Текст книги "Поцелуй на удачу"

Джиллиан стало интересно, приходило ли Дженнифер в голову, что она, на самом деле, находится в исключительно выигрышном положении. Не открещиваясь от Гринвудов, но все еще стратегически поддерживая заявление своего мужа и Пирсонов, она могла получить выгоду, в какую бы сторону ни качнулся маятник.

Дженнифер промокнула глаза и спросила, можно ли ей идти.

– Я занимаюсь волонтерством в местной школе по вторникам после обеда. Ничего слишком сложного. Просто учу детей читать, – она смущенно посмеялась. – Ну, даже не так, просто даю им лишний раз попрактиковаться. Это приносит пользу, и они стали на меня полагаться. Я не хочу опоздать.

Все встали, когда Дженнифер выходила из комнаты. Они купались в ощущении спокойного достоинства, оставленного ей – словно шлейф духов, витающий в воздухе.

* * *

– Вы видите, напротив кого вы сидите? Вы понимаете, что я обложился по горло адвокатами и отберу у этих ублюдков каждый пенни, который они мне должны? Вы понимаете?

– Присядьте, пожалуйста, мистер Пирсон.

– Они должны мне почти шесть миллионов фунтов. Вы меня слушаете? Шесть миллионов фунтов. Он вор. Я мог ожидать этого от него. Но Лекси? Я не понимаю, зачем ей врать. Она всегда была паинькой. Немного святоша, ну вы поняли. Оказывается, она просто очередная сука.

* * *

– Спасибо, что пришли, мистер Хиткот.

– Конечно. Лучше во всем разобраться немедленно.

Джиллиан и Мик попытались не обмениваться слегка ироничными взглядами – ни один из них еще не встречал никого за пределами Италии, кто говорил бы «pronto» на полном серьезе.

Мистер Эллиот взял инициативу на себя:

– Фред, я тут думал, синдикат всегда выбирал одни и те же номера?

– Да, именно так.

– И как вы их определили?

– Мы выбрали каждый по одному, когда участвовали впервые. Я выбрал восьмерку, мое счастливое число. Дженнифер выбрала единицу в честь нашего первенца. Так получилось, что Ридли – наш единственный ребенок, поэтому число обрело еще большую значимость. Я думаю, Лекси выбрала двадцать девять, поскольку ей было двадцать девять лет, когда она родила Эмили, или, может, это день ее рождения. Я не уверен. Что-то очень важное. Джейк выбрал двадцать, день их свадьбы, это я помню. Или нет? Может, это его день рождения. Или Лекси? В любом случае, суть вы поняли. Все выбрали что-то личное. Поэтому мы все преданы лотерее. Не только из-за денег, а из-за истории, стоящей за этим.

– Включая Пирсонов?

Фред решительно кивнул:

– Да, они тоже преданы.

– Нет, я имела в виду, выбрали ли они номера, имеющие для них личное значение?

– Тут смешная история, – Фред посмеялся. – Карла изначально выбрала двенадцать, ее день рождения, но Патрик, ее муж, переубедил ее.

– Почему?

– Он сказал, большинство людей выбирают даты своего рождения, то есть числа меньше тридцати одного выбирают чаще. Поэтому, если вы все же выиграете в лотерею, больше шансов, что вам придется делить выигрыш. Он сказал, что мы хотим выиграть с другими номерами, чтобы уменьшить подобную вероятность. Патрик выбрал пятьдесят восемь, а Карла сменила свой номер с двенадцати на сорок девять, потому что она любит угождать своему мужу, – Фред тепло улыбнулся. – Это типичный Патрик. Не только ожидает выиграть, несмотря на невероятные шансы, но целится на самый лучший выигрыш. Это достойно восхищения. И он, конечно же, был прав. Чистая победа, – Фред неожиданно помрачнел. – Если не считать, что Гринвуды пытаются провернуть эту схему.

– Вы утверждаете, что синдикат был еще в силе на момент выигрыша?

– Да. Мы все скинулись на билеты в тот вечер.

– Да?

– Да. Я дал десятку, забрал сдачу, пятерку Карлы. Не было упоминаний, что мы не хотим больше играть. Да и с чего бы? Это было весело.

– И ваша жена видела, как вы даете деньги, не так ли? – спросила мисс Уолш. – Она видела, как вы вносите свою лепту в синдикат?

– Да, видела. Она сидела прямо возле меня.

– Интересно, – пробормотала мисс Уолш, не сдержавшись. Она взглянула на Джиллиан и Мика, проверяя, заметили ли они несоответствие.

– Что именно? – спросил Фред.

– Ну, ваша жена говорит, что она не была за столом во время обсуждения дальнейшего существования синдиката. Она говорит, она точно не отказывалась, но вы могли.

Джиллиан наблюдала, как цвет, жизнь и надежда исчезли с лица Фреда Хиткота. Она взглянула на пол, ожидая увидеть под его стулом лужу.

– Она так сказала, да? – Фред звучал сдавленно.

– Я не думаю, что нам стоит обсуждать заявления других свидетелей, – встрял мистер Эллиотт.

Хиткот недовольно уставился на Эллиотта. Они вместе учились в школе. Вместе терпели хулиганов и обидчиков, однако Фред знал, что его друг питает смутные чувства к его жене и не мог бы не встать на ее сторону. Крестный отец Фреда был адвокатом, стоило нанять его.

Фред помолчал. По всей видимости, он взвешивал что-то важное.

– Я хотел бы изменить свое заявление, пожалуйста.

– Да? – мисс Уолш выглядела довольной. Адвокаты Пирсонов твердо сохраняли спокойствие, ожидая, что будет дальше.

– Да, я достаточно много выпил, если честно. И я не знаю, все ли припоминаю верно. Думаю, я положил деньги в начале вечера, но к концу, возможно, мы говорили об отказе от лотереи.

– Возможно?

– Почти точно. Извините, я немного неоднозначно выражаюсь. Я не хотел признавать, как много выпил. Понимаете, я не хотел показаться каким-то алкашом, – он неловко засмеялся. Но затем резко перестал и сильным, уверенным голосом заявил:

– Теперь я все отчетливо вспомнил. Дженнифер соглашалась с Пирсонами, она сказала, что лотерея – это низкосортное развлечение. Она сказала, Джейк Гринвуд низкосортный. Она очень ясно выразилась на этот счет, и я хотел ее поддержать. Поэтому да, мы все отказались. Дженнифер не заслужила ни одного пенни, как и я, к сожалению. Боюсь, я не могу заставить себя поддержать ее историю или Пирсонов. Это нечестно по отношению к Лекси и Джейку.

* * *

– Нам вообще нужно допрашивать Джейка Гринвуда? – спросила Джиллиан у своего начальника, Мика. – Думаю, и без этого очевидно, что здесь происходит. Дело раскрыто. Я верю Гринвудам. Эти так называемые их друзья – стая акул. Их версии дырявые, как дуршлаг.

Мик взвесил ситуацию. Деньги уже были у Гринвудов на счету. Часть из них потрачена. У лотерейной компании не было никаких юридических обязательств, кроме как выплатить деньги владельцу билета при условии наличия достаточных доказательств, что этот самый владелец купил билет. В этом не было сомнений. Лотерейная компания вмешивалась в попытке разрядить ситуацию. Никому не нужен был скандал.

Все адвокаты в комнате зашуршали бумагами. Джиллиан права – был ряд несоответствий и изменение заявления посреди допроса.

– Я согласна, что мы все можем разойтись по домам, – произнесла мисс Уолш. Стоял жаркий день, и ее блузка прилипала к спине. Она представляла себе долгий холодный душ.

Терренс Эллиотт, адвокат Хиткотов, выглядел огорченным. Он явно считал, что им нужно бы закончить, его клиенты были самыми ненадежными свидетелями за все разбирательство. Он был разочарован. Он ввязался во все это, веря, что Хиткоты хорошие люди. Из тех, что платят налоги и никогда не жульничают со страховкой. Дженнифер пекла торты для школьной ярмарки, Фред одалживал свои инструменты соседям. Они следовали этим элементарным человеческим стандартам. Он не хотел, чтобы их обманули. Но ему вскоре стало ясно, что их моральные принципы были неопределенными и непроверенными. Когда Дженнифер заявила, что была в туалете в самый важный момент вечера, он подумал, что она просто не хотела лгать, но и не хотела сдавать своего мужа с потрохами. Мистер Эллиотт восхищался ей за это – даже если она не была абсолютно честной, она была верной. Но затем Фред изменил свою историю, признал, что он выпил лишнего и они отказались от участия в лотерее. Довольно унизительно для всех, кого это коснулось. Терренс Эллиот не хотел осуждать, но он также не хотел рисковать своей репутацией. Было очевидно, что Хиткоты и Пирсоны вышли из лотереи. Чертовская неудача, но не более.

– Я бы хотел опросить мистера Гринвуда, – настоял Пайпер-Данн. – Здесь все еще может быть основание для судебного разбирательства, – он был опытным адвокатом и знал, что ненадежность Хиткотов может сыграть на руку Пирсонам. Путаница бывает полезна защитнику. Результаты могли гордо стоять в стороне от справедливости и правды. Ясность была убийственна.

Мик Хатч вздохнул:

– Я думаю, вы, наверное, правы, Джиллиан, но нам нужно поговорить с Джейком – как минимум чтобы быть честными и последовательными. Мы поговорили со всеми остальными.

Джиллиан встала и открыла дверь жаркой, душной комнаты. Джейк Гринвуд сидел на скамье снаружи. Она позвала его внутрь.

– Мистер Гринвуд. Спасибо за ваше терпение и спасибо, что согласились поговорить с нами о той самой ночи.

Она кокетничала, использовав избитую фразу «о той самой ночи». Она думала, Джейк любит посмеяться. Но сам – не посмешище. Он был слишком привлекателен, чтобы женщины считали его посмешищем, но казался человеком, любящим повеселиться. Она хотела его расслабить, чтобы он был в лучшем настроении. Джиллиан не была уверена, что он будет для себя хорошим защитником. Она знала, что Лекси подаст себя хорошо, но Джейк менее осторожен. Чувствуя, что он склонен поступать легкомысленно, она задумалась, была ли это новая черта, появившаяся после выигрыша, или же устоявшаяся особенность. Люди интересовали Джиллиан. В своей работе она встречала разных людей из разных слоев общества.

Джейк плюхнулся на стул и откинулся на нем, словно мальчишка, которому не хотелось присутствовать на уроке математики. Он слушал представления с едва скрываемым нетерпением.

– Вы уже поговорили с моей женой, Лекси, – заявил он.

– Да, верно.

– Тогда вы знаете, как все произошло. Я не думаю, что смогу что-то еще добавить. Мы оба были там. Она хорошо запоминает детали.

– Что ж, да. Но мы опрашивали другие две пары по отдельности.

– Потому что вы пытались их подловить?

– Потому что мы пытались разобраться в ситуации.

– Это одно и то же. Они сами себя подставили. Могу поспорить, их истории не сходятся. А если и сходятся, то они отрепетированы, – Джейк вгляделся в лица адвокатов в поисках подсказок, но они остались непроницаемыми.

– Ладно, как вы можете себе представить, мы пока не вправе рассказывать вам, что они сказали, – ответила Джиллиан. – До тех пор, пока не закончится разбирательство. Но мы будем благодарны, если вы сможете рассказать о субботе тринадцатого апреля.

– Они вышли из синдиката.

– Вот так просто?

– Ну, это ключевая часть, верно? Они жадные чудовища, которые пинают себя за то, что отказались, а мы потом выиграли. Сорвали большой куш. Хотите факты?

– Именно так.

– Вот вам факты. Да, мы были в синдикате пятнадцать лет. И да, мы выбрали номера всей группой еще вначале, и это правда, что мы никогда их не меняли. Но ничего из этого не имеет значения. Единственное, что важно – они отказались от участия за неделю до выигрыша. Они ясно выразили неодобрение, нет, отвращение ко всей концепции лотереи, поэтому мы не должны им ни пенни.

– Вы можете рассказать подробнее?

– Они назвали ее низкосортным занятием. Ну, по сути они нас назвали низкосортными. Они сказали, что не хотят в этом участвовать. Они очень ясно выразились.

В комнате повисла тишина. Все внезапно почувствовали неожиданную жару этого длинного дня. Рукава рубашек были закатаны, окно открыто, но не было спасительного ветерка. Все потели, как сыр на доске. Разморенные и вялые адвокаты боролись с желанием развалиться на стульях, с трудом сидели прямо.

– Что теперь произойдет? – спросил Джейк. – Деньги уже на счету.

– Да.

– Вы заставите нас отдать часть им?

– Это не в нашей власти.

– Тогда почему мы вообще разговариваем?

– Потому что есть вероятность частного судебного разбирательства. Мы обязаны сообщить, если мы считаем, что деньги достались кому-то незаслуженно.

– А вы считаете?

Мик Хатч подал голос:

– Насколько мы видим, нет доказательств, что синдикат существовал на момент выигрыша. Никакого письменного договора, никаких неформальных записей. Только их слова против ваших.

– Так мы закончили?

– Нет, не совсем, – сказал мистер Пайпер-Данн. – Я думаю, Пирсоны не сдадутся. Скорее всего, будет частное расследование, независимое от лотереи. Я уверен, они захотят предпринять юридические действия. Мы запросим второе интервью с миссис Хиткот. Если она настоит на своем, у нас трое против троих. Это все еще дело.

– Трое?

– Мистер Хиткот признал, что он вышел из синдиката, – сказала мисс Уолш.

– Да ну! – Джейк не мог поверить своим ушам.

– Но он также признал, что выпил большое количество алкоголя. Его показания непоследовательны, и на них нельзя положиться, – добавил Пайпер-Данн.

– А Дженнифер?

– Миссис Хиткот была в уборной во время спора, – заявил мистер Эллиот.

– Дженнифер была?

– Как вы несомненно знаете.

– Ну да, конечно, но я никогда бы не подумал, что она в этом признается, – Джейк выглядел растерянным.

– Что ж, она призналась. Она сказала, что она не отказывалась от лотереи. Даже если это сделал ее муж, у нее все еще есть право голоса. Трое против троих, – сообщил один из адвокатов Пирсонов. – Мы еще не закончили, мистер Гринвуд.

15

Лекси

– Нам надо достать ее.

– Кого?

Водитель лимузина придерживает для нас дверцу открытой. Джейк проносится мимо, надо сказать, в довольно властной манере. Я неловко улыбаюсь мужчине. Он ждал нас три часа. Так как мы все не поместились в Ferrari, а Джейк отказывался ехать на разбирательство поездом или на нашем старом Volvo, он заказал нам на день машину с водителем. Настоящий шофер с лимузином, немного похожим на тот, что забирал нас в день пресс-конференции. В него помещается десять человек, а в баре подготовлены охлажденные напитки. Думаю, его обычно нанимают катать балованных девочек на выпускной или диких парней на холостяцких вечеринках. Это позорно. Он отказывался сказать мне, сколько это стоило. Во всяком случае, дети могли посидеть там и поиграть на экранах в свои игры, пока мы отвечали на вопросы. Мы взяли их с собой, так как думали, что им, возможно, придется давать показания для разбирательства. Я обрадовалась и расслабилась, что этого, по крайней мере, не произошло. Я ерзаю на кожаном сидении, чувствуя себя некомфортно от слов «достать ее». Мой муж звучит, как безжалостный бандит. Я просто хочу, чтобы все успокоились.

– Дженнифер, – заявляет он.

– Дженнифер? – я удивлена. Я поглядываю на детей, сидящих напротив нас, и взгляд Джейка следует за моим. У Эмили с Логаном широко распахнуты глаза, бледные лица, они источают волнение. Они были встревожены еще с сорванной пресс-конференции. Естественно. В одну минуту они в школе и жалуются на обеды и домашние задания, в следующую – уже на Нью-Бонд-стрит, переполненные решимостью устроить самый большой шоппинг всех времен, а затем они становятся свидетелями того, как бьют их отца. Те еще американские горки.

Джейк улыбается:

– Эй, все будет хорошо, ладно? Не о чем переживать.

Эмили заказывает глаза, Логан пожимает плечами. Они оба поворачиваются и смотрят в противоположные окна. Они не убеждены. Было легче, когда они были малышами.

– Зачем тебе Дженнифер? – тихо спрашиваю я.

– Она не определилась. Ее показания были неоднозначными.

– В каком плане неоднозначными?

– Она сказала, что ее не было в комнате, когда мы все обсуждали. Наверное, чтобы иметь возможность встать на любую сторону.

– Но это не так.

– Да.

– Зачем ей это говорить вместо того, чтобы придерживаться своей версии? Разве это не ослабляет их позицию?

Он шепчет, помня о присутствии детей:

– Так и есть. Мне кажется, это значит, что она готова заключить сделку.

Я борюсь с волной гнева, бурлящей и грозящейся выплеснуться.

– А Фред?

– Это самое странное: Фред признался, что они отказались.

– Да ну!

– Да, разве это не странно?

– Я могу это понять. Он подтвердил, что слышал, как Карла и Патрик тоже отказались?

– Может быть. Думаю, да. Я не знаю. Мне нужно поговорить с Дженнифер.

– Разве? – спрашиваю я.

Джейк не реагирует на мой комментарий, он просто вытаскивает телефон и отправляет сообщение. Предположительно, Дженнифер. Я негодую. Мы не общались с тринадцатого апреля. Она когда-то была одной из моих лучших подруг. Это невероятно грустно. Джейк, наверное, замечает печаль, мелькнувшую у меня на лице.

– Послушай, не беспокойся об этом. Предоставь это мне, – он многозначительно смотрит на детей. Я знаю, он пытается напомнить мне о том, что мы можем потерять. Он напоминает мне, что я предана и обязана им.

Меня раздражает, что ни один из них не надел наушники. Обычно их внимание практически невозможно привлечь, но я знаю, что, нарочито внимательно наблюдая за проносящимися мимо машинами и дорогой, они, несомненно, чутко прислушиваются к нашему разговору. Возможно, богачам потому и приходится ездить в таких больших машинах, чтобы они могли перешептываться о сделках, победах, пактах и перемириях.

– Какой бардак. Это все так грязно, – бормочу я.

Джейк поигрывает запонками на своей рубашке. Они новые (от Deakin and Francis). Костюм у него тоже новый (Tom Ford), как и рубашка (Brioni) и галстук (Stefano Ricci). У него даже носки и нижнее белье новые (Calvin Klein). Он выглядит свежо, с иголочки, дорого.

– Я теперь совсем новый человек, – радостно сказал он, одеваясь этим утром. Мне пришлось копаться в выброшенных чеках, чтобы понять, сколько стоил этот новый человек. К моему потрясению, больше десяти тысяч.

– Наверняка нам просто стоит отпустить ситуацию. Подождать, пока все поутихнет. Лотерейная компания поверит нам, потому что Фред поддержал нашу историю.

– Этого не случится. Пирсоны все еще будут нам противостоять. Нам нужно перетянуть Дженнифер на нашу сторону. Мне надо с ней поговорить. Ты не можешь просто надеяться на лучшее, Лекси. Надо предусматривать худший вариант. Здесь на кону миллионы, – Джейк тянется сжать мне колено. Это движение посылает дрожь и пульсацию по моему телу. Странно, но спустя все эти годы я по-прежнему таю в его руках. Карла с Дженнифер любили говорить, что мне сильно повезло с мужем, который может вызвать у меня такие ощущения. Иногда я не уверена в этом. Несколько мгновений никто из нас не решается заговорить. Наконец он произносит:

– Я сначала высажу вас с детьми у дома, а потом поеду прямо к Дженнифер.

– Без меня?

– Да. Будет лучше, если я сам это улажу.

Мы едем домой в тишине. Густой, вязкой, унылой тишине, затапливающей дома печалью и сожалением.

Когда мы возвращаемся домой, дети расходятся по своим комнатам. Логан, наверное, будет играть в Fortnite, а Эмили, скорее всего, снова погрузится в онлайн-шоппинг. Я вздыхаю. Я знаю, что мне нужно вернуть их в школу и в рутину, но Джейк меня в этом совсем не поддерживает, а сами они, очевидно, этого не хотят. У меня нет сил бороться со всеми сразу.

Пока Джейка нет, я пишу Фреду благодарность за его показания. Он тут же отвечает, и мы обмениваемся несколькими сообщениями. Я открываю журнал, но не могу сосредоточиться и читаю одни и те же три строчки статьи раз двадцать подряд. Я ищу мою старую копию «Мэнсфилд-парка» Джейн Остин. Я проходила это произведение на подготовительных курсах и с тех пор перечитала его раз десять. Остин провозглашала: порядочность побеждает. Этот роман как лакомство для мозга, а мне нужно сбежать от своего мира. Странно, если учесть, что я живу в сказке.

Когда Джейк наконец-то возвращается, он несет в руках несколько дорогих картонных упаковок с ленточками и веревочными ручками. Водитель помогает ему разгрузить машину. Очевидно, он нашел время побаловать себя еще одним заходом в магазины. Дети сбегают по лестнице посмотреть, что он купил. Я не могу говорить при них свободно, но отчаянно хочу знать, что произошло.

– Ты поговорил с Дженнифер? – шепчу я.

– Да.

– И?

– Я предложил им по миллиону фунтов каждому, если она изменит свою историю и подтвердит нашу. Полностью отвернется от Пирсонов.

– Что ты сделал?

Мы были вместе достаточно долго, чтобы я знала, что он всегда нападает, если чувствует себя виноватым или обманутым.

– Я не этого хотел, Лекси. Но не думаю, что у нас есть выбор, – Джейк роняет свертки на пол и вылетает из комнаты.

У нас небольшой дом, не так много мест, где можно пообижаться или позлиться. Джейк хлопает несколькими дверьми, топая по дому, но его ярости требуется больше пространства, ей нужно выплеснуться наружу. Он выходит в сад и, к моему полнейшему удивлению, начинает вскапывать овощную грядку.

Я наблюдаю за ним. Я слышу удары лопаты о землю, а потом кряхтение моего мужа, когда он отбрасывает почву в сторону. Что он делает? Овощную грядку нужно было перекопать, но он роет с такой силой, словно собирается добраться до Австралии. Я знаю его, он очень подвижный. Когда мы были в университете, он играл в разные командные виды спорта каждые выходные и по средам. Но помимо этого, если он нервничал из-за задания или приближающегося экзамена, ему нужно было находить другой выход эмоциям. Он выходил на пробежки, ходил в тренажерный зал, занимался энергичным сексом. Наверное, сегодня он предпочитает взяться за сад, а не за меня.

Я вздыхаю и заставляю себя наполнить чайник, затем открываю шкафчик, нахожу несколько кружек. Копаюсь в чайных пакетиках и упаковках молока.

Я выношу две чашки горячего чая в сад.

– Хочешь чаю?

Все знают, что это универсальный знак примирения. Джейк замедляется, потом кивает, бросает лопату на землю. Мы садимся на низкий забор. Тогда я и замечаю, что он даже не снял костюм. Его новый, дорогущий костюм. Его брюки покрыты грязью до колена. Я злюсь на него, но решаю, что не стоит из-за этого ссориться. Наши отношения колеблются, пошатываются. Я не буду ругаться из-за чего-то, что может исправить химчистка.

– Все будет в порядке? – спрашиваю я.

– Конечно, – говорит Джейк. Его тон не такой уверенный, как его слова. – Мы выиграли, Лекси. Ты должна мне довериться.

16

Услышав открывшуюся дверь, она повернулась и негодующе уставилась на него. Она не знала, зачем вообще согласилась с ним встретиться. Сообщение наконец-то пришло. Оно просто гласило:

«В то же время. В том же месте».

Оно было оскорбительно в своей краткости. Оно было запоздалым и отрывистым. Она хотела проигнорировать его.

Но это было слишком заманчиво. Ей нужно было услышать, как он объяснит свои действия. Поэтому да, она была там – в то же время, в том же месте. Они встречались в этом отеле почти каждый вторник после обеда больше двух лет подряд, не считая Рождество, дни рождения супругов и прошлую неделю. Они выбрали этот конкретный отель, потому что он был расположен удобно для него, недалеко от одного из его важных клиентов. Его начальник думал, что он тратил много часов на обеспечение их прибыли и лояльности. «Долгие, скучные встречи», – всегда говорил он. Она не работала. Вторая половина вторника была удобным для нее временем, потому что она делала укладку по понедельникам, а маникюр – утром по вторникам. По средам ей нравилось плавать в клубе, по четвергам у нее были занятия йогой, по пятницам она часто ходила по магазинам или встречалась с подругой за обедом. Он идеально вписывался в ее жизнь по вторникам после обеда. Просто очередное развлечение.

По крайней мере, так она думала сначала. Сексуальное, очаровательное, красивое развлечение. Она всегда восхищалась им. Годами. Она понимала, что не совсем хорошо питать симпатию к мужу подруги, но, несмотря на создаваемую видимость, никогда особо не зацикливалась на правильных поступках. Она считала, что их переоценивают.

В любом случае она, может, и оставила бы все как было, если бы он не дал ей понять, что тоже ее хочет. Он инициировал их связь. Не так ли? Или это просто одна из тех вещей? Неизбежных? Она не верила в судьбу или подобные сказки. Она не была романтиком и судьбу считала оправданием для тех, кому слишком лень прокладывать собственный путь. Она думала, что в жизни есть узнаваемые схемы, ведущие к предсказуемым исходам. Она считала его жену ханжой. Он конкурировал с большинством мужчин, со всеми, кто зарабатывал больше него, что однозначно относилось и к ее мужу. Его это задевало. Добавьте сюда минимальное влечение. Та-дам!

На каком-то уровене это длилось дольше двух лет – намного дольше, чем секс. Между ними всегда была искорка флирта, готовая разжечься. Он часто соглашался с ее мнением, даже если это подразумевало, что он противоречил своей жене. Он внимательно слушал ее, в то время как муж иногда перебивал ее посреди фразы или, хуже того, засыпал на середине ее предложения. Это было так унизительно. Когда все три семьи ездили отдыхать вместе, и она надевала бикини, его взгляд блуждал по ее телу. Исследовал. Бросал вызов. Если она просила его помочь ей намазать спину солнцезащитным кремом, он спешил протянуть руку помощи. В новогоднюю ночь вместо дружелюбного поцелуя в щеку он крепко целовал ее в губы. Достаточно быстро, чтобы это выглядело по-дружески, достаточно долго, чтобы намекнуть на что-то большее. Он начал прижимать ее ближе, когда они здоровались или прощались.

Отношение сменилось с дружелюбного на «трахни меня».

Это наконец-то произошло в конце одного из печально известных субботних ужинов. Она принимала гостей, поэтому весь вечер вскакивала, угождала другим, у нее едва было время поесть самой. Выпивка ударила ей в голову. По всей видимости, ему она ударила в другую часть тела. Сильно.

Гости собирались расходиться, поэтому она пошла взять их пальто. Он был в туалете на первом этаже, как раз возле шкафа с верхней одеждой. Он вышел, когда она копалась в нем. Может, он ее поджидал? Он не валял дурака, не спрашивал ее взглядом или словами, он просто обхватил ее лицо руками и начал ее целовать. Без осторожности. Без сожалений. С настоящим намерением. Она не была ребенком и не «крутила динамо». Если она целовала мужчину, то она его хотела. Полностью. Пути назад не было. Они проскользнули в туалет, и он взял ее сзади, пока их супруги допивали кофе.

Сексуальное, очаровательное, красивое развлечение.

Он первым заговорил о любви, начал просить большего. Подбивал рискнуть. Говорил о возможностях. Сначала он ограничивал свои заявления определенными частями ее тела. Он говорил, что любит ее грудь, ее задницу, ее глаза. Потом он сказал, что любит ее смех. Что любит ее жестокость. Наконец он сказал, что любит ее. Что он влюблен в нее. Без всяких сомнений. Она поверила ему. Мужчины всегда хотели признаться ей в любви. И потому что она ему верила, она позволила себе думать, что, может быть, она тоже его любила. Или, по крайней мере, если не любила, то он не раздражал ее так сильно, как ее муж.

Но потом, на прошлой неделе, он не пришел. На прошлой неделе, как назло, ее муж узнал об измене и сказал ей собирать чемоданы. Он не пришел, когда она больше всего в нем нуждалась, потому что он выиграл в долбаную лотерею.

Теперь она презирала его. Он бросил ее. Она хотела сделать ему больно. Очень больно.

Но она любила его. Могла ли она его вернуть? Она бы никогда не навредила ему.

Она не знала, что выбрать. Возможно, ей еще удастся перетянуть его на свою сторону, поэтому она постаралась. На ней было облегающее платье. Она сходила на депиляцию и надела кружевное бордовое белье, просто на всякий случай. Потому что еще был шанс, не так ли? Что он объяснится, что он еще ее захочет. Или, по крайней мере, возьмет ее. На кону стояло много денег. Очень много. Все было неопределенным. И хотя получался ясный перевес четырех голосов против двух, двое украли себе победу, поэтому она решила поставить на обе стороны, прикрыть все пути к отступлению. Сегодня она разыграла неплохое представление перед адвокатами, но не была уверена, что люди из лотерейной компании поверили в их с Фредом и Пирсонами историю. Ей пришлось пустить в ход всю свою находчивость и очарование, чтобы все закончилось в ее пользу. Сказав, что она была в туалете, она отправила Джейку послание. Когда она получила его сообщение, стало ясно, что он все понял. Четко и ясно.

Она никогда не думала уйти от мужа ради Джейка. Когда ее муж узнал об их романе и кричал ей «просто уйди на хрен, убирайся с глаз моих, иди к нему», у нее не было намерений этого делать. Она планировала остаться и посмотреть, утихомирится ли все. Она была не из тех женщин, которые могут жить с бедным мужчиной. А Джейк был, до очень недавнего времени, бедным мужчиной. Она могла неплохо развлекаться с бедным мужчиной, но в качестве мужа ей нужен был обеспеченный человек. Ей нравилось жить в Грейт Честере, и она никогда не выжила бы в Литтл Честере, как Лекси. Она не хотела работать и помогать оплачивать счета, ей нравились маникюры, педикюры, укладки.

Конечно, теперь Джейк был очень обеспеченным мужчиной. Невероятно богатым, если точнее. Ей было за что побороться.

На прошлой неделе, когда он не пришел на их обычную встречу, когда он не позвонил, не написал – ничего, – она сидела в отельном номере и беспокоилась за него. Теперь эта мысль приводила ее в ярость. Она серьезно подумывала, что он попал в аварию, представляла его без сознания, с окровавленным лицом, прижатым к рулю. Она собиралась обзванивать больницы.

Но потом Ридли и Меган вернулись из школы и рассказали родителям о выигрыше в лотерею.

Она все еще ждала от него звонка или сообщения. Все еще верила в это. Каждый раз, когда ее телефон или ноутбук высвечивали уведомление, ее сердце подскакивало. Но сообщения всегда были не от него. Тишина тянулась и терзала физически – ее словно раздирало на средневековой дыбе. Ей нужно было поговорить с ним больше, чем когда-либо. Было ясно, что он пытался скрыть выигрыш от всех них. Даже от нее. Он говорил, что любит ее. Но люди много чего говорят.

Предательство жгло.

Ее пугала мысль, что теперь она ему не нужна. У настолько богатых мужчин большой выбор любовниц, потому что всегда находится кто-то, готовый продаться. Таких много. В этом-то и проблема любовниц – это временная роль. Все об этом знали. Жена имела какую-то власть, она была защищена детьми, обществом, совместной историей. Даже если любовница становилась женой, она знала, что просто освободила вакансию. Еще более сокрушительной мыслью было то, что теперь он вообще не захочет любовницу. Может, с его новообретенным богатством он снова удовольствуется женой. Может, он поймет, что может купить себе достаточно удовольствий и радости, не прибегая к запретному сексу по вторникам. Возможно, она всегда была для него эквивалентом захватывающего катания на аттракционе в парке развлечений. Теперь он точно в состоянии купить себе увеселения получше. Он проехался мимо ее дома на своей Ferrari, черт возьми.