Текст книги "Под прикрытием"

– Что угодно господам? – русский его был хорош, почти без акцента…

– Тю… Как в лучших домах Лондона и Парижа, – удивился Иван. – Ты где так, братец, на нашем лопотать научился?

– Так тут половина ваших, хочешь не хочешь, а научишься. Чего изволят уважаемые господа?

– Пожрать на нас всех, солидно так. С мясом. Только никаких изысков. И если собачатину предложишь…

– Как можно-с… – половой весьма натурально изобразил возмущение, даже это «-с» было, словно у самого настоящего русского трактирного полового, – у нас все свежее. Барашек еще утром своими ногами бегал.

– Ну, вот и тащи. И пива – на всех.

– А чего покрепче?

– Воздержимся! Что сказал, то и принеси… – Иван отказался за всех, окончательно убедив окружающих в том, что он русский караванщик. Если был бы «купец» – от «покрепче» не отказался бы, а тут ему машину вести, пьяным никак нельзя быть.

– Сей секунд-с… – половой исчез.

Абдалла сделал знак Кариму, тот наклонился, чтобы не разговаривать громко.

– Я отойду на время… Надо проверить…

– Помочь?

– Нет…

Абдалла тоже исчез – пуштуны вообще обладали удивительным свойством незаметно и быстро исчезать и появляться. Как будто из воздуха…

Жратву притащили – на двух громадных блюдах, которым по виду было несколько сотен лет, сделанных… кажется, из меди. Все как заказывали – большие стеклянные кружки с пивом, конечно, консервированным, пиво в этих местах не варили. Здоровенная гора риса (он в этих краях был вместо картошки), аппетитно дымящиеся ломти мяса с корочкой, зелень…

– Э, а ложки-вилки?

– Это едят руками, господин…

Русские переглянулись…

– Эх, и учить вас всему надо… – проворчал Иван, доставая из нагрудного кармана пластиковую армейскую ложку, какие шли в сухих пайках. Ни один уважающий себя солдат Империи не ходил без такой вот ложки в кармане. Как говорится, если есть возможность пожрать, не упускай ее, неизвестно, когда такая возможность представится еще. А мясо руками придется, вилок в наборе нет.

Половой не отставал…

– Может, уважаемым господам нужно что-то еще?

Иван оторвался от еды.

– Что именно?

– Патронов можно продать, оружия…

– Этого хватает…

– Может, тогда господам нужны женщины? Или кому – бача[32]32
  Бача – мальчик, паренек. Я уже говорил, что в Афганистане гомосексуальная связь мужчины с несовершеннолетним мальчиком является вполне обычным делом и не осуждается.


[Закрыть].

Десантник положил ложку.

– Иди-ка ты, милый друг, отсюда… Руссо туристо – облико морале[33]33
  Из одной известной кинокомедии.


[Закрыть] – слыхал? Вот и давай. Двигай!

Карим в разговор не вмешивался, но про себя отметил, что инструктаж мужикам давал кто-то, неслабо разбирающийся в местных тонкостях. Снять местную даму означало, во-первых, чем-нибудь заразиться, во-вторых, с большой долей вероятности лишиться груза, а то и машины в придачу. Что такое клофелин, здесь тоже знали. Конечно, это «вроде бы нормальное» заведение, но рисковать все равно не стоило.

– Интересно здесь…

– Еще бы… – Карим, в отличие от всех остальных, брал рис не ложкой, а руками, как местный житель, – здесь, если головой думать, состояние заработать можно. Это у нас, в принципе, все есть, а здесь все – дефицит, за что ни возьмись. Видишь, народа в камуфляже сколько? Наши, русские караванщики, если бы не они, здесь бы уже с голоду повымирали. А британцы гадят, как могут…

– Зачем? – один из водителей поднял глаза от блюда с едой. – Это же их земля. Зачем так поступать на своей земле?

– Зачем… Каждый живет по-своему. Если русские, приходя на какую-то землю, относятся к ней как рачительные хозяева, считают ее такой же родиной, как всю остальную землю, то британцы приходят на чужие земли как грабители. Для британца есть только одна родина – их маленький остров, ради которого они готовы умирать, а здесь для них – всего лишь данная им Господом земля, на которой живут дикие, жестокие племена. Здесь они добывают полезные ископаемые, здесь они размещают военные базы, чтобы угрожать нам оружием, сюда они продают втридорога товары своей промышленности, кстати, хреновые. Но людей, которые здесь живут, они грабят и убивают. И если дать им волю – британцы ограбят весь мир…

Разборка началась на выходе и началась внезапно. Инициаторами ее были «бенгальские тигры» – один из сильнейших кланов индийских водителей. Повода для разборки по сути не было – хотя глобальный повод имелся. Дело в том, что испокон веку по этой трассе, по этому караванному пути, водили свои караваны индийцы, и конкурентов у них не имелось. А теперь пришли русские. Ну и как, скажите, с ними конкурировать? У индийцев – купленные втридорога машины производства «Бритиш Моторс Корпорейшн» – чаще всего марок «Лейланд» или «Бедфорд». Новую машину мало кто мог себе позволить – покупали подержанную, лет по двадцать отходившую, минимум. У русского караванщика – списанный из армии, пяти-семилетний «АМО» или «КУН», который он приобрел на распродаже списанного казенного имущества за копейки – мощная, прочная, тяжелая полноприводная машина с кабиной, подготовленной под бронирование. Заправляется русский у себя дома, чаще всего на армейской заправке задешево, ремонтируется – там же, в армейском рембате, по знакомству. Решил забронировать кабину – армейские рембатовские умельцы тебе за два часа бронеплиты навесят. Оружие – да сколько угодно, как правило, и вовсе бесплатное, выданное при увольнении из армии, потому что русскими караванщиками чаще всего были отставные военные, служившие в Туркестане. Ну и разборок – никаких, в одной же армии служили, это тебе не Индия, где несколько десятков водительских кланов. И как прикажете с ними конкурировать?

Вот и началось…

Толкнули Ивана как раз, когда он и остальные караванщики, откушав риса с мясом и подзаправившись пивом, решили выйти подышать свежим воздухом и покурить. Карим остался в трактире, ждать Абдаллу. Решили получить оружие – на всякий случай, хотя планировали еще вернуться в трактир – просто стремно без оружия. Просекли момент и индийцы – когда русские стали выходить, поднялось человек двадцать. Все крепкие, молодые, черноглазые, с витыми кожаными поясами – мало кто знал, что в поясах скрывался свинец, и это тоже было оружие…

Десантник повернулся – индийцы стояли за спиной, стояли плотной кучей.

– Вийдем, да-а-а… – протянул один из них на плохом русском.

– Выйдем так выйдем… – недобро ухмыльнулся десантник, русский солдатский ремень с латунной пряжкой, еще и свинцом утяжеленной, мало чем уступал индийскому оружию. Да и офицеры русского десанта в отставке, занимавшиеся в армии кто самбо, кто боксом, кто саватом, даже внешним обликом превосходили более худощавых индийцев.

Индийцев было больше, но результат поединка обещал быть явно не в их пользу, что водители, что охранники настраивались на победу и только на победу. Большая часть «поединщиков» уже вышла на посыпанную каменной крошкой стоянку, как вдруг шедший первым индиец, который и был зачинщиком всей этой бузы, остановился как вкопанный.

У машин стоял Абдалла – и подростком в тот момент он никому не показался, это был взрослый мужчина без всяких скидок.

Индиец приблизился к Абдалле, о чем-то спросил его на гортанном, незнакомом языке, Абдалла ответил – раздраженно, на повышенных тонах. Тот снова что-то сказал, но Абдалла его перебил, снова произнес несколько слов, показывая на себя и на русских. Индиец, опустив голову, повернулся к толпе – русским и индийцам…

– Пра. прасти… – для выражения искренности своих эмоций он даже приложил руку к груди…

Индийцы пятились от русских – не уходили, а именно пятились, хотя их было намного больше. Русские мрачно смотрели им вслед…

– Зачем мы остаемся на ночь? – спросил Карим.

– Завтра утром мне скажут, свободна ли дорога впереди, эфенди, – ответил Абдалла. – На то, чтобы это узнать, требуется время.

– А если несвободна?

– Будем искать обходной маршрут. Либо придется примыкать к какому-то большому каравану. На этих путях опасность подстерегает на каждом шагу, эфенди.

– Никому из нас не привыкать к опасностям.

– Но глупо сложить голову просто так, из-за своей неосторожности…

Карим поднял голову, посмотрел на небо. Как везде в горах, звезды – большие, яркие, кажется, стоит только руку протянуть – и вот она, кусочек солнца у тебя на ладони. Карим был в горах у себя на родине, даже там звезды не такие. Но у них в горах – лечебницы, курорты, а здесь…

– Почему ты не общаешься с женщинами, эфенди? – Абдалла смотрел с любопытством на Карима.

– Пока не хочу.

– Может, тебе нужен бача? Только скажи…

– Бача мне тем более не нужен. У нас это не принято.

– Ты странный человек, эфенди… – протянул Абдалла. – Я первый раз вижу человека с севера и удивляюсь, какой ты странный.

– Понимаешь, Абдалла… У меня есть женщина, она меня любит и ждет. И я ее тоже люблю…

– Но разве у тебя нет денег на еще одну женщину? Ведь в Коране сказано…

– Вспомни, Абдалла, у пророка Мохаммеда, да будут благословенны дела его, была только одна любимая жена. Хоть я и правоверный, но у нас в стране правоверные имеют только одну жену. А бача мне не нужен, у нас это считается страшным грехом.

– Да? А англизы, хотя у них и белая кожа, они не прочь провести время с бачой, я слышал разговоры об этом. И мулла говорил, что в походе, когда нет женщин, правоверный может совокупиться с другим правоверным, и в этом не будет греха…

– В нашей стране за эти слова правоверные побили бы такого муллу камнями. Англизы творят грех сами и хотят, чтобы грех творили вы. Нигде в Коране не сказано, что правоверный может совокупиться с правоверным и в том не будет греха. Это харам[34]34
  Харам – нельзя, запрещено, соответствует понятию «грех» в христианстве.


[Закрыть], тот, кто это сделает, перестает быть угодным Аллаху.

– Понятно… – Абдалла переваривал услышанное, он был воспитан на уважении к словам муллы, но и слова своего спасителя, показавшего, что он достойный воин, тоже нельзя было игнорировать. – А расскажи мне про то, как ты попал в армию? Ты больше похож на одного из нас, чем на человека с севера…

– Как я попал в армию? Мы, наш род, уже давно служим Белому Царю. Это было давно, Абдалла, больше семидесяти лет назад. Тогда моя родина называлась Османской империей, и ее правители примкнули к англизам, когда те пошли войной на Россию. Они сделали это потому, что англизы обещали в случае победы отдать во владение Османской империи Крым и Кавказ. Но русские разбили армию англизов, а потом пришли и на нашу землю. Огромная армия, которой командовал генерал Корнилов, осадила нашу столицу Стамбул, а корабли под командованием адмирала Колчака подошли вплотную к берегу и начали стрелять из орудий, а потом высадили десант. Бой продолжался пять дней и пять ночей, город был залит кровью, а из-за дыма не было видно солнца. Мой прадед сражался с этими русскими и погиб в уличных боях, а моего деда и его брата, тогда они были еще детьми, нашли русские солдаты. Но они не убили их, а взяли с собой, а потом отдали в военное училище, потому что у этих детей никого из родных не было в живых. Хотя они были детьми врагов, русские все равно хорошо относились к ним и учили военным наукам. Потом и дед, и его брат, закончив военное училище, поступили на службу Белому Царю, в его армию. Тогда как раз шла война, бандиты и душманы нападали на русских…

– Но разве русские не захватили вашу землю? Почему же твой дед стал им служить?

– Да, русские захватили нашу землю. Но Белый Царь запретил разрушать наши мечети, запретил мстить нашему народу за своих погибших – хотя русских на нашей земле погибло много. Скажи, Абдалла, если англиз убьет пуштуна, что ему за это будет?

– Да ничего… – уверенно ответил Абдалла, – ничего не будет.

– А вот если русский убьет турка, его за это жестоко накажут такие же русские, как и он сам. Понимаешь, в чем разница?

– Разве русские дураки?

– Нет, они не дураки. Просто для них мы – такие же люди. Они не считают нас рабами, они обращаются с нами, как с равными. Русские солдаты должны были убить моего деда и его брата для того, чтобы они не выросли и не стали мстить. Но они не убили, а спасли их, накормили и отдали учиться. А потом дед приехал в город, где он вырос, тогда он уже назывался Константинополь, и увидел, что люди живут лучше, чем жили при султане. Поэтому он и стал служить Белому Царю, понимая, что его правление несет туркам добро. Он воевал долго, очень долго, и вышел в отставку уже старым и уважаемым человеком, перед отставкой он командовал полком.

– А сколько там солдат?

– Много. Очень много солдат в полку. Мой отец был гражданским человеком, он даже женился на русской женщине, но я внешностью пошел в отца. Я решил продолжить путь деда, только служить не в армии, а на флоте.

– А когда приходят англизы, они убивают. Я слышал, что в одном месте они задумали отомстить за то, что неподалеку сожгли их колонну. Они пришли в кишлак, но там оставались только женщины и дети, мужчин не было, потому что те ушли в горы с оружием в руках. И тогда англизы, струсив лезть в горы и сражаться с мужчинами, стали бросать детей в ущелье и наблюдать, как матери прыгают за ними. А оставшихся они сожгли заживо.

– Русские бы так никогда не сделали. Русские воины не воюют с женщинами и детьми, они воюют только с мужчинами.

– Мой дед, отец моего отца, бывал в вашей стране. Он говорил, что в вашей стране живут достойные воины…

– Это так…

– А ваша армия велика?

– Да, воинству Белого Царя нет счета.

– Почему же тогда они не идут на нашу землю войной?

Карим задумался…

– Ну, согласись, эфенди… – настаивал Абдалла, – ведь воин не может не воевать. Если у вас столько мужественных воинов, почему вы не захватите земли соседей?

– Почему… Видишь ли… Наша земля велика и обширна, нам вполне хватает того, что у нас есть. Белый Царь хочет мира, он не хочет ни чужих земель, ни чужих подданных. Ему достаточно своих. Поэтому, Абдалла, Белый Царь не стремится завоевать пуштунские земли, он просто помогает вам. Если же пуштуны соберут Лойя Джирга[35]35
  Лойя Джирга – сход старейшин племен, высший орган власти Афганистана. Корни этого уходят в глубокую древность.


[Закрыть], придут к Белому Царю и попросят принять их в свое подданство, тогда он скажет свое слово.

– Знаешь, эфенди… – нарушил наконец воцарившееся молчание Абдалла. – Я не столь мудр, как мой отец, шейх Дархан. И я не столь мудр, как ты. Но я скажу тебе – это не моя мудрость, это мудрость моего народа. Если не нападаешь ты, нападут на тебя. Запомни, никогда не происходило по-иному…

Карим вздрогнул. Слова пуштунского бачи, подростка, прозвучали, как страшное пророчество…

Картинки из прошлого

14 мая 1993 года.

Южный учебный центр подготовки войск

специального назначения.

Где-то в Туркестане

– Равняйсь!

Строй пацанов – никому из них нет и двадцати – длинношеих, голенастых, с совсем еще детскими лицами, невпопад выполняет команду. Тяжелые рюкзаки – их теперь придется носить с собой даже в сортир, давят на плечи невыносимой тяжестью, выгибая вперед грудь, автомат неудобно висит на груди. Пот сразу высыхает, превращаясь в белые, соленые разводы на странной желто-серой форме, ботинки тяжелые, сложно представить, что в них придется бегать потом марафон – а ведь придется. Солнце печет неимоверно, оно словно хочет сплавить воедино эту желтую, истрескавшуюся от жары землю и стоящих на ней в строю пацанов, отобранных неизвестно как и неизвестно за что. Им уже пришлось преодолеть пятикилометровый марш от железнодорожного полустанка до центра – бегом по сорокаградусной жаре. Инструкторы забыли прислать машины для молодого пополнения. И вот теперь, после пяти километров бегом под палящим азиатским солнцем, они едва стоят на ногах, купаясь в этом призрачном мареве. Фигура инструктора – среднего роста, бородатого, крепкого, в пустынной униформе, кажется сделанной из колеблющегося воздуха, она плывет в раскаленном тумане. В горле так сухо, будто при каждом вздохе глотаешь песок…

– Смирно!

И снова строй, как может, выполняет команду и застывает в изнеможении. Мечта только одна – спастись от этого палящего, истекающего огнем солнца, забиться в любой прохладный уголок, в жилой модуль, в тень палатки, глотнуть вкуснейшей прохладной воды, да можно и не прохладной, можно и из лужи, но воды…

– Вольно!

Инструктор прохаживается перед строем, и он вроде бы совсем не чувствует жару. На плече у него стволом вниз – новейший автомат Коробова с подствольным гранатометом, под обе руки – кобуры с пистолетами. Инструктор внимательно всматривается в мясо — так зовут здесь тех, кто через два года превратится в волков.

– Прежде всего… Я приношу вам искренние извинения… Я забыл, что вы сегодня прибываете, и не распорядился насчет транспорта. Но вы ведь на меня не обижаетесь за эту маленькую оплошность, не правда ли, сынки…

В голосе инструктора слышится какая-то сухая ирония.

– Да пошел ты, папаша… – из последних сил выдыхает кто-то.

– Значит, не обиделись… – заключает инструктор. – Позвольте представиться. Зовут меня майор Тихонов Иван Степанович, и на ближайшие два года – я для вас Царь и Бог. Нет больше у вас ни семьи, ни родины, ничего – только это!

Майор обводит руками длинные ряды палаток, огороженные колючей проволокой.

– Как вы уже знаете, служить вам предстоит в Командовании специальных операций. В спецназе! – майор вдруг переходит на крик: – Если кто этого еще не понял, подохнуть здесь легче, чем где бы то ни было! Кто считает, что ему еще есть ради чего жить на свете – шаг вперед!!!

Строй остается на месте…

– Отлично! В таком случае – у вас час свободного времени! В палатках размещаетесь по четверо, к вечеру каждый должен мне назвать имя командира вашей четверки! И еще! Если кто-то решит, что под маминой юбкой ему будет лучше, вон там – палец майора указывает на вышку с обычной корабельной рындой у самого въезда – есть колокол. Стоит только позвонить – и я лично угощу вас перед отъездом мороженым или холодным пивом, кто чем пожелает. Советую сделать это прямо сейчас, потому что вы мне не нравитесь. Вы самые настоящие мамины сынки! Давненько не видал таких засранцев, как вы! Пощады не ждите! Ну?

И снова строй стоит – из последних сил, но стоит.

– Напрасно… Построение через час, на этом же месте. Разошлись!!!

Сашка Тимофеев к колючке успел одним из первых – поэтому ему досталась вторая палатка с краю. Прохладная тень была уже совсем рядом, но вдруг его толкнули, да так, что он едва не полетел с ног.

– Э, ты чо?!

Обидчиком оказался среднего роста крепкий пацан, с почти сросшимися бровями. Вид у него был весьма нахальный.

– Глохни… – пацан попытался протиснуться в палатку, но упал от ловко подставленной подножки.

– Ах ты! – похожий на татарчонка пацан вскочил, но тут же был остановлен чьей то крепкой рукой:

– Погодь, паря, драться… – Этот, третий, был больше обоих других, явно деревенский – бесхитростные глаза, мозолистые руки, за ним стоял еще один такой же, едва ли не больше первого. – Подерешься потом. Давай, заваливаемся…

Первыми вошли двое здоровяков, потом протиснулись одновременно Сашка и тот наглец. Вот и все. Четверо.

Палатка как палатка. Брезентовая, четыре койки, какие-то металлические тумбочки. И в углу – накрытое крышкой ведро с кружкой. Сашка оказался рядом с ним – потому что ведро стояло у входа, а все ломанулись в палатку.

– На, держи… – Сашка зачерпнул полную кружку воды, протянул своему обидчику. – Бери, чего же ты…

Пацан поколебался, ища подвох, но кружку взял – пить реально очень хотелось.

Сашка утолил жажду последним – и хотя в ведре оставалась еще половина, закрыл крышку…

– Подлянка будет с водой, чувствую. Да и на вечер оставим – все равно, сколько сейчас ни выпей, солнце вытопит – и все.

– Ты откуда, с юга? – спросил второй из братьев, самый здоровый из всех.

– Оттуда. Из Каффрии, долина Бекаа…

– А мы с братом с Рязани, – прогудел первый из братьев, – одногодки мы. Я в январе родился, а Петро – в декабре. Меня Иваном зовут…

– А я с Казани…

– Зовут как? – спросил Сашка.

– Рамилем. Рамиль меня зовут, это имя такое татарское.

– А я Александр. Тимофеев Александр Саввич, из казаков.

Четверо пацанов расселись по койкам. Никто из них тогда еще не знал, что в русском спецназе существует своя система подготовки и отсева. Отсев был намного меньше, чем в той же британской САС, потому что изначально готовили такие вот четверки. Если кто-то решил уходить, решил, что здесь невыносимо – остальные из четверки старались его поддержать, убедить, что нет ничего непреодолимого. После курса подготовки людей из тех четверок, что распались, направляли в десант, во вновь создаваемые особые группы[36]36
  Особые группы – результат осмысления итогов Бейрута. Тогда выяснилось, что старая структура армии плохо приспособлена к современной войне. И Генеральный штаб начал разрабатывать новую оргштатную структуру для частей постоянной готовности – так называемые особые группы. Минимальной боевой единицей было не отделение, а экипаж – всего четыре человека. Это либо стрелковый экипаж – пулемет, снайперская винтовка или гранатомет, два автомата, каждому экипажу обычно придается внедорожник с тяжелым вооружением на турели, либо двум экипажам – БТР. Либо расчет тяжелого оружия – крупнокалиберного пулемета, автоматического гранатомета. Либо снайперский – одна тяжелая снайперская винтовка, две обычных, пулемет. Либо это расчет гаубицы, экипаж боевой машины, экипаж вертолета с бортстрелками, экипаж двух боевых вертолетов – ведущего и ведомого. В общем, минимальная боевая единица. Дальше идет отряд – десять экипажей, сорок человек, плюс командир. Отряд является уже самостоятельной боевой единицей и готовится действовать самостоятельно. Десять отрядов – особая войсковая группа, четыреста человек плюс небольшой штаб.


[Закрыть] – то есть на ступень ниже, несмотря на курс спецназовской подготовки. А вот четверкам, которые образовались сразу и не распались, была прямая дорога в призрачный мир специальных операций. Армия готовила именно так – флот немного по-другому, там все-таки было чуть больше индивидуализма, в воде каждый выгребает сам, а армия именно так. Не только пройди испытания сам, но и помоги своим товарищам.

– Кого выбирать будем? – первым спросил татарчонок, удобно усевшись на своей кровати, первой от полога палатки.

Все молчали. Каждый хотел быть командиром, но и понимал, какая это ответственность. От того, как выбрали командира, во многом зависело – останется четверка здесь через год в полном составе или распадется.

– Я вот что думаю, паря… – нарушил молчание Иван, он был вообще по-крестьянски рассудительным, а слово «паря» у него было одним из любимых, он даже почти не матерился, заменяя ругательства такими вот словечками, – все равно, кто чем живет, мы не знаем и за полчаса не узнаем. А выбирать надо, а то накажут еще. Вот ты, откуда? – обратился он к татарину.

– С Казани, говорю же…

– Вот-вот. А я с Рязани. И брательник мой тоже. Видишь. Ни ты, ни я, как жить на такой жаре, не знаем, у меня скоро мозги расплавятся от всего этого. А Саня вон – он с Восточных территорий, там ведь у вас такая же жара, скажи?

– Нет, не такая. У нас море поближе, да и горы. А тут пустыня, сушь, мать ее в дыхало…

– Ну, все равно ведь жара… Вот ты и будешь нашим командиром. А если что – так мы соберемся, да и порешаем чего. Правильно я говорю, Петро?

– Правильно…

Второе построение прошло уже лучше – по крайней мере, парням удалось немного попить. И хотя палящее солнце моментально превратило выпитую воду в соляные разводы на форме, все равно было чуть полегче…

Да и командир выглядел не таким злым.

– Ну, что, сынки… Никто не надумал отсюда тикать, пока не поздно? Нет? Напрасно…

Майор, словно в раздумье, прошелся перед строем…

– По командам – построиться!

Секундное замешательство, шорох перебегающих ног – и снова монолитный строй.

– Командиры – два шага вперед! Представиться! Громко, чтобы все слышали!

– Курсант Вановский!

– Курсант Хабибуллин!

– Курсант Бадаев!

– Курсант Иванов!

Дошла очередь и до Сашки. Когда инструктор остановился напротив него, тот громко, едва ли не срывая голос, выкрикнул:

– Курсант Тимофеев!

Кто-то кричал дальше, но инструктор дальше не пошел. Он остался напротив Сашки, рассматривая его так… до дрожи в коленках. Александр лихорадочно пытался понять – что же он успел натворить за такое-то короткое время.

– Тимофеев, значит… – словно в раздумье, пробормотал инструктор.

– Так точно!

Инструктор провел ладонью по лбу…

– После отбоя – ко мне. Модуль номер два.

– Так точно!

– Теперь – у каждого из вас должна быть аптечка. Там солевые таблетки. Противно, но привыкнете. Принять по две штуки!

Солевые таблетки и впрямь были у каждого – вкус такой, что едва не выворачивало наизнанку. Потом привыкли.

– Полоса препятствий номер один находится на расстоянии три километра от лагеря! Там – помимо прочего есть родник – совсем рядом! Налево! За мной, бегом марш!

– Господин майор! – Сашка чуть трусил, все-таки офицер вызывает да в первый же день.

– Не заперто! – раздалось из-за двери. – Заходи, курсант!

Инструкторы, в отличие от курсантов, жили не в палатках – в находящихся на огороженной территории жилых модулях, каждый из которых по размерам был равен стандартному сорокафутовому морскому контейнеру. По старой привычке, модули не просто выставили на землю – они были окопаны, окружены рядом колючей проволоки и сверху завешены маскировочной сетью.

Майор переоделся «в домашнее» – просто сбросил куртку, оставшись в хлопчатобумажной футболке, цвета «пустыня». Кондиционер был выключен, в вагончике жарко, как на улице, но следов пота на футболке не было. Вообще…

– Руку дай…

– Какую?

– Любую…

Сашка протянул руку, майор неожиданно сильно схватил ее, провел огрубевшими пальцами по следам от гвоздей. Они все еще оставались – такие кружки…

– Как, говоришь, звать?

– Тимофеев. Курсант Тимофеев Александр Саввич. А вы…

Майор отвернулся, тяжело задышал – словно уставшая, загнанная лошадь. Потом взял себя в руки.

– А я майор Тихонов Иван Степанович, старший инструктор южного центра подготовки войск специального назначения. Тогда – капитаном был. Из Каффрии?

– Да… – Сашка уже все понял.

Майор тяжело протопал в глубь вагончика, взял две большие, едва ли не литровые кружки из пластика, щедро налил туда воды из двадцатилитрового пластикового баллона – нормальной воды тут было мало, привозили в этих самых баллонах.

– Держи. Давай – за встречу, крестник. Ведь это я тогда…

Вода колыхалась в прозрачных стенках стакана – живительная прохлада, ее пьешь – и как бальзам по иссушенному пустыней горлу. Протянуть руку – и вот она, целый литр. Аж в глазах мутит. Чудовищным усилием воли Сашка спрятал руку за спину.

– Чего?

– Там пацаны у меня. Я – их командир.

Майор потер лоб, поставил полный стакан на подвернувшуюся тумбочку.

– Серьезно решил – в спецназ?

– Да.

– Зачем?

– Отомстить.

– За что?

– За все.

Майор отпил глоток из своего стакана, поставил его рядом с первым. Снова прошел в глубь вагончика и вытащил целое богатство – двадцатилитровый баллон с водой, целый, с еще не сорванной пробкой.

– Держи! Дотащишь? Устрой у себя там праздник. Учти, поблажек больше не будет – никаких. Если решишь уйти, уходи, в этом нет ничего стыдного. Мало кто выдерживает, это даже не десант. Если останешься, спецназовца из тебя сделаю, обещаю. Держи!

– Господин майор…

– Не благодари. Иди.

22 июня 1996 года.

Казармы 22-го полка САС.

Герефорд, Великобритания

Двадцать второй полк САС, первый среди равных (были и двадцать третий и двадцать первый, территориальные) располагался в старых казармах в Герефорде – когда-то тут был аэродром, а теперь квартировали спецназовцы, за долгое время переделавшие все, как им понадобилось. Старые казармы привели в божеский вид и построили несколько новых, возвели несколько эллингов для техники, которой у двадцать второго с каждым годом становилось все больше. Причем если раньше в полку пользовались стандартной армейской техникой, то теперь на вооружении появилось немало специальных образцов. Взять хотя бы недавно пригнанные тяжелые МН47, «Летающие вагоны», вертолеты фирмы «Боинг» для специальных операций. Их пригнали две штуки, и для каждого потребовался отдельный эллинг, так они были велики. Или знаменитые «Лендроверы» в вариантах для дальнего патрулирования, ощетинившиеся пулеметами, трапами для преодоления топей, лебедками, дугами – их тоже следовало хранить на своей базе, чтобы в случае чего они были под рукой.

Командиром двадцать второго полка САС на данный момент был бригадир Стенли Долнан. Командовал полком он менее трех лет, но проявил себя за это время как грамотный и достойный офицер, в полку уже почти забыли, что он пришел к ним из «Красных дьяволов», воздушно-десантных войск. Почти – потому что в САС окончательно не забывали ничего и никогда.

Командир двадцать второго полка располагался не в новом четырехэтажном здании штаба, как можно было предположить, а в старом, одноэтажном, переделанном из казармы. В новом здании сидели аналитики, обслуживающий персонал базы и прочие штабные крысы, а бригадир Долнан демонстративно не перебирался из своего старого, тесного и обшарпанного кабинета, равно как и другие боевые офицеры базы. Старый штаб полка был частью истории, частью легенды…

Лейтенанта Грея подвезли на штабном джипе прямо к зданию старого штаба, к самым ступенькам. Лейтенант выскочил из машины, прислушался к доносящейся с севера интенсивной стрельбе, приглушенной лесополосой – бойцы занимались на открытом стрельбище, а лесополосу высадили для того, чтобы не дай бог какая случайная пуля не полетела туда, куда не надо. По идее, для похода к начальству, тем более к самому бригадиру, следовало переодеться, являться туда в испачканной штурмовой униформе было как-то… не комильфо. Но в приказе четко сказано «срочно»… а униформа – ну, в конце концов, в такой части служим, не в игры тут играют.

Мельком оглядев себя и приведя в порядок то, что удалось привести в порядок прямо сейчас, лейтенант решительно взялся за ручку двери…

К кабинету бригадира вел длинный, темный коридор – с обшарпанными стенами и чуть ли не валящейся с потолка отделкой. В двадцать втором полку на эти мелочи жизни внимания не обращали и ремонтировали штабные и жилые здания только тогда, когда не ремонтировать было уже нельзя, когда появлялся риск, что неотремонтированное рано или поздно свалится тебе на голову. По обе стороны коридора – ряд простых, выкрашенных зеленой краской дверей без указания имен и званий хозяев кабинетов. Но лейтенанту здесь находиться не впервой – начальство любило давать разносы по поводу и без и никогда не упускало возможности сделать это…

Удивительно, но адъютант Долнана куда-то смылся, клетушка, где он сидел и откуда можно было попасть в кабинет самого бригадира, оказалась пустой. Лейтенант огляделся, постучал в дверь начальства, услышав: «Войдите», повернул ручку и вошел…

Самого бригадира в кабинете тоже не было. Вместо него в его кресле, за его столом расположился пожилой, среднего роста человек с испещренным морщинами лицом, с проседью в бороде и с курящейся дымком трубкой в руке. А справа от него, за приставным столиком, сидел еще один человек – постарше первого, чисто выбритый, загорелый, седой, с живыми добрыми глазами. В руках, выложенных перед собой на столик, он держал нечто, напоминающее монашеские четки, и неспешно перебирал их – да и вообще, если бы лейтенант Грей встретил его на улице и попытался отгадать его профессию, подобно Шерлоку Холмсу, то первым, что пришло бы ему в голову, стало бы определение «священник». Непонятно почему, но это так.

– Присаживайтесь, лейтенант! – первый, тот, который сидел в кресле бригадира, показал на стул напротив «священника», голос его был гулким и прокуренным, «боцманским».

Лейтенант осторожно присел, огляделся – взглядом сразу выделил папку, лежащую на столе под рукой «боцмана». Его личное дело!

– Сэр, я явился по приказу своего командира, бригадира Долнана… – начал лейтенант.

– Бригадир Долнан вышел, чтобы проверить, как ведется боевая учеба во вверенном ему подразделении, – сказал «священник», голос его был спокойным и располагающим к себе, каким-то «добрым», – но вы можете связаться с ним, и он подтвердит, что мы не взяли его кабинет штурмом, хе-хе…