Текст книги "До и после политики"

Русская церковная дипломатия побеждает

Встреча в 2016 году Патриарха Кирилла и Папы Франциска для многих оказалась неожиданной. Хотя весь ход политических событий последних лет и месяцев подсказывал, что шаги этих двух духовных лидеров, направленные на изменение сегодняшней неблагоприятной международной ситуации, и их прямое вмешательство в международные процессы неизбежно.

Но ни в России, ни на Западе этот ход почему-то не просчитали. И только когда он был сделан, появилось ощущение его неизбежности и предрешённости. К сожалению или к счастью, такова судьба многих точных и своевременных решений.

По результатам встречи можно сделать три важных вывода.

Первое. Встреча Патриарха и Папы в Гаване, вопреки ожиданиям, в основном была посвящена не межцерковным проблемам. Она была нацелена на возможность предпринимать совместные политические усилия, вынося за скобки межцерковную тематику и догматические разногласия. Таким образом, подтверждена перспектива не экуменистического (не религиозного, не церковного, не мистического), а политического объединения конфессий для решения конкретных задач по борьбе с геноцидом. Объединения поверх всего того, что нас разделяет в чисто религиозном плане и без ущерба для традиции каждой конфессии. Сейчас мы наблюдаем кардинальное изменение повестки межцерковного диалога. Изменение, соответствующее духу нашего крайне неспокойного времени.

Второе. Плодотворная площадка для диалога возникла как результат внесения чётких морально-нравственных ориентиров в общие политические инициативы. И это не только плод многолетних усилий двух церквей, но и результат объективной трансформации идеологического пространства современного общества. Множащиеся национальные, цивилизационные и иные разногласия поставили мир на грань масштабного конфликта, зарождение которого мы наблюдаем на Ближнем Востоке. Стало очевидно, что без возвращения Запада к традиционным христианским истинам – как в религиозном, так и в нерелигиозном их прочтении – не удастся уберечь мир от катастрофы.

Поэтому в «Декларации» православного и католического лидеров решительно осуждена дехристианизация современного Запада, проводящаяся под флагом секуляризации. Подвергнута критике ситуация, в рамках которой христианское милосердие изгоняется под предлогом толерантности, а христианские верующие и просто люди с христианскими моральными убеждениями – дискриминируются. Осуждаются геноцид христиан на Ближнем Востоке, религиозный и секулярный экстремизм, международный терроризм, дегуманизация и архаизация общества, рост социального неравенства и множащиеся военные конфликты. Отстаиваются семейные ценности, подтверждается недопустимость эвтаназии, абортов, применения биомедицинских репродуктивных технологий. Таким образом, в пространстве политического межцерковного диалога отражается важнейший идейный тренд – социальный и гуманный консерватизм.

Совпадение позиций двух духовных лидеров по основным общественно-политическим вопросам предопределило успех их встречи.

Третье. В совместную «Декларацию» вошли положения, которые ясно отражают позицию Русской православной Церкви, российского общества и русского мира – в частности, по украинскому вопросу. В итоговом документе содержится прямое и недвусмысленное осуждение как прозелитизма, так и униатизма. Буквально сказано следующее: «Сегодня очевидно, что метод "униатизма" прежних веков, предполагающий приведение одной общины в единство с другой путем её отрыва от своей Церкви, не является путём к восстановлению единства». Упоминается завет апостола Павла «благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании» (Рим. 15:20).

Термин «русская церковная дипломатия» отныне ни у кого не будет вызывать вопросов – сама жизнь даёт ему определение.

Крещение в Тарусе

Крещение-морозище-ветрище. Снег скрипит, как родной порог. Солнце гуляет в чанах серебряных. Вода не вода уже – лёд. Три крестных хода – Истоминский, Соборный и наш с Воскресенской горки сливаются у Боголюбского источника. Колокола грохнули – слёзы из глаз. А в Москве отставной дьякон чужие грехи обличает. А нам в Тарусе свои бы побороть. И губы к кресту прикипают. И небо как кожа над головой.

Реабилитация Церкви

Наблюдаю активную отстройку антицерковной мифологии, которая становится отправной точкой для наступления на православие в России.

Из «новой России» желают устранить всякую интимность соборной жизни, глубину национальной самодостаточности, основанной на Православии. А между тем духовное самостояние нации в Христовой вере – это и есть исконная формула европейской идентичности, о которой на словах так пекутся либералы во власти. Это и есть «европейский путь». На этом пути не надо ничего и никому доказывать. Надо лишь следовать национальному христианскому, для России – православному вектору.

Но нашей стране и нашей Церкви стремятся навязать совершенно иное самоопределение. После сухомятки истмата нам предлагают набор релятивистских «ценностей» постмодерна. С этих позиций понятия «святого», «сакрального», абсолютных нравственных критериев, да и сама категория нравственности – всё ставится под сомнение. Однако идеи плюрализма, политкорректности, оправдания греха не имеют ничего общего с церковными принципами духовного партнерства (так можно перевести на язык современной культуры понятия «соборности» и «общинности»). К умению слышать ушами, видеть глазами и чувствовать сердцем другого – брата по вере. Церковь ориентирована на обычай и традицию. Корпоративные сообщества светского мира – на материальные интересы. В Церкви доминирует доступность и доверие, в светском пространстве – конкуренция, публичность и театральность.

Культивирование обезличенного языка секулярного гуманизма (имеющего мало общего с реальным человеколюбием) заполняет пустоту, образовавшуюся после краха советской идеологии. Пустоту, лишённую признаков коллективного творчества, критического мышления и живой веры.

Но мы уверены в том, что Православие сегодня – это именно то, чего не хватает выхолощенному революциями, переворотами и перестройками идейному пространству русской мысли. Православие сегодня – это средоточие и рационализация народного сознания, очищенного от коммунистических и либеральных догм.

Внутри самой Церкви сегодня существуют немногочисленные кружки, сами провозгласившие себя «просвещённой элитой» всего церковного сообщества. Они болезненно и отчуждённо воспринимают литургичность церковной жизни. Выражают удивление и отчуждение при виде народного почитания Пояса Пресвятой Богородицы. Недоумевают, слыша о всецерковном молитвенном стоянии, призванном уберечь верующих от оскорблений и ксенофобии. Не содрогаются, когда враги Церкви бросают на поругание псам Её святыни. Сегодня они выдвигают Церкви ультиматум: если Церковь не заключит договор с носителями светской доктрины «общества потребления», не усвоит моральный релятивизм вместо заповедей, не примет «дорожную карту» светской Реформации – эти люди покинут Церковь и откажут ей в исторической легитимности, в праве на её собственное прошлое.

Таким образом, секулярные критики вольно или невольно повторяют идиомы государственной политики в отношении Церкви, сложившиеся ещё в советский период.

В большинстве своём эти люди являются статусной группой, обслуживающей ту часть властной элиты, которая обладает монопольным правом на формулирование госидеологии. Раньше это был научный коммунизм, сейчас – неолиберализм. Именно эта часть элиты наиболее враждебна и нетерпима к Православию. Ведь принципы православной Церкви – это соборность, справедливость и традиционные нравственные ценности. Такой набор культурных идиом не устраивает преобладающую часть истеблишмента, проповедующую идеи рыночного фундаментализма, новой сословности и власти финансовой олигархии.

Наши оппоненты упорно культивируют миф о Церкви как вспомогательном государственном институте. Это ложь.

На самом деле история РПЦ состоит из периодов её самостоятельности (эпоха Московского царства, период Смуты) и нахождения в плену у государства (синодальный романовский и советский периоды). Сегодня существуют все условия для церковной автономии, которая будет реализована, если Церковь сможет вернуть полагающееся ей социальное и политическое место в обществе.

Мы ждём, что новый круг задач, которые ставит перед собой государство, предполагает и восстановление справедливости по отношению к Церкви.

Мы ждём, что социально-политическая реабилитация Русской православной церкви после эпохи принудительного госатеизма будет наконец доведена до конца. Полная реабилитация Церкви – это историческая необходимость.

Об этом мы молимся сегодня.

Верь, проси и не бойся!

Нас упорно призывают жить и относиться друг к другу по правилам зоны – «Не верь, не бойся, не проси».

Наше же православное правило должно звучать иначе – «Верь, проси и не бойся!». Так нас учит Христос.

Социальное начало в православии

Ядро любой национальной традиции – это общие ценности и модели взаимодействия людей в рамках этих ценностей. То есть социальная этика и морально-нравственный «код». Но такая этика, как правило, имеет религиозные истоки.

Ещё знаменитыйсоциолог Макс Вебер в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» (1905) утверждал, что любая религия связана с общественными устроениями, а не только с проблемой спасения души. Он исходил из идеи о том, что любая религия «помимо своей конечной (сотериологической) цели имеет и вполне конкретные общественные задачи, начиная с того, что любой религиозно-этический комплекс оказывает непосредственное влияние на общественные отношения, в том числе на экономику»[1]1
  См.: Тюренков М. Православная этика и дух солидаризма // Перелом. Сборник статей о справедливости традиции. М., 2013.


[Закрыть].

Иными словами, сегодня веберовское утверждение – аксиома общественных наук. Из неё следует, что никакая общественная этика не может иметь других корней, кроме религиозных. Если связь с этими корнями прерывается, этика всё равно остаётся в подсознании нации. Её можно реконструировать методами гуманитарных исследований, а можно наблюдать воочию в кризисные и поворотные моменты истории. Например, во время Великой Отечественной войны очень многие солдаты, несмотря на официальный атеизм, обращались к вере.

Вполне очевидно, что важнейший элемент национальной культуры есть культура поведения. Но как определить социально-этическое и культурное ядро российской традиции на основе религиозного фактора? Если придерживаться веберовской формулы, получится следующее определение: «православная этика и дух солидарности» (то есть справедливости, товарищества и взаимопомощи). Это и есть специфический русский этос[2]2
  Этос (греч. ἦθο) – нрав, характер, душевный склад.


[Закрыть]. Важной его частью является идея справедливого общества. Перенос этого содержания от эпохи крестьянской «общины» к периоду попыток построить социальное государство закономерен. Он отражает социокультурную преемственность евангельских архетипов в русском обществе через посредство православия и православной церкви. Апостольское христианство, содержащее в себе идеал общинной справедливости, и общественная справедливость в России – неразрывные понятия.

В сущности, идея справедливости играет в русской традиции роль категорического императива. Даже революцию 1917 года вчерашние крестьяне воспринимали не как диктат воинствующего безбожия, а как приход высшей справедливости. При этом подлинные корни идеи социальной справедливости в русской традиции – не в политэкономических прописях марксистов, а в христианском сознании.

Более широкий, общекультурный контекст также обнаруживает тесное взаимодействие светского и религиозного. Даже узкий слой российской интеллигентской культуры, где светская и религиозная линии кардинально разошлись ещё в XVIII веке, испытывал это взаимопроникновение (вспомним произведения Гоголя, Достоевского, Лескова, Льва Толстого). А уж в остальном обществе, – как говорится, «в народе», – это взаимодействие, взаимообмен светского и религиозного осуществлялись постоянно. Выражения вроде «это не по-христиански», «креста на тебе нет!», «побойся Бога» часто можно услышать из уст нерелигиозных людей. Светское общество несёт в самом себе нормы христианской этики.

Разумеется, и РПЦ, и духовенство других религий учитывают этот феномен социального начала в религии и работают с ним. В последние годы получили известность положения «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви». Напомним, что аналогичный документ существует и действует в Римско-католической церкви. Здесь Россия также следует мировым тенденциям.

В последнее время набирает силу процесс социализации Церкви. В СССР такой процесс был невозможен, а в России 1990-х его искусственно заморозили. Между тем, например, в Польше социализация церкви прошла еще в 1980-е годы. После ухода коммунистов никто не мешал польскому католичеству вернуться в свою социальную нишу. Поэтому сегодня вся консервативная часть политического спектра Польши пропитана католическими идеями.

В других странах Европы и Америки социализация прошла ещё раньше. В России она происходит с некоторой временной задержкой. Причина – слишком долгий период госатеизма, а также сегодняшние его рецидивы, от которых, к сожалению, не свободна часть политической элиты. Вспомним, как Михаил Прохоров попытался протолкнуть к рассмотрению так называемый «Религиозный кодекс», ограничивающий права верующих.

Тем не менее процесс социализации православия и других традиционных религий в России исторически неизбежен. Во-первых, он находится в русле мировых тенденций. В частности, этот процесс поддерживается запросом современного общества на «светскую религиозность», связанную с феноменом «постсекулярности», о которой в последние годы очень много говорят на Западе и, к сожалению, пока мало в России.

И во-вторых. Есть ещё один фактор, способствующий повышению роли религии в системе культурных основ российской цивилизации. Он касается уже непосредственно Церкви, которой в данный момент принадлежит особая роль в деле сохранения национальной традиции. Дело в том, что РПЦ оказалась единственным институтом исторической, дореволюционной России, который пережил советский период и сохранился до сегодняшнего дня. Именно он связывает нацию живыми нитями с её дореволюционной культурой. Историческая преемственность России всё ещё чётко не определена, поэтому Церковь невольно стала хранителем всей национальной традиции, а не только церковной. Конечно, это роль, скорее, «временно исполняющего обязанности», и как только другие общественные или государственные институты захотят и смогут взять на себя эти обязанности, Церковь их уступит. Но пока такая ситуация не возникла.

Сегодня духовенство не только православное, но и всех традиционных религий ответственно за то, чтобы религиозная этика и культура укреплялись независимо от отношения тех или иных людей собственно к религии. В этом случае мы гарантированно обеспечим целостность и моральное здоровье российского общества, межнациональный и межконфессиональный мир.

Преображение

Нынче едим яблоки в виде яблок, свежего варенья, соков, тёртые, сушёные, печёные, мочёные, в шарлотке, пирогах, свои и дарёные, а теперь ещё и освящённые!

А что делать, коли у нас в саду 25 яблонь, самой молодой три года, самой старой – больше ста лет, её одному не обхватить руками. Таруса пропахла яблоками, они катятся вдоль дорог вниз к Оке, выстреливают из под колёс автомобилей, и это яблочное наводнение не остановить.

С Праздником, дорогие друзья! С Преображением Господним!

Гуманизм как квазирелигия

Озвученная весной 2016 года Патриархом Кириллом точка зрения Церкви на сущность исторического и современного гуманизма, а также на гуманистическую трактовку прав человека хорошо известна. С ней можно соглашаться или не соглашаться, но право Церкви как общественной организации её высказывать защищено Законом.

Поэтому появившееся в сети ответное «Заявление конгресса интеллигенции о “глобальной ереси человекопоклонничества”», критикующее позицию Церкви в несколько истерическом тоне, выглядит как избыточный жест – хотя, разумеется, правомерный по той же самой причине.

Выход «Заявления» предсказуем по времени (новый виток антирелигиозной пропаганды) и образу действия. В жанровом отношении этот довольно короткий текст напоминает печально известное «Письмо десяти академиков против клерикализации», которое увидело свет 22 июля 2007 года. За «Письмом» угадывалось желание столкнуть научное и религиозное сообщества. Попытка ничем не увенчалась, прежде всего потому, что сообщества эти давным-давно не разделены глухой стеной, они благополучно пересекаются. И во всем мире наука и религия давно делают одно общее дело, что и отражает статус науки теологии в западных университетах. Только в России признание этого статуса вызвало болезненную реакцию некоторых политически ангажированных кругов.

Нынешний манифест выглядит как попытка нащупать почву для гражданского конфликта, на этот раз между верующими и правозащитниками. Но и эта инициатива обречена на провал. В России существует огромное количество православных правозащитных организаций. И наоборот: большинство правозащитников с нерелигиозными взглядами, слава Богу, уважительно относятся к православным верующим. Если же небольшая группа, выделившаяся из правозащитного сообщества, стремится говорить от имени всего сообщества – это вопрос личной самооценки и завышенных социальных притязаний. Если стремится посеять семена конфликта – ну, это на совести авторов. Каждый выбирает работу по себе.

Что действительно вызывает интерес в «Заявлении конгресса», так это стилистика, выбор аргументации и глубина подтекста. Во-первых, имеет место слабенькая попытка сцепить друг с другом два явления: многовековую религиозную критику философии гуманизма и закон об «иностранных агентах». Это даже смешно комментировать. Например, в США аналог нашего закона благополучно действует аж с 1936 года. Критики гуманизма и трансгуманизма со стороны протестантских ортодоксов также хватает. Никого это не удивляет, никто из-за этого не ёрзает на стуле и не кусает себе губы.

Тезис о том, что Церковь якобы выступает против правозащитной деятельности – похоже, основной. Но никакой критики он не выдерживает. Всё как раз наоборот: Церковь выступает за правозащиту на основе нравственного понимания права. Тем самым она придаёт правозащитной деятельности реальный вес, стремится оградить эту сферу от влияния избирательного подхода, чтобы она не была заказной. Ведь именно избирательность в деятельности таких организаций как, например, Amnesty International, мы постоянно наблюдаем. По сути одни и те же факты принимаются в одном случае с широко открытыми, в другом – с широко закрытыми глазами. Желание поставить защиту прав на рыночные рельсы понятно, но для настоящего христианина, разумеется, неприемлемо.

В чём противоядие? В нравственном подходе к праву. Но он невозможен в рамках философии гуманизма, где правовое равенство субъектов ничем не обеспечено. Это вещи достаточно банальные, хотя объяснять их в очередной раз всё равно приходится.

Но куда интереснее следующий пассаж: «…напомнить богослову Гундяеву, что Бог, создав человека по образу и подобию своему, наделил его свободной волей и что противопоставление Божьего и человеческого противоречит догмату о двух природах Христа».

Это уже что-то совершенно новое. Представители вышеозначенного конгресса, похоже, решили бить идеологического оппонента его же оружием, поскольку используют богословскую аргументацию. Защищать идеологию гуманизма с религиозной точки зрения и, следовательно, как религиозную же доктрину – ход неожиданный. Мы со своей стороны приветствуем обсуждение темы в богословском ключе. Поскольку для нас-то очевидно, что гуманизм представляет собой именно квазирелигиозное учение, которое, правда, имеет мало общего с апостольским христианством.

Примечательно то, как авторы документа понимают «образ и подобие» и две природы Христа. Как тождественность Бога и человека. Получается вот что: всё, что Бог может изменить, вправе менять и человек, на правах Его «подобия». На выходе имеем одно из двух: или ты язычник, если не признаешь этот «догмат» в таком прочтении, или должен признать «подобие» как божественно-человеческое тождество. Третьего варианта нет. Здесь уже даже не человек на месте Бога, как у ранних гуманистов. Здесь Человек-он-же-Бог. Что сказать? Свежо. Хотя, мягко говоря, небесспорно.

То, что мы видим, – по сути теологическая доктрина. Кратко изложен «символ веры»: человек как носитель образа и подобия Бога имеет право на произвол, поскольку тождественен Богу.

Что ж, по крайней мере в рамках данного документа гуманизм сам вскрывает свои религиозные предпосылки и выступает с позиций открытой религиозности. Претендует на то, чтобы считаться религией. Это хотя бы честно. Правда, термин «ересь» по отношению к такой позиции можно применять уже без оговорок и отсылок к историческим особенностям словоупотребления.

Традиционалист

Экспертное сообщество делится сегодня не на либералов и консерваторов, а на постмодернистов и традиционалистов. Я отношу себя к христианскому традиционализму.

«Традиционализмов» всего два. Христианский и противоположный ему – нацистский. Сегодня Запад пронизан идеями национального, культурного и социального расизма, переходящего в нацизм. Эти идеи охватили восточную Европу и движутся в сторону России. Нам в очередной раз придется это останавливать. Желательно превентивно, на идеологическом и политическом уровнях, чтобы миновать очередное кровопролитие.