в этом доме не случится ничего такого, чего бы не одобрила твоя мать. Это я могу тебе обещать!
   – Ничего не понимаю. Как может такая женщина, как вы, находиться в обществе… Грега Марсдена?
   Тара взяла руки девочки в свои и заглянула ей в глаза.
   – Не суди опрометчиво, – медленно проговорила она. – Первое впечатление может быть обманчивым. – Она видела, что Сара пытается уяснить для себя смысл ее слов, и душа у нее перевернулась. – Ох, Сасс… как бы мне хотелось… я хочу стать твоим другом, если только ты мне позволишь.
   – Да что вам до меня? – Лицо девочки потемнело от неприязни к самой себе. – Ведь вы – такая красивая. Я бы тоже хотела быть такой. – В этих горестных и наивных словах Тара уловила эхо собственной юности, того гадкого утенка, которым была сама. Она непременно должна разделить эти чувства со своей любимой дочерью, с этой девочкой, которая считает ее чужим человеком, поделиться с нею собственным открытием – что внутри каждого гадкого утенка таится лебедь, жаждущий вырваться на волю, и для этого женщина должна лишь осмелиться быть красивой. По-прежнему держа Сару за руки, она подвела ее к кровати, и они вместе опустились на нее. Сделав глубокий вдох, Тара заговорила:
   – Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас… я была испуганной, очень застенчивой девочкой со скобками на зубах. А еще я была ужасно толстой и не знала, что с этим делать. Тогда я не считала себя красивой. Больше того, я была уверена, что никто и никогда меня не полюбит – разве что преследуя корыстную цель. И тогда…
   Она сделала паузу, но Сара внимательно слушала ее, упершись взглядом в ковер.
   – …и тогда я притворилась, будто мне все равно. Я поощряла чужое внимание, невзирая на причины, по которым его мне оказывали. Поэтому я не смогла распознать лживых и подлых людей, которые встретились мне на моем пути. Мне пришлось многое выстрадать. Прошло много времени, прежде чем я сумела освободиться от этих страхов и ложных представлений.
   Сара явно напряженно размышляла над ее словами.
   – Но сейчас… вы же знаете сейчас, что очень красивы?
   Тара улыбнулась:
   – У меня случаются минуты счастья. Мне кажется, что я привлекательна, когда думаю не о себе, а о ком-нибудь другом.
   – Такой была моя мама. – Откровенное признание девочки застало Тару врасплох. – Она не была красавицей, и потому считала, что нравилась людям только потому, что была Стефани Харпер… богатой наследницей.
   – Знаешь, иногда… если тебе действительно повезет… и если ты готова меня выслушать… – Тара заколебалась. Момент был решающий, и она боялась все испортить. – Иногда в твоей жизни встречается человек, который показывает тебе, что настоящая красота – всегда внутри. Она всегда была там. И тогда все, что от тебя требуется, – поверить в это.
   «Верь, девочка моя, – мысленно упрашивала она дочь, – верь мне – уж я-то знаю, что говорю».
   – Но это вовсе не означает, что на внешний вид можно не обращать внимания. – Тара шестым чувством угадала, что сумела донести свою мысль до сознания дочери, и что теперь самое время сбавить обороты. – Например, если ты уберешь волосы назад, то все увидят, какое у тебя симпатичное личико. А сейчас ты просто используешь их как ширму, чтобы спрятаться за ними. А иногда бывает полезно и принарядиться – красивые платья, броские брюки – вместо того чтобы все время носить джинсы и свитер, как униформу.
   Сара явно заинтересовалась ее словами. Но инстинкт вновь подсказал Таре, что на этом пока можно и остановиться. Дочь все-таки отличалась скрытностью и сдержанностью, которые следовало уважать. Тара вовремя почувствовала это, и потому не стала развивать тему дальше. «У нас еще будет для этого время», – сказала она себе.
   – Тем не менее, Сара… ну что, давай дружить?
   Сара надолго задумалась.
   – Может быть, – со слабой улыбкой ответила она наконец.
   Осторожно прикрыв за собой дверь комнаты Сары, Тара тихонько сошла вниз в радужном расположении духа. Нет, она была не склонна преуменьшать трудности, стоящие перед девочкой, – напротив, собственные по-прежнему яркие воспоминания о том, как сама она проходила через те же невзгоды, помогли ей острее ощутить страдания дочери. Но она понимала, что сделала первый важный шаг к тому, чтобы найти с Сарой общий язык и помочь ей так, как ей самой, оставшейся без матери, не смог помочь никто в целом мире.
   Она отправилась на поиски Денниса. После возвращения с прогулки на яхте она его еще не видела, и вдруг поняла, что уже скучает по нему. Выйдя в холл, она увидела, что дверь кабинета распахнута настежь, и заглянула внутрь. Эта маленькая комната была одной из ее любимых в те времена, когда она сама жила здесь, – небольшая и уютная, она была куда комфортнее роскошной чопорной гостиной, и полностью соответствовала предпочтениям Стефани. Она окинула взглядом манящие низкие диванчики, яркие репродукции, мебель, которая несла на себе несомненные отпечатки зубов Кайзера, всем своим существом впитывая ощущения умиротворения и покоя, царящие здесь. «Я выигрываю, – подумала она, – я выигрываю».
   Забившись в уголок дивана, Деннис смотрел по телевизору какое-то домашнее кино. Помахав рукой Таре, он жестом показал ей на диван рядом с собой. На экране перед ними мерцали и танцевали серые, зернистые призраки далекого прошлого – Стефани и Макс, катающиеся верхом в Эдеме, Стефани на маленьком толстеньком пони, Стефани повзрослевшая, мчащаяся на Кинге прямо в объектив камеры, Стефани во время спуска яхты на воду, Стефани с Кайзером, с Сарой и наконец последние кадры – с Деннисом. Звука не было, но Тара все равно сочла, что лучше говорить шепотом.
   – Я не помешала?
   – Нет. Присаживайтесь.
   Они смотрели, как Стефани ведет двух малышей к бассейну в Эдеме, с тревогой наблюдая за тем, как они радостно плещутся в воде.
   – Это – моя мама, – сказал Деннис. – Она не умела плавать. Она всегда боялась воды и потому позаботилась, чтобы мы с самого детства научились плавать, нырять и все такое… А вот это – она с дедушкой Максом.
   У Тары защемило сердце, когда в кадр вошла знакомая крупная фигура отца, сохранявшего стать и развитую мускулатуру даже в зрелом возрасте, и походка которого была быстрой и решительной. Она уже давно не видела этого фильма. Макс шагал по экрану, а потом вдруг резко развернулся и двинулся прямо на камеру. Она как будто вновь ощутила воздействие его ястребиного, с резкими чертами лица, с сурово поджатыми губами, исходящую от него небрежную самоуверенность, словно она была для него ничем. На мгновение она вновь превратилась в испуганного ребенка, потрясенного и не чувствующего себя в безопасности. Она ощущала себя толстой и неуклюжей, понимая, что вид ее никому не доставляет удовольствия. А когда же она совсем недавно испытывала подобные чувства? Ну разумеется – с Грегом! С ним она неизменно чувствовала себя именно такой. Макс и Грег нисколько не походили друг на друга… но, возможно, всего лишь возможно, что, сочетаясь браком с Грегом, она… выходила замуж за своего отца? Выходила за его эгоизм, высокомерие, приверженность только собственным идеалам и полное отсутствие любви?
   Пока она пыталась разобраться в себе, на экране телевизора пошли другие кадры.
   – Вот эта часть мне нравится, – с энтузиазмом заявил Деннис. – На ней есть я.
   На экране Джилли и Филипп Стюарты, в теперь уже далекие счастливые дни, играли в теннис с Сарой и Деннисом в саду особняка Харперов. Тара хорошо помнила те события – это была одна из тех теннисных партий, которые она так любила устраивать для немногих избранных друзей. Ее охватила глубокая печаль, когда она увидела, какой молодой и жизнерадостной выглядела тогда Джилли, скачущая по корту и явно получающая удовольствие от неприхотливой забавы с детьми. Филипп тоже смеялся, пребывая в прекрасном расположении духа. Волей-неволей Тара мысленно перенеслась к той теннисной партии, во время которой и произошла роковая встреча Грега и Джилли. Горечь и раздражение, верные спутники последних лет, вновь вспыхнули в ее сердце.
   – Мейти!
   К своему изумлению, Тара вдруг услышала звук, которого ожидала меньше всего, – голос Джилли. Он раздался вновь, уже громче, из холла, совсем рядом с кабинетом:
   – Мейти! Черт возьми, куда вы подевались?
   – А, это вы, миссис Стюарт… – В ответном возгласе Мейти прозвучали сдержанность и неодобрение.
   Джилли же была полна воодушевления и едва владела собой.
   – Прошу прощения за то, что врываюсь без предупреждения, но мне нужно поговорить с Грегом. Где он? – Она расхохоталась, а потом громко крикнула: – Хозяин, ау!
   «Она пьяна», – подумала Тара.
   – Он наверху, мадам. – Мейти изо всех сил старался соблюсти приличия и восстановить порядок. – Боюсь, он не предупредил меня о вашем приходе…
   – Мейти, ради бога, прекратите нести всякий вздор! – злобно оборвала его Джилли. – Ступайте к нему и скажите, что я здесь.
   – Очень хорошо, я дам ему знать.
   – И передайте, что у меня есть для него новости, – крикнула Джилли ему вслед. – Замечательные новости.
   Тара вышла из кабинета как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мейти поднимается по лестнице, чопорный и неприступный, всем своим видом выражая неодобрение. Джилли же, слегка покачиваясь из стороны в сторону, смотрелась в карманное зеркальце, пытаясь припудрить носик и привести в порядок растрепанные волосы.
   Тара подошла к ней сзади, Деннис следовал за нею по пятам.
   – Привет, Джилли, – негромко сказала она.
   – Здравствуйте, тетя Джилли.
   Их появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Джилли, не веря своим глазам, уставилась на обоих, негнущимися пальцами судорожно стискивая зеркальце и пудреницу. Глаза ее вылезли из орбит, а лицо внезапно посерело.
   – А, Джилли!
   По лестнице быстро сбежал Грег. Появление Мейти прервало его послеобеденный отдых – он строил планы мести, но теперь всеми силами стремился избежать столкновения Тары и Джилли.
   – Какой приятный сюрприз! – весело воскликнул он. – Почему же ты не позвонила, чтобы предупредить нас о своем приезде? Тара Уэллс, а это – Джилли Стюарт. Джилли, – он тепло улыбнулся Таре, – старый друг нашей семьи.
   В воздухе ощутимо сгустились напряжение, подозрение и невысказанная угроза. Грег поспешно продолжал.
   – Вы должны извинить нас, Тара, но нам с Джилли нужно обсудить одно очень важное дело. Деннис позаботится о вас, верно, приятель?
   И он без колебаний ухватил Джилли за руку и затащил ее в столовую напротив.
   – Это была тетя Джилли – она пьет, – заметил Деннис с детской непосредственностью. – Ладно, идемте досматривать кино. Там есть и то, что было снято на лыжном курорте, о котором я вам рассказывал.

   Оказавшись в столовой, Грег сбросил маску напускного дружелюбия и с бешенством развернулся к Джилли.
   – Какого черта ты творишь?
   – Что я творю? – Джилли покачнулась, но решила не сдаваться. – Мерзавец! Проклятый мерзавец! Какого черта она здесь делает?
   Грег с отвращением взглянул на нее:
   – Ты пьяна.
   – Даже если и так, что с того? Ответь мне на один простой вопрос: у тебя с ней роман?
   По какой-то необъяснимой причине столь незаслуженное унижение больно ранило Грега.
   – Джилли, предупреждаю тебя… – начал было он.
   – Да или нет? – завизжала она.
   – Нет! Ничего подобного! – Он разозлился на себя, что так легко попался на ее удочку. Стараясь успокоиться и взять себя в руки, он продолжал:
   – Мы с ней пару раз поужинали, только и всего. – «Не стоит настраивать Джилли против себя, – подумал он. – Она и так готова вспыхнуть как порох, достаточно поднести спичку. Лучше ублажить ее».
   – О, крошка, – вздохнул он. – Иди ко мне. – Он заметил, как поникли ее плечи, а воинственное выражение исчезло с ее лица.
   – Ну иди же. – Она медленно, словно заблудившийся ребенок, подошла к нему. Он заключил ее в объятия, прижал к груди и погладил по спутанным волосам. – Выслушай меня и постарайся понять. Я делаю вид, будто время от времени бываю на людях и с другими женщинами. Ты же знаешь, что я всегда старался отвести от нас любые подозрения. А ты в последнее время вела себя совершенно ненормально, и я должен был что-нибудь предпринять, не так ли?
   – Это правда?
   – Святая истинная правда.
   Джилли умолкла. Ей отчаянно хотелось поверить ему, но при этом она боялась, что Грег лжет. Он поцеловал ее в макушку, погладил по спине и начал водить руками по напряженным мышцам бедер, пока она не расслабилась.
   – Успокойся, крошка, неужели ты думаешь, что я способен закрутить роман с незнакомой женщиной под крышей дома своей жены? Когда здесь присутствуют ее дети? И раз уж мы заговорили о женах – ты, часом, не забыла кое-что? Я думал, что мы с тобой договорились, и ты не станешь являться сюда с бухты-барахты. В конце концов, у тебя по-прежнему есть муж.
   – Ах, Грег! – Джилли воспряла духом и вновь почувствовала себя счастливой. – Дорогой, именно поэтому я и пришла сюда! Нам больше нет нужды прятаться и скрываться. Филипп дал согласие на развод! – выпалила она и крепко обняла его. – Теперь мы можем пожениться. Разве это не чудесно? – И высоким голосом она принялась фальшиво напевать свадебный марш, но потом догадалась заглянуть ему в лицо. – Ну, улыбнись же, любимый! Да что с тобой такое – улыбнись мне, пожалуйста!

   Наверху, в гостевой комнате, Тара заканчивала укладывать вещи. Это не заняло у нее много времени. С собой она привезла их очень немного. О том, что происходит внизу, в столовой, между двумя ее врагами, она могла только догадываться. Но с ее стороны было бы величайшей глупостью не воспользоваться столь прекрасной возможностью улизнуть отсюда, поскольку она не сомневалась в том, что ночью Грег начнет свои домогательства, а она еще не придумала, как этого избежать. Предварительные игры у взрослых не могут длиться бесконечно. А Грега едва ли можно считать экспертом в древнем китайском искусстве сдерживать свое вожделение до последнего момента, чтобы в финале испытать наивысшее наслаждение. Так что пьяное явление Джилли дало ей замечательный повод для того, чтобы отбыть восвояси.
   Кроме того, возможность оставить их вдвоем на произвол собственной судьбы представлялась ей сейчас какой-то даже возвышенной, благородной местью. Ей уже стало ясно, что Джилли каким-то образом замешана в «несчастном случае», произошедшем со Стефани, если она вообще не приняла в нем самое непосредственное участие. Они были как минимум моральными сообщниками преступления. Тогда они выбрали, а сейчас и по-настоящему заслужили друг друга. Все больше запутываясь в паутине собственной лжи, они медленно убивали друг друга с такой же первобытной жестокостью, как когда-то убивали и Стефани. Отойдя в сторону, чтобы не мешать их необратимому взаимному уничтожению, Тара превратила их в орудие собственной мести. Мысль эта была сладкой и принесла ей удовлетворение. Это ведь была даже не месть – это была справедливость. Воздаяние по заслугам.
   Когда она спустилась вниз вместе со своим саквояжем и верным Деннисом, который сопровождал ее, из столовой внезапно показался Грег и быстрыми шагами подошел к ней.
   – Как прикажете вас понимать?
   – Полагаю, мне лучше уехать, разве нет?
   – Это совсем необязательно.
   – Напротив. – Она взглянула на него в упор. – Даже если я останусь, все будет уже не так, как раньше.
   Она видела, что Грег был зол, очень зол.
   – Что ж, в таком случае, позвольте отвезти вас домой.
   – Нет-нет, все в порядке, не стоит беспокойства. Деннис уже вызвал мне такси.
   Грег одарил Денниса неприязненным взглядом.
   – Вот как?
   – Это я попросила его, – ровным голосом отозвалась Тара.
   – Послушайте, – Грег поднял руку и почесал затылок. – Вы должны знать кое-что. Джилли была близкой подругой моей жены. Кроме того, она была крестной матерью Сары. Членом семьи.
   – Понимаю. – Тара подпустила в голос ледяной вежливости.
   Снаружи прозвучал клаксон такси. Тара подняла с пола свой саквояж.
   – Я помогу вам.
   – Что ж, до свидания, Деннис. – Она рискнула и поцеловала его, а потом стерла у него со щеки помаду. – Еще увидимся. И не забудь передать Сасс от меня наилучшие пожелания, ладно?
   Они подошли к такси, и Тара села в салон.
   Грег предпринял последнюю попытку:
   – Вы уверены, что не хотите, чтобы я отвез вас домой? Это же ужасно, что вы уезжаете вот так. Тара, мне действительно очень жаль…
   – Не стоит беспокоиться. – Она смотрела прямо перед собой.
   – Она… выпила.
   – Я уже и сама об этом догадалась.
   Грег понял, что проиграл.
   – Я… позвоню вам позже.
   – Хорошо, – сказала Тара и отмахнулась от Грега, который через окно попытался поцеловать ей руку. Такси тронулось с места. – На Элизабет-Бэй, пожалуйста.
   В особняк Грег вернулся мрачнее тучи. Он готов был кого-нибудь убить. Ему никогда не доводилось терпеть поражения в дуэлях с женщинами, поэтому он все сильнее и сильнее хотел поквитаться с Тарой Уэллс. До сих пор его преследовали сплошные неудачи. Он не мог винить ее за то, что она пожелала уехать после внезапного появления этой алкоголички, а о том, какое теперь сложилось у Тары мнение о нем, ему не хотелось даже думать. Сердце его переполняла холодная злоба, которая искала и не находила выхода.
   А в столовой торжествовала Джилли, услышав, как отъезжает такси. Возликовав, она подошла к буфету и налила себе виски. Но, поднося стакан к губам, она услышала, как в комнату вошел Грег и закрыл за собой дверь. Она обернулась к нему, чтобы приветствовать его соблазнительной улыбкой, заигравшей на ее раскрасневшемся лице. Слишком поздно она заметила, как его накрыл приступ дикой злобы, и потому не успела защититься, когда он с силой ударил ее по лицу. Джилли пошатнулась и попятилась, едва устояв на ногах, а вот стакан выпал у нее из рук, ударился об пол и разлетелся вдребезги.
   – Не смей приезжать сюда без приглашения! Особенно пьяной. Никогда. Ты меня слышишь? Ты меня слышишь? – Джилли, ничего не понимая, еще не протрезвев окончательно от удара, ошарашенно смотрела на него стеклянным взглядом, и в глазах у нее стояли слезы. Комната закружилась вокруг нее, а Грег, крепко придерживая ее одной рукой, другой ударил снова. От удара ее щеку обожгло как огнем. Голова ее болталась из стороны в сторону, она и не думала сопротивляться. Но он не унимался, ему было мало этого. Он хотел наказать и унизить ее. В слепой ярости он схватился за пуговицы на ее платья и рванул его. Тонкая ткань с треском разошлась донизу, и он сорвал ее обрывки у нее с плеч. Под платьем на ней почти ничего не было. «Приготовилась трахаться, – подумал он, – ты пришла сюда именно для этого, и сейчас получишь то, чего хотела». Он принялся методично срывать с нее невесомое нижнее белье, грубо раздирая его на мелкие клочки.
   Наконец она осталась перед ним совершенно голой, стоя посреди ошметков одежды. Он тяжело дышал. А Джилли, казалось, пребывала в трансе – от выпивки или страха, он не знал. Он грубо сунул два пальца в шелковистый треугольник у нее между ног и ощутил влажное тепло и готовность принять его. «Прекрасно, – подумал Грег, – но не сейчас». Крепко стиснув ей запястья, он развернул ее боком к себе, поднял руку и отвесил ей хлесткий удар.
   Дрожа всем телом, Джилли взвыла от боли. Высвободив руки, она набросилась на него, осыпая ударами, царапаясь и кусаясь. Она дралась, как кошка и, хотя она и была невысокого роста, но оставалась жилистой и крепкой. Она расцарапала ему шею до крови и впилась зубами в руку, которая ударила ее, с наслаждением возвращая причиненную ей боль. А Грег и дальше продолжал оставлять следы своих ударов на ее покрытом золотистым загаром беззащитном теле. Но она, похоже, не чувствовала этих ударов, сражаясь с тем же самозабвением, с каким раньше занималась любовью. Она стала похожа на загорелую обнаженную взбунтовавшуюся валькирию. Казалось, она и жила только ради этой минуты. Сообразив наконец, что с нею происходит, Грег с наслаждением подчинился этому мучительно приятному сладострастию. Правда, он сосредоточился на том, чтобы защитить себя, а не наносить удары в ответ, но скоро безумная драка превратилась для обоих в игру, которая показалась Грегу куда более возбуждающей, чем обыкновенные ласки. Джилли навалилась на него всем телом, опрокинула на пол, перевернула на спину и стала играть с ним, как медведица гризли, терзая его когтями и мотая из стороны в сторону. Высвободив из джинсов его напряженный член, она склонилась над ним, но он помешал ей, опасаясь, что она может пустить в ход свои острые белые зубки. Он перевернул ее на спину и вонзился в нее, так что оба кончили быстро, яростно и одновременно. А потом, разжав объятия, они долго лежали, покрытые синяками, окровавленные и насытившиеся, словно дикие животные. А висевший над ними на стене портрет Стефани Харпер взирал на происходящее с невинностью девушки, впервые увидевшей подобное.

Глава семнадцатая

   Пока такси везло Тару из Дарлинг-Пойнта обратно в город, она старательно не позволяла себе думать о Греге и Джилли. Вместо этого она дала полную волю мыслям о детях, вновь и вновь прокручивая в памяти свои разговоры с ними. Затем она переключилась на предстоящий вечер и решила, что проведет его тихо и спокойно за чтением и попробует расслабиться. Она поболтает с Макси, расскажет ему обо всех своих приключениях и похвастается Сарой и Деннисом. И да, телефон она отключит непременно.
   Остановив такси перед домом, она рассчиталась с водителем, а потом на мгновение задержалась на тротуаре, полной грудью вдыхая ночной воздух. На город быстро опустилась ночь, и на небе высыпали мириады звезд. Когда она уже собралась было войти в подъезд, из темноты к ней навстречу шагнула чья-то фигура.
   – Дэн?
   – Привет.
   – Я думала… я думала, что ты уже улетел из Сиднея.
   – Ну… – Он дружески улыбнулся ей. – Может мужчина передумать или нет?
   Тара растерялась и никак не могла найти нужных слов.
   – Ты давно ждешь?
   Дэн не видел причины лгать.
   – Да, почти целый день. Я уже начал опасаться, что ты уехала на весь уикенд. Тем не менее ты здесь, и только это имеет значение.
   – Что ж… может быть, поднимешься на чашечку кофе?
   – Нет, – хрипло отозвался он. – Хотя… может быть. Но сначала я должен спросить тебя кое о чем. – Она заколебалась, возможно, догадываясь, о чем пойдет речь и не желая выслушивать вопрос. – От тебя требуется лишь просто сказать «да» или «нет».
   Позади них в гавани туманными пятнами в темноте ночи горели огни. Воздух был мягок и невесом, и вокруг царила поразительная тишина. Но у Тары возникло такое чувство, будто она ждала приближения этого мгновения уже миллион лет, и у нее не хватало сил, чтобы заставить его свернуть с трагического курса.
   – Тара… любовь моя… ты выйдешь за меня замуж?
   Она с таким напряжением уставилась себе под ноги, что отныне и навсегда трещины в тротуарных плитах будут напоминать ей о грусти и тоске. Голос Дэна прозвучал едва слышно:
   – Это и есть твой ответ?
   – Ох, Дэн, я… не могу.
   – Почему?
   – Дэн… пожалуйста.
   Дэн взял ее за руки и развернул лицом к себе.
   – Тара, это вполне нормальный вопрос. Я люблю тебя, разве я не говорил тебе об этом? Я хочу быть с тобой, провести с тобой жизнь, я хочу жениться на тебе, черт возьми, что в этом странного?
   Тара дрожала всем телом, а он по-прежнему крепко держал ее за запястья, причиняя боль.
   – Я хочу сказать тебе, что научился добиваться того, что мне нужно. А еще я предупреждаю тебя, что чертовски упрям. И я не сдамся без борьбы.
   Тара закрыла глаза. Ах, как было бы хорошо расслабиться, спрятать лицо у него на груди, обнять его и обрести в нем защитника, и тогда не нужно будет сражаться и… Она выпрямилась и расправила плечи, и Дэн понял, какой ответ получит, еще до того, как она заговорила.
   – На Орфее я думала, что между нами установилось… некое взаимопонимание. – Несмотря на всю свою решимость, она почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. – Ах, как же я устала…
   – А как, по-твоему, чувствую себя я?
   – Я уже говорила тебе, Дэн… и повторяю сейчас…
   – Ты ничего мне не говорила! – Вот теперь он разозлился по-настоящему, и глаза его засверкали. – Меня уже довела до крайности эта твоя таинственная недосказанность, а тебя нет? Или это тебя возбуждает? Ты ведь хотела меня той ночью, и мне необязательно быть врачом, чтобы понять это. Но потом – раз! Все оборвалось без всякой причины. – Он мрачно улыбнулся. – Будь ты врачом, то знала бы, что с человеческим телом следует обращаться с бóльшим уважением. – По-прежнему не выпуская ее запястий, он встряхнул ее, дабы подчеркнуть важность своих слов. – Послушай, я понимаю – что-то происходит. Я понимаю, что ты впуталась во что-то, что выходит за пределы моего жизненного опыта, как и твоего, кстати. И меня преследуют дурные предчувствия.
   – Дэн…
   – Не пытайся отмахнуться от меня, Тара. Это меня беспокоит. Ты меня беспокоишь.
   – Дэн… если ты дашь мне договорить… – Она постаралась сказать это так жестко и грубо, как только могла. – Это не тебе решать. Все это тебя не касается. И беспокоиться обо мне тоже не надо.
   – В самом деле? В таком случае я позволю себе быть навязчивым. Я хочу, чтобы это меня тоже коснулось!
   Разозлившись, она высвободила руки, но тревога, прозвучавшая в его голосе, заставила ее замереть на месте.
   – Тара… послушай… я не из тех, кто ходит вокруг да около, да и ты тоже. Что у тебя на уме? Что за история встала между нами? У меня нет от тебя секретов. Тебе известна вся моя жизнь. Ты провела много месяцев со мной на острове. В этом все дело? Ты не видишь себя женой врача? Но жизнь на острове не превращает тебя в пленницу, знаешь ли. Ты сможешь приезжать и уезжать, когда тебе заблагорассудится.
   Еще никогда Тара не чувствовала себя настолько несчастной.
   – Дело не в этом.
   – Знаю. Тебя там любили все – пациенты, сотрудники, даже дикие индейки!
   Разговор этот начал причинять Таре поистине невыносимую боль.
   – Дэн… ты ведь ничего обо мне не знаешь.
   – О женщина, – вздохнул он. – Мне известна каждая клеточка твоей плоти и каждое волоконце твоих костей. Я знаю, что ты – вторая половинка моей души. А еще я знаю, что хочу остаться с тобой до конца жизни.
   Его нежность сводила ее с ума. Не выдержав, она воскликнула:
   – Дэн! Не у одного тебя есть свои обязательства!
   Он озадаченно рассмеялся:
   – Обязательства? Да знаю я, что они есть не у меня одного, я никогда и не утверждал ничего подобного. Вот, значит, в чем дело, так? Ну давай соберем их вместе и разделим пополам. Поможем друг другу. Для этого ведь и существует брак, не так ли?
   Господи, как же он любит ее! Еще никто на свете – ни один мужчина – не предлагал ей разделить свою жизнь с ее. Тара вдруг почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она должна уйти, и уйти немедленно.
   Ничего не видя перед собой, она зашагала к двери, но Дэн опередил ее. Он схватил ее за плечи и запрокинул ей голову, так что ей пришлось взглянуть ему в глаза. Лицо его было мрачным, и на нем была написана злая насмешка.
   – Прости мне детский вопрос – но и ты ведешь себя как девчонка. У тебя есть кто-нибудь?
   Как она могла ответить на него?
   – В некотором смысле.
   – Боже правый! – Раздираемый муками ревности, он все-таки попытался обуздать свой гнев. Крепко взяв ее за подбородок, он придвинулся к ней вплотную и прошипел прямо в лицо:
   – Ну и что это за ответ? Тебе пора повзрослеть, Тара!
   Уязвленная, она вырвалась из его хватки.
   – Что ж, это – единственный ответ, который ты получишь!
   – Ты любишь его?
   Вот он и наступил, это решающий момент. Тара устало, но твердо проговорила:
   – Дэн, прошу тебя, оставь меня в покое. Возвращайся на свой остров. И забудь о моем существовании!
   – Разумеется! Нет ничего легче! – В его словах прозвучал едкий сарказм. – Если ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что не любишь меня…
   Тара ахнула от неожиданности. О господи!
   – Я не люблю тебя!
   По лицу Дэна было видно, как умирает в нем надежда.
   – Я тебе не верю!
   – Что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?
   От этой пытки у него перехватило дыхание.
   – Тара…
   Ее лицо, язык и сердце, казалось, обратились в камень. Едва дыша, она смотрела, как страдание разрывает его на части; его лицо промелькнуло перед нею, прежде чем он резко отвернулся. Сделав несколько шагов в темноту, он вдруг остановился. Если он сейчас повернется… Но он лишь обреченно ссутулился и двинулся дальше, пока сверкающая мириадами огней ночь не поглотила его. Он исчез. Тара подняла с земли свой саквояж и, медленно переставляя ноги, словно автомат, побрела к своей квартире.
   Даже не дав себе труда раздеться, она повалилась на кровать и долго лежала там, свернувшись клубочком. Ее била дрожь. По мере того как шло время, у нее в голове постепенно оформилась одна-единственная мысль: я только что потеряла единственную настоящую любовь своей глупой и никчемной жизни!
//-- * * * --//
   А в особняке Харперов, к полному удовлетворению Грега, послеполуденные забавы заметно улучшили его настроение. Очнувшись от забытья, последовавшего за любовным действом, Грег обнаружил, что маленькая, но на удивление тяжелая Джилли по-прежнему лежит на нем сверху, и первым делом постарался как можно скорее отделаться от нее – очень немногие женщины вызывали у него желание остаться с ними после завершения плотских утех. «Нужно избавиться от нее, – подумал он. – Пусть проваливает, и поскорее». Но одного взгляда на Джилли ему хватило, чтобы понять – это будет нелегко. Выпивка, ссора, драка и совокупление произвели на нее такое комбинированное воздействие, что она попросту вырубилась, криво приоткрыв рот и тяжело дыша. Прищурившись, Грег с отвращением воззрился на нее. Как было бы славно держать всех женщин в клетке, как кроликов, а сюда запускать на время, только чтобы полежать с ними в горизонтальном положении! Что ж, этому маленькому кролику настало время вернуться в клетку.
   – Эй, Джилли! – Он спихнул ее с себя, и она соскользнула на пол. – Пора просыпаться. Подъем!
   Джилли свалилась с него с неприятным стуком. Грег стоял над нею, заправляя рубашку в джинсы и застегиваясь. Он с садистским удовлетворением обозрел руины одеяния Джилли. Она сама напросилась. Это стало бы ей уроком, если бы он вывез ее из особняка в чем мать родила и отправил в таком виде в Хантерс-Хилл. Да уж, у этих снобов там, наверху, появился бы знатный повод почесать языки! Это стало бы самой большой сенсацией с тех времен, как мы выиграли Кубок Америки. Мысль эта изрядно позабавила его, и он даже рассмеялся. Ладно, он не станет настолько уж издеваться над этой драной кошкой. Но избавиться от нее все-таки нужно, причем поскорее, пока он не поддался искушению.
   – Подъем, крошка, вставай, – сказал он и пнул ее ногой. Она застонала, пошевелилась и перевернулась на спину, одной рукой прикрывая глаза от света, исходящего из включенной Грегом лампы. Джилли перекатилась на живот, оказавшись на одном из кусков своего разорванного платья. Глаза ее испуганно расширились, когда она сообразила, на чем лежит.
   – Грег! Мое платье! Что же я надену? – Но она тут же расслабилась, и по лицу ее расплылась сонная улыбка. – Значит, мне придется задержаться здесь, пока ты не распорядишься привезти мне что-нибудь новенькое.
   «О нет, не дождешься, – подумал он. – Я знаю, как тебя можно обмануть, кошечка». Он вышел из комнаты и поднялся наверх. Из своего гардероба он выбрал самую маленькую из своих футболок и севшие обрезанные джинсы, которые надевал только на пляж и, подхватив ремень, поспешил обратно в столовую. Он не опасался того, что слуги могут увидеть или услышать его – он знал, что они благополучно забились в свои комнаты в задней части огромного особняка. Зато ему не терпелось вытолкать любовницу. Задержавшись ненадолго в холле, он вызвал такси.
   А Джилли по-прежнему лежала на полу в столовой. Грег грубо поднял ее на ноги и облокотил о стул. Напялив на нее футболку, он по очереди просунул ее безвольные руки в рукава, не обращая внимания на ее вялые протесты. «Собственно говоря, так она выглядит куда симпатичнее», – холодно подумал он, заметив, как соблазнительно мягкая ткань облегает ее груди. Затем он снова заставил ее подняться.
   – Эй, что ты делаешь? – Джилли, уже окончательно проснувшись, уставилась на него, и во взгляде ее медленно нарастала враждебность.
   – Мне надо бежать, крошка, – мимоходом соврал он, целуя ее в висок. – Я и так уже опаздываю – сегодня вечером намечается званый ужин, встреча крупных горнопромышленников.
   – А я не могу пойти с тобой? – жалобно захныкала она. Грег едва удержался, чтобы не фыркнуть презрительно – неужели он похож на человека, способного появиться на людях с этой пьяной шлюхой под ручку? – Боюсь, на мальчишник приглашены одни большие дяди.
   Он схватил джинсы и, с трудом удерживая ее в равновесии, просунул в штанину сначала одну ее ногу, а потом – другую. Когда он резко поддернул их вверх, грубая ткань на соединительном шве врезалась в мягкую плоть у нее между ног. Она протестующе застонала.
   – Грег! Ты делаешь мне больно.
   – Только потому, что знаю – тебе это нравится, Джилли.
   – Я не могу поехать домой без лифчика и трусиков.
   – Ты преспокойно заявилась сюда без них, так что не пудри мне мозги. – Он ловко продел ремень в петли на поясе джинсов и туго затянул, чтобы они не свалились. – Готово! Последний писк моды – обрезанные мужские джинсы тебе очень идут.
   Из холла до него донесся зуммер интеркома от ворот. Он поспешно нажал кнопку, открывая их, чтобы такси могло подняться по подъездной аллее, после чего вернулся к Джилли. Она так и стояла, хмурая и ошеломленная, там, где он оставил ее. Он быстро прошелся по комнате, собирая невесомые обрывки ее нижнего белья и платья, а потом сунул их в ее сумочку, валявшуюся на полу, – он не мог допустить, чтобы следы его послеобеденных развлечений оказались в мусорном ведре особняка Харперов, где на них могли бы наткнуться слуги.
   За окном раздался гудок клаксона такси. Взяв под руку Джилли, которая так и не пришла в себя окончательно, он провел ее через холл ко входной двери. И только когда они вышли на крыльцо, у которого ее уже ждал таксомотор, Джилли, похоже, сообразила, наконец, что происходит.
   – Грег… я не хочу уезжать… я люблю тебя. – С этими словами она обвила его руками за шею.
   Поверх ее головы он поймал взгляд водителя такси, который с интересом наблюдал за происходящим.
   – Не волнуйся, я позвоню тебе. – Расцепив ее руки у себя на шее, он развернул ее лицом к такси. После чего, ничуть не стесняясь водителя, он накрыл одну из ее грудей ладонью и больно стиснул. Шлепнув Джилли по заду, словно племенную корову, он повел ее вниз по ступенькам.
   – Хантерс-Хилл, приятель, – обронил он водителю такси, сунув ему в руку крупную купюру, – и позаботься о леди, ладно?

   Некоторое время спустя после выпроваживания Джилли Грег наконец смог заняться важным для себя делом. Вот уже несколько раз он пытался дозвониться Таре. Теперь, когда Джилли больше не путалась под ногами и голова его вновь была занята мыслями о Таре, он вдруг поймал себя на том, что думает о ней так, как никогда еще не думал ни об одной женщине. Он отчаянно хотел ее. Но дело было не только в этом. Он нуждался в ее обществе, ее спокойном присутствии, ее улыбке. Ему нужна была ее любовь, а не просто ее тело. А еще ему нужно было ее одобрение, он хотел, чтобы она была о нем хорошего мнения. «Проклятье, неужели я влюбился в нее?» – озадаченно спрашивал он себя. Ответа у него не было. Хотя он тысячу раз произносил слова любви, при этом ему было неведомо это чувство и он не понимал того, о чем распевают поэты и ради чего готовы умирать мужчины и женщины. Он решил пока что отложить эту головоломку, чтобы разобраться с ней позднее. Он знал лишь, что ему хочется услышать голос Тары так, как ему уже давно ничего не хотелось, но пробиться к ней он не мог, как ни старался.
   Он звонил ей снова и снова, но все его звонки оставались без ответа. Оператор дважды безропотно подтверждал ему, что телефон абонента в полной исправности. Он стал подумывать о том, чтобы прыгнуть за руль своего роллса и отправиться к ее квартире в Элизабет-Бэй. Но он не был уверен, что она окажется на месте – она запросто могла отправиться куда-нибудь, чтобы компенсировать испорченные выходные, и тогда он колесил бы по Сиднею, как безумец, а она в это время могла бы пытаться дозвониться ему сюда, в особняк. И поэтому он оставался на месте, коротая одиночество с бутылкой виски на диване и телефонным аппаратом под рукой.
   Звонок раздался в половине второго ночи, когда он уже отчаялся услышать ее голос этой ночью. Он понял, что это она, стоило ему услышать первый звонок, и сердце его екнуло.
   – Грег?
   – Он самый.
   – Как поживаете?
   – Думаю о вас. В последнее время я только этим и занимаюсь.
   – Это… мило с вашей стороны.
   – Послушайте, Тара… мне очень жаль, что сегодня все так вышло… Господи, это был настоящий фарс. Дурацкий фарс.
   – Не волнуйтесь, я все понимаю.
   – Когда я смогу увидеть вас? – На другом конце линии возникла легкая пауза, и Грега объяло ощущение чего-то такого, что он не в силах был объяснить.
   – Грег, вот о чем я подумала… я хотела бы поехать туда, где нет людей… где нам никто не помешает. Что вы скажете насчет того, – она вновь выдержала паузу, и он затаил дыхание, – чтобы съездить в Эдем?
   Эдем! Это было последним, что он ожидал. Он судорожно принялся взвешивать все за и против, лихорадочно размышляя.
   – Судя по тому, что вы мне рассказывали, – продолжала Тара, – это самое идеальное место для двоих людей, которые хотят остаться наедине.
   «Или для троих», – зло подумал он, вспоминая то время, когда он был там вместе со Стефани и Джилли.
   – Эдем? Даже не знаю, что и сказать…
   Судя по всему, Тара ожидала чего-то подобного:
   – Что ж, я понимаю, Эдем таит в себе некоторые неприятные для вас воспоминания.
   – Так оно и есть. Послушайте – почему бы нам с вами не съездить на недельку в Голубые горы? Это было бы по-настоящему…
   Но Тара не дала ему договорить:
   – Мы с вами оба слишком популярны. Отделаться от ваших фанаток нам не удастся ни за что.
   – Или от ваших поклонников, моя красавица, – негромко проговорил он.
   – Грег… – Голос ее смягчился. – Мне просто хочется остаться с вами наедине…
   – Правда?
   – Правда. В Эдеме.
   Он ненадолго задумался. Там они уж точно будут вдвоем. И тогда она никуда от него не денется. В такой глуши нельзя будет вызвать такси. Принять решение оказалось легко.
   – Хорошо. Поедемте. Завтра. Я свяжусь по радио с тамошней экономкой Кейти и предупрежу ее о нашем приезде.
   – О Грег, как это замечательно!
   – Возьмите с собой купальный костюм. И не беспокойтесь насчет всего остального. – Он помолчал, давая ей возможность сообразить, что он имеет в виду. – В Эдеме нет никаких причин наряжаться.
   – Бикини, футболка и джинсы, обещаю. Но как же мы доберемся туда?
   – Это как раз самое легкое. Сначала мы полетим в Дарвин, а там возьмем легкомоторный самолет. Я даже сам могу сесть за штурвал.
   – Вы умеете летать?
   – Умею ли я летать? – «Ну, погоди, – подумал он. – Я подниму тебя на такую высоту, на какой ты еще никогда не бывала». Но вслух он произнес:
   – Лицензию пилота я получил еще много лет назад. Кстати, я могу показать вам Эдем с воздуха – там на особые случаи имеется легкий самолет. От вас требуется только собрать вещи. Транспорт я обеспечу. В котором часу, я еще не знаю, но это будет завтра. Я позвоню.
   – Хорошо, договорились.
   – Ладно… чем вы сейчас занимаетесь?
   – Я… – Тара выдержала соблазнительную паузу, – лежу в постели со своим… котом.
   – Я могу приехать и присоединиться к вам.
   – Нет, не надо.
   Грег рассмеялся. Он прекрасно знал, что это была лишь видимость сопротивления, часть ритуального танца – атака и отступление. И он перешел к атаке. Черный король должен взять белую королеву. Без борьбы.
   – Я могу приехать – туда, куда скажете – уже через пять минут, – лениво протянул он.
   – Нисколько в этом не сомневаюсь. – Судя по тону Тары, намек не остался ею незамеченным, но при этом она нисколько не смутилась. – Но девушке нужно иногда отдыхать. Я позвоню вам утром.
   – Хорошо. Поцелуйте вместо меня своего кота.
   – Ладно. Спокойной ночи, Грег.
   – Сладких снов, крошка.
   Вернув телефонную трубку на аппарат, он откинулся на спинку дивана. Он все-таки добился своего, и это – решающий шаг к победе. Все складывалось как нельзя лучше. Он чувствовал себя прекрасно. Что же все-таки сокрыто в этой женщине? Несомненно, в ней есть какая-то изюминка, поскольку давно он уже не пребывал в столь приподнятом расположении духа.

   Знай Грег о том, что на другом конце города, в Элизабет-Бэй, Тара испытывала не меньшее чувство торжества, его самолюбию был бы нанесен серьезный удар. Тара едва сдерживалась, чтобы не запрыгать от радости. Она добилась своего, и это – решающий шаг к победе. Пока все шло как по маслу. И это было совсем нетрудно. После всех своих планов, хитроумных уловок и страхов она вдруг применила безошибочную тактику, которая позволила ей заманить Грега туда, откуда все началось. И там ему не избежать возмездия. Он от нее уже не уйдет.
   Осуществить задуманное оказалось на удивление легко. Но и без потерь не обошлось. Ей пришлось отвергнуть Дэна. Но, затратив столько времени и усилий, она не могла отказаться от поездки и непреодолимого желания достичь поставленной цели. Не могла она позволить себе и роскоши признаться во всем Дэну и дать ему возможность перехватить у нее инициативу, обратиться к властям и решить все законным способом. С таким же успехом она могла заявить на Грега в полицию сразу же после несчастного случая. Нет, она должна – у нее просто нет выбора – закончить все в одиночку. Даже ценой потери любви Дэна. То же самое отчаянное стремление к независимости, которое помешало ей, оказавшись в Сиднее, всего лишь снять трубку телефона, чтобы вернуть себе свой статус и свое материальное благополучие, поддерживало ее и сейчас. И этой ночью, полной скорби и печали, у нее окончательно созрел план последней, роковой атаки, которая должна была непременно увенчаться успехом, поскольку ради возмездия она пожертвовала всем, что было ей дорого. Размышляя об этом в сумрачные предрассветные часы, Тара была уверена, что так оно и будет. В Эдеме она окажется у себя дома. И на сей раз Грега, а не ее, будет поджидать неприятный сюрприз. И, как когда-то Грег, она сумеет воспользоваться своим преимуществом!
//-- * * * --//
   Рассвет занялся над Эдемом взрывом солнечного огня, обратив тьму в паническое бегство и залив ранчо теплом и светом. Где-то в зарослях буша, рядом с тлеющим костром, зашевелилась чья-то фигура, словно кто-то выходил из транса. Крис, один из помощников на ранчо, завершил свою вахту. И теперь он чувствовал себя так, словно родился заново после погружения в мистический, духовный мир, в котором с начала времен заключено сознание всего сущего и в котором прошлое и настоящее переплелись настолько тесно, что стали основой бытия. Крис знал, что не может лишиться своего дара погружаться в мир грез наяву, поскольку именно в нем и заключалось его знание природы, войны и хитрости врага. Только таким способом настоящий абориген может научиться тому, как должен действовать, и осознать, в чем заключается его долг перед теми, кого он призван защищать. Именно в таких снах духи предков нашептывали ему на ухо и направляли его шаги, а некоторым сновидцам – очень и очень немногим – передавали знания о грядущих событиях, так что этим избранным даровано видеть будущее с такой же ясностью, с какой все остальные видят прошлое.
   Крис и был таким сновидцем, причем с самого детства. И потому, когда он временами пропадал, чтобы разжечь костер в ночи или провести день в буше, его брат Сэм прикрывал и заменял его. Хотя сегодня в этом не было необходимости, поскольку Крис вернулся вовремя, дабы приступить к выполнению ежедневных обязанностей, вернулся озаренный внутренним светом, возрожденный и вооруженный намеками и знаками такого рода, которые никто и понять толком не мог.
   Вот почему никто из аборигенов не выказал ни малейшего удивления, когда Кейти Басклейн, служившая экономкой в Эдеме на протяжении вот уже более сорока лет, сообщила им новости, которые только что получила из Сиднея по радио.
   – К нам едет погостить Грег Марсден и везет с собой женщину. – Как Кейти ни старалась, неодобрение, прозвучавшее в ее голосе, было несомненным. А еще она была разочарована тем, что братья не проявили ни удивления, ни тревоги. Можно было подумать, что они заранее знали об этом. Кейти прожила в Эдеме достаточно долго и подозревала, что они действительно могли знать. Необязательно все подробности событий, но наверняка то главное, что должно было произойти в их доме. Голос Всевышнего звучал повсюду, и они слышали его, принимая неизбежность сказанного им как должное.
   – Что ж, мы готовы к его приезду – так что пусть не надеется, что застанет нас врасплох. – Маленькие черные глазки Кейти от ненависти превратились в щелочки. Она так и не простила Грегу тот несчастный случай со Стефани – девочку, оставшуюся без матери, она воспитывала как собственную дочь, причем единственную, другой у Кейти никогда не будет. Долгое время она цеплялась за безумную надежду, что однажды случится чудо и Стефани запросто войдет в дверь Эдема. А когда надежда эта окончательно угасла, вместе с нею умерла и часть ее души. А теперь сюда приезжает он, воображая себя хозяином дома Стефани и старого Макса. Одна только мысль об этом была настолько невыносима и неприятна для Кейти, что она не утерпела и достала свой дробовик. В тот день она подстрелила множество кроликов, всякий раз представляя, что каждый из них – это Грег, и ни разу не промахнулась. Хотя, будь у нее выбор в том, как избавиться от этого джентльмена, она предпочла бы скормить его крокодилам по частям.
   Тем не менее он ехал сюда и его следовало принять должным образом.
   – Сэм, подстриги лужайки, пусть они и не сильно заросли травой, но после стрижки будут выглядеть еще лучше. Крис, хорошенько осмотри всех лошадей, полагаю, ему захочется прокатиться верхом, а я займусь внутренними помещениями, хотя и там особо нечего делать… в общем, мы справимся. В конце концов, долго он тут не задержится. Пару дней потерпим, а потом жизнь вернется в обычное русло. – Впоследствии, оглядываясь назад, Сэм иногда спрашивал себя, а не было ли у Кейти ви́дения и не слышала ли она голос дýхов, раз с такой точностью предсказала, что должно было произойти.

   Ни ви́дение, ни сон не могли успокоить мятущуюся душу мужчины, стоявшего в очереди в аэропорту Сиднея, чтобы купить билет в один конец до Квинсленда. Дэн, усталый и измученный, выглядел постаревшим на добрый десяток лет. Он сделал все, что мог, и проиграл. Всю свою душу он вложил в попытку завоевать и покорить Тару Уэллс, но не взял даже первый рубеж. Он сходил с ума от гнева, вспоминая ее в постели, обнаженную и раскрывшуюся перед ним, словно цветок – мысли о ее прекрасной груди не давали ему спать по ночам, – но каким-то невероятным образом она ускользнула из его рук. Что он сделал неправильно? Почему потерпел неудачу? Почему? Почему?
   Но, несмотря на самобичевание и горькие раздумья о случившемся, в глубине души Дэн отдавал себе отчет в том, что не виноват в случившемся. Тара сбежала из его объятий не потому, что испугалась, и не потому, что он выставил себя неумехой, а из-за той тени, загадочной и неуловимой, которая нависала над ними с самого начала. Во время своей поездки в Сидней ему так и не удалось узнать что-либо новое о ней, зато он выяснил, что у нее кто-то есть. Впрочем, это знание ничем не помогло ему, став лишь источником новых душевных мук. А еще он так и не смирился с ее отказом посвятить его в свою тайну, впустить в свой мир.
   Что ж, он отступает. Он ненавидел и презирал себя за это, как ненавидел и Тару. Но у него просто не было выбора. Сцена, разыгравшаяся прошлой ночью у подъезда дома Тары в Элизабет-Бэй, окончательно убедила его в том, что у них нет будущего. «Лучше отойди в сторону, пока еще не поздно, – сказал он себе. – Я достаточно страдал, а она причинила мне достаточно боли. Мне придется научиться думать о ней как о роскошной машине, в которой недостает двигателя, – прекрасной, но ущербной». Приняв такое решение, он заплатил за билет, повесил на плечо сумку, а чемодан сдал в багаж. К обеду он уже вернется обратно на Орфей и приступит к выполнению задачи, на которую у него наверняка уйдет вся оставшаяся жизнь – постепенно преодолеть ту душевную боль и мучительное чувство несправедливости, которые сейчас вызывала у него Тара.
//-- * * * --//
   Подобно всем крупным аэропортам, аэропорт Сиднея привычен к драматическим сценам радостных встреч или слезных прощаний, спешным и бестолковым телефонным звонкам, совершаемым в последнюю минуту. Если судить по этим стандартам, то звонок, сделанный пассажиром, вылетающим в Дарвин, не был ни особенно примечательным, ни сколь-нибудь интересным.
   – Алло… Джилли?
   – Да… кто это?
   – Это Тара.
   – Что тебе нужно?
   – Я просто хотела сообщить тебе кое-что… Я хочу сказать тебе… я хочу сказать тебе правду…
   – Какую правду? – От страшного предчувствия у Джилли перехватило дыхание.
   – Я в аэропорту. С Грегом.
   – Нет!
   – Я лечу с ним в Эдем.
   – Ты не можешь…
   – Мы в аэропорту. И улетаем через несколько минут.
   – Который час? Когда…
   – Я подумала, что ты должна знать. – В голосе Тары прозвучала искренняя забота.
   – Мне казалось, ты говорила, что между тобой и Грегом ничего нет! – Джилли сорвалась на крик, в котором утонули ее последние слова.
   – Я обманула тебя. Я не знала, как ты отнесешься к этому, когда узнаешь, что мы вместе… и боялась. Но теперь об этом узнают все. Прощай, Джилли.
   – Не смей… – На другом конце линии раздался щелчок. Тара повесила трубку.

Глава восемнадцатая

   Легкомоторный самолет кругами спускался по безоблачному небу к крошечной точке, которая и была Эдемом.
   – Вот он, – сказал Грег. Повернувшись к Таре, он взял ее за руку. – Надеюсь, он оправдает ваши ожидания. Как вы сами видите, здесь нет ничего особенного. – Он улыбнулся ей. – Нам придется самим придумывать себе развлечения.
   Тара машинально улыбнулась в ответ.
   – О, я уверена, что мы с вами сможем развлечься… как-нибудь. «Какое это странное чувство, – подумала она, – учиться флиртовать с собственным мужем и соблазнять его». Она опустила взгляд на руку Грега, лежащую у нее на колене. Сильная и жилистая, с развитыми за долгие годы игры в теннис мышцами, она была так же красива, как и все остальное в нем. Она легонько пробежалась кончиками пальцев по золотистым волоскам, растущим на тыльной ее стороне, и вдруг в памяти у нее всплыли воспоминания о руках Дэна – покрытых коричневым загаром, с более длинными и тонкими, чем у Грега, пальцами, с коротко подстриженными и ухоженными ногтями и темно-коричневыми волосками… и она непроизвольно стиснула руку Грега.
   – Эй, крошка! – Подобное проявление повышенного внимания удивило Грега и польстило ему. Он уже готов был отреагировать в свойственной ему манере, и лишь близость пилота в маленькой кабине удержала его от того, чтобы поцеловать и коснуться ее. «В конце концов, это она здорово придумала – съездить в Эдем», – подумал он.
   Впереди уже отчетливо виднелись ранчо и его окрестности, словно кукольный домик в оазисе окружавшей его зелени. Перед домом неестественной голубизной искрился плавательный бассейн, похожий на крошечное круглое зеркальце. А за Эдемом до самого горизонта простерлась рыжая, выжженная солнцем равнина. При взгляде на эту красоту у Тары защемило сердце. Как мог Грег говорить, что здесь нет ничего особенного? Эдем был ее маленьким чудесным миром, и бóльшую часть жизни он удовлетворял все ее желания и потребности, и даже больше. И теперь он поможет ей осуществить эту последнюю, особую миссию, по окончании которой Стефани Харпер обретет свободу и одновременно успокоится до конца жизни. Она искоса взглянула на Грега, который приник к окну, когда самолет начал снижение. Она отметила его безупречный профиль, высокий лоб, прямой нос, резко очерченные губы и ощутила прощальную грусть. Боже, как же он все-таки красив. Но должен быть уничтожен.
   Грег знал, что Тара смотрит на него, и его просто распирало от тщеславия. Он перестал копаться в своих размышлениях над тем, почему эта женщина вдруг обрела для него столь важное значение. Он не был склонен к самоанализу, равно как и никогда не ставил под сомнение свои желания или мотивы. Для него требования его собственного эго всегда стояли на первом месте, и он следовал им без малейших колебаний или раздумий. Точно так же сейчас он жаждал Тары. Но он отдавал себе отчет в том, что, выражаясь его собственным языком, он «был поглощен страстью к ней» сильнее, нежели к любой другой женщине в своей бьющей ключом сексуальной жизни. Правда, нельзя было сказать, что ему это не нравилось. Напротив, ощущение эйфории, охватившей его, после того как она позвонила ему и предложила съездить в Эдем, до сих пор не покидало его. Он обнаружил, что с каждой минутой, проведенной в ее обществе, оно лишь нарастает. «Если это любовь, то пусть она подсекает меня, укладывает на обе лопатки и ведет за собой – я готов, – с удовлетворением думал он. – Достойнее парня для этого все равно не сыскать».
   – Скоро будем на месте, – сообщил им пилот. – Осталось совсем немного.
   А на земле обитатели Эдема собирались встречать самолет и его пассажиров. С верхушки старой водонапорной башни Крис еще издали приметил небесную птичку и смотрел на нее пристальным немигающим взглядом, до тех пор пока она не оказалась у него над головой. Он нес здесь вахту с самого рассвета не потому, что ожидал прибытия самолета в столь ранний час, а потому, что ему требовалось это высокое и уединенное место для мистического единения с природой и теми событиями, которые им предстояло пережить. И сейчас он недвижимо сидел на корточках на верхней площадке древней деревянной башни, словно в немом созерцании того, как силы, не повинующиеся ему, но доступные его пониманию, сводили вместе главных действующих лиц для последнего акта драмы.
   А под сенью эвкалиптов Кейти услышала высокий вой мотора приближающегося самолета. Тут же закончив кормить кур, она поспешила навстречу нежеланным гостям. Поставив пустые ведра из-под зерна рядом с дверью кухни, она зашагала к посадочной полосе позади дома, небрежно вытирая руки о фартук. Она решила, что не станет переодеваться, причесываться или иным образом приводить себя в порядок. «Не хочу, чтобы этот чертов подлец думал, будто я рада его видеть», – сердито думала она. Постаревшая, сгорбленная, невысокая и высохшая, но по-прежнему неукротимая, она решительно вышагивала по рыжей земле с таким видом, будто при каждом шаге ее нога сплющивала лицо Грега Марсдена. «Когда-нибудь я так с ним и поступлю», – с мрачным удовлетворением шептала Кейти.
   Позади нее из конюшни неслышно выскользнул Сэм, который только что напоил и накормил лошадей, хотя обыкновенно по утрам этим занимался Крис. Перепрыгнув через решетчатую ограду, отделявшую двор и дом от остальной территории, он последовал за Кейти ко взлетной полосе, держась в нескольких шагах от нее. Слева он заметил брата, который спускался со своего наблюдательного поста на вершине водонапорной башни. Самолет заходил на посадку.
   «Сессна» коснулась земли легко и изящно, и из-под колес у нее на грунтовой полосе взвихрились клубы пыли. Встречающие смотрели, как самолет, прокатившись по земле, остановился, дверца кабины распахнулась, и оттуда выпрыгнула гибкая и стройная фигура Грега Марсдена. Затем он повернулся, чтобы помочь высокой и изящной женщине, чье лицо закрывала широкополая шляпа, но она грациозно сошла на землю без его помощи. Трое молчаливых наблюдателей двинулись вперед.
   – Привет, Кейти, – сдержанно и с опаской приветствовал экономку Грег. Он знал ее мнение о себе и не собирался еще сильнее настраивать эту старую грымзу против себя. – А вы ничуть не постарели. Позвольте представить вам мисс Тару Уэллс. Крис, Сэм, как поживаете?
   – Привет. – Кейти одарила его ледяным взглядом. На Тару она даже не взглянула. А та была только рада, что избежала пристального осмотра. Ее новый облик проходил сейчас самую суровую проверку, поскольку эта женщина знала ее с самого детства и прожила с нею свыше двадцати лет. Но оказалось, что беспокоиться было не о чем. Кейти Басклейн не удостоила незваную гостью даже мимолетного взгляда.
   – Она прилетела к нам из самого Сиднея, – торжественно провозгласил Грег, тщетно пытаясь создать радушную атмосферу, которой не было и в помине. Его слова не произвели на Кейти ни малейшего впечатления. С таким же успехом Сидней мог располагаться хоть на Луне, настолько далеко это было от ее мирка.
   – Я получила ваше сообщение, – равнодушно сказала она Грегу. – Я покажу вам ваши комнаты. – Отвернувшись, она зашагала в сторону дома, а Крис и Сэм подхватили саквояжи, которые передал им из кабины пилот. За спиной Кейти растянулась маленькая процессия, ковыляющая к особняку, а самолет взлетел и направился обратно в Дарвин.
   После изнуряющей жары полуденного солнца снаружи прохлада вымощенных каменными плитами интерьеров огромного особняка стала настоящим спасением. Тара ощутила прилив радости, ступив на широкую веранду и войдя под своды старинного холла. А с нею пришла и гордость истинной многолетней владелицы этой роскоши. «Вот он, мой дом!» Она вернулась к себе домой! Уверенность в себе и собственных силах росла и крепла в ней, подобно тому, как незаметно распускается в ночи упругий бутон цветка.
   Кейти первой двинулась по длинному сумрачному коридору, уводящему вглубь здания, и миновала лестницу, ведущую на второй этаж.
   – Наверху мы больше не бываем, – коротко бросила она. – После… несчастного случая. – Последнее слово она буквально выплюнула, словно оно обжигало ей губы.
   – Должно быть, вам пришлось нелегко, – негромко и мягко заметила Тара. – Полагаю, вы были очень близки с миссис Марсден.
   – Стефани Харпер, – процедила в ответ Кейти, выделив интонацией фамилию, дабы подчеркнуть свое нерасположение к Грегу, – была мне как дочь. – Она резко свернула в комнату по правую сторону, потому не заметила выражения, промелькнувшего на лице Тары.
   – Располагайтесь, – сказала она Таре, обведя коротким взмахом руки гостевую комнату.
   Грег нахмурился. Настал тот самый момент, которого он ждал и боялся. Он должен утвердить себя и свой статус. В конце концов, именно он являлся хозяином дома.
   – Кейти, – сказал он непринужденно, тем не менее в его голосе прозвучала неприкрытая угроза, – я же просил вас подготовить бывшую комнату мисс Стефани. Я бы хотел, чтобы нашей гостье было предоставлено все самое лучшее, чем мы только располагаем.
   – Отсюда тоже открывается недурной вид, – упрямо проворчала Кейти. Но она уже поняла, что все ее усилия защитить старую спальню Стефани пошли прахом. Она двинулась дальше по коридору и распахнула очередную дверь.
   – Вот она, – сообщила экономка. – Здесь ничего не нужно приводить в порядок. Она всегда готова. И осталась такой, какой была раньше. – Пройдя по коридору еще несколько шагов, она отворила дверь соседней комнаты. – Для вас, как вы и просили, подготовлена комната Макса. Обед будет подан через полчаса. – Резко развернувшись, она удалилась.
   «Господи, она могла бы быть забавной, если бы ее хозяйские заботы не доставляли столько ненужных хлопот, – подумал Грег. – Что ж, когда я окажусь в седле, моя дорогая, ты первой отправишься на покой. Даже здесь – в этой проклятой дыре – можно рассчитывать на лучшее обслуживание». Он обернулся к Таре, спеша сгладить неприятное впечатление, которое могло у нее сложиться после знакомства с экономкой.
   – Послушайте, Тара, – вы не должны обращать внимания на Кейти. Она вырастила и воспитала Стефани. Мать Стефани умерла при родах – вот что значит рожать первенца в такой дыре. Это было еще до того, как Макс приобрел легкий самолет как раз для таких вот экстренных случаев. Мне кажется, он и представить себе до этого не мог, что у него что-либо могло пойти наперекосяк. Как бы там ни было, после того как его жена умерла, он посчитал, что в ее смерти виновата дочь, и не пожелал иметь с ней ничего общего. Так что если бы не Кейти, то Стефани наверняка умерла бы. Отсюда и такое преданное к ней отношение. – Он выдержал паузу, желая расставить все точки над «i». – И… я уверен, что она винит меня в гибели Стефани. Она никогда не смирится с этим. Поэтому… если хотите найти с нею общий язык – а если кому-либо и удастся это сделать, так только вам, – то на вашем месте я бы не стал называть Стефани миссис Марсден. Договорились?
   – Я запомню. – Таре пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос ее прозвучал ровно.
   – Я буду в старой комнате Макса, – он глазами показал на соседнюю дверь, – вон там. Если я вам понадоблюсь, то вы знаете, где меня искать. – Он улыбнулся и едва удержался, чтобы не ухватить ее за грудь или за ягодицы. Но Тара еще не была готова – пока, во всяком случае. «Не спеши, приятель, – напомнил он себе, – всему свой черед. Главное – точный расчет, и тогда ты сможешь соблазнить саму Деву Марию». Вслух же романтическим и мягким тоном он произнес:
   – Я рад, что вы здесь, Тара.
   Он взял ее руку и поднес к губам. Тара взглянула на него – выражение его лица было теплым и ласковым, а в глазах светилось желание. За его спиной в открытую дверь видна была огромная спальня Макса, где основное место занимала широкая дубовая кровать, на которой отец и умер. «Именно здесь для меня начался весь этот кошмар, – подумала она, чувствуя, что сердце у нее разрывается от смутной тоски и негодования. – Почему ты не научил меня сражаться за себя, – мысленно обвиняла она Макса, – почему я оказалась такой слабой, что мне пришлось искать в мужчине ту силу, которой я должна была обладать по праву рождения?»
   Губы Грега невесомыми поцелуями касались ее руки. Она испытывала возбуждение, природу которого не могла понять. И вдруг она ощутила на себе чей-то взгляд. По коридору к ним бесшумно приближался Крис, неся в руках багаж из самолета. Она высвободила руку. Грег поднял голову, и на лице его отобразилось неприкрытое раздражение.
   – Я оставлю вас, чтобы вы смогли разложить свои вещи, а сам проверю, как идет подготовка к обеду, – угрюмо сообщил он и зашагал прочь по коридору, мимо Криса. «Этот малый – всего лишь работник на ранчо, чтоб его черти взяли, не позволяй ему испортить тебе настроение», – выругал себя Грег. Тем не менее на каком-то первобытном, глубинном уровне мужское эго обоих бросало друг другу вызов – они были врагами по своей природе. Решительно прогнав все мысли о Крисе из головы, Грег удалился.
   Стоя в дверях своей комнаты, Тара отвернулась, пропуская Криса с чемоданами. Она знала, что не сможет взглянуть ему в глаза и остаться неузнанной. Стараясь говорить как можно небрежнее, она сказала:
   – Поставьте их где-нибудь и можете идти.
   Отступив в сторону, она дала ему пройти. Уже собираясь выйти в коридор, Крис вдруг приостановился и, не глядя на нее, замер в неподвижности, осязая, скорее, ее присутствие, а не внешность. Тара затаила дыхание. Созданная ею легенда в один миг оказалась очень призрачной – один взгляд или слово этого мужчины, и она развеется как дым. Но Крис ничем не выдал своих настоящих мыслей, встряхнулся и озабоченно вышел в коридор.
   Тара облегченно вздохнула, чувствуя, как уходит из тела напряжение, закрыла дверь и на мгновение привалилась к ней спиной, приходя в себя. Затем, выпрямившись, она огляделась по сторонам. Спальня, обшитая кремовыми панелями, с собственной ванной комнатой, просто и естественно распахнула перед нею свои объятия, словно она никогда не уезжала отсюда. Она подошла к туалетному столику, на котором по-прежнему в строгом порядке лежали расчески, баночки и украшения ее девичества, а фотография Макса в тяжелой старинной рамочке доминировала над ними так же, как и Макс в жизни. Повинуясь внутреннему порыву, понять который она даже не пыталась, Тара поднесла рамочку к губам, запечатлела поцелуй на изображении отца под холодным стеклом, после чего сложила подставку и убрала фото в ящик комода. «Прощай, Макс, – подумала она. – Теперь я справлюсь сама. Наконец-то я стала настоящей женщиной, хозяйкой собственной судьбы. Прощай, отец».
   Вдоль одной стены тянулся огромный встроенный гардероб. Открыв его, она обнаружила, что вся одежда Стефани разложена с заботливой аккуратностью. Глаза ее скользнули по полкам и вешалкам, с удивлением и сожалением отмечая, что у Стефани было великое множество нарядов, которые, однако, не принесли ей радости и которые она носила, скорее, для того, чтобы прикрыть свое тело, или потому что продавщицы в магазине говорили ей, будто они идут ей, даже если сама она им не верила. Качая головой, она провела рукой по некоторым предметам из свадебного туалета Стефани, которые привезла с собой из городского особняка Харперов для медового месяца. Как она вообще могла носить подобные вещи? Сам свадебный костюм, хотя и был чудесного голубого цвета, не имел ни стиля, ни красоты. Сняв с вешалки, она приложила его к себе и посмотрелась в зеркало. «Я надела его в тот день, когда выходила замуж за Грега», – в немом изумлении сказала она себе. Глядя на собственное отражение, Тара вдруг поняла, как сильно изменилась. Костюм был велик ей и выглядел совершенно безвкусным. Бедная Стефани. Тара решительно вернула костюм обратно в гардероб. Вся эта возня с нарядами, модой или макияжем никогда не нравилась Стефани.
   Тара пересекла спальню, направляясь к тому, что составляло предмет ее радости и гордости, помимо вороного жеребца Кинга, – великолепному стереокомбайну, колонки от которого, со своей обычной решимостью иметь только самое лучшее, Макс разнес по всем комнатам, чтобы она могла слушать любимую музыку, где бы ни находилась. Открыв дверцы музыкального центра, она ласково пробежалась пальцами по пластинкам и кассетам. Все прежние любимые вещи Стефани стояли на своих местах – и Пятая симфония Бетховена, и Бранденбургские концерты Баха. Но сейчас она предпочла бы послушать какой-нибудь непритязательный и дерзкий хеви-метал или, например, Билли Холидея. «А ты прошла долгий путь, Стефани», – с нарастающим восхищением сказала она себе.
   Ощущая некое восторженное спокойствие, Тара отворила французскую двустворчатую дверь и вышла на веранду, протянувшуюся вдоль всего дома. Справа от нее находились окна спальни Макса, где будет ночевать сегодня Грег. Она стояла в прохладной тени выложенной элегантным песчаником веранды, застыв на полпути между комфортной жизнью внутри и жаровней на открытом воздухе снаружи, под палящими лучами солнца. Она молча смотрела на лужайки, любимый розовый сад и бассейн, на аккуратные хозяйственные постройки и пустынную выжженную равнину за ними, вдыхая густой теплый воздух, насыщенный воспоминаниями. «Вот он, мой родной дом, – думала она. – Это – край моего сердца. Здесь я родилась на свет, и тогда же он стал частью меня».
   Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд и резко обернулась. Слева от нее, вдали от веранды, в тени эвкалиптов у огорода стоял Крис. Он не шелохнулся, но она чувствовала, что он не сводит с нее глаз. Она прекрасно знала, что, даже стой он ближе, она не смогла бы прочесть выражения, таящегося в подвижной глубине его зрачков. Он всматривался в нее с напряжением и сосредоточенностью, недоступными кому-либо еще из ее знакомых. О чем он думал? Кто знает? Но его присутствие не казалось ей угрожающим. Совсем напротив. Тара черпала в нем утешение и поддержку, выразить которые не могла. Она долгим взглядом окинула его маленькую, неподвижную фигурку под высокими деревьями, а потом повернулась и вошла в дом. Выбрав из коллекции кассету Моцарта, она вставила ее в магнитолу, приглушила звук и прилегла на постель. Комнату наполнила музыка, радостная и веселая, словно птичьи трели. Тара умиротворенно лежала и слушала ее. Она вернулась домой.
//-- * * * --//
   Посреди жизнерадостного хаоса агентства на Ливерпуль-лейн Джоанну Рэндалл не покидало ощущение, что день не задался. У нее состоялась уже ставшая ритуальной встреча с очередным МУЗом. «Не успеешь прихлопнуть одного, как его место тут же занимает другой», – подумала она. Он настолько радикально переработал сценарий рекламного ролика, что из сегодняшних съемок пришлось убрать одну из лучших моделей Джоанны и сосредоточиться исключительно на рекламируемом товаре. Затем ей пришлось столкнуться со странным и непрофессиональным поведением Тары, которая вдруг, совершенно неожиданно, что было ей решительно несвойственно, позвонила и отменила съемки на следующие несколько дней, не дав никакого внятного объяснения, кроме того, что ее не будет в городе. И наконец – хотя это может быть еще не конец, с тревогой сказала она себе, поскольку день был в самом разгаре, – ее достал бесконечными звонками Джейсон, которому не понравился сценарий сегодняшней фотосессии. Джоанна твердо напомнила ему, что его жалованье никак не зависит от того, будет ли он снимать автомобиль с девушкой, распростертой на его капоте, или же без нее. Но Джейсон не унимался. «Бедняга, – подумала она, – он действительно сходит с ума из-за Тары», – подобно всем остальным, она заметила чувства Джейсона к Таре, равно как и постигшую его неудачу. – Пожалуй, ему нужен кто-нибудь, кто будет мил и приветлив с ним хотя бы некоторое время, чтобы он воспрянул духом, бедненький. А вот меня кто бы пожалел, раз уж меня выбрали на роль матери для него и для всех остальных, причем все они требуют сделать для них то, чего я не могу сделать для себя самой!»
   И вот теперь Джейсон собственной персоной прибыл в агентство, дабы лично, как он выразился, вступить в «последний смертный бой» с рекламщиком. Он вошел в кабинет в тот момент, когда Джоанна тщетно пыталась использовать преимущества своего служебного положения и задавить агента своим авторитетом.
   – Послушай, приятель, я занималась этим еще в то время, когда ты пешком под стол ходил!
   «Старая корова, ты окончательно отстала от жизни», – подумал рекламщик.
   – Это новый подход, – обиженно огрызнулся он.
   – Если он такой новый, то почему нам никто не рассказал о нем? У меня здесь есть моя девушка…
   – Зачем нам нужна девушка? Нас интересует только автомобиль. – Оказывается, терпение у рекламного агента было вовсе не беспредельным.
   – Тебе не нужна девушка? Ты что, голубой? – Джейсону, в общем-то, было плевать на его ориентацию, но он не мог упустить повод позлословить. – Давай я расскажу тебе кое-что об обычных людях, приятель. Им нравятся девушки! Автомобили нравятся им тоже, но они не видят причин, почему им нельзя иметь и то и другое – как пиво и кегли, например.
   – Джейсон прав. Девушка является частью привлекательного посыла, – подхватила Джоанна.
   – Особенно если эта девушка – ваша, правильно, мисс Рэндалл?
   Снаружи, в приемной, разгоралась какая-то перепалка.
   – Я должен увидеть Джоанну Рэндалл. Я не договаривался о встрече, но мне обязательно нужно поговорить с нею.
   – Боюсь, сейчас она очень занята. Я могу узнать, по какому вопросу?
   – Послушайте, дело очень срочное. Я должен поговорить с нею безотлагательно…
   А в Джоанну, оскорбленную намеками агента по рекламе на то, что ее интересует лишь возможность протолкнуть свою девушку в фотосессию, дабы получить свои пятнадцать процентов, как будто бес вселился.
   – Ах ты, дрянной мелкий слизняк, – заорала она. – Грязный педик! Я не желаю выслушивать твои жалкие измышления!
   – Не расстраивайся ты так, мамочка, – вмешался Джейсон. – Иначе пупок надорвешь. Так я снимаю эту сцену или нет?
   – Да!
   – Нет!
   В следующий миг дверь распахнулась, и в кабинет ворвался мужчина. За его спиной маячила растерянная секретарша.
   – Джоанна Рэндалл? Мне надо поговорить с вами. Дело очень важное.
   Агент по рекламе воспользовался представившейся возможностью, чтобы выпутаться из безвыходного положения.
   – Я не прощаюсь, – заявил он и выскользнул из кабинета, прежде чем кто-либо успел остановить его. Джейсон и Джоанна, раскрыв от изумления рты, во все глаза уставились на незваного гостя. Первым пришел в себя Джейсон, узнав во вновь прибывшем того самого мужчину, который помешал его съемкам, когда явился к нему на студию в поисках Тары. Ощутив знакомый укол ревности, причем в тот самый момент, когда он уже решил, что начал забывать Тару, Джейсон тоже решил откланяться.
   – До встречи, мамочка, – прощебетал он на прощание.
   По лицу Джоанны, которое, правда, еще не было готово цветом соперничать с ее волосами, можно было изучать все оттенки красного. Она подобралась, готовясь излить свой гнев на голову этого… дятла, который вторгся в ее святая святых в тот самый момент, когда она работала.
   – Послушайте, мистер… – вежливо прошипела она.
   – Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, – ровным голосом ответил он, выдержав ее взгляд, – спешу заметить, что я – друг Тары и что дело у меня действительно важное.
   Его уверенный и даже властный тон заставил Джоанну поумерить пыл. Лицо его было серьезным, а манеры – решительными.
   – Меня зовут Дэн Маршалл. Я могу присесть? – Не дожидаясь ответа, он уселся перед столом Джоанны и быстро заговорил:
   – Мисс Рэндалл, я живу на севере. В Сидней я прилетел, чтобы повидаться с Тарой, а потом вернулся в Квинсленд. Там я получил кое-какие сведения, которых ждал долгие месяцы.
   – Простите, как, вы сказали, вас зовут? – Джоанна была окончательно сбита с толку. «О чем он говорит?»
   – Маршалл, Дэн Маршалл. То, что я узнал, показалось мне настолько важным, что я тут же решил вернуться и сел на первый же обратный рейс. Речь идет о Таре.
   – Послушайте, откуда вы знаете ее?
   – Мы познакомились с нею в Квинсленде – и довольно давно. – Он заколебался. – Мисс Рэндалл, я знаю, что Тара доверяет вам.
   – Ну… – Теперь настала очередь Джоанны проявить неуверенность. – Настолько, насколько она вообще способна доверять кому-либо.
   – Что она рассказывала вам о себе?
   Джоанна никак не могла понять, к чему он клонит.
   – А почему вы спрашиваете об этом?
   Дэн покраснел, но глаз не отвел.
   – Я люблю Тару, – сказал он. – И просил ее стать моей женой.
   – Вот как. – В голове у Джоанны зазвенели тревожные колокольчики. Быть может, он – один из тех сумасбродов, которые преследуют знаменитых и красивых женщин?
   – Но она встречается с другим мужчиной. Я хочу знать, кто он.
   Джоанна решила, что с нее довольно. В чем бы ни заключались его проблемы, она – не советчик по личным вопросам, спешащая на помощь полоумным чудикам, которые бродят по улицам в надежде встретить одну из ее очаровательных клиенток. Она сделала глубокий вдох.
   – Так вот в чем все дело, мистер Маршалл…
   Пропустив ее замечание мимо ушей, он продолжал:
   – Это… Грег Марсден?
   – Послушайте… вы кажетесь мне разумным человеком. Нет, правда. Но вы должны понять, что я никогда не вмешиваюсь в личную жизнь своих клиентов. Я уверена, что вы…
   – А что, если я скажу вам, что такой женщины, как Тара Уэллс, не существует?
   – Что?
   – Да!
   – Вы имеете в виду… вы хотите сказать, что Тара Уэллс – это ее ненастоящее имя? Многие модели…
   – Дело не только в этом.
   Голова у Джоанны пошла кру́гом. Что, черт возьми, хочет сказать ей этот человек?
   – Что ж, если она – не Тара Уэллс, то кто она такая на самом деле?
   Он ответил не сразу. А когда ответ все-таки прозвучал, то показался ей еще бессмысленнее.
   – Стефани Харпер.
   Казалось, что за те несколько мгновений, что Джоанна переваривала услышанное, прошли долгие часы. А Дэн продолжал, и голос его звучал настойчиво и властно:
   – Стефани Харпер не погибла в результате несчастного случая на охоте на Аллигаторовой реке. Она не утонула, и ее не сожрал крокодил, напавший на нее, как принято считать. Да, она сильно пострадала, в этом нет никаких сомнений. Но каким-то образом – не знаю, каким именно, – она сумела добраться до клиники в Северном Квинсленде, где в течение нескольких месяцев ей был сделан ряд операций, полностью изменивших ее внешность. Затем она вернулась в Сидней под именем Тары Уэллс.
   – Ха! Неужели вы думаете, что я вам поверю? Да это – самая нелепая басня, которую я когда-либо слышала!
   – Уверяю вас, это правда. И теперь, помимо меня самого и одного моего друга из полицейского управления Квинсленда, который занимается розыском пропавших без вести, вы – единственная, кто знает об этом.
   – Но… Стефани Харпер было около сорока лет.
   – Так и есть – если только она еще жива!
   В голове у Джоанны все перепуталось, и она отказывалась что-либо понимать. Этого просто не могло быть. Она поняла, что должна сделать.
   – Боюсь, что сейчас я очень занята, мистер Маршалл. Поэтому не будете ли вы так любезны…
   – Доктор Маршалл, – сердито поправил он ее. – Я – тот самый пластический хирург, который и провел эти операции. Можете навести обо мне справки в Австралийской медицинской ассоциации. Я специализируюсь на косметической и восстановительной хирургии. Я помог появиться на свет Таре Уэллс!
   – Вы – врач?
   – Да, черт побери! Еще никогда прежде я не предавал доверия своих клиентов. – Он громко застонал, и на мгновение маска профессиональной сдержанности спала с его лица. – Но… еще никогда прежде я не влюблялся в свою пациентку. Вдобавок, я полагаю, что ей грозит нешуточная опасность.
   – Опасность?
   – Да. Все настолько очевидно, что я чувствую себя полным идиотом, что не догадался об этом еще до того, как узнал, кто она такая. – И Дэн быстро и коротко рассказал ей о желании Тары изменить внешность, о каком-то важном проекте, отказаться от которого она не могла ни под каким предлогом, и о ее вынужденном признании, что у нее есть кто-то еще, хотя он был совершенно уверен в том, что она не любит этого таинственного соперника. Все это свидетельствовало только об одном.
   – Я полагаю, что она пытается свершить примитивное правосудие, отомстить всем, кто дурно обошелся с нею, не доверяя обществу в том, что оно способно сделать это вместо нее. И как же глупо или, наоборот, храбро она поступила, объявив войну человеку, который один раз уже пытался убить ее и вынужден будет сделать это снова, если разгадает ее замысел. Мисс Рэндалл, – голос у Дэна сорвался, а когда он заговорил снова, то вложил в него всю свою убежденность и спросил: – А теперь вы скажете мне, с кем она встречалась? Кто он?
   Еле слышным шепотом Джоанна ответила:
   – Грег Марсден.
   По лицу Дэна разлился жаркий румянец.
   – Где я могу найти Тару?
   – Не знаю.
   – Перестаньте! Придумайте что-нибудь правдоподобное!
   – Думаю, что Грег Марсден по-прежнему живет в особняке Харперов на Дарлинг-Пойнт. Тара может быть с ним.
   – Благодарю вас, мисс Рэндалл. Вы – ее настоящий друг.
   Поспешно покидая кабинет, он послал ей ослепительную улыбку, которая преобразила его взволнованное смуглое лицо. «Господи, – с сожалением подумала Джоанна, – почему я сразу не заметила, какой ты красавчик?»
//-- * * * --//
   «Пока что все идет хорошо. Продолжай в том же духе, и все у тебя получится», – сказала себе Тара, направляясь по галерее на кухню Эдема. Она вынуждена была признать, что обед прошел в приятной атмосфере, поскольку Грег из шкуры вон лез, чтобы очаровать ее. Совсем как в первые дни знакомства Грега и Стефани – правда, в поведении его произошли некие неуловимые перемены. В свою заботу о ней он вкладывал больше чувства и искреннего тепла. Впрочем, бедную Стефани обмануть было так легко. Она ведь никогда не знала настоящей любви и потому с готовностью удовлетворилась фальшивкой.
   Тара вошла на кухню без предупреждения, что заставило Кейти покраснеть и пристыженно спрятать бутылку кулинарного шерри в один из буфетов. Подойдя к столу, Тара сгрузила на него несколько тарелок, которые захватила из столовой в качестве предлога своего прихода сюда.
   – Я как раз собиралась идти за ними, – с подозрением сказала Кейти. – Не стоило вам утруждаться.
   Тара подошла к ней вплотную.
   – Я хотела поблагодарить вас за чудесный обед, Кейти…
   Но ее прервал Грег:
   – А, вот вы где. Я пришел узнать, чем бы вы хотели заняться после обеда. Хотите развлечься?
   – Все зависит от того, как именно.
   – Не желаете полюбоваться на окрестности, прокатившись на лошади? Ездить верхом я научился еще в раннем детстве.
   «Ездит он верхом, это смешно! – мысленно возмутилась Кейти. – Видел бы ты Стефани верхом на Кинге! Она носилась как ветер, еще когда ей было всего пять или шесть лет от роду. Никогда не видела, чтобы кто-либо мог управляться с ним, кроме нее». – Ее вдруг обуял страх.
   – Кинг – ее конь. На нем никто не ездил, кроме нее!
   – Никто и не собирается садиться на Кинга, Кейти, – с раздражением отозвался Грег. – У нас здесь масса других лошадей. Я подожду вас снаружи, Тара.
   Выйдя из кухни, Грег отправился на конюшню, чтобы отдать нужные распоряжения и оседлать лошадей. Но Крис и Сэм как сквозь землю провалились. Чертовы аборигены! Когда они нужны, их днем с огнем не найдешь, зато вечно путаются под ногами, когда их присутствие нежелательно. К тому времени как он все уладил, Тара была уже готова. Стоя на покато спускающейся веранде с изящным кованым ограждением, они ожидала, когда им подведут лошадей.
   – Я поручил Сэму оседлать для вас какую-нибудь смирную кобылу, – сообщил Грег. – Несчастный случай нам совсем ни к чему.
   Тара улыбнулась про себя.
   – А вот и они.
   Показался Сэм, ведущий на поводу огромного гнедого жеребца шестнадцати ладоней в холке для Грега и невысокую чудесную лошадку для нее. Взяв поводья, Тара ласково потрепала ее по шее.
   – Сэм, – раздраженно окликнул аборигена Грег, поднявшись в седло, – помоги леди сесть на лошадь.
   – Не надо, я сама. – Тара с улыбкой остановила Сэма. Она ловко и изящно поднялась в седло и подобрала поводья.
   – Вот это да! – В глазах Грега светилось неприкрытое восхищение. – А есть ли что-либо, чего вы не умеете делать хорошо?
   Тара заставила себя многозначительно заглянуть ему в глаза:
   – У нас еще будет время, чтобы выяснить это, не так ли?
   С этими словами она вонзила шпоры в бока лошади, с ходу переведя ее в галоп, и как ветер понеслась вниз по подъездной аллее, прежде чем он успел пошевелиться. До нее донесся его восхищенный смех и возглас:
   – Эй! Подождите меня! – Пока он безуспешно пытался сдвинуть с места своего скакуна, которому в жаркий полдень скачек хотелось меньше всего.
   А вот чего Тара не заметила, так это Кейти, которая не устояла перед искушением взглянуть, как будет выглядеть шикарная дамочка из Сиднея верхом на лошади. Экономка вышла из кухни как раз в тот миг, когда Тара, приподнявшись на стременах и прижав локти, вся подалась вперед, пригнувшись к шее своей лошадки, и шептала ей что-то в мохнатое ухо, видно, заставляя ту мчаться еще быстрее. На загорелой физиономии Кейти отразилось недоверие, которое тут же сменилось изумлением. Кровь отхлынула у нее от лица, и она едва не поперхнулась от этого видения. Привалившись плечом к одному из столбов на веранде, чтобы не упасть, она медленно сползла на землю.
   – Эффи, – прошептала она. – Эффи! Ты вернулась!

Глава девятнадцатая

   Людям несведущим безлюдные просторы Австралии зачастую представляются выжженными и унылыми, плоскими и даже опасными, словом, заброшенными землями. Кажется, что от пустынь и бескрайних равнин буквально веет скукой и однообразием – здесь можно сойти с ума или умереть ужасной смертью от неутолимой жажды. Но здесь повсюду чувствуется колдовская магия, и те, кто способен слышать ее музыку, проникаются удивительной и волшебной красотой этого странного пейзажа, обретая свободу в этой бесхитростной простоте пространства. Именно этим немногим и дано владеть древним даром духовного умиротворения и спокойствия. Стефани Харпер неизменно искала и находила его, с тех пор как научилась этому у Криса, и эти бескрайние просторы вокруг Эдема превратились для нее в соборный храм, в котором она не только молилась и радовалась, но и упражнялась, играла и сражалась. И сейчас она вновь ощутила чувство свободы и приятного возбуждения, которое так трудно обрести в городе, направив своего коня навстречу легкому ветру и чувствуя себя новорожденной в этом мире естественной красоты и гармонии.
   Тара и Грег бок о бок мчались по широкой и плоской, выжженной солнцем равнине. Лошади, свежие и ухоженные, охотно вытягивали шеи, соревнуясь друг с другом, легко перепрыгивали через поваленные деревья, преследовали стада кенгуру, убегавших от них со скоростью сорок миль в час, и распугивали попугаев, шумными стаями взлетавших к небу. Несмотря на все усилия Грега (а наездником он был опытным и решительным), маленькая лошадка неизменно держалась впереди, и когда они достигли наконец небольшой рощицы деревьев у реки, которую, по обоюдному согласию, и наметили финишем, то Тара оказалась явным победителем.
   Чувствуя, как весело пульсирует в жилах кровь, запыхавшаяся и сияющая, она слезла со своей лошадки и подвела ее к краю воды. Освободив носовой ремешок уздечки и ослабив подпругу, она позволила ей напиться, умылась сама, после чего увела лошадь в тень дерева.
   – А мне понравилось, – сказала она. – Это было здорово.
   Она повернулась к Грегу, который и не подумал заняться своим конем. Лицо его было чернее тучи.
   – Только не говорите мне, – рассмеялась Тара, – что вы – один из тех мужчин, которые терпеть не могут проигрывать женщинам!
   Поскольку она сразу же угадала причину его досады, он тут же встал на дыбы:
   – Ничуть не бывало!
   – А по вашему лицу этого не скажешь.
   – Вы ошибаетесь. – Он заставил себя улыбнуться. Сейчас, когда Тара стояла перед ним, смеющаяся, очаровательная, полная жизни и радости после скачки, он пренебрег своим проигрышем. Сердце его смягчилось.
   – А ведь вы прекрасно вписываетесь в пейзаж, хочу заметить! Совсем как на показе мод в Сиднее. Где вы научились так ездить верхом? Вы полны сюрпризов.
   Тара рассмеялась:
   – Вам, мужчинам, совсем необязательно знать все. И нам, женщина, всегда приходится придерживать пару тузов в рукаве.
   – Вот как. – Грег был очарован ею. – Мне нравится, как вы смеетесь. Хотя вы и нечасто это делаете. Вы очень красивы.
   Не секунды не раздумывая, он притянул ее к себе и поцеловал. Когда губы их встретились, Тара целиком и полностью отдалась страсти их объятий, прильнув к нему и вернув поцелуй с таким пылом, что мгновенно воспламенила Грега. Он впервые не только поцеловал ее, но и прикоснулся к стройному и гибкому телу, о котором мечтал с тех самых пор, как встретил ее, и миг этот оказался куда слаще, чем он мог себе представить. Тара почувствовала, как его руки обнимают ее, и отреагировала на его прикосновение так, словно долго ждала этого, запрокинув голову и подставляя ему губы для поцелуев, впитывая его любовь с такой жадностью, словно от этого зависела ее жизнь. Она приоткрыла губы для ласк его языка и прижалась к нему всем телом, с женским торжеством ощущая его напрягшееся естество. Она хотела его. Господи, как же она хотела его!
   И вдруг, к невероятному изумлению Грега, она отпрянула, грубо отталкивая его ладонями.
   – В чем дело?
   Она молчала, глядя на него с вызовом во взоре. Он вновь грубо схватил ее и притянул к себе. Когда его лицо оказалось совсем рядом с ее лицом, он угрожающе проговорил:
   – Женщины, которые играют со мной в вероломные игры, вызывают у меня нешуточный гнев. – Он яростно прижал ее бедра к себе, заставляя ощутить свой напряженный член. – Это была ваша идея – приехать в Эдем. Только не говорите, что вы проделали такой путь ради того, чтобы прокатиться на лошади. Даже если и так, то я прилетел сюда не за тем, чтобы подышать деревенским воздухом!
   – Вы делаете мне больно, Грег!
   Он сердито отпустил ее и провел рукой по волосам.
   – Я хочу вас, и оттого, что вы постоянно ускользаете, схожу с ума!
   – Грег… вы наверняка знаете, какие чувства я к вам испытываю. – Она опустила голову. – Но я…
   – Но что?
   – Всякий раз, когда вы прикасаетесь ко мне… я могу думать только о вашей жене. Когда вы обнимаете меня… вы словно предаете ее.
   – Так вот, значит, в чем дело!
   – Мне очень жаль, Грег, но она не выходит у меня из головы.
   Грег судорожно размышлял. Как ему убедить Тару в том, что она может не опасаться незримой соперницы в лице мертвой Стефани? Ни одной живой душе он не признавался в своих чувствах к жене, играя роль убитого горем мужа, овдовевшего молодожена, рассчитывая завоевать симпатии окружающих. Но Тара… она стала для него самым главным в жизни. Он должен рискнуть и рассказать ей правду – даже при том, что может потерять ее, когда она узнает, что он – совсем не такой безупречный джентльмен, каким хочет казаться. Он расскажет ей обо всем. Он должен доказать ей, что достоин ее любви.
   – Ладно, слушайте правду, – с тяжелым сердцем начал он. – А она заключается в том, что я женился на Стефани Харпер ради ее денег. Дела у меня шли не так чтобы очень хорошо. Конкуренция становилась слишком сильной. Я получил серьезную травму колена, и на пъедестал начали восходить такие парни, как Макинрой. А моей игре уже недоставало прежней остроты и свежести.
   Он умолк. Тара словно окаменела, впитывая каждое его слово.
   – Я познакомился со Стефани на благотворительном вечере, который она устраивала у себя дома и, похоже, понравился ей. А я просто подумал: «Почему нет?» Три месяца спустя мы поженились. Но уверяю вас – даже со всеми своими деньгами и положением Стефани Харпер представляла собой второсортный товар! Она была уже немолода. Она была толстой. Она была скучной. И она была фригидной! Мне приходилось напиваться, чтобы заниматься с нею любовью – и даже в этом случае требовалось две недели и паяльная лампа, чтобы ее разжечь. Господи, да я ненавидел эту уродливую тетеху!
   Тара стояла, опустив голову, обуреваемая самыми разными чувствами. Грег не мог видеть ее лица. Он взял ее за руку и голосом, изменившимся до неузнаваемости, негромко сказал:
   – Вы олицетворяете собой все, чего так не хватало моей жене. Тара, я люблю тебя.
   Не сказав ни слова, она отпрянула, подбежала к своей лошади, взлетела в седло и умчалась прочь галопом. Хотя первым порывом Грега было последовать за нею, он решил задержаться и предоставить ей возможность в одиночестве вернуться домой. «Дай ей время, – сказал он себе. – Должно быть, она испытала настоящий шок, увидев меня в столь неприглядном свете». Но он был уверен, что, как бы это ни выглядело со стороны, он разыграл свою карту наилучшим образом. Она ведь сама сказала, что испытывает к нему нежные чувства. Он знал совершенно точно, что она хочет его в физическом смысле, хочет, чтобы он занялся с нею любовью. Мужчина с таким опытом общения с женщинами, как у него, не может ошибаться. Рано или поздно, но она придет к нему. Он ведь любит ее. Разве может это не сработать? И он медленно, давая ей время ускакать подальше, отправился домой, ликуя в душе.
   Далеко впереди, словно сам дьявол гнался за нею по пятам, мчалась Тара, плача, крича и проклиная черное сердце человека, который так подло обманывал ее. Теперь, услышав признание из его собственных уст, она больше не могла сомневаться в гнусности его поступков и справедливости собственной мести. Она растерялась и даже испугалась, когда во время поцелуя почувствовала, как сильно реагирует ее тело на его присутствие. Но теперь она поняла, что это станет частью ее возмездия. Ее тело хотело его – значит, оно его получит. И тогда она с наслаждением использует Грега так, как он использовал Стефани, а его постигнет нестерпимая боль, как та, которую испытала некогда она, боль от осознания того, что его самый сокровенный дар, самая сладкая любовь, которую всеми порами впитывало его тело, удостоилась лишь презрения и отброшена в сторону за ненадобностью. Еще чуть-чуть, еще немного подержать его в напряжении и неведении – и тогда ее карающий меч обрушится на его голову!

   Когда Кейти пришла в себя после обморока, случившегося с нею на веранде, она уже точно знала, что должна сделать. Голова у нее все еще немного кружилась после пережитого шока, и она нетвердой походкой направилась внутрь. Первой ее остановкой стала кухня, где она нетерпеливо устремилась к своей маленькой тайне, в нерушимость которой все еще верила, – к бутылочке кулинарного шерри. Жадно опустошив бокал густой живительной влаги, она почувствовала, как крепость и тепло терпкого напитка успокаивают ее расстроенные нервы. Вновь наполнив бокал, она зашагала по коридору к спальне Стефани. Только там она могла найти доказательства или подтверждения той безумной надежды, которая вспыхнула в ее сердце, когда она увидела, как Тара Уэллс сломя голову промчалась по длинной и прямой подъездной алее Эдема и растворилась в дикой глуши. Ибо есть вещи, которые не в силах изменить ни одна хирургическая операция. Кейти сама учила Стефани ездить верхом. Стиль езды, равно как и посадка, столь же индивидуальны, как и почерк, и скрыть их не так-то легко. В глубине души Кейти подозревала, что Тара и есть Стефани. Теперь оставалось только найти этому подтверждение.
   Закрыв за собой дверь, она поставила бокал с шерри на маленький прикроватный столик и принялась за работу. Выдвинув ящики туалетного столика, она стала методично перебирать их содержимое, но в них не обнаружилось ничего примечательного – трусики, пара бюстгальтеров и футболки. В другом ящике она обнаружила джинсы, коротко обрезанные шорты, бикини и элегантный цельный итальянский купальник. Эта находка заставила Кейти задуматься. Стефани не умела плавать и старалась избегать воды. Причиной тому стал несчастный случай, произошедший с нею в детстве, когда Шкипер, жизнерадостный и чрезмерно игривый колли, тогдашняя охотничья собака Кейти, столкнул ее в бассейн, в котором она едва не утонула. Кроме того, размер этих вещей был решительно несоответствующим. Кейти вывернула одежду и принялась изучать ярлыки. Стефани никогда не была такой стройной в бедрах, во всяком случае с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.
   Изрядно озадаченная, Кейти тем не менее решила не сдаваться. Очередной ящик явил на обозрение роскошное и невесомое кружевное белье, белое и черное. Кейти была поражена до глубины своей пуританской души. Это явно была не Стефани, которая, насколько было известно Кейти, никогда не носила ничего, кроме доброго старого хлопка, начиная с колыбели и до своего исчезновения. Перебрав отделанное рюшами нижнее белье, чтобы убедиться, что под ним ничего не скрывается, Кейти разочарованно запихала его обратно и с раздражением резко задвинула ящик. После этого она присела на кровать и задумалась.
   Неужели она ошиблась? Быть может, старческое зрение сыграло с нею злую шутку и она приняла желаемое за действительное, поскольку отчаянно хотела вновь увидеть Эффи? Старушка покачала головой. Оставался один лишь чемодан. Открыв его, Кейти обнаружила несколько пар туфель, повседневных и на низком каблуке, сандалии, толстый свитер на случай ночной прохлады и несколько модных журналов. Они тоже выглядели слишком уж фривольными для Стефани. «Когда она не подводила балансовые ведомости или не занималась иной писаниной для компании «Харпер Майнинг», то неизменно предпочитала уткнуться носом в хорошую книгу, а не в эту гадость», – с негодованием подумала Кейти. Но под журналами, на самом дне, ее ждала еще одна загадка. В матерчатом пакете настойчивые пальцы Кейти нащупали нечто мягкое и упругое и, к своему изумлению, она выудила оттуда… парик! По длине и цвету он очень походил на волосы Стефани, и на мгновение безумная надежда вновь вспыхнула в сердце Кейти. Но если эта женщина – действительно Стефани, то к чему ей возиться с накладными волосами, когда она могла отрастить собственные? Это не имело никакого смысла. Озадаченная Кейти сложила все вещи обратно и закрыла чемодан.
   Ну что ж, больше ей здесь делать нечего. Расстроенная и потерпевшая поражение, Кейти повернулась, чтобы уйти. Но в следующий миг взгляд ее упал на косметичку в ванной комнате, дверь в которую была приоткрыта. Она лежала на полочке над раковиной перед зеркалом и была застегнута наглухо. Открыв ее, Кейти обнаружила внутри полный набор баночек и лосьонов, кремов и теней для век. Сунув руку внутрь, экономка нащупала на самом дне нечто твердое и вынула оттуда квадратный сверток, обмотанный мягким шелковым головным шарфом. Внутри оказались две фотографии – Сары и Денниса.
   – О господи, ее дети, – в изумлении проговорила Кейти. Присев на край ванны, она откинула голову и заплакала. В ее руках оказалось то самое доказательство, которое она искала. Слава тебе, Господи! Ах, Эффи! Сердце ее переполняли любовь и радость. И вдруг легко узнаваемый стук копыт, раздавшийся на заднем дворе и направляющийся к конюшне, заставил ее прийти в себя. Всадники вернулись. В панической спешке Кейти вновь завернула фотографии в шарф и затолкала их в косметичку. Застегнув, она вернула ее на место на полке и повернулась, чтобы уйти. Задержавшись только для того, чтобы разгладить смятое покрывало там, где она сидела на кровати, Кейти выбежала из комнаты. Она совсем забыла о небольшом бокальчике с шерри, предательски красноречиво оставленном на уголке прикроватного столика Тары.
//-- * * * --//
   Старшим администратором сиднейского аэропорта была женщина, причем женщина очень умная. Не исключено, что именно этим объясняется тот факт, что она смогла разрешить проблему, с которой не смогли справиться ее подчиненные-мужчины. Собственно говоря, проблемой оказалась еще одна женщина, прибывшая в аэропорт в состоянии крайнего возбуждения. Она бестолково пыталась зафрахтовать любой самолет, который доставил бы ее на какое-то ранчо в самом сердце Северной территории, о котором никто из жителей Сиднея и слыхом не слыхивал. Когда же билетные кассиры вежливо предложили ей сесть на коммерческий рейс до какого-нибудь аэропорта, который находился бы поближе к месту ее назначения, она принялась осыпать их оскорблениями. Как всегда бывает в таких случаях, проблему принялись отфутболивать от одного сотрудника к другому, пока она наконец не легла на стол администратору. Но не занимала бы та своего нынешнего места, если бы не умела решать сложные задачи. Она сделала несколько телефонных звонков, пустила в ход капельку административной магии, и вскоре Джилли Стюарт отправилась в полет по первому отрезку долгого пути, который должен был закончиться в Северной территории, в Эдеме.
//-- * * * --//
   А здесь, в глуши, ночь благоухала тысячами ароматов и перекликалась сотнями тоненьких голосков. Грег и Тара прогуливались по розовому саду, но каждый по отдельности. Грег внимательно наблюдал за нею, ожидая от нее первого шага. Вернувшись после верховой прогулки, он обнаружил, что Тара отправилась к себе, дабы принять душ и переодеться, оставив сообщение, что она не желает, чтобы ее беспокоили. Ему ничего не оставалось, как коротать в ожидании долгие часы до обеда. Часть времени он отдал тому, чтобы привести себя в порядок, причем, к собственному удивлению, самым тщательным образом – он не помнил, когда в последний раз принаряжался или уделял своей внешности особенное внимание ради женщины. В дни своей звездной теннисной карьеры, казалось, чем более растрепанным и потным он был, тем привлекательнее выглядел. Воспоминания эти вызвали у него улыбку, пока он брился, принимал душ и тщательно переодевался. Но ведь Тара была женщиной особенной во всех смыслах. Он чувствовал, что ради нее готов на все. Выходя к ужину, Грег не имел представления, каковы у нее дальнейшие планы, да и вообще, захочет ли она присоединиться к нему этим вечером. И испытал огромное облегчение, когда она вскоре появилась, свежая, отдохнувшая и очаровательная в переливающемся вечернем платье, которое, как он с восторгом отметил, она все-таки захватила с собой, несмотря на его уверения в том, что в Эдеме все будет демократично. Ужин удался на славу – еда получилась очень вкусной, к чему явно приложила свои недюжинные старания Кейти. А вот разговор за столом ограничивался лишь нейтральными темами, и он понял, что Тара подает ему незримый сигнал – руки прочь! И поэтому очень обрадовался, когда она приняла его приглашение прогуляться по вечернему саду, рассчитывая вновь сблизиться с нею.
   Из столовой они вышли на веранду и повернули к плавательному бассейну. Обойдя его и фонтан, искусно подсвеченные скрытыми лампочками, они подошли к розовому саду, где и присели отдохнуть на одну из скамеек. Вокруг царили умиротворение и спокойствие, а в воздухе висел сильный аромат цветов, который пьянил, как хорошее вино.
   Тара первой нарушила молчание.
   – Эдем, – мечтательно протянула она. – Какое подходящее название.
   – Итак, чем бы ты хотела заняться? – Грег боялся показаться ей чрезмерно настойчивым после откровений сегодняшнего дня, но при этом старался дать ей понять, что ее желания для него – закон, добавив: – Здесь, в этой глуши, развлечения после ужина довольно ограничены. Полагаю, что та же проблема стояла перед Адамом и Евой.
   – Грег, – оборвала она его попытку завязать ничего не значащий разговор. – Благодарю тебя за то, что ты был откровенен со мной сегодня днем.
   – Ты – единственная из всех знакомых мне женщин, которой я не могу говорить неправду. «Это действительно так, и потому помоги мне», – беспомощно подумал он. – Я хотел, чтобы ты знала, какой я на самом деле. Даже если при этом я рисковал потерять тебя.
   – Ты не потерял меня, – голос Тары был тверд. – Я умею ценить честность. Пусть даже правду временами бывает нелегко принять.
   Грег приободрился, услышав такие речи. Он рискнул и выиграл, когда рассказал ей о своих истинных чувствах к Стефани. Зато теперь все будет в порядке.
   Позади них из дома на веранду вышла Кейти и крикнула в ночь:
   – Будут ли еще какие-нибудь распоряжения?
   – Нет, это – все, спасибо, Кейти.
   Тара крикнула вдогонку:
   – Благодарю вас за чудесный обед.
   Кейти вошла внутрь и отправилась к себе.
   – Знаешь, она ведь до сих пор готовит для Стефани, – заметил после ее ухода Грег.
   – Что ты имеешь в виду?
   – То, что сегодня вечером она подала нам любимые блюда Стефани.
   – В самом деле?
   – Да. – Грег рассмеялся. – Ей надо отдать должное. Она упрямая старая курица. Ничто на свете не способно убедить ее в том, что Стефани мертва.
   – То, что она до сих пор ужасно скучает по ней, бросается в глаза. К тому же теперь она осталась совсем одна, не так ли?
   – Да. Она уже слишком стара, чтобы управлять таким большим хозяйством. Самое время ей выйти на пенсию. Дома, в Дарвине, ей будет куда лучше.
   – Грег! Эдем остается ее единственным домом на протяжении вот уже сорока лет.
   – Что ж, мне очень жаль, – небрежно заметил он, – но никто из нас не властен над ходом времени.
   Тара погрузилась в молчание. Бездушие, проявленное Грегом по отношению к Кейти, напомнило ей о том, что его интересует лишь исключительно собственное благополучие.
   – Прошу прощения, Грег, но, думаю, мне лучше вернуться в дом. Я очень устала. Наверное, всему виной наша верховая прогулка или этот свежий воздух без привкуса смога.
   На его лице промелькнула тень негодования. Очередная уловка! И сколько она еще намерена держать его на расстоянии? Она угадала, о чем он думает.
   – Ты ведь не возражаешь?
   – Вообще-то возражаю, – честно ответил он. – И… нет. – Сведя все к шутке, он напомнил себе, что не должен торопить события. В конце концов, сегодня был всего лишь их первый вечер в Эдеме. А Тара – не из тех, кем можно понукать. «Тем не менее, – думал он, галантно провожая ее в спальню и расставаясь с нею у дверей, – долгожданное время непременно наступит, и результат просто обязан оправдать все мои отчаянные усилия!»
   Оказавшись в своей комнате, Тара наконец расслабилась. Ужин стал для нее серьезным испытанием. Глядя на мужчину, сидевшего напротив, такого внимательного, доброго и заботливого, и сравнивая его с тем человеком, который предал ее доверие и приложил все усилия к тому, чтобы лишить ее жизни, она оказалась в состоянии конфликта, разрешить который попросту не могла. «Быть может, в нем уживаются два Грега Марсдена, – думала Тара, – точно так же, как во мне оказалось две Стефани Харпер. Быть может, наедине с Тарой Уэллс он проявляет все лучшие черты своего характера. Он оказался куда честнее, чем я могла предположить, когда признался, что руководствовался корыстными мотивами в своей женитьбе на Стефани. Но если это и добродетель, то она слишком ничтожна и чересчур запоздала. И уже никак не поможет исправить причиненное им зло».
   Нет, она не проявит слабость, сколь бы ослепительной ни была его улыбка, какая бы любовь ни светилась в его глазах и сколько бы потрясающе он ни выглядел в свете свечей на обеденном столе. Или сколь бы притягательным он ни казался на садовой скамейке под усеянным бриллиантами звезд ночным небом. Он был очень красив, но при этом проклят, а потому обречен. Она поняла, что не может бесконечно откладывать осуществление своего плана. Ей не удастся и дальше притворяться, что она никогда не бывала в Эдеме, или изображать влюбленность по отношению к мужчине, которого она презирала всей своей израненной душой. «Последний фрагмент, – сказала она себе, – и головоломка сложится. Завтра прилетит Джилли. Декорации будут расставлены окончательно, и события пойдут предопределенным чередом».
   Но сегодня, перед тем как лечь спать, она должна сделать кое-что еще. Выйдя из комнаты через французское двустворчатое окно, она на цыпочках пробежала по веранде, обогнула дом, подошла к комнатам слуг и тихонько постучала в дверь Кейти.
   – Войдите! – Судя по изумленному возгласу, у старой экономки нечасто случались посетители.
   Кейти сидела за столом, и перед нею лежала старая жестяная коробка. Крышка ее была откинута, и было видно, что в ней хранятся старые фотографии, две или три из которых Кейти держала в руках. Воздух на мгновение завибрировал от напряжения, пока две женщины молча смотрели друг на друга.
   – Я… э-э… вот, перебираю старые снимки. – Неожиданное появление Тары явно повергло старушку в смятение. И вдруг она протянула Таре те фотографии, что держала в руках. Взяв их, Тара увидела, что на одной изображена она сама верхом на Кинге, а на другой – она вместе с Кейти, сразу же после смерти Макса. Получается, Кейти обо всем догадалась? И много ли ей известно?
   – Вы были в моей комнате, пока мы ездили кататься верхом. – Положив фотографии на стол, Тара взглянула старой экономке прямо в глаза.
   – Неправда! – вспылила та. – Я бы никогда не сделала ничего подобного.
   – Вы забыли свой бокал с шерри на моем прикроватном столике.
   Кейти покраснела.
   – Да, правильно, – с неохотой призналась она, словно только сейчас вспомнив об этом. – Да, я заглядывала туда на минуточку. Хотела посмотреть, повесила ли я чистые полотенца. Точно, за этим я и заходила. – Она подняла на Тару глаза. – Я бы не хотела, чтобы меня считали лгуньей.
   – Нет, разумеется, нет. – Тара улыбнулась. – Что ж, перебирайте свои фотографии и дальше.
   Она шагнула к двери. Никто из женщин не произнес ни слова, и ни одна из них не осмеливалась разорвать тонкую вуаль тайны, что повисла между ними.
   – Кейти, позвольте еще раз поблагодарить вас за чудесный ужин. – Она выделила голосом слово «чудесный», и по губам Кейти скользнула улыбка.
   – Не за что, – отозвалась она. – Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, Кейти.
   Подобно ночной бабочке, Тара тихонько выпорхнула на веранду и направилась обратно к своей комнате. И вдруг какое-то движение в окне библиотеки привлекло ее внимание, и она замерла в тени стены, боясь быть обнаруженной. А внутри Грег направился к шкафчику с напитками. Налив себе в стакан виски на сон грядущий, он встал у камина, задумчиво потягивая выдержанную золотистую жидкость. Над его головой висел портрет Макса, за которого подняли бокалы его друзья и коллеги много лет назад, в тот день, когда Стефани стала главой корпорации «Харпер Майнинг». И теперь, освещенный неярким светом единственной настольной лампы, Грег явно чувствовал себя королем Эдема, занявшим место Макса. Глядя снаружи на Грега и на портрет Макса, она вновь поразилась тому, сколь похожи эти двое мужчин друг на друга, несмотря на несомненную разницу в возрасте и внешности, – оба буквально лучились силой и самодовольством, каждый напоминал хищную птицу, готовую камнем упасть с небес на свою жертву, беззащитную и беспомощную. Улыбаясь каким-то своим мыслям, расслабленный и обаятельный, Грег тем не менее излучал опасность.
   Что же есть в нем такого, что ее так тянет к нему? Ответа на этот вопрос у нее не было. Она стояла и смотрела на Грега как зачарованная, находясь во власти его притягательности, которую таят в себе люди, не знающие, что за ними наблюдают. Он допил виски, отставил в сторону стакан и вышел из комнаты в коридор.
   Тара же неслышно двинулась дальше вдоль веранды и уже повернулась, чтобы войти в собственную спальню. Вдруг ее внимание привлекла зажженная в темноте спичка. В крошечном круге света она разглядела лицо Криса. Тара улыбнулась. Это простое действие вызвало у нее в памяти услышанные в детстве предания аборигенов о рождении огня, о том, как его похитил могущественный колдун и поделился этой невероятной тайной со всем миром, устроив священное сожжение муравейника, от которого любой желающий мог взять себе пылающую головню. Огонь стал величайшим даром, который духи древности преподнесли людям. Именно с его помощью бог аборигенов спасает свои создания от тьмы и холода. Огонь дарует им жизнь и обеспечивает ее продолжение. И в ледяных глубинах своего замерзшего сердца Тара приняла тепло благословения, которое призвал для нее Крис, утешилась и укрепилась духом. Она была не одна.

Глава двадцатая

   Восходящее солнце заливало пустоши вокруг Эдема, озаряя кроваво-красное великолепие. Жаркий и яростный рассвет наступал на пустыню и бескрайние равнины, наполняя овраги, ущелья и иззубренные скалистые отроги теплом и светом. Бездонную тишину нарушало лишь скорбное, назойливое причитание одинокой пичуги. Безжизненный ландшафт затаился, словно в торжественном ожидании дальнейшего развития событий.
   Откуда-то сверху раздался заунывный крик австралийского журавля. Тара, стараясь ступать бесшумно, выскользнула из своей комнаты и, на цыпочках прокравшись мимо двери, ведущей в спальню Грега, благополучно выбралась из дома. Оказавшись снаружи, она с благодарностью вдохнула прохладную свежесть нового дня, хотя прикосновение солнечных лучей к ее обнаженной коже недвусмысленно предупреждало о том, что вот-вот начнется безжалостное пекло. Запах сухого пыльного воздуха лишний раз напомнил Таре, что она у себя дома в Эдеме; вдохнув несколько раз, она направилась через двор к конюшне и хозяйственным постройкам.
   Лошади, слух которых отличался необыкновенной остротой, издали расслышали ее приближение и, когда она вошла, навострили уши и высунули свои огромные мохнатые головы в проход, с любопытством глядя на Тару. Она прошлась мимо них, приветствуя благородных животных как старых друзей. Лошади фыркали и негромко ржали, узнавая ее и демонстрируя свою радость оттого, что она вновь была с ними. В воздухе висел дурманящий аромат свежего сена. Тара почувствовала, как рядом с этими преданными, любящими друзьями ее исстрадавшаяся душа вновь возрождается к жизни.
   Наконец она подошла к большому и просторному стойлу в самом конце ряда. Первоначально он предназначался для жеребой кобылы и ее будущего потомства, но затем туда поместили Кинга, как только стало понятно, каким высоким и мощным станет длинноногий жеребец. Тара подошла к дверце и заглянула внутрь. Кинг тихонько стоял у дальней стены, навострив уши, и все его мощное и гладкое черное тело подрагивало в напряжении. Тара вошла в денник и заперла за собой дверь, после чего осторожно двинулась к жеребцу, негромко разговаривая с ним, чтобы успокоить.
   – Привет, Кинг. Привет, мой красавец. Догадываешься, кто к тебе пришел? Ты меня не узнаешь?
   Подойдя к нему, она остановилась рядом и погладила его по теплой шее. По телу жеребца, словно рябь по воде, пробежала дрожь, и Тара почувствовала, как напряглись его мощные мышцы под гладкой шкурой.
   – Ты скучал по мне, родной мой? О боже, как же я по тебе соскучилась! Ты ведь узнал меня, не так ли?
   Вместо ответа огромное животное опустило голову и потерлось носом об ее ладонь. Тара почувствовала горячее дыхание коня на своих пальцах, а потом шершавый, как наждачная бумага, язык облизал ее ладонь. Она засмеялась от радости, вспоминая ощущение, которое всегда было частью их приветственного ритуала. Кинг поднял огромную голову и мягко выдохнул через ноздри прямо ей в лицо. Тара застыла в немом восторге, принимая приветствие Кинга, которое обычно лошади приберегают друг для друга, поэтому для людей оно является лучшим комплиментом, какой только можно получить от благородного животного.
   Они долго стояли в полном согласии, тихонько вдыхая запахи друг друга. Затем Тара вытянула руку и потрепала длинные черные уши, покрытые мягкой шерсткой, зная, что Кингу всегда нравилась такая ласка. Ее пальцы с легкостью отыскали чувствительные точки у него за ушами и на затылке между ними. Пока она почесывала его, он ткнулся носом ей в шею и негромко заржал, изредка восторженно всхрапывая. Обуреваемая теплыми чувствами, Тара подобралась к его широкой груди и крепко обхватила его руками за шею. Вспомнив их прежний ритуал, Кинг вскинул голову, отрывая Тару от земли, после чего принялся раскачивать ее, словно тряпичную куклу, из стороны в сторону, а она ласково ворковала, обращаясь к нему и ощущая под руками мощное тело огромного жеребца.
   В этот миг в конюшню вошла Кейти, и эта их игра стала для нее окончательным и несомненным доказательством того, что под личиной Тары скрывается ее Эффи. Из всех обитателей ранчо, пожалуй, только Крис мог без особой опаски войти к Кингу в стойло или вывести его в паддок, чтобы выгулять. Но никто, кроме Стефани, не рисковал сесть на него верхом, не говоря уже о столь смелых и интимных забавах. Пока она смотрела на них, Кинг бережно опустил Тару на землю и даже не шелохнулся при этом, чтобы не наступить ей на ногу. Кейти больше не могла сдерживаться:
   – Эффи!
   Тара оцепенела от ужаса. Она выругала себя за то, что совершенно упустила из виду, что какая-нибудь пара острых глаз могла приметить, как она поспешно пересекала двор сегодня утром. Она оказалась решительно не готова к немедленному разоблачению и потому заставила себя выдать дежурную жизнерадостную улыбку.
   – Кейти! Доброе утро. Как поживаете?
   Экономка смотрела на нее так, словно увидела перед собой привидение.
   – В деревне я привыкла вставать рано, – уверенно продолжала Тара.
   – Мне ты можешь об этом не рассказывать, – с нажимом отозвалась экономка.
   – Он – такой замечательный, правда, хороший мой? Я просто не могла устоять и постаралась подружиться с ним.
   Кейти заговорила медленно и размеренно, словно разговаривая со слабоумным:
   – Кинг принадлежит Эффи. И больше никому, кроме нее. Его подарил ей ее отец. Он попал к нам еще жеребенком, и она объездила и воспитала его сама. К нему никто не рискует приближаться, кроме Криса. Он признает лишь одну хозяйку. Так всегда было – и так будет всегда!
   – Я умею обращаться с лошадьми, – парировала Тара. – Оказывается, с большинством из них мне с легкостью удается найти общий язык.
   Терпение Кейти лопнуло:
   – Неужели ты думала, что сможешь обмануть меня? Я знала, что ты не умерла! Я знала, что ты вернешься. Я молила Господа об этом каждую ночь после твоего исчезновения. Я знала, что Он услышит меня.
   Тара попробовала было открыть рот, но Кейти не дала ей этого сделать.
   – Послушай, тебе не удастся одурачить меня. Больше никто из тех, кого я знаю, не сидит на лошади, как Стефани Харпер. У нее был собственный стиль. И только такой самовлюбленный павлин, как Грег Марсден, мог этого не заметить. Но я-то не слепая!
   – Вы ошибаетесь.
   – Это ты делаешь ошибку, не доверяя мне. Я ничего не понимаю – ни всех этих перемен в тебе, ни того, как такое могло случиться. Каким образом тебе удалось выжить? И где ты была все это время? Рассказывай, Эффи. Ты ведь всегда рассказывала мне все.
   «Рассказывай, Эффи». Тара услышала, как слова эти эхом катятся к ней по длинному коридору времени. Она вспомнила свое детство в Эдеме, когда Кейти всегда была рядом, присматривая за нею – но при этом душила ее своей чрезмерной опекой и беспокойством. Ее любовь была настоящей, но того рода, которая ослабляет, а не дает силу. «Предоставь это Кейти, Кейти сделает это вместо тебя», – этими и тысячами других фраз Кейти сделала ее зависимой, несвободной, неспособной самой заботиться о себе, всегда ожидающей, что вот-вот придет кто-либо и сделает вместо нее то, что нужно. «Ты избаловала меня, Кейти, – мысленно обвинила экономку Тара, – и смотри, к чему это привело. Вместо того чтобы подпитывать мой страх после того несчастного случая с твоей чертовой собакой, ты должна была помочь мне преодолеть его. Потому что, когда я встретила мужчину, который столкнул меня в воду, я не умела плавать!»
   – Расскажи мне все, Эффи, – вновь воззвала к ней Кейти.
   Тара же взглянула на нее глазами незнакомки.
   – Я не понимаю, что вы имеете в виду.
   – Не смей разговаривать со мной подобным образом! Мне нет дела до того, как ты себя называешь, потому что ты не можешь спрятать свою натуру ни от меня, ни от себя самой.
   Тара вновь испытала прежнее чувство вины и собственной неуверенности, которые были верными спутниками Стефани. Это извращенная, ограниченная философия ограниченных людей – «против собственной природы не попрешь» – преследовала ее всю жизнь, с раннего детства, мешая расти и развиваться. Но она уже доказала, что это – неправильно. И возврата к прежнему больше нет. И с непоколебимой уверенностью она предъявила свое новое «я» и свою новую жизнь.
   – Меня зовут Тара Уэллс.
   Глаза Кейти засверкали. Она попыталась возродить их прежние взаимоотношения, попыталась вернуть себе прежнюю власть над Эффи и поняла, что потерпела неудачу. Тем не менее ее собственное обостренное чувство независимости было настолько сильным, что она не могла не распознать его в другом человеке. И она неохотно вынуждена была признать его в той, кого любила сильнее всех на свете.
   – Ну хорошо, хорошо, – с трепетом сказала она. – У тебя должны быть свои резоны, поэтому я умолкаю. Но что бы ты ни делала – я буду рядом, если понадоблюсь.
   После ухода Кейти Тара повернулась к Кингу и уткнулась лбом ему в шею, ища утешения и понимания. Она чувствовала себя опустошенной и обессиленной. Стоя рядом с верным жеребцом, она вдруг услышала за спиной легкий металлический лязг уздечки и мундштука. В стойло неслышно вошел Крис, держа в руках седло и сбрую Кинга. Открыв дверцу, он забормотал что-то успокаивающее на родном наречии:
   – Умбакура, пичи малла, варвви, давай-давай, мальчик мой, ну вот. Ну, давай одеваться, дружочек.
   Держа седло на сгибе своей жилистой руки, он протянул уздечку Таре. Улыбнувшись, она вновь ощутила, как между ними протянулась незримая нить, и игриво поинтересовалась:
   – Крис, как ты догадался, что я хочу прокатиться верхом?
   В ответ он взглянул на нее своими большими, блестящими и выразительными глазами, в которых светилось древнее знание и понимание природы вещей. Исходящее от него тепло окутало ее, словно облако. Она весело продолжала:
   – Разве не полагается мне взять ту же лошадь, на которой я ездила вчера? Это ведь жеребец мисс Стефани, не так ли? Мне сказали, что он никого к себе не подпускает, кроме нее.
   Молчаливый, как обычно, Крис протиснулся мимо нее и, водрузив седло на холку Кинга, осторожно, но уверенно укрепил его на нужном месте. Наклонившись, он затянул подпругу под брюхом коня, продев ремни в пряжки. Взяв у Тары уздечку, он подошел к голове Кинга, распустил длинный намордник и протянул ему на ладони тяжелый мундштук, всунув его между крупных желтых зубов коня. Щелкнув челюстями, Кинг закусил его и позволил взнуздать себя. Крис тщательно осмотрел его, проведя сине-черной рукой по угольно-черной шкуре коня, который уже подрагивал в предвкушении скачки. Худощавое тело Криса напряглось, когда он одну за другой принялся поднимать ноги лошади, осматривая внутреннюю сторону копыт, – Тара заметила, что Кинг по-прежнему проделывает свой старый жуткий трюк, перенося вес всего своего тела на конюха, когда тот поднимает ему ногу. Но Крис был готов к этому и даже не покачнулся. Наконец с приготовлениями было покончено, и Крис вывел Кинга из денника во двор. Огромный жеребец принялся немедленно демонстрировать свой буйный норов, прыгая вокруг и не желая стоять смирно. Крис потянул за стремя с одной стороны, а Тара поднялась в седло с другой, крепко держась за шею Кинга, чтобы не дать ему сорваться с места и умчаться на волю, в дикие пустоши, которые тот уже видел и обонял.
   – Все в порядке, Крис, я держу его. – Тара подобрала поводья. Крис отпустил уздечку, и огромный конь сорвался с места, словно ветер, и понесся вперед длинными, размашистыми скачками. Тара знала по опыту, что таким аллюром он может мчаться хоть целый день, если в том возникнет надобность.
   – Ах ты, мой славный мальчик, ах ты, мой дружочек, ну, давай, мчись во весь опор, – прошептала она ему на ухо. Но Кинг не нуждался в поощрении. Теперь, когда к нему вернулась любимая хозяйка, когда вокруг разгорался новый день, свежий, словно первый луч рассвета, когда впереди раскинулся целый мир, в котором можно было играть и резвиться, Кинг вложил всю свою благородную душу в стремительный галоп.
   Еще никогда в жизни сумасшедшая верховая скачка не казалась Таре столь желанной. Она была нужна ей в первую очередь для того, чтобы сбросить почти невыносимое напряжение, которое она испытывала в Эдеме. Верховая поездка была для нее воспоминанием о славной прежней жизни и, возможно, предвкушением счастливого будущего в Эдеме. А этому грозило уничтожением одно лишь присутствие Грега отравлявшего все ее надежды, словно раковая опухоль. Ей нужны были время и простор, чтобы подумать, чтобы остаться одной и составить план – события вот-вот должны были достичь кульминации, все должно было решиться на протяжении следующих двадцати четырех часов, и ей нужна была ясная голова. Кроме того, ей нужно было находиться вдали от дома, чтобы заставить Грега нервничать и пребывать в неуверенности. В своем невежестве он полагал, что уж в Эдеме-то она никуда от него не денется, тогда как на самом деле в этой глуши умная женщина при желании могла укрыть целую армию, не говоря уже о том, чтобы затеряться самой вместе со своим конем. Здесь он никогда не найдет ее. Здесь она была свободна.
   Тем не менее, даже обезумев от скачки, Тара не забывала еще об одной части своего плана. Она была уверена, что сегодня к ним пожалует Джилли – ее сумасшедшая ревнивая любовь не позволит ей оставаться в Сиднее, пока Грег наслаждается «медовым месяцем» с ее соперницей. Тара решила не путаться у Грега и Джилли под ногами, чтобы по прибытии последней эти бывшие возлюбленные, которые теперь люто ненавидели друг друга, могли беспрепятственно разорвать друг друга на куски. Правда, она хотела точно знать, когда именно Джилли появится на ранчо. Поэтому кружила вокруг поселения, не удаляясь от него слишком далеко и выписывая петли, неизменно возвращающие ее в нужную точку.

   День близился к полудню, когда она наконец расслышала приближение самолета. Утро к тому времени уже утратило позолоту своего очарования, и солнце заливало пустынную равнину ослепительным сиянием. Комариный писк двигателя означал появление большого насекомого. Из своего наблюдательного пункта на вершине поросшего эвкалиптами холма, Тара окинула взглядом раскинувшийся внизу ландшафт, словно бессмертная богиня, наблюдающая с Олимпа копошение глупых человеческих существ внизу. Не успел самолет остановиться после пробега по взлетной полосе, как дверца кабины распахнулась настежь и оттуда буквально вывалилась Джилли. На миг в поле зрения Тары показался пилот, который передал Джилли сумку, отсалютовал ей и вновь захлопнул дверцу. На несколько секунд Джилли застыла в безутешной неподвижности, затем подобрала свои вещи и с трудом потащилась к дому.
   Навстречу ей выбежал Грег. Он грубо схватил ее за руку и поволок обратно к самолету. Даже со своего места Тара расслышала их яростные крики и проклятия:
   – Какого черта ты здесь делаешь?
   – Грязный подонок, не смей разговаривать со мной таким тоном! – Но Грег, подхватив ее на руки, уже скачками несся к легкому самолетику, пытаясь успеть добраться до пассажирской дверцы. В отчаянной и безумно опасной попытке он был уже готов забросить ее внутрь, но тут, не подозревая об их присутствии, пилот стал выруливать на взлетную полосу, готовясь ко взлету. Едва Грег успел взяться за ручку дверцы, как аэроплан тронулся с места, отчего Грег с Джилли на руках потерял равновесие. Они оба повалились на землю, рискуя погибнуть под колесами или от удара крыльев, но мощная маленькая птичка благополучно миновала их, разогналась и взмыла в ясное небо, окатив их клубами рыжей пыли. Они лежали неподвижно, словно бездыханные, сплетенные в объятиях трупы, застигнутые потоком лавы в момент гнусного прелюбодеяния.
   Грег первым пришел в себя и откатился от Джилли, словно боясь заразиться. Их крики заглушал рев самолета, а клубящееся облако малиново-оранжевой пыли не давало в подробностях разглядеть, что между ними происходит. Словно сквозь кровавую завесу Тара видела, как дергаются их фигурки, подобно марионеткам, и угрожающе и беспорядочно разлетаются их руки. Наконец оба направились к дому. Тогда, развернув Кинга так, чтобы солнце светило ей в спину, она помчалась в бескрайнее ничто, раскинувшееся впереди.
   – Давай, хороший мой, – прошептала она на вставшее торчком ухо Кинга, с жадностью ловившего ее команды, – скачи изо всех сил, так быстро, как только сможешь!
   – Грег! Мерзавец! Ты делаешь мне больно!
   Джилли возвысила голос, протестуя против того, что Грег мертвой хваткой держал ее за руку и тащил за собой, не обращая внимания на то, что она натыкается на стены и ударяется о дверные проемы. Он не ответил, но его учащенное дыхание и крепко сжатые губы подсказали ей, что он зол, очень зол. Чувствуя, как поднимается у нее в душе страх, грозя накрыть ее с головой, Джилли принялась кричать и неистовствовать, едва они оказались в гостиной:
   – Хорошо, где она? Только не говори мне, что ее здесь нет, потому что я знаю, что это неправда!
   Для Грега было нестерпимо обсуждать Тару с Джилли.
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   – Ты – вонючий, подлый обманщик!
   Грег с величайшим трудом сохранял видимость спокойствия.
   – Кто сказал тебе, где меня искать?
   – Какое это имеет значение? – Вновь перепугавшись до полусмерти, Джилли пошла на попятную, не желая признаваться, что еще несколько недель назад разыскала Тару, чтобы обвинить ее в интрижке с Грегом, а потом сделала из нее свою наперсницу. Она знала, что он, если узнает обо всем, придет в бешенство. И Джилли решила сменить тактику, перейдя в наступление.
   – Где Тара? Мне нужно сказать ей кое-что. Я намерена высказать этой дамочке все, что я о ней думаю.
   – Джилли… – Пожалуй, впервые в жизни Грег испытал приступ настоящего, неподдельного ужаса. На него вдруг снизошло озарение, и он живо представил себе, как Джилли со своим негативным потенциалом и способностью разрушать все, к чему прикасается, уничтожает его шансы наладить отношения с Тарой, что сейчас было для него важнее всего на свете. Неужели он нашел то, что так долго искал, только для того, чтобы тут же потерять?
   – Джилли, ради бога…
   – Бог! – возопила Джилли в праведном гневе. – Бог! Да что ты можешь знать о Боге! Ты, который…
   – Заткнись!
   Джилли вновь перешла к выбранной ею тактике.
   – Сколько еще женщин перебывало здесь, а?
   – Еще?
   – Да, других женщин, – злобно оскалилась она. – Партнерш, шлюх, фанаток, кого угодно?
   Грег не мог допустить, чтобы имя Тары оказалась в одном ряду с такой неприглядной компанией. Но он не знал, как заставить Джилли угомониться, не спровоцировав ее на грандиозный скандал. Сейчас он мог думать только о том, как бы выпроводить Джилли из дома до того, как сюда вернется Тара.
   – Ни одной, – ответил он, стараясь взять себя в руки. – Послушай…
   – Ты – грязный лжец! – завизжала она.
   Он подступил к ней вплотную.
   – Джилли, – предостерег он ее, – говори потише!
   – С чего бы это? Или ты боишься, что люди узнают, каков он, настоящий Грег Марсден? – Она рассмеялась ему в лицо, после чего подошла к буфету и налила себе в стакан виски. Насмешливо отсалютовав Грегу, она одним глотком осушила стаканчик. С вызовом оглядевшись по сторонам, она снова спросила:
   – Где Тара? Я хочу увидеть Тару!
   При повторном упоминании дорогого для него имени чаша терпения Грега переполнилась.
   – Ее здесь нет. И даже если бы она была, я бы не позволил тебе увидеться с нею. Усвой это, Джилли. Вбей это в свою тупую башку. Меня тошнит от тебя. Меня тошнит от бесконечных ссор, сцен, выпивки, тошнит от твоего вечного пьяного перегара. Между нами все кончено. Кончено, понятно? Ты мне больше не нужна. – Он умолк, окинув ее испепеляющим взглядом. – Ты мне отвратительна.
   Джилли ахнула, словно получила удар под дых.
   – Ты любишь ее?
   – Да.
   – Нет! – Всю свою душевную боль и муку Джилли вложила в этот отчаянный вопль. – Я тебе не верю!
   – Придется поверить, – хмуро сказал Грег. – А теперь я хочу, чтобы ты убралась отсюда, Джилли – из моего дома и из моей жизни. Утром из Пайн-Крика вылетает самолет. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из работников отвез тебя туда. И я больше не желаю ни видеть тебя, ни слышать о тебе. Если ты сдохнешь, я не пришлю свои соболезнования на твои похороны. Я ПРОСТО НЕ ЖЕЛАЮ БОЛЬШЕ ЗНАТЬ ТЕБЯ! Понятно?
   Он умолк, чтобы оценить, какой эффект произвели его слова. Одного взгляда на нее ему хватило, чтобы понять – она пропустила их мимо ушей. Лицо ее раскраснелось, и она вскинула голову. Джилли приготовилась к бою.
   – Ты говоришь не обо мне, Грег, а о ней. Это ее ты немедленно выгонишь из дома и отправишь на этот чертов самолет в Пайн-Крик!
   Зверь в Греге повел ноздрями и уловил запах опасности.
   – А если я не сделаю этого?
   – Если не сделаешь… – Она рассмеялась, продемонстрировав ему остренькие белые зубки. – Что ж, тогда я, пожалуй, обращусь в полицию. Думаю, что угрызения совести замучили меня окончательно. – Джилли явно начала получать удовольствие от происходящего. – Мне придется поведать всю историю романтического вечернего плавания на лодке по Аллигаторовой реке. А вот интересно, как отреагируют они, да и твои обожаемые фанатки заодно, когда узнают, что герой Уимблдона толкнул свою богатенькую супругу в болото во время медового месяца, да еще и трахал после этого ее лучшую подругу?
   – Да ты… – Грег лишился дара речи. Джилли с торжествующим видом опрокинула очередную порцию виски.
   – Ты, глупая, безмозглая сучка, – негромко проговорил он, – неужели ты не понимаешь, что увязла в этом дерьме так же глубоко, как и я?
   – Э-э, нет! – В глазах Джилли появился сумасшедший блеск. – Какого черта ты приплетаешь меня? Нет, мистер, это ты в гордом одиночестве сидишь в этом дерьме по уши. Ого! Видел бы ты сейчас выражение своей симпатичной физиономии! Только ради этого стоило прилететь сюда! – Она нетвердой походкой вновь подошла к буфету и наполнила стакан, заставляя Грега ждать. Джилли знала, что сломила его. Присев на край стола, она продолжала.
   – Мы с тобой – не единственные, кто знает о том, что тогда произошло. Я рассказала обо всем Филиппу.
   – Филиппу? Но зачем?
   – Потому что он до сих пор любит меня! Тебе трудно в это поверить, но так оно и есть. А еще он не слишком любит тебя. Смешно, не так ли? Кроме того, он – лучший адвокат во всем Сиднее. Меня он вытащит, а тебя утопит.
   Приблизив свое лицо вплотную к нему, она злорадно прошипела:
   – Тебе конец, малыш! Худшее, что они могут сделать со мной, – признать меня соучастницей. Но, – она ненадолго задумалась, – я заявлю, что ты угрожал убить меня, если я скажу кому-нибудь хоть слово. Точно. Так что у них будет твое слово против моего, малыш. И давай-ка взглянем правде в глаза – у тебя был превосходный мотив!
   Грег съежился, словно сжатая пружина. А Джилли, ничего не замечая, продолжала, давая выход отчаянию своей разрушенной любви в этой садистской пытке своего экс-любовника:
   – Помню, однажды мне довелось увидеть, как кастрируют жеребца. Меня тогда стошнило. Если ты сделаешь хотя бы один шаг в сторону, малыш, то тебе придется куда хуже, чем тому жеребцу, понял? Так что если кто-нибудь и уедет отсюда, так это Тара. Итак, кто сообщит ей эту приятную новость – ты или я?
   Она не заметила, как Грег замахнулся на нее, потому пропустила сильнейший удар в лицо, который отшвырнул ее в сторону. Она ощущала присутствие Грега, словно жар, исходящий от горячих углей, но не смотрела на него. Она опасливо села среди осколков стекла и лужиц виски и оперлась на руку.
   – Думаю, венчание в церкви нам не подойдет, верно? – Она осторожно провела языком по губам, ощупывая его кончиком зубы и слизывая кровь, сочившуюся из уголка рта. – Пожалуй, остановимся на простой регистрации брака в загсе. Ничего, сойдет. Филипп мне ясно дал понять, что, когда я разведусь с ним и выйду замуж за тебя, то лишусь содержания. Ну и пусть. – С трудом поднявшись на ноги, она повернулась и впервые взглянула Грегу в лицо. – Деньги Стефани позволят нам ни в чем не нуждаться. Все-таки жизнь прекрасна, малыш.
   Грег стоял перед оружейным сейфом, держа в руках охотничье ружье. Он плавным движением спокойно переломил его, зарядил, взвел курок и взял за дуло, опустив приклад вниз. Подобно скорпиону, коим он был всегда, он решил жалить насмерть, а не покусывать изредка. Он вдруг улыбнулся ей.
   – Я восхищен твоими планами, Джилли. Но, боюсь, ты упустила из виду пару моментов… малышка, – со злобой передразнил ее он. – Недавно у меня состоялся разговор с Биллом Макмастером. Очевидно, он заставил Стефани внести особое условие в ее завещание – быть может, они думали о тебе, кто знает? Оно достаточно простое – если я женюсь повторным браком, то не получу ни цента. Даже листочка салата. Так что давай не будем больше говорить о нашей свадьбе, договорились?
   Он улыбнулся, как человек, отомстивший сполна.
   – Я просто подумал, что ты будешь рада узнать об этом.
   Лицо Джилли превратилось в маску горестного отчаяния. Она пошевелила губами, словно у нее пересохло во рту, но не смогла вымолвить ни слова. Негромко рассмеявшись, Грег вышел из комнаты.
   У порога он вдруг уловил уголком глаза какое-то смазанное движение – ему показалось, что в дверном проеме в дальнем конце холла мелькнула чья-то тень. Неужели кто-то подслушивал их разговор? Грег принялся судорожно припоминать все, что было сказано, – достаточно, чтобы повесить их обоих, решил он мрачно. Он мгновенно бросился вдогонку. Дом был пуст, и лишь из кухни доносился чей-то голос. Войдя туда, он обнаружил там Кейти, которая разговаривала по рации.
   – Эдем вызывает Пайн-Крик, Эдем вызывает Пайн-Крик. Пайн-Крик, вы меня слышите? Это Эдем. Ответьте, Пайн-Крик…
   Грег неслышно подошел к ней сзади, по-прежнему сжимая в руках ружье.
   – Где Тара?
   От неожиданности Кейти замерла, открыв рот, и с ужасом уставилась на него. «Она что-то знает, – подумал он. – Но поднимать шум не стоит, сначала надо все выяснить».
   – В комнате ее нет. Я везде искал ее.
   Кейти ответила ему хриплым, срывающимся голосом:
   – Она… рано утром она уехала верхом. Сказала, что ей надо все хорошенько обдумать.
   В этот миг с треском помех ожил лежавший рядом с нею передатчик.
   – Говорит Пайн-Крик. Здесь Пайн-Крик.
   Никто из них не шелохнулся. Грег смотрел Кейти прямо в глаза, взглядом спрашивая, готова ли она рискнуть и принять его вызов.
   – Пришлите мне сюда Сэма и Криса с лендровером. Спросите у них, не знают ли они, куда она направилась.
   Из передатчика вновь донесся чей-то обезличенный голос.
   – Эдем, здесь Пайн-Крик, вызывает Пайн-Крик. Ответь мне, Кейти.
   Кейти застыла на месте, словно кролик перед удавом.
   – Ступай! – Грег вдруг пришел в ярость. – Пошевеливайся, старая карга! Или ты собираешься проторчать здесь целый день?
   Подобно испуганному кролику, Кейти развернулась и бегом выскочила из кухни.
   – Эдем? Эдем? Вы меня слышите? Это Пайн-Крик…
   Грег схватил микрофон и вырвал его из гнезда. Затем, откинув заднюю крышку радиопередатчика, вынул оттуда лампу. Рация захрипела и смолкла. Сунув лампу в карман, Грег вышел наружу.
   Перед домом стоял лендровер, рядом с которым застыли Крис, Сэм и Кейти. Над троицей, словно туча, повисла напряженная атмосфера.
   – Кто-нибудь из вас двоих видел, как мисс Тара уезжала сегодня утром?
   Они переглянулись и покачали головами.
   – Проклятье, да что с вами такое? Вы что, еще не проснулись?
   «Веди себя естественно, – подумал Грег. – Нет смысла настраивать их против себя».
   А вслух произнес:
   – Ладно, мы поедем искать ее. Она должна быть где-то там. Мы найдем ее. – Переломив ружье, которое он до сих пор держал в руках, Грег протянул его Сэму, взглядом приказав уложить во внедорожник. – Заодно и немного постреляем, лады? Привезем вам парочку кроликов, Кейти.
   А экономка все еще смотрела на него так, словно страх парализовал и не отпускал ее. Изобразив на лице дружелюбную улыбку, Грег запрыгнул в автомобиль вместе с Крисом и Сэмом и подал знак отправляться в путь.

   А в столовой Джилли столбом застыла на том самом месте, где оставил ее Грег. Мозг ее отказывался переваривать услышанное. Она просто не могла в это поверить. Особое условие в завещании Стефани? Похоже, что даже из могилы Стефани дотянулась до нее, чтобы покарать и лишить будущего, как когда-то Макс поступил с ее отцом. Грега она навсегда потеряла – это было уже очевидно. Он сам сказал ей, что любит Тару, тогда как ей, несмотря на все их занятия любовью, даже в пылу страсти, он никогда не говорил ничего подобного, невзирая на то что она пожертвовала всем ради него, прислуживала и угождала ему. И вот чем все закончилось.
   Нетвердой походкой она подошла к буфету и налила себе новую порцию виски. Скорбно прижав стакан к груди, она попыталась заглянуть в будущее и понять, что ждет ее там. Но, сколько бы она ни всматривалась, впереди лежала беспросветная тьма. Грега она потеряла, Филиппа тоже – того Филиппа, который теперь оказался единственным ее источником поддержки, моральной и финансовой, и который теперь начал обретать в ее глазах сияние и ореол, коего она не замечала в нем раньше. Господи, что же ей делать? Паника грозила захлестнуть ее с головой, и она сделала то единственное, что могла делать в последнее время, – запила страх тем успокоительным, которое всегда находилось у нее под рукой.

Глава двадцать первая

   Сидя в самолете, улетающем из Америки, Филипп Стюарт безуспешно пытался объяснить себе мотивы этой поездки. Какого черта он вдруг решил вернуться? Тамошние дела вовсе не требовали его личного присутствия – наоборот, центр его коммерческой деятельности все больше смещался в Америку, а текущие вопросы он мог преспокойно решать с помощью телефона и телефакса. К тому же ему нравилось жить в Штатах – он даже начал обзаводиться там друзьями, его стали приглашать в гости – так что он уже подумывал о том, чтобы переселиться туда насовсем, после того как завершится процедура развода с Джилли.
   Джилли. Вот в чем причина, сказал он себе. Расставаясь с нею после последнего разговора, Филипп искренне надеялся обрести душевное спокойствие после долгих месяцев постоянного стресса и терзаний. Он чувствовал, что его отношения с Джилли подошли к критической точке, причем без всякого давления с его стороны, оказывать которое ему решительно не хотелось. И, хотя он не взялся бы утверждать, что действительно хочет разрыва брачных отношений, он дошел уже до той точки, когда любая развязка, сколь бы неприятной она ни выглядела, была все-таки предпочтительнее бесконечной неопределенности с ее потаенными страхами. И потому в Америку он вернулся если и не совершенно независимым человеком, то, во всяком случае, намного свободнее, чем когда прилетел в Австралию.
   Но вот насколько реальна его свобода? И как должен чувствовать себя мужчина, сбрасывая с плеч ношу, которую добровольно тащил на себе целых семнадцать лет? Еще в самом начале своей адвокатской карьеры, до того как начать специализироваться в торгово-промышленном праве, Филипп усвоил для себя, что если открыть двери тюрьмы и оставить их в таком состоянии на ночь, то утром две трети заключенных окажутся на своих прежних местах. И сейчас он обнаружил, что ему не так-то просто отказаться от многолетней привычки беспокоиться о Джилли и нести ответственность за нее. В сущности, ему стало только хуже оттого, что теперь он не знал, что она будет делать, когда окажется в свободном плавании, да еще в компании такого негодяя, как Марсден… Филипп просто боялся представить себе дальнейшее развитие событий. Нельзя требовать от мужчины, чтобы он был хорошего мнения о том, кто заставил жену отвернуться от своего мужа и занял его место в супружеской постели. Но Филипп был достаточно проницательным и опытным, чтобы понимать, что его неприятие Грега вызвано не только этим. Марсден прогнил насквозь и был настолько беспринципен, что Филипп стал всерьез опасаться за судьбу Джилли, оказавшейся игрушкой в его руках.
   Такова была истинная причина его поездки, которую Филипп с величайшим трудом согласовал не только с собственным здравым смыслом, но и загруженным деловым расписанием. Себе он внушил, что должен убедиться в том, что у Джилли все в порядке, чтобы он смог выбросить все мысли о ней из головы и начать жить своей жизнью. Он неоднократно пытался дозвониться до нее, но она не брала трубку. Само по себе это еще ни о чем не говорило, поскольку Джилли предпочитала проводить время где угодно, только не дома, где ее поджидало одиночество. Но, когда тревога стала невыносимой, он договорился с коллегой с Маккуори-стрит о том, что тот заедет в особняк на Хантерс-Хилл и оставит сообщение для миссис Стюарт с просьбой перезвонить мужу в Нью-Йорк – Филипп даже приложил свой номер телефона на случай, если она по свойственной ей рассеянности потеряла его. И по-прежнему ничего.
   И тогда он сел в самолет, чтобы лично выяснить, в чем дело, при этом проклиная себя за эту глупость последними словами. «Пожалуй, это как ухаживание, обращенное вспять, – с оттенком грустной иронии думал он, – когда люди хотят стать ближе друг к другу, предпринимают для этого определенные шаги, а когда рушится брак, необходимо пройти через все стадии в обратном порядке. Я должен отпустить ее, и я сделаю это, – пообещал он себе. – Просто сейчас… мне тяжело осуществить задуманное». Все эти беспокойные мысли еще крутились у него в голове, и он был по-прежнему далек от окончательного решения, не находя облегчения, и когда его самолет коснулся земли. И к тому времени, как он наконец добрался до своего дома, он пребывал в еще более смятенном расположении духа, если такое вообще было возможно.
   Есть нечто особенно жалкое в заброшенном доме. Едва такси свернуло на подъездную аллею, как Филипп понял, что Джилли не просто вышла на минуточку, а уехала отсюда навсегда. Разозлившись в очередной раз на себя за то, что впутался в эту дурацкую историю, Филипп вошел внутрь, и уже в прихожей его пробрала холодная дрожь нежилого помещения. Ему не пришлось долго искать прощальную записку. Она лежала в холле на столике, предназначенном для исходящей корреспонденции. В этом ненамеренном жесте Джилли Филиппу почудилась злая ирония судьбы, поскольку и сам он, в некотором роде, превратился в исходящего супруга. Он вскрыл конверт.

   Дорогой Филипп!
   Не знаю, когда ты в следующий раз вернешься из Штатов, и потому не имею понятия, когда ты прочтешь мое письмо, но это уже не имеет никакого значения. Я просто хочу, чтобы ты знал – я переезжаю к Грегу и выйду за него замуж, хотя ты, кажется, усомнился в этом, когда я рассказала тебе все. Не пытайся разыскать меня, в особняке Харперов меня не будет, и я пришлю за своими вещами, как только мы определимся с местом, где будем жить. Прошу прощения за все, что наделала, и надеюсь, что со временем ты сможешь с теплотой вспоминать обо мне.
   С любовью,
Джилли.

   P.S. Пожелай мне удачи!

   С тяжелым сердцем Филипп опустился на стул в холле. Что ж, он ведь прилетел из Америки с намерением раз и навсегда забыть о ней, и это удалось ему в полной мере. Она действительно сожгла за собой все мосты. Он больше ничем не мог помочь ей – она даже не хотела, чтобы он знал, где она находится. Но выйти замуж за Грега? Он вздохнул. Филипп был одним из адвокатов компании «Харпер Майнинг» еще с тех пор, как начал свою практику. Его фирма, расположенная за углом от штаб-квартиры корпорации на Бент-стрит, занималась делами Харперов с тех самых пор, как полвека тому назад совсем еще юный Макс забрел туда прямо с улицы. И он знал об условии, внесенном по настоянию Билла Макмастера в завещание Стефани, которое не допускало двойного толкования благодаря тому, что над ним поработали лучшие умы юриспруденции, условии, согласно которому Грег Марсден никогда не захочет жениться ни на Джилли, ни на ком-либо еще. И поделать здесь ничего было нельзя. Филипп сделал себе мысленную пометку прислать кого-либо в особняк, чтобы собрать и уложить вещи Джилли. Свои собственные принадлежности он заберет сам, а потом попробует продать дом с мебелью и всем прочим. Оглядевшись по сторонам, он понял, что едва ли захочет когда-либо увидеть любую из этих вещей. Вконец опустошенный, он снял трубку телефона, чтобы заказать билет на первый же обратный рейс. Разница во времени получится ужасающей, но это лучше, чем оставаться здесь.
   – Алло, «Бритиш эрвейз»?
   Решено, теперь он точно переедет в Америку.
//-- * * * --//
   Какая же все-таки дьявольски неудобная эта штука! Кейти прокляла свое седло, под весом которого, шатаясь, она направлялась к денникам в конюшне. Едва внедорожник с Грегом скрылся из виду, оставив за собой облако пыли, как Кейти поспешила к собственной лошади, намереваясь присоединиться к поискам Тары, чтобы та не оказалась брошенной на милость Грега. Отыскать Эффи, как она упрямо продолжала считать, в такой глуши, особенно когда та умчалась на Кинге, было намного сложнее, чем найти пресловутую иголку в стоге сена. Тем не менее Кейти, как никому другому, были известны все любимые маршруты и места Тары, где она и собиралась искать ее – все лучше, чем сидеть дома сложа руки.
   – Идем, идем, девочка. – Кейти, нагруженная сбруей, вошла в денник и принялась седлать свою дружелюбную и довольно-таки пожилую кобылу. Будучи деревенской жительницей до кончиков ногтей, Кейти умела ездить верхом на ком угодно, но для того, чтобы успокоить Криса, приглядывавшего за ней в духе традиций почитания старших, ей пришлось довольствоваться смирной старой лошадкой. Пегги была верной кобылой, не слишком смышленой, зато она никогда не брыкалась, не вставала на дыбы, не шарахалась в сторону от испуга и не сбрасывала своего седока.
   – Но и быстро скакать я тебе не дам! – строго заявила Кейти, упираясь костлявым коленом в брюхо безропотного животного, чтобы затянуть подпругу. – Сегодня тебе придется попотеть, Пегз! Потому что нам надо отыскать Эффи. Такие вот дела. – Кейти вывела лошадь во двор, с удивительной для ее возраста ловкостью поднялась в седло и тронулась в путь. Далеко впереди полуденное небо обретало нездоровый оттенок. Прозрачный светлый воздух сгущался, становясь из ярко-золотистого мучнисто-желтым. Кобыла Кейти втянула носом воздух и стала испуганно прядать ушами, после чего неохотно перешла на неуклюжую рысь.
   – Надвигается гроза, как думаешь, Пегз? – спросила Кейти. – Может, до нас она и не доберется. Она еще далеко отсюда. Но надо пошевеливаться. А ну, давай-ка, прибавим ходу!
   Презрев собственную безопасность, неукротимая сухонькая поселянка решительно двинулась выбранным маршрутом.

   Чем дальше от ранчо, тем явственнее ощущалось приближение бури. Небо над головой было затянуто тучами, отчего видимость в этой горчично-бурой взвеси, в которую превратился воздух, упала. Ветер все усиливался, раскачивая макушки эвкалиптов и пуская маленькие смерчи по сухой красной почве. Заходящее солнце раскрасило в жуткие, мрачные цвета нависшие над горизонтом тяжелые тучи, словно огромный купол неба грозил опрокинуться на беспомощных путников. С северо-запада донеслись раскаты грома – приближающаяся гроза набирала силу, неуклонно катясь прямо к Эдему.
   Тара забралась в глушь намного дальше, чем когда-либо ранее, но по-прежнему погоняла Кинга, умоляя храброго жеребца домчать их до какого-либо укрытия прежде, чем гроза или преждевременно наступающие сумерки скроют от глаз ориентиры, которые она примечала, чтобы вернуться домой. Темнота сгущалась, и небо над головой последовательно меняло цвет от прозрачно-золотистого до медного, быстро ставшего густо-желтым, затем кроваво-красным и наконец иссиня-черным. Горизонт угрожающе затянули грозовые тучи. Могучий жеребец уносил свою наездницу все дальше и дальше, перепрыгивая через разбросанные камни и густую растительность, и его копыта стучали по выжженной земле. Тара мчалась вперед, в самое сердце урагана, словно темный ангел, пылающий местью и призывающий стихию помочь ей довести до конца свое дело.

   А в гостиной Эдема Джилли пила, плакала, спала, затем просыпалась и повторяла все сначала. Долгие часы, проведенные в одиночестве, пока она оплакивала свою загубленную жизнь и разбитое в кровь лицо, превратили ее в настоящую развалину, погруженную в пучину отчаяния. После того невероятного количества виски, что она влила в себя, она готова была вот-вот отключиться и бродила по комнате, то невнятно бормоча, разговаривая сама с собой, то заливаясь безумным смехом, в зависимости от того, какая мысль – ироничная или абсурдная – приходила ей в голову. Внимание ее привлекла фотография Стефани, стоявшая в рамочке на каминной полке. Со свирепой целеустремленностью, она, пошатываясь, добралась до нее и принялась пристально, как это свойственно пьяным, всматриваться в рамочку, уткнувшись носом в холодное стекло.
   – Ха, Стефани! – заплетающимся языком изрекла она. – Все еще мстишь мне, верно? Однажды я поклялась, что поквитаюсь с Харперами за то, как они обошлись с моим отцом. Но теперь и со мной произошло то же самое. А ведь я не хотела, чтобы с тобой такое случилось, Стеф… мне и в голову не приходило, что это будет такой кошмар. – И она заплакала, как случалось с ней очень часто, когда перед ее внутренним взором вставало окровавленное лицо тонущей в болоте Стефани. – Мне очень страшно, – захлебывалась слезами Джилли, раздираемая жалостью к самой себе. – Помоги мне, Стеф, я не знаю, что делать дальше…
   За окнами сгустилась темнота. Джилли была совершенно одна. И вдруг ночную тишину разорвал грохот копыт. Кинг влетел во двор тем же бешеным аллюром, каким выезжал несколькими часами ранее, сохранив достаточно сил, чтобы одним прыжком перемахнуть через ограду, а не степенно входить в ворота. С его боков хлопьями летела пена, когда, взмыленный и уставший после сумасшедшей скачки, он наконец остановился, и Тара повисла у него на шее в знак любви и благодарности. Затем она соскочила с него, расседлала его и тщательно обтерла, после чего накрыла попоной, дабы он остыл, а потом напоила и засыпала в кормушку зерна, оставив лишнюю охапку пахучего сена в награду за его верную сегодняшнюю службу.
   Направляясь по двору к дому, Тара поняла, что вернулись они как раз вовремя. Гроза надвигалась с устрашающей целеустремленностью. Тем не менее ураган снаружи мог оказаться не столь страшным, чем тот, который ждал ее внутри, сказала она себе и подобралась, готовясь к неизбежной схватке.
   – Ты… сука! Жалкая вонючая корова!
   В коридоре перед нею, покачиваясь из стороны в сторону, со стаканом в руке стояла Джилли.
   – Привет, Джилли.
   – Ага, значит, ты знала, что я приеду?
   Спокойствие, с которым Тара приветствовала Джилли, которая и без этого находилась в неуравновешенном состоянии, стало для последней спусковым крючком.
   – Ну разумеется. – Тара невозмутимо проследовала мимо, стягивая с рук перчатки для верховой езды.
   Джилли бросилась за нею вдогонку и схватила за руку.
   – Ты кем себя возомнила, тварь? – остервенело закричала она. – Притворяешься моей подругой и крутишь с Грегом шашни за моей спиной! Почему? Объясни!
   Тара пропустила ее вопрос мимо ушей.
   – Где Грег?
   – Поехал искать тебя. Он прихватил с собой ружье, так что, скорее всего, будет охотиться – он всегда так делает, когда чувствует, что его дела плохи.
   – Я собираюсь выпить чаю. – Тара свернула в направлении кухни. – Составишь мне компанию? – небрежно бросила она через плечо.
   – Слушай сюда! Вернись немедленно! – беспомощно выкрикнула Джилли. – Я хочу поговорить с тобой, Тара…
   На кухне Тара отложила в сторону хлыст для верховой езды и перчатки и с каменным лицом взялась за чайник и спички. Было очевидно, что ее план стравить Грега и Джилли удался на славу – она бесстрастно отметила распухшую губу Джилли и уродливые синяки у нее на щеке и подбородке. Знала она и о приступах сильнейшего раздражения Грега, в моменты которых он всегда отправлялся на охоту, чтобы выместить свою злость на маленьких беспомощных созданиях, которые не сделали ему ничего плохого. Но у нее не было сострадания ни к ней, ни к нему. Уж они точно не испытывали ни малейшей жалости к кому бы то ни было, кроме самих себя. Разработанный ею план и поставленная цель вывели ее на финишную прямую. Обратного пути у нее не было.
   Нетвердой походкой Джилли торопливо вошла на кухню и направилась к Таре, расплескивая выпивку.
   – Не смей бегать от меня, – вскипела она. – Тебе придется ответить на парочку вопросов, мисс Тара! Зачем ты сказала мне, что едешь сюда с Грегом… для чего?
   «Скоро узнаешь, дорогая моя», – подумала Тара, но вслух ответила:
   – Я решила, что ты имеешь право знать правду, Джилли. Ты считаешь себя моей подругой, и я не захотела действовать исподтишка, за твоей спиной. Ты считаешь Грега своим, а он здесь напропалую ухаживает за мной. Я рассказала тебе обо всем, потому что он наверняка бы солгал, если бы ты спросила его сама.
   – Значит… это – правда? И сколько это у вас длится?
   – Некоторое время. – Тара намеренно сохраняла отстраненность, расхаживая по кухне, но в действительности заставляя Джилли нервничать.
   – Сколько?
   – Я не вела точный подсчет. Для меня это все – несерьезно.
   – Ага, понимаю! – Как и рассчитывала Тара, последняя стрела попала в цель. – Выходит, для тебя это нечто вроде игры? Забавы? Ты сочла возможным немножко развлечься, хотя речь идет о моем мужчине, которого ты уводишь, и о моей жизни, которую ты разрушаешь…
   – Разве Стефани не могла бы сказать то же самое тебе, Джилли?
   Голос Тары поразил Джилли в самое сердце, словно хирургический скальпель, и она испуганно ахнула.
   – Что? Стефани? Причем тут она? Я ничего не понимаю. Я по-прежнему не знаю, почему ты хочешь отнять у меня Грега. Что я тебе сделала?
   Вопрос повис в воздухе. Тара не мигая смотрела на Джилли мрачным осуждающим взглядом. Испуганную и растерянную Джилли охватила бурная истерика.
   – Это все ты! Это ты встала между мной и Грегом! До твоего появления у нас все было нормально, он любил меня…
   Она набросилась на Тару, раздосадованная и взбешенная.
   – Я хочу, чтобы убралась отсюда! Немедленно! – Она пьяно замахнулась кулаком, целясь Таре в лицо, но движение вышло смазанным, и удар пришелся в плечо.
   – Не думаю, что Грегу это понравится, если я расскажу ему, а? – осведомилась Тара, в глазах которой застыло отвращение.
   – Грег! – Встревоженная Джилли моментально уразумела, что Тара говорит правду. – Грег… подонок… он уже должен быть здесь. Но где же он?
   – Что ж, если ты так беспокоишься о нем, – голос Тары становился все холоднее и холоднее, – то всегда можешь оседлать одну из лошадей и отправиться на его поиски.
   Сардоническое предложение лишь усилило у Джилли чувство беспомощности и нарастающего ужаса. Вой ветра снаружи со всей очевидностью свидетельствовал, что над Эдемом вот-вот разразится буря.
   – Тебе придется быть осторожной, Джилли, – продолжал холодный и далекий голос. – Похоже, нас ждет настоящий ураган. Постарайся избежать его.
   С большим трудом Джилли сфокусировала взгляд на издевательском и насмешливом источнике своего отчаяния. Перед нею стояла Тара, на губах которой играла любезная улыбка.
   – Ну, Джилли, какой чай тебе приготовить?
   Вне себя от ярости и страха, Джилли выплеснула в Тару виски из стакана, который по-прежнему сжимала в руках.
   – Засунь свой чай себе в задницу! В задницу! В задницу!

   Неистовая буря наконец разразилась над Эдемом. Она накрыла ранчо с ужасающей быстротой, ломая ветки на деревьях и поднимая столбом сорванные листья и клубы пыли, отчего воздух сгустился буквально на глазах. Дьявольский хор голосов этого яростного вихря стонал и визжал вокруг дома на разные лады, от фальцета до громового рева, словно все демоны воздуха сорвались с цепи. Раскаты грома следовали за вспышками молний с такой быстротой, что между ними не было и секунды перерыва, а струи тропического ливня обрушились на крыши с такой силой, словно хотели вогнать их в землю.
   Всего за несколько мгновений до того, как над Эдемом разбушевалась гроза, на ранчо вернулась Кейти – инстинкт старой поселянки подсказал ей, как нужно убегать от урагана: подобно кораблю, оставляя шторм у себя за спиной и позволяя ему благополучно принести себя на волнах в гавань. Она не сумела найти Эффи. Зато получила полное удовольствие от верховой прогулки. Она изнемогала от усталости, но при этом сумела хотя бы отчасти сбросить свое запредельное напряжение. Кроме того, она осталась весьма довольна своей старушкой Пегз. А еще она была довольна собой – в своем-то возрасте она сумела выдержать долгую скачку в непростых условиях.
   Спасаясь от первых капель проливного дождя, Кейти завела кобылу под крышу, позаботилась о ней и накормила ее, а потом немного постояла на конюшне, наслаждаясь миром и покоем. Вернувшись в дом, она увидела, как объект ее поисков выходит из одной из свободных спален.
   – Эффи! А я-то думала, что ты заблудилась! Я ездила искать тебя!
   Преданность и глубокая привязанность старой экономки тронули Тару.
   – Ах, Кейти, вы же хорошо знаете меня, – сказала она, вкладывая особый смысл в свои слова. – Неужели я смогла бы заблудиться в этих краях?
   Кейти коротко рассмеялась, уловив безмолвный намек на тайну, известную лишь им двоим.
   – А теперь послушай меня: знаешь ли ты, что к нам пожаловала нежданная гостья? Джилли Стюарт?
   – Да, я видела, как она прилетела… И слышала, как она ссорилась… с ним.
   – В общем, она здесь. – Тара приоткрыла дверь гостевой комнаты. Заглянув внутрь, Кейти увидела, что на кровати, лежа на спине, простерлась Джилли, запрокинув голову и хрипло, с бульканьем и свистом, наполняя воздух своим дыханием. – Мне пришлось уложить ее в постель – похоже, она пила весь день, потом на кухне с нею случилась истерика, и она отключилась. Не беспокой ее, пока она не проспится, окей?
   – Да, конечно.
   – И еще одно. Кейти, ты теперь в курсе того, что здесь происходит. Я просто прошу тебя доверять мне. Все под контролем. Я знаю, что делаю, и должна сделать это.
   Лицо Кейти просветлело:
   – Как скажешь, Эффи! До тех пор пока ты, Эффи, снова не исчезнешь.
   – Я больше никуда не уеду. Но я хочу, чтобы ты ни во что не вмешивалась. Сегодня вечером ужин можешь не готовить – ступай к себе и ложись спать пораньше. Именно так собираюсь поступить и я сама.
   – Хорошо.
   – Тогда спокойной ночи, Кейти.
   – Спокойной ночи.
   Вне себя от радости, Кейти умчалась к себе, где намеревалась провести еще один вечер наедине со старыми фотографиями. Но, едва она успела поудобнее устроиться в постели с коробкой в руках, как на нее навалилась усталость после безумной полуденной скачки, и она заснула как младенец.
   Тара тоже ощущала во всем теле приятные последствия своих дневных развлечений. Мышцы ее ныли от усталости, но она была чрезвычайно довольна собой. Нижняя часть ее тела зудела от щекочущего тепла, которое может дать лишь долгая скачка, – стоя в холле, она как будто ощущала чувственную дрожь сильного конского крупа между ног и испытывала приятную боль в бедрах. Что ж, сегодня она впервые почувствовала себя дома, в своей стихии. А теперь пора переходить к следующему этапу.
   Убедившись, что с Джилли все в порядке, она тихонько вернулась к себе в комнату и, пройдя в ванную комнату, начала набирать ванну. Из косметички она достала флакончик «Лалика», откупорила его и уронила в горячую воду несколько драгоценных капель. Негромко напевая, она выложила французское мыло, свою самую мягкую мочалку, масла и лосьоны для тела. Исходящий от ванны аромат наполнил воздух благоуханием розы и мускуса. Тара сняла с себя футболку, бриджи для верховой езды, бюстгальтер и трусики. Все это пропахло лошадиным потом и теперь перестало соответствовать ее настроению.
   Ванна была уже почти готова, обретая молочный пенный цвет подле кранов, из которых била вода. Войдя в спальню, Тара выбрала кассету для стереопроигрывателя. Ее рука без раздумий потянулась к старым французским песням о радости и боли любви. «Plaisir d’amour, – негромко запела она, – о сладкое благословение любви…» – Музыка наполнила комнату мягким звучанием и проникла в ванную. Она закрыла краны, обернула волосы полотенцем, перешагнула через край и легла в воду, испытывая полное умиротворение. Вокруг нее мечтательно заколыхались волны очередной композиции. «Souse le lilas, – напевала шансонье, – vin d’lilas…»

     Я забылась прохладной темной ночью,
     Отдала всю себя в туманном свете,
     Незнакомый восторг не превозмочь мне
     Под кустом сиреневого цвета.
     Приготовила вино из сирени
     И вложила в рецепт свое сердце.
     Что хотела, нашла на дне я,
     В мир фантазий открылась дверца.

//-- * * * --//
   Вцепившись в руль лендровера, подпрыгивающего на неровностях почвы, Грег держал курс на Эдем, почти ничего не видя за сплошной пеленой дождя. Сердце его раздирали злоба и страх, убийственная злоба на Джилли, которую ему лишь отчасти удалось усмирить, прибегнув к рукоприкладству, и всепоглощающий страх, что Тара может не вернуться живой, если и она оказалась застигнута бурей на открытом месте. Он правил внедорожником, как безумец, не обращая внимания на камни и выбоины, забыв о Крисе и Сэме, которых швыряло на заднем сиденье из стороны в сторону, как мертвых, как груду кроликов и динго, сложенных у них под ногами. Он ничуть не боялся грома, рокочущего у него над головой, как не пугали его и молнии, извилистые сполохи которых то и дело вонзались в равнину, словно преследуя их. В голове у него засела только одна мысль – Тара.
   Влетев наконец под визг тормозов во двор, он выпрыгнул из внедорожника едва ли не раньше, чем тот остановился.
   – Загоните машину в гараж, – распорядился он, – а тушки повесьте снаружи дома.
   Пробежав через двор, он ворвался в дом, готовый ко всему, кроме того, что его обступило – кромешная тьма и тишина, царившая повсюду. На кухне никого не было, и это вполне его устраивало – он не был голоден и мог обойтись сегодня вечером и без Кейти. Гостиная, столовая и библиотека тоже были пусты. В конце концов он нашел Джилли по ее громкому храпу, доносившемуся из свободной комнаты, и удостоверился, что до утра она, скорее всего, не проснется. Но где же Тара? Снедаемый дурными предчувствиями, он зашагал по коридору к ее комнате. Там горел свет, изнутри доносились звуки незнакомой и чарующей песни.

     Сладкое сиреневое вино,
     От него кружится голова,
     Где же ты, любовь моя?
     Сиреневое вино,
     Я не чувствую ног,
     Где же ты, любовь моя?
     Выслушай меня,
     Разве это – не он
     Ко мне идет?
     Сиреневое вино,
     Я готова
     Встретить свою любовь…

   Убаюканная музыкой, нежась в горячей воде, Тара впервые в жизни совершала чувственный и приносящий удовлетворение ритуал подготовки к занятиям любовью. Ее тело желало Грега Марсдена – ее тело получит его. Но оно должно быть безупречным. Поскольку совершенная любовь обеспечит безукоризненную месть. И потому она бережно намыливала себя, поглаживая руки и ноги и лаская каждую косточку, каждую складку своего тела. Тара обращалась с собственным телом с гордостью и удовольствием, похлопывая и растирая его, втирая масло и намазывая кремом, пока каждый его дюйм, с головы до пят, не стал мягким, влажным и благоухающим. Избежание смерти придало новый смысл ее плоти и крови, научив ее любить себя и собственное тело как одно из удовольствий жизни. Но любовь к мужчине – это была любовь совсем иного рода. И она будет готова, готова к любви.
   В комнате, расположенной по соседству, Грег также следовал всем предписаниям собственного аналогичного ритуала. Для начала он подготовил спальню, устранив все следы своего в ней пребывания и взбив подушки на диване и кровати. Затем он отправился на кухню, где обнаружил в холодильнике бутылку шампанского, и захватил ее с собой вместе с двумя бокалами. Наконец он снял промокшую куртку, рубашку, джинсы и плавки и залез под душ. С наслаждением подставив лицо струям воды, он долго стоял, чувствуя, как они стекают по его телу. Он радовался горячей воде, как ребенок, плескался и баловался, смывая напряжение и предвкушая то, что ему предстояло. В памяти у него то и дело всплывали странные фразы из мелодии, которую он подслушал под дверями комнаты Тары. «Сиреневое вино… Где ты, моя любовь?» С пробуждающимся интересом он втирал мыло в кожу рук, груди, чресел, и его аппетит возрастал с каждой секундой. «Я готов… готов к любви».

   Разразившийся над Эдемом ураган достиг своего крещендо, казалось, в яростном гневе он штурмовал ранчо со всех четырех сторон света. Но для Криса, укрывшегося в тепле конюшни, сокрушительный грохот и светопреставление этой страшной ночи не таили в себе никаких ужасов. Он знал, что это – всего лишь шалости громовержца Джамбувула, странствующего в грозовых тучах, дабы пролить живительный дождь на иссохший мир внизу. Без громовержца не было бы и самой жизни, поскольку тучи его служат домом для детей-духов, которые спускаются на землю на каплях дождя, чтобы обрести смертную мать. Сидя на корточках в стойле Кинга, который оставался молчаливым свидетелем его медитаций, Крис негромким речитативом вплел свой голос в священный хор духов, начиная ритуал, который будет свершен нынче ночью.
   «Бабо нато банжир кулпернатома Байаме, я слышу голос духов предков и вызываю к тебе, Отец Всех, пусть великие духи заговорят и благословят женщину на ее деяния сегодня ночью. Ты научил нас, как познать чудо и красоту женщины, женскую силу любви, когда сотворил Черного Лебедя Куннаварру, а потом создал и ее спутника, поскольку без мужчины женщина несовершенна, как и мужчина без женщины, равно как оба они без огня жизни, воспламеняемого в вековечном танце. И когда мужчина и женщина сольются в объятиях, тогда все радости жизни исчезнут, а тьма и холод вернутся, чтобы покорить мир. О, Джулунггул, Великий Змей Радуги, когда первая жизнь родилась в песнях и танцах духов наших предков, ты изогнул свое тело, устремив его ввысь, дабы дать им свое благословение. Змей Радуги, мать и отец всех живых существ, ты, соединяющий в себе и фаллос, и лоно, наполненный жизнью, что присутствует в них обоих, будь с этой женщиной, и так же, как ты повелеваешь лунами, приливами и отливами, напои своими водами реки, а те пусть триумфально побегут к морю!»

   Тара была готова. Освеженная принятой ванной, едва ли не пресытившаяся сладостью любовной лирики и масляными ароматами мускуса и роз, тяжелые запахи которых она смешала в ванной, она ублажила свое тело до состояния возбуждения в предвкушении любви. Достав из ящика комода белое неглиже, богато украшенное кружевами и вышивкой по вороту и рукавам, она надела его, перевязав талию широким поясом розового атласа. В зеркале она увидела женщину с блестящими глазами, раскрасневшуюся и невероятно привлекательную. «Ну вот я и готова», – подумала она.
   Воспользовавшись французским двустворчатым окном, она вышла на веранду. Отсюда можно было любоваться настоящим величием урагана, каскадами пламени, рвущими небеса в клочья, и сплошными стенами воды, у которых, однако же, недоставало силы погасить их. Пульс ее участился в такт необузданным ритмам стихии, и она громко рассмеялась от восторга. Затем, развернувшись, она направилась по веранде к комнате Грега.
   Завернувшись в мягкое банное полотенце, Грег только что закончил принимать душ и теперь в последний раз окидывал взглядом спальню, проверяя, все ли готово к приему гостьи, когда в открытое французское окно он вдруг заметил фигуру в белом, скользящую к нему по веранде. У него перехватило дыхание. Она была настолько прекрасна, что казалась ему воплощенным идеалом женщины. Пока он, словно зачарованный, не сводил с нее глаз, Тара повернулась и вошла в его комнату. Не в силах вымолвить ни слова, он двинулся ей навстречу, чтобы приветствовать ее, взял ее за руку и подвел к креслу. Столь простое действие в его исполнении было исполнено сексуального подтекста, и от прикосновения к ее теплым пальчикам по коже у него пробежали мурашки. Он подошел к столу, чтобы откупорить шампанское, но поразился собственной неловкости, возясь с пробкой, поскольку не мог оторвать от нее глаз. Сияющая, благоуханная и свежая, она была заряжена необычайной эротичностью, как-то по-новому проявлявшейся в ней, чего он прежде не замечал. К своему смятению, он вдруг почувствовал, как его член зашевелился и ожил под банным полотенцем. «Не спеши, – сказал он себе, – тебе ведь не четырнадцать».
   Тара смотрела на Грега, пока тот откупоривал шампанское, с нескрываемым восхищением – она впервые позволила себе удовольствие откровенно полюбоваться телом мужчины. От горделивой посадки хорошо вылепленной головы до красивых пальцев длинных ног он был великолепен. На его широких плечах соблазнительно выступали ключицы, мышцы были развитыми и сильными, а грудь поросла золотистыми волосками, похожими на крупинки золота, оставшиеся на столе золотых дел мастера. Живот у него был плоским и упругим, и полотенце сползло на бедра, открывая незагорелую область, резко выделявшуюся на фоне загара. Он ответил на ее взгляд улыбкой – ему нравилось, что она смотрит на него, – и, разлив шампанское, он поднес ей бокал с пенящейся влагой.
   – За тебя, – прошептал он, поднимая свой бокал, – и твою красоту.
   Они молча выпили, вновь подняли тост и выпили снова. Грег был бы счастлив, даже если бы мог просто сидеть и любоваться ею всю ночь напролет, но желание дотронуться до нее становилось невыносимым. Отставив бокал в сторону, на столик у кровати, он подошел к ней, взял у нее шампанское и поднял ее на ноги. Затем, прижав ее к себе, он запрокинул ей голову, чтобы поцеловать.
   Губы ее были мягкими и теплыми, а на вкус, словно спелая ягода. Он бережно скользнул по ним языком, проникая все глубже и глубже, пока она не ответила на его поцелуй. Тара с готовностью приняла его язык, пробуя его на вкус и посасывая – у нее возникло такое чувство, будто она впитывает его. Она покусывала его язык зубами, а потом отпускала, после чего, обретя свободу, принялась покрывать жаркими поцелуями его губы, подбородок и даже шею, куда могла дотянуться, приподнявшись на цыпочках.
   Грег застыл на месте не шевелясь. Уронив руки, он стал ласкать ее ягодицы, а потом прижал ее бедра к себе. Она ощутила длину и силу его вставшего члена и испытала восторг от своей власти над ним. Невесомыми прикосновениями пальцев она пробежалась по его спине и коснулась лопаток, наслаждаясь гладкостью его кожи. Отпустив ее, он отступил на шаг и взглянул на ее груди, жаждавшие освободиться из объятий тонкой и невесомой ткани. Он подвел ее к кровати и мягко усадил на нее, а потом бережно коснулся ее грудей, сначала одной, затем другой. Соски были набухшими и розовыми, отчетливо проступавшими сквозь тонкий шелк ее неглиже. Развязав пояс, он развел полы ее облачения в стороны, выпуская ее тело на волю. Еще никогда ранее Тара не испытывала такого благоговения, с коим мужчина обращается с телом женщины, которую любит. Он стал ласкать ее груди так умело и с таким преклонением, что она впервые почувствовала, что они целиком и полностью принадлежат ей. Опустившись перед нею на колени, он принялся покрывать их поцелуями, по очереди накрывая каждый сосок губами и ритмично посасывая его. Восторгу Тары не было предела. Она почувствовала, как в самой глубине ее естества зарождается волна наслаждения. И вдруг, накрыв обе ее груди ладонями, он прижался лицом к ложбинке между ними, и прикосновение его шершавого подбородка к нежной и чувствительной коже буквально наэлектризовало ее.
   Он повалил ее на кровать и полностью распахнул полы ее неглиже, а потом начал поглаживать и ласкать ее живот и бедра, его губы и пальцы порождали в ней такие ощущения, о существовании которых она даже не подозревала. Желание нарастало, и она взяла его за руку и направила к треугольнику между ног, где шелковистые каштановые волоски уже покрывала роса любви. Его длинные пальцы коснулись ее лона, отыскали нежный клитор и почувствовали, как тот затрепетал от их прикосновения. Он бережно раздвинул ее губы, коснулся их языком и принялся ласкать столь умело, что пробудил в ней доселе неведомые ей чувства, и она, не отдавая себе отчета ни в том, что именно и для чего делает, схватила его за волосы и прижала его лицо к своему лону, а потом, ощутив твердость его подбородка, содрогнулась в коротком и мощном оргазме.
   Немного погодя, прикрыв лицо локтем, словно желая укрыться от его взгляда, она пробормотала: «Мне очень жаль».
   Грег лениво рассмеялся:
   – О чем тут можно жалеть? Если ты способна так легко кончить, значит, ты можешь кончить снова и снова, несколько раз подряд. Сейчас я покажу тебе.
   Он просунул пальцы ей между бедер, и уже через мгновение она поняла, что вновь истекает жаром и хочет его. Он тоже почувствовал ее соки.
   – Вот видишь? – Он вновь рассмеялся, насмешливо глядя на нее.
   Воспламененная и сгорающая от желания Тара попыталась перехватить контроль над собственным телом. Вытянув руки, она схватила его за плечи и оттолкнула от себя, повалив на кровать, после чего сдернула полотенце, которым он обмотал свои бедра. Он самодовольно откинулся на спину, выставляя свой напряженный член и явно получая удовольствие от его силы и ее интереса. Она, словно зачарованная, взяла его обеими руками, ощущая его замечательную гладкость и одновременно необычайную твердость. Она нежно провела им между своих грудей, а потом принялась покрывать его сверху донизу поцелуями, зарывшись лицом в темно-золотистую поросль у его основания. Грег почувствовал, что его возбуждение нарастает, и понял, что, будучи мужчиной, не может столь безрассудно разбрасываться своими оргазмами, как это случается с женщинами. И поэтому он показал ей, как доставить ему удовольствие без того, чтобы он кончил, и был тронут в равной мере ее невинностью и нетерпеливым желанием учиться.
   Тара же чувствовала себя так, словно вновь проживает всю свою жизнь за один короткий миг, только на сей раз все делает правильно. Ее власть и уверенность в собственных силах возрастали с каждой минутой. Как и ее возбуждение – первый оргазм лишь пробудил в ней жажду испытать его вновь. Желание ощутить прикосновение рук Грега к своим грудям, ягодицам и треугольнику между ног становилось неудержимым. Но еще сильнее ей хотелось, чтобы его член, который она уже держала в руках, трогала губами и прижимала к ложбинке между грудей, вошел ей между ног. Устав в конце концов от его бесконечных «еще рано», повторяемых горячечным шепотом, она оседлала его и буквально взяла его, с такой силой стиснув стенками влагалища, что он уже не мог высвободиться. Застигнутый врасплох, лишенный возможности контролировать оргазм, наступление которого он сдерживал уже с величайшим трудом, он с яростным восторгом выкрикнул: «Ты сучка!» – и излился в нее с напором курьерского поезда.
   А потом началась нега неспешных занятий любовью, когда первое желание уже удовлетворено, но глубинная жажда еще не утолена. Теперь уже она старалась «вернуть его к жизни», как он выразился, получив полное право руками и губами изучить и исследовать каждый дюйм его тела, гладить впадинку у него под ключицей и целовать ложбинку на бедрах. Соски его, как оказалось, обладают ничуть не меньшей чувствительностью, нежели ее собственные, а основание позвоночника столь же восприимчиво к нежному массажу. Внутренняя сторона бедер была мягкой, как шелк, и лишенной золотистых волосков, которые покрывали его ноги спереди. Она с благоговением взяла его за тяжелую мошонку и подивилась странной прихоти природы, поместившей нечто столь ценное в столь хрупкую оболочку. Каждое новое открытие лишь усиливало ее возбуждение – она взмокла от соков любви, и ей казалось, будто от влагалища по всему ее телу растекается жидкий огонь – и к тому времени, как она завершила свои исследования, его член стремительно пробудился к новой жизни.
   Опрокинув ее на спину, он с силой вошел в нее, а потом длинными, ровными, ритмичными движениями сначала заставил ее стонать, а потом довел до невероятного, яростного, продолжительного оргазма, который потряс ее сокрушительным экстазом. Только когда он убедился, что она кончила, а потом еще кончила повторно, он позволил и себе испытать освобождение, доведя до завершающего упоительного аккорда уже себя на затихающих волнах ее возбуждения.
   Они лежали, подобно двум утонувшим возлюбленным, выброшенным морем на берег вечности, освещенные ясным светом, льющимся со ставшего безоблачным неба. Ураган выплеснул свою ярость и отправился бушевать дальше. Небесные духи, духи предков и Великий Змей Радуги сделали свое дело. Она наконец стала женщиной.

Глава двадцать вторая

   Дэн подбирался к городскому особняку Харперов с некоторой опаской и осторожностью. Не располагая в Сиднее автомобилем, он был вынужден взять такси до Дарлинг-Пойнта, но расплатился с водителем в самом начале авеню и последнюю четверть мили прошел пешком. Впрочем, тщательное наблюдение показало, что все его меры предосторожности оказались излишними. По всей видимости, здесь не было никого. Огромный белый особняк дремал в лучах утреннего солнца, на подъездной дорожке не было видно ни одной машины, равно как и признаков жизни где-либо на территории. Дэн ощутил острый укол тревоги. Это была единственная ниточка, способная привести его к Таре. Что, если она здесь и оборвется?
   С терпением, свойственным его профессии, Дэн стал ждать и наблюдать. Но его надежды не оправдались. Ничего не происходило. Не было заметно никакого движения. Никто не приехал и не уехал. Дэн укрылся под деревьями, росшими вдоль стены у самых ворот, и надолго задумался. Когда он впервые испытал легкое беспокойство при виде Тары? Он затруднился бы ответить. Но теперь ему казалось, что было в ней нечто такое, что встревожило его с самого начала – он до сих пор во всех подробностях помнил, какой она была на первой консультации, изуродованная лицом и телом, но несломленная духом, который сиял в ее необычных глазах. И тогда он понял, что она лжет относительно природы несчастного случая, произошедшего с нею – ни в одной автокатастрофе невозможно получить подобные увечья. Она с самого начала оставалась загадочной особой, храня свои болезненные тайны в глубинах своего гордого сердца, израненная телом и душой.
   Из собственного опыта он знал, что время излечивает большинство ран. Но время – неспешный доктор, который работает без анестезии. Из своего недавнего визита к Таре Дэн вынес главное – страдания Тары продолжаются. Что бы ни случилось с нею ранее, это – еще не конец. Он догадался, что у нее есть какой-то план, что она разработала порядок действий, который должен помочь ей справиться с тем, что ее беспокоило, и он восхищался ею за это. Кроме того, он верил в то, что ее решимость поможет ей довести начатое до конца. Но, когда фрагменты головоломки начали складываться в единую картину, что произошло вскоре после визита серьезного и встревоженного сержанта Сэма Джонсона на остров Орфей, он больше не мог заглушать в себе страх того, что ее враг окажется сильнее, смелее и безжалостнее. Ох, Тара, любимая моя девочка, думал он, почему ты не доверилась мне? И как я могу помочь тебе, если даже не знаю, где ты находишься?
   Сонное безмолвие на авеню нарушило появление фургона для доставки грузов. Дэн встряхнулся, отгоняя ненужные сейчас мысли. Пришло время для лобовой атаки. Подергав чугунные ворота, он, как и ожидал, убедился, что они заперты. Но вот окружающие особняк стены, построенные, скорее, в качестве украшения, нежели надежной защиты против вторжения, не сумели оказать серьезного сопротивления тренированному мужчине. Не обращая внимания на урон, который могли понести его обувь или одежда, Дэн подпрыгнул, ухватился за грубую поверхность и вскарабкался наверх. Не задерживаясь на краю стены из опасения быть обнаруженным, он спрыгнул на мягкую землю по другую сторону. Отряхнув руки и колени от налипшей земли, он огляделся по сторонам.
   Прямо впереди изгибалась вверх зеленая лужайка. Густой сад готов был обеспечить надежное прикрытие. Дэн осторожно двинулся к дому, укрываясь за деревьями и россыпями кустарников, коими изобиловал поросший травой участок. Он не позволил себе задуматься о собственном благоразумии, отважившись на незаконное проникновение на частную территорию, и решительно отогнал от себя кричащие заголовки, порожденные его воображением: «Врач из Квинсленда арестован за незаконное проникновение в особняк». Он обошел дом с боку, по-прежнему не заметив в нем никаких признаков жизни. Оказавшись позади особняка, он подошел к самой границе своей защитной полосы и, раздвинув листву, принялся наблюдать.
   Здесь лужайка опять спускалась вниз, к краю воды и к якорной стоянке, на которой стояла яхта Харперов. На самой вершине пологого холма возвышался внушительный квадратный особняк, все окна которого с этой стороны были закрыты ставнями или портьерами от жаркого утреннего солнца. На террасе в беспорядке стояли стулья и шезлонги, но там не было никого, кто нежился бы на них в солнечных лучах. И лишь в плавательном бассейне, расположенном сразу же позади внутреннего дворика, быстрым кролем от одной стенки к другой плавал какой-то мальчишка. Рядом с бассейном, высунув язык от жары и шумно дыша, лежала восточноевропейская овчарка.
   И вдруг собака зашевелилась, подняла голову и потянула носом воздух. В мгновение ока вскочив на ноги, она уставилась на заросли, в которых укрывался Дэн. А затем, предупредительно рыкнув, она помчалась по лужайке прямо к Дэну, заливаясь злобным лаем.
   Поняв, что обнаружен, Дэн вышел из-за кустов и шагнул вперед. Когда собака подлетела к нему вплотную, он не дрогнул и не побежал, а лишь опустился на колено, чтобы оказаться с нею на одном уровне.
   – Хороший мальчик! – проговорил он таким ровным и дружелюбным голосом, какой только смог из себя выдавить. – Здорово, приятель! Ты ведь хороший песик, верно?
   К его невероятному облегчению, пес не стал бросаться на него, а замер на месте, глядя на него, но не демонстрируя враждебных намерений.
   – Все в порядке, малыш, – хладнокровно продолжал он со спокойствием, которого на самом деле не чувствовал.
   – Кто вы такой? – донесся до него пронзительный испуганный голос. Это мальчишка вылез из бассейна, прижимая к себе полотенце, словно рассчитывая укрыться за ним.
   – Друг, обещаю тебе, – успокаивающе отозвался Дэн. – Я звонил в ворота, но мне никто не ответил.
   – Это – частная собственность. Чужим нельзя входить сюда просто так. – Голос мальчишки прозвучал сдержанно, но страха в нем уже не было.
   – Я должен извиниться. Обычно я не делаю ничего подобного, но сейчас дело не терпит отлагательства.
   Мальчишка с опаской направился к нему, ступая по траве. Дэн не осмеливался пошевелить и пальцем, дабы не спровоцировать собаку на нападение. Он покосился на блестящие глаза и острые зубы псины, готовой в любой миг прыгнуть на него, и стал с деланной безмятежностью ждать приближения мальчика.
   – Что вам нужно? Что вы здесь делаете?
   – Меня зовут Дэн Маршалл. Я ищу Грега Марсдена.
   – Его здесь нет. Вы – его друг?
   «Едва ли», – мрачно подумал Дэн.
   – Нет, – с чувством вырвалось у него, и наградой ему стало облегчение, отразившееся на лице мальчика. – Я – друг Тары Уэллс.
   «А ты наверняка ее сын, с такими-то глазами», – подумал он.
   – Тара! – воскликнул мальчик, и ошибиться в том, что он рад услышать ее имя, было невозможно. – Вы знакомы с нею?
   – Она стала моим близким другом. Я надеялся, что кто-нибудь здесь сможет подсказать мне, где ее можно найти. Ты, случайно, не знаешь?
   Дэн непроизвольно шагнул к мальчику, и собака тут же глухо зарычала. Мальчик улыбнулся.
   – Все в порядке, дружище. Это – свой. – Пес расслабился. – Его зовут Кайзер, – сообщил мальчик. – Собственно говоря, он прирожденный убийца.
   – Да, я уже заметил.
   – Обычно он никому не позволяет приблизиться к нам. – Мальчик с любопытством уставился на Дэна.
   – Надеюсь, он понял, что я – друг.
   По ободному молчаливому согласию они развернулись и стали подниматься по лужайке к дому.
   – Вы давно знаете Тару? – Мальчику явно хотелось поговорить о ней.
   – Уже примерно год.
   «Интересно, что тебе известно, – подумал Дэн. – Все или ничего?»
   – А где вы с нею познакомились?
   – В моей клинике в Северном Квинсленде.
   – В Северном Квинсленде! – Лицо мальчика затуманилось задумчивостью. – Значит, вы – врач?
   – Да.
   Дэн вдруг заметил, что кто-то наблюдает за ними сверху, с террасы. Подняв голову, он увидел девушку, чье лицо, как и мальчика, он узнал по фотографиям, которые видел в спальне Тары в ее квартире на Элизабет-Бэй. Ее смуглое личико было грустным.
   – Это – моя сестра Сара. А меня, кстати, зовут Деннис.
   Они обогнули плавательный бассейн и поднялись по каменным ступеням к террасе. Девушка не двинулась с места.
   – Сара, это – доктор Маршалл.
   – Привет. – Дэн постарался, чтобы его приветствие прозвучало тепло и дружелюбно.
   – Он – друг Тары, – продолжал Деннис. Сара с подозрением взглянула на него, но он понял, что она смягчилась.
   Шестое чувство подсказало ему, что надо сказать:
   – Я не дружу с Грегом Марсденом, Сара. Сейчас я просто хочу найти Тару.
   Девушка пристально взглянула на него, но потом явно решила, что ему можно доверять.
   – Почему бы вам не войти внутрь? – предложила она.
   Внутри, в гостиной, царила замечательная прохлада. Дэн обвел взглядом роскошное, элегантное убранство комнаты, но тут его внимание привлекла фотография на приставном столике.
   – Это – наша мама, – сказал Деннис, проследив за его взглядом. – Все говорят, что она погибла, но я…
   – Прекрати! – Лицо Сары исказилось от боли. – Хватит, Деннис! Ты обещал, что больше не будешь вспоминать об этом.
   – Деннис. – Дэн не пытался скрыть тревогу и нетерпение, прозвучавшие в его голосе. – Тара и Грег, где они?
   – Они в Эдеме.
   – В Эдеме?
   – Это наше ранчо. Оно находится в Северной территории.
   У Дэна упало сердце. Господи, до него слишком много миль: сначала на север, а затем на запад, в два раза дальше, чем он уже пролетел от Квинсленда до Сиднея. Он лихорадочно размышлял, пытаясь составить хоть какой-нибудь план.
   – Доктор Маршалл. – К нему подошел Деннис и посмотрел на него снизу вверх с чем-то очень похожим на надежду во взоре. – Я уже видел Тару прежде.
   – Прежде?
   – До того, как она приехала сюда на уикенд с Грегом.
   – Она провела здесь уикенд с Грегом? – Ревность больно ужалила его в самое сердце.
   – Нет, она уехала сразу же после обеда. Но я уже видел ее раньше. В моей школе. Она приходила туда в тот день, когда мы играли в футбол, и фотографировала нас. Я видел ее очень близко, вот как вас. Она сфотографировала и меня, но я не знаю зачем. Наверное, поэтому я и запомнил ее.
   За его спиной презрительно скривилась Сара, но было видно, что она внимательно прислушивается к их разговору.
   – И, когда она приехала сюда, я сразу узнал ее и спросил об этом, но она все отрицала. Но дело не только во мне. Кайзер тоже узнал ее. И весь день, который я провел с нею, меня не покидало ощущение…
   В комнате вдруг воцарилась мертвая тишина.
   – Какое ощущение? – едва слышно спросил Дэн.
   – Что она и была нашей матерью!
   Дэн увидел, как блестящие глаза мальчика наполнились слезами, когда он озвучил вслух свою отчаянную надежду. Сара нетерпеливо отвернулась, словно больше не могла выносить этой ерунды.
   – Доктор Маршалл, почему она попала в вашу клинику в Квинсленде? Что с нею случилось?
   Дэн заколебался. Ему не хотелось обнадеживать детей преждевременными откровениями. Но Деннис опередил его:
   – Вы говорили, что познакомились с нею около года назад.
   – Правильно.
   – То есть примерно в то самое время, когда с нашей матерью предположительно… и произошел несчастный случай. – Он умолк и жарко покраснел. – Я не хочу показаться сумасшедшим…
   – Ты вовсе не сумасшедший, сынок. – Последнее слово легко сорвалось у него с языка. Лицо Денниса побелело, а на напряженно сжатые губы и морщины в уголках рта у такого юного создания без слез смотреть было невозможно.
   – Тара Уэллс – наша мама?
   – Да.
   Деннис рухнул на стул и заплакал. Сара застыла на месте, словно окаменев, и смотрела невидящим взором прямо перед собой, подобно роботу. Затем, вскрикнув от душевной боли, она разрыдалась и бросилась в объятия Денниса, заливаясь слезами и жалобно всхлипывая.
   – Эй, эй, – принялся успокаивать ее брат, гладя по голове. – Теперь все в порядке, все нормально, она жива, не забывай! – Чувство вины и скорби, которые Сара так долго носила в себе, вырвались наружу, словно вода, прорвавшая дамбу. Дэн тихонько сидел в сторонке, своим молчаливым присутствием позволяя им выплеснуть противоречивые чувства облегчения и радости. И только когда слезы иссякли и оба они успокоились, он вновь задал вопрос, который волновал его сейчас больше всего:
   – Как можно быстро добраться до Эдема, до Тары?
   Сара ненадолго задумалась.
   – Телефона там нет.
   – Эдем оторван от всего мира, – подхватил Деннис.
   – Как насчет самолета?
   – У ранчо есть своя взлетная полоса. Там вполне может приземлиться легкий самолет.
   Дэн судорожно размышлял. Долететь от Сиднея до Дарвина, а там зафрахтовать чартер или воздушное такси… Он встал, собираясь уходить.
   – Доктор Маршалл…
   Сара уже полностью взяла себя в руки, и теперь перед ним стояла уже взрослая девушка, а не ребенок.
   – Доктор Маршалл, мы полетим с вами.
   – О да, пожалуйста, возьмите нас с собой, – взмолился Деннис.
   Дэн перевел взгляд с одного на другую. В ответ на него требовательно уставились две пары глаз Тары. Он понял, что сдался.
   – Хорошо. – Он улыбнулся. – Ладно. Поехали.
//-- * * * --//
   – Да, да. Отлично. Спасибо, что позвонили. И – удачи!
   Джоанна Рэндалл задумчиво вернула трубку на аппарат. Пристроившийся на подлокотнике дивана в ее кабинете Джейсон вопросительно приподнял свои песочного цвета брови.
   – Бесстрашный доктор? – насмешливо осведомился он.
   – Он самый. Очевидно, Тара гостит на каком-то отдаленном ранчо в глуши – в местечке под названием Эдем – вместе с Грегом Марсденом.
   Похоже, Джейсон ожидал услышать что-то в этом роде, и потому голос его прозвучал беззаботно:
   – Что ж, мы не станем задаваться вопросом, чем они там занимаются, правда, мамочка?
   – Не знаю. – Джоанна еще не пришла в себя после визита Дэна и пока что не решила, насколько она верит в историю, которую поведал ей доктор и которую она при первой же возможности пересказала Джейсону. – Даже если верна лишь половина того, что он мне рассказал…
   Джейсон рассмеялся:
   – Только не начинай сначала – я уже сказал тебе, что в твоем возрасте не стоит убиваться из-за ерунды, порожденной чьим-то горячечным воображением. А сейчас я намерен устроить тебе перерыв в размышлениях, за что последующие поколения благословят меня, и ты – в особенности.
   Но Джоанна была не в настроении выслушивать подобные глупости.
   – Переходи к делу, Джейсон.
   – Разумеется. Слушай. Все это не имеет значения.
   – Что именно не имеет значения?
   – В конце дня или прямо сейчас, в том дерьме, в котором мы с тобой оказались, мамочка, не имеет никакого значения, является ли Тара Уэллс Стефани Харпер или нет.
   – Джейсон, ты спятил окончательно? – Джоанна начинала злиться.
   – Послушай меня. Подставь ухо своему любимому фотографу. Да-да, конечно, на каком-нибудь мистическом, метафизическом или платоническом уровне вечной истины действительно имеет значение, кто она такая. И сейчас имеет значение то, что, если ей грозит опасность, добрый доктор, подобно кавалерии из-за холмов, спешит ей на помощь или, напротив, собирается предстать в роли праведного и пламенного «третьего лишнего», не более желанного, чем змей в эдемском саду, ворвавшись в их глушь в самый разгар медового месяца. Но для тебя, Джоанны, и для меня, Джейсона, это не значит ровным счетом ничего.
   – Я по-прежнему ничего не понимаю!
   – Потому что мы проиграли. Ты и я. Кем бы она ни была, какого бы галантного кавалера себе ни выбрала, она уже никогда не будет сниматься в рекламе.
   Джоанна уставилась на него. Подобная мысль до сих пор даже не приходила ей в голову. Джейсон продолжал:
   – Я изначально был в пролете. На ком она ни остановит свой выбор, это будет не малыш Джейсон. Я появился на сцене задолго до этих обоих придурков – и ничего, ноль, зеро. Где бы она ни прятала свою любовную кнопочку, я не смог нажать ее. – Он горько улыбнулся. – Так что можешь делать ставки, мамочка. На которого из них? Кто добьется руки прекрасной леди? По правую сторону от меня – красавчик Марсден, бродячий член, прославленный от Брисбена до Перта срыватель трусиков. В синем углу – отважный претендент доктор Дэн, молчаливый, но смертельно опасный, идеал думающей женщины. На кого ты готова поставить свои деньги?
   Он умолк. А Джоанна размышляла, пытаясь уяснить себе то, что только услышала от Джейсона. Чутье подсказывало ей, что он прав. Кроме того, на ее памяти Джейсон вообще редко ошибался. Он был умен, проницателен и часто подсказывал ей правильный путь. Она пристально взглянула на него.
   – А как ты к этому относишься?
   Он пожал плечами:
   – В последние месяцы я старался вообще никак к этому не относиться – и только добился первого крошечного успеха. Насильно мил не будешь, и кому, как не тебе, это лучше знать, моя дорогая старушка. Мы выживем, я и мое самолюбие. – Он повернулся к ней с одной из своих ослепительных улыбок. – И нам обоим тем быстрее станет лучше, чем скорее наша старая мамочка найдет новую длинноногую вешалку для одежды на осенний сезон.
   – Полагаю, ты прав, – протянула Джоанна.
   – Я всегда прав! – воскликнул Джейсон, притворяясь, будто оскорблен до глубины души. – Не спорь со мной! Доставай свои снимки крупным планом, мамочка, давай пороемся в твоих ящиках и отыщем новое лицо нашего будущего. Хотя бы на несколько следующих сезонов. Каков главный девиз этого бизнеса? Повторяй за мной…
   – Все время будь впереди, – машинально пробормотала Джоанна.
   – Умница. – Он подался вперед и ласково похлопал ее по руке. – А обо мне можешь не беспокоиться. Учитывая, что в Сиднее женщин на триста тысяч больше, чем мужчин, из которых большинство – педики, я наверняка скоро найду себе девчонку, которая не только захочет меня, но еще и будет благодарна!
//-- * * * --//
   Над Эдемом занимался рассвет, разгоняя звезды с чистого и безоблачного неба. Врата рая распахнулись, обнажая полупрозрачный купол небес, на котором не осталось и следа от страшного хаоса, творившегося здесь минувшей ночью. Тяжелые иссиня-черные тучи, разорванные в клочья яростным ураганом, перемежающиеся зигзаги электрического огня и потоки воды – все это бесследно исчезло. Мир сверкал и искрился, словно только что родившись заново, и каждое растение и листок блестели в первых лучах утреннего солнца. И лишь радуга, изогнувшаяся многоцветной дугой на небе, по которому упрямо карабкался наверх огненный шар солнца, напоминала о давешних событиях.
   Над бескрайней равниной заливался хохотом большой австралийский зимородок, призывая обитателей небес не пропустить появление утренней звезды и подбросить дров в разгорающийся великий костер, дабы он поскорее обрел свою дневную силу и прогрел землю. Выйдя наружу из темного и теплого зева конюшни, Крис, не проронив ни звука, лишь уважительным поклоном приветствовал беззаботного глашатая, возвестившего о приходе утра. Он знал, что если обидеть большого зимородка или попытаться повторить его заразительный, радостный смех, то птица перестанет будить духов, которые разводят небесный огонь, и тогда непроницаемая тьма вновь обрушится на мир, как было до того, как Отец Всех породил первый лучик света.
   Запрокинув голову, Крис увидел безупречную семицветную дугу, сияющую на чистом и перламутровом своде неба. Он замер в ожидании, когда духи предков нашепчут ему на ухо, что означает ее появление. Ночью по небу прошел создатель праотцов Джулунггул, Великий Змей Радуги, благословляя землю внизу своей силой и мощью. Пока Крис смотрел на радугу, она поблекла, потом вдруг вновь засияла, переливаясь всеми цветами, еще ярче прежнего. И тогда Крис уловил ее второе значение и дурное предзнаменование, которое она в себе таила. В незапамятные времена, когда мир был молод и воинственные племена еще не научились жить в мире друг с другом, взбешенный охотник метнул камень, чтобы убить ту, что любила его. Он швырнул его с такой силой, что камень взлетел в небо и раскололся, вспыхнув, подобно гигантскому опалу, оплакивая совершенное злодеяние и породив первую радугу этого мира. И до сего дня радуга подает знак тем, кто умеет читать подобные вещи, что где-то остается безнаказанным проявление жестокости, и опал вновь роняет на землю свои скорбные слезы. Но здесь побывал Великий Змей Радуги, в котором рождаются и умирают все живые существа, и его присутствие несло в себе жизнь, смерть и прочие превратности, чередующиеся в судьбе каждого человеческого существа. Крис молча принял послание небес и укрепил душу, готовясь встретить грядущие события, только что открытые ему.

   Едва первые лучи рассвета пробрались в спальню Макса Харпера, как Тара тут же проснулась. Тихонько соскользнув с огромной дубовой кровати, она, не оглядываясь на мужчину, по-прежнему крепко спавшего рядом с нею, вернулась к себе в комнату, расположенную по соседству. Здесь она быстро переоделась в рубашку и бриджи для верховой езды и столь же беззвучно направилась на кухню, сжимая в руке маленький флакон, извлеченный ею из глубин своей косметички. Отворив дверцу кухонного шкафа, она достала оттуда секретную бутылочку кулинарного шерри Кейти и осторожно вылила в нее содержимое флакона. Вновь закупорив бутылку с шерри, она сильно встряхнула ее, а потом вновь вынула пробку и понюхала. Как она и рассчитывала, сильный сладкий аромат дешевого шерри заглушил все следы успокоительного, которое она добавила в него. Наконец-то она нашла применение тому седативному средству, которое Дэн вручил ей на Орфее и которое до сей поры оставалось нетронутым. Она знала, что Кейти первым делом прильнет к источнику живительной влаги, да и потом будет регулярно прикладываться к нему, так что, когда события достигнут развязки, старая экономка будет спать сном младенца и ничего дурного с нею не случится.
   Выбросив флакон в мусорную корзину, Тара взяла самый большой из подносов на кухне и направилась в гостиную, где на буфете стояли бутылки виски, шерри, бренди и портвейна. Стараясь не звенеть стеклом, Тара переставила их на поднос и осторожно понесла, слегка покачиваясь под его тяжестью, через кухню во вторую кладовку с окнами на улицу, где попросту опустила ношу на пол и, заперев дверь, сунула ключ в карман. «Теперь сюда никто не войдет, – удовлетворенно подумала она, – и когда Джилли проснется и потянется за чекушкой, без которой в последнее время ее истерзанная душа не могла прожить и дня, подзарядки на месте не окажется».
   И наконец, отыскав блокнот, она написала коротенькую записку.

   Утро выдалось таким чудесным, что я взяла Кинга и поехала прокатиться к Скале Дьявола. Не буди спящих красавиц и красавцев. Вернусь к ужину.
   До встречи.

   Прихватив хлыст и перчатки для верховой езды, она вышла из особняка через черный ход и направилась к помещениям для слуг. Здесь она просунула записку под дверь Кейти и зашагала к конюшне. Она ничуть не удивилась, обнаружив, что Крис уже терпеливо поджидает ее в стойле Кинга, а седло и сбруя жеребца в полной готовности лежат на полу. Вдвоем они привели в порядок и оседлали коня, после чего Тара первой направилась к выходу из конюшни, а Крис последовал за нею, ведя Кинга в поводу. Кейти все еще спала после своей вчерашней долгой верховой прогулки и, заслышав в полудреме стук копыт во дворе, решила, что это Эффи отправилась прокатиться с утра – этот звук она слышала раньше каждое утро, пока Стефани жила в Эдеме. Так что вставать пока необязательно. Она лежала и удовлетворенно слушала, как топот копыт стихает вдали, после чего укрылась одеялом и постаралась урвать еще немного сна, до того как придет время вставать.

   Как обычно, первая сознательная мысль, пришедшая в голову Грега Марсдена утром, касалась его самого. «Ты расколол этот орешек, приятель, – самодовольно замурлыкало его эго, – ты добился своего». Он с наслаждением принялся перебирать в памяти события минувшей ночи, лениво переживая самые яркие моменты любовной игры с Тарой. Он неторопливо, с чувством вспоминал ее тело, ее грудь с горделиво торчащими сосками, белизну ее бедер, которую оттенял темный треугольник курчавых волос. Мысленно он перевернул ее на живот и взял ее сзади, и его член, неизменно представлявший некоторую проблему по утрам, моментально ожил, требуя внимания или освобождения. Он любил утренний секс, который почти всегда бывал лучше, чем в любое другое время дня. Он самонадеянно протянул руку, чтобы притянуть к себе Тару. «А сейчас, – подумал он, – я научу ее и словам, которые следует произносить в ходе пьесы».
   Но едва его рука нащупала холодные простыни, там где полагалось находиться ее теплому телу, Грег понял, что его подло обманули. Почему? Как она вообще посмела оставить его одного таким вот образом? Он мгновенно понял, что ни в ванной, ни на кухне Тары нет, что она не ускользнула, дабы приготовить ему утренний сюрприз, и не вернется сейчас в спальню в своем потрясающем неглиже с подносом, нагруженным апельсиновым соком, горячим кофе, круассанами и шампанским, чтобы отпраздновать любовный праздник, состоявшийся у них ночью. Кровь бросилась ему в голову, и он выпрыгнул из постели, рассвирепев, словно дикий тигр, выходящий на охоту.

   А снаружи солнце стояло уже в зените. Сэм, занятый тем, что пытался срубить сухое дерево, испытывал легкое беспокойство в отношении Кейти. Пока он обрезал ветки на макушке, она настояла на том, что сама оттащит их в сторону и распилит на куски. В полуденную жару это была нелегкая работа, но Сэм был достойным представителем народа, для которого уважение к старшим стало священным долгом. Тем не менее он вновь и вновь пытался переубедить ее.
   – Предоставь это мне, Сэм, – отмахнулась старушка, задыхаясь от усердия. – Разумеется, я справлюсь. Я слишком стара и жилиста, чтобы со мною случился сердечный приступ. Кроме того, у нас много работы… так что оставь меня в покое, зануда.
   Говоря по правде, Кейти с утра овладело беспокойство, возрастающее по мере того, как время приближалось к полудню, и избавиться от него иначе, чем тяжелым физическим трудом, она не могла. Первоначальное удовлетворение, которое она испытала, услышав, что Тара уезжает на прогулку, растаяло без следа, когда она прочла записку. Зачем Эффи понадобилось отправляться к Скале Дьявола? Это было самое глухое место, и поездка туда и обратно неминуемо должна была занять целый день. В такую даль обыкновенно никто не отправлялся в одиночку. И, хотя в прежние времена Стефани чувствовала себя здесь как рыба в воде, знала каждую тропинку, каждый камешек и каждый след, который оставляло за собой самое крохотное четвероногое создание, сможет ли она безошибочно отыскать дорогу после столь долгого отсутствия? Если ее Кинг сломает там ногу, то не удастся найти даже их костей.
   Кроме того, Кейти вдруг сообразила, что после треволнений и восторгов минувшей ночи, она забыла рассказать Таре о подслушанном ею разговоре между Джилли и Грегом. Кейти так обрадовалась, когда Тара фактически призналась в том, что она и Эффи – одно и то же лицо, что экономке даже не пришло в голову поделиться с нею откровениями, невольным свидетелем которых она стала, когда, проходя по коридору, услышала два голоса, осыпающие друг друга упреками и оскорблениями. «Тупая старая курица», – обругала она себя, едва не плача от огорчения. Но что ей теперь оставалось? Ничего. Только ждать, когда вернется Эффи, и уж тогда выложить ей все без утайки. На практике это означало пережить долгий день и ни на шаг не отходить от Сэма, пока Грег держится поблизости. Она не забыла его лица, когда он вошел на кухню в тот момент, когда она пыталась по радио вызвать Пайн-Крик, как и тот факт, что он вывел рацию из строя, так что теперь они оказались полностью отрезанными от внешнего мира. «Доверься мне», – сказала ей Эффи. Что ж, она не сомневалась в том, что у Эффи был какой-то план. «Она сведет с тобой счеты, – мысленно пригрозила она Грегу, – и тебе придется сильно потрудиться, чтобы застать Кейти Басклейн в одиночестве, мерзавец…»
   – Кейти! – Голос Грега грубо вернул ее к реальности и напугал до полусмерти, несмотря на ее бравые мысли. – Куда вы запропастились? Черт бы вас побрал, я повсюду вас разыскиваю.
   Даже на жарком полуденном солнце было заметно, что он побелел от сдерживаемой ярости, и Кейти не смогла заставить себя поднять глаза в ответ на мрачную злобу в его взгляде.
   – Где мисс Уэллс? Ну же, отвечайте, где она?
   – Она уехала еще до завтрака. Мне она сказала, чтобы я не будила вас.
   – Куда она направилась?
   – Она поехала верхом к Скале Дьявола.
   – К Скале Дьявола? – В голосе его зазвучали нотки бешеного исступления. – А откуда она могла узнать о Скале Дьявола?
   – Это… это я рассказала ей, – в приливе вдохновения соврала Кейти.
   – Это было чертовски глупо с вашей стороны! Понадобится три или четыре часа, чтобы только добраться туда. Она может заблудиться. Она может… – Он содрогнулся от ужаса и повернулся к Кейти. – Пусть только что-нибудь – что угодно – случится с нею… – Он недоговорил, и невысказанная угроза повисла в воздухе. Резко развернувшись, он поспешил обратно к дому.
   Кейти внезапно почувствовала себя очень старой и очень больной. Сэм, с состраданием глядя сверху на маленькую старушку, заметил, как она вдруг покачнулась, еле удерживаясь на ногах. Быстро спустившись с дерева, он бережно поддержал ее. С благодарностью опираясь на его мускулистую руку, она обратила к нему свое маленькое, морщинистое личико.
   – Ты не поможешь мне дойти до дома, Сэм? Я чувствую себя настоящей развалиной.
   Они медленно побрели к дому, и Сэм проводил ее до кухни, где усадил на стул. Избавившись от жары, Кейти почувствовала себя немного лучше. Но при этом она была далека от мысли, что для возрождения к жизни должна полагаться исключительно на силы природы.
   – Мне нужно немного взбодриться, – заявила она Сэму, – успокоить нервы. Видишь вон тот буфет? Если бы ты смог достать оттуда бутылочку и стакан и передать их мне… – И уже не в первый раз за сегодняшнее утро Кейти плеснула себе ударную дозу своего успокоительного.

Глава двадцать третья

   – Крис! Где ты, черт тебя подери? Крис!
   Грег лютовал. Вне себя, не разбирая дороги, он устремился к конюшне, криками призывая Криса прийти и помочь ему оседлать одну из лошадей. Мысль о том, что Тара вновь ускользнула от него, была невыносима, и каждая жилочка в его теле хищника дрожала от предвкушения охоты. Он должен отыскать ее и загнать.
   – Крис!
   Подбежав к конюшне, он ворвался внутрь, но аборигена нигде не было видно. Ругаясь на чем свет стоит, Грег выбрал одну из самых быстрых лошадей, нашел седло и уздечку и в дикой спешке принялся седлать ее. Затем он вывел лошадь во двор и одним прыжком взлетел в седло.
   К величайшему своему негодованию, он вдруг заметил Криса, который неспешно шествовал по двору со своей обычной невозмутимостью.
   – Кристофер!!! Иди сюда!
   Абориген развернулся и спокойно направился к Грегу, где и замер подле его стремени.
   – Ты знаешь, куда направилась Тара? В какую сторону?
   Крис в ответ лишь передернул плечами.
   – Она ведь не могла ускакать слишком далеко, не так ли? Какую лошадь она попросила приготовить для нее?
   Не отвечая, Крис вперил взгляд своих блестящих глаз в Грега.
   – Ты хочешь сказать… Нет, этого не может быть! – На Грега было больно смотреть. Спрыгнув с лошади, он швырнул поводья Крису и бегом вернулся в конюшню. В конце длинного прохода, чего он не заметил раньше, виднелась настежь распахнутая дверь в пустое стойло Кинга. Гиганта-жеребца в нем не было. Взревев от бешенства, Грег развернулся и вылетел на залитый солнцем двор.
   Крис стоял там, где Грег оставил его, держа в руке поводья лошади. С убийственной яростью похлопывая себя по ладони тяжелым хлыстом для верховой езды, Грег направился прямо к нему.
   – Ты – проклятый идиот! Никто не ездит на Кинге!
   Подойдя ближе, он замахнулся, собираясь ударить Криса хлыстом по лицу. Но Крис выбросил руку и перехватил его кисть, когда хлыст уже начал опускаться на него, бесстрашно глядя на хозяина. Пальцы аборигена сжали руку Грега, словно тисками. Взвыв от бешенства, Грег стряхнул руку Криса, выхватил у него поводья и вскочил на лошадь. Оставив Криса стоять посреди двора, он пришпорил лошадь и помчался вперед. Перепрыгнув через ограду, чтобы не тратить времени на отпирание ворот, он обогнул большой сарай, служивший ангаром для их легкого самолета, и поскакал вдоль дома к длинной подъездной аллее и дальше, в лежавшую за аллеей пустыню.
   И тут он заметил Джилли, выбежавшую из дома ему наперерез.
   – Мне надо поговорить с тобой, – пронзительно закричала она. – Я повсюду тебя ищу.
   И она отчаянно рванулась вперед, ничего не видя перед собой, словно собираясь врезаться в бегущую лошадь. Выругавшись, он отвернул в сторону и остановил коня, натянув поводья.
   – Какого черта тебе нужно, грязная сука?
   – Я видела тебя вчера ночью! – Ее покрытое синяками и кровоподтеками лицо исказилось торжеством. Ему вдруг захотелось превратить его в кровавое месиво. – А ты ведь даже не подозревал об этом, не так ли? Даже не подумал задернуть занавески в пылу страсти – тебе и в голову не пришло, что кто-нибудь может прогуляться по веранде посреди ночи! В общем, я все видела. Я видела, как ты занимался с ней любовью.
   – Ты больна, Джилли, – ответил он с ледяным спокойствием, которого на самом деле не испытывал.
   – Я больна, говоришь? Что ж, пришел и твой черед заболеть. – Она явно накручивала себя до неистовства. – Тебя вывернет наизнанку, когда я тебя поимею! Я иду в полицию. Мне все это уже осточертело. Тебе вынесут смертный приговор – а я с удовольствием посмотрю, как тебя повесят или поджарят на электрическом стуле. Я хочу, чтобы ты страдал и мучился так же, как заставил страдать меня, и чтобы ты горел в аду, понятно? И я уж постараюсь, чтобы тебя упекли за решетку до конца дней твоих, и ты больше никогда ее не увидишь!
   Больше никогда не видеть Тары… Смерч поднялся откуда-то из глубин души Грега, накрыв его с головой и, не узнавая собственного голоса, он заорал:
   – Убирайся прочь отсюда!
   Увидев внезапно в его глазах жгучее желание убить ее, Джилли развернулась и бросилась наутек. А он устремился за нею в погоню, очертя голову, словно охотник, идущий по следу лисы. Что есть духу она мчалась вдоль стены ангара, слыша, как в ушах нарастает приближающийся грохот копыт, пока наконец не сумела нырнуть в проход между двумя зданиями, слишком узкий для лошади, оказавшись в замкнутом внутреннем дворике, где почувствовала себя в безопасности. Но едва она успела остановиться, чтобы перевести дыхание, как вдруг, к неописуемому своему ужасу, увидела, что лошадь и всадник перелетели через забор дворика, на мгновение затмив своей тенью солнце, словно жуткий кентавр. Отчаянно крича, Джилли бросилась в укрытие. Легкие ее горели и разрывались от нехватки воздуха, а в ушах не смолкал гулкий цокот тяжелых подкованных копыт.
   Грег испустил душераздирающий вопль. Ноздри его раздувались, он уже обонял дурманящий запах ее крови. Подобно гончей, преследующей зайца, он гонял ее по двору, рыдающую и пронзительно кричащую, пока она не выбилась из сил. Мысленно она уже представляла себе, как ее сбивают наземь и топчут огромные копыта, чувствовала, как железо подков разрывает тонкую ткань ее платья, сминая и круша плоть, кости и сухожилия. Она упала, и Грег, обезумев от желания убить, торжествующе направил коня прямо на нее.
   Для него она перестала быть Джилли. После того как своими неосмотрительными угрозами она пробудила в нем звериные инстинкты, он перестал думать о ней как о человеческом существе. Он даже не мог ненавидеть ее обычной человеческой ненавистью. Она превратилась для него в червяка, во вредителя, которого надо уничтожить, потому что она позволила себе встать между ним и Тарой. Направив коня непосредственно на нее и безжалостно подгоняя его каблуками, он помчался прямо на скорчившееся в пыли тело и раскинувшиеся за ним бескрайние просторы.
   От неподвижной фигурки его отделяло три корпуса… два… и в тот самый миг, когда безжалостные копыта должны были растоптать мягкое и беззащитное тело, оказавшееся у них на пути, какая-то часть сознания Грега, еще не утратившая связи с реальностью, вдруг вспомнила то, что известно каждому всаднику, – лошадь никогда не наступит на человеческое существо по своей воле, если только сможет избежать этого. Почувствовав, как подобрался под ним конь, Грег понял, что тот собирается сделать, как понял и то, что ничем не сможет помешать ему. В самую последнюю секунду огромное благородное животное поджало ноги и, подобно кошке, перелетело через неподвижное тело Джилли с запасом в несколько футов. Затем, приземлившись, почти без остановки конь совершил второй прыжок, теперь уже через ограду, и стремительно понесся прочь, с радостью оставив позади кровавую охоту. Грег не стал мешать ему, потому что сейчас все его мысли занимала одна только Тара. Направив лошадь в сторону Скалы Дьявола, он пустил ее вскачь со всей быстротой, на которую она была способна.
   Скорчившись в седле и ритмично подпрыгивая, Грег стремительно удалялся, пока окончательно не исчез из виду. В дверях амбара Крис не мигая смотрел ему вслед, пока всадник с лошадью не превратились в песчинку красной пыли, едва заметную на равнине. Только тогда он отступил на шаг. В амбаре молча и неподвижно стояли Тара и Кинг. Долгие часы терпеливого ожидания оправдались. Грега удалось обманом отправить в погоню за призраком в неведомые дали, и теперь она могла приступить к осуществлению своего плана здесь, в Эдеме.
   – Спасибо, Крис, – сказала она, протягивая ему поводья. Тара погладила гладкую массивную шею возвышавшегося над нею гиганта-коня, и тот наклонил голову, подставляя ей уши для заслуженных ласк.
   – Прости, что сегодня мы никуда не поедем, малыш, – прошептала она. – Может быть, завтра. – Он фыркнул и, приподняв переднюю ногу, с силой ударил копытом в землю. – У нас еще будет для этого время, мой дорогой, – успокоила она Кинга. – Потерпи немножко. Просто потерпи. – Он легонько дунул ей в лицо. В его дыхании ощущался запах сена.
   – Ладно, Крис. – Ей не хотелось нарушать умиротворение момента, но пришло время действовать. – Ты не мог бы отвести Кинга обратно в его стойло?
   Она смотрела, как Крис, едва достающий жеребцу до крупа, ласково погладил его под подбородком, подавая знак, что им пора уходить. Они вышли из ворот амбара и двинулись через двор.
   – Хетра акамареи, алидгеа гай пичи, давай, шагай поживее. – Услышав голос Криса, Кинг ускорил шаг, и оба быстро исчезли в конюшне.
   Глядя вдаль, Тара уже не могла различить облачко пыли, которое оставлял Грег, скачущий по равнине. Из амбара она направилась по двору в сторону, противоположную той, куда ушли Крис с Кингом, подошла к дому и вошла на кухню с черного хода. Прямо за дверью на страже стоял Сэм. Сидя за столом, Кейти выливала в стакан последние капли своего шерри и разговаривала с Сэмом, чем занималась на протяжении последнего получаса.
   – Понимаешь, шерри успокаивает мне нервы – вот почему я пью его. Это – лекарство. Мой доктор порекомендовал мне принимать его после того, как я упала и сильно расшиблась. Лошадь сбросила меня, да еще и лягнула копытом. И сработало, знаешь. Но не могу сказать, – Кейти покатала на языке сладкую тягучую жидкость, – что мне нравится его вкус. Нет, правда.
   Она сделала еще один глоток, чтобы подтвердить собственную правоту.
   – Просто когда тебе плохо, когда все валится из рук… это помогает тебе продержаться…
   Стоя в дверях, Тара наблюдала за нею с любовью и жалостью. Кейти поучала:
   – Здесь нельзя расслабляться, Сэм, и тебе это известно не хуже любого другого… здесь надо делать свое дело…
   Язык у нее уже заплетался, а глаза закрывались.
   – Мне нужен еще один кролик на ужин, надо добыть его… я могу попасть во все, что вижу…
   Хвастливо взмахнув руками, она навалилась грудью на стол.
   – Ты не поможешь мне, Сэм? – попросила Тара, затем шагнула вперед и, подойдя к экономке сзади, обхватила ее со спины, поддерживая под руки. – Если бы ты взял ее за ноги…
   Вдвоем они легко подняли маленькую жилистую фигурку со стула, на котором она сидела.
   – Что это вы делаете? – сонно запротестовала Кейти. Снотворное уже начало действовать. Голова упала ей на грудь, и ей нужно было срочно прилечь. Тара и Сэм перенесли ее на руках, как ребенка, из кухни в ее комнату. Как это всегда бывало в подобных случаях, Кейти ругалась и возмущалась всю дорогу.
   – Отпусти меня, Сэм, говорю тебе, я могу идти сама… делай, как тебе говорят… отпусти мои ноги…
   Сэм мягко улыбнулся Таре, глядя на нее поверх маленькой, словно птичка, экономки, которую они несли на руках. Войдя в комнату Кейти, они бережно опустили старушку на кровать. Тара ослабила ей пояс, а Сэм укрыл легким одеялом.
   – Спи, Кейти, – прошептала Тара, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в морщинистую щеку. – Все будет в порядке, обещаю тебе. Когда ты проснешься, все уже кончится. Сладких снов!
   Тара и Сэм вышли, тихонько прикрыв двери, но Кейти уже крепко спала.
   – Теперь она будет в безопасности. Пойдешь со мной, Сэм? Я бы хотела, чтобы ты кое-что сделал для меня.
   Вернувшись в дом, Тара нацарапала несколько строчек на клочке бумаги, сложила его и протянула Сэму.
   – Сэм, это очень важно. Я хочу, чтобы ты взял лендровер и немедленно отправился прямиком в Дарвин. Ни в коем случае не останавливайся, пока не доберешься туда, ладно?
   Не сводя с нее своих больших блестящих глаз, он кивнул.
   – Когда приедешь в Дарвин, зайди в полицейский участок и передай эту записку начальнику местной полиции Джиму Гулли. Никому другому. Ты должен вручить ее Джиму. Только Джиму Гулли. – Она помолчала. Нет, она не боялась, что Сэм не поймет или подведет ее. Она просто ничего не хотела оставлять на волю случая. – Я рассчитываю на тебя, Сэм. Никто не должен помешать тебе выполнить мою просьбу.
   Он улыбнулся ей в знак того, что все понял, и вышел. Не успел он уйти, как в дверях кухни материализовался Крис. Тара ощутила спокойствие, которое он принес с собой, и сама слегка успокоилась.
   – Ох, Крис… вот и начинается… Ведь все будет в порядке?
   Он не ответил. Она пристально взглянула на него:
   – Ты ведь со мной, не так ли? Сегодня вечером мне понадобится твоя помощь. Когда, – теперь она даже не могла заставить себя произнести его имя, – когда он вернется…
   По глазам Криса она поняла, что он знает и всегда знал, чем все закончится, но не мог никому передать это знание, потому что оно принадлежало ему одному. Вздохнув, она решительно принялась за дело.
//-- * * * --//
   Скорчившись в узком проходе между двумя сараями, куда она заползла после того, как лошадь Грега перепрыгнула через нее, Джилли тряслась от ужаса. В конце концов она не выдержала, и ее начало тошнить, сильно и долго, пока в желудке у нее не осталось ничего, кроме желчи. Когда же наконец рвота отступила, она привалилась спиной к стене, измученная и обессилевшая. Она знала, что Грег способен на насилие, и какая-то неведомая сила частенько подталкивала ее провоцировать его, хотя она прекрасно понимала, что когда-нибудь и сама станет его жертвой. По мере того как портились их отношения, драки становились неотъемлемой их частью, при этом занятия любовью доставляли обоим все более острое наслаждение, даже несмотря на то что их взаимная ненависть становилась все более необузданной.
   Но сегодня все было по-другому. Впервые она почувствовала, что Грег не намерен искать оргазма, взяв ее тело, а удовлетворится только тем, что отнимет у нее жизнь.
   – Я не хочу умирать, – простонала она вслух. Она понимала, что должна спастись и спрятаться до того, как Грег вернется. Единственное, что до сих пор не давало ему расправиться с нею, была его одержимость Тарой – он должен был найти ее во что бы то ни стало. Он просто не желал терять времени на то, чтобы растоптать жалкого червяка. Но он безо всякой жалости раздавит ее, если она вновь подвернется ему под руку.
   С трудом, преодолевая боль, она все-таки сумела встать. Во время падения Джилли поранила колено и ногу, и потому нормально идти не могла. Она ободрала локти и оцарапала лицо, когда рухнула на твердую, как камень, землю, и потеки слез и крови смешались на ее лице с кирпично-красной пылью. Платье спереди перепачкалось следами рвоты, а во рту стоял горьковато-кислый привкус ужаса. «Надо выбираться отсюда, – подумала она, – и поскорее». Сильно хромая, Джилли медленно потащилась через двор к дому. Оказавшись в своей спальне, она схватила сумку с самыми необходимыми вещами, которые после вчерашнего разгула даже не разбирала, и со всей возможной быстротой вновь поспешила наружу. Она возьмет лендровер и поедет в Пайн-Крик. Если ей удастся живой выбраться отсюда, она больше никогда в жизни и на пушечный выстрел не подойдет к Грегу Марсдену. Ах, если бы она поступила так в самом начале, когда почувствовала в нем реальную опасность! Если бы…
   До ангара, служившего одновременно и гаражом, она добралась совершенно обессиленная после своих метаний по удушливой полуденной жаре. Внутри постройки преспокойно стоял легкий самолет, готовый, как всегда, взлететь в любую минуту. А вот внедорожника нигде не было видно. В отчаянии Джилли закричала во весь голос.
   – Господи, нет! – Она оказалась здесь запертой, как в ловушке, и надежды на спасение больше не было.
   Но она еще не собиралась сдаваться. Бойцовский дух напомнил ей о себе, и она принялась судорожно размышлять, выстраивая новый план. Здесь должен быть кто-нибудь, кто поможет ей. Кейти! Она разыщет Кейти или Криса с Сэмом и останется с ними. Спрячется за их спины. Грег не рискнет причинить ей вред на виду у остальных. Джилли вновь потащилась обратно к дому. У нее возникло ощущение, что она похожа на загнанную крысу, отчаянно мечущуюся в лабиринте, все выходы из которого заблокированы.
   – Кейти, – взвыла она, – Кейти! Где вы? Помогите мне!
   Но ответа не было. Ни один звук не нарушал тишину спящего дома, и у нее возникло жутковатое ощущение, что он пуст, но при этом его покой оберегают невидимые недружелюбные существа.
   – Кейти! Кейти!
   Стараясь не поддаться истерике, Джилли обыскала весь первый этаж ранчо, заглянув в каждый уголок. Кейти нигде не было. Направляясь в гостиную, она с облегчением предвкушала, как приложится к бутылке – два или даже три раза подряд, без перерыва, а потом возьмет спиртное с собой, чтобы унять боль в ноге. Но, войдя в комнату, она, к своему ужасу, обнаружила, что все до единой бутылки куда-то исчезли. Она не верила своим глазам. Распахнув дверцы буфета, Джилли убедилась, что и он пуст. Господи, как же она выживет? Она направилась по коридору обратно на кухню и перерыла все шкафы и буфеты в поисках тайных запасов Кейти. Но в награду ей досталась лишь пустая бутылка. В ярости Джилли разбила ее о пол.
   Но плакать она не станет. Она не сдастся без боя. Она еще не потерпела поражение. Хромая, она вновь прошла через дом и вышла во двор. Неторопливо обогнув плавательный бассейн, она миновала розовый сад и спустилась к огороду, где могла возиться Кейти. Отсюда она поднялась к дому, обошла его, добралась до хозяйственных построек и тщательно их прочесала, в надежде отыскать хоть какие-то признаки жизни. И только напоследок она ввалилась в комнату Кейти, поскольку и представить себе не могла, чтобы энергичная старушка легла спать средь бела дня. Вид спящей хрупкой и маленькой пожилой женщины ничуть не тронул ее. Но, когда все ее отчаянные усилия разбудить Кейти от ее неестественно крепкого сна потерпели неудачу, вот тогда Джилли познала, что такое настоящая безысходность. Ей ничего не оставалось, как в последний раз вернуться обратно в дом. Чуть ли не ползком пересекая двор, она не заметила, что кто-то наблюдает за нею из окна комнаты на верхнем этаже, холодно оценивая ее состояние и выбирая момент для удара.
   У нее осталась последняя надежда. Подобно всем, кто долго жил в глуши, Джилли умела обращаться с радиопередатчиком. На кухне она уселась перед ним и попыталась включить его, но тут же поняла, что он неисправен. Заставляя себя сохранять спокойствие, она внимательно осмотрела его. Обнаружив пропавшую деталь, она поняла, что это – конец. Плотина хрупкого самоконтроля рухнула. Она заскулила, словно раненое животное, издавая хриплые крики боли и страха.
   – Куда все подевались? – причитала она. – Должен же здесь быть хоть кто-нибудь… помогите мне… пожалуйста… кто-нибудь?
   И вдруг она услышала чей-то голос, который показался ей угрызениями собственной совести.
   – Ну что, оно того стоило, Джилли?
   Она вздрогнула и диким взором обвела кухню. Рядом никого не было.
   – Кто это? Кто здесь? – пронзительно завизжала она.
   – О, только не говори мне, что ты уже забыла мой голос. – В комнате вновь послышался ласковый шепот, укутывающий сердце Джилли удушливой и липкой паутиной страха. Причем он был ей знаком… но ведь…
   – Ты должна хорошо помнить меня – разве мы с тобой не были лучшими подругами с самого детства?
   – Нет!
   – Как ты могла так поступить, Джилли?
   – Нет!
   – Я ведь всегда любила тебя. Ты была частью моей жизни…
   – Стефани!
   Ничего не видя перед собой, Джилли попыталась убежать от обвиняющего голоса. Прихрамывая, она выскочила из кухни и, натыкаясь на стены, побежала по коридору. Но голос преследовал ее, он звучал повсюду:
   – Мы с тобой были как сестры, ты и я. Я верила тебе…
   – Прекрати! Замолчи немедленно!
   Джилли зажала уши ладонями, но голос не умолкал:
   – Неужели Грег действительно стоил того? Стоил всей этой боли…
   – О боже!
   – … всего этого чувства вины…
   – Пожалуйста… пожалуйста…
   Всхлипывая, Джилли добрела до гостиной. Но обличающий голос опередил ее и добрался туда раньше.
   – Бедная Джилли. Он предал нас обеих, не так ли? – послышался бестелесный вздох. – Сначала меня… А теперь и тебя.
   Джилли больше не могла стоять. Боль в раненой ноге жгла ее, как огнем, а душа надрывалась в муках. Она повалилась на стул и скорчилась, сломленная и жалкая.
   – Выслушай меня, – стала умолять она своего невидимого мучителя. – Прошу тебя, выслушай меня!
   Находясь в спальне Стефани, расположенной по соседству с гостиной, Тара могла слышать каждое слово. В руках она держала микрофон стереомагнитолы, с помощью которого ее голос разносился по всему дому, и приготовилась слушать. Безумный шепот Джилли был едва слышен:
   – Это… это была идея Грега. Я даже не догадывалась о том, что в ту ночь… в ту ночь на реке… он собирался убить тебя, я не подозревала об этом…
   «Что ж, очень может быть, Джилли не была убийцей».
   – Потом… потом он заставил меня солгать полиции – я была так напугана…
   – Боялась потерять его?
   – Да, я боялась потерять его. Я очень сильно любила его.
   – С самого начала? – Тара вновь пустила пробный шар, небольшую подсказку, а Джилли охотно продолжала насаживать себя на крючок своего обвинителя.
   – С той самой первой секунды – когда я увидела его на свадьбе!
   – А он?
   – Во время теннисной партии. Он посмотрел на меня. Он дотронулся до меня. И я захотела его.
   – Всего целиком и только для себя.
   – Да! – выкрикнула Джилли, вновь обретая воинственность. – Да, всего целиком и только для себя. У тебя было все, Стеф, – деньги, положение – а теперь ты заполучила еще и единственного в мире мужчину, которого хотела я. Это было нечестно! А я всегда мечтала отомстить тебе за отца, всегда! – выпалила Джилли, в голосе которой сквозили ненависть и зависть обиженного ребенка. И вдруг тон ее голоса изменился – в который уже раз.
   – Но я не хотела, чтобы все вышло именно так, Стеф. Я не хотела, чтобы все… получилось так ужасно… Я до сих пор вижу выражение твоего лица…
   Теперь обиженный ребенок уже полностью подчинил себе Джилли.
   – Ох, Стеф, мне страшно. Очень страшно. Пожалуйста, помоги мне… пожалуйста. Я не знаю, что мне делать… Я не хочу умирать… помоги мне… помоги мне… помоги!
//-- * * * --//
   Под палящими лучами солнца Грег мчался все дальше и дальше, забираясь в самое сердце безводной пустыни, стремясь побыстрее добраться до Скалы Дьявола. После долгих часов непрерывной скачки он уже с трудом держался в седле. В последний раз на такие расстояния он ездил верхом во время своего медового месяца, и теперь его тело изнемогало от напряжения. Но куда хуже были душевные муки, начавшиеся еще утром, когда он потянулся к Таре и обнаружил, что она исчезла, – эта мысль не давала ему покоя, вытеснив все остальные. Почему она бросила его одного? Почему она снова избегает его? Разве может женщина желать еще чего-то лучшего после той любви, которую он подарил ей минувшей ночью? Но самое главное заключалось в той тайне, о которой нашептывал ему внутренний голос и которая, как он чувствовал, угрожала самому его существованию: в какую игру она его втягивает? И почему вообще она играет с ним?
   Он ощущал полную зависимость от чего-то, чего он никак не мог понять, и это угрожало его теперешней сладкой жизни, самой его личности, в конце концов. Это он всегда играл и вел игру, доставлял себе удовольствие и уходил, если считал нужным. Ему никогда и в голову не приходило представить себе, каково это – быть выброшенным за ненадобностью бессердечным возлюбленным. И вот теперь он до холодного пота боялся, что это происходит с ним самим. Прошлая ночь лишь подтвердила то, что он знал и сам, – он полюбил Тару так, как не любил еще ни одну женщину до нее. Правда, в случае с Грегом это было не высоким чувством, а квинтэссенцией его чудовищного эгоизма, и потому он полагал, что его любовь к Таре дает ему право обладать ею точно так же, как он имеет право на еду, тепло и кров. И никто – даже она сама – не смеет отнять у него этого права.
   И вот теперь, как безумец, он погонял коня столь же неутомимо, как и разбирался в мотивах своих и чужих поступков, что раньше было ему решительно несвойственно. Но даже когда Скала Дьявола появилась на горизонте в нескольких милях впереди, он уже был уверен, что вновь упустил ее. Правда, как Тара проскочила мимо него, он понять не мог. На много миль вокруг здесь негде было укрыться, здесь вообще не было ничего, кроме бесконечных пологих пустошей, кое-где утыканных зарослями колючего кустарника, на фоне которых разглядеть лошадь и всадника не составляло труда. Если она и могла спрятаться где-либо, то только позади скалы, спасаясь в ее тени от безжалостного солнца.
   Мучительное ощущение неудачи уже не покидало его, когда он подъехал к огромной глыбе песчаника, верхние склоны которой были изъедены ветрами и непогодой, обретя уродливые демонические очертания, за что скала и получила свое название. Здесь обитал Кулпунья, могущественный Дух Динго и прародитель зла, от присутствия которого даже в самые жаркие дни воздух вокруг скалы был холодным как лед. Внезапно по телу Грега пробежала дрожь, когда он въехал в пурпурную тень скалы, и он старался не смотреть наверх, на жуткие дьявольские черты, нависшие над ним. Лошадь тоже забеспокоилась в этом зловещем месте и попятилась, прижав уши и в страхе вращая глазами.
   Теперь уже медленно и никуда не спеша, поскольку безумная скачка в поисках Тары завершилась и он знал, что проиграл, Грег объехал массивный монолит, стены которого на глазах меняли цвет в зависимости от положения относительно лучей полуденного солнца – от кроваво-красного к огненно-оранжевому, затем к темно-желтому, коричневому и черному. Тары здесь не было. Оставалась, правда, еще одна, последняя возможность, но Грег уже не питал ни малейшей надежды, направляя коня в пещеру, лежавшую в пустотелой сердцевине скалы. Здесь располагалось древнее святилище аборигенов, которые верили, что в складках песчаника все еще спят великие воины древних времен. Именно здесь они пятнали стены кровью во время первых ритуалов посвящения, и на протяжении многих поколений старейшины обновляли пятна, вскрывая себе вены в знак самопожертвования. Грег остановился посреди этой кровавой колыбели и почувствовал, как сердце у него разрывается на части, – Тары не было и здесь. Пещера была пуста.
   – Тара! Тара! Тара! – Дикий крик отчаявшегося мужчины вырвался из самого сердца скалы, нарушая зловещий потусторонний покой этого места. Этот страшный крик повис в воздухе, когда покрытый хлопьями пены конь и измученный всадник в сгущающихся сумерках двинулись назад в Эдем. Грег продолжал поиски и на обратном пути, но злые духи вечности лишь смеялись над ним и спорили, кто из них заберет его себе.

Глава двадцать четвертая

   Никто не станет отрицать, что Дарвин, столица Северной территории – прелестный городок. Разрушенный до основания в 1974 году чудовищным циклоном Трейси, он возродился к жизни, превратившись в процветающий и космополитичный город, а его гости обычно с удовольствием проводили здесь время. Но Дэн Маршалл, из последних сил стараясь обуздать тревогу и нетерпение, возненавидел его всеми фибрами души за то, что вынужден был вообще в нем оказаться.
   «А еще говорят, что самолеты – самый быстрый вид транспорта», – угрюмо размышлял он, вышагивая по Смит-стрит вместе с Сарой и Деннисом. На запутанном маршруте от Сиднея до Эдема против них было все – и условия перелета, и количество пассажиров, и даже время вылета. А если прибавить к этому неизбежные задержки, когда малейшая неисправность одного воздушного судна не только оставляет на земле само это судно, но и заставляет выбиваться из расписания все остальные, то можно понять, почему Дэн был крайне расстроен тем, что ему не удалось быстро добраться до Тары. И теперь, когда уже близился вечер, они наконец прибыли в Дарвин и выяснили, что им предстоит убить где-то еще пару часов, прежде чем они смогут подняться на борт попутного рейса. Чтобы не торчать в аэропорту, Дэн повел детей полюбоваться достопримечательностями города.
   «Уж лучше двигаться, чем сидеть сиднем в зале ожидания аэропорта», – подумал он. Перед ними простиралась Смит-стрит, широкая, обсаженная по бокам деревьями авеню, огни которой загадочно мигали в великолепных золотистых, розовых и бронзовых сумерках, с каждой секундой сгущающихся до ночной темноты. Он покосился на своих спутников. Сара, невзирая на тяготы долгого пути, с воодушевлением глазела по сторонам, по-прежнему сохраняя те оживление и веселость, которые появились в ней, как только она узнала, что Тара – их мама. Деннис тоже светился от радости, уткнувшись в информационный бюллетень, подобранный им в аэропорту.
   «Дарвин, блестящая метрополия Северной территории, – запинаясь, читал Деннис вслух, – является домом для сорока пяти различных национальностей. В последние годы городу удалось преодолеть свою историческую оторванность от остального мира, а богатство минеральных ресурсов принесло ему процветание и утонченность».
   – Это означает, что здесь живут такие же толковые и симпатичные ребята, как и мы с вами, – беззаботно заметил Дэн. Он почел за благо не делиться с детьми своими страхами о безопасности Тары. Однако ему вновь и вновь приходила в голову тревожная мысль, что он, возможно, преподнес им бесценный дар, вернув из небытия их мать, но которую судьба может вновь отнять у них, если оправдаются худшие его предчувствия. Впрочем, он постарался отогнать от себя все эти гнетущие опасения, как привык неизменно поступать в своей профессии. Хотя, как бы он ни подавлял свои темные страхи, они оставались рядом как назойливые и зловещие попутчики, от которых не так-то просто избавиться.
   – Недурное местечко, – с энтузиазмом заявил Деннис и продолжил читать дальше:
   «Дарвин привлекает туристов своими барами и ресторанами, равно как и суперсовременным казино “Даймонд-Бич”. Кроме того, именно отсюда начинается увлекательное путешествие в Национальный парк “Какаду”. Присоединяйтесь к экскурсии и наблюдайте за пресноводными и морскими крокодилами в их естественной среде обитания…» – мальчик смущенно умолк.
   – Ладно, ребята, – сказал Дэн и взял детей за руки, осматриваясь по сторонам в поисках такси, – не пора ли нам подумать о том, как вернуться в аэропорт?
   Они могли бы и не спешить. Зарегистрировавшись на свой рейс заранее, они узнали, что хрупкая цепочка лопнула вновь, на сей раз – по причине отказа двигателя, и что теперь они попадут в Эдем не ранее завтрашнего утра.

   Дэн и не подозревал о том, что еще одному из сегодняшних гостей Дарвина тоже не довелось оценить привлекательности города. Сэм в рекордный срок проделал долгий путь из Эдема на лендровере, который час за часом равномерно поглощал расстояние без поломок и нареканий. Оказавшись в Дарвине, Сэм без труда разыскал полицейский участок. Но вот его просьба повидать начальника местной полиции Джима Гулли натолкнулась на простое, но неожиданное препятствие.
   – Шеф? А его нет. У него выходной. – Дежурный сержант не демонстрировал враждебности, просто он устал, да и смена его близилась к концу. – Вернется на службу не раньше десяти вечера. – Заметив тревогу в глазах посетителя, он даже попытался проявить сочувствие: – Послушайте, быть может, кто-нибудь еще сможет помочь вам?
   Зажав в кулаке записку Тары, Сэм взвесил такую возможность. В памяти у него всплыли ее слова, сказанные со всей определенностью: «Ты должен передать ее Джиму. И больше никому». Он знал, что у нее должны быть свои резоны. И он не мог ослушаться ее. Аккуратно вложив записку в нагрудный кармашек рубашки и для надежности застегнув его на пуговицу, он покачал головой и приготовился к долгому ожиданию.
//-- * * * --//
   В самом сердце пустыни, занесенной рыжей пылью, далеко от городской черты, багровый диск солнца разлил над Эдемом кроваво-красный закат, словно стремясь выразить своей смертью все первобытные страсти вселенной. Тусклые лучи света в последний раз блеснули на фоне пурпурного неба и пропали, задавленные подступающей бархатной чернотой. Влажный благоухающий воздух был неподвижен, но в нем не чувствовалось спокойного умиротворения. Ощущение мрачной настороженности нависло над Эдемом, все обитатели которого ожидали наступления грядущих ночных событий.
   С высокого холма позади дома, из самой гущи эвкалиптовых деревьев Крис смотрел, как солнце скрывается за горизонтом, и пошевелился лишь тогда, когда последний всплеск закатного золота утонул в угольной черноте. Присев на полянке в центре рощи, он принялся разводить костер, напевая при этом хвалу Гудаху, мудрецу древности, совершившему опасное путешествие к далекой горе, у подножия которой племена видели странный свет во тьме. Там он храбро завладел кусочком небесного огня, когда тот обрушился на землю в виде молнии, и навеки спрятал его в мертвом лесу, где тот спит и доныне, чтобы люди земли могли будить его пламя по своему желанию. И когда огонь костра, постепенно разгораясь, вдруг с треском и ревом возродился к жизни, Крис в очередной раз убедился, что древний дух сдержал слово, данное этому миру.
   Набросав в костер веток и сучьев, пока из отдельных искр не взметнулось вверх ровное пламя, Крис выпрямился и разделся догола, совершая ритуал избавления от силков цивилизации белого человека, после чего, свободный и гордый, подобный духам предков, стал готовить свое тело к священному танцу. Он нанес полоску густой белой глины себе на лоб, затем протянул ее от переносицы до кончика носа и широкими белыми мазками разукрасил себе щеки. Затем, зачерпнув глину обеими руками, он провел широкую полосу от пупка до центра груди, обведя окружности вокруг каждого из сосков. После этого он по очереди нарисовал широкие полосы на плечах, запястьях, бедрах и коленях. С каждым мазком он стряхивал с себя ограничения нового и чужого образа жизни, возвращаясь к ритуалу столь древнему, что даже само Время, неуловимый древний волшебник вечности, не могло припомнить, когда именно он зародился и возник. Последними он уложил свои непокорные черные кудри в прическу, увенчав ее раскрашенными осколками висящих костей и перьями белого какаду. И наконец, надев ритуальный пояс – символ мужской силы, он понял, что готов к обряду.
   В самом центре рощи высился огромный древний эвкалипт, силуэт которого грозно нависал над Крисом в мерцающем свете костра, мертвенно-бледный, как незваный гость из края мертвых. У его подножия располагался священный танцевальный круг. Заняв свое место, Крис пустился в пляс, и слова его песнопения эхом отдавались в неподвижном ночном небе.
   – Кульпернатома, Байаме, кунгур гар вуналамин-жу, виндана вунгиана – взываю к тебе, Отец Всех, услышь меня и давай потанцуем, куда мы идем и куда ты ведешь нас? Покажи нам путь вперед сквозь пустоши, направь стопы наши по дороге, которой мы должны пройти, и не дай нам свернуть с пути твоего из-за слабостей наших или страха. Сегодня ночью, как и всегда, великий дух, будь с женщиной в ее ужасной цели, обрушь проклятие своего гнева и уничтожь этого дьявола, этого мужчину, что угрожает твоим созданиям своим стремлением убивать.
   Йоуи панельгорамата, нуррумбунгутья гунмарл, порнуруми нгенде пайале, гвавдалан тооми йант таль-думанде – Йоуи, твой посланец близкой судьбы шепотом говорит со мной, и древние духи тьмы, ураганов и зла кружат над этим местом смерти. Я чувствую черноту великого холода впереди – я чувствую его приход. Ты сам выберешь, кого забрать к себе сегодня ночью, чтобы поселить среди звезд, – но, Отец Всех, даруй, наконец, мир этому дому!

   Словно демон отмщения, Грег мчался сквозь ночь, безжалостно понукая выбившегося из сил коня и заставляя его удвоить усилия. Где Тара? Но теперь еще одна загадка предстала перед ним – куда делся Эдем? Обычно по ночам дом светился яркими огнями, освещенный как изнутри, так и снаружи, и выделялся на равнине, подобно видимому на много миль вокруг маяку, благодаря которому запоздалый путник мог быть уверен, что доберется домой. Но впереди лежала сплошная темнота. В ней не было видно ни одного огонька или хотя бы искорки. Правда, Грег не нуждался в ориентире, чтобы выбрать правильный путь. Его лошадь знала все тропы в округе и, полагаясь на свой инстинкт, способна была отыскать дорогу домой. Но что могло случиться в Эдеме за время его отсутствия, чтобы там погасли все огни?
   Привстав на стременах, Грег разглядел впереди лишь смутный силуэт большого дома, темный контур которого выделялся на фоне ночного неба. В него закрался доселе неведомый ему страх. Дрожа всем телом, он слез во дворе с лошади, при этом его ноги едва не подкосились от усталости. С трудом заставляя тело повиноваться ему, Грег поспешил в дом. На кухне никого не было и, когда он повернул выключатель, свет не загорелся. Ругаясь себе под нос, он нашарил фонарь, который хранился здесь на случай неожиданной аварии, и принялся обследовать дом.
   В гостиной стояла тишина. Но он шестым чувством уловил чье-то присутствие и повел лучом фонаря вокруг себя. В круге света проступило лицо Джилли, застигнутой врасплох. Глаза ее блестели, а зрачки были расширены, как у кролика перед удавом. Она неподвижно скорчилась в кресле, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. Вся ее поза выражала отчаяние и страх.
   – Где Тара? – требовательно осведомился он.
   Джилли ничего не ответила.
   – Я спрашиваю, где Тара? – Одним прыжком он пересек разделявшее их расстояние и замахнулся тяжелым хлыстом, уже готовый ударить ее.
   – Не бей меня! – Внезапное движение Грега нарушило состояние непреходящего ужаса, в котором она пребывала. Захлебываясь от страха, она прикрыла голову локтем.
   – Грег! Грег! Прошу тебя, не надо.
   – Что ты ей сказала? – Сейчас Грег мог думать только о Таре, о том, где она может быть и как спастись вместе с нею.
   – Ничего, ровным счетом ничего, клянусь тебе. Я не видела ее. Ее не было весь день. Но, Грег… – Джилли жалобно протянула руку и схватила его за куртку. – Грег, послушай…
   – Что? – Он едва слышал ее, ему казалось, что она провалилась куда-то далеко-далеко, в неведомые глубины его раскалывающейся от боли головы.
   – Здесь была Стефани!
   – Стефани?!
   – Я очень ясно и отчетливо слышала ее. Это ее призрак, и он здесь, в этом доме!
   Стефани? Что она имеет в виду? Откуда…
   – Ты пьяна, – сказал он, но голосу его недоставало убежденности.
   В глазах Джилли полыхнул отблеск прежнего огня.
   – Грязный подонок, тебе чертовски хорошо известно, что я не пьяна! Ты спрятал все спиртное! У меня целый день ни капли во рту не было.
   Грег пропустил ее слова мимо ушей.
   – Где Тара? ГДЕ ОНА?
   – Не знаю. И плевать я хотела на нее.
   – Держись от нее подальше, или я убью тебя, – в бешенстве пригрозил он Джилли. Вместо ответа она вновь схватила его за руку.
   – Грег… я… я действительно слышала голос Стефани. Она была здесь. Я ничего не выдумываю. Все кончено. Мы больше не сможем сохранить в тайне то, что убили ее.
   Несмотря на то что Грег был всецело одержим Тарой, в голове у него зазвенел тревожный колокольчик. Это дал знать о себе инстинкт самосохранения. Он впервые осознанно взглянул на Джилли, пришпиленную к креслу лучом света фонаря, словно бабочка к картонке. В голове у него прояснилось:
   – Кто знает о том, что ты здесь? Помимо пилота.
   – Никто!
   – Ты кому-нибудь говорила перед отлетом, что собираешься сюда?
   – Нет! Ни единой живой душе, клянусь тебе, Грег! – Джилли захлебывалась страхом, исходящим из чернильной темноты за пределами слепящего луча фонаря. Но лишь только эти слова сорвались с ее губ, как она поняла, что совершила роковую ошибку. Луч света метнулся в сторону – Грег положил фонарь на пол. К ней шагнул его темный контур, словно посланник смерти.
   – НЕТ! НЕТ! – Всю надежду сохранить жизнь Джилли вложила в этот отчаянный крик. – НЕ УБИВАЙ МЕНЯ, ГРЕГ!
   И вдруг во всем доме вспыхнул свет. Словно на стоп-кадре, она увидела, как замер рядом с нею Грег, уже протягивающий руки к ее горлу, чтобы задушить. Обессиленные и парализованные страхом, какое-то время оба они представляли гротескную картинку. И вдруг, зарычав, словно дикий зверь, Грег как будто очнулся от неожиданного шока и бросился на Джилли. Она смотрела, как он движется, словно в замедленной съемке под водой. При этом она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и, перепуганная до ужаса, смирилась с неминуемой гибелью, приближение которой читалось в безумных черных глазах Грега.
   Но тут свет погас так же внезапно, как и зажегся, и комната погрузилась в еще более непроницаемую темноту. Очередное неожиданное потрясение оказалось настолько велико, что мышцы у Джилли расслабились, ноги подогнулись, и она беззвучно соскользнула с кресла на пол. Мягкое падение вывело ее из транса и, не отдавая себе отчета в том, что делает, она машинально откатилась в сторону, к стене. В этот миг Грег прыгнул вперед, намереваясь сомкнуть пальцы на ее горле, но руки его поймали лишь пустоту.
   Будучи слишком умелым и опытным охотником, чтобы наугад преследовать невидимую жертву, Грег замер, втягивая ноздрями воздух. Он словно превратился в доисторического хищника, полагаясь на свои инстинкты, которые еще никогда не подводили его. Всеми органами чувств он вслушивался и всматривался в темноту, которая, крепко обнимая их обоих, неминуемо должна была выдать ему запах ее страха, и тогда он поймет, где она находится. А Джилли боялась пошевелиться, боялась привлечь его вниманием малейшим звуком – но этим рефлекторным движением окончательно исчерпала стремление к самосохранению. И теперь, потеряв последнюю надежду на спасение и отчаявшись, она забилась под стол, не смея шелохнуться и уже представляя, как жестокие челюсти смыкаются у нее на шее и безжалостные зубы впиваются в ее плоть.
   – Джилли! – Голос Грега, негромкий и ласковый, донесся до нее из темноты. – Джилли, я не причиню тебе вреда. Ты не должна прятаться от меня. – Он помолчал, прислушиваясь, напрягая каждый нерв, чтобы уловить хотя бы вздох. – Ну, иди же ко мне, крошка. – Сейчас он пустил в ход все свое очарование, совсем как в прежние времена. – Ты же знаешь, что я люблю одну тебя, – я убил Стефани, чтобы избавиться от нее и быть с тобой. И ведь я любил тебя, верно, Джилли? Я хочу тебя, я хочу заняться с тобой любовью, иди к Грегу, крошка, иди же…
   Джилли чувствовала его голос, как прикосновение его рук к своему телу. Даже сейчас, когда он искал ее, словно ангел смерти, он по-прежнему сохранил власть над ее телом, возбуждая и подчиняя ее себе. Сотрясаемая дрожью, неспособная пошевелиться, Джилли вдруг ощутила, как напряглись и отозвались тягучей болью ее соски, а между ног стало горячо и влажно, и поняла, что в запертой комнате он безошибочно уловит запах секса, смешавшегося с ее смертельным страхом. Издав жуткий вой обреченного животного, она сдалась и потянулась к нему.
   Но за миг до этого обострившийся до предела слух Грега уловил какой-то звук снаружи. Как натянутая струна, он развернулся к французским двустворчатым окнам, ведущим на веранду. Что это было? Он услышал шорох, медленный, тяжелый и неумолимый, словно мучимая силами ада душа тащила за собой оковы вины. У Грега волосы встали дыбом, и он до крови прикусил язык, чтобы не закричать. Взгляд его устремился во тьму за окнами. Что-то приближалось к нему…
   В непроницаемой темноте вдруг вспыхнул слабый свет, словно уголек в ночи. Танцующий и трепещущий, он медленно плыл по веранде к французским окнам. Грег словно окаменел, не в силах пошевелиться, но душа его исходила беззвучным воплем. А огонек подплывал все ближе и ближе. Наконец он остановился, и двоим в гостиной этот миг показался вечностью. Лежа на полу, Джилли наконец разглядела, что именно приковало Грега к месту, и ее обуял истерический страх. Никто из них не дышал и не шевелился. Тишина давила на них, как тяжелая могильная плита.
   Створки французского окна начали медленно раскрываться, впуская внутрь внешний мир. Дюйм за дюймом они отворялись на веранду, к существу, которое затаилось там. Словно загипнотизированные, Грег и Джилли не сводили глаз с маленького пляшущего огонька и темной фигуры позади него, плохо различимой на фоне ночного неба. Неподвижная, молчаливая и грозная, вызывая в их душах панику, она стояла перед ними немым укором. Но Джилли, думая о своей безопасности, первой нарушила молчание.
   – Помогите! Помогите мне, – запричитала она, выбираясь из своего убежища. – Он пытается убить меня, он хочет, чтобы я умерла, пожалуйста, пожалуйста… – Истерично всхлипывая, она поползла на свет.
   Луч вдруг рванулся кверху, став больше и ярче. Фигура подняла фонарь и распахнула его шторки, заливая светом всю сцену. Луч света упал на Грега, неподвижного, оскалившего зубы и выжидающего, словно тигр, вышедший на охоту. На полу скорчилась Джилли. Вот она подняла голову, присмотрелась и отпрянула, словно получив удар ногой в живот.
   – Стеф! Стеф! Стеф!
   Жалобно поскуливая и хныча, как умственно отсталый ребенок, она обернулась к тому, кто только что собирался убить ее, как будто искала в нем опору:
   – Грег… я же говорила тебе… Грег… это ее призрак…
   Голос, оборвавший ее причитания, был звонким и сильным и совершенно определенно принадлежал живому человеку.
   – Не обманывай себя, Джилли. Уверяю тебя, никакой я не призрак.
   Это была Стефани, и в то же время речь призрака была увереннее, чем боязливая, похожая на скороговорку манера Стефани. Узкий луч фонаря метнулся в сторону и упал на Грега.
   – В чем дело, Грег? Тебе нечего сказать? – Резкий смех прозвучал издевательски. – Да ты никак всерьез полагал, что тебе все сойдет с рук? Что все устроится, как ты хотел? Деньги Стефани, наследство Харперов, – голос сочился брезгливым отвращением, – и очередная шлюха в придачу. Что еще нужно поверженному чемпиону-бабнику?
   Фигура взмахнула фонарем, так что он описал круг, и они с изумлением и ужасом увидели…
   – Да, я – Стефани. Я жива, Грег. Я вернулась!
   – Как… как… – Звуки, которые издавал Грег, походили не на человеческую речь, а на стон животного, провалившегося в ловушку и угодившего на острые колья.
   – Ты не смог убить меня! И тот крокодил тоже. Меня вытащили из болота – полумертвой. Но ты собирался уничтожить меня. Что ж, ты действительно стал убийцей Стефани Харпер, как если бы я на самом деле погибла там.
   Хриплый голос звучал то громче, то вновь понижался до зловещего шепота.
   – Меня спас старик-отшельник. Да, в этом мире еще остались настоящие мужчины – добрые и любящие, – не такие, как ты! Ему не было дела до того, как я выгляжу – изуродованная, искалеченная, со шрамами на лице. Он отнесся ко мне с любовью. И спас меня!
   Джилли в ужасе метнула взгляд на Грега. Он стоял, замерев в той же позе, в которой его застал врасплох первый грозный звук голоса Стефани – зверь в нем, свирепый и отчаянный, изготовился к прыжку, и его разум отказывался признавать реальность, недоступную его пониманию, слишком недосягаемую для его ума.
   А безжалостная пытка продолжалась.
   – Ты хотел убить меня. А он дал мне жизнь! Он дал мне много больше – он отдал мне все свои сбережения, чтобы я могла начать все сначала. Шесть месяцев меня превращали в другого человека. Это было нелегко. Это было больно, очень больно. Что ты знаешь о боли, Грег? О НАСТОЯЩЕЙ БОЛИ?
   Никакого движения.
   – Мне было очень больно. Но, клянусь богом, оно того стоило! – Голос Стефани поднялся до исступления. – Я страдала и победила страдания, я думала и сражалась, я боролась с собой и с твоим призраком – и взращивала в себе ненависть и ярость. Бог ты мой, как же я тебя ненавидела!
   Под шквалом ее страсти душа у Грега дрогнула. Жалким блеянием прозвучал тоненький голосок Джилли:
   – Стеф, зачем… почему…
   – Ха! Зачем? Да, это было бы легко – обратиться в полицию, рассказать им всю историю, поведать о том, кто я такая, и обвинить вас обоих в убийстве – моем убийстве!
   Сжав голову руками, Джилли все же расслышала вздох, за которым последовал взрыв гнева.
   – Но я… я хотела УНИЧТОЖИТЬ ВАС!.. Так же, как вы уничтожили меня!
   Воздух пропах ненавистью настолько, что им было трудно дышать. А Стефани зловеще продолжала:
   – Я любила тебя, Грег, любила так, как ни одна женщина до меня не любила тебя. Как ты мог так поступить со мной? – Фонарь вновь качнулся, описывая круг. – А ты, Джилли? Неужели наша дружба и все, что мы делили с тобой, – неужели это для тебя ничего не значило? Совсем ничего? – Стефани издала вздох такой глубокий, что, казалось, сердце ее не выдержит и разорвется. – Двое людей, которых я любила больше всего на свете… Нет, я не получала удовольствия, глядя, как вы страдаете и рвете друг друга зубами. Но я должна поблагодарить вас – за то что вы помогли мне.
   Голос у нее дрогнул и сорвался, что стало для них неожиданностью, но потом зазвучал с новой силой:
   – Да, за то что вы помогли мне! Вся ирония заключается в том, что вы двое – мои злейшие враги – заставили мне понять, кто я такая и что собой представляю!
   Она повернула фонарь к себе, в первый раз полностью освещая лицо, лицо Стефани.
   – И за это – по крайней мере – я благодарю вас!
   Резким движением она вскинула руку и сорвала с головы тяжелый парик с длинными волосами. Швырнув его на пол, она сердитым жестом взъерошила коротко стриженые кудряшки под ним.
   – Тара!
   – Тара! Тара! – издевательски повторила она. – Да, Тара, та самая женщина, которую хотел ты, когда она не хотела тебя, женщина, которую ты презирал, когда она была Стефани, которой нужна была лишь твоя душевность, дабы она могла насладиться твоей красотой и своей любовью к тебе.
   – Ты… ты – фальшивка! – запинаясь, пробормотал он. – Проходимка!
   – Нет! – вспылила она. Они притихли, напуганные вспышкой ее неистовства. – Возьми свои слова обратно! Тара Уэллс – часть меня, а вовсе не мои хитрости, та часть меня, которая всегда жила во мне, но которая рядом с тобой была безжизненной и бесчувственной. Что ты сделал, чтобы помочь мне? Ничего!
   Ее гнев вселял ужас. Грегу было нечего ответить.
   – И в чем, Грег, ты можешь упрекнуть меня? В чем, я спрашиваю? Зато мне есть что сказать в твой адрес! – Она горько рассмеялась. – Я – женщина, которая совратила собственного супруга!
   Ее смех загремел у него в ушах хором сорвавшихся с цепи демонов ада.
   – Тара! Тара!
   – Все кончено, Грег. – Она вдруг заговорила негромким и очень усталым голосом. – Полиции известно обо всем. Я отправила письмо с Сэмом Джиму Гулли в полицейский участок Дарвина. Они уже едут сюда.
   Луч света задрожал и уткнулся в пол, когда она опустила лампу.
   – Полиция будет здесь с минуты на минуту. – В тусклом свете фонаря она впервые взглянула на него в упор, пронизывая насквозь взглядом своих огромных глаз, полных боли. – К утру ты окажешься там, где тебе самое место, Грег, – за решеткой.
   Плечи у Стефани безвольно поникли, и напряжение ушло из ее фигурки. Все было кончено. Она едва стояла на ногах от усталости. Когда она расслабилась, Грег почувствовал, что узы, протянувшиеся между ними и спеленавшие его по рукам и ногам, разорвались. Вне себя от бешенства, он с рычанием прыгнул вперед.
   – Грег, нет! Нет! – Джилли попыталась было остановить его, но тщетно. Оттолкнув ее в сторону, он рванул к Стефани, врезавшись в нее сбоку, отчего фонарь полетел на пол. Стекло разбилось, сам фонарь покатился по ковру к стене, оставляя за собой огненный ручеек. Затрепетали языки пламени, и огонь охватил занавески, ковер, мебель. Но Грег не обратил на это ни малейшего внимания. Он загнал в угол свою гостью из преисподней, отрезав ей путь к отступлению своим безумством и пожаром, который сам же и устроил. Она стояла перед ним, прижавшись спиной к стене и бесстрашно глядя на него. Стефани? Тогда куда же подевалась Тара? Его перегруженный мозг едва не вскипел от напряжения. Перепрыгнув через полосу огня, разгорающегося там, где из фонаря пролилось масло, он прижал ее к стене и железной хваткой взял ее за подбородок. Только теперь, вблизи, он разглядел, кто стоит перед ним.
   – Стефани! – прошипел он, и лицо его превратилось в морду ящерицы. – Где Тара? Где Тара? Что ты с ней сделала?
   И вдруг, словно взрыв сверхновой звезды во тьме, на него снизошло озарение:
   – Ты убила ее! – одними губами прошептал он. – Ты… ты…
   Обезумев окончательно, Грег яростно ударил Стефани в висок. А потом руки его нащупали ее горло, большие пальцы сошлись в ложбинке у основания ее шеи, и он надавил изо всех сил… еще сильнее… Словно сквозь туман, до нее донеслись испуганные вопли Джилли.
   – Аккай!
   С закрытыми глазами, уже теряя сознание, Стефани-Тара вдруг почувствовала, как какая-то сила отрывает от нее крепко сбитое тело Грега. Задыхаясь и кашляя, она открыла глаза и увидела, что Грег сражается с жуткой и призрачной фигурой, обнаженной, разрисованной и владеющий чужеродной магией. Незнакомец схватил Грега и оттолкнул его через полосу огня обратно в центр комнаты. Двое мужчин сошлись в рукопашной схватке, исход которой был предрешен изначально: худощавый абориген не мог на равных соперничать со своим куда более массивным и крупным соперником. Грег преодолел начальное сопротивление Криса и принялся теснить его, пока не прижал спиной к оружейному шкафу, в котором Макс хранил гордость своей огнестрельной коллекции. Резким рывком Грег оторвал аборигена от стеклянных дверец шкафа, швырнул его на пол и потянулся за ружьем через разбитое стекло, пока Крис поднимался на ноги, без страха глядя на врага. Дьявол был теперь вооружен. И в последний крик он вложил всего себя, растворяясь в мире духов:
   – Аллингер йерра баллама, Байаме, вуна вунайа ву-ни ингу… солнце заходит, Отец Всех, но душа не умирает!
   Его прыжок вперед и грохот выстрела слились воедино, и хрупкое тело рухнуло на пол. Крис лежал в неподвижности, и лишь из огромной раны на груди фонтаном била кровь.
   – Нет, Крис, нет! – Тара рванулась к умирающему Крису, плачущая, взбешенная, вне себя от горя. Но путь ей преградил Грег с ружьем в руке, из дула которого еще вился дымок, а в глазах горел огонь маниакального убийцы.
   – Стефани? – ласково прошептал он. – Это ты?
   Он протянул руку, чтобы схватить ее.
   – Иди сюда, будь умницей! Ты не хочешь поздороваться? Поцеловать меня?
   Тара сорвалась с места, словно борзая, удирающая из западни, и выскочила из комнаты, прежде чем Грег успел вновь зажать ее в углу. Грег стремглав пустился в погоню, а Джилли, оставшись одна, подбежала к дивану, схватила по подушке в каждую руку и в одиночку стала бороться с огнем, который уже жадно лизал плотные портьеры и высохшее дерево старого дома. Она бесстрашно металась по комнате, срывая горящие занавески и сбивая языки пламени, готовые вцепиться во все, что попадалось им на пути. Но, гася огонь без воды, она дала волю дыму. В конце концов огонь в гостиной погас, но комнату наполнил удушливый чад. Занятая важным делом, Джилли не думала о себе, пока не стало слишком поздно. «Я должна выбраться отсюда… выбраться отсюда немедленно», – бормотала она. Но на пути к двери ее настиг новый клуб дыма и, в панике вдохнув его, она поперхнулась и, лишившись чувств, повалилась на пол.

Глава двадцать пятая

   Грег беззвучно двигался по траве, подобно охотнику, выслеживающему свою добычу. Утратив все человеческое, он, скорее, напоминал дикое и беспощадное животное, которое всегда жило в нем и теперь вырвалось на свободу, чтобы отомстить.
   Сейчас это был просто хищник, который охотился на жертву, полагаясь исключительно на свои инстинкты, и азарт погони приводил его в возбуждение. Он без труда шел за своей добычей по запаху – каждым вдохом, всем своим нутром он чуял женщину.
   Скользя вперед, он вдруг почувствовал, как нога его натолкнулась в траве на какой-то чужеродный предмет. Он наклонился, и пальцы его нащупали одну из туфелек Тары, которую она потеряла, убегая. Он поднял туфельку и сунул в карман, словно заслуженный трофей, улыбнувшись при этом странной блуждающей улыбкой. Затем он снова пустился в погоню за Тарой, пытаясь отыскать ее в дальнем конце двора, где он мог невидимо скользить среди прятавших его теней.
   Затаившись в том самом проходе между хозяйственными постройками, где ранее укрывалась Джилли, Тара ждала, пока он подойдет ближе. Шея у нее все еще болела после нападения Грега, сердце болезненно билось в груди с таким шумом, что стук его должен был звучать в ночи, как бой городских курантов. Но она пыталась взять себя в руки и успокоиться, отчаянно напрягая слух, дабы не пропустить бесшумных шагов своего убийцы. У нее было одно маленькое преимущество. Перед тем как покинуть гостиную, Грег вооружился маленьким фонариком, чтобы облегчить себе поиски, и потому она могла издали наблюдать за едва уловимым мерцанием света, когда Грег рыскал по тому или иному уголку, где, по его мнению, она могла бы укрыться. Благодаря такому заблаговременному предупреждению она смогла бы прятаться от него до тех пор, пока из Дарвина не прибудет помощь.
   Но где же Джим Гулли? Вне всякого сомнения, ему уже полагалось бы быть здесь. Тара не могла позволить себе подумать, что Сэм подвел ее. Она знала, что, подобно Крису, он останется верен ей до самой смерти. «Но даже преданных друзей можно победить», – подумала она, вспомнив о Крисе и о том, как подло Грег застрелил его. Если полиция так и не появится, то она останется здесь наедине со своим смертельным врагом и Джилли, которую, при всем желании, нельзя было отнести к союзницам. Более того, ей придется позаботиться и о том, чтобы ничего не случилось с Кейти, как только пройдет действие успокоительного. Наверняка… наверняка даже Грег подумает дважды, прежде чем причинить вред старой экономке… но в глубине души она сознавала, что он испытывает к Кейти не больше жалости, чем волк – к ягненку.

   А Грег методично обходил один сарай за другим, обшаривая все возможные потаенные уголки. Его нервы, и без того натянутые как гитарные струны, реагировали на каждый звук и каждый шорох в темноте. Он старался не включать фонарик без крайней на то необходимости, сознавая, что его жертва, затаившаяся где-то рядом в ночи, могла отслеживать по свету лампочки его передвижения. На открытых местах Грег вообще выключал фонарик и поэтому, резко свернув за угол, ударился головой о висящую тушку одного из животных, которых днем ранее застрелил в припадке жажды убийства. Отшатнувшись, он с отвращением оттолкнул кролика от себя и тут же забыл про него. Но, когда он двинулся дальше, лицо его было перепачкано кровью, словно у настоящего хищника, запах ее забивал ему ноздри, и жажда крови ударила ему в голову, словно выдержанное вино.
   Тихонько прокравшись за угол, Грег вдруг уловил какой-то слабый шорох справа от себя. Быстрый, как молния, он выстрелил от бедра, но ответом ему стала тишина. Какое-то животное, решил он – человеческое тело при падении на землю наверняка произвело бы громкий шум. Пробираясь дальше, он добрался до сарая с генератором и только тут понял, чем было вызвано полное отсутствие света в Эдеме. Беглый осмотр показал, что генератор просто выключен. Торжествующе улыбнувшись, Грег привел его в действие и разогнал темноту снаружи потоками света.
   По-прежнему затаившись в проходе между зданиями, Тара с такой силой сжала кулаки, чтобы не закричать от отчаяния, что ногти впились ей ладони. Вопреки всему, она все-таки надеялась, что в пылу погони Грег не вспомнит о простом механизме, с помощью которого она погрузила всех в темноту. Но теперь повсюду было светло, как днем. Судорожно развернувшись, она, пригибаясь, бросилась прочь, надеясь укрыться до того, как Грег выйдет из сарая и заметит ее.
   Но она оказалась не настолько проворной, каким полагается быть тому, на кого объявлена охота. Краем глаза Грег заприметил ее быстрое движение и, как выдрессированная гончая, бросился вслед за Тарой. Услышав стук его подошв по сухой земле прохода, она со всех ног кинулась к саду и, бросившись на землю, перекатилась под кусты на ближайшей розовой клумбе. Но ухоженные розы, шипов на которых было куда больше, чем листьев, едва ли могли обеспечить ей надежное укрытие. Зато их высокие стебли отбрасывали пятнистую тень, создавая относительную маскировку. Стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, когда шипы впились в ее тело, она заставила себя заползти в самую гущу кустов, и все время позади нее раздавался приближающийся звук шагов по гравию.
   – Стефани!
   Кровь застыла у Тары в жилах.
   – Стефани! – Теперь голос его походил на волчий вой. Он был совсем рядом. Она уткнулась лицом в землю, стараясь слиться с нею и стать незаметной.
   – Где ты, грязная сука? – Теперь он говорил вкрадчиво, почти разумно. – Мне ведь придется убить тебя сейчас, верно?
   Она с трудом заставила себя остаться на месте. Он снова и снова звал ее, обращаясь к ней льстивым тоном, столь противоречащим смыслу его слов.
   – Не глупи, Стеф, я знаю, что ты здесь, и ты знаешь, что я достану тебя. Почему ты прячешься от меня? Ты ведь вела себя как лживая свинья, и тебе придется заплатить за это. Ты заставляешь меня сердиться… очень-очень сильно сердиться…
   Лежа в кустах, Тара понимала, что слышит голос сумасшедшего. Ужас ледяными пальцами стиснул ей сердце, и она едва не разрыдалась. Храбрость впервые изменила ей. Она не могла двинуться ни вперед, ни назад, а ее укрытие было слишком ненадежным, чтобы противостоять тщательным поискам. Грег приостановился на тропинке между клумбами и вновь воззвал к ней. На сей раз голос его прозвучал враждебно, с вызовом.
   – Я никогда не любил Тару – кому, как не тебе, знать об этом. Я не доверял ей с самого начала. Для меня всегда существовала только ты, Стеф, одна ты. – Он умолк, и она поняла, что он, словно пойнтер, обнюхивает каждый уголок сада, пытаясь вычислить свою жертву.
   – А помнишь кое-что, Стеф? – негромко и ласково спросил Грег. – Помнишь, как мы занимались любовью? Помнишь, какие чувства я заставлял тебя испытывать при этом? Помнишь, как хорошо тебе было? Я любил тебя так, как ни один мужчина до меня. Не прячься от меня… не прячься от своего мужа, Стеф… Выходи сюда, дорогая. Я хочу, чтобы ты показалась мне. У меня что-то есть для тебя…
   В мертвой тишине она расслышала, как он взвел курок ружья, и негромкий щелчок отчетливо прозвучал в неподвижном ночном воздухе. Она с ужасом представила, как он целится в нее, но, заходясь в душе криком, подавила искушение поднять голову и посмотреть, понимая, что это – всего лишь старый охотничий трюк, призванный заставить ее показать лицо и по отблеску света в ее глазах выявить место ее убежища.
   И вдруг терпение у Грега лопнуло.
   – Ты все равно выйдешь ко мне! – взревел он. – Тебе некуда бежать. И я обязательно достану тебя! На этот раз ошибки не будет!
   Развернувшись, он бегом устремился к хозяйственным постройкам, и топот его ног затих вдали. Все еще опасаясь подвоха, она с крайней осторожностью подняла голову, глядя ему вслед, но, как только он скрылся за углом, поняла, что не может больше задерживаться здесь и должна немедленно воспользоваться представившейся возможностью. В мгновение ока вскочив на ноги, она продралась сквозь колючие кусты и устремилась в глубину сада, подальше от ярко освещенного дома, туда, где она по крайней мере могла все время двигаться, используя ночную темень как прикрытие.
   Тем не менее Тара не понимала ни мотивов, ни поступков Грега. Что он имел в виду, говоря: «Ты все равно выйдешь ко мне»? Она вдруг снова услышала его голос, выкрикивающий ее имя. Но, помимо этого, до нее донесся и хорошо знакомый, ритмичный перестук… копыт! Он ведет сюда коня… неужели…
   – Слышишь меня, Стефани? Теперь ты у меня в руках, – ликующе вскричал он. – Все преимущества теперь на моей стороне. У меня твой проклятый жеребец! Сейчас я досчитаю до десяти, и, если ты не покажешься, я пристрелю эту тварь! – Его маниакальный смех облетел весь дом. Грег показался из-за угла, таща за уздечку Кинга, он вывел коня на залитое светом пространство перед особняком. Остановившись в центре круга света, он начал считать:
   – РАЗ… ДВА… ТРИ…
   Затаившаяся в темных глубинах садах, далеко позади розовых кустов, Тара ощутила горький привкус поражения. Нет, он оказался не умнее, а хитрее и беспощаднее, чем она могла предположить. Она услышала, как нервно заржал Кинг, – никто другой раньше, кроме нее и Криса, не подходил нему, и эта неожиданная ночная прогулка явно пришлась ему не по вкусу. Она встала, уже готовая сдаться, и увидела, как нервничает Кинг, переступая ногами на одном месте, и блестящая черная шкура волнами перекатывается у него на шее и по бокам.
   – ЧЕТЫРЕ… ПЯТЬ… ШЕСТЬ… СЕМЬ…
   Тара выпрямилась и шагнула к нему из темноты, уже ни на что не надеясь. Она проиграла. Он заметил ее, и улыбка на его лице свидетельствовала – он знает, что победил. Он перестал считать и продолжал улыбаться своей плотоядной улыбкой, пока она шла к нему через розовый сад и поднималась по ступенькам вдоль плавательного бассейна.
   – Иди сюда, – негромко окликнул он, – я хочу, чтобы ты была рядом.
   Ноги у Тары будто налились свинцом. Она едва переставляла их, подходя к Грегу. А он, словно гигантский кот, следил за каждым ее шагом, пока она наконец не остановилась перед ним, глядя в его безумные прозрачные глаза, горящие жутким пламенем.
   – Умница, – прошептал он. – Всегда нужно делать то, что велит тебе твой муж, не так ли?
   Она стояла настолько близко, что, казалось, всем своим естеством улавливала запах его безумия, проваливаясь в бездну тьмы и пустоты у него в душе. Конь вздрагивал от жестокой хватки, которой Грег держал его за уздечку. Но ей почему-то не было страшно. Впервые после того несчастного случая она увидела его таким, каким он был на самом деле, ничтожеством, вместилищем зла, мыльным пузырем. Заметив презрение в ее глазах, он почувствовал себя уязвленным.
   – Мне придется убить тебя, Стеф. Без шуток. Ты готова умереть? Составила завещание? Что ж, это тебе от твоего вечно любящего мужа и скорбящего вдовца!
   С садистской неторопливостью и с непристойной и мерзкой ухмылкой он поднял ружье и направил дуло ей в лицо.
   – Ты даже не успеешь испугаться! – Он прицелился и взвел курок.
   Но не успел он нажать на спусковой крючок, как ружье вылетело у него из рук. Громкий щелчок курка хлестнул по напряженным нервам строптивого коня, Кинг грозно вздыбился и передними копытами выбил ружье из рук Грега. Ружье выстрелило, и пуля, никому не причинив вреда, улетела куда-то в темень розового сада. Но громкий звук вновь заставил Кинга встать на дыбы, и он с налету очередным ударом копыт свалил Грега на землю. Бойцовский дух коня воспламенился, и он нанес очередной удар, стремясь втоптать своего врага копытами в землю.
   – Стеф! Отзови его! Убери его от меня! – пронзительно закричал Грег, чем только распалил жеребца. О такой реакции Кинга Таре было прекрасно известно, поэтому она не колебалась ни секунды:
   – Кинг!
   Уже стоя на задних ногах, огромный вздыбленный конь все-таки расслышал командные нотки в ее голосе. Он грациозно развернулся в воздухе, и гигантские копыта ударили в землю рядом с головой человека, беспомощно барахтавшегося на земле. Но потом, в последнем жесте неповиновения, Кинг вновь поднялся на дыбы, победоносно пронзительно заржал и галопом понесся к дому.
   Опустошенная настолько, что уже почти ничего не чувствовала, Тара смотрела, как Грег, медленно вставая на колени, постепенно выпрямился, все еще не опомнившись после падения. Покачиваясь и тяжело дыша, он развернулся и в упор взглянул на нее.
   – Зачем ты вернулась, Стеф? Почему отняла у меня Тару? – Он криво улыбнулся, почти с мольбой глядя на нее. – Мне ведь придется убить тебя, ты должна это понимать.
   – Грег, пожалуйста. – Тара с трудом сохраняла самообладание, стараясь не дать чудовищной усталости сломить свое ослабевающее сопротивление. – Послушай меня. Бежать тебе некуда и спрятаться тоже негде. Полиция будет здесь с минуты на минуту. Кого бы ты сейчас ни убил, это тебя не спасет. Им все известно о тебе, и, куда бы ты ни пробовал сбежать, они выследят тебя. Все кончено, Грег. Все кончено.
   По стеклянному блеску в его глазах она поняла, что он не слышит и не видит ее, – он просто не воспринимал ее слова.
   – Пора заканчивать эту игру, – негромко пробормотал он, словно обращаясь к самому себе. Она испытала запоздалый страх, увидев, как он рванулся к ней, намереваясь схватить, и развернулась, чтобы бежать. Но она не сделала и нескольких шагов, как он ударил ее в спину чем-то тяжелым и столкнул в бассейн. Погружаясь на дно, Тара, словно в жутком сне, второй раз пережила кошмар попытки убийства Стефани – падение в воды Аллигаторовой реки. Точно так же тяжелое тело тянуло ее вниз, и так же чья-то безжалостная рука не разжимала хватки… Ниже… ниже… еще ниже… Ее охватила паника, легкие горели и разрывались от недостатка кислорода. Она открыла рот, чтобы закричать, и в него хлынула вода.
   И вдруг каким-то чудом она вспомнила уроки плавания, которые брала на острове Орфее у Лиззи, и чудесные счастливые часы, проведенные под водой с Дэном в маске и ластах. «Я же умею плавать!» – У нее внутри все запрыгало. Выгнувшись и из последних сил перевернувшись на спину, она ударила своего противника ногой. Хотя вода замедлила ее движение и смягчила удар, она поняла, что попала ему в живот. Руки его разжались, и она стремительным кролем рванулась вперед. До спасительного края бассейна оставалось три гребка… два… но, когда она уже коснулась стенки, собираясь выбраться из воды, Грег догнал ее и потащил вниз. Схватив Тару за голову и плечи, он яростно принялся топить ее, а она, отчаянно сопротивляясь, вновь сумела развернуться к нему лицом. И вдруг выражение его лица самым ужасающим образом изменилось, и вместо убийственной ненависти в его глазах она увидела свет любви.
   – Тара! – взвыл он. – Тара! Любимая, я уже думал, что потерял тебя!
   Прижав ее к стенке бассейна, он принялся жадно целовать ее безумными мокрыми поцелуями. Едва не теряя сознания от ужаса и отвращения, она отворачивала голову, пытаясь уклониться от его слюнявого рта и дикого взгляда, в котором теперь горела совсем иная страсть. Но у нее не хватало сил оттолкнуть его от себя, и он продолжал прижимать ее к стенке бассейна. И вот уже одна рука мяла ее сосок, а пальцы другой начали расстегивать пуговицы на ее блузке.
   – Ты ведь любишь меня, Тара, не так ли, люби меня, дорогая, я подарю тебе такую любовь, о которой ты мечтала всю жизнь, отдайся мне, крошка…
   Грохот выстрела и исступленный крик Грега прозвучали почти одновременно. Попавшая в него пуля с силой прижала его к Таре, мгновенно выдавив воздух у нее из легких.
   – А-а-а-ах!
   Взвыв от боли, он выгнулся дугой, нелепо взмахнул руками и забился, словно рыба на крючке, после чего скрылся под водой. Тара, словно зачарованная, смотрела, как прозрачный доселе бассейн забурлил кровью. Подняв глаза, она увидела в нескольких ярдах от себя Джилли с ружьем в руке, из дула которого вился легкий дымок. Джилли равнодушно смотрела на воду, даже не шелохнувшись, и, похоже, не осознавала, что сделала.
   На другом краю бассейна вынырнул Грег и поплыл к стенке, загребая одной рукой. Другая беспомощно волочилась следом. Когда он добрался до края и попытался выбраться наверх, Тара заметила, что он не может пошевелить одним плечом из-за огромной раны, откуда ручьем лилась кровь. Вот он вылез из бассейна, выпрямился, но тут же вновь покачнулся от боли и шока. Согнувшись едва ли не вдвое, он, прихрамывая и петляя, медленно потрусил к задней части дома.
   Тара, избитая и измученная, тоже выбралась из бассейна. Она хватала широко открытым ртом воздух, пытаясь протолкнуть его в ослабевшие легкие. Когда дыхание немного восстановилось, она оглянулась и увидела, что Джилли стоит на том же самом месте, откуда стреляла. С трудом передвигая ноги, Тара подошла к ней и осторожно взяла ружье у нее из рук, а потом швырнула в воду, чтобы из него больше никто не смог выстрелить сегодня ночью. После этого она усадила Джилли на траву, как маленького ребенка.
   – Жди здесь, – приказала она ей. – Никуда не уходи, я вернусь за тобой.
   И потихоньку, кривясь от боли, двинулась вслед за Грегом.
   Даже в темноте выследить его не составляло особого труда, поскольку он оставлял за собой хорошо видимые следы воды и крови. Они тянулись вдоль стены дома, а потом сворачивали к хозяйственным постройкам. Едва Тара завернула за угол, как моментально догадалась, куда он направляется. Огромный и длинный, залитый лунным светом, перед нею лежал ангар, в котором неизменно стоял наготове легкий самолет. Со своего места она услышала, как чихнул и завелся его двигатель, а потом и увидела, как первый круг описали пропеллеры. Как в дурном сне или замедленной съемке, из ангара медленно вырулил самолет и покатился к началу взлетной полосы.
   – Нет!
   Обуреваемая непонятными ей самой эмоциями, Тара бросилась вперед. За стеклом кабины пилота она увидела Грега, промокшего, уничтоженного и окровавленного.
   – Грег! Грег! У тебя ничего не выйдет!
   Маленький самолет пьяно покатился по взлетной полосе, раскачиваясь из стороны в сторону. Теперь Тара бежала вровень с ним, сквозь шум мотора стараясь докричаться до мужчины внутри, умоляя и проклиная его. Слышал ли он ее? Она не знала. Но, когда самолет уже набрал скорость, он повернул голову и, казалось, увидел ее в первый и последний раз. По лицу его скользнуло выражение бесконечного укора и безумной, надрывающей сердце боли.
   – Тара! – пробормотал он, и самолет рванулся вперед, оставляя ее позади. Тем не менее она не сдалась и продолжала бежать вслед, глотая пыль, которую он поднимал за собой, надеясь, вопреки всему, что случится чудо, которое помешает ему взлететь, чудо, преодолеть которое Грег не сможет. Она беспомощно смотрела, как маленький самолет набирал скорость, мчась по взлетной полосе, пока наконец нос его не задрался кверху, и он неуверенно поднялся в воздух.
   – Грег! Ты не должен умереть так! Грег!
   Всю свою душу Тара вложила в этот отчаянный прощальный крик. Крошечный аэроплан поднялся в яркое, расцвеченное россыпями звезд небо. Вскоре он и сам превратился в одну из таких же звездочек, но до нее по-прежнему долетал ровный рокот мотора. Тара напрягала слух, стараясь не потерять его. А потом она услышала звук, которого ждала и боялась: вначале двигатель зачихал, затем звук его изменился, переходя в высокий вой, и самолет, набирая скорость, устремился к земле.
   Высоко в небе Грег проиграл свою последнюю битву, поскольку, потеряв Тару, он потерял и волю к жизни. Замерев на месте, Тара услышала жуткий грохот, когда самолет, ударившись о землю, взорвался, и увидела столб пламени, взметнувшийся в небо, когда обломки его загорелись. Но она так и не услышала последнего предсмертного крика обреченного человека, который, подобно Икару, смертельно раненным пал с небес навстречу своей судьбе…
   – ТАРА!
//-- * * * --//
   В глубине души начальник полиции Джим Гулли так и не простил себе того, что в тот день взял отгул – именно тогда, когда возникла срочная нужда в быстрых и эффективных действиях полиции, его не оказалось на месте. Хотя ему не в чем было упрекнуть себя, поскольку его реакция была мгновенной, лишь только он получил записку Тары. Понимал он и то, что она была права, когда хотела, чтобы за это дело взялся только он, так как ее рассказу не поверил бы никто из его подчиненных, да и в любом случае им понадобилось бы его разрешение на спасательную операцию. Тем не менее он всегда будет сожалеть о том, что прибыл со своими людьми в Эдем только на рассвете, когда они уже ничем не могли помочь. Но более всего ему хотелось бы лично арестовать Грега Марсдена, а не заниматься неприятным исследованием его обгоревшего, изуродованного трупа.
   Впрочем, ему еще предстояло исполнить свой долг, хотя он никогда не любил арестовывать женщин. Он хмуро смотрел, как один из его подчиненных вывел из дома Джилли и усадил ее в полицейский автомобиль, чтобы отвезти в Дарвин. В самый последний момент, перед тем как сесть в салон, Джилли с недоумением и изумлением оглянулась на ранчо, в котором прошли самые счастливые и мрачные часы ее жизни. И уже в последнюю очередь она взглянула на Тару, стоявшую рядом с Джимом Гулли. Глаза их встретились, но они не обменялись ни словом. Джилли все еще пребывала в том странном, похожем на транс состоянии, в котором стреляла в Грега из взятого в оружейном шкафу ружья. Что же касается Тары… что она могла сказать?
   – Просто не могу в это поверить, – со вздохом сказал Гулли. – Когда я получил твою записку, то решил, что кто-то меня разыгрывает. Мне очень жаль, что я опоздал, честное слово.
   – Не волнуйтесь, Джим, – негромко отозвалась Тара. – Все… устроилось само собой… в конце концов.
   В эту минуту полицейские на носилках вынесли из дома Криса, который ослаб от тяжелого ранения и потери крови, но в его худощавом теле слабым огнем по-прежнему горел неукротимый дух.
   – Одну минуту. – Тара жестом остановила маленькую процессию и, подойдя к носилкам, взяла Криса за руку. Она была холодной как лед, и в ней не чувствовалось жизни.
   – С ним все будет в порядке, мисс, – заверил ее полицейский. Тара заглянула Крису в глаза и увидела в них подтверждение тому, что это правда. Склонившись над носилками, она нежно поцеловала его в лоб и проследила, как его бережно погрузили в полицейский фургон.
   – Я, пожалуй, вернусь с ними, – сказал Гулли. – Но ты знаешь, где найти меня, если я тебе понадоблюсь.
   – Запоздалое предложение, – язвительно заметила Кейти, выходя из дому, чтобы попрощаться. – Где ты был, когда она так нуждалась в тебе, Джим Гулли?
   Гулли прекрасно знал, что роль самой экономки в минувших событиях ограничилась тем, что она все благополучно проспала, и уже готов был ответить ей взаимной колкостью. Но природное добродушие взяло над ним верх.
   – С возращением, мисс Харпер. Добро пожаловать в Эдем, – просто ответил он и уехал.
   – Зато теперь у нас здесь будет непривычно тихо, не так ли? – проворчала Кейти, когда полицейские автомобили, тронувшиеся в путь по проселочной дороге, уходящей из Эдема, скрылись из виду. – После подобных треволнений не знаешь, куда себя девать.
   Тара улыбнулась – впервые за много дней.
   – Ну, не знаю, – отозвалась она и повернулась к конюшне, где Кинг, которого легко удалось поймать после вчерашнего заполошного бегства, громко выражал недовольство своим нынешним заточением. – Думаю, красавцу не повредит легкая прогулка после давешних злоключений, выпавших на его долю. Сэм, ты не мог бы…
   Но Сэм уже сам шел к конюшне.

   Тара неспешно ехала по пустынной местности. Наконец-то, после изнурительной борьбы и страданий, душа ее пребывала в мире и покое. Она ощущала не сожаление, а внутреннее спокойствие и столь глубокое облегчение, что оно походило на благословение. Ей казалось, будто она возвращается к жизни после тяжелой болезни, когда горячечная лихорадка уже покинула ее и ослабевший организм начинает вставать на путь выздоровления. В каких бы далях сейчас ни скиталась неупокоенная душа Грега, но его холодная ярость, безумие и отчаяние умерли вместе с ним, и Тара наконец-то стала свободной. Теперь она не сомневалась, что окрепла духом и наполнена все возрастающими в ней чистыми чувствами и что темная тень Грега больше никогда не нависнет над ее будущим.
   «Однако не бывает победы без потерь», – грустно подумала она. Любовь Дэна, которой ей пришлось пожертвовать, стала невероятно жестокой ценой, которую ей пришлось заплатить, о чем она даже не подозревала, задумывая свой план. Можно ли было воплотить все ее замыслы в жизнь и при этом сохранить его любовь? Не упустила ли она такую возможность в охватившем ее безумном отчаянии? Что ж, сожалеть об этом теперь было слишком поздно. Судьба жестоко подшутила над ней, сведя ее с мужчиной, искренне полюбившим ее, в тот момент, когда она вынуждена была отвергнуть его. Погруженная в тягостные раздумья, она ехала дальше, наслаждаясь красотой природы вокруг и не переставая при этом скорбить о Дэне.
   В конце концов она заставила себя отогнать все грустные мысли и попыталась с оптимизмом взглянуть в будущее. Именно там ее поджидало подлинное счастье – дети. Наконец-то сможет осуществиться долгожданное воссоединение с Сарой и Деннисом. При одном воспоминании о них сердце у нее растаяло, и она уже готова была расплакаться. Но как и где произойдет это событие, которого она так долго ждала и о котором мечтала? Она принялась строить планы один за другим, тут же отбрасывая их – все должно быть правильно, и она обязательно добьется того, что все пройдет безупречно.
   Ей было ясно одно: никто и ничто больше не сможет помешать ей жить жизнью Стефани Харпер, и момент для возвращения ее настоящего имени настал. Стефани вернется, став умнее благодаря тому, чему научилась за время отсутствия, и еще благодаря тому, что ей довелось пережить. Она понимала, что именно поэтому уже никогда не станет прежней Стефани, робкой, встревоженной и неуверенной в себе. И больше никогда она не станет легкой добычей ни одного мужчины, будет твердо стоять на ногах и жить своей жизнью, полагаясь на собственные силы и умения. Она обязательно добьется всего. Она смотрела в будущее без страха. «Нет смысла думать о прошлом, – решительно сказала она себе, – завтрашний день принадлежит мне».
   Но тут мало-помалу в ее размышления проник посторонний звук. Пораженная до глубины души, она услышала далекий и слабый, но отчетливый шум мотора приближающегося легкого самолета. Кто бы это мог быть? Неужели… Но нет, она не смела даже на мгновение лелеять надежду, что мужчина, по самолюбию которого она нанесла столь болезненный удар, чьими чувствами пренебрегла и чью любовь отвергла, сможет простить ее, не говоря уже о том, что эта любовь сможет подвигнуть его на настоящий подвиг и он отыщет ее следы в такой глуши. Возможно, пресса? Только не это. Хотя где-то в глубине души ее приятно щекотало сознание того, какой резонанс вызовет эта история, появись она в газетах, все же она рассчитывала на то, что эти папарацци вряд ли способны проделать такой долгий путь в погоне за сенсацией.
   Сердито нахмурившись, она галопом помчалась обратно на ранчо, с такой скоростью, что ее верный конь оставил позади приближающийся самолет. Подскакав ближе, она увидела, что Сэм уже вышел ей навстречу. Что ж, решила она, он примет у нее Кинга, а сама она встретит незваных гостей у взлетной полосы и быстренько заставит их убраться восвояси.
   С воздуха Дэн заметил крошечную фигурку, скачущую впереди, но разобрать, кто это – мужчина или женщина, – не говоря уже о том, чтобы узнать ее, он не мог. Снедавшие его тревога и нетерпение причиняли почти физическую боль, и он сомневался, что сможет долго сохранять рассудок. Но когда он увидел и узнал ее, свою Тару, живую и здоровую, стоящую у начала взлетно-посадочной полосы, когда самолет коснулся земли, он испытал такое облегчение, что на миг руки и ноги отказались повиноваться ему и, встав, чтобы открыть дверцу кабины, он покачнулся. Он знал, что она будет вне себя от радости, когда увидит и обнимет своих детей. А вот как насчет него? Сможет ли она с открытым сердцем ответить на его любовь? В душе его боролись отчаяние и надежда, и потому он не обращал внимания на восторженные вопли Сары и Денниса, сидевших рядом.

   Тара с тревогой смотрела, как самолет постепенно остановился, но дверь почему-то никто не открывал. А потом, словно во сне, из салона до нее донесся пронзительный крик:
   – Мама!
   Дверца распахнулась, и оттуда, отталкивая друг друга в попытке выбраться одновременно, вывалились Сара и Деннис. «Я сплю, и все это мне только снится», – подумала она, не смея верить своим глазам. Но потом, побуждаемая материнской любовью, она бросилась к ним навстречу и сжала их в своих объятиях.
   – Ох, мам, я знал, что ты не умерла…
   – Это ведь ты, мамочка, правда?
   – Мои дорогие… мои любимые…
   Обнявшись, они дружно заплакали, орошая слезами счастья это торжественное и радостное событие.
   При виде столь бурных страстей у Дэна оборвалось сердце.
   «Я здесь лишний, – устало подумал он, – и не нужен им». Разве может он встать между матерью и ее детьми? Он неловко переминался с ноги на ногу рядом с самолетом, подбирая слова, которыми должен будет распрощаться с ними, теперь уже навсегда. «Теперь я знаю, что ты жива, – скажет он. – Знаю, что ты жива и невредима, и с тобой все в порядке…»
   Но Дэн не принял в расчет, что Тара была прежде всего женщиной. Пока он смотрел на счастливую встречу воссоединившейся семьи, она оторвала сияющее и мокрое от слез лицо от своих детей и посмотрела на него ласковым взглядом. «Иди сюда, – призывали ее глаза, – иди ко мне». В порыве безумной радости она осознала, как сильно любит этого смуглого и нежного мужчину, как будто вновь отыскала сокровенный бриллиант, который потеряла. Любит его? Даже больше того. Только Дэн может стать ее второй половинкой – настоящим другом, который пойдет по жизни рядом с нею и останется с ней и в радости, и в печали. Теперь она могла вверить ему себя безо всяких предубеждений, тайн и преград. Руки ее изнывали от желания обнять его, а тело – слиться с ним воедино.
   – О Дэн…
   Этот полустон вырвался у нее из глубины души и был похож на всхлип. От избытка чувств слезы вновь потекли у нее по щекам.
   – Ш-ш, тише, родная, успокойся – ты все расскажешь мне позже.
   Охваченный радостью, в которую боялся поверить, Дэн сейчас мог думать только о том, чтобы утешить и поддержать любимую. Потому что в сияющих и полных слез глазах Тары, устремленных на него, пока она прижимала к сердцу своих детей, он наконец прочел ответ, которого так долго ждал.

Розалин Майлз Возвращение в Эдем