Текст книги "Бенди и чернильная машина. Кошмары оживают"

2

– Это Бенди.

В тот момент меня представляли двухмерному изображению. Это показалось милым. Хотя «милый» не считалось словом, которое я часто употреблял в повседневной жизни. Тем не менее – да, признаюсь: это было мило. Приятно познакомиться с тобой, вымышленный персонаж. Сейчас я хочу объяснить: теперь мне стало понятно… Сравнить то, что мне известно сейчас, с тем, чего я не знал тогда…

Некоторые условности были мне неизвестны. Например: когда мистер Дрю улыбался, нужно было смотреть ему в лицо и искать небольшие морщинки в уголках глаз. Каждый художник знает об этих морщинках. Такие следы делают улыбку более естественной. Тогда я был ещё не совсем художником. Пока нет. Поэтому я не понял: чего-то не хватало.

Я также не знал, что процедура знакомства может иметь большое значение. В понимании не укладывался негласный посыл, когда на вечеринке кто-то пожимал тебе руку и представлялся; или когда мистер Дрю представлял меня. Я не знал, что мне вообще требовалось всё это как-то интерпретировать. Как жаль – я тогда не понимал, что мистер Дрю ждал от меня озарения. Ждал, когда у меня в голове что-то щёлкнет, и всё встанет на свои места.

Я не знал, что мистер Дрю внимательно наблюдает за моей реакцией.

– Привет, Бенди, – сказал я, подыграв мистеру Дрю. Тот рассмеялся и отложил рисунок.

– Так ты его не знаешь, да? – спросил он.

Я мотнул головой. Правда не знал.

– Прискорбно, – пробормотал мистер Дрю, скорее обращаясь к самому себе, нежели ко мне. Это я понял, поэтому ничего не ответил.

Дело в том, что в тот момент мистер Дрю считал, будто я должен знать, кто такой Бенди. Готов поспорить, многие бы задались вопросом: почему я не знаю о Бенди? В конце концов, он был героем короткометражек, которые появились до полнометражных фильмов. А ещё его изображение красовалось на консервных банках с супом. Ради всего святого, маленький дьявол рекламировал военные облигации! Я знаю, знаю, мне должно быть стыдно.

Не то чтобы я никогда прежде не видел Бенди. Как писал ранее, он показался мне знакомым. Так что я не узнал персонажа не потому, что о нём не слышал. Просто когда ты живёшь в Нижнем Ист-Сайде, там растёшь, ходишь в школу, затем бросаешь её, чтобы заработать денег… Когда твой опыт, связанный с кинематографом, ограничивается Доном Миллером, который придерживает дверь чёрного входа в кинотеатр… В общем, ты не можешь посмотреть столько же мультфильмов, сколько обычно смотрит среднестатистический ребёнок. Если бы про Бенди продолжали выпускать комиксы к тому времени, как я начал рисовать, то всё было бы иначе. Ведь вокруг комиксов вращалась вся моя жизнь.

Ничьей вины в этом нет. Во всём можно было винить лишь бедность. Лишь моё стремление помочь маме, работая по двенадцать часов в сутки.

И давайте будем совершенно откровенны: мультфильмы про Бенди уже не были такими популярными. Пик их популярности пришёлся на время, когда я только появился на свет. Так что маленький дьявол не являлся чем-то важным. Он из себя ничего особого не представлял. Уже почти ничего не значил.

Только вот для мистера Дрю Бенди был всем.

– Вот и я о чём толкую. В этом-то всё и дело, – сказал он, выпрямившись. Затем начал расхаживать по комнате. Мистер Дрю всё ещё говорил сам с собой. Однако он рассуждал настолько громко, что я не мог сейчас просто это проигнорировать.

– Извините, сэр, вы о чём? – спросил я.

Мистер Дрю взглянул на меня, но продолжил ходить из стороны в сторону.

– Куда катится эта студия? К чему мы пришли, если ребёнок твоего возраста не знает Бенди? Вот в чём соль. И вот она – причина.

Мистер Дрю всё ещё говорил что-то непонятное. В голове не укладывалось: как несколько предложений, в которых вроде бы читался смысл, могли звучать как полная бессмыслица?

Тебе нравится такая формулировка, да, Дот? Я знаю, что нравится. Ты любишь забавную игру слов.

Надеюсь, ты мной гордишься.

Надеюсь, ты это читаешь.

Надеюсь, ты жива.

Так на чём я остановился?

Точно.

– А, ясно, – отозвался я. Не знал, что ещё можно было ответить.

Наступила тишина. Мистер Дрю перестал расхаживать из стороны в сторону. Я умолк. А затем глава студии громко хлопнул в ладоши. Неожиданно и резко. Хлопок заставил меня подскочить на месте. Он прозвучал, словно выстрел – я едва не бросился в укрытие.

Я навсегда запомнил тот момент: из всех воспоминаний, которые теперь переплелись между собой в этом разуме, в этой голове, – то воспоминание по какой-то причине выделяется. Как раз в ту секунду, когда мистер Дрю хлопнул в ладоши, снова включились лампы. Казалось, будто бы они ждали его команды. Словно он их контролировал.

Это было не так. Но я тогда сделал именно такой вывод. По какой-то причине мне хотелось верить, что, может быть, мистер Дрю владеет какой-то сверхъестественной силой.

Но это не так. Он не обладал ею. И сейчас не обладает. Не дай никому убедить тебя в обратном.

Мистер Дрю заметил появление света и рассмеялся: «Ха!» Да, именно так, как я написал: «Ха!» Он повернулся ко мне и снова улыбнулся.

– Пошли, парень, я проведу для тебя экскурсию.

Я кивнул. Все странные мысли, промелькнувшие в тот краткий миг, исчезли. Я оживился. Мне покажут студию, которая производит мультфильмы. Мне доведётся познакомиться с другими художниками. Когда я проснулся утром, то даже представить себе не мог, что мой день пройдёт именно так.

– Здорово! – я мгновенно подскочил на ноги и последовал за мистером Дрю из его кабинета в теперь уже ярко освещённый холл. Рядом с дверью за столом сидела женщина. Она была миниатюрной, с чёрными как смоль волосами, завитыми в идеальные локоны.

– Мы отправляемся на экскурсию, мисс Родригес, – объявил мистер Дрю, когда мы проходили мимо неё.

– Том здесь, – отозвалась женщина, не открывая взгляда от своей пишущей машинки.

И в самом деле – рядом с лифтом в одном из кресел сидел высокий широкоплечий мужчина. Он расположился закинув ногу на ногу, и держал на коленях свою шляпу. Рядом стояла жёлтая сумка, похожая на чемоданчик с инструментами, со словом «Gent» на ней.

Я покосился на мистера Дрю и заметил: его улыбка дрогнула, словно лампочка, которая должна была вот-вот погаснуть. А затем вновь стала яркой. Мистер Дрю указал на мужчину рукой и произнёс: «Томми Коннор!» Это не было вопросом.

Мужчина встал, взяв с соседнего кресла длинный узкий тубус из картона. Мистер Дрю заметил тубус и кивнул на него, но ничего не сказал. Его улыбка стала ещё шире.

– Да, сэр, – ответил Том, хотя никакого вопроса не прозвучало. – Он здесь.

Что здесь?

– Прости, Бадди, мне нужно на встречу. Большие планы, парень, большие планы, – сказал мистер Дрю. – Приходи в другой раз. Первым делом мы тебя устроим на работу. – Он не смотрел на меня, но твёрдо похлопал рукой по спине, пока другой рукой указывал в сторону своего кабинета. – Прошу сюда, Томми.

– Мистер Коннор, – поправил Том, проходя мимо.

Мистер Дрю лишь рассмеялся на это – хотя я не понял, в чём заключалась шутка. Они скрылись в кабинете, закрыв за собой дверь.

Я остался один.

Я подошёл к секретарше. Та и не взглянула на меня. К тому моменту я этого от неё и не ожидал. И ещё я не знал, что сказать.

– В качестве кого он тебя нанял? – спросила мисс Родригес.

– В качестве помощника. Может… Может, художника. Он сказал, что я буду в художественном отделе. – Я уже не был уверен в том, в чём именно будет заключаться моя работа.

Мисс Родригес перестала печатать и отклонилась назад, глядя вниз. Она открыла ящик стола и вытащила пухлый конверт, набитый бумагами. Наконец она посмотрела на меня и протянула мне конверт:

– Заполни всё это и принеси завтра с собой. Подходи к девяти утра и зарегистрируй своё появление у миссис Миллер, которая сидит на первом этаже в лобби.

Я взял бумаги и кивнул.

– Спасибо.

Мисс Родригес на мгновение задержала на мне взгляд – будто хотела что-то сказать. Но ничего не произнесла и просто вернулась к печатной машинке.

Я не сразу направился домой. Сначала нужно было встретиться с мистером Шварцем. Сообщить ему, что костюм доставлен, а мистер Дрю остался доволен.

А затем мне нужно было уволиться.

Увольнение, эээ, не прошло как по маслу. Однако меня не слишком волновало, насколько красным стало лицо мистера Шварца или как яростно он тыкал в мою сторону пальцем. Завтра утром я собирался начать работать в студии Джоуи Дрю. Никто не смог бы меня остановить. Единственное, что меня пугало, – это то, что мистер Шварц может направить свой гнев на мою маму и уволить её. Но он этого не сделал. Мама была слишком хороша в своём деле. Иногда я мечтал о том, чтобы она просто взяла и открыла своё собственное ателье.

Что ж, может быть, так и будет. Возможно, когда я буду хорошо зарабатывать. Когда стану художником студии Джоуи Дрю. Я улыбнулся от этой мысли.

После всего произошедшего я всё ещё не был готов идти домой. Я вибрировал от волнения, поэтому немного побродил по району. Удалось получить бесплатный пончик от миссис Панек, когда она закрывала закусочную. А ещё ребята Джэнковски пытались уговорить меня поиграть с ними в стикбол[3]3
  Стикбол – уличная игра, правилами напоминающая бейсбол.


[Закрыть]. Я улыбался и продолжал идти. Так и добрался до Ист-Ривер[4]4
  Ист-Ривер – судоходный пролив в Нью-Йорке.


[Закрыть], когда небо стало приобретать тёмно-фиолетовый оттенок.

В Бруклине горели фонари. Они напоминали звёзды, которые зажглись на другом берегу реки.

Я сел на скамейку, едва не приземлившись в голубиное дерьмо. Но заметил его в последний момент и быстро изменил траекторию движения своей задницы. Возле воды воздух казался не таким затхлым. Солнце почти село. Стало прохладнее.

Я почувствовал себя спокойнее. Вибрирующее волнение сегодняшнего дня постепенно окутывало меня, подобно одеялу. Я всё ещё чувствовал себя счастливым. Однако это ощущение стало казаться более реальным.

Иногда такое случалось.

* * *

Я вернулся домой поздно. Очень поздно. В коридоре горел свет. Это было очень мило с маминой стороны. Но в то же время я знал, что немедленно следовало его погасить. Если счета за электричество росли, маме приходилось работать больше. Я надеялся, что теперь, с моей новой работой, счета за электричество перестанут быть такой уж большой проблемой. Возможно, теперь мама сможет сидеть и читать с комфортом, а не при свете свечи.

Я также знал, что, вероятно, получу выговор утром за столь позднее возвращение. Маме нравилось знать, где я нахожусь. Как будто я маленький ребёнок. Ну, не моя вина в том, что я потерял счёт времени… Сегодня был особенный день.

Я открыл дверь настолько медленно, насколько оказалось возможным. Мама спала на кушетке в гостиной рядом со входом. У нас всё располагалось в одном месте: кухня, где мы ели, и гостиная, где мы отдыхали. Входная дверь вела прямиком сюда. Мама свернулась калачиком под покрывалом, уснув глубоким сном. Я тихонько снял обувь и с ботинками в руках прокрался к себе в комнату.

В моей комнате никогда не было так темно, что хоть глаз выколи. Забавно, но до сегодняшнего дня, пока я не простоял в тёмном лобби студии Джоуи Дрю, я и понятия не имел о существовании разных видов темноты. Никогда не возникало мысли о том, что уличный фонарь за нашими окнами позволял мне, не врезаясь во всё подряд, найти кровать, бросить одежду в угол и в пижаме забраться под одеяло.

Мне и в голову не приходило: может быть так темно, что ты не сумеешь разглядеть свою собственную ладонь у себя перед глазами.

Тогда ещё я не знал о подобной тьме.

Я сбросил с себя одеяло и секунду просто лежал на кровати в попытке поймать хоть немного прохлады. Затем встал и приоткрыл окно. Разницы в температуре в доме и на улице не было. Однако в шуме города ощущалось что-то успокаивающее. Я лёг обратно и закрыл глаза.

Иногда ты не понимаешь, что уснул. Именно это со мной тогда и произошло. Я думал, будто бодрствую и пытаюсь заснуть – когда вдруг осознал, что больше не лежу в постели.

Вокруг всё ещё стояла кромешная тьма – как тогда, когда ты закрываешь глаза. Но я стоял с открытыми глазами. Я пытался разглядеть хоть что-нибудь. Безуспешно. Так что я направился вперёд – в темноту.

Впереди что-то было.

Я слышал.

Может, это чьё-то дыхание?

Но по неведомой причине я не мог понять, было ли это «что-то» живым. В тот момент казалось, что я не сплю, поэтому мысленно сказал себе: «У тебя нет на это времени, тебе нужно спать». Однако продолжал идти вперёд.

Наконец я дошёл до двери. Она просто материализовалась передо мной. Но я не удивился. С другой стороны двери раздавался стук. Он заставил меня сделать шаг назад. Что-то подсказывало: я не должен отрывать дверь.

Тук-тук.

Я сделал ещё один шаг назад. Непонятным образом дверь оставалась прямо передо мной.

Наступила долгая тишина.

Огромная рука проломила деревянную поверхность двери, вызвав дождь из щепок. Раздался рёв. Я попятился назад. Сбежать не получалось. Рука пыталась схватить меня, вслепую мотаясь из стороны в сторону.

Я проснулся внезапно, лёжа лицом в подушку. Простыня подо мной была пропитана потом. Сердце ушло в пятки.

Это был сон, уверил я себя. Всего лишь сон.

Я перекатился на спину и уставился на полоску света от уличного фонаря, бегущую по потолку. В углу по штукатурке шла трещина, возникшая от протечки труб. Время от времени из неё сочилась тёмно-коричневая жидкость. Пятно делало трещину похожую на реку Гудзон. Тёмную. Холодную. Наполненную неизведанным.

Почему у меня не получалось отделаться от ощущения, что за мной кто-то наблюдает?

Я покосился вправо.

На пороге моей комнаты стоял худенький человек.

Он мерцал в свете фонаря. Бледное, измождённое лицо было натянуто на череп, как тонкая бумага. Его глаза были широко распахнутыми и казались бездушными. Костлявое тело прикрывала длинная белая ночная рубашка.

Я мог лишь пялиться на незваного гостя. Дыши. Вытряхни сновидение из головы. Он ненастоящий. Проснись, и фигура исчезнет. Но незнакомец продолжал стоять на пороге моей комнаты. Без единого движения.

Его рука медленно поднялась и указала на меня. Именно тогда у меня сдали нервы. Я зажмурил глаза и заорал. Может быть, я поступил как трус, но я не мог пошевелиться. Я снова заорал. Всё моё тело кричало.

С жужжанием вспыхнули лампочки. Одна из них, расположенная над моей кроватью, по обыкновению угрожающе мигнула. Электропроводка в стенах пострадала из-за протечки воды сверху.

– Бадди, ты в порядке? – мама ворвалась ко мне в комнату, пытаясь на ходу натянуть свой сиреневый домашний халат. Ничего не получалось из-за застрявшего под поясом правого рукава. Я бы рассмеялся при обычных обстоятельствах. Однако моим нутром всё ещё владел ужас. Особенно сейчас: несмотря на зажёгшийся свет и давно растворившийся сон, старик продолжал стоять у меня в комнате. И выглядел он всё так же ужасающе.

Разумеется, я ничего не сумел ответить. Я не мог выдавить из себя ни слова.

Фигура повернулась к моей матери. И сделала шаг по направлению к ней.

Это помогло мне обрести голос.

– Держись от неё подальше! – прокричал я и вскочил с кровати. Моя нога угодила в дырку в нижней части вязаного одеяла на краю кровати. Я полетел на пол лицом вперёд.

– Боже мой, что происходит? – спросила мама.

Я пытался схватиться хоть за что-нибудь, чтобы подняться на ноги. Я чувствовал себя дураком. Затем приподнялся на локтях. Костлявая рука протянулась ко мне.

– Встаёшь? – спросил глубокий низкий голос с сильным акцентом. Такой акцент был мне хорошо известен.

Я поднял голову и уставился на старика. Его черты всё ещё казались мне слишком измождёнными. Однако в бледно-голубых глазах виднелась искра, из-за которой они не выглядели пустыми. Я протянул руку и ухватился за его ладонь. Она была тёплой.

Я встал и секунду смотрел на старика. Мы оказались почти одного роста. Возможно, он был всего на пару сантиметров ниже. Теперь незнакомец казался мне хрупким, а не пугающим.

Я посмотрел на маму. У неё получилось вдеть руку в рукав. Теперь она смотрела на меня так, словно я лишился рассудка. Возможно, так и было. Но с другой стороны…

– Кто этот старикан? – спросил я и указал на него – чтобы маме стало понятно, о ком идёт речь. Она выглядела озадаченной. Хотя мне ситуация слишком запутанной не казалась.

Мама закрыла глаза на мгновение и улыбнулась. Потом вздохнула и открыла глаза.

– Этот старикан – твой zayde[5]5
  (Идиш) – дедушка.


[Закрыть].

– Мой кто?

– Твой дедушка, Бадди. Мой отец, – сказала мама с некоторой запинкой.

Я перевёл взгляд на старика. Он не улыбался. И ничего не говорил. Просто стоял, как и прежде, в обрамлении дверного проёма.

– Что он тут делает?

– Послушай, я его сейчас отведу в постель. А потом вернусь, и мы поговорим, – сказала мама. Она пробормотала что-то старику на польском. Тот кивнул. Мама взяла его под руку и вывела из моей комнаты.

Я сел на кровати. Впервые за весь день я почувствовал усталость. Не восторг из-за мистера Дрю и не ужас из-за человека, который, судя по всему, был моим дедом. Просто усталость.

Мама вернулась и опустилась на кровать рядом со мной. И сразу же наградила меня одним из своих косых взглядов, которые у неё так хорошо получались. Этот взгляд означал: мама считает меня забавным. Не то чтобы она смеялась надо мной. Но и не сказать, что не смеялась.

– Прости, я не знал. Как я мог знать? – спросил я.

– Да ничего, это я виновата. Всё произошло так быстро. Не знала, что он сегодня приедет. Я и сама не была готова к его визиту. По крайней мере, я не уложила его в твою кровать. Только представь, какое это было бы потрясение! – со смешком сказала она.

– В мою кровать?

– У тебя большая кровать, Бадди. Нам придётся как-то потесниться на некоторое время.

Я тяжело вздохнул, но ничего не сказал. Моя мама была мягким, тёплым человеком. Однако не позволяй этому себя одурачить. С ней лучше не спорить. Всё равно не победишь.

– Когда ты не вернулся домой, я уложила его у себя. Мне не хотелось тебя пугать.

– Очень мило с твоей стороны, – сказал я, почувствовав себя жалким.

– Ведь правда же? – сказала мама, подмигнув мне. – И где это ты ходил допоздна? Ты хоть раз подумал о своей бедной матери, которая дома места себе не находила от беспокойства?

Я не считал, что уже настало время сменить тему. У меня всё ещё не хватало информации. Мой дедушка с «исторической родины» сейчас находился в нашей квартирке в Нью-Йорке, но почему? Причину мы так и не установили. Однако было поздно. К тому же мой ответ наверняка порадовал бы маму.

– Я получил работу, – сказал я, стараясь не улыбаться. Я стремился представить эту новость как нечто обыденное. Как будто бы мне было всё равно.

– А как же мистер Шварц? – спросила мама, закусив губу.

– Не волнуйся, он не разозлился. Ты работаешь всё там же. Но я надеюсь, тебе скоро тоже не потребуется работать на него. Моя новая работа лучше. Я буду стажёром в «Студии Джоуи Дрю». Кто знает, во что это может вылиться.

– Тебе будут платить?

– Конечно. Даже вдвое больше.

И только тут мама улыбнулась. Её улыбка выглядела едва различимой, и, может быть, я не должен был её заметить. Тем не менее что-то подсказывало: мама расслабилась. Я смог по праву гордиться собой.

– Что ещё за студия Джоуи Дрю? – спросила она, развернувшись ко мне лицом и положив одно колено на одеяло.

– Они там рисуют мультфильмы. Мультфильмы про Бенди. Я буду мальчиком на побегушках, но ещё и стажёром у художников. Научусь всякому.

Мама посмотрела на меня странным взглядом. Но в этом не было ничего необычного. Она всегда глядела на меня так, будто бы в её голове развивалась какая-то история. Эту историю мне не суждено было услышать. Какие-то секреты. Мама снова улыбнулась.

– Так ты будешь рисовать и получать за это деньги.

Это не было вопросом.

– Ага.

– И твой дедушка приезжает в тот же день, когда ты нашёл эту работу.

– Так и есть, – сказал я.

– Прекрасно. – Она улыбнулась.

Я не уловил связи между этими двумя событиями. И конечно же, мама не стала мне ничего объяснять. Забавно. Я начинаю понимать: в то время я особо не задавал никому никаких вопросов. Не задавал до того момента, как встретил тебя, Дот.

– Что ж, я рада за тебя, Бадди. – Мама наклонилась и поцеловала меня в лоб, отчего я почувствовал себя маленьким мальчиком. – А теперь ложись спать. Мы всё обсудим завтра.

Её слова заставили меня почувствовать себя ребёнком ещё больше.

Мама ушла, выключив свет. Я же забрался обратно под одеяло и только тогда вспомнил о своём сне. В голове закрутились мысли: насколько же сильно я шумел, что разбудил старика и заставил его прийти ко мне в комнату. И как же опозорился перед своим жутковатым дедушкой, который выглядел словно призрак.

Что за странный день.

И ночь.

Если бы я хоть немного был суеверным, то, наверное, увидел бы во всём этом знак. Заметил бы: что-то назревает. Что-то не так.

Но конечно же я ничего не заподозрил. Я не видел знаков до тех пор, пока не проходил мимо них прямиком по тёмной дороге, ведущей в тупик. Ещё одна метафора. И не такая уж плохая. Эй, Дот, у меня получается всё лучше и лучше.