Текст книги "Мост Верразано"

– Догадался бы он стать у средней стойки, и плакала наша премия, – сказал Арон.

– Ни черта, – сказал Майк. – Я бы крутанул направо, и все тут.

– Ну, герой, герой. – Арон ухмылялся, как всегда, но веселья в усмешке не было. – Давай ужинать, пока легавые не приехали…

Их руководитель, господин Мабен, выслушал доклад Майка по телефону, хмыкнул и сказал, что свяжется с ними в течение вечера и даст указания на дальнейшее. Велел еще раз осмотреть машину при солнечном свете – не в мотеле – и доложить о результатах.

В Нью-Йорке было около семи вечера, и Мабен знал, что Си-Джи еще на месте. Поднялся к нему, доложил о происшествии и получил приказ прекратить пробег. В самом деле, электромобиль уже пробежал пять тысяч миль, и лишняя тысяча ничего не прибавила бы. Немедленно из Детройта выехал трейлер-фургон, разумеется, оборудованный радиотелефоном, чтобы согласовать место рандеву.

Пауза кончилась, настало время действовать.

Си-Джи начал действовать тем же вечером, отложив возвращение домой. Он подключился было к информационной сети, но когда настало время вводить пароль, передумал и поставил диск «Энциклопедии Британника», Почитал, задумчиво побарабанил пальцами по столу, взглянул на телефон. Доблестная госпожа Карринтон была еще на месте, и Си-Джи попросил ее пригласить заведующего Отделом общих исследований – было в компании и такое подразделение, завзятые бездельники, по мнению остальных служащих. Как ни странно, заведующий бездельниками тоже был на месте. Он получил распоряжение; выяснить, какие есть в мире серьезные месторождения циркония – именно серьезные. Информацию отпечатать, не сохраняя в памяти компьютера. Заведующий – лысоватый молодой человек, кроткий и застенчивый – сказал, что попробует найти пишущую машинку. Отпустив его, Си-Джи попросил мисс Каррингтон вызвать в Нью-Йорк господина Рональда Басса, а затем на добрых полчаса погрузился в задумчивость.

Следующие несколько дней были отмечены тем, что круг посвященных в тайну расширялся. Директор опытных производств получил указание очистить один из его цехов под производство тягового аккумулятора. Это его удивило, но не слишком сильно, поскольку он, как и многие другие, знал, что «Дженерал карз» участвует в программе Департамента энергетики по разработке электромобиля и даже получила аванс под этот проект. Рональд работал с проектным отделом, готовя заполнение опытного цеха; через неделю они намеревались представить спецификации станков, электропечей и прочего оборудования. Под сборку электромобилей отводился еще один цех, в котором до недавнего времени собирали микрогрузовики. Это опытное производство должно было выпускать до тридцати машин в сутки – на самое первое время. Немного, очень немного, но цена единицы получалась по калькуляции высокая, поскольку килограмм чистого циркония стоил безумно дорого, а на один генератор Эйвона требовалось пять килограммов. Но если бы цирконий и стоил дешево, массовое производство все равно не удалось бы развернуть – экзотического металла просто не хватило бы на миллион машин в год, его мало добывали и еще меньше выпускали в химически чистом виде, необходимом для генератора.

Массовое производство не слишком беспокоило Си-Джи. Он уже успел выяснить, что запасы рудного циркония достаточно велики, и не сомневался, что в скором времени добрая часть этих запасов будет принадлежать ему – лично ему, а не корпорации, между прочим. Его брокеры спешно покупали рудники и рудоносные земли, затея не из дешевых, но дело того стоило, даже если проект почему-то лопнет, даже если Эйвон все-таки окажется шарлатаном. Сверх всего, Си-Джи успел разобраться в цикле работы генератора и понять, что после полного использования машинки в ней остается 90% исходного циркония. Можно переплавлять и пускать в дело снова. Си-Джи твердо знал, что едва появится спрос на чистый металлический цирконий, как промышленность начнет наращивать мощности и через год-полтора этой штуки будет предостаточно, хотя производство хитрое, многоступенчатое и зверски дорогое. Ничего, думал он, когда понадобится выплавлять десятки тысяч тонн, производство изрядно подешевеет…

Оставим, однако, производственные детали в стороне. Они интересны только специалистам, а главное – не в них пружина истории ЭИ, Эпохального Изобретения.

Люди – вот кто двигал эту историю, любимые творения Божьи – шустрые млекопитающие, не ведающие, что творят. Они и сами не заметили, как понастроили вокруг себя целые эвересты разных разностей – век за веком, тихой сапой – умники что-то придумывают, а те, что поглупей, сооружают это «что-то», а уж за ними находится кому поиграть с построенным и ездить на нем, либо летать, либо пахать, либо продавать – но покупают это все вместе, хотя и каждый сам по себе. А теперь они готовили – при означенной расстановке сил – величайшую революцию в истории придумывания, сооружения и, главное, докупания и продаваяия придуманного.

Умник не выходил из дома, вернее, из гаража, превращенного много лет назад в лабораторию. Нелл туда не заходила из принципа и представления не имела, что делает Берт в гараже. С того дня, когда он вернулся из Нью-Йорка и преподнес ей платье, Нелл не учинила ни одного скандала, потому что состояние Берта было ей совершенно непонятно. Например, он перестал прикладываться к бутылке – невероятное событие. Зато по вечерам, покинув гараж, утыкался в книгу, притом не в научную, как было прежде, – заполненную формулами, – а в обыкновенную, ну, не совсем обыкновенную на взгляд Нелл, поскольку Умник теперь выбирал только испано-язычные книги. Наконец, он купил собаку – да, да, собаку, и это Берт, законченный эгоист, который органически не мог заботиться ни о ком, кроме себя! Он съездил в торговый центр Хоуэлла и привез большую взрослую собаченцию рыже-золотой масти по кличке Лойер. Добродушный и унылый пес, потерявший прежних хозяев в автомобильной катастрофе, Лойер, ни минуты не колеблясь, назначил Умника высшим существом и стал обитать в гараже – но только в то время, пока там сидел Умник. На ночь пес перебирался в дом и спал у кровати хозяина. Первые две ночи это раздражало Нелл: ей было неловко при собаке выть в момент кульминации, а выла она до того громко, что сама себя называла сиреной. Она боялась, что Лойер начнет подвывать. Однако пес не обращал ни малейшего внимания на человеческие развлечения, и Нелл успокоилась – тем более что теперь у нее был в заначке новый сюжет для скандала: убери, мол, эту скотину, а пока не уберешь, не дам тебе сзади, сукин ты сын!

Беспокойство, смешанное с любопытством, грызло ее, и она, вопреки собственным принципам, как-то раз наведалась все-таки в гараж. Притворилась перед собой, что надо заглянуть в тамошний холодильник. Был пронзительный октябрьский денек, солнце стояло над большим краснолистым кленом, возвышавшимся у самой стенки гаража, остро пахло прелыми листьями и поздними мелкими астрами, по гребню живой изгороди скакала рыжая белка, Нелл поцокала белке языком – та обругала ее по-своему и удрала на клен. Ворота гаража были давно и капитально заделаны; Нелл вошла через боковую дверцу – Лойер вскочил на лапы и зарычал.

– Вот идиот, – добродушно сказал Умник, – Кто тебе дает пожрать, скотина ты эдакая?

Лойер не унимался. Берт, не вставая, дал ему пинка, и пес убрался под стол.

– Как есть в тебя, – воинственно объявила Нелл.

К ее удивлению и некоторому даже испугу, Берт не выказал недовольства ее визитом – напротив, казалось, он даже обрадовался Нелл. Сбросил справочник со свободного кресла и, улыбаясь, посмотрел на нее.

– Покурим, эмансипантка?

– Я не к тебе, я к холодильнику, – сказала Нелл. – Ты же свою задницу не поднимешь, чтобы сходить в дом…

Она быстро, с тревогой – опять-таки, ей самой непонятной, – оглядела просторный гараж. Оказалось, что здесь не такой бардак, как она предполагала. Газонокосилка и садовый стол задвинуты к задней стене, на фрезерном станочке чисто, хотя на нем и работали – осталась невыметенная металлическая стружка. На рабочем столе, правда, хаос: инструменты, среди которых Нелл знала только молотки да сверлилку… – нет, еще она знала газовую паяльную горелку и боялась ее, – так вот, инструментов было много, и среди них на штативе стояла абсолютно уже непонятная машинка, сверкающая голубоватым металлом,

– Подмел бы, пес лапы поранит, – сказала Нелл.

– Бот и подмети, эмансипантка, – нагло ответил Умник, но тем не менее поднялся и выудил из-за холодильника щетку.

Тогда она спросила – от растерянности:

– Еще что-то изобрел? – спросила и показала на машинку,

Шаркая щеткой по полу, Умник пробормотал: «Да, еще…» Собрал стружки в совок, бросил этот совок на пол, рассыпав стружки, шагнул к столу и провел рукой под машинкой. И эта голубоватая ребристая штуковина размером с небольшую толстенькую книжку чуть взмыла вверх, а затем опустилась на прежнее место. Только теперь Нелл увидела, что она висит в воздухе и вовсе не прикреплена к штативу – тот просто стоит рядом.

Честно говоря, это ее удивило много меньше, чем поведение Берга, и об этом стоит сказать особо. Нелл ведь не смотрела на историю ЭИ снаружи, как смотрим мы с вами, читатель. Она даже не подозревала, что Умник – гений, что только смерть может помешать ему получить Нобелевскую премию. Нелл жила внутри истории ЭИ, а по правилам: игры, установленным Умником для этой истории, никому не полагалось знать, что именно он придумал. Нелл знала только, что ее Берт что-то уже изобрел, но он и без того богатенький мужчинка, а если изобретает, то от скуки, как многие богатые люди. По ней, не было особой разницы между, скажем, игрой в гольф или яхтсменством и изобретательством. И то, и другое отнимает массу времени и делает людей нелепо заносчивыми: я-де могу-де, а ты и по мячу попасть не в состоянии…

И чудеса, вроде висящей в воздухе машинки, ее не удивляли. Висят себе и висит.

Она была молода, вот в чем дело, – Нелл родилась, когда уже давно летали в космос, а на Земле воздух был полон самолетов, вертолетов и воздушных шаров, когда в домах уже стояли цветные телевизоры и, путая сны с явью, показывали вам «летающие блюдца» с пучеглазыми пришельцами или просто людей, летающих по воздуху, как некие болиды, – со свистом. Бедняжка Нелл была окружена чудесами, которые она не воспринимала как чудеса, потому что не имела ни малейшего представления, как это все работает. Для нее чудеса просто не существовали.

Но сейчас она видела, что Умник горд своим новым изобретением и его надо похвалить. Так что она села к нему на колени, обняла и пропела:

– Ты мой Умничек, ты мой сладкий мальчик…

Жаль, что я в брюках, подумала Нелл, и лапы у него грязные… И действительно, Берт принялся гладить ее, где надо, но тут заверещал телефон,

– Да, Берт Эйвон, – сказал Умник, – Oт Клема? Приезжайте. Жду. – Он положил телефон и продекламировал:

– И вьются, как шмели, вокруг меня, как будто пахнет медом, а не тленом… Пошли, жопка, сейчас явится гость,

Жак Мабен понравился Умнику с первого взгляда. А Умник стал нравиться Жаку через пять минут, после того как хозяин, что-то ворча себе под нос, прошелся по кухне, добыл из холодильника лед и водку, зажег огонь под чайником… Жаку вообще чрезвычайно понравилось и то, что его усадили на кухне, а не в гостиной или, скажем, кабинете хозяина. Тем более что дом был просторный – спальни на четыре, по оценке Мабена, со здоровенной гостиной и довольно большой столовой. Эта столовая была без окон – не частое явление в американских домах. Изыск архитектора, по-видимому. Зато гостиная – с одной стеклянной стеной. С того места, где сидел Мабен, через кухонное окно был виден задний двор с гаражом, сквозь арку просматривалась гостиная, а сквозь ее стену-окно – и улица, обсаженная огромными прямоствольными дубами, совершенно безлюдная в этот час. Да и в любое время суток, подумал Мабен, она, должно быть, безлюдна,

– Водочки выпьете? – спросил Умник. – Биски тоже есть – бурбон и скоч.

– Благодарю вас, мне еще ездить и ездить, сэр. От кофе не откажусь,

– Ну вот, – проворчал Умнкк. – Я-то думал, компанию составите…

Он быстро развел растворимый кофе, гостю и себе, и выжидательно посмотрел на Мабена. Тот осторожно отхлебнул кофе и показал на арку, ведущую в столовую.

– Может быть, перейдем туда, сэр?

– А давайте…

В столовой они уселись за обеденный стол, и Мабен, убедившись, что ни с улицы, ни со двора их не видно, достал свою верительную грамоту – записку от Си-Джи. Умник прочел ее и буркнул:

– Усвоено. Верю вам, как ему самому. Ну так что? Было слышно, как Лойер скулит и царапает дверь черного хода.

– Простите, сэр, а где ваша домоправительница? Умник ткнул пальцем в потолок. Мабен продолжал шепотом;

– Мы бы хотели, сэр, прикомандировать к вам охрану. Так было бы спокойнее.

– Думаете, время наступило?

– Близко к тому.

– В каком составе охрану?

– Пока что – шофер, второй охранник внутри дома и наружное наблюдение,

– Ездить следом?

– Вы мало ездите, сэр. Наблюдение за домом.

– Вот что, – объявил Умник. – Во-первых, бросьте свое величанье, меня зовут Берт. А вас – Жак. Договорились? – Мабен кивнул. – А во-вторых, Жак, эти ваши телохранители мне ни к чему.

Он поднял толстый палец и с симпатией посмотрел на Мабена.

– Да не огорчайся, Жак, дорогуша, Подойдем к теме по-деловому: можно ли уцелеть, если за твою голову назначат миллион зеленых? Знаю твой ответ; очень нелегко, но можно. Во сколько это обойдется простому смертному-не президенту и не бандиту?

– Э-э, миллион-два в год, наверное.

– А если назначат десять миллионов?

– Тогда не знаю, – честно сказал Мабен.

– Вот! А во сколько бы ты оценил мою голову, будь ты президентом «Шелл» или «Мобил»? Мабен пожал плечами.

– Я прикидывал, – сказал Умник. – Видишь ли, это моя профессия – прикидывать. Я бы ассигновал, не колеблясь, половину годовой прибыли. Какая у «Шелл» прибыль, а? Сколько-то там миллиардов, верно?

– То есть, вы хотите сказать, сэр…

– Берт.

– Извини. Хочешь сказать, что охрана не поможет?

– M-м. Выброшенные деньги. Но я еще не все сказал. Слушай, Жак, какая-нибудь подозрительная активность заметна? Держу пари, ты уже присматриваешь за мной, а?

Они улыбнулись друг другу. Мабен признался;

– Мы арендовали секцию в кондоминиуме, что напротив. Сверх того, э-э, дежурство на подъезде к шоссе… кроме ночного времени, правда.

– Результат?

– Пока чисто.

– Ага… Это твоя дамочка забегала к моей скво за солью? Рыжая такая? Маленькая?

– Амалия, – сказал Мабен. – Она из моей команды, из Нью-Йорка. Она одна стоит двух мужчин, ей-богу.

– Да брось, – сказал Умник. – Я почему-то не сомневаюсь в твоей компетентности. Ты раньше работал в секретной службе?

– В ФБР, – сказал Мабен и подумал, что, пожелай этот здоровяк работать в полиции любого сорта, цены бы ему не было. Землю под тобой видит на три фута, – Кстати, Берт, ты слишком беспечен – принял меня по телефонному звонку.

– А что мне было делать? – с интересом спросил Умник. – Отказывать? Ну и явился бы ты за солью, а?

– Тебе нужен охранник.

– Да я сам себе охранник… – Умник расстегнул куртку: за поясом у него был большой плоский пистолет, «люгер», по-видимому.

– Понял. Но ты не профессионал, понимаешь? Ты не поспеешь за профи, Берт, если что.

– Успе-ею, – пропел Умник; он ухмыльнулся очень неприятной усмешкой; усы приподнялись и открыли белые зубы. – Успею раньше двух профи, вот три – уже много… Вот так… – Он бросил пистолет на стол.

– С глушителем, – не удержавшись, отметил Мабен.

– А, забыл свинтить, дружище Жак. Понимаешь, я тренируюсь тут, в подвале, вот и забыл.

Мабен покачал головой, потому что добропорядочному гражданину, имеющему оружие для самозащиты, глушитель ни к чему, И хотя ему был симпатичен этот усач, он забеспокоился и попросил:

– Любопытно было бы взглянуть на твой тир, Берт.

– А пошли.

Подвал был, как обычно, на всю площадь дома; там помещались и свалка туристического барахла, и обогреватель-кондиционер, и стиральная машина с сушилкой, да еще оставалось вдоволь свободного места. У задней стенки, действительно, стоял щит из толстенной пластмассы, а перед ним – стрельбищная машинка с тремя мишенями на рычагах. Щит был основательно издырявлен пулями. Ни дать ни взять дуршлаг. Заодно Мабен убедился, что в подвальные окошечки пролезть невозможно, но, отметив это, он подумал, что ни один болван не полезет в подвал, когда на первом этаже полно окон и стеклянная задняя дверь.

– Не желаешь пощелкать? – спросил Умник. – Ты где тренируешься?

– В клубе… когда есть время. Редко.

– Но пушку носишь постоянно, а?

И это заметил, подумал Мабен. Пистолет был у него под мышкой, и так приносился, что никто этого пистолета обычно не замечал.

– Больше по привычке, – честно сказал Жак. – Берт, о наружке мы договорились, верно? Вот телефон моих людей в кондо. Твоя гостиная у них под контролем – конечно, вместе со всем фасадом и подъездной дорожкой. Если что, будут у тебя через сорок секунд, это проверено. Спросить надо Амалию, кто бы ни подошел. Это пароль.

– Она, значит, и примчится через сорок секунд? Нелл говорила, она хорошенькая.

– Что твоя Мата Хари, – с удовольствием сказал Мабен. – Оба примчатся. Ее напарника зовут Джек

– Небось, и тебя норовят называть «Джек», а? Мабен ухмыльнулся всем своим бугристым лицом и пошел к двери.

Амалия Бонфельд торчала у окна – как дура, по собственной оценке. Они с Джеком устроили наблюдательный пост на чердаке арендованного домика, у слухового окна. Дом по-настоящему был не домом, а секцией длинного двухэтажного сооружения под общей крышей, в котором каждая квартира имела свой ход на улицу, свой палисадничек, отгороженный от соседей стенкой из желтого кирпича, а на задах – гараж. Достоинством этого места был. выезд на две стороны, на две улицы. Звукоизоляция от соседей тоже на высоте: кондоминиум строили не на современный лад – из щитов и планочек, – а как в прошлом веке, из настоящего кирпича на настоящей известке. Итак, Амалия сидела в вертящемся кресле у слухового окна и лениво охраняла Умника. Собственно, наружная охрана и вообще оперативная работа «на земле», как говорят профессионалы, была не по ее части. И в ФБР, и у Мабена она работала координатором: подготовка помещений и территорий, расстановка охраны и тому подобное. Но в защите от террористов кое-что смыслила. Мабен посадил ее «на точку» потому, что не хватало людей, надежных – в особенности.

Беда Мабена была в том, что, вопреки прямым указаниям Си-Джи, он экономил; понимаете, если ты вырос в нищей семье, и ты порядочный человек, нипочем не научишься швыряться деньгами…

Со своего поста Амалия видела, как шеф нырнул в серый «навахо» и укатил в сторону глухо гудящей Мэйн-стрит. Дом Эйвона помещался в левом секторе обзора – был виден весь фасад с палисадником, боковая стена и часть заднего двора с гаражом. Это был обыкновенный американский особнячок – тридцать пять футов по фасаду и чуть побольше в глубину, двухэтажный, с чердаком под высокой крышей и крылечком, с огромным окном гостиной, выходящим на улицу, и небольшими боковыми окнами, Любопытно было бы знать, подумала Амалия, кирпичный он, бревенчатый или из пустотелых панелей? Такие панели любая пуля прошивает… Скорее всего, бревенчатый, потому что обшит дранкой, находящей одна на одну, как черепица; очень приятно выглядит, и цвет приятный – кофе с молоком. Типичный такой домик человека из среднего класса. Передний газон аккуратно подстрижен, а по обеим сторонам въездной дорожки стоят, как часовые, гигантские дубы. (Амалия не знала, как называются эти дубы, но стволы у них были похожи на высоченные мачты.) На заднем дворе – тоже огромное дерево, краснолистный клен.

За витринным стеклом гостиной маячил Эйвон, потом показалась его грудастая баба. Потом объект мелькнул в узкой щели обозримого пространства между домом и гаражом, превращенным, как известно, в мастерскую. Это было слабое место всей охранной затеи: большая часть заднего двора не просматривалась с их единственного наблюдательного поста. Но второй пост разместить не удалось, и первый-то нашелся только благодаря неистовой энергии Амалии. Район был богатый, о том чтобы снять комнату, и мечтать не приходилось, домов в окрестности никто не сдавал. Квартиру, над которой сейчас сидела Амалия со своим прибором ночного видения, она обнаружила случайно – фланировала по улице, увидела, что за окнами пусто, зашла к управляющему, и – оп-ля! Сдается, но всего на три месяца. А нам больше и не надо – пока… Джека она выдала за писателя из Детройта, работающего над книгой, себя – за его верную и нежную женушку-домохозяйку. Господин и госпожа Джон Строберри – она чуть не ляпнула «Джон Фолкнер»… За два предыдущих дня Амалия успела познакомиться с соседями Эйвона и нашла двоих бесценных информаторов; хитрющую старую ведьму, живущую через два дома, и простодушную болтушку Молли, мать четырех детей-погодков, приятельницу Нелл. Подруга Эйвона иногда приходила к Молли – присмотреть за детьми в ее отсутствие (на непостижимо странном английском языке это называется «младенцесиделка»). От Молли Амалия узнала, что последние годы Эйвона постоянно не бывает дома – сидит на своем заводе, на окраине города; что Нелл – добрейшая душа, но не умеет хранить мир в семье, и потому господин Эйвон на ней не женится; что он попивает, как все добрые ирландцы; что в соседнем с ним доме, на углу Мэйн-стрит, живет очень, очень, богатый старикан с двумя услужающими, и на его огромном участке никто из соседей ни разу не был, а о том, чтобы пустить поиграть детишек, и помыслить нечего – нет-нет, она, Молли, ни за какие деньги к нему не сунется… Разговор старой ведьмы по имени Диана можно было сравнить с пересахаренным абрикосовым вареньем, в которое намешали перца – в зернах. Госпожа Диана вроде благоволила к Эйвону, однако наболтала о нем кучу гадостей. Полезные сообщения; Эйвон иногда встает в пять и идет в свой гараж; у него есть приятель в том же кондоминиуме; с этом парнем он якобы играет в шахматы, а на деле – по мнению ведьмы – закладывает за воротник.

Обо всем этом и думала, рыжая девушка Амалия 160 сантиметров ростом, разглядывая в очередной раз задний двор особняка своего подопечного и ожидая звонка шефа. Наконец Мабен позвонил – видимо, уже подъезжая к Детройту, Буркнул: «Можешь действовать…» Амалия пропела: «О-ля-ля!», посадила на свое место угрюмого Джека, повертелась перед зеркалом и двинулась к Умнику.

Умник ее поразил. Она почему-то не думала, что он такой большой. Ребята из охраны тоже были высокие, но он оказался просто огромным – Амалия далеко не доставала ему до плеча.

Договорились быстро – Умник резонно полагал, что если уж он разрешил наблюдать за собой, то нечего спорить о мелочах. Разрешил установить на большом красно-листном клене в углу двора скворешник – такую же штучку, какую Джек присобачил под коньком крыши своей секции кондоминиума. Птицам там нечего было клевать – в стеклянном этом домике под высокой крышей помещалась телекамера на вертлюге: поворачивалась направо-налево по команде оператора. Если ее установить на клене (Амалия уже наметила ветку), то под контролем окажутся и зады дома Умника вместе с гаражом и забором, и полоса соседнего участка, принадлежащего англиканской церкви, – места наиболее тревожного, поскольку туда мог приехать кто угодно.

Едва они успели договориться, как сверху, из кабинета, прискакала Нелл.

Стремительным оком оглядела Амалию и, как определил Умник, выпустила когти.

– А, госпожа Эйвон! – промурлыкала Амалия. Она решила, что будет лучше обращаться к ней как к жене объекта. И без малейшей паузы спросила; – Господин Эйвон, мадам в курсе наших дел?

Умник был загнан в угол. Он помотал головой и подумал не без удовольствия, что эта рыжая – очень неглупая штучка.

– Мы бы считали разумным, господин Эйвон, чтобы вся семья была в курсе, – гнула свое эта рыжая. – Миссис Эйвон, с разрешения вашего мужа мы вас теперь охраняем.

Нелл не спросила, как сделал бы всякий разумный человек, от кого ее охраняют. Она осведомилась:

– Значит, вам не соль была нужна? Кто это – «мы»?

– Охранная фирма Майер, мэм, – без промедления ответила Амалия. Такова была запасная легенда; «Дженерал карз» не полагалось упоминать ни при каком случае.

– Евреи! – сказала Нелл. – И от кого же нас охраняют ваши евреи?

– Понимаете ли, мэм, если бы это было известно, то делом занималась бы полиция, мэм. Ваш муж – видный ученый, многим не по сердцу его научные разработки, мэм.

Если Амалия думала, что Нелл можно умаслить безупречно вежливым обхождением, то она ошибалась. Нелл фыркнула;

– Да кому он нужен! Ну и что, поставите сюда черномазого с автоматом? Этого не будет, пока я здесь!

– Пока такие меры не предполагаются, мэм. Ваш муж разрешил установить на дереве, что на заднем дворе, телекамеру, а кроме того, нам бы очень хотелось, чтобы окно вашей прекрасной гостиной было занавешено. Когда кто-нибудь из вас в доме.

– Эт-то еще зачем?! – взвизгнула хозяйка. – Никогда этого не было! Нечего нам скрывать от добрых людей, понятно?!

Амалия покосилась на Умника – тот пожал плечами. Приходилось объясняться дальше.

– Следует опасаться выстрела из машины, проезжающей по улице, мэм. Видите ли, мы постараемся не допустить, чтобы в дома по соседству посадили снайпера. Но перекрыть проезд по вашей улице мы никоим образом не сумеем… мэм. Машины проезжают всего в тридцати футах от окна, оттуда и безрукий попадет.

– А ежели из базуки? – вмешался Умник. – Сквозь жалюзи – ба-бах!

Он-то знал, как обращаться с Нелл – ее глаза расширились от страха,

– Ну, сэр, это вряд ли кому-то придет на ум. Вернее, может прийти только в одном случае: если будут точно знать, что вы – на первом этаже и… – Амалия быстро огляделась. – Видите ли, если бы я планировала такое покушение, то обследовала бы дом и учла его конструкцию, сэр. Здесь, в столовой, вас можно достать из гранатомета, либо угодив в эту стенку – отделяющую от улицы, – либо в пол посередке. Если вы в гостиной, сэр, тогда дело еще более сомнительное; скорее всего, граната пройдет дальше. В кухню. – Она перевела дух. – Но затруднение не только в этом. Любая стрельба вслепую ненадежна, она опасна для заговорщиков – промах, и вы будете предупреждены, и делом займется полиция. Боюсь, надо занавешивать окно, мэм.

Тут ворвался Лойер, неизвестно как открыв заднюю дверь, и залаял на Амалию.

– А, идиот… – сказал Умник. – После обеда и до ужина воображает себя сторожем… Дамы, я пошел работать, а вы договаривайтесь, как быть. Чао!

Это был считанный ход – Умник видел, что дьявол ревности перебарывает страх в душе Нелл. Он вышел, и Лойер побежал следом, виляя хвостом. Нелл с высоты своих шести футов оглядела Амалию – они так и стояли у глухой стены в столовой, – еще раз оценила ее рыжую гриву, тонкую талию и круглый задик – а у самой Нелл, как у большинства длинноногих женщин, с талией и задом было не очень-то хорошо – и мрачно объявила:

– Ладно, куплю жалюзи. Что еще?

– Если позволите, мэм, жалюзи повесит наш человек.

– Вот еще! Господин Эйвон все в доме делает сам!

– А, прекрасно, прекрасно… И вот что, госпожа Эйвон, нам необходимо ваше сотрудничество. Нелл вздернула голову, но промолчала.

– Господин Эйвон, э-э, похоже, не слишком, как это сказать, предусмотрительный человек…

– Бывает всякое, – с удовольствием ввернула Нелл.

– Да, наверное… Я просила его предупреждать меня, когда он куда-то выезжает, но… Не могли бы вы, мэм?.. Вот наш телефон, если подойдет мужчина, все равно спрашивайте Амалию, пожалуйста, это пароль. Это имя – только для вас, мэм, для соседей меня зовут Джейн, хорошо?

– А как вас по-настоящему звать? – спросила Нелл.

– Амалия.

– Немка, небось?

– Угадали.

– Так как же вы работаете на евреев?

– Мой начальник – француз, – ответила Амалия и попрощалась.

"Ну и расистка, – думала она, переходя улицу. – Господин Эйвон такой миляга, а эта… Неудивительно, что он не хочет жениться».

"Сотрудничество! – думала Нелл. – Дожидайся! Уж я-то пригляжу, чтобы ты не пролезла к нему в гараж… Охранница…»

Так Амалия совершила первые две ошибки: взялась говорить с Нелл и не поняла, что она за человек. Штука в том, что эта валькирия вовсе не была расисткой, ничего не имела против черных сограждан, а кто такие евреи, знала очень смутно. Например, не подозревала, что доктор Горовик (которого она любила и привечала) – польский еврей, а о том, что Майер – еврейская фамилия, узнала совершенно случайно, из какого-то фильма. И, по всей вероятности, если бы Амалия догадалась простодушно спросить: «Миссис Эйвон, за что вы на меня сердитесь?» – Нелл мгновенно оттаяла бы, и история ЭИ несколько изменила бы свое течение.

Неизвестно, правда, к лучшему или к худшему; это как посмотреть.

Тем временем Умник в своем гараже стремительно выписывал в большом блокноте строчки формул. Поднимал временами голову и упирался глазами в блестящую, маленькую – размером с книжку карманного формата – машинку, висящую в четверти дюйма над поверхностью стола. Лойер лежал под столом и сладко спал, перебирая во сне рыжими, цвета волос Амалии, когтистыми лапами.

Возможно, что пока Амалия знакомилась с Умником и Нелл, в святая святых детройтских заводов «Дженерал карз», а именно в цехе испытаний головных образцов, состоялся еще один интересный для нас разговор. На стенде – на двух непрерывно бегущих пластмассовых лентах, – шелестя колесами, покачивался знакомый нам «гурон» цвета морской волны. Продолжалась эта езда на месте уже больше двух недель, и счетчики намерили больше тридцати тысяч миль – ш-ш-ш-ш, шелестели колеса» и-и-и-и-и, пели двигатели, компьютер регулярно менял режимы, изображая то подъем на горку, то спуск, то езду по ровному шоссе; в электронной памяти фиксировались полтора десятка параметров этой замечательной езды. Ящичек, стоящий под капотом машины, не выказывал признаков усталости. Случилась одна-единственная неприятность: перегрелся двигатель левого заднего – плохая смазка. И все две недели у стенда дежурили наши знакомые, Арон и Майк: кроме них, в зал допускались еще три человека: Си-Джи, Рональд Басс и начальник опытного цеха. Испытатели дежурили по двенадцать часов в сутки; смена-в восемь утра и восемь вечера, причем холостяк Арон сразу объявил, что желает дежурить только днем, а по ночам у него другие дела. Ну-с, насчет его дел всем было все понятно, и они едва не поссорились с Майком, который вразумительно изложил свои претензии, упирая на то, что жена будет очень недовольна и может потребовать развода, если он, Майк, целых два месяца будет все ночи проводить вне дома. Помирились на том, что каждую среду один будет дежурить полные сутки, для пересменки.