Текст книги "Приключения Хомы и Суслика и другие сказки"

Как Хома куда-то ходил

Однажды под вечер Хоме вдруг стало очень грустно.

Ему стало очень жаль себя почему-то. Так жаль, хоть плачь.

Бывает, правда?..

Вышел Хома из норы и пошёл куда-то. Идёт Хома, не разбирая дороги.

Встретился в поле лучший друг Суслик.

– Ты куда, Хома?

– Куда-то, – ответил Хома.

И пошёл дальше.

– Это далеко, наверное, – забеспокоился Суслик. – Стемнеет скоро. Не ходи.

Не послушался его Хома.

Встретился в роще Заяц-толстун.

– Ты куда? – спросил. – Куда глаза глядят?

– Нет, – ответил Хома. – Просто куда-то.

– На ночь глядя? – неодобрительно сказал Заяц. – Вернись домой. Утром пойдёшь.

Но Хома и его не послушался.

Встретился возле ручья старина Ёж.

– Хома, ты куда? – встревожился он.

– Куда-то, – ответил Хома.

– А ты хорошо знаешь дорогу? – испугался за Хому старина Ёж.

– Совсем не знаю, – сказал Хома.

– А куда ж ты идёшь? Ночь на носу. Вернись!

– Решил пойти куда-то, иду!

Кто его только ни останавливал, кто ему только ни сочувствовал, кто ему только добра ни желал! И щёголь Зимородок, и доктор Дятел, и Барсук озабоченный. И даже подслеповатая старуха Лиса. Она огорчалась, что из их мест такой жирный хомяк куда-то уходит.

Кулик его по пути к себе зазывал, своё болото хвалил:

– Там дальше нет ничего!

А Хома шагал и шагал напрямик куда-то.

Может, в леса дремучие, бескрайние. Может, далеко, в далёкую даль. Может, ещё куда-то.

Темнеть стало…

Шёл Хома мимо сарая на краю деревни. Курица-хохлатка его увидала.

– Куда, куда, куда, куда?.. – заголосила она.

Остановился Хома, сомневаться стал.

«А может, мне и правда домой вернуться? – подумал. – Никто не советует куда-то идти. Что я, умнее всех! Утречком выйду и наверстаю, а?»

– Идти или не идти? – крикнул Хома в темноту.

С луга у реки Коростель откликнулся:

– Спать пора, спать пора!

И повернул Хома обратно.

Вернулся в свою нору и спать лёг.

А утром никуда не пошёл.

Как Хома невежливым был

Как-то Хома Лисе «здравствуйте» не сказал.

– Нехорошо, – заметил лучший друг Суслик.

– А зачем я ей буду «здравствуйте» говорить!

– Все так говорят, – убеждал его Суслик.

– Ну, а если она мне не нравится? – не сдавался Хома.

– Всё равно. Так уж принято. Нравится не нравится, а «здравствуйте» Лисе скажи.

– И Филину?

– И Филину.

– И Волку, если он объявится?

– А Волку тем более. Наконец-то ты понял, – обрадовался Суслик.

– Нет, я не понял, – упрямо сказал Хома. – Я им, значит, «здравствуйте», а они себе здравствовать будут?

– Ну да, – кивнул Суслик. – У них здоровья прибавится, дольше проживут.

– А я не хочу! – крикнул Хома. – Чем они дольше жить будут, тем я протяну меньше. Сцапают – и привет! И тебя запросто могут.

– Ты так считаешь? – забеспокоился Суслик.

– Конечно. Вон птицы-стервятники, я слышал, по триста лет живут. А почему? Им все «здравствуйте» говорят!

– Змеи тоже долго живут, – задумался Суслик.

– Вот видишь? Кто прав?

И порешили они не здороваться с коварной Лисой, с Филином-полуночником, с очкастой Совой, с хвостатой Гадюкой. А с Волком – тем более, если он вдруг объявится!..

Трудно стало жить Хоме и Суслику.

Хищники им проходу не давали, обиделись. Чуть куда выйдешь, гонять начинают. Даже когда сытые.

Чудом Хома и Суслик от когтей и зубов спасались.

– Что же делать? – заплакал Суслик.

– Не знаю, – заплакал Хома.

Плачут они, друг у друга слёзы вытирают.

Думали они, думали… Ничего не надумали.

Пошли у доктора Дятла совета просить.

Дятел на дереве сидел, дерево от короедов и жучков-точильщиков лечил.

– Здравствуйте, – поклонились ему. – Помоги нам.

– Привет, – буркнул он.

Переглянулись Хома и Суслик. Расцеловались на радостях. И домой потопали.

– А чем помочь-то? – крикнул удивлённый Дятел.

Но они его уже не слышали, далеко отошли.

– С полуслова нас понял! – восхищался Хома. – Мудрый он, Дятел.

– С приветом, – согласился Суслик.

И стали Хома с лучшим другом Сусликом всем хищникам при встрече «привет» говорить.

И те их гонять перестали. Ну, конечно, когда сытыми были.

А вскоре в Ближней роще ни с того ни с сего злющий Филин скончался. Все считали, от старости.

Но Хома-то с Сусликом знали, от чего.

– Это только начало, – ликовал Хома, – поживём подольше, ещё не то увидим!

Как Хома страшные истории  рассказывал

Любил Хома страшные истории. Жизнь уж очень страшна вокруг. Шакалы там, хоть их пока нет. Филины. Ястребы тоже не дремлют. Когти точат…

Ох, как любил Хома страшные истории! До ужаса – у тех, кто его слушает.

Если сам рассказываешь, не так страшно. Особенно, если ты дома. В безопасности.

Очень любил Хома о страшном рассказывать. Когда дома был.

В роще попробуй расскажи! Или в поле!

Все вокруг ушастые, слышат хорошо.

Рассказываешь вот о Лисе, а над тобой Ворон вьётся и поёт весёлую песенку – вроде он Жаворонок.

А на самом деле не поёт, а подслушивает.

И если что скажешь плохое про Лису, Ворон тут же Лисе обо всём прокаркает.

Лиса ему за это – косточку. За труды. А Хоме теперь – ходи и трясись. Сцапает!

А того Лиса не понимает: о ком же страшные истории рассказывать, как не о хищниках?

Не о зайцах же, не о воробьях! Кто их боится?!

Потому-то Хома и рассказывал страшные истории только дома, в норе. Да и то лишь Суслику, лучшему другу.

Окно занавесит, дверь на крючок закроет и давай рассказывать.

А сам озирается, потому что шкурой своей рискует.

Пришёл однажды лучший друг Суслик к лучшему другу Хоме. Поздно вечером.

– Расскажи что-нибудь новенькое, страшненькое, – просит Суслик и вокруг внимательно оглядывается.

Даже занавеску с окна отдёрнул: вдруг там за окном ушастый Филин притаился и слушает.

Никого…

– Ну, начинаю, – сказал Хома. Распахнул дверь и выскочил наружу.

Вдруг там какая-нибудь Мышка-норушка затаилась: подслушает и к Сове побежит жаловаться.

Никого…

Закрыл Хома дверь на крючок и начал:

– Тёмной-претёмной ночью…

– Аа-аааа! – вскричал Суслик, бросился вон из норы, вместе с дверью вылетел. С петель снял!

– Ты что? – строго крикнул из норы Хома.

– Страшно, – ответил из темноты Суслик.

– Ты же сам просил историю поновей! – прикрикнул Хома.

И добавил:

– Дверь мою верни.

И снова добавил:

– На место.

Вернулся Суслик из темноты в освещённую нору. Там у Хомы под потолком на верёвочке, сплетённой из паутины, светляки висели. Крупные.

Навесили Хома и Суслик дверь на петли. На прежнее место.

– Ну, давай снова. Начинай, – жалобно попросил Суслик. И сел поближе к двери.

– Тёмной-претёмной ночью… – снова начал Хома.

– Аа-аааа! – снова вскричал Суслик и опять выскочил из норы вместе с дверью.

– Может, ты с ума сошёл? – крикнул рассерженный Хома.

– Не, я не сошёл, – жалобно откликнулся Суслик. – Стра-а-шно…

И принёс дверь.

Опять приладили дверь на место. Опять сели.

– А ты можешь немножко не пострашней рассказывать? – взмолился Суслик.

– Так ты же сам просил пострашней. Новенькое!

– Просил, – согласился Суслик. – А ты не пугай.

– Ладно, – кивнул Хома и снова начал: – Светлым-пресветлым днём…

– Другое дело, – обрадовался Суслик.

– …Когда солнце давным-давно село… – продолжил Хома.

– Аа-аааа! – вскричал было Суслик, бросившись вон.

Но Хома его остановил и лапой рот ему закрыл.

Подрожал-подрожал Суслик и успокоился.

А Хома на всякий случай дверь открыл, а не то Суслик опять её снесёт.

– Начинай, – застеснялся Суслик, – только не с начала, а дальше.

– Ладно, – буркнул Хома и начал. Не с начала, а дальше. – Пошёл Суслик в поле гулять. А ночь кругом…

– Аа-аааа! – вконец перепугался Суслик.

И наружу.

И домой бегом.

Забился в свою нору, от страха трясётся. Заснуть пытается.

Не даёт ему покоя тот самый Суслик, который ночью в поле вышел. А вдруг там, в поле, ему навстречу – Лиса молодая! Быстроногая!..

Ворочался лучший друг Суслик, ворочался, встал и к Хоме пошёл.

А у Хомы дверь открыта. Забыл закрыть. И спит себе спокойненько, будто дверь закрыта и будто не ночь на дворе.

Тронул его Суслик за плечо.

– Аа-аааа! – вскричал спросонья Хома и наружу выскочил.

И хоть дверь открыта была, всё равно её с петель своротил.

– Это я, – пропищал из норы Суслик. – Ты что?

– Что-что, – пробурчал Хома, из темноты возвращаясь. – Чего пугаешь? Чего тебе?

– Я просто хотел узнать, что дальше?

– Что «что дальше»?! – вскипел Хома.

– Чем страшная история кончилась? – сказал Суслик. – А то никак заснуть не могу.

– Ничем не кончилась! – разозлился Хома. – Ничего с твоим Сусликом не случилось! Походил он по полю, походил, никого не встретил, домой вернулся! И спать лёг! Повезло ему, понял?

Выдернул Хома из головы седой волосок, выгнал Суслика вон из норы. И заперся на крючок.

А ещё дверь изнутри двумя большими гвоздями забил. Чтоб Суслик по ночам не шлялся и зря не пугал.

Рассказывай ему после этого страшные истории!..

Хорошо ещё, что не подслушивали ни шакалы там, хоть их пока нет, ни филины, ни ястребы, которые не дремлют.

Они когти точили. Им было некогда.

Как Хома и Суслик  в воду глядели

Сидели как-то на берегу ручья Хома и Суслик. Возле Дальней рощи.

Они там часто сидели, им там нравилось.

Сидели и на воду смотрели. На свои отражения. А отражения на них из воды смотрели. На Хому и Суслика.

– Вода ведь уплывает? – вдруг сказал Суслик.

– Уплывает, – сказал Хома.

– И новая приплывает? – сказал Суслик.

– Ага, – сказал Хома. – И так всё время.

– Чего ж она всё не уплывёт?

– А её много, – сказал Хома.

Подумал-подумал Суслик и лапу Хоме пожал.

– Спасибо, Хома.

И снова на своё отражение уставился.

– А почему же моё отражение не уплывает? – спросил Суслик.

– Уплывает, – сказал Хома. – Не веришь?

– Проверим, – заявил Суслик.

И вверх по ручью ушёл.

– Плывёт? – крикнул Суслик.

– Пока нет, – отозвался Хома.

Подождали немного.

– Плывёт? – крикнул Суслик.

– Нет, – отозвался Хома. – А ты в воду смотришь?

– Смотрю, – обиделся Суслик.

– Значит, оно ещё в пути.

Снова подождали.

– Плывёт? – сердито крикнул Суслик.

– Нет, – забеспокоился Хома. – Может, оно где-то по пути застряло?

– Нигде не застряло! Оно и не плыло даже! – вернулся Суслик. – Вечно ты меня обманываешь!

– Так вот же оно, – обрадовался Хома, указывая лапой на воду. – Приплыло!

И точно, рядом с отражением Хомы – отражение Суслика на воде.

Посмотрел недоверчиво Суслик, даже носом к ручью склонился – вроде оно.

– Хм, – удивился Суслик. – Похоже на моё.

– Ещё б не твоё, – буркнул Хома. – Ты у нас один такой страшный.

– Значит, это не я, – сказал Суслик.

– А рост? – сказал Хома. – У тебя рост выше моего. И у отражения твоего выше.

– Тогда это я, – признался Суслик и хихикнул. – Я тебя раскусил. И ничуть оно не приплыло. Оно здесь оставалось и никуда не плавало.

– Отойди от берега! – рассвирепел Хома.

Суслик побурчал, побурчал, но отошёл.

– Нет твоего отражения! – воскликнул Хома.

– Есть, – упрямился Суслик. – Просто я его отсюда не вижу!

– Нету, – настаивал Хома. – Нету! Сам посмотри.

– И посмотрю.

И посмотрел.

– Есть! – вскричал Суслик. – Вот оно!

Хома так и ахнул.

– Странно… Раньше не было. Ну, честное слово!

– Было! – настаивал Суслик.

– Конечно, не было, – догадался Хома. – Это новое отражение. А старое вниз по течению уплыло. Не веришь – сбегай и проверь.

– Сбегаю, – пропыхтел Суслик. – Проверю.

И побежал проверять.

Долго ждал его Хома. Целый месяц.

Пришёл наконец Суслик. Еле ноги приволок.

– Ну? – грозно спросил Хома. – Убедился?

– Убедился, – задыхаясь, сказал Суслик. – Ой, замучился… Я его сразу за поворотом догнал. Посмотрел в воду – оно. Побежал дальше – опять оно. Ещё дальше – снова опять! Знаешь, Хома, сколько их? Не сосчитать!.. До самой реки добежал, куда ручей впадает, – везде мои, а твоих нет! – выпалил он. – Ты только не огорчайся. Просто мои плавучей! А твои, наверно, потонули…

– Или ты смотрел плохо, только сам на себя любовался, – строго заметил Хома, – или мои все твои обогнали. Раз мои отражения меньше, значит, они легче. А раз они легче, значит, их уносит быстрее!

С этого дня Суслик и Хома каждый день прибегали в ручей заглянуть.

Поглядят, отвернутся и снова посмотрят на свои отражения – пусть себе уплывают вниз по ручью.

И так приятно им было знать, что плывут их отражения, бесконечной цепочкой, через всю большую страну: сначала по ручью, затем по реке, потом по морю.

Плывут себе, волосок к волоску вылизан, лапы гордо на груди сложены, рты до ушей улыбаются.

А все любуются на них и весело кричат:

– Привет Хоме и Суслику!

Перелётные птицы кричат, мальчишки-рыболовы и далёкие китобои в открытом океане.

Как Хома и Суслик  последнее поделили

Наступила зима. Сне́гу! Земли не видно, снег на снег падает. Белый и такой холодный, что, когда бежишь друг к другу в гости, лапы обжигает.

Кончились у Хомы и Суслика запасы. Спать надо – зима. А на голодный желудок не спится.

– Я такой толстенький был, – заныл Хома. – А теперь от голода таким, как ты, Суслик, тощим стану! Скоро.

– А каким же я тогда буду? – беспокойно задумался Суслик.

– А тебя, значит, вообще не будет, – пожалел его Хома.

– Нет, буду! – упрямо сказал Суслик. – Я нас в такое место отведу! Живи – не хочу! За сто лет не съешь!

– За меня не бойся, – повеселел Хома. – Съем! Пошли.

И они пошли…

Вдали, на краю деревни, сарай-амбар замаячил.

Подошли вплотную, он полнеба закрыл. Высокий!

Тридцать сусликов одного на другого поставить – вот какой высокий!

– Что это? – тихо спросил Хома, озираясь.

– Хранилище. Кладовочка такая. – Суслик с уважением похлопал лапой по стене. – Мне воробьи рассказывали: там гороха полным-полно! Давай дверь искать. Ты – в обход направо, а я – налево в обход!

Пробирается Суслик по снегу и вдруг слышит – позади шаги чьи-то. Оглянулся в испуге, а это Хома!

– Ты чего за мной идёшь?

– Хитрый какой, – прищурился Хома. – Сам меня направо послал – там снег по колено. А тут за тобой тропинка тянется.

Посмотрел Суслик: правда. За ним следы остались, а Хома в эти следы наступает.

Поморгал Суслик, поморгал. И дальше затопал.

Шёл и оглядывался: идёшь, а за тобой следы остаются – удивительно!

– Ну, кто прав? – бубнил позади Хома.

– Ну, ты, – нехотя ответил Суслик. – Чего привязался?

– Я к тебе не привязывался. Нечем, – пыхтел Хома, погружая лапы в следы Суслика. – А надо бы. Ветер. – Подумал и добавил: – Шатает.

Наконец они на дверь наткнулись. И в щель под ней пролезли.

Только и смогли сказать: «А-ах!»

Из крохотного оконца под потолком свет льётся – кругом сушёный горох на огромной подстилке лежит. Столько насыпано – до крыши носом подать!

– Я отсюда не уйду, – взобрался на кучу гороха Хома, – пока сам собой до пола не опущусь.

– Как – до пола?

– Ну, пока всё не съем, – ответил Хома. – Так и буду опускаться. Постепенно.

– И я, – поддакнул Суслик. – Постепенно.

Какая для них жизнь наступила!

Не жизнь – объеденье! Объедались…

– Чего молчишь? – усмехался Суслик.

– Рот занят, – довольно мычал Хома.

Они до того обленились, что вскоре и разговаривать перестали. А зачем разговаривать, если можно лишнее съесть?

Потом и двигаться перестали. А зачем двигаться, если еды полно, даже лапу лень протянуть?

Лень не лень, а протягивали: есть-то надо. Лень, а надо.

Протянул однажды Суслик лапу и взял горстку горошин у Хомы под боком.

– Ты чего у меня берёшь? – рассердился Хома. И зачерпнул ладошкой прямо под носом Суслика.

– Ты вон как?! – вскочил Суслик. – Давай всё делить!

Вначале по горошине делили и около себя сыпали. Надоело. Потом – по пригоршне.

– У тебя лапа больше, – спохватился Хома. – Вон какая загребущая! Давай, ты одной лапой, а я двумя?

– Ишь ты! – не согласился Суслик. – Умный, да?

Промерили они кучу шагами. И прокопали посредине в горохе границу-канавку, от стены до стены.

По ночам теперь Хома и Суслик не спали.

Тайком в темноте на чужую половину бегали. Горох к себе таскали.

Уж и есть-то некогда было. Голодали. Старались побольше унести.

А днём тоже не спали. Друг на друга смотрели: как бы кто у кого горошинку не взял. Стерегли.

Глаза слипаются, слипаются… Ущипнут сами себя за бок, чтобы не заснуть, и снова следят.

А как-то раз ночью возвращались каждый к себе с добычей – лбами столкнулись.

Сцепились. Шерсть клочьями полетела. Покатились. Треск, звон, грохот!..

Когда они очнулись в сугробе и взглянули высоко вверх, где разбитое оконце виднелось, Хома проворчал:

– Я больше туда не вернусь.

– И я не вернусь, – простонал Суслик.

И они дружно зашагали домой.

Ушёл каждый молча в свою нору. Есть захотелось…

Пошарил, пошарил Хома на полке. Вдруг случайно горошину нашёл. Одну-единственную.

Посмотрел на неё… В лапе зажал. И к Суслику.

Разломил горошину пополам – другу дал.

Как Хома зимой купался

Шумит, метёт зима, сон нагоняет.

Забежал Суслик к Хоме в гости. Напоследок, перед спячкой. Спокойной зимы пожелать.

Сидели. Зевали.

– Как сейчас заляжем, – деловито произнёс Суслик.

Но Хома вдруг решил: не спать!

– Ведь жизнь – одна, – заявил он Суслику. – А мы полжизни спим. Не буду спать, значит, две жизни проживу. Одну свою и одну твою, пока ты спать будешь!

– Мою не надо, – заволновался Суслик. – У меня и так-то жизни почти нет, раз я спать люблю.

– Давай не спать вместе, – великодушно предложил Хома.

– Знал бы ты, как я спать умею, – обиделся Суслик. – Куда тебе до меня!

– Это мне-то! А кто позапрошлой зимой больше тебя на два дня проспал?

– Вспомнил! – усмехнулся Суслик. – А в прошлом году? Ты меня целый месяц не мог разбудить, когда я не спал и притворялся.

– Притворялся! А я, умный такой, целый месяц тебя будил?

– Ага, – хихикнул довольный Суслик, – ты такой умный.

И повертел лапой у Хоминого виска.

– Лапы прочь! – рассердился Хома. – Спи, как хочешь, а я зато вас всех переживу!

– Уговорил. Будем всех переживать вместе! А как?

– Нужно бодрым быть, – приосанился Хома. – Тогда спать не захочется. Будем в проруби купаться.

– А не замёрзнем? – испугался Суслик.

– То-то и оно, замёрзнем! – ликовал Хома. – Разок в ручье окунуться, неделю в норе дрожать! Нипочём не уснуть! Отогреешься и…

– И спать, да? – радостно перебил его Суслик.

– Нет, снова в прорубь. И опять неделю дрожать! Здорово, да?

– Тебе, Хома, лечиться надо, – серьёзно заметил Суслик.

– А, – отмахнулся Хома. – Лечиться в будущем будем, когда воспаление лёгких схватим. Вместе! Ради долгой жизни мне ничего не жаль, даже твоего здоровья.

– А своего? – насупился Суслик.

Хома внимательно посмотрел на него.

– И моего, – соврал Хома.

– А вдруг не заболеем? – с надеждой спросил Суслик.

– Заболеем, – заверил его Хома. – А больные, сам знаешь, плохо спят.

– Согласен, но… – предупредил Суслик. – Ты сам по себе, а я в прорубь сначала кипяточку из чайника плесну, а уж потом кинусь.

– Это нечестно, – задумался Хома. – Я, значит, в ледяной воде плавай, а ты – как в парном молоке купайся?

– А у тебя чайника нет! – нашёлся Суслик.

– Ну, пусть, ладно, – проворчал Хома и поднял на плечо ломик, похожий на обыкновенный гвоздь.

А Суслик за чайником побежал.

Долго они лунку долбили. Строго по очереди. Сначала Хома, потом Суслик, снова Суслик, и опять Хома. Сколько раз Суслик домой бегал: остывшую воду в чайнике разогревать!

Пробили наконец лунку. Свершилось.

– Чур, ты первый, – поспешно сказал Хома.

– Почему? – вздрогнул Суслик.

– Ты с чайником.

– А-а, хочешь после меня в нагретой водичке поплескаться? – догадался Суслик. – Пожалуйста!

Он щедро вылил кипяток из чайника в прорубь и прыгнул.

– Ой-ой-ой! – с душераздирающим криком он выпрыгнул из проруби и зигзагами понёсся домой.

– Во! – изумился Хома. – Как ошпаренный! Нет, глупых нету, чтобы сразу лезть.

Он подождал, ещё подождал и снова подождал, чтобы вода в проруби хоть немного остыла. И нырнул!

– Ой-ой-ой! – выскочил он ещё быстрее Суслика и резво понёсся к норе. – Горю!

И на ходу с ужасом присматривался к своей шубке – от неё клубами валил пар.

Всю зиму не разговаривали Хома и лучший друг Суслик. Спали.

А когда весна разбудила их, Хома сердито сказал дружку, ощипывая себя:

– Ты меня в своём кипяточке чуть не сварил. Смотри – линяю. Чтоб и тебе повылазило!

Как Хома и Суслик  друг другу пели

Наступила весна, проложила в снегу ручейки.

Затем ни снега не стало, ни ручейков. Это пришло лето. Самое любимое время Хомы и Суслика.

Летом птицы весело поют. Летом можно бегать, где угодно, в догонялки играть, в прятки. И дни летом – длинные, можно подолгу домой не возвращаться.

Пришёл Хома к Суслику.

Суслик на пригорке у своей норы стоит и куда-то смотрит. Весь какой-то внимательный.

Встал Хома на цыпочки и тоже смотрит. Туда, куда Суслик смотрит.

Плывёт по ручью лодка. С мальчишками. Из лодки музыка доносится. Красивая. Как птичье пение.

– Они что, соловьём чирикать умеют? – спросил Суслик.

– Это не они. Это антенна поёт, – ответил Хома.

– Какая… тенна? – поразился Суслик.

– А вон та. Видишь, между мальчишками торчит? Блестящая проволочка. Когда тебя ещё на свете не было, – похвастался Хома, – я однажды у реки ночевал. И рыболов рядом в стогу ночевал. Он такую же проволочку сквозь стог просунул, а она запела и заиграла.

– Пошли искать, – воскликнул Суслик, – проволочку!

– А знаешь, ты тоже умный, – неожиданно признал Хома. – Слушать будем, как она поёт.

Искали. Нашли. Длинную такую, блестящую. Красота!

В землю проволочку воткнули. Сидят, слушают. Не поёт.

Весь день, до вечера, сидели. А она не поёт.

Свистнул мрачно Суслик и ушёл спать. А Хома остался и думал всю ночь.

– Понял! – ворвался он утром к Суслику. – Это не такая проволочка!

– А что с «не такой» делать? – зевнул Суслик.

– Вот что! – и Хома начал привязывать проволочку к его хвосту.

– Отпусти хвост! – завизжал Суслик. – К своему привязывай!

– А я к своему уже привязал, – важно заявил Хома. – Ухожу я к себе, а ты здесь оставайся. Дёрну за проволочку, прибегай ко мне в нору, пой-чирикай.

– А если я дёрну? – изумился Суслик.

– Тогда я к тебе прибегу петь!

– Ну, пой, раз ты уже здесь – великодушно разрешил Суслик.

Засвистел, зачирикал Хома. Почти как знакомый Соловей.

Устал, домой убежал. Дёрнул за проволочку.

Суслик прибежал. Зачирикал, засвистел Суслик. Почти как знакомый Жаворонок.

Замечательно!

Да перед самой осенью несчастье чуть не случилось. Захотели одновременно Хома и Суслик друг друга увидеть и послушать.

Дёрнули разом проволочку, чуть хвосты друг другу не оторвали!

Пришлось отвязаться и отказаться.

– Да и голос у тебя, Хома, извини, ужасный, – заметил Суслик.

– А тебе Слон на ухо наступил!

– Не наступал. Он тут не водится, – насупился Суслик. – Просто я от рождения петь не умею.

– И я, – признался Хома.

И порешили они больше сами не петь, а птиц слушать. Насыпят зёрен возле своих норок – стайками птицы слетаются и громко поют.

А Хома и Суслик слушают.

И на душе прекрасно. И за хвосты спокойно.

А когда осенью птицы в южные страны улетали, полились с вышины прощальные песни:

«До свидания, Хома!.. До свидания, Суслик!..»