Текст книги "Друг моего отца"

Глава 4. Арман

И где только дядя Валера взял эту девчонку. Ведь и правда, зверёк. Такое не сыграешь.

– Что-то не так? – приподнял я бровь. – Хочешь оставить меня без подарка?

Что же происходит сейчас в этой чудной головёнке? Коленки от страха подгибаются, а смотрит так, аж мурашки по коже.

– Нет. Но я, – она нервно сглотнула, – девственница.

– Да я в курсе. Восемнадцать тебе есть? – я отошёл, чтобы камера, установленная в коридоре, сняла её лицо. А то мало ли, вдруг дядя Валера решил меня подставить.

– Есть, – она сцепила в замок трясущиеся руки.

– Ну вот и славно. Помаду сотри. Терпеть не могу помаду. И вот эти тряпки сними. А бельё оставь. Бельё я сниму сам.

Мне показалось, она рухнет по дороге, так странно она переставляла ноги, словно они заплетались. Но до спальни всё же дошла.

В принципе, понимаю. Согласилась. Видимо, бабки нужны, вряд ли заставили. Деньги взяла. Пришла. А всё равно страшно.

Но я от своего подарка отказываться не собираюсь. В конце концов, я её сюда насильно не тащил. Спросил, опять же. Шампанского налил для храбрости. Хотя пьяных баб не люблю. Но тут другой случай.

Я дал ей время раздеться. Но когда появился на пороге, она сидела на краешке матраса одетая, как была. Правда, без помады.

– Нет, так не пойдёт, – подхватил я ткань тонкой водолазки. – Руки!

Она послушно подняла их вверх, а потом прикрыла маленькую, спрятанную в такой же миниатюрный лифчик, грудь.

Чёрт, а ведь этот её настоящий страх только сильнее возбуждал.

Эта её неловкая поза. Скованность. Незнание что и как делать. И при этом отчаянная покорность, с которой она встала, когда я потянул её к себе. Развернул, чтобы расстегнуть юбку. И наклонившись к шее, вдохнул её запах.

Сладкая. И будоражила невыносимо.

Я коснулся пальцами позвонков, что выступали между острыми лопатками. Она вздрогнула.

А я думал, что не хочу спешить, но едва не кончил, когда, содрав с неё юбку и проклятые колготки, вжался подрагивающим членом в её задницу.

– Лучше расслабься. Я выебу тебя всё равно. Но будешь дёргаться, будет больнее, – запустил я пальцы в её трусики и чуть не кончил второй раз – так там было мокро.

Ах ты, коварная притворщица, ласкал я маленькую, теребя её влажные складочки, силой пробивая себе дорогу между её сжатых ног.

Ёбаный стыд, если я кончу девчонке на спину. Но я уже и забыл, когда кого-то хотел так. Когда меня аж потряхивало. Когда яйца ломило так, что, если я ей сейчас не присуну, они лопнут.

На расстёгивание её крошечного лифчика не стал тратить драгоценные секунды. Сорвал через голову. И бросив её спиной на кровать, стащил трусики.

И вдруг она сделала то, что я уже никак не ожидал. Стала отползать, пятиться от меня по кровати.

Всё же струсила.

– Пожалуйста!

Глаза, наполненные слезами. Одна слезинка сорвалась и потекла по щеке. Но смотрела она туда, где угрожающе дыбился мой член.

Трусиха. И что мне сейчас сделать? Сесть и расплакаться рядом с тобой?

Поздно. Теперь я уже точно не остановлюсь.

– Ноги раздвинь! – рявкнул я. И рыдая в голос, она легла на спину, закрыла руками лицо и расставила ноги. – Ты что-нибудь пила? Таблетки? – навалился я сверху.

– Да, – кивнула она, плача. И я, потянувшись было за презервативом, отбросил его за ненадобностью. Ты подумай какой сервис. Всё предусмотрено.

Головка упёрлась как раз куда надо. Я поправил её рукой.

– Арман! Пожалуйста! – последний раз дёрнулась она. Попыталась сопротивляться. Свести ноги. Отползти.

– Повтори, – глядя в её заплаканное лицо, прохрипел я. – Моё имя.

– Арма… А-А-А! – взвыла она, когда я ворвался в её тело. Резко. Жёстко.

Блядь! Сука! ДА!

И кончил в два толчка. Корчась в таких благословенных судорогах, улетая в таком диком оргазме, что никогда в жизни не испытывал.

Охуеть!

Я обмяк, привалив её всей тяжестью тела. И пребывая в неземном блаженстве, даже двигаться не хотел.

Хотя она плакала, теперь от боли. И пыталась избавиться от меня. И с себя тоже пыталась столкнуть.

Но куда там этой субтильной девочке. С острыми грудками торчком. С нежным пушком волос по всему телу. С аккуратным втянутым пупочком. С цыплячьими рёбрышками, проступающими сквозь тонкую кожу. Всё это к её силе, конечно, не имело никакого отношения. Всё это мне просто понравилось. А ещё как она выдохнула моё имя.

Я приподнялся на локтях. Рукой развернул её заплаканное лицо. Посмотрел на припухшие от слёз губы. И… не поцеловал.

Нет, я никого не целовал. После жены – никого.

– Душ за этой дверью, – показал я рукой, когда встал. Поднял брошенный на пол халат. С каким-то даже маниакальным удовольствием скользнул взглядом по кровавому пятну на простыни. И пошёл в другую ванную.

Долго стоял под горячей водой. Честно говоря, надеялся, что она уйдёт.

Но когда вернулся, она всё ещё сидела в ванной.

– Эй, у тебя всё в порядке, – постучал я в дверь.

Она открыла неожиданно быстро.

– Я не знаю, – виновато показала она на окровавленное полотенце. – Кровь течёт и течёт.

– Ох ты ж чёрт, – присел я. Её бёдра были все в крови.

Нет, ни о какой неотложке, конечно, не могло быть и речи. Блядь, я даже позвонить по такому деликатному делу никому не могу.

– Так, знаешь, что, давай-ка позвони сама в «911», – я встал. – Где твой телефон?

– Я не взяла, – глянула она на меня. – И скорую не надо.

– Да хоть спроси у них это нормально или нет, – я вышел из ванной и вернулся со своим телефоном. – На, набирай с моего.

– Нет, – снова покачала она головой. – Вы человек известный, с вашего нельзя.

Вот дурёха! У самой кровища по ногам течёт, а она обо мне переживает.

– И что будем делать?

– У вас есть прокладки?

– Что? – скривился я. – Откуда, блядь, у меня прокладки?

– Мало ли, – пожала она плечиками. – Ну хоть что-то. Бинт, марля, вата?

– И надолго тебе его хватит? Бинта.

– Ну раньше же как-то пользовались. Мне бабаня, – она запнулась, – бабушка рассказывала.

Сука! И смех, и грех. Я рылся в аптечке, уже не надеясь что-то найти, кроме лейкопластыря. Может, предложить заклеить? Как вдруг вспомнил, что в кладовке моя домработница кажется что-то такое хранила.

И нашёл! Женские прокладки.

Девчонка ещё долго возилась, пока я сидел в гостиной. Но вышла довольно бойко.

Я с облегчением закрыл за ней дверь. Налил себе выпить.

По дороге заглянул, что она там делала. И как-то защемило: в ванной висели чисто выстиранные полотенце и простынь.

«Дурёха! – проглотил я комок, подступивший к горлу, и виски одним глотком. – У меня же не одна спальня».

А ведь не хотел пить. Но пришлось налить ещё.

И я даже почти досмотрел какой-то фильм, когда с охраны снова позвонили.

– Арман Эмильевич, к вам девушка. Другая. Говорит, тоже с подарком.

– Ну пропусти, – невольно глянул я на часы. Десять?

И потерял дар речи, когда открыл дверь. Совсем юная, худенькая, скорее даже костлявая, она распахнула пальто жестом эксгибициониста.

И я увидел бант на голом теле.

– А ты… кто?

– Я от Валерия Иваныча.

Глава 5. Яна

– Ну и где ты вчера была? – Татьяна Владимировна остановилась перед столом на кухне, где я с аппетитом поглощала бутерброд с сыром.

Сначала я, конечно, съела очень полезный натуральный живой йогурт, как положено (она тщательно следила за моим питанием). Но потом поняла, что не наелась, а потому самым наглым образом достала из холодильника сыр и масло. И теперь уминала бутерброды со сладким чаем за обе щёки.

Обычно я не лезла в похожий на космический корабль холодильник сама, стеснялась брать то, что мне не принадлежит, ела только то, что подавали. Не приучена. Жили мы с бабаней скромно, порой голодно. Но после вчерашнего…

Да много чего произошло вчера. И не столько в моём организме, сколько в душе.

Живот, кстати, почти не болел. И кровотечение прекратилось. Зато первый раз в этом доме я как-то безмятежно и глубоко выспалась, а потому с утра чувствовала себя прекрасно.

– Гуляла, – промычала я.

– Надо сначала прожевать, а потом уже отвечать, а не говорить с полным ртом.

– Угу, – отхлебнула я чай и засунула в рот остатки бутерброда. Странный сыр крошился и резался плохо, но в принципе оказался вкусным.

– Я между прочим, волновалась.

– Угу, – снова ответила я.

– Звоню водителю, он говорит, что ты его отпустила, потому что возвращаться недалеко. Сказала сама дойдёшь, – села она напротив. – Звоню тебе на сотовый, а он лежит дома.

Как же это похоже на мать. Сначала позвонить водителю, а потом только мне. Минимум контактов. Всё через третьи руки, через прислугу, редко что мне напрямую.

Зато это снимало с неё все подозрения, что именно она отправила меня Чекаеву в качестве «живого подарка», как я сначала думала. А что приодела, так я же от её имени, должна соответствовать.

Но я действительно гуляла. Не пошла сразу домой. Побродила по парку. Посидела у фонтана с подсветкой, что до сих пор работал, несмотря на осень. Поплакала, конечно, но скорее от обиды. Он даже имени моего не спросил. Попользовал и выставил. Но жаловаться некому, нечего и ныть.

А дома (странно называть эту золотую клетку «дом», но другого у меня всё равно нет) меня как будто никто и не ждал. Думала, мать прибежит, будет допрашивать. Но я всё время забываю, что она выше этого. Она даже из своей комнаты не вышла. Явилась, как обычно, к завтраку. Лично, по часам, принесла мне таблетки, что я послушно проглотила.

– Ты подарок передала? – задала она вопрос, который думаю, единственный её и волновал, но добиралась она к нему долго, аж через якобы материнские чувства.

– Да, – размешивала я сахар в кружке, издавая звук, от которого у Татьяны Владимировны обычно начинался нервный тик.

– И что он сказал?

– Спасибо, – пожала я плечами.

– Спасибо и всё? – сморщилась она и выхватила у меня из руки ложку.

– Без «всё». Просто «спасибо», – допила я, тоже намеренно громко хлюпнув.

– Не дерзи мне!

Она подскочила, словно хотела меня снова ударить, но не успела. Уборщица, что приходила каждое утро мыть офис, а также все туалеты и ванные в квартире, вызвала её в коридор.

– Вы просили, если я найду что-нибудь… – смущённо сжимала она руки в перчатках.

– Пармезан не едят с маслом, – бросила мать, выходя.

Я посмотрела на этикетку неизвестного мне сыра. А я ем! Пармезан он не пармезан.

– Ещё одна? – услышала я её повышенный и какой-то страдальческий голос. – Только не это!

Но поскольку со стола уже убрала и даже посуду помыла, вышла из кухни посмотреть, что же там случилось.

– Яна, это твоё? – со скорбью на лице, дрожащей рукой протянула она мою использованную прокладку. И вдруг заорала: – Я спрашиваю: это – твоё?

– Да, – смутилась я и совершенно растерялась.

– У тебя пошли месячные? Или начало кровить? – на неё страшно было смотреть.

– Танюш, что случилось? – почёсывая голый живот, вышел в коридор Артурчик.

– Нет, – испуганно глянула я на него, на безобразную окровавленную прокладку. – Меня… – не знала я как правильно сказать. Дефлорировали? Лишили невинности? Отымели?

– Изнасиловали?! – страшным шёпотом произнесла Татьяна Владимировна. И в ужасе повернулась к мужу. – Ты? Это ты сделал?

– Фу, убери это от меня, – шарахнулся он от прокладки, предъявленной ему в качестве улики. – Ничего я такого не делал.

– Это он? – развернулась она ко мне. – Отвечай!

Я молча кивнула.

Она так побледнела, что мне показалось упадёт в обморок. В сердцах швырнула обратно в мусор прокладку.

– Одевайся, мы немедленно едем к врачу, – просила мне через плечо. И прошагав в сторону мужа по коридору, как по плацу, толкнула его в комнату.

Даже через дверь было слышно, как он жалобно верещал: «Она врёт! Танюш, клянусь, врёт!»

А я усмехнулась: где-то я это уже слышала.

Глава 6. Арман

Это пиздец! Это просто пиздец!

Я покрывался холодным потом у себя в кабинете, глядя на номер телефона на визитке адвоката Воскресенской Татьяны Владимировны.

Позвонить? И что я ей скажу? Спасибо за подарок. Чудесные часы, мне очень понравились, но больше понравилась ваша дочь. Да, я её, кстати, по ошибке трахнул. Жестковато. Принял за другую. Но это ведь не помешает нам начать сотрудничество, о котором вы намекнули в открытке.

Я откинулся в кресле, схватившись рукой за волосы. И хер с ней с этой мамашей, какой бы зубастой акулой она ни была. Если вдруг захочет перемолоть меня вместе с костями, у меня адвокаты постаршее. Дело не в ней.

Бедная девочка! С ней-то я за что так?

Кретин! Ведь чувствовал что-то не то. Ведь видел, как она напугана, как побледнела, увидев меня в халате. Как пила это чёртово шампанское, словно готовилась на эшафот.

Бля-я-ять! Я закрыл ладонями лицо, поставив локти на стол.

Вторую девчонку, в банте, я отослал. Перед дядей Валерой дипломатично извинился. Его номер «для деликатных вопросов» у меня был, хоть он и не определялся. Потом выгреб всё, что было в пакете с подарком, седея от ужаса. И что я, идиот, раньше в него не заглянул? Там и нашёл визитку этой Воскресенской.

К обеду служба безопасности нашла мне на неё основное, что смогла. Про дочь.

Но я всю ночь не спал. Ходил кругами по квартире. И глядя на постиранное полотенце, душу разъедало до слёз.

И что теперь делать? Как вымаливать прощение? Как вообще за это можно оправдаться?

Я встал и теперь расхаживал по кабинету.

– Арман Эмильевич, можно? – заглянул в дверь начальник службы безопасности.

– Да, Роман Валентинович, – кивнул я на кресло, а сам присел на край стола.

– В общем, они сейчас поехали в клинику репродукции.

– Куда? – не понял я.

– Ну, там её мать наблюдается у гинеколога. Я навёл справки, девушку тоже там до этого обследовали. Боюсь, что она повезла её на осмотр.

– Валентиныч, она совершеннолетняя и всё было по обоюдному согласию, прекрати, – рявкнул я. И снова покрылся холодным потом. Это из-за кровотечения? Что если оно не прекратилось? – Давай факты. Как она себя чувствует?

– Это я тебе скажу после осмотра.

– Это хоть хорошая клиника?

– Что-то я тебя не пойму, Арман, – прищурился он с подозрением.

Да, да, я рассказал ему не всё. Но о многом чёртов бывший опер догадался сам. Слишком о многом.

– Не надо меня понимать. Надо дать мне её личный телефон. И собрать всё, что можно, и на мать, и на девушку. Как, ты сказал, её зовут? – я поднял со стола лист.

– А ты сам не спросил? – усмехнулся он.

«Сука, заткнись!» – стиснул я зубы, делая вид, что занят листком.

Хотя всё, что там было написано уже выучил наизусть: родилась в январе, двадцать два года (чего по ней не скажешь). Жила в каком-то захолустье с бабкой (та скоро год как умерла). Закончила их захолустный Институт Культуры по специальности «Документоведение и архивоведение» (язык сломаешь). Приехала к матери два месяца назад.

– Нечаева Яна Андреевна? Почему у неё другая фамилия? – глянул я исподлобья.

– Мать третий раз замужем.

– Я понимаю. Но девичья у матери Легостаева. Потом она вышла замуж за Воскресенского. Потом за Иванова, но фамилию уже не меняла. И теперь её муж Ольшанский. А Нечаев кто?

– Видимо, отец, – пожал плечами безопасник. И, предвидя мою реакцию, тут же добавил: – Мы работаем над этим, Арман Эмильевич.

– Вот и работайте, – махнул я рукой, выпроваживая его. – Ольшанский, Ольшанский… А это случайно не тот Артур Ольшанский, который был женат на герцогине Хер-вышепчешь-фамилию, и которой было под девяносто лет?

– Он самый, – остановился в дверях Валентиныч. – Старушка немного оставила ему в наследство, там взбунтовались дети и внуки. А по европейскому законодательству…

– Да, я в курсе про их законодательство. Наследнички ему нос сломали, он жаловался. А я купил у этого идиота «какую-то детскую мазню» «кажется, Шагала» – дважды изобразил я кавычки и плаксивое лицо Артурчика, – единственное, что из подаренного бывшей жёнушкой-миллиардершей, ему отписали по закону. И этой «мазни» ему хватило на неплохую квартирку в центре.

Хотя на аукционе дадут больше раза в три. Но это когда я выставлю её на аукцион.

– Он ещё с родственничками судится. Кстати, так он и познакомился с адвокатом Воскресенской.

– Как тесен мир, – хмыкнул я.

И хотел было попросить адрес клиники. Но нет, сегодня рано. Слишком рано. Я на взводе до сих пор, а это скверно. И девчонка пусть остынет.

«Яна. Несмеяна. А ведь она и правда за весь вечер ни разу не улыбнулась. Хотя там и того вечера было, – тяжело выдохнул я. – Почему же мать про тебя вспомнила через столько лет?»

– С Артурчиком поговорить?

– Ни в коем случае. Валентиныч, это личное, – предупреждающе покачал я головой. – Очень личное. Только между девушкой и мной.

– Считаешь, меня надо предупреждать?

– Надо не надо, а я предупредил, – так и не поднял я на него глаз, уткнувшись в бумагу.

Он вышел. А я сел обратно за стол. Ничто так не помогает отвлечься от дурных мыслей как работа. А работы у меня полно.

Вот только в этот раз сосредоточиться так и не смог.

Всё же позвонил Валентинычу. Подхватив пальто, выскочил из офиса. И, проигнорировав служебную машину (меньше знают, лучше спят), на ходу забил в программу вызова такси адрес клиники.

Глава 7. Яна

– Ну, что я могу сказать, – врач велела мне слезть с кресла и одеваться за ширмой, а сама вышла к сидящей у её стола Татьяне Владимировне. – Да, следы сексуальной активности налицо. И я, конечно, не судмедэксперт, но, если говорить непредвзято, такие генитальные повреждения характерны как для изнасилования, так и для полового акта по обоюдному согласию. Да, разрыв девственной плевы глубокий, до основания. Так называемый «классический». По циферблату на цифре «6». Но повреждения влагалища незначительные, в рамках естественного полового акта. Ни синяков, ни кровоподтёков, ни других травм.

– Нарушение половой неприкосновенности, – бесстрастным голосом юриста ответила Воскресенская, – тоже правонарушение, называемое «растлением».

– Вам виднее, Татьяна Владимировна, – села на своё место гинеколог. – Но что крови было много, как сказала Яна, это уже особенность организма. Думаю, Яна лучше знает, что именно произошло. Но некоторые моменты я всё же хотела бы обсудить с ней наедине.

– У неё нет от меня секретов. Что ещё за моменты?

Я как раз вышла из-за ширмы, и она повернулась.

– Яна давно совершеннолетняя, – мягко возразила врач. – И если это изнасилование, то не мне объяснять вам процедуру.

– Да, нужно пойти в полицию, желательно с хорошим адвокатом, – мать обращалась ко мне. – Всё подробно рассказать следователю. Написать заявление. Следователь должен отправить тебя к судмедэксперту. Тому ещё раз всё подробно рассказать, раздеться полностью, наглядно показать всё, сдать материал для исследования. А дальше уже на основании экспертизы будет дано заключение: возбуждать или не возбуждать дело.

– Желательно это было сделать ещё вчера, если факт изнасилования был, – теперь ко мне повернулась и врач. Только в отличие от Татьяны Владимировны, что скорее запугивала процедурой, гинеколог советовала. – Но и сегодня ещё время не упущено, если поторопиться. Хорошо если сохранилась одежда с пятнами крови и не только. И уже после этого обязательно пройти профилактику венерических заболеваний и ВИЧ, если не было контрацепции, – посмотрела она на меня пристально. – Но об этом мы поговорим наедине.

– Так, Алла Константиновна, – заёрзала на стуле мать, глядя то на неё, то на меня, наоборот, словно окаменевшей на стуле, потому что слова «контрацепция» и «таблетки», про которые Чекаев спросил, вдруг связались у меня между собой. А пользовался ли он презервативом я не знаю. – Какие венерические заболевания? Я говорю вам точно, их нет и не может быть.

– Откуда же такая уверенность? – удивилась врач.

– О, господи, – теребила та сумочку, – потому что вы лично это подтвердили. Не думала, что это придётся говорить… но это был мой муж.

– Вот как? – ещё сильнее удивилась врач.

– Да, но вас это не касается, – осадила её мать. – Давайте уже перейдём к более насущным вопросам. Завтра мы должны закончить приём таблеток. Произошедшее ведь не повлияет на процедуру? Прошу учесть, что в сложившихся обстоятельствах это очень важно. Ещё одной порции проверенной спермы у меня, возможно, не будет.

– Нет, нет, об этом не может быть и речи, – твёрдо заявила врач. – Такой стресс для организма. Повреждения. После первого полового акта я рекомендовала бы обязательно подлечиться и сдать повторно все анализы. Я не могу гарантировать…

– Что? Опять анализы? И опять всё сначала? Это сколько же времени будет упущено, – зашипела мать и зло повернулась ко мне. Обожгла, чуть не испепелила взглядом, и опять повернулась к врачу. – По-вашему, мы зря наращивали эндометрий?

– Простите, – вмешалась я. – Но я ничего не понимаю. О чём вообще этот разговор?

– Татьяна Владимировна, вы что до сих пор не сказали? – округлила глаза врач.

– Не сказала о чём? – я смотрела на их лица по очереди. И они мне очень… очень не нравились.

– Ну это уже, простите, ни в какие ворота, – поправив очки, встала врач.

– Ну-ка, сядь на место, – приказала мать таким тоном, что та послушалась. А мать, наоборот, встала. – Я плачу вашей клинике не за то, чтобы какая-то, – она смерила её презрительным взглядом, – в белом халате мне указывала. Не для того вытаскивала сына вашего главврача из передряги. За «спасибо», между прочим. Но вижу, подписанные в её кабинете договора для вас не указ. – Возвышалась она богиней правосудия над маленькой женщиной, примерно одного с ней возраста. – Или вам надоела ваша работа?

– Татьяна Владимировна, – часто, беспомощно моргала та под очками. – Суррогатной матерью в принципе не должна быть нерожавшая женщина. Но раз особых противопоказаний к этому нет, вы сами её нашли, и мы заключили трёхсторонний договор, – она испуганно глянула на меня, – то, конечно, мы проведём процедуру. Но не без согласия же девушки. А ваша дочь, похоже, находится в совершеннейшем неведении.

– Договор она подписала? Подписала. Остальное я уж как-нибудь решила бы с ней сама, после того как, – в гневе она повернулась ко мне. – Но ты, конечно, не могла всё не испортить.

– Я?! – подскочила я. – Я всё испортила?

– Ну я же не глухая. Врач сказал: по обоюдному согласию.

– По обоюдному согласию у них было с твоей горничной, – схватилась я за спинку стула. – А может быть и с кухаркой, и с уборщицей, этого лично я не видела. А вот горничную видела. И стонала она, скажу тебе честно, погромче, чем ты.

От очередной пощёчины меня защитил вовремя поднятый ножками вперёд стул. Но говорить я не перестала.

– И знаешь, нет. Это был не твой муж. Но секс действительно был по обоюдному согласию. Там да. А вот быть инкубатором для ваших с мистером Большой Член детей я не соглашалась. Так вот зачем… – качала я головой и не могла поверить. Вот зачем она меня позвала, поила этими чёртовыми лекарствами, держала в изоляции.

– Простите, – обогнув по широкой кривой снова поднятый мой стул, схватила мать меня за рукав. – Давай-ка мы обсудим это без свидетелей.

– Не сейчас, – поставив стул, оттолкнула я её руку. – Сейчас у меня есть вопросы к врачу.

– Хорошо, хорошо, – неожиданно произнесла она таким знакомым елейным голоском, словно что-то задумала. – Я подожду тебя внизу. Дома поговорим. Алла Константиновна, до встречи.

Дверь за ней закрылась. Я без сил упала на стул. Но доктор встала и сначала выглянула в коридор, видимо, чтобы убедиться, что мать не подслушивает под дверью, а потом только спросила:

– Я же правильно поняла, что секс был незащищённым?

– Я не знаю, – выдохнула я и покачала головой. – Я очень волновалась. Мне было больно, страшно и я… правда, не знаю.

– Но спросить-то своего партнёра об этом ты можешь? – ободряюще сжала она мою руку, потянувшись через стол. – Яна, это очень важно. Очень. Потому что ты пропила курс гормонов. Специальных гормонов. Их пьют для лучшего прикрепления эмбриона к эндометрию. И для повышения шансов забеременеть. Это… – она медленно обессиленно выдохнула. – В общем, ни о какой экстренной контрацепции для тебя не может идти речи, после таких доз одних гормонов вводить другие бесполезно и очень опасно, останешься инвалидом. Тем более секс был вчера, а у тебя овуляция. Уже всё бесполезно. Безопаснее будет сделать аборт.

Я открыла рот. Потом закрыла.

– Он спросил меня про таблетки. А я… я даже не поняла про какие. И сказала, что пью. Я ведь пила.

– Да, ты пила. Только не те. И, кстати, о профилактике. Раз ты не уверена на счёт презерватива, надо сделать.

– Я уверена. Если его не было, то беспокоиться точно не о чем. Он бы не стал так рисковать.

– Я бы на твоём месте на это не уповала. В полицию пойдёшь?

– Нет, – уверенно покачала я головой. – Я сама согласилась.

– Тогда давай ещё раз на кресло, обработаю и лекарства выпишу.

– Нет, – испугалась я. – Я больше не буду пить никаких таблеток.

Она вздохнула, посмотрела на меня внимательно, протянула визитку.

– Тогда обязательно звони, если что, – встала, сложив руки на груди, подошла к окну. – Она тебе точно мать?

– Не знаю. Мы двадцать лет не виделись. Меня растила бабушка, – убрав визитку в карман, я тоже подошла к окну.

И в ужасе икнула. У машины стояла Татьяна Владимировна, а рядом с ней… Чекаев.