Текст книги "Декаданс. Стихи"

Декаданс
Стихи
Александр Казимиров

© Александр Казимиров, 2017

ISBN 978-5-4485-3419-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Слеза с небес стекает по стеклу

По окнам тупо бьет морзянкой дождь,

И на душе так муторно и скверно.

О боже мой, подохну я наверно,

Иль не заметил, как подох уже.

Слеза с небес стекает по стеклу,

За каплей капля – жизни след убитой.

Лежу в гробу забвением омытый

И Богу мысленно пою хвалу.

За то, что Саваоф к себе принял,

Хотя б на время слякотной погоды.

Я слишком часто, братцы, умирал

Ночами бесконечными, как годы.

Вот и сейчас глаза сомкнул свои…

Сад райский зашумел над головою.

Как же покойно, Господи, с тобою,

Жаль, что не верю в посулы твои.

А было б славно, коли верил я.

Хотя б на йоту или медный грошик.

Я знаю, Боже, то, что ты хороший.

Хороший… но не для меня.

Вот и спрятался дом под пуховою белой накидкой

Вот и спрятался дом

Под пуховою белой накидкой,

Растворился в безмолвно-холодной

Ночи декабря.

Кокон мёртвой луны

Миру скалится жуткой улыбкой,

Зыбкий свет уронив,

Жемчугами по снегу соря.

Тишина растеклась киселём,

Заползла во все щели;

Треск свечи раскачал

Полусонную тень на стене.

За окном тихо стонут

Продрогшие чёрные ели,

Будто плачут у гроба

Чужие старухи по мне.

Ночь закрыла глаза,

Надавила на них пятаками,

И сложила крестом

Кисти рук на груди невзначай.

Я приду в сновиденьях,

Коснусь тебя нежно губами,

Только ты обо мне в суете

Длинных дней вспоминай.

В черном блеске крысиных жемчужин

А ты знаешь, как мечутся крысы,

Когда плещется в трюме вода?

Когда Бог задвигает кулисы

И искрят в темноте провода?

Треск, на дьявольский хохот похожий,

Предвещает мученье и смерть

Любопытным безумцам,

За гроши пожелавшим на волны смотреть

С высоты титанической глыбы,

Распоровшей винтом океан.

Только льды и голодные рыбы

Приготовили хитрый капкан;

Сжали челюсти, зубы вонзили…

Наливается кровью луна…

Коченеют безумцы от мысли —

Хапнуть горя придется сполна!

А ты знаешь, как выглядит ужас

В одуревших от страха глазах,

В черном блеске крысиных жемчужин

И опухших до боли мозгах?

Отчего ты так странно моргнула?

Ты ни разу не видела смерть?

Жизнь так лихо тебя обманула

И сценарий успела стереть?

Тот, что Кем-то написан был раньше,

До того, как отец твой и мать

Захотели однажды зачем-то

Тебе сказочный мир показать.

Подарить волшебство, не подумав,

Что когда-то придется платить

В карнавале агонии жуткой

Обрывая незримую нить.

А ты знаешь, нырни-ка поглубже,

Полной грудью вдохни океан!

Так быстрее, поверь мне, так лучше,

Чем ладонями бить по волнам.

Ты не бойся, не все так ужасно:

Вечность лучше, чем жизни тупик.

Если силы остались – прекрасно!

Темноте подари хриплый крик.

Пусть услышит Хозяин на небе,

Что готовить пора колыбель —

Лицемерно скорбя, смерть лелеет,

Пополняя прислуги артель.

Вот и все! Над тобою сомкнулась

Ледяная кромешная мгла.

Ангел ветром трубит, возвещая,

Что надежда спастись умерла.

До весны чуть дальше, чем до неба

В морозы ты пытаешься согреться

Дыханием озябших батарей.

Под шалью маятником бьется сердце,

Надеясь дотянуть до теплых дней.

Но до весны чуть дальше, чем до неба;

Чуть дальше, чем отмерено судьбой.

Да будет так! И былью станет небыль —

Твоя душа запросится домой.

Весна придет, взорвется малахитом

И гамом прилетевших с юга птиц.

Смахнет крылом застывший, белый иней

С твоих навеки сомкнутых ресниц.

Ты ничего на это не ответишь,

Продолжишь бессловесно дальний путь

В тот мир, откуда сам Господь не сможет

Обратно никого уже вернуть.

Однажды по паркету, в майский вечер,

Дробь отстучат устало каблуки,

У твоего портрета вспыхнут свечи,

Коснется мертвых клавиш тень руки.

Покойный воздух дрогнет от восторга,

Услышав полюбившийся мотив.

Вспорхнет с зеркал внезапная тревога,

Луне холодной отблеск подарив.

Пробьют часы; ночную мглу разгонит

Горячий веер солнечных лучей.

Умолкнет фортепьяно; звук утонет

В водовороте хаотичных дней.

Тоска иглу вонзит привычно в сердце,

Все глубже погружаясь не спеша,

А я все жду, когда же скрипнет дверца

В тот мир, где дышит вечностью душа.

Рвутся извилины нитью гнилою

Душно от мысли, что всё уже в прошлом.

С неба доносится запах тоски.

Думая часто о буднично-пошлом,

Плёнкой греха затянуло мозги.

Рвутся извилины нитью гнилою,

Тонут надежды в креплёном вине.

Радости нет, счастья нет и покоя…

Жизнь, для чего до сих пор снишься мне?

Как поломать этот сон и проснуться,

И позабыть то, что было вчера?

К точке отсчёта обратно вернуться,

Чтобы с нуля повторилась игра.

Моим друзьям, утопшим в стакане

Ко мне заходят старые друзья

С бутылками различного калибра,

А иногда с фанфуриками «Шипра»,

Желая сдвинуть рамки бытия.

Вкус истины познав, идём на дно,

Глубины подсознанья измеряя.

В стакане топит нас судьба лихая,

И на поверхность всплыть не суждено.

Мы – корабли, зарывшиеся в грунт

Тяжёлого и липкого похмелья.

Воскреснув ненадолго поутру,

Вливаем в трюмы колдовское зелье.

А завтра будет то же, что вчера —

Зеркальному подобно отражению:

Пропитанные дымом вечера,

И ночи в липких кандалах забвенья.

Белый ад под чёрным небом

Чёрный лес сапожной щёткой

Вдоль заснеженных полей.

Бьёт копытами чечётку

Тройка вороных коней.

Бубенцы звенят тревожно,

Словно чувствуя беду.

В стылом небе осторожно

Зажигает ночь звезду.

Степь-ловушка ставит сети,

Водит хоровод из вьюг.

По лицу стегает ветер

Плетью вырванной из рук.

Мчит стеклянная позёмка

Рваной рысью по пятам

И шипит не очень громко:

«Мне отмщенье, Аз воздам!»

За спиной на крыльях смерти

Волчья стая месит снег.

Кони фыркают, как черти,

Ускоряя жизни бег.

Я помню тремор твои рук

Я помню тремор твоих рук,

Меня частенько обнимавших.

Ведь я был самый лучший друг,

Хранитель истин не угасших.

Я ждал прикосновений губ,

Привыкший к частым поцелуям

Не отвечал, хоть был не груб,

И был обласкан и балуем!

Сейчас, я брошен и забыт…

Стою от жизни отстранённый,

Вуалью пыльною покрыт,

Расколотый стакан гранёный.

Зачем придуман этот мир?

Травой набита трубка из бамбука;

Прямой и конопатый острый нос,

Волос солома и всё та же мука

В глазах уставших прячет свой вопрос:

Как дальше жить и чем себя утешить

В придуманном и сумрачном раю,

Где все хотят друг друга перевешать,

На краткий миг улучшив жизнь свою?

А сбоку – луг, вокруг – деревьев перья.

Покрывшись копотью, унылая луна

Болтается на небесах безверья,

Ей всё равно, она сошла с ума

От скудности пейзажа под ногами,

От красных ядовитых облаков,

От болтовни с лукавыми богами,

От глупости мудрейших дураков.

А я курю и струйкой дым пускаю.

Я так устал от вязкой кутерьмы,

Что ничего вокруг не замечаю,

Мечтая сдохнуть до прихода тьмы.

Пляшет паутина по углам

Копотью расписан потолок,

Лоскуты обоев на стене…

«Я устал и сильно занемог!» —

Жалуется старый дом луне.

Клавиши прогнивших половиц,

В тишине рождают жуткий стон,

Выгоняя в небо стаи птиц

Из ослепших, выбитых окон.

Пляшет паутина по углам,

Затевая смерти хоровод,

И, шатая створки ветхих рам,

Ветер отходную песнь поёт.

Под дырявой крышей нет добра,

Лишь забвенье вкупе с пустотой,

Теплится надежда, что с утра,

Попрощаться луч зайдёт немой.

Я солдат разбитого полка

Я солдат разбитого полка,

Скорчившись, лежу на поле брани.

На меня взирает с потолка

Купидон смешливыми глазами.

Одеяло, как могильный холм;

Скомканные простыни, как саван.

Ты ушла, осиротив мой дом

И присыпав щедро солью раны.

Твое кредо – разбивать сердца,

Покорять влюбленных легионы.

От сраженного тобой бойца отвернешься —

Он стал прокаженным.

Стоит ли о нем теперь скорбеть?

Очереди ждут второй и третий…

Ночь с тобой вселяет в души смерть

И сюжеты дарит для трагедий.

Я солдат разбитого полка,

Ты – по рукоятку – финка в сердце.

Не хватает трезвости глотка,

Чтоб воскреснув, встать и оглядеться.

Хорошо урок усвоил я:

Нет гарантии в любви, надежде, вере.

Если чувства погасить нельзя —

Мир свой жги, раскидывая пепел!

В маленькой часовне

В маленькой часовне посреди могил,

Богом не прощёный, старый ангел жил.

Он, вкусивший истины, отойдя от дел,

С болью и иронией на людей смотрел.

Их молитвы слушая, опускал глаза;

Думал: «Зря вы молитесь – глухи небеса!

Явного не видите, бродите во тьме:

Всё вокруг да около – ни ему, ни мне!

Ищите спасения, там, где его нет,

Сотворяя множество глупости и бед.

Думать не желаете, ждёте, когда вам

Подадут на блюдечке вечности бальзам.

Тот, кому вы молитесь, в мир был послан мной.

И в его учении смысл сокрыт иной:

Смертно всё живое, тьма в конце пути,

Никогда земному в небо не взойти!»

Он прервал раздумья, над землёй взмыл,

Обдувая ветром холмики могил.

Сумбурные мысли

С небосвода луна фонарем одиноким

Льет рассеянный свет на хребты спящих крыш.

И под взглядом ее, одноглазым и строгим,

Над брусчаткой парит безголосая тишь.

Пережив летний зной, увядает природа,

Отражая в воде золотой хоровод.

Скоро треснет мороз, ляжет снег на полгода,

И в копилку еще один день упадет.

Жизни нет, смерти нет – все едино.

Все в муку перетрут жернова бытия.

Мы умрем и воскреснем, желая наивно,

Вознести до небес пресловутое «Я».

Мы забудем опять не мешать тем, кто рядом.

Не поможем подняться тому, кто упал,

Не успеем понять… время правит парадом,

И в агонии кружит судьбы карнавал.

Педальный конь

Мой Пегас пасётся на помойке,

Жрёт останки полусгнивших строк.

Фыркая, вдыхает запах стойкий,

Пяткою почёсывая бок.

А вокруг шальные вьются музы,

Тучами словесной шелухи,

Шепчут бред коню в ушные лузы,

Выдавая это за стихи.

Ржёт Пегас, пустой башкой кивая,

Не вникая: как же прогадал,

В час, когда с Поэзией играя,

Крылья на педали променял.

Страшный сон

Утро промозглое… дымка осенняя

В мутные окна вползает змеёй.

Стон колокольный, как плач в день успения,

Стелется низко над спящей землёй.

Лики святые с упрёком взирают

В завтрашний день из прошедших веков.

Надо вставать, только что-то мешает,

Не выпуская из таинства снов.

Дым от кадила заполнил все трещины,

В центре, на стульях, покоится гроб.

С бледными лицами серые женщины

Сухо целуют покойника в лоб.

В тёмных углах зеркала занавешены,

Шёпот старух нагоняет тоску,

Вот и закончилась жизнь чья-то грешная,

Спрятавшись за гробовую доску.

Чей это дом и кого здесь хоронят?

Я подошёл, чтоб взглянуть на того,

Кто скоро в пропасти тёмной утонет.

Вздрогнул, увидев себя самого.

Я закричал, но никто не услышал,

Даже никто не взглянул на меня!

Лишь из-за зеркала женщина вышла;

Захохотала, руками маня.

Душу царапнули острыми граблями.

Чувствую холод, и запах земли.

Слёзы невольно горячими каплями

По побледневшим щекам потекли.

«Кто я такая? Судьба. Даю слово!

Вся твоя жизнь в моих цепких руках.

Если попросишь, верну её снова.

Если же нет, превращу тебя в прах!»

И я просил, я упал на колени…

Женщина молча, покинула дом.

Всё растворилось, исчезли виденья,

В небе ударил раскатисто гром.

Я открыл очи, не веря в спасенье,

Перекрестился, молитву прочёл.

И, вспоминая картину успения,

Медленно вышел из дома во двор.

Всё, как всегда – серых туч одеяло

Небо закрыло свинцовым шатром.

Всё, как всегда, только что-то застряло

Острой занозою в сердце моём.

Старый Пьеро

Старый Пьеро был от ревности пьян

И не дружил с головой.

Выпив глинтвейн, зарядил свой наган,

Чтоб поквитаться с судьбой.

Старый Пьеро в полинявший висок

Ткнул вороненым стволом,

Но побороть ужас смерти не смог,

И зарыдал за столом.

Старый Пьеро отложил пистолет,

Зельем наполнил бокал.

Он за всю жизнь не познал вкус побед

Да и любви не снискал.

Старый Пьеро с детства был в дураках:

Шут, балаганный изгой.

Черные слезы на белых щеках —

Признак надежды слепой.

Декаданс

Деликатно, осторожно

Нахожусь во сне тревожном.

Расплескать боясь виденья,

Я на цыпочках хожу.

В мире грез растаять можно,

Потеряться там несложно.

Иллюзорность наваждений

В подсознании кружу.

В темной опиумной пене

Притаилось наслажденье.

Ангелов подземных пенье

Слышу и к нему лечу.

Демоническое племя

Поднимает настроенье,

За него безумством жизни

Я по капельке плачу.

Смерть целую нежно в губы,

И ревут надрывно трубы:

Славят наши отношенья,

Воспевают декаданс.

Мы давно живые трупы,

Мы кривим в ухмылке губы,

Таем в сумерках как тени,

Разложив судьбы пасьянс.

В сундуке, заросшем пылью,

О котором все забыли,

Вы меня похороните

На окраине Земли.

Отпевайте на могиле так,

Чтоб псы с ума сходили,

Чтобы звезды в небе стыли

И зажечься не могли.

Агасфер

Зарницы заплетая в косы,

Смела Аврора темноту,

Слезой небесной пали росы,

Дополнив мира красоту.

Ещё дыша ночной прохладой,

В тумане нежилась река.

По небосклону рыхлой ватой

Неспешно плыли облака.

А к ним в обратном направлении,

Под строгим взглядом высших сфер,

Брёл молча в поисках забвенья

Живущий вечно Агасфер.

«Что – жизнь? Подарок в наказание,

Цена отмщения обид?

Иль искупленье за страданья?» —

Искал ответа Вечный жид.

Изгой, вкусивший яд презренья,

В глазах тоска и пустота…

Он смерти ждал, как избавления,

Он ждал пришествия Христа!

Алиса

Алиса знала, я меняю внешность

И очень часто становлюсь котом.

Наивно верила в мою безгрешность и,

Сокрушаясь, плакала потом.

А я мяукал, ей давя на жалость,

Гнул спину у ее красивых ног.

Она прощала. В ней жила усталость

И вера в то, что я не кот, а бог!

Однажды, разбросав по полу карты,

Она узнала то, что я скрывал.

Опять рыдала, не предвидя фарта,

А я мурлыкал. В общем, снова лгал.

И пробил час.

Не справившись с тоскою,

Испила яд невинная душа.

Летучей мышью ворвалась в покои,

Где я сидел, страницами шурша

Потертой книги

С надписью «Алиса».

Признаюсь вам,

Как хитрая подлиза,

Вампир летучий пал к моим ногам.

Мордашкой нежно терся о копыто,

Забыв про клятвы, данные богам.

Зима

С седых небес, кружась, летят снега,

Хрустальным льдом затянуты озёра,

Художника незримого рука

Украсила слюду окон узором.

На лик эмалированной луны

Протяжно молятся ночами волки.

Утробным воем разрушая сны,

Вонзают в душу ужаса иголки.

Молочной струйкой рваные дымы

Из труб печных уходят в бесконечность,

И кажется, что царствие зимы

Не кончится и будет длиться вечность.

Ночь

Пеленой безрассудной печали,

Одиночества и пустоты,

Пряча взгляд под покровом вуали,

Ночь украдкой ползёт с высоты.

Вслед за ней, по дорожкам из пыли,

Вереницей бредут не спеша

Те, кого в суете мы забыли,

Но о ком не забыла душа.

Ей поведав о том, что за гранью

Восприятия и бытия,

Сновиденья уйдут утром ранним,

В недоступные мыслям края.

Ненадолго, до будущей ночи.

И вернуться, свой круг повторить.

Век их жизни, поверьте – бессрочен,

Словно памяти длинная нить.

Горят лампадой тусклой фонари

Горят лампадой тусклой фонари

В преддверии грядущего рассвета,

На мрак ночной накладывая вето

И славя краски утренней зари.

Они не обещают ничего.

Надежд пустых не дарят на спасенье.

Стоят безмолвно и в оцепенении

От ложного величья своего.

На мертвый свет несутся мотыльки,

Наивно отогреть пытаясь крылья.

К утру, изнемогая от бессилья,

Пикируют бесшумно в васильки.

Теряя веру, сыпятся в траву,

В агонии взлететь еще пытаясь

И за допущенную глупость каясь,

Сон вечный обретают поутру.

Собратья их, дождавшись темноты,

Торопятся к неоновому свету,

Уверовав в безумную победу,

Собою заполняют пустоту.

Вот так и мы, как бабочки ночные,

Устав от недостигнутых побед,

Летим к земле, крестом оставив след,

Закончив назначения земные.

Алхимия любви

Все сначала

В который раз к концу подходят игры,

Что бередили чувства и мозги.

Пора вставать, любви проплыли титры,

Чёрт, не могу найти свои носки!

Опять пойду босым по острой грани,

Блуждая в лабиринтах бытия.

Пока ещё горчит вино в стакане,

История не кончилась моя.

Зайду в кабак – слегка развею душу:

«Официант! Сигару, кальвадос! —

Сейчас я одиночество разрушу: —

Сто баксов, крошка? Что ты, не вопрос!»

Любовь твою я не куплю, одни лишь ласки.

Пусть будет так. Мне, в принципе, плевать!

Слова твоей, красиво спетой сказки,

Напомнит скрипом старая кровать.

Дремлет мир, убаюканный вьюгой

За окошком снежок синий-синий,

Позолоченный свет фонаря,

Нафталином осыпался иней,

В серебро нарядив тополя.

Снег скрипит удивительно мило,

Ветер спит в водосточной трубе.

Ты меня своей тенью накрыла,

Я же тенью прижался к тебе.

Догорает свечей отраженье…

Запах хвои и легких духов.

Замирает душа в наслаждении,

От твоих недосказанных слов.

Дремлет мир, убаюканный вьюгой,

Всюду Божья царит благодать,

Как мы жили с тобой друг без друга?

Я навряд ли сумею понять.

Рвутся извилины

Душно от мысли, что всё уже в прошлом.

С неба доносится запах тоски.

Думая часто о буднично-пошлом,

Плёнкой греха затянуло мозги.

Рвутся извилины нитью гнилою,

Тонут надежды в креплёном вине.

Радости нет, счастья нет и покоя…

Жизнь, для чего до сих пор снишься мне?

Как поломать этот сон и проснуться,

И позабыть то, что было вчера?

К точке отсчёта обратно вернуться,

Чтобы с нуля повторилась игра.

Той, кто называла меня гадом

Дымила сигарета

В расколотом стакане.

И не найти ответа

В прочитанном письме.

А я лежал с похмелья

На стареньком диване

И думал: «Песня спета!»,

Но ты пришла ко мне.

Под шляпкою с вуалью

Подтёки чёрной туши.

Под платьицем красивым —

Разбитая душа.

Жизнь без тебя не в радость

И сладкое, как гадость.

Судьба скользит уныло

По лезвию ножа.

Отпив коньяк из рюмки,

Тебя коснусь рукою.

Ты сядешь рядом тихо,

Вздохнешь, так глубоко…

И скажешь: «Я с тобою!

Не все же бабы – суки!

Пришлось все бросить к чёрту,

Хоть было нелегко!»

Не грусти, не плачь не надо…

От любви устал и равнодушен

К тем проблемам, что сжигали нас.

Видимо, наш хрупкий мир разрушен

Парой грубых, беспощадных фраз.

Я тобой давно уж не болею,

Не ищу ни встреч, ни тёплых слов.

И в душе надежду не лелею,

Что придёшь ко мне в урывках снов.

Так что не грусти, не плачь, не надо.

Прошлого обратно не вернёшь.

В кущах райского когда-то сада

Безразличие живёт и ложь.

Бродят в них одни воспоминанья,

Да и те когда-нибудь пройдут.

Наступило время увяданья

Тех страстей, что душу в клочья рвут.

Я украдкой любуюсь тобою

Я украдкой любуюсь тобою,

Как изящно ты держишь мундштук!

Прячет дым под своей пеленою

Бесподобный изгиб нежных рук.

Томный взгляд в никуда с поволокой

Из-под бархата чёрных ресниц.

Видно, очень тебе одиноко

И умолкло в душе пенье птиц.

Хоть бы раз прикоснуться губами

К побледневшим от пудры щекам,

Чтоб промчалась искра между нами,

Увлекая к любви берегам.

Я украдкой любуюсь тобою,

Только ты безразлична ко мне.

Дым табачный с иронией злою,

Растворяет твой абрис во тьме.

Кокаином напудрены ноздри,

И блестит неестественно взгляд.

Сто галактик лежит между нами…

Звездопад в голове, звездопад.

Очарован тобой, заворожен,

Опьянен колдовством тайных слов.

В кандалы добровольно закован

Неестественно-радужных снов.

Как больно сознавать…

Как больно сознавать, что это сон,

Навеянный недавним разговором.

И что не я, поставив всё на кон,

Крадусь к тебе безлунной ночью вором.

Как больно сознавать, что всё игра,

Придуманная в спешке небесами.

И что дождём рыдая вечера,

Оплакивают пропасть между нами.

Как больно сознавать, что ты не та,

Кого ласкают ночью мои руки,

Как больно от того, что пустота

Душе влюблённой дарит горечь муки.

Как больно сознавать, что не со мной

Ласкаешься под светом звезд холодных…

И ратуши курантов старых бой

Не потревожит сладких снов влюбленных.

Алхимия любви

Жил когда-то мастер. Изготовлял куклы-манекены для развлечения господ. Однажды он влюбился в своё творение и пытался оживить его всеми доступными способами. И это удалось. Естественно, он уподобился Богу! А как иначе?! Господь наказал конкурента и его любовь, превратив их в камни.

Колдовать я любил над тобою,

Раздувал в сердце восковом пламя,

По ночам на луну волком воя,

Вены рвал от бессилья зубами.

Я травил себя ядом надежды,

Сомневался, но всё-таки верил:

Тайна сбросит однажды одежды,

Приоткрыв нам заветные двери

В мир, где нет никаких расстояний,

Где секунды растянуты в годы,

Для свершения грешных желаний

Мы сольёмся, как талые воды.

Так и вышло, и ртутью забился

Пульс в груди твоей, воздух глотнувшей.

А на небе Творец веселился,

Превращал в валуны наши души.

Он покрыл их золой и забвеньем.

Заморозил шальными ветрами,

Уничтожил следы откровений,

Что людьми были мертвые камни.

Я давно не видел твоих глаз

Я давно твоих не видел глаз,

Не касался трепетного тела.

Помнишь, как всё было в первый раз?

Скоротечно, робко, неумело.

Путаясь в копне густых волос,

Я шептал с любовью твоё имя,

Утопал в наплыве томных грёз,

В горьковатом запахе полыни.

Всё прошло, былого не вернуть,

Заросла тропа любви бурьяном,

Лишь над головою Млечный путь

Будоражит мозг мерцаньем пьяным.

Да степной горячий ветерок

Нагоняет сонм воспоминаний.

И бежит по телу холодок,

Воскрешая шлейф переживаний.

Я давно твоих не видел глаз,

Но забыть их не могу поныне.

Годы-вёрсты разделяют нас

В выжженной разлукою пустыне.