Текст книги "Искусство решения жизненных задач"

Александр Шевцов
Искусство решения жизненных задач

В книге представлены главы из книги Александра Шевцова «Прикладная культурно-историческая психология».

© А. Шевцов, 2018-2020.

© Издательство «Роща», оформление, 2018-2020.

⁂

Введение

Прикладной психолог – это человек, который может помочь другим людям в их делах. Иногда эта помощь выражается в возвращении душевного здоровья. По большому счету в этом время от времени нуждаются все люди, хотя это и не всем удается осознать. Зато все, приходящие к психологу, хотели бы решить какие-то жизненные задачи. В этом психолог тоже должен быть профессионалом.

К сожалению, люди редко осознают себя больными, а происходящее с ними, нездоровьем. Но еще реже попадаются те, кто видят свои сложности задачами. Уметь видеть в происходящем не стечение обстоятельств, обиды, непонимание, чужое коварство, а задачи для разума – это такое ценное качество, что большинству ставших успешными людей одного этого хватило, чтобы состояться.

Поэтому психолог должен в первую очередь, научиться верно оценивать то, во что попал человек. А затем помогать ему сделать из всего происходящего задачу. Для этого, безусловно, необходимо иметь понятие о задачности как таковой. Подход к решению психологических задач через понятие задачности, в сущности, является философским. Если вспомнить историю, то вся прикладная философия или майевтика Сократа и сводилась к тому, чтобы вырабатывать у своих учеников некие принципиальные понятия, которые будут править их жизнью. Именно в этом и была суть майевтики, то есть родовспоможения – создав главные понятия, ты перерождаешься.

Во времена Сократа шла битва за человечность, добродетель, благо. Это были важнейшие нравственные понятия, которые и делали человека человеком. Наше время, похоже, подошло к тому, чтобы человек стал осознанно разумным. А разум действует, решая задачи. Поэтому и необходимо начать с обретения понятия задачности.

Для человека думающего и ищущего, понятие задачности – чрезвычайно важное орудие, с помощью которого он может перевернуть всю свою жизнь и достичь высот совершенствования.

Вероятно, самосовершенствование надо считать третьей частью прикладной психологической работы после исцеления и обретения успешности в решении жизненных задач.

1. Наука думать

О таких орудиях, как кресение или наука думать, можно рассказывать очень много. Для более или менее полного рассказа требуются целые книги. Но в самом кратком виде необходимо понять, что это средства для решения вполне определенных задач. Кресение – это способ очищения сознания. Наука думать – это овладение способностью собственного разума решать задачи.

Разум сам по себе есть орудие, обеспечивающее душе возможность достижения ее порывов и влечений. На уровне личностном можно говорить о достижении целей, и это оправданно, поскольку люди приходят к психологу именно как личности.

Разум решает два вида задач. Пока тело, в которое воплотилась душа, не развилось до того уровня, который нужен ей для главного, он обеспечивает его выживание. Если душа воплощается, значит, ее задачи связаны либо с телесным существованием в природном мире, либо с личностным в мире общественном. Чаще последнее. Поэтому сначала разум обеспечивает выживание тели – физического тела. Затем он начинает решать задачи, которые жизнь ставит перед общественным телом – личностью.

И лишь когда оба вида этих задач решены, может наступить миг, после которого борьба за выживание завершена, и пришло время лучшей жизни, жизни души. Мы все знаем, что жизнь устроена именно так, и живем в предвкушении того, что однажды завершим все дела, заработаем достаточно денег, бросим эту работу и поживем для души! К сожалению, чаще всего это время приходит лишь с пенсией, когда тело уже изношено, а все силы ушли в личность, которая превратилась в сплошное сумасшествие….

Желательно завершить борьбу за выживание до того, как будут потрачены все силы, и жизнь начнет уходить из тебя. Поэтому о душе стоит задуматься как можно раньше.

Для этого стоит приглядеться к тому, чем живешь, и задаться вопросом о том, задачи какого тела решаешь. Если не в силах ответить на этот вопрос, то, возможно, у вас продолжается строительство тели. Тогда стоит выяснить, что именно происходит с телом, и в чем ему нужна помощь. И заняться этим осознанно. Однако это редкий случай.

Скорее всего, взрослый человек уже давно решил все телесные задачи и занят личностными. И даже если он при этом как-то работает над телом, это ему нужно зачем-то. И это связано с обществом и другими людьми.

Задачи личностные так или иначе связаны с обществом и его устройством. Однако это никак не отменяет необходимости выживать, а значит, и борьбы за жизненную силу. В мире-природе она добывается в виде пищи, а сохраняется с помощью одежды и дома. В мире-обществе это, естественно, сохраняется. Но между тобой и источниками жизненной силы встают промежуточные среды.

Ими оказываются другие люди, которые присваивают себе источники жизненной силы, и прорваться к источникам можно, лишь договорившись с людьми. Для этого человечество давно придумало некие условности, вроде денег. Но задолго до денег существовали и другие средства, такие как сила или власть. И до сих пор люди бьются за эти три самых простых средства обретения жизненной силы – силу, власть, деньги.

С их помощью удовлетворяются телесные и личностные потребности. Что не значит, что с их помощью решаются все задачи, с которыми может столкнуться человек. Душевные задачи могут решаться только душевно, любовь, к примеру, нельзя взять силой и купить деньгами. Однако даже души могут стремиться к деньгам или власти.

Именно задачи личности и составляют основное поле применения науки думать. Это не значит, что разум не работает в то время, когда мы заняты еще взращиванием тели, или при жизни души. Но телесные задачи решаются им так естественно, что мы их чаще всего даже не замечаем. А если что-то не работает в теле, разум посылает нас к врачам или другим знающим людям. О душевных задачах надо говорить особо.

А вот то, как решить личностные задачи, будет основной объем вопросов, с которыми приходят люди. И даже когда их вопросы будут касаться душевных дел, все же задача будет заключаться в преодолении тех помех, что создало общество или другие люди.

Это оправданно и верно. И это надо принять исходно, поскольку мы рассматриваем воплощенное состояние души, а значит ее существование на Земле в определенном обществе, то есть в истории и культуре. Поэтому задачи, которые рассматривает культурно-историческая психология, так или иначе связаны с проявлениями души в той среде, в которой она совершенствуется.

Что это за среда, в общем рассказано раньше. Теперь необходимо понять, что такое задача и задачность, как суть работы разума.

2. Задача и задачность

Когда звучит слово «задача», наша культура знает, что это нечто подобное тому, чем нас мучили в школе или институте. Наиболее подходящими для этого случая являются задачи математические, физические и химические. Лишь на самом пограничье своего понимания задачности мы допускаем, что задачи могут быть и иными. Например, художественными или производственными.

Но стоит это допустить, как мы словно бы перепрыгиваем в другую часть своего сознания, в котором живет культура иных задач. И теперь мы плохо помним школьные задачи, зато знаем, что в жизни задачи ставит нам руководство или сама эпоха! Задачей каждого советского человека было стать подлинным идейным строителем коммунизма….

Однако, если сделать усилие познания и заставить себя вглядеться в жизнь, то неожиданно прозреваешь, что все, с чем мы сталкиваемся, может рассматриваться как задача. А если усилие увеличить, то сознание взрывается очевидностью: то, с чем мы сталкиваемся и преодолеваем, не только рассматриваются нами как задачи, но и решаются каждый день и каждый миг.

Беда только в том, что многие из них решены так давно, что мы этого уже не помним и просто делаем то, что ведет к решению, по раз и навсегда найденному образцу. Но даже самые привычные и наизусть затверженные действия, по сути своей, были и есть задача, которая решена. Весь наш жизненный путь к мечтам или главным целям выстлан задачами, как дорожными плитками.

Сама ткань человеческой жизни есть задачность.

Философы до сих пор не признали понятие задачности своим. По крайней мере, в основных философских словарях его нет. А вот психологи любят писать о задачах. Впервые понятие задачи ввел в 1981 году К.К.Платонов в «Кратком словаре системы психологических понятий».

Определение Платонова было весьма неудачным, но, как это ни странно, выстояло до наших дней:

«Задача – цель, поставленная в конкретных условиях».

В 1983 году это определение Платонова с изрядными добавлениями повторил словарь Давыдова, Запорожца, Ломова:

«Задача (проблема) – цель деятельности, данная в определенных условиях и требующая для своего достижения использования адекватных этим условиям средств».

В 1985-м Краткий психологический словарь Карпенко под редакцией Петровского и Ярошевского:

«Задача – данная в определенных условиях (например, в проблемной ситуации) цель деятельности, которая должна быть достигнута, преобразованием этих условий согласно определенной процедуре».

Вполне естественно, что отсюда она перекочевала в словари самих Петровского и Ярошевского и многих других. Последним определение Платонова творчески «передрал» «Большой психологический словарь» Зинченко и Мещерякова в 2003-м году:

«Задача (проблема) (от греч. Problema – задача).

1. В широко распространенном смысле задача – вопрос, ответ на который представляет практический или теоретический интерес.

2. В психологии задача – цель деятельности, данная в определенных условиях и требующая для своего достижения использования адекватных этим условиям средств».

Цель – это ни в коей мере не есть задача. Более того, даже достижение цели далеко не всегда становится задачей. Если тебе ничто не мешает достичь своей цели, то ее достижение оказывается просто действием, причем, действие это может оказаться исключительно телесным, вроде: протянул руку и взял.

Более того, цель – это нечто, чем ты хочешь обладать или овладеть. Оно просто не в силах вмещать в себя что-то, помимо своей природы. С точки зрения точного рассуждения, объявив цель задачей, мы тем самым предполагаем, что, достигнув своей цели, мы вместо нее обретем задачу!

Задача не только не существует в одном пространстве вместе с целью, поскольку цель может быть чем угодно, а задача – исключительно содержание нашего сознания, но она еще и не единовременна с целью. Сначала я имею желание, потому делаю из него цель, и лишь после этого начинаю либо достигать ее, если мне ничего не мешает, либо творить задачу.

Задачность – это качество пути к цели, как его видит мой разум. Если путь этот полон помех или препятствий, разум начинает думать, как их преодолеть, и для этого он превращает познанное об этом пути в условия задачи, разрешением которой будет обретение или достижение цели.

Задачность – это прием, который использует человеческий разум, чтобы преодолеть помехи. Любую помеху можно рассматривать как нечто, присущее миру, а можно, как задачу для преодоления. В первом случае, ты смиряешься с этой помехой, как с данностью, во втором, начинаешь думать и искать пути. Прием этот заключается в том, чтобы рассматривать все, что мешает тебе прямо и легко достичь цели, как задачу. Иначе говоря, придавая ему те свойства, которые позволяют его решить, или выискивая такие свойства в его природе.

Но то, что мешает достичь цели, лежащей во внешнем мире, – также часть внешнего мира. Это либо сама природа, либо какие-то люди, либо вещи, либо устройство общества. Им нельзя придать никаких свойств, все необходимые свойства у них уже есть в достатке. Мы просто не властны над этими вещами.

Значит, речь идет о том, что в нашей власти. А именно об образах сознания, с помощью которых мы воспринимаем и познаем внешний мир. Любые образы могут быть чистым отражением мира, то есть не несущими никаких оценок. Просто ты увидел нечто и теперь его помнишь.

Задачность меняет качество таких образов. Она превращает их в условия, которыми ограничена моя свобода движения или действия.

Образы, из которых разум складывает задачу, безусловно, несут в себе знания о внешнем мире. К примеру, я гляжу на охрану банка, мимо которого иду, и вижу, что они вооружены, а значит, у них есть оружие, которое может стрелять. Я это увидел, запомнил, я это превратил в знания, но не придал никакого значения.

Но если я задумал ограбить банк, оружие охраны тут же обретает огромное значение для меня, как и сама охрана, и ее количество. То, что только что было просто знанием, становится условием, которое необходимо учитывать. А еще вчера, когда я ходил в этот банк открывать счет, оружие охраны мною никак не учитывалось! И я бы одинаково выполнил ее требования, будь она вооружена или нет.

Просто знаний, как и просто цели, еще мало для того, чтобы разум создал задачу.

Но цель, поставленная мною, требует достижения и определяет средства своего достижения. Ради одной цели я пойду на убийство, ради другой я заставлю себя долгие годы трудиться, обретая знания, ради третьей я готов пожертвовать своей жизнью, но откажусь от нее, если от этого будет зависеть жизнь другого человека.

Настоящие задачи – это всегда жизненные задачи. Поэтому они нисколько не похожи на школьные задачи по математике и физике. Настоящие цели – это цели нашей жизни, поэтому они находятся в настоящем мире, где мы живем. А настоящие задачи разворачиваются в образе того мира, где мы живем.

И решаются они в точности так, как я бы добрался до цели, не будь помех: подошел, протянул руку и взял, – но в воображении, как это принято называть. Точнее же, в представлении. И начинается это представление только после того, как я попробовал в жизни подойти, протянуть руку и взять, и наткнулся на препятствие, которое не смог преодолеть.

Вот тогда я запоминаю эту часть мира, встряхиваю все свои знания о ней и строю сцену, на которой могу закатить большое представление, в котором будут участвовать в качестве действующих героев мой образ себя и все те знания, которыми я обладаю.

Эту воображаемую сцену, а точнее, пространство, в котором мы представляем себе нечто и, соответственно, думаем, мазыки называли вертепом. На этой сцене, которая в действительности есть кусок образа мира, я буду ходить своим образом точно так, как ходил телом. Буду натыкаться на препятствия и искать пути, какими их можно обойти или преодолеть.

А мои знания в виде образов вещей, зданий, отношений и просто других людей, будут мне всячески мешать или помогать. Как если бы они были актерами в настоящем представлении. Или фигурами на шахматной доске. И я даже буду приговаривать, как это принято у старых шахматистов: «А вот мы вас конем! А мы вам в ответ слоником, слоником… И пешечку эту у вас заберем! И матик объявим!»

И каждый раз, когда мои знания о том, как устроен этот кусок мира, в котором я что-то хочу, будут ставить мне мат, я буду отрываться от своей внутренней сцены и отправляться добывать новые знания, чтобы можно было переиграть все заново. И однажды моих знаний станет достаточно, чтобы я смог попробовать еще одну телесную попытку достичь своей цели.

И я ее либо достигну, либо мне придется снова развернуть свой вертеп и приняться двигать фигурками знаний еще и еще. В итоге решение либо будет однажды найдено, либо я так и буду ходить с этой игрой в своем сознании, тихо сам с собою ведя беседу… Такое состояние называется переживанием.

Переживания – это не настоящая жизнь, а жизнь в представлении, где ты ищешь и ищешь решение какой-то очень важной и болезненной задачи, которую задала тебе жизнь.

Как бы там ни было, но понимание задачности как способа видеть мир представлением, в котором можно отыграть все условия действительной жизненной задачи, позволяет психологу вытащить все это скрытое содержание переживаний людей наружу. Все, что входит в решаемые нами задачи, может быть отыграно с помощью других людей, что дает возможность поглядеть на задачу извне и увидеть, что упущено.

Игры – величайшее изобретение человечества для обучения разума думать, решая задачи. Ими владеют все, но в соответствии со своей культурой. Психологическая культура предполагает необходимость прикладной научной дисциплины, которую можно назвать игротехникой. Игротехника не может решить всех человеческих задач, но владеть ею необходимо.

3. Игра и игротехника

Я не в силах полноценно рассказать, что такое игра, в этой книге. Поэтому я могу говорить лишь об ее использовании в рамках прикладной психологии. Использование игры, которое условно можно назвать игротехникой, определяется необходимостью помочь человеку осознать и решить ту задачу, с которой он пришел к психологу. Проще говоря, психологическая игра – это воплощение задач, с которыми люди встречаются в жизни.

Основываются они на понимании устройства работы разума, который решает все свои задачи, представляя, как человек будет действовать в настоящей жизни. Представлять подобные вещи можно лишь в образах, в образах же нет ничего, кроме того, что мы видели в действительности. Причем, часть из виденного имеет значение для нашей задачи, часть не имеет, а часть имеет весьма условное значение.

Мы привыкаем к такому обращению с образами в жизни. Идя на прогулку расслабленно, мы можем созерцать все происходящее вокруг и наслаждаться этим. Весь окружающий мир будет для нас равно интересен. Но если вдруг перед нами появится собака, мир изменится. В нем резко проступят те части, которые полезны для преодоления этой угрозы, то есть, в сущности, для решения задачи.

Ты увидишь все места, куда можно будет спрятаться, и все вещи, которые можно будет использовать в качестве оружия. И тут же выделишь среди людей того, кто может оказать на собаку воздействие. После этого ты изберешь способ решения – крикнуть хозяину, чтобы придержал собаку, схватить оружие, залезть на дерево.

Очевидно, что мы обращаемся с образом мира в зависимости от задач, которые нам предстоят. Для того чтобы ограничить решение задачи в объеме, мы свободно вырезаем из огромного образа мира только то, что необходимо, создавая как бы мирок задачи. Как я уже писал, эту своеобразную сцену, на которой будет разворачиваться действие, мазыки называли Вертепом.

В этом слове для них совмещались несколько значений. Одно – старинное, означающее пещеру или подземное жилище, где можно укрыться. Впоследствии такие убежища стали называться притонами, поскольку в них пряталось всяческое жулье. Однако в старину того презрительного значения, что мы вкладываем в понятие притона, за вертепом не числилось.

Второе, вероятно, не менее древнее, – это ящик, который носил с собой скоморох, и в котором разыгрывал святочные спектакли, по-русски, игры с куклами. Как пишет Даль: зрелище в лицах, устроенное в малом виде, в ящике, с которым ходят на святках, представляя события и обстоятельства рождения Иисуса Христа.

А третье, построенное на народной этимологии, то есть на внешнем сходстве, предполагало, что вертеп родственно «вертеть», что происходит с тем же ящиком для представлений. И поэтому про ту часть образа мира, которая вырезается для решения задачи разумом, говорили, что она как раз и хороша тем, что ее я могу вертеть, как хочу.

Зрелище в лицах становится зрелищем, если его кто-то разыгрывает, иначе говоря, если есть те, кто его представляют. Это значит, что для решения любой задачи наш разум сначала выделяет достаточную часть образа мира в Вертеп, а затем создает игроков или лицедеев. Создает он их из образов тех, кто должен будет участвовать впоследствии в том, как ты пойдешь к своей цели.

Так и рождается игра.

Как вырезается Вертеп? Собственно говоря, действие это для нас естественно. Разум делает это сам и каждый раз, когда придает значимость каким-то частям образа мира. Как я уже показывал чуть выше: пока ничто не имеет значения, весь мир виден ровно и с одинаковой силой. Но стоит появиться препятствию, и мир словно тускнеет, зато ярко выделяются те его части, которые могут помочь в решении задачи. Это и есть вырезание части образа мира.

В сущности, оно есть способ, как убрать внимание из ненужных частей и вложить высвободившееся внимание в те части, которые важны. Иными словами, как усилить внимание к одним образам за счет ослабления его к другим. При этом очень важно понять, что речь идет именно об образах, а не о действительном мире.

Вспомните, как вы ходите по улицам, задумавшись или в переживаниях. В таких случаях весь внешний мир тускнеет, поскольку вы погружены в какой-то внутренний образ или действие с образами, к которым внешний мир отношения не имеет. Поэтому он за ненадобностью и гасится.

При этом наше внимание направлено во вполне определенное пространство, где точно так же присутствует образ мира, точнее, та его часть, которая необходима для решения нашей задачи. Однако эта часть образа мира никак не соотносится с тем миром, который сейчас вокруг меня. Это именно Вертеп, и я могу вертеть его относительно действительного мира, как угодно. Он совершенно независим.

Угасание внешнего мира, безусловно, происходит не в действительности, а только в нашем восприятии. Никакое восприятие невозможно, если в него не вложено внимание. Внимание же вкладывается либо через образ мира, либо через усилие разума создать новый образ из того впечатления, которое получено. Мы направили внимание в иной образ мира, и он расцвел и стал предельно ярким в том, что для нас важно. Это и есть вырезание Вертепа.

Вырезание части образа мира есть наполнение его предельным вниманием, позволяющим выявить знания о его свойствах. Такое же наполнение вниманием образов тех людей, которые встретятся в нашей задаче, делает их яркими, но лишь в тех своих частях, которые содержат знания о поведении этих людей в условиях моей задачи.

Иными словами, люди, образы которых мы будем использовать в своем представлении, чтобы решить задачу, остаются прежними. Но внутри Вертепа действуют их образы, превращенные в личины, то есть в какие-то куклы, маски, показывающие только то, что нам может помешать или помочь. Именно эти свойства настоящих людей и выделяет наше внимание, создавая личины для Вертепа.

Описанное мною соответствует действительной работе разума, решающего жизненные задачи. Эти знания можно использовать для того, чтобы выстраивать из задач, которые приносят люди, игры. Понятно, что такие игры возможны, если есть достаточное количество помощников, хотя сам психолог может отыгрывать для человека все нужные личины.

Первое, что нужно осознать, это то, что действительный мир не имеет никакого значения для такой работы. Важен лишь тот кусок образа мира, в котором разворачивается задача. Поэтому на внешнюю обстановку можно не обращать внимания. Как в жизни, мы воспринимаем внешний мир в такие мгновенья весьма условно, так сказать, знаково.

Находясь в переживании или глубоком раздумье, мы задаем себе несколько знаков, которые должны нас «будить», когда мы, к примеру, оказываемся на улице. Допустим, вид мчащейся машины должен выводить нас из раздумья. Как и толпа должна вызывать чуть большее внимание наружу, чтобы пройти сквозь нее.

Вот так же и любое действительное пространство или помещение, в котором строится игра, может быть превращено в мир Вертепа. Достаточно обозначить его словами, что это то пространство, в котором разворачивалась действительная задача. И указать пальцем на какие-то его части, назвав их: вот здесь у нас вход в тот банк, что вы собирались ограбить. А вот тут будет стоять охранник. А там машина, которая вас ждет….

И этого будет достаточно, чтобы разум человека ощущал, что все происходит в действительном мире, поскольку ему важен не сам мир, а те знаки, которые тогда для него были важны, и которыми он пометил образ мира.

Соответственно преобразуются в личины и люди. По большому счету разуму безразлично, каков в действительности тот человек, который стал помехой на пути. Или может оказаться помощником. Ему важны лишь те черты этого человека, из-за которых задача не решается или может решиться.

Поэтому если выделить эти черты в личину и одеть ее на любого человека, разум спокойно примет эту подмену. Достаточно выяснить, что было важно для человека в тот миг в другом. Например: он был усатый, и у него был пронзительный взгляд. И вот такого короткого описания может быть достаточно, чтобы замена была полностью принята. Даже меньше: достаточно провести пальцем под усами и сказать: «Тут у меня усы!» И нахмурить брови, «делая взгляд пронзительным».

Если будут хоть какие-то несоответствия ожиданиям главного игрока, он тут же подправит, к примеру, сказав: «Нет, он не хмурился, он как раз улыбался, но смотрел пронзительно». Тогда нужно поменять свое поведение, и игрок успокоится и примется за воссоздание других значимых частей.

Но чтобы игра состоялась, все необходимые части или условия задачи должны быть воссозданы. Часть – простым называнием и размещением в пространстве образов. Часть в людях. А какую-то нужно восстановить в вещах.

Самое неприятное, когда сам игрок не помнит какой-то важной части. Но это и становится задачей игры – найти недостающую часть того мира, потому что, очень вероятно, именно из-за нее он и потерпел неудачу в жизни.

Но это относится уже не к творению игры, как своеобразного искусственного, но жилого мирка, а к ведению игры. Ведение игр – огромная тема, для освоения которой нужно понимать несколько важных для нашей жизни вещей.