Текст книги "Смерть императора"

Часть II
Дорога на восток и дорога на запад

Глава I
Адриан и Юлий Агриппа[24]24
  Юлий Агриппа – один из самых богатых людей Сирии, на свои средства восстановивший полностью разрушенную Апамею.


[Закрыть]

В разрушенном дворце наместника за два месяца успели восстановить несколько комнат. В только что отделанном атрии пахло известкой, стоял сырой дух, несмотря на то что по углам горели четыре жаровни. Сиреневые дымки, причудливо извиваясь, утекали вверх – к синей прорези неба в прямоугольнике над имплювием[25]25
  Имплювий – бассейн в центре атрия.


[Закрыть].

Охрана наместника пропускала Афрания и его спутников беспрепятственно в любой час дня и ночи, но в атрии фрументария и его спутника встретил вездесущий Зосим.

– Наместник занят. Важный гость, – бросил всемогущий вольноотпущенник.

«А, мы знаем, что за гость у него ныне…» – мысленно ответил Приск.

– Уж не Траян ли? – спросил Афраний.

– Юлий Агриппа, – уточнил Зосим. – Наместник просил не беспокоить.

– А кто такой Юлий Агриппа? – поинтересовался Приск.

– Я слышал – один из самых богатых людей в Сирии, – сообщил Афраний. – Часть его поместий находится рядом с Апамеей…

– Апамея разрушена до основания… – вздохнул Зосим, как будто речь шла о его личным владениях.

Постояв так недолго с видом самым печальным, он вдруг встрепенулся, скользнул к проему, что вел в таблиний, приоткрыл дверь и заглянул. Потом обернулся, махнул рукой.

Означало это: Адриан зовет.

Когда Приск и Афраний вошли, в таблинии никого не было, кроме самого Адриана.

– Ну и что за важное дело? – спросил наместник.

Вид у него был суровый, но усмешка в уголках рта говорила – расположение духа у него самое что ни на есть благодушное. Зная его вспыльчивость и склонность к переменам настроения, Приск бы постарался как можно короче доложить о находках в доме Александра (о которых Адриан и так уже знал по вчерашним запискам) и благоразумно ретироваться. Но он был не один, Афраний же – интриган куда более искушенный – решил, что стоит поставить наместника в известность.

Рассказ о событиях вчерашнего дня, вечера и ночи занял что-то около получаса. Афраний говорил обстоятельно, четко, без лишних подробностей. Единственное, что опустил, так это способ, которым сумел вытрясти из Александра подробности насчет Андрея. Адриан слушал молча. О том, что Приск перетряхнул вещи Береники, тоже не упомянули.

– То есть… Как я понял… а я вроде бы все понял… – проговорил наместник в задумчивости. – Вы двое умудрились упустить лазутчика парфян Амаста и еще одного лазутчика, предположительно из Хатры, который отирался возле военного трибуна несколько месяцев. То есть раба Сабазия. Так?

– Да, эти двое бежали, – согласился Афраний, – но нам удалось захватить нескольких помощников. Александра и его жену – прежде всего. Мы нашли склад с оружием, записки, условные знаки…

– Придурки! – рявкнул Адриан, не дослушав оправдания. – Все это чушь! Главное – от вас ускользнула парочка опасных лазутчиков! Весь Восток вот-вот восстанет против власти Рима, а вы двое рассказываете мне о своих достижениях…

– И о промахах, – уточнил Афраний.

– Вот-вот! О том, как вы сели в глубокую вонючую лужу…

– Не слишком глубокую. В Антиохии восстания точно не будет, – не побоялся возразить Афраний Декстр.

– Ну утешил!..

Наместник вдруг остыл – как раскаленные камни очага, на которые плеснули холодной воды.

– Так ты рассказал, что старикашка Пакор лично приезжал тайком в Антиохию… – спросил Адриан почти благосклонно.

– Нет, не в саму Антиохию. Похоже, его принимали на вилле за городом. В городе он не появлялся, хотя к старости многие становятся безрассудными. – И пусть хотя речь шла вроде бы о Пакоре, эти слова вполне можно было отнести и к Траяну.

– Мне это нравится… – вдруг сказал Адриан. – Эта дерзость, которая почти граничит с глупостью. Ты ведь можешь быть дерзким, трибун Приск?

– Я многое могу… – попытался уклониться от прямого ответа Приск.

– А можешь, допустим, отправиться тайком в Селевкию[26]26
  В романе упоминаются два города с названием Селевкия – Селевкия на Оронте – город-порт рядом с Антиохией, и Селевкия на Тигре – город-близнец столицы Парфии Ктесифона. Поэтому, когда Приск говорит «у нас в Селевкии» – он делает вид, что Адриан предлагает ему проехать всего ничего до портового города. Адриан же имеет в виду Селевкию на Тигре, рядом с парфянской столицей, – цель последней кампании Траяна.


[Закрыть] и встретиться с Пакором?

– Вряд ли Пакор находится у нас в Селевкии…

– Ну… помнится, в Хатре у нас есть гостеприимец Дионисий… а у него имеется немало родни в Селевкии… – встрял в разговор Афраний.

– Да, помнится… – согласился Адриан. – Только не знаю, как встретит тебя родня Дионисия в Селевкии…

– Ну, если пообещать ему много золота… – Приск старался не смотреть на Адриана. Ему казалось, что это какая-то глупая игра, которая опять может закончиться криком, угрозами. А то – не исключал трибун – наместник может вскочить, схватив первое попавшееся под руку – трехногий бронзовый столик, например, с мраморной столешницей, – да обломать о спину двух незадачливых своих клиентов.

– Все зависит от тебя… – Адриан пока не торопился буйствовать.

– От меня? – Трибун удивился искренне.

– Разве ты не сказал только что, что готов отправиться в Селевкию?

– Я это говорил?

– Да, только что…

– Ну да. В порт на Оронте.

– А я говорил про Селевкию на Тигре!

Ничего такого Приск не обещал, даже не заикался. Но отрицать даже не пробовал. Подобные фокусы были вполне в духе Адриана. Приск не сомневался, что в случае чего Афраний тут же подтвердит, что трибун на опасную поездку согласился, – и даст в том клятву. С другой стороны – это лучше, чем сложить свою голову на блюде. Хотя он до конца не поверил в могущество этой красотки, но все равно опасаться стоило.

– Что я должен сделать? – выдохнул Приск.

– Неужели ты согласен ехать? – покачал головой Адриан. – Это же опаснейшее путешествие… Смертельное, можно сказать.

– Мне не привыкать.

– Я просто не верю, что ты согласен.

– Я могу отказаться? – с надеждой спросил Приск.

– Разумеется, нет.

«Вот гад…» – Приск не знал даже – злиться ему или рассмеяться.

– И что я должен сделать?

– Добиться, чтобы Пакор открыл римским войскам ворота Селевкии. Станет нашей Селевкия на Тигре – падет грозный Ктесифон. Ты наверняка слышал, что взять штурмом парфянскую крепость практически невозможно.

– И только-то! – фыркнул Приск. – Добыть Селевкию с Ктесифоном.

– А тебе подобное не под силу?

– Пожалуй что нет.

– А ты попробуй…

Это так в духе Адриана – дать невыполнимое задание клиентам, да еще изобразить удивление: а почему ты не можешь исполнить приказ? Слаб? Глуп? Боишься? Как жаль! У меня есть другие, способные куда на большее!

– И когда мне отправляться? – Приск втайне все еще надеялся, что весь разговор – нелепый розыгрыш. И Адриан вот-вот махнет рукой и откажется. Хотя… когда это властитель отказывался от безумного замысла ради здравого смысла? Или здравый смысл существует только у тех, кто получает безумные приказы?

Увы, надеждам не суждено было сбыться.

– Как можно скорее, – решил наместник. – Хотя… – Адриан на миг задумался. – Дело это тонкое, требует подготовки и обдумывания.

– То есть завтра я еще не еду? – усмехнулся Приск.

И на том, как говорится, спасибо.

– Я бы на месте трибуна спросил о финансировании поездки, – подсказал Афраний Декстр.

Адриан кивнул:

– Правильное замечание. Я выдам вексель к моему банкиру – получишь тысячу ауреев на экипировку. И еще тысячу – на дорожные расходы. Отчитываться за траты не надо, если выполнишь все как надо, – пошутил наместник.

Это было щедро.

– Я могу идти? – спросил Приск, забирая из рук наместника вексель.

– Идите оба.

И, уже когда Приск очутился у дверей, вслед донеслось:

– Чем ты так разозлил самую красивую женщину Антиохии?

– Я сказал, что моя жена прекраснее… – отозвался Приск.

Трибун слышал, закрывая дверь, как смеялся наместник.

* * *

– Ну и как тебе поручение? – спросил Афраний, когда они уже покинули таблиний Адриана.

Впрочем, говорить, стоя у дворца, было не особенно удобно: по расчищенной и восстановленной дороге вереницей тянулись повозки, везущие дерево, камень, известь для восстановления покоев. Правили им в основном легионеры. Пока армия не отправилась в поход, солдаты вкалывали как колодники на каменоломнях.

– А ты знаешь, я уже начинаю привыкать к заданиям почти невыполнимым, – рассмеялся Приск.

– Я бы тут не стал добавлять «почти», – уточнил Афраний.

– Ага… не буду. Но эти без «почти» невыполнимые распоряжения мне нравятся.

– И ты знаешь, как все исполнить?

– Понятия не имею…

– Поразительно, как Адриан радеет о победах дядюшки… – восхитился Афраний.

Приск не сомневался, что фрументарий фальшивит: оба они давно изучили патрона, и оба знали, что радеет сейчас Адриан не о победах Траяна, а о сохранении его армии. Которая скоро – и даже очень скоро – должна перейти под командование Адриана. Императора без легионов не бывает.

– Да. Поразительно, – буркнул в ответ Приск, всем своим видом давая понять, что обсуждать этот вопрос не станет.

– Что теперь?

– Учитывая, что я почти всю ночь не спал, меня чуть не утопили и меня мутит от усталости, я бы отправился на виллу к Филону и лег спать, – признался трибун.

– Днем?

– Мне без разницы. Но сначала неплохо бы перекусить – паштет, яйца и хорошее вино…

– Согласен. Паштет, яйца, хорошее вино и горячий хлеб… – Афраний глубоко вздохнул, тем самым показывая, что ничто человеческое ему не чуждо, как говорил один из героев Плавта.

Тем временем из дворца вышел Зосим.

– Сейчас Адриан отправится руководить установкой новых ворот на въезде в город. Хотите, чтобы он прихватил вас обоих с собой? – хмуро глядя на военных, спросил вольноотпущенник.

– О нет, – простонал Приск. – Я сдохну, если не посплю час-другой.

– Тогда исчезните оба, – посоветовал Зосим. – Вам, военным, и невдомек, сколько сил мне стоило успокоить эту сумасшедшую бабенку. Она готова была загрызть вас обоих за то, что вы перетряхнули ее тряпки.

– Зосим, мы перед тобою в долгу, – вполне серьезно сказал Афраний.

– Так не забудьте, если что, этот долг вернуть!

Отойдя шагов на десять, трибун и центурион переглянулись:

– Надо же какой грозный… – буркнул Афраний.

* * *

– А я приказываю: Антиохия, восстань из руин! Иона восстанет! Это так же точно, как то, что завтра опять взойдет солнце!

Услышав эту фразу, Адриан вздрогнул и обернулся. С высоты коня он видел среди толпы пятачок свободного пространства. Вертлявый смуглый паренек стоял в центре свободного пространства. Именно он и произнес последнюю фразу… голосом Траяна.

– Зосим! – окликнул Адриан вольноотпущенника и спрыгнул с коня – ему не хотелось, чтобы его заметили. Серый плащ, накинутый поверх туники и кожаной лорики, позволил ему слиться с толпой. – Разве этот парень не должен сидеть у нас в карцере?

– Видимо, он выбрался во время землетрясения… А те, кто его охранял, погибли… – отозвался Зосим, мгновенно очутившийся рядом.

– И ты позабыл о нем, – в голосе Адриана тут же послышались гневные нотки. – Забыл, какое место он занимает в моих планах.

– Доминус, я полагал: он погиб. Как многие другие.

– Как видишь, он жив. Ион устраивает ненужные представления… Пора исправить свою ошибку. Живо! – Грозный придушенный рык заставил отпущенника рвануть повод так, что конь сделал свечку.

Справившись наконец со скакуном, Зосим развернул коня и ускакал – за конной стражей наместника.

– … Сейчас я все построю заново, наилучший принцепс! – отвечал тем временем фигляр голосом Адриана. – Я подниму эту колонну сам без крана – так я силен! – Актер изобразил, как будто пыхтит от натуги, пытаясь поднять нечто тяжеленное, и, разумеется, не может это сдвинуть с места.

Толпа хохотала.

«Адриан» бросил иллюзорную колонну:

– Завтра я ее непременно подниму…

Актер брезгливо отряхнул руки, и Адриан узнал свой собственный жест.

Толпа уже визжала от хохота.

– И не забудь на каждом доме написать, что это я его восстановил! – отвечал лицедей уже голосом и тоном Траяна. – На каждом храме, на термах и базиликах – всюду должно стоять мое имя.

– А я могу поставить рядом свое? – спросил лицедей сам себя, уже изображая Адриана.

– Так и быть… Я только выберу, где… – Лицедей изобразил задумчивость, пошевелил губами. – Нет, не можешь…

Новый взрыв хохота.

Зосим вернулся. Вместе с восьмеркой конной стражи. Очень вовремя – еще пара реплик – и наместник задушил бы этого человека – уж на это силы бы ему хватило.

Адриан протиснулся сквозь толпу и подошел к чревовещателю:

– Кажется, я запретил тебе устраивать подобные представления на улицах… – сказал он мягко.

– Эй, наместник! – без всякого почтения крикнул кто-то из толпы. – Ты что, собираешься его высечь? Или казнить? Он всего лишь смешил народ… Нам и так тут тошно. Четверть часа смеха мне помогут…

– В городе полно других – фокусников и танцоров… – перебил говорившего Адриан.

Но тот оказался не робкого десятка, протиснулся вперед и встал перед наместником.

Он сильно пострадал во время землетрясения – вместо правой руки у него была только что зажившая уродливая красная культя, на лбу и щеке – плохо зажившие шрамы. Один глаз поврежден – человек все время моргал, а глаз – слезился.

– Я был одним из самых красивых людей в этом городе… А сейчас я могу разве что просить милостыню – да и то – безуспешно. Калек теперь на улицах хватает. Почему ты не даешь нам немного посмеяться и забыть обо всем…

– Этот парень будет развлекать теперь меня… – заявил Адриан.

Один из конной стражи ухватил лицедея поперек пояса и усадил на коня позади своего товарища.

– Он будет жить во дворце! – крикнул Адриан в толпу.

– Тогда я напишу. Наместник Сирии убивает актеров…

– Я не собираюсь его казнить… – пообещал Адриан.

– Когда восстановят водопровод? – вдруг выкрикнул кто-то. – Когда можно будет наконец нормально помыться.

– Большие термы уже восстановили. Через три дня их откроют, – ответил Адриан. – Приходи мыться, мой дерзкий друг. Впервые нундины плату не будут брать вообще.

– Да здравствует наместник! – заорали сразу несколько голосов.

– Нам нужен этот фигляр! – не унимался калека.

– В базарный день[27]27
  Обычно последний день римской недели (нундин).


[Закрыть] будут большие представления! – выкрикнул наместник, перекрывая ропот толпы. – И будут дополнительные раздачи.

– Будь здрав, Адриан! – В этот раз крикнули куда более дружно.

Похоже, зародыш недовольства придушен и исчез в сладких предвкушениях мытья в термах, развлечений и получения тессер на бесплатное масло, хлеб и – возможно – вино.

– Зосим, стереги этого парня лично, как зеницу ока, – потребовал Адриан, когда лишившаяся развлечений толпа осталась за поворотом. – И если в нужный момент его не окажется под рукой, я спущу с тебя шкуру. Лично. Ты запомнил?! – рявкнул Адриан. – Дважды ошибок я не прощаю. Сборище придурков, недоделков! Ни одну работу не могут сделать как надо!

Он утих так же внезапно, как и пришел в ярость.

– Но смотри, чтобы парень ни в чем не терпел нужды.

– Полагаешь, в нем скоро возникнет нужда? – осторожно спросил Зосим.

– Не сегодня и не завтра… Возможно, пройдет год. Или даже два.

– Это долго…

– Учись ждать. – Адриан помолчал и добавил: – Скорее всего, остался только год…

Глава II
Филон устраивает обед

Однако вряд ли Афрания и Приска в тот день ожидали постель и отдых. Едва они миновали ворота виллы, как Филон кинулся к ним навстречу.

– Гай, друг… мне надо с тобой поговорить…

Механик нелепо выпучил глаза. Любому, кто был хоть немного с ним знаком, тут же становилось ясно, что он хочет пошептаться о какой-то важной тайне.

– Не сейчас, Филон, я смертельно устал… – Приск не хотел больше ни о чем говорить в присутствии Афрания. Каждая крупинка чужой тайны могла стать смертельным оружием в руках центуриона фрументариев. А тайны Филона – насколько известно трибуну – были весьма опасного свойства.

Впрочем, Афраний истолковал гримасы механика по-своему.

– Нашкодил, Филон? Небось открыл сундук?

– А? Какой сундук? – Похоже, за новыми тревогами хозяин позабыл о привезенных сокровищах.

– Денежный сундук из разрушенного дома этого жулика Александра, – подсказал Афраний.

– А, тот, огромный… Как же… привезли… Тяжеленный… шестеро с трудом сняли его с повозки. Теперь охраняют.

– И где он?

– Как где? В атрии – где и положено стоять денежному сундуку.

– Мне нужно, чтобы ты снял замок, но чтобы рядом никого постороннего не было – только ты, я, Приск. Справишься?

Филон самодовольно хмыкнул:

– Думаешь, на свете есть замок, который я не смогу открыть?

Афраний с Приском отправились в атрий. Филон не солгал – рядом с его собственным огромным сундуком, обитым бронзой, стоял еще один, раза в два больше, но изрядно грязный и помятый. Легионер Шестого Железного легиона стоял рядом с привезенным сундуком в карауле.

– Свободен! – распорядился Приск. – Можешь идти отдыхать.

Парень стукнул копьем об пол, ударил себя кулаком в грудь и удалился из атрия почти бегом так, что едва не сбил входящего в атрий хозяина дома.

– А куда он побежал? – спросил с подозрением Филон. – Небось опять есть…

Механик явился в атрий с деревянным ящиком. Проверил пергаментные языки с надписями, потом запустил руку внутрь и извлек бронзовый ключ.

– Хочешь сказать, что у тебя есть ключ от этого денежного сундука? – приподнял бровь Афраний.

– Ну конечно, раз я сам изготавливал замок, – с гордостью объявил Филон.

– И зачем же ты хранишь дубликаты?

– Если хозяин по рассеянности потеряет свой. – Филон понял, что сболтнул лишнее и отмахнулся. – Да мало ли зачем… На всякий случай храню.

– Может, у тебя есть копии ключей и от сундуков наместника? – спросил Афраний вкрадчиво.

Филон надулся. Но он напрасно выпячивал губу и хмурил брови – и Афранию, и Приску и так стало ясно, что дубликаты на сундуки Адриана существуют. Ох и допрыгается когда-нибудь Филон, получит сполна за свои фокусы.

Механик осмотрел ключ, примерился… Попробовал один – не подошел. Второй… Третий открыл замок… Филон демонстративно медленно поднял крышку. Сверху содержимое сундука покрывал кусок старой кожи.

– Странно выглядит… – пробормотал Приск.

– Чем странно? – не понял Афраний.

– Такое впечатление, что сундук прежде стоял не на днище, а на крышке.

Приск приподнял кожу. Моргнул… Отбросил кожу и резко до конца откинул крышку. Внутри не было ни денег, ни драгоценностей, ни важных бумаг – в сундуке лежали камни. Здоровые обломки и мелкие обломки, припорошенные известковой пылью, – их явно натолкали сюда после землетрясения.

– Чтоб у пройдохи Гермеса крылатые сандалии украли… – изумленно ахнул Филон. – А я-то думал, чего это он такой тяжеленный…

– Лысая задница… – шепнул Афраний.

Приск же просто потрясенно молчал. Кто теперь помешает Ликорме обвинить военного трибуна в краже золота? Ведь это его люди раскопали сундук, пока Приск гонялся за Амастом. То есть легионеры оставались в доме без присмотра и могли сотворить все что угодно.

– И сколько ты всего изготовил ключей? – спросил зачем-то Приск, как будто это могло прояснить ситуацию…

Хотя в какой-то степени могло. Замок не был взломан – значит, тот, кто набил содержимое хозяйского казнохранилища камнями, пользовался именно ключом.

– Кроме моего – существует еще две штуки.

– Один, понятно, хозяйский, а вот кому достался второй? – пробормотал Приск.

– Как – кому? – недоуменно переспросил механик. – Второй ключ был у красавицы Береники, то есть у хозяйки.

– Ну уж она точно не могла вытащить золото и заменить его камнями, – покачал головой Приск.

– Позвать сюда всех, кто охранял сундук! – загрохотал Афраний и, сообразив, что отдавать приказы некому, – сам ринулся вон из атрия.

Как только он скрылся, Филон с облегчением выдохнул. Кажется, камни в сундуке его не слишком поразили…

– Ну наконец-то мы одни! У меня гости… – Вообще-то механик обожал гостей и долгие трапезы за полночь, переходящие в не менее долгие возлияния. Но в этот раз в голосе его не слышалось радости.

– Гости? У тебя же каждый день в доме гости… мы с Афранием тоже гости, – напомнил Приск.

– Это особые, – Филон натужно прочистил горло. – Совсем особые… – Он понизил голос до шепота: – Из Хатры.

– И чего же хотят твои особые гости?

– Они… все не так просто. Приехали заказать… ну ты понимаешь? – Филон глянул умоляюще. Видимо, предполагал, что все с утра до вечера ломают голову над его проблемами. Впрочем, Приск догадался, с какой целью явились гости из Хатры.

Но отрицательно покачал головой и сказал:

– Не понимаю.

– Новые машины для своего города, – обреченно выдохнул Филон.

– Вот как? – Приск сделал значительную паузу. – И почему-то я не удивлен. Совсем. Ну и много они хотят машин?

– М-много… – С каждой фразой Филон все больше бледнел, в итоге лицо его сделалось грязно-серым, как тающий снег весной где-нибудь на дорогах Мезии.

– Ты отказал?

Филон замотал головой.

– Согласился?

– Я не знаю, что делать. Ты говорил, что не стоило изготовлять машины… для них. Еще накануне войны. А сейчас… когда император вот-вот отправится окончательно покорять Парфию…

– Сейчас хатрийцы вроде как наши союзники, – напомнил Приск. Хотя сам в последнее не верил ни на палец.

– Еще те союзники! – выдохнул Филон.

– Заломи с них цену побольше.

– Так что? Соглашаться?

Приск задумался. Правда, соображал он этим утром неважнецки: голова гудела как медный котел. По которому лупили палкой. Причем изнутри.

Гости из Хатры… Гости из Хатры… мысль вертелась и ускользала. Было какое-то блестящее тонкое, тончайшее решение… Ах, если бы при этом так смертельно не хотелось спать! Филон смотрел на трибуна умоляюще. Нет, ну почему все хотят от Приска каких-то волшебных решений… Соединений несоединимого, решения нерешаемого… кубатура круга… Кажется, была такая задача… Но никто ее не решил. Никто.

– Обед скоро? – спросил Приск.

– Как обычно – часу в десятом[28]28
  Время римское. Отсчет дневных часов велся от рассвета.


[Закрыть]…

– Ну… а почему бы тебе не пригласить на обед Адриана?

– Наместника? – зачем-то спросил Филон. – Но мои гости из Хатры…

– А где твои гости сейчас?

– В… термах… Их там трое – два богача вместе со своим телохранителем. А свита их разместилась в комнатах для прислуги.

– Надеюсь, они выползут из бани не скоро. Давай-ка я напишу Адриану и сообщу, что ты зовешь его на обед.

– Пригласить Адриана? – Лицо Филона перекосило. – Зачем?…

– Адриан – наместник провинции Сирия – или ты запамятовал? Нет? Тогда, полагаю, наместнику следует знать о приезде наших союзников.

– Что ты задумал? – Филон, кажется, чуть не плакал. – Ты предаешь меня? За что?

– Дружище, я радею о твоей пользе. И не бойся – все получится наилучшим образом… Как я говорил уже не раз – лобовая атака порой – наилучший способ решения всех проблем. Вопрос только, кого бросать на прорыв… А главное – кто руководит этим прорывом.

– И кто же руководит? – промямлил Филон.

– Я, разумеется. Итак, пишу приглашение от твоего имени, а ты пошли какого-нибудь толкового быстроногого парня к Адриану – он сейчас как раз наблюдает за установкой новых ворот на въезде в город – и будет там до заката. Приказано всех посланцев отправлять туда. Надеюсь, блюда за столом окажутся не просто изысканными, а самыми наиярчайшими… И приготовь любимое блюда Адриана – тетрафармакон. Надеюсь, у тебя найдется фазанье мясо, свиное вымя и ветчина, чтобы запечь в тесте? Итак, я напишу письмо и отправлю, загляну в термы, а потом вздремну пару часов, пусть меня разбудят перед обедом, – изложил план действий Приск и, прежде чем Филон сообразил, что это значит, скорым шагом направился к себе в комнату.

Трибун писал споро. Но это было не просто приглашение, а подробное изложение грядущего плана. Если Адриан хочет, чтобы трибун исполнил его поручение и сделал так, чтобы ворота Селевкии на Тигре открылись перед императором, он должен будет Приску в этом опасном деле помочь. Хочет новый император армию? Так пусть поможет ее спасти.

Едва трибун закончил и запечатал таблички, как в комнату ворвался Афраний Декстр.

– Я знаю, кто стырил золото! – объявил он торжествующе.

– Ну и кто?

– Твой центурион, – Афраний если уж кого обвинял, то без тени сомнения.

– Фалькон? Он же был со мной.

– Ну да, был… Но это он придумал, как вскрыть сундук. Пока ты занимался Амастом, его опцион и легионеры обчистили Александра. А центурион вроде как ни при чем. Но свою долю получит – таков уговор. Ворюга Фалькон. Я так и знал!

– Да ну…

– Мне все рассказали легионеры.

– И как же они открыли замок? У Фалькона тоже был дубликат ключа? – Не то чтобы трибун был высокого мнения о честности Фалькона, но защищать своих людей до последнего – было его правилом.

– Вот в этом и весь фокус. Замок никто не открывал! – торжествующе объявил Афраний Декстр. – Просто-напросто сундук выломали из пола, золото вытряхнули в амфору, а потом сундук перевернули и набили камнями. Помнишь, ты сказал: мне кажется, что сундук стоял не на дне, а на крышке?

– Ну…

– Так вот, твои ребята перевернули сундук, оторвали дно, набили его камнями, а затем присобачили дно обратно.

– Умно!

– Куда уж умнее…

– И что ты намерен делать? – Трибуну не особенно нравилась вся эта история. Его людей могли обвинить в мародерстве. А уж привлекать по делу о краже Фалькона не хотелось вдвойне.

– Немедленно вернуть золото.

«А ведь парням достанется», – отметил про себя Приск.

– Как именно? Ты хочешь объявить моих людей мародерами? Мне это совсем не нравится. Совсем, – повторил Приск с нажимом.

– Боишься, что бросит тень на тебя?

– А разве нет? И – возможно – на тебя. Ведь это ты приказал не отдавать сундук Ликорме, а доставить сюда, к Филону. Что ответишь на это?

Ага! Афраний понял, как его приказ может выглядеть со стороны, и задумался.

– Кажется, твой приятель Тиресий… его посещают пророческие сны. Например, в своих снах он увидел Адриана императором… – понизил напор Афраний. – Почему бы теперь ему не увидеть во сне спрятанное в развалинах золото и не передать известие о тайнике Адриану.

– Это было бы просто… замечательно… – выдохнул Приск. – За такое… наверняка положена награда.

– О да, – улыбнулся уголком рта Афраний. – Несомненно.

В его светлых льдистых глазах прыгали сумасшедшие искорки.

«Интересно, какую же награду потребует этот сумасшедший за „пророчество Тиресия“? Нет, не с Адриана – а с центуриона Фалькона…» – подумал Приск.

Ему показалось – тут и прорицателем быть не нужно, – что цена будет велика. Потому что Афранию всегда и за все платят по максимуму.

– Послушай… – Приск решил, что сейчас лучше перевести разговор на другую тему. Пусть все сказанное отстоится в голове Афрания. Характер у фрументария очень странный – яростная вспыльчивость вкупе с обычной холодностью – тут никогда не знаешь, как все обернется. – Я забыл тебе передать в этой суете… Когда я захватил этого Пана, раба Амаста, то отнял у него вот это.

Приск протянул Афранию флакончик из оникса с изящной геммой на одной из граней. Изображен был какой-то цветок. Возможно – аконит.

– Я лично думаю, что это яд… Но спросить не у кого – Пана убили члены его же фамилии[29]29
  Фамилия в Древнем Риме – это все проживающие с хозяином в доме: и свободные, и рабы.


[Закрыть].

– И зачем ты мне его отдаешь? Я должен кого-то отравить? – усмехнулся центурион.

– Тогда давай выбросим…

– Э, нет.

Афраний открыл флакон, понюхал.

– Это точно яд, – заявил решительно. – И яд какой-то особенный.

* * *

Гости из Хатры нежились в бассейне с горячей водой. Телохранитель тоже залез в воду и яростно разминал плечи своего господина, дородного грека с черной кудрявой бородой. Тот блаженно постанывал и закатывал глаза от удовольствия.

Приск, скинувший в раздевальне одежду, теперь держал в руках надушенные льняные простыни.

– Дионисий! – радостно воскликнул Приск.

Впрочем, радость его была фальшивая, да он и не пытался этого скрыть.

Гость из Хатры, сидевший в бассейне, приоткрыл глаза и улыбнулся в ответ сладко и не менее фальшиво.

– Бесстрашный трибун Гай Осторий Приск! Боги хранят тебя! – Грек тут же начал трещать без умолку, выяснял, как ведут себя старые раны, и, кивая на здоровяка, что мял, будто сырую глину, его тело, стал советовать немедленно отдаться в руки искусного массажиста. Глаза Дионисия при этом подозрительно щурились, и сам он – будто ненароком – переглядывался со своим спутником, жилистым темнокожим арабом. Черные волосы араба, даже влажные, напоминали шапку. Следы давних плохо заживших язв делали его сухое костистое лицо на редкость уродливым. Однако глаза были умные, а взгляд – пронзительный. Звали араба – если верить Дионисию – Бораком из рода Шамшбораков.

– Благодарю, но раны меня вовсе не беспокоят, – заверил Приск.

– А как поживает наилучший принцепс Траян? – спросил Дионисий, решив, что уже достаточно польстил военному трибуну.

– Отлично.

– Я слышал, во время землетрясения его вынес на плечах какой-то гигант.

– Ему помог выбраться наместник Сирии Адриан, – отозвался Приск, также слышавший всевозможные истории чудесного спасения Траяна. – А как поживает Аршакид Эдерат? – поинтересовался в свою очередь Приск. – Мне стоило больших трудов уверить наилучшего принцепса, что Эдерат, напав на его посла, то есть на меня, действовал по своей воле, а не с согласия правителя Хатры, ибо это могло привести к тяжелейшим последствиям для этого города.

– О мой добрейший Приск! – заверещал Дионисий. – Это ужасное, ужаснейшее недоразумение… Яне ведал, что Эдерат напал на тебя, уважаемого посла. Я узнал об этом только от тебя, только что… Клянусь короной бога Шамша.

«Надо же, какой дерзкий врун…» – отметил про себя Приск.

– Я полагаю, ты, мой друг, привез доказательства того, что нападение на меня, римского посла, подарившего Хатре бюст нашего императора как залог дружеских отношений, не имеет никакого отношения к правителям Хатры? – спросил трибун грозно.

– О да, разумеется… – Дионисий завертелся в бассейне, будто из труб в воду полился чистый кипяток. – Уверяю тебя, я привез столь весомые подтверждения, что у тебя не останется никаких сомнений на этот счет… И у наместника Сирии никаких сомнений не останется.

– А у императора?

– У императора – тем более!

Приск продолжал смотреть мрачно, но про себя ухмыльнулся: надо полагать, хитрый грек доставил из Хатры увесистый сундучок с золотом для наилучшего принцепса и плотно набитый кошелек – для пострадавшего посла, дабы убедить, что происшествие было всего лишь нелепой случайностью.

Пока Дионисий вертелся ужом, Борак нежился в бассейне с теплой водой. И не произнес ни слова.

О том, кто он такой, и зачем прибыл в Антиохию, Дионисий не обмолвился ни словом.

* * *

Адриан вошел в триклиний, когда уже все гости заняли свои места за столом. Консульское, самое почетное место за столом было приготовлено именно для него, и наместник немедленно возлег на ложе.

Мальчик лет двенадцати, смазливый, румяный, поднес наместнику венок из виноградных листьев.

– О, боги, Филон, такое впечатление, что все несчастья, постигшие Антиохию, миновали твою виллу, – заметил Адриан, осушая поднесенный ему виночерпием бокал с мульсом[30]30
  Мульс – смесь вина с медом и водой, аперитив, подавался до приема пищи.


[Закрыть].

И хотя после декабрьского землетрясения он бывал у Филона не раз и не два, всякий раз считал нужным выказать свое изумление по поводу роскошной жизни механика.

– Боги были милостивы ко мне, – скромно потупился Филон. Сам хозяин только пил – и пока не притронулся к закускам – кусок не шел в горло, ибо – как подозревал Филон – обед этот мог оказаться последним в его жизни.