Текст книги "Вторая мировая война."

А Дж. П. Тейлор
Вторая мировая война

Предисловие

Я писал эту книгу более тридцати лет. Во время войны я выступал раз в месяц с репортажем в Оксфорде и других городах, делал обзор событий за прошедший период, иногда размышлял о том, что может произойти в будущем. В конце войны подвел ее итоги в ряде выступлений по датскому радио, организованных службой Би-би-си. Беседы эти, наверное, безвозвратно утрачены. С тех пор я постоянно занимался изучением событий военного времени, много размышлял над ними и теперь начинаю думать, что могу высказать кое-какие полезные соображения.

Прошедшие десятилетия, думаю, достаточное время для беспристрастного взгляда на вторую мировую войну. Интерес к ней еще велик, об этом свидетельствует поток произведений о войне, и вместе с тем мы уже достаточно от нее далеки, чтобы избавиться от некоторых сопутствовавших ей увлечений и заблуждений. Я пишу не как сторонник какой-либо воевавшей страны или коалиции, хотя думаю, что моя страна воевала за правое дело, и высказываю суждения по вопросам спорным лишь после тщательного рассмотрения всей доступной мне информации.

Вторая мировая война проходила как в акватории двух океанов (Атлантического и Тихого) и нескольких морей, так и в четырех сухопутных кампаниях (в России, в Северной Африке и Средиземноморье, в Западной Европе и на Дальнем Востоке). Каждая из этих войн имела особый характер, зачастую историки описывали каждую из них в отдельности. Я пытался их связать воедино; вспомнить, что когда произошло нападение на Пёрл-Харбор, немцы уже были остановлены под Москвой; что когда был окружен Сталинград, англичане вели успешное сражение под Эль-Аламейном; и когда англо-американские войска высадились на Сицилии, русские в это время одерживали победу в битве под Курском. Победа 1945 г. была общей победой, все три великие союзные державы внесли в нес свой вклад в полной мере своих возможностей и ресурсов.

Выражаю благодарность моей аудитории в Эйлсбери, Банбери, Оксфорде, Рединге, Вулвертоне и других городах, подтолкнувшей меня к анализу истории второй мировой войны. Выражаю также благодарность Лондонскому университету за возможность выступить в 1973 г. с лекцией, содержанием которой явилась первая глава этой книги.

А. Тейлор

1. Мировая война

В первой половине XX столетия человечество пережило две большие войны: первая в основном развернулась в Европе, хотя потом ее удостоили звания мировой, а вторая была действительно мировой. И в обеих войнах Германия и ее союзники сражались против той же примерно коалиции держав. Обе войны были кровавыми, длительными, и во многих отношениях между ними больше сходства, чем различий.

Относительно того, когда началась первая мировая война, сомнений нет. Еще в начале июля 1914 г. великие европейские державы жили в мире, который длился с 1871 г., а месяц спустя все, кроме Италии, уже воевали. В ходе войны менялись участники, в нес вступили Италия и Соединенные Штаты, вышла из войны Россия. Но для всех было несомненно, что война в широких масштабах началась в августе 1914 г. и почти с тем же размахом продолжалась до ноября 1918 года.

А когда началась вторая мировая война? В силу сложившихся обстоятельств Европа для многих историков – центр мира, и они считают началом войны сентябрь 1939 г., когда Германия напала на Польшу. Но такой ответ не удовлетворит эфиопов или китайцев, для которых война началась раньше. Ответ не удовлетворит и русских и американцев, для которых война началась позже. Во всяком случае война в Европе фактически закончилась в июне 1940 г., когда Германия уже господствовала на всем Европейском континенте к западу от России. Если считать началом войны формальное ее объявление, то вторая мировая началась в апреле 1932 г., когда Мао Цзэдун и Чжу Дэ объявили войну Японии от имени совета провинции Цзянси. (Любопытный исторический факт: Китайская Республика[1]1
  То есть правительство Чан Кайши.


[Закрыть] объявила войну Японии лишь после Пёрл-Харбора.) Если же исчисление вести с того времени, когда война уже велась на всех континентах, кроме двух американских, тогда началом ее следует считать 1942 или даже 1944 год.

Мелкие войны постепенно слились в большую войну. Не полностью слились, но настолько, что уже вряд ли возможно стало писать о войне в Европе и Средиземноморье, не упоминая про Дальний Восток, или писать о Дальнем Востоке, не упоминая о Европе и Средиземноморье.

В довоенные годы Англия могла бы, с одной стороны, занять более твердую позицию в отношениях с Германией, если бы не беспокойство насчет Дальнего Востока, и, с другой – пойти на соглашение с Японией на Дальнем Востоке, если бы не нужда в американской помощи – экономической, а затем военной, чтобы сохранить статус великой европейской державы. В 1940 г. захват Франции и Голландии Гитлером заставил японцев повернуть на юг, а в 1941 г. действия японцев в Пёрл-Харборе побудили Гитлера объявить войну Соединенным Штатам. Соответственно американская кампания на Тихом океане в большей мере, чем средиземноморская, задержала высадку союзников на севере Франции.

В период войны соответствующие союзники никогда полностью не объединялись. Хотя Муссолини претенциозно именовал союз с Германией и Японией осью, вокруг которой вращаются европейские дела, он фактически осуществлял самостоятельную кампанию в Средиземноморье, пока не попал в беду; тогда Гитлер вмешался, чтобы выручить своего союзника – диктатора, а не следуя собственной стратегии. Германия и Япония не взаимодействовали вообще. Одна океанская подводная лодка из Японии добралась до Бордо с боеприпасами для Германии – в этом заключалось все их сотрудничество. Участники пакта (Германия, Италия и Япония) даже не придумали для себя общего названия. Противники звали их агрессорами, милитаристами, фашистами – характеристики не отличались меткостью.

С другой стороны, союз между США и Англией никогда не был официально оформлен, хотя между ними сложилось тесное взаимодействие – экономическое и военное. А союз между Советской Россией и Англией носил в сущности лишь формальный характер. На деле Англия осуществляла независимую кампанию против Италии при некоторой поддержке Соединенных Штатов, а США – независимую кампанию против Германии. Эти союзники также не нашли для себя общего названия – просто страны, подписавшие Декларацию Объединенных Наций. Англия и США называли себя демократическими или, проще, англосаксонскими державами. А Советская Россия предпочитала название «миролюбивые народы». Иногда союз трех великих держав (Англии, Советской России, США) называли «Великий альянс», чаще просто – «Большая тройка».

Будущие противники в первой мировой войне заранее предвидели, что решающая битва произойдет на равнинах Фландрии и севере Франции. Так и случилось, хотя для принятия такого решения потребовалось четыре года вместо предполагаемых шести недель. Другие кампании – на Восточном фронте, в Италии, на море и в азиатской части Турции – были второстепенными по сравнению с длительной битвой во Франции. Сходными были и методы ведения войны. Хотя в конце войны танки играли определенную роль, ее исход решали главным образом массы пехотинцев, брошенные в бой друг против друга, почти так же, как при Наполеоне или во времена римлян.

Вторую мировую войну также предвидели, но, по мере того как она развертывалась, неоднократно менялись ее характер и решающий участок боевых действий. Один шведский историк назвал ее «одной из самых гигантских импровизаций в истории, далеко превысившей обычные масштабы». Лишь Британский штаб ВВС планировал заранее свою стратегию, но это обернулось неудачей: королевские воздушные силы оказались неспособными ее осуществить. В остальном все кампании планировались, когда война уже шла. Кто мог предсказать, что решающие бои второй мировой войны будут вестись под Сталинградом, у острова Мидуэй, под Эль-Аламейном и Каном? В равной мере не предвидели, какое оружие сыграет решающую роль. Авианосцы оттеснили на второй план линейные корабли. Массовые бомбежки, от которых ожидали чудес, внесли только второстепенный вклад в победу. А десантные средства и джипы, о которых никто не думал как о военном снаряжении, имели гораздо большее значение. Конечно, танки сыграли свою роль, но немногие предвидели, что с появлением противотанковых орудий пехота будет первой идти в атаку, танки – следовать за ней, а не наоборот. Война завершилась взрывом двух атомных бомб. Вряд ли кто-нибудь полагал до войны, что расщепление атомного ядра получит когда-либо практическое применение.

Природу первой мировой войны определить легко. Это был конфликт между двумя союзами, или блоками, государств – Антанты (Франция, Англия, Россия), с одной стороны, и центральных держав (Австро-Венгрия, Германия) – с другой. Война велась между странами с однотипным социальным строем. Все эти страны были капиталистическими, профсоюзы в них играли второстепенную роль. У всех имелись конституции, хотя Российская конституция была скорее фикцией. И, несмотря на попытки выявить глубокие моральные причины войны – против варварства немцев, за немецкую «культуру», за или против самоопределения наций, – воевали, чтобы взять верх, целью было изменение соотношения сил, а не мировое господство. Если бы победила Германия, последовали бы некоторые территориальные изменения в се пользу и она стала бы сильнее, чем прежде. Сложилось так, что были произведены территориальные изменения не в ее пользу, хотя по существу она не была ослаблена. Расчленение империи Габсбургов и Оттоманской, большевистская революция в России, создание Лиги Наций – все это следствия войны, а не предшествовавшие или сопутствовавшие ей причины.

Историки до сих пор спорят о причинах первой мировой войны и ясных ответов не находят. Кто ее планировал? Была ли она вообще запланирована? Или, как сказал Ллойд Джордж, европейские страны «впутались в войну»? Что касается второй мировой войны, то приводит в замешательство множество ее причин. В период между двумя войнами наиболее очевидными были разногласия между победителями и побежденными или, конкретно, между Францией и Германией, при этом Англия и (до последнего мирного года) Италия неохотно следовали за Францией. Почти все немцы полагали, что в 1919 г. с их страной поступили несправедливо. И ожидали, что, когда Германия примет «Четырнадцать пунктов»[2]2
  Условия мира, изложенные президентом США В. Вильсоном в послании Конгрессу от 8 января 1918 г. и положенные в основу мирных договоров, формально завершивших Первую мировую войну.


[Закрыть] и станет демократической республикой, о войне позабудут и произойдет взаимное признание прав. Ей пришлось платить репарации; ее принудительно разоружили; часть территории она потеряла, в других частях находились войска союзников. Почти вся Германия стремилась избавиться от Версальского договора, и немногие видели разницу между аннулированием этого договора и восстановлением той господствующей роли, какую Германия играла в Европе до своего поражения.

Обиду испытывала не одна Германия. Венгрия тоже была недовольна мирным урегулированием, хотя ее недовольство мало что значило. Италия, будучи вроде бы в числе победителей, вышла из войны почти с пустыми руками – так ей по крайней мере казалось; итальянский диктатор Муссолини, бывший социалист, называл ее пролетарской страной. На Дальнем Востоке Япония, тоже числившаяся среди победителей, взирала все более неодобрительно на превосходство Британской империи и США. И, по правде говоря, Советская Россия, присоединившись в конце концов к тем, кто отстаивал статус-кво, была все же недовольна территориальными потерями, понесенными ею в конце первой мировой войны. Но главной движущей силой среди недовольных была Германия, и Адольф Гитлер стал ее выразителем, с тех пор как вышел на политическую арену.

Все эти обиды и претензии не были опасны в 20-е годы, в короткий период восстановления довоенного экономического порядка, при более или менее неограниченной внешней торговле, устойчивой валюте, частных предприятиях, в деятельность которых государство почти не вторгалось. Но это восстановление было разрушено широкомасштабным экономическим кризисом, разразившимся в 1929 г. Начался катастрофический спад внешней торговли, массовая безработица – свыше 2 млн. безработных в Англии, 6 млн. – в Германии и 15 млн. – в США. Резкий валютный кризис в 1931 г. – с отменой золотого стандарта – пошатнул священный фунт стерлингов. Перед лицом этой бури страны сосредоточили свою деятельность в пределах собственных национальных систем; и тем интенсивнее это происходило, чем более индустриально развитой являлась страна. В 1931 г. германская марка перестала быть свободно конвертируемой валютой, и страна перешла к бартерной внешней торговле. В 1932 г. Великобритания, традиционно придерживавшаяся принципа свободной торговли, установила защитные тарифы и вскоре распространила их на свои колонии. В 1933 г. только что избранный президент Рузвельт осуществил девальвацию доллара и независимо от других стран стал проводить политику оздоровления экономики.

Экономическая борьба началась в значительной степени неожиданно. Сначала это была борьба всех против всех, потом ее характер изменился и разделение мира усилилось. Советская Россия всегда была закрытой экономической системой, хотя это не уберегло ее от последствий мирового кризиса. Некоторые другие великие державы, прежде всего США, а также Британская и Французская империи, могли на худой конец обойтись внутренними ресурсами. Проиграли Германия, Япония и другие крупные индустриальные державы: они не могли себя самостоятельно обеспечить, им требовалось привозное сырье, но кризис лишил их возможности получать его нормальным путем через внешнюю торговлю. Те, кто руководил в этих странах экономикой, несомненно, ощущали (даже в несколько обостренной форме), что их страны задыхаются и необходимо создать собственные экономические империи. Японцы избрали простейший путь и ввели свои войска сначала в Маньчжурию, а затем в прибрежные районы Китая. Но у Германии, еще связанной в начале 30-х годов Версальским договором, не было столь простого выхода. Ей пришлось вести борьбу экономическими средствами; это усилило ее изоляцию, автаркию, навязанную волею обстоятельств.

Сначала руководители Германии неохотно вели экономическую борьбу, затем в январе 1933 г. к власти пришел Гитлер. Он воспринял автаркию как благо. Впоследствии велись споры о том, что породило Гитлера и руководимое им движение национал-социализма. Версаль? Кризис? И то и другое. Экономическое неблагополучие страны привело Гитлера к власти, но его борьба против Версальского договора уже создала ему определенную репутацию. По его мнению, кризис в Германии был вызван поражением, и те средства, которые помогут преодолеть кризис, приведут Германию и к политической победе. Автаркия укрепит Германию для политических побед, а те в свою очередь будут способствовать дальнейшему развитию автаркии.

Здесь вплоть до второй мировой войны заключено было скрытое противоречие. США и (менее искренне) Англия сожалели о необходимости вести экономическую борьбу, считали ее делом временным. Для японцев и немцев экономическая борьба являлась постоянным фактором и единственным способом стать великими державами. Это привело к парадоксальным последствиям. Обычно более сильная держава агрессивнее, беспокойнее, поскольку убеждена, что в состоянии захватить больше, чем имеет. Утверждают, что такой была ситуация перед второй мировой войной, что нарушилось равновесие сил: Германия затмевала Европу, а Япония – Дальний Восток. Это верно лишь в отношении ближайших соседей – европейских стран, прилегающих к Германии, или Китая на Дальнем Востоке. И неверно, если учитывать великие державы.

И Гитлер, и японские правители вполне это понимали. Они отнюдь не замышляли мировой войны, что им зачастую приписывалось, поскольку были убеждены, что мировая война их погубит. Но это их не заставило перейти на мирные позиции. И Гитлер, и японцы надеялись получить ряд небольших выгод без войны, без серьезной борьбы. Они правильно рассчитывали на нежелание мировых держав вести войну и еще меньше надеялись на собственную изворотливость. Они хотели незаметно или хотя бы беспрепятственно укрепиться, пока не смогут выступить в качестве мировых держав, слишком сильных, чтобы с ними бороться. Это им почти удалось. Гитлер обеспечил свое господство в Европе, когда на рассвете 14 мая 1940 г. германские танки перешли через Маас у Седана; Япония утвердила себя на Дальнем Востоке за пару часов 7 декабря 1941 г., нанеся удар по Пёрл-Харбору. Потери немцев во время французской кампании 1940 г. были ненамного больше, чем потери британской армии на Сомме в 1916 г.; японцы потеряли в Пёрл-Харборе 29 самолетов. Никогда еще решающие победы не доставались так дешево. Что могло произойти при условии закрепления этих побед? Иногда Гитлер говорил, что Германия завоюет мир, но при этом добавлял, что это произойдет лишь через 100 лет после его смерти. А японцы могли бы удовлетвориться господством на Дальнем Востоке. Но Германию и Японию остановили еще до того, как они стали вполне мировыми державами, поэтому вопрос об их дальнейших намерениях никогда не ставился, не говоря уже об ответе на него.

Оглядываясь назад, видишь, что это противоречие – между теми государствами, которых более или менее удовлетворяло устройство мира, и теми, кто желал его изменить, – стало главной причиной второй мировой войны. Но противоречие политических идей и принципов привлекало тогда большее внимание. Отчасти это было наследием первой мировой войны. В конце войны союзники и их могущественный сторонник, США, убеждены были, что боролись за идеалы – демократию, самоопределение народов, Лигу Наций. В будущем коллективная безопасность должна была предотвратить новую войну. Доктрина эта никогда эффективно не действовала. Японцы в 1931 г., невзирая на протесты Лиги Наций, оккупировали Маньчжурию (преступление их было менее ужасным, чем это изображали впоследствии). Муссолини в 1935 г., игнорируя Лигу Наций, затеял войну с Эфиопией. Гитлер отверг всю систему международных отношений, когда в 1935 г. отказался от Версальского мира и в 1936 г. – от договора, заключенного в Локарно. Единственными великими державами, постоянно сохранявшими верность Лиге Наций, были Англия и Франция, позже в нее вступила Россия, а США, несмотря на свою политику изоляционизма, осудили нарушение международных обязательств. Здесь было моральное расхождение между теми, кто уважал международные обязательства, и теми, кто их нарушал. Не случайно оно совпало с тем расхождением, которое наблюдалось между государствами, удовлетворенными и не удовлетворенными итогами первой мировой войны.

Лига Наций была учреждением, привлекавшим внимание главным образом дипломатов и энтузиастов борьбы за коллективную безопасность. Но большевистская революция расколола европейскую цивилизацию, разделила Европу глубже, чем Реформация в XVI в. или Французская революция в XVIII в. Советская Россия, принявшая марксистскую доктрину, устремленная к мировой революции, казалось, так или иначе угрожала миру капитализма. Этот мир отвечал бойкотированием Советской России и с помощью военной интервенции стремился ее сокрушить. В 20-е годы многие, особенно сами коммунисты, ожидали, что военная интервенция возобновится и во время следующей войны капиталистические государства набросятся на «государство рабочих».

Но эти ожидания не сбылись. Зато углубились взаимные подозрения. Убеждение, что Германия – оплот борьбы с коммунизмом, заставило прежних победителей смотреть на нее с меньшим недоверием, делать ей больше уступок. Россия, в прошлом великая держава, европейская и азиатская одновременно, перестала теперь ею быть и в дипломатических расчетах всерьез не принималась! Советско-французский договор 1935 г., например, на бумаге был столь же прочен, как и прежний франко-российский альянс. Но когда в 1939 г. французы вместе с англичанами хотели заключить союз с Советской Россией, они вели переговоры так, словно договора 1935 г. никогда не было, словно его хотели забыть и предпочли бы, чтобы его вообще не существовало. Еще одним примером являются сами переговоры 1939 г. В дальнейшем стало ясно, что ни одна из трех договаривающихся сторон не рассчитывала на успех и даже не стремилась к нему.

В 30-е годы антибольшевизм отчасти уменьшился из-за нового раскола европейской цивилизации – между фашизмом и буржуазной демократией. Когда Муссолини установил фашистский режим в Италии, кроме левых социалистов не многие ощутили тревогу: считалось, что он спас Италию от большевизма. Муссолини выступал как респектабельный государственный деятель, британские и французские государственные лидеры торжественно давали ему советы, и еще в апреле 1935 г. он выступал поборником коллективной безопасности и святости договоров.

Национал-социализм, немецкий вариант фашизма, был угрозой совсем иного масштаба. Политики в других странах отлично понимали, что происходит в Германии и к чему стремится национал-социализм. Мировая пресса и дипломаты в полный голос заговорили о нацистском варварстве: были уничтожены политические партии и профсоюзы; перестала существовать свобода слова; евреи были изгнаны из политической жизни, лишь наиболее удачливые смогли эмигрировать; были отвергнуты принципы европейской цивилизации. Начиная с Гитлера, вся нацистская верхушка – сплошь «головорезы», сообщал британский посол.

Какие же уроки политики демократических стран извлекли из ситуации в Германии? Протесты лишь ужесточали поведение нацистов. Международный бойкот немецких товаров даже в случае его эффективности, что было маловероятно, увеличил бы экономические трудности Германии, а ведь все считали, что именно в результате этих трудностей Гитлер и нацисты пришли к власти. В отчаянии французские политики отказались от решения проблемы. Они выражали протесты в связи с каждым вызывающим шагом Германии и не делали ничего. Британские политики решили, что, если компенсировать недовольство Германии и восстановить ее экономическое положение, поведение нацистов не будет столь варварским. Англичане приняли германскую систему двусторонней торговли и старались сделать автаркию терпимой. Невилл Чемберлен, который стал британским премьер-министром в 1937 г., старался умиротворить Германию, активно идя навстречу ее политическим притязаниям. Некоторые, в их числе, вероятно, и сам Чемберлен, полагали, что умиротворение приведет к успеху. Другие принимали этот метод как временный, пока будет закончено перевооружение Великобритании.

Советская Россия и Соединенные Штаты, две мировые державы, стояли пока в стороне. Советские руководители не раз предлагали оказать коллективный отпор агрессору, но их призывы услышаны не были. Западные политики полагали, что Россия стремится к созданию беспорядков в Европе, а советские политики подозревали, что западные державы хотят вовлечь Россию в войну, чтобы самим остаться в стороне. Все эти подозрения не были лишены оснований. Кроме того, западные политики, да, возможно, и советские тоже, были не в состоянии правильно оценить боеспособность Вооруженных Сил Советской России, особенно после того, как сталинская большая чистка 1937 г. фактически уничтожила все советское высшее командование. Боеспособность американских вооруженных сил подобных сомнений не вызывала: их фактически не существовало, если не считать военно-морской флот. И отсутствовало желание исправить это положение. В итоге первой мировой войны, обоснованно или нет, американцы придерживались политики изоляционизма. Возможно, президент Рузвельт хотел отойти от этого курса с целью противостоять скорее Японии, чем Германии; он даже пытался проявить инициативу в 1937 г., когда призывал подвергать бойкоту любого агрессора. Но общественное мнение было не на его стороне, и Рузвельт перешел к осторожному изоляционизму, пока не разразилась война в Европе.

При таких обстоятельствах западные державы отказались от антифашистского крестового похода, предпринять который, казалось, побуждала их начавшаяся в 1936 г. гражданская война в Испании. Британское и французское правительства смирились с тем, что два фашистских государства, Италия и Германия, оказывали испанским мятежникам помощь, и в конце концов даже приветствовали их победу как единственный способ закончить гражданскую войну. Конечно, добровольцы из Великобритании и Франции, как и из многих других стран, сражались на стороне республиканцев – для них в 1936 г. началась вторая мировая война. Однако они были в меньшинстве. Осенью 1944 г., вскоре после освобождения Франции, генерал де Голль посетил Тулузу, инспектируя партизанские силы района. Остановившись возле оборванного человека, он спросил: «Когда ты вступил в Сопротивление, друг?» Партизан ответил: «Задолго до вас, мой генерал» (он сражался в Испании во время гражданской войны). И тут смутился генерал де Голль.

Генерал и партизан понимали войну по-разному: де Голль – как борьбу за национальное освобождение, партизан – как борьбу против фашизма. И они были правы: обе цели сплелись воедино, зачастую даже в сознании одного человека. По форме вторая мировая война, как и первая, была войной между суверенными государствами. Для многих обыкновенный патриотизм был единственным мотивом, для еще большего числа людей – главным мотивом. Патриотизм проявлялся даже там, где его не ожидали. До войны русские энергичнее всех призывали к объединенным действиям против фашизма. Но когда захватчики вторглись в Россию, война стала Великой Отечественной, или, иначе говоря, великой войной за Родину; из исторических деятелей главной фигурой стал не Ленин, а Суворов. С момента нападения на Россию коммунисты всюду стали решительными, искренними участниками Сопротивления. Но и они боролись теперь за национальное освобождение – и во французском Сопротивлении, и в Италии, и (более открыто) в Югославии под командованием Тито.

Тем не менее война, несомненно, была также борьбой убеждений. Немцы сознательно боролись за национал-социализм. Их победы не только приводили к изменению границ в пользу Германии, но и несли с собой утверждение принципов и практики национал-социализма: расового превосходства немцев, деградации всех остальных народов и физического истребления некоторых из них. Противники Германии боролись (в меньшей мере это осознавая) за уничтожение всего того, что отстаивал национал-социализм. Начав с цели национального освобождения, они с неизбежностью пришли к идее восстановления демократии, хотя в России и на Западе совершенно различно толковалось это понятие. Война продолжалась, и антигерманская коалиция стала выступать за гуманизм. Пока шла война, оставался неизвестным весь список преступлений фашистов. Лишь потом стало ясно, что газовые камеры Освенцима (Аушвица) – столь же подлинный символ национал-социалистской цивилизации, как готические соборы – символ средних веков. Но и то, что было известно, исключило любой другой исход войны, кроме безоговорочной капитуляции, и сделало вторую мировую войну справедливой войной, что бывает чрезвычайно редко.

Союзники Германии в эту схему не вписывались. Фашизм возник в Италии, но там его преступления больших масштабов не достигли, как и участие Италии в войне. К тому же фашизм там никогда не владел душами людей. Лишь правительство усташей в Хорватии творило почти такие же преступления, как Германия. А японцы вообще не были фашистами. У них были старые националистические взгляды, старая, но реально действующая конституция. Они совершали преступления не из принципа, а от пренебрежения к человеческой жизни. Тем не менее им была навязана та же схема, они тоже стали фашистами и врагами демократии.

Уже говорилось о том, что первая мировая война имела широкомасштабный характер: в ней участвовали миллионы людей. Но фронт был еще отдален от мест обитания: гражданское население меняло не столько образ жизни, сколько род занятий; еще сохранялась возможность обсудить, зачем ведется война и следует ли ее продолжать; часто наблюдались проявления недовольства граждан. Во вторую мировую войну вовлеченными оказались все. Беспорядочные бомбежки привели к тому, что различие между фронтом и тылом почти исчезло. В Англии, например, до 1942 г. вероятность того, что солдат в армии получит телеграмму о гибели жены от бомбы, превышала вероятность того, что жена получит телеграмму о гибели мужа в бою. Лица, отказавшиеся воевать и служившие в противовоздушной обороне, подвергались большей опасности, чем если бы находились в вооруженных силах. Перед войной британское правительство предвидело, что бомбежки нарушат общественный порядок, и зачислило на службу офицера полиции, который служил прежде в Индии: у него был опыт управления толпой, охваченной паникой. Но его услуги не потребовались. Стойкость людских масс – англичан во время сильной бомбежки, ленинградцев, переживших блокаду, немцев в последние месяцы перед окончательным их поражением, японцев даже после взрыва двух атомных бомб – сомнений никогда не вызывала.

Справедливо название «Народная война». Такая война возникает не под воздействием общественных настроений, как это было до некоторой степени с первой мировой войной. В 1914 г. возбужденное общественное мнение подтолкнуло правительства к войне, и демагогический шовинизм сильно потом влиял на военную стратегию. До и во время второй мировой войны политики – вели, народы – следовали. Британское правительство единственное вовлечено было в войну под воздействием общественного мнения, но даже это мнение прозвучало в палате общин, а не в уличных толпах. Гитлер, возможно, рассчитывал, что победы усилят его власть над немецким народом. Но он сам определял, где и когда будут одержаны победы. Перед нападением немцев на Советскую Россию, например, не проводилась общественная кампания по разжиганию антибольшевизма. Нападение явилось для немецкого народа неожиданностью, этому предшествовало мертвое молчание. До того момента, когда Америка действительно вступила в войну, президент США Рузвельт был уверен, что опережает общественное мнение. Он мог ошибаться, но его взгляды определяли курс американской политики.

Во вторую мировую войну политики значили гораздо больше, чем в первую. Кто помнит имена премьеров до Клемансо или немецких канцлеров после Бетмана-Гольвега (а ведь Бетман оказывал лишь второстепенное влияние на события)? В декабре 1916 г. Ллойд Джордж явно стал чем-то вроде военного диктатора, но даже для него, как он сам утверждал, характернее всего было то, что действовать по своему усмотрению удавалось редко. Популярными героями были генералы Китченер, Гинденбург, Жоффр – полубоги, которые вели войну или в порыве вдохновения, или без него.