-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Аркадий Тимофеевич Аверченко
|
|  Клусачев и Туркин
 -------


   Аркадий Аверченко
   Клусачев и Туркин
   (Верх автомобиля )

   Вглядитесь повнимательнее в мой портрет… В уголках губ и в уголках глаз вы заметите выражение мягкости и доброты, которая, очевидно, свила себе чрезвычайно прочное гнездо. Доброты здесь столько, что ее с избытком хватило бы на десяток других углов губ и глаз.
   Очевидно, это качество, эти черточки доброты не случайные, а прирожденные, потому что от воды и мыла они не сходят, и сколько ни тер я эти места полотенцем – доброта сияла из уголков губ и уголков глаз еще ярче. Так вода может замесить придорожную пыль в грязь, но та же вода заставляет блестеть и сверкать свежие изумрудные листочки на придорожных кустах.
   Мне хочется, чтобы всем вокруг было хорошо, и если бы наше правительство пригласило меня на должность бесплатного советчика, может быть, из наших общих стараний что-нибудь бы и вышло.
   В частной жизни я стремлюсь к тому же: чтобы всем было хорошо. Откуда у меня эта маниловская черта – я и сам хорошенько не разберусь.
 //-- * * * --// 
   Однажды весной мой приятель Туркин сказал мне вскользь во время нашего катанья на туркинском автомобиле:
   – Вот скоро лето. Нужно подумать о том, чтобы снять этот тяжелый автомобильный верх и сделать летний откидной, парусиновый.
   – Парусиновый? – переспросил я, думая о чем-то другом.
   – Парусиновый.
   – Автомобильный, парусиновый?
   – Ну конечно.
   – Вот прекрасный случай! – обрадовался я. – Как раз вчера я встретился с приятелем, которого не видел года два. Теперь он управляющий автомобильным заводом, здесь же, в Петербурге. Закажите ему!
   Мысль у меня была простая и самая христианская: Туркин хороший человек, и Клусачев хороший человек. У Туркина есть нужда в верхе, у Клусачева – возможность это сделать. Пусть Клусачев сделает это Туркину, они познакомятся, и вообще все будет приятно. И всякий из них втайне будет думать:
   «Вишь ты, какой хороший человек этот Аверченко. Как хорошо все устроил: один из нас имеет верх, другой заработал на этом, и, кроме того, каждый из нас приобрел по очень симпатичному знакомому».
   Все эти соображения чрезвычайно меня утешили.
   – Право, закажите Клусачеву, – посоветовал я.
   Туркин задумчиво вытянул губы трубочкой, будто для поцелуя.
   – Клусачеву? Право, не знаю. Может быть, он сдерет за это?.. Впрочем, если это ваша рекомендация – хорошо! Так я и сделаю, как вы настаиваете.
   Дело сразу потеряло вкус и приняло странный оборот: вовсе я ни на чем не настаивал; лично мне это не приносило никакой пользы и являлось затеей чисто филантропической. А выходило так, будто Туркин сделал мне какое-то одолжение, а я за это, со своей стороны, должен взвалить на свои плечи ответственность за Клусачева.
   Я промолчал, а про себя подумал:
   «Бог с ними. Зачем мне возиться… Туркин пусть забудет об этом разговоре и закажет этот верх кому-нибудь другому».
   Но Туркин относился ко мне поразительно хорошо: через неделю, встретившись со мной, он озабоченно взял меня за плечо и сказал:
   – Ну что же вы? Я никому не заказывал автомобильного верха и жду вашего приятеля Трепачева. Где же ваш Трепачев?
   – Клусачев, а не Трепачев.
   – Пусть Клусачев, но мерку-то он должен снять? Я из-за него никому не заказал, а уже на днях лето.
   – Хорошо, – сказал я. – Я увижусь с ним и скажу.
   – Да, но вы должны увидеться как можно раньше. Не могу же я, согласитесь, париться под этой тяжелой душной крышкой.
 //-- * * * --// 
   В тот день я был чем-то занят, а на другой день мне позвонили по телефону:
   – Алло! Это я, Аверченко.
   – Слушайте, голубчик… Ну что, были вы уже у вашего Муртачева?
   – Клусачева, вы хотите сказать.
   – Ну да. Не могу же я ждать, согласитесь сами. Вы уже были у него?
   – Только вот собираюсь. Ведь этот завод на краю города. Уж у меня и извозчик заказан. Сейчас еду.
   Действительно, нужно было ехать. Клусачев был хороший человек и встретил меня тепло.
   – А, здравствуйте! Вот приятный гость!
   – Ну скажите мне спасибо: я вам заказик принес.
   – А что такое?
   – Верх для автомобиля одному моему приятелю.
   – У него ландолэ?
   – Н-не знаю. Может, оно действительно так и называется. Беретесь?
   – Взяться-то можно, только ведь эта штука не дешевая. Обыкновенно думают, что она дешевая, а она не дешевая.
   – Ну вы бы по знакомству скидку сделали.
   – Скидку? Ну, для вас можно сделать по своей цене. Ладно! Обыкновенно эти заказы не особенно интересны, но раз вы просите – какие же могут быть разговоры…
   Все краски в моих глазах сразу потускнели и сделались серыми… Эти люди не видели в моих хлопотах простого желания сделать им приятное, а упорно придавали всему делу вид личного мне одолжения.
   Едучи обратно, я думал: что стоило бы мне просто промолчать в то время, когда Туркин начал разговор об этом верхе… Он бы заказал его в другом месте, а Клусачев, конечно, прожил бы сам по себе и без этого заказа.
   Некоторые писатели глубокомысленно сравнивают жизнь с быстро мелькающим кинематографом. Но кинематограф, если картина не нравится, можно пустить в обратную сторону, а проклятая жизнь, как бешеный бык, прет и ломит вперед, не возвращаясь обратно. Хорошо бы (думал я) повернуть несколько дней моей жизни обратно до того места, когда Туркин сказал:
   «Нужно сделать откидной верх»… Взять бы после этого и промолчать о Клусачеве.
   Не течет река обратно…
 //-- * * * --// 
   – Алло, вы?
   – Да, это я.
   – Слушайте, голубчик! Уже прошло три дня, а от вашего Кумачева ни слуху ни духу.
   – Клусачева, а не Кумачева.
   – Ну да! Дело не в этом, а в том, что уже пошли жаркие дни, и мы с женой буквально варимся в автомобиле.
   – Да я был у него. Он обещал позвонить по телефону.
   – Обещал, обещал! Обещанного три года ждут.
   Я насильственно засмеялся и сказал успокоительно:
   – Зато он ради меня дешево взял. По своей цене. Всего 200 руб.
   – Да? Гм!.. Странная у них своя цена… А мне в Невском гараже брались сделать за 180, и с подъемным стеклом… Ну да ладно… Раз вы уже заварили эту кашу – приходится ее расхлебывать.
   Сердце мое похолодело: подъемное стекло! А вдруг этот Клусачев делал свои расчеты без подъемного стекла?
   – Хорошо, – ласково сказал я. – Я с ним… гм… поговорю… ускорю… Всего хорошего.
 //-- * * * --// 
   – Алло! Это вы, Клусачев?
   – Я?
   – Слушайте! Что же с Туркиным?
   – А что такое?
   – Вы, оказывается, до сих пор не сняли мерки?
   – Да, все некогда. У нас теперь масса работы по ремонту. Собственно говоря, мы бы за этот верх и совсем не взялись, но раз вы просили, я сделал это для вас. Завтра сниму мерку…
 //-- * * * --// 
   – Алло! Вы?
   – Да, я. Аверченко.
   – Слушайте, что же это ваш Крысачев – снял мерку, да и провалился. Уже неделя прошла. Я не понимаю такого поведения: не можешь, так и не берись… Наверное, он какой-нибудь аферист…
   – Да нет же, нет, – сказал я умиротворяюще. – Это прекрасный человек! Редкий отец семейства. Это и хорошо, что он так долго не появляется. Значит, уже делает.
   – О господи! Он, вероятно, к осени сделает этот злосчастный верх? Имейте в виду, если через три дня верха не будет – не приму его потом. И то эту отсрочку делаю только для вас.
 //-- * * * --// 
   – Алло! Вы, Клусачев?
   – Я.
   – Слушайте, милый! Ведь меня Туркин ест за этот верх. Когда же…
   – А, пусть ваш Туркин провалится! Он думает, что только один его верх и существует на свете. Вот навязали вы мне на шею горе злосчастное. Прибыли никакой, а минутки свободной дохнуть не дадут.
   – А он говорил, – несмело возразил я, – что у него брались сделать этот верх за 180 рублей…
   – Так и отдавал бы! Странные люди, ей-богу. В другом месте им золотые горы сулят, а они сюда лезут!
 //-- * * * --// 
   На моем письменном столе прозвенел телефонный звонок. Я снял трубку, приложил ее к уху и предусмотрительно пропищал тоненьким женским голосом:
   – Алло? Кто говорит?
   Сердце мое чуяло: говорил Туркин.
   – Барин дома?
   – Нетути, – пропищал я. – Уехамши.
   – Куда-а-а?
   – В Финляндию.
   – А чтоб его черти забрали, твоего глупого барина. Надолго?
   – На пять дён.
   – Послушай, передай ему, что так порядочные люди не поступают! Чуть не тридцать градусов жары, а я по его милости должен жариться в проклятой душной коробке.
   – Слушаюсь, – пропищал я. – Хорошо-с.
 //-- * * * --// 
   Я дал отбой и, переждав минуту, позвонил Клусачеву.
   – Алло! – сказал я. – Квартира Клусачева?
   – Да, – сказал женский голос. – Вам кого?
   – Клусачев дома?
   – Дома. А кто говорит?
   – Аверченко.
   – Аверченко говорит, – сказал женский голос кому-то в сторону.
   – А, ну его к черту! – послышался отдаленный мужской голос. – Скажи, что только что я ушел.
   – Вы слушаете? Только что вышел барин. Сию минутку. Я-то думала, что он дома, а он, гляди, вышел.
   – Когда же он вернется? – терпеливо спросил я.
   – Когда вернетесь? – справился женский голос.
   – Скажи ему, что я… ну, уехал в Финляндию; вернусь через три дня, что ли.
   – Уехали в Финляндию, – повторил рабски женский голос… – через три дня.
   Я швырнул трубку, бросился на диван и закрыл лицо руками: мне представлялся Туркин, несущийся в своем глухом закрытом автомобиле по жарким душным городским улицам, и редкие прохожие, заглянув в автомобильное окно, в ужасе шарахаются при виде чьего-то красного, мокрого, обваренного жгучей духотой лица, черты которого искажены бешенством и злобой.
   С этого часа я безмерно полюбил столь редкую летом холодную сырую погоду. Дождь, ветер облегчали и освежали меня. Наоборот, жара действовала на меня ужасно: красное исковерканное бешенством призрачное лицо, выглядывающее из черного мрачного гробообразного автомобиля, чудилось мне.
 //-- * * * --// 
   В этот жаркий день я был именинником, хотя в календаре Аркадий и не значился: гуляя по улице, я увидел открытый автомобиль с прекрасным парусиновым верхом. В нем сидел Туркин.
   – А, – приветливо сказал я. – Поздравляю! Довольны?
   – Ну знаете, не могу сказать. Тянул, тянул этот Чертачев ваш.
   – Клусачев, – печально улыбнулся я.
   – Клусачев он или кто, но содрал за парусиновый верх без подъемного стекла 200 рублей – это грабеж! Удружили вы мне, нечего сказать.
   Я вздохнул, похлопал рукой по кузову автомобиля и бесцельно спросил:
   – Ландолэ?
   – Ландолэ. Порекомендовали вы мне, нечего сказать.
 //-- * * * --// 
   – Алло! Клусачев?
   – Да, я. Кто говорит?
   – Аверченко. Хорошо съездили?
   – Куда?
   – В Финляндию.
   – В какую там Финляндию?! Ах, да… Как вам сказать… Уж больно я истрепался за последнее время. Один ваш этот Туркин все жилы вымотал. Работа хлопотливая, прибыли ни копейки, да еще из-за этого выгодный заказ один утеряли. Порекомендовали, нечего сказать!..