Текст книги "Нью-Йорк – это не Америка"

Александр Хрипков
Нью – Йорк – это не Америка

Посвящается нашему другу и соратнику

Шаталову Владимиру Ивановичу, строителю

перестроечного периода и идейному

вдохновителю наших путешествий

У меня есть друг, который старше меня ровно на двадцать лет. И, несмотря на большую разницу в возрасте, связывает нас настоящая мужская дружба. За – вязалась она в начале «лихих» девяностых, основываясь на профессиональных интересах (мы оба инженеры – строители) и окрепшая на основе общей любви к путешествиям.

Мой друг Владимир Аркадьевич начал путешествовать задолго до нашего с ним знакомства. Сначала по просторам Родины, в том числе мототуризм, одним из первых советских рокеров. И даже умудрился однажды побывать в Швейцарии, несмотря на «железный занавес». Был он высоким статным мужчиной, но – сившим небольшую аккуратную бородку архитектора.

Мне как – то рассказывал о своем якобы княжеском ро – де, но общался со мной без всякого высокомерия. Был он несколько раз женат, оставался дружен со всеми своими предыдущими женами, не переставал интересоваться другими женщинами, которых ласково называл «подругами».

«Ну что поделаешь, любит он женщин – сказала как – то одна из его первых бывших жен на одной из уиккендовских посиделок – И мы его тоже любим».

«Я высок, строен, хорош собой и умеренно обаятельный. Не надо меня стесняться» – сказал как – то он своей младшей дочери от последнего брака, ровеснице моим дочерям.

Я же время от времени путешествовал только по Союзу и чаще благодаря командировкам по работе, о дальних, а тем более заграничных путешествиях лишь мечтал.

Девяностые открыли возможность путешествовать по другим странам мира. Мы сразу окунулись в эти новые возможности, завели каждый свой бизнес и параллельно стали путешествовать по миру. К восьмидесятилетию моего друга в нашем арсенале было порядка 15-ти стран, которые мы посетили, среди них такие дальние, как Соединенные Штаты Америки и Австралия. После очередных посещений Владимир Аркадьевич печатал на свои деньги путевые заметки о наших путешествиях, а затем проводил их раздачу друзьям и близким знакомым, торжественно и с пафосом называя эти мероприятия «презентациями», при этом каждый раз заверял меня, что я там у него главный герой.

На свой восьмидесятилетний юбилей он позвал меня к себе в гости на дачу. Это было уже не первое отмечание данного юбилея и на этот раз были приглашены в основном его старые друзья по остаточному принципу. Кроме меня и старых друзей присутствовали его двоюродный брат – пчеловод и парочка, снимавшая часть его дачи и поддерживающая с Владимиром Аркадьевичем дружеские отношения. Я слегка задержался (далековато добираться по пробкам) и поэтому пир уже был в разгаре. После поздравления мне налили штрафную рюмку и предложили бесхитростную закуску, приготовленную, как я понял, наспех и не женскими руками, для чего вручили столовую вилку явно не первой свежести. Я не то, что возмутился (и не такое бывало), но как – то посетовал по поводу свежести предложенной вилки, на что давний друг Владимира Аркадьевича, а так же и давний мой знакомый, бывший сотрудник нашего профильного министерства Борис Бутрамиев, пустился в пространные рассуждения о трех степенях чистоты вилки:

«Вилка имеет 3 степени чистоты. Первая степень чистоты вилки – это когда все промежутки между зубьями вилки четко просматриваются, вторая степень чистоты вилки – когда промежутки между зубьями вилки видны только на половину и третья степень – когда промежутки между зубьями вилки не просматривают – ся вообще. Так, что не переживай, тебе дали вилку не первой, но и не последней свежести.»

Я понял, что замечание мое на счет вилки было не – уместным, поблагодарил судьбу за предоставление мне вилки более гуманной свежести и переключился на спиртное. Незаметно наш разговор перешел на тему путевых заметок Владимира Аркадьевича. Всем нашим собеседникам он, как выяснилось в свое время презентовал их, гордо именуя последовательно выпускаемые тоненькие книжицы: первый том, второй том и так далее. И здесь я вдруг услышал критику в адрес заметок Владимира Аркадьевича.

«Ну что это за заметки: пришли туда, увидели то, зашли сюда – увидели это. Довольно скучно. Мы это и в путеводителях можем прочитать – разглагольствовали брат – пчеловод и бывший министерский работник – Даже путевые заметки по Австралии и Америке в таком ключе не очень интересно читать. Например, в Америке: пришли в Манхэттене на Пятую авеню, увидели небоскреб Эмпайр Стейт Билдинг, с набережной слияния двух рек Гудзона и Ист Риве увидели статую свободы и вчетвером пошли дальше».

Никто не возражал их рассуждениям, но мне, честно говоря, тоже внутренне согласному с этими недостатками его заметок, стало обидно за своего друга. Тем более, что по моим воспоминаниям это было совершенно невероятное приключение и во многом благодаря как раз Владимиру Аркадьевичу. К тому же, хотя это и не очень бросалось в глаза, а я присутствовал в них в качестве одного из главных героев. Мне хотелось скорее реабилитировать его в глазах друзей.

Воспоминания нахлынули и я тут же взялся за это адвокатское дело.

А дело то было в середине девяностых, когда мы уже настолько оперились и осмелели, что решили по – сетить Северную Америку. Наша компания состояла из четырех друзей строителей – архитекторов. В январе оформили визу, в феврале – вылет.

И надо же было мне перед самым вылетом простудиться. Горло болит, температура за 38. Билет сдавать! Об этом даже и думать не хотелось. Что же делать?

Решил ехать, несмотря на хворь – когда потом еще получится. Выпил жаропонижающие, жена, имеющая медицинское образование, дала с собой нужные в таких случаях таблетки и антибиотики, благо, она у меня хоть и стоматолог, но все же врач. И как говорится – в путь! До самолета я добрался благополучно на душевном подъеме, а когда сел в авиокресло и пристегнул ремни, меня снова зазнобило – болезнь брала свое. Но я все же был не один, а в сопровождении своих друзей – строителей.

Особое сочувствие ко мне сразу проявил наш общий друг – товарищ Вячеслав Шаповалов, с которым я раньше работал в одном из отраслевых трестов. Прекрасный специалист – строитель, умелый руководитель, возглавивший одно из отстающих управлений нашего треста и поднявший его на должный уровень. Фигурой, манерами и неиссякаемой энергией он напоминал Александра Градского, хотя, насколько я был наслышан об Александре Градском, наш Вячеслав сквернословил гораздо меньше. Был у него единственный недостаток: он очень любил выпить.

Все болезни у него лечились довольно просто: если простыл – водка с перцем, понос – водка с солью, не дай бог язва желудка – водка с прополисом, и так далее…

«Саня – пересев поближе, и отечески хлопнув меня по плечу, сказал Вячеслав – Не переживай, я тебя вылечу, на место прилетишь как новенький!»

Это было сказано так торжественно и убедитель – но, что мне показалось, что в это поверили даже стре – мительно проходящие мимо между рядами стюардес – сы. С этими словами он подтянул к себе свою ручную

кладь и извлек из содержимого бутылку водки «Аб – солют».

«Лучше медицинского спирта!» – компетентно прокомментировал мой добрый доктор и взмахнул бутылкой так, что можно было подумать, сейчас запоет как Александр Градский, взяв все тому доступные октавы.

Я за сопротивлялся было, но силы были неравные, к тому же два пластиковых стаканчика мгновенно были наполнены.

«За выздоровление! – провозгласил «доктор» Шаповалов, и первые потоки микстуры, приятно обжигая горло влились в наши желудки. В мой – для лечения, в желудок Вячеслава видимо для профилактики.

Владимир Аркадьевич, Феликс Скорб, белорус по происхождению и четвертый наш товарищ – строитель, одобрительно наблюдали за процессом лечения, хотя особого участия в этом не принимали. Я наивно думал, что одним стаканчиком микстуры лечение обойдется, но как заверил компетентный специалист в этом вопросе, успешное лечение возможно только при ударной дозе данного лекарства и лечение продолжилось. Следующий стаканчик микстуры принимался легче, чем предыдущий и хворь действительно отступала. На момент прилета в аэропорт Джона Кеннеди я уже простуды не чувствовал, но едва чувствовал свои ноги. Они как – бы существовали сами по себе и повели меня к выходу, сообразно непонятному для меня алгоритму. На моем врачевателе прием микстуры почти никак не отразился.

Хочу проинформировать моего возможного читателя о том, что никто из моих товарищей по турпоездке совершенно не владел английским языком. Вячеслав в школе и институте изучал немецкий, Феликс – французский, Владимир Аркадьевич из английского знал только «сенька ю», так он запомнил «sank you», «май френд» и «ай лав ю». Более подкованным из всех оказался я (изучал английский в школе, а также в двух последующих вузах СССР) и немного владел дорожным английским.

Поэтому друзья вперед пропустили меня, как самого знающего. Я, к сожалению был неадекватен, но несмотря на это, я упорно шел впереди и, пьяно улыбаясь, расточал приветствия: «good morning» и «hello». Так, как мы прилетели под утро – это вполне соответствовало ситуации. Но далее последовали какие – то вопросы и я поплыл. Нормально воспринимать их у меня не было никаких возможностей и в ответ я лепетал, скорее всего, какой – то набор английских слов, не связанных по смыслу. Тем не менее таможенный и паспортный контроль мы прошли. Я не помню какие документы я предъявлял, но факт тот, что в страну мечты многих людей планеты нас каким – то чудом пропустили, и мы даже добрались до своей ньюйорской гостиницы на 17-й стрит в Манхэттоне. Лекарство я принимал и здесь – мой новоявленный лекарь неусыпно следил за этим.

Далее следовал американский завтрак в отеле, так называемый «american breakfast». Традиционный

американский завтрак достаточно плотный. Чего уж

тут скрывать, американцы любят хорошо поесть, и начинают это делать прямо с утра. Но тут же нашей компанией был замечен существенный недостаток – с завтраку не подали хлеб. Было все: и омлет, и бекон, сыр, помидоры, какие – то кренделя с кексом и сладким соусом. Но вот традиционного русского хлеба не было. С возгласами: «Русским хлеба не давать?!», наши доблестные рыцари – Вячеслав и Владимир Аркадьевич ринулись на американскую кухню скандалить. Мы с Феликсом их поддерживали, но как – то неактивно. Феликс – по причине деликатности натуры, я же, соблюдающий определенную диету без мясного и так постоянно вынужденный договариваться насчет приемлемого меню, был к тому же залечен самозваным народным лекарем и чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Кстати говоря, и хлеб меня интересовал всегда в последнюю очередь. Вернулись наши бунтари с большой тарелкой, горкой наполненной разными сортами нарезанного хлеба. Я помню, как гордо усевшись за столик, Вячеслав покрутил вокруг головой, с выражением «знай наших» и повторяя: «Я им покажу, как русским хлеба не давать!» И кто – то из американцев за соседним столиком заметно испуганно воскликнул: «O, it is rashers, KGB!»

«А, тож!..» – добавил Владимир Аркадьевич, и мы приступили к завтраку под уважительно испуганными взглядами американских посетителей.

После завтрака у нас была запланирована экскурсия по Нью – Йорку. Прибыл довольно вместительный лимузин, в котором мы довольно просторно разместились вместе с водителем и русскоговорящим гидом.

Так как наша гостиница находилась в Манхэттене, то и экскурсия началась с этого района Нью – Йорка. Мультикультурный, многонациональный Нью – Йорк не

зря называют «плавильным котлом» Соединенных Штатов. Со времени основания в 1624 году здесь постоянно перемешивались потоки иммигрантов из Западной и Восточной Европы, Китая и Африки. Каждое новое поколение новых американцев вносило свой вклад в архитектуру и городскую среду. «Черный» Гарлем, «карибский» Бруклин, Чайнатаун, филлипинский Вудсайт – это все этнические колоритные районы современного Нью – Йорка.

Манхэттен – престижный административный ок – руг Нью – Йорка, где располагаются главные финансовые офисы и культурные заведения города. Здесь находятся знаменитый Бродвей, 5-я Авеню, Центральный парк, Уолл – стрит. На пересечении с 42-й улицей находится Таймс – сквер. Манхэттен буквально «напичкан» достопримечательностями. Чтобы обойти его и задержаться в каждом интересном месте не хватит и недели, несмотря на относительно небольшие размеры района.

Пятая авеню – основная «артерия» Нью – Йорка и одна из самых дорогих улиц в мире, иногда ее называют «мировой витриной». Пятая авеню разделяет Манхэттен на восточную и западную часть. Улица известна тем, что здесь находятся бутики самых знаменитых дизайнеров, престижные частные апартаменты и дорогие отели. Уже более ста лет место является символом престижа и роскоши по – американски.

Бродвей – самая длинная и одна из самых крупных улиц Нью – Йорка (длина более 50 км). Улица пересекает Манхэттен и Бронкс, достигая окраинных районов штата. В бродвейских небоскребах располагаются офисы крупнейших американских и мировых корпораций, здесь же находятся знаменитые «бродвейские театры». Еще до конца не пришедшие в себя от длительного перелета и смены часовых поясов, мы прошлись по разгульным местам Бродвея, слушая пения отдельных уличных музыкантов и разноплановых небольших ансамблей, отмахиваясь от покрашенных золотнянкой и серебрянкой уличных артистов, предлагающих с ними сфотографироваться, и настроение у нас заметно улучшилось.

– «Добра!» – воскликнул Феликс и аж подпрыгнул.

Едем. Впереди небоскреб Эмпайр – стейт – Билдинг – самое высокое здание в городе в 102 этажа (381 метр), сейчас третье по высоте в США. Башня используется как офисный центр для различных компаний, ежедневно здесь работает более 20 тыс. человек. Открыл Эмпайр Стейт Билдинг в 1931 году тогдашний президент страны Герберт Гувер: щелчком рубильника из Вашингтона он зажег огни высочайшего на тот момент рукотворного сооружения в мире. После того как в 1952 году на крыше Эмпайр Стейт Билдинг была возведена шпиль – телевышка, которая распространяет теле – и радиосигналы местных каналов по всему городу, высота небоскреба достигла 443 м. А еще до того как на крыше небоскреба разместили теле – радиовышку, планировалось, что верхняя часть Эмпайр Стейт Билдинг будет служить не только для праздничного освещения города. Архитекторы разработали конструкцию крыши таким образом, чтобы она служила причалом для пассажирских дирижаблей, которые в 30-е годы прошлого века были модным транспортным средством и успешно конкурировали с еще не слишком надежными пассажирскими самолетами. 102-й этаж был причальной платформой со сходнями для подъема на дирижабль. Специальный лифт, курсирующий между 86-м и 102-м этажами, мог использоваться для перевозки пассажиров, регистрация которых должна была производиться на 86-м этаже. В реальности ни один дирижабль на крыше Эмпайр Стейт Билдинг так и не пришвартовался. Идея воздушного терминала оказалась небезопасной – сильные и нестабильные воздушные потоки наверху 381-метрового здания делали причаливание очень сложным. А вскоре дирижабли в принципе перестали использоваться как транспортное средство. Небоскреб является популярным памятником нью – йоркской архитектуры, сюда прежде всего устремляются все гости города. Первые этажи небоскребов в Нью – Йорке считаются доступными для публики, поэтому мы, выйдя из лимузина, прогулялись немного по 5-му Авеню и зашли внутрь небоскреба. Холл внутри имеет длину 30 метров. Он украшен панно с изображениями семи чудес света, а к ним добавлено и восьмое – сам Эмпайр Стейт Билдинг. Высота холла в три высоких этажа, где поместились две или три не менее высокие пальмы в кадках, нас тоже впечатлила. Напевая слова из пес – ни Вилли Токарева «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой…», мы вышли из Эмпайр – стейт – Билдинг, сели в лимузин и выехали к следующим небоскребам.

Эмпайр Стейт Билдинг более 40 лет было самым высоким зданием мира. Этого титула небоскреб лишился лишь после постройки в 1972 году башен – «близнецов» Всемирного торгового центра, к которым мы затем подъехали, то есть к 2-м башням Всемирного торгового центра из стекла и бетона. Так как было начало 1995 года, они еще стояли на месте. Правда, стекла северной башни углом были осыпаны начиная с 14 этажа. Гид рассказал нам, что в 1993 году, 26 февраля в подземном гараже северной башни Всемирного торгового центра взорвался заминированный грузовик, начинённый 606 кг нитрата мочевины ruen и несколькими баллонами с водородом. Это была часть плана террористов, подразумевающего подрыв северной башни, которая упала бы на южную, разрушив обе башни – близнеца, в результате чего погибли бы тысячи людей. Башня выстояла, но 6 человек погибло и более 1000 было ранено, в том числе в давке на выходе во время эвакуации. Велись восстановительные работы, поэтому внутрь небоскребов экскурсии не пускали.

К сожалению, как мы знаем, злосчастия зданий близнецов на этом не закончились – через 8 лет после первого терракта, 11 сентября 2001 года, башни и весь комплекс ВТЦ были разрушены группой из 19 террористов, погибло около 2700 человек.

Сверкающий в лучах солнца блестящий небоскреб Крайслер из стекла и стали также привлекает множес – тво взглядов. Крайслер – билдинг – высотка в 319 метров на Востоке Манхэттена, некогда принадлежавшая автомобильной компании «Крайслер». Небоскреб строился в стиле «арт – деко» по проекту архитектора Ван Аллена. Вершину украшают массивные закругленные арки, которые венчает острый шпиль. В целом создается ощущение, что вся конструкция парит в воздухе. Для его верхушки в виде сверкающей колонны было использовано большое количество стальных элементов. Она сделана из семи арок символизирующих узоры на дисках автомобилей Крайслер. На протяжении всей высоты здания так же были вставлены элементы, выполненные в автомобильной тематике. Например, на углах сооружения на высоте 31-го этажа сделаны стальные орлы. Подобные фигуры в 1929 году были украшением для капотов автомобилей фирмы Крайслер. Как я уже говорил, высота здания Крайслер Билдинг составляет 319 метров, а на уровне 61 этажа, с углов небоскреба на город смотрят знаменитые горгульи с головами орлов. Мы вошли в вестибюль, оформленный в теплых оттенках благодаря красному марокканскому мрамору и янтарному ониксу. Стены, двери и лифты отделаны с применением редких пород деревьев. Освещение вестибюля неяркое и теплое. Рассеянный свет очень хорошо обыгрывает терракотовые и желтые мраморные стены. Для оформления потолка применена фреска «Энергия и результат, мастерство и транспорт» художника Эдварда Тарнбулла. На ней был изображен Крайслер Билдинг и строители в ходе работ. Это мы узнали от гида, бак как эту фреску в 1970 году закрасили, и мы ее не увидели, а восстановили ее только в 1999 году. Крайслер Билдинг, хотя и недолго являлся самым высоким небоскребом Нью – Йорка, и сейчас он пользуется большой популярностью среди местных жителей и туристов.

«Ничего особенного» – изрек строитель Феликс.

«А нам, художникам, нравится» – изрек свою излюбленную фразу архитектор Владимир Аркадьевич, и мы направились к следующему небоскребу.

Рокфеллеровский центр – сооружение считается одним из самых стильных в мире небоскребов. Здание, построенное во времена Великой депрессии на средства миллиардера Д. Рокфеллера – младшего. Стройка обеспечила тысячи рабочих мест, что во времена глобальной безработицы здорово помогло экономике. Место известно тем, что внутри ежегодно устанавливается главная городская рождественская елка, которую приносит в дар очередной благодетель. Здесь находится единственная в мире частная улица Рокфеллер – плаза, которую раз в год закрывают. На 12 часов улица абсолютно пустеет, перекрываются все въезды, полиция так же строго следит, что бы сюда не забрел ни один человек. В центре комплекса также располагается каток, работающий с октября по апрель. Мы посетили Рокфеллеровский центр в феврале, каток вовсю работал. Разномастные посетители томно кружили по его глади парами, держась за руки, а также раскатывали в одиночестве миловидные девушки, стреляя глазками по сторонам. Место выглядело очень уютным и я, несмотря на болезнь и на то, что такое не разрешается, даже немного проскользил на своих ботинках по льду. Из моих здоровых спутников никто не решился.

«Не стоит нашего внимания» – изрек свой очередной афоризм Владимир Аркадьевич, и экскурсия продолжилась.

Метрополитен – опера – престижная музыкальная сцена Нью – Йорка. Вместе с Ла Скала (Милан) и Венской оперой составляет тройку лучших оперных площадок мира. Здесь выступали гениальные и несравненные Энрико Карузо, Мария Каллас, Монсеррат Кабалье, Пласидо Доминго и Федор Шаляпин. Метрополитен – оперу ежегодно посещают сотни тысяч зрителей. К сожалению, посещение представлений в этом центре мировой культуры не входило в нашу культурную программу.

«На это мы время тратить не будем, у нас и поважнее есть дела» – констатировал уже Вячеслав Иванович. Лекарство для меня и себя у него было с собой. Погода была промозглой, как в Москве бывает в середине осени, а мы взяли с собой только легкие куртки. Прием лекарства продолжился. Полечиться не отказались на этот раз и наши спутники.

На главной финансовой улице мира Уолл – стрит, с чего начиналась фондовая биржа Америки, и где принес присягу первый президент США, гид познакомил нас с историей китайских, итальянских и ирландских диаспор, внесших яркий вклад в жизнь Нью – Йорка.

Мы опять вышли из лимузина. Прогулка продолжилась на Бродвее – самой длинной и старой улице Манхэттена, с которой мы свернули на маленькую и узкую Уолл – стрит, олицетворяющую весь фондовый рынок Америки. У статуи Атакующего быка наш гид рассказал нам, как агрессивный финансовый оптимизм и процветание стали главной идеей улицы. Возле Нью – Йоркской фондовой биржи нам было поведано об истоках и развитии наиболее авторитетной межконтинентальной торговой площадки, а также о годах Великой Депрессии, оставивших исторический след в одной из деталей сооружения.

Возле здания Федерал – холла мы узнали о значимых событиях прошлого, в том числе, об инаугурации первого президента США и принятии «Билля о правах». Также мы узнали о непростой судьбе старейшей церкви Нью – Йорка – Тринити – черч, которая когда – то являлась самым высоким зданием города. Мы увидели и новые сооружения, ставшие центром мировой экономи – ки. Дальше мы дошли до набережной Гудзона, где она сливается в Ист Ривер, с которой открывается прекрасный вид на штат Нью – Джерси и Статую Свободы. На самой набережной на равном расстоянии друг от друга расположились передвижные пункты торговли хотдогами. Мы подошли к одному из них о чем – то беседуя.

«Русские?» – спросил нас один из торговцев хотдогов, азиатской внешности. Получив положительный ответ они рассказали, как после развала Советского Союза перебрались в Нью – Йорк к своим родственникам, перебравшимся сюда в первую волну эмиграции. Теперь узбекская диаспора захватила солидную часть рынка хотдогов в Соединенных Штатах.

Самый известный символ «оплота демократии» США, монумент, олицетворяющий свободу и независимость государства – Статуя Свободы. Статуя была подарена Америке французами и изначально служила знаком дружбы между американским и французским народами. Монумент был признан памятником мировой важности в 1984 году. Со смотровой площадки изваяния открывается панорамный вид на Нью – Йорк, гавань, острова и подвесные мосты, а также и на узбеков, торгующих вредной американской пищей. «Самое лучшее, что есть в Америке, будет и у нас» – заявил в свое время Никита Хрущев, побывав там с визитом. И у нас в СССР появилось кулинарное изделие под названием сосиска в тесте, прообраз американского хотдога.

После сообщения нашему гиду о встрече с узбеками, он рассказал нам об этнических кварталах: Чайна – Тауне и Маленькой Италии. Историю заселения Нью – Йорка невозможно представить без этнических районов, где сосредотачивалась культура и традиции разных диаспор. В Чайна – Тауне в конце IXX века потоки китайских переселенцев хлынули в город и образовали этот колоритный район. В Маленькой Италии можно услышать историю самого известного примера итальянского квартала США с рассказами о легендарных мафиози, а также увидеть места, где снимались «Крестный отец‑2» и «Злые улицы». Кроме того здесь находится знаменитый район Пяти Углов, напоминающий о криминальном прошлом колыбели ирландских банд Нью – Йорка.

Теперь о Нью – Йорке американского писателя О’Генри в сравнении с современностью. «Нью – Йорк – город зевак… целое племя, очень своеобразное, состоящее, наподобие марсиан, единственно из глаз и средств передвижения» («Комедия любопытства»). Средств передвижения, конечно, стало неизмеримо больше, машин на улицах невероятное количество – всех марок и размеров. Насчет зевак – это изменилось: в Манхэттене, центре Нью – Йорка, за пределы которого О’Генри практически не выезжал, теперь большинство людей спешит по делу, не отвлекаясь на посторонние факторы. А глаза у них тоже такие разные: по цвету, разрезу, выражению. Ведь это самое «племя» жителей Нью – Йорка стало невероятно разнообразным в этническом отношении. В Нью – Йорке сегодня проживает приблизительно 400 национальностей, а население по разным данным около 7,5 млн. человек на 1995 год. Здесь сформировался некий многообразный и многокрасочный суперэтнос, прекрасно уживающийся вместе в «Большом Яблоке», где Чайна – таун мирно соседствует с Маленькой Италией, Брайтон – Бич – польским Гринпойнтом и арабской Атлантик авеню. Сегодня на улицах города – корейцы и японцы, индусы и китайцы, египтяне, гаитяне, евреи, кубинцы, пуэрториканцы, которые довольно уверенно себя тут чувствуют (торгуют овощами, продают газеты, наряжаются во всевозможные костюмы и предлагают с ними сфотографироваться, управляют желтенькими нью – йоркскими такси, правда, не всегда со знанием дела).

Желтое такси – известный по многим фильмам один из самых узнаваемых символов города. По оживленным улицам постоянно курсирует огромное количество машин, которые имеют эксклюзивное право подбирать пассажиров на улице. Желтое такси не работает по вызову и встречается в основном на Манхэттене. Машины перевозят более 200 млн. человек в год. Но только прочитав роман «Желтые короли. Записки нью – йорского таксиста» Владимира Лобаса, посвященный «белым и черным, американцам и эмигрантам из России и Израиля, из Греции и Кореи, арабам, китайцам, полякам и всем прочим таксистам города Нью – Йорк в знак глубокого уважения к их «нечеловеческому труду» можно понять, как это все работает.

Флэтайрон (так называемый «Дом – Утюг») – постройка необычной формы, получившая прозвище «Утюг» из – за конструкции, действительно напоминающей утюг, так как имеет острый фронтальный угол и расходящиеся в разные стороны фасады. С разных сторон открывается совершенно новый ракурс – он похож то на колонну, то на корабль. В высоту сооружение достигает 82 метров. В начале XX века во Флэтайрон – билдинг располагалось консульство Российской империи.

«Вы свалились с небоскреба «Утюг», причем два раза», – говорит аптекарь посетителю, попросившему посмотреть его ушибы. (О’Генри «Персики»). В новелле «Квадратура круга» у подножия «Дома – Утюга» два заклятых врага, собиравшихся довести вендетту до конца, «просто пожали друг другу руки». Молодой архитектор («Мишурный блеск») «считал архитектуру настоящим искусством и был искренне убежден, – хотя не рискнул бы заявить об этом в Нью – Йорке, – что небоскреб «Утюг» по своим архитектурным формам уступает Миланскому собору». Сегодня и ньюйоркцы, и туристы очень любят это творение архитектора Дэниэла Бернхэма, находящееся на пересечении Бродвея, 5-ой авеню и 23 улицы.

Мы, как и все до нас туристы, сделали селфи с белозубыми улыбками на фоне «Утюга». Там постоянно стоит очередь желающих запечатлеться. Подозреваю, что этих желающих не на много меньше было и во времена О’Генри. Вот только аппараты были громоздкими и вспышки магниевые сверкали – не чета теперешним «флешам». У нас же были популярные в 90-е фотоаппараты – «мыльницы» и видеокамеры с компакт – кассетой.

Поколесив по Манхеттону мы направились в Бруклин. Проезжая по набережной левого берега Ист – Ривер к мосту в Бруклин мы обратили внимание на район, расположенный с правой стороны дороги, с домами, выбивающимися из общей архитектуры города и чем – то напоминающими застройку советских спальных районов Москвы и задали соответствующий вопрос гиду. Гид поведал нам историю о том, как в США реализовалась программа доступного или социального жилья и почему она провалилась.

Идея социального жилья в США навевает у американцев воспоминание о Рождестве 1889 года, когда издательство Scribner’s Magazine опубликовало статью журналиста Якова Рииса под названием «Как живет другая половина». Статья, посвященная жизни в нью – йоркских трущобах – обратной стороне процветающего города, – надолго включила вопрос об условиях жизни малообеспеченных граждан в политическую повестку дня. Эта идея борьбы с трущобами, посеянная Риисом, довольно долго не находила практической реализации. В 20-х годах государство пыталось привлечь частный капитал к строительству дешевого арендного жилья. Однако преференции, в том числе налоговые, не сделали эту отрасль привлекательной для девелоперов. Администрация общественных работ (Public Work Administration), созданная Франклином Рузвельтом для реализации его «Нового курса» получила возможность выдавать займы девелоперам на строительство доступного жилья. Но и это не возымело нужного эффекта. Зато через два года, когда Администрация получила возможность самостоятельно вкладывать средства в строительство социальных домов, дело пошло на лад. 1934 год может по праву считаться датой рождения программы социального жилья, просуществовавшей в США больше полувека. Первые проекты, построенные в середине 30-х годов, разительно отличались от будущего Прюитт – Игоу и меньше всего напоминали советские панельные многоэтажки. Это были комплексы двух – трехэтажных кирпичных таунхаусов, окруженных зелеными территориями, социальной инфраструктурой и комфортной планировкой. За период с 1932 по 1935 год было построено 25 тыс. квартир. Однако прямое участие федерального правительства не могло продолжаться вечно и в 1937 году Жилищный акт сформировал ту двухступенчатую систему взаимоотношений между федеральным правительством и штатами в области социального жилья, которая существует до сих пор. Федеральный бюджет снабжает систему деньгами – в виде займов или субсидий, а местные жилищные агентства используют эти деньги на строительство и управление арендными домами. И в то же время именно Жилищный акт 1937 года породил проблемы и конфликты, которые и привели спустя четверть века к сносу квартала Прюитт – Игоу в 1972 году. США всегда были страной конкурентной борьбы. А цена в условиях конкуренции устанавливается рынком. Жилищный акт, напротив, жестко ограничил стоимость строительства социальных домов. Для российских условий это покажется почти невозможным, но в законе США федерального уровня были прописаны цены на квадратный метр в городах с населением менее и свыше 500 тыс. человек, и цены эти сохранялись неизменными почти 25 лет. Местные жилищные агентства должны были соблюдать эти требования, чтобы получать федеральные деньги. Но Жилищный акт нарушал правила конкуренции и еще в одном: он создавал нового игрока на рынке жилой недвижимости – местные жилищные агентства, пользующиеся не рыночными кредитами, как другие девелоперы, а льготными средствами. Займы агентствам предоставлялись по ставке, превышающей ставку рефинансирования (1 % с 1937 по 1948 год) на полпроцента на срок до 60 лет. Вполне очевидно, что строительный бизнес стал ярым противником таких нововведений. И если в 1937 году Рузвельту удалось успокоить девелоперское лобби, сфокусировав программу на малообеспеченных людях – доступ к жилью получали лишь те семьи, чей месячный доход не превышал 5 ставок аренды квартиры на рынке, то к 1949 году Трумэн уже был почти бессилен перед оппозицией. Результатом противостояния стало введение парламентом поправок в Жилищный акт и фактическое саботирование программы на местах. Девелоперы, не всегда владеющие рычагами влияния в Вашингтоне, были серьезной силой у себя в штатах. Где – то принимались законы, обязывающие местные власти проводить референдум по вопросу реализации программы социального жилья на территории штата. Где – то, боясь конкуренции со стороны социального жилья, девелоперы вынуждали местные агентства строить арендные дома на окраинах – там, куда их экономические интересы не распространялись. Так, например, в Далласе социальное жилье строилось через дорогу от завода по выплавке свинца. Кроме девелоперов противниками социальных домов были представители белого среднего класса горожан. Они требовали, чтобы эти источники неблагополучного соседства строились где угодно, но не рядом с кварталами обычного, коммерческого жилья. Так социальные дома постепенно концентрировались на окраинах или в черных районах. Справедливо будет отметить, что именно в таких местах и была самая большая потребность в дешевом жилье. Местные агентства пошли по самому быстрому и легкому пути – жилье для бедных в бедных кварталах. На фоне столь серьезных экономических и социальных факторов выбор дизайна домов не выглядит столь решающим фактором, определившим печальный конец социального жилья в США. И тем не менее дизайн был, и он действительно был похож на советский. Только источником вдохновения для американских строителей был отнюдь не СССР (на дворе 50-е годы – разгар холодной войны). С 1937 по 1957 годы в США жил один из идеологов модернистской архитектуры – Вальтер Гропиус. Архитектор взял за основу наследие Корбюзье. Более того, первые десятилетия противники социального жилья воспринимали его не только как вторжение государства в рыночную экономику, но и как намеренное насаждение социалистических идей о всеобщем достатке и равенстве. Дело дошло до того, что в 1952 году Конгресс принял постановление, согласно которому каждый вселяющийся в социальное жилье должен был присягать на верность США – столь велик был страх перед формированием коммунистических ячеек в социальных домах. И даже в вопросе дизайна не обошлось без экономических причин. Как уже отмечалось, Жилищный акт 1937 года жестко ограничил рост цены на строительство такого жилья. Инфляция и дорожающие строительные материалы вынудили жилищные агентства искать пути удешевления строительства, упрощения дизайна.