Текст книги "Человек с того смеха"

Энергичный доктор газелью отскочил в угол комнаты и закричал:

– Что у вас под одеялом? Собака?

Убедившись, что под одеялом, кроме меня, никого нет, подошел ближе, приказал: «Следите!» и стал водить у меня перед глазами каким-то металлическим молоточком, то приближая его к моему носу, то удаляя. От напряжения у меня закружилась голова, и я закрыл глаза, чтобы не видеть прыгающего инструмента. Врач бросил молоток мне на лоб и стал пальцами раздвигать мои веки.

– Я велел следить!

Я мотнул головой, скинул молоток на подушку и снова закрыл глаза. Бритоголовый довольно потёр руки и сообщил жене:

– Бунтует! Типичный агрессивный синдром. У него в роду были шизофреники?

– У нас нет шизофреников. У нас есть грипп, – устало ответила жена.

– Причем здесь грипп? У больного расшатана психика, нервы обнажены. Смотрите!

Откинув одеяло, положил мне ногу на ногу, размахнулся и стукнул молоточком под коленкой. Моя правая нога взвилась вверх и саданула доктора в живот, так, что он отлетел снова в тот же угол и радостно завопил оттуда:

– Рефлекс сохранен – его еще можно спасти! Немедленно в диспансер! Ваше счастье, что прислали меня, а не терапевта – пропустили бы заболевание!

Что-то написал на бумажке и протянул ее жене. – Вызовите спецмашину и ту-ту… Ту-ту-ту-у-у-у!..

Он загудел и задвигал руками и ногами, изображая паровоз. Продолжая гудеть, «выехал» в переднюю, поманил туда жену и вполголоса посоветовал:

– Пока прибудет машина, позовите кого-нибудь из мужчин – с ним опасно оставаться наедине.

Приоткрыл входную дверь, высунул голову в парадное и закричал:

– Уберите собаку!

Вышел, но тут же вернулся и потребовал:

– Не запирайте дверь: если во дворе собака – я прибегу обратно.

…Вскоре газеты сообщили, что на нас накатилась третья волна гриппа. Болели уже и врачи, превращаясь в пациентов. Поликлиники захлёбывались в потоке вызовов и присылали любых медиков, независимо от специализации, тех, кто ещё держался на ногах.

У нас побывал и ортопед-травматолог, который долго искал на моём теле переломы и, не найдя их, поздравил меня с удачей. Когда же я пожаловался на насморк, он растерялся и неуверенно предложил взять нос в гипс… Потом приходила врач-венеролог и задавала такие вопросы, от которых упавшая было у меня температура снова резко подскочила…

За время моей болезни мы так привыкли к разнообразию врачей, что даже явившегося к нам сантехника жена приняла за очередного доктора. Тем более что он задал вполне медицинский вопрос: «На что жалуетесь?». Жена подробно доложила:

– Горло отекло, принимает только тёплую воду, а пища не проходит… И колено ноет.

– Колено сломаем и заменим, а горловину раздолбаем и прочистим, – бодро пообещал сантехник, достав кувалду и большой гаечный ключ.

Жена задохнулась от ужаса, у нее подкосились ноги, и она рухнула на табурет. А мне этот «доктор» помог больше всех остальных. Я вдруг громко и искренне расхохотался. И то ли от этого смеха, то ли от этих визитеров, а может, просто подошло время, но я почувствовал, что выздоравливаю – сел на кровати, опёрся на подушку и на оставленных всеми докторами рецептах набросал этот рассказ.

ЭМИГРАНТ ИЗ СИНОПА

ОТ АВТОРА: Недавно, во время раскопок в районе древних Афин, археологи обнаружили полуистлевшие страницы рукописи, которая была переведена и вызвала повышенный интерес у историков. Мне удалось получить этот перевод, и я спешу познакомить с ним читателей.

Диоген, эмигрант из Синопа, уже который месяц не мог найти крышу над головой. Жить было негде. В Афинах нарастала квартирная проблема: цены на жильё стали заоблачными, и на покупку, и на съём. Бездомные жаловались, возмущались, требовали. В ареопаге регулярно обсуждали этот вопрос, в народном собрании депутаты произносили пламенные речи, все фракция во главе с лидерами (они назывались демагогами) обещали немедленно решить эту проблему, но цены на жильё продолжали расти.

Можно было рискнуть и взять квартиру под залог, но это было чревато тяжёлыми последствиями: греки изобрели очень суровую форму залога, ипотеку: при просрочке платежа должник попадал в рабство.

Диоген ходил по Афинам днём с фонарём.

– Кого ты ищешь? – спрашивали его.

– Честного законодателя, который бы выслушал меня и занялся решением этой проблемы.

Искал долго, очень долго, но не нашёл. Ему сочувствовали, обещали, били себя в грудь, рассказывали о планах строительства для бездомных, но вместо этого вырастали виллы богачей.

Однажды, когда он бродил по городу, пошёл страшный ливень. Диоген искал, где бы спрятаться, и вдруг увидел выброшенную бочку, лежащую на пустыре. Он нырнул в неё. Внутри было сухо и даже мягко: ветер нанёс туда много сухой травы. Под монотонный шум ливня Диоген задремал. Когда он проснулся, ливень уже прекратился, но Диоген не покинул бочку, ему понравилось, и он остался в ней жить.

Сперва над ним смеялись, но потом десятки бездомных по его примеру тоже стали покупать бочки и в них селиться.

Понимая, что это хоть какое-то решение проблемы, правительство ввело для покупки бочек специальную бочкотарную ссуду. Бочки стали расти в цене.

Тогда и все богатые древние греки стали скупать бочки, понимая, какое за ними будущее. Их перепродавали, их сдавали в наём. Использовали бочки из-под капусты, из-под масла.. Особенно ценились пивные бочки: на вечеринки не надо было покупать спиртное – гости пьянели от запаха пива. Кто побогаче – стали делать бочки на заказ, с несколькими отделениями: для детей, для ванны, для кухни. Жить в бочках – стало модно. Появились даже бочки-особняки, целые улицы из бочек. Это создавало особые удобства: не нравится район, можно перекатиться в центр или за город, на природу.

Появились новые крылатые выражение, ставшие афоризмами:

«Мой дом – моя бочка» и «Моя бочка – моя крепость».

Но бочек не хватало, начался ажиотаж.

Правительство издало закон: больше двух бочек в одни руки не продавать, банки подняли проценты на ссуду, мол, кому не нравится – катитесь отсюда. И многие укатили туда, где бочки дешевле.

Диоген стал уважаемым и популярным, он считался главным философом– бочковедом. Ему разрешили прикатить свою бочку на самую центральную площадь блистательных Афин. Многие приходили к нему за советом.

Однажды к нему подошёл Александр Македонский. – Я правитель Македонии, а скоро и всего мира, – представился он. – Что мне сделать для тебя ?

– Отойди чуть в сторону, ты заслоняешь мне солнце! – ответил философ..

Александр отъехал к своим друзьям и подданным и сказал: «Если бы я не был Александром, я стал бы Диогеном»…

ОТ АВТОРА: На этом рукопись оборвалась, но я поспешил с её публикацией, понимая, что в ней заложена спасительная идея, как решить жилищную проблему в стране. Я уверен, что и правительство вздохнёт с облегчением: ведь бочки легче построить, чем дома, и в центре страны, и на окраинах. Правда, могут возникнуть и проблемы: например, палестинцы начнут жаловаться в ООН, что Израиль на них катит бочки. Но зато сколько бездомных будут благодарны за эту подсказку!..

А сегодня, учитывая продолжающийся рост цен на жильё, я невольно повторил знаменитую фразу Македонского, примеряя её уже на себя: «Если бы я не был Александром, я стал бы Диогеном». И хотя у меня, у Александра, квартира уже есть – всё-таки два небольших бочонка я приобрёл: надо же обеспечить светлое будущее своим внукам.

В ПРЯМОМ ЭФИРЕ

Диктор: – Дорогие друзья! Мы–в прямом эфире, и вы можете поздравить своих родственников, друзей, соседей с их днями рождений и юбилеями. Итак, кто-то уже на линии. Мы вас слушаем.

Женский голос: – Я хочу поздравить моего дорогого мужа Димочку с его пятидесятилетием. И пусть он знает, что у него есть верная и преданная жена. Пожалуйста, включите для него какую-нибудь душевную песню, в которой выразится вся моя любовь к нему и нежность.

Диктор: – Какую именно песню?

Голос: – Сейчас узнаю. Дима, что тебе спеть?

Диктор: (Удивлённо) – Так он с вами в комнате?

Голос: – Да. Лежит рядом.

Диктор: – Почему же вы его лично не поздравите?

Голос: – Я с ним уже месяц не разговариваю – он такая сволочь!

Диктор: – М-да, понятно. Приглашаем следующего собеседника.

Мужской старческий голос: – Я хочу поздравить всех своих родственников Дубовских, которые эмигрировали из России тридцать лет тому назад. Если они живы, пусть напишут, если нет, пусть хотя бы позвонят…

Диктор: – Хорошо, передадим. Кто следующий?

Робкий женский голос: – Здравствуйте, это – я?

Диктор: – Это вы.

Робкая: – Вы уверены?

Диктор: – Уверен, уверен. Вы в прямом эфире, говорите.

Робкая: – Что-то я не узнаю свой голос. Я, наверное, не туда попала.

Диктор: – Туда, туда! Говорите!

Робкая: – Ой, вы меня разыгрываете. Я перезвоню, чтобы было наверняка.

Диктор: – Фу-у!.. Кто ещё на линии?

Томный женский голос: – Здравствуйте! Меня зовут Лариса. Я хочу поздравить с днём рождения моего любимого. Можно, я прочитаю ему свои стихи?

Диктор: – Пожалуйста.

 
Томная: – «Тебя люблю все более,
Любовь моя цветёт,
Люблю тебя, мой Толя,
Тебя целую в рот…»
 

Диктор: (поспешно) – Спасибо. Кто следующий?

Дряхлый старческий голос: – Здравствуйте. Я очень люблю радиопередачу «Любовь с первого слова», особенно, для тех, кому за восемьдесят. И я хочу поздравить её ведущего Горбатого Кирялу..

Диктор: – Вы имеете в виду Курбатого Кирилла?

Дряхлый: – И его тоже. И хочу попросить, чтобы после этой передачи он раздавал всем «виагру».

Диктор: – Вы пользуетесь «виагрой»?

Дряхлый: – Да. Это прекрасное снотворное. Я принимаю её, и сразу засыпаю. Когда высплюсь, меня снова тянет к женщинам. Тогда я снова принимаю «виагру» и снова сплю. Это – замкнутый круг.

Диктор: – Зачем вы мне всё это рассказываете? У нас прямой эфир для поздравлений.

Дряхлый: – Я поздравляю вас, Анюточка…

Диктор: – Я – не Анюточка, я – Алик.

Дряхлый: – И вас тоже, Алик. Поздравляю с праздником Первого мая… нет, с Восьмого марта… нет, с Седьмого ноября…

Диктор: – Решите, всё-таки, с каким праздником вы поздравляете.

Дряхлый: – А куда это я звоню?

Диктор: – Вы звоните на радиостанцию, в прямой эфир.

Дряхлый: – Так что вы от меня хотите?

Диктор: (всердцах) – Чтоб вы приняли «виагру» и поскорей заснули!.. Кто следующий?

Активный женский голос: – Можно мне?

Диктор: – Конечно.

Активная: – Я хочу поздравить моего братика Лёлика Талалаевского, который такой стоматолог, такой специалист!.. У нас в Коканде ни у кого зубы не болели. Сейчас он здесь, его телефон О52-2О22О3. Повторяю: его телефон О52…

Диктор: – Я вынужден вас прервать: у нас не рекламная передача. Хотите поздравить – поздравляйте.

Активная: – Я хочу поздравить всех тех, кто будет лечиться у моего братика, кто позвонит ему по телефону О52-2О22О3…

Диктор: – Вы что, меня не слышали? Если будете продолжать рекламировать своего брата – я вас просто отключу!

Активная: – Не надо так нервничать. Когда вы нервничаете, вы начинаете шепелявить – вам нужен хороший стоматолог. Позвоните О52-2О22О3…

Диктор: – Всё! Я вас отключил!.. Кто ещё на линии?

Снова томный женский голос: – Это я – Лариса. Вы меня прервали – я не дочитала свои стихи, посвященные моему любимому.

Диктор: – Простите, я не знал, что есть продолжение. Хорошо, читайте дальше.

 
Томная: – «Всё чаще наши встречи,
Плохое всё забудь,
Тебя целую в плечи,
Тебя целую в грудь»…
 

Диктор: – Я думаю, достаточно. Томная: – Почему?

Диктор: – Уровень ваших поцелуев всё время понижается – это настораживает.

Томная: – Дайте хотя бы последний куплет дочитать! Диктор: – Ну, ладно.

 
Томная: – «С тобою мы поженимся,
Любовь моя, ликуй…»
 

Диктор: – Всё! Стоп! Хватит! На этом остановимся!.. До следующего эфира!

«СВОЙ ЧЕЛОВЕК» НА СВАДЬБЕ

Всё началось совершенно случайно, честное слово. В воскресенье вечером я возвращался из театра, был голоден, подошёл к ближайшему ресторану. Свободных мест не было: ресторан был закрыт под свадьбу. С завистью смотрел я на тех, кого пропускал строгий швейцар по указанию молодого человека с бантом на лацкане. Заметив меня, тот спросил:

– Товарищ, вы чей?

– Я – наш, – обтекаемо ответил я, догадываясь, что от моего ответа зависит мой ужин. И не ошибся.

– Что ж вы опаздываете, – пожурил меня человек с бантом. – Все давно уже гуляют.

Он провёл меня в банкетный зал, где гремело свадебное «горько».

– Приготовить штрафной! – крикнул мой провожатый. Свадьба встретила меня радостно-призывным грохотом.

Никто не удивился появлению незнакомого человека: невеста и её родственники думали, что я из жениховского клана, а родичи жениха были уверены, что я приглашён невестой.

– Пей до дна, пей до дна, пей до дна… – ласково приговаривал один из пап, поднося мне наполненный фужер.

Честно говоря, мне было не по себе. Мою растерянность папа истолковал, как неумение произнести тост, и поспешил на помощь:

– Выпей за Инночку…

– Я пью за Инночку… – повторил я, обрадовавшись, что знаю уже имя невесты.

– …и за Павлика, – продолжал подсказывать папа. Узнав и имя жениха, я обнаглел.

– Павлик и Инночка! Счастья вам и любви! Как говорил мой друг-кавказец, чтоб вы состарились на одной подушке!

И я одним махом опорожнил фужер и трахнул его об пол.

– Го-рько-о-о!.. – радостно завопила свадьба, и растроганный папа бросился обнимать меня.

– Красиво сказал! Молодец! Ты – настоящий друг! Почему ты к нам не приходишь?

– Приду, – пообещал я. – Завтра же! – Содержимое фужера ударило мне в голову. – И к вам приду! – пригрозил я проходящей мимо официантке.

– Ничего свадебка, а? – с гордостью спросил папа.Два ящика водки, сорок бутылок шампанского, восемьдесят штук гостей! Продал ковёр, влез в долги, но… Ради счастья детей…

– Я тебя уважаю, – сказал я и поцеловал его взасос… Потом я пил, ел, произносил тосты, целовался со всеми родственниками, выяснил, что я их всех уважаю и что все они уважают меня. Даже с бабушкой невесты мы выпили на брудершафт.

Вот с этого всё и началось.

Через пару дней я сам заявил швейцару, что иду на свадьбу, проник в банкетный зал и подсел к столу. Потом ещё раз, и ещё…

Сначала из осторожности я приходил попозже, когда гости были уже в «подогретом» состоянии. Но, убедившись, что на любой свадьбе половина гостей не знает другой половины, стал приходить вовремя, знакомиться с молодыми, обсуждал принесенные подарки, усаживал гостей, произносил тосты, а в дальнейшем – даже стоял у входа и пропускал своих друзей…

Вы думаете, что я забыл о семье? Мол, легкомысленный муж, плохой отец? Ничего подобного! По субботам и воскресеньям я приходил вместе с женой. На одной из свадеб мы отпраздновали наш юбилей… После каждого застолья я приносил детям какие-нибудь лакомства, а когда они подросли, начал и их брать с собой. Так постепенно я стал незаменимым тамадой, своим человеком в ресторане. Официанты по сей день считают, что я сотрудник какой-то инспекции. Они почтительно встречают меня, угощают лучшей закуской с банкетного стола, а после свадьбы по-братски делятся со мной оставшейся выпивкой. Свои бутылки официанты припрятывают на завтрашний банкет, включив их в оплату очередным молодожёнам (точнее, их родителям), а я свою долю уношу домой. Холодильник и сервант у меня ломятся от выпивки, я продаю её соседу-алкоголику по ресторанной цене. В доме появились свободные деньги, на которые я и жена сшили себе вечерние туалеты для посещения свадеб.

Однажды на одном из банкетов я увидел знакомые лица – это была вторая свадьба Инночки. Оказывается, с Павликом она через месяц развелась. Её папа, не успев выплатить долги за первую свадьбу, бодро влез в новые и заказал стол уже на «сто штук» гостей.

– Ради счастья детей!

Я зауважал его ещё больше.

Потом я гулял на двух свадьбах Павлика.

Жизнь моя стала яркой и красочной, как цветная свадебная фотография. Каждый вечер – праздник, новые лица, новые знакомства… Одно плохо – утром вставать неохота. На днях думаю уйти с работы, чтобы целиком посвятить себя банкетству и тамадатству…

А что? Ведь это очень перспективно. Свадьбы разрастаются и в количественном и в качественном отношении. Если когда-то «свадьба на пятьдесят человек» звучало внушительно, то теперь свадьба на сто гостей – средняя свадьба. Скромненькая. А ведь есть свадьбы-рекордсмены по триста, по пятьсот приглашённых. На таких гульбищах гости едят и пьют посменно, стульев не хватает: те, что наелись, идут танцевать, а те, кто оттанцевал, присаживаются и докушивают. А, чтобы стоящие не обижались, им объясняют, что это они гуляют по-западному, называется а-ля-фуршет.

Если раньше на столе могли быть селёдка, холодец, винегрет, то теперь свадьба без икры, балыка, осетрины считается просто оскорблением. Я смело привожу с собой своих друзей, самых требовательных гурманов – они всегда остаются довольны.

Родители молодожёнов сейчас даже хвастают друг перед другом суммой денег, одолженных для устройства свадебных торжеств. Чем больший долг – тем больший почёт. Тот редкий родитель, которому удалось отбанкетиться, не влезая в долги, чувствует себя виноватым и стыдливо отсиживается в вестибюле.

Так что мое будущее заманчиво и перспективно.

У меня сейчас только одна забота. Подросла дочь, встречается с парнем, весной хотят расписываться. Я позвонил в туристическое бюро и узнал, что у них есть много интересных маршрутов: на Байкал, в Турцию, в Италию, даже в Японию… А ведь за сумму, которую тратят на свадьбу, не то что в Рим – вокруг света объехать можно. Был когда-то славный обычай – отправлять молодых в свадебное путешествие. Это и радостно, и весело, и интересно. И на всю жизнь запомнится.

Вот я и думаю отправить детей в какой-нибудь круиз по Дунаю или по Средиземному морю.

Конечно, я не стану закатывать свадьбу на двести гостей. Я же не псих, чтобы влезать в долги, снимать ресторан, сгонять туда толпу полузнакомых людей и под дорогостоящую музыку скармливать им ценные продукты стоимостью в тысячи долларов… И всё только для того, чтобы не отстать от своих соседей или родственников, чтобы «всё было, как у людей»? Да ни за что!.. Ни-ког-да!..

А впрочем… Ради счастья детей!..

ШЕСТЕРО В ОДНОЙ МАШИНЕ, НЕ СЧИТАЯ СЕДЬМОГО

Идея была Вини-Пуха.

– Вывозим Антошку на каникулы в Сосняки.

Там же встречаем Новый год. Приглашаем и вас. Представляете: лес, ёлки, сугробы.

Предложение было принято с восторгом.

– Мы тоже проведём там недельку, – решила Рая. – Подышим воздухом. Иосик, закрой рот и дыши носом.

Иосику всю жизнь рвали гланды. Только вырывали – они сразу появлялись снова. Это было явление, необъяснимое медициной. Он не успевал дойти до дверей операционной – гланды вырастали снова и лезли, как сдобное тесто, из горла, из носа, из ушей. Поэтому он всегда держал рот открытым, чтобы гландам не было тесно.

Рая работала у него секретаршей. Точнее, он работал у неё начальником, потому что она сидела в приёмной со дня создания управления. Она была женой первого начальника, родила ему сына. Когда того сняли, развелась, вышла за следующего шефа и родила ему дочь. Когда назначили Иосика, она вышла за него и снова родила. О каждом своём последующем муже Рая заботилась так же горячо, как и о предыдущем.

Иосика она сперва решила закалять. Настояла, чтобы он делал йоговское полоскание: по утрам втягивал носом воду. В первое же утро он захлебнулся и его забрала «Скорая помощь». Тогда она потребовала, чтобы он по утрам, перед работой, бегал вокруг массива. Он побежал, но провалился в водосточный люк и сломал ногу. Когда он вернулся из больницы, она попыталась приучить его к холодному душу. После первого же обливания началось двустороннее воспаление лёгких и его опять увезли в больницу, где у него уже была своя койка. Тогда Рая прекратила его закалять, а стала, наоборот, кутать: до первомайских праздников он не снимал шапку-ушанку и до июня ходил в кальсонах.

– Ребята, в Сосняках турбаза – можно будет подкупить продуктов, Иосик договорится.

Иосик сдавал кандидатский минимум и настойчиво учил английский язык. Его убедили учить во сне, включая рядом магнитофон с английскими текстами – это, мол, даёт потрясающий эффект. Эффект, действительно, был: язык он выучил, но у него выработался неожиданный рефлекс – как только слышал английские слова, сразу засыпал. Так что фактически пользоваться своими знаниями не мог.

– Зачем нам турбаза? – возразила Лида Матусевич. – Поедем на машине, загрузим продуктов.

Муж Лиды, Юра, был фантастически рассеянным. Лиду убедили, что за рулём человек становится собранным и внимательным, поэтому по её настоянию у соседа был куплен старенький, потрёпанный «Форд»пикап.

Этот «Форд» вёл себя бесстрашно и дерзко, тараня даже самосвалы. Дело в том, что Юра регулярно путал педали и вместо тормоза давил на газ – друзья назвали это «эффектом Матусевича». Кроме того, Юра не успевал переключать скорости, поэтому передвигался только на одной первой передаче. Машина жрала такое количество бензина, будто он ездил на танке.

Матусевичи жили на первом этаже и держали машину под окнами. Лида обнесла её заборчиком и сделала калитку для въезда. Машина жила за загородкой, как коза, даже сигнал у неё стал какой-то мекающий, а из выхлопной трубы выпадали шарики.

Первое время Юра регулярно валил забор, не попадая в калитку. Лида терпеливо поднимала столбики. Лида была хорошей женой, но обстоятельства делали её замечательной. В дальнейшем, она выкопала колею, по которой Юрина машина въезжала в своё стойло.

– А в лесу спокойно?.. В смысле хулиганов? – спросил Иосик.

Он был худой и тщедушный, рагу из костей. В детстве его всегда обижали. До сих пор он по ночам вскрикивал и стонал: ему снилось, что его бьют бандиты в телогрейках и ругаются матом. Когда он во сне учил «инглиш», ему стало сниться, что его бьют бандиты в смокингах и ругаются по-английски.

– Если нападут, отобьемся бутылками! – успокоил его Серёжка. – А отбиваться будет чем – это я обеспечу.

– Давайте хоть раз в году не напиваться! – взмолился Иосик.

Он работал начальником строительного управления. Работал хорошо, сдавал объекты досрочно. Приезжала комиссия, составляла акт, затем следовал банкет. Он не любил пить, с детства мучился от изжоги, но приходилось, иначе комиссия обижалась и акт не подписывала. Он так часто возвращался с работы пьяным, что заболевшие дети, когда им клали водочные компрессы, говорили: «Папочкой пахнет».

– Уж извини!.. Я должен изучать явление, которое разоблачаю!

Вини-Пух и его жена Лена были эстрадными артистами («Серж и Элен Грины»), выходили в виде бутылок и пели антиалкогольные куплеты. Она – худая бутылка, он – толстая. У них всегда был успех. Серёжка научил Лену, кланяясь, кричать себе самой «бис». После этого они повторяли куплет И так несколько раз сами себе бисировали. После их антиалкогольного выступления даже самые непьющие зрители бежали в буфет.

У «Сержа и Элен» был Антошка, поздний ребёнок, которого Лена родила где-то между праздничными концертами. Она не шла в декрет, выступала до самых родов. Но так как она располнела и не влезала в свою тару, Сергей отдал ей толстую бутылку, а сам временно изображал закуску.

Антошка был маленьким, как зарплата инженера, тонким, как французская острота, и лёгким, как вопросы телевикторины. У него было прозвище – Перпетум. Этот ребёнок доказал, что вечный двигатель существует, он ни секунды не находился в покое: бегал, лазил по деревьям, прыгал с балкона, бодался с троллейбусом… Однажды он натянул на голову каркас от абажура, который никак нельзя было снять.

– Я – царь! – радовался Антошка.

– Ты – сволочь! – сказала Лена и повела его к слесарю.

При этом избытке энергии Антошка категорически не ел, месяцами.

Когда Лене удавалось запихнуть ему в рот ложку каши, он неделями держал её за щекой, не проглатывая. Постепенно он так разработал своё защёчье, что вмещал там содержимое всей кастрюли.

Тридцать первого декабря, в послеобеденное время, перегруженный пикап взял курс на Сосняки. Рядом с Юрой сидела Лида и подсказывала ему, где лево, где право. На заднем сидении устроились Рая, Лена и Иосик. На коленях у них вертелся Антошка-Перпетум. Винни-Пух, как занимающий много места, был втиснут в багажник, между бутылками и пакетами, набитыми снедью.

Юра вёл машину, как всегда, на первой передаче. «Форд» ревел, как реактивный самолёт, но ехал со скоростью дорожного катка. На крыше, к багажнику, были прикреплены шесть пар новеньких лыж – издалека казалось, что движется ракетная установка. Встречные дорожные инспекторы поспешно отскакивали в стороны: многих из них Матусевич уже сбивал.

Серёжка незаметно дегустировал содержимое пакетов.

– Прекрати поедать продукты, – не оборачиваясь, потребовала Лена.

– Я не поедаю. Я проверяю. Почему не взяли крупы?

– Чтобы Матусевич не захотел варить суп, – объяснила Лида.

Однажды Юра решил ей помочь, сварил суп, но вместо манки всыпал мыльный порошок – несколько дней вся семья пускала пузыри.

Рая заботливо обмотала Иосику шею вторым шарфом.

– По-моему, дует.

– Все окна закрыты.

– Всё равно сквозит. Почему ты их на зиму не заклеиваешь?

– А хозяйка приветливая? – поинтересовалась Лида.

– Старушка – божий одуванчик, – успокоил Сережа. – Всё будет окей!

Услышав «окей», Иосик захрапел.

Слева проплыл указатель с надписью «Сосняки».

– Населённый пункт, сбрось скорость, – напомнила Лида.

– Мне нечего сбрасывать, – успокоил её Юра.

По указанию Серёжки, машина свернула в первую же улицу и стала приближаться к голубому домику.

– Это наша вилла. Подруливай к воротам и ставь у забора.

У ворот была большая площадка, очищенная от снега, словно специально приготовленная для стоянки автомобилей. Вдоль забора, обвитого колючей проволокой, тянулась водозащитная канавка, узкая, но довольно глубокая. Юра подъехал почти параллельно забору, хотел остановиться, но сработал «эффект Матусевича», машина сделала резкий бросок и переднее колесо провалилось в канаву. Заднее – наполовину свесилось над ней.

– Все выходите, я дам задний ход.

Рая разбудила Иосика, все вышли, и Юра привёл свою угрозу в исполнение: с диким рёвом заднее колесо забуксовало и тоже сползло в канаву.

На шум вышла хозяйка, удивлённо спросила:

– Как вы туда попали? На улице уже стемнело.

– Может, оставим до завтра? – предложила Лена. – Антошку пора кормить. И на стол накрывать надо.

– За ночь колёса вмёрзнут в почву, и тогда её не вытащить до весны. – Юра с бывалым видом обошёл вокруг машины. – Что бы подсыпать под колёса?

– Я видел во дворе у хозяйки чернозём, целую кучу.

– Давай!

Через полчаса весь чернозём перекочевал в канаву. Матусевич дал газ. «Форд» рычал, выл, стонал, но с места не двигался, а наоборот, уходил всё глубже в землю. Юра вылез из машины и набросился на Сергея.

– Зачем ты закопал колёса?

– Ты же просил сыпать!

Они ещё долго переругивались, потом похитили у хозяйки лом и попытались с его помощью приподнять машину. Когда лом согнулся в дугу, Серёжка раскачал и вырвал из земли столб, на которые упирались жерди забора. Используя столб, как рычаг, все навалились на него. Машина даже не дрогнула, а столб сломался пополам.

Из дома в наброшенном полушубке выскочила хозяйка и побежала через улицу.

– Куда вы, мамаша? – спросил Серёжка.

– Сыну звонить, в город! – угрожающе сообщила старушка.

Стало совсем темно. В окнах зажглись нарядные ёлки. Телевизоры показывали юмористические передачи – с экранов слышался смех исполнителей.

Мужчины вышли на дорогу и стали ловить проходящую машину, чтобы обратиться за помощью, но на дороге не появлялось ни одной фары – все водители уже сидели по домам..

В доме напротив, на крыльце, стояла старуха-хозяйка и указывала на разрушителей своего жилища. Очевидно, она собирала народное ополчение.

– Идёт! – заорал Юра.

По дороге приближался «Запорожец» с ёлкой, притороченной на крыше. Мужчины кинулись к нему наперерез, размахивая руками. Чтобы он не проскочил мимо, Серёжка бросил на дорогу обломок столба. Перепуганный водитель, приняв их за грабителей, вышел из машины с поднятыми руками.

– Братцы… У меня семья… – Узнав, в чём дело, чуть осмелел. – Я домой спешу. Дети ёлку ждут.

– А сколько тут делов-то?.. Прицепишь, дёрнешь и гуд-бай!

Стоявший рядом с водителем Иосик, повалился на него и захрапел. Решив, что они ещё и припадочные, водитель перестал сопротивляться.

– Хорошо, согласен. Но у меня нет троса.

Выяснилось, что троса нет и у Матусевича. Тогда Сергей обмотал руки тряпками и стал отдирать от забора колючую проволоку. Одним концом зацепил застрявший «Форд», другой конец замотал вокруг бампера «Запорожца».

– Давай!

«Запорожец» зарычал, проволока напряглась, «Форд» дёрнулся, пытаясь вырваться из канавы.

– Я всегда говорил, что «Запорожец» – это недоделанный трактор. Дай газу, дай! – радостно орал Серёжка.

Водитель дал, проволока сорвалась, рванула назад и, как змея, обмотала Вини-Пуха, вонзившись в его дублёнку. Сергей упал на снег. Все бросились к нему.

– Серёженька, ты живой?! – тормошила его перепуганная Лена.

– Свободу Сергею Грину! – простонал он в ответ изза колючей проволоки.

– Отдайте мне все ваши перчатки! – потребовал Юра. Нацепив их, одну на другую, он ухватился за конец проволоки и скомандовал Сергею. – Я буду держать, а ты катись и разматывайся.

– Братцы, отпустите меня! – взмолился водитель, ошалевший от всего этого.

– Думаешь, мы тебя остановили только для того, чтобы ты из меня катушку сделал?.. – Освободившийся от проволоки Вини-Пух снова был готов к деятельности. – Теперь я завяжу – уже не соскочит… Ну, давай ещё раз… Только больше газу, не жалей!

Водитель не пожалел – «Запорожец» рванул и умчался, оставив на конце проволоки свой бампер.

– Сам виноват – тащить надо уметь… – прокомментировал Серёжка. – Впрочем, два бампера – это роскошь..

На дороге было пусто, как в холодильнике после вечеринки. Решили пойти по дворам, искать автомобилистов и взывать о помощи. Пробегавший мимо мальчишка указал им на двухэтажный особняк в конце улицы и заверил, что там им помогут.

Юра, Сергей и Лида направились к особняку.

– Быстрей, мальчики, быстрей!.. Уже пол-одиннадцатого!

– Я не могу быстро, – оправдывался Вини-Пух. – Я вешу сто десять килограммов, а ноги у меня тридцать восьмого размера, маленькая площадь опоры.

– Носи ласты, – посоветовал Юра.

Когда они позвонили в дверь, их встретили дружным воплем – в гостиной весёлая компания уже встречала Новый год. Судя по степени «подогретости», они начали встречать с прошлого Нового года.

– Смотрите, кто к нам пришёл! – радостно орал хозяин, одновременно лихорадочно соображая, кто же это, действительно, пришёл.

Его дед, как видно, бывший офицер, щёлкнул туфлями, поцеловал Лиде руку и пригласил к столу.

– Штрафной им, штрафной! – кричали гости.