Текст книги "Огненный тыл"

По команде солдаты выбежали из-за машины, но встретили плотный огонь, охнул раненый, остальные побежали обратно. Оторвалась искореженная пулями крышка капота, забилась в воздухе.

– Резьба по металлу, товарищ лейтенант! – засмеялся Дубровский.

Нашел время для шуток! Выдалась минутка, Глеб обернулся. Чусовой отползал, таяло в дымке серое пятно. Забились язычки пламени из ствола – не стал дожидаться ответа, перекатился. Что-то выросло в стороне, пронеслось, как ракета, упало. Дубровский закатился за стог сена – укрытие, конечно, знатное!

Шубин подавил нервный смешок, автомат подрагивал в руках. Распахнулась калитка от удара ногой – двое или трое ввалились на участок. Какие планы, ребята? Обогнуть сарай, полюбоваться на разведчиков с другого фланга? Дурной пример был, видно, заразительным. Упругое туловище уже карабкалось по приставной лестнице. С физической подготовкой у полицая было все нормально, а вот с мозгами…

Скрюченная фигура отчетливо выделялась на фоне фиолетового неба. Пуля нашла предателя, когда он уже готовился прыгнуть на конек. Нога сорвалась с последней перекладины, он закричал благим матом, загремел вниз, сбил своего товарища, лезущего следом. Других желающих повторить «подвиг» пока не наблюдалось.

Продолжалась беспорядочная перестрелка. Разбилось стекло в избе Силантия. Из дома прозвучал душераздирающий женский вопль. Распахнулась дверь на крыльцо, с залихватским хрипом вывалился хромоногий хозяин. У него был припрятан «МР-40», вот шельма! Автомат дергался в мозолистых руках, при этом Силантий визжал, как лесопилка. Пользы от него не было совершенно.

Он спрыгнул с крыльца, грузно устремился к тому месту, где сарай соседствовал с оградой, зарылся в заросли жимолости, снова открыл огонь. Внес свою лепту поганец! Шубин вставил новый магазин и перенес огонь. Пули теребили жимолость, кучно ложились в темное пятно кустарника. Результат особо не волновал, но он не мог не попасть! Замолк автомат, приятных снов, гражданин Парамонов…

Лейтенант подскочил, как на пружине, пробежал несколько метров, покатился в траву. Пуля ушла другой дорогой. Чусовой продолжал отползать и отстреливаться. Дубровский хлестал из-под стога, не замечая, что над головой занимается пламя, потрескивает сухая трава.

Противник все же решился. Все выжившие, человек восемь или девять, выбежали из-за машины и бросились в атаку, паля на бегу. Они кричали с истеричным надрывом – даже немцы. Толпа в считаные секунды миновала дорогу, стала рассыпаться. А тут еще и патроны в магазине кончились, как назло! Предостерегающе закричали товарищи. Хоть зубами рви эту ненавистную мразь!

Очевидно, этого момента и ждали разведчики в лесу. Огонь из шести стволов смел толпу. Большинство не добежало даже до дерева. Уцелевшие в панике заметались. Сломался пополам солдат вермахта, засучил ногами, держась за простреленный живот. Трое бросились обратно, но попадали, нашпигованные свинцом. Последний зачем-то кинулся к кабине грузовика, у которой была открыта дверца, взлетел на подножку – очередь пропорола спину, и он уткнулся носом в продавленное водительским задом сиденье.

– Это наши, к лесу! – вскричал Шубин.

Разведчики понеслись, не сдерживая радости. Навстречу выбежали люди Климова, наперебой закричали.

– Товарищ лейтенант, леший попутал! – оправдывался сержант. – Решили дорогу найти на Ратниково, пока вы там с местными чирикали – зачем время терять? Пошли на север вдоль опушки, потом машина проехала, потом такое началось – мы назад ломанулись… Вы все целы?

– А ты ослеп с перепуга, сержант? – хохотал Чусовой.

Но беда не ходит одна – с севера приближалась еще одна машина! Свет фар плясал по дороге. Немецкая брань разносилась на всю округу. Быстро же они среагировали, примчались на шум из соседней деревни.

– Уходим на юг! – скомандовал Шубин. – Сто метров вдоль опушки – и в лес!

Увы, прямая дорога до Ратниково теперь им была заказана. Столько времени и нервов потратили впустую. Ладно, хоть живы…

Приближавшиеся немцы стреляли в воздух, поддерживая свой моральный дух. Конкретных мишеней они пока не видели.

Разведка улепетывала со всех ног, увязая в податливом глиноземе. Отстали Смертин с Баттаховым, открыли беглый огонь по разогнавшемуся грузовику, он перевозил как минимум отделение солдат.

Водитель лихо выкрутил баранку, машину вынесло за пределы дороги, затрещал забор. Когда Глеб обернулся, она стояла в пятидесяти метрах от первого грузовика, смяв капотом ограду. Трещали борта, разбиваемые сапогами пассажиров.

– Товарищ лейтенант, мы закончили. Провели, так сказать, регламентные работы… – сообщил, догнав группу, Смертин. – Колесо прострелили, теперь они беспомощны…

Солдаты спешились, открыли хаотичный огонь. Не стоило доводить до греха. В лесу преследовать не будут – кишка тонка. Разведчики всем скопом свернули в чащу, смяли подлесок.

– Направление юго-запад, – скомандовал Шубин, – Выйдем «гипотенузой» к шоссе…

Этот лес оказался далеко не подарком. Плотность растительности – как в сибирской тайге. Вязли ноги, корявые сучья вцеплялись в комбинезоны. Чаща вывела в разреженный сосняк. Сделали передышку, тронулись дальше.

– Поспать бы сейчас со свежими силами, – пошутил Канторович.

– Товарищ лейтенант, вы же грамотный человек, – Паша Карякин догнал Шубина, – вот скажите, «блуд» и «заблудиться» – однокоренные слова?

– Ты заблудился? – под дружный гогот спросил Дубровский.

– Почему только я? – смутился Паша. – Мы все, похоже, заблудились…

Несколько минут оживленно обсуждали любовные похождения Карякина. Кто-то видел его в компании некой кудрявой зенитчицы; другие засекли, как увлеченно он болтал с медсестрой из лазарета – маленькой, худенькой, с большими веснушками. И вообще довольно странно поглядывал на майора медицинской службы Симонян Маргариту Ашотовну – женщину, безусловно, достойную, но вдвое старше Карякина и недосягаемую, как любая из планет Солнечной системы.

– Дубины вы стоеросовые, – отбивался Пашка, – все что было – никакие не амурные похождения. Война кругом, некогда блудить. И вообще, пошли вы все…

– А чего сам-то пошел? – ржал Баттахов.

За приятной беседой дорога укоротилась. В чаще включили фонари, стало легче. Мешала только рация, которую волокли по очереди.

– Влад, Витя, вы такие красные, будто крапивой парились, – усмехнулся Ершов. – Товарищ лейтенант, да и вы не лучше. Эк вас угораздило!

Лицо действительно пылало, чесалось, страшно хотелось сменить его на другое. Через сорок минут ходьбы к звукам леса стали добавляться посторонние шумы. Потрескивали мотоциклетные моторы, пару раз пронеслись автомобили. Приближалось шоссе, примыкающее с востока к Соловьевской переправе.

Бронетанковая техника через Днепр не ходила. Очевидно, переправа работала не в полную силу – вследствие повреждений мостовых конструкций и усилий группы полковника Лизюкова, наносящей безболезненные, но ощутимые удары.

Группа Шубина вышла к шоссе в километре от Днепра. Основы тригонометрии из головы пока не выветрились. Рослые сосняки опоясывали дорогу, подступали к обочинам. Асфальт был неважного качества, но пока держался. В дорожном покрытии отсутствовали выбоины и воронки – немцы берегли дорогу для наступления на Москву.

В текущий отрезок времени трасса была пуста. Красноармейцы побежали по обочине. Топот сапог отдавался в кронах сосен. На часах – начало первого, от графика отстали, но не критично.

Патрульный мотоцикл выехал с проселочной дороги! Густая растительность заглушила шум двигателя. Убрались в последний момент – кусты за ними еще тряслись, когда переднее колесо мотоцикла выехало на трассу.

– Эй, кто там, стоять! Стрелять будем! – грозно прокричал пулеметчик в люльке. Куриной слепотой в темное время суток эти люди не страдали.

– Не стреляйте! – крикнул по-немецки Шубин. – Разведка 185-го пехотного батальона! Ищем русских диверсантов! Поступило сообщение, что они находятся в этом квадрате!

– Вы уверены? – насторожился немец.

– Да, нам так сообщили! Будьте осторожны!

– Хорошо, удачи! Эй, постойте! – в голосе немца ощущалось беспокойство. – Что за акцент у вас?

– Я из Праги!

– Хорошо, спасибо за предупреждение!

– Уму непостижимо: полюбовно договорились с немцами, – проворчал под нос сержант Климов, когда красноармейцы, истекая потом, откатились в лес. – Умеем же, когда захотим. И овцы целы, и волки сыты-пьяны… Вы правильно сделали, товарищ лейтенант, мы их плохо видели, а они бы жахнули из пулемета по кустам – и собирай наши косточки… Кстати, произношение вам бы надо подтянуть, в нем явно слышится тамбовский акцент. Надо чаще общаться с носителями языка.

– Товарищ лейтенант, просвет впереди голубеет, – заволновался Баттахов, обладавший самым острым зрением в группе. – Если это не Днепр, тогда что?

Глава четвертая

Это был Днепр. Не столь могучий, как на Украине, но уже и не «переплюйка», как под болотом Мшара Валдайской возвышенности, где великая река берет начало.

На подходе к Смоленску ширина Днепра составляла примерно сто метров. Река была равнинная, течение – медленное и спокойное. Днепр имел извилистое русло, образуя рукава, перекаты, небольшие островки и мели. Излучины соединялись узкими протоками, заросшими камышами.

Ночь была безлунная и спокойная, если не замечать отдаленную канонаду. В заводях плескались пескари и пелядь. Размеренно текла вода. Берега обильно заросли тальником, в прибрежной растительности имелись разрывы, кое-где белели узкие пляжи, возвышались обрывы.

Шубин, Климов и Канторович залегли на краю косогора, зарывшись в прелый перегной, остальные остались в кустах за дорогой. Последняя пролегала за спиной, на небольшом возвышении, тянулась вдоль берега, повторяя его изгибы, и, в принципе, была пригодна для проезда легкового автотранспорта. Глухой кустарник с балкой начинался сразу за дорогой, в нем и дожидалась основная часть команды.

Шубин припал к биноклю: обстановка изменилась разительно. От воды исходила свежесть, которой так не хватало уже много дней. Дышали полной грудью, упивались кислородом, разве что не стонали от блаженства. Вдоль реки дул бодрящий ветерок.

– Хорошо-то как, товарищ лейтенант, – прошептал сержант, – вот теперь и помереть не жалко…

– А воевать дядя Вася будет? – неодобрительно покосился Шубин.

– Так я же образно…

– Ты лучше помолчи, образно…

Левый берег, на котором они находились, также занимали немцы, но крупной техники тут не было. На узкой прибрежной полосе не разгуляешься, а возможность расширить плацдарм у немцев пока отсутствовала.

Слева, метрах в семистах, за изгибом излучины, виднелась Соловьевская переправа, вернее, – что-то невнятное, громоздкое, перегородившее русло. Это был каменный мост. Немцы перед взятием объекта воздержались от его бомбежки, переправа им требовалась в целом виде. Утюжили лишь подступы к мосту, где были постоянные заторы военных и гражданских. Трупы вряд ли кто-то убирал, и что там сейчас, оставалось лишь догадываться. Возможно, их сбрасывали в реку и они уплывали вниз по течению.

Советские войска тоже не должны были подвергать переправу обстрелу – это напомнило бы рубку сука, на котором сидишь. Однако повреждения конструкция получила.

В окрестностях моста горели фонари, небольшие прожекторы, сновали тени, иногда даже доносились крики. Подступы к переправе на обоих берегах отсюда не просматривались – тонули в море безбрежной растительности. На западе озарялось небо, монотонно гудела канонада. Немецкая артиллерия утюжила позиции окруженных армий. На юге за мостом тоже что-то поблескивало, озарялись густые леса на правом берегу. Можно было различить взрывы гранат, огонь из стрелкового оружия.

О происходящем оставалось только догадываться. То ли обескровленный отряд полковника Лизюкова пытался пробиться к переправе, то ли немцы отгоняли его еще дальше. Иногда казалось, что Лизюков действует не только на правом берегу, но и на левом. Возможно, так и было – часть его формирования переправилась через Днепр на подручных плавсредствах и продолжала нервировать захватчиков. В остальном пространстве было тихо, присутствие войны не ощущалось. На дальнем берегу громоздились черные заросли тальника.

– Все понятно, – пробормотал Глеб, отрывая от глаз бинокль, – вернее, ничего не понятно, но все не так плохо, как могло быть.

– То есть имеются слабые основания к сдержанному оптимизму, – сумничал Канторович.

– Точно, – кивнул Глеб. – А самые умные и начитанные сейчас потащат рацию.

– Тихо… – вдруг выдохнул Климов.

Разведчики застыли, уткнулись носами в землю. Послышалась гортанная немецкая речь. По дороге в южном направлении шел патруль. Позвякивали котелки и фляжки.

Разведчики затаили дыхание. Особой паники Глеб не чувствовал. Если немцы заметят под ногами что-то нехарактерное для данной местности, – для чего тогда люди в кустах? Успеют выстрелить – тогда другое дело…

Патруль никуда не спешил, солдаты шли прогулочным шагом, взвалив на плечи карабины, болтали о пустяках. Кто-то сетовал, что царапина нарывает в этом жутком азиатском климате, другой посмеивался, что это начальная стадия сифилиса, после чего неизменно отвалится нос. Лежащих под ногами разведчиков они не заметили. Патруль исчез за поворотом, затихли шаги и голоса.

– Так, поднимаемся, – заторопился Шубин. – Идти не менее полутора километров, надо спешить. Этот патруль уже прошел, другого пока не видно… Эй, в кустах, вам особое приглашение нужно?

Тени заскользили по дороге. Пробежали метров триста. Сердце билось – риск неумеренный. Но не было другой дороги. Кустами – шумно и долго… Резкий поворот за ворохом ветвей Глеб, к своему стыду, проморгал. Нос к носу столкнулись с патрулем, которого здесь, по его мнению, быть не должно! Трое военнослужащих германской армии неспешно тащились в южном направлении. У первого были засучены рукава, на груди висел «МР-40». У остальных за плечами покачивались карабины «маузер».

Немая сцена продолжалась недолго. Разведчики среагировали первыми. Чусовой нанес свой коронный: головой в челюсть. Немец подавился, откинулся на тех, что находились сзади. Чусовой схватил его за шиворот, рванул на себя, снова ударил. Каска слетела с головы.

Рванулись Смертин с Баттаховым. Первый проделал прыжок, обвил предплечьем горло солдата. Упали вдвоем – Смертин оказался наверху, стал душить немца. Замыкающий патрульный сдавленно вскрикнул, скинул с плеча карабин, но тот от страха вывалился из рук. Солдат развернулся и пустился наутек. Не подкачал выходец из солнечной Якутии! Одним прыжком достиг карабина, схватил его и метнул, как копье, не тратя время на принятие вертикали.

– Мужики, бескровно… – выдохнул Глеб.

Метко пущенное «копье» сбило солдата с ног: переплелись ноги, он загремел в водосток. Подлетел Баттахов, оседлал, стал душить короткими, но сильными пальцами.

Все закончилось очень быстро. Только автоматчик продолжал трепыхаться. Чусовой вскинул приклад, ударил в горло, сломав шейные позвонки. После чего победно выдохнул и оскалился.

– А почему бескровно-то, товарищ лейтенант?

– А потому, что меняем тактику, – объяснил Шубин. – Трое переодеваются, изображают патруль, движемся медленно, остальные следуют параллельно, кустами. И не шуметь!

– А что, так можно? – спросил Чусовой.

– А где написано, что нельзя, товарищ ефрейтор? Как переправу обследовать будем? Переодеваемся я, Дубровский… кто еще понимает по-немецки больше трех слов?

– А вы Баттахова и Канторовича возьмите, – простодушно предложил Ершов. – Вот немцы-то обхохочутся…

Разведчики засмеялись. Сержант Климов схватился за живот, нервно заикал.

– Карякин, ты пойдешь… Быстро, мужики, вам тут не променад. Снимайте все с этих гавриков, пять минут на облачение. Климов, вперед по тропе, Смертин – назад, да смотрите во все глаза, чтобы никого… Чего застыли, товарищи? Противно надевать немецкое? Пулей давайте, а то голышом побежите! Чусовой, а ты что стоишь и зубы скалишь? Быстро готовь вещмешки для нашего барахла, не оставлять же его немцам.

Идея отдавала безумством, учитывая слабое знание языка, но переправа у Ратниково действительно нуждалась в осмотре, а делать это из кустов – только видимость создавать.

Первым делом – расстегнуть ремни, развести концы, чтобы вся амуниция не посыпалась. Потом расстегнуть китель, снять сапоги, вытряхнуть покойную публику из штанов…

– Товарищ лейтенант, нет никого на тропе, – шептал впередсмотрящий Климов. – Но вы уж поспешите, что ли. А то у меня нервный тик начинается…

Переоделись минуты за четыре, одернули форму, затянули ремни.

– Чудак, что ты делаешь? – поучал Ершов Карякина. – Каску задом наперед надеваешь. У тебя лицо здесь, а затылок – там…

Новоявленный патруль смотрелся весьма недурно. В темноте этот номер мог вполне сойти. Карякин уже чесался, вертел шеей. Дубровский утробно сопел, стойко переносил тяготы и лишения.

– А мертвецов куда, товарищ лейтенант? – спросил Ершов. – Здесь оставим?

– А ты головой подумай, боец, – Шубин начинал раздражаться. – Их же через пять минут найдут.

– Самоубийство? – предположил Дубровский.

– Да, это первое, что приходит в голову… Тела утилизировать, в кусты их, короче, да чтобы ничего на дороге не валялось. Шевелитесь, бойцы. Потом догоняйте нас, мы быстро не пойдем…

Все это напоминало дурно срежиссированный спектакль. Но вскоре возбуждение улеглось, дальше двигались чинно, растянувшись колонной. От чуждой формы действительно все чесалось – шея, плечи, заднее место. Немцы вшей собирают? Не моется высшая раса?

Половину пути между переправами, возможно, уже прошли. Река плавно меняла направление, дважды входила в меандры. Темнел островок на стремнине, увенчанный шапкой зелени. Течение обтекало его с двух сторон, устремлялось дальше. Звенела вода на перекате. Конфигурация береговой полосы практически не менялась – невысокие обрывы, зелень над водой, плакучие ивы в мерклом свете.

Навстречу показался еще один патруль – видимо, настоящий. Екнуло сердце. Мерно колыхались карабины за плечами, отсвечивали шлемы. Глеб машинально сместился вправо (в Германии же правостороннее движение?). Остальные потянулись за ним, как вагоны за паровозом.

– Вы не переживайте, товарищ лейтенант, – прошипел в затылок Карякин, – разойдемся, как в море корабли. Если что, наши из кустов помогут.

– Привет, – буркнул обер-гренадер, возглавлявший шествие.

– Привет, – отозвался Шубин.

– Невеселые вы, – заметил старший, – что-то случилось?

– Нет, – Глеб не стал развивать тему. Патрули разминулись.

– Что это с ними? – недоумевали солдаты. – Словно не от мира сего. Эй, удачи! Вы из роты связи? Не видели мы вас днем…

– Да.

Метров через десять лейтенант не выдержал, обернулся. Плавился затылок. «Сослуживцы» уходили, не оглядываясь. Покачивались карабины.

– Беспокоитесь, товарищ лейтенант? – бурчал Карякин. – Да все нормально, мы тоже беспокоимся, главное, не расчесывать… Вы, кстати, заметили, что от них спиртным тянет?

– А у меня шнапс во фляжке, – удивленно обнаружил замыкающий Дубровский. – Вот живут же люди, воюют со всеми удобствами. А у нас водица ключевая, да и то не всегда…

– Может, приложимся, а, товарищ лейтенант? – заныл Карякин. – А то идем, как белые вороны.

– Не выдумывай. Пьянству бой. Если разрешу, то – позднее, после выполнения задания. Не выбрасывай. У тебя курево с зажигалкой есть? А то мой, похоже, некурящий был…

– Есть, товарищ лейтенант, давайте покурим, – Дубровский остановился, зашарил по карманам.

Сделали короткую остановку, закурили немецкий табачок, дружно покашляли. Кругом, насколько хватало глаз, простиралась нетронутая идиллия. Неторопливо текла на юг четвертая по величине река Европы. Звуки канонады заглушали далекие ночные трели.

– Тишина, романтика, дымка над водой… – мечтательно вздохнул Дубровский. – Наверное, и рыба тут водится… Хотя какая тут рыба? Вот то ли дело у нас в Шлиссельбурге на Ладожском озере – до войны такая знатная рыбалка была…

– Да какая у вас рыбалка на вашем Ладожском озере! – фыркнул Карякин. – Вот у нас, в чувашских озерах, – зеркальные карпы по восемь килограммов на голый крючок клюют, так и просят: вынь нас, скушай…

– К черту ваших карпов, – поморщился Глеб, затаптывая так и не осиленную сигарету, – вот у нас в Новосибирске есть такая речка, Иня называется, я на ней за час по сто пескарей надергивал. Они потом на сковородке прыгают, все успокоиться не могут…

– Эй, чего стоим, товарищ лейтенант? – донеслось из кустов. – Мы тоже покурить сядем, добро?

– Вот зараза, такую буколику испортил, – чертыхнулся Дубровский.

– Отставить разговорчики, – опомнился Глеб. – За мной в колонну шагом марш. Доберемся до Ратниково, дальше – как пойдет…

До излучины ничего не произошло. Иллюзия речной идиллии была потрясающей. Густая растительность отгородила местечко от ужасов войны. Лишь неспящий филин что-то покрикивал в лесу да в заводи играла рыба. Иногда из кустов доносился хруст веток – сдавленно чертыхались разведчики, волокущие рацию.

Узкая дорога забирала вправо, повторяя контур излучины. За поворотом все сменилось, окружающее пространство утратило признаки пасторали. Обрывы сгладились, дорога пошла вниз. Растительность по правую руку по-прежнему прятала основные силы группы. Часть речной долины озарялась лунным светом.

Впереди показалось Ратниково. До деревни было метров триста. К левому берегу жалась кучка строений – похоже, нежилых. Основная часть деревни находилась на правом берегу Днепра.

Селение было небольшое, разбросанное. Свет в избах не горел. Спуск к воде в районе деревни был пологий, кое-где белели пляжи. Дистанция сокращалась. Тропа извивалась, забирала в сторону от кромки воды, впрочем, не критично, река по-прежнему была рядом.

Показался утлый причал на сваях. В этом месте выделялся мысок, на нем стояли три немецких мотоцикла БМВ. Члены экипажей сидели на камнях, вели непринужденную беседу, обменивались шуточками – наслаждались спокойствием теплой ночи. Мерцали огоньки сигарет. Кто-то рыбачил с причала вырезанной из ивняка удочкой. Глубина в том месте была приличной, удило совершало монотонные движения. Знатного клева, похоже, не было. Мотоциклисты подшучивали над товарищем – любителем рыбной ловли в неподходящих для этого условиях.

– Да чтоб тебя сом в задницу укусил и в омут затянул… – с какой-то ревностью прошептал Карякин. – Вылавливает, понимаешь, нашу рыбу, любитель хренов…

На этом участке было много перекатов, звенели отмели. Но на стремнине глубина была приличной, ржавые бакены отмечали фарватер. Приближались дощатые постройки. Их было немного. Ранее их использовали под склады и места для хранения и ремонта малых плавательных средств.

Метрах в ста за причалом проступали очертания моста. Переправа не работала. Мост был узкий, деревянный, с бревенчатым настилом. Даже в темноте было ясно, что технику тяжелее полуторатонного грузовика он не выдержит.

Немцы увлеклись, пытаясь с ходу проложить дорогу в тыл советским частям. Посреди моста зияла дыра, проделанная тяжелым танком. Фактически от переправы остались только две растерзанные половины. Обвалились перила, надломилась одна из опор. Часть настила ушла в воду и уплыла по течению. Виднелись перекрещенные бревна, зажатые между опорами.

Боевая машина, ведомая бестолковым механиком, ухнула в реку, переломилось орудие, оторвало башню. Когда конструкция под траками стала рушиться, механик-водитель попытался увести машину в сторону – и танк в падении перевернулся. Но весь не затонул. Виднелась часть колесного хозяйства, оборванная гусеница плескалась в воде, как хвост гигантского речного существа. Вытаскивать из воды боевую машину немцы не стали – потеряли так потеряли. Использовать покалеченный мост не смогла бы даже пехота.

Впрочем, на этом участке на левый берег немцы не спешили. В пространстве между причалом и разрушенным мостом сооружалась понтонная переправа. Работы велись в размеренном темпе, суеты не наблюдалось.

– Чем их мост-то не устроил? – проворчал не разобравшийся в ситуации Дубровский.

– Этот мост чинить – как треснувший бетон изолентой обматывать, – бросил через плечо Глеб.

Понтоны не поспевали за оторвавшимися от тылов частями вермахта – немцы использовали все, что могли найти. Русло перегородили пять широких плоскодонных суденышек. В качестве плавучих опор они вполне подходили. Все, что ранее возвышалось над бортами – надстройки, поручни, – было просто снесено. Понтоны держались при помощи якорей – чтобы не сносило течение. Часть пролетного строения уже соорудили. По реке сновали весельные лодки, перевозили солдат инженерного подразделения, фрагменты конструкции переправы. Стучали молотки и топоры. Бревна доставляли на спаренных лодках – без спешки, грамотно борясь с течением. Настил для пролетных строений поставляли из деревни – там рычали грузовики, разгружаясь в районе пляжа.

– Товарищ лейтенант, смотрите, что тут творится, – зачарованно протянул Карякин, – работают, сволочи. Как вы считаете, танки пройдут?

– Не знаю, – буркнул Шубин. – Видно, провели простейший инженерный расчет – знают, что делают. Танки эта штука, вероятно, не выдержит, но пехоту, автомобили, полевую артиллерию, возможно, бронетранспортеры…

– Хреново нашим будет, если вся эта нечисть расползется… Уничтожим переправу, а, товарищ лейтенант?

– Карякин, не глупи. Даже если и придумаем, как ее взорвать, ляжем костьми. Зачем? Пусть немцы ее достроят, а использовать будут наши…

– Точно, товарищ лейтенант, – возбудился Дубровский. – Возьмут переправу, закрепятся на плацдарме и отсюда двинут отвоевывать Соловьево. Маленький вопрос: как подгадать, чтобы завершение строительства совпало с приходом наших?

Ответа не было. Подобные совпадения – из области фантастики. Сколько времени понадобится немцам, чтобы закончить монтаж моста? Пять, шесть часов? Из увиденного явствовало, что на левом берегу войск почти нет.

Мотоциклетный разъезд остался за спиной вместе с рыбаком – тот как раз что-то поймал, заработав в свой адрес массу сальных шуточек. Мотоциклисты их не окликали – патрули примелькались, к тому же лиц они не видели, избавив тем самым от ненужных вопросов.

Напротив строящейся переправы, в стороне от дощатых построек, немцы устроили пулеметное гнездо с круговым сектором обстрела – выложили кольцом мешки с песком, оставив узкий разрыв для прохода внутрь. Возвышался ствол пулемета на сошках, мерцали каски. Сооружение было новым, еще не обжитым.

У берега покачивались привязанные лодки, там же валялись совковые и штыковые лопаты, рваная мешковина.

– Выглядит не празднично, товарищ лейтенант, – шепнул Карякин, – но вроде их немного? Рыл восемь с мотоциклами, за мешками человека четыре, да патрули, вроде нас, иногда проходят… Интересно, есть другие?

– Надо выяснить.

Куда пойдут войска, переправившись на этот берег? Вдоль Днепра на север – путь в никуда. Где прямая дорога на Теплый Ключ? Нужно обследовать прилегающую местность. Пока ночь, и все непонятно. Что там дальше, на севере? Кустарник обрывался.

Шубин бросил вполголоса Климову: оставаться здесь и в экстренной ситуации реагировать. Если немец по малой нужде заберется в кусты – не трогать!

– По малой не заберется, товарищ лейтенант, – хихикнул Дубровский, – а вот по большой – может.

Трое в форме продолжали осваивать тропу. За спиной остались причал и утлые постройки. Дорога огибала пулеметный пост за мешками. Солдаты исправно несли службу – судя по репликам, играли в карты. Насторожились при виде патруля, потом расслабились.

Кипела работа на переправе – сновали лодочки, поскрипывала лебедка, поднимая бревно на понтонное покрытие. Приглушенные голоса разносились по воде: кончился строительный материал, нужно подождать, пока заготовят новый. Люди обер-лейтенанта Шульца уже занимаются этим. Задержка в проведении работ – это прекрасно!

За разрушенным мостом фактически ничего не было. Дорога проваливалась в покатые ямы. Пробиться автотранспорту было бы сложно. Дорогу следовало засыпать.

За изгибом проезжей части находился последний пост. Поперек дороги стоял мотоцикл с коляской. Дальше берег снова рос, вздымался обрыв над водой. Патрули так далеко не заходили – для мотоциклистов его появление стало неожиданностью. Булькнула жидкость, проникая из фляжки в горло. Военнослужащий смутился, стал завинчивать крышку. Второй закашлялся.

– Ага, употребляем, стало быть, – проворчал Карякин. Его постоянные комментарии уже донимали. – Начальство далеко, предоставлены сами себе, природа, красота нетронутая… Что делать будем, товарищ лейтенант? Ножами по горлу и с обрыва?

– Я сейчас тебя самого с обрыва, – огрызнулся Глеб. – Заткнулись, ни звука…

Смутились и те, и другие. Но поворачивать обратно было бы странно. «Патруль» спустился в пологую яму, выбрался наверх в районе мотоцикла.

– Надо же, – сказал детина в мотоциклетных очках, водруженных на каску, – обычно ваши сюда не доходят. Случилось что?

– Все в порядке, унтер приказал обойти всю зону, – отозвался Глеб, невольно потягивая носом. Шнапс, потребляемый в вермахте, был не самых изысканных сортов. – Все тихо?

– Все отлично, – подтвердил второй. – Нам еще до семи утра здесь куковать. Может, дадут потом немного поспать. Зажигалка есть?

– Есть, – Шубин высек пламя. Двое вытянули шеи, прикурили, дружно затянулись. Их можно было вырубить с двух ударов, но пока не стоило. До утра не уйдут.

– Одна зажигалка была на двоих, – объяснил вояка. – Сломалась, зараза.

– Возьмите нашу, – предложил Глеб.

– Вот спасибо, – обрадовался собеседник. – Утром вас найдем, вернем.

«Да не дай вам бог», – подумал Глеб.

– Пошли, – махнул он рукой своим, и патруль двинулся обратно.

– Акцент у тебя странный, дружище, – подметил мотоциклист. – Ты из Германии?

– Из Праги, – объяснил Шубин. – Чех по национальности. С юных лет предан делу фюрера. Ты не первый, кто об этом спрашивает.

Углубляться в тему никто не стал. Мотоциклисты остались на посту, продолжая непринужденную беседу и смачивая горло шнапсом.

Пространство у деревни Ратниково казалось бесконечным. На переправе продолжались работы. Резались картежники на укрепленном посту. Рыбак опять что-то вытащил. Его товарищи заржали, что рыба в этой реке отравлена евреями. По причалу прыгал, шлепая хвостом, маленький пескарь. Патрульным надоело глумиться над рыбаком, они нашли другую тему.

К разведчикам никто не приставал. На середине подъема, где начинался прибрежный кустарник, они сделали остановку, задумчиво следя за проведением работ.

– Эй, товарищи… – прозвучал сдавленный шепот.

– Чего надо? – буркнул Дубровский.

– Они еще здесь, товарищ лейтенант, – проговорил Карякин. – Врагу не сдается наш гордый «Варяг».