Текст книги "Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина"

Полностью была запрещена реклама водки в прессе и в общественных местах.

Зато антиалкогольная пропаганда велась «антиалкоголыциками» с размахом невиданным. По всей стране прокатились антиалкогольные демонстрации «Дети против пьянства родителей», в которых были задействованы тысячи детей и подростков. Собираясь в воинствующие стаи, они публично били бутылки с водкой и пели антиалкогольные песни под транспарантами с оригинальными надписями «Вылить всю водку!», «Не спирт, а – спорт!», «Расстреливать пьяниц!», «Папа, не ходи в монопольку, неси деньги в семью!», «Требуем трезвых родителей!», «Папа, не пей!».

Иркутск установил рекорд для Книги Гиннесса: напротив винного склада в антипьяном митинге приняли участие 15 тысяч детей!

Повторялась ситуация 1913 года.

Однако «противоалкоголыцики» явно перестарались. Их радикализм стал мешать Сталину и его планам переустройства страны. Когда зашла речь о том, чтобы снизить производство водки на 60 миллионов литров (план на 1929–1930 гг.), настал конец и движению трезвенников. В план вернули цифру 550 миллионов литров, а несчастных активистов противоалкогольных обществ обвинили не только «в увлечении администрированием, непьющими кампаниями», но и – ни много ни мало – в пособничестве правой оппозиции. В 1932 году под дружный ор: «ах, какая грубая политическая ошибка!» корабль ОБСА камнем пошел на дно советской истории.

Кто открыл его кингстоны?

Естественно, Сталин, все послереволюционные годы ратовавший за отмену сухого закона! Возьмем 10-й том его Собрания сочинений. 5 ноября 1927 года Иосиф Сталин три часа беседует с иностранными рабочими делегациями. Любознательные французы задают ему семь вопросов, которые их волнуют:

– Как думает Сталин бороться против иностранных нефтяных фирм?

– Как думает Сталин осуществить коллективизм в крестьянском вопросе?

– Какие были главные затруднения при военном коммунизме, когда пытались уничтожить деньги?

– Как обстоит вопрос с «ножницами»? (Речь шла о расхождении между ценами на сельхозпродукты и ценами на промтовары.)

– Как собирается Сталин возвращать довоенные долги французским рантье?

(«Мы придерживаемся тут известного принципа: даешь – даю, – хитро отвечает Сталин. – Даешь кредиты – получаешь от нас кое-что по линии довоенных долгов, не даешь – не получаешь»).

На вопрос о ГПУ, тайных арестах, о разборе дел без свидетелей Сталин ответил: «ГПУ наносило… удары врагам революции метко и без промаха… Заклятые враги ругают ГПУ – стало быть, ГПУ действует правильно…»

Но сюжет этой книги заставляет нас акцентировать внимание на вопросе № 6:

– Как увязываются водочная монополия и борьба с алкоголизмом?

Заданный в 1927 году, этот вопрос сбил бы с толку кого угодно, но не Сталина.

«Я думаю, что нам не пришлось бы, пожалуй, иметь дело ни с водкой, ни со многими другими неприятными вещами, если бы западноевропейские пролетарии взяли власть в свои руки и оказали нам необходимую помощь. Но что делать? Наши западноевропейские братья не хотят брать пока что власти, и мы вынуждены оборачиваться своими собственными средствами. Но это уже не вина наша. Это – судьба.

Как видите, некоторая доля ответственности за водочную монополию падает и на наших западноевропейских друзей. (Смех, аплодисменты)».

Ответ из арсенала советского агитпропа: а у вас негров вешают!

А если серьезно?

«Я думаю, что их (вопросы водочной монополии и борьбы с алкоголизмом. -Прим. А.Н.) трудно вообще увязать (согласитесь, вполне честно сказано. – Прим. А.Н.). Здесь есть несомненное противоречие (еще бы! – Прим. А.Н.). Партия знает об этом противоречии, и она пошла на это сознательно, зная, что в данный момент допущение такого противоречия является наименьшим злом…»

Вопрос: какое же зло было тогда наибольшее?

Мотивируя отмену в 1924 году сухого закона еще царской поры, Сталин заявил просто и по-сталински конкретно: нам нужны деньги. Деньги на индустриализацию-коллективизацию.

На самом деле все было еще хуже: деньги были нужны и для борьбы с надвигающимся на страну голодом.

Правда, под ногами мешались и «трезвенники», и идейные ленинцы, грудью встававшие за сухой закон Романова. Что ж, «нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики» (И.В. Сталин).

В 1931 году он оценивает отставание от стран Запада почти в целый век и собирается «пробежать это расстояние в 10 лет». Голод не входит в его расчеты, голод отбросил бы страну назад, к гражданской войне, которая и без того не прекращалась ни на минуту с 1917 года в силу многих причин, которые я тут опущу.

Многое в принципиальной гонке за Западом у него же, Запада, и заимствовалось не без доли сталинского цинизма: «крупповские» прессы для ковки корабельной брони, у BMW – танковые бензиновые двигатели, у фирмы «Цейс» – судовые дальномеры и иная оптика. Это – Германия.

Соединенные Штаты также помогали СССР сокращать отставание страны победившего социализма от цивилизованного мира. «Форд Моторе» построил в Нижнем Новгороде (вскоре он стал Горьким) первый советский автозавод, выпускавший грузовик «ГАЗ-АА», он же «Форд-АА».

На американском оборудовании и технологиях взросли АЗЛК, ЗиЛ, Уралмаш, Днепрогэс, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, производившие конечно же танки.

Естественно, на этой технике было проще преодолеть отставание, чем на комбайнах. Кстати, в те же годы были куплены разработки танка конструктора Уолтера Кристи, чьи идеи не нашли спроса в США.

С этой бросовой, на первый взгляд, покупки началась, кстати, история легендарного «Т-34».

Все, что могло дать впоследствии средства, было заемным. Все, кроме русской водки. И Сталин это понимал. Потому так часто повторяет фразу про то, что надо «чуточку выпачкаться в грязи ради победы пролетариата и крестьянства», имея в виду водку. Зомбирует, что ли?

Копнем и дальше сталинское водочное наследие.

«Когда мы вводили водочную монополию, перед нами стояла альтернатива:

либо пойти в кабалу к капиталистам, сдав им целый ряд важнейших заводов и фабрик, и получить за это известные средства, необходимые для того, чтобы обернуться;

либо ввести водочную монополию, для того чтобы заполучить необходимые оборотные средства для развития нашей индустрии своими собственными силами и избежать, таким образом, иностранной кабалы…»

Это из его интервью с иностранными рабочими делегациями того же 1927 года.

«Конечно, вообще говоря, без водки было бы лучше, ибо водка есть зло, – признается Сталин. – Но тогда пришлось бы пойти временно в кабалу к капиталистам, что является еще большим злом. Поэтому мы предпочли меньшее зло. Сейчас водка дает более 500 миллионов рублей дохода. Отказаться сейчас от водки – значит отказаться от этого дохода, причем нет никаких оснований утверждать, что алкоголизма будет меньше, так как крестьянин начнет производить свою собственную водку, отравляя себя самогоном…»

Ошибочно утверждать, что Сталину нужна была водка, потому что он считал, что пьяным народом управлять легче. Жизнь показала, что управлять русским народом, трезвый он или пьяный, всегда непросто.

Водка зато могла заткнуть огромные дыры в советском госбюджете, который тратился на покупку западного оборудования, на их же, империалистов, технологии, на оплату труда заграничных специалистов и прочее.

Из чего состоял государственный бюджет Российской империи в 1885–1894 годы? Вся торговля давала 4 %, доход от банков составлял 1,2 %, от продажи нефти – 0,8, от горного дела – 0,5, от продажи недвижимости – 0,2 %.

И от 28 до 35 % в разные годы приносила в казну водка.

В предвоенном 1913-м году самые крупные бюджетные поступления – какие? Казенные железные дороги – 858 562 077 рублей, таможенный доход – 370 472 500 рублей. И доход от «казенной винной операции» -936 077 500 рублей. Плюс «сборы с питей» – 55 560 000 рублей.

(Для сравнения, нефтяной доход – 49 340 600 рублей, а налог «с папирос, гильз и разрезанной папиросной бумаги» только 4 856 000 рублей).

Что, не могли смутить Сталина «алкогольные» цифры? Конечно же: могли. И – смутили.

Потому, естественно, и водочная монополия, и полный контроль за домашним самогоноварением – вплоть до расстрела. Каждый литр сваренного в подполье самогона – это недополученный Советской властью рубль, необходимый для компенсации потерь в соревновании с Западом. Производство того же самогона, несмотря на самые крутые меры против самогонщиков, увеличивалось год от года. И чем дальше, тем мощнее становилась подпольная самогонная отрасль, чья продукция была востребована, без преувеличения, страной, о чем повествуют архивы, свидетельствующие об изъятии и уничтожении почти что промышленных партий самогона на всей территории РСФСР.

В 1922 году чекисты обнаружили и уничтожили 94 тысячи самогонных аппаратов, в 1923-м– уже 191 тысячу, а 1924 год побил все рекорды – 275 тысяч аппаратов. Сколько было не изъято и не уничтожено, приходится только догадываться…

Народ эти акции прославит анекдотами. Таким, к примеру.

Поймали чекисты деда-самогонщика.

– Гонишь, гад?

– Гнал, гоню и буду гнать.

– А мы тебя посадим.

– Ну и что? Сын будет гнать.

– И сына твоего посадим.

– Внук будет гнать.

– И внука твоего посадим.

– Ну, к тому времени, я и сам из тюрьмы выйду.

«Здесь играют, очевидно, известную роль серьезные недостатки по части культурного развития деревни (ох уж эта ненавистная Сталину деревня! – Прим. А.Н.). Я уже не говорю о том, что немедленный отказ от водочной монополии лишил бы нашу промышленность более чем на % миллиарда рублей, которые неоткуда было бы возместить…»

А вот это уже вполне хозяйственный подход, если, повторюсь, считать водку добром.

Ну, тогда «ау!», господин-товарищ первый (и последний) президент СССР Горбачев! С вашим, как скажет простой человек, вашу мать, сухим законом!

И с вашим любимым анекдотом.

Длинная-длинная очередь в винный магазин. Мужик стоял-стоял, потом зло плюнул и куда-то двинулся быстрым шагом. «Ты куда?» – кричат ему из очереди. «Иду, – говорит, – в Кремль, убью Горбачева». Вскоре возвращается. «Убил?» – спрашивают его со сладким замиранием сердца. «Какой там! – отвечает. – Там очередь в два раза длиннее…»

Вам, Михаил Сергеевич, я знаю, смешно, а вот людям было не до смеха. Только чудом вы не лишились головы, вовремя сдали назад.

«Ау!» и вы, первый президент России Б.Н. Ельцин, с вашими «загогулинами»! Когда обнародуете список тех, кто подпихнул вас отменить госмонополию на водку? Тех, кто вместо водки подсунул нам спирт Royal (в просторечии «Рояль»), как теперь говорят, даже и не западного, а хитрого местного розлива с чужой этикеткой.

И кто обогатился на этом – когда поведаете? И еще интересно услышать, почему вдруг заводы наши ликероводочные встали, как по команде, когда Россию накрыли валом «Распутин», «Орлофф», «Суворофф» и прочий, как пишет журналист Игорь Шумейко, «Фуфлофф»? Нет ответа…

Бог вам обоим судья. Но в истории водки вы точно свое место заняли – будут долго вас поминать, это факт. Так и вижу картинку: Горбачев и Ельцин в коротких штанишках – за партой. А у доски прогуливается с трубкой в зубах И.В. Сталин, дает недорослям урок государственности.

«Значит ли это, что водочная монополия должна остаться у нас и в будущем? Нет, не значит, – размышляет он. – Водочную монополию ввели мы как временную меру. Поэтому она должна быть уничтожена, как только найдутся в нашем народном хозяйстве новые источники для новых доходов на предмет дальнейшего развития нашей промышленности. А что такие источники найдутся, в этом не может быть никакого сомнения…»

Судя по всему, за четыре советских года стабильных источников дохода найдено не было. Интервью Сталин дает в 1927 году, а первую прореху в затянувшемся на девять лет царском сухом законе проделали по его инициативе в 1923-м, разрешив, несмотря на сопротивление значительного числа членов ЦК, производить спиртные напитки крепостью до 20 градусов.

А еще через пару лет на советских прилавках появилась и 30-градусная «рыковка». О генезисе (происхождении) этой славной водки советской власти – отдельно.

Под копирку Петра Великого

История России насквозь пропахла спиртным. Особенно силен этот запах во времена бунтарские, переходные, эпохально-революционные.

Пьют опричники Ивана Грозного, для которых на Балчуге (lat – болото) строят первый кабак. Никому другому в кабак зайти нельзя. Пока слабый, но уже стойкий винный аромат.

При Петре Великом, чью определенную схожесть со Сталиным в водочном вопросе мы уже обнаружили, вся страна провоняет парами престранного русско-европейского коктейля под названием «Окно в Европу»: русская водка, немецко-голландская сивуха, отборное французское винцо.

От старинной гравюры, где Софья со стрельцами, готовыми идти бунтовать против ее брата Петра, несет перегаром. Она лично подносит каждому чашу с вином, благословляя на «подвиги».

От Петра, который, усмирив бунт сестры, казнит на Красной площади 770 стрельцов (рубит им головы), а 195 несчастных заговорщиков вешает перед окнами сестры, заточенной в Новодевичьем монастыре, шибает в нос запахом крови и водки.

Что ж, надо честно признать, что этот прорубатель окон в Европу остался славен в веках не только своими делами реформатора, но и в не меньшей степени бесшабашным, поражающим воображение современников пьянством.

Как пишет историк И. Кондратьев: «со дней Петра брага и водка стали в русской семье неизменными спутниками пира, похорон, свадьбы, драки, мировой сделки и скромной благодушной беседы…»

При Петре пьянство приобрело размеры национального бедствия. Некоторые историки считают, что водка помогала царю-строителю снимать стрессы, а поскольку вся его жизнь в ту пору была сплошным стрессом, она же была и сплошной пьянкой.

«Присяжные «питухи» его времени, Зотов и Бутурлин, верно, на свой пай выпили немного меньше, чем вся Русь с 1389 по 1552 год, т. е. по год построения первого кабака на Балчуге, – утверждает И. Кондратьев. – Попойки обыкновенно начиналась выпивкой кубка за царское величество, за царицу и за каждого особо из царской фамилии, потом за патриарха, за непобедимое оружие, за каждого из присутствующих. Не выпить полного кубка считалось непочтением к той особе, чье здоровье пили; хозяин же, обыкновенно начиная неотступною просьбою, убеждал выпивать до капли. При Петре Великом первым тостом был кубок о призвании милости Божией, а вторым – благоденствие флота, или, как его называл сам Петр, «за семейство Ивана Михайловича Головина». За вторым тостом следовали уже другие…»

Пирушки и попойки (особенно при спуске кораблей) длились сутками без перерыва. Так, например, 27 июля 1721 года, когда был спущен корабль «Пантелеймон», очевидцы были свидетелями таких картин: в одном углу из последних сил боролись пьяный князь Кантемир и такой же пьяный обер-полицеймейстер Девиер, в другом – адмирал Апраксин из последних сил нес кубок падающим под стол своим собутыльникам.

Федора Матвеевича Апраксина вообще отличала поразительная способность угощать своих собутыльников.

«Его, – как пишет историк Прыжов, – часто видели… с обнаженною головою, покрытою сединами, стоящего на коленях перед упрямым гостем с просьбою осушить еще последний кубок…»

Пьянство самого Петра Алексеевича, его Сумасброднейший, всепьянейший и всешутейший Собор стали притчей во языцех. Глава Собора – князь-папа и его коллегия из 12 «кардиналов», по свидетельству историка С. Князькова, «все были величайшие пьяницы», особенно князь-папа, «отъявленный пьяница и обжора».

Петр носил в этом Соборе сан «протодиакона Пахома» и был не только заводилой всех соборных пьяных увеселений, но и разработчиком его устава, который до мельчайших подробностей регламентировал процедуры избрания «папы», «рукоположения» на разные степени пьяной иерархии. Он же придумал облачения «соборян», молитвословия и «песнопения».

Первейшей заповедью было «напиваться ежедневно и не ложиться спать трезвым…».

На «святках» этой царской гоп-компании «бывало человек 200, во главе с шутовским патриархом с жезлом и в жестной митре…»

Патриарх Никита Зотов, бывший учитель царя, «со своими кардиналами ездит по всему городу и делает визиты верхом на волах или ослах, или в санях, в которые запрягают свиней, медведей или козлов».

Еще он мог прибыть в бочке, доверху наполненной пивом.

«Делать визиты» означало «устроение гульбищ», о которых потом долго рассказывались ужасные истории – кто-то, упившись, замерз в сугробе, беременная участница попойки разрешилась мертвым ребенком, кто-то был зарезан спьяну, кто-то удавлен и т. д.

Хозяева домов, удостоенных посещением этих милых деятелей, обязаны были не только угощать их, но даже и платить – за «славление».

Как пишут очевидцы, «пили при этом страшно».

Проправительственные историки, оправдывая создание этого дикого Собора, искали оригинальные версии для внедрения в общественное сознание: «Поводом к учреждению его царем был, говорят, слишком распространившийся между его подданных порок пьянства, который он хотел осмеять и вместе с тем предостеречь последних от позора… Как государь мудрый, всячески заботится о благе своего народа и всеми мерами старается искоренять в нем старые грубые предрассудки…»

Ну да, «Мир – это война», «Свобода – это рабство» (Д. Оруэлл, «1984»)? Или, как у М.Булгакова: «подобное лечится подобным…».

На стороне царских бытописателей и знаменитый русский историк В.О. Ключевский. А мне-то казалось, что уж кого-кого, а его-то не упрекнуть в ангажированности. Увы. Оправдывая чрезмерное увлечение Петра водкой, он отмечал, что «в тот век пили много везде в Европе».

Много-то много, но слабо верится, что пили так, как пишет очевидец одной из петровских пирушек: «Рослые гренадеры гвардии несли ушаты простой хлебной водки и предлагали всем выпить по большой чарке за здоровье их полковника; от этой обязательной чарки не избавляли никого, даже дамы должны были выпить, а тех, кто упирался, поили насильно, и под веселую руку лили иному упрямцу вино на голову, пока он не согласится выпить…»

Как я уже говорил, спуск на воду каждого нового корабля Петр сопровождал широкомасштабными пирами. Бережливый во многих государственных расходах, он не жалел средств на «обмывание» любимого его сердцу флота. На корабль приглашалось столичное высшее общество с дамами. Пили на таких презентациях до тех пор, «пока генерал-адмирал старик Апраксин начнет плакать горючими слезами, что вот он на старости лет остался сиротою круглым, без отца, без матери, а военный министр светлейший князь Меньшиков свалится под стол, и прибежит с дамской половины его испуганная княгиня Даша отливать и оттирать бездыханного супруга…»

Главное, считал Петр, чтобы трезвыми не теряли чести, достоинства и патриотизма.

На спуске очередного петровского фрегата присутствовал среди высоких гостей один иностранный посол, оставивший пугающий трезвых людей рассказ о том, как был наказан за опоздание Кубком Большого Орла – обязан был выпить до дна чуть не литр водки.

Выпив малую часть – свалился под стол и уснул. Когда же проснулся с тяжелой похмельной головой, то первое, что увидел перед собой, – это довольное и одновременно понимающе-сострадающее лицо царя Петра и огромный, наполненный до краев кубок с водкой, который прикладывался ко рту несчастного посла в качестве эффективного лекарства.

Пришлось снова «уважить» сиятельного хозяина, после чего посол вновь провалился в глубокий сон.

Укрыться от очередной порции водки он сумел только на высоченной корабельной мачте, куда забрался от греха подальше, но слезть сам не смог и стал призывать на помощь. Помощь пришла, но каково же было потрясение посла, увидевшего, кто шел к нему на помощь, карабкаясь по вантам, – сам царь Петр.

Но что окончательно добило несчастного, так это кубок с водкой в руке спасителя, который предназначался конечно же гостю, после чего иноземец вообще перестал соображать, на каком он свете, и, скорее всего, лететь ему с мачты вниз головой, не привяжи его Петр к своей широкой спине ремнями и не снеси вниз.

Бережно опущенному на палубу послу тотчас поднесли ушат… водки – за успешное возвращение на грешную землю!

У Петра всегда был повод выпить. А главное, всегда было, что выпить. По ревизии 1702 года в Сытном дворе, ведавшем приготовлением, хранением и отпуском напитков «про государев обиход», находилось: 125 бочек рейнского, 299 бочек церковного вина, 795 бочек «водки приказной и боярской», 20 060 ведер вина двойного и простого, 4068 ведер различных медов, 4165 ведер пива, 2761 ведро браги и – для опохмелки – 9320 ведер квасу.

(Для сравнения: запасы допетровского царского двора 1649 года составляли единовременно: двадцать «беременных» (30-ведерных) бочек романеи, три бочки бастру белого и три бочки красного «лучшего», две бочки алкану, две – рейнского вина, две – французского, одна – мальвазии, две – мушкатели.)

Если учесть, что «ведро» времен Петра Великого вмещало все 12 литров, то легко можно себе представить масштаб петровских загулов и попоек, тем более что запасы эти восполнялись регулярно за счет помещичьих поставок, причем каждый из них выполнял отдельное поручение двора в смысле ассортимента.

«Так, крестьяне нижегородских и арзамасских вотчин боярина Б.И. Морозова должны были поставлять «каразинную водку, настоянную на малине», – пишет в «Очерках русской культуры XVII века» историк Л.Н. Вдовина.

В беседе с датским послом Юстом Петр хвалится, что он лично выпил за день почти 40 фужеров водки. В Голландии Петр перепоил на спор компанию знатных и в общем-то интеллигентных людей.

В петровские времена бытовал анекдот про шута Балакирева, в котором тонко подмечены реалии времени.

На одной из ассамблей Балакирев так рассердил Петра, что тот в наказание приказал подать шуту Кубок Большого Орла.

– Помилуй, государь! – вскричал хитрый Балакирев, упав на колени.

– Пей, говорят тебе! – приказал мстительно Петр.

Балакирев выпил и, стоя на коленях, стал умолять Петра:

– Великий государь! Чувствую вину свою, чувствую милостивое твое наказание, но знаю, что заслуживаю большего.

– Как это «большего»? – удивился Петр.

– Двойного и тройного наказания. Совесть меня мучит! Вели подать другого Орла, да побольше, а то хоть и такую парочку!

Петра сильно развеселила хитрость шута.

Надо сказать, что, несмотря на свое беспробудное пьянство, Петр старался делать все, чтобы этот порок не распространялся в простом народе. Резон его был прост: казна казной и доходы доходами, но кто будет землю пахать, флот строить, в армии служить, если народ сопьется?

При нем, кстати говоря, были приняты очень жесткие «винные статьи» по «кабацкой части». В них, например, кабацким «головам» и «целовальникам» строго предписывалось смотреть, чтобы «никто через силу не пил и от безмерного питья до смерти не опился». Если же кто-либо «опился» в кабаке до смерти по попустительству кабацкого «хозяина», то последнего наказывали кнутом и большим штрафом в пользу жены и детей опившегося.

Пить надлежало «умеренно и честно в веселие и отраду, а не в пагубу своей души». Злостным пьяницам грозили наказания: битье батогами, сидение в яме, штрафы. Если кто-то просто напивался «до потери соображения», такого «обирали всего», т. е. раздевали догола, укладывали в особый чулан (предтеча первых русских вытрезвителей), чтобы проспался, а когда просыпался, то увещевали его словами, а все «обобранное» возвращали в целости, взяв с него, сколько он пропил.

Видимо, бурные годы пьяной молодости Петра дали о себе знать в зрелости. Что мне дает основание делать такие выводы? Пособие тех лет для обучения и воспитания дворян «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению» 1717 года. Оно составлено сподвижниками Петра, и в нем, как я понимаю, не без совета императора-выпивохи звучит призыв к молодежи от пьянства воздерживаться и «от того бегать, ибо из того ничто ино вырастает, кроме великой беды и напасти телесные и душевные».

И, что немаловажно, «разорение пожиткам».

«Честный отрок должен остерегать себя от неравных побратенств в питье, чтоб ему опосле о том не раскаиваться было. И дабы иногда новый его побратеник не напал на него бесчестными и необыкновенными словами, что часто случается, ибо когда кто с кем побратенство выпьют, то чрез оное дается повод и способ к потерянию своей чести…»

Надо сказать, что с уходом Петра Алексеевича Романова из жизни мало что изменилось в гастрономических предпочтениях русской аристократии. Как пили, так и продолжали пить. Пьяные офицеры-заговорщики, к примеру, по наущению Екатерины убили царя Павла.

Сталин мог не переживать по поводу своего выбора – за сохранение сухого закона при его всевластии выступать было некому. Как и при Петре. «Руси есть веселие пити, не можем без того быти», – сказал когда-то князь Владимир в другом, правда, контексте.

И Петр, и Сталин из этого тезиса сделали свои выводы – без водки нет русской государственности. Будь на месте этих, скажем так, выпивающих людей трезвенники, история России могла бы пойти по иному, трезвому, пути. Не судьба, знать.