Текст книги "Заговор рвачей"

Александр Ермак
Заговор рвачей
(роман)

Все имена людей, а также названия компаний в данной книге являются вымышленными, их возможное совпадение с реально существующими именами и названиями абсолютно случайно.

1

– Братьев Карамазовых расстреляли.

– Не может быть.

– Может.

– Когда?

– Вчера вечером.

– Но вчера у младшего Карамазова был день рождения…

– Вот на дне рождения, когда все три брата собрались вместе, их прямо за праздничном столом и…

– А охрана? И ведь там же народу было полно, свидетели…

– А убийца и не скрывался. Подошел к имениннику, сидящему рядом со своими старшими братьями, поздравил. Открыл подарочную коробку и достал оттуда пистолет. В упор расстрелял всю обойму. На троих семи пуль за глаза хватило. Все братья наповал. Охрана ничего не успела сделать. Убийца к жертвам был ближе всех…

– Его взяли?

– Да. Отстрелявшись, он сразу же поднял руки.

– Что это за идиот?

– Это бухгалтер Карамазовых – Малькович.

– Малькович?

– Малькович…

Я откинулся на спинку кресла. Какая неожиданная развязка. Пол года я занимался делом Карамазовых – алюминиевых королей. Объездил два десятка городов в трех странах. Был на добывающих и обрабатывающих предприятиях, встречался с разными людьми – с менеджерами, бандитами, милиционерами. Собрал несколько томов документов – банковских проводок, финансовых отчетов, выписок из уголовных дел. А еще у меня на руках сотня часов записей разговоров с посвященными в дело Карамазовых. Оно было не таким уж сложным. Братья с помощью шантажа или угроз скупали по заниженным ценам интересующие их предприятия, выстраивая свою алюминиевую империю. Если кто-то из владельцев или их представителей отказывался от сделки, то пропадал без вести. Как правило, ни тела, ни каких-либо указаний на причины исчезновения не обнаруживалось. Это был фирменный почерк Карамазовых.

Людям, попадающим в поле зрения алюминиевых королей, не помогала ни собственная охрана, ни государственные правоохранительные органы. Старший Карамазов сам имел юридическое образование, прокурорский стаж и множество друзей в этих самых органах. Средний отмотал несколько сроков и хорошо знал криминальную среду. Младшенький же не прошел ни университетских, ни тюремных коридоров – старшие братья уберегли. Отсутствие образования давало знать – он не соблюдал ни человеческих, ни воровских законов: бил, убивал, нередко лично, и делал это с наслаждением. Но соблюдал все-таки одно правило, которое старшие братья еще в детстве вколотили в его бестолковую голову – «Не оставляй свидетелей,… не оставляй свидетелей»…

В этом-то и была трудность с официальным расследованием дела Карамазовых. Прямых свидетелей преступлений алюминиевых королей на поле бизнес-брани не оставалось. Косвенные же боялись, что их постигнет участь прямых. А все документы по переходу собственности были оформлены юридически правильно, по закону. И за каких-то семь лет братья построили действительно империю. В нее вошли предприятия, которые добывали и транспортировали сырье, заводы, которые его обрабатывали, выплавляли из него алюминий. А еще электростанции, снабжающие заводы необходимыми энергетическими мощностями. И еще фабрики, специализирующиеся на выпуске изделий из алюминия. В моих архивах было несколько таких: кусок авиационного профиля, катушка электрического провода и даже тюремная миска. На всех этих предметах красовалось клеймо «Братья Карамазовы». Кровавое клеймо. По моим данным в ходе сколачивания алюминиевой империи погибло более шестидесяти человек: владельцы предприятий, наемные менеджеры, члены их семей, а также охранники и рядовые работники, случайно оказавшиеся в момент преступления рядом с жертвой.

Официальное расследование карамазовского дела не раз открывалось, откладывалось, закрывалось и снова открывалось. И снова закрывалось. Оно не продвигалось ни на миллиметр. И из-за отсутствия свидетелей, и из-за связей старшего Карамазова. А они, чем дальше, тем все более становились обширными. Самый образованный из «соимператоров» дружил уже не только с бывшими однокурсниками и коллегами по прокурорской работе, но и с известными политиками. Он не стеснялся телекамер и даже слыл щедрым меценатом среди творческой элиты.

Безусловно, старший Карамазов был умен. Он прибирал к рукам не только предприятия, несущие прямую прибыль, но и те, что могли способствовать этому процессу. Он даже хотел купить газету, в которой я работал – лучшую, самую тиражную газету страны. Старший Карамазов лично, но, конечно, с толпой охраны, приходил в редакцию. Журналисты из всех комнат выглядывали в коридор, чтобы посмотреть на возможно своего будущего хозяина – толстого борова с маленькими хитрыми глазенками.

Переговоры не состоялись. Акционеры напрочь отказались продавать газету. И сразу же почувствовали серьезность намерений и аргументов Карамазовых. Во время отпуска, на охоте в джунглях Мозамбика, пропал заместитель главного редактора. А еще через неделю за городом нашли пустую машину так и не доехавшего до редакции нашего директора по маркетингу. Ни первого, ни второго тела обнаружить не удалось. Фирменный почерк Карамазовых…

А потом последовало новое вежливое обращение к акционерам уступить газету. Карамазовым. Недорого.

Вот тогда мне – одному из корреспондентов, специализирующихся на расследованиях, – и было поручено «дело Карамазовых». О том, кто именно будет заниматься им, главный редактор никому не сообщил, даже акционерам. Сам я официально уволился из газеты. Стал для всех независимым журналистом. На некоторое время мое имя не должно было иметь прочной связи с нашей газетой. Зарплату я стал получать через один из банков. И не на свое имя, а просто по кодовому слову. Называл его, и мне выдавали деньги без предъявления каких-либо документов.

Днем и ночью я копал, копал, копал на Карамазовых. Мы должны были устранить эту угрозу. Угрозу для нашей газеты и, по большому счету, угрозу для всего общества. Такие, как Карамазовы, сами никогда не останавливаются. Прибрав алюминиевую отрасль, они выберут себе следующую цель, а потом следующую, и следующую. А это значит – будут трупы, трупы, трупы.

Чтобы их не было, по крайней мере в нашей газете, на время моего расследования акционеры начали переговоры, торг с Карамазовыми. Проводились акционерные собрания, консультации с юристами, экономистами. Время шло. А я работал. Месяц за месяцем. Пол года. У меня не было таких ограничений, как у правоохранительных органов, и в моем архиве собиралось все больше настоящих свидетельств, которые легко связывались с официальными справками и отчетами. Не бывает так, чтобы по десяткам эпизодов уж совсем бы не было свидетелей. Просто люди очень боялись. Но они и ненавидели Карамазовых. И потому, хоть и не под протокол, говорили, рассказывали о виденном, слышанном. Мне удалось даже найти, сфотографировать и перепрятать часть останков жертв Карамазовых.

Я получил и копии материалов из официального, в очередной раз замороженного дела Карамазовых. Отстраненные, переведенные на другие дела следователи охотно делились со мной информацией:

– Может, хоть тебе удастся это безобразие на свет божий вытащить…

Я торопился. Чем дальше, тем больше старший Карамазов начинал нервничать и вот-вот мог вновь перейти на более привычные ему пути решения проблемы покупки бизнеса. Как ни старался я быть очень осторожным, но мой интерес к делу Карамазовых все же не мог оставаться незамеченным. Сначала на меня не очень обращали внимание – мало ли журналистов вьется вокруг алюминиевой империи: ходят на презентации, берут интервью, пишут статьи о значении алюминиевой индустрии в социальной жизни страны. Но по прошествии времени, видимо, моя активность стала уж слишком бросаться в глаза. И как-то в баре ко мне подошел совершенно незнакомый человек:

– Хорошее пиво?

– Ничего.

– Знаешь, друг, а не лез бы ты в дела Карамазовых. Зачем тебе неприятности? Пей себе пиво. Наслаждайся жизнью…

Совет этот я, конечно, проигнорировал. Но когда две недели назад прямо у дома демонстративно взорвали мою машину, мы с главным редактором решили, что мне необходимо перейти на конспиративное положение. У меня уже было достаточно материала и чтобы подготовить цикл публикаций об алюминиевой империи, и чтобы при необходимости отстоять свою позицию в суде. И я снял на чужое имя квартиру, перестал появляться в привычных для себя местах, засел за компьютер. Первая страница готова. Вторая. Третья… Пятнадцатая… Тридцатая…

Время от времени мы встречались с главным редактором в одном достаточно невзрачном на вид кафе. По электронной почте назначали время встречи и, убедившись в отсутствии слежки, приходили в «Дельфин». Мы никогда не называли место встречи. Только время. Это означало, что встреча состоится в «Дельфине».

Мой цикл статей по делу Карамазовых был практически готов. И я уже хотел назначить на завтра встречу с главным редактором, чтобы передать материал, как он сам вызвал меня.

– Братьев Карамазовых расстреляли… – я повторил это снова и переспросил – Малькович? Их собственный бухгалтер?

– Да, – снова подтвердил главный. – Как ты знаешь, Малькович ведь раньше был концессионером одного из месторождений алюминиевого сырья.

– Да, – кивнул я, – пока на его глазах не перебили всю его семью: жену, четырех дочерей. Официальное расследование ни к чему не привело, убийц не нашли. А средний Карамазов пообещал Мальковичу найти убийц, если тот незадорого уступит месторождение алюминиевой империи. И Малькович согласился. Он был готов на все, лишь бы отыскать, наказать тех, кто лишил его семьи. Он переуступил Карамазовым права на концессию. И средний брат выполнил свое обещание. Мальковичу предъявили двух парней, которым, дескать, заказал его семью некий грек, положивший глаз на месторождение. Пацанов этих – якобы профессиональных киллеров, – тут же в присутствии Мальковича и пристрелили, а самого его Карамазовы взяли на работу бухгалтером. Он ведь в этом деле неплохой специалист: отличное образование, колоссальный опыт…

Главный вспомнил:

– По твоим сведениям, на самом деле не было никакого грека.

– Ну, да, – подтвердил я. – Семью Мальковича расстреляли по заказу Карамазовых. Самого его младший Карамазов тоже хотел отправить на тот свет, но мудрый старший убедил оставить специалиста в живых. Чтобы использовать квалифицированные мозги на благо алюминиевой империи.

Главный кивнул:

– Так вот, Малькович, видимо, каким-то образом тоже узнал правду. Когда он стрелял в Карамазовых, то так и выкрикнул: «Это вам за мою семью! За мою семью!»

Я закрыл глаза и провел руками по лицу, потирая его:

– Значит, все кончено. Я могу возвращаться в редакцию и домой.

– Да, – подтвердил главный, – возвращайся к нормальной жизни. Не забудь написать официальное заявление о приеме на работу. Твое рабочее место ждет тебя.

– Хорошо. Вечером закончу материал о Карамазовых и принесу завтра в редакцию.

Главный потер руки:

– Отлично. Значит, сегодня же мы дадим и новость о смерти братьев Карамазовых и, заодно, анонс твоего цикла статей, раскрывающих закулисные дела этой алюминиевой империи. Думаю, интерес публики будет фантастическим, и мы еще больше поднимем тираж газеты. Ну а тебе – тебе, разумеется, вдобавок к зарплате гонорар по высшей ставке.

Я улыбнулся:

– Это, конечно, не помешает, – и от чего-то вздохнул.

Главный посмотрел на меня:

– Что-то ты мне не нравишься. Вид у тебя какой-то бледный…

Я лишь пожал плечами:

– Так побледнеешь с такой работой. Вокруг трупы. Да еще эти угрозы. Я в последнее время и спать-то стал в полглаза. Все ждал, когда на пороге Карамазов младший появится с закатанными рукавами…

– А знаешь, что, – задумался главный, – Завтра сдашь материал и поезжай-ка ты отдохнуть на курорт. В санаторий.

– В какой еще санаторий? – удивился я.

– В хороший. В Минеральске. На днях наша газета заключила рекламный договор с одной крупной фармакологической компанией. С очень крупной. Наверняка, знаешь такую – «Медоза».

Я подтвердил:

– Да, последнее время на слуху.

Главный продолжил:

– Так вот мало того, что договор у нас с ней на очень большие деньги, мы от них еще и небольшой бонус получили. У «Медозы» есть свой санаторий, и мы можем послать туда на отдых нашего журналиста. Не помню, насколько недель точно. То ли на две, то ли на три. Это надо уточнить… Мы как раз думали, кого бы отправить. Вот ты и поедешь.

Тут я насторожился:

– А писать об этом санатории потом нужно, расхваливать в газете?

На это главный махнул рукой:

– Нет, не беспокойся. Журналист от нашей газеты едет безо всяких перед «Медозой» обязательств. Ничего про них писать не надо… Так что оформляй документы и езжай – отсыпайся, отъедайся, отдыхай, одним словом. А потом спокойно приступай к своим обязанностям.

Да, с этими Карамазовыми я действительно вымотался, устал и морально, и физически. Так что мысль главного редактора – несколько недель повалять дурака на курорте – мне начала нравиться все больше и больше:

– Я согласен.

– Ну и отлично.

Следующим утром с готовым карамазовским материалом я был в редакции. И вечером – уже в поезде. Думал, что наконец-то расслабленный, убаюкиваемый вагонной качкой засну, как убитый. Но не спалось. Полудремалось, полубредилось. Я то смотрел в темное окно с неясными мелькающими тенями, то закрывал глаза. И видел Карамазовых. Сидящих в шикарных офисах. Прогуливающихся под ручку с элитными представительницами…

А вот их всех троих несут на кладбище. В блестящих алюминиевых гробах. Рыдают вдовы. Играет оркестр, которым руководит бухгалтер Малькович. В руках у него, вместо дирижерской палочки, пистолет с глушителем.

Я наблюдаю за похоронами из-за дерева. Вот гробы опустили в землю. И тут же взгромоздили на могилы огромный мраморный памятник. На нем нет фотографий, дат. Только клеймо, как на тюремной миске, здоровенное такое клеймо – «Братья Карамазовы».

Оркестр отыграл лезгинку. Родственники и почетные гости разбрелись по лимузинам. А когда на кладбище никого не осталось, на него въехал огромный бульдозер. Поднапрягшись, упершись сталью, он снес памятник. Уехал. И тут же на его месте оказался самосвал. На перепаханные гусеницами могилы он высыпал кучу красной алюминиесодержащей глины. И тоже уехал.

И больше никого и ничего. Нет даже привычных для кладбища птиц. Нет, я заметил, что в воздухе что-то летит, что-то кружится. Это ветер несет откуда-то газету. Прямо на меня. Бросает мне в руки. Да это же наша газета. С крупным заголовком на первой полосе: «Алюминиевая смерть».

Кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнул и обернулся. И открыл глаза – это был проводник:

– Приехали, уважаемый. Минеральск…

2

Главный врач санатория отрекомендовался Розендорфом и сразу взял быка за рога:

– Покажите язык, господин журналист… На что жалуетесь?

Я пожал плечами:

– Ни на что.

Главврач кивнул:

– Понимаю-понимаю… Снимайте рубашку. Дышите. Не дышите… Покажите живот… Дисбактериоз не беспокоит?

– А что это?

Главврач снова кивнул:

– Значит, не беспокоит… Жаль…

– В каком смысле жаль? – не понял я.

Розендорф улыбнулся и объяснил:

– Нет, это, конечно, прекрасно, что у вас нет дисбактериоза. Просто я занимаюсь этой болезнью уже длительное время. Так что мог бы вам существенно помочь, если бы оказалось, что она вас беспокоит…

– Спасибо, не беспокоит…

Главврач куда-то надавил, постучал:

– Что-нибудь чувствуете?

– Нет, – мне уже было неловко занимать время специалиста, и я сказал, – Наверное, не стоит меня осматривать. Я ведь, в общем-то, здоров.

Но тут главврач покачал головой:

– Это уж нам, докторам, решать: здоров – не здоров. Присаживайтесь…

Я послушно сел на стул:

– Ну, чего вам со мной возиться. У главного врача, наверное, других забот полным-полно.

– Полно, полно, – закивал Розендорф, – но без постоянной врачебной практики настоящему врачу никак нельзя. Каждый день хотя бы с одним больным нужно поработать.

– Да я же не больной.

– Может быть и не больной, – почти согласился главврач. – Выздоравливающий вам больше нравится? Или просто отдыхающий… Но все равно, как ни назвать, мы будем заниматься вами самым пристальным образом. Наверное, уже знаете, что кроме вас пока в санатории есть еще всего несколько человек. Мы же только-только открываемся. Вы у нас первые больные, в смысле, выздоравливающе-отдыхающие. Поэтому вам особые, – он улыбнулся, – честь и почитание. Вот будет здесь пара сотен человек лечиться-отдыхать, так вы еще записываться будете на прием к главврачу.

– Я не буду.

Розендорф продолжал улыбаться:

– Ну, разумеется, журналиста, да еще из такой газеты, да еще и по старой памяти я приму вне очереди…

– Читаете нашу газету?

– Конечно, – кивнул Розендорф, – На «Медицинском вестнике» свет клином не сошелся. Врачи, знаете ли, тоже люди. И им, как ни странно, хочется знать, что вокруг них в обычной жизни деется… Так, вот и давление у вас померили. В норме. Осталось только выписать вам направление на анализы…

Я возразил было:

– Да не нужно мне никаких анализов.

Но главврач строго посмотрел на меня:

– Не возражайте. Вам, может быть, и не нужно, но мне вот нужно обязательно.

– Зачем?

– А если с вами здесь случится что-нибудь? Кто будет виноват? Розендорф? Он не досмотрел? Угробил журналиста.

Я махнул рукой:

– Хорошо, выписывайте.

Розендорф сел за стол, взял в руки бумагу, ручку:

– Вот и договорились. Проверим вас, так сказать, всесторонне. Если нужно будет, подлечим. А пока попейте водичку нашу лечебную из источника – практически от всех болезней помогает, а также усталость снимает и нервы успокаивает. Даже у здоровых людей…

Я согласился:

– Попью непременно. Усталость снять и нервы успокоить – вот это мне подходит.

– Пейте-пейте на здоровье… – главврач принялся быстро чиркать по бумаге, – Ну, и процедуры вам всякие приятные назначим: массаж, ванны, душ опять же минеральный… Спите побольше, хорошо кушайте – у нас кухня замечательная. Шеф-повар будет рад появлению еще одного ценителя его кулинарного творчества… Гулять не забывайте на свежем воздухе. Можно в городском общекурортном парке. Или у нас на территории. Мы ее неплохо озеленили… Да, если вам по делу потребуется что-то из офисной техники или коммуникаций, то у нас в санатории есть собственный современный бизнес-центр…

– Замечательно.

Розедорф нажал кнопку на столе:

– Давайте я познакомлю вас со своей помощницей Инессой. Она покажет вам все на территории санатория…

– Спасибо, доктор.

Через минуту в коридор вошла невысокая, но стройная рыжеволоска в белохалатной обертке:

– Вызывали?

Розендорф кивнул:

– Покажите, пожалуйста, нашему гостю территорию санатория.

Инесса улыбнулась:

– С удовольствием.

И я с удовольствием вышел за ней. Ну, очень стройная фигурка…

По ходу нашей ознакомительной прогулки Инесса поворачивала свою головку то налево, то направо:

– Лечебные и процедурные кабинеты… Бассейн… Столовая… Бар… Теннис-корты… Вся территория хорошо охраняется… А вот там наш сад…

Я перевел взгляд с бедер Инессы на зеленый уголок:

– Да, сад у вас прелестный…

Инесса обернулась и сверкнула такими же белоснежным, как и халат, зубками:

– Нравится?

– Очень.

Она довольно продолжила:

– По генеральному плану сад должен был быть меньше, но я настояла его расширить. Ведь нашим пациентам будет так приятно уединиться в нем с книжкой или газетой. Покой очень способствует выздоровлению. Видите, здесь даже скамеечки все разных размеров. Те, что подальше от входа, для одного человека, ищущего уединения. Чуть ближе – для двоих. А на краю сада на скамейке целая компания разместиться может.

– Здорово придумано.

– Спасибо, – Инесса завертела головой, – Вот, пожалуй, пожалуй, это и… Да, я же вам еще бизнес-центр не показала. Пойдемте.

Она привела меня в большую, пахнущую свежим ремонтом комнату:

– Вот только что все работы закончили. Вдоль стены компьютеры с интернет-доступом… Вот факс, если вдруг потребуется… В углу копировальный аппарат. Он очень мощный, но его еще не совсем отрегулировали. Механик должен сегодня подойти и вроде бы уже совсем окончательно настроить. И всем этим вы можете свободно пользоваться в часы работы бизнес-центра.

Мы вышли в коридор. Над одной из дверей была табличка «ВИП-зона». Я поинтересовался:

– А там что?

– Там? – на мгновение задумалась Инесса, – Там… Там действительно «вип-зона». Территория для особо важных пациентов. Для высших чиновников, политиков, богатых бизнесменов…

Я поглядел по сторонам:

– Что-то ни одного пока не видел.

Инесса рассмеялась:

– И не увидите. Доктор Розендорф, наверное, говорил вам, что мы совсем недавно открылись. Вы один из наших самых первых клиентов. Совсем скоро их будет очень много. Но сначала мы проведем здесь съезд полномочных представителей всех дочерних предприятий нашей «Медозы». Подведем итоги, утвердим планы компании. Сами, конечно, отдохнем немного. Ну, а потом уже распахнем двери для гостей, пациентов…

Так вот почему нашей газете такой бонус выпал, наконец, понял я. Санаторий у них так и так пустой стоит. Чего бы журналиста из хорошей газеты не прикормить. Авось пригодится. Впрочем, мне-то что за дело – расслабляйся, отдыхай!

Мы попрощались с Инессой.

– Спасибо за экскурсию.

– Пожалуйста. Приятного отдыха.

– Надеюсь, мы еще увидимся.

– Конечно, – кивнула Инесса, – вы здесь со всем персоналом санатория будете по несколько раз в день сталкиваться…

– А мне не нужен весь…

Вернувшись в номер, я позвонил в Москву главному редактору:

– Добрался… устроился… все замечательно…

Позвонил и отключил телефон. Все. Больше меня нет. Ни для кого, ни для чего. Я отдыхаю.

Давно я не спал так крепко. Безо всяких тревожных снов. Просто ложусь и тут же засыпаю. А утром сладкомедленно просыпаюсь. Не торопимый. Никем. Ничем.

И днем мне никто особо не докучал. Розендорф после еще одной встречи оставил меня в покое. И слава богу. Мне совсем не улыбалось, чтобы врач изводил меня лекциями о всяких дисбактериозах, лекарствах, методах лечения и последствиях недооценки такового.

И чертовски замечательно, что из-за малочисленности отдыхающих в «Медозе» я сидел за столом в столовой один одинешенек. И очередей на ванны и массаж не было. И бассейн, когда я туда приходил, был в полном моем единоличном распоряжении. И только у общекурортного источника минеральной воды до меня доносились обрывки разговоров про сахар в крови, качество клизмы, цвет мочи. Вот, ведь, делать им нечего – лечат, лечат друг друга без устали:

– А я химии не доверяю, только натуральные средства…

– Значит, слушайте меня внимательно. Надо ранним утром, когда солнце только-только встало, сорвать лопух…

– Да не лопух, а зверобой!

– А еще лучше пижму!

– Не слушайте вы их! Только Золотой корень!..

С виду симпатичная тетечка… Вроде разумный дядька… А с этой девушкой можно было бы и роман санаторно-курортный закрутить, но и она тоже лечит:

– Я по себе знаю, что лучше крушины для этого ничего не подходит. Но настой нужно в правильной пропорции делать. Берем литр кипятка…

Я бежал от этих народных целителей, как от зачумленных. Лишь мимолетные встречи с рыжеволоской Инессой, снующей, видимо, по своим предсъездовским делам, приносили мне удовольствие. Пожалуй, хотелось бы видеть эту девушку почаще. И поближе…

Прямо рядом со своим санаторием в городском парке я нашел спортплощадку, где играли в волейбол нормальные, не зацикленные на болезнях люди. В веселой разношерстной и разновозрастной компании с удовольствием колотили по мячу:

– Блок! Блок ставь!

– Тащи!

– Наша взяла!!!..

Меня без проволочек приняли в самообразовавшуюся команду:

– С таким-то ростом…

Вечером после массажа, ванн, бассейна и волейбола, как и все отдыхающие, я прогуливался по аллеям парка. Немного отъевшись и отоспавшись, заглядывающийся на Инессу и на дефилирующих курортных я вспомнил об оставленной в Москве Веронике.

Вероника, Вероника… Мы жили вместе уже три года. Симпатичная неглупая девушка. Готовит замечательно. Порядок в моей квартире поддерживает. На выставки современной живописи выводит. Всегда под рукой. С ней все просто и очень удобно. Очень удобно. Но я почему-то никак не решался жениться на ней. Также как прежде на Зое, на Марине…

Вот и с Вероникой все тянул и тянул:

– Поговорим об этом позже…

…

– Месяц назад ты обещал поговорить…

– Вот закончу расследование…

…

– Ты обещал поговорить после того, как закончишь расследование…

– Вот отпишусь по командировке…

…

– Ты обещал…

– Я обещал. Но позже, позже, позже…

Мне не хотелось думать о нашем будущем. И я не думал о нем, и не говорил. А Вероника, похоже, подозревала, что у меня, кроме нее, есть кто-то еще. Я ведь постоянно задерживался в редакции, приходил домой ночь-заполночь, а то и вовсе не приходил сутками. А еще часто мотался по недельным командировкам.

Вероника не упрекала. Она просто плакала. Встречала с красными глазами. С опухшим личиком. Она терпела. Она ждала. Она надеялась. Месяц за месяцем. И уже год за годом…

И я все это время на что-то надеялся. На что?

Когда из-за проблем с братьями Карамазовыми пришлось перейти на конспиративное положение и сказать Веронике о том, что некоторое время нам лучше не видеться, она, видимо, решила сменить тактику. Вероника закатила мне грандиозный скандал:

– Ты… Я… Для тебя… Столько ночей… А ты… А ты… А ты…

А я, совершенно обалдевший от увиденного и услышанного, не нашел ничего лучше как указать ей на дверь:

– Прощай.

Вероника ушла. В слезах. Второпях что ли забыв в прихожей сумку с вещами…

Я и думать о Веронике не думал, когда работал над «Алюминиевой смертью» на конспиративной квартире. Жарил себе яичницу, грязные вещи просто бросал в кучу и писал, писал, писал.

И в поезде не думал. Но вот теперь, теперь я смотрел на попадающихся мне на аллеях и лавочках девушек-дамочек. Смотрел на них и думал о Веронике. Конечно, она была симпатичнее всех этих дефилирующих. Будь Вероника сейчас здесь, мы бы, вполне возможно, помирились. Нет, мы бы точно помирились: «Я виноват… Я виновата…Трам-пам-пам…»

Но Вероники под рукой не было. И отоспавшийся, приходящий в себя после столь продолжительного утомительного труда мужчина все пристальнее вглядывался в попадающийся в поле зрения женский пол. И не находил ничего лучше Вероники. И тогда задумывался: «Инесса? Взять и банально пригласить ее в кафе?»

При парке было одно очень симпатичное. Держал его Самсон – крепкий и, на первый взгляд, очень простой мужик:

– Проходи, дорогой. Покушать? Попить? Все очень вкусно. Все свежее, все здоровое. Брат с семьей все своими руками выращивает. Нигде такого не попробуешь. Только у Самсона. Садись. Вот сюда садись. На лучшее место садись…

Он не кривил душой, когда расписывал свое угощение. Действительно, готовили у него замечательно. В столовой «Медозы» все было более изыскано, но здесь – просто вкусно. Огурчики благоухали и хрустели, сочные помидорчики взрывались под зубами сладким соком. Верилось, что это было взаправдишное домашнее производство.

Кафе так и называлось «У Самсона». Я брал зелено-красное ассорти. Ну, и кружечку пива. Сначала с удовольствием хрумкал. Потом поцеживал горьковатый напиток и с профессиональным любопытством рассматривал окружающих. Замечал среди них уже знакомых мне людей, виденных где-то в здешних окрестностях днем-двумя раньше. Вот мужчина за соседним столиком, как и я, видимо, приходил сюда каждый вечер. Он никуда не спешил – с удовольствием распивал стаканчик сухого красного под шашлычок. Шуршал газетой. Или просто сидел о чем-то задумавшись.

Мы виделись с ним и в другом месте. На волейбольной площадке. Там, несмотря на свой солидный возраст – лет так 50–55, он был едва ли не лучшим. И подавал здорово, и принимал, и блоки ставил, и удары ему удавались на славу. Не мудрено, что его все время переманивали в противоположную команду:

– Запалин, переходите к нам!

– В следующий раз обязательно.

– А мы вам еще и не отдадим такого игрока…

Сегодня мы играли с ним в одной команде. Так что вечером в кафе, сидя за соседними столиками, поприветствовали друг друга уже как старые знакомые:

– Добрый вечер.

– Рад видеть.

Поглядывает на часы. Кого-то ждет. Я улыбнулся:

– За вас на площадке так болеют. Вы пользуетесь большим успехом у женщин. Даже завидно.

Он тоже улыбнулся:

– Сам себе завидую. Женщина, вино, шашлык, лепешка… Не так давно я об этом и мечтать не мог.

– Болели?

– Болел.

Мы замолчали. Очевидно, ему, в отличие от большинства санаторных окружающих, не очень-то хотелось говорить о своих болезнях. Так же, как и мне, о болезнях чужих слушать. Хотя сам этот человек, так непохожий на прочих «оздоровляемых», без сомнения был мне интересен. Профессиональное чутье подсказывало, что за Запалиным явно скрывается какая-то история.

Я прервал молчание:

– Выздоровели?

– Выздоровел.

И снова пауза.

– Вот и я тут отосплюсь, отъемся и тоже буду совсем здоров, годен к продолжению трудовой деятельности.

Он вежливо поинтересовался:

– А кем вы работаете?

– Журналист.

В глазах Запалина зажегся огонек интереса:

– Журналист… Знаете, а я вот промышленный дизайнер, но одно время думал о вашей профессии. Даже хотел переквалифицироваться. Но потом решил, что ради одной статьи едва ли стоит это делать…

– А какую статью вы хотели написать?

– Да я ее в общем-то и написал. Вот как раз о своем выздоровлении.

Вот ведь, ошибся я, что ему не хочется говорить о болезнях…

– Думаете, многим ваша статья будет интересна?

Запалин улыбнулся моему скептицизму:

– Видите ли, мне хотелось рассказать не столько о себе. Сколько о том, кто и как нас лечит. Или пытается лечить… Оказывается, человек подчас может вылечиться не благодаря врачам, а вопреки им… Моя история могла бы помочь многим больным и врачам их лечащим. Больно думать, что от точно такой же болезни совершенно безвинно кто-то страдает. И еще долгие годы будет страдать. Пока, наконец, какой-нибудь врач не разберется, не разложит все по полочкам, как это сделал я. А потом пока это опубликуют в научных журналах (если опубликуют). Пока доведут до уровня лечащих врачей (если доведут). За это время сколько людей потеряют здоровье или даже саму жизнь…

– И вы действительно думаете, что можете помочь им избежать страданий?

Запалин серьезно посмотрел на меня:

– Я всегда считал себя достаточно трезвым человек. Да, я не врач. Но в данном случае, возможно, этот факт и имел определяющее значение. Я не был в плену шаблонов. Ни на йоту не сомневаюсь, что кому-то вполне могу помочь избавиться от физических страданий. И еще кому-то помогу облегчить моральные муки – человеку должно быть по крайней мере понятно, что с ним происходит…

Я предложил:

– Может, стоит вашу статью в интернете выложить?