Текст книги "Первомайка"

Глава 3. «РЕБЯТА, РАБОТЫ ВАМ – НА СОРОК МИНУТ»

Разбудили нас около пяти утра. Командир роты заступил накануне в наряд дежурным по ЦБУ[3]3
  ЦБУ – центр боевого управления.


[Закрыть]. И как только в наш батальон поступил приказ, он сразу же прибежал в роту поднимать группу. До семи утра мы должны были наскоро позавтракать, получить оружие и экипироваться. Согласно директиве сверху, мы должны были быть одеты в белые маскировочные халаты. Но еще на прошлом выходе все зимние маскхалаты были изношены и запачканы настолько, что их было невозможно надеть. В ротной каптерке имелось несколько новеньких комплектов, но на всю группу их не хватало. Ротный подумал с минуту и приказал идти на построение в обычном камуфлированном обмундировании. Он надеялся при комбате раскрутить начальника вещевой службы, чтобы тот выдал на всю группу новенькие маскхалаты.

Так оно и вышло. Без десяти семь группа стояла перед штабом батальона. С опозданием в полчаса к нам присоединилась вторая группа из второй роты, а за ней стали приходить начальники служб и офицеры из управления батальона. Вторая группа вышла на построение уже в белых маскхалатах и была похожа на шеренгу стоящих Дедов Морозов. Особенно их делали похожими на новогодних дедов белые чехлы от маскхалатов, которые они понадевали на головы.

Наш ротный сразу же подошел к начвещу, и через несколько минут принесли новые маскхалаты и на нашу группу. Вскоре и мы стали одеты во все белое, правда, колпаков на головы не надели. Вместо этого можно было использовать капюшон, который маскировал голову гораздо лучше.

Поочередно стали подходить начальники служб и проверять бойцов и офицеров.

Начальник медслужбы проверил наличие промедола у командиров групп, а у остальных – наличие ИПП и резиновых жгутов. Приказал солдатам разуть правую ногу – солдаты были в старых портянках. Через пять минут прибежал солдатик с вещевого склада и выдал каждому бойцу по паре новеньких зимних портянок. На таких предбоевых построениях меня особо умиляла неслыханная щедрость начальников служб.

В обычные же дни было трудно застать на складе начальников служб, а получить на группу какое-либо имущество – тем более очень тяжело.

Начальник связи батальона привел с собой двух связистов, которые должны были обеспечить группу радиосвязью с батальоном. Старший лейтенант проверил, сколько радиостанций для связи внутри группы, и поинтересовался, есть ли у нас запасные батареи к ним. Он заверил меня, что у его связистов исправные радиостанции и связисты могут хорошо на них работать. Начальник связи тоже имел при себе оружие и полную экипировку. Оказалось, что он летит вместе с нами. Это нас немного порадовало: в таком случае проблем со связью не будет.

Но я был бы рад, если бы и начальник продовольственной службы полетел с нами. Но он был без оружия и вряд ли согласился бы на такую миссию. Пока ждали командира батальона, я приказал одному бойцу сбегать в роту и принести один ящик сухого пайка. На аэродроме мы могли прождать очень долго, а на голодный желудок много не навоюешь. Принесенную коробку с сухпайком положили за строем группы.

Появился комбат. Он выслушал доклады своих заместителей и прошелся вдоль строя наших групп, проверяя экипировку солдат. Затем стал перед строем и начал зачитывать боевой приказ:

– «Вооруженная группа Салмана Радуева совершила рейд на город Кизляр.

Блокировала аэродром и захватила городскую больницу с заложниками. Численность боевиков составляет двести пятьдесят – триста человек. Сколько заложников, пока неизвестно. На переговорах было решено предоставить террористам автобусы для проезда вместе с заложниками на территорию Чечни.

Наша задача: на маршруте передвижения колонны боевиков нашей авиацией будут подбиты головной и замыкающий автобусы. Одновременно с этим с вертолетов Ми-8 будут высажены наши группы и еще отряд десантников в тридцать – сорок человек.

Затем мы приступаем к поражению боевиков. С воздуха нас будут поддерживать вертолеты и авиация. Это предварительная постановка задачи. В случае необходимости она будет уточняться». Как сказал один начальник, работы там для нас на сорок минут.

При последних словах я только поразился гениальной мудрости и прозорливости штабного руководства, которое уже, наверное, лет десять только тем и занимается, что штурмует колонны в триста боевиков силами в семьдесят-восемьдесят бойцов.

Такие случаи вообще не предусмотрены ни в одной инструкции по боевому применению разведгрупп СН, а наш военный гений с точностью до минуты рассчитал время на всю операцию.

– А вдруг мы опоздаем и не уложимся в это время? – пошутил мой стажерлейтенант.

– Может, им сразу скажем, что мы не управимся в это время? Пусть накинет пару минут.

Нам уже скомандовали, и моя группа в колонну по одному начала первой выдвигаться на аэродром. Я сделал шаг в сторону и стал еще раз осматривать проходивших мимо бойцов. Когда прошел последний мой солдат, стало ясно, что чего-то не хватает. Я догнал нужного мне бойца и спросил на ходу:

– Ты, такой и сякой, где сухпай?

Солдат явно был удивлен таким вопросом:

– Так мы же на задание уже летим.

– Ну и что? Бегом за коробкой!

Мы уже начали загружаться в вертушку, как появился боец с коробкой. В ней было шестнадцать сухих пайков, и этого должно было хватить на всю группу на сутки. Во второй группе солдаты положили по одной консервной банке к боеприпасам в наспинные рюкзачки. Но я думал по-другому и проинструктировал этого солдата:

– Когда группа будет высаживаться из вертушки – ты прыгаешь последним. Перед прыжком сначала выбросишь коробку. На земле уже действуешь вместе с группой. А коробку мы потом найдем, если что. Понял?

Боец кивнул и сел на коробку. Винты вертолета дрогнули и начали с легким и нарастающим шумом набирать обороты. Рев двигателя дошел до максимального – под ногами мелко задрожал пол. Вдруг обороты спали, и двигатель заглох. Из кабины летчиков вышел командир борта и сказал:

– Пока отбой. Ждем приказа.

Поначалу мы сидели в вертолете и ждали, что приказ на вылет поступит через десять минут, двадцать минут… Но мы прождали уже час, а «добро» на взлет нам не давали.

Одеты мы были достаточно легко – ведь рассчитывали на то, что нас сразу бросят на колонну. Лично я был одет в летнее обмундирование, правда, под ним было два свитера. На бойцах были зимние куртки. Спустя час ожидания мы стали слегка замерзать даже в салоне вертушки. Чтобы согреться, начали отрабатывать взаимодействие группы при десантировании по-штурмовому. При такой высадке вертолет летит с небольшой скоростью над землей на высоте три-четыре метра. В открытую дверь по очереди выпрыгивают разведчики. Падают с перекатом на землю и занимают позиции для стрельбы.

В нашем случае вертолет стоял на земле, и мы отрабатывали десантирование, как будто бы Ми-8 завис неподвижно над площадкой. Через десять минут мы все уже согрелись, а спустя полчаса от разгоряченных бойцов уже поднимался легкий пар, четко выделявшийся в морозном воздухе. Для них это было первое реальное знакомство с нашей вертолетной техникой, поэтому вначале солдаты были немного скованны и неуклюжи: выпрыгивая в открытый дверой проем, бойцы умудрялись цепляться за края борта оружием или амуницией. А их попытки забраться с площадки вовнутрь вертолета без трапа и посторонней помощи были до того безрадостны и безрезультатны, что наблюдавший за нами борттехник не выдержал и установил перед дверью штатную лесенку. Пришлось тут мне вмешаться и попросить ее убрать.

– Да они вдвоем не могут его, одного забросить. С двух сторон под зад толкают, и бестолку, – недовольно проворчал летун. – А если чего тут попортят?

– Не попортят. Пусть здесь, на бетонной взлетке потренируются, а то с земли вообще не смогут заскочить на борт, – сказал ему я. После десятка неумелых попыток бойцы, конечно же с моими подсказками, все равно бы приучились быстро взбираться в вертолет. Но времени было в обрез, поэтому я тоже не сдержался:

– Ну-ка отошли от двери! Смотрите сюда! Эх, старость – не в радость…

Только лишь для того, чтобы ускорить процесс обучения своих молодых солдат и заодно спасти от полного разрушения стареющий вертолетный парк, который и так уже очень долгое время не пополнялся новыми вертолетами из-за отсутствия денег у родного Министерства обороны, мне пришлось пожертвовать чистотой моего горного обмундирования и показать молодежи способ быстрого попадания в салон вертолета без трапа и подталкивающих снизу рук товарищей.

Чтобы не сбить прицел, я отдал свою винтовку с оптикой бойцу и взял у него автомат напрокат.

– Подбегаете к двери и осторожно правой рукой забрасываете, а еще лучше – кладете на пол свое оружие. Левая рука в это время уже хватается за край проема, вот здесь, у самого пола. Правая рука кладет оружие и тоже нащупывает обрез двери справа. В этот момент подпрыгиваете, подтягиваетесь на руках внутрь и животом ложитесь на пол вертушки. Почти одновременно подбираете правую или левую ногу и этим же коленом упираетесь в проем двери. Затем встаете на карачки и втягиваете вторую ногу. Быстро бежите дальше в салон, не забывая подобрать свой автомат. Только что я показал вам все действия медленно, а вот сейчас все будет в комплексе и безостановочно. Смотрите!

Отряхивая горку, я стоял в стороне от двери и наблюдал за тем, как действия солдат становились все более быстрыми и умелыми.

– Пулеметчик запрыгивает последним из солдат. Предпоследние два человека должны ему помочь и втащить его на борт. У него кроме пулемета еще и РД с патронами.

– Товарищ старший лейтенант, а гранатометчику кто-то должен помогать? – спросил разведчик с РПГ-7.

– А ты как раз передо мной запрыгиваешь. Я и помогу – твоей шайтан-трубой снизу буду подталкивать, – сказал ему сержант-контрактник и тихо рассмеялся. – Ты только выстрел из нее вытащи…

За нашей тренировкой наблюдали бойцы и офицеры второй группы, которые вышли из вертушки перекурить на свежем воздухе. В пятидесяти метрах дальше у двух Ми-8 виднелись фигуры, как и мы одетые в белые маскхалаты. Это были десантники, которые вместе с нами должны были штурмовать колонну радуевцев. Был устроен перекур и среди уставших солдат моей группы. Вокруг повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь негромкими возгласами разведчиков и отдаленной перестрелкой с блок-постов.

Вскоре командиров групп вызвали к комбату, который довел до нас оперативную обстановку: колонна автобусов уже была в пути, и до границы с Чечней оставался всего километр. Но именно на этом километре был мост через реку. И этот мост разбомбили наши вертолетчики прямо перед головным автобусом. Колонна с боевиками и заложниками развернулась назад и теперь находилась в близлежащем дагестанском селе. В этом же селе располагался блокпост с нашим ОМОНом. Вроде бы сейчас в селе идут переговоры о дальнейшем маршруте боевиков.

– Так. Село называется Первомайское. Отметьте его на карте, – сказал командир нам обоим: командиру второй группы и мне. Мы толстым красным фломастером поочередно подчеркнули название села.

Потом мы разошлись по своим вертолетам. Комбат летел со второй группой, где также были начальник связи батальона и майор Мороз.

А вместе с моей группой, оказалось, полетит сам начальник разведки 58-й армии, то есть всей войсковой группировки в Чечне. Это был среднего роста плотный полковник, совсем не похожий на штабных «работяг». Как потом выяснилось, в Чечне он был с самых первых дней. Непосредственно участвовал во взятии Грозного и был при этом ранен. Он мог бы отсиживаться в штабах, но его чаще видели на передке, чем в тылу.

В полдень напомнил о себе пустой желудок. Один солдат из наряда по роте притащил нам несколько буханок хлеба. По одной коробочке сухого пайка было выдано на каждую тройку бойцов, и все принялись дружно скрести ложками по консервным банкам. Мы, трое офицеров, тоже достали банки с кашей и тушенкой. Пригласили к столу и начальника разведки. Полковник по-свойски подсел к нам, достал из внутреннего кармана свою ложку и принялся трапезничать с нами.

Покончив с обедом, мы вышли из салона вертушки покурить. Погода была хмурая – по небу низко плыли серые облака, и я надеялся на отмену вылета. Но прибежал командир батальона с картой в руке:

– Так. Вылетаем сейчас. Твоя группа высаживается здесь, на опушке леса, недалеко от дома лесника. Десантники в километре южнее ваших групп. После высадки выдвигаемся к селу. По местам!

Лопасти вертолета дрогнули и пошли по кругу. Через несколько минут двиатель набрал обороты, и вертушка пошла на взлет. Внизу в последний раз мелькнули бэтээры и танки на блокпостах по периметру базы, и мы понеслись на небольшой высоте над скучным зимним пейзажем. В иллюминаторы было видно, как слева и справа от нас летят еще несколько Ми-8 и четверка Ми-24-х.

Солдаты уже успели по команде зарядить оружие и теперь сидели напряженные и готовые неизвестно к чему.

Скоро вертолетный рокот сменился на другой, слегка послабее, и вертушка зависла над землей, осторожно снижаясь.

Когда до земли осталось несколько метров, я взялся за ручку двери и посмотрел на начальника разведки. Тот молча кивнул головой, и я резко отодвинул дверь влево.

В лицо ударил морозный воздух, но я уже выпрыгнул вниз. Приземлившись и перекувыркнувшись, я вскочил на ноги и отбежал на десяток метров вперед по курсу вертолета. Впереди был зимний лес, без каких-либо признаков жизни и людей, тем более вооруженных. Оглянувшись назад, вижу, как из вертолета выпрыгивает последний солдат, а вслед ему вылетает коробка с сухпаем. Спустя секунды грохот вертолета резко пошел вверх и растаял в морозном воздухе. Лишь в трех-четырех километрах барражировали по кругу несколько Ми-24.

Я осмотрел группу и посчитал солдат. Так, все на месте. Десантирование прошло тоже нормально, никто из бойцов не получил травм. Только картонный ящик не выдержал удара и расползся по углам от собственного веса.

В сотне метров от нас десантировалась группа из второй роты. Вместе с нею был и комбат. Вот вторая группа определила направление на село и начала короткими перебежками покидать площадку десантирования.

Несколько солдат побросали небольшие коробки сухпая в канаву. Я приказал рядовому-контрактнику запомнить место закладки «тайника». Вот начала перебегать и моя группа. Скоро мы догнали вторую группу и пошли наравне с ней.

Здесь лежал неглубокий снег, и мы через пять минут взмокли от бега.

Топографическая карта была уточнена лет десять назад и почти не соответствовала местности: на карте лежало чистое поле, а нам приходилось карабкаться по канавам и буграм. И наоборот. Только река совпала с синей змейкой на карте, но деревянный мост оказался на километр правее, у самого дома лесника.

Мы залегли в сотне метров от саманного дома и ждали, когда головной дозор обследует его и даст «добро» на дальнейшее передвижение. Боец ударом ноги распахнул дверь и заскочил внутрь. Дом оказался пуст. Лишь недалеко паслось стадо в десяток коров.

По мосту наши группы перешли Терек и опять рассыпались цепью на поле. Где-то впереди было село. Над ним и кружили вертолеты. Но Первомайское я увидал, лишь когда заполз на гребень высокого, в три метра, вала. В полукилометре от нас было село. В бинокль я хорошо видел колонну разнокалиберных автобусов, стоявших на северной окраине Первомайского. Рядом с колонной задрал в небо свой крупнокалиберный пулемет БТР-80. Тут же возвышался сложенный из бетонных блоков милицейский блокпост. Неподалеку от окраины на бугре в окопах торчало три фигуры.

Было видно, что это боевики, выставленные в охранение. Такие же фигуры людей в черном шастали меж автобусов. А вот новосибирских омоновцев нигде не было видно.

Согласно боевому распоряжению, наши группы должны были выйти к омоновскому блокпосту и ждать дальнейших указаний. Но боевики уже были повсюду, и куда выдвигаться и с кем соединяться, было непонятно.

Пока мы лежали за валом и ждали дальнейших приказов, по радиостанции нам передали неожиданную весть: боевики взяли в заложники весь отряд новосибирского ОМОНа. Сибиряки без единого выстрела сдали чеченцам свой блокпост с бронетранспортером, личное оружие и сдались сами. Хуже всего было то, что радуевцы получили безвозмездно и даром целый БТР с крупнокалиберным пулеметом и станковый автоматический гранатомет АГС-17.

Как потом выяснилось, железобетонный мост через Терек был обстрелян управляемой ракетой с боевого вертолета и был частично разрушен в тот момент, когда к нему подъезжал головной автобус. Вдоль движения колонны наши вертолеты выпустили еще несколько залпов неуправляемых реактивных снарядов. После этого автобусы остановились, а боевики повыскакивали наружу и заняли оборону вокруг них. Через несколько часов ожидания колонна автобусов развернулась обратно у разбитого моста и вернулась в село. Автобусы остановились на дороге вдоль северной окраины.

Новосибирцы настороженно встретили возвращающихся террористов, но к ним подошло несколько боевиков, которые объяснили, что на время переговоров они побудут в селе и затем спокойно поедут дальше.

Действительно, вскоре в переговоры с боевиками вступил сопровождавший колонну автобусов милицейский полковник, который командовал 5-й оперативной зоной, куда входили и Кизляр, и Первомайское. Пока Радуев вел с ним переговоры, новосибирцам боевики предложили сложить оружие в одном месте и выставить у него двух часовых – одного чеченца и одного омоновца. Боевики объяснили это тем, что кто-то из милиционеров может случайно выстрелить и этим спровоцировать перестрелку.

Новосибирский ОМОН – народ бывалый, всякое видал… и согласился. Так новосибирцы расстались со своим оружием.

Тем временем чеченцам надоело слушать условия и ультиматумы, которые выдвигал довольный самим собой милицейский полковник. К нему неожиданно подошли двое боевиков, один из которых разоружил его, а второй наставил на него автомат.

Полковник сразу понял, чего хотят боевики от него: выйти к новосибирцам и приказать им сдаться. Взамен боевики пообещали отпустить на свободу самого полковника и его охрану.

Полковник долго не раздумывал и вскоре он уже стоял перед милиционерами и приказал, в связи со сложившимися обстоятельствами, омоновцам сдаться в плен.

Одновременно к часовому-милиционеру подошли несколько боевиков, разоружили его и отогнали к своим. Единственным, кто попытался оказать сопротивление, был заместитель командира милицейского отряда. Но было слишком поздно. Он был сразу же убит на месте короткой очередью. Так офицер ОМОНа расстался со своей жизнью, а оставшиеся в живых его подчиненные – со своей свободой.

А милицейский полковник был отпущен на волю: хоть чеченцы и мастера на такого рода провокации, но свое слово они держат. Особенно по отношению к тем, кто продал своих же.

Отпущенный полковник быстро забрал из сваленного в кучу оружия милиционеров свой автомат и АКСы водителя и охраны. Затем они сели в «УАЗик» и покинули Первомайское.

Полковник приехал на разбитый мост. Там уже находились вылетевшие вместе с нами десантники. Им первым полковник и сообщил новость о том, что Первомайское полностью занято боевиками, а новосибирский ОМОН «сдался в плен».

Правоохранительный чиновник поведал также о том, что его самого Радуев отпустил для передачи властям чеченского ультиматума…

В это же время полевой командир Салман Радуев давал свое первое интервью в захваченном селе Первомайское:

– Мы захватили это село и будем здесь держать оборону. Вместе с нами находятся сто шестьдесят заложников. Кроме того, на блокпосту мы взяли в плен тридцать восемь солдат с их вооружением и еще целый склад боеприпасов и оружия. Мы будем здесь защищаться и здесь мы примем свою смерть…

Оператор перевел видеокамеру на остальных чеченцев, которые на свободной площадке под военные песнопения и хлопанье в ладоши танцевали свой священный танец «зикр»…

Но основная масса боевиков, четко выполняя приказания своих командиров рот и взводов, уже рассредоточилась по Первомайскому, подбирая себе огневые точки в расположенных на окраинах домах…

Наши группы оставались на валу и наблюдали в бинокли и прицелы за селом. Над ним продолжали барражировать вертушки. На северной окраине каких-либо значительных изменений не происходило, и село казалось спокойным. Но по дороге, ведущей на юг, к соседнему селу, сначала небольшими группками, а затем густым потоком потянулись люди. Это были жители Первомайского, которые, наспех собравшись, быстро покидали родное село. Жители выезжали из села на легковых и грузовых автомобилях, тракторах и автобусах, но многие шли пешком.

Начало смеркаться. Тут нам приказали сместиться вправо по валу. Пройдя метров сто вдоль вала, там, где кончалось поле и начинался густой кустарник, мы увидали начальника разведки, комбата и несколько солдат.

– Командиры групп – оборудовать места для ночлега. Остаемся здесь до утра.

Выставить дозоры на валу.

Услыхав распоряжение комбата, я только порадовался тому обстоятельству, что в нескольких километрах в заснеженной канаве спокойно лежит и дожидается нас более десятка суточных рационов сухого пайка. Быстро начинало темнеть, и я первым делом снарядил за сухпаем рядового-контрактника с одним бойцом.

Сержант-контрактник получил в свое распоряжение полевой бинокль и полез на вал наблюдать за боевиками. Часть бойцов отправилась за дровами для костра, кто-то стал охапками собирать камыш, который небольшими островками рос на поле.

Место для костра моей группы было определено комбатом на дне неглубокой канавы, которая тянулась вдоль вала на всем его протяжении. В тридцати метрах правее, на дне этой же канавы, связисты стали готовить место для костра комбата. Начальник связи сразу же забрал своих связистов из обеих групп. А пока солдаты-связисты собирали дрова и расчищали снег для костра высшего комсостава, сам начальник связи разворачивал радиостанцию и готовил ее к работе.

В тридцати метрах левее моей группы готовилась к ночевке вторая группа. У нее было самое лучшее место – среди небольшой, в десяток деревьев, рощицы. Хоть за дровами далеко ходить не надо. А меж деревьев можно было натянуть навесы из плащ-палаток.

Если бы они были, эти плащ-палатки.

Но, кроме оружия, боеприпасов и нескольких радиостанций, у нас ничего не было.

Мы же летели всего на сорок минут.

Пока остальные бойцы занимались сбором топлива, мы – офицеры группы и двое бойцов – при помощи подручных средств расчищали и утрамбовывали площадку на дне канавы. Из подручных средств у нас было несколько шомполов и офицерских ножей, которыми мы пытались расширить откосы канавы. Ведь костер должен не просто гореть на дне канавы, а греть сидящих вокруг него людей. Конечно, мы могли бы развести огонь и наверху, но дул сильный холодный ветер и температура воздуха была минусовая. Поэтому в канаве хоть и было тесновато, но чуть-чуть теплее.

Вскоре посреди небольшой площадки занялся огнем маленький костер. Вокруг него были сложены охапки сухого камыша, на которых можно было сидеть и лежать. Огонек костра горел несильно: ветки и сучья были пропитаны сыростью, и эта вода, нагреваясь, шипела и пузырилась на торцах веток. Изредка в огонь подбрасывали сухой камыш, и тогда яркий сноп пламени на считанные минуты обдавал наши лица и протянутые ладони жаром. Места вокруг огня хватало не всем; одни сидели у костра и иногда отворачивали от сильного жара лица, другие стояли за ними, протянув к огню ладони. Стоявшие тоже иногда отворачивались от огня, но для того, чтобы погреть застывшую спину. Стоявших было всего несколько человек, и они сразу же занимали место у огня, если кто-то из сидевших покидал свое место.

Внезапно из темноты вынырнули двое – это были наши кормильцы. Контрактник и боец выложили коробки с сухпаем, и старший бодрым голосом доложил, что приказание выполнено, но один сухпай они так и не смогли найти в такой темноте.

– А как же, – сказал сидевший у костра Стас и принялся подгребать угли, для того чтобы разогреть на них консервные банки. – Хорошо, что вы хоть эти сухпайки нашли. Ты хоть крошки вокруг рта смахни…

Рядовой контрактной службы недоуменно обтер ладонью свой подбородок, не понимая, почему смеются остальные солдаты.

Сержант-контрактник, являвшийся заместителем командира группы, уже сменился с наблюдательного поста и теперь исполнял обязанности зампотыла делил поровну на всех принесенный сухпай. На каждых трех солдат было выдано по одному суточному рациону. В небольшой картонной коробке находилось: две двухсотграммовые банки с кашей, такая же банка с тушенкой, несколько кусков упакованного сахара-рафинада и пакетик чая. Для вскрывания банок прилагался маленький резак. В этот суточный рацион должна была входить еще и буханка хлеба. Но хлеб мы с собой не захватили и теперь довольствовались тем, что имели.

Лет восемь назад, когда я начинал свою военную службу в качестве старшего разведчика-пулеметчика в такой же разведгруппе спецназа, мне приходилось есть сухпайки пошикарнее. В сухпаек No 9 входили такие деликатесы, как сгущенное молоко, тушеное мясо, сосисочный фарш, печеночный паштет и сало в стограммовых консервных баночках, плюс еще шоколад, витаминки, яблочный сок, упаковка похожих на печенье галет и две большие банки с картофелем и борщом. Для подогрева придавались сухой спирт и непромокаемые охотничьи спички. Это был горный рацион, и его выдавали для разведгрупп спецназа, воевавших как в горах, так и в пустыне.

Группы нашего батальона ходили по пескам пустынь Регистан и Дашти-Марго. А таскать по барханам на себе такую кучу продуктов было тяжеловато, и добрую половину своего походного рациона мы съедали на базе. Но это было в старые добрые времена, когда нас снабжали очень хорошо.

Теперь настало другое время, и нам приходилось есть каши и тушенку из убогого пехотного сухпайка No 1. Единственным достоинством этого сухпая было то, что, по сравнению с натовским рационом, наши каши были намного вкуснее и сытнее.

На нас, троих офицеров, сержант Бычков поначалу выдал два сухпая, но есть мы хотели не очень сильно и от второй коробки отказались. Минут через пять наши банки разогрелись на углях, и мы стали орудовать ложками поочередно то в тушенке, то в каше.

Когда банки опустели, лейтенант бросил их в костер и стал следить, как в них выгорают жир и остатки каши. Затем жестянки достали из огня и вычистили от копоти внутренние стенки. Теперь в них можно было натолкать чистого снега и вскипятить чай.

– Бычков, проконтролируй, чтоб на часовых сухпай оставили. За оставшийся паек отвечаешь тоже ты, – приказал я сержанту.

Тот кивнул и ответил, что на часовых паек уже отложен, а на завтрашний день осталась половина принесенного сухпая.

Когда мы пили горячий чай, сержант, показывая на подошедшего связиста, сказал мне:

– Товарищ старший лейтенант, пришел связист. Комбат просит две коробки сухпайка.

Давать?

– Давай, – вздохнул я. – Но больше никому. А то еще неизвестно, что завтра будет.

Через полчаса оперативных офицеров и командиров групп вызвали к костру комбата.

Речь командира была короткой:

– Из каждой группы выставить по два наблюдателя. Им следить за местностью перед позициями групп и наблюдать за селом. Офицеры групп поочередно дежурят у костров и каждые полчаса проверяют наблюдательные посты. Если что случится – у нашего костра буду дежурить либо я, либо один из моих заместителей. Вопросы?

Вопрос был один: когда нам подвезут теплое обмундирование, ночные бинокли и прицелы и другое барахло, которое так необходимо в полевых условиях? Ответ был дан сразу: этот вопрос уже поставлен перед командованием, и завтра будет ясно, что и когда привезут.

Вернувшись к своему костру, я приказал Бычкову разбить личный состав попарно и определить каждой паре время дежурства на валу.

– А наши связисты будут дежурить? Они ведь у комбата, – уточнил сержант контрактной службы.

– Будут. Только распредели их в разные пары.

Из офицеров первым дежурить выпало лейтенанту Винокурову с девяти вечера до полуночи. Затем, с ноля до трех часов, должен был дежурить я. Ну а Стасу предстояло дежурство с трех до шести утра.

Мы с лейтенантом поднялись на вал рядом с наблюдателем и принялись осматривать местность. Я осматривал ее несколько часов назад, когда еще не стемнело. На расстоянии в сто метров параллельно нашему валу возвышалась насыпь поменьше. За ней находился железобетонный остов какой-то фермы. Слева от нее стоял маленький домик из красного кирпича с плоской крышей. За этими двумя строениями ближе к селу на возвышенности стоял белый глинобитный дом, и вдоль канала тянулись невысокие развалины. Это все было хорошо видно днем, но сейчас, ночью, на фоне белого снега смутно вырисовывались лишь темная насыпь, ферма да красный домик.

Само село было погружено в темноту. Наверное, отключили электричество. Только кое-где горело несколько тусклых огоньков. Изредка до нас доносились крики боевиков: «Аллах акбар!» Это перекликались радуевские часовые.

Наши солдаты на постах не перекрикивались – только молча глядели в темноту за валом и тихонько замерзали. Они лежали на нашем откосе вала, предварительно подстелив под себя небольшие охапки сухого камыша. Но ночь была холодная, камыш совсем не грел, да и одежда была легковата – и солдаты мерзли. Особенно сильно мерзли ноги в армейских ботинках с высокими берцами. Пока мы проверили оба наших поста, пальцы на ногах совсем закоченели от холода.

Мы вернулись к огню. Лейтенант сел у костра и отправил дежурного солдата за дровами. Я разворошил охапку холодного камыша и лег на нее спиной к огню. Вокруг костра уже спали вповалку солдаты. Спать мне пришлось урывками – пока разогревалась спина, замерзала грудь. Когда разница температур становилась критической, я поворачивался уже замерзшей грудью к костру. Таким же образом, как шашлык на вертеле, крутились и все остальные. Во время моего дежурства костер разгорелся сильнее – дежурившие солдаты понатаскали охапки камыша и веток. Я сидел у огня и блаженно подставлял жару то левый, то правый замерзшие бока. На постах часовые не спали, и в селе было спокойно. Вдруг в тылу наших групп раздалось несколько одиночных выстрелов. В пятидесяти метрах от нас, в нашем тылу, располагался тыловой дозор, который выставила вторая группа. Я схватил свой винторез и побежал к их костру. Там, у затухающего огня, стоял солдат из второй группы и сонными непонимающими глазами смотрел на своего командира группы. Тот быстрыми хлопками тушил пламя на нагруднике солдата, и, когда пламя погасло, хлопки сменились глухими ударами, которые стали сыпаться на голову бойца.