Текст книги "Хранители 2"

* * *

Митя встретил меня в аэропорту, схватил одну сумку и зашагал к выходу. Обычно всегда приветливый, веселый он сегодня выглядел мрачнее тучи. Митя приходился Ставру правнуком. Могучий бесстрашный семаргл, как и многие другие, погиб на поле боя. Для всей семьи это была большая потеря, что уж говорить о самых близких.

Мы сели в машину, Митя включил на всю громкость магнитолу. Наверное, ему не хотелось разговаривать со мной, бередить еще свежие раны. Меня это немного успокоило, я и сам еще не был готов к разговорам. Мне с трудом удавалось сдержать себя, чтобы не высказать Мити сочувствие по поводу гибели Ставра. У нас в семье было не принято выказывать сочувствие. Так проще и быстрее забыть про все. Эта наша бессмертная жизнь длинная и горькая, любимые люди стареют, умирают – уходят из наших жизней, а мы продолжаем жить дальше, оставляя в сердцах только крупицы памяти о них, да горечь утраты. Многие думают, что бессмертие – это дар, когда-то и я так думал, но потом пришел к выводу, что это все-таки проклятье…

Автомобиль свернул на Беговую улицу и замедлил скорость. Я оторвал свой взгляд от стекла. На дворе стояло десятое декабря, а снег только тротуар припорошил. Никогда не любил зиму в Москве. Другое дело на севере, все кругом чистое, белое, а здесь грязь слякоть – мерзость.

Я вылез из машины, вынул свои вещи и зашагал к дому, не стал ждать, когда мне поможет Митя. На улице практически стемнело, хотя еще не было и пяти часов. Мой взгляд скользнул по темному зданию, по его светящимся окнам и задержался на тринадцатом этаже. Живот скрутило. Мне захотелось немедленно сорваться с места и побежать к Кире. Мы не виделись с ней два месяца, и я сильно соскучился по ней. Не думаю, что она соскучилась по мне хоть чуточку, скорее всего, она вообще не захочет меня видеть. И все же я решил навестить ее сразу, как только избавлюсь от своих сумок и переоденусь.

Двери лифта медленно разъехались, пропустили меня внутрь. Оказавшись в лифте, я поставил на пол сумки и стал расстегивать пальто. Вдруг стало невыносимо жарко, а еще меня немного потрушивало, обычно больной человек чувствует себя так при небольшой температуре.

Панель лифта показывала номера этажей: девятый, десятый. Я машинально нажал на кнопку тринадцатого этажа. Двери вскоре открылись, и я бросился бежать к Кириной комнате. Какая-то неведомая сила тянула туда. У двери немного замешкался, и, заметив, что та чуть открыта, отварил дверь и вошел внутрь.

Мурашки побежали по коже, когда включился свет. Киры нигде не было видно. Кровать вся разобрана. На полу валяется разбитая капельница и покрывало. Я подошел к кровати приподнял подушку. Нет, конечно, я не собирался искать Киру под ней. Просто я давно не видел ее и совсем забыл, как она пахнет. Мои легкие втянули слабый аромат: подушка пахла абрикосовым мылом. Любимый аромат Киры. От нее так всегда пахло. Мои глаза чуть прикрылись, и я сильнее втянул запах ее кожи. Легкая дрожь прошлась по моему телу, я мог бы часами наслаждаться этим великолепным запахом.

Вдруг я услышал, как в ванной капля воды падает и ударяется о воду. В голове мигом пронеслись жуткие мысли. Мне еще не удалось забыть рассказ отца о том, как Кира в первый день чуть не утонула в ванной по своей глупости…

– Нет, – с диким криком я рванулся к ванной комнате. Я не хотел верить, что Кира могла покончить жизнь самоубийством. Отец говорил, что она не хочет жить, что хочет умереть, но мне думалось, что все это он говорил лишь для того, чтобы вернуть меня домой.

Вихрем, я ворвался в ванную комнату. В темноте, ванная, наполненная водой, казалась черным зеркалом. Не раздумывая, я подскочил к ванной. Мои руки нащупали в воде тело, сомнений не было – это была Кира. Я подсунул руки под ее ноги и голову, выдернул из ледяной воды. С нею на руках я выбежал в комнату и осторожно уложил на кровать.

Она лежала бездыханная, мертвецки бледная, почти синяя. Секунду мои глаза смотрели на ее неподвижное тело, меня всего трясло от страха. Я облокотился коленом о постель и стал делать ей массаж сердца и искусственное дыхание. Ее ледяные губы обжигали мой рот. Сердце сжималось от боли: Кира не дышала.

У нее не было пульса, и я не слышал как бьется ее сердце. Я еще сильнее стал давить на грудную клетку, но безрезультатно. Паника охватила меня, я набрал воздуха полные легкие и вдохнул ей в рот. Ничего! Из моей груди вырвался отчаянный вопль.

– Отец! – что есть силы, закричал я. Мой рев должны были услышать все жильцы небоскреба. Я размахнулся и ударь в грудь сжатыми кулаками. Тело Киры вздернулась, изо рта хлынула вода. Я вновь начал давить ей на грудь и вдыхать в рот воздух. Вода вырывалась из ее рта фонтаном. Я остановился, прижался к груди: сердце тихо застучало.

– Дыши, Кира, дыши, – шептали мои губы.

В следующую минуту послышался тихий свист. Киру снова вырвало водой, она открыла глаза, часто задышала. Я украдкой вытер рукой слезы и наклонился над ней, погладил ее мокрые волосы. Кира вся задрожала. Мне пришлось разорвать ее пижаму и укрыть одеялом.

Пока Кира молчала, я растирал ей руки и ноги. Она была немыслимо холодной. Моя голова безумно болела: не припомню, чтобы раньше подобное случалось – после перевоплощения никогда ничем не болел. Но думаю, что и у всесильных мира сего имеются свои пределы.

Вскоре в комнату вбежали Константин, Лика, Настя. Прибежали горничные и Лев Тимурович. Сестра всех выгнала, оставила только доктора и отца.

– Что здесь происходит? – возмущенно вскричал отец и посмотрел на меня. Я как раз растирал Кире левую ступню.

– Это, ты, лучше скажи, что здесь творится? – взревел я в ответ. – Вас и на день оставить одних нельзя. То со змеями деретесь, то за девчонкой углядеть не можете.

Мои глаза метнулись к Кире: ее щеки уже порозовели, и она больше не тряслась от холода. Глаза были закрыты, и мне отчетливо слышалось ее тихое, сонное дыхание. «Уснула малышка», – подумал я и покачал головой. Отец говорил, что она сильно похудела, но я не думал что до такой степени. Щеки впали, под глазами темные круги. Руки и ножки что тростиночки.

– Кирилл, она пыталась утопиться? – спросил меня отец, голос его вздрогнул на последнем слове, и я понял, как все это время ему было тяжело видеть, как истязает себя Кира. Мне, наверное, не удалось бы все это выдержать – я бы наложил на себя руки раньше, чем она.

– Да, – усталый вздох вырвался из моей груди, – Она лежала в ванной, когда я нашел ее, и, пожалуйста, отец, объясни мне, почему вы оставили ее одну – вам прекрасно было известно, что она хочет умереть.

– Мы оставили ее буквально на час, она уснула, и мы оставили ее одну отдохнуть. Вот уже неделю у нее не было сил, чтобы поднять голову от подушки. Мы не думали, что она сможет чем-нибудь себе навредить, – оправдывался отец.

– Ты слишком суров с нами, Кирилл, – обиженно заговорила Настя, – последнее время мы делали все что могли. Да и Лев утверждает, что наше постоянное присутствие может ей навредить еще сильнее.

– Извините, – опомнился я. У меня совсем вылетело из головы. Кира не единственная, кто недавно потерял самое ценное в своей жизни. Вся семья находилась в трауре. Я только сейчас заметил, что тетка и сестра одеты во все темное, обычно они всегда выглядят ярко и пышно…

– Кирилл, – окликнул меня Лев, – Мне кажется, что Киру лучше отвезти в поликлинику. Там есть все нужное, необходимое оборудование, медикаменты и постоянный персонал, который присмотрит за ней.

– Хорошо, так и сделаем, – согласился я.

Лев подошел к Кире, сделал ей укол успокоительного. Он собрался поднять ее на руки, но мне удалось его опередить. Осторожно завернув Киру в теплое одеяло, я сам поднял ее на руки, крепко прижал к груди и зашагал к двери. Отец открыл дверь, и мы дружной компанией зашагали к лифту.

Мои губы целовали мокрые волосы Киры. Мне еще никогда в жизни не выпадал такой шанс побыть с любимой рядом, держать ее в объятьях и целовать – пусть даже не в губы. И все же, все это я с радостью променял бы на то, чтобы с Кирой никогда ничего подобного не случалось. Я бы отдал все на свети, чтобы вновь в ее глазах горел огонь жизни, на щеках сиял алый румянец, а с губ слетал заразительный смех.

Лифт довез нас до пятого этажа. Лев сопроводил нас к палате, а сам отправился давать распоряжение своему медицинскому персоналу. Я осторожно уложил Киру на кровать и поправил одеяло: пока нес ее, оно сбилось. Вскоре в палату вбежала медсестра. Женщины выгнали меня и отца, им нужно было переодеть пациентку.

Все то время, пока тетка с сестрой возились в палате, мы с отцом ждали в коридоре. Десять минут я стоял и смотрел бессмысленным взглядом на отца, свои глаза он отвел уже давно, наверное, чувствовал себя виноватым. Как же все-таки трудно быть моим отцом. Вожак стаи обязан следить за всем, быть всегда в курсе всех дел. За многие годы он размяк и с каждым годом становился все сентиментальнее, наверное, в принципе, как все старики.

Мне вдруг вспомнилась мама, помню: отец был не в себе от горя, на целый год он исчез, уехал далеко-далеко: никто не знал куда он делся, да и сейчас это остается тайной для всех. Тогда мне было всего лет семь, мной занимались тетка и сестра, и все же мне не хватало матери, я боялся потерять еще и отца. Но отец вернулся, начал объединять всех семарглов в одну большую стаю.

Теперь я понимал, почему отец так переживает за Киру, не только из-за нее самой, ему не хотелось, чтобы мне пришлось пережить все то, что когда-то пережил он сам. Ведь он прекрасно знал мои истинные чувства к Кире…

Из палаты вышла медсестра и разрешила нам зайти. Я вошел первый и сразу подошел к Кире. Она еще спала. До моего слуха доносилось ровное дыхание, от которого по моему телу побежали мурашки. Из-под покрывала выскользнула рука Киры: мне сначала хотелось ее подсунуть обратно под одеяло, но я не смог удержаться: взял ее руку, сжал в своих ладонях.

Ее кожа все еще оставалась холодной, правда, уже не такой как когда я вытащил Киру из ванны. Я обернулся назад и увидел стул. Отец быстро подскочил и поставил стул возле меня, все это время он наблюдал за мной, ему было не трудно понять мои мысли. Затем отец выгнал Настю и Лику из палаты и вышел за ними следом. Мы остались с Кирой вдвоем.

Уложив свой подбородок на кровать, я поднес Кирину руку к своим губам и нежно поцеловал ее пальчики. Пальчики были тоненькие, бледные, почти просвечивались: меня мучила совесть. Во всем была моя вина, надо было послушаться отца раньше и приехать домой. Тогда бы Кира не оказалась в таком плачевном состоянии, я бы просто не позволил ей уморить себя голодом.

– Кирилл, – позвал меня Лев. Я повернул голову к двери. – Мне надо поставить капельницы Кире и сделать успокоительный укол.

– Мне уйти?

– Нет, просто решил узнать твое мнение, нужно это делать или нет, – пожал плечами Лев.

– Что за капельницы?

– Это питательные растворы, для подкормки организма, ну и укол, чтобы Кира подольше поспала и не смогла выдернуть из рук капельницы, – объяснил Лев.

– Делай то, что считаешь нужным – ты же у нас доктор, – усмехнулся я, спрятал Кирину руку под покрывало и отодвинулся от кровати вместе со стулом.

Лев минут десять устанавливал капельницы, после чего сделал укол. После укола Киру стало немного трясти, я жутко испугался и подскочил к кровати, но вскоре ее мышцы расслабились, и все улеглось.

– Что это, черт возьми, за дрянь? – раздраженно воскликнул я, мой жесткий взгляд впился в непроницаемое лицо Льва.

– Тебе лучше не знать! – чуть ухмыляясь, буркнул доктор мне в ответ.

– Позвольте, Лев Тимурович, мне самому решать что лучше, а что нет!

– Это яд, – тихо шепнул Лев. Мои брови метнулись к переносице: мне было прекрасно известно, что ни лекарства, ни яды, да практически ничего не действовало на организм семаргла или действовало, но так незначительно, точно в бочке воды ложку сахара растворить. Лев понял, что его ответ меня не удовлетворил, тяжело вздохнул и добавил:

– Это яд вампиров и оборотней.

– Ты шутишь? – изумился я. – Ей же больно!

– Только первое время, сам видел, сейчас, с Кирой все хорошо. Дело в том, что мы проводили некоторые опыты с ядом и выяснили, что если повысить концентрацию, то этот яд действует на семаргла как снотворное. Организм отключает все функции и все свои силы выбрасывает на борьбу с ядом. Так что, пока кровь не очистится от яда, Кира будет спать.

– Другого ничего придумать не могли? – возмутился я. У меня волосы на голове зашевелились, стоило мне услышать о вампирах. Одно дело, когда тебя кусают, а другое когда в кровь специально вливают яд.

– Да, я подумывал о наркотиках: кокаин, героин – но у них есть придел по дозировке, придельная концентрация не способна вызвать никакого эффекта на наш организм. На себе пробовал – лишь нос зачесался.

– Ты поэтому Киру оставил, чтобы снотворное свое проверить? – уже спокойнее спросил я.

– Да. У Киры очень сильные гены и мне думалось, что разработанное снотворное на яде вампиров не подействует, тогда я решил найти запасной вариант и прогадал.

– Извините меня за резкость, Лев Тимурович, просто я сегодня на нервах, но прошу впредь обходиться без яда.

– Ничего, Кирилл, сегодня все на нервах. А про снотворное еще поговорим, сможешь ее заставить питаться самостоятельно, а не через капельницы, тогда и не будет больше никакого яда.

Лев похлопал меня по плечу и вышел вон из палаты. Мои глаза беспокойно метнулись к Кире. Спокойная, неподвижная, бледная – словно из мрамора статуя. Я развернул свой стул и поставил спинкой к кровати, сел на него как на лошадь. Мои руки осторожно высунули ее кисть из-под одеяла, и я снова поднес ее руку к своему лицу, уткнулся носом в мягкую ладошку.

* * *

Меня окружала холодная вода – черная, тягучая, непроглядная. В душе затаился дикий, всепоглощающий страх. Мои глаза уловили слабое оранжевое сияние. Я инстинктивно поплыл к этому свечению и вскоре увидел то, чем было вызвано это свечение. Кира широко раскрытыми горящими глазами смотрел на меня, она улыбалась. Ее тело все быстрее и быстрее погружалось в водяную бездну. Она тонула. Я стремительно плыл следом за ней, но никак не мог догнать. Мои руки тянулись к ее телу, цеплялись за ее одежду, за пальцы, но скользкая ткань все время выскальзывала из моих рук, и Кира продолжала тонуть.

Жуткая паника охватила мой разум, сердце бешено загремело в груди. Перед глазами все потемнело, только слух по-прежнему улавливал стук сердца. Я проснулся и немного рассеянно осмотрел, тускло освещенную, палату: сразу вспомнились события минувших часов. Мой взгляд метнулся к Кире. Глаза ее были закрыты, но она не спала. От разрезов глаз по вискам стекали слезы. Губы поджаты, сдержанное дыхание – все это говорило о смятении ее чувств.

Ее тоненькая ручка чуть дрожала в моих ладонях: Кира не стала убирать руку, боясь разбудить меня – мне подумалось, что ей неприятны мои прикосновения. Я горько усмехнулся и осторожно уложил ее руку под покрывало.

Мои челюсти сжались: я безумно злился на себя из-за своей растерянности. Мне так и не удалось ничего придумать, чтобы помочь Кире. Я совсем не знал, что ей говорить, если она станет спрашивать меня о чем-то.

– Зачем? – сдерживая рыдания, простонала Кира.

В этом – «Зачем?» слышалось столько боли и горя, словно вся горечь мира сосредоточилось в одном этом стоне. Мне стало не по себе, горло засаднило, а на лбу выступила испарина. Конечно, я сразу понял, что она подразумевала под этим вопросом. Но сказать ей правду я не мог. У меня не имелось на это право: Кира не поймет меня – только не сейчас! Мне нечего было ей сказать и, поэтому, оставалось лишь молчать.

Не дождавшись ответа, Кира чуть поерзала на кровати и широко открыла глаза. Ее голова приподнялась, и наши взгляды встретились.

– Почему вы не дали мне умереть? Зачем вы спасли меня? – спросила Кира, ее голос звучал очень тихо еле слышно, но сердито.

– Ты должна жить! – уклонился я от ответа.

– Зачем? – тихо всхлипнула Кира, и ее голова упала на подушку: бледное лицо исказилось гримасой боли, а тело затряслось от сдерживаемых рыданий.

«Снова это – зачем!» – мысленно рассердился я. Все было бы куда проще, если бы я знал что отвечать. Мне хотелось кричать, о том, что она должна жить только потому, что я люблю ее! Что она должна жить, а иначе я не смогу жить без нее в этом мире! Но я молчал – для нее мои слова и чувства не являлись стоящим аргументом…

Моя рука невольно легла на ее голову, и я стал успокаивающе поглаживать ее волосы. Мне трудно было смотреть на то, как Кира страдает, внутри все переворачивалось, к глазам подступали слезы. Я часто задышал, чтобы утихомирить свое волнение, мне не хотелось, чтобы Кира видела мои слезы – мужчине не свойственно плакать. Кира открыла глаза и минуту смотрела на меня ненавистным взглядом, скинула со своей головы мою руки и отвернулась, поджав под себя ноги.

– Кира, ты должна жить, – мягко уговаривал ее я.

– Влад умер и я вместе с ним. Без него нет больше смысла жить, – рыдая, воскликнула Кира, – Я хочу умереть, а вы не даете.

– Это не выход, – мягко возразил я. Кира повернула ко мне голову. – Ты не думала, что ты никогда не встретишься с ним там, – демонстративно показал я пальцем на потолок.

– Там нет ничего, – огрызнулась Кира.

– Думаю, что тебе бессмысленно лишать себя жизни и возможности на отмщение, – менторским голосом заявил я. У меня в голове возник грандиозная идея, чтобы Киру заставить снова жить, ей надо найти смысл своего существование. А чем – месть не повод для существования?!

– Мне это совсем не нужно, – нерешительно пробормотала Кира и украдкой посмотрела на меня. В ее глазах поселилось сомнение, и именно это мне в данный момент и было нужно.

– Не спиши с выводами – подожди, сначала представь себе, как убийца Влада получает по заслугам, – поучительно предложил я – снова «включил» преподавателя. Со мной, порой, бывало, стоило обзавестись внимательным слушателем, и я начинал вести себя и говорить как учитель.

Кира ничего не ответила, но ее лицо больше не искажалось от боли и горя. Она была немного смущена моими словами. Со смерти Влада прошел всего-навсего месяц – а как говориться – время лечит. И пусть в душе Киры глубокая пропасть, но и она когда-нибудь затянется, просто надо ей чуточку помочь и не дать упасть в эту пропасть самой…

– И, что, ты, предлагаешь? – надтреснутым голосом спросила меня Кира, немного обдумав мои слова.

– Сперва – поставить тебя на ноги! – усмехнулся я.

– А дальше? – мой слух уловил в нетерпеливом вопросе нотки любопытства. Я мысленно ликовал: Кира заинтересовалась моим предложением. И сейчас это было самым главным.

– А что мы будем делать дальше, ты узнаешь, когда наберешь свой прежний вес, – уверенно заявил я и, не оборачиваясь, зашагал к двери. Сегодня для Киры я сделал все что смог, и лучше ее оставить на некоторое время одну, чтобы она все хорошо обдумала. Теперь я был уверен в том, что с помощью жажды мести нам удастся заставить ее жить дальше. А дальше будет видно…

* * *

В коридоре, прямо у самого выхода из медицинского отделения я столкнулся с братом Киры. Сережа выглядел подавленным и вымученным, похудевшим: под глазами темные круги, щеки впали, в данный момент он практически ничем ни отличался от сестры, разница заключалась лишь в росте. Мне показалось, что он немного подрос с последней нашей встречи, сейчас он был выше меня, хотя раньше у нас был один рост – метр девяносто два.

– Здравствуйте, Кирилл Константинович, – почему-то шепотом поздоровался со мной Сергей.

– Здравствуй, Сергей – дома меня можно называть просто по имени. Не то чувствую себя стариком, – усмехнулся я. Его глаза заметались: видно было, что парень волновался за сестру, и я поспешил его успокоить: – С Кирой все хорошо.

– Да, спасибо, мне уже известно, что произошло. Сегодня ходил в патруль и пропустил все веселье, как обычно, – мрачновато пошутил Сергей, а затем добавил: – Кирилл, спасибо тебе, что спас ее, ведь она – все, что у меня осталось от семьи. Не знаю, как бы я потом жил без нее.

– Не стоит благодарности, теперь мы одна семья и для меня она, что родная, – радушно заявил я и дружески похлопал Сережу по плечу, при этом усиленно гнал из своей головы ненавистные мысли о смерти Киры.

– Она спит?

– Нет, ты можешь ее навестить, уверен, она будет рада видеть тебя, мне кажется, что на некоторое время она перестанет желать себе смерти, – с надеждой предположил я и широкими шагами зашагал к выходу. На моих губах сияла счастливая улыбка.

У лифта я взглянул на часы, следовало еще поговорить с отцом обсудить кое-какие вопросы. Два часа ночи конечно не предел для отца, но на меня внезапно навалилась такая невыносимая усталость, словно я не спал несколько недель кряду. Даже часочек дремы в палате у Киры не помог восстановить силы. И поэтому поход к отцу мне пришлось отложить и отправиться отдыхать: завтра мне нужно было выглядеть в отличной форме, перед Кирой хотелось предстать свежим, отдохнувшим и выбритым – так сказать: «в самом лучшем свете».

Я подошел к двери, ключи торчали из замочной скважины. Мою квартиру прибрали, багаж разложили, на столе стоял поднос с ужином. С величайшим наслаждением мой нос вдыхал в легкие аромат Дарьиной стряпни, в животе тут же заурчало. Как же хорошо вновь оказаться дома, в Москве, в окружении родных и близких. Скинув с себя ботинки, я мигом пошел в душ: быстро побрился, помылся и отправился в спальню, прихватив с собой из зала поднос с едой.

В спальне стояла микроволновая печка, мне пришлось ею обзавестись, когда приехала Кира. Но с завтрашнего дня она больше не понадобится. Сегодня у меня начинается определенно другая жизнь.

Печка трижды пропищала, и я достал тарелку с пловом. Божественная еда стремительно перекочевала с тарелки в пустой желудок. Меня снова потянула в сон. Я убрал пустую тарелку на пол, выключил ночник, откинулся на подушки и живо уснул.