Текст книги "Избранное. Стихи, песни, поэмы"

 
Ну, кто в наши дни поёт? –
Ведь воздух от гари душен.
И рвут мне железом рот,
Окурками тычут в душу.
 
 
Ломает меня палач
На страх остальному люду.
И мне говорят: «Заплачь!»
А я говорю: «Не буду!»
 
 
Пихнут меня в общий строй,
Оденут меня солдатом,
Навесят медаль – герой! –
Покроют бронёй и матом.
Мне водку дают, как чай,
Чтоб храбрым я был повсюду.
И мне говорят: «Стреляй!»
А я говорю: «Не буду!»
 
 
А мне говорят: «Ну что ж,
Свою назови нам цену.
Объявим, что ты хорош.
Поставим тебя на сцену».
Врачуют меня врачи,
Кроят из меня Иуду.
И мне говорят: «Молчи!»
А я говорю: «Не буду!»
 

1967

Элегия

Евгению Клячкину

 
Сентябрь сколачивает стаи,
И первый лист звенит у ног.
Извечна истина простая:
Свободен – значит, одинок.
 
 
Мечтая о свободе годы,
Не замечаем мы того,
Что нашей собственной свободы
Боимся более всего.
 
 
И на растерянные лица
(Куда нам жизни деть свои?)
Крылом спасительным ложится
Власть государства и семьи.
 
 
В углу за снятою иконой
Вся в паутине пустота.
Свободен – значит, вне закона.
Как эта истина проста!
 
 
Входная дверь гремит, как выстрел,
В моём пустеющем дому.
Так жить нам вместе, словно листьям,
А падать вниз по одному.
 

1967

Друзья и враги
^(песня)

 
Наших пыльных дворов мечтатели,
Вспоминаю вас я,
По игре в футбол – неприятели
И по партам – друзья.
Но не знаю я тем не менее,
От каких же шагов
Начинается разделение
На друзей и врагов.
 
 
Все мальчишками были близки мы –
По плечу и на «ты».
Под гранитными обелисками
Догорают цветы…
Что же ты, моё поколение,
Не сносило голов?
Опоздало ты с разделением
На друзей и врагов!
 
 
А зелёненький шарик крутится,
Молодым не до сна
А на улице вновь распутицу
Затевает весна.
Обнажают реки весенние
Рубежи берегов.
Начинается разделение
На друзей и врагов.
 

1968

Любовница блока
^(песня)

Памяти Л. А. Андреевой-Дельмас

 
Без дерева высохшей веткой,
При солнечном свете страшна,
В салопе, затёртом и ветхом,
Бредёт тротуаром она.
Плывёт привиденье дневное
По улицам мимо ворот,
И шёпот ползёт за спиною:
Любовница Блока идёт.
 
 
В могиле своей одинокой
Лежит он – чужой и ничей.
Ни прибыли нету, ни прока
От тех позабытых ночей.
С болонкою лысой и старой,
Из года бессмертная в год,
Пугая влюблённые пары,
Любовница Блока идёт.
 
 
Летит над землёю горбатой
Военных угроз дребедень.
Наш век беспокойный двадцатый
Клонится к закату, как день.
Разгул революций неистов,
Ракеты уходят в полёт.
Под звонкое кваканье твиста
Любовница Блока идёт.
 
 
Идёт через воду людскую,
Идёт по любимым гробам,
И серые губы тоскуют
По мёртвым и чистым губам.
И, новых грехов отпущенье
Даруя другим наперёд,
Навстречу земному вращенью
Любовница Блока идёт.
 

1968

Поэты

 
Лежат поэты на холмах пустынных,
И непонятно, в чём же корень зла,
Что в поединке уцелел Мартынов,
И что судьба Дантеса сберегла?
Что, сколько раз ни приходилось биться,
Как ни была рука его тверда,
Не смог поэт ни разу стать убийцей,
И оставался жертвою всегда?
Неясно, почему? Не потому ли,
Что был им непривычен пистолет?
Но бил со смехом Пушкин пулю в пулю,
Туза навскидку пробивал корнет.
Причина здесь не в шансах перевеса, –
Была вперёд предрешена беда:
Когда бы Пушкин застрелил Дантеса,
Как жить ему и как писать тогда?
 

1969

Новелле Матвеевой
^(песня)

 
А над Москвою небо невесомое,
В снегу деревья с головы до пят,
И у Ваганькова трамваи сонные,
Как лошади усталые, стоят.
 
 
Встречаемый сварливою соседкою,
Вхожу к тебе, досаду затая.
Мне не гнездом покажется, а клеткою
Несолнечная комната твоя.
 
 
А ты поёшь беспомощно и тоненько,
И, в мире проживающий ином,
Я с твоего пытаюсь подоконника
Дельфинию увидеть за окном.
 
 
Слова, как листья, яркие и ломкие,
Кружатся, опадая с высоты,
А за окном твоим заводы громкие
И тихие могильные кресты.
 
 
Но суеты постылой переулочной
Идёшь ты мимо, царственно слепа.
Далёкий путь твой до ближайшей булочной
Таинственен, как горная тропа.
 
 
И музыкою полно воскресение,
И голуби ворчат над головой,
И поездов ночных ручьи весенние
Струятся вдоль платформы Беговой.
 
 
А над Москвою небо невесомое,
В снегу деревья с головы до пят,
И у Ваганькова трамваи сонные,
Как лошади усталые, стоят.
 

1969

Переделкино
^(песня)

Лидии Либединской

 
Позабудьте свои городские привычки, –
В шуме улиц капель не слышна.
Отложите дела – и скорей к электричке:
В Переделкино входит весна.
Там зелёные воды в канавах проснулись,
Снег последний к оврагам приник.
На фанерных дощечках названия улиц –
Как заглавия давние книг.
 
 
Здесь, тропинкой бредя, задеваешь щекою
Паутины беззвучную нить.
И лежит Пастернак над закатным покоем,
И весёлая церковь звонит.
А в безлюдных садах и на улицах мглистых
Над дыханием влажной земли
Молча жгут сторожа прошлогодние листья –
Миновавшей весны корабли.
 
 
И на даче пустой, где не хочешь, а пей-ка
Непонятные горькие сны,
Заскрипит в темноте под ногами ступенька,
И Светлов подмигнёт со стены.
 
 
И поверить нельзя невозможности Бога
В ранний час, когда верба красна.
И на заячьих лапках, как в сердце – тревога,
В Переделкино входит весна.
 

1969

Остров Гваделупа
^(песня)

Игорю Белоусову

 
Такие, брат, дела… Такие, брат, дела –
Давно уже вокруг смеются над тобою.
Горька и весела, пора твоя прошла,
И партию сдавать пора уже без боя.
На палубе ночной постой и помолчи.
Мечтать за сорок лет – по меньшей мере, глупо.
Над тёмною водой огни горят в ночи –
Там встретит поутру нас остров Гваделупа.
 
 
Пусть годы с головы дерут за прядью прядь,
Пусть грустно от того, что без толку влюбляться, –
Не страшно потерять уменье удивлять,
Страшнее – потерять уменье удивляться.
И, возвратясь в края обыденной земли,
Обыденной любви, обыденного супа,
Страшнее – позабыть, что где-то есть вдали
Наветренный пролив и остров Гваделупа.
 
 
Так пусть же даст нам Бог, за все грехи грозя,
До самой смерти быть солидными не слишком,
Чтоб взрослым было нам завидовать нельзя,
Чтоб можно было нам завидовать мальчишкам.
И будут сниться сны нам в комнатной пыли
Последние года, отмеренные скупо,
И будут миновать ночные корабли
Наветренный пролив и остров Гваделупа.
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев»

Ночная вахта

 
Ночная вахта в тёплом океане.
Дрожь палубы, звон колокола ранний,
Апрельских звёзд летящие тела,
И темнота таинственная рубки,
И штурмана светящиеся руки
Над золотой поверхностью стола.
Ночная вахта в тёплом океане.
Немыслимая дальность расстояний,
Благословенье Южного Креста,
Тяжёлых рей мерцающие ноки.
Мы здесь, как космонавты, одиноки, –
Созвездия вокруг и пустота.
Как этот миг торжественен и странен!
Там, на Земле, трамвай грохочет ранний,
Бесчинствует весенняя капель,
А нас качает, как младенца в ванне,
Ночная вахта в тёплом океане –
Солёная и сладкая купель.
Напарник мой, в каюте крепко спит он.
Весь воздух электричеством пропитан,
Звезду от капли отличить нельзя.
Стою на грани двух стихий великих,
И волн фосфоресцирующих блики
Мне опаляют зеленью глаза.
Неблагодарный отпрыск мирозданья,
Давно уж атеизму отдал дань я,
То верой, то неверием горя,
Но вот молчу, испуганно и строго,
И верю в Бога, и не верю в Бога
У этого большого алтаря.
Да, я недолго видеть это буду,
И за десятки тысяч миль отсюда
Песчинкой лягу неизвестно где.
Но будет жить поверившая в чудо
Душа моя бессмертная, покуда
Горит огонь на небе и в воде.
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Северная Атлантика

Атлантида
^(песня)

 
Атлантических волн паутина
И страницы прочитанных книг.
Под водою лежит Атлантида –
Голубого огня материк.
А над ней – пароходы и ветер,
Стаи рыб проплывают над ней…
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
 
 
Не найти и за тысячу лет нам –
Объясняют учёные мне –
Ту страну, что пропала бесследно
В океанской ночной глубине.
Мы напрасно прожектором светим
В этом царстве подводных теней.
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
 
 
Век двадцатый, войною палимый, –
Смерть прикинется тёплым дождём…
Кто нам скажет, откуда пришли мы?
Кто нам скажет, куда мы уйдём?
Кто сегодня нам сможет ответить,
Сколько жить нам столетий и дней?..
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
 
 
И хотя я скажу себе тихо:
«Не бывало её никогда»,
Если спросят: «Была Атлантида?» –
Я отвечу уверенно: «Да!»
Пусть поверят историям этим.
Атлантида – ведь дело не в ней…
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев»

Новодевичий монастырь
^(песня)

 
Снова рябь на воде и сентябрь на дворе.
Я брожу в Новодевичьем монастыре,
Где невесты-березы, склоняясь ко рву,
Словно девичьи слёзы роняют листву.
Здесь все те, кто был признан в народе, лежат.
Здесь меж смертью и жизнью проходит межа.
И кричит одинокая птица, кружа,
И влюблённых гоняют с могил сторожа.
 
 
У нарядных могил обихоженный вид, –
Здесь и тот, кто убил, рядом с тем, кто убит.
Им легко в этом месте – ведь тот и другой
Жизни отдали вместе идее одной.
Дым плывёт, невесом. Тишина, тишина…
Осеняет их сон кружевная стена.
И металлом на мраморе их имена,
Чтобы знала, кого потеряла, страна.
 
 
А в полях под Москвой, а в полях под Орлом,
Порыжевшей травой, через лес напролом,
Вдоль освоенных трасс на реке Колыме,
Ходит ветер, пространство готовя к зиме.
Зарастают окопы колючим кустом.
Не поймёшь, кто закопан на месте пустом:
Без имён их земля спеленала, темна,
И не знает, кого потеряла, страна.
 
 
Я люблю по холодной осенней поре
Побродить в Новодевичьем монастыре.
День приходит, лилов, и уходит назад,
Тусклый свет куполов повернув на закат…
Не хочу под плитой именною лежать, –
Мне б водою речной за стеною бежать,
Мне б песчинкою лечь в монастырь, что вместил
Территорию тех безымянных могил.
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Северная Атлантика

Донской монастырь
^(песня)

 
А в Донском монастыре
Зимнее убранство.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Взяв метели под уздцы,
За стеной, как близнецы,
Встали новостройки.
Снятся графам их дворцы,
А графиням – бубенцы
Забубённой тройки.
 
 
А в Донском монастыре
Время птичьих странствий.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Дремлют, шуму вопреки,
И близки, и далеки
От грачиных криков,
Камергеры-старики,
Кавалеры-моряки
И поэт Языков.
 
 
Ах, усопший век баллад,
Век гусарской чести!
Дамы пиковые спят
С Германнами вместе.
Под бессонною Москвой,
Под зелёною травой
Спит – и нас не судит
Век, что век закончил свой
Без войны без мировой,
Без вселенских сует.
 
 
Листопад в монастыре.
Вот и осень, – здравствуй.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Век двадцатый на дворе,
Тёплый дождик в сентябре,
Лист летит в пространство…
А в Донском монастыре
Сладко спится на заре
Русскому дворянству.
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Северная Атлантика

Жена французского посла
^(песня)

 
Мне не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса, –
В Сенегале, братцы, в Сенегале
Я такие видел чудеса!
Ох, не слабы, братцы, ох, не слабы
Плеск волны, мерцание весла,
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
 
 
Хоть французский я не понимаю
И она по-русски – ни фига,
Но как высока грудь её нагая,
Как нага высокая нога!
Не нужны теперь другие бабы –
Всю мне душу Африка свела:
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
 
 
Дорогие братья и сестрицы,
Что такое сделалось со мной?
Всё мне сон один и тот же снится,
Широкоэкранный и цветной.
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Всё сжигает он меня дотла, –
В нём постель, распахнутая настежь,
И жена французского посла!
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев»

Воздухоплавательный парк
^(песня)

 
Куда, петербургские жители,
Толпою весёлой бежите вы?
Какое вас гонит событие
В предместье за чахлый лесок?
Там зонтики белою пеною,
Мальчишки и люди степенные,
Звенят палашами военные,
Оркестр играет вальсок.
 
 
Ах, лётчик отчаянный Уточкин,
Шофёрские вам не идут очки.
Ну что за нелепые шуточки –
Скользить по воздушной струе?
И так ли уж вам обязательно,
Чтоб вставшие к празднику затемно,
Глазели на вас обыватели,
Роняя свои канотье?
 
 
Коляскам тесно у обочины.
Взволнованы и озабочены,
Толпятся купцы и рабочие,
И каждый без памяти рад
Увидеть, как в небе над городом,
В пространстве, наполненном холодом,
Под звуки нестройного хора дам
Нелепый парит аппарат.
 
 
Он так неуклюж и беспомощен!
Как парусник, ветром влеком ещё,
Опору в пространстве винтом ища,
Несётся он над головой.
Такая забава не кстати ли?
За отпрысков радуйтесь, матери,
Поскольку весьма занимателен
Сей праздничный трюк цирковой.
 
 
Куда, петербургские жители,
Толпою весёлой бежите вы?
Не стелют свой след истребители
У века на самой заре,
Свод неба пустынен и свеж ещё,
Достигнут лишь первый рубеж ещё…
Не завтра ли бомбоубежище
Отроют у вас во дворе?
 

1971

Романс Чарноты
^(песня)

К спектаклю по пьесе М. А. Булгакова «Бег»

 
Как медь умела петь
В монастыре далече!
Ах, как пылала медь,
Обняв крутые плечи!
Звенели трензеля,
Летели кони споро
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.
 
 
Зачем во цвете лет,
Познавший толк в уставе,
Не в тот пошёл я цвет,
На масть не ту поставил?
Могил полны поля,
Витает синий порох
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.
 
 
Не лучше ли с ЧеКой
Мне было бы спознаться,
К родной земле щекой
В последний раз прижаться,
Стать звоном ковыля
Среди степного сора
Меж белых стен Кремля
И белых скал Босфора?..
 

1971

Дуэль
^(песня)

 
За дачную округу
Поскачем весело,
За Гатчину и Лугу,
В далёкое село,
Там головы льняные
Склоняя у огня,
Друзья мои хмельные
Скучают без меня.
 
 
Там чаша с жжёнкой спелой
Задышит, горяча,
Там в баньке потемнелой
Затеплится свеча,
И ляжет – снится, что ли? –
Снимая грусть-тоску,
Рука крестьянки Оли
На жёсткую щеку.
 
 
Спешим же в ночь и вьюгу,
Пока не рассвело,
За Гатчину и Лугу,
В далёкое село.
Сгорая, гаснут свечки
В час утренних теней.
Возница к Чёрной речке
Поворотил коней.
 
 
Сбежим не от испуга –
Противнику назло,
За Гатчину и Лугу,
В далёкое село!..
Там, головы льняные
Склоняя у огня,
Друзья мои хмельные
Скучают без меня.
 

1971

Аэропорты девятнадцатого века
^(песня)

 
Когда закрыт аэропорт,
Мне в шумном зале вспоминается иное:
Во сне летя во весь опор,
Негромко лошади вздыхают за стеною,
Поля окрестные мокры,
На сто губерний ни огня, ни человека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Сидеть нам вместе до утра, –
Давайте с вами познакомимся получше.
Из града славного Петра
Куда, скажите, вы торопитесь, поручик?
В края обвалов и жары,
Под брань начальства и под выстрелы абрека.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Куда ни ехать, ни идти,
В любом столетии, в любое время года
Разъединяют нас пути,
Объединяет нас лихая непогода.
О, как к друг другу мы добры,
Когда бесчинствует распутица на реках!..
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Какая общность в этом есть?
Какие зыбкие нас связывают нити?
Привычно чокаются здесь
Поэт с фельдъегерем – гонимый и гонитель.
Оставим споры до поры,
Вино заздравное – печали лучший лекарь.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Пора прощаться нам, друзья, –
Окошко низкое в рассветной позолоте.
Неся нас в разные края,
Рванутся тройки, словно лайнеры на взлёте.
Похмелье карточной игры,
Тоска дорожная да будочник-калека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 

1971

Соловки
^(песня)

 
Осуждаем вас, монахи, осуждаем, –
Не воюйте вы, монахи, с государем!
Государь у нас – помазанник Божий,
Никогда он быть неправым не может.
Не губите вы обитель, монахи,
В броневые не рядитесь рубахи,
На чело не надвигайте шеломы, –
Крёстным знаменьем укроем чело мы.
Соловки – невелика крепостица,
Вам молиться бы пока да поститься,
Бить поклоны Богородице Деве, –
Что шумите вы в железе и гневе?
Не суда ли там плывут? Не сюда ли?
Не воюйте вы, монахи, с государем!
На заутрене отстойте последней, –
Отслужить вам не придётся обедни.
Ветром южным паруса задышали,
Рати дружные блестят бердышами,
Бою выучены царские люди –
Никому из вас пощады не будет!
Плаха алым залита и поката.
Море Белое красно от заката.
Шёлка алого рубаха у ката,
И рукав её по локоть закатан.
Шёлка алого рубаха у ката,
И рукав её по локоть закатан.
Враз поднимется топор, враз ударит…
Не воюйте вы, монахи, с государем!
 

1972

Российский бунт

 
В России бунты пахнут чернозёмом,
Крестьянским потом, запахом вожжей.
Прислушайся, и загудит над домом
Глухой набат мужицких мятежей.
Серпы и косы заблестят на солнце, –
Дай выпрямиться только от сохи!
С пальбой и визгом конница несётся,
И красные танцуют петухи.
Вставай, мужик, помазанник на царство!
Рассчитываться с барами пора!
Жги города! – И гибнет государство,
Как роща от лихого топора.
Трещат пожары, рушатся стропила,
Братоубийцу проклинает мать.
Свести бы лишь под корень то, что было!
На то, что будет, трижды наплевать!
И под ярмо опять, чтоб после снова
Извергнуться железом и огнём:
Кто сверху ни поставлен – бей любого, –
Хоть пару лет авось передохнём!
 

1972

Песня строителей петровского флота
^(песня)

 
Мы – народ артельный,
Дружим с топором.
В роще корабельной
Сосны подберём.
Православный, глянь-ка
С берега, народ,
Погляди, как Ванька
По морю плывёт.
 
 
Осенюсь с зарёю
Знаменьем Христа,
Высмолю смолою
Крепкие борта.
Православный, глянь-ка
С берега, народ,
Погляди, как Ванька
По морю плывёт.
 
 
Девку с голой грудью
Я изобра ж у.
Медную орудью
Туго заряжу.
Ты, мортира, грянь-ка
Над пучиной вод,
Расскажи, как Ванька
По морю плывёт.
 
 
Тешилась над нами
Барская лоза,
Били нас кнутами,
Брали в железа.
Ты, боярин, глянь-ка
От своих ворот,
Как холоп твой Ванька
По морю плывёт.
 
 
Море – наша сила,
Море – наша жисть.
Веселись, Россия, –
Швеция, держись!
Иноземный, глянь-ка
С берега, народ, –
Мимо русский Ванька
По морю плывёт!
 

1972

Почему расстались
^(песня)

 
Сильный и бессильный,
Винный и безвинный,
Словно в кинофильме
«Восемь с половиной»,
Забываю вещи,
Забываю даты –
Вспоминаю женщин,
Что любил когда-то.
 
 
Вспоминаю нежность
Их объятий сонных
В городах заснеженных,
В горницах тесовых.
В тёплую Японию
Улетали стаи…
Помню всё – не помню,
Почему расстались.
 
 
Вспоминаю зримо
Декораций тени,
Бледную от грима
Девочку на сцене,
Балаган запойный
Песенных ристалищ.
Помню всё – не помню,
Почему расстались.
 
 
Тех домов обои,
Где под воскресенье
Я от ссор с собою
Находил спасенье.
Засыпали поздно,
Поздно просыпались.
Помню всё – не помню,
Почему расстались.
 
 
Странно, очень странно
Мы с любимой жили:
Как чужие страны,
Комнаты чужие.
Обстановку комнат
Помню до детали,
Помню всё – не помню,
Почему расстались.
 
 
Век устроен строго:
Счастье до утра лишь.
Ты меня в дорогу
Снова собираешь.
Не печалься, полно,
Видишь – снег растаял…
Одного не вспомню –
Почему расстались.
 

1972

Вспоминая Фейхтвангера
^(песня)

 
По-весеннему солнышко греет
На вокзалах больших городов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
Поезд звонко и весело мчится
По стране безмятежной и чистой,
В воды доброго старого Рейна
Смотрят путники благоговейно.
 
 
Соплеменники, кто помудрее,
Удивляются шумно: «Куда вы?
Процветали извечно евреи
Под защитой разумной державы.
Ах, старинная кёльнская площадь!
Ах, саксонские светлые рощи!
Без земли мы не можем немецкой, –
Нам в иных государствах – не место!»
 
 
Жизнь людская – билет в лотерее,
Предсказанья – не стоят трудов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
От Германии, родины милой,
Покидая родные могилы,
Уезжают евреи в печали.
Их друзья – пожимают плечами.
 

1973

Пролив Сангар
^(песня)

Анне Наль

 
Бьёт волна – за ударом удар.
Чайки крик одинокий несётся.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну восходящего солнца.
Всходит солнце – зелёный кружок,
Берег узкий на западе тает.
…А у нас на Фонтанке снежок,
А у нас на Арбате светает…
 
 
За кормою кружится вода.
В эту воду, как в память, глядим мы.
И любимые мной города
Превращаются в город единый.
Тихий смех позабывшийся твой
Снова слышу, как слышал когда-то,
Белой ночью над тёмной Невой,
Тёмной ночью над белым Арбатом.
 
 
Бьёт волна – за ударом удар.
Чайки крик одинокий несётся.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну восходящего солнца.
И в часы, когда ветер ночной
Нас уносит по волнам горбатым,
Всё мне снится мой город родной,
Где встречаются Невский с Арбатом.
 

1973, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Тихий океан

Арбатские старушки
^(песня)

 
Ах, как у времени нашего норов суров!
Дня не пройдёт, чтоб какой-нибудь дом не разрушить.
Скоро не будет арбатских зелёных дворов,
Скоро не будет арбатских весёлых старушек.
 
 
Ах, как стремительно мы убегаем вперёд, –
Что нам теперь деревянных домишек обломки?
Что доживает, само постепенно умрёт.
То, что само не умрёт, доломают потомки.
 
 
Годы уходят, состаримся скоро и мы, –
Смена идёт нам, асфальтом на смену брусчатке, –
Дети скрипящей и снежной арбатской зимы,
Дети исчезнувшей ныне Собачьей площадки.
 
 
Буду некстати теперь вспоминать перед сном
Солнечный мир тишины переулков, в которых
Не уважают газету и свой гастроном
И уважают соседей, собак и актёров.
 
 
Будет глаза мои радовать липовый цвет,
Будут кругом улыбаться забытые лица.
Нет разрушенья в помине, и времени нет,
Да и войны никакой, говорят, не случится.
 
 
Ах, как у времени норов сегодня суров!
Дня не пройдёт, чтобы что-нибудь в нас не разрушить.
Скоро не будет арбатских зелёных дворов,
Скоро не будет арбатских весёлых старушек.
 

1974