Гибельной дорогой
Алексей Еремин

   Текст ни одной строкой не является оправданием, которого можно было бы ожидать от меня и мне подобных, учитывая ту ненависть, которую к нам испытывает человечество. Я слишком умён, чтоб навязать своё мнение послушной черни, слишком горд, чтобы доказывать свою правоту лучшим.
   Текст написан, чтоб рассказать свою правду и предостеречь от повторения пагубных ошибок, что привели человечество в столь униженное состояние.
Афанасий Разумнов

   © Алексей Еремин, 2015

   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

   Путешествие, позже названное судьбоносным, начиналось в загородном доме под Москвой. Впервые двадцатидневный отпуск до предполётной подготовки был прожит в одиночестве. Жена развела со мной и детей, потому в доме было непривычно тихо. Можно было позвать сыновей к себе, или побыть с ними, но я предпочёл одиночество. Все длинные дни я не работал, не слушал новости, не смотрел фильмы, только отвечал друзьям и детям. В остальное время bиnder [1 - В тексте использованы общеупотребимые слова Всеяза. Перевод по словарю Клюге приведён в конце.] молчал или играл размеренную музыку XVII – XVIII веков. Большую часть дня я проводил лёжа в кресле, в саду, вдыхая земные ароматы сада.
   Дни отпуска я проживал, словно последние дни безвозвратно неудачной жизни: много кушал, выбирая самые изысканные блюда и вина из запасов; поздно ложился, поздно вставал, долго спал после обеда. Наслаждением было лежать в саду, в тишине, слабо шелестящей ветром или наполненной музыкой. Мой сад был моей гордостью, – в нём росли только земные травы, цветы, деревья. Причём, все растения были первородные, без «генов ночной подсветки», «пышных соцветий», «имплантантов ускоренного роста», «блистательных формул цвета», или «кодов вдохновляющих запахов». Целыми днями я лежал в саду, и случайные мысли, словно потоки радиации, проходили сквозь меня, оставляя болезненное знание в клетках мозга. Главное, что я понял тогда, отчего переживает тысячелетия эта древняя и тяжёлая форма сосуществования – семья. Семья живёт, ибо она традиционна, и семья живёт, ибо одному страшно в мире непредсказуемого и близкого несчастья.
   Двадцатидневный отпуск достаточный отдых, чтоб устать от себя и соскучиться по работе. День был пасмурный, но батареи kokoro были почти полны. Задав программу до Московского Центра Изучения Космоса (МЦИК), я дождался, когда он взлетит. Внизу, синей водой мелькнула Волга.
   Я знал долгую предполётную подготовку, долгий полёт. Конечно же знал, что теперь психологи постараются подобрать холостому специалисту в полёт какую-нибудь свободную блондиночку (предпочтения вкуса), каюта которой окажется рядом. Но это случится ещё слишком не скоро. Потому я снял штаны и активировал за ухом канал прямой связи мозга с bиnder. Через несколько минут мы полностью соединились, и я прожил сексуальное приключение с любовницей, созданной по программе идеальной женщины. Чудесным было то, что её характер и внешний вид придумал ещё до женитьбы, забыл, и потому испытал полное ощущение соединения с непредсказуемым живым человеком. Она была врачом, у которой лечился: белые груди, с красными и круглыми, как блюдца, сосками вываливались из узкой врачебной формы, – типовой сценарий, основанный на общеизвестных подростковых мечтах; kokoro послал сигнал о приземлении у МЦИК, затем bиnder предупредил, что я слишком долго нахожусь в прямом контакте, но только после нового сигнала, через несколько минут после которого может начаться деформирование сознания и мозговых клеток, я отключился.
   Улыбнулся, обнаружив себя лежащим голым на диване. Что ж, я человек, и мне, как и всем свойственна любовь к наслаждениям. Пожалев, что семейный kokoro с душем у жены, попытался умыться у краника, пролив больше воды на пол, чем на своё тело. Задав программу полной чистки я вышел. С этого, собственно, начинается наше путешествие.

Глава вторая

   Передо мной закрывал бледно голубое небо огромный колокол. Разноцветные окна кругами, щелями, квадратами, ромбами, пятнами зашевелились шагам. На яйцеобразной вершине как корж лежал зелёный лист биоэлектростанции.
   Я шёл к светящемуся куполу, а он с каждым шагом поднимался всё выше. В любимой точке обзора я остановился. Вправо и влево плавно закруглялись стены, возносились разноцветной волной, а высоко-высоко светился снежной шапкой матовый купол зала Большого Совета, а над ним козырьком нависал край зелёного листа.
   Моё любимое человеческое строение. Колокол между небом и землёй. Здание, столь зримо показавшее могущество природы пред человеком, но и единение с природой, когда разноцветные пятна на вершине сливаются в зелёный цвет земной жизни. Меня всегда восхищали не только великие инженерные решения, поднявшие на сотни метров стены в небо. Восхищало воплощение человеческого могущества в столь зримом образе. Восхищал древний и исконно русский образ колокола, возвестивший космичекую эру и теперь уже не отделимый от космоса. Казалось, голова ракеты торчит из планетарной коры, и вот-вот она сорвёт камень с орбиты и полетит в простор Вселенной. Восхищала мёртвая, но живая поверхность купола, что вечно меняла цвет и форму, символично выражая единство противоположных качеств жизни, – её изменчивость и постоянство. Конечно, восхищал общий момент, отмеченный всеми, – здание представало иным с разных углов обзора, словно интересный человек, которого снова и снова узнаёшь с неизвестной стороны. Это был шедевр. В нём идеально воплотились внешняя красота, внутреннее удобство, преемственность традиций и символизм архитектурных решений, который как красота чувство, наполнял сознание мыслью. Колокол был воплощением идей Вавилонской башни, объединившей народы, вместе достигших божественных высот.
   Сейчас на месте МЦИК, космодрома, биоэлектростанций, солярных станций, парковки, музея исследователей Чёрное поле, как губка изрытое норами. И когда опускается редкий здесь туман, я выхожу на край Чёрного поля. И тогда мне видится, как из облаков пара проступает блестящий огнями колокол, вода размывает огни, они расплываются, текут тёплыми каплями по щекам, и мне кажется, что живут моя жена, мои друзья, словно тот мир не исчез, а существует рядом, за непрозрачной стеной, что растворяется в тумане.

Глава третья

   Через пустой дверной проём я прошёл к лифтам (сканеры службы безопасности сличили капиллярные узоры, сетчатку глаз, мой образ в целом с сохранённым в базе данных, отмерив, насколько я прибавил в весе) и поднялся на пятнадцатый этаж. Здесь, в отдельной комнате я проживу несколько месяцев предполётной подготовки.
   Весь следующий день меня обследовали врачи. Затем меня «представили» капитану «Паллады» Семёну Трубецкому и судовому врачу Кириллу Небойсягрязи. Семён и Кирия были именно те люди, которых я и ожидал увидеть. В международном poиsk к АЕ76 «Юрий Гагарин» был одним из лучших крейсеров, потому узнав о своём назначении, я был почти уверен в сохранении прежнего руководства в новой экспедиции. Тем более что экспедиция автономная, тем более что «Паллада» новейший линейный крейсер Сибирского флота.
   Командная структура poиsks отлаживалась тысячелетиями в земных армиях и земных обществах и уже больше двухсот лет космической эры. В автономном плавании руководство и экспедицией и кораблём у капитана. Моя должность – начальник службы контакта. Узко, специальность заключается в исследовании внеземных цивилизаций и выстраивании отношений. Шире, в общем руководстве планетарными исследованиями. Руководители биологов, геологов, штурмового отряда, даже медиков (в определённых случаях), – все кто может ступить на планету подчиняются начальнику службы контакта. Без моего ведома на планете не появится даже командир. В остальном в экспедиции царит единоначалие, все вопросы и споры разрешает капитан. В определённых Уставом случаях собирается trиуmvиrаt: командир корабля, судовой врач, начальник службы контакта. В триумвирате мы имеем равное право голоса, решение принимает большинство. В случае гибели командира, согласно Уставу его место занимает начальник службы контакта, после его гибели – судовой врач, и так далее до рядового десантника.
   На первом этапе подготовки мы набирали команду. Капитана, судового врача и начальника службы контакта назначал Большой Совет МЦИК. Из тысяч отобранных врачами и психологами кандидатов Трубецкой, Кирия и я отбирали членов команды. Я избирал начальников геологического, биологического и десантного отрядов, а также сотрудников в свою службу контакта. Первым делом были назначены начальники отрядов. После того, как они приступили к подбору своих подчинённых, я занялся изучением кандидатов в службу контакта.
   Недели заняло чтение их биографий, изучение отчётов психологов и врачей, разговоры с ними. Оставшиеся кандидаты почти становились сотрудниками службы и допускались к финальному экзамену.
   Экзаменом был фильм об освоении Сибири. Трудно придумать более неудачное название для лысой планеты с тёплым климатом. Но день открытия планеты был одним из самых холодных, и огромные пространства единственного материка тогда были покрыты заснеженным лесом.
   Bиnder с фильмом подключался к мозгу кандидата. Испытуемый сидел напротив меня, – я хорошо видел все его движения, а оборудование открывало его сознание.
   Под величественную музыку властную бессознательным воздействием он летел над бескрайними просторами заснеженного леса с голубыми окнами озёр, голубыми дорогами рек, которые позже усохнут и станут Волгой, Окой, Енисеем, Москвой-рекой.
   В снежном поле выстроены пятиместные panzers, – литые жуки стального блеска, – ряд обледенелых могильных холмов. Блестит снег, блестят льдом panzers, залитые, как пирожное прозрачной сахарной глазурью, жидкими кристаллами солнечных батарей. В хрустящую траву погружаются ботинки. Из сугробов там и здесь торчат белёсые метровые стержни. Дальше высятся в бледно-голубое небо белёсые двадцатиметровые стволы. Словно остроконечные колпаки сужаются кверху ярусы листвы. Сверху деревья искрятся белым снегом, снизу блестят листвой. Листва неземная: крупная, странного цвета смешения зелёного и жёлтого. Тёма, – искусственный человек, низкорослый и широкий, с толстыми руками, одетый в оранжевый комбинезон, хватается за торчащий из земли прут. Невероятной силы его руки с трудом вытягивают из земли стержень, приподнимая паутину белых корней, уходящую под землю во все стороны. Убедившись, что угрозы нет, человек обрезает лучом карманного ножа корни, вместе с Тёмой они пересаживают образец в контейнер.
   Толпа людей, которых испытуемый чувствует как самых близких друзей, стоит у опушки леса. Люди счастливо смеются. Panzers просвечивают рентгеновскими и инфракрасными лучами лес. Экраном в воздухе повисло цветное изображение; движутся какие-то существа размером с ладонь. Крупных животных в лесу не обнаружено, таких, какие водятся в полях и лысых горах континента. Серебристые сигары размером с ворона летают взад-вперёд вдоль опушки леса, снуют, словно иголки, сшивая два куска чужеродной ткани. Попискивая датчиками, блестящие сигары мелькают за стройными стволами. Экран показывает пустой лес. По шершавому стволу стекает ручей жуков. В колонну по одному по стволу бегут почти земные создания, но белёсого цвета, размером со щенка собаки и с круглой головой на шее. Оранжевая полоса обручем охватывает круглую голову. Быстро-быстро перебирают ствол лапки, словно пальцы пианиста клавиатуру. Такие жуки встречались в полях. Испытуемый знает, что жуки не опасны, хотя они питаются не только растениями, но и животной падалью, набухший оранжевый обруч на голове это глаз; насекомые, как и все познанные существа на планете, не разумны, всего лишь животные. Цепь жуков тем временем сползла на ковёр листьев. На мгновение строй застывает, а затем, как по команде, брызгает в разные стороны, вызывая смех, – радостный и нервный, – смех решающего шага.
   Люди выстраиваются в линию и идут в лес. Любимая девушка оглядывается и печально улыбается ему, – они впервые идут в лес, а он остаётся у своего panzer. Густая цепь входит в лес. До него доносится смех. Их тела в чёрных костюмах мелькают между толстыми стволами на экране. Они переговариваются между собой о гигантских деревьях. Испытуемый, что сидит передо мной, задумчиво трёт лоб, вглядываясь в воображаемый экран. Ему кажется, в лесу живёт нечто нехорошее. Неожиданно, в нижнем углу экрана, по изображению леса бегут цифры, столбы вырастают, всё выше и выше, словно роща. Ромашкой в углу экрана распускается окошко с плоской мордой жука. Рядом распускается ещё одна морда с острым клювом, словно наконечником боевой ракеты. Мгновенно экран окантован цветами из страшных жуков. Справа всё выше и выше растёт столбец цифр, отсчитывая миллионы живых существ, – и тогда ножом в его ухо вонзается одинокий крик, а после вой людей и хруст заполняют его, словно в слуховом проходе проворачивают лезвие. По его команде в небо поднимаются panzers. Крики крадут ценные секунды, мешают думать, наконец он отдаёт приказ о выводе изображения.
   Лес живёт. Стекающими спинами шевелятся стволы. Лесная земля наползает на него, шевеля усами, блестя оранжевыми полосами глаз и хрустя листвой. Её лицо. Лоб закрывает белёсый панцирь жука, его голова свесилась со лба и утонула в её окровавленной глазнице. Всю правую часть лица затопил серым тестом, словно наросшей опухолью, паук, что ненасытно снова и снова кусает её в обгрызенный нос. Живой человеческий глаз. Человеческий глаз заполняет экран. Это её глаз, живой голубой глаз с чёрным зрачком в нимбе золотых звёздочек. На мгновение его заслоняет плоская белая голова с иглой клюва. Снова появился голубой, любимый, её глаз, – и точно в зрачок вонзается игла, брызнув в экран слизью.
   Человеческих тел в лесу не видно. У подножия деревьев могильными холмами копошатся жуки.
   Следующий эпизод был засекречен. Он был зафиксирован через несколько месяцев после уничтожения первых исследователей Леса. Но специально для кандидата события были максимально впечатляюще смонтированы.
   Он видит мужчину лет пятидесяти, севшего на землю спиной к дереву. Перед ним шевелится белёсый ковёр насекомых. Но они не поедают человека. Сквозь дыру в зелёной штанине он видит молочную кожу в красных веснушках и рыжих волосиках. В обрубок ноги над ступнёй веером воткнулись узкими мордами три жука, словно котята в соски матери, на белых панцирях спин капельки чёрной крови. У высокого среза бедра другой ноги двухэтажной пристройкой шесть жуков; кривые коричневые лапки на твёрдых белых панцирях. Человек в красной шапочке. Приглядевшись испытуемый видит, под зловещую музыку, несущую страх, что это не красная шапочка, – у человека съедена крышка черепа. Из мозга в землю уходят двумя шлангами два белых корня. Карие глаза задумчиво застыли. Но челен твердеет и поднимается вверх, набухает, растёт тёмно-красная головка. Неожиданно, откуда-то сбоку, на длинных тонких ножках осторожно, словно балерина на носках, подбежало насекомое с круглым телом, размером с кулак. Тело, повисшее между тонких ножек, полупрозрачно, словно сквозь наледь, виднеются тёмные пятна и нити внутренностей. И когда уже человеческое семя должно было выплеснуться, внизу брюха между ножек раскрылся рот и поглотил всё. Разбухший паук приподнялся на длинных ножках, повернулся и побежал в глубину Леса, вдоль вереницы таких же пауков, что подвинулись вперед и вновь легли на листву, соединив над телами стропилами лапки.
   Семья лучшего русского биолога, профессора Новосибирского и Бирнин-Коннийского университетов запретила обнародование образов извергающего семя человека со вскрытой черепной коробкой. Правительство с удовольствием засекретило материалы, что однозначно доказывали уникальную интеллектуальную систему Леса, разумность деревьев, способных навязать свою волю нашему сознанию, управлять чуждой им физиологией гуманоида.
   За пару лет сосуществования было осознано, что Лес представляет собой уникальный симбиоз флоры и фауны. Причём, было доказано, что растения обладали мозгом в какой-то форме, ибо управляли поведением насекомых. Но наладить контакт не удавалось. Тысячи лет эволюции-обороны от животных и насекомых равнины, прежде чем часть из них стала сожителями Леса, не прошли бесследно, – Лес не нападал, но и не пускал в себя человека. Руководство Сибири сочло, что невозможно обеспечить безопасность переселенцев, прибывавших с перенаселённой Земли в огромных транспортах, рядом с таинственным Лесом. Поскольку человечеству не удалось проникнуть в Лес, а так же по целому комплексу иных причин, которыми мы так умело прикрываемся, было решено подвергнуть опушку Леса по всему периметру на глубину 15—20 км бомбардировке. Замысел операции состоял в том, чтоб продемонстрировать Лесу человеческое могущество и вынудить его пойти на контакт. Вторым основанием для принятия решения было желание учёных исследовать хоть обгорелые остатки Леса, а также небольшие острова живого Леса, которые предполагалось изолировать от основного массива.
   Я хорошо помню, как деревья умирали: сотни раз я просматривал полу-немые фильмы, намеренно заглушенные режиссёрами, чтоб не просочился неслышный человеку шум агонии миллиардов насекомых. От этого неслышного шума люди сходили с ума. «Последняя месть Леса» сочинили журналисты.
   Но в этом не было мести, просто Лес не умел погибать удобно нам.
   Лес, протянувшийся на тысячи километров вымер весь за четыре дня. С ним умерло всё живое, жившее в лесу. Деревья сбрасывали листья и оставались стоять голыми скелетами, скрипящими на ветру. Взгляд летел над тысячами и тысячами километров высоких белых деревьев без листьев.
   Словно торчали в небо миллионы белых рук закопанных заживо.
   Официальный отчёт о гибели Леса содержал прогноз: «Предполагаем, что при наличии благоприятных условий, а именно, отсутствии планетарной катастрофы, результатом которой явилось бы резкое изменение состава почвы либо атмосферы, Лес продолжил бы своё развитие. Можно с достаточно высокой долей вероятности предположить, что через 7—11 тысяч лет Лес покрыл бы собой всю сушу планеты, создав единую экосистему планетарного масштаба. Возможно, результатом такой эволюции явилось бы создание единого разума, который управлял бы планетарной жизнью в гораздо большей степени, чем человек на Земле».
   До сих пор не ясно, отчего погиб Лес. Известно, что все деревья между собой были соединены корнями в единую паутину, по которой, как предполагается, могли передаваться пища, вода, информация. Возможно, эта нервная система просто не выдержала гибели столь значительной части Леса. Но Лес существовал десятки тысяч лет, за которые его взрывали метеориты, сжигали молнии, и выжил. Иногда мне кажется, что это было самоубийство. Не сумев объяснить нам себя, Лес просто перестал бороться за существование… Древние люди, узнав о поражении, сами уничтожали себя, чтоб не достаться врагу. Или Лес вымер как десятки миллионов туземцев, уничтоженных европейцами, – лишённые земли, веры, свободы, – лишённые смысла жить, – они вымирали, но не убивали себя [2 - Что злодеяния римского сената и императоров, Пол Пота, Чингисхана, Сталина, Гитлера, королевы Виктории, Наполеона и миллионов остальных, – детская злость, не больше. Только сейчас человек повзрослел!].
   А испытуемый после всей этой информации вновь видел искалеченных людей, гибель возлюбленной, обглоданные трупы, вынесенные спецмашинами. Здесь кандидат проходил главный тест: чувство жалости к людям не должно было значительно превысить чувство сострадания к гибели внеземной цивилизации. Если же оно превышало допустимый порог, или тем более превращалось в ненависть к Лесу, экзаменуемый отчислялся как неспособный принять чуждую правду.

Глава четвёртая

   Я мучительно думал, стоит ли писать о ней. Слишком личные это слова и далеки они от больших событий. Но определив целью книги свою правду, я обязан описать всего себя; став волей судьбы одним из тех проводников, по которым прошёл ток большой истории, обязан объяснить своё внутренне устройство тех месяцев, свои личные чувства и мысли, которые, уверен, влияли на большие решения.
   Правильные черты лица, короткие русые волосы, тонкие пальцы рук. Под тонким голубым shиlk рубашки и брюк проступало длинное худое тело, маленькие нацеленные груди. Словно кто-то провёл по мне по животу тёплой ладонью. Волнение, как взрывная волна, ударило дрожью в тело. «Что же делают психологи с нами?!», – раздражение словно кислота пожирало восхищение красотой; я искал и находил слишком тонкие губы, что уши топорщились, и, пожалуй, были великоваты. В её серых как сибирский гранит глазах были плотно сжаты, как вещество в сердце планеты, в одно чувство любопытство и волнение. Коренная сибирячка Елена. Как большинство коренных сибиряков она была высокого роста, тело её было вытянуто из-за меньшей чем на Земле гравитации и походило на людей с поздних портретов Эль Греко.
   Она улыбнулась. За секунду покраснев я очнулся, хотел бы написать «началось обычное собеседование», но как расщеплённое двигателем корабля мёртвое пространство космоса горит и бушует, так моя покойная душа горела и бушевала.
   Внешне, как мне казалось, я оставался естественно спокоен, только иногда, пойманные её взглядом, растягивались слова и запинались буквы. Почти незаметная улыбка приподнимала уголки рта, и я совершенно терялся, понимая, что сквозь моё напускное спокойствие она видит так же ясно смятение души, как электронный телескоп сквозь звёздную туманность. В стыде неопытного ученика перед проницательным учителем прошло первое собеседование. Я был благодарен ей, что она была тактична, и моё волнение не проявилось ни в её улыбке, ни в снисходительном взгляде.
   Несмотря на смятение моих чувств, объективное вредное для poиsk, специалистом была она прекрасным, добросовестно изучила всю доступную информацию о cистеме Жёлтого Дракона, потому была зачислена в службу контакта.
   Ни тогда, ни сейчас, через столько лет безнадёжной разлуки, не могу объяснить свою любовь. Ни внешностью ни нравом она даже не походила на «женщину моего вкуса», не подходила под избранный и облюбованный за годы образ.
   Беззаконная любовь, основанная на эфемерных предчувствах, которые мы понять, даже вывести на свет сознания пока не способны.

Глава пятая

   Итак, Линь Цзе Сюй [3 - Линь Цзе Сюй (1785—1850) – государственный деятель Китая, активный противник порабощения Китая англичанами. Губернатор, возглавивший борьбу китайского народа против английских войск во время первой «опиумной» войны.]. Планета у звезды Жёлтого Дракона была открыта космической лабораторией «Фа Сянь» [4 - Китайский путешественник 7 века.]. «Фа Сянь» совершал рутинный полёт по составлению карт и поверхностному исследованию звёздных систем. Необходимо, чтобы выходя из надпространства в заданной области космоса, корабли не сгорали в солнцах, не разбивались о планеты, не попадали под губительное притяжение чёрных дыр. Поэтому, выйдя из надпространства, картограф, ориентируясь по звёздному небу, определял своё местонахождение, после чего этот сектор становился картой; фиксировалось время и направление движения в надпространстве, точка выхода, – так появлялся безопасный маршрут в эту часть Вселенной. Определив местонахождение и составив карту, корабль бегло исследовал солнечную систему, после чего совершал прыжок к следующей остановке.
   Войдя в систему Жёлтого Дракона, «Фа Сянь» с расстояния в несколько сот миллионов километров обследовали все пять планет.
   Со второй от звезды планеты были получены многомерные изображения нечто, что биологи, футурологи и физики лаборатории определили как «предположительно искусственные творения». Там же были записаны многочисленные, явно осмысленные сообщения в низкочастотном диапазоне не доступном человеческому уху. Похожие сообщения были записаны и на самой дальней, самой большой планете. Появилась первая из тысяч загадок, что преподносит каждая звезда. Но число загадок в системе Жёлтого Дракона мгновенно множилось на неизвестную величину. Как может существовать цивилизация на двух планетах, разделённых расстоянием в 800 миллионов километров, которые за время существования получили совершенно различные объёмы солнечной энергии; как может существовать одна цивилизация на планетах разных масс, когда по расчётам масса дальней планеты в 53 раза больше массы ближней; разных объёмов, когда дальняя планета по объёму в 383,3 раза больше объёма ближней? Средняя температура на дальней планете на 300 градусов ниже, а сама планета скорее газовое облако, и, условно говоря, «кусок» дальней планеты в нормальных условиях будет плавать в воздухе, в то время как ближняя планета состоит из густых, плотных газовых скоплений.
   В отличие от тысяч планет замороженных в лёд газов, Линь Цзе Сюй была планетой газов горячих, которые удерживались большой скоростью вращения планеты и мощным притяжением её ядра. Высокая температура, губительная радиация делали её смертельной для человека. Но по этой же причине жизнь на планете была уникальна [5 - Быть может, жизнь на Америке и Сибири была столь же богата открытиями для человека, но уничтожив её, мы сами превратили исследованиябиологические в археологические. Но у Жёлтого Дракона разум проявил себя вызывающе очевидно – межпланетные путешествия кораблей, обмен сообщениями, спутники у планет. (Человечество вынесло вердикт разумности даже не рассмотрев возможность, описанную в футурологических трактатах, что объектами на орбите и в космосе могут быть нецивилизованные животные).].
   Одно осознание того, как существует разум на газовой планете, означает для человека тысячи открытий в биоинженерии, теории газов, химической биологии, биокосмогенезе наконец.
   Единственным не противоречивым предположением была межпланетная цивилизация.
   Ближнюю к Жёлтому Дракону планету назвали Линь Цзе Сюй.
   После возвращения «Фа Сянь» было принято единогласное решение об отправке исследовательского флота в систему Жёлтого Дракона. Мы впервые имели возможность познать межпланетную цивилизацию! Решение на poиsk было единственно возможным. Из четырёх человеческих планет Азия находилась ближе всех к загадочным планетам. На Азию стали прибывать эскадры с Земли, Америки и Сибири.
   Флот из сотни кораблей доставил двадцать тысяч людей, которые за четыре земных месяца совершили больше открытый, чем все исследовательские экспедиции за несколько предшествующих лет. Было выявлено, что единственной обитаемой планетой являлась Линь Цзе Сюй. Её населяли существа длиной в два с половиной-три метра веретенообразной формы, прозрачные для человеческого глаза, располагавшиеся горизонтально относительно окружающей среды, как земные рыбы или пресмыкающиеся. По телу тянулись нити, которые мы оценивали как центры мозговой и нервной деятельности. В середине корпуса существовал сгусток похожей структуры, соединённый с нитями, который, видимо, являлся аналогом человеческого головного мозга. По его сторонам располагались две полости заполненные лёгким газом, – с их помощью особи могли принимать и издавать звуковые сигналы. Зрительные органы, органы обоняния у Fad отсутствовали, но с помощью эхолокации, электромагнитной и акустической, они прекрасно ориентировались в пространстве [6 - Fad происходит из смыслового корня нескольких европейских языков с основным вкусом – бесцветный, с привкусом – неясный, неопределённый. Fad укоренившийся, но неудачный термин, ибо даёт лишь внешнюю, да и то неполную характеристику обитателям Линь Цзе Сюй.]. Пищей для существ были планетарные газы; сквозь мембрану поверхности тела они поглощались и преобразовывались в энергию, – ничего похожего на систему пищеварения у Fad не существовало. Одна часть Fad поросла тонкими волосками способными генерировать электрические разряды различной мощности и создавать бесконтактное давление, которую биологи условно назвали «головой». Сон им был неизвестен. Удивительно, как эти существа без мышц и костей на газовой планете смогли создать прочные материалы и разработать космические технологии. С другой стороны, им, наверное, так же трудно понять, как обладая неловкими и грубыми пальцами, человек смог приручить электричество, освоить атомарное строительство материалов и создать нанокомпьютеры, если его органы чувств не позволяют ни ощущать ни видеть мельчайшие частицы.
   Впервые в истории была выявлена цивилизация способная к межпланетным перелётам. Здесь воплощение разума физически меняло своё местоположение и создавало весомые и габаритные сооружения, то есть в некоторых элементах совершенно случайно повторило эволюцию разума на Земле. По простейшей аналогии Fad были признаны разумными. Не повтори они в этих элементах развитие человека, кто знает, признали бы мы цивилизацию Линь Цзе Сюй, либо увидел лишь животных, как случилось на Америке, либо растения, как на Сибири. В космосе Fad перемещались на вытянутых как древние ракеты кораблях сужающихся к носу. Существование надпространства, и, как следствие, возможность путешествия в глубоком космосе не были им известны. Жители Линь Цзе Сюй сравнительно недавно освоили сообщение с планетой на окраине своей системы. Там огромные объёмы газов путём давления и заморозки они соединяли в транспортабельные массы, затем придавали им внешнее ускорение, активизировали химические реакции внутри газового конденсата, и титанический объём вещества сам перемещался к их планете.
   Цивилизация Линь Цзе Сюй поразила людей. Уникальные, ещё не известные человеку технологи по сжижению и транспортировке гигантских объёмов вещества, удивительные достижения в плавке, сварке, химических соединениях веществ, молекулярном и атомарном строительстве, использовании магнитных сил, а рядом бедность материальной культуры, которая находилась по числу предметов, наверное, на уровне древнеримской республики. В тоже время их знания, информационное богатство вполне сопоставимы с человеческим, хотя, конечно, и значительно меньше. На планете, на сколько удалось выяснить, не существовало никаких иных форм жизни, сколь-нибудь соответствующих определению животное-рептилия-насекомое. Колонии бактерий и Fad. Поразительно – генезис разумной жизни без противников на планете, без развития в борьбе за существование. Всё население Линь Цзе Сюй не превышало полутора миллиардов особей. Представляется, что жизнь их созидательно богата, но духовно бедна. Экспедиции достаточно быстро удалось освоить их язык из серий сигналов в низкочастотном недоступном человеческому уху диапазоне. За всё время poиsk они не предъявили человеку никаких требований. Исследовательские группы беспрепятственно «высаживались» на планету – фактически это означало плавание в скафандрах в газовых облаках без использования движителей и перемещение под panzers подвешенными на стропах магнитных волн; космонавты, как металлические скрепки передвигались под panzers, что находились в верхних разреженных атмосферных слоях, где можно было включать огнеопасные двигатели без угрозы подрыва газовых скоплений.
   Таким образом, Fad изначально не препятствовали деятельности человека. При этом они сразу выдвинули требование: оставить систему Жёлтого Дракона и не возвращаться. Они не желали иметь с нами никаких контактов по совершенно загадочным причинам. Будто в своё время мы их обидели. «Паллада» отправлялась в одиночное плавание к Линь Цзе Сюй, чтоб объяснить позицию людей, которые стремятся к мирному добрососедству, объяснить богатство взаимных контактов, донести, что человечество не сможет выполнить их требование, и, наконец, стать первым дозорным.
   Оставить без надзора цивилизацию вышедшую в космос, потенциально способную достигнуть ойkуmena и атаковать населённые миллиардами людей планеты человек не мог. На смену «Палладе» к Жёлтому Дракону должны были отправиться целые эскадры, которые, нравится это туземцам или нет, будут наблюдать за их развитием. Каждому человеку, в том числе и мне, было очевидно, что безопасность человечества в условиях, когда одна внезапная атака способна уничтожить нас как вид, требует надзора над Fad. Вместе с тем мы, конечно же, не собирались вмешиваться в их жизнь и развитие, и донести эту благородную и гуманистическую позицию до жителей Линь Цзе Сюй и надлежало экипажу «Паллады», а конкретно мне, как главе службы контакта.

Глава шестая

   Команда корабля, раздёлённая стенами, работала в отделах. Иногда проводились общие учения, чтоб отработать экстренный взлёт, срочную эвакуацию, проверить слаженность экипажа, произвести очередной отсев негодных в poиsk. Но однажды не только экипаж «Паллады», но всех, кто находился на территории МЦИК, подняли по боевой тревоге.
   Мы быстро облачились в уnиforma: голое тело облепил эластичный скафандр, голову укрыл шлем с прозрачной личиной. На спине походный ранец, правую кисть заключил и продлил руку автомат. На левом плече уnиforma, как птица у древних пиратов, нарост ракетницы. Мы вошли в прямой контакт; перед глазами по очереди переключились режимы зрения – тепловой, звуковой, электронный; огляделись вокруг сенсоры, активировались защитные поля; словно лампа в комнате в мозгу зажглась и погасла информация о боекомплекте, таблетках питания, запасе энергии.
   Ночью в густом тумане под командой офицеров десанта под прикрытием panzers мы прочёсывали полигон. Нашему отделению, подчинённому сержанту пехоты, отвели участок в 7 километров по фронту. По приказу мы перестали дышать процеженным воздухом и перешли на автономное дыхание скафандра; капсул питания, газовой смеси для синтеза воды и воздуха хватило бы на несколько дней. В ранце лежал ещё нетронутый боезапас – пули, батареи электрических зарядов, запасные линзы и аккумуляторы тепловых лучей, выстрелы паралитического газа, рассчитанного на человека и известных млекопитающих, самонаводящиеся ракеты, «колючки», что зарывались, как древние мины, создавая поля смерти, или наводились с высоты как бомбы. По команде, вздрогнувшей в мозгу, мы загрузили в форменный bиnder маршрут, поднялись на сто двадцать метров, включили ночной обзор и медленно двинулись вперёд с патрульной скоростью в десять километров. Над нами плыли panzers. Через несколько часов утомительного патрулирования вторая линия вышла вперёд, мы вышли из прямого контакта. Я заснул. Через час bиnder разбудил, подключился к мозгу, мы вновь вышли в передовую линию. Уже рассвело. Мы устало рассматривали жёлтые поля Сибири, посёлки двухэтажных домов, свои тени в плоских зеркальных крышах солнечных батарей. Маршрут шёл через Переславль. Издалека он казался тесным кустом остроконечных сталагмитов. Мы приближались; каждое остроконечное строение увеличивалось, наступало, закрывая обзор. Приказа о смене высоты, о разрешении переговоров не было, и мы, словно лыжники на искусственных снежных склонах, построенных на полюсах Сибири, лавировали между зданиями, как между флажками. Размеренный строй распался; выбирая сходные маршруты, мы сбивались в пары, отставали, уворачиваясь от раскалённых облаков panzers, скользящих между домами. Я задержался, потеряв скорость в поворотах. Но по карте дальше было озеро, я не спешил, собираясь нагнать цепь над водой. Неожиданно между двумя башнями что-то вспыхнуло. Тело затрясла тревога, объявленная по цепи. Я выскочил над акваторией, – впереди, километров в пять по фронту из воды протянулись к солдатам лучи. Вокруг тел в unиformа искрились, словно фейерверки, несколько мгновений защитные поля, гасли, будто отключали электричество, и вниз валились куски тел. Змеёй с чёрной головой и белым туловищем, пересекая картину воды и неба с солдатами, наполнившую мозг, пикировал сбитый panzer. Сверху, будто конфетти в искрящийся, перекрещенный лучами праздник, сыпались обломки. В сознании прозвучала общая команда, и я на полной скорости вонзился в воду, наблюдая сенсорами заднего вида, как ещё один panzer попал в перекрестье лучей, вспыхнул звездой и осыпался обгорелыми лепестками. «Не похоже на учения». В сознании один за другим сменялись режимы зрения, – человеческий, тепловой, электронный, ультрафиолетовый, – ничего не было видно, только неясное пятно в глубине, заштрихованное помехами. Нечто огромное с большой скоростью поднималось со дна. Познавая мир Сибири, я понимал, что это наверняка животное, но может быть и разумное существо, но не машина. Оно убивало нас, ибо я чётко видел, как раскрылась рядом unиformа, из неё вывернулись внутренности, словно красная роза. Связи с сержантом не было, но по каналам командующего неслось «Атака! Атака!».
   «Но может быть, это существо внизу, это последний уникальный разум планеты?»
   «А если это учения и я не подчинюсь приказу? Меня отчислят, я не увижу Линь Цзе Сюй».
   «А если жизнь, если мы вслед за Лесом уничтожаем уникальную форму жизни?»
   «Меня уволят с флота за неисполнение приказа».
   Ракетница дала залп, я помчался в бездну, мысленно распоряжаясь о настройке автомата на выстрелы электронными зарядами, включении на полную мощность защиты, чтоб электронные разряды и взрывная волна не сварили меня в воде. Неожиданно помехи спали. Гигантское существо с головой на длинной шее, похожее на дракона без хвоста, рыскало подо мной. Голова поворачивалась из стороны в сторону, из четырёх глаз тянулись кипящие в воде лучи. Воду бурили пенные стволы ракет, валились бомбы с panzers. Мгновение, и существо покрылось вспышками, рваными ранами, дымящимися синими чернилами крови. Всё это я видел уже спиной, поднимаясь на поверхность, чувствуя каждые две секунды толчки, когда вниз, мне в ноги отстреливала очередная ракета. Там всё пучилось в разрывах, а приглушённый фильтрами, но всё равно могучий жалостливый стон стоял в ушах, но я уже был спокоен.
   Четырёхглазого дракона с глазами-лазерами мог придумать только человек.
   Существом был автомат. Взрывались panzers без экипажей. Погибшие солдаты были биомашинами.
   Дорогие учения.
   Отличная пехота способная победить любые неожиданности. Верная тактика, мощная атака. Прекрасная уnиforma, доказавшая свою мощь на пиратских базах и в планетарных бунтах. Но кто знал тогда, сколь бесполезно всё это в будущей войне…
   И напротив, сколь значимы мои жалкие сомнения перед атакой.

Глава седьмая

   С приближением даты отлёта напряжённость работы возрастала. Дни проходили в проверках подчинённых мне отделов. Неделями сотрудники службы контакта жили рядом друг с другом, вырабатывая слаженность механизма. Как детали в моторе они притирались друг к другу. Контролируя их работу, я с психологами отслеживал роль каждого человека в коллективе, скрытые противоречия, подавленные антипатии, – внутренне напряжение в критический момент могло разорвать экипаж, как ядерный реактор. Одного из сотрудников пришлось отчислить, – ни её блестящий ум, ни огромные знания не стоят внутренних конфликтов при инопланетном контакте.
   Вечерами, когда удавалось выкроить свободное время, капитан Трубецкой, судовой врач Кирилл Небойсягрязи и я собирались втроём распить бутылку драгоценного земного вина. В уютном баре МЦИК в отдельном кабинете мы возлежали на креслах, принимавших формы наших тел. Наш капитан, большой человек с густыми русыми волосами высокой волной уходившими к затылку, с усами и короткой русой бородой, с соразмерными чертами лица, всегда был немногословен. Потому мысли его всегда были точны, а гипотезы свежи и неожиданны.
   Противоположностью был разговорчивый Небойсягрязи. По последней моде обритый наголо, но с тёмными узорами подращенных на сантиметр волос, что покрывали растительным орнаментом лысую голову. На тёмном лице светилась подковка усов выбеленной кожи, к правому уху поднималась по загорелым ступенькам лесенка незагорелых полосок. Надув вином щёки он маленькими глотками толкал вниз кадык, который всплывал, словно поплавок, Кирия замирал, наслаждаясь эхом вкуса, и начинал говорить, задавая тему наших бесед.
   Конечно, больше всего мы говорили о системе Жёлтого Дракона. За два с половиной века исследований глубокого космоса человек ещё не сталкивался с цивилизацией освоившей межпланетные путешествия.
   Никто из нас не нашёл определённый ответ на загадку Линь Цзе Сюй, но единогласно решили, что есть тайна в системе Жёлтого Дракона. Все мы хотели разгадать её; природное любопытство, – эхо творческого начала человека, опасение неизвестного, впитанное генами за тысячи лет выживания, притягивали нас, словно песни Сирен мореходов к гибельным скалам.
   Расслабленные и усталые мы сидели молча, попивая вино маленькими глотками, чувствуя его удивительный земной вкус, отличный от американских, азиатских и сибирских вин. Каждый думал о своём. Наконец забыв о предполётной подготовке, о Жёлтом Драконе, я вспоминал детей, думал о Елене.
   В те дни в мыслях не было никакого страха за их судьбы от полёта к Жёлтому Дракону, никакого предчувствия, что poиsk станет роковым в наших судьбах. Тогда я удивлялся, что во мне возродилась юношеская душа: никакого влечения к Лене я не испытывал, больше того, мысль о близости казалась мне нечистой. Я любил её любованием и восхищением. С усмешкой пожившего думал о том, что теперь единственным и совершенным счастьем для меня стало быть рядом с ней, видеть, как в задумчивости глаза её застывают в сибирский гранит, а мизинец помещается в уголке ровных губ, как улыбка за мгновение преображает её серьёзное лицо, как по-детски светятся розовым светом раковины её ушей, как размышляя, она приподнимает со лба волосы ладонью, а над переносицей играют клавиши морщин, как стыдливо хохочет, закрывая ладонями лицо, и что нет у неё татуировок на пальцах, не накрашены ногти, не выбриты узоры в волосах, нет украшений на лице и шее, и она естественно прекрасна, как степной сибирский пейзаж у тихого озера её родины.
   Краснею и прячу глаза, встретив её внимательный и неподвижный взгляд. После него как-то глупо давать ей задания или спрашивать о результатах исследования социальной структуры Fad. Чувствовать преклонение перед ней было восхитительно и стыдно. Стыдно тем сильнее, что она понимала меня. В её серьёзном или весёлом взгляде я видел отражение своего волнения. Это было словно голым выйти в театр. Она понимала меня, я же не знал её мыслей. Она всегда была дружелюбна и приветлива, но держала дистанцию подчинённого лица.
   Накануне вылета жена привезла в МЦИК детей. Мы провели два выходных вместе. Мы гуляли по Москве, побывали в музее исследователей, на космодроме, посмотрели мою каюту в МЦИК. Тогда и сейчас, чувствовал и чувствую, каким счастьем были эти два дня моей жизни. Только теперь воспоминание о счастье отражается болью – последний раз я видел всю семью живой.

Глава восьмая

   Перелёт это работа. Экипаж это рабочий механизм. Человек это деталь механизма. Экипаж собирают и тестируют на земле, но слаженно работать механизм начинает только в месяцы полёта.
   Крохотная каюта. Из боковых стен в узкий проход раскладывается кровать или стол с bиnder. Из стены над кроватью раскрывается гардероб. Из стены над столом выезжают полки с личными вещами – напитки, сладости, любимые книги. В короткой стене напротив входа мутная пластмасса туалета и душа. Соседская жизнь не слышна, но стены столь тонкие, что взрывная волна, проникнув в крейсер, мгновенно сомнёт все переборки. И это правильно. Единственный способ выжить в космосе заключён в корабле. Мечтать спастись в скафандре или лёгком катере всё равно, что надеяться пересидеть шторм под водой, захватив полные лёгкие воздуха.
   Вода, сотни раз испачканная и очищенная. Моча и кал, выжатые в питьевую воду. Объедки, возрождённые в пищу. Всё облегчает военный крейсер. Все трудности жизни для того, чтоб установить лишний защитный экран, увеличить мощность реактора, добавить ещё одну солнечную батарею, всё для того, чтоб иметь шанс спастись в реальном космическом сражении. В сражении, которого ещё не было за двести лет kosmoera, (спецоперации против pиreйt и подавление бунтов kontеrrиtоrио не в счёт), и, как тогда казалось, не будет никогда.
   Общественные зоны «зелени», «еды», бар, тренажёрный зал – всё было подчинено созданию боеготового, слаженного экипажа, в котором дружеские, семейные и любовные узы были несущим каркасом.
   Из каюты шесть шагов в пять дверей узкого коридора к лаборатории. В овальной лаборатории по стенам откидные столы рабочих мест. В центре комнаты овальный остров, – банк данных и исследовательская аппаратура. Через четыре часа шаг из лаборатории в шахту лифта и секунда до столовой. Пол часа еды и полтора отдыха. Вновь пять часов в лаборатории. Вечером (сибирской ночью), ужин в столовой, шум в переполненном баре, жар в переполненном спортзале, либо тесная каюта. Я оставался в каюте и снова работал, затем засыпал. Просыпался через шесть часов бодрым, деятельным, неспособным доспать ещё два привычных часа. Ночью мгновенно засыпал, чтобы вновь проснуться за два часа до побудки.
   Иногда я садился на balkon и смотрел, как мы плывём в космосе, словно в тёмной воде, усыпанной светящимся планктоном. В эти часы поглощения космосом я успокаивался, волнение работы уходило. Как расслабленный массажем, я засыпал, успокоенный плавным течением космоса. Но через несколько минут просыпался, будто меня будили. Однажды я проснулся под взглядом Кирии.
   Он увёл меня в медчасть, где после обследования предложил успокоительные пилюли. Но мы оба знали, что сняв нервное напряжение, мы отключим и источник питания восхитительной работоспособности.
   Вечером одного из однообразных дней я вернулся в каюту. Потолок и стены озарил яркий, рабочий, последний перед выходом свет. «Дважды темнее», – свет потускнел. «Ещё темнее», – и каюта погрузилась в вечер, в углах легли тени, потемнел потолок. Тишину разобрало на отдельные клавиши тихое фортепиано. Я высыпал в стакан сухой сок, растворил его тёплой водой из крана в душе, нажатием кнопки откинул от стены кровать и сел на край, упираясь лбом в стену.
   С момента старта с орбиты Сибири во мне жило волнение. Волнение необъяснимое, причину которого я искал в семейных переживаниях, в разлуке с детьми, в Елене. Но изучение моих переживаний было скучным; все мысленные ходы и закоулки чувств были известны, как пройденная игра в bиnder. Ничто не мучило меня из семьи. Боль развода пережита. Расставание с детьми после счастливых дней было болезненным, но привычным, было частью работы. Елена жила особо, вне связи с нервным напряжением. Корабельный психолог, просматривая мои сны, произвольно записанные bиnder, расшифровывая мои видения и ответы, извлечённые в гипнотическом обмороке, разбирая эти отпечатки ног вечно неуловимой Психеи, опытный следопыт не находил основания нервозности.
   Утренняя побудка сохранила таинственный сон. Ко мне тянулась тёмная голова, смотрели два странных глаза, а под ними, у моего лица шевелились какие-то щупальца, извивались как пиявки. Это движение пугало меня. Странный сон, словно боль от удара, уходил медленно, и даже через час не растворился, отразился удивлением встречных лиц.
   Bиnder записал, как я взял на руки ребёнка, встал, и детская голова сильно ударилась о торчащий угол. Я коснулся пальцем его затылка. В гладкой коже появилась дыра без крови, словно рот сказал «о», стала расширяться, кожа исчезла и была видна резная трость шейного хряща, дыра в белых костях черепа, а внутри вместо мозга что-то живое, дышащее, – от ужаса я проснулся.
   В свободное время меня вбирало одиночество. Спортивный зал, общение в переполненном баре, совместный просмотр программ, всё было скучнее одиночества. Хотелось найти разгадку настороженности души. Я вновь искал в себе, в расставании с женой, в разлуке с детьми, с Сибирью, в окружающих людях, в Лене, искал в работе. Но причиной волнения была наша экспедиция. Я неуверенно предчувствовал это тогда, я уверен в этом сейчас. Пришло странное чувство ожидания чего-то.
   Объяснение волнению я искал в нечеловеческом. Я чувствовал нечто в космической жизни ойkуmena последних лет. Мне казалось, наша экспедиция, и так чрезвычайно важная, имеет и важнейшее значение.
   Я стал искать в фактах причину волнения. День за днём пропускал сквозь себя излучение информации о новых планетах, научных открытиях, необъяснённых явлениях и происшествиях.
   Бесспорно, уже тогда была заметна мутация привычной жизни, но видна неясно, в сравнении с очевидным знанием настоящего времени. Словно увидев движение размытой точки в просторе сибирских полей тщетно всматриваешься, но только в боевом шлеме возникает старушка-kosmotуrиsto с Земли в белоснежном летнем сарафане в голубой цветочек, которая раскрыв рот и приложив лорнет в глазам, смотрит на паука, несущего мимо неё на тонких лапках прозрачное тело с футбольный мяч.
   Внимание привлёк загадочный доклад о неизвестном объекте у планеты Азия. В наблюдаемые секунды он менял траекторию движения образом, невозможным для тела природного, не управляемого изнутри.
   Исчезновения малых кораблей. Суда научных институтов, промышленных корпораций, яхты любопытных богачей, беспечных kosmotуrиstos, государственные разведчики исчезали всегда. Из тысяч и тысяч космических кораблей и орбитальных спутников несколько исчезало ежегодно. Иногда находили бесполезные останки, иногда harts кораблей, где записывались все события корабельной жизни, иногда ничего. Изучив все случаи я установил, что за два последних года исчезло шесть объектов сверх средних значений прошлых лет. Такое увеличение вписывалось в теорию случайностей, укладывалось в статистические погрешности подсчёта. Но второй год подряд цифра превышала многолетние средние значения.
   Меня особо заинтересовала судьба азиатского корвета. Это был редкий факт бесследного исчезновения крупного корабля, защищённого и надёжного, с опытным экипажем. Если бы я знал в те дни, как пропал корвет, каковы были последствия! А тогда, после увлекательных и тяжёлых часов работы, удручённый ум озарила фантастическая догадка: звезда, у которой корвет должен был установить спутники наблюдения, вполне могла лежать на пути загадочного объекта, замеченного у Азии, если он пришёл из дальнего космоса. А звезда, хоть и лежала в стороне от системы Жёлтого Дракона, не была недостижима для Fad, если, конечно, допустить, что у них была технология межзвёздных путешествий.
   Однако тщательные исследования однозначно отрицали межзвёздные корабли у цивилизации Линь Цзе Сюй.
   Загадочные сигналы, перехваченные на границах ойkуmena. Странный доклад о фиксации в системе Жёлтого Дракона большого выброса энергии, – возможно, последствии разрыва пространства. Фантастическое предположение одного из учёных прошлой экспедиции о наличии на твёрдой поверхности естественного спутника одной из планет Жёлтого Дракона стартовой площадки для кораблей иного типа, чем ракеты Fad. Может быть, Fad умело скрывали уровень своей техники? Может быть, ими освоены межзвёздные путешествия? Меня охватил азарт тайны. Свободу сознания занимали миллионы бит информации, которые я пропускал сквозь себя, как биокомбайн пропускает сквозь своё богатое нутро бедную почву полей для будущих урожаев.
   Итак, не предположением, а неопровержимым фактом было то, что у Линь Цзе Сюй были обнаружены тающие следы межзвёздного шага, – характерные молекулярные соединения, образующиеся при огромных выбросах энергии. Большинство специалистов считало, что метод сжатия и транспортировки колоссальных объёмов газов, технологически нам неведомый, может приводить к искажениям, схожим с межзвёздным шагом. Меньшинство, что туземцы умело скрывают истинные возможности своей цивилизации, что они раньше обнаружили существование человека и сумели приготовиться к встрече, выстроив правдоподобные декорации, скрыв истинное могущество. Но все были единодушны, что нельзя оставить Жёлтого Дракона без присмотра, иначе, как в древнем мифе, дракон закроет людям небо своим явлением.
   Нервозность, даже необъяснимый страх временами овладевали мной, но у меня было противоядие, побеждавшее любые фобии, – осознание человеческого могущества. Я искал слабое место нашей цивилизации, прогнозировал худшее развитие событий, но успокаивался, сравнив возможные вызовы со зримым величием человечества.
   Люди никогда ещё не были столь едины и могущественны. Мы расселились уже на четырёх планетах: Земле, Америке, Азии и Сибири. Полтора века первой космической эры, или как точнее её определят Всеяз «protokosmo» (с середины XX века до конца XXII), лишь несколько сильных государств путём тяжёлого труда собственных народов и грабежа более слабых приоткрыли узкую щель в космос. Тогда космос манил, но не был необходим. В protokosmo Земля ещё была богата ресурсами и жизненными пространствами. Но только когда освоение космоса стало доступно миллиардам земного населения, когда освоение стало потребностью выживания и развития цивилизации, только тогда наступила подлинная космическая эра.
   Развитие экономики позволило снаряжать ежегодно десятки и сотни экспедиций на освоение Солнечной системы и ближнего космоса. А открытие перехода в надпространство распахнуло перед человеком глубокий космос. И вот уже два с половиной столетия человек живёт в kоsmoera, более двухсот лет колонизации Америки, почти два столетия открытию Азии, скоро восемьдесят лет с появления человека на Сибири. Население человеческих планет достигло невиданной цифры в сорок два миллиарда. Человечеству, разделённому между четырьмя планетами тысячами световых лет, удалось сохранить единство экономическое и культурное, и в этом была наша сила. Ежедневно десятки кораблей прибывали на каждую из планет. Торговля людьми, торговля технологиями, культурный обмен, военная безопасность и правительственные программы освоения космоса – вот основы человеческого единства. Межзвёздные перелёты дороги и длительны, поэтому товарная торговля немыслима между планетами. Нерентабельно, даже набив корабль американской платиной, перевозить её за сотни миллионов километров на Сибирь, бедную этим металлом. Но прибыльна доставка редких веществ, если конечный продукт на их основе ценен; потому на ту же Сибирь выгодно транспортировать с Азии несколько тысяч тонн обогащённого плутония, ибо он напитает жизнью десятки термоядерных станций на годы вперёд. Так же нерентабельно переправлять, например, готовые коллекции модной одежды. Но продать технологию по выращиванию ткани растительным путём для этой одежды, со специалистами-носителями знаний, готовыми за деньги расстаться с родной планетой на некоторый срок, а может быть навсегда, переслать формы и идею новой коллекции, – прибыльно. Новые технологии и знания, и люди, способные оживить эти знания, – вот главный товар космической торговли. Сверх того, высокодоходны искусства и ремёсла; межзвёздные гастроли театральных труп, исполнителей floramуsика, традиционной музыки, свежие литературные или художественные произведения, игры, новые виды растений и материалов, – всё, что можно размножить на огромном рынке другой планеты. Наконец, правительства, осознавая необходимость единства человечества, тратят огромные средства на военные манёвры, почтовые рейсы и совместные экспедиции по освоению космоса. В конечном счёте, физическая неспособность каких-либо волн быстро и качественно передавать информацию даже на несколько парсек, и способность космических кораблей в надпространстве к быстрому сообщению между планетами и обусловило создание огромных космических флотов – великого человеческого достижения. Так укреплялись связи между планетами и обживалась Вселенная, – цивилизация развивалась невиданными темпами.
   И важно, что с самых первых лет kosmoera люди осознавали, что межпланетный конфликт или космическая катастрофа способны уничтожить цивилизацию. Потому все двести пятьдесят жизни в глубоком космосе крепилась оборона человечества; в постоянной боевой готовности находились основные силы kosmoflot, на стратегических планетах непригодных для естественной жизни людей с чудовищными затратами строились базы konterrиtorиo, подготовленные к длительной обороне, у них находились транспорты, разделенные на отсеки-заводы, способные производить всё необходимое для межпланетных poиsks, там же размещались патрульные эскадры.
   Вооружённые силы разделялись на terrafors и kosmoflot. Kosmoflot находился под централизованным командованием с Земли, хотя его эскадры и были рассредоточены между человеческими планетами и базами. Тerrafors это наземные силы борьбы против вторжения и поддержания порядка на планете. Выведенные из-под власти отдельных государств и объединённые под единым началом планетарного правительства terrafors изъяли у отдельных народов возможность развязать войну – они просто оказались безоружными. Природная человеческая агрессивность воплощалась в преступности, восстаниях и волнениях, в подавлении которых наряду с polиs участвовали и terrafors.
   Кosmoflot состоял из почти двадцати тысяч боевых кораблей, не считая нескольких тысяч безоружных транспортов. На кораблях и базах служили миллионы солдат и офицеров. На человеческих планетах располагались ещё порядка двухсот тысяч космопехоты и экипажей резерва, способных мгновенно восполнить первые потери. Корабли kosmoflot, (среди них почти пять тысяч линейных крейсеров), орбитальные спутники, стационарные базы на необитаемых планетах были способны сдержать первый натиск любой силы. А как показывали мобилизационные планы, уже за первый год промышленность четырёх планет способна выпустить в два раза больше кораблей, чем весь kosmoflot мирного времени, в течение второго года в девять раз.
   В случае вторжения terrafors любой планеты подчинялись командиру kosmoflot этого сектора космоса. Десятки миллионов солдат terrafors были готовы уничтожить десант врага или отправиться в любую точку oйkуmena.
   Однако осознание этой огромной мощи не избавляло от сомнений. Сомнения жили вне разума, жили предчувствием. Не представляя, какой невообразимо огромной должна быть сила, чтоб сокрушить человека, я опасался того, что не могу её представить, не могу найти в человеческом мире слабости, а это означает лишь ослепление собственным сиянием.

Глава девятая

   Напряжение моей нервной системы стало проявляться в раздражительности, непозволительных выкриках на подчинённых и неожиданной апатии ко всему, что ещё минуту назад увлекало. Уже после выхода из надпространства в системе Жёлтого Дракона Кирия вызвал меня в медчасть, где уже ждал Трубецкой. Все мы понимали, как много зависит от меня при общении c Fad. Именно служба контакта должна была убедить их в мирных намерениях людей и обеспечить постоянное пребывание эскадры у Линь Цзе Сюй. Наконец, именно задачей службы контакты было выявление знаний этой таинственной цивилизации. На trиуmvиrat я вынужден был признать, что моё состояние не оптимально. В разговоре я пытался изложить Трубецкому и Кирии ощущение, что привычная жизнь oйkуmena нарушена, происходит нечто, но кроме сомнительных предчувствий и оспоримых фактов доказательств не было. Друзья справедливо указали, что если опасность есть, то затаилась она здесь, у Жёлтого Дракона, потому я должен быть готов к работе. Trиуmvиrat запретил мне любую деятельность кроме исследования Линь Цзе Сюй, ограничил семью часами рабочий день, назначил восстановительные процедуры под надзором судового врача. Таким образом, последние две недели, в которые «Паллада» выйдя из надпространства приближалась к Линь Цзе Сюй, я восстанавливал силы и душевное спокойствие, забывая нервное возбуждение и кошмарные сны.
   Именно в эти дни, когда медленно обреталось душевное равновесие, уходила тревога (но так и не прошла совсем), в наших отношениях с Еленой произошло качественное изменение. Если раньше я терялся при ней и не понимал её, то теперь, несдержанный и грубый, я смог прочитать в её глазах не упрёк, не обиду, но переживаемую боль, боль за меня. Это понимание, сострадание не только радовало, но и удивляло, – откуда в юной женщине такое знание человека? И уже сейчас, много и часто думая о ней, уверен, она не столько понимала, сколько чувствовала меня, чувствовала так ясно и верно, как я сам не мог. Именно в эти дни кризиса и медленного восстановления я стал чувствовать, как возникают между нами духовные отношения, ясные и ощутимые только для нас.
   После выхода крейсера из надпространства мы стали проводить с ней больше рабочего времени, потому что именно её я выбрал для участия в переговорах с Fad. Она специализировалась на изучении их поведенческих стереотипов, проявлении сознания, и я надеялся, что в их движениях она увидит реакцию на человеческие условия. Мы вместе репетировали встречу, краткие слова, отсутствие жестов, способных нарушить общение. Тысячи часов мы готовились к переговорам, и вот уже через сутки я впервые увижу разумных инопланетян. Часами я репетировал наяву и в прямом контакте с bиnder эту встречу, но знал, что ничто не воспроизведёт реальность.

Глава десятая

   За дверью ждали «они». Лена и я, без скафандров и уnиforma два беззащитных младенца, должны были выйти к ним в соседний отсек. Её большие серые глаза посмотрели на меня. Неожиданно, необъяснимое волнение и счастье вспыхнули в душе, погасив весь остальной мир – и «Палладу», и poиsk, и инопланетян, и план трудных переговоров двух цивилизаций, ради которых, не раздумывая, я отдал бы жизнь, даже тот факт, что наше сознание фиксировали на корабле и сейчас мои сотрудники читали все мои самые сокровенные мысли – всё ушло в тень. В эти секунды перед контактом двух цивилизаций, который оказался столь губительным для человечества, я хотел только сделать к ней шаг, обнять ладонями прекрасное лицо и взглянуть близко-близко в её глаза. Но я только собрал в ладони её холодные пальцы и сказал вслух: «Открывайте…», – и замолчал, забыв, как звучит слово шлюз.
   В кубической камере с блестящими стенами плавали три больших тела. Было непривычно, что разумные существа располагаются не вертикально, а горизонтально, – будто три больших рыбины покоились в воздухе. Их тела огуречной формы облегала чёрная непрозрачная плёнка скафандров. Тела непрерывно шевелились, – под чёрной плёнкой пробегала рябь, она то она надувалась, словно парус ветром, то сдувалась. Из «головы», обращённой к нам, дрожали, словно испуганные зверьки, несколько наростов. С трудом сделав несколько шагов к ним ботинками с электромагнитными подошвами, я взглянул на Лену. Она улыбнулась. Я почувствовал к ней благодарность и понимая, что должен говорить, поздоровался. В ответ мы ничего не услышали, но компьютер крейсера донёс в сознание вопрос: «Зачем вы появились. Это наша планета, мы не хотим общаться с вами».
   «Зачем я с ними здоровался? У них нет этикета, мои слова для них непереводимы».
   – Мы стремимся к плодотворному сотрудничеству наших цивилизаций.
   – Улетайте. Мы не желаем сотрудничать ни с вами, ни с кем-либо вообще.
   «Какой же она молодец!»
   – Народы человеческих планет приняли решение послать наш корабль для переговоров с вами. Без вашего согласия мы не посетим планету, но нашей целью является изучение всех звёздных систем, в том числе и этой.
   «Как стыдно! О чём я думаю, мои мысли сейчас читают мои подчинённые, врачи, Кирия и Трубецкой, их прочтут миллионы учёных после возвращения!»
   Переговоры закончились, когда они повторили, что не желают нашего присутствия и выплыли через пустоту скользнувшей вниз переборки в переходный отсек. Однако никаких требований и угроз не прозвучало.
   Мы вышли, всё также держась за руки, и «увидели» через компьютер крейсера, с которым всю встречу находились в прямом контакте, как отплывает от «Паллады» ракета Fad – чёрная и гладкая, без люков и швов, длиной в тридцать метров, расширяющаяся конусообразно от узкого носа к корме.
   Нам и всему экипажу было очевидно, что переговоры прошли успешно; без конфликта мы утвердили человеческое присутствие в системе.

Глава одиннадцатая

   Но уже в последующие дни, когда «Паллада» на низкой орбите наматывала витки вокруг Линь Цзе Сюй, меня поразило поведение Fad. Да, они не знали войн и не имели врагов на планете, не были агрессивны и злы, но при всём этом, как-то слишком легко признали они наше присутствие.
   Казалось, они так легко уступили, потому что приберегли решающий аргумент.
   Ныне понимаю, что я должен был задаться противоположным вопросом – отчего, не зная убийств и тем более истребительных войн, они не желали нашего присутствия? Они ведь не должны были опасаться зла, но опасались?!!
   Дорогой ценой достаются знания. Кровью мы оплатили понимание, что решение воспитывать восприятие чуждого сознания в службе контакта верно, но методика – ничтожна.
   Своими сомнениями я делился с Трубецким, Кирией и … Леной. После того как мы стояли рядом перед неизвестностью, после того как мои чувства были открыты чужим людям, силовое поле, которое не подпускало меня к ней, разом ослабло. После переговоров нервное напряжение между нами, страх ошибиться в любви ушли, как воздух из вакуумной колбы, – остались только чистые чувства, – теперь мы доверяли друг другу и нуждались друг в друге.
   Для службы контакта началось реальное исследование цивилизации Fad. Мы работали посменно, день и ночь, не поднимая головы. В лаборатории, в коридоре, за едой все мы, и я с Леной, мы говорили только о Линь Цзе Сюй, но наши с ней обсуждения, улыбки, взгляды, случайные касания рук были тайнописью языка любви, доступной только нам двоим.
   С началом тяжёлой работы я вновь острее ощутил то необъяснимое волнение, которое теперь перевоплотилось в недоверие к Fad. На недоверие накладывались прежние выводы об исчезнувших кораблях, подозрительных разрывах пространства, загадочных сигналах, но убедить близких людей, что мы уже в ловушке, но её границы нам неведомы, и только потому мы ещё ощущаем свободу, не мог. Ни Елена, ни коллеги не разделяли моих опасений, справедливо отмечая, что я мыслю человеческими отношениями в нечеловеческом мире.
   Я спорил, но себе до конца не верил.
   Реальные факты противоречили предчувствиям. Уже больше земной недели «Паллада» находилась над планетой. Всем нам в службе контакта, всем, кто жил исследованием Линь Цзе Сюй становилось очевидно главное: цивилизация Системы Жёлтого Дракона находилась на межпланетной стадии развития. Чтобы выйти в глубокий космос Fad необходимо подняться на иной уровень, что случится через сотни, может быть тысячи лет. Даже допустив наличие у них губительного оружия, недоступного нам в силу разного развития науки, разной физики и химии наших организмов и миров, очевидно, что свой гипотетический арсенал они смогут доставить до ближайшей Азии лишь через сотни тысяч земных лет. Мы всё больше убеждались в безопасности человека.
   Но неопровержимые факты не устранили моих сомнений.
   А в одну ночь всё изменилось.

Глава двенадцатая

   Мой сон разбил несколькими ударами сигнал тревоги, просветил мигающий свет и добил окончательно голос: «Явиться на командный пост».
   Через минуту Трубецкой Кирия и я сидели треугольником trиуmvиrat за круглым столом. В cтекло balkon мы видели разноцветный, как палитра художника-импрессиониста, месяц верхней трети планеты и чёрный космос, мигающий звёздами.
   На «Палладу» пришло приглашение посетить планету. За часы обсуждения мы рассмотрели множество вариантов, но изначально было очевидно главное: принять приглашение необходимо, замысел Fad нам неизвестен. Слишком важно людям сотрудничество Fad, слишком велик соблазн познать их тайны.
   Мы дали согласие и через земные сутки panzer с учёными службы контакта и несколькими десантниками стал спускаться к поверхности.
   Как кажется сейчас, то наше решение, как и десятки других, каким-то непостижимым образом складываются в трагическую цепь случайностей. Но в действительности, наши действия были совершенно неважны; мы могли их совершать, могли действовать противоположно, но исход был уже предопределён, когда мы покидали Сибирь, когда был открыт Жёлтый Дракон, а точнее, финал был предопределён тысячелетиями человеческого развития, а наши поступки были просто подлинно человечны и потому неизбежны.
   Уверенно, словно на kokoro где-нибудь на Земле по dиrektlaйn с Линь Цзе Сюй мы спустились к планете. Экипаж panzer и семь человек экспедиции: биолог и физик из службы контакта, геолог, офицер и сержант десанта, медик, все под моим началом. Мы сидели каждый за своим монитором и каждые три минуты по очереди вслух сообщали друг другу суть полученных данных; так каждый получал общее представление о планете. Panzer завис в полукилометре над газовым телом планеты. Внизу грохотали инфразвуковые волны и пищали ультразвуковые колебания. Планета выла и гремела. Плотные газовые скопления были непроницаемы для человеческого глаза. Радиация как после атомного взрыва насыщала планету. Забортная температура составляла 63,7 Цельсия, но в плотных слоях тела планеты разогревалась до смертельных девяноста, в плазменных озёрах и облаках раскалённого газа температура увеличивалась в десятки раз. Из-за разницы температур постоянно рождались мощные ураганы, быстро затухающие в плотном теле планеты. Сила притяжения составляла 1,97 Т.
   Уnиforma надёжно защищала тело и поддерживала связь, но её возможности здесь были ограничены. Главное, мы не могли использовать для передвижения ранцы, раскалённый выхлоп мог взорвать насыщенные водородом и азотом газовые скопления. Потому мы, словно марионетки древнего театра, висели в электромагнитном поле panzer, который плыл над нами.
   Нам первыми довелось столь глубоко «ступить» на Линь Цзе Сюй (до того исследователи парили над кромкой газов): как в аттракционе «Свободное падение» я вывалился из panzer, в абсолютной тишине пролетел несколько сот метров, пока электромагнитные волны, словно подтяжки, не подхватили меня, и я не завис в густом оранжевом облаке. «Ступить» на Линь Цзе Сюй означало повиснуть в абсолютной тишине (звуковые фильтры закрыты) в оранжевом пару. Panzer сигналил о приближении из глубин планеты Fad. Я приказал всем войти в прямой контакт с уnиforma, включить электромагнитный и ультразвуковой и инфракрасный сенсоры, и их сигналы, преобразованные встроенным в уunиforma bиnder, впервые так близко и чётко воплотили в моём сознании образы Fad без скафандров.
   Веретенообразные медузы длиной в три метра с прозрачным мягким телом, прошитом тонкими и толстыми нитями.
   Нам проложили маршрут, и мы медленно стали падать вглубь планеты. На электромагнитных поводках нами неуклюже маневрировали, а под нами вертелись, молниеносно меняли позиции, обменивались электрическими и акустическими сигналами Fad. Нас со всех сторон считывали различные устройства, а сами Fad, словно гиды занимали нас экскурсионной программой, словно мы были коsmotуrиstos где-нибудь на Марсе.
   Посмотрите направо. Вы видите предприятие по изготовлению отдельных частей межзвёздных кораблей, которые мы вынуждены собирать на орбите, из-за большого притяжения планеты. Сканеры уnиforma считывали, bиnder преобразовывал в человеческое зрение, и в мозгу мы видели искусственное дерево проросшее во все стороны на многие кубические километры. Безопасный, отфильтрованный грохот раздавался в наших ушах. Сканеры обрабатывали туман в идеальную картинку человеческого зрения: сжимались два параллелепипеда, из которых выплывал изогнутый лист металла; Fad завис над двумя обручами, между которыми меняло свою форму облако газа, – сжималось, густело, перетекало в жидкость; между пластинами, длинными как стена, текла река плазмы и скрывалась в каком-то огромном устройстве. Под нами пронеслась блестящая сигара метров в тридцать, и нам сообщили, что это основное средство быстрого передвижения по планете. Вот простираются на сотни километров вверх, вниз, десятки тысяч тел Fad. Они зависли и еле шевелятся, словно живая модель кристаллической решётки кремния. Bиnder всё записывал и пересылал информацию в panzer. Позже мы изучим данные, тщательно, как биологи в микроскоп молекулу, как ученики в школе термоядерный взрыв. Всё будет, но позже. А тогда мы получали непосредственное, потому драгоценное представление о Линь Цзе Сюй.
   Через несколько часов мы вышли из прямого контакта и разом переселились в иной мир. Мы теперь видели перед собой облака оранжевого пара и слышали тишину, которую озвучивал голос экскурсовода, переводимый bиnder: «Мы проплываем над институтом, где разрабатываются скафандры». Но институт без окон, без дверей без крыши, без пола, проросший во все стороны словно дерево gako на Америке, мы увидим только на «Палладе», а сейчас в электронном режиме (оптимальном здесь), мы видим только контуры и неясные очертания в жёлтом тумане.
   В этот день цивилизация Линь Цзе Сюй раскрывалась удивительной, восхитительной, но не таинственной. Её жизнь была странной, но не угрожающей. Исследуя аterrиtorио и konterrиtorио, мы не нашли главного: оружия, военной промышленности. Некоторые решения конечно можно было использовать в качестве оружия, но ни тактики их применения, ни армии как таковой Fad не имели. «Паллада», как тогда казалось, была решающей военной силой у Жёлтого Дракона, и я понимал, почему Fad не хотят нашего присутствия, – даже один линейный крейсер мог нанести сокрушительный удар их цивилизации, а мы собирались дислоцировать целый флот.
   В эти дни впервые под давлением фактов мои необъяснимые сомнения рассеялись. Вооружённые до зубов мы кружили вокруг беззащитной планеты, а Fad открывали нам себя и свою цивилизацию, отвечали на все вопросы, но при этом неизменно завершали рабочий день требованием покинуть систему. Fad осознали, что мы влекомы к ним страхом и любопытством; они стремились рассеять страх и удовлетворить любопытство, чтоб сытые, мы ушли. Но они не понимали, что человек, не встретив отпора, не уйдёт, даже вопреки желаниям его обитателей, тем более слишком бессильных, чтобы причинить вред ему.
   Никому из нас не пришла мысль подчиниться слабому. Запрограммированные годами борьбы за выживание и истребления врага, мы ни за что бы не подчинились слабейшему. Детерминированные гуманистическим мировоззрением, что человек есть суть, начинка, драгоценное ядро Вселенной, наши решения вели к поражению. Решение уйти не было бы человеческим, и даже если бы Трубецкой вдруг, сойдя с ума, принял его, на смену нам человечество единогласно послало бы новые корабли….
   На третий день мы получили предложение поставить «Палладу» на планете.

Глава тринадцатая

   Trиуmvиrat собирался дважды. Кирия был против. Он подозревал ловушку и опасался возможных влияний неизвестной планеты на человека и требовал тщательного изучения. Трубецкой и я приняли предложение. На планете мы могли качественно расширить исследования. Если же предложение было уловкой, мы должны были спровоцировать Fad проявить истинные намерения до прибытия патрульной эскадры. Наконец, было очевидно, что если нас захотят уничтожить, то сделают это и на орбите и на планете с равными шансами. Кроме того, принимая их предложение, мы рассчитывали продемонстрировать свои добрые намерения, приучить к своему присутствию и склонить к сотрудничеству. Через двести пятьдесят лет космической эры мы ожидали от инопланетных существ поступков обусловленных человеческой моралью, соблюдения первобытных законов гостеприимства! Человечество, пославшее нас сюда, надеялось, что Fad поведут себя по-человечески. Чудовищно! Абсурдно! Вот потому мы не можем до сих пор поверить, что Лес на Сибири совершил самоубийство. Понимая, что он являлся инопланетной формой жизни, мы твёрдо верим, что как и человек он должен ценить своё существование. И не предполагаем, что осознание того, как мы будем рубить его деревья на мебель, прокладывать по нему свои кривые тропинки, рвать из земли его нервы-корни, уничтожать его жителей, привело его к отвращению сожительства с нами.
   Технологически Fad удивительно быстро и остроумно разрешили проблему фиксации поверхности. Они выбрали участок в несколько кубических километров по периметру и дну которого расположили мощные холодильники и установки для создания высокого давления. Газы сжимались под давлением и холодом в жидкость и застывали в лёд. Прочное ледяное плато в два километра глубиной и четыре площадью стало последней стоянкой прекрасной «Паллады». И никто из нас в службе контакта тогда не задумался, как и зачем жители газовой планеты освоили технологию создания твёрдых поверхностей. Мы не противопоставили факт, что наша цивилизация, которая находилась на более высокой ступени технологического развития, не разработала технологию превращения земли в газовые облака.
   Все мы, и я в первую очередь, как глава службы контакта, ошиблись так же, как и наши предшественники на иных планетах, предположив в инопланетном разуме человеческие черты. В данном случае априорно приняв необходимость земной тверди для газового существа. Но если на тех планетах, ошибаясь, мы рушили чужие миры, здесь уничтожили наш.
   Однако, повторюсь, что даже если бы мы чудесно прозрели, это ничего не изменило бы, все наши действия влияли только на судьбы экипажа «Паллады», не больше.
   Обосновавшись на планете мы получили возможность круглосуточного исследования Линь Цзе Сюй. И в первые же сутки сделали сенсационное открытие.
   Когда зазвенела входная дверь, я лежал на кровати, читал с потолка отчёт геологов о строении планеты. Дверь открыл взволнованному лицу Лены: розовые щёки, глаза широко раскрыты, в них извинение за беспокойство и восторг, под нижним веком синие сутки бессонницы: «Только что вернулась группа Ковальчука. Вам необходимо это видеть».
   На стене застыло изображение Fad раза в два больше реального. Отчётливо видны нити мозга, сгусток в середине, акустические пузыри по сторонам. Все в лаборатории стояли, подняв головы к изображению. Они обернулись звукам шагов, Лена торопливо сказала: «Включайте».
   В течение минуты тело пульсировало, еле заметно дрожало и неожиданно, примерно в полуметре от края части, условно именуемой нами «ноги», стали собираться частицы, словно слетались снежинки. Образовалась туманная полоса, стала уплотняться, становилась всё шире, обрастала волосками, превращаясь мембрану. Вдруг мембрана стала расслаиваться, словно её резали ножом. Тело разделилось на длинную часть и эллипсоидную, формой с куриное яйцо. Между ними началось беспрерывное общение, перевод разрозненными словами бежал строкой внизу экрана, но большинство терминов было непереводимо, знакомые слова не складывались в смысл, но целое компьютер определял как «ПЛАЧ».
   Две части Fad непрерывно общались и расходились всё дальше. Экран заполнила яйцеобразная часть. Изображение ускорилось, внизу побежали минуты, переходя в цифры часов: в теле появилось крохотное зерно. Оно росло и росло, пока через четыре часа не превратилось в объёмный шар, малую модель большого существа. Шар приблизился к стене, она начала рваться и он вышел наружу, после чего медленно поплыл в сторону, скрываясь в облаках.
   Стену наполнило длинное тело рассечённое на всю длину перепонкой. За несколько часов, сжатых в минуты, оно распалось на две половины. Одна, повторяя один и тот же сигнал стремительно скрылась, другая рассылала пространные непереводимые сообщения, но оставалась неподвижной. Через несколько минут к ней приблизилась яйцеобразная часть, с которой они обменивались не переставая сообщениями, словно родственники, которые давно не виделись и не могут наговориться. За минуту две части соединились, соединительная ткань стала рассасываться, диалог становился всё беднее, словно человек засыпал и последние слова выговаривал уже в полусне. Ставшая туманной полоской мембрана распалась, нити существ мгновенно сплелись.
   Теперь мы видели на стене тысячи яйцеобразных частей и тысячи двухметровых веретенообразных, которые кружились, кричали, как земные птицы поздней осенью собираясь в стаю. Биокомпьютеры не успевали обрабатывать огромные послания, – словно рыбы в море, эти существа плескались в информации. Существа сближались и отдалялись, шли часы, собранные в минуты, и постепенно, то здесь то там, длинная и яйцеобразная части соединялись, замолкали и выплывали из общей стаи. Изображение замедлилось – всё происходящее теперь мы видели в прямом эфире.
   «Отправляйте к ним запрос!»
   «О чём?»
   «О том, что это такое».
   Это был симбиоз. На планете сосуществовали два вида живых существ. Яйцеобразные существа были гермафродитами. Веретенообразные размножались делением. Раз в несколько лет симбиоз распадался, чтобы после родов вновь восстановиться, а новорождённые искали себе пару. Однако оказалось, что мы всё же правы, именуя два разных существа одним термином. Найдя друг друга, по каким-то неясным нам, но определённо личностным предпочтениям, два существа сразу после рождения соединялись в одно и проживали всю жизнь, разъединясь только на роды/деление. Из объяснений Fad мы поняли, что между двумя частями существовало некое подобие духовного родства и совместного удовольствия, сравнимого с сексуальным у человека. Fad подобен идеальной человеческой семье, где люди не могут жить друг без друга. Но Fad были связаны теснее, не только вечным сожительством, но и общей системой обмена веществ. Их тела потребляли друг друга. Элементы, не расщепленные или переработанные одним телом, служили пищей второму. Их сознания сохраняли какую-то, неизвестную нам долю обособленности, но объективно были единым целым.

Глава четырнадцатая

   Имея главной целью poиsk установление надёжного контакта с Fad, я считал необходимым не только получить информацию, но и заинтересовать Fad человеческой цивилизацией. По счастью, наши миры были столь различны, что познания и артефакты людей были для них волшебно притягательны. Любопытство присуще любому разуму, даже если этот разум не желает знать вас. Не обладая схожим строением тел, они не создали ничего похожего на дерево и воду, землю и небо, лопату и пилу, гвоздь и шуруп. Теория и практика рычагов, механического соединения и скрепления различных элементов были для них поразительным открытием. Устройство болта и шайбы увлекало их необычайно. Как первооткрыватели Америки и Африки у дикарей за бусы золото мы могли бы за болты и гайки выменять местные сокровища. Насмешка истории.
   С другой стороны, тела Fad были способны генерировать электричество тонкими наростами спереди, ими же создавать давление, нагревать и даже плавить вещества. Эти передние наросты были способны и к механическим действиям, однако эта функция на газовой планете почти не использовалась. Зато на Линь Цзе Сюй были чрезвычайно развиты сварка, плавка, создание новых структур на молекулярном и атомарном уровне. Мы не достигли ещё такого мастерства, когда атомы словно кирпичики соединялись в столь прочные структуры, что тончайшие материалы выдерживали огромные силы (например, их ракеты и скафандры). Уровень их атомарного строительства отличался от нашего, как прочность рукотворных материалов при постройке дома от прочности природных.
   Общение развивалось, мы надеялись на преодоление отчуждения, но Линь Цзе Сюй не принимала нас, только готовила новые и новые сюрпризы. Однажды, когда я находился вне «Паллады», мне доложили, что Fad приближаются нашествием со всех сторон. Сенсоры крейсера фиксировали, что миллионы и миллионы существ оставляют работу, делятся на группы и огромной массой приближаются к «Палладе». Внутри каждой группы фиксировался интенсивный обмен сигналами, но они не выходили за её пределы; каждое сообщество пульсировало, словно большое сердце. От каждой группы (или это были подразделения?) иногда отделялись одно или два существа и как связные обменивались шифрованными сообщениями с новыми и новыми сообществами, пока не присоединялись к тому или иному. Трубецкому казалось готовится мятеж, Fad вот-вот атакуют нас. Встревоженный голос лейтенанта kosmoejersиto доложил, что наши сопровождающие по очереди посылают зашифрованные сигналы в разные группы, среди которых выявляется смысл «печаль». Опасность мурашками проступила на моём теле. Наши сопровождающие явно жалели наше будущее. Но единственное, что мы сейчас могли сделать, это погибнуть, быть пленёнными и покалеченными на виду корабля. Только беззащитно погибнув мы сможем сообщить, что ничем не спровоцировали насилие. Тогда Трубецкой и Кирия смогут принять верное решение, не теряясь в догадках о наших ошибках.
   Я решился узнать, что происходит. Искорёженный переводом ответ развалился на набор слов: «ощущать, вместе, не вместе, уходит, свои-чужие, ищет себя», иные, совсем новые термины, и понимание, что сопровождающие хотят быть там. Нам предложили удалиться подальше от корабля. Нас явно провоцировали, но я не решился отказаться, – это могло привести к неверным выводам на «Палладе». Мы скользили вслед за ними в этом парообразном мире, удалялись от корабля, подвешенные марионетки под одиноким panzer, и у меня было ощущение, что сейчас туман закончится, и мы выйдем на средневековую площадь казни. Мы скользили, а справа, слева, над нами плавали группы этих существ и свершали свой таинственный ритуал.
   Переговариваясь с проводниками мы выяснили, что целью этих сборищ были совсем не мы, а планета. Они ощущали окружающий мир, как некоторые из нас чувствуют природу. Fad достигали некой гармонии в единстве чувства в окружающему. Потому если какая-то особь диссонировала, она уходила искать подобных себе. Нам трудно понять, что они ощущали в этом мире радиоактивных газов, но очевидно, это было любование красотой.
   То, что мы считали уникальным, человеческим, было присуще и внеземному разуму. Восхитительно! Ни на Сибири, ни на Америке ничего подобного не было.
   Или мы не успели увидеть?
   И всё же, Fad демонстрировали ритуал не случайно. Именно в этот день всё произошло.
   Мы возвращались в плотных облаках по dиrektlaйn с «Паллады», отключив прямой контакт с bиnder, и рассматривали мир человеческими глазами. Туман впереди искрился разноцветной размытой колонной. Огни, словно свет фар, разбитый капельками на стекле или слезами в глазах в мозаику света, были домом. Хотелось поскорее туда влезть, забиться, как в пещеру, как костёр зажечь свет, как в шкуру завернуться в тепло и успокоиться за надёжной стражей. Хотелось поскорее забыть, что под ногами нет земли, что есть только облака, а рядом скользят прозрачные медузы с тёмными нитями внутренних органов и сгустками разума. Хотелось взглянуть в любимые серые глаза и почувствовать горьковатый запах травяных сибирских духов.
   Из тумана всё отчётливее проступал световой контур ветвистого дерева, которым проросла «Паллада» на планете. Уже надо мной сияли опахала ажурных антенн, словно пальмовые листья, уже блестел впереди корпус корабля, металлический, надёжный, прочный, человеческий, озарённый электрическим светом. Картина неуловимо напоминала Новый год, Рождество. Вспомнилось, как я мальчиком в тёмной пустой игровой комнате вытягивал одну за другой тяжёлые коробки с подарками из-под пирамидальной живой ели, освещённой светодиодами на кончиках хвойных иголок и искусственными свечами, заключёнными в стеклянные шары, с дрожащим, как настоящим, пламенем.
   На «Палладе» отключили защитные поля. Уже поднимались переборки, открывая проход нам в человеческую жизнь. И в этот момент я остро почувствовал, как удивительно за одно мгновение перейти из чужого мира на землю, к людям. Я счастливо улыбался, когда нечто легло мне на шею, спину и перевернуло меня; я остался лежать парализованным, всё видел и понимал, бессильный пошевелиться. В душе было нечеловеческое спокойствие, словно кто-то проник в меня и сжал чувства в кулак. Однако уnиforma функционировала и я подключился к bиnder.
   Я видел, как надо мной справа и слева уплывали тела моих спутников, как медленно удаляется корабль, из которого один за другим, словно пчёлы из улья, вылетают kosmoejersиtos. Кометами их тела взмывали вверх, оставляя за собой струи огня. Они отлично понимали, что рискуют взорваться в этой атмосфере, но удача была с ними и они мгновенно выстроились полумесяцем для атаки.
   Над ними пронеслись невиданные аппараты. Они были грубо сделаны для Fad, – ничего подобного на Линь Цзе Сюй мы не видели, и напоминали скорее самолёты прошлых веков: сплошные крылья по бокам и пропеллеры спереди и с хвоста с вертикальным крылом! Звено этих машин прошло на на скорости в 690 километров и несколько солдат, словно напоровшись на преграду рухнули вниз. Звуковые сенсоры были отключены, но грохот взрывов и рёв моторов графиком вырастал в сознании. На «Палладе» погас свет, – светлой стелой она ещё с минуту таяла в сознании, пока не скрылась в пару атмосферы. Вновь появились эти странные машины, но напоролись на ракеты kosmoejersиtos и одна за другой взорвались, вспышками выжигая на сотню метров вокруг себя газовую планету. Уцелевшие от взрывов cолдаты были уже над нами и над невиданными автоматами, мгновенно окружившими нас; овальные тела с объёмом меньше человеческого, с выступом похожим на узкую голову, с шестью рабочими конечностями, сбоку крепившимися к горизонтально расположенному телу. Kosmoejersиtos бесстрашно обрушились вниз, и тотчас стало ясно, что что-то не в порядке. Они опускались медленно, словно продавливали телами встречный ветер, и затем один за другим бессильно повисали. Потоки электромагнитного излучения шли снизу и словно иголки наживляли их одного за другим. Cканеры показывали, что ниже ледяного плато были расположены неизвестные нам устройства, и они, словно осьминоги, держали электромагнитными щупальцами свою добычу. В этом трёхмерном мире под нами плыли наши тюрьмы.
   В теле, пленённом неведомой силой, страха не было, напротив, было удовлетворение от того, как мудро мы предвидели тайны Линь Цзе Сюй. Новые машины, новые роботы, способность парализовать людей и обезоружить линейный крейсер! Очевидно, что теперь конфликта не избежать. Очевидно, что Fad скрывали от нас свой истинный уровень развития, а всё виденное было лишь декорацией. Я был доволен проделанной работой, доволен, что «Паллада» вскрыла их тайну, выполнило миссию и теперь человечество будет предупреждено об опасности.
   Что творилось на «Палладе» я не знал, но был уверен, и это подтвердилось, что экипаж жив, а значит живы Лена, Кирия, Трубецкой, – пленные богатая добыча для разумного существа, необъятная вселенная бесценной информации.
   Моё тело втянуло в щель, как втягивают наши крейсера panzers. В полутора метрах надо мной был потолок. Я уже лежал на полу, когда следом за мной вплыли два шестилапых автомата. Меня тогда потрясла мысль, насколько же мы ничего не знали о Fad, – мы даже не знали, что в их цивилизации может быть пол и потолок! Если мы не знали таких простых вещей, какими вообще знаниями мы обладали об этой цивилизации? Как правы были мы, думал я тогда, установив наблюдение в Системе Жёлтого Дракона.
   За роботами опустилась створка, и стал резко меняться состав воздуха. Через минуту bиnder сообщил, что окружающая среда благоприятна для жизни человека.
   «Не волнуйтесь, мы сейчас снимем с вас униформу», – прозвучало на чистейшем русском языке.
   Русский, откуда на Линь Цзе Сюй русский?
   В kosmoflot все переговоры на Всеязе!

Глава пятнадцатая

   Те секунды разделили мою жизнь, как и моё повествование.
   Всё, что выше – жизнь офицера службы контакта.
   Всё, что ниже – жизнь человека, кого люди считают трусом и предателем.
   Я отдаю себе отчёт, что откровенность, с которой я считаю необходимым описать своё поведение, лишь укрепит позиции моих врагов, даст им факты для обвинения меня в слабости недостойной офицера. Но повторяю, меня не заботят нападки черни.
   Пишу предельно откровенно для психологов, военных, специалистов службы контакта, всех, кто будет работать после, чтобы дать им голый материал для исследования, который я вижу слишком субъективно.
   Пишу предельно откровенно для того, чтобы те невероятные события, непосредственным участником которых волей случая мне довелось стать, грандиозные события, опрокинувшие человеческую цивилизацию, ныне, как камень лишаём обросшие чудовищным количеством небылиц, получили мою оценку.

Глава шестнадцатая

   Ко мне приблизились два робота, – сквозь тёмные, но прозрачные маски на меня смотрели осмысленные взгляды.
   Живые существа! Животные существа! Животные на газовой планете?! Как в романах глубоко в недрах планеты иная жизнь? Чем мы занимались все эти дни в службе контакта?
   С меня стали медленно снимать шлем. Я задержал в груди надёжный воздух. Последний глоток, наполнивший грудь, источался, растекался по телу, наконец, чистый воздух прокис в углекислом газе, духота из живота стала подниматься всё выше, через грудную клетку в горло, в голову. Резко выдохнув я заглотнул новый глоток, – то мгновения я отлично помню, совсем не было страшно, но внутренне напряжение было огромно, – и в эти несколько секунд ничего не произошло. Выдохнул, снова вдохнул, и задышал спокойно.
   Внизу моего тела двигались туши. Ухватившись четырёхпалыми пальцами они стаскивали с меня униформу. Я приподнял голову и увидел свою голую грудь и живот, и тогда уже в мои обнажённые беззащитные уши прозвучало вновь на русском языке: «Не беспокойтесь, вам не причинят вреда. Внутри иной состав воздуха, мы должны помочь вам дышать».
   Откуда же русский? Может быть, это очередной сон, я сейчас проснусь? Или это всё предполётная тренировка? Я лежу на Сибири и переживаю перелёт, Линь Цзе Сюй, нападение Fad? Конечно, это инсценировка! Но какой отличный сценарий! Однако если я в прямом контакте, то как сохранилось собственное, отстранённое сознание? Врачи проследят, чтоб я был полностью погружён. Или полёт жизнь?
   Неожиданно, с ловкостью, которой трудно было ожидать от столь крупного тела, одно из существ нависло надо мной.
   Ко мне приближалась голова в шлеме. Оборвав мои мысли сквозь затемнённое стекло на меня в упор смотрели два животных немигающих глаза. Томительные секунды я и оно, два чужеродных существа, мы смотрели друг другу в глаза в глаза. Взгляд был чужд и непонятен. Не дик, не испуган, не осмыслен, просто чужд. Затем чужой взгляд опустился ниже к моему носу. Я тоже опустил взгляд и тогда увидел, что ниже шевелится что-то живое. Инстинктивно я потянулся закрыться, но руки были плотно прижаты к мягкому полу рогатинами их пальцев. Я стал приподнимать выше голову. Тотчас её обхватили с боков и погрузили затылок во что-то мягкое.
   Я смотрел на большой вытянутый шлем похожий на лошадиную голову, а по краю шлема, прямо у моего подбородка извивались черви. С безымянный палец длиной, тонкие как мизинцы, они то сокращались то распрямлялись. Червяки собрались в две щепотки, удерживая что-то крохотное и красное, а остальные извивались, словно гусеницы на электротестере. И я вспомнил, как проснулся на родной «Палладе» в уютной каюте потрясённый эти видением.
   Сам не ожидая от себя, я закричал и стал вырываться, даже не подумав и не поняв своих действий. Меня укололо под ухом и всё исчезло.

Глава семнадцатая

   Тело очнулось тяжёлым, словно разом одеревенели все мышцы. Тело лежало на животе, погружённое в мягкий пол, оранжевый, жирный на ощупь, словно пропитанный маслом, в мелких порах, как губка. Проваливаясь ладонями, с трудом напрягая чужие мышцы, тело отлепило его от себя и село.
   Я находился в круглой низкой комнате. Встав, коснулся кончиками волос потолка. Как во вспаханную землю ступни погрузились в мягкий пол. Всё вокруг – потолок, на котором остался отпечаток моей ладони, пол, стены, всё было однообразно оранжевое, как атмосфера Линь Цзе Сюй и одинаково мягкое и пористое. Моё тело одели в чёрные шорты и чёрную футболку гладкого, неизвестного мне материала, на ощупь мягкого, но неуловимо чужого, нечеловеческого. Инстинктивно захотелось сорвать одежду, но я не решился остаться голым. Я прогладил тело, выискивая какие-нибудь следящие датчики. Вздрогнув, ладонь застыла под носом. Из ноздрей выпирали твёрдые пупырчатые тела, тёплые, словно живые. Сдерживая выкрик я медленно опустил руку, понимая, что за мной наблюдают. Через секунду часть стены медленно поползла вверх и остановилась. Я смотрел в низкий радугообразный пустой и полутёмный проём слезящимися глазами. Всматриваясь в пустоту я вдруг почувствовал, что в комнате влажно и жарко, наверное, около тридцати градусов, и тогда в проёме появилось чудовище.
   Оно шло на меня. Я пятился к дальней стене с одной мыслю, что сейчас это животное будет рвать меня на части. Переступая шестью мясистыми членистыми лапами, как у паука прикреплёнными с боков, на меня надвигалась тёмно-красная туша освежёванной говядины, густо покрытая жёлтыми прыщами, из которых сочилась с хлюпаньем слизь и покрывала мясо блестящей прозрачной плёнкой. Шесть лап сделали ещё несколько переборов ко мне и разом сложились под осевшее на них туловище. Направленная вперёд голова смотрела на меня снизу-вверх двумя глазами. Под глазами были толстые белые губы в таких же язвах, под ними извивались и тянулись ко мне белые черви. Мне хотелось закрыться руками, они даже взлетели вверх, но поймав испуг, я сложил их на груди.
   Я смотрел в круглые чёрные глаза, которые по очереди закатывались вверх, словно прокручивали шар, показывая голубую подкладку, и вновь вываливались чёрными зрачками на меня. Я чувствовал лёгкий, но неприятный запах, ни на что не похожий, но тошнотворный.
   Существо затрещало, как трещит разряд электричества, и в комнате зазвучала чистая русская речь, неестественно чётко и правильно произносимая, как никогда не говорят люди, краткая, без вводных слов и лишних предлогов, привычных оборотов и междометий, которыми мы засоряем речь: «Знаю неприятен запах, потерпите недолго. Вы Афанасий Разумнов начальник службы контакта линейного крейсера сибирского флота. Вы пленник. Здоровью нет угрозы. Я не робот, не Fad, живое существо иного вида. Мы с планеты за сотни парсеков от Линь Цзе Сюй. Вы пленник. Глаза будут слезиться. В носу устройство позволяет дышать. Необходимое произносите вслух. Испражнения впитает пол».
   Существо неожиданно ловко поднялось, развернулось и быстро выбежало в полутьму, за ним опустилась стена.
   Если моё сознание было свободно, всё происходило наяву, инопланетянин говорил правду, то необъяснимые сомнения, так долго мучавшие меня, получали объяснение. Стали ясны и след межзвёздного шага в системе Жёлтого Дракона (только в надпространстве преодолеть сотни парсеков), и подозрения на чуждый Fad космодром из отчёта, и самолёты с пропеллерами, эта комната с потолком и полом на газовой планете, и загадочные исчезновения кораблей, иначе откуда они знали русский, знали что будут слезиться глаза, что запах неприятен.
   Что же будет с нами, с Леной, с экипажем. «Экипаж жив, экипаж жив?», – закричал я вслух. В стене у пола приоткрылась щель, из неё выехал поднос с посудой. На тарелках и чашках kosmoflot, с которых мы ели на крейсере, лежал типовой обед, только по краю тарелок было выдавлено не «Pallada», а «Stиlуs». Так назывался дальний разведчик kosmoflot Земли пропавший в прошлом году.
   Мне представился огромный многоэтажный корабль, где за мягкими стенами переставляли членистые лапы тёмно-красные существа, блестящие слизью, и где в таких же камерах сидят Лена, Трубецкой, весь наш экипаж. Представить это было страшно, и лицо спряталось в ладонях.
   На следующий день я проснулся на мягком оранжевом полу, в полумраке, в той же круглой комнате, и слезящиеся глаза сами заплакали. Начиная с этого утра, когда я окончательно поверил своим чувствам, когда душа ощутила, как далеко родина, недостижима твёрдая земля, вода, люди, сибирские поля, мои дети, я уже был не способен размышлять о стратегии этих ужасных тварей, о Линь Цзе Сюй, судьбе человечества и своём долге исследователя и офицера.
   Первобытный ужас подавил меня.
   Осознание, что я во власти инородных существ, ощущение чуждости всего, что окружало меня, парализовало душу, как обезболивающее. Не было ни мыслей ни чувств. Ничего я не делал по воле, тело выживало само. Один день возвращался вновь и вновь. Я лежал и смотрел в стену, я закрывал глаза, чтоб не видеть этой пористой стены, я беспричинно плакал и наплакавшись засыпал; просыпался, чтоб открыть глаза в чужой мир и хоть на мгновения размыть его невыносимую реальность слезами; я лежал, закрыв глаза и по собачьи скулил и тихо выл, и от воя становилось легче; иногда в моё тело словно подавали энергию, и я бегал на четвереньках по мягкому полу, ударяясь лицом, головой плечами в мягкие стены, падал, вскакивал на четыре лапы и бегал всё быстрее и быстрее, пока не избавлялся от сил и не погружался в хлебный пол, тяжёло дыша.
   Моё животное существование длилось неделями.

Глава восемнадцатая

   Хозяева зверька, в которого я превратился, заботились обо мне. Сейчас мне очевидно, что они разработали целую программу по воскрешению моего сознания. Они включали музыку. Они наполняли мягкую камеру запахами земных трав, фруктов, цветов. Они передавали мне человеческие предметы, с которыми я забавлялся, как с игрушками. Подавали можно сказать даже изысканные кушанья на привычной флотской посуде.
   Мало-помалу я стал замечать и запахи и звуки, даже испытывать нечто отдалённо похожее на радость, как еле слышный шёпот, при виде еды.
   В день эксперимента звучали фортепьянные пьесы Глинки. Пахло свежим сеном и горьковатым запахом полевой ромашки. На подносе стоял завтрак. В блестящем кофейнике с рубленными гранями плавали оранжевые стены и кривлялось моё лицо. На тарелке нарезанные пластинами мясо и сыр, ржаной и пшеничный хлеб.
   Четырёхпалые красные лапы блестящие слизью касались еды. Рвота всплеском обожгла горло. Хотелось забиться куда-нибудь, не видеть этого завтрака, не слышать чудовищные здесь ноктюрны, не помнить, что где-то есть поле, лес, река, голубое небо и прочная земля. Скорее заснуть, ничего не чувствовать и не видеть, чтоб время жизни проходило.
   Равнодушный завтрак. Туалет у стены. Пол впитывает испражнения и запах. Равнодушно подумалось, что он когда-нибудь всосёт и моё тело.
   Поток тёплой воды полился с потолка, бесследно исчезая в тёплом полу. Горячий ветер высушил тело, я оделся, и тотчас раскрылась стена. На шести лапах стояла красная туша, блестящая слизью. Чёрные зрачки изучали меня. Толстые белые губы расползлись в глазах и потекли тёплыми слезами по лицу. Что-то внутри меня надеялось увидеть иное!
   Сгорбившись под низким потолком я шёл по коридору, оставляя за собой следы босых ступней.
   Я вошёл в тесное круглое помещение под матовым куполом. Подчиняясь словам, спокойно лёг на пол. Над моим лицом красные вытянутые морды, приоткрыты белые слюнявые губы, под губами шевелятся черви. Я спокоен. Если станут рвать моё лицо, я не стану сопротивляться, так смерть придёт быстрее. Пусть знают, как умеют умирать офицеры kosmoflot. Укол в шею, затем в спину между лопаток, ещё раз в спину над поясницей. Чёрные глаза приблизились со всех сторон, словно затягивалось вокруг меня ожерелье. Я чувствовал тошнотворный запах, крупные глаза, казалось, выпадут мне на лицо, но я смотрел и смотрел в эти глаза уже уничтожившие мой страх, – я хотел почувствовать собственную смерть.

Глава девятнадцатая

   Через стекло balkon в меня входил космос, в тело входила робость, которую не изгнать никакими упражнениями, никакими внушениями. В памяти лица друзей, пейзажи родины. Так далеко от дома, так близко к смерти. Показалась планета. Она росла толчками, пульсировала, и страх сильным потом пробирался наружу. Освободившись от креплений я пошёл по рубке, с удовольствием ощущая тесные стены и близкий, надёжный потолок. Включились ароматизаторы, подул тёплый влажный воздух, я прикрыл душистыми лепестками глаза, и жил, жил, как наяву на родине.
   В «Отважном – 147» было тихо и сумрачно. Ещё немного пахло домом и хотелось спать. Но из приятной тьмы космоса опасно пульсировали звёзды. Снизу, красным глазом в голубых сосудах смотрела планета. Может быть, где-то рядом тело космоса уже проткнул смертельный клюв боевой ракеты. Не даром корабль разбудил ото сна. На экране монитора темнело сообщение. Я подключился к «Отважному-147»: замечено приближение вражеской эскадры к поясу астероидов у «Z-32», приказано выявить силы противника и вызвать подкрепление с планеты «Героев первой обороны». Я проложил маршрут. Страх заснуть в смерть разогнал усталость. Мои губы вжались в пищевую присоску, тело наполнила тёплая каша. После еды полежал несколько минут с закрытыми глазами, но не выходил из прямого контакта с кораблём. Затем встал, проверил вооружение и боезапас, энергию батарей активной защиты, рассчитал точки выброса spaй, сверился с картой расстановки разведывательных spуtniks и астероидных станций, активизировал несколько защитных и манёвренных программ и вышел из прямого контакта.
   За несколько миллионов километров до пояса астероидов со станций слежения на борт потекла информация, но я всё выжидал, доверял bиnder анализировать её, выигрывал минуты для боя. Но чем ближе к астероидам, тем опаснее было находиться без прямого соединения с кораблём, в любую минуту мог начаться бой, и секунды на принятие решения окажутся роковыми. Войдя в прямой контакт, я приказал просматривать в автономном режиме всю информацию, сообщать только о нарушениях в работе станций.
   На первый взгляд всё было спокойно, – несколько раз приближались и удалялись корабли противника, довольно далеко было несколько разрывов пространства. Однако в работе нескольких spуtnиks и станций слежения были мгновенные сбои. Я отправил сообщение на базу и медленно, стараясь держаться как можно ближе к поверхности астероидов, подавив почти все импульсы, выдающие присутствие «Отважного-147», двинулся вперёд. Вероятнее всего прерывание сигнала было обусловлено помехами или неисправностью, но если действительная информация была перехвачена, а безмятежные сообщения продиктованы врагом, то здесь мог уже разместится целый ударный флот, против которого у меня нет ни единого шанса.
   Замедленная bиnder, по сознаю протекала поверхность астероида ноздреватым каменистым полем. Хотелось спрятаться в одной из многокилометровых нор, погасить огни, выключить двигатели и сидеть в надёжной темноте, из засады ждать врага, расставив электронные ловушки. Но «Отважный – 147» патрульный, его задача обнаружить противника, подставиться под удар, погибнуть, чтоб не погибли тысячи пилотов и солдат, чтоб не рухнула оборона на многих парсеках.
   Корабль медленно подплывал к первой из подозрительных станций слежения. Тело уже затекло в неподвижности, мозг утомился в прямой связи, словно сердце, прокачивая сквозь себя информацию, эту кровь войны, сок жизни. Хорошо было бы отключиться на пару часов, пробежаться по отсекам, покушать, вздремнуть. Но время уже было рассчитано неверно, и сейчас, когда опасность возросла, смертельно выходить из прямого контакта. Хотя через час всё разрешится само собой, – нужно будет или отключиться от «Отважного – 147», или он сделается неуправляемым, когда я исчерпаю силы для разумного контроля собственного сознания.
   Вспомнились проекты парного патрулирования, когда корабли, сменяя друг друга, резко повышали процент выживания. Но теоретики утверждали, что в парном взаимодействии уровень опасности и ответственности уменьшается, соответственно уменьшается и использование внутренних сил организма пилота, не прилагаются экстремальные усилия, потому общая боеспособность флота падает.
   Приближение к станции наполняло рот слюной, которая вытекала и капала с губ. Сбрасывая и сбрасывая скорость «Отважный-147» подходил к семидесяти километровому в диаметре астероиду. Деактивируя защитное поле со стороны balkon, я почувствовал, как деревенеют мышцы и снова наполнятся слюной рот; если на астероиде вражеский пост, лёгкий катер или одиночный солдат в тяжёлом скафандре, то внезапный выстрел даже из ручного автомата означает смерть.
   Но иначе невозможно тщательно изучить станцию слежения, заметить малейшие царапины, сколы, оплавленные двигателями камень и металл. «Отважный – 147» завис, медленно вращаясь вместе с астероидом. Двигатели работали на полную мощь, но энергия, направленная по разным векторам, удерживала в неподвижности огромную машину. Уменьшение мощности означало замедление манёвра и при внезапном нападении гибель. Я отстрелил за борт пару spaй, выигрывая секунды, на которые их сигнал опередит ракету, и погрузился в данные, что сканировались с поверхности.
   Просочившись через bиnder корабля в сознании горбилась на дырявой поверхности станция слежения. Корабельный сканер изучал каждый сантиметр станции и астероида. Однако если высадка была произведена аккуратно, то царапины и сколы могли легко удалить, и только по внешнему виду уже не опознать, что сигнал был заблокирован, и уже несколько дней отправляется искажённая действительность. Из шара сканера выросли четыре пальца и прижались к металлу станции. В сознание потекла информация: «сектор без изменений, сектор без изменений, сектор без изменений, глубокая царапина у ретранслятора, ещё царапина, следы сварки, ещё царапина! Выстрел! – корабль вниз!» Но пока неслись из сознания в bиnder мои приказы, «Отважный-147» уже взмыл вверх, закрылся защитными полями, отстреливая за корму ловушки энергии. Через мгновение корабль тряхнуло, – астероид, представленный кормовыми камерами и уложенный в сознании блестящим овальным слитком, разорвался на осколки.
   Я и «Отважный-147», мы слились в единый организм, мы стали тем, ради чего работали поколения учёных, на что ушли годы труда и жизни пилотов, – могущественной машиной смерти.
   Рассчитать траекторию вражеского выстрела, определить месторасположение противника, установить тип поражающего заряда, отправить сообщение о бое, – «Отважный – 147» выполнял приказы в те же мгновения, как отдавал их мозг.
   Стреляла засадная лазерная пушка с одного из камней. Заряд большой мощности был нацелен километров на десять ниже астероида, – инстинкт спрятаться, «зарыться вниз» был осознан врагом и точно просчитан. Но именно потому ещё заранее было задано решение на внезапную атаку; корабль, обманув ожидания, вопреки моему приказу, выполняя заданный спасительный манёвр, прыгнул вверх.
   Поднявшись над поясом астероидов я выпустил одну за другой ракеты параллельным курсом. Пушка, сверх ожидания, прикрывалась зенитными автоматами, расстрелявшими их ещё вне защитного поля. Разрушительная волна взрывов неслась к кораблю, потому выпустив ещё ракеты по уточнённой глиссаде, огибающей облако расплавленной плазмы, «Отважный-147» на максимальной скорости совершил манёвр уклонения. Как и следовало ожидать от близкого разрыва последней ракеты защитное поле схлопнулось, пушку разнесло, вырвав кусок ледяной глыбы.
   В яркое мгновение победы, вспыхнувшее за кормой, появились они.
   Три сторожевика и крупное судно с экипажем, наверное, под сотню, с мощным вооружением и защитой. Именно оно устанавливало посты наблюдения, обустраивало позиции автоматических пушек, именно его уничтожение значимо для сражения, три малых лишь охрана.
   Выиграв секунды за счёт лучшей системы обнаружения «Отважный – 147», скользя между астероидами, за девятнадцать тысяч километров открыл шквальный огонь. В мозгу графиками опускалась энергия лазерных пушек, по ступенькам скакал вниз боезапас ракет, с высоты соскользнул и остановился на нуле арсенал электронных ловушек, которые мешают корректному наведению зенитных антиракет.
   Пространство между нами слилось в плазменные озёра над которыми бушевали электромагнитные бури. Слишком поздно выстроило свою оборону судно. Первые ракеты, первые выстрелы лазерных пушек разорвались близко от его защитного поля, не успевшего выйти на полную мощность. Потоки энергии твёрдыми пальцами в мягкую землю прошли сквозь энергетические щиты. Я же стрелял и стрелял, добивая новыми разрывами врага, двигаясь над ним по параболе, скрываясь за разрывами от трёх кораблей, что летели где-то подо мной.
   «Отважный-147» достиг зенита, пролетая над солнцем гибельной вспышки. Приборы разом ослепли, я наугад бросил корабль в сторону, в пояс астероидов, чувствуя необъятное счастье, что сгинуло это могучее судно, способное в одиночку пробить брешь в нашей обороне! Постепенно сканеры прозрели; на смену засвеченным и сгоревшим матрицам установлены новые; вместо оранжевого солнца взрыва в сознании вновь обломки больших и малых глыб, туман газов, и мелькнувший малый сторожевик. Его пилот был опытным воином, он пытался уйти вниз, в бедную атмосферу красной планеты, выставляя за собой рубеж за рубежом защитные поля. Но не один из их малых кораблей ещё не мог сдержать нашего полного залпа. Он развалился уже над планетой, вызывая пожар и взрывы атмосферных газов.
   «Отважный-147» вновь набирал скорость, меняя произвольно направления, – двигаться в одной плоскости или с постоянной скоростью в сражении значило то же, что остановиться бегущему от погони.
   Корабль содрогнулся от близких разрывов одновременно с информацией о ракетной атаке. Как погибший пилот я бросился к планете, отстреливая за собой ловушки энергии, выпуская один за другим spaй, надеясь установить источник атаки, но один за другим они разрывались, как только выходили за защитное поле. Пронзило осознание, что погибший сторожевик был приманкой, на которую меня поймал второй пилот, словно выманил из укрытия на свет. Напряжение энергетических щитов падало. Корабль мчался, выжимая всю скорость. Ненужно подумалось, что если бы учёные научись в любой момент уходить в надпространство, то я бы спасся. На поверхности планеты проявились точки, стали расти и приближаться ко мне. Подумалось, что эти точки вражеские корабли, и тот час они материализовались в огромный вражеский флот. Я бешено выстреливал, выстреливал ракеты, лазерные заряды. В прицелы попадали один, другой, третий корабль, они взрывались, брызгами разлетались обломки, я стрелял, рот наполняла слюна, стекала под моё тело, корабли взрывались, взрывались, я летел невредим сквозь разноцветные комья разрывов, а огромный флот наплывал, наплывал на меня, словно хотел взять в плен, не отвечая, не стреляя, не сопротивляясь, будто стадо перед хищником. И перед глазами пошли стада по бескрайней равнине, погружаясь конечностями в мягкую, тёплую, сытную почву. Кто-то зарывался в уютную землю, грелся, собирая губами вкусных личинок, нежно сжимая их плотные тельца, чтобы прежде чем проглотить, ощутить нежный вкус их сока. Спину припекало, усталые мышцы расслаблялись, тело увлажнялось, хотелось нежиться в тёплой и жирной земле ещё и ещё.
   Я стал подниматься. Подо мной оставалась моя блестящая тёмно-красная спина в синих сосудах и жёлтых прыщах. Я поднимался выше, и появлялись мои конечности, шесть лап растопыренные в стороны, пальцы, погружённые в управляющие норы. Я поднимался ещё выше, и появился мой алый затылок, вытянутые вперёд белые губы, пузырящие желтую пену, появился круг центрального поста, по которому я бегал вдоль низких стен.
   Смердило невыносимо. Ужас всходил медленно, как рассвет в ночном небе. Вспомнив о теле раскрыл глаза, боясь увидеть толстую освежёванную тушу в синих рубцах сосудов, но увидел своё, человеческое тело, которое всё, грудь, живот, бёдра были залито рвотными массами. На меня смотрели большие на выкате глаза, под ними жевали толстые белые губы. Стало тошнить, но горло только больно сжали горячие спазмы. Четыре пальца в прозрачных перчатках схватили меня за кисть и потянув, посадили.
   Мне сообщили, что завтра, если у меня будут силы и желание, мы побеседуем, и отправили в каюту.

Глава двадцатая

   Как ни печально для нас, к началу войны только единицы пленных знали о существовании Kashе [7 - Имя kashе – тот кто таится – придумал земной журналист Эль Бахри и использовал в аналитической статье о поражении человечества. Термин Всеяза kashе произрастает из французского корня cashe – потаённый, secashe – таиться и точно определяет одну из главных черт победителей, которыхмы, побеждённые, не видим на наших планетах.]. Они же прекрасно изучили и психологию и физиологию человека. В экспериментах на сотнях погибших пленных они поняли, что наше сознание, оберегая разум, в зловещие моменты закрывается, как закрываются створки раковины, спасая моллюска. Kashе позволили моей душе пережить потрясение, укрыться от мира, а затем медленно-медленно стали выманивать её наружу, привлекая то музыкой, то едой, то такими драгоценными там, близкими с детства и на всю жизнь предметами, как кружка, чашка, ложка. К тому моменту, когда они подключили меня к аналогу нашего bиnder, ввели в прямой контакт, чтобы я пережил предсмертные часы одного из их пилотов, почувствовал и понял, что между нами пропасть, но она преодолима, к этому дню моё сознание уже было готово принять эту информацию.
   Тот день явился переломным. Меня отключили от прямого контакта с ужасом. Как у больного, слили заражённую кровь, заменив её свежей.
   Монстры изнутри оказались схожи с человеком. Теперь вместо угрозы моей жизни я видел в них предмет исследования.
   До сих пор наше восприятие Kashе искажено поражением. Ниже я попытаюсь кратко описать, что мне удалось узнать о них, попытаться отыскать не только в нас, но и в них причины катастрофы.
   Познание победителя грядущей победы залог.
   Месторасположение и точное описание условий родной планеты Kashе скрывают, как и другие знания, опасные для их безопасности. Известно, что домашняя планета населена и сейчас, на ней проживает порядка 17 миллиардов особей, однако насколько точна сообщённая мне цифра неизвестно. Климат на планете жаркий и влажный, средняя температура дня порядка сорока градусов, ночи тридцати. Всего десятиградусная разница температур, отсутствие упоминаний о временах года, скорее всего означает, что солнце в системе одно, уже не молодое, а температура недр планеты довольна высока. Сила гравитации несколько меньше земной. Плотность атмосферы примерно 1,143 з (земной). Человеку на планете однозначно не достанет кислорода, возможно, иных элементов, – мне для нормального дыхания на корабле, как позже выяснилось, был имплантирован биологический организм, специально выращенный и испытанный на первых пленных, который обогащал вдыхаемый воздух.
   Флора и фауна планеты чрезвычайно богата, и Kashе были лишь одним из видов животных её населявших. Зарождение их цивилизации, как и нашей, загадочно. Общепринята гипотеза, что их предки жили на поверхности, а также в норах и тоннелях, в верхнем почвенном слое, питались побегами и корнями растений, мелкими существами, которые находились примерно в центре равнобедренного треугольника змеи-черви-насекомые (в пережитом мной эпизоде поименованы «личинками»). Их природными врагами были крупные, быстрые существа, которые охотились на них с помощью специального органа, светящегося на конце, типа клюва или иглы, которым высасывали из них жизненные соки, оставляя груду сухого мяса и костей. Именно с этим я связываю пережитый пилотом инстинктивный страх пульсирующего света, его неосознанное желание спрятаться от опасности, а изначально зарыться в нору, где не достанет клюв хищника.
   Предполагается, что в какой-то период времени влияние внешних условий привело к увеличению численности Kashе, как следствие, к недостатку пищи, борьбе за выживание и, наконец, активировало имманентно присущую способность творить, или явилось началом формирования такой способности. Далее, уже гораздо определённее фиксируются новые вызовы: похолодание, борьба с природным врагом, новое истощение запасов пищи.
   Мне было удивительно узнать, что их природный враг и до сих пор живёт на планете. Более того, до сих пор осуществляется своеобразный ритуал, когда после смерти ещё свежие трупы Kashе не сжигаются, но доставляются кормом для этих животных. Удивительное осознание уникальности не особи (до сих пор Kashе потребляют в пищу и выращенных и живущих в природе животных), но вида. Забота о существовании своих природных врагов. Любопытно сравнить с человеком, с тупостью истребившим не только врагов, но даже виды, которые являлись элементами его пищевой цепочки.
   Для выживания Kashе держались довольно большими группами, целыми колониями. Kashе двуполы, но вопросы связей между полами не занимают важного места в их общественных отношениях. Половой акт у Kashе не сопровождается особыми ощущениями, и в отличие от человека, они не подходят к нему избирательно; в определённые фазы жизнедеятельности организма он происходит, примерно как у земных животных. Потомство их, в отличие от нашего, не носит явно выраженных родительских признаков, – в процессе созревания родительские клетки мутируют, ребёнок в очень малой степени является генным продолжением родителей. Роды проходят легко и безболезненно, процесс физиологического и социального взросления происходит очень быстро, уже через год новорождённый способен сам обеспечивать себя пищей и принимать осознанные решения. Всё вышеперечисленное обусловило отсутствие каких-либо кровнородственных и семейных связей в обществе. Основными связями между особями являются дружеские, основанные на взаимном интересе, взаимном притяжении, именно на них расходуется значительная часть творческой энергии и чувств.
   Соответственно, наряду с природой, эта дружба-любовь является основной темой их творчества. Музыки, как таковой, у Kashе не существует. По всей вероятности это связано с тем, что слух их слаб, ограничен узким диапазоном частот (предположительно – на протяжении всего срока взаимодействия они тщательно скрывали возможности своих организмов). Зато изобразительные, декорационные искусства процветают необычайно, вплоть до того, что пилотам позволяется при создании кораблей участвовать в их внутреннем оформлении, не только чтобы в полёте он чувствовал себя уютно, но и для развития творческого начала в каждом. Kashе декларируют, что личность творчески неразвитая ущербна, ограничиваясь умом, она не познаёт вселенную чувством и интуицией, полностью не использует заложенный потенциал. Интересное мнение с учётом того, что мы в своём развитии формируем человека-функцию, ограничивая его стремления и желания правилами общежития.
   Отсутствие значимого разделения полов, всей совокупности сексуальных и семейных отношений повышали активность особей в обществе. С наступлением космической эры, когда сильных личностей не хватало на разрешение всех задач, ими была осознана необходимость максимально полного воплощения способностей каждого, что привело к расширению личного и общественного сознания. (Опять-таки интересно сравнить с человеческим обществом, базирующемся на принципах конкуренции и выживании сильнейшего, который, как правило, не лучший, основанном не на развитии потенциальных способностей, а на приспособлении личности к существующей модели мира). Теперь каждый условный «крестьянин» и «повар» на домашней планете, участвуя в общественной жизни, осознавал, что является частью не только огромной и могучей, но и беззащитной перед вселенной цивилизации. В Kashе присутствовало изначально, но в космическую эру было развито чёткое осознание цены личного поступка, понимание возведения этой цены в степень в жизни общественной. У них бытует образ, что любой их акт или мысль в жизни общественной приумножается, как поток света, сфокусированный химическим стеклом, приобретает режущую силу.
   Вера в огромные возможности личности и осознание коллективной ответственности за действия их вида позволили Kashе развиваться стремительно. Например, изначально тело средней особи могло находиться в прямом контакте не более получаса (мы начинали с полутора), а теперь наши возможности сравнялись.
   Их космическая жизнь несравненно богаче человеческой. Не имея тысячелетних морских традиций по сколачиванию экипажей, формированию эскадр, следуя стратегии развития индивидуума, Kashе создали флот из одно-двухместных кораблей. Наверное на их доктрину kosmoflot оказал воздействие и обострённый страх гибели вида им присущий; определённо, миллионы хорошо вооружённых одноместных судов сильнее десятков тысяч (хоть и дороже), а потеря пилота не равна потере экипажа. Вообще для меня очевидно, что Kashе вид более трусливый, чем человек. Скорее всего, это обусловлено тем, что тысячи лет они были не охотниками, но жертвами, искали не победные решения, но спасительные.
   Эта же осторожность привела и к тому, что Kashе вряд ли освоили больше космических пространств, чем человек, хотя извлечённый объём знаний значительно превысил наш. Для них каждая новая планетарная система была и богатством и опасностью одновременно. Они исходили из того, что любая форма жизни, любая планета, это огромный объём знаний, использование которых ресурс их цивилизации. Мы же в своей космической жизни, как и в земной, влекомые жадностью к впечатлениям, стремились объять пространство. Сейчас очевидно, что четырёх населённых планет человечеству хватит на тысячу-полторы лет. Но ещё до войны официально утверждалось, что население растёт (а вместе с ним и гордость), потому уже через сто лет «наиболее насущным вопросом на повестке дня станет вопрос открытия новой планеты пригодной для жизни человека». Kashе исследовали космос медленнее, но тщательнее и осторожнее.
   Численность населения Kashе охраняемый секрет, но мне представляется на основе косвенных данных, что кроме материнской они занимают всего лишь одну планету. Столь малое расселение обусловлено, с одной стороны, бесспорно, их осторожностью, с другой, редкостью жизненных условий, и, наконец, повышенным вниманием в эндемичным видам. Менее всего я желаю восхвалять наших врагов, тем самым давая лишний повод людям упрекнуть меня в предательстве, но ничего похожего на убийство Леса на Сибири, разумных существ на Америке, или полного истребления земными растениями флоры Азии, Kashе не совершили. Мне сообщалось, что в некоторых случаях, не желая нарушать генезис местных видов, они ограничивались малыми колониями в 3—7 миллиона существ, которые, как очевидно, не обеспечат выживание цивилизации и являются лишь форпостами. Зато их политика по освоению Вселенной, которая кому-то может показаться слишком робкой, создала беспримерный проект по переустройству планетарной жизни.
   Больше сотни лет назад Kashе выбрали ненаселённую живыми организмами планету, чтобы сотворить на ней свой мир. Нужные гравитация и атмосферное давление, при не пригодном для жизни воздухе и низкой температуре были основой этого грандиозного проекта. Начинали они со строительства крупных поселений под куполами и распространения простейших организмов и бактерий, которые явились лишь основой для новых и новых бактерий и организмов, что постепенно должны были перетворить атмосферу и землю планеты в их новый дом. Этот проект даёт им огромное, совершенно неожиданное для них богатство знаний. Например, на основе работ по постепенному изменению состава почвы и использованию микроорганизмов и растений, им удалось на собственных планетах увеличить урожайность. Путём исследования минералов планеты разработать новые способы расщепления кремния и так далее. Они утверждают, что сейчас под защитой куполов живут несколько сотен миллионов особей. Пройдут ещё сотни лет, прежде чем Kashе свободно вздохнут созданный ими воздух, ступят на созданную ими почву, но уже сейчас там идут дожди, и кое-где уже появились сложные растения. Яркое воплощение подвижнической идеи, сформулированной духовно богатыми, творчески одарёнными существами, которых большинство побеждённых ими людей продолжает считать чем-то вроде ловких животных, которые хитростью и огромным числом сумели победить человечество на короткое время. Чудовищно, что большинство людей считают Kashе животными потому, что они не носят одежд, не живут семьями, не заботятся о детях, и везде справляют естественные потребности. Первобытная неспособность переосмыслить предрассудки, переосмыслить ложные критерии разумности и понять сущность. А ведь именно сознание большинства господствует в общечеловеческом сознании, именно мнение большинства основа общечеловеческих решений.
   Тех самых решений, которые позволили нас поработить.

Глава двадцать первая

   Итак¸ я вошёл в контакт с Kashе. Они сообщали знания о своей цивилизации, я о своей. До сих пор меня обвиняют в раскрытии тайн kosmoflot и terrafors Сибири, которые, как считают мои недруги, помогли нанести нам поражение. Но в общении мы почти не касались военных тем; они не выспрашивали меня о силе и вооружении человека, однако и о своих говорили мало, давая только общее представление. Победоносные знания они получили задолго до пленения «Паллады», хотя и сравнительно недавно. Ещё несколько лет назад они не знали о нашем существовании. За какое-то время до нас Kashе проникли в систему Жёлтого Дракона. Две цивилизации установили общение и оговорили его условия. Линь Цзе Сюй поразила их не меньше, чем поразила человека. У Kashе как и у нас господствовала теория зарождения и развития разума как функции выживания, приспособления живого организма, его ответа на вызов внешней среды. Природные враги и природные катаклизмы по этим теориям стимулировали появление и развитие разума. А Линь Цзе Сюй опровергала теории. Разум Fad сформировался на планете без врагов, в идеальной среде обитания, избегнув противостояния между существами, образовавшими симбиоз их тела. Человек не ошибался в своих выводах; цивилизация Жёлтого Дракона действительно не знала оружия, ещё не освоила выход в надпространство, не достигла пределов своей галактики. Kashе, как и мы, животные существа, и их, как и нас, восхищали достижения жителей Линь Цзе Сюй в плавке, атомарном строительстве, перемещении газов, потому сотрудничество двух цивилизаций активно развивалось, когда появилась космическая лаборатория «Фа Сянь».
   Kashе проследили примерный путь «Фа Сянь» и открыли Азию. С тех пор они изучали нас. Конечно, им нужны были живые люди для исследования. Выискивая в noosfera драгоценные знания о движениях одиночных кораблей, они готовили ловушки и захватывали экипажи. Самой ценной добычей был корвет с Азии. Разведчики выловили в море информации планеты драгоценную добычу – состав, сроки и пункт назначения одной из сотен экспедиций. Потому на исследуемой планете корвет уже ждал засадный флот и станция konterrиtorиo. Корвет, что опустился на планету, как руками был схвачен сильнейшим электромагнитным полем станции. Поисковые партии мгновенно оказались в плену. Экипаж держался неделю. Но как медленно слабели защитные поля корабля, медленно слабел и дух экипажа, истощаемый обещаниями жизни и мирного сосуществования (вероломно, по человеческим меркам, нарушенными).
   Так или иначе были захвачены команды девяти судов.
   Но основную информацию о жизнедеятельности, технологиях и размерах ойкуmena Kashе получали непосредственно с человеческих планет. В хвостах комет, на искусственных метеоритах сотни станций слежения словно пчёлы собирали вкусный мёд человеческого знания и несли его в соты кораблей. Их разведчики, прячась от случайных встреч, совершали выходы из надпространства как можно ближе к звёздам или огромным планетам. Десятки пилотов сгорели и разбились, но другие тысячи, замаскированные под космический мусор, летали в человеческих системах, оставляли spaй на планетах и спутниках, которые мы считали прихожей дома [8 - Тогда для меня было важно и лестно узнать, что я сумел сопоставить факты и увидеть мутацию привычной жизни oйkуmena, разглядеть след Kashe. Теперь важно предчувствие. Как душа взволновалась, сумев ощутить приближение катастрофы? Как мог возникнуть сон с образами Kashе, если ничегораньше подобного я не видел и не мог видеть?.]. Как чёрная дыра втягивает солнце, они втянули в себя огромные знания из nооsfera, получив доступ к зафиксированному общечеловеческому знанию – истории. Захватывая пленных, они исследовали не только тело, но и глубины нашего сознания. Они решили, что человек разумен и опасен. Так было на Земле, так стало в космосе. На родной планете человек истребил множество беззащитных видов, но входя в чужие дома, человек не желал понимать хозяев, он убивал их. Мы, кто за тысячи лет научились воспринимать друг друга по внешней красоте, видим в любом непривычном образе уродство. Любые действия, от которых человек страдает, считаем угрозой. Наша цивилизация, которая строится на гуманистической посылке, что человек лучший носитель для разума, – для них порочна. Цивилизация землян, словно ядовитый газ покрывает новые и новые пространства, выживает из них мешающую жизнь и эксплуатирует богатства. Kashе просчитали, что при встрече наших миров конфликт возможен, а при победе человечества их цивилизация будет надолго остановлена в развитии, а может быть и уничтожена. Kashе не желали рисковать, ожидая будущее. Потому когда наш флот вошёл в Систему Жёлтого Дракона, им оставалось лишь сдать экзамен по человеку. Kashе утверждали (возможно лживо), что если бы мы подчинились воле слабейшего и оставили Линь Цзе Сюй, то экзаменуемый бы повалился, и рано или поздно они пошли бы на контакт с человеком.
   Знать бы где упадёшь, соломки б подстелил.
   Когда наш флот уходил от Линь Цзе Сюй, они готовились к войне и настраивали против нас Fad. Именно из-за их влияния у Fad появилось немыслимое для мирных существ чувство опасения.
   Я просил показать, как они извлекали из нас знания и что стало с пленными с захваченных судов и «Паллады». Мне показали как людей резали, били током, глушили децибелами, душили губительными смесями, морозили, сжигали, травили пищей, гноили невидимыми бактериями и вирусами. В судорогах бились передо мной человеческие клетки, расчленялись прочные цепи ДНК и вновь соединялись, чтоб воплотиться в почти бесформенные комья мяса, в младенцев с огромными головами и крохотными пиявками зачаточных ручек и ножек.
   Восемь тел лежало в ряд. Над каждым, расставив изогнутые под тяжестью конечности, нависала алая туша. Изображение приблизилось к первой паре. Kashе облепляла прозрачная плёнка (мясо в вакуумной упаковке). В полупрозрачных щупальцах под нижней губой шевелился какой-то мелкий предмет. Возникло лицо женщины; вдоль волос, затем вниз через лоб, затем посредине носа, справа ото рта, вниз до подбородка, вдоль по скуле, затем вверх мимо уха до волос поползла линия. С пола поднялась лапа, красная, прыщавая лапа, блестящая чистой прозрачной плёнкой, и подцепив четырьмя пальцами кожу на скуле, стала кожу отрывать. Шупальцы под губой шевелились, подрезая невидимым лучом соединительную ткань кожаной маски.
   Я смотрел, как по очереди, одно за другим разбирались, словно конструктор, человеческие тела. Лопалась кожа, вынимались органы, что иногда нарезались, как к столу, тонкими ломтями, или в них вырезали отверстия, словно для начинки. Но ни чувства отвращения, ни ярости к этим существам рядом со мной, что мучили живых людей и расчленяли их трупы, не возникало. Очевидно, что они действовали как любое разумное существо в указанных обстоятельствах. Но ужас, необъяснимый ужас, который не осознавался, но жил в каждой клеточке моего тела, запрятанный тысячами поколений, погасил моё сознание. Очнулся я уже у себя.
   Смешно. Я написал «у себя» и понял, где тогда был мой дом.
   Мне страшно вспоминать, каким ещё мучениями и пытками людей оплачены знания Kashе о человеке, какие опыты ставились на пленниках, чтобы некоторые из нас смогли выжить. Уверен, мне показали не всё.
   Очнувшись, я просил показать мне живых. Меня ввели в помещение, где меня встретили одиннадцать голограмм мужчин и женщин. Одиннадцать из почти шестисот! Они молчали, но ходили, лежали, ели, спали, справляли нужду, умывались, один даже ковырял в носу. Но я ловил только лица. Первые живые, первые не искажённые страданием лица! Только бы быть среди людей, среди этих лиц! Идти по траве, взявшись за руки, дышать, пропускать сквозь пальцы воду ручья, подбирать омытые чистые камни, слышать шелест листвы, видеть над собой кроны зелёных деревьев…
   Позже я видел своё лицо в эту минуту. Оно было смято страданием и жалостью.
   Мне сообщили, что почти весь экипаж «Паллады» жив. Радость и испуг навалились разом. Едва не спросил, но испугался и бесшумно зашевелил губами: «Трубецкой, Кирия, Лена. Только Трубецкой, Кирия, Лена, – пульсировало в голове. Только они, остальные не важны». Как чужие услышал эти слова и не почувствовал стыда. Чувства, мысли о них, до того где-то спрятанные, словно жемчужины в раковинах, вдруг раскрылись и покатились крупными каплями по лицу. Радость, необъятная радость, что они вновь со мной. Их не было рядом, они могли быть мертвы, но чувства жили вне разума, счастливые уже памятью о них.
   Я стоял, опустив руки вдоль тела, плакал, а на меня снизу-вверх смотрели две красных туши, покрытых слизью. Смотрели и сочувствовали мне.
   Бородатое лицо Трубецкого. Я уже не плачу. На моём лице улыбка. Он худ и серьезен, но взгляд его осмыслен, он подозрительно смотрит в меня и не видит. Кирия сидит на полу, его чудесные белые усы пропали под чёрной щетиной, его узорная причёска проросла дикими волосами и теперь как заброшенный нестриженый сад. Жива вся служба контакта, почти весь экипаж. Потери только в kosmoejersиto.
   Лена лежала на полу, погрузившись в него телом в белых брюках и рубашке. Её лицо осунулось, щёки впали, нос заострился, но ещё сверкали веснушки. Она была испугана. Внешне она была спокойна, но в её больших глазах серого сибирского гранита жила боль страха. Любимые глаза. Как легко я читал их тогда! Не знаю, красивее она стала или нет, и было ли красиво тогда её лицо, но в эти мучительные и счастливые секунды я видёл её страдание и любил. В те секунды голого чувства любовь была безмерной, как никогда больше в моей жизни.

Глава двадцать вторая

   Несмотря на то, что мне не позволили встретиться ни с кем из экипажа, я понял, что ещё какое-то время они будут жить. Требуемые знания получены на первых пленных, нет необходимости до смерти изучать новые тела. Но неясно, что будет с человечеством, ведь захватив линейный крейсер Kashе не могли не понимать, что его исчезновение не пройдёт бесследно.
   В те дни Kashе владели стратегическим преимуществом внезапности и хотели использовать его в полной мере; готовились начать войну одновременной атакой всех человеческих планет, главный удар направив на Землю. Я предполагал, что Kashе готовят какую-то акцию, но чтоб так решительно развязать страшную войну?! Потрясённый я пытался убедить их в разумности человека, в необходимости переговоров, стойкости людей, хотя и понимал, что гордый человек не простит пленения и убийства сотен сородичей, ограничений на исследования у Жёлтого Дракона, иных условий сосуществования. Мне ответили, что человек агрессивен и опасен, что даже если война не начнётся сейчас, она, по их расчётам, неизбежна в ближайшие годы, и уже в такой войне их шанс на победу будет меньше. Они хорошо изучили нас и поняли, что после жестокой войны, в случае нашей победы, их цивилизации не жить. Если человек не уничтожит её полностью, то остановит в развитии, опасаясь соперника. И всё же, я считаю, что губительное для нас решение Kashе приняли не столько опасаясь людей, сколько войны с двумя мирами. Роковой для миллиардов оказалась внешняя причина, тогда нам неведомая.
   Пережитый мной бой на «Отважном-147» был реален. Уже скоро шестьдесят лет Kashе вели космическую войну, и новый затяжной конфликт был бы их погибелью.
   Почти шестьдесят лет назад исследовательский корабль Kashе вошёл в доселе неведомую систему. Два солнца как два глаза были центром мира многочисленных планет. Вокруг солнц на одной орбите вращались две больших планеты. Как оказалось, на одной из планет зародилась разумная жизнь. Почти идентичная вторая планета была аnиntel, но примерно тысячу земных лет назад была колонизирована.
   Cудно, отправленное для изучения этого сектора космоса, исчезло. Навстречу двум разведчикам, высланным на его поиски, вышел флот в несколько десятков кораблей невиданной формы, для людей похожих на лошадиную голову. Подчиняясь приказам, отданным на родном языке, разведчики Kashе двинулись в строну планеты у двух солнц на среднем ходу, не имея возможности разогнаться до пороговой скорости прыжка в надпространство. Их сканеры собирали информацию и переправляли её на два корабля, расположившихся вне приделов системы, готовых в любой момент совершить переход в надпространство, унося с собой полученные данные. Туземный флот глушил сигналы, но был бессилен прервать информационный поток. Но уже через несколько часов от флота отделилась эскадра и по путеводной линии сообщений на полной скорости двинулась к окраине звёздной системы; чужие корабли приближались, и пара разведчиков ушла в надпространство.
   Сразу же в сектор был направлен патруль, но он исчез бесследно. Прошёл год, прежде чем был сформирован и послан флот в несколько сот кораблей. Сразу после выхода из надпространства экспедиционные силы Kashе были атакованы.
   При сближении с обитаемыми планетами у двух солнц флот Kashе, плывущий огромной сетью в тысячи и тысячи километров, подвергался всё более и более яростным атакам, но защитные экраны инопланетных кораблей были слабее, тогда на них ещё не были установлены лазерные пушки, потому чем решительнее нападал враг, тем большие нёс потери.
   Корабли Kashе нависли над планетой и словно ребёнок мяч, вертели её в пальцах сканеров. На огромных планетах жили десятки миллиардов разумных существ. Флот находился у двух солнц меньше недели, многие данные были утеряны, вновь посетить эту систему Kashе не удалось, но общее представление о цивилизации было получено.
   Планеты населяли трёхметровые ящеры, прямоходящие на двух мощных, трёхпалых лапах. С боков наклонённого вперёд тела крепилось по мощной лапе-руке, каждая с тремя раздельными пальцами. Амплитуда движения каждого из пальцев была большой, как у человеческой кисти. Пальцы существенно различались между собой в размерах. Представляется, что цивилизация была более древней, чем примерно равновозрастные цивилизации человека и Kashе. Территории двух планет были разделены между несколькими государствам-соперниками. Постоянно велись войны, изменяя формы правлений, размеры подконтрольных территорий, численность населения. Предположительно, одно из данных государств и атаковало экспедиционные силы.
   Планеты, в общем и целом, были земного типа. В воздухе было слишком много углекислого газа и серы, мало кислорода для естественного дыхания человека, но в остальном (за исключением размера) планеты походили на Землю. Сила гравитации 1,2 земной, поверхность с твёрдым покровом суши, реками, морями и океанами, расчётная средняя температура суток 31 градус, длительность года 412 земных дней.
   Изучив язык, Kashе отправили послание о готовности к переговорам, намерении покинуть систему и просьбу выдать пленных пилотов. Но ответа не получили. Словно отсутствовала даже малейшая угроза планетарной жизни, словно возможность гибели миллионов сородичей совершенно не занимала это удивительный вид. Между тем государства на планетах обменивались колоссальным количеством информации, большей частью зашифрованной, которую, без знания принципов работы мозга ящеров и глубокого изучения языка Kashе не понимали.
   Осознавая, что пленённых пилотов уже не вернуть, переговоры не начинаются, командование экспедицией готовилось покинуть bиsolar систему. Однако спаслись лишь несколько десятков кораблей, что сумели разогнаться до пороговой скорости и уйти в надпространство. В один день тысячи кораблей ящеров атаковали силы флота, ослабленные между двумя планетами. Удивительной была лучшая, по сравнению с первым сражением защита вражеских кораблей, неожиданным появление лазерных пушек и новая тактика боя. Очевидно, что ящеры сумели изучить захваченные суда Kashе, усовершенствовать свои корабли, а главное, объединить силы всех государств. Kashе явились катализатором единства цивилизации Saуrиa [9 - Производное от термина sauros – ящер греческого языка (один из малых языков Земли).]. После двадцати минут жестокого боя уцелевшие корабли Kashе ускользнули в надпространство, спасённые самоотверженными товарищами.
   С тех пор саурийские корабли всегда нападали на корабли Kashе. Они не вступали ни в переговоры, ни в общение, лишь атаковали любое движение в поле зрения, словно сибирские насекомые, переполненные имплантированными генами ярости, запрещённые бои которых я видел в притонах городских трущоб.
   Kashе утверждали, что оставили бы этот сектор космоса ради покоя, но где-то там находилась их рукотворная планета. И разведчики ящеров обнаружили её.
   Kashе создали в галактике мощную оборону и держали там крупный флот. Ящеры осваивали новые и новые звёздные системы, строили базы. Kashе обладали большим военным могуществом, большими знаниями, большей информацией о враге, сумев исследовать его цивилизацию, но уничтожить противника не посмели, только отбивались, как от пьяного, не применяя всей силы, но и не уступая.
   Kashе не посмели уничтожить Saуrиa, как не посмели уничтожить единственный опасный вид на родной планете. Мне представляется, что это обусловлено не только их разумностью. Пережив в своём историческом опыте угрозу истребления от хищника, теперь основной задачей существования они видят не только развитие, как единственный способ выживания своего вида, но и обеспечение естественной жизнедеятельности иных видов. Ими осознано, что Saуrиa, будь она могущественней, гибельна для них, но также осознано и то, что цивилизация ящеров уникальна. От людей скрывается любая ценная информация, тем более сведения о врагах победителя, но кое-какие сведения о Saуrиa удалось собрать.
   У ящеров шестиричная система счёта, по-видимому, основанная на числе пальцев на передних конечностях. Большой объём мозга, что радикально отличает их от земных динозавров. Прекрасный слух в широком диапазоне частот, острое зрение. Мне удалось изучить их великий язык. В языке 178 букв и шестьсот основных символов. Саурийские буквы, которые мы можем произнести лишь сочетанием звуков, есть и простейшие понятия и буквы. Из букв составляются слова, но сочетание простейших понятий, которое несёт в себе каждая буква, создаёт второй, глубинный смысловой уровень, часто контрастный к смыслу буквальному. Слова образуются и присоединением букв к основным символам. Таким образом также образуются скрытые смыслы от совместного прочтения символов и значений букв. За несколькими исключениями сами сочетания символов не образуют слова. В языке есть понятие родов, единственных и множественных чисел, существительных и прилагательных. Как часть речи отсутствует глагол, но его функция домысливается, в некоторых сложных оборотах глагольная функция действия в письме обозначается специальным знаком, который в устной речи озвучивается перепадом интонации. Ничего удивительного, что искусство языка развито у ящеров необычайно. У них нет в нашем понимании чистого искусства литературы, но есть удивительное сочетание игры и литературы. Нечто среднее между поэтическим произведением и языковым ребусом, – игра, основанная на работе ума и силе чувства.
   Когда я познакомился с коротеньким абзацем, что словно kokoro цвета, менял смыслы под разным взглядом, жил, словно колония бактерий под микроскопом, то невольно задумался, искусство ли наша литература, способна ли она в принципе в существующей форме языка описать единовременное многообразие и противоречивость сущего?
   Например, воинственная строка «земля сыта розовой кровью и красота погибели порождает новых героев будущих побед», имеет противоположный смысл печали «земля полна живой воды скорби по красоте отдавших ей тела, шедших на смерть ради горького праздника», которые в единстве выражают мысль и чувство автора. Второй смысл составился следующим образом: земля и красота – основные понятия, неделимые символы. Слово кровь соединяется из букв, имеющих простейшие значения живой и вода, герой – идти, уходить и смерть, победа образуется основным понятием праздник, с добавление буквы со значением невкусный, горький, неприятный на вкус, разлагающийся, слово погибнуть образуется основным понятием земля и буквы, имеющей значение погружаться, отдаляться, уходить куда-либо.
   Запоминание огромного количества слов, постоянное упражнение в поиске скрытых смыслов развили мозг ящеров необычайно. Эти литературные ребусы постоянно тренируют их мозг и воспитывают чувства, как мозг некоторых из нас тренирует математика, а чувства некоторых из нас воспитывает искусство.
   Удивительна и их сложная духовная жизнь, где под суровой жестокостью мягкой подкладкой нежность. Это единство разнонаправленных чувств близко и человеку и всегда для него волнительно. Быть может, родство сознаний с этими ящерами у нас действительно велико. Но хочу предостеречь активистов грядущих поколений, кто увидит в Saуrиa союзника, который поможет уничтожить цивилизацию Kashе (иной итог для Saуrиa неприемлем). Не абстрактно, а эмпирически, на собственном опыте я пришёл к одному выводу – миры должны только сосуществовать.
   Накануне вторжения в oйkуmena Kashе предприняли масштабное наступление на ящеров. В целом тактика и стратегия войны была следующей. Флот в несколько тысяч кораблей появлялся из надпространства, разворачивал купол атаки вершиной от противника и начинал сближение, словно шлем медленно опускаясь на планету. Подавляющее превосходство в силах в каждом сражении было на стороне Kashе, поскольку Saуrиa физически не успевала доставить подкрепления в атакованный сектор. Подавив все объекты konterrиtorиo, корабли искали и уничтожали aterrиtorиo, очищая от ящеров избранную звёздную систему. На некоторых планетах вблизи родных звёзд ящеры основали столь мощные форпосты, что приходилось десантировать на поверхность солдат и многие тысячи автоматов. Наземные силы совместно с флотом бомбардировали одну за другой лини обороны и медленно приближались к поселениям. В оборонительном периметре пробивалась брешь, сотни химических, бактериологических и термоядерных зарядов попадали внутрь поселения; через час колония вымирала. Но у bиsolar системы ящеров наступление остановилось. С гигантских флотов, против которых цивилизации ящеров уже некого было выставить, были отправлены мирные послания, после чего корабли вернулись на базовые планеты готовить вторжение в oйkуmena. Возможно, мирное предложение после сокрушительного удара было ошибкой, ибо противостояние продолжается и сейчас.
   Это была грамотная стратегия. Не рискуя вести войну на два фронта, Kashе ослабили один, а затем создали и мгновенно уничтожили второй. Так действовал и Ганнибал, когда разбив одну римскую армию у Треббии, уничтожил вторую у Тразименского озера. Так провёл свою компанию через две тысячи лет в той же Италии Суворов, когда разгромив Макдональда на той же Треббии, последующим наступлением изгнал Моро с военного театра в горы. Так Наполеон в безнадёжную и блестящую компанию 1814-го года ударами при Шампобере, Монмирале, Шато Тьерри, Вошане и Этоже разбил первую союзную армию, а при Нанжи и Монтро отбросил вторую. Решительные действия Kashе предопределили и наше поражение.
   Жизнь во Вселенной, когда крохотный мирок твоего вида открыт бесконечности равно возможностей и опасностей, отлична от жизни планетарной, которой в своём коллективном сознании мы живём даже сейчас, спустя почти двести пятьдесят лет с наступления kosmoera.
   Мы уже потерпели стратегическое поражение, когда «Паллада» только приближалась к Жёлтому Дракону. Человечество уже вступило в войну, хоть и не подозревало об этом.

Глава двадцать третья

   Герои победу предвкушают!
   (Идущие на смерть горького праздника вскоре вкусят!)

   Через три месяца после пленения я возвращался к Сибири. Зачем они взяли несколько пленников с собой? Уверен, – продолжали изучать человека.
   Силы вторжения в восемнадцать тысяч кораблей вышли из надпространства в трёх днях пути от Сибири. Флот Kashе газовым гигантом подобным Юпитеру наплывал на мою Родину. Корабли были везде, впереди, сзади, вверху, внизу. Флот надвигался на Сибирь, как слон на ребёнка, а с тыла, вспыхивая зарницами, глубокий космос рожал новые и новые корабли. Рассматривая с balkon множество кораблей, которые простирались везде, куда только хватало силы зрения, я думал о том, что этот флот Kashе самый маленький, и не мог представить, сколько это, два соединения по тридцать тысяч кораблей каждое, которые направлялись к Америке и Азии, и двести восемьдесят тысяч, которые двигались к главной цели – Земле.
   Я смотрел на бесконечные ряды судов и снова и снова в сознании всплывало:
   «Если бы десять имел языков я и десять гортаней,
   Если б имел неслабеющий голос и медные перси;
   Разве, небесные Музы, Кронида великого дщери,
   Вы бы напомнили всех, приходивших под Трою».
   Я смотрел на бесконечные ряды судов и понимал, что мы ошибочно считали себя космической цивилизацией.
   Жалкие сто тысяч кораблей, триста миллионов людей, живущие на космических станциях и судах. В остальном человечество жило планетарной жизнью. Вот то, что я не мог понять раньше, ослеплённый видимостью человеческого могущества. В отличие от нас Kashе осознали не только выгоды, но и опасности и обязанности большого космоса. Их цивилизация жила на вживление в космос. Миллиарды особей жили космосом. Миллионы их судов путешествовали, работали и сражались в космосе. Мы же устраивались во Вселенной уютно, по-земному: спокойно уничтожали новые миры, спокойно копили богатства, обеспечивая жизнь бездельников, которых с каждым столетием становилось всё больше, и не думали, что кто-то извне может погубить нас.
   Kashе восприняли выход в глубокий космос как вызов всем и каждому, мы – как величайшее достижение.
   Вот потому на Сибири против восемнадцати тысяч единиц вторжения едва ли набиралось тысяча девятьсот вооружённых кораблей. Ещё несколько тысяч почтовых, научных и транспортных судов – залог богатых трофеев. Что чувствовал я, когда вооружённая планета наплывала на безоружную Сибирь? Я думал, что может быть через несколько дней во всей Вселенной останется лишь горстка людей. И больше ни одного человека. Но оставалась вера, что Kashе не стремятся к уничтожению людей, только к поражению, не порабощению, но ограничению в правах. Думал, как мои дети, бывшая жена, друзья смогут выжить в войне.
   Первая стычка произошла за сутки до сражения. Корвет приблизился к огромному флоту. Он подавал сигналы и стремился вступить в контакт, но послания остались без ответа. С корвета предупредительно выстрелили, требуя объяснений. Первый выстрел скоротечной войны. Через секунду залп с передовых автоматов превратил «Новороссийск» в космическую пыль.
   Сибирский флот завис на высокой орбите над планетой, – так можно было использовать группировку орбитальных спутников. Первое сражение человека с чужой цивилизацией. Даже просчитав все шансы, Kashе не знают, чем оно завершится. Вдруг наши многочисленные команды отразят атаки их одиноких пилотов, вдруг наши линейные крейсера пройдут сквозь вражеский строй, как лазер сквозь металл?
   Корабли неслись с максимальной досветовой скоростью, но Сибирь медленно вырастала передо мной из детского кулачка в арбуз. Часами смотрел я на человеческие корабли и родную планету, что из безнадёжной мечты вновь воплотилась перед глазами. Волнение трясло тело, как электрический ток.
   Я был среди немногих людей, кому удалось увидеть битву глазами Kashе и изнутри изучить их уникальную систему управления сражением. Со всех бортов потоки данных о противнике – расположении, вооружении, манёврах, о своих силах – боезапасе, повреждениях, потерях, даже моральном духе пилотов, стекались на флагманы. Биокомпьютеры кораблей-флагманов, разросшиеся на несколько отсеков, хранили и обрабатывали единовременно в своих кварковых структурах триллионы бит информации. Офицеры-флагманы были подключены к этим огромным биомашинам и управляли боем в прямом контакте. Через двадцать минут такой работы офицер-флагман менялся, сохраняя жизнь сознанию, разрушаемому объёмом знаний, а до того его напарник отслеживал лишь основные события боя.
   Через такую машину переживал сражение и я, но зрителем. Я мог перенестись в любую точку миллионкилометрового фронта, увидеть бой с передового автомата или всю карту сражения, узнать статистику потерь, расход боеприпасов. Весь флот Kashе сообщался с командными центрами, словно живой организм с мозгом. Подобного управления сражением у нас не существовало, но теперь мой опыт воплощается уже в третьем поколении «Стратега».
   Kashе начали атаку под разными углами к планете, разбивая оборону на отдельные сражения, и тогда я с ужасом увидел, что главком Василий Крапива оставил Сибирь совершенно беззащитной!
   Со всех незащищённых сторон без единого выстрела сотни кораблей захватчиков, каждый из которых нёс смерть тысячам и тысячам людей, проникали в bиоsfera Сибири. Сопротивление не оказывал не только kоsmoflot, компактно сосредоточенный над орбитальной группировкой спутников, но даже terrafors! Не взлетели тысячи ракет, каждая из которых способна на высоте в тридцать тысяч километров превратить в плазму пространство в объёме нескольких кубических километров, не ударили лазерные лучи, прожигающие всё на своём пути до стратосферы, не поднялись атмосферные panzers, – человек не сопротивлялся! Глазами пилотов я видел, как проплывают подо мной бескрайние поля, города высотных домов, низкие пригороды, вновь зелёные поля, голубые реки. И всё это отдали без боя, без борьбы!
   Я вернулся к основным силам.
   Здесь шёл бой. Автоматы Kashе приблизились к передовым кораблям по всей площади атаки в миллион кубических километров и расстреливали их. Ответный огонь был слабее, чем я ожидал, чем ожидали вражеские пилоты – волна радости прошла по всему флоту, подпрыгнула диаграммой в моём мозгу. Ответные выстрелы уничтожали то здесь то там автоматы, но я уже чётко понимал – мы обречены на поражение. С таким сопротивлением не сдержать атаки и половины сил вторжения. Глупо было ожидать иного, но в тайне от себя я надеялся на чудо-оружие, на смелый манёвр, на победу.
   На схеме кулак из сотен точек продавливал густой рой сибирских судов. Фланги ещё держались, но их обходили, и сопротивление слабело под ударами с фронта и с беззащитных крайних флангов. Центр слабел всё больше и больше, было очевидно, что через несколько минут группировку разорвут на две окружённых части и уничтожат.
   Я сбежал от карты на передовую. Выстрелы неслись к огромному кораблю со всех сторон. Защита ещё держалась, вспыхивали взрывы антиракет, взрывались в ловушках лазерные заряды, но сам корабль уже молчал. Видимо, радиация уже сожгла весь экипаж, и теперь он, словно пустая скорлупа, плывёт в космосе, принимает на себя губительные выстрелы, продлевая на десяток секунд агонию сибирского kosmoflot. Приблизил изображение и с удивлением понял, что это большое судно – транспорт. Огромный безоружный транспорт. На Сибири не хватило боевых кораблей и в order ввели даже безоружные транспорты. Неожиданно картинка пропала. Возникла с иного ракурса и погасла. Снова появилась и вновь исчезла. Я переместился в тыл и увидел это! Со всех сторон, снизу, сверху, с фронта шли линейные крейсера. Их было двести, триста, больше шестисот! Атаковал всей мощью Сибирский флот, а ещё корабли с Америки, Азии, Земли. Все они прибыли на Сибирь, как отправную точку для экспедиции на Линь Цзе Сюй. Мощнейшими залпами каждый крейсер бил в выбранную цель. Никакие защитные поля, никакие ловушки энергии не сдержат полный залп крейсера. А каждый из крейсеров разрывал уже другую, третью, четвёртую цель. Крейсера стреляли без остановки, выбивая каждым залпом по кораблю. Волками они набросились на робкое стадо. Вокруг них хаотически кружились лёгкие истребители, как мухи над трупами. Беспомощные против выстрелов Kashе они сгорали один за другим, но некоторые успевали добить поврежденного близким разрывом врага, всадить в жертву ракету или лазерный пучок, выставить электронные помехи, отвлечь на себя внимание от эскадры линейных сил. Я прямо чувствовал, как наши экипажи выстреливают весь боезапас, всю свою ярость за молчание первой фазы боя. Карта показывала, как мощный кулак из точек кораблей, вдавленный в оrder сибиряков, редел, словно плотную атомарную структуру железа начала сражения заменили разреженным газом.
   На Сибири в этот момент я увидел обугленные развалины, из них как яркие цветы то там то здесь вырастали и опадали взрывы. Это был Галич! Над мегаполисом скользили кажущиеся огромными в атмосфере планеты корабли Kashе. На одном скрестились лучи и он развалился на куски. Я приблизил изображение: над газоном футбольного поля словно крупные майские жуки поднялась пара panzers и полетела, прижимаясь к дымящимся руинам школы, за ними вспыхнул взрыв опоздавшего возмездия. Над руинами квартала, между горящими остовами небоскрёбов лавирует десяток солдат terrafors. Они опускаются на засыпанный мусором перекрёсток, бьют с плеча из труб атомными зарядами, и словно испуганный рой, разлетаются во все стороны. Над местом их позиции возникает облако и мгновенно растворяется. Из шахт стартуют то здесь то там, по всей планете ракеты, выплёскивают на небосвод словно ведро воду, плазменные лужи, в которых исчезают корабли Kashе. Проносятся парами атмосферные истребители, но бесполезно гибнут, не успевая нанести хоть какой-нибудь вред.
   С солярной станции на окраине Переславля мощный луч, сфокусированный чашей зеркал, режет небо над собой, пластает горизонт, и я вижу, как выскакивают новые, новые цифры погибших пилотов. Но к зеркальной чаше несутся ракеты, и вот вырастает из неё огромный гриб. Рядом со станицей несколько сёл, окраины Переславля – от них не осталось и следа. Какие же потери несёт человечество?!
   Но всё же это был тот решающий свободу момент, когда любые жертвы оправданы. Ещё пять минут успешной битвы и вторжение провалится! Разбитые на планете и в космосе захватчики сгинут без следа! Сибирь встретит новое вторжение во всеоружии, да и решатся ли Kashе на него после разгрома? Может быть, выстоят и иные планеты! В эти несколько минут победа, способная изменить наше теперешнее состояние, была так близка! Тогда мир, пусть позорный и тяжёлый, человек бы заключил, но его бы не продиктовали! Тогда в череде поражений у нас был бы день победы. Но когда я вернулся в космос, сила внезапной атаки крейсеров сходила. Как штаб Крапивы в начале сражения, подставив под удар слабые и активно не вооружённые суда, копил знания о кораблях неизвестного врага, их манёвренности, защите, вооружении, тактике боя, отмерял уничтожающий залп крейсера, так теперь, меньше чем в пару минут флагманы рассчитали успешные ракурсы атак крейсеров, ввели резервы и приказали звеньями атаковать каждый крейсер. Бой разбился на эпизоды; крейсера боролись за выживание, наступление захлебнулось. Давление на флангах возросло, каждые семь секунд там сгорали сибирские корабли. У нас не было так много судов как у Kashе и в несколько минут мы понесли невосполнимые потери. Командиры экипажей понимали, что бой проигран, но никто, даже лёгкие истребители, даже разбитые суда, даже безоружные транспорты, «щиты обороны», не покидали боевую линию и гибли один за другим, гибли безнадёжно, как насекомые, летящие в световые ловушки. Ожесточение было столь велико, что повреждённые корабли, как в древности на море, шли на таран; вызывали огонь на себя и гибли, выигрывая секунды жизни сражению, выигрывая мгновенную смерть одному, двум пилотам Kashе. Могло показаться, что инстинкт ведёт сопротивление человека, но это было общечеловеческое сознание, – разумом и чувствами все понимали, – после поражения жизни нет.
   Ожесточённый бой шёл несколько минут. О, если бы на крейсерах стояли новейшие активные экраны, способные поглощать и использовать в защите до семи процентов atakenergи! При обороне Земли несколько таких крейсеров показали отменную живучесть, – время их активного боя выросло с минуты почти до трёх. Но на Земле эскадра таких крейсеров ничего не решала, слишком разобщены по периметру планеты были силы, слишком велико преимущество врага. Но у Сибири Kashе просчитались с численностью kosmoflot, а Крапива втянул в атмосферную битву несколько тысяч кораблей, ослабив флот вторжения! Если бы треть Сибирских крейсеров была с активными экранами, наша атака не захлебнулась бы так быстро! Нам некуда было отступать, для нас была победа или смерть, а Kashе знали, что решающие битвы у Земли, у Америки и Азии, но не здесь. Я видел, видел, как провалился, словно kokoro в воздушную яму, боевой дух их пилотов после нашей контратаки.
   Но активных экранов не было. Одна за другой гасли на схеме сражения белые точки, а красная сыпь всё ближе и ближе придвигалась к планете, всё тоньше становилась прослойка белых флангов между тремя скоплениями Kashе.
   Но и тогда исход битвы ещё не был решён! На высокой орбите находилось несколько солярных станций и группировка военных спутников. К этой оборонительной линии Крапива отводил остатки kosmoflot. Потоки звёздной энергии, что собирались на орбите солярными станциями и направлялись в приёмники на Сибири, сейчас били в космос, выжигая межпланетное пространство вместе с вражескими кораблями. Последние крейсера окружили станции и отбивали попытки разрушить их. Kashе несли потери, но не могли уничтожить станции, которые на тысячи линейных километров выжигали пространство узкими неповоротливыми лучами. С левого, почти уничтоженного фланга, в атаку перешёл последний резерв: флагманский фрегат Крапивы вёл за собой сотни истребителей. Их встретили мощные залпы; беззащитные лёгкие истребители гибли, не успев даже выстрелить во врага. Их атака была бессмысленной жертвой. Они гибли десятками, совершенно не способные нанести урон врагу. Им было не прорваться сквозь вихри энергии, бушевавшей вокруг их слабых защитных экранов. Но они прорвались! И ничто их уже не могло удержать, ни выстрелы в упор из лазерных пушек, ни отчаянные манёвры вражеских пилотов! В тесноте, скученные на пространстве в восемьдесят тысяч кубических километров корабли Kashе потеряли манёвренность. Истребители дорвались до добычи и мстили, мстили за погибших товарищей, за свои семьи на планете. Метеоритным дождём они бомбардировали неповоротливую планету. Истребители проносились между кораблями и стреляли, стреляли, оставляя за собой фейерверки погибших. Корабли Kashе уворачивались, нарушали строй, в суматохе сбивали своих! Боевой дух их пилотов резко упал, а сибиряки, обезумев от боя, расстреляв все заряды, врезались в их суда, унося с собой новые и новые жертвы
   И вновь, вновь судьба боя, судьба Сибири, судьба человека повисла на волоске. Лёгкие силы громили правый фланг вторжения, в центре последние крейсера под защитой спутников и солярных станций сбивали и сбивали новые и новые корабли. Пилоты врага впали в уныние, ещё один напор, и они отступят, не выдержат накала боя!
   Но не даром Kashе уделяли столько внимания тактике, не напрасно получили кровавые знания войны с ящерами. Атакованные фланговые корабли стали расходиться, растягивать объём битвы. Используя мощные двигатели, они отрывались от истребителей. Наших пилотов словно разом лишили воздуха, как в вакууме они остались без боя, добивая последних раненых врагов. Через мгновения на них началась атака, от которой слабозащищённым судёнышкам не было спасения. Их расстреляли как в электронном тире. Направленной атакой уничтожили фрегат Крапивы. Орбитальные спутники показали свою бесполезность в бою. При активном нападении с разных направлений их старые компьютеры не справлялись с решением объёма задачи и пропускали новые и новые выстрелы. Небольшая эскадра из семи кораблей один за другим истребила их всех, не понеся потерь.
   У солярных станций ещё шёл бой. Мощные лучи солнечной энергии были слишком неповоротливы, чтобы ловить отдельные цели. Потеряв несколько кораблей в первые мгновения, сейчас Kashе атаковали станции на широком фронте, остальными силами сковывая защиту немногих крейсеров. Электронные ловушки не успевали перехватывать все выстрелы, – станции одна за другой гибли от близких разрывов и прямых попаданий. После их гибели оборона горстки крейсеров стала бессмысленной. Совершенно ясно их команды понимали бесполезность сопротивления. Они могли попытаться спасти свои жизни на Сибири или в плену. Но не один корабль не вышел из боя.
   Сибирский флот был уничтожен полностью.
   Я спустился на планету. Москва была выжжена. Как Владимир, Галич, Переслав-Холмский, Весёлый, Чернигов, Остров, Сибирск, Наукоград, Новая Рязань. Чёрные остовы зданий, как выгоревшие стволы деревьев, воронки, кучи мусора, вновь остовы, воронки, мусорные поляны, снова стены домов скользили подо мной. Выжженная земля, целые деревни, жёлтые поля пшеницы, и вновь чёрные пепелища городов. Я скользил над планетой и складывал, складывал миллионы жизней в смерть. Радиация добивала выживших. На месте МЦИК и космодрома тянулось Чёрное поле. Раньше здесь жили мои дети и жена.
   Децентрализованное сопротивление ещё кое-где продолжалось. Туда с высот в десять-пятнадцать тысяч километров, скользя уходящими манёврами от сибирских антиракет, летели бактерицидные бомбы. Фильтры уnиforma, подземных убежищ, panzers пропускали неизвестные бактерии, выведенные под человека. Тысячи защитников гибли от мгновенного обезвоживания, когда вся жидкость в организме густела в пасту размножившихся со скоростью звука бактерий.
   Иногда, если ожесточённое сопротивление было сосредоточено на малой площади, Kashе выжигали его термоядерными зарядами.
   Было и более гуманное оружие. Потоки низкочастотного излучения или капсулы запаха, одинаково выживавшие на время сознание человека. Но применялись они реже, их эффективность была ниже. Армейские фильтры не пропускали ароматы внутрь. Капсулы запаха были эффективны только против спешно построенных убежищ, против добровольцев, кого защищали «облегчённые» фильтры, ради массовости разработанные и произведённые в последние дни.
   Рассматривая уничтожение мой планеты, я думал, что половина населения погибла. Но потери оказались на порядок меньше, чем предполагал. В течении трёх дней с обнаружения флота вторжения Сибирь жила обороной и спасением мирного населения. Переоборудовались корабли и центры защиты, планировалась система обороны konterrиtorиo и aterrиtorиo, формировались новые отряды из добровольцев для terrafors и возводились убежища для населения. Население эвакуировали из крупных городов на неосвоенные земли, где спешно построили огромные убежища. Это привело к тому, что из почти десятимиллиардного населения погибло четыреста семьдесят восемь миллионов. Эти цифры не идут в сравнение ни с двумя миллиардами погибших на Земле, ни с почти миллиардными потерями на Америке и Азии. Правительственные меры и меньшая численность жителей привели к меньшим потерям. Но так же как и везде, были полностью уничтожены kosmoflot, terrafors, целенаправленно истреблены космопорты, научные центры, заводы, солярные и биостанции, термоядерные реакторы, крупнейшие города.
   Возможность ослабить врага Kashе использовали вполне.
   Сражение за Сибирь, которое, казалось, длилось целый день, завершилось в полтора часа. Даже предупреждающий сигнал не успел вытолкнуть меня из прямого контакта. Почти половина флота вторжения была уничтожена. На планете и в космосе Kashе потеряли в несколько раз больше кораблей, чем весь флот обороны Сибири. Но чудовищным было то, что потеряв 478 миллионов человек, мы уничтожили меньше восьми тысяч врагов. На остальных планетах, где также самоотверженно и яростно сражались люди, они потеряли ещё 17 тысяч жизней. Когда ящеры одной из атак уничтожили планетарную базу вместе с флотом прикрытия, погибло восемьдесят тысяч особей. Их идея противопоставить безграничной Вселенной развитие индивидуума принесла им главную победу – разгром человечества обошёлся им всего в двадцать пять тысяч жертв.

Глава двадцать четвёртая

   При вторжении погибла моя бывшая жена, – в её убежище попала бактерицидная бомба. Тела людей там разложились, смешались, густым киселём залили пол убежища, так что у неё не осталось даже могилы. Детей вывезли в более безопасные убежища на малозаселённых полюсах, и они уцелели.
   По соглашению между людьми и победителями на три года я был назначен правителем Сибири. Так погибла моя дружба – для Трубецкого и Небойсягрязи я предатель и враг. Так погибла моя любовь – я предатель и враг для Елены. Население Сибири ненавидит меня. В публичных местах, скрытое и явное презрение окружает меня. Мои дети дерутся с одноклассниками от того, что их отец «предал наших» и «продался». Я уже никогда не буду исследовать новые миры. То, ради чего жил. Люди отказываются сотрудничать со мной. Только Kashе приглашают работать в космосе, желая получить непосредственное человеческое знание.
   Слова оправдания, которые я пишу, это моя слабость; мне не в чем винить себя. И всё же: никаких указаний и задач Kashе мне не ставили, я восстанавливал Родину как считал нужным. Результаты моего честного труда видны по всей Сибири. Они в возрождённых городах и сёлах, деактивированной земле, в питьевой воде рек и озёр, чистом воздухе, подавленном мародёрстве и восстановленном общественном порядке, воссозданной промышленности, в свете и тепле домохозяйств. Я отдаю себе отчёт, что выполнить эту работу могли и другие, может быть, лучше меня. Отчего же выбор Kashе пал на меня? Совсем не потому, что я стал их слугой и предателем человечества, как думает большинство. Наверное потому, что я не даром возглавлял службу контакта на «Палладе», лучшем крейсере сибирского флота и смог установить этот контакт и с Kashе. Им же было важно, чтоб их правильно понимали. Кроме того, думаю, они уверены, что лучше других познав их силу, я подавлю любые обречённые на неудачу восстания против их власти. И в этом они не ошиблись. Я не препятствовал любому вольнодумству, но жёстко пресекал любые бунты против господства победителей.
   Остальное всемирно известно. На всех человеческих планетах, в густонаселённых областях были основаны базы Kashе. На этих базах и на нескольких кораблях на орбитах размещены арсеналы, способные уничтожить миллиарды людей. Kashе ведут сбор и анализ информации. Мы приносим им дань своих знаний и открытий. Им передаются все необходимые сведения и образцы. Лишь в единичных случаях Kashе появляются за пределами баз. Охрану их поселений konterrиtorиo несут люди, специальные полицейские отряды. Так победители получают сладкий мёд знаний нашей цивилизации на всех четырёх планетах, скрывают от нас свои достижения и получают преимущество в развитии, и, в конечном счёте, в выживании.
   Средний человек не ущемлён в своих правах, не унижен видом победителей, – порабощение не ощутимо. Привычная жизнь быстро восстанавливается. Строятся города, солярные станции, космодромы, заводы, военные корабли. Набираются новые служащие, новые экипажи kosmoflot. Людям не запрещено ни вооружаться, ни думать о свободе ни готовиться к восстанию. Kashе слишком хорошо просчитали, что кровавое восстание предопределит неизбежность нашего нового поражения. Всё, что от нас требуется – не посещать некоторые секторы глубокого космоса, в том числе и систему Жёлтого Дракона, и нести к ним дань своих знаний. Свобода человека не ограничена, ограничена свобода человечества. Через несколько лет упорного труда мы восстановим экономическую жизнь ойkуmena. Через сто лет вымрут те, для кого поражение это личная боль, а человечество станет могущественнее и многочисленнее, чем было. И тогда наступит наше главное испытание.
   На смену былой самоуверенности придёт разумное смирение с неизбежными ограничениями. На смену экономически бессмысленному идеалу свободы в общечеловеческом сознании придёт разумное понимание, что битва за свободу страшна и гибельна, что выгоднее выполнять условия мира. Именно в этот момент наша цивилизация перейдёт в фазу заката. Но причиной этому будет не война с Kashе, а сам человек.
   Изменения общечеловеческого сознания происходят уже сейчас, когда пишут и говорят, что нам необходимо смириться с необременительной властью победителей, подчиниться их условиям.
   Теперь Сибирью правит избранный народом глава. Я же, назначенный волей Kashе, стал рядовым сибиряком. С двумя детьми я живу в загородном доме, уцелевшем при бомбёжках, или в новой переславской квартире. В свободное от быта время пишу эту книгу.
   Итак, мои поступки превратили в руины мою жизнь. Но личность моя цела. Я уверен в своих поступках и мне не в чем каяться.
   Считаю ли я, что человек должен смириться с властью Kashе?
   Никогда.
   Если мы смиримся с господством Kashе, мы уже никогда не достигнем пределов своего развития, мы остановимся и будем медленно вымирать как вид.

Глава двадцать пятая

   Как же мы сможем обрести свободу?
   Для начала надо понять, достижимо ли освобождение в принципе. Уверен, что достижимо. За сотни тысяч лет человечество преодолело тысячи кризисов. Да, поражение от инопланетной цивилизации – сильнейший, непредвиденный, непредсказуемый кризис в известной истории человечества. Но этот кризис, как всегда бывало и раньше, (и как всегда всё зависит только от нас), может стать толчком к развитию. В нас есть нечто, что не дало нам сгинуть сотни раз, после поражений делало нас если не здоровее, то сильнее точно. Нам нужно осознать свою силу и решиться на борьбу ради умозрительной мечты – свободы.
   Далее, необходимо осознать, как мы попали в столь униженное состояние. Вся эта исповедальная книга написана, чтобы доказать одно – не Kashе победили, человек проиграл. И проиграл не потому, что на крейсерах не было активных защитных экранов, нападение случилось неожиданно, слишком мал kosmoflot, или устарела тактика обороны орбитальными спутниками. Мы потерпели полное и сокрушительное поражение, потому что земной человек, то есть существо не переродившееся для нового мира, вышел в глубокий космос. У Жёлтого Дракона человечество не совершило ни одного бесчеловечного поступка, но обрекло себя на войну. Никто из людей не совершил роковой ошибки, да и не мог совершить, – слишком ничтожна одна воля для вселенских масштабов, – поражение предопределило человеческое сознание.
   Мы бьёмся над созданием общечеловеческого сверхразума. А нам нужно лишь понять, что мы давно создали единый разум и единое сознание человечества. Мы все объединены в одно сознание. Наши индивидуальные свершения есть основа всечеловеческого шага. Все подлинно человеческие деяния: геноцид, пытки, самоубийства, дружба, любовь, самопожертвование, всё это действия общего человеческого сознания, растянутого во времени, создавшего в прошлом условия нынешнего существования. Всечеловеческое сознание (более объёмное, чем всечеловеческий разум) живёт. Уникальное сознание, первичная основа всечеловеческого, значит много, но в истории цивилизации, не больше чем движение песчинки в пустыне. Движение единственной песчинки может вызвать обвал бархана, но роковая власть песчинки лишь следствие подвижек всего песка горы. Но и всечеловесческое сознание основа индивидуального.
   Тысячелетия с доисторических времён сформировали огромные массы разумных людей, каждый из которых способен осознать свои мысли и чувства, способен управлять своим поведением. С каждым столетием число развитых индивидуумов растёт, и растёт роль каждого из них, ведь они основа общечеловеческого сознания. Kashе показали, как важна роль индивидуума в борьбе межпланетных многомиллиардных цивилизаций. Тысячелетия эволюции мозга вывели человека в ряд самых развитых из известных цивилизаций. Но осталась узость, неразвитость человеческого сознания, сухость души, как его части, и, как следствие, неразвитость общечеловеческого сознания.
   Наша неспособность принять иные миры, неспособность пересилить страх смерти, неспособность преодолеть собственную агрессию и определили наше поражение.
   Как при крахе любого из древних государств, миллионы прекрасных людей, отстаивавших верные решения, заплатили жизнью за своё меньшинство. Меньшинство выступило против бомбардировки Леса, против присутствия у Линь Цзе Сюй, но вместе со всем человечеством заплатило за ошибки. Даже и я, начальник службы контакта, в тех сибирских предполётных учениях не решился остановить истребление возможно разумного существа, испугавшись ослушаться приказа, я поддержал присутствие в Системе Жёлтого Дракона, я был частью решения общечеловеческого сознания.
   Итак, причиной поражения стало несовершенство общечеловеческого сознания, а основой несовершенства – ущербность сознания личного. Потому единственный путь к свободе не столь материален, сколь идеален. Он в развитии частного сознания и преображении общечеловеческого. Мы были слишком упрямы и агрессивны, чтобы подчиниться воле слабейшего и покинуть Линь Цзе Сюй (как были агрессивны на Америке и Сибири, уничтожив уникальные миры) – мы действовали по-земному, по-человечески, не нападая, но пренебрегая позицией слабейшего. Мы все, вся масса, должны придти к господству более чуткого понимания Вселенной, чтобы сдать тот экзамен, который прошли кандидаты в службу контакта, – понять и принять чужую правду, а не забыться в своей боли и не призреть чужой мир. Если мы не разовьёмся духовно, мы не сможем даже бороться за независимость. Изучив нас, Kashе не случайно не ограничили частную свободу. Разумом не доказать, что жестокая борьба и гибель миллионов стоит освобождения человечества. Напротив, развитая душа стремится к свободному познанию мира, к отмене ограничений и потому будет бороться за свободу, преодолевая уют привычного существования под властью победителей.
   Итак, человек современный, с нынешним уровнем частного и общественного сознания обречён на поражение. Кризис цивилизации, о котором говорили сотни лет мудрейшие, проявился поражением в нашем поколении. Мы оказались не готовы к интенсивной космической жизни. Kashе строили общество, чтобы развивать личность. Мы строили общество, чтобы удерживать личность в повиновении. Потому силы нашего разума сильнее мускул души. Потому все мы, мир человеческий, принимаем неверные для жизни в kosmoera решения. Чтобы добиться свободы человек должен во-первых, преодолеть отсталость древнего планетарного сознания, во-вторых, использовать те преимущества, которые у него есть перед другими расами. Те преимущества, которые дали бы человечеству многое, если бы он сумел ими воспользоваться, если бы я лично сумел правильно понять и оценить свои возможности.
   Poиsk к Линь Цзе Сюй показал, как много может человек и как мало свершает. Всё, что случилось со мной показывает, как велики возможности человека. Удивительный вещий сон, чётко проявивший непредсказуемое с Сибири будущее, – загадочная способность нашего сознания (второй сон не воплотился, но я верю, вопреки всему, он ещё сбудется). Странные и восхитительные способности наших душ чувствовать и интуитивно понимать и ясно видеть друг друга, столь полно воплотившиеся в наших отношениях с Еленой. Удивительное предчувствие несчастья и опасности, прожившие во мне путь от Сибири до плена. Всё это есть подтверждение уникальных способностей человека, которые, я верю, – залог будущей свободы. Ведь только тогда все миллиардные потери, страдания потерявших близких, потерявших веру в будущее, унижения вольнодумцев, патриотов и изгоев будут не напрасны, когда эти и грядущие жертвы станут основой для развития человечества.
   Впрочем, мы уже довели себя до положения, в котором у нас нет выбора: мы или сможем развиваться, или останемся навсегда побеждёнными».

Словарь используемых терминов всеяза

   Atakenergи энергия, направленная на уничтожение.
   Anиntel необитаемая планета, шире – необитаемый объект.
   Aterrиtorиo существование, не привязанное к твёрдой поверхности. В узком смысле – нахождение на орбите, в космосе, вне планеты (спутника планеты).
   Balkon часть космического судна, откуда возможно непосредственное наблюдение за внешней средой.
   Bиnder устройство для хранения данных, установления прямой связи с мозгом и выполнения команд последнего.
   Bиsolar система с двумя солнцами.
   Dиrektlaйn постоянный сигнал, указывающий направление движения.
   Floramуsика род искусства, объединяющий в едином художественном произведении ароматическое, цветовое и музыкальное воздействие.
   Hart обязательное к установке на космическом судне устройство, записывающее всё происходящее с ним.
   Kokoro частное средство передвижения в атмосфере планеты.
   Konterrиtorио прикреплённое (в широком смысле) к определённой поверхности (планеты, спутника и т. д.).
   Kosmoera период в истории после освоения передвижения в надпространстве (с 2199 года по наше время).
   Kosmoejersиto десантируемая пехота, часть kosmoflot.
   Kosmoflot подвижная часть вооружённых сил человечества, находящаяся под единым командованием и не закреплённая за определённым сектором Вселенной (в отличие от terrafors).
   Kosmotуrиsto человек, путешествующий за пределами родной планеты в личных целях.
   Noosfera информационная среда человечества.
   Oйkуmena обжитая человеком часть Вселенной.
   Order боевое построение.
   Panzer вооружённый катер для передвижения на атмосферных планетах способный нести десант и оборудование.
   Pиreйt космические разбойники.
   Poиsk исследовательская экспедиция в глубоком космосе, отличающаяся долгим перелётом (как правило, в надпространстве).
   Polиs лёгковооружённые планетарные силы поддержания правопорядка.
   Protokosmo период в истории от выхода человека в космос до освоения передвижений в надпространстве (1961– 2199).
   Shиlk рукотворный материал используемый для изготовления одежды.
   Spaй прибор для сбора и оперативной пересылки информации.
   Spуtnиk объект (искуственного либо природного происхождения) сопутствующий кому-либо, чему-либо.
   Trиуmvиrat высший коллегиальный орган управления в poиsk.
   Уnиforma типовой индивидуальный комплект средств защиты, жизнеобеспечения, вооружения и передвижения в пространстве.

От издателя

Примечания в главах 1, 5, 22, а также «Словарь используемых терминов Всеяза» составлены лично его высокопревосходительством доблестным господином Эуукх, заведующим «Человеческой палатой Коллегии низших рас Дворца государственных рабов непобедимой Саурии».

Гибельной дорогой Алексей Еремин