Текст книги "Дождь над океаном"

Александр Бушков
ДОЖДЬ НАД ОКЕАНОМ

3 вандемьера 2026 года.
Время – среднеевропейское.
Вторая половина дня.

И была Европа, и была золотая осень, именуемая по ту сторону океана индейским летом, и был солнечный день: день первый.

Фотограф тщательно готовил аппарат. Камера была старинного образца, из тех, что не начинены до предела автоматикой и электроникой, – ее хозяин по праву считался незаурядным мастером и в работе полагался лишь на объектив да на то неопределимое словами, что несколько расплывчато именуется мастерством. Или талантом. Те двое за столиком летнего кафе его и не заметили, не знали, что сразу привлекли внимание. Молодые, красивые, загорелые, в белых брюках и белых рубашках, бог весть из какого уголка планеты залетевшая пара, беззаботные влюбленные из не обремененного особыми сложностями столетия.

Он выжидал самый подходящий момент и наконец дождался. Пушистые и невесомые волосы девушки красиво просвечивали на солнце, четко обрисовывался мужественный профиль ее спутника, и этот их наклон друг к другу, отрешенная нежность во взглядах и позах, широкая и сильная ладонь мужчины в тонких пальцах девушки, крохотная радуга, родившаяся в узких бокалах, – все и было тем мгновением, которое следовало остановить. Подавив всплывшее на миг пронзительное сожаление о собственной давно растаявшей молодости, фотограф нажал кнопку. Едва слышно щелкнул затвор.

– Нас фотографируют, – сказала девушка.

– Это не то, – сказал ее спутник. – Это нимайер, тот самый. Будет что-нибудь вроде «Этюда с солнцем». Итак?

Играя его пальцами, девушка с беззаботной улыбкой продолжала:

– Когда он впервые изменил траекторию, в Центре поняли, что это искусственный объект. Внеземной искусственный объект. К нему приблизился «Кондор». Через две минуты связь с «Кондором» прервалась. Космолет дрейфует, такое впечатление, будто он абсолютно неуправляем. К нему вышли спасатели. Вскоре объект лег на геоцентрическую орбиту и постепенно снижается. Прошел в полукилометре от станции «Дельта-5», после чего связь со станцией прервалась. Датчики системы жизнеобеспечения сигнализируют, что экипаж мертв. Что экипаж сам разгерметизировал станцию…

– Его держат радарами?

– Да, лучи он отражает. Размеры – десять-двенадцать метров, правильных очертаний.

– Маловато для космического корабля, – сказал мужчина. – Автоматический зонд?

– Зонд-убийца… – сказала девушка. – Совет Безопасности заседает непрерывно. Сначала хотели просто сбить его, но потом все же рассудили, что открытой агрессивности он не проявляет – пострадали только те, кто оказался близко от него. Так что решено наблюдать.

– И при чем тут я? Неужели…

– Да, – сказала девушка. – Он начал торможение, если не последует новых маневров, через девять часов с минутами приземлится на территории этой страны. Поскольку резидентом здесь ты…

– То мне предстоит заниматься еще и инопланетянами. Прелестно, никогда и подумать не мог.

– Но ты же понимаешь, Ланселот…

– Понимаю, – сказал он. – Все прекрасно понимаю и помню, в какой стране нахожусь. Нейтралы с тысячелетним стажем, единственное на планете государство, сохраняющее национальную армию и разведку, одержимое прямо-таки манией независимости, которую они сплошь и рядом толкуют просто-напросто как противодействие любым начинаниям Содружества. И в ООН они соизволили вступить лишь пятнадцать лет назад.

– Тем более нельзя угадать, как они поведут себя сейчас, – сказала девушка.

– Ну конечно. Впервые в истории приземляется искусственный объект инопланетного происхождения, причем на их территории. Наверняка они не допустят к себе ни комиссию, ни, тем более, войска ООН.

– Но ведь на сей раз обстоятельства…

– Именно потому, – сказал мужчина. – Анна, я здесь сижу пять лет, я их знаю. Конечно, вопрос чрезвычайно серьезен, дипломаты заработают, как проклятые, но когда-то их еще уломают? И уломают ли? Не драться же частям ООН с их армией, не оккупировать же страну… И они это очень быстро поймут и будут держаться до последнего… Пошли.

Он бросил на столик банкнот, и они медленно пошли по набережной, держась за руки. По голубой воде плавно скользили яркие треугольники парусов, отовсюду неслась веселая музыка, воскресный день перевалил за полдень.

– Иногда я прямо-таки ненавижу свою работу, Анна, – сказал Ланселот. – Из-за того, что эти динозавры цепляются за идиотские традиции, мы вынуждены держать здесь наблюдателей, терять время и силы, чтобы ненароком не просмотреть какого-нибудь вовсе уж неприемлемого выверта…

– Советник сказал, что у тебя есть человек в их разведке. Он имел в виду Дервиша?

– Да, – сказал Ланселот. – И не только в разведке. Умные люди, которые понимают всю нелепость ситуации и, разумеется, не получают от ООН ни гроша. И тем не менее по здешним законам любой из них может угодить в тюрьму за шпионаж в пользу «неустановленного внешнего врага». И мы ничего не сможем сделать.

– Я, признаться, до сих пор не могу понять…

– Ну да, – сказал Ланселот. – Я через это да-авно прошел. Конечно, это саднит как заноза, это трудно принять и понять – на разоружившейся и уничтожившей границы Земле существует такое вот государство-реликт. Ну а что же делать, Анна? Принудить их никто не может. Прав человека они не нарушают. Завоевательных планов не лелеют, глупо думать, что их армия способна противостоять всей остальной планете. Остается наблюдать и надеяться, что им надоест, что найдутся политики-реалисты и сделают последний шаг. Что, наконец, случится нечто, способное встряхнуть как следует замшелые каноны. Этот случай, например.

– Ты так спокоен?

– Конечно нет, – сказал Ланселот. – Я понимаю, что такое случается впервые. Но я просто не могу представить, что за штука вот-вот приземлится и почему гибнут имевшие неосторожность оказаться на ее пути. Да и некогда мне гадать. Если он приземлится здесь, работа предстоит не из легких, нужно подготовиться…

Она посмотрела с тревогой, и это не была игра на посторонних:

– Я боюсь за тебя…

– Не надо, ладно? – сказал он. – Очень трудно работать, когда за тебя боятся. Да, если разобраться, какая работа? Мы всего лишь будем следить за всем, что они предпримут, подслушивать и подсматривать с Земли и со спутников. Рутина.

Она молчала, и Ланселот, резидент Совета Безопасности, знал, что она вспоминает о тех троих, все же погибших здесь, несмотря на специфику работы и столетия. Она перехватила его взгляд и отвернулась, и он понял, что лучше промолчать и не упоминать о банановой корке, на которой можно поскользнуться через два шага, и о прочих верных слугах ее величества теории вероятностей. Он только чуточку сильнее сжал ее теплую ладонь.

– Когда-нибудь все кончится, – сказал он. – А что до…

Анна, милая, я как-то привык не погибать и добиваться успеха, само собой получается…

– Я знаю, – сказала она.

Прохожих почти не было. Ланселот остановился, повернул ее к себе и поцеловал. Она тихонько отстранилась и пошла вдоль парапета, ведя ладошкой по нагретому солнцем граниту. Ланселот неслышно шел рядом. Интересно, думал он, почему Себастьян стал так часто ее присылать – считает, что я чуточку захандрил? Многие ведь хандрят. Трудно быть чем-то вроде персонажа старинного фильма, пусть ты и прекрасно понимаешь, насколько это важно и необходимо. Какие там, к черту, супермены…

– Я не верю в инопланетную агрессию, – сказала Анна, не оборачиваясь.

– Я тоже, – сказал он. – Хотя бы потому, что приличная агрессия наверняка обставлялась бы не так… Что ж, нужно трубить сбор. В первую очередь разыщу Дервиша. Вот если бы еще и полковник был из наших… Есть тут один полковник, чертовски любопытный экземпляр. Стоп! – Он приостановился. – Вот с этого и нужно было начинать. Если эта штука все же плюхнется сюда, наверняка ею займутся именно этот генерал и именно этот полковник. Девять часов, океан времени. Пошли.

Они спустились по широкой гранитной лестнице, пересекли площадь, традиционно украшенную статуей какой-то знаменитости времен средневековья, завернули за угол и сели без приглашения на заднее сиденье белой «альфа-кометы». Человек за рулем повернулся к ним:

– Заседание только что закончилось. Решение прежнее – наблюдать. Спасатели догнали «Кондора». Экипаж мертв. Они сами отключили подачу кислорода, немотивированное самоубийство, как и на «Дельте».

– Объект?

– Нужно торопиться, Ланселот, – сказал человек за рулем. Лицо у него застыло. – Нет у нас девяти часов. Он увеличил скорость, идет по той же траектории. Теперь никаких сомнений – это не люди. Люди таких перегрузок не выдержали бы.

– Может быть, они нейтрализуют перегрузки, – сказал Ланселот. – Антигравитация, что там еще…

– Черт их знает. У нас – не больше часа.

3 вандемьера 2026.
Часом позднее.
Радиопереговоры наземных служб фиксируются орбитальной станцией «Фата-моргана»

– Я – Ожерелье-3. Объект миновал стра-тосферу.

– Я – Ожерелье-4. Объект миновал тропосферу.

– Я – Ожерелье-5. Объект совершил посадку. Ни с одним из известных типов космических аппаратов не ассоциируется. Место приземления в дальнейшем будет именоваться точкой «Зет».

– Я – Центр. В точку «Зет» мною выслан вертолет с оперативной группой. Арапахо – поддерживать непрерывную связь.

– Я – Арапахо. Объект имеет вид конуса высотой около пяти метров, диаметр основания около двух метров. Цвет – черный. Радиоактивного излучения, радиоволн не зафиксировано. Температура не отличается от температуры окружающей среды.

– Я – Ронсеваль. Бронедесантные подразделения завершили блокирование района.

– Я – Арлекин. Опергруппы вышли на исходные позиции.

– Я – Магистр. Со стороны ООН никаких демаршей не последовало. Прослушивание телефонов представительства ООН и его радиосвязи со штаб-квартирой проводится в соответствии с имеющимися планами. Дополнительные дешифровщики подключены.

– Я – Арапахо. Новых данных нет.

– Я – Икар. Три эскадрильи подняты в воздух и направляются в указанные квадраты.

– Я – Арапахо. Вертолет, производя беспорядочные маневры, удаляется от точки «Зет», резко меняя направление. Связи с экипажем нет.

– Я – Центр. Обеспечить наблюдение.

– Я – Арапахо. Только что вертолет разбился в восьми километрах юго-западнее точки «Зет».

– Я – Арлекин. Объект превратился в четыре автомобиля современных марок. Три проследить не удалось – затерялись в потоке автотранспорта. Четвертый движется на запад в квадрате три-шестнадцать.

– Я – Центр. Всем наземным опергруппам в квадратах три-четырнадцать и три-пятнадцать – немедленно на перехват. Разрешаю применять оружие.

– Я – Кадоген. Иду в три-шестнадцать.

– Я – Гамма. Иду в три-шестнадцать.

– Я – Дервиш. Иду в три-шестнадцать.

– Я – Икар. Ввиду наличия на шоссе большого количества машин боевой заход произвести невозможно. Звено барражирует в квадрате три-шестнадцать.

– Я – Арапахо. Даю ориентировку. Четвертый автомобиль – жемчужно-серый «грайне», модели «спорт».

– Я – Арлекин. Дополняю по данным полицейских постов. Номерной знак НВ-405-К-6. Приказу остановиться не подчинился. Движется на юг, по дороге 2-141.

– Я – Арапахо. Полицейский пост в квадрате три-шестнадцать на вызовы не отвечает. Вертолеты высланы.

– Я – Центр. Подключить посты квадратов два-десять, два-одиннадцать, два-двенадцать.

– Я – Дервиш. Нахожусь в квадрате три-шестнадцать. Блокирую дорогу 2-141.

– Я – Арлекин. Дервиш, он идет на вас, будьте готовы. Огонь без предупреждения.

– Понял, – сказал он.

Он вел машину уверенно, с небрежной лихостью знающего свое ремесло профессионала, и давно выработанный автоматизм позволял высвободить часть сознания, чтобы перелистать существующие только в памяти страницы ненаписанных писем. И слушать музыку.

Рядом с ним на сиденье поблескивал короткий черный автомат.

Бешеная гонка навстречу ветру или вдогонку за ветром так давно стала неотъемлемой частью его существа, что он задыхался, если приходилось пройти с черепашьей скоростью пусть даже короткий отрезок пути. И он просто боялся признаться себе, что гоняется за призраками, за пустотой. Хорошо еще, что на свете существует Ланселот и весь остальной мир. Может быть, наконец, и пришло настоящее?

Он протянул руку и тронул клавишу магнитофона. Звенели гитары, сухо прищелкивали кастаньеты, и на пределе печали звенел голос Рамона Ромеро:

 
И сломать – нелегок труд,
и подстроить.
Не для каждой и сожгут
город Трою.
Пьем невкусное вино,
судим-рядим.
Слишком много сожжено
шутки ради…
 

– «Поэма рассудка», – вспомнил он название. Иногда ему хотелось ненавидеть само это слово – рассудочность, рассудок. Рассудочно прикинули, слушали – постановили, погасили живое и нежное и назвали это приемлемым выходом. А на деле – всего лишь загнали глубоко на дно то, что всплывет погодя в другом облике.

– Я – Арлекин. Он приближается. Будьте осторожны.

– Я – Дервиш. Вышел на дистанцию огневого контакта.

Машина летела по черной автостраде сквозь солнечный день, навстречу жемчужно-серому спортивному автомобилю, и он приготовил автомат, но показалось, что женское лицо, мелькнувшее за стеклом, – то самое, нежность и беда, ненависть и любовь, жалость и злоба. Рассудок не преминул бы заявить, что он ошибается, но рассудок молчал, и он рванул руль, как узду, как рычаг стоп-крана, и машина дернулась, как-то нереально закружилась на асфальте, словно на скользком льду, словно конь, дробящий копытами распластанного вражеского воина, а через несколько то ли секунд, то ли веков время лопнуло, и машина провалилась в треск рвущегося металла, в ночь, в ночь…

– Я – Арапахо. Только что внутрь охраняемого периметра вошел, теряя высоту, легкомоторный самолет «Махаон-16». Наблюдали дым, выходящий из кожуха мотора. Перехвачена передача с борта, летчик сообщает, что по неизвестной причине потерпел аварию и идет на вынужденную посадку.

– Я – Магистр. Не исключено, что мы имеем дело с попыткой агентов ООН прорваться в запретный район.

– Я – Центр. Ваши соображения учел. Опергруппа послана. Одновременно ставлю вам на вид неправильное употребление терминов. Предлагаю пользоваться общепринятым определением «неустановленный внешний враг».

– Я – Ориноко. Психозондирование продолжаю. Даю развертку помех.

– Отсечь помехи.

– Есть. Выведено за пределы, но спонтанные прорывы не исключены.

– Я – Рейн. Пошел второй слой помех, более мощный.

– Я – Ориноко. Отсечка не дала результатов.

– Вы понимаете, что говорите?

– Увы, но это так. Может быть, Рейн?

– Я – Рейн. Даю развертку. Лицо. Женское лицо. Глушение результатов не дало. Кажется, я узнал ее, Доктор…

– Я – Юкон. Вношу предложение, Доктор: помехи не глушить, а наоборот, выпустить на поверхность. Не исключено, что это и является искомым.

– Хорошо. Ориноко, Рейн, Юкон – каскадное усиление помех второго слоя. Онтарио – в резерве. Начали!

– Я – Рейн. Воспоминания личного характера, связанные…

– Достаточно. Первым трем мониторам глушить помехи. Ищите следы свежего психического удара, вы слышите? Что его заставило так поступить?

– Результатов нет.

– Усилители на пределе, отключаю вторую группу.

– Черт бы вас побрал!

– У меня шальная мысль, Доктор. Что, если именно это послужило причиной…

– Глупости.

– Почему бы и нет? Направленное воздействие на определенные группы нейронов, своего рода детонатор, вызвавший шок и неконтролируемые действия, повлекшие…

– Оставьте это для своей диссертации. Дервиш – из суперменов.

– Иногда ломаются и супермены. Супермену как раз тяжелее осознавать то, что он оказался суперменом не во всем.

– Глупости, Рейн. Генераторы на максимум. Всем мониторам, вы поняли?

…Доктор сидел за пультом в почти темной комнате, его лицо дико и причудливо освещала россыпь разноцветных лампочек. Врачей было много, а Доктор – один. Правда, сейчас от этого не стало легче, он ничего не понимал, собственное бессилие перед этой инопланетной тварью сводило с ума…

– Стрелки до красной черты, – сказал он. – Ремонтникам быть наготове.

– Я – Юкон. Оторвите мне голо ву, Доктор, но я ничего больше не могу. Я – инженер-медик, я не бог…

– Я – Арапахо. «Махаон-16» упал и взорвался в квадрате четыре-девятнадцать. Опергруппа вскоре прибудет на место.

4 вандемьера 2026.
Утро

Он долго шел по коридорам, спускался и поднимался по лестницам, кивал знакомым, а многие незнакомые почтительно здоровались, и тогда он отвечал и им. Он шел мимо щелкавших каблуками охранников, мимо длинной стены – за ней тихо журчали компьютеры и девочки в белых халатах с ловкостью, на которую было приятно смотреть, нажимали клавиши. Он шагал – грузный, широколицый, редкие светлые волосы, прямая спина кадрового военного (никогда тем не менее не воевавшего). Просто генералов хватало, а Генерал был один. Еще его звали Король Марк, чего он терпеть не мог – не находил в себе ничего общего с преследователем Тристана и Изольды. А его все равно так звали, бог знает почему, пути прозвищ Неисповедимы, и тот, кто первым пустил прозвище в обиход, затерялся в безвестности надежно, как изобретатель колеса.

Он распахнул белую дверь с изображенным на табличке кентавром – так здесь кодировали опергруппы и операции. Круглый зал, четверть которого занимает выходящее во двор окно. Толстые кожаные кресла. Восемь человек встали и через положенные несколько секунд сели вновь. Генерал заложил руки за спину, остановился перед первым рядом кресел и какое-то время смотрел поверх голов, а сидящие смотрели на него.

– Два часа назад некий объект внеземного происхождения совершил посадку в точке, отмеченной на выданных вам картах как точка «Зет», – сказал Генерал. – Высланная на вертолете группа наших сотрудников погибла – вертолет стал удаляться, маневрируя так, словно им управлял пьяный или сумасшедший, после чего разбился. Вскоре было обнаружено, что объект, конусообразный предмет, превратился в четыре автомобиля современных марок. Три мы упустили. Наш сотрудник Дервиш, выехавший наперерез четвертому, по неизвестной причине направил машину на обочину и потерпел аварию. В настоящее время – в бессознательном состоянии. Четвертый «автомобиль» обстрелян с воздуха истребителями и уничтожен. Перед этим он пытался превратиться в какое-то крупное животное, но был уничтожен, прежде чем метаморфоза совершилась. Остальные пока не обнаружены. Не исключено, что и они превратились в… нечто совершенно иное. Предварительные меры приняты. Район наглухо блокирован войсками, из него не выскользнет и мышь. Распоряжением премьер-министра я назначен руководителем особой группы по ликвидации опасности. Перед вами стоит задача – в двадцать четыре часа покончить с тремя объектами, условно обозначенными как «мобили». Далее. Уже после блокирования района внутри него произошел ряд непонятных автокатастроф и ряд случаев, которые можно охарактеризовать как молниеносное помешательство, после которого люди совершали самоубийства, немотивированные убийства, поджоги и прочие эксцессы. Из этого был сделан вывод, что «мобили» каким-то загадочным образом воздействуют на человеческий мозг. – Генерал сделал гримасу, которая могла сойти и за улыбку. – Чтобы вы не чувствовали себя воробьями, которым предстоит стесать гору клювом, поясняю: «мобилям» присуще тэта-излучение, не свойственное ни одному живому существу Земли. То, о котором до сих пор мы знали лишь теоретически. Ваши машины будут оснащены тэта-радарами. Инструктаж по обращению с ними много времени не займет, это ничуть не сложнее, чем наша обычная аппаратура. Найти, в общем, нетрудно. Опознать и уничтожить – это серьезнее… Прошу на инструктаж.

Он дождался, когда за последним захлопнется белая дверь, сел в первое подвернувшееся кресло и устало сдавил ладонями виски. Услышав шаги, торопливо отнял ладони и поднял массивную голову. Вошли Доктор и Полковник – седой растрепанный старичок в голубом халате и мужчина лет тридцати пяти, которого с первого взгляда почему-то хотелось назвать учителем физики.

– Итак? – глухо сказал Генерал.

– Мы не гении, но в этой голове кое-что есть. – Доктор похлопал себя по лбу и улыбнулся. – Впрочем, и техника у нас не самая худшая… Хотите разгадку, Король Марк?

Он был единственным, кто осмеливался так называть Генерала в глаза.

– Валяйте.

– Касательно Дервиша. «Мобиль» номер четыре сделал что-то, отчего воспоминания личного характера вспыхнули с такой силой, что подавили все остальное и привели к неконтролируемой вспышке эмоций. Второй случай, на шоссе номер пять…

– …Там ему попался математик, озабоченный сложными перипетиями научного спора в своем институте, – скучным голосом продолжил Генерал. – И третий – с художником. И четвертый, и пятый… Простите, старина, но мои люди пришли к тем же выводам на полчаса раньше ваших. Один из них хорошо знал жизнь Дервиша, а там и потянулась ниточка… Я все могу сказать за вас – «мобили» поражают людей с высоким уровнем мозговой активности, яркие индивидуальности. Творческие личности. Влюбленных. Обладающих повышенной чувствительностью, тонкой нервной организацией, склонных к углубленной работе мысли. «Мобиль» пропустит лишь человека равнодушного, не склонного размышлять, страдать, любить, ненавидеть, творить, сопереживать. Их ведь не так уж мало, таких людей, старина… Я все правильно сказал за вас?

– Правильно, – сказал Доктор.

– Но они же все такие! – вдруг воскликнул Полковник. – Они же все такие, все восемь – повышенная эмоциональность, тонкая нервная организация, склонность к творчеству, почему же вы…

– Именно поэтому, – сказал Генерал, глядя в пол. – Да, это живцы. Их автомобили напичканы аппаратурой. Можно с уверенностью сказать, что мы будем знать, как «мобиль» наносит удар, механизм этого удара – словом, почти все. И не нужно смотреть на меня такими глазами. Восемь человек – и человечество. Случилось так, что именно нам предстоит защищать планету. Мы можем гарантировать, что этот конус – единственный во Вселенной? Что никогда не будет других? Мы все должны знать о нем. И потом, они не принесены в жертву, не такие уж они подсадные утки. Они предупреждены и вооружены. Так что правила игры остаются прежними – выигрывает тот, кто успеет первым…

Он сидел ссутулясь, а они смотрели на него. Потом Полковник сказал:

– Вы послали их на смерть.

– Ну да, – сказал Генерал. – Вернее, не совсем так – я послал их на задание, в случае неудачи – смерть. Но ведь мы сами называем себя последними солдатами Земли, верно? Вот и бой.

– И все же ты мог бы послать людей более холодного эмоционального спектра, – сказал Доктор.

– Мог. Но мне мало просто уничтожить врага. Нужно еще изучить его оружие, его сильные и слабые места. И не столько мне, сколько человечеству. Я ненавижу сакраментальный девиз иезуитов, но… Ты не военный, старина. Впрочем, и ты должен помнить, что для успеха армий жертвовали взводами, а то и батальонами. Законы войны. А сейчас идет война, – что из того, что большинство землян о ней ничего не знает?

– Вы считаете, что знай они суть дела, отказались бы? – спросил Полковник.

– Вполне возможны отдельные срывы, – сказал Генерал. – А возможно, и нет. Просто… иногда человек, который не посвящен во все детали, работает лучше.

– Ну что ж, все правильно, – сказал Полковник и стал еще больше похож на учителя физики. – Вы, Генерал, не можете запретить мне одной простой вещи. В третьей группе не хватает человека, их только двое. Кстати, я ведь человек «более холодного эмоционального спектра», вы сами так говорили, Доктор…

– Но не настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности, – буркнул Доктор. – Ты тоже подходишь под определение мишени, если честно.

– Это означает только то, что я об этом знаю. – Полковник щелкнул каблуками. – Разрешите идти?

– Идите, – не глядя на него, сказал Генерал.

Белая дверь захлопнулась за Полковником, мелькнул на мгновение натянувший лук кентавр.

– Они уже все мертвые, Марк, – сказал Доктор. – Все.

– Может быть. А может быть, будущие мертвецы и будущие триумфаторы – в равной пропорции. Судя по уничтоженному истребителями «мобилю», они довольно-таки уязвимы. – Он положил руку на колено Доктору: – Старина, пойми же ты наконец – мы защищаем Землю…

– В обход ООН?

– Что?

– Ты думаешь, в ООН не знают? – спросил Доктор. – Считаешь, что его засекли только наши станции слежения? Что, если перед посадкой он вызвал какие-то катастрофы и в Приземелье? Приземелье – улица с довольно оживленным движением…

– Я говорил с премьером, – сказал Генерал. – Он быстро ухватил суть, он умен. И политик отменный. При любых демаршах он обещал продержаться, как минимум, сутки. Вряд ли ооновцы прибегнут к прямому военному вторжению, так что мы все успеваем… Они ведь не вторгнутся.

– Наверняка нет, – сказал Доктор. – Но тебе не приходит в голову, что «ооновцами», если разобраться, ты именуешь все остальное человечество?

– Ну и что? Нет, ну и что? – Доктор видел, что Генерал искренне удивлен и рассержен непонятливостью собеседника. – Мы ведь защищаем Землю.

– Одни?

– А какая разница? Разве ооновцы применили бы другую аппаратуру? Другое оружие? Другие методы? Они действовали бы точно так же. Оставим специалистам по международному праву разбираться в том, насколько это наше внутреннее дело и насколько оправданным было бы вмешательство ООН. Ты можешь заверить, что ооновцы справятся лучше?

– Нет, – сказал Доктор.

– Ты согласен, что «мобили» крайне опасны?

– Да.

– Вот видишь.

– А ты можешь заверить на все сто, что тобой движет лишь забота о благе человечества? Без маленькой, без крохотной примеси? Никакого желания воскликнуть: «Ага! Вы долго смеялись над нами, но в конце концов успеха добились именно мы…» Так что же, никакой примеси?

– Никакой, – сказал Генерал.

И все же, все же… Человек, никогда не лгавший, не сможет перестроиться мгновенно, к тому же если человек этот отнюдь не подл и не плох. Коротенькая заминка, едва заметная неуверенность в голосе не почудились, они были. Доктор был хорошим психологом и не мог ошибиться.

– Между прочим, – сказал он, – ты использовал не лучший метод. «Зараженный» район не столь уж и велик, его нетрудно было бы прочесать армейским подразделениям, бронированным машинам, оснащенным теми же тэта-радарами. Но на это ты никак не можешь пойти. Во-первых, вся слава должна достаться твоей конторе. Во-вторых, не стоит раньше времени привлекать внимание ООН, – а вдруг они все же ничего не знают?

Генерал подошел к окну, заложил руки за спину и стал смотреть вниз. Там, внизу, посреди огромного, залитого асфальтом двора, стояли три сине-черных фургона, прямоугольные коробки на колесах едва ли не в человеческий рост, и к ним шли оперативники. Показался Полковник, подошел к Ясеню и Эвридике, что-то сказал им, все трое сели в кабину, и фургон медленно выкатился за ворота. Следом второй. Потом третий. Створки высоких зеленых ворот медленно сдвинулись, словно отсекая прошлое от настоящего, настоящее от будущего.

Не оборачиваясь, Генерал сказал глухо:

– Забыл тебя предупредить. До завершения операции никто не имеет права покидать здание управления.

– Я и не собираюсь, – сказал Доктор.

– Вот и прекрасно.

Доктор подождал несколько минут, потом встал и тихо вышел. Спасители человечества, думал он, неторопливо шагая по светлым коридорам. Защитники. Мессии. А человечество, похоже, и понятия не имеет о том, что его усердно спасают. Конечно, создался головоломный юридический казус, на котором может заработать нервное расстройство не один специалист по международному праву и вообще юрист, тут Король Марк полностью прав, и тем не менее… Не тот век на дворе. Нельзя спасать человечество, не выслушав даже его мнения по сему поводу, – конечно, речь не идет о всеобщем референдуме, это преувеличение, но в нынешнем составе играть просто невозможно. Нельзя одному человеку, хорошему, в общем-то, и честному, желающему на свой лад людям добра, брать на себя роль Спасителя. Не имеет он никакого права. Ох уж это «на свой лад» – сколько всяких неприглядностей совершено под сенью этого лозунга, сего знамени…

А ребята ничего не поняли. Очень хорошие ребята, искренне считающие сейчас, что спасают человечество. В их возрасте легко жить без сомнений и очень хочется побыть хотя бы недолго спасителем человечества. Так что же делать?

Он завернул в свой кабинет и поднял трубку городского телефона – просто так, проверки ради, никуда он не собирался звонить. Телефон молчал.

– Ну да, – сказал себе вслух Доктор. – Разумеется…

Он спустился этажом ниже, открыл дверь операторской, небрежно отстранил удивленно обернувшегося к нему радиста, сел во вращающееся кресло и сказал:

– Все три группы – на связь.

Радист, недоуменно поглядывая на него, защелкал тумблерами. Приборы тихонько посвистывали, подвывали, шуршали разряды, и наконец раздались громкие уверенные голоса:

– «Единица» слушает.

– «Двойка» слушает.

– «Тройка» слушает.

Доктор поднес к губам черное рубчатое яйцо микрофона:

– Говорит Доктор. Слушайте меня внимательно, ребята. «Мобиль» ударит по самому сокровенному, что хранит ваш мозг. Самые радостные и самые горькие воспоминания. То, что больше всего волнует. То, что сильнее всего запечатлелось. То, что…

Внезапно погасли все лампочки, стихли шорохи и треск помех. Рации превратились в холодные железные коробки. Доктор взглянул на радиста, но тот был удивлен не меньше. «Ай да Марк, – подумал Доктор, – догадался все-таки, хотя чуточку опоздал. Правда, я не сказал, как следует защищаться, чтобы уменьшить опасность, – принять нейротразин, он имеется в аптечке каждого фургона».

Но ребята должны догадаться, просто обязаны, они только что прослушали короткую лекцию о тэта-излучении, о его взаимодействии с биополем мозга, и не так уж трудно сделать следующий шаг – понять, что нейротразин до предела уменьшит контакт биополя с тэта-излучением…

Рации молчали. Доктор откинулся на узкую спинку кресла. Он подумал, что совершил должностное преступление, но, странное дело, не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего стыд или угрызения совести.

За ним пришли через три минуты.