-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Николай Николаевич Брешко-Брешковский
|
|  Парижские огни (О. А. Беляева, Уне Байе, Базиль Захаров)
 -------

   Николай Брешко-Брешковский
   Парижские огни (О. А. Беляева, Уне Байе, Базиль Захаров)


 //-- 1 --// 
   Несколько лет тому назад Морис Декобра, романист, переведенный на десятки языков, и с удовольствием зовущий себя «Морисом Анатольевичем», сделал мне большую любезность, познакомив меня со своим издателем Бодиньером.
   В ответ я пригласил Мориса Анатольевича позавтракать со мною в «Ренессансе», что на плас Альма…
   Внезапно телефонный звонок:
   – Говорит Декобра… Вы разрешите мне приехать вместе с дамой?
   – Буду очень рад…
   Через несколько минут, – Декобра живет в двух шагах от площади Альма, – появляется он, бритый, со скептической улыбкой на тонких губах, и вместе с ним, молодая, лет тридцати, блондинка… оказавшаяся Ольгой Александровной Беляевой.
   Теперь, спустя годы, все газеты и все люди кричат о счастливцах – булочниках, парикмахерах, угольщиках – выигравших в Национальную Лотерею до пяти миллионов франков.
   До чего бледнеют эти колоссальные выигрыши, с яснаго неба упавшие, по сравнению со сказочными карьерами кое-кого из нашей отечественной эмиграции.
   Возьмем упомянутую Ольгу Беляеву.
   Жена армейскаго офицера, вернее вдова, – он погиб то-ли на Перекопе, то-ли еще раньше, под Царицыным…
   Женщина очутилась на чужбине, в бедности и «без языков», – она потом овладела ими. Внешность: женщина, как женщина, особенно среди букета международный красавиц Парижа, Берлина, Лондона…
   Но, увлекается ею германский финансист Гольдсмит, банкир масштаба Варбургов, Стиннесов, Мендельсонов, Блейхредеров…
   У Беляевой – особняк в Берлине, особняк в Париже. В своих брилиантах она производит впечатление закованной в волшебно-сверкающую кирассу…
   Несколько лет головокружительнаго богатства и таких же головокружительных прихотей. Но звезде банкира Гольдсмита не суждено было сиять вечно.
   Гитлер, еще из «Коричневаго Дома» в Мюнхене, грозил: – «В тот день, когда я приду к власти – я повешу Гольдсмита!»
   Но, банкир, оказался весьма предусмотрительным. В тот день, когда фюрер взял в руки власть, Гольдсмит находился за пределами досягаемости, – в Швейцарии… Он унес свою голову, но не унес своих миллионов.
   Беляева веселится, посещает модные курорты, в «монденных» журналах появляются ея «купальные» портреты с заголовком: «княгиня де-Беляев»…
   А через некоторое время – новые аллегорические «пять миллионов».
   Ольга Александровна совсем недавно обвенчалась по православному обряду с американцем Мультоном… по сравнению с которым Гольдсмит, даже в пору своему расцвета, мог показаться почти бедняком…
   Во Франции Мультону принадлежит замок ни по архитектуре, ни по роскоши не уступающий Версальскому дворцу.
 //-- 2 --// 
   Мы только что привели любопытный образчик феноменальнаго везения. А вот – пример такой-же феноменальной незадачливости.
   В Париже продолжает блистать и своей красотою и своим громким титулом графиня Людмила Воронцова – Дашкова, вдова лейб-гусара, невестка «вице-короля» Кавказа…
   Лет 8 тому назад эта обаятельная женщина была помолвлена с нефтяным королем сэром Генри Деттердинг, который был без ума от нея. Предстоящий брак уже выростал в событие большой политической важности, а посему и были пущены в ход большия интриги, дабы разстроить его.
   Интриги имели успех и Деттердинг с решимостью отчаяния, женился на, разведенной им госпоже Багратуни…
   За первой, такой фатальной неудачей, спустя восемь лет не замедлила последовать и вторая.
   Подруга Воронцовой, ставшая крупной помещицей в американской Флориде настойчиво и упорно вызывала к себе графиню.
   «Приезжай! Твои портреты не дают покоя американцу – миллиардеру. Он и сам интересен, помимо своих миллионов»…
   Избалованная, привыкшая к тому, чтоб все к ней шло безо всякаго труда и усилий с ея стороны, Воронцова не спешила во Флориду…
   И вновь, как и в эпоху сватовства Детгердинга, другая женщина вырвала у нея обывательски выражаясь «из под носа» архимиллионера.
   Эта другая, – Ольга Беляева, а архимиллионер – Мультон, поднесший своей молодой супруги «Версальский дворец и Версальские фонтаны»…
 //-- 3 --// 
   «Литво, Литво, ойчизна моя»…
   Так писал Мицкевич. И не только писал, а всем сердцем переживал немного суровыя, северныя красоты своей равнинной родины, бегущей вдоль берегов широкаго полноводнаго Немана.
   Пламенной литовской патриоткой является, живущая в Париже талантливая драматическая артистка Унэ Бей.
   И ее, эту изящную хрупкую женщину, как и Мицкевича, пленяет нагорный берег Немана, в окрестностях Ковно, с песчаными обрывами и с вечно шумящим лесом гигантских корабельных сосен…
   Артистическое имя свое Унэ Бей сделала в Америке, где ея гастроли, – она играла на английском языке, – имели успех исключительный.
   Театральная хроника называла ее литовской «Дузе». И так же, как Дузе, всей творческой душой своею отдавалась она исполняемым ролям, иногда под занавес падая в самый настоящей реальный обморок, уносимая со сцены в уборную своими коллегами по пьесе…
   Небольшой салон этой замечательной артистки в Париже, популярен в артистических и литературных кругах.
   Из русских вы можете встретить в нем: поэта Бальмонта, драматурга Сургучева, режиссера Евреинова, кино-артистку Веру Барановскую, этр-ал-сцен Комиссаржевскаго и многих других.
   Все художественно, все съ большим вкусом, в этом салоне. На стенках – несколько портретов Унэ Бей, исполненных парижской знаменитостью, армянским художником Качадурьяном. Один из них, такой весенний, напоенный солнцем, напоминает по композиции прерафаэлитския картины Фра Бэато Анджелико…
   Желая популяризовать в международных и русских кругах родную литовскую поэзию, Унэ Бей лучшие классические образцы ея издала по французски и по русски в превосходном переводе Константина Бальмонта.
   Значительно раньше, Унэ Бей издала изысканным томиком стихотворения своего брата, выдающегося литовскаго поэта.
   Не чужд искусства и супруг талантливой артистки, занимающий видное положение в кинематографическом мире Парижа. Этот симпатичный образованный человек – тоже литовец, получивший воспитание и образование в Америке. По профессии он инженер, прославленный в специальных кругах строитель и изобретатель.
 //-- 4 --// 
   В Париже снова прошел слух о смерти Базиля Захарова…
   Как и все предыдущие, он оказался тоже «преждевременным.»
   Правда, престарелый баронет, уже давно удалившись от жизненной сутолоки, коротает свои дни в шезлонге, на террасе своего замка, только изредка позволяя себе десятиминутную прогулку по дорожкам парка. Правда, ежедневное меню его не блещет разнообразием, заключаясь, главным образом, в рисовой каше… Но, все-же, он жив…
   Тем не менее, многочисленные секретаря его все меньше и меньше начинают считаться с его личностью, подчас просто игнорируя его желания и намерения… Для них он уже умер, так сказать…
   Недель шесть тому назад, я писал в «Парижских Огнях» о прискорбном случае с картиной одного русскаго эмигранта…
   Когда номер журнала «Для Вас» прибыл в Париж, упомянутый офицер не замедлил вырезать из него, заметку, касающуюся Захарова и картины, и послал ее на личное имя сэра Базиля в его особняк на авеню Ош… в заказном письме.
   Пока что – ни ответа, ни привета…
   Письмо это, равно как и все предыдущия, равно как и сама акварель, несомненно не дошли до умирающаго «Короля Пулеметов», а ловкое окружение архимиллиардера надеется путем молчания погасить «историю»…
   Кроме того, секретариат Захарова настолько привык ко всему, пишущемуся в международной прессе о «некоронованном король», что не придает статьям и заметкам никакого значения и, во всяком случае, никогда не доводит их до сведения своего патрона…
   Увидеть же его лично – вообще, невозможно! Десятки слуг, детективов и стражников охраняют покой и безмятежность старика. Единственным исключением из правила – лицом, имеющим к нему доступ без доклада является его личный друг и соотечественник, Венизелос…
 //-- 5 --// 
   Прилетели в Париж и улетели советские летчики.
   Начальство отпускало их в город, реже в одиночку, чаще целыми группами.
   Скромная форма напоминает чехословацкую.
   Есть выправка, но какая-то «унтер-офицерская».
   Все производят впечатление полу-интеллигентов. Никто не говорит по-французски. Да оно, может быть, и лучше для «властей придержащих»: по крайней мере не разболтаются с иностранцами.
   По прибытии в Париж, каждый летчик получил штатский костюм и сто франков «на мелкие расходы». Как прислуге, отпущенной в город «повеселиться»…
   Где-то, на Больших бульварах, один русский шофер вспугнут был окриком:
   – Митя… здравствуй…
   Перед ним – советский летчик.
   Оказались друзьями детства и однокашниками начальной школы.
   Очутились в кафэ.
   Летчик поражен был зрелищем корзины с целою горою сдобных булочек.
   – Батюшки!.. Белый хлеб!.. Без карточек! Неужели, можно брать, сколько хочешь?!..
   – Можно, – с улыбкою отвечает шофер.
   Разговорились.
   «Белый» друг детства спросил:
   – Как же вас все-таки отпустили?… А если кто-нибудь из вас пожелает променять «советский рай» на «гниющий Запад».
   В ответ собеседник покачал головой:
   – Друг мой, это невозможно… Все наши близкие остались заложниками, включительно до моих маленьких детей… Родители некоторых, на все время нашего полета, заключены в тюрьму.
   – Так же будет и в случае войны?
   – Конечно… Тогда нас скрутят еще суровее!
   – Ну, а скажи: техническая мощь вашего воздушнаго флота, правда, или блефф?…
   Летчик отвел взгляд в сторону:
   – На это я тебе не имею права ответить…

 Мата д'Ор.