Текст книги "Золотая середина. Как живут современные шведы"

Патриотизм

Софья, тринадцатилетняя дочь моих друзей Бергитты и Уло, пришла из школы и рассказывает про урок истории:

– Учительница говорила нам о викингах, о том времени, когда Швеция владела большей частью Северной Европы. И она сказала, что мы должны гордиться своей страной, потому что у нее великое прошлое.

– Гордятся прошлым только лузеры (от англ. looser – неудачник, пораженец), – отреагировал отец.

– А мы и есть лузеры, – сказала мать. – Владеть такой территорией и все проиграть…

– Нет, мы не лузеры, мы победители, – возразил отец. – Только наши победы надо искать не в далекой истории, а в сегодняшнем дне.

– А гимн вы знаете? – спрашивает дочь. – Можете спеть от начала до конца? Наша учительница говорит, что настоящий патриот должен знать все слова гимна. Я вот не все знаю.

– А я помню только второй куплет, и то плохо. Там что-то насчет того, что мы готовы пролить кровь за свою родину и все как один отдать за нее жизнь, – говорит мать.

– А я и вовсе ни слова не помню, – говорит отец. – Мы же не идолопоклонники, чтобы ходить вокруг желто-синей тряпки и петь осанны под звуки гимна (желтый и синий – цвета шведского флага).

– То есть вы не патриоты? – уточняет дочь.

– Я патриот, – отвечает отец. – И я горжусь моей страной. Тем, что она цивилизованная, благополучная, демократичная.

…Вот и журналист Пэр Енеруд убеждает меня в том, что шведский патриотизм заметно отличается от того, что принято в других странах. Гимн, шествие под флагами, вообще поклонение атрибутике – все это примитивно и провинциально, говорит он. Наша любовь к родине не громкая, не аффектированная. Мы гордимся не героической историей, а комфортным, разумным настоящим. Мы умеем хорошо работать. Мы знаем, что за рубежом ценят наши товары – они сделаны на совесть. Мы стараемся ни с кем не конфликтовать, никого не обижать. Мы не просто разглагольствуем о равенстве – мы его осуществляем на деле. Весь мир с интересом и уважением наблюдает за социальным феноменом, который принято называть Шведской моделью, или Золотой серединой.

…На протяжении всего бурного ХХ века, когда мир трясло противостоянием капитализма и социализма, Швеция умудрялась сохранять равновесие между двумя этими полюсами. Она выбрала то, что вошло в историю как «путь Золотой середины». Она следует по пути капитализма, то есть рыночной экономики, но при этом взяла принцип социалистического распределения благосостояния. Это и есть «Шведская модель».

«От каждого по способности – каждому по потребности», – прочла я заголовок одной газетной статьи и вздрогнула. Для тех, кому по молодости эта формула ничего не говорит, объясняю: это был самый распространенный лозунг времен Советского Союза. Впрочем, ностальгические чувства я испытала здесь не один раз. Бесплатное образование, в том числе и высшее; бесплатное лечение в поликлиниках и больницах; бесплатные детские сады и дома для престарелых… Все это у нас было. Но, к сожалению, государственная казна не могла выдержать этой колоссальной нагрузки: советская экономика была неэффективной. А в Швеции – эффективная, капиталистическая.

Равное распределение благ осуществляется также с помощью жесткой и, я бы даже сказала, жестокой налоговой политики. Приведу некоторые данные. Если человек зарабатывает в месяц до 10 тысяч (примерно 1700 долларов США), он отдает государству налог в 26%; если до 25 тысяч – 31%; если до 45 тысяч – 41%, если до 60 тысяч – 60%. А дальше – и вовсе заоблачные проценты. Говорят, что Астрид Линдгрен, заработавшей на своих книгах «Карлсон, который живет на крыше» и других, чрезвычайно популярных во всем мире, пришла налоговая декларация, давшая острую пищу сатирикам. В ней писательнице предписывалось заплатить государству… 102% (!) от всего своего дохода.

Купив в первый день кое-какие продукты, я обнаружила, что с меня взяли чуть ли не на треть больше того, что стоили покупки. Обсчитали в шведском супермаркете? А где же пресловутая национальная честность? Оказалось, что с честностью все в порядке: просто кроме стоимости товара полагается заплатить еще и налог.

Но что меня действительно удивило, так это то, как спокойно относятся шведы к своим высоким налогам.

– Да, конечно, я бы предпочла получать все свои шесть тысяч долларов, а не четыре, – говорит Ингрен, школьная учительница. – Но ведь тогда бы я не имела столько льгот: дотации на квартиру, оплаты всех моих транспортных расходов, в том числе и бензина для машины. Я могу болеть без справки и при этом получать полную зарплату. У меня была тяжелая операция, и я отсутствовала на работе целый месяц – мне тоже целиком это время оплатили. Дочка ходила в детский сад, не государственный, а частный. Но все равно я платила за это совсем немного, остальное – из муниципального бюджета…

В Швеции принято выражение «Государство – от колыбели до могилы». Имеется в виду, что из федерального бюджета и социальных служб оплачиваются многие расходы в разные периоды жизни человека: от бесплатных родов до бесплатных похорон. По трудовому кодексу, предприятие обязано также заботиться о повышении квалификации сотрудника. При этом оно же (частное или государственное) оплачивает его учебу.

Вот почему здесь так редки забастовки, а крупных и вовсе не бывает. Впрочем, некоторые аналитики склонны объяснять этот феномен шведским характером – не любят конфликтовать. А Пэр Енеруд считает, что в Швеции традиционно принято доверительное отношение населения к правительству:

– Шведы могут критиковать политиков, партийных функционеров, но они не будут ругать правительство. В России мне показалось, что человек и государство существуют раздельно, даже противостоят друг другу. «Они», – говорили мне московские друзья, – и показывали куда-то вверх со словами: «И что они себе там думают?» У нас же «мы» и «они» озабочены тем же самым – как сделать жизнь обывателя лучше.

– А вы романтик, Пэр, – замечаю я. – И к тому же идеалист. Так не бывает.

– Бывает, – убежденно говорит он. – Разумеется, это не значит, что у нас все гладко и нет проблем.

Проблемы в Швеции есть. Об этом наглядно доложили результаты последних выборов в риксдаг в 2006 году. Социалисты, правившие с небольшим перерывом почти 70 лет, уступили буржуазному Союзу четырех (альянс Аграрной, Либеральной, Христианско-демократической и Умеренной партий). Почему?

Да, уровни доходов людей выровнялись и разница между самыми богатыми и самыми бедными не так велика, как в большинстве других стран (по сравнению с Россией эта разница меньше раз в десять). Да, безработные получают пособия ненамного ниже зарплаты. Да, бедным государство доплачивает. Но на все это нужны деньги. А их даже у очень богатого государства, даже при высоких налогах на богатых все равно не хватает. Так возникают сложности, о которых мы, жившие при социализме, знаем не понаслышке. Правительственная казна Швеции ощутила заметные прорехи, образовавшиеся от выплат субсидий на социальные нужды. В пенсионном фонде обнаружился дефицит. Из госучреждений стали уходить работники: там не могут платить столько, сколько в частных компаниях. Кроме того, всегда много охотников воспользоваться «халявой». И вот уже в поликлиниках образовались приличные очереди желающих подлечиться бесплатно.

Впрочем, при всей схожести с «совком», есть у Швеции и свое ноу-хау: оплата отпуска по «усталости». Человек пишет заявление в государственную страховую компанию о том, что он перетрудился, устал и ему требуется отдых. К этому заявлению прилагается справка от врача, которую взять очень легко. И заявитель приобретает право не работать, но получать при этом до 80% от своей зарплаты.

Мой приятель, профессор Йон Орнес, рассказывает мне о своем родном брате:

– Сколько себя помню, я всю жизнь вкалывал, он же всегда лентяйничал. Я в университетские годы работал грузчиком, чтобы поддерживать приличный уровень жизни. Он обращался к каким-то благотворительным организациям. Наконец кое-как получил образование, стал учителем физкультуры в школе. Но не слишком утруждал себя работой. А недавно, в возрасте 50 лет, и вовсе решил уйти в долгосрочный отпуск. Он мне сказал: «Знаешь, я что-то стал уставать, голова побаливает, надо пойти к врачу, взять бюллетень». И взял – на три месяца. В справке так и написано: «Рекомендуется отдых от работы по усталости». Через три месяца он снова взял бюллетень и вот уже полгода получает пособие, близкое к его зарплате.

Естественно, этот уникальный способ социальной защиты породил и уникальную проблему: тысячи «уставших, измученных непосильным трудом» требуют денег для отдыха от работы.

Новое правительство эти перекосы старается сгладить. Но, конечно, не может удовлетворить всех. Скажем, оно снизило процент налогов, но вышло это к выгоде для богатых и не повлияло на всех остальных. Так что там тоже проблем хватает.

Рядовые шведы временами ворчат и даже пишут недовольные статьи в газеты. Но не более того. В целом, насколько мне удалось уловить настроение, к политике правительства все относятся с пониманием.

– Всегда есть люди, недовольные положением дел, особенно, конечно, своих личных дел, – говорит Пэр Енеруд. – Но мы в большинстве своем считаем, что правительство – помощник в решении наших проблем. Гражданин не отделяет себя от государства: у них общие цели.

В этом одна из особенностей шведского патриотизма. Другая его особенность – страстная любовь к родной природе. Или, как об этом пишет насмешник Питер Берлин:

«Во всем мире люди устраивают шествия вокруг флага, чтобы продемонстрировать патриотизм. Шведы в этом смысле не патриоты. Спроси, что их связывает с родной страной, и они заговорят не об истории или культуре, а о густых лесах, о веселых озерах и о почках, расцветающих весной на густых деревьях. Для шведа национальный флаг – это радующая глаз картинка: пикник на цветущем лугу».

Страсть к природе

О видах, пейзажах, природных красотах я обычно не пишу. Не потому что к ним равнодушна, а – как раз наоборот – потому что уверена: на бумаге все эти прелести теряют свои краски, звуки, запахи. И все-таки удержаться от описания природы Швеции я не могу. По двум причинам. Во-первых, она действительно прекрасна. А во-вторых, нельзя понять характер шведа, не учитывая его любви, нет, пожалуй, даже страсти к природе.

Никогда не чувствовала я себя так привольно, нигде не дышала так легко, как в Швеции. И не только в загородных ее просторах, но и в городах. В Гётеборге, в самом центре города, рядом с университетом, я пересекаю небольшую площадь и оказываюсь в парке; через несколько метров он переходит в лес, где ничего не стоит заблудиться. Дело происходит осенью, в любимое мое время года. И, возможно, поэтому я так остро воспринимаю роскошь окружающей меня природы. Парк резвится красками: изумрудные переходят в густо-зеленые, а потом в желтые, коричневые, бурые. Легкое кружево редеющих ветвей, подсвеченных неяркими лучами осеннего солнца, соседствует с плотной кроной деревьев, смыкающей их стволы, как, наверное, это бывает в джунглях. А под ногами шелестит сухой ковер – в той же гамме красок.

Нечто подобное я, конечно, много раз наблюдала и в отечественном пейзаже, но с некоторой разницей. Во-первых, в Швеции вся эта природа гуще, мощнее. А во-вторых – чище.

Как я выяснила, и то и другое – дело рук человека. Но сначала еще немного о тяге шведов к природе. Вот как об этом смешно, но, по-моему, очень точно пишет Питер Берлин:

«Шведы не любят свой естественный светлый цвет кожи, он им кажется знаком нездоровья. Поэтому весной, когда солнце выглядывает из-за туч, а температура поднимается выше нуля, они спешно покидают свои рабочие места, квартиры и спешат приобрести загар. Покупатели, клерки, домашние хозяйки занимают в парках скамейки и поворачивают белые лица к солнцу, словно подсолнухи, строго следуя его движению по небосклону… Летом, если позволяет погода, народ направляется на берег реки или моря и там раздевается донага, чтобы искупаться в лучах солнца или в воде. С наступлением осени, когда температура стремительно падает, солнцепоклонники отправляются в сауны. И там хорошо можно отличить шведов, отдыхавших за границей, от тех, кто загорал на родине. Коричневые зады патриотов выгодно отличаются от бледных задниц любителей заграничного отдыха».

Как-то, еще будучи в Москве, я пыталась дозвониться знакомым в Стокгольм в субботу-воскресенье. Все домашние телефоны молчали. Будь это летом, я бы поняла: выехали на прогулку за город. Но дело было зимой. Оказалось, что, во-первых, почти все более-менее обеспеченное население имеет свои загородные дома. А во-вторых, выезжают туда каждую пятницу, независимо от времени года.

Питер Берлин пишет:

«В пятницу, ровно в четыре часа дня швед покидает свой офис, прыгает в свой „вольво“ или „сааб“ и встраивается в сумасшедший поток машин. Заскочив домой, он пакует по паре всего, что нужно, кладет в сумку портативный холодильник, поливает цветы, устанавливает видеотаймер, записывает новый message на автоответчик, закрывает дверь, запирает на три оборота замок и опять бросается в бешеный трафик, по сравнению с которым Пятая авеню в центре Нью-Йорка кажется просто большой деревенской дорогой.

Конец пятницы – святое время: Свенссоны (самая распространенная шведская фамилия) отправляются в свои загородные коттеджи, чтобы там насладиться заслуженным отдыхом. Ситуация повторяется, но в обратном порядке, в воскресенье вечером. Во время этого паломничества к матушке-природе в кровь шведа вливается больше адреналина, чем за всю рабочую неделю».

Впрочем, на своих дачах они проводят далеко не целый день. В лесах можно встретить много грибников, собирателей ягод. На берегу рек и озер – рыбаков, терпеливо и задумчиво наблюдающих за своими удочками. Но больше всего, как мне показалось, здесь велосипедистов и еще лодочников. Последние бороздят на своих моторках, а то и на более респектабельных яхтах и катерах, гладь озер, которыми славится Швеция.

– Отношение к природе у шведов, я бы сказал, сакральное, – говорит Оке Доун. – Понаблюдайте за ними, когда они гуляют, например, в лесу. Они предпочитают делать это в одиночку, а если и в компании, то обычно не разговаривают друг с другом. Потому что человеческий голос не должен заглушать голоса природы. Пение птиц, шум ветра в ветвях, шелест листвы – все это куда важнее человеческого языка. Когда говорит природа – человек молчит. Вернее, человек ведет молчаливый внутренний диалог с природой. Это его успокаивает, будит воспоминания, заставляет заглянуть в глубину своего «я». Лучше всего это выразил наш известный поэт Вернер фон Хейденстом:

 
Восемь долгих лет я мечтал о доме,
В моих снах я видел эти мечты.
Но я скучал не по людям —
Я скучал по природе, среди которой прошло мое детство.
 

«Шведы – самые большие любители природы в мире и могут разглагольствовать на эту тему до второго пришествия, – пишет насмешник Берлин. – У каждого из них есть мечта – спасти природу от человека. Это не просто рассуждения. Это настоящая страсть».

В том же шутливом стиле автор вспоминает, что прошли времена, когда журналисты писали пламенные статьи о покорении космоса. Сегодня они с тем же жаром пишут об утилизации мусора, о сохранении чистоты лесов и парков. О том же спорят политики в залах риксдага. А ученые в своих лабораториях ломают голову над тем, как превратить отходы человеческой жизнедеятельности в бумагу и другую полезную продукцию.

«Мы не собственники природы, мы лишь одолжили ее у наших детей», – этот слоган звучит для шведов почти как заклинание. Одолжили и обязаны ее вернуть в том же виде. Это, конечно, утопия. Человек сделал уже много необратимого, порядком испортив природу. Но вот о том, что осталось, необходимо позаботиться.

Я наблюдаю за этой заботой с восхищением и завистью. Вот только два эпизода.

По лесу идут двое – девочка лет шести и ее бабушка. Девочка сосет леденец, бабушка спрашивает:

– А где обертка от конфеты?

Девочка роется в карманах куртки, заглядывает в перчатку.

– Наверное, я эту бумажку где-то обронила.

– Ну, тогда пойдем ее искать.

– Мы опаздываем на обед. Мама и папа ждут, – напоминает девочка.

– Что же делать, придется им подождать, – бабушка непреклонна.

Они уходят, я теряю их из виду, а когда возвращаются, не могу удержаться от комплимента.

– Как хорошо вы воспитываете внучку, – говорю я.

– Я просто делаю то, что делали моя мама и моя бабушка, когда я была в ее возрасте, – объясняет она. – Нас с детства приучают, что о чистоте природы надо заботиться так же, как о чистоте в собственном доме.

Другой эпизод показался мне вначале настолько неожиданным и странным, что я просто ничего не поняла. Из Москвы я позвонила профессору Пэру Монсону, который ждал меня в Гётеборге. Но сначала я должна была прилететь из Москвы в Стокгольм.

– Как вы собираетесь добираться к нам из нашей столицы? – спросил меня Пэр.

– На самолете, очевидно.

Он помолчал.

– А на поезде не хотите?

– Но ведь самолетом быстрее.

– Да, быстрей, но менее экологично.

Я ничего не поняла. Когда мы познакомились и подружились, Пэр объяснил:

– Понимаете, мы очень заботимся о чистоте нашего воздуха, постоянно думаем об экологии. Вот и самолетами стараемся летать реже, чаще поездом – он же воздух не загрязняет.

Пэр меня встречал на вокзале в своей машине. Но на другой день я увидела, как он подъезжает к университету на велосипеде.

– Вчера вы были с багажом, – объяснил он, – вот я и вывел машину из гаража. А сегодня я, как всегда, на велосипеде: он выхлопных газов не производит.

Кстати, на парковках около университетов я видела очень мало автомобилей, но зато множество велосипедов. Так университетская публика выражает свою заботу о чистоте воздуха.

Есть и более широкая активность населения, особенно молодого. На семинаре в Гётеборгском университете, посвященном политической деятельности студентов, мнения участников разделились:

– Нас больше не интересует политика, как интересовала наших родителей. Мы заняты собственной учебой, карьерой, личной жизнью. Можно сказать, что мы аполитичны, – это была одна точка зрения.

А вторая звучала так:

– Да, нас действительно мало интересует партийная жизнь, и в этом смысле мы аполитичны, но это не значит, что мы общественно пассивны. Просто нас сегодня занимают совсем другие проблемы. Например, экология.

Это сказал Магнус Эрикссон, студент-политолог. Он руководит одним из отделений Национальной ассоциации защиты природы. Я попросила Магнуса рассказать, что делает эта общественная организация.

– Собираем информацию о состоянии воды, воздуха, лесов, озер. Распространяем ее среди населения. И, главное, лоббируем проблемы охраны окружающей среды в парламенте и в правительстве.

– Насколько эффективна эта деятельность?

Я задаю этот вопрос Хелене Перссон, ведущему сотруднику Государственного центра охраны природы.

– Я считаю, очень эффективна. Под мощным влиянием общественных «зеленых» организаций правительство недавно приняло «Программу-16». Это план улучшения качества природы по 16 критериям: свежая вода, чистый воздух, здоровый лес, озоновый слой – и еще 12 пунктов. На все эти мероприятия выделены большие деньги.

Сама Хелена работает с коллегами над программой охраны и восстановления лесов. Они уже определили 900 тысяч гектаров леса, который нуждается в особом внимании – там, где растут старые деревья, ценные породы. Многие из них нуждаются в «лечении».

– Проблема в том, что часть этого массива принадлежит собственникам. А они могут и вовсе не думать о сохранении старых деревьев. Правительство в таких случаях предлагает либо выкупить ценные участки, либо заплатить за убыток, который лендлорд, возможно, понесет, если согласится деревья не вырубать.

Расходы для госказны, конечно, немалые. Но правительство на это идет, ведь природа для шведов – понятие почти сакральное.

И вот результат. Несмотря на промышленный рост, сегодня воздух в Швеции чище, а вода прозрачнее, чем 20 лет назад. Экологическая политика Швеции считается наиболее эффективной среди всех стран Европейского Союза.

Пикник у лендлорда

В пригороде Стокгольма, недалеко от гостиницы, где я остановилась, обнаруживаю небольшой парк. Он старательно ухожен, много деревьев, в том числе фруктовых, цветочные клумбы, песчаные дорожки. В центре двухэтажное строение с большим крыльцом. Я принимаю его за административное здание. Около него круглый стол и пластмассовые креслица, совсем по-дачному.

Перед входом в парк висит щит с текстом, разумеется, на шведском. Я его прочитать не могу, но это и не так важно – очевидно же, что это предупреждение: не рвать, не бросать, не ломать… Я прихожу сюда отдохнуть. Сажусь за столик, читаю. Увидела на земле упавшее с дерева яблоко – надкусила.

Однажды я привожу в этот парк двоих своих студентов, которые пришли поговорить со мной.

– Ребята, переведите мне, что там, на щите, написано, – прошу я.

– Это частное владение какой-то семьи. Просьба говорить не очень громко, – переводят мне студенты.

– А я-то здесь располагалась как в городском парке! – всплескиваю руками. – Пошли отсюда.

– Почему? – удивляются мои гости. – Государственный, частный – какая разница?

Так я узнала об удивительном – во всяком случае, для меня – законе Швеции. В любом частном владении каждый имеет право гулять, собирать ягоды и грибы, купаться в реке, ставить палатку, загорать. Можно также ловить рыбу, плавать на лодке и устраивать пикники, не получая на это разрешения владельцев. Правда, при этом гости должны строго соблюдать определенные правила. Нельзя оставлять мусор, ломать ветви, разорять птичьи гнезда. Разжигать костры на чужой земле в принципе тоже разрешается, кроме двух исключений. Это не рекомендуется делать в сухие дни, когда может разгореться пожар, а также на скалах. Почему запрещены костры на скалах? Попробуйте догадаться. Впрочем, не старайтесь. Ответ все равно неожиданный: по скале могут пойти трещины от огня. А ведь это тоже часть природы, которую здесь так берегут.

…Мы сидели за столиком в частном парке. И, забывшись, довольно громко разговаривали, смеялись. Вдруг дверь открылась, на крыльцо вышел пожилой человек, очевидно, хозяин дома, то есть лендлорд. Лицо его было бесстрастным.

– Извините, ради бога, – испугалась я. – Мы вас, наверное, побеспокоили.

– Нет, я просто подумал, что день прохладный, а вы тут уже давно. Не замерзли? Я хочу предложить вам кофе.

Через несколько минут на столе стояли кружки настоящего шведского кофе – крепкого и ароматного.

– Приятного аппетита, – пожелал он, так и не улыбнувшись.