Текст книги "Прометей"

Алекс Дубас
Прометей

© ООО «Издательство АСТ»

© Алекс Дубас

* * *

Эта книга посвящается нашим мамам и папам.

Нашим дочкам и сыновьям

Спасибо за дружбу Симану Поваренкину. Многие истории из этой книги мы осмысливали вместе.

Спасибо Сержу Савостьянову и Насте Забродиной. Благодаря им в этой пьесе стал важен не только текст, но и оформление.

Отдельная благодарность создателям спектакля:

Максиму Волкову,

Юрию Милютину,

Алисе Кретовой,

Евгению Казачкову,

Евдокии Малобродской,

Елене Шульман.

Театру «Практика».

Театру «Современник».

Евгений Казачков, автор пьесы: «Мы долго вместе с Алексом искали тему для нашего будущего спектакля, пока в его жизни не начали происходить по-настоящему драматические события. У него была возможность остановиться, отказаться от интервью и дальнейшей работы над пьесой, но он не сделал этого, и я благодарен Алексу за готовность идти до конца, фиксируя то, что происходит снаружи и внутри».

Алекс Дубас, персонаж пьесы: «Кроме ангелов есть демоны. И я хочу высказаться об этом. Уйти вот из этого приторного, карамельного. Примирить себя с собой. И помочь людям примириться со своей темной стороной. Сделать что-то честное. И лучше всего сделать это в театре».

Актер лепит пельмени за своим столом. Пользуется заготовленными тестом и фаршем. На сцене телевизор, на экране которого появляются названия глав и при необходимости иллюстрации к речи героя. Также на сцене заготовлена электрическая плитка и кастрюля с водой. Весь процесс приготовления пельменей распределен по времени спектакля: нарезание кружков из листов теста, заполнение фаршем и склеивание пельменей, кипячение воды, варка пельменей.

Сенкевич

Добрый вечер! Меня зовут Алекс Дубас. Я – высокомерный человек. Чуть позже расскажу, как я это узнал, а пока я должен сообщить, что, в общем-то, этот спектакль и посвящен созданию спектакля. Сейчас попробую объяснить чем я тут за столом занимаюсь.

Мне 45 лет, и лет 10 последних я переживаю, пожалуй, самый счастливый период своей жизни. Со всех точек зрения у меня прямо все хорошо. Я работаю ведущим на телеканале «Культура». А еще веду шоу на радио «Серебряный Дождь». Оно называется «Что-то хорошее». Я сделал книгу «Моменты счастья» – это истории разных людей, сборник воспоминаний о счастливых мгновениях. Ее все переиздают и переиздают. И многим людям она нравится, и мне каждый день приходит письмо со словами благодарности, а иногда два, иногда три.

Еще я очень люблю хороший виски и вино. И курю уже 20 лет. И вот я недавно впервые в жизни прошел чек-ап в клинике, очень его боялся. Вы знаете, что такое чек-ап? Ну вот кивают те, кто постарше. А вот вам, девушка, только предстоит это узнать. Тогда вы, те кто кивнул, не дадите мне соврать, что это один из самых тревожных дней в жизни. Доктор говорит: «Вы погуляйте пару часов, пока мы все анализы изучим, осмыслим и вынесем вам приговор. Погуляйте, у нас вон парк красивый. Церквушка там есть». Вот зачем она сказала слово «приговор»? И ты гуляешь эти два часа и обещаешь себе, что оставшиеся дни ты будешь жить совершенно по-другому. Бросишь курить, станешь внимательно относиться к каждой минуте…

И вот тебе говорят: «Знаете, в общем-то все в порядке. Ну вот разве что камешки в желчном пузыре…»

– Камешки! В желчном пузыре!!! – на радостях выбегаешь ты и закуриваешь.

В общем, оказалось все хорошо.

В детстве мне очень хотелось быть не пожарным или космонавтом, а конкретным человеком – Юрием Сенкевичем. Это ведущий советской передачи «Клуб путешественников». Хотелось быть человеком, который путешествует на каких-то плотах и показывает амфоры и дудочки индейцев. Когда я был маленький, я думал: как же круто! Но понимал, что особенных шансов путешествовать нет. И вот, может быть, чего-то в жизни я недополучил, не знаю. Но что бог дал – так это любимое занятие. Я много путешествую по миру. Я езжу на лайках, на оленях, плаваю на кораблях, летаю на вертолетах и воздушных шарах.

И вот недавно у меня был полет на самолете такой, опасный. Когда вывалились эти. Маски кислородные. И там люди кричали, плакали… И ладно дети верещат – стюардессы, забившись в угол, крестятся! То еще зрелище, скажу я вам… А я удивительным образом ничего не делал, вжался в кресло и думаю: так, хорошо, мы сейчас умрем. Хахаха, ну умрем, ну ладно. Наверное, это будет быстро и не сильно больно. Куда мы упадем? Ага – в океан. Интересно, напишут ли: «Среди погибших был такой-то?»… Наверное, друзья и дальние знакомые расскажут в своих блогах о том, как мы дружили и как меня им теперь будет не хватать. Так. У меня же есть небольшие накопления, жена знает, где их взять, имеет доступ в банк, очень хорошо. Значит, сыну от первой жены она тоже деньги передаст. Он доучится. Он уже нормальный парень вырос, боец, ну справится как-то. И жена справится.

Вот маме, конечно, будет тяжело. Лучше не переживать своих детей. Маме будет трудно, да. Но вообще-то я готов. Я готов умереть. Сколько будет полет вниз? Одна минута, две. В общем-то ничего прям уж настолько важного, что я еще очень хотел бы сделать, не осталось. Ну, будет одной книгой больше, увижу еще 5–10 стран. Я еще не видел Аргентину, не видел этих пони, не танцевал танго. Но ведь я могу этого и не делать.

И когда нас отпустило и стюардессы заправили обратно эти штуки, я думаю: подождите. Неужели у меня нет больше вот этих мега желаний, которые могли бы быть двигателями жизни? Ну, пожил, пожил, окей. По миру поездил, сына родил, книжку написал. И вроде не мудак. Чего ты еще хочешь?

И вот тогда мне стало страшно. Не от того, что мы чуть не разбились. А от того, что не за что держаться. Твои цели должны быть чуть-чуть недостижимы. И ты должен к ним идти, ты должен верить, добиваться их. И я искренне боюсь сказать фразу: «Все, этого достаточно». Потому что это значит, миссия выполнена. И пора уходить. Как только я приму это и примирюсь – начну угасать, и мне конец.

И я понял, что нельзя больше находиться в этой зоне комфорта.

Хемингуэй

У меня с детства есть герои. Помимо Сенкевича. Начиная с Древней Греции.

Прометей. Гектор. Потом Айвенго, Робин Гуд, Черная стрела. Помните, был такой не очень хороший фильм «Айвенго», и там были славные песни Высоцкого? «Если в жарком бою испытал, что почем, значит, нужные книги ты в детстве читал». Еще, конечно, Хемингуэй. Ремарк. Это они мне объясняли, как вести себя на улице, как разговаривать с негодяями. Это Ремарк мне говорил, когда подходили гопники, чтобы отнять мелочь: «Да, их много, но если сейчас ты не выйдешь, не скажешь что-то, не постоишь за себя, то потом будет только хуже». Это Хемингуэй объяснял, как общаться с девушками: «Позови самую красивую на вечеринке прогуляться. Положи ей руку на талию. Смелее. Ты удивишься, как это легко работает». У этих ребят были большие цели. Они не сдавались. Я же до сих пор на них ориентируюсь.

А вино, виски и путешествия – это просто форма. У Ремарка она же тоже есть. Все эти чудесные мужчины с «Житаном» без фильтра, бросающие сигарету в холодные воды Сены, поднимающие воротник пальто и идущие спасать евреев. И эта колючая мокрая шерсть пальто, и вкус кальвадоса. Или, там, Айвенго. «Мы взяли этот замок, а сейчас зажарим на вертеле рябчика или тушку кабана. И разделим эту трапезу с чаркой вина, которое нам сварили малютки-пивовары из верескового меда». Или Хемингуэй: «Давай-ка мы въедем на танке с бутылкой виски в Париж». И ведь действительно въезжает на танке в отель Ритц, а там официанты в белых костюмах, пропеллеры в комнате, где репортеры. Подвиги надо совершать с фляжечкой виски, желательно с красавицами, прилетевшими из разных стран. Форма важна! То есть очень важно что-то делать, но в хемингуэевском антураже.

Но что именно делать?! Цель мужчины всегда – спасти кого-то беззащитного или слабого. Защитить, как Гектор защищал свою Трою. Ну, у меня, конечно, не такие экстремальные ситуации, как Троянская война. У меня вообще давно не происходит каких-то дурацких историй. Я не попадаю ни в какие ситуации. Я занимаюсь творчеством. Но ощущение, что я должен быть этим ремарковским мужчиной, не проходит. Мне, правда, невероятно важно, чтобы у моих близких было все хорошо. И не останавливаться на первом круге. Чтобы и у друзей. И у друзей друзей в фейсбуке. И у знакомых. И у пошире круга. И еще шире. И так далее. Дать им что-то хорошее, поделиться чем-то. Конечно, я не Прометей, но я же могу что-то дать.

С другой стороны, вот моя программа называется «Что-то хорошее», книжка называется «Моменты счастья». Несколько лет назад мы записали с певицей Ёлкой песню. Она называется «О пользе солнцезащитных кремов». Такая красивая история, напутствие, сейчас ее ставят в школах на выпускных. И клип такой добрый. Получается сплошное мимими. Какой-то перекос. Везде политика, война, санкции, защитники сквера, защитники храма, памятник Калашникову, битвы в соцесетях и на улицах, а я такой лучик света в темном царстве. Но ведь у меня, как у любого нормального человека, есть вторая грань, есть темная сторона луны. Кроме ангелов есть демоны.

И я хочу высказаться об этом. Уйти вот из этого приторного, карамельного. Примирить себя с собой. И помочь людям примириться со своей темной стороной. Сделать что-то честное. И лучше всего сделать это в театре. Это уже точно будет выход из зоны комфорта. Театр – это вызов. Тут все непривычно. Живая аудитория, декорации, свет, реквизит. Такая вылазка в чужую епархию – новый мотор. Движение.

Тесей

И вот мы встречаемся с режиссером и драматургом и начинаем искать тему для спектакля. А что такое тема? Это какая-то моя темная сторона, личная проблема, с которой мы будем работать. Кто спускался в подземелье и убивал Минотавра? Верно – Тесей. Вот и я должен отправиться в лабиринт внутри себя, найти какую-то проблему и сразиться с ней.

И с проблемой у нас начались проблемы.

На личном фронте у меня все хорошо. Я женат второй раз, это осознанный выбор, это женщина, которую я люблю, которая любит меня и свою йогу. У нас нет пока детей, и мы их очень хотим. По медицинским параметрам естественным путем это пока невозможно, мы уже делали ЭКО, и этого не случилось. Ну, будем попробовать еще.

Ну, у нас правда никаких проблем.

Вариант 1: Она сейчас в зале и может это подтвердить.

Вариант 2: Вот я недавно познакомился с девушкой в Дюссельдорфе. Девушка прямо чудесная. Хотя нет, прилагательные «прекрасная, волшебная» здесь не подходят. Я бы сказал про нее так: девушка-девушка! И я немножечко подвлюбился. И понимаю, что сейчас можно сделать этот шаг. Ну, вот прям шаг. И это будет шаг не просто про секс, а гораздо ну… Это же чувствуется. Вы смеетесь над одними шутками, у вас какие-то общие, ну… И это будет ярко, это будет эмоционально, это тебя вдохновит. И ты будешь придумывать какие-то: «Я задерживаюсь на работе, дорогая жена, извини, у меня сегодня корпоратив».

Но, стоит сказать, что, путешествуя по странам и конфессиям, я уяснил, что все эти «не убей, не укради», во всех учениях сводятся к одному: не делай другим то, чего не хочешь, чтобы сделали тебе. Это стало моим базовым законом. И когда происходит, ну не знаю, конфликт… Но конфликтов у меня особых нет… В общем, когда приходится делать выбор, я всегда об этом вспоминаю.

И вот девушка из Дюссельдорфа приехала в Москву. Ты с ней сейчас можешь: (А) – переспать, (В) – переспать и влюбиться, что, скорее всего, и случится, и (С) – вообще ничего не делать. И, надо сказать, что вариант А в моем нравственном мире – приемлем. То есть, если моя жена, поехала, например, на месяц в Индию, у них веселая компания, они занимаются йогой, и она встретит какого-то парня, и случится какое-то приключение, о котором я не узнаю – окей, вообще не вопрос. А вот вариант, когда у моей жены секс и влюбленность – вот этого я бы уже не хотел.

Поэтому я поехал домой, скачал какой-то фильм и смотрел его, не сделал этот шаг и не сделаю. И я рассказываю все это, только потому, что моей жены нет в этом зале. Ну потому что «не делай другим то, что…» и так далее.

Наверное, во Фрейде, в этой истории про либидо, которое управляет нами, есть доля истины. До определенного времени, а потом… Это просто перестает быть интересным. А жена и ребенок остаются интересны.

Так что проблема отношений для спектакля – не актуальна. А какие еще бывают глобальные проблемы? Отцы и дети, разумеется.

Мой сын от первого брака живет с моей мамой и моим отчимом в Риге. Ему скоро 16. Он очень интересный и самостоятельный. Мы с ним много времени проводим в Москве и в путешествиях. А остальное время – скайп же, слава богу, изобрели.

И у нас с ним, к сожалению, очень хорошие отношения.

К сожалению – для спектакля.

Хорошо, ну что еще может быть? Я довольно часто бываю жестким. Когда кто-то тупит или какой-нибудь сервис плохой. Я тогда включаю режим такой стали.

Вот приезжает ко мне парень из «Утконоса». Это служба доставки. Такой крепкий парень в майке-алкоголичке вносит бутылки с водой. И я у него вижу татуировку на плече. Корабль, якорь и цифры: «89–91». И буквы «ШВ КЧФ», и еще на латыни dum spiro spero. И понимаю, что точно такой же рисунок мог бы быть на плече у меня, потому что это татуировка нашей школы водолазов!

КЧФ – Краснознаменный Черноморский Флот. ШВ – школа водолазов, Севастополь. А фраза с латыни переводится так: «Пока дышу – надеюсь». Конечно же! Надежда – последняя соломинка водолаза. Там, под водой – не до Веры или, тем более, Любви. Мы вместе с ним были там в одно и то же время, мы погодки! И у меня такая радость! Я предвкушаю, как сейчас мы с ним посидим. Вот он сейчас все разложит, я его спрошу: «Сколько я должен?» А потом…

И вдруг он говорит: «Да, капец, у вас тут чурбанов-то, конечно, в центре живет». А надо сказать, в районе Сретенки по будням – в основном сотрудники офисов, а вот в субботу-воскресенье – там действительно Средняя Азия. Они живут в подвалах, на чердаках, и вот у них выходные, они на велосипедах катаются, женщины красиво наряжаются. И по местному рынку ты бродишь будто по Самарканду. Воскресным утром приходишь на спортивную площадку, и они играют в футбол. Сборная Таджикистана нашего района против сборной Узбекистана. А за сеткой, пошатываясь, стоят два парня русских с банками «ягуара», смотрят на эту игру. И вот это грустно.

И тут мой практически брат говорит: «Чурбаны». Я ему очень жесткие вещи сказал. «Как ты можешь! Как ты…» Меня это жутко возмутило. Конечно, я ему не сказал, что мы служили вместе. Я его практически выгнал.

У меня с детства прививка от любого национализма. Когда родители развелись, мне было лет 11–12, у мамы появился новый муж. Янис, лесник, который всю жизнь мотоцикл с коляской, колоски, озеро, что Петр, что Иван, что Янис, что Гвидо – совершенно одинаково. Но это был конец 80-х, началось национальное движение, пошла пропаганда: мы особенные, мы особенные, мы особенные. А потом: а эти – оккупанты, оккупанты, оккупанты. И я наблюдал, как обыкновенный человек вдруг начинает говорить цитатами из газет. Я впервые видел такую лютую ненависть на национальной почве. Но мама не дала себя в обиду. «Что ты говоришь? Русские плохие? Да пошел ты». И они развелись. И я очень рад, что она сейчас воспитывает моего сына.

А вот такая немотивированная агрессия или мотивированная зомбоящиком меня бесит. Только это не внутренняя проблема. Тесея тоже бесил Минотавр и система, которая отдает чудовищу девушек и юношей. Но мне-то нужно найти монстра внутри.

А у меня не было такого, чтобы я начинал что-то делать, и это не приносило каких-то результатов. Я стал спрашивать у друзей и знакомых: ну, какая у меня проблема? Все пожимают плечами.

Возможен диалог со зрителями: какая у вас проблема?

И тут я вспомнил. Я пишу заметки для журналов. И недавно решил собрать их в книжку, отдал их своему редактору. Но этих заметок много, и она посылает их издателю, чтобы выбрать, какие взять. И вот мы все вместе встречаемся, и они говорят: не надо торопиться это публиковать. Потому что у них, не сговариваясь, по отношению к этим текстам возникло одно и то же слово: «Высокомерие». То ли они увидели какое-то созерцание свысока за этим мирком. То ли какое-то нарочитое отстранение. А может быть я, такой вот правильный, знаю, что хорошо и что плохо, кто умный, кто дурак, сам глупостей не делаю и в истории не попадаю. И за этой спокойной и счастливой жизнью я не заметил, как стал высокомерным.

Конечно, у режиссера и драматурга сразу загорелись глаза: отлично, мы нашли проблему, будем работать с высокомерием, вытягивать оттуда грязь и темную сторону. Помучаем персонажа, дадим людям честный театр. Разъехались по своим делам и договорились встретиться через месяц.

Гектор

И тут случилось такое событие.

Моей маме поставили диагноз: онкология, рак легких, четвертая степень. Еще совсем недавно ее проверяли, когда у нее был День Рождения, ничего не было. Довольно быстрый какой-то оказался… Мама конечно в зоне риска, потому что она всю жизнь курит. Ей 65 лет. И врач сказал, что жить ей осталось три недели. Может быть, четыре. Максимум пять.

Актер нарезает лук, прежде чем добавить его в фарш.

В детстве я прочел книжку, там у чувака были часы-луковица, и он останавливал время. Он сидел, разговаривал с вами, нажимал, и вы замирали. И он мог вот так встать, подойти поближе, посмотреть на вас, потрогать, поправить прическу, что-то переложить, дать вам в руки. Выйти на улицу. Заварить себе кофе в ближайшем кафе, неспешно вернуться. Встать на то же место. И раз – опять нажать кнопку. Для вас не прошло бы и доли секунды… Мне очень нравился этот герой. Его преследовали злоумышленники, хотели отнять часы, а он остроумно разруливал эти ситуации, превращая злых героев в комичных.

Я бы очень хотел уметь останавливать время.

У меня в жизни не было таких потерь, как эта. Меня эта новость очень перемолола. Потому что никто нас не любит так, как мама. Никакой сын, никакая жена. Просто, бескорыстно, искренне. Абсолютная любовь.

Мы боремся, конечно. Задействованы все связи. Я уже неплохо разбираюсь во всяких медицинских… Рак мелкоклеточных, не мелкоклеточных, какие лечатся за дотации, какие не лечатся, на какие нужно тратить невероятные деньги.

И тут вся эта история со спектаклем. Меня паранойя иногда накрывает, что то, что мы замутили, и то, что со мной случилось – это я накликал, что ли. Хотел какого-то шага в сторону. Стал искать проблему, дыру. «Друзья! А что у меня не так?» И это было, наверное, похоже на то, что с жиру бесишься, да.

А там в Риге организовано маленькое сопротивление смерти. И учитываются все победы: сегодня она поела яичницу, потому что до этого три дня не могла есть, ну не хотела, ничего не лезло. Выпила стакан молока, это круто, это маленькая радость. И даже спала 8 часов без перерыва. Она вообще не называет это слово. Говорит «эта болезнь», этот случай, она не хочет верить в то, что с ней происходит…

Я здесь, в Москве, а она в Риге. Я постоянно звоню. Много говорю с мамой. Летаю в Ригу, записываю за ней какие-то вещи, которые раньше казались назойливыми и нелепыми, потому что, ну сколько можно повторять одно и то же, как ее, молодую девушку, с выпускного экзамена забрали в роддом? И как она там меня рожала. Вот эти истории, которые мы столько лет слышим на семейных торжествах, теперь кажутся невероятно важными. Только бы она их говорила, только бы она их повторяла как можно дольше. Но есть вещи, которые неотвратимы, их можно только отложить.

И все тебе говорят: «Надо принять неизбежное». Но как принять неизбежное? Как? Этого никто не объясняет. Инструкций нет. Советы не работают.

Вообще я искренне верю в реинкарнацию. Я верю, что что-то, что присутствует в нас сейчас, вернется на эту землю еще неоднократно. В мир будущего, каким бы он ни был. Стимпанк, ядерная зима или прекрасное будущее, где голые мужчины и женщины разных цветов кожи ходят со львами и тиграми и все друг друга любят. Вокруг них жужжат колибри. И даже из леса вышли единороги. Ну как это рисуют на обложках книжек церкви Новое Поколение.

И вот я звоню маме по телефону, а у нас там в Риге погода не очень, она говорит: «Я смотрела на холодные облака, я не хочу туда. Я не хочу играть в эту историю “я буду смотреть на вас оттуда, и оберегать”. Там холодно, сынок».

И вот бывают состояния, когда из общих потоков выхватываешь фразы, которые тебя касаются. Я услышал одну вещь, может быть, я на нее раньше не обратил бы внимания, а сейчас прям прожил. «Родители, как стражи, стоят между нами и вечностью. Когда они уходят, мы остаемся с вечностью один на один». Звучит немного претенциозно, но действительно. Мой папа умер давно. И теперь нет пограничников между мной и этой тьмой. Правда же оттуда никто не вернулся. Есть эти странные люди, которые говорят, что они шли через тоннель, клиническая смерть и все такое. Но ученые утверждают, что все это галлюцинации. И теперь я почти на кромке для своего сына, для своих близких. Я прямо ощутил холод, который идет от той стороны.

Но в какой-то момент у мамы проявляются бойцовские качества. «Мы поборем, я буду биться, болезнь отступит».

Все-таки, что такое героизм? Вот мой любимый герой – Гектор. Давайте я тезисно напомню его историю. Его брат Парис украл самую прекрасную девушку своего времени. Елену. И у кого украл? У спартанцев! Это как сейчас в Грозный съездить. Началась война, спартанцы и греки пришли забирать девушку. Осадили Трою. Гектор, который ни в чем не виноват и вообще никому не желает зла, пытается договориться: «Ребята, ну нет, нет, нет. Давайте попробуем такой вариант…» Он – мудрый правитель, миротворец, но и храбрый воин. Однако он не хочет крови. И тут его вызывает на бой Ахилл. И Гектор может не выходить, а сохранить свою Трою и близких, ему не надо доказывать свою доблесть. Ну потому что Ахилл – бессмертный. И это всем известно: он величайший солдат, полубог. В конце-концов, его играет, на секундочку – Бред Питт. Но что делает Гектор? Вопреки рацио и здравому смыслу, он принимает вызов. Прощается с женой, прощается с родителями, надевает латы, берет свой маленький щит, меч и выходит на бой, который он, конечно же, проиграет, это очевидно.

Но он до последнего бьется с Ахиллом.

Дело в том, что есть одно лекарство, которое может помочь маме. Оно называется Кейтруда. Один курс стоит 6 тысяч евро. Его нужно проводить каждые три недели, но до бесконечности. То есть, каждые 3 недели – 6 тысяч евро. Это будет нелегкая жизнь, наверное, на курорт не получится съездить, но это будет жизнь. А на что ты откладывал? Ну, на жизнь. Вот я живу на съемной квартире, наверное, уже было пора покупать что-то свое…

Если бы Гектор знал про эту пяту Ахилла, наверное, он бы туда метил. Но он просто бился. И это трагедия героя. Вот прям героя. Мужчины. Для меня это ролевая модель. Ты делаешь то, что ты должен делать, даже если знаешь, что это может быть не сильно выгодно для тебя. Кстати, одного американского президента, кажется, Буша старшего, даже вылечили этим лекарством. За 5 лет. В общем, надо просто биться, сколько можешь.

И вот о чем на самом деле должен быть спектакль. О борьбе с неизбежным.