Текст книги "Абдурахман Даниялов – выдающийся деятель Дагестана"

Учеба в Москве

После бурной и интересной работы в комсомоле, в Наркомпросе, где работал начальником Главенство и одновременно председателем центральной вербовочной комиссии, Абдурахман чувствовал, что ему не хватает образования.

Кроме того, родители жены предварительно поставили условие, чтобы он закончил один из столичных вузов. Эти обстоятельства вынудили Абдурахмана продолжить образование в Москве. Сначала он выбрал Академию коммунистического воспитания им. Крупской. Получив согласие Юсупа Шовкринского, он взял разрешение и у секретаря обкома Муравьева.

Получив положительное решение, Абдурахман с женой 22 июля 1930 года поехал в Москву поступать в Академию ком воспитания, а Хадижа – в Педагогический институт им. К. Либкнехта.

Как описывает сам Абдурахман Даниялович: «Моя женитьба после длинной и сложной истории была простой: без свадьбы и формальностей. Отец будущей жены – Муртузали Дибиров, помимо требования продолжить образование, поручил своему товарищу и земляку, доктору Муслиму Нахибашеву провести какое-то медицинское обследование. Помню, Нахибашев и ещё человека три вызвали меня в здание Наркоминздрава и взяли спинномозговую жидкость. Если бы теперь предложили мне повторить эту операцию, ни за что бы ни согласился. Боль была адская, и после я долго мучился поясничной болью.

Справка о том, что я здоров, была предоставлена, я лично поехал в Буйнакс, забрал жену и вернулся в Махачкалу. Здесь я занимал одну комнату в доме, где жили работники обкома партии и комсомола. Они устроили небольшой ужин, и через 15 дней после женитьбы мы поехали на учебу».

Но Абдурахман в Академию ком. воспитания не попал, где проректором оказался тот самый Аюбов, который был освобожден от должности зам. наркома Дагестана за неудовлетворительную работу. Он не только холодно принял Абдурахмана, но и посмотрев направление, документы, не поднимая головы, сказал: «Ты опоздал, разверстка Дагестана заполнена, приём закончен и места нет». Итак, мечта Абдурахмана поступить в Академию не сбылась. Зато Хадижат легко устроилась в Педагогический институт. Но Абдурахман не терял надежды, и он обратился в Посредство Дагестана в Москве. К его счастью, поспредом оказался Абдурахман Кадиев, чьи лекции он слушал в 20 годы в Буйнакске.

После телефонного звонка сотрудник Поспредства Линник направил Абдурахмана в Петровск – Разумовское Институт инженеров водного хозяйства Наркомзема СССР. Здесь его встретили хорошо и без всяких экзаменов приняли в институт на отделение гидротехнического строительства, дали комнату в общежитии, назначили стипендию в 63 рубля, а Хадиже в стипендии отказали.

Естественно, сбережений у них не было, и одежда, и обувь у них не были рассчитаны на московские морозы. А молодая семья жила в разных общежитиях – Абдурахман жил в Тимирязовке, а Хадижа – в Рязгуляеве. На территории Тимирязевки располагался Институт животноводства. Посовещавшись, они добились перевода Хадижи в этот институт и зачислена на зоотехнический факультет, словом, они оба оказались в одном районе. Вскоре они получили здесь небольшую комнату.

Однако жить на 63 рубля стало невозможно, молодые организмы требовали нормальной еды, и Абдурахман был в отчаянии и был готов бросить учебу. В этот критический момент, к счастью, Абдурахман встретил в Поспредстве секретаря Дагестанского обкома партии А. И. Муравьева. На вопрос секретаря обкома, как устроился, не трудно ли учиться, Абдурахман, переборов себя, откровенно рассказал о тяжелом материальном положении, намерении бросить учебу и вернуться в Дагестан.

А.И. Муравьев проявил отеческую заботу, пообещал помочь и предложил продолжать учебу, получить высшее образование. Секретарь обкома взял с собой Абдурахмана и пошел в ЦК ВКП(б). В ЦК оказался Л. И. Киласанидзе, который курировал учебные заведения. Муравьев А. И., оказывается, долго и настойчиво попросил выделить одно место для Абдурахмана в счет парттысячники, как горца, бывшего детдомовца.

Но Киласанидзе оказался настоящим бюрократом. После такой неудачи в ЦК Муравьев А. И. повел Абдурахмана в Московский комитет партии. Здесь их приняла очень симпатичная и веселая женщина в летах и с сединой, видимо, хорошо знала Муравьева. После изложения просьбы, она обратилась к Абдурахману с вопросами, с какого года он в партии, женат ли и еще что-то. Абдурахман не растерялся и ответил, что он член партии с 1928 года, в комсомол вступил в 1923 году, женат, она учится в Москве.

Важно, что эта женщина, фамилию никто не помнит, с помощью А. И. Муравьева сыграла решающую роль в его судьбе.

Конечно же, не в порядке упрека, Абдурахман должен был как-то узнать и запомнить ф. и. о. этой чудесной женщины.

Эта женщина в тот же день оформила Адбурахмана в счет из Московской организации, что означало: повышение стипендии с 63 до 170 рублей, прикрепление к закрытому распределителю, выделение отдельной просторной комнаты на Соломенной Сторожке, 26 а.

В ответ за все это Абдурахман поблагодарил А. И. Муравьева, обещанием хорошо учиться и быть полезным партии. Кроме того, он остался до конца жизни признательным той седой женщине с сияющим лицом и коренастому, подвижному, всегда серьезному, но простому и доступному секретарю Дагестанского обкома партии, русскому большевику А. И. Муравьеву. Абдурахман скажет: «В моей долгой работе в Дагестане имеется долг их заботы и внимания. Спасибо им, их потомству».

После зачисления в парттысячники других забот, кроме учебы, не стало для него, но учиться в Москве ему было крайне трудно. Он испытал на себе пагубные последствия перевода преподавания в Буйнакском педтехникуме на тюркский язык, совершенно недостаточные основы знаний, которые в техникуме давали по математике и др. дисциплинам. Единственное, в чем он не уступал другим студентам, – общественные дисциплины, в частности, политэкономия. А такие предметы, как сопротивление материалов, гидравлика, черчение довались ему трудно. Но ему помогали профессоры и преподаватели, товарищи из группы.

Как вспоминает Абдурахман Даниялов: «В институте работали, читали лекции и вели группы такие маститые ученые, как Каблуков, Тряпишников, Прокофьев, Милович, Подарев, Костяшов, Бюжчинс, Орлов и др. Все эти представители старой русской интеллигенции, разные по характеру и нравам, в одном были едины: в желании привить студентам любовь к знаниям. Консультации во внеучебные часы, помощь отстающим, кружковая работа исключительная чуткость были отражением высокой интеллектуальной культуры этих в большинстве беспартийных профессоров…

Я не помню ни единого случая дня за 6 с лишним лет пребывания в институте, который был омрачен нетоварищеским отношением ко мне. Конечно, и я отвечал товарищам не меньшей доброжелательностью. Видимо, работа в комсомоле помогла находить мне взаимопонимание с людьми». Следует отметить, к сожалению, эти вышеуказанные положительные факторы сегодня утрачены: преподаватели не такие, и студенты другие. С развалом Советского Союза Россия потеряла в вузах, техникумах, школах все ценное, доброе, чистое и честное.

Абдурахману учиться впервые два года было очень трудно. Он не одну ночь напролёт сидел изучением инженерных дисциплин, вычерчиванием строительных конструкций.

На третий год учебы в институте коммунисты отделения гидротехнического строительства избрали Абдурахмана членом партийного бюро и поручили ему вести работу среди молодежи. В этом же году студенты вузов и других учебных заведений, обучавшиеся в Москве, избрали Абдурахмана председателем землячества при Дагпредстве. В этот период во всех учебных заведениях Москвы обучалось не менее ста пятидесяти дагестанцев, в том числе были: Муслим Атаев, Хаджи – Мурад Хашаев, Сулейман Сулейманов и др.

Землячество вело учет студентов, собирало сведения об успеваемости, о материально – бытовом положении, добивалось единовременной помощи нуждающимся через Поспредство.

Систематически организовались собрания, вечера, в большинстве они приурочивались к приезду в Москву ответственных работников республики. Иногда обком партии направлял специального работника, чтобы проинформировать студентов о положении дел в республике, присмотреться к будущим кадрам. На одном из собраний в 1934 году присутствовал первый секретарь обкома ВКП (б) Нажмутдин Самурский, на котором он проинформировал студентов о тяжелом положении с кадрами, призвал успешно завершить учебу и возвращаться в Дагестан. На этом же собрании выступил и Абдурахман, который сказал о безответственном отношении старого руководства обкома, о переживаниях за республику, о недостатках некоторых руководящих работников, которые разлагающе влияют на кадры всех звеньев. Самурскому настолько понравилось выступление Абдурахмана, что на следующий день пригласил его в Поспредство и подробно расспросил; кто он, откуда и т. д.

К сожалению, такая добрая и нужная традиция сегодня утрачена, её следовало бы внедрить везде, где учится молодежь республики. А проведенное большое, многочисленное собрание, проведенное президентом Дагестана, практически ничего не дает.

Таким образом, мы видим, что учеба Абдурахмана вошла в нормальное русло, и он оказался в ряду успевающих.

В институте студенческая общественность (партком, профком и др.) стала оказывать Абдурахману больше доверия, в начале избрав в состав, а потом секретарем партбюро отделения, еще через год председателем профкома института. Наконец, на последнем курсе он был утвержден ответственным редактором многотиражки института.

Конечно, надо полагать, что в институте были более грамотные и подготовленные студенты, но Абдурахман оказался более активным, общительным и показательным, о чем свидетельствует следующее: по итогам Всесоюзного социалистического соревнования он был награжден грамотами ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, Комитета Всесоюзного соревнования высших школ и техникумов при газете «Комсомольская правда».

Грамота за 1933/1934 учебный год, подписана председателем Комитета соревнования А. Енукидзе «За высокие показатели в учебе и активное участие в работе общественных организаций учебного заведения».

Другая грамота от Треугольника института «Треугольник института отмечает Вашу высококачественную работу по учебе, систематическую успеваемость, образцовую общественную работу и дисциплинированность».

На протяжении 1933–1935 годов Абдурахман был неоднократно отмечен поощрениями: получал денежные вознаграждения, дважды был направлен в санаторий в Сочи и Крым, получал отрез на костюм.

Он пользовался хорошим расположением студентов, в свою очередь он тоже старался быть предельно чутким, внимательным к ним, объективным и честным при выполнении поручений коммунистов и общественности. Профессоры и преподаватели, видевшие его слабую подготовку и отставание в начале учебы и всячески помогавшие в преодолении их, были довольны его успехами и еще лучше, и душевнее стали, относиться к нему. Все это, естественно, породило в нем огромную трудоспособность и желание оправдать доверие.

Следует заметить, что у Абдурахмана была хорошая память и обладал большой трудоспособностью. Эти качества в значительной степени определили его успехи в институте. Он любил, Дагестан и его тянуло в республику, но не тосковал по родственникам и аулу. Через землячество и Поспредство он бывал в курсе дел в Дагестане. Каждый год приезжал на каникулы к родителям жены, которые теперь уже стали и ему родителями.

В 1934 году Абдурахман практику походил на строительстве плотины Гергебильский ГЭС, трамбовал вместе с рабочими бетон в теле плотины. В том же году отпускной месяц провел он в совете Гунибский комиссии по чистке партии.

Дипломный проект он посвятил Дагестану. В протоколе заседания Государственной квалификационной комиссии института от 29.06.35 г. записано: «Подробный, со знанием дела анализ гидрологических, экономических и бытовых условий района проекта позволил дипломнику составить дипломный проект в составе арочной плотины, водозаборного сброса, ГЭС, и водосливного сброса, организации и механизации работ весьма продуманно, с широким освещением расчетно-конструкторских сторон.

Считать дипломный проект выполненным на «отлично» и присвоить г. Даниялову А.Д. звание инженер-гидротехника. Председатель – (Замарин), секретарь (Цветкова), 23 июля 1935 г.» И 2 июля 1935 г. Государственная квалификационная комиссия института приняла решение оставить Абдурахмана Даниялова в аспирантуре и за отличные успехи в учебе был премирован фотоаппаратом.

Но к концу учебы состояние здоровья у Абдурахмана сильно ухудшилось: нулевая кислотность и каверна в легких требовали соблюдения диеты и усиленного питания, что было невозможно обеспечить на аспирантскую стипендию. Супруга Хадижа, окончив зоотехнический институт, получила диплом, но не была устроена на работу. Дочка Забида воспиталась в семье родителей жены, и нет-нет доходили вести, что в ее Чохе дети подразнивают, называя «ругуджинкой». В этих условиях последовал запрос обкома партии от самого Н. Самурского, чтобы они выехали в Дагестан.

Москва дала Абдурахману очень много. Пять лет напряженной учебы здесь не прошли даром. У него появилась возможность ознакомится со всемирной культурой, пополнить свои знания, в крупнейших и специализированных библиотеках, слушать лекции выдающих ученых по избранной специальности.

Наркомзем

После окончания института Абдурахмана Даниялова определили помощником главного инженера Управления водного хозяйства Наркомзема, а Хадижу зоотехником в отделе животноводства.

Министр Саидов Дибир принял молодого специалиста с дипломом отличия в каком-то сонном и рассеянном состоянии и просьбу его о квартире пропустил мимо ушей.

А начальник управления водного хозяйства Абасалиев и главный инженер К.Киселев тоже приняли его настороженно, но, когда они узнали, что у Абдурахмана академический отпуск и он должен вернуться в Москву для продолжения аспирантской учебы, у них сложились хорошие взаимоотношения.

Однажды в командировке на реке Терек вместе с Председателем Совнаркома К. Мамедбековым оказался и Абдурахман. И в ходе состоявшей беседы Абдурахман высказал о недостатках в работе Управления водного хозяйства в горах. И через третий-четвертый день после возвращения из поездки на Терек начальник Абасалиев ознакомил Абдурахмана с запиской Председателя Совнаркома, в которой было отмечено, что управление не охватывает горных районов и положение необходимо исправить.

Вскоре в составе Управления был открыт отдел ирригации и водоснабжения гор.

Жилищный вопрос специалиста, отозванного, из аспирантуры обкомом партии не решался, и тогда Абдурахман написал в газету «Правда» письмо с просьбой помочь, и одновременно в письме он указал на наличие в руководстве республики групповой борьбы, которая создавала обстановку нервозности, принуждала и приучила кадры к приспособленчеству, шушуканью, тем самым стимулировала благоприятную почву для нарушения законности и репрессий.

Именно в этой обстановке 25 февраля 1937 года бюро обкома партии утвердило А.Д. Даниялова народным комиссаром земледелия, а бывший нарком и ряд работников аппарата были сняты и арестованы по обвинению «во вредительстве». Конечно, Даниялова А.Д. серьезно беспокоили нездоровая обстановка в руководстве республики и крайне сложные задачи, которые стояли перед дагестанским сельским хозяйством. Задачи оказались очень сложными, а кадры слабыми, и состояние сельского хозяйства республики оказалось на низком уровне.

Так, на первое января 1936 года колхозами было охвачено около 44 % крестьянских хозяйств, в том числе в горах, где было сосредоточенно ¾ населения аулов, лишь 25,7 %. Центральная задача земельно-водной реформы была провалена. На всю республику имелось 16 МТС, в которых числилось 700 тракторов. Беда заключалась в полном отсутствии квалифицированных кадров в колхозах и МТС.

Даниялова А.Д. смущало и то, что зам. Наркомзема работал старый коммунист, зоотехник по образованию, начальниками управлений и отделов работали бывшие ответственные работники – Юзбеков (секретарь Хасавюртовского райкома партии), Кара Караев (герой гражданской войны), Гащимзаде и др. – люди, за плечами которых большой жизненный опыт, стаж работы на руководящих должностях, а А.Д. Даниялову было – всего 28 лет.

Это был период, полный трагизма, потрясший страну и республику жестокими репрессиями. В кровавой «мясорубке» несправедливых репрессий исчезали многие талантливые представители национальной интеллигенции.

Когда Даниялов заступился за Кара Караева, который уже сидел, сотрудник органов Тучин написал записку в обком партий: «В Наркомземе продолжают орудовать вредители, и Даниялов им потворствует»…

Даниялов А.Д. обращается к М. Сорокину, второму секретарю с жалобой, что в таких условиях работать нельзя, просил помочь кадрами, но и эта просьба осталось без результата.

Доведенный до отчаяния Даниялов на собрании актива, выступая впервые в роли наркома, выложил все, что накипело, и внес предложение об обобществлении пашни, рабочего скота в горных колхозах и высказал в отношении кадров следующее заявление: «Вместо того, чтобы укрепить проверенными и способными кадрами, обком партии посылает туда проштрафившихся, снятых с работы в районах людей. Вместо боевого органа по руководству сельским хозяйством, Наркомзем превратился в штрафной батальон во главе с оберштрафным Саидовым».

После такого выступления, на следующий день, утром Н. Самурский по телефону сказал Даниялову: «Ты оторвался от гор, не знаешь психологии горцев. Поезжай в горы, поговори со стариками, изучи положение и потом поговори со мной». Как показала практика, Н. Самурский оказался был прав, в этом убедился Абдурахман Даниялов после командировки в Лакский, Чародинский и Акушинский районы. Он понял, что вопрос об обобществлении пашни в горах не такой простой вопрос, как представлял молодой нарком.

Сельское хозяйство республики накануне 1936 года в основном было представлено колхозами и совхозами. Коллективизация села в Дагестане проходило без серьезных осложнений, этому помогло изучение опыта коллективизации в республиках Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии.

В целях предотвращения диверсий, антисоветской агитации и укрепления уверенности в проводимых реформах в октябре 1936 г. решением бюро Дагестанского обкома партии были выселены 600 хозяйств кулаков из 21 района республики. Эта акция осуществлялась при строжайшей проверке, чтобы под видом кулаков не оказались социально близких Советской власти людей.

А для проверки правильности отбора кулацких хозяйств была создана республиканская комиссия в составе Самурского, Сорокина, М. Далгата и К.Мамедбекова.

Однако следует указать, что даже республиканская комиссия не стала гарантией того, чтобы в списки не попадались люди, не имевшие никакого отношения к кулацкому хозяйству. К сожалению, под гребешок кулаков попали многочисленные граждане, когда в аулах допускались сведения личных и тухумных счетов со стороны председателей сельсоветов.

Состояние сельского хозяйства на конец 1939 г. в Дагестане было таково: всего колхозов-1242 из 147279 хозяйств или 80,3 % от общего числа крестьянских хозяйств республики, в том числе по плоскости – в 503 колхозах было 92227 хозяйств или 75,9 % от общего числа подлежащих коллективизации хозяйств.

Если в начале 1939 года в республике было около 800 колхозов и в них лишь 44 % хозяйств крестьян, то темпы количественного роста за год удвоились, т. е. были высокими. Однако в горных районах не было настоящих колхозов, там были по существу товарищества по совместному выпасу скота, в которых на первое января 1937 года 7 % хозяйств не имели крупного рогатого скота, 22 % коров и 58 % не имели овец и коз.

Сама идея обобществления пашни, сенокосов и рабочего скота в республике не оказалась разработанной в достаточной степени, поэтому были допущены серьезные ошибки. При этом не была учтена местная специфика. В частности, не учитывались богатые плоскостные, предгорные условия с бедными высокогорными трудностями.

Например, в горах существовала пестрота размеров площади пашни на душу населения по районам, аулам и внутри тухума.

Второе, пашня одного крестьянина-колхозника состояла из нескольких участков, разбросанных и удаленных друг от друга.

Третье, во многих аулах землепользование происходило на искусственных террасах, на которых разводились сады и виноградники.

Все эти и другие чувствительные моменты обобществления земли в горах надо было учитывать прежде, чем идти на собрание общества с предложением о переводе товарищества на Устав сельхозартели. Кроме того, еще в 1927 году мечетские (вакуфные) земли были распределены между населением аула. Все это осложнило положение молодого наркома. Но ему помогала республиканский, районные активы коммунистов, комсомольцев, женщин-активистов, загоревших желанием помочь в осуществлении коллективизации.

Даниялов А.Д., как сам вспоминает, ему доверяли и активно помогали секретарь обкома Линкун, председатель Совнаркома Магомедов.

Но наступивший 1938 год открыл и для Даниялова А.Д. реальные возможности самокритически отнестись к состоянию коллективизации и в результате обсуждения на бюро и в Совнаркоме обратиться в ЦКВКП(б) и Совнарком СССР с проектом решения о ликвидации нарушений Устава сельхозартели в колхозах Дагестанской АССР, и документы были отправлены в Москву.

В результате ЦКВКП(б) и Совнарком СССР приняли постановление в феврале 1939 года о ликвидации нарушений Устава сельхозартели в колхозах ДАССР.

В свою очередь во исполнение указанного Совнарком ДАССР и бюро Дагобкома ВКП (б) также приняли аналогичное постановление, в котором было предложено ликвидировать нарушение Устава не позже 15 апреля 1939 года, привести в соответствии с установленными нормами размеры приусадебных участков колхозников в предгорных районах и обеспечить нарезку приусадебных участков колхозников в предгорных районных и обеспечить нагрузку приусадебных участков колхозникам ряда горных районов, которые в 1938 году перешли на Устав сельхозартели и обобществили пашню. Было также предложено ликвидировать нарушение Устава по нормам содержания скота личного пользования.

В 1939 году в основном была завершена работа по отводу и закреплению зимних пастбищ за колхозами горных районов на плоскости.

Но горцы боялись в плоскости малярии, поэтому руководители колхозов прибегали к найму сезонных рабочих, которые зарабатывали хорошо. Наконец, представленные в Москву предложения обкома и Совнаркома получили одобрения в ЦК, и в марте 1939 года вышло постановление бюро обкома и правительства республики «О мероприятиях по организационно– хозяйственному укреплению колхозов». Наркомзему предстояло подготовить проект земельно-водной реформы, которая очень тяжело и трудно реализовывалась в республике.

В результате большой организаторской работы Даниялова А.Д. в республике к 1 апреля 1939 года 588 колхозов (или 734) приняли решение о переходе на Устав сельхозартели.

Ход коллективизации сельского хозяйства в ДАССР на 10 августа.

1939 года, по данным Наркомзема, характеризовался так: по плоскости-480 колхозов, 2928 дворов (или 92 % от общего числа); по горам-639 колхозов, 101046 дворов (или 94,5 %), причем вступили в колхоз за 6 месяцев по плоскости 2260 дворов, по горам-4120 дворов.

Работу Наркомзема можно оценивать так: уже можно было утверждать, что сплошная коллективизация сельского хозяйства в Дагестане проведена, вне колхозов оставалось лишь 7982 двора (или 3,8 %).

В результате в хозяйства колхозов поступило 5229 лошадей, 67946 волов, 7427 ослов и мулов, находившихся в личной собственности членов колхозов. Кроме того, колхозники продали государству 3855 голов крупного рогатого скота, а также для пополнения ферм 12106 голов коров и телят, 22156 голов овец и коз. Одновременно колхозники наделялись приусадебными участками по норме, от 0,25 до 0,50 га.

Однако следует отметить, что в проведении сплошной коллективизации наркомзем Даниялов А.Д. встречал серьезные препятствия со стороны антиколхозной агитации. Так, в начале 1939 году еще 144 колхоза не имели животноводческих ферм, в 403 колхозах не было овцеводческих ферм и в 537 колхозах – молочно-товарных.

А материальная заинтересованность колхозников в колхозном секторе была очень низкой. Поэтому в 1939 году 20,4 тыс. колхозников не выработали ни одного трудового дня, а почти 100 тыс. выработали по 50 трудодней, 58 колхозов не выделили ни на трудодни ничего, почти 300 колхозов выдали от 20 до 40 копеек. Эти и другие показатели показывают, что к сороковым годам экономика большинства колхозов горных районов не могла обеспечить семью колхозника.

Однако следует отметить, что эти еще не окрепшие коллективные хозяйства с честью выполнили свой долг перед Родиной в годы Великой Отечественной войны. В условиях плановой экономики работать Даниялову А.Д. было крайне трудно. Планы развития сельского хозяйства утверждались сверху, из Москвы, и делалось это не редко без учета местной специфики. Так было, например, с культивированием хлопка в республике.

Усилия Даниялова объяснить вышестоящим инстанциям нецелесообразность культивирования хлопка в Дагестане заканчивались упреками в адрес руководства наркома. Ему даже пытались объявить партвзыскания.

Еще не успел Даниялов как следует освоить должность наркомзема, как летом 1937 года приехал уполномоченный Северо-Кавказского крайкома, куда входил Дагестан, и составил справку о неудовлетворительном состоянии с прополкой хлопка и предложил проект объявить Даниялову выговор, но бюро обкома не поддержало.

В конце концов, руководству республики удалось убедить Наркомзем и Госплан СССР в нецелесообразности посева хлопка в Дагестане. Тогда в республике хлопок сеяли на 2–3 тыс. га и получали крайне низкий урожай 1,5–3 ц. с гектара.

По инициативе А.Д. Даниялова в республике на прикупленных землях начали сев зерновых, строительство животноводческих помещений и социально-бытовых объектов для животноводов.

А для борьбы с малярией, которая уносила жизни сотни и тысяч дагестанцев, на этих землях были организованы 20 противомалярийных станций, в которых работали сотни врачей и медработников. После ликвидации очагов малярии колхозы горных районов начали интенсивное освоение зимних пастбищ.

Несомненно, что во всех успехах и недостатках сельского хозяйства республики имеется заслуга и Наркомзема, и руководителя Даниялова А.Д.

На посту наркомзема он в течение трех лет свою теоретическую подготовку сочетал с навыками руководства основной отраслью экономики республики, и он оказался подготовленным, чтобы ему доверяли более ответственный участок работы.

По непонятным причинам в начале 1940 года между первым секретарем Линкуном и Председателем СНК Магомедовым сложились ненормальные отношения, которые закончились освобождением второго.

И 21 января 1940 года последовало постановление ЦКВ-КП (б) об освобождении Д. М. Магомедова от обязанностей Председателя СНК с оставлением его в распоряжении обкома, и в этой должности был утвержден А.Д. Даниялов.