Текст книги "Крымский мост"

А Мировому осталось только взяться за чтение найденной в начале круиза книжки. Из нее он узнал, что идея военных поселений, которую после Отечественной войны двенадцатого года Александр Первый начал продвигать в массы, возникла за много лет до этого в масонской среде.

«Он думал, что облагодетельствовал народ. Создал идеальные для жизни условия. Только одного не учел. Люди, они люди и не могут, как дрессированный скот, жить “по барабану”. Но никто ему не хотел перечить. Сказать правду, – думал Олег, читая эту историю, – так не раз бывало. С теми же коммунистами, которые тоже пытались воплотить в жизнь свою утопию. А какой вывод? Вывод простой! Если кто-либо когда-либо снова заявит, что он знает, как всех разом осчастливить, бейте его, бейте до смерти! И гоните! Потому что счастье у каждого человека свое! И каждый должен иметь свободу, чтобы это счастье строить так, как он считает нужным. А задача правителя проста – дать людям эту возможность. Иначе будет плохо».

Дальше он стал читать о попытке отмены крепостного права. Пока либеральный царь тешился тем, что пытался решить этот коренной вопрос с помощью писания проектов и создания комиссий, молодые вольнолюбивые дворяне составили некое масонское общество «Союз благоденствия». Царю донесли о том, что начали создаваться такие общества. Но император не хотел и не видел необходимости наказывать тех, кто думал с ним одинаково. Он сам готовил реформы.

«Но, как говорится, что-то пошло не так. А на самом деле не так пошло очень многое», – думал Олег, продолжая чтение.

«А были ли эти ребята настоящими масонами? – задал он себе вопрос. – Ага, есть, кажется и ответ…» – и Мировой углубился в чтение дальше.

Когда в тысяча восемьсот двадцать втором году император издал указ, запрещающий масонские общества, то в этом указе было требование, чтобы все братья дали расписку, сообщили о себе, в каком обществе они состояли, а также дали обещание отказаться от этого.

Эти расписки сохранились в архивах. И по ним нынешние историки судят, кто был масоном, а кто – нет. Так что, изучив эти отказные листы, петербуржские историки готовы однозначно сказать: да, подавляющее число декабристов были вольными каменщиками. Кстати говоря, как и в любой масонской ложе, в «Союзе благоденствия» существовало несколько степеней. Члены общества проходили строгие масонские ритуалы, давали клятвы, обязаны были беспрекословно подчиняться «боярам» – как в уставе именовались члены руководящего ядра.

Какова же была расстановка сил? Первое – существовало тайное масонское общество, которое хотело реформ в России.

Далее – император Александр Первый, по прозвищу Благословенный, тоже хотел дать России конституцию и отменить крепостное право.

Более того, в обществе существовало определенное, пусть и небольшое количество помещиков земле– и душевладельцев, которые готовы были освободить своих крестьян. По примеру литовцев они хотели обратиться к царю и попросить его о таком указе.

Таким образом, к тысяча восемьсот двадцатому году имелись некоторые предпосылки, для того чтобы провести эту важнейшую в русской истории реформу. Было и общее понимание русского народа, что нынешнее положение дел далее терпеть невозможно.

Олег листал страницы. А что же произошло дальше?

А ничего! Сначала царь согласился на проработку реформы. А затем, когда граф Кочубей донес ему конкретное предложение некоторых богатейших помещиков о своем желании, отказался поддержать этих людей. Пошел на попятную. Заявил, что он не запрещает освобождать. Но не видит нужды в том, чтобы это было общественным движением. Мол, пусть каждый сам по себе делает, что хочет. В таком деле без поддержки верховной власти, конечно, никто не рискнул выступить поодиночке.

Замысел пропал.

Точно такая же история произошла и с утверждением в двадцатом году конституционного проекта. Царь уже был близок к утверждению конституции для России. А в двадцать первом – двадцать втором годах император отказался от своих планов. В России начиналась эпоха реакции. Страна погружалась во тьму.

Тогда молодые офицеры, дворяне-братья, поняли, что на императора надежды нет. А стало быть, надо думать о дальнейшем существовании тайных, масонских обществ.

«Чем все это закончилось, знают теперь все, – думал Олег, откладывая книгу в сторону. – Закончилось восстанием декабристов. И разгромом масонства».

* * *

Тем временем недомогание отступило.

– И что я валяюсь? – сказал он себе. – Температура спала, сопли не текут. Сидеть взаперти скучно. Пойду-ка я в бар. Там наверняка сидит Давыдов.

Сказано – сделано. Олег оделся в спортивный костюм и по длинному корабельному коридору направился к лифту.

Действительно, там он и застал «сладкую парочку». Грузного, с мешками под глазами, опухшего от безделья и выпивки мужчину. И светлого мальчишку лет двенадцати.

Мальчишка играл на автоматах. А мужик тянул через трубочку «Кровавую Мэри» – пил томатный сок с водкой.

Познакомились они неделю назад, так как были из одной группы. Мужик оказался начальником полиции из южного города Таганрога. Мальчишка – его сыном. Едут они на пару, чтоб развеяться. Потому что не так давно от Давыдова к другому ушла жена. Взгляды на женщин у них оказались похожими. И они иногда встречались в баре. От нечего делать выпивали. И перемывали косточки этим бабам. Изредка к ним прибивался и Анаболический атлет.

Но сегодня Андрей Петрович Давыдов сидел один. А хлопчик его, как выяснилось, тоже приболел.

Черно-белый улыбчивый малаец принес коктейль. Мировой потянул душистую смесь алкоголя, фруктов и еще хрен знает чего. А Андрей Петрович выдал ему квинтэссенцию своих нынешних размышлений о женщинах:

– С чего бы ни начинались ваши отношения – со страстной платонической любви, умных разговоров или банального траха, заканчиваются они всегда одинаково…

Мирового заинтриговала эта ценная мысль, и он продолжил ее:

– Кончается постелью и пеленками…

– А вот и не угадал! – пьяно скривя губы, ответил Давыдов. – Кончаются они тем, что с вас потребуют деньги…

Мировой согласился с ним полностью.

Дальше, как это часто бывает, Давыдов в десятый раз рассказал ему историю своей семейной жизни. Как от него ушла жена. И он остался с сыном, которого теперь воспитывает один. И который, собственно говоря, для него теперь свет в окошке. А бабы – они все гадины!

Мировой, выпив сразу половину, тоже согласился с ним, правда, при этом добавил, что есть ну очень, очень красивые гадины.

Прошло некоторое время, и Олег Павлович, как всегда, предложил очередной тост:

– За нас! За мужиков!

Но не успели они допить по второй порции, как на горизонте нарисовались «три гадины». Это были Бархатова, Бобрина и Затейкина. Обнаружив мужчин в баре, они немедленно присоединились к компании. И, как всегда это бывает, разрушили атмосферу мужского единения.

Андрей Петрович принялся немедленно ухаживать за Бархатовой. А Олег Павлович, как говорится, вернулся домой. То есть вступил в диалог с Мариной.

Разговор вполне предсказуемо стал вертеться в круге интересов женщин. И начавшись с шопинга и бутиков, постепенно перетек в мистику. Мировому стало интересно. Затейкиной тоже. А Бобрина сегодня была в ударе:

– Да, конечно, эксперименты с гипнозом, когда людей погружают в глубокий сон, уже много раз показывали, что люди вспоминают свои прежние жизни, – рассказывала она, величаво покачивая пепельно-седой головой и сверкая сверхровными зубами.

«Наверное, искусственные, – подумал Мировой, – такое время, что публичному человеку ходить без зубов – никак. А возраст у этой Марии Степановны очень даже немаленький».

– Одна моя подруга и ученица замужем за одним очень интересным человеком. Живут они в Центральной России. В городе… впрочем, какое это имеет значение? В своей отрасли он человек достаточно известный. Так вот несколько лет назад у этого несомненно интересного мужчины стали появляться проблемы. Сны! Знаете, такие яркие! Более яркие, чем наяву. Как будто с ним что-то произошло. Какая-то непонятная жизнь. Вроде у него большая семья, в которой четыре сестры, отец, мать. И он будто проживает во сне чью-то несомненно трудную судьбу.

Подруга, с которой он иногда делился этими снами-воспоминаниями, как-то обратилась ко мне с вопросом: что это может быть? Мол, есть такая странная проблема. Муж – интеллигентный человек, хотя из очень простой семьи, рабочей семьи. А рос в ней, как белая ворона.

Ну, в общем и целом, как-то так получилось, что я к ним попала в гости. На несколько дней. Вот так же, как и мы сейчас, тоже сидели компанией и разговорились. И он выдал нам много чего интересного. Оказалось, что он сильно подозревает, что является реинкарнацией малолетнего царевича Алексея…

– Ну, и что это ему дало? – поинтересовался Мировой. – Удачу? Деньги? Повысилась самооценка?

– Нет! Это дало ему понимание того, что он пришел в этот мир с определенной целью. Задачей, которую ему предстоит выполнить в этой своей такой непростой жизни.

– И какая же у него задача? – спросила Марина Затейкина, отпила глоток кофе и, поморщившись от кофейной горечи, добавила в чашку кофе еще кусочек сахара.

– Ну, это он сам определит, – усмехнулась Бобрина. – Он очень интересный и сложный человек. И очень сильный!

– Да, любопытно вы излагаете! – криво усмехнулся Олег. Ему действительно было любопытно. Это с одной стороны. А с другой – его глодало самолюбие. Вот он – мастер масонской ложи. Уважаемый человек. А эти странные, в общем-то, стоящие на более низкой социальной ступени, женщины пытаются, как ему кажется, поучать его. И он не то чтобы с сомнением, но и с некоторой долей вызова спрашивает Бобрину:

– Вот вы, Мария Степановна, так легко определяете такие вещи. А сами-то вы кто? Гадалка? Ясновидящая? Ведь это же все фикция. Это ничем не подтверждается.

– Почему вы так считаете? Это целая наука. Я закончила курс Мюнхенского института парапсихологии.

– Да бросьте вы! Это же не наука! – он хотел было добавить: лженаука. Но дипломатично удерживается. – Вы, может быть, и свою прошлую жизнь знаете?

Такой вот у них пошел странный разговор.

– Почему «может быть»? – теперь заело Бобрину. – Я знаю, что в прошлой жизни, а было это всего двести лет назад, я была баронессой де Крюденер. Писательницей. И ворожеей, прорицательницей. Встречалась со многими знатными и известными людьми той эпохи!

– Ну вы даете! – замахал рукой Мировой. – Это уж чересчур. Может, вы и мне что-нибудь напридумываете? Возьмете или уже взяли данные в интернете? Потом с ученым видом посмотрите мою ладонь и напророчите мне и дальнюю дорогу, и трефового короля, а? – Он с усмешкой обернулся к своей подруге. Смотри, мол, как народ чудит!

Но Бобрина приняла его вызов и просто сказала:

– Хорошо! Давайте заключим пари. Я подготовлю историю вашей прежней жизни на основе тех данных, которые вы мне сообщите.

Увидев некоторое сопротивление на его лице, она торопливо добавила:

– Я не буду спрашивать интимные подробности вашей жизни. Все будет пристойно. Идет? И вы поймете, что все это так просто.

– Идет! – пускаясь в эту авантюру, Мировой протянул ей руку: – Спорим!

Она крепко взяла его ладонь в свою.

– Разбивайте!

Мария Бархатова полушутя-полусерьезно разбила. И, чтобы снизить как-то напряжение, позвала официанта:

– По такому случаю не грех и выпить!

– Ну смотрите! – Бобрина аккуратно надела очки. Достала из объемной сумки лэптоп и пояснила:

– У меня загружена программа, в нее надо будет ввести кое-какие ваши личные данные.

Заметив удивленный взгляд Затейкиной, она добавила:

– Нет, конечно, не компьютер будет считать! Это процесс сложный и не одного дня. Но первоначальный анализ того, кем вы были в прошлой жизни, можно сделать и здесь. Итак, начнем!

Она включила лэптоп. И на экране засветились квадратные карты, таблицы, заполненные цифрами, символами и знаками.

– Ну, так. Вводим для определения дату вашего рождения. Итак, двенадцатое декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года… Читаем вниз по колонке. Находим цифру сто девяносто шесть. Затем смотрим по горизонтали. Это будет цифра семь… Теперь посмотрим, какова карта месяцев. Какой месяц. Какой его символ. Затем переходим к карте дня вашего рождения. В какой день это случилось?

Не прошло и десяти минут, как Бобрина уже принялась прикидывать, мужчиной или женщиной родился Мировой в прошлой жизни.

– А вот и ваш тип! – она выбрала на компьютере таблицу номер четыре и прочитала описание, сделанное под знаком треугольника: – Вы были искателем правды и мудрости. Вы могли бы предвидеть будущие жизни, ожидающие вас. Для окружающих вы идеалист… И все же вы были освещающим путь. Так, теперь ваши желания. Вы хотели путешествовать и исследовать землю.

Взглянув на полное скепсиса лицо Олега и вдохновленное лицо спутницы Мирового, она вздохнула:

– Вижу, что вы не верите. А зря! Впрочем, я хочу взглянуть еще и на то, кем вы были в прежней жизни.

Она быстро, как кошка лапками, застучала по клавиатуре. И начала пробегать по строчкам таблицы номер пять. Над таблицей высветилась надпись: «Занятия в прежней жизни». А потом, найдя нужную строку под кодом «С2», задумчиво произнесла:

– Как странно. Начинается с того, что вы могли быть правителем, атаманом, а заканчивается – наставник послушников в церкви. Никак не пойму смысла этого. Кто является наставником послушников – святой, что ли?

Она смотрит на Бархатову. Та пожимает плечами. Действительно, как, мол, это может совмещаться?

– Нам уже пора на ужин, – прервала их диалог Затейкина.

– Знаете что, Олег Павлович, меня очень заинтриговал ваш гороскоп. И я обязательно сделаю его для вас. Сделаю не просто, как обычно, но по всем научным методикам. Там будет и ваша прошлая жизнь. И прогноз. Правда, это потребует времени. И мне понадобятся мои книги. А они у меня дома. Но я не забуду. Обязательно сделаю. И тогда, я думаю, вы убедитесь, что гадание и ясновидение – настоящие – не имеют ничего общего с мошенничеством и шарлатанством. Для меня, – Мария Степановна даже машет в воздухе пальцем, – это дело чести! Но это будет не быстро. И понадобится помощь одного духовного лица. Ламы! Так, Маша? – обратилась она к Бархатовой.

Та согласно кивнула:

– Без просвещенного буддистского ламы никуда!

На том, как говорится, и порешили. И пошли ужинать.

VI

Наутро Мировой проснулся оттого, что перестал ощущать биение волны о корпус лайнера. Хотя легкая дрожь от работы двигателей чувствовалась.

Марина спала, отвернувшись к внутренней стене их сьюта. Он решил посмотреть, что происходит снаружи. Соскользнул с широченной двуспальной кровати и, отодвинув стеклянную дверь в стеклянной стене каюты, выскользнул на просторный балкон.

Там он уселся в белое пластмассовое кресло и через деревянные поручни стал вглядываться в окрестности.

Вот уже почти десять дней, как они живут в одной каюте и почти ежедневно занимаются тем, что в старые добрые времена называлось любовью.

Он сидел на балконе, вспоминал обо всем, что происходило с ним в этом путешествии вокруг Европы. Мысли текли, текли. О жизни. О себе. Выезжал он окрыленный. Стал мастером. И был твердо уверен, что идет верной дорогой. А теперь на душе какая-то странная тревога. И сомнения. Туда ли он идет? Правильно ли он поступил, давая те страшные клятвы? Сомнения, сомнения.

«Да ну их! – решил он. – Не надо ни о чем думать! Все и так прекрасно!»

Лайнер шел по реке. Встающее из-за холмов солнце ярко светило прямо на воду. Его лучи давали глубине этакий желтоватый отблеск, потому что Тежу течет по глинистым местам. И оттого вода в ней соломенного цвета.

Теплоход прошел под аркой гигантского моста. На левом берегу появился утренний город. Это Лиссабон.

Финикийцы, римляне, вандалы, вестготы – кто только здесь не жил!

По правому борту – статуя Христа, распростершего руки в голубом небе. По левому – огромный каменный монумент в виде стилизованной каравеллы. На ее палубе те, кто осваивал новые миры. Пираты, конкистадоры, мореплаватели, географы, ученые, торговцы. А там, за памятником – площадь Империи и Дворец правосудия. Дальше, на живописных семи холмах – желтые крыши и игрушечные старинные квадраты кварталов.

Новая страна. Новый мир для наших путешественников. Это так интересно! Ты сидишь в кресле на палубе, а мир вращается вокруг тебя.

Когда-то этот город отправлял каравеллы на самый край света. Теперь дух авантюризма и предпринимательства умер. Были лиссабонцы воинами и мореходами, а стали слугами и экскурсоводами.

Неожиданно Олег подумал: «Этот город – как раскинувшаяся старая шлюха. Она уже понимает, что ей не скрыть ветхости и не удержать уходящей красоты, за счет которой она раньше жила. И так же, как старая шлюха, положившая давно и на все, она уже не зазывает клиентов. Они сами, зачарованные легендами, идут и едут сюда. А город принимает их абсолютно равнодушно. Плевать ему на них: приехали, уехали. Главное – чтобы заплатили…»

В этот момент стеклянная дверь отодвинулась. Из нее выскользнула закутанная в белый махровый халат фигура. Лицо заспанное, густые волосы растрепаны. Оглядывая пейзаж, щурится близорукими глазами. А потом спрашивает:

– Когда мы пойдем завтракать?

– А что, уже пора? Скоро будем высаживаться! – ответил Олег, заметив, что внизу на набережной, которая заменяет пирс, уже суетятся рабочие.

* * *

В Португалии у него большая программа. Надо не только познакомиться с достопримечательностями, но и выполнить одно важное поручение великого мастера.

«Эти документы нужны нам как воздух! – говорил он перед дорогой, шевеля черными “мулявинскими” усами, поглаживая рукой блестящие, как набриолиненные, волосы и заглядывая Мировому в глаза. – Они обеспечат преемственность русского масонства. Покажут всем, что мы возникли не из ниоткуда, а всегда были частью России. Даже в советские времена».

Олег Павлович решил эту задачу для себя просто: «Сегодня покончу с тамплиерами. Разберусь, наконец, кто они нам. А завтра встречусь с держательницей архива!»

Пестрые толпы туристов устремляются от «Нью-Амстердама» в сторону каменной каравеллы, королевского дворца и дальше в город. А Мировой со своей спутницей уже садятся в машину. У них курс на замок тамплиеров в Томаре. В нем нашли приют изгнанные из других стран тамплиеры.

Сидя на боковом сиденье рядом с водителем, Олег Павлович зорко вглядывается в петляющую по холмам дорогу и думает о португальцах: «Вот водила. Поджарый. Смуглый, загорелый. Ястребиный профиль. Жилистые мускулистые руки. Явный потомок морских разбойников и первооткрывателей… И что? До конца жизни будет возить туристов! Какая тошнотворная скука! Официант мечтает стать старшим официантом. Продавец – когда-нибудь открыть свой магазинчик… И это все? У нас как-то жизнь повеселее будет. Европа себя изживает…»

Ему почему-то вспоминаются десятки других городов, которые он посетил за эти годы. Рим. Вечный город Рим. Теперь он не столица мира. А музей под открытым небом, по которому бродят ряженные под римских легионеров актеры. Яркие плащи, дутые доспехи. И декорации в виде руин Колизея, построенные за многие века до появления этих комедиантов.

«А все же как приятен этот аромат угасания! Все уже свершено здесь. Все построено. В России под внешним успокоением, под сытым нефтяным относительным благополучием еще горит огонь недовольства, еще хлюпает лава, собираются газы. А здесь зеленые лужайки…»

В голове сама собою рождается цепочка ассоциаций. И слова «вулкан», «лава» автоматически вызывают у него воспоминания о посещении такого вулкана в Италии.

Остров. Большой красочный остров. А на нем – уходящий за белые облака черный, гигантский конус. Этна. Вокруг вулкана – голубые лагуны, свежая зелень садов, красивые, словно игрушечные, домики. Домашний, европейский, совсем не страшный вулкан.

Тогда он побывал и в Помпеях.

Была дикая жара. Он шел от публичного дома к гладиаторской школе. И удивлялся тому, что только что видел. А видел он древний сортир с сохранившимся насестом, амфитеатр с каменными сиденьями, древнюю баню. Такую же, как и у нас. С полками и бассейном.

Тогда он и понял, ощутил всеми фибрами души, что эти люди были ну точно такими же по своей внутренней сущности, как и мы.

«Если ничего не меняется, все идет по кругу? – думал он тогда. – Повторяется из поколения в поколение. Тогда зачем все это? Для чего?» С того момента и начался для него мучительный процесс переосмысления, который, может быть, и привел его к вольным каменщикам. «Какой-то смысл должен же быть. А иначе – родился. Женился. Нарожал детей. Ел. Пил. Спал. Сдох!» С тех пор много чего он повидал. Но вопросик все еще оставался…

Жилистый португалец за рулем что-то залопотал на ломаном английском. И Олег увидел впереди какую-то серую каменную гору.

– Томар! Томар! – повторил потомок конкистадоров.

Они остановились у обочины дороги. И впереди на высоком, но пологом холме разглядели величественное сооружение – длинную, сложенную из светлого то ли гранита, то ли песчаника стену, которая окружала сам замок.

Они оставили машину на площадке и, обойдя высоченный бок каменной башни, пошли к воротам.

Расположение ворот в замок тамплиеров было такое же, как и во всех подобных сооружениях, виденных им в разных местах. Крепости – они все похожи. Высокие надвратные башни. Затем длинный узкий проход между стенами. Извилистые повороты. Узкие лестницы.

Конечно, здесь имеется громадный донжон – главная башня с флагом. Конечно, внутренний дворик перед ней простреливается насквозь. А во дворе этом растут деревья и стоят лавочки. И на одной из них сидит, ожидая их, экскурсовод. Увидев их, он машет рукой. Подходит. Представляется:

– Пьетро!

Это был маленький черный человек лет тридцати пяти. С бритой головой. В джинсах и очках. На щеках трехдневная щетина. Расстегнутая рубашка, под которой проглядывала поросшая курчавыми волосами грудь. На ней крест.

Затейкина, разглядев нового экскурсовода, тихонько зашептала Олегу:

– Ни черт, ни ангел!

Водитель с экскурсоводом, не обращая внимания на туристов, экспрессивно размахивая руками, что-то выясняли по-своему.

Наконец шофер удалился. А экскурсовод перешел к делу.

Говорил он по-русски. Быстро. Как будто строчил из пулемета. И двигался тоже быстро. Как бы рывками.

Уже минут через сорок они осмотрели и ротонду двенадцатого века, в которой тамплиеры проводили свои ритуалы, и узорное каменное окно с тамплиерским крестом, канатами, ракушками, водорослями, и фонтан с дельфинами. Все здесь говорило о былом великолепии и мощи ордена.

Вообще замок поразил Олега контрастом. Мрачный снаружи. И живой, роскошный внутри.

Оттарабанив, судя по всему, обязательную программу, Пьетро слегка «сдулся». Стал двигаться помедленней, и с ним можно было теперь поговорить, чем Олег Павлович и воспользовался.

– Скажите, Пьетро, правда, что сюда и перебрались тамплиеры, бежавшие из Франции?

– Да-да, сюда они и приехали!

– С пустыми руками?

– Нет, некоторые свидетельства говорят, что за три дня до того, как начались аресты тамплиеров, по Сене прошел флот, состоявший из галер. Тамплиеры, похоже, вывозили свои сокровища. И шли корабли сюда, в Португалию.

– И что, их до сих пор не нашли? – спросила Затейкина. – Ведь тамплиеров сожгли и разогнали давным-давно.

– Есть одна очень правдоподобная версия. И она гласит, что на эти деньги были организованы экспедиции, в которых совершили Великие географические открытия. На эти деньги была открыта Америка…

– Ну, они загнули! – даже присвистнул Мировой. – Открытия были когда? Намного позднее…

На что Пьетро улыбнулся всей своей небритой физиономией:

– Вы что же думаете, если путешественники-португальцы открыли Америку, то сразу начали всем об этом рассказывать? Чтоб туда устремились авантюристы со всего мира?! Нет, конечно! Они держали свои открытия в глубокой тайне больше ста лет. И только когда это стало уже невозможным – объявили о них. Так что сокровища сыграли свою роль. Впрочем, как и тамплиеры. А иначе как можно объяснить, что нищие португальские королевства нашли средства на организацию такого количества экспедиций? Ведь мы знаем только о тех, что закончились удачей. А сколько было еще и всяких других, о которых мы ничего не знаем? Видно, не зря на парусах каравелл были нашиты кресты ордена тамплиеров.

Они вышли во внутренний дворик крепости. И оказались, как пояснил гид, в монастыре Иисуса Христа.

Монастырь потряс туристов оригинальными очертаниями и безупречной красотой форм: арочные каменные сооружения, огромное количество света, прохлада каменных залов, высокие гулкие потолки, внутренний двор, засаженный деревьями и цветами.

И пустота.

– А вот здесь жилые помещения! – Пьетро завел их в длинный – аж дух захватывало – широченный каменный коридор-галерею, в который выходили длинные ряды дверей. В этих кельях жили рыцари-тамплиеры и их оруженосцы.

– А когда тамплиеры исчезли, что здесь было?

– В последние годы двадцатого века тут было, как это определить, чтобы было понятно, духовное училище, духовная семинария, где готовили священников для португальских церквей.

– А теперь?

– А теперь поток иссяк, желающих стать священниками мало. И семинарию благополучно закрыли. Молодежь не хочет становиться слугами Божьими. Не хочет идти в монахи. Не модно это нынче.

– Из-за целибата? – спросила Марина.

– Частично! – ответил португалец. – В основном просто не верят. Не хотят ломать свою жизнь. Люди хотят развлечься, насладиться комфортом, а церковь требует служения. Вот храмы и пустеют.

– А зайти в келью можно? – спросила Марина.

– Да, мы можем зайти. Здесь все двери открыты.

Они открыли тяжелую почерневшую и высохшую от времени дверь с кованой железной ручкой.

За дверью была небольшая комната с вымощенным камнем полом, белеными потолками и дверью в стене, ведущей в соседнюю келью.

– А это зачем? – удивился Мировой.

– А это – для того чтобы братья могли общаться, совместно молиться.

Мировой слегка усмехнулся, вспомнив наставления, прочитанные им где-то в показаниях тамплиеров: один из старых рыцарей советовал молодому ни в коем случае не встречаться с женщинами. А если уж совсем будет невмоготу, лучше лечь в кровать к другому брату, крепко прижаться к нему…

Заметив его усмешку, Пьетро добавляет:

– Совместная молитва лучше доходит до Господа.

Мировой не стал спорить. Просто подумал: «Обычные люди. Такие же, как и мы. Жили, страдали». И спросил:

– Тамплиеры исчезли, в наше время была семинария, а до нее что здесь было?

– Монахи монастыря Иисуса Христа жили в этих кельях.

– Слышал какие-то легенды, мифы и не до конца понятные организации. Вы слыхали что-нибудь о Приорате Сиона? Якобы они – наследники ордена.

– Да, и не только из книги Дэна Брауна, – печально заметил Пьетро. – Пишут, что оставшиеся после разгрома рыцари-тамплиеры создали такую организацию, как Приорат Сиона. И будто бы она, эта организация, хранит великую тайну о том, что Иисус Христос был женат на Марии Магдалине. И у него были дети, которые должны были править миром. И якобы династия Меровингов – это и есть потомки Христа.

– Но можно ли этому верить? – резонно спросила Затейкина. – Одни слова. Организация ведь тайная. Доказательств нет.

– Я читал где-то, что это фальсификация одного современного ловкача. Якобы он все это выдумал в пятидесятых годах прошлого века, – заметил Олег.

– А масоны? – спросила Марина. – Они имеют отношение к рыцарям?

В ответ Пьетро только засмеялся, показывая крепкие зубы. И перевел разговор в другое русло:

– Возможно, Приорат Сиона и выдумка. А вот Евангелия, которые были найдены в конце девятнадцатого века и в тысяча девятьсот сорок шестом году, – это правда.

– Какие Евангелия?

– От апостола Филиппа, – сказал гид, – и Евангелие от Марии Магдалины. Есть такие. Они не вошли в канон, остались апокрифами. Но в них есть интересные вещи. О любви Христа к Марии.

Они еще долго любовались шедеврами португальской архитектуры, воплотившимися во всех достижениях искусства эпохи Мануэлино. Заглянули в небольшой романский храм, напоминающий о Гробе Господнем в Иерусалиме, прошлись по крытой галерее короля Филиппа Второго Кастильского.

Даже посидели в расставленных вдоль стен в храме деревянных креслах с высоченными спинками, где восседали во время торжественных богослужений рыцари-тамплиеры.

«Значит, правы критики, – думал Олег Павлович, возвращаясь обратно. – Никакие мы не наследники ордена. Зачем же тогда сочинять, врать?»

VII

«Черт меня дернул согласиться на эту авантюру, – думал Олег, осторожно спускаясь по каменным ступенькам все ниже и ниже. – И как ловко они меня подтолкнули на это!»

А во врытой в землю башне с каждой пройденной ступенькой становится все темнее и темнее. Когда он вышел из кондиционируемого салона машины и вдохнул воздух, ему показалось, будто две кипящие струйки осторожно прокрались в ноздри. В лицо ударило невидимое пламя. И появилось такое ощущение, будто он – в фокусе гигантской линзы.

Он почти пробежал по горячим камням. И оказался в саду усадьбы. Тут было полегче.

«Не зря в этих местах летом жили португальские короли и знать, – думал он. – Понимали, что от палящего солнца можно укрыться только в тени парков, в горах».

В Кинта да Регалейра он приехал, что называется, по звонку. Вчера созвонился с той самой правнучкой масона, которая должна была передать ему архив ложи. Точнее, позвонила она сама. И произнесла пароль. Слова, якобы произнесенные самим Соломоном: «Ужели не будет помощи сыну вдовы?» А затем старческий голос поздоровался с ним:

– Здравствуйте, Олег Павлович! Вас беспокоит баронесса Розенгольд. Внучка господина Гальперна.

Конечно, он был тоже по-европейски вежлив.

Старушка предложила встретиться здесь. В Кинте. В усадьбе Регалейра.

Он согласился.

А вот дальше пошла хрень. Когда он подъехал сюда, снова раздался звонок. И бабушка объяснила, как ему попасть к ней на свидание. Через врытую в землю башню. Он был сегодня один. Его спутницы – все три – отправились смотреть дворец Пена.

Пришлось идти искать вход. Нашел его среди камней и стал спускаться вниз. Но по мере спуска ему становится все хуже и хуже. С чем это связано – он знал. Клаустрофобия. Боязнь замкнутого пространства. Стала она проявляться еще на флотской службе.

По молодости лет и репортерской лихости захотел поучаствовать в учебном выходе из «затонувшей подводной лодки». Надел на голову шлем. Гидрокостюм. И смело полез в торпедный аппарат. Но, оказавшись в узкой металлической трубе, неожиданно запаниковал. А когда пустили воду, сердце заколотилось так, что могло порваться в груди. Он забился, закричал, потерял сознание.

И теперь вот эта труба, уходящая все ниже и ниже под землю. Чувство животного ужаса начало сжимать сердце и душу. Хотелось немедленно прекратить спуск и броситься наружу. Но он взял себя в руки и зашептал самому себе: