Текст книги "Бабушкин год"

Бабушкин год
Александр Дорофеев

Иллюстратор Александр Дорофеев

© Александр Дорофеев, 2024

© Александр Дорофеев, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-4483-9304-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моей бабушке Елене Петровне Раевой

Простая штука – веретено. Деревянная точёная палочка, заострённая кверху.

Крутится веретено, прядёт, тянет нитку из мохнатого растрёпанного пука шерсти, из кудели. Одно и есть у веретена дело – вертеться. Простое, в общем-то, дело – нитку наматывать.

Шелестит веретено. Всё толще, круглее, пока не превратится в шерстяной плотный шар, чуть растянутый к концам, вверх и вниз.

Крутится веретено, крутится шар, напоминая, в конце-то концов, нашу Землю, которая тоже, известно, вертится, как юла. И, наверное, должна чего-нибудь наматывать – ну, хоть какие-нибудь нити.

Можно сказать, у каждого, кто живёт или жил на Земле, своя нитка. У кого подлиннее, у кого покороче, грубее или тоньше – неважно. Главное, наматываются они на Землю, как на веретено. И вся Земля опутана невидимыми нитями наших жизней.

Перекручиваются, свиваются две в одну, объединяя вдруг жизнь людей, которые и не догадывались друг о друге.

Сколько же нитей намотала наша Земля-веретено за сотни тысячелетий – вдоль и поперёк, сверху-донизу?! Трудно представить, какой это огромный клубок…

Проходят века, и время, переплетая, перекрещивая, тянет туда и сюда невидимые нити – плетёт бесконечный пёстрый ковёр-полотнище. Лучше сказать, эдакую дорожку времени, которая ведёт неведомо куда, и начало её – неизвестно где. Время-веремя-веретено. Всё сплетено и связано.

И выходит, Земля – веретено, а время – ткач.

Много ли, интересно шума от нашей Земли со всей её пряжей? Шелестит, наверное, потихоньку, вращаясь во Вселенной.

В общем, простое дело – веретенит Земля, вертится, наматывая наши жизни-нити. И все вместе они слой за слоем обволакивают, оплетают Землю, с незапамятных времён до наших дней.

И впереди их видимо-невидимо. Из растрёпанной, лохматой, тёмной, как ночь, кудели, тянутся без конца светлые нити.

Сечень и Просинец

Известно, что Земля наша круглая. И вертится, как юла. Потому и сменяется день ночью, а ночь – днём.

К тому же Земля вращается вокруг Солнца. И потому наступает на ней весна, лето, затем осень, зима. И снова – весна-лето-осень-зима…

Всё вроде бы просто, да вот только загадка – почему Новый год в январе начинается?

Как-то не подходит середина зимы для начала нового года. Волчьим временем зовут зиму. Цепенеет природа, и всё замирает. Солнце даже, говорят, накидывает свиную шкуру – укрывается туманами. Холодно, стыло! Да хоть бы вообще не было этой зимы!

А бабушка моя без остановки вяжет – спицы клювами постукивают, а на коленях, как серый кот, клубок шерсти ворочается.

– Что ты, голубь, затосковал? – спросит. – Вот послушай…

Мол, на горе стеклянной, вокруг костра жаркого сидят двенадцать братьев пригожих. Передают друг дружке тяжёлый, золотой жезл. У кого жезл, тому время править. Вот идёт жезл по кругу, а костёр то жарче разгорится, то почти пригаснет.

Это понятно – месяцы вокруг солнца. Да не передерутся ли они из-за жезла?! Вдруг какой-нибудь зимний братец не захочет отдавать. Или другой без очереди ухватит…

– Бог с тобой, голубь! – откликнется бабушка. – Чего им воевать-то? Братья, поди. Любят друг друга и доверяют. У каждого своё время. Незачем чужое захватывать.

– Так и сидят молчком?

Бабушка призадумается.

– Беседуют. Советуются, как бы устроить, чтобы мирно все жили, чтобы не кляли, не ругали люди время – дни, месяцы, годы. А то сами набедокурят и на время валят – плохие, мол, времена.

– А кто главный у них?

– Все двенадцать, голубь, главные. Январь – он первый.

– Зачем же январь?! Он землю морозит, убивает!

Бабушка даже вязание роняет, и серый клубок долго-долго катится под стол, откуда поглядывает зелёным глазом.

– Чего выдумал, голубь!? Спит земля зимой, отдыхают реки и поля, леса и озёра. Добрый месяц январь – году начало, зиме середина.

Одним-то глазом в зиму смотрит, другим – уже в весну. Крепки морозы, но и день прибавляется – хоть на куриный шажок, на гусиную лапку. И солнце силу набирает, дольше в небе стоит.

И сам дядька Овсень в гости жалует. Гость желанный Овсень! У него дело важное – возжигает солнечное колесо, свет даёт миру и тепло животворное.

И бабушка вдруг затягивает тоненьким девичьим голоском:

Мосточек мостили,

Сукном устилали,

Гвоздями убивали.

Ой, Овсень, ой, Овсень!

Кому ж, кому ехать

По тому мосточку?

Ехать там Овсеню

Да Новому году.

Ой, Овсень, ой, Овсень!

Ну, сечёт ещё январь-сечень морозами, вьюгами, да уже показывает, что весна недалеко. Ласковое есть прозвище у января – Просинец. В голубой небесной просини виднеется уже весна.

Так и получается, что два лица у января. Одно – Сечень – к зиме повёрнуто. Другое – Просинец – к весне.

А по первому январскому дню судят, каков у нового года характер. К примеру, если ночь звёздная, – ягодным будет год. Ровно в полночь садоводы выходят к яблоням. Легонько потряхивают, будят – мол, весна не за горами, не проспите, зацветите ко времени.

Да, весна не за горами! Ой, держите эти «горы» в голове, о «горах» не забывайте, о них ещё много разговора впереди.

А есть в январе ночь Васильева, когда животные на человечьем языке сказки сказывают, о своём житье-бытье толкуют. Таков месяц январь! Два волшебных лица – суровое и улыбчивое. Да это и понятно. Далёкий предок января двуликий Янус – бог начала и конца, бог времени. Вот и уродился январь в прадеда – хмур да весел.

Идёт-идёт время через январь к весне и дальше к концу года, чтобы снова начаться.

Время-веремя-веретено. Крутится веретено. Тянется бесконечная нить времени. А прясть её начинает январь – правнук двуликого бога времени Януса.

Когда же начинаться новому году, если не в январе?

Новый год пришёл,

Старый угнал,

Себя показал!

Ходи, народ,

Солнышко встречать,

Мороз прогонять!

Бродит месяц рогатый

Сумрачен февраль. Облака затягивают небо, угрюмо поглядывают сверху. Да и глядеть-то не на что – один снег, кругом снег.

В начале зимы как его ждали! Еле дождались. Хорош, конечно, снег, но пора бы ему восвояси – надоел.

Однако февраль ещё и ещё поднаваливает. И над головой снег и под ногами – снег. Успеет ли к лету растаять?

Снежен февраль и лют. Не до веселья. Если кто и веселится, лишь снег с ветром – так и разгуливают парой.

Вьюгами, метелями, пургой набрасывается февраль на землю. Будто козёл рогатый носится, трясёт снежной бородой, сбивает крепким лбом снег в сугробы. Бродит февраль рогатый – забодать грозится.

В феврале зима с летом встречаются. Особый день для этой встречи – Сретенье. Или, как бабушка говорит, Встретенье.

Неизвестно, о чём зима с летом беседуют. Но, видно, понимает зима – мало у неё времени осталось. Вот и старается побольше дел натворить. Толкнёт в бок козла, разбудит в неурочный час. Не соображает он спросони, что к чему. Прыгает тут и там как угорелый, а след ветрами заметает, чтобы не выследили.

Бабушка-то вот что рассказывает:

– Как бежит козёл по лесу, шумит лес, трещат деревья. В лесу козёл ростом с самое высокое дерево, и голова рогатая в облаках теряется. А как в поле выскочит – и не разглядеть. Такой сразу коротышка, позёмкой стелется.

Ох, хитёр козёл сумасбродный, но и на него есть управа. Приходит дядька Власий по кличке Сшиби Рог. Исхитрится и обломает козлу один рог. Тут и морозам конец – мягче становится норов февральский.

Хотя и однорогий козёл ещё удалей удалого. Так носится по февралю – метели и вьюги еле поспевают!

Хорошо, что февраль короток. Да и то великоват. При таком дурном характере ему и десяти дней много.

А всё же не хочет февраль прослыть самым угрюмым и нежеланным. Когда затей козлиных уж нету сил терпеть, зовёт в гости тётку Масленицу.

Ой, весела Масленица! Круглолица и курноса. Обжора да забияка. Ухватит козла за бороду, чтоб не мешал веселью. Присмиреет козёл, утихают метели и вьюги.

«Кто хочет, веселися! – кричит во всё горло тётка Масленица. – Хоть с лавки свалися!»

Радуются Масленице, встречают с песнями.

Вот вам Масленка пришла, да,

Кто нас покатает?

Выйдем, станем на снежок, да,

До лужку протает!

Правда, от веселья и снег тает, и зима уж не в тягость. На горках ледяных катание – чем веселее, тем урожай будет лучше. А чем дальше с горы укатишься, тем длиннее лён вырастет.

Солнца в небе пока маловато, зато на столе – блины горкой. Масленица блины любит. Она блинами солнце из-за туч выманивает.

Как на Масленой неделе

Из печи блины летели.

Весело было нам,

Весело было нам!

И уж так развеселит тётка Масленица, столько сил даст, хоть с самой зимой сразиться! Пора зиму припугнуть – хватит, мол, натерпелись. Сначала, конечно, надо Снежный город построить, а потом завоёвывать. И нет для Снежного города спасения. Не было ещё такого, чтобы он устоял. И стены его крепкие, ледяные, скользкие, и башни высокие, неприступные, а всё равно – падут. Весело Снежный город рушить! Весело для весны место расчищать! Одно жалко – Масленица уходит. Врунья она, тётка Масленица. Обещала долго погостить, а всего одна неделя – Масленая.

Наша Масленица дорогая

Немножечко постояла.

Мы думали, семь неделек,

А Масленица – семь денёчков.

А нас Масленица обманула,

Обманула, Лели, обманула.

Да напрасно обижаться. Может и обмануть. Зато как развеселила! О зиме и не думаешь. Легко простить тётку Масленицу. Тем более что последний её день так и зовётся – прощёный.

Самое время друг у друга прощения просить за обиды, глупости и недоразумения, чтобы к весне их вовсе не осталось.

И февраль, кажется, прощения просит, обещает не лютовать. Простим февраль. Без него бы Масленицы не было.

Вот уже и дядька Василий-капельник приходит – всё сосульками разукрашивает. И птицы о гнёздах подумывают. Теперь февраль не иначе как бокогреем звать.

Угрюмый месяц февраль. А всё же весёлый – весна-то на пороге.

Слова прощальные и встречальные

В первый день марта Весну встречают: «Здравствуй, наконец-то дождались!» А Весна не заходит – стоит на пороге.

Зато тётка Евдокия-плюшниха тут как тут. Ну, и ей рады, если воды принесла. Тётка Евдокия всегда с водой, да только жадничает – разве что даст курице из лужицы напиться. Ещё сосулек поразвесит. Потихоньку с них капает – плюк-плюх-плюш. Сосульки так и зовут – плюшины.

А характер у тётки Евдокии довольно-таки зимний. При ней и мороз на нос садится, и собаку, как говорят, снегом заносит.

Где же Весна!? И на пороге её не видно. Развернулась да ушла. Но вскоре вновь показывается. На сей раз под руку с дядькой Герасимом-грачевником. «Ах, здрасьте – проходите!» Однако не входит Весна – стоит на пороге.

Дядька Герасим как засвищет всей пятернёй, грачей созывает. Прилетят грачи, и тропинки чернеют, чтобы не было грачу на снегу одиноко.

За ночь снег сил набирается, встречает утро в броню закованный – так крепок мартовский наст. Но солнце быстро с ним расправляется. Тревожится снег, шепчет и лепечет слова прощальные.

Где-то рядом Весна, да никак не заходит, упрямится. Может, скучно ей с чёрными грачами? То ли вид у грача унылый, то ли голос не хорош? О, не просто Весну заманить! К ней надо и с одного бока подъехать, и с другого – умилостивить. Хотя бы песнями-веснянками.

Синички-сестрички, тётки-чечётки,

Краснозобые снегирюшки,

Щеглята-молодцы, воры-воробьи!

Вы по воле полетайте,

Вы на вольной поживите,

К нам Весну скорей ведите!

Прилетай, кулик, из-за моря,

Неси Весну из неволи!

Птиц долго не упрашивают. Как подойдёт день по прозванью Сороки, так сорок пташек с юга возвращаются. И Весне, конечно, любопытно поглядеть, что тут в марте творится. Вот сорока начала гнездо строить и кладёт в него не иначе как сорок разных прутиков. И зайчонок-мартовик родился – вот уж удивится, когда увидит землю без снега.

Но Весна упрямая. Стоит на пороге да не заходит. «Пожалуй, – говорит, – рано. Подожду, когда минуют сорок морозных утренников».

Да, это правда, – по утрам мороз. Зато днём мартовское солнце марит, гонит зиму, торопит Весну. И слышно уже, если ухо к стволу приложить, как дерево оживает, как сок под корой бежит. В такой-то день марта и пень вспоминает себя деревом.

Где-то рядом Весна, и нет уже сил ждать её. Заждались совсем.

Коровки ревут – на волю хотят,

Лошади идут – они травки ждут,

Свинки хрючат – корешков хотят,

Овечки кричат – они травки хотят,

Шёлковой травы, ключевой воды.

Весна всё слышит. Снова она на пороге вместе с дядькой Алексеем, которого кличут – С Гор Вода. Этот воды не жалеет. Тёплые ветры-весенники ему помощники, торопят воду. С гор, с пригорков катится вода потоками, по оврагам снеговая бежит. Целебна мартовская вода! Запасайся на весь год, от всякой хвори. Можно и веснушки вывести. Хотя веснушек-то жалко. Пока Весна не пришла, и веснушки радуют.

Стоит Весна на пороге, да не заходит, медлит. Пора приманить её «жаворонками». Как напечёт бабушка булочек – с хвостиками, с крылышками, с глазами-изюминками – вылитые жаворонки. Подумает Весна, что уже прилетели. Может, поторопится.

Поднимают «жаворонков» к небу и кричат, что есть сил:

Весна красна,

На чём пришла?!

Пришла, приехала?!

Приходится Весне отвечать:

На кобыле вороной,

С сохою, с бороной!

Это очень хорошо, что Весна откликается. Плохо, что с порога, только в щёлочку дверную поглядывает. Смотри, смотри, Весна, – вот съедим всех «жаворонков», тебе не достанется. Так пугают Весну, а всё же непременно оставляют ей «жаворонка» – где-нибудь в саду, в укромном уголке. Пусть отведает, когда придёт. Но не торопится Весна.

Да что же это такое?! Неужто раздумала?

А дело-то проще простого – двери, оказывается, заперты! Как тут войдёшь, когда тяжёлый зимний замок висит, в толстой ледяной шубе. Только особым весенним ключом можно отпереть.

Уж ты пташечка,

Ты залётная!

Ты слетай на сине море,

Ты возьми ключи весенние,

Замкни зиму,

Отомкни лето!

И медленно, чуть слышно поворачиваются ключи весенние в стылом зимнем замке. Сейчас-сейчас распахнётся дверь, войдёт наконец-то Весна.

Хорошо Весну встречать-поджидать. Целый месяц март для этой встречи.

Весенние ключи

Каковы же они из себя, весенние эти ключи?

Может, это ручьи? Или первые птицы с юга? Или почки на деревьях?

Бабушка, хоть и глуховата, а всегда слышит, как отворяется дверь весенняя. По одну сторону стоит Зима, по другую – Весна. Поглядывают друг на дружку, давно не встречались.

Розовые и голубые, тихие вечера – то ли зимние, то ли весенние – когда прощаются Зима с Весной до следующего года.

Зима говорит тонким прозрачным льдом на лужах, последним снегом, одинокой вороной на голом суку. Весна-то, конечно, разговорчивей. Нестынущим ручьём лепечет, вальдшнепом, тянущим над поляной, и утками, которые, подобно снарядам, выстреливают с болотца, и гусиной цепочкой – то ли была она, то ли померещилась в темнеющем небе.

Зима тихо отвечает холодными, далёкими звёздами, сияющими в лужах. И кажутся лужи бездонными колодцами сквозь землю, и звёзды вроде бы светят с другого края земли.

Весна уже без умолку тараторит – певчими дроздами, скворцами и первыми соловьями. И всё краше Весна, нарядней. У такой имя – Ляля.

Хотя вёсны, конечно, разные бывают. Иная так спешит, что ей не до разговоров. С громами, ливнями, бурная. Обнимет Зиму, и расстались. Другая игривая, затеет чехарду с Зимой. День весенний, день зимний. Утром Весна, вечером Зима.

А третья – скромная. Подходит на цыпочках, вроде хочет проскользнуть незаметно, чтобы Зима с Летом повстречалась. Эту Весну так и зовут – Пролетье.

Много имён у Весны. Столько, пожалуй, сколько дней весенних. И каждый день – ключ весенний. Множество ключей! Для земли, для воды и для неба.

Цветень

А в апреле дни ласковые. И от этой ласки солнечной всё оживает. Цветень – так зовут апрель. И ещё есть имя – березозол. Просыпается в это время берёза, и бежит под корой нежный, едва сладкий берёзовый сок. Вместе с ним и само время разгоняется, тоже бежит.

– Ох, быстрое время в апреле, – говорит бабушка. – Только глазом моргнёшь, а уж тут как тут Федул – дует тёплыми ветрами. И Родион-ледолом поспешает. Эти дядьки – Федул с Родионом – лучшие приятели дедушки Водяного. Задушевная троица. В обнимку ходят. Крушат лёд на реках и озёрах, гонят прочь льдины. Любо-дорого поглядеть. Плывут льдины из дальних, неведомых мест. Что там на них зимой творилось? Вот тропка – верно, к проруби по воду ходили. Звериные и птичьи следы. Шалашик скособоченный и лодка, полная талой воды, в которой серебрится рыбья чешуя.

Плывут-плывут льдины. День и ночь плывёт по реке долгая зима. Хотя куда уж ей, зиме-то, плыть? Ночью, наверное, поднимается в холодное покуда небо, растекается меж звёздами и ждёт, когда снова на землю падать. Да не скоро это будет – лето впереди, осень. Ещё весна в разгаре!

В разгар-то Весны дедушка Водяной очень как разгуливается. Балуется, словно дитя! Косматый дедушка, с зелёной бородой из тины. А в апреле прикидывается пареньком.

Угощают его рыбаки – кто во что горазд – «вот тебе, дедушка, гостинец на новоселье! Жалуй нашу семью рыболовную богатым уловом!»

Дедушка Водяной не злой, но шалит не в меру, без ума. Разольёт реки во всю ширь по окрестным лугам и лесам. Здоровается эдак с Лешим и Полевичком. Всю зиму не виделись и соскучились. Как, мол, спалось, дедушки-ребятушки? Их и вправду не разберёшь – то ли старички древние, то ли пареньки-подростки.

Леший, как проснётся, песни распевает, всё без слов. В ладоши бьёт, свищет, аукает, хохочет и гогочет. Может кем угодно обернуться – хоть волком, хоть совой. А главное у него дело – будить деревья от зимней спячки, чтобы соки по ним бежали, помогали почкам набухать, листве распускаться.

Полевичок молчаливый. Зато шустёр, как мышка-норушка. Туда-сюда, только его и видели! Полевичка и зовут Перекати-поле. Целое-то поле пока разбудишь, ох как набегаешься.

В апреле хорошо пробуждаться ото сна. Впрочем, и у апреля есть шальные затеи, вроде нечаянных холодов. Такой уж добряк добряком, а вдруг и решит напомнить – мол, уважайте, я тепло несу, от меня прямой путь к лету, а поглядите, какие недавно морозы были. И просыплет вдруг зимнюю стужу. Но коротки апрельские холода, не печалят землю.

Быстрое время в апреле. Уже и лёд сошёл, и трава на волю пробивается, и верба распускается. В эту пору у вербы волшебная сила. Только веткой дотронься и пожелай – «как верба растёт, так и ты расти»! Тронешь телёнка, вырастет чудесная корова или бык, по желанию. Из жеребёнка – какая-нибудь Сивка-бурка, конь богатырский. А из мальчишки-то, конечно, добрый молодец.

Всё в апреле сил набирается. Сама земля так и вбирает солнечный свет – преет в апреле, вроде бы вздыхает глубоко после долгого сна.

И снег сошёл, и реки в берега вернулись. А земле ещё воды подавай. Вот прольётся первый апрельский дождь – значит, сами облака проснулись, и небо отворилось. Первый дождь так и зовут – весна. Теперь Весна хозяйка!

И Водяной, и Леший, и Полевичок успокоились, угомонились. Они знают, чего от Весны ждать.

Весна красна, наконец, пришла!

А что ты нам принесла?

– Пришла я с рожью зернистою,

С овсом кучерявым, с ячменём усатым,

С просом и гречею, с калиной-малиною,

С чёрной смородиною, с грушами, яблоками,

С цветами лазоревыми, с травушкой-муравушкой!

Вот сколько Весна обещает. Но это, конечно, не в апреле. В апреле только обещания, которые Водяной, Леший да Полевичок долго ещё растят, выхаживают, чтобы летом поспели. Они старички не жадные – лесные, полевые да водяные хозяева. Если к ним с умом и миром подойти, богатые подарки от них будут.

Поскорее бы лето наступило! Так уж заведено – одно желание исполнится, сразу о другом мечтаешь. Пришла весна – подавай лето!

Всё-всё, что апрель земле отдал, – и солнечный свет, и тепло, и вода животворная – всё вскоре обернётся плодородным летом.

Щедрый месяц апрель. Недаром называют его Цветень. Ласковое имя. В нём добрая надежда.

Богатырский травень

Настаёт май, и всё зелено, в рост идёт. Так и зовут май – больший, рост дающий.

А все майские силы в берёзе. Светлое, ясное дерево. В ветвях берёзовых – солнце и небо весенние.

– В мае, – говорит бабушка, – пригибают молодую берёзку, сплетая ветви с травой, и передаёт она силу свою земле, воде и людям. Вроде бы получается, что солнце и небо гостят у земли.

Так хороша майская берёза, что хочется ей подарки дарить. Нарядный платок повязывают, юбку цветастую, лентами убирают. Не дерево, а барышня зеленоглазая!

На поляне, на лугу

Гнулася берёзонька.

Завивали девушки,

Лентой украшали,

Берёзоньку прославляли:

«Белая берёзонька,

Ходи с нами гулять,

Пойдем песни играть!»

Ох, не идёт берёза гулять. Только лепечет, взмахивает листвой по ветру. Стесняется что ли? Уйдут девушки домой, и загрустит берёза. Видно, какая грустная. Оставленная.

Правда, есть у неё и другие подружки. Если бросить берёзовый венок на воду, выйдут они украдкой из реки – русалки-берегини, весёлые, шаловливые. Играют с берёзой лунными майскими ночами. Где пройдёт-пробежит русалка, там трава гуще, хлеб родится обильней.

Ранним утром можно, говорят, увидеть след русалочий – как спешили они в реку, пробегая по росе.

У ворот берёза зелена стояла.

На той берёзе русалка сидела,

Рубахи просила: «Девки-молодухи,

Дайте мне рубахи!

Хоть худым-худеньку,

Да белым-беленьку!»

Так хочется русалке белую рубаху надеть, чтобы быть на берёзу похожей. Зеленоглаза русалка и кличут её – майка. То ли и впрямь родные они сёстры с майской берёзой? Бывает, раскачиваются вместе на качелях, напевая – «ой, рели мои, рели!»

Да чего только майской ночью не приключится! Вот протяни друг другу руки под берёзой – и никогда уже не поссоришься. А майские жуки – ух как гудят! – увидишь, не будешь воды бояться.

И поют всю ночь майские соловьи. Соловые, серо-жёлтые – они и днём не смолкают. Есть у мая особенный день – соловьиный. Идёшь по траве-мураве майской, а соловей поёт, будто за тобой с ветки на ветку нарочно перелетает. Хоть беги во всю прыть – не отстанет! Да и кому охота убегать от соловьиной песни. Тёплая она и сильная. Растёт песня, как вешняя берёза, – и весна в ней, и лето. Кажется, каждое дерево, куст, травинка поют в мае соловьиными голосами. Ну, как не петь, когда растёшь и сил набираешься.

Громкий месяц май. Разговорчивый. Много у него голосов. И дождём шелестит, и комарами уже попискивает, и лягушками орёт. Иногда громом пророкочет. В общем, целый оркестр.

А самый тихий, нежный голосок у мая – травяной. Пожалуй, сразу-то и не различишь. Надо лечь в майскую траву, насторожить ухо, вот тогда услышишь, как шепчутся меж собой травинки, будто мурлыкают, – мур-мур-мур да мур-мур-мур. Смотришь в небо и замечаешь вдруг, как поднимает тебя трава – всё ближе-ближе звёзды. Шёлкова трава-мурава, ласкова. А сила в ней богатырская.

– Так оно и есть, – говорит бабушка. – Настоящий-то богатырь добр и ласков! И голосом умерен. От его голоса не вздрагиваешь, как от грома, а прислушиваешься – и чем дольше, тем сильнее голос кажется, потому что в нём правда. Хоть и тихо сказана, а непременно услышишь.

Трава-мурава себя не жалеет. Как говорится, тратит себя. Она и лечит, она и кормит. Травка, травонька, травиночка – вот как величают мураву зелёную. Славен месяц май травою. Его так и зовут – травень!

Повсюду стоит май. И берёза, и рябина, и луг-поле, и река – всё май. И песни соловьиные – май. И ветки с первыми листьями – май. Отовсюду глядит зелёным русалочьим глазом.

Трудно сказать, что такое май, – то ли весна поздняя, то ли лето раннее. Да как о нём не думай, а хорош месяц май – рост дающий.

Богатырский месяц травень.