Текст книги "Поэтические воззрения славян на природу. Стихии, языческие боги и животные"

Глава четвертая. Стихия света в ее поэтических представлениях

Солнечный свет дает возможность видеть и различать предметы окружающего нас мира, их формы и краски; а темнота уничтожает эту возможность. Подобно тому зрение позволяет человеку осматривать и распознавать внешнюю природу, а слепота погружает его в вечный мрак; без глаз так же нельзя видеть, как и без света. От того стихия света и глаза, как орудие зрения, в древнейшем языке обозначались тождественными названиями.

а) Зреть, взор, зоркий, зорить – присматриваться, наблюдать, прицеливаться, зорька – прицел на ружье, обзариться – промахнуться из ружья, зырить – зорко смотреть, зирять – оглядываться, зирк – глядь, зирок = зрачок, зорный – имеющий хорошее зрение, и зо(а)ря, зирка (малор.) – звезда, зирка с метлою – комета, зо(а)рница (зирныця, зарянка) – Утренняя или Вечерняя звезда, планета Венера; зарница – отдаленная молния = малор. блискавиця, которой приписывают влияние на созревание нив и которую потому называют хлебозоркою (глагол «зреть, созревать» указывает на мысль, что поспевающие хлеба, окрашиваясь в желтый, золотистый цвет, чрез то самое уподобляются солнечному блеску; зрелый – собственно: светлый, блестящий); зорить – о молнии: сверкать и помогать вызреванию нив; зорить – прочищать, прояснять, например, «зорить масло» – дать ему отстояться, очиститься; зазорить – зажечь, засветить свечу, зарный (свето-зарный) – горячий, страстный, зарево – отражение пламени, зорко (вятск.) – ясно; дозор – присмотр и дозоры (перм.) – зарница. Слово «зрак», означающее у нас глаз, у сербов значит: солнечный луч, подобно тому как у немцев stern – и звезда, и зрачок глаза. В Краледворской рукописи: «zira (светить) jasne slunecko»; литов. zereti – блестеть, сиять.

b) Видеть и серб. виддело – свет.

с) Малор. бачыть – смотреть и санскр. bhas – блистать и видеть.

d) Другой малор. глагол дивитьця – смотреть, и санскр. корень его div – светить, divan – день. На эту древнейшую связь понятий света и зрения в слове «дивитьця» указывает народная загадка о месяце, в которой почти каждое слово есть метафора: «Лысый вил криз забор дывитця (вар. загляда)», т. е. месяц, в виде быка, смотрит или проще – светит сквозь забор.

е) В следующем поверье слово «глядеть» употребляется в значении «светить»: если, замечают крестьяне, новый месяц обглядится до трех дней, то во все время до следующего нарождения этого светила будет стоять ясная погода; а если на новый месяц польет дождь и тучи помешают ему оглядеться, то в продолжение четырех недель погода будет дождливая. В заговорах находим такое обращение к звезде: «Ты заглянь, звезда ясная, на двор к рабу божьему».

f) Бельмы – глаза, от слова белый = светлый; зеница (ока = зрачок), зенки, зенькй – глаза и зенка – стекло от глагола зе(и)ять – блестеть: здесь глаз сближается со стеклом на том же основании, на каком ясное небо названо было «стеклянною горою».

g) Луна, луниться – светать, белеть и лунить – хлопать глазами. Постоянный эпитет, сопровождающий очи – ясные, светлые; малорусы говорят: «свитить очима», а в литературной и разговорной речи обыкновенны выражения: сверкать глазами, посыпались искры из очей, и т. п.

Из такого сродства понятий света и зрения, во-первых, возникло мифическое представление светил небесных очами, а во-вторых, родилось верование в чудесное происхождение и таинственную силу глаз. Представление светил очами равно принадлежит народам и Старого и Нового Света. Во многих языках Восточного архипелага названия, даваемые солнцу, означают: око дня[75]75
  То же у татар: кюнькарагы – солнце, до слова: глаз дня.


[Закрыть]. Скандинавские поэты солнце, луну и звезды называют глазами неба, и наоборот: глаза человека уподобляют солнцу и луне, а лоб (череп) его – небесному своду, что встречается и в наших старинных рукописях: «Яко на небеси светила солнце и луна, гром, ветр, сице и в человеке во главе очи, и глас, и дыхание, и мгновение ока, яко молния». Выше мы привели болгарскую загадку, которая о солнце и месяце выражается как о глазах дня и ночи. Это уподобление должно было занять подобающее ему место в антропоморфических олицетворениях неба и его явлений. В Ведах солнце называется глазом Варуны (= неба), самое божество дневного света (Savitar) именуется златоглазым, а в некоторых гимнах солнце и луна представляются двумя очами неба. Верховный бог германцев Один (Вуотан) называется одноглазым: в человеческом образе его олицетворено дышащее бурями грозовое небо, с высоты которого солнце, словно громадное всемирное око, озирает землю. Подобно тому у персов оно представлялось глазом Ормузда, у египтян – Демиурга, у греков – Зевса[76]76
  Греческий миф знает еще Зевса трехглазого: два глаза составляют естественную принадлежность человеческого олицетворения, а третий во лбу есть солнце.


[Закрыть]. Отсюда в средние века явилось то обычное изображение божества в виде всевидящего ока, испускающего из себя кругом солнечные лучи, которое вошло в церковную символику и удержалось до настоящего времени; на иконах оно доныне рисуется среди облаков. Эпитет «всевидящего» придавался солнцу еще индусами, и эта характеристическая черта постоянно соединяется с ним в народных сказаниях, на которые укажем несколько ниже. Первобытные племена обожали в стихиях их живую творческую силу, и как в самой природе различные явления неразрывно связаны между собою и сопутствуют друг другу, так и в мифических представлениях они нередко сливаются в одно целое. Религиозное чувство древнего человека по преимуществу обращалось к весеннему небу, которое являлось его воображению во всем божественном могуществе: одетое грозовыми тучами, оно вещало в громах, разило в молниях, изливало семена плодородия в дожде и, взирая с высоты на дольний мир ясным солнцем, пробуждало природу к новой жизни. Яркие лучи весеннего солнца возвращались миру вместе с дождями и молниями и вместе с ними похищались на зиму злыми демонами; от того и в народных поэтических сказаниях мифы солнечные и грозовые взаимно переплетаются и спутываются. Таково греческое сказание об исполинских одноглазых циклопах; в образе великанов арийские народы представляли темные тучи, громоздящиеся по небесному своду; так как громовые удары уподоблялись стуку кузнечных молотов, а молнии – стрелам, то о циклопах рассказывается, что они куют Зевсу молниеносные стрелы. В этой грозовой обстановке солнце представляется как глаз во лбу великана; самое имя циклопов указывает на круглый диск солнца – ήλιου χυχλος[77]77
  О представлении солнца колесом см. в V главе.


[Закрыть]. Собственно древнейшее представление должно было всем циклопам вместе дать один глаз, как едино на небе солнце, и воспоминание об этом сохранила норвежская сказка. Давно когда-то, повествует сказка, заплутались двое детей в лесу, развели огонь и сели греться. Вдруг послышался страшный треск, и затем показались три великана, вышиной с дерево; у всех трех был один глаз, и они пользовались им по очереди: у каждого великана было во лбу отверстие, куда и вставлялся общий всем глаз. Ловкие дети успели одного из великанов ранить в ногу, а других напугать, так что тот, который держал глаз во лбу, уронил его наземь; мальчик тотчас же подхватил его. Глаз был так велик, что не уложить и в котел, и так прозрачен, что мальчик видел сквозь него все, будто в светлый день, хотя и была темная ночь[78]78
  В другой норвежской сказке говорится о старой одноокой бабе, у которой сказочный герой дважды похищает глаз и заставляет выкупать его за дорогие диковинки. Смысл приведенного предания тот, что малютки-молнии, поражая великанов-тучи, освобождают из их власти солнце; подвиг совершается ночью, т. е. в то время, когда дневной свет затемнен облаками.


[Закрыть]. Предание это совпадает с греческим сказанием о трех сестрах – старухах Грайях (γραιαι), названных так по их седым (т. е. дымчатым, облачным) волосам; они имели только один глаз = солнце и один зуб = молнию и также пользовались ими поочередно; Персей отнял у них то и другое и возвратил не прежде, как выпытав от них сведения, необходимые для дальнейших его подвигов. Необходимо, однако, заметить, что поэтическая фантазия первобытных народов относилась к явлениям природы с несравненно большею свободою, нежели какую вправе себе дозволить современный поэт. Если с одной стороны она отождествляла совершенно отдельные явления, по сходству некоторых их признаков, зато с другой – единое явление дробила на разные образы, по различию производимых им впечатлений. Как в периодических фазах луны древний человек усматривал погибель старого месяца и нарождение нового, так в закате солнца видел его смерть, а при утреннем восходе приветствовал рождение нового бога; в естественной смене годовых времен представлялась ему смена одного солнца другим: зимнее солнце уступало весеннему, весеннее – летнему, майское – июньскому и т. д. В этих воззрениях, по мнению Шварца, нашла себе опору и басня о многих циклопах, из которых каждый имеет свой глаз во лбу. Предания об одноглазых великанах составляют общее достояние всех индоевропейских народов, а потому не чужды и славянам.

Итак, дневное, озаренное солнцем небо олицетворялось в образе божества, во лбу которого горит единственный глаз; напротив, ночное небо, усеянное бесчисленными звездами (Ουρανός άδτερόεις), греки представляли многоглазым Аргусом. Убитый Гермесом, он был превращен Герою в павлина: миф, возникший из поэтического уподобления звездного неба великолепному, блистающему яркими звездочками хвосту павлина. По древнегерманскому сказанию, когда светлые асы убили великана Thiassi, Один взял его глаза и забросил на небо, откуда кажутся они двумя звездами; если допустить догадку Я. Гримма, то эти глаза сияют в созвездии Близнецов. Но еще чаще звезды принимались за очи небесных карликов, в образе которых древний миф воплотил обитающие в облаках молнии. Так как ночной мрак сравнивался с темными тучами, а звезды – с блестящими в них молниями, то отсюда понятен переход к представлению звезд очами карликов. В Средние века место этих последних заступили ангелы; в ночные часы они кротко взирают на землю из своих небесных чертогов и охраняют мирный сон человека; в Германии запрещают детям указывать пальцем на звезды, чтобы не уколоть очей своему ангелу-хранителю. Из глаз убитого мальчика мифический кузнец Volundr выковал драгоценные камни, что стоит в связи с уподоблением звезд самоцветным каменьям, рассыпанным по небесному своду; разгоняя облака и туманы, бог-громовник как бы кует эти богатые украшения и прикрепляет их своим молотом к высокому небу. Селене (луне) греки давали эпитет светлоокой = γλαυωωπις.

Стих о голубиной книге поведает, что зори утренняя и вечерняя, светел месяц и частые звезды зачались от очей божиих, или по другому варианту – что свет у нас светится от господних очей; с этим согласно любопытное украинское сказание: «Iz pocetka ne biase nista nego Bog, i Bog spavase i snivase. Vieke yjekova mu taj san trajase. Nu sudjeno bi, da se probude. Prenuv se iza sna ozirase se i svaki pogled mu sepromieni u zviezdu»[79]79
  Перевод: «Изначала не было ничего, кроме Бога, и Бог покоился и спал. Века веков продолжался тот сон. Но суждено было ему пробудиться. Очнувшись от сна, он стал озираться, и всякий взгляд его превращался в звезду».


[Закрыть]. По индийскому преданию, солнце создано из глаз Брамы. Утренняя заря предшествует восходящему солнцу, точно так, как вечерняя провожает его при закате; она есть только отблеск от сияния его божественного ока. Потому сербы «восход солнца» называют прозором божиим; в народной песне поется, что Бог заповедал трем ангелам сойти на землю:

 
од божиjег` прозора,
од сунчевог` истока.
 

Слово «прозор» (болг. прозорец, прозорче) имеет один корень со словами «заря», «зрак», «про-зреть» и означает: окно. В нашем языке окно (уменьш. окошко, оконце) как отверстие, пропускающее свет в избу, лингвистически тождественно со словом «око» (снк. aksha совмещает обозначение); окно, следовательно, есть глаз избы. В южной Сибири словом «очко» называют маленькое окошечко в питейных домах, через которое подают водку. Народная загадка, означающая «глаз», говорит: «Стоит палата, кругом мохната, одно окно, и то мокро»[80]80
  «Для празднования Семика выбирают лучший дом в селе, ставни окон (которого) выкрашены зеленою краскою, и по широте ставней намалевано черною краскою подобие лица: это изображение солнца… Замысловатая русская символика в этом изображении видит отношение окна к солнечному свету, входящему в дом через окно». Малорусская загадка обозначает окно, дверь и печь в следующих выражениях: «Одно просить: свитай, Боже! Друге просить: смеркай, Боже! Трете мовить: мени все одно, як в день, так в ночи!»


[Закрыть]. С восходом солнца небо, до той минуты погруженное в ночной мрак, прозревает; на востоке вспыхивает красная заря, и вслед за нею показывается самое светило. Появляясь на краю горизонта, оно как будто выглядывает в небесное окно, открытое ему богинею Зорею. Болгарская загадка о ночном времени выражается: «У Господа един прозорец, а чрез него той не гледа»; а русская о восходящем солнце: «Красная девушка в окошко глядит». По словам чешской сказки, Солнце к вечеру ворочается домой западным окном, а поутру выходит странствовать по свету восточным окном[81]81
  В числе других имен, присвоенных солнцу в санскрите, оно называется также «окном небесных пиров».


[Закрыть]. Германцы верили, что бог Воутан озирает землю из окна своего небесного чертога[82]82
  Лонгобардская сага рассказывает, что вандалы молили Гводана о победе над винилами; бог отвечал, что дарует ее тем, которых прежде увидит при своем пробуждении. Покровительствуя винилам, Фрея научила их, чтобы рано поутру обратились они на восток к окну, из которого обыкновенно смотрит Гводан.


[Закрыть] и потому знает все, что творится между людьми. У Гомера сказано, что Гелиос все видит и все ведает. Солнце, Месяц и Звезды – зоркие небесные стражи, от глаз которых ничто не укроется; к ним обращаются герои народных сказок с расспросами во всех трудных случаях жизни: «Вы, – говорят они, – светите во все щели, вам все ведомо!» В одной немецкой сказке добрый молодец отправляется искать потерянную сестру и приходит к красавице-Солнцу («eine schone Frau – das war die Sonne»). Она принимает его дружелюбно и дает обещание посмотреть на другой день попристальнее – «und am andern tage hat die Sonne geschienen so hell und so heiss, dass die Matter und das gras verdorrt sind». У всех народов существует убеждение, что небесные боги взирают с высоты на землю, наблюдают за поступками смертных, судят и наказуют грешников[83]83
  В средневековом сказании об Александре Македонском приведены слова Дейдамия: «Бог все ведает, пред ним ничто не утаено; солнце, месяц и звезды суть очи его».


[Закрыть]. Из этих данных объясняются сказочные предания: а) о чудесном дворце, из окон которого видна вся вселенная, а владеет тем дворцом прекрасная царевна (= Солнце), от взоров которой нельзя спрятаться ни в облаках, ни на суше, ни под водами; b) о волшебном зеркальце, которое открывает глазам все – и близкое и далекое, и явное, и сокровенное. Там, где в русской сказке завистливая мачеха допрашивает волшебное зеркальце, в подобной же албанской сказке она обращается прямо к Солнцу. Народные загадки уподобляют глаза человеческие зеркалам и стеклам: «Стоят вилы (ноги), на вилах короб (туловище), на коробе гора (голова), на горе два стекла (или зеркала = глаза)»; ср.: глядильцо – зрачок глаза и гляделка, глядельце – зеркало; то же сродство означенных понятий обнаруживается и словом зеркало (= зерцало, созерцать). В древности зеркала были металлические; а потому мифическое представление солнца зеркалом, известное еще греческим философам, совпадало с уподоблением его золотому щиту, о чем будет сказано в следующей главе. Раскольники уверяют, что в зеркало по ночам смотрится нечистая сила, т. е. во время ночи блестящий щит солнца закрывается демонами мрака. Вероятно, и примета, что разбитое зеркало предвещает несчастие или смерть, указывает на солнечное затмение, когда, по народному воззрению, нечистая сила нападает на это светило и стремится уничтожить его.

Не только с солнцем, но и с месяцем и звездами соединялась мысль о небесных окнах. Небо, по народному выражению, – терем божий, а звезды – окна, из которых смотрят ангелы. Связывая это представление с верою в зависимость судьбы человеческой от звезд, поселяне наши утверждают: как только народится человек, то Господь тотчас же велит прорубить в небе окошечко и посадит к нему ангела наблюдать за делами и поступками новорожденного в продолжение всей его жизни; ангел смотрит и записывает в книгу, а людям кажется, что то звезда светится. А когда человек умрет – окно запирается, и звезда исчезает = падает с неба. Малорусские колядки изображают светила дня и ночи – окнами в небесном храме:

 
Церкву ставлять, викна будують:
Одно виконце – ясне сонце,
Друге виконце – ясный мисяц,
Трете виконце – ясны зирки.
 

В первый день Светлой недели, встречая весну, крестьяне выходят в поле смотреть с пригорков на игру лучей восходящего солнца и, как скоро оно покажется на краю горизонта, начинают причитывать:

 
Солнышко-вёдрышко,
Выгляни в окошечко!
 

Причитанье это обращают к солнцу и тогда, когда темные тучи заволокут небо и настанет ненастье; на Украине говорят: «Сонечко, Сонечко! Одчини, боже, виконечко». В народной сказке, замечательной по свежести древнемифических представлений, Иван-царевич, будучи преследуем злою ведьмою, скачет к теремам Солнцевой сестры (= Зори) и просит укрыть его: «Солнце, Солнце! Отвори оконце». Приготовляя с вечера опару для поминальных блинов, крестьянки становятся против месяца и шлют к нему такое воззвание: «Месяц, ты Месяц, золотые твои рожки! Выглянь в окошко, подуй на опару». По преданию русского народа, сам Бог научил человека делать окна. Долго люди не знали, как бы предохранить себя от непогоды и стужи; наконец черт ухитрился и выстроил для них избу: всем бы хороша – и тепло, и уютно, да темно, хоть глаз выколи! Сколько ни возился лукавый, а этому горю не помог. Но явился Господь и прорубил окно; с тех пор люди стали строить избы с окнами. Это один из древнейших мифов, примененный позднее, при забвении метафорического языка, к жилью человека. В грядах зимних облаков нечистая сила созидала свои постройки, помрачающие светлое небо; но весною являлся бог-громовник, рубил молниями тучи и давал миру свет, или, выражаясь метафорически, прорубал окно в небесном чертоге.

Называя солнце глазом, народ невольно должен был соединить с его закатом мысль о сне, смежающем очи, а с восходом – мысль о пробуждении. У индейцев Северной Америки встречаем следующее любопытное поверье: когда бог Солнце закрывает свои очи, тогда наступает темная ночь, подобно тому, как человек, зажмуривший глаза, лишается света и возможности видеть, различать предметы. У нас это представление выразилось в пословице: «Чем черт не шутит, когда бог спит», т. е. ночью, когда перестает светить солнце и всем овладевает нечистая сила мрака. Малорусы о солнце, скрывшемся на западе, говорят: «Солнце спочило»; по пословице «Солнце днем работает, а ночью отдых берет». Сербы убеждены, что не следует говорить: солнце зашло или село, а «смирило се (легло на покой) сунце». «С Успеньева дня (15 авг.), говорят великорусские крестьяне, солнце засыпается», т. е. ночь удлиняется, а день становится меньше. Выражение: «солнце садится», употребительное и в других языках, указывает на стул, седалище, на котором отдыхает божество от дневных забот; закат солнца в др. – верх. – нем. – sedalkanc, англос. setelgong; наряду со словом sedal Гримм ставит выражение kadam, ср. верх. – нем. gaden – cubiculum. Утомленное Солнце жаждало к вечеру успокоения и не только садилось, но и возлегало на постель и предавалось сну: «Muss doch zu ruste (слово это означало и покой, и захождение солнца) gehen, so oft es abend wird, der schone himmelsschild»; простой народ в Германии боялся в старину говорить о солнце, что оно заходит, а выражался: «Sie gieng zu rost und gnaden». По литовскому сказанию, Вечерняя Звезда, заступающая место Зори, приготовляла богу дневного света мягкое ложе. Поутру Солнце пробуждается – erwacht, и греческая Эос (утренняя заря) встает с постели (έχ λεχέων) Тифона, своего бессмертного супруга. Наоборот, месяц и звезды бодрствуют ночью и удаляются на покой с началом дня; болгары, завидя перед рассветом падающие звезды, думают, что они отправляются спать.

Как свет уподоблялся зрению, так в свою очередь зрение нередко получало значение света. Из древнеязыческих преданий о создании человека видно, что сродство этих понятий послужило основою весьма знаменательного мифа о происхождении человеческих глаз. По свидетельству старинных славянских и немецких памятников, восходящих до XII столетия, очи человеческие создались от солнца; верование это известно было и древним индусам[84]84
  Апокриф о сотворении Адама: «Поиде Господь Бог очи имати от солнца».


[Закрыть]. В средневековых сказаниях находим басню, что, когда орел состарится и потеряет зрение, он возлегает превыше облаков – к самому солнцу и тем самым исцеляет свою слепоту. Если рукописные свидетельства говорят о происхождении глаз от солнца, то следующие слова одного из записанных мною заговоров приписывают это творческое дело звездам: «Господи Боже, благослови (принять) от синя моря – силу, от сырой земли – резвоты, от частых звезд – зрения, от буйна ветра – храбрости». У разных народов уцелели любопытные предания о том, что глаз человеческий не только видит, но светит и жжет. Народная загадка выражается о «глазах»: «Два вузлика все поле освитять». Интересен вариант этой загадки: «Двомя узликами все поле засию», очи засевают своим светом (= зрением) поле, т. е. сразу обнимают все видимое пространство[85]85
  «Что всего удалей на свете? – Очи; куда ни взглянешь, все вмиг увидишь».


[Закрыть]. Стремительность света, скорый полет птицы и мгновенная передача предметов глазом порождали одно общее понятие о быстроте, и потому как солнце олицетворялось в виде птицы, так и «глаза» народная загадка изображает в такой метафоре: «Сидит птица, без крыльев, без хвоста; куда ни взглянет – правду скажет». Одна пряха, рассказывает немецкая сага, повстречала раз богиню Перхту (Perchta) и, глядя на ее свиту, начала громко смеяться; раздраженная богиня быстро приблизилась, дунула ей в очи – и насмешница в ту же минуту ослепла. Целый год оставалась она в этом печальном состоянии и кормилась милостыней. По истечении годового срока явилась к ней Перхта и кротко сказала: «Voriges jahr blies ich hier ein paar lichtlein aus, so will ich heuer sie wieder anblasen»; с этими словами она дунула ей в лицо, и слепая прозрела. В смелой поэтической картине живописует русская сказка ночь, блестящую звездными очами: злая мачеха посылает падчерицу за огнем к бабе-яге. Поздним вечером приходит она к избушке ведьмы; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят во всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собою дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее родных дочерей, так и жгут огнем: куда ни прятались бедные, глаза везде находили, и к утру превратили их в черный уголь. Рассказ этот живо напоминает нам прекрасный образ трубадура Бертрама даль-Борнио в Дантовом Аде: он несет за волосы свою собственную голову, отделенную от туловища, и освещает ею путь, как фонарем. Самое происхождение огня старинный апокриф возводит к очам божиим: «Вопрос: како огнь зачася? ответ: архангел Михаил за(з)же огнь от зеница господня и снесе на землю», т. е. земной огонь произошел от божественного глаза = солнца.

Такое сближение понятий света и зрения проведено в народной речи до мельчайших подробностей. Так кривого человека, лишившегося одного глаза, называют полусветье; ибо понятие полного света соединяется с двумя глазами. Наоборот, о солнце, когда оно начинает опускаться к западу, говорят, что оно косится. Кроме того, умаление дневного света, когда заходит солнце или тучи заволакивают небо, уподобляется нахмуренным, полузакрытым очам: а) сумерки (су-мрак) – время солнечного заката, то же что сутёмки, сутемёнки (от тьма, по-темки); морок (обморок) – мгла, туман, облака, паморок (паморока, паморка) – пасмурная погода с мелким дождем, морочный и паморочный – пасмурный, туманный, заморочило – небо покрылось тучами или туманами, и b) мороком – незаметно, невидимо, сумёриться – нахмуриваться, надвигать брови на глаза, сумёря – кто смотрит нахмурясь, сердито; подобно тому невыгляд – угрюмый человек. Слово «мерещиться» значит: и темнеть, и плохо, слабо видеть: «Тебе, видно, так померещилось!» Мизйкать – издавать слабый свет, а мизюкать (мизюрить) – худо видеть, смотреть полуоткрытыми глазами.

Не менее знаменательно свидетельство следующих речений: а) хмора – туман с мелким дождем, хмара и хмура – туча, облако, густой туман, хмарно – туманно, пасмурно, хмарить – делается ненастье, собираются тучи, нахмарило – солнце скрылось за тучами, и b) хмуриться – опустить брови, что придает лицу суровый, «пасмурный» вид; нахмариться – сделаться угрюмым, «мрачным», нахмару – в дурном расположении духа, хмурно – худо, хмара (хмыра, хмура, нахмура, хмурый) – угрюмый, невеселый человек; жмурить – закрывать глаза, жмурки – игра с завязанными глазами. До сих пор слышится в разговорной речи выражение: смотреть или нахмуриться сентябрем, т. е. смотреть исподлобья, надвинув на глаза брови. Такой суровый взгляд уподобляется сентябрьскому солнцу, отуманенному осенними облаками. Наоборот, ненастной погоде, предвещающей дождь, говорят: небо хмурится; следовательно, облака и тучи, издревле называемые на метафорическом языке волосами, здесь сравниваются с бровями и ресницами, а солнце – с глазом. Сличи также: моргать, моргай – человек, закрывающий глаза = жмура, и моргасйнница – сумрачная, осенняя погода с мелким дождем, моргаситься – накрапывать мелкому дождю. Слова эти указывают на поэтическое уподобление небесных светил, беспрестанно потемняемых бегущими облаками, моргающим очам. В связи с приведенными данными стоит народное поверье, что слезы прочищают недобрые (косые, черные и с нависшими бровями) очи и отымают у них злую силу – подобно тому, как дождь очищает небо от темных туч. Рядом с мифическим представлением облаков бровями и ресницами слезы стали метафорическим названием дождя и росы; по свидетельству стиха о голубиной книге, который так много дает мифических представлений, дожди дробные и роса создались от слез божиих; в росе древний человек видел слезы, роняемые богиней Зорею.

Язык не только сближает умаление света с ослаблением зрения, но и в совершенном отсутствии первого узнает слепоту: темнёсь, темь – ночной мрак, темень – тучи и темный – слепой, темняк – пасмурный, не веселый человек, темнуха – нелюдимая женщина, стемнеть – ослепнуть, туман и тумата – слепота. Утрата зрения приравнивается темным тучам и непроглядной ночи. Вместе с этим, как шумно пролившийся дождь выводит из-за туч ясное солнце, или, говоря мифическим языком: возвращает способность зрения этому всесветному глазу и как роса, падающая на утренней заре, предвещает скорое пробуждение солнца, так думали и верили, что весенний дождь и утренняя роса могут исцелять слепоту очей. Народная русская сказка сообщает нам предание о живой воде, возвращающей слепому царю зрение: в основе этого предания кроется древнейший миф о весеннем дожде, в ливнях которого умывается пробужденный от зимнего сна царь-Солнце. В другой сказке («О правде и кривде») упоминается гремячий ключ, наделенный чудесною силою восстановлять потерянное зрение. «Гремячими» источниками называются те, которые, по народному поверью, произошли от удара молнии: в первоначальном значении это – дождевые потоки. Немецкая сказка говорит о подобном же источнике: едва две капли воды, взятой из него, коснулись глазных впадин слепого, как он тотчас же прозрел. То же целебное свойство приписывается славянскими и немецкими преданиями росе и слезам[86]86
  «Как только упали две слезы в глазные впадины слепого – в этих ямках вновь заблистали ясные очи».


[Закрыть]. В духовном стихе «Сорок калик со каликою» находим следующий эпизод: когда Михайло-Потык Иванович был оклеветан в покраже княжеской чаши, то калики «ясны очушки у него повыкопали» и бросили несчастного в раздольице – чисто поле. Михайло-Потык Иванович подполз к сыру дубу:

 
Прилетела птица райская,
Садилась на тот на сырой дуб,
Пела она песни царские;
«Кто в эту пору-времячко
Помоется росою с этой шелковой травы,
Тот здрав будет!»
 

Михайло догадался, умылся росою, и в тот же миг зарастались его раны кровавые, стал он молодцем по-прежнему. В хорутанской сказке указывают на целебную росу вилы (облачные девы): «I dosle su vile i spominjale su se, de bi ov clovek znal da bi zorjinum rosum (росою на заре) oci namazal, mam bi pregledal». Наши поселяне до сих пор на Юрьев и Иванов дни собирают росу как спасительное средство от глазных болезней и моют ею хворые очи при чтении заговора. В Оренбургской и других губ. умывают больные глаза водою, взятою из святого колодца; в Калужской и смежных губ. страдающий глазами идет к роднику, бросает в него копейку как жертву водяному божеству и почерпает в склянку воды, приговаривая: «Как чиста эта вода, так были чисты и мои очи!» Потом достает со дна источника горсть песку, с приговором: «как здорова эта земля, так были бы здравы и мои очи!» Песок этот прикладывают к больным глазам, а водою промывают их три раза в сутки. Обычай лечить глаза ключевой водою засвидетельствован и в житии Константина Муромского[87]87
  Старинный лечебник советует: «Аще у кого будет бельмо на глазе, (возьми) кобылье молоко с медом, помажи онеми бельмо, и сгонит с ока». Кобылье молоко и мед – метафоры дождя (см. ниже).


[Закрыть]. Не одни небесные светила, но и самая молния казалась древнему человеку зрячею. Часто мелькающая зарница, которая то озарит небо мгновенным блеском, то спрячется за темными тучами, была сближаема с мигающим глазом, который то взглянет, то закроется веками: сравни мигалы – глаза, веки и мигать – заступать свет, и говоря о молнии: сверкать; нем. blick и blitz (древняя форма обоих слов: blic = взгляд, блеск, молния). Малорусы называют зарницу моргавкою (от моргать) и, глядя на ее отблеск, говорят: «Моргни, моргни, моргавко!» Сказки чехов и словаков рассказывают о великане Быстрозорком (Bystrozraky или Zarooky), от всевидящих и острых взглядов которого воспламеняется огнем все, что только может гореть, а крепчайшие скалы трескаются и рассыпаются в песок (подобно тому, как распадаются столбы от взоров иотуна в одной из песен Старой Эдды, и потому он вынужден носить на своих глазах повязку. У немцев великан этот известен под именем der Scharfaugige. Наши сказки знают могучего старика с огромными бровями и необычайно длинными ресницами; брови и ресницы так густо у него заросли, что совсем затемнили зрение; чтобы он мог взглянуть на мир божий, для этого нужно несколько силачей, которые бы смогли поднять ему брови и ресницы железными вилами. Этот чудный старик напоминает малороссийского вия – мифическое существо, у которого веки опускаются до самой земли, но если поднять их вилами, то уже ничто не утаится от его взоров; слово «вии» означает ресницы. Народное предание о вие знакомо всякому, кто только читал Гоголя; заметим, однако, что некоторые любопытные черты не вошли в его поэтический рассказ. В Подолии, например, представляют вия как страшного истребителя, который взглядом своим убивает людей и обращает в пепел города и деревни; к счастию, убийственный взгляд его закрывают густые брови и близко прильнувшие к глазам веки, и только в тех случаях, когда надо уничтожить вражеские рати или зажечь неприятельский город, поднимают ему веки вилами[88]88
  Stigande имел всеистребляющие взоры; когда он попался в плен, на голову его надели мешок, но ему достаточно было небольшой дыры в мешке, чтобы взглядом своим спалить все зеленое поле.


[Закрыть]. В таком грандиозном образе народная фантазия рисовала себе бога-громовника (Деда Перуна); из-под облачных бровей и ресниц мечет он молниеносные взоры и посылает смерть и пожары[89]89
  Под скалами и замками, падающими от взглядов громовника, разумеются тучи.


[Закрыть]. Зевсу стоит только кивнуть своими черными бровями, как весь Олимп (небо) потрясается; когда Тор гневается, он нахмуривает свои брови. Человек с густыми, сросшимися бровями у южных славян называется волчьим глазом точно так же, как облачному Зевсу давался эпитет ликейского (т. е. волчьего): оба прозвания возникли из древнейшего олицетворения тучи волком (см. гл. XIV). Иногда вместо длинных ресниц и бровей, закрывающих глаза громовника, служит ему повязка, т. е. облачный покров. Тождественные представления, созданные фантазией для «ночи» и «грозы», повели к слиянию этих различных явлений природы в области мифа. Как темное небо ночи блистает бесчисленными очами-звездами, так из мрака ночеподобных туч сверкают многоочитые молнии; и те, и другие равно погасают, как скоро на просветленном небе появится торжествующее солнце. В утреннем рассвете видели ту же самую борьбу света и тьмы, что и в весенней грозе, и вот почему стоглазый Аргус погиб от руки Гермеса, как гибнут демоны-тучи под ударами громовержца. С нашими преданиями о вие и тех страшных черепах, из которых глядят пожигающие очи, родственно греческое сказание о голове Медузы: это была одна из трех сестер Горгон (от санскр. garj – рыкать, выть, греметь); всякий, на кого упадал ее взор, делался жертвою смерти (= превращался в камень); Персей отсек Медузе голову, и голова эта явилась потом на щите Афины, воинственной богини-громовницы[90]90
  Горгоны жили на западе, у великого океана, в соседстве Ночи и Гесперид (т. е. во мраке дождевых туч), изображались крылатыми и со змеями вместо волос: крылья – символ бурных полетов, а змеи – извивающихся молний.


[Закрыть].