Текст книги "Последний сеанс"

– И он погиб достойно, – сказал сэр Генри. – Вы изменили имена в своем рассказе, доктор Пендер, но я, кажется, догадался, кого вы имели в виду.

– Как я и говорил, – продолжил священник, – не думаю, что это исчерпывающее объяснение. Я по-прежнему считаю, что роща оказывала зловещее воздействие, которое руководило поведением Эллиота Хейдона. До сих пор не могу вспоминать о святилище Астарты без содрогания.

Цыганка

I

Макфарлейн часто замечал, что его друг, Дикки Карпентер, питает странную неприязнь к цыганам. Причины этого он не знал. Но когда Дикки расторг помолвку с Эстер Лоэс, отношения между ними стали более откровенными.

Макфарлейн был помолвлен с младшей сестрой, Рэчел, около года. Он был знаком с обеими сестрами Лоэс с детства. Медлительный и осторожный во всем, он не хотел признаться себе в том, что детское личико Рэчел и ее честные карие глаза все больше притягивают его. Не красавица, как Эстер, нет! Но несказанно более искренняя и милая. Когда Дикки обручился со старшей сестрой, мужчины сблизились еще больше.

И теперь, всего через несколько недель, помолвка расторгнута, и Дикки, простодушный Дикки, тяжело переживал это. До сих пор его юная жизнь текла так гладко. Он удачно выбрал карьеру на военном флоте. Любовь к морю была у него в крови. В нем было что-то от викинга, примитивного и непосредственного; утонченность мыслей была ему не свойственна. Он принадлежал к тому типу немногословных молодых англичан, которым особенно трудно выражать мысли словами.

Макфарлейн, этот суровый шотландец с кельтским воображением, скрытым глубоко в душе, слушал и курил, пока его друг беспомощно барахтался в море слов. Он чувствовал, что друг собирается излить ему душу. Но ожидал, что он будет говорить совсем о другом. Начать с того, что он даже не упоминал об Эстер Лоэс. Это был всего лишь рассказ о детских страхах.

– Все это началось со сна, который я видел в далеком детстве. Нельзя назвать его кошмаром. Она – эта цыганка – просто появлялась в любом сне, даже в хорошем сне, или в хорошем по представлениям ребенка (праздник с фейерверком и тому подобным). Я веселился несказанно, а потом вдруг чувствовал, знал, что, если подниму глаза, она будет там, стоять, как всегда, и смотреть на меня… Знаешь, такими грустными глазами, как будто знает что-то такое, чего не знаю я… Не могу объяснить, почему меня это так пугало, но пугало! Каждый раз! Я обычно с воплем просыпался от ужаса, а моя старая няня говорила: «Ну вот! Мастеру Дикки опять приснилась его цыганка!»

– Тебя когда-нибудь пугали настоящие цыгане?

– Никогда не встречал цыган до недавнего времени. Это тоже было странно. Я разыскивал своего щенка. Он сбежал. Я вышел за калитку сада и двинулся по лесной тропинке. Мы жили тогда в Нью-Форесте, как тебе известно. Я подошел к поляне в конце тропинки, к деревянному мостику через речку. И прямо рядом с ним стояла цыганка с красным платком на голове, совсем как в моем сне. И я сразу же испугался! Она посмотрела на меня, понимаешь… Точно таким же взглядом, будто она знала что-то, чего не знал я, и это вызывало ее жалость… А потом она сказала очень тихо, кивнув мне головой: «На твоем месте я бы не ходила в эту сторону». Не могу объяснить почему, но это меня смертельно напугало. Я бросился бежать мимо нее на мостик. Наверное, он был гнилой. Во всяком случае, мостик подломился, и я упал в речку. Течение было довольно быстрое, и я чуть не утонул. Ужасно неприятно тонуть. Я этого никогда не мог забыть. И у меня такое ощущение, что все это как-то связано с цыганкой…

– Но ведь она тебя предостерегала?

– Полагаю, можно и так сказать.

Дикки помолчал, потом продолжал:

– Я тебе рассказал о своем сне не потому, что он имеет какое-то отношение к случившемуся потом (по крайней мере, я так не считаю), а потому, что он был как бы отправной точкой. Теперь ты поймешь, что я имею в виду под «цыганским предчувствием». Итак, перейду к первой ночи в доме Лоэсов. Тогда я только что вернулся с Западного побережья. Ужасно странно было снова оказаться в Англии. Супруги Лоэс было старыми друзьями моих родителей. Я не видел девочек с тех пор, как мне стукнуло лет семь, но их брат Артур был моим большим другом, и после его смерти Эстер стала мне писать и присылать газеты. Она писала такие ужасно милые письма! Они меня очень подбадривали. Я всегда сожалел, что не мог написать ничего стоящего в ответ. Мне очень хотелось ее увидеть. Странно это, хорошо знать девушку по ее письмам, а не по личному общению. Ну, я первым делом поехал в дом к Лоэсам. Когда я прибыл, Эстер не было дома, но ее возвращения ждали в тот же вечер. За обедом я сидел рядом с Рэчел, и когда окидывал взглядом сидящих за длинным столом, меня охватывало странное ощущение. Я чувствовал, что кто-то за мной наблюдает, и это вызывало у меня неловкость. Затем я увидел ее…

– Кого увидел?

– Миссис Хоуорт, я об этом тебе и рассказываю.

Макфарлейн чуть было не сказал: «Я думал, ты мне рассказываешь об Эстер Лоэс». Но он промолчал, и Дикки продолжал:

– Чем-то она отличалась от всех остальных. Она сидела рядом со стариком Лоэсом и очень серьезно его слушала, наклонив голову. Шея ее была замотана чем-то вроде красного тюля. Наверное, ткань где-то порвалась, во всяком случае, сзади торчали обрывки, напоминающие языки пламени… Я спросил у Рэчел: «Кто эта женщина, вон там? Темноволосая, с красным шарфом?» – «Ты имеешь в виду Элистер Хоуорт? Это у нее красный шарф. Но только она блондинка, у нее очень светлые волосы».

И это была правда. Ее красивые русые волосы блестели. И все же я мог бы поклясться, что она темноволосая. Какие странные шутки играет с человеком зрение…

После обеда Рэчел познакомила нас, и мы гуляли по саду. Мы говорили о переселении душ…

– Это совсем не в твоем духе, Дикки!

– Наверное, ты прав. Помню, я сказал, что это позволяет дать разумное объяснение тому, что некоторые люди кажутся вам знакомыми с первой минуты, словно вы уже знали их раньше. Миссис Хоуорт сказала: «Вы имеете в виду влюбленных…» Она произнесла это как-то странно, горячо и нежно. Мне это что-то напомнило, только я не мог вспомнить, что именно. Мы еще немного поболтали, а потом старина Лоэс позвал нас с террасы, сказал, что приехала Эстер и хочет меня видеть. Миссис Хоуорт положила ладонь на мой рукав и спросила: «Вы собираетесь вернуться в дом?» – «Да, – ответил я. – Думаю, нам надо вернуться», и тогда, тогда…

– Что тогда?

– Это звучит так глупо. Миссис Хоуорт сказала: «На вашем месте я бы не ходила туда…» – Он помолчал. – Это меня испугало, знаешь ли. Очень испугало. Поэтому я и рассказал тебе о том сне… Потому что она произнесла это точно так же – очень спокойно, будто знала что-то такое, чего не знал я. Не так, как хорошенькая женщина, которой хочется удержать меня в саду рядом с собой. Ее голос был просто добрым и жалостливым. Почти так, как будто она знала о том, что произойдет… Наверное, я поступил невежливо, но я повернулся и ушел от нее, почти побежал к дому. Он казался мне надежным убежищем. Я тогда понял, что боялся ее с самого начала. Я с облегчением увидел старика Лоэса. Эстер стояла рядом с ним…

Он секунду поколебался, а потом пробормотал, довольно непонятно:

– Не оставалось никаких сомнений… лишь только увидев ее, я понял, что пропал.

Мысли Макфарлейна быстро перенеслись к Эстер Лоэс. Он когда-то услышал данное ей краткое определение: «Шесть футов и один дюйм еврейского совершенства». Остроумный портрет, подумал он, вспоминая ее необычный рост и стройную фигурку, мраморную белизну лица с изящным, загнутым вниз носиком, с черными роскошными волосами и черными глазами. Да, он не удивлялся тому, что по-мальчишески наивный Дикки капитулировал. Эстер никогда бы не заставила сильнее забиться его сердце, но он признавал ее эффектную красоту.

– А затем, – продолжал Дикки, – мы обручились.

– Сразу же?

– Ну, примерно через неделю. После этого ей понадобилось недели две, чтобы понять, что я ей безразличен… – Он коротко и горько рассмеялся.

– Это было в последний вечер перед тем, как я вернулся на корабль. Я шел из деревни через лес и тут увидел ее, миссис Хоуорт. На ней был красный шотландский берет, и – всего на минуту – я прямо подскочил! Я тебе рассказал о своем сне, поэтому ты поймешь… Потом мы немного прошлись. Мы не произнесли ни одного слова, которого не сказали бы при Эстер…

– Да? – Макфарлейн с любопытством посмотрел на друга. Странно, как часто люди вам говорят то, чего сами не понимают!

– А потом, когда я уже поворачивал к дому, она меня остановила. Она сказала: «Вы очень скоро будете дома. Я бы на вашем месте туда не спешила…» И тогда я понял, что там меня ждет что-то ужасное… и… как только я вернулся, меня встретила Эстер и сказала, что она поняла – она меня не любит…

Макфарлейн сочувственно хмыкнул и спросил:

– А миссис Хоуорт?

– Я больше никогда ее не видел – до сегодняшнего вечера.

– Сегодняшнего?

– Да. В лечебнице для душевнобольных, где работал мой врач. Там он осматривал мою ногу, которая пострадала от той торпеды. Она меня в последнее время беспокоила. Старик посоветовал сделать операцию, довольно несложную. Затем, когда я уходил оттуда, столкнулся с девушкой в красном джемпере поверх халата медсестры, и она сказала: «На вашем месте я бы не стала делать эту операцию…» И тут я увидел, что это миссис Хоуорт. Она ушла так быстро, что я не успел ее остановить. Я встретил другую медсестру и спросил о ней. Но она сказала, в доме нет никого с таким именем… Странно…

– Ты уверен, что это была она?

– О да, видишь ли – она очень красивая… – Дикки помолчал, потом прибавил: – Я сделаю эту операцию, конечно, но… но в том случае, если все закончится плохо…

– Ерунда!

– Конечно, ерунда. Но все равно, я рад, что рассказал тебе о цыганке. Знаешь, это еще не все, если бы я только мог вспомнить…

II

Макфарлейн поднялся по круто идущей вверх дороге через поросшую вереском пустошь и свернул к воротам дома у гребня холма. Упрямо сжал челюсти и позвонил.

– Миссис Хоуорт дома?

– Да, сэр. Я ей доложу.

Служанка оставила его в длинной комнате с низким потолком, окна которой выходили на дикую пустошь. Макфарлейн слегка нахмурился. Неужели он собирается свалять дурака?

И тут он вздрогнул. Тихий голос наверху запел:

«Цыганка живет на болоте…»

Голос оборвался. Сердце Макфарлейна забилось чуть быстрее. Дверь открылась.

Ее необычная, почти скандинавская красота потрясла его. Несмотря на описание Дикки, Макфарлейн представлял ее себе с черными, цыганскими волосами… И он вдруг вспомнил слова Дикки, их странный тон. «Видишь ли, она очень красивая…» Совершенная, бесспорная красота встречается редко, но Элистер Хоуорт обладала именно такой совершенной, бесспорной красотой.

Он опомнился и двинулся ей навстречу.

– Боюсь, мы с вами незнакомы. Я получил ваш адрес от семьи Лоэс. Но я – друг Дикки Карпентера.

Она пристально смотрела на него минуту или две. Потом сказала:

– Я собиралась пойти прогуляться по пустоши. Вы пойдете со мной?

Она распахнула стеклянную дверь и вышла на склон холма. Он шел следом. Толстый, довольно глупый на вид мужчина сидел в плетеном кресле и курил.

– Мой муж… Мы прогуляемся по пустоши, Морис. А потом мистер Макфарлейн пообедает с нами. Вы ведь не возражаете?

– Большое спасибо.

Он шел за ней, пока она легко поднималась вверх по склону холма, и думал: «Почему? Почему, о боже правый, она вышла замуж за этого?»

Элистер подошла к россыпи камней.

– Сядем здесь. И вы мне расскажете… то, что пришли рассказать.

– Вы знали?

– Я всегда знаю, когда приближается что-нибудь плохое. Это ведь плохие новости, да? Насчет Дикки?

– Ему сделали небольшую операцию, вполне успешно. Но у него, наверное, было слабое сердце. Он умер под наркозом.

Макфарлейн сам не знал, что ожидал увидеть на ее лице, но вряд ли эту безнадежную, вечную усталость… Он услышал, как она прошептала:

– Опять ждать, так долго… так долго… – Подняла взгляд. – Да, что вы хотели сказать?

– Больше ничего. Кое-кто предостерегал его от этой операции. Медсестра. Он считал, что это были вы. Это правда?

Она покачала головой.

– Нет, это была не я. Но у меня есть двоюродная сестра, она работает медсестрой. В неверном свете она очень похожа на меня. Смею сказать, так и было. – Она снова взглянула на него. – Это не имеет значения, не так ли? – А потом вдруг широко раскрыла глаза и резко вдохнула воздух. – Ох! Ох! Как странно! Вы не понимаете…

Макфарлейн был озадачен. Она продолжала пристально смотреть на него.

– Я думала. Вы поняли… вы должны понимать. Вы похожи на человека, у которого это тоже есть…

– Что есть?

– Этот дар, или проклятие, называйте, как хотите. Я думаю, он у вас есть. Всмотритесь в это углубление в камнях. Не думайте ни о чем, просто смотрите… А! – Она заметила, как он слегка вздрогнул. – Ну, вы что-то увидели?

– Должно быть, игра воображения. Всего на мгновение я увидел, что оно полно крови.

Миссис Хоуорд кивнула головой.

– Я знала, что у вас это есть. На этом месте древние солнцепоклонники приносили свои жертвы. Я знала это раньше, чем мне сказали об этом. И иногда я понимаю, что они при этом чувствовали, почти так же точно, как если бы сама присутствовала при этом… Что-то есть здесь такое, отчего я чувствую себя так, словно возвращаюсь домой… Конечно, для меня естественно обладать таким даром. Я ведь из семьи Фергюссон. В нашей семье были ясновидящие. А моя мать была медиумом, пока мой отец не женился на ней. Ее звали Кристинг. Она пользовалась широкой известностью.

– Под словом «дар» вы понимаете способность видеть то, что еще не произошло?

– Да, видеть вперед или назад, это все равно. Например, я видела, как вы удивились, почему я вышла замуж за Мориса, – о да, вы удивились! Просто потому, что я всегда знала, что над ним нависло нечто ужасное… Я хотела спасти его… Женщины, они такие. С моим даром я должна суметь предотвратить это, если это вообще возможно… Я не сумела помочь Дикки. И Дикки не понял бы… Он боялся. Он был очень молод.

– Двадцать два года.

– А мне тридцать. Но я не это имела в виду. Есть столько вещей, которые нас разделяют: длина, высота, ширина… Но хуже всего быть разделенными временем… – Она надолго замолчала, погрузившись в задумчивость.

Тихий звон гонга из дома внизу заставил их встать.

За ленчем Макфарлейн наблюдал за Морисом Хоуортом. Тот, несомненно, был безумно влюблен в свою жену. В его глазах читалась безоговорочная, радостная преданность пса. Макфарлейн также отметил ее нежность к нему, с оттенком материнства. После ленча он откланялся.

– Я остановился внизу, в гостинице, на день-другой. Можно мне прийти и повидать вас еще раз? Может быть, завтра?

– Конечно. Но…

– Но что?

Она быстро провела рукой по глазам.

– Не знаю. Мне… мне показалось, что мы больше не встретимся, вот и все… До свидания.

Макфарлейн медленно пошел вниз по дороге. Помимо его воли, ему казалось, что холодная рука сжимается вокруг сердца. Конечно, дело было не в ее словах, но…

Из-за поворота вылетел автомобиль. В последний момент Макфарлейн распластался, прижавшись к живой изгороди… и как раз вовремя. Странная сероватая бледность разлилась по его лицу.

III

– Боже, мои нервы никуда не годятся, – пробормотал Макфарлейн, проснувшись на следующее утро.

Он хладнокровно перебрал в памяти события вчерашнего дня. Автомобиль, короткая дорога до гостиницы и внезапно возникший туман, из-за которого он заблудился, зная, что недалеко оттуда находится опасная трясина. Затем колпак дымовой трубы, который упал с крыши гостиницы, и запах гари ночью, источником которого был уголек, упавший на каминный коврик. Во всем этом не было ничего особенного! Совсем ничего, если бы не ее слова и эта глубокая, ничем не подтвержденная уверенность в его душе, что она знала…

Макфарлейн сбросил одеяло в неожиданном приливе энергии. Он должен пойти наверх и повидать ее прежде всего. Это разрушит чары. То есть если он благополучно туда доберется… господи, какая глупость!

Он почти не мог есть за завтраком. В десять часов Макфарлейн уже двинулся вверх по дороге. В десять тридцать звонил в звонок. Тогда, и только тогда, он позволил себе долгий вздох облегчения.

– Мистер Хоуорт дома?

Ему открыла дверь та же старая служанка, что и вчера. Но ее лицо было другим, оно исказилось от горя.

– Ох, сэр! Ох, сэр! Значит, вы не слышали?

– Чего не слышал?

– Миссис Элистер, милый ягненок… Это был ее тоник. Она принимала его каждый вечер. Бедный капитан просто вне себя, он почти обезумел. Он взял с полки не ту бутылочку в темноте… Послали за доктором, но он опоздал…

И Макфарлейн сразу же вспомнил слова: «Я всегда знала, что над ним нависло нечто ужасное. Я должна суметь предотвратить это – если это вообще возможно…» Ах, но невозможно обмануть Судьбу… Странное, роковое ясновидение, которое разрушало то, что хотело спасти…

Старая служанка продолжала:

– Мой хорошенький ягненочек! Такая она была милая и добрая и так жалела всех, кто попал в беду. Не могла выносить, когда кто-то страдает. – Она поколебалась, потом спросила: – Не хотите подняться наверх и взглянуть на нее, сэр? Судя по ее словам, вы, должно быть, знали ее уже давно. Очень давно, как она сказала…

Макфарлейн последовал за старой женщиной вверх по лестнице, в комнату над гостиной, где он слышал накануне ее поющий голос. В верхней части окон стояли витражи. Они бросали красный отсвет на голову на постели… «Цыганка с красным платком на голове…» Чепуха, у него снова разыгрались нервы. Он посмотрел на Элистер Хоуорт долгим, последним взглядом.

IV

– Вас хочет видеть какая-то леди, сэр.

– Что? – Макфарлейн рассеянно посмотрел на хозяйку. – О, прошу прощения, миссис Рауз, я видел призраков.

– Вы это не серьезно, сэр? После наступления темноты на пустоши люди видят странные вещи, я знаю. Даму в белом, дьявольского кузнеца, моряка и цыганку…

– Как вы сказали? Моряка и цыганку?

– Так говорят, сэр. Когда я была молодой, все об этом рассказывали. Это были безответно влюбленные, давным-давно… Но они уже много дней не появлялись.

– Да? Интересно, возможно, теперь они снова появятся…

– Что такое вы говорите, сэр! Насчет той молодой леди…

– Какой леди?

– Той, которая ждет вас. Она в гостиной. Мисс Лоэс, так она назвалась.

– Ох!

Рэчел! Его охватило странное ощущения сжатого пространства, сдвига перспективы. До этого он заглядывал в другой мир. Он забыл о Рэчел, так как Рэчел принадлежала только этой жизни… Снова этот странный сдвиг перспективы, это скольжение назад, в мир, где всего три измерения.

Макфарлейн открыл дверь гостиной. Рэчел, с ее честными карими глазами. И внезапно, как человек, пробудившийся ото сна, он ощутил теплую волну счастливой реальности, нахлынувшую на него. Он жив – жив! Подумал: «Есть только одна жизнь, в которой человек может быть уверен! Эта жизнь!»

– Рэчел! – произнес он и, приподняв ее лицо за подбородок, поцеловал в губы.

Коттедж «Филомела»

I

– До свидания, дорогая.

– До свидания, милый.

Аликс Мартин перегнулась через маленькую, грубо сколоченную калитку, глядя вслед удаляющейся фигуре мужа, который шагал по дороге к деревне.

Вскоре он исчез из виду за поворотом дороги, но Аликс продолжала стоять в той же позе, рассеянно поправляя прядь густых каштановых волос, упавшую на лицо. Глаза ее мечтательно смотрели куда-то вдаль.

Аликс Мартин не была красавицей и даже, строго говоря, хорошенькой. Но ее лицо, лицо женщины не первой молодости, светилось таким счастьем, что ее бывшие коллеги из старой конторы вряд ли узнали бы ее. Мисс Аликс Кинг раньше представляла собой подтянутую, деловитую молодую женщину, расторопную, немного резковатую, очень способную и прозаичную.

Аликс прошла тяжелую жизненную школу. В течение пятнадцати лет, от восемнадцати до тридцати трех, она зарабатывала себе на жизнь (а семь лет из этих пятнадцати – на жизнь матери-инвалида) работой машинистки-стенографистки. Именно эта борьба за существование сделала жесткими нежные черты ее девичьего лица.

Правда, у нее был один роман – своего рода – с Диком Уиндифордом, клерком из той же конторы. В душе Аликс была истинной женщиной и всегда знала, не подавая виду, что она ему не безразлична. На взгляд постороннего, они были друзьями, не более. Дик получал скромную зарплату, и у него едва хватало денег на оплату учебы младшего брата. В данный момент он и подумать не мог о женитьбе.

А потом к девушке вдруг пришло избавление от ежедневного тяжелого труда самым неожиданным образом. Умерла дальняя родственница и оставила свои деньги Аликс – несколько тысяч фунтов, достаточно, чтобы приносить доход в несколько сот фунтов в год. Для молодой женщины это означало свободу, жизнь, независимость. Теперь им с Диком больше нет необходимости ждать.

Но реакция Уиндифорда была неожиданной. Он никогда напрямую не говорил Аликс о своей любви и теперь, кажется, был еще менее склонен это делать, чем раньше. Он избегал ее, стал мрачным, угрюмым. Аликс быстро поняла, в чем дело. Она стала обеспеченной женщиной. Деликатность и гордость мешали Дику предложить ей выйти за него замуж.

За это он нравился ей ничуть не меньше, и она уже подумывала о том, не сделать ли самой первый шаг. Но тут с нею во второй раз произошло нечто неожиданное.

Она познакомилась с Джеральдом Мартином в доме у подруги. Он страстно влюбился в нее, и через неделю они уже обручились. Аликс, которая всегда считала, что она не из тех, кто «влюбляется», была просто сбита с ног таким натиском.

Сама того не желая, Аликс нашла способ подтолкнуть своего бывшего возлюбленного к действию. Дик Уиндифорд пришел к ней и заговорил, заикаясь от ярости и гнева:

– Он совершенно чужой для тебя человек! Ты о нем ничего не знаешь!

– Я знаю, что люблю его.

– Как ты можешь это знать – за одну неделю?

– Не всем нужно одиннадцать лет, чтобы понять, что они влюблены! – сердито воскликнула Аликс.

Его лицо побелело.

– Я люблю тебя с тех пор, как мы встретились. Я думал, что и ты меня любишь.

Аликс была правдивой девушкой.

– Я тоже так думала, – призналась она. – Но это потому, что я не знала, что такое любовь.

Тогда Дик снова взорвался. Мольбы, уговоры, даже угрозы – угрозы в адрес мужчины, который занял его место. Аликс поразил вулкан, который скрывался под внешней сдержанностью Дика, которого, как она считала, она так хорошо знала.

Ее мысли вернулись к тому разговору в это солнечное утро, когда она стояла у калитки коттеджа. Она уже месяц была замужем – и беспредельно счастлива. И все-таки во время этого краткого отсутствия мужа, который стал для нее всем, тень беспокойства нарушила ее безоблачное счастье. И причиной этого беспокойства был Дик Уиндифорд.

Три раза после свадьбы ей снился один и тот же сон. Окружающая обстановка менялась, но основные события были всегда одинаковыми. Она видела своего мужа, который лежит мертвый, а Дик Уиндифорд стоит над ним, и она твердо знает, что это его рука нанесла смертельный удар.

Но какой бы ужасной ни была эта сцена, было нечто еще более ужасное – то есть ужасное после пробуждения, так как во сне все выглядело совершенно естественным и неизбежным. Она, Аликс Мартин, радовалась смерти своего мужа; она с благодарностью протягивала руки к убийце, иногда благодарила его. Сон всегда заканчивался одинаково: Дик Уиндифорд сжимал ее в объятиях.