Текст книги "Дом в овраге"

– Вроде обо всем договорились, – сказала Катя. – Я уже своим старикам сказала, они не против, и денежку спонсируют.

– А у меня проблемы, – вдруг мрачно сказала Вика. – Братец, как узнал про «Долину Гномов», словно взбесился. А тут еще это убийство...

– Да уж, – проговорил Костя, раздувая костер. – Прямо на улицу не высовывайся теперь. Наверняка какой-нибудь озабоченный шизик, у которого в детстве были проблемы. Ладно, не грузись, Викуль, уломаем твоего братика.

– Я составила список покупок, – подала голос Марина. – Нужно выбрать день и проехаться по магазинам.

– Ладно, это не проблема, – сказал Женя. – Пошли купаться? – предложил он.

– Ну а ты что? – насмешливо спросила Вика, поднимаясь на ноги. Она стряхнула с плоского живота травинку. – Или плавать ты тоже... того? Не можешь?

Ненависть вспыхнула внутри меня внезапно, и я даже опешил от такой резкой перемены настроения. Я исподлобья глядел на Вику, на ее ехидно ухмыляющуюся мордашку, и у меня почему-то возникло страстное желание схватить эту девку за волосы и окунуть в воду, держа до тех пор, пока ее легкие не наполнятся водой.

Вика перестала улыбаться и стала торопливо спускаться к воде.

– Ты чего, Арч? – спросил Костя. – Так и будешь пнем сидеть? Пошли окунемся, у нас и пивко там охлаждается.

– Я... за рулем, – невнятно проговорил я, провожая взглядом Вику. Женя проследил за моим взглядом и усмехнулся:

– Что, хороша телка? Я тоже оценил ее буфера. Кстати, она, насколько я знаю, девчонка свободного нрава. Так что смотри...

– Перестань, – с трудом выдавил я из себя.

Женя ухмыльнулся:

– Перестань? А что ты сделаешь, Арч? Если я захочу ее взнуздать? Громко перднешь в знак протеста?

– Женёк, оставь его, – сказал Костя, подкидывая дрова. Он с плохо скрытой жалостью посмотрел на меня и произнес:

– Пошли окунемся. А ты, Артурчик, стереги шмотки.

Я вздохнул.

– Пора бы тебе мужиком стать, Арч, – наставительно сказал Костя, скидывая туфли. – А ты над каждой дохлой мухой сопли размазываешь. Нравится тебе телка – действуй, а не дрочи. Понял?

Я отвернулся, скрипнув зубами. Ну чего они все ко мне прицепились?

Костя уже начал спускаться, как у меня внезапно вырвалось:

– Подожди!

Костя удивленно смотрел на меня.

– Лера Мякина, новенькая, она ведь из вашей группы? – спросил я.

– Ну да. Только она почти не появляется в институте, – сказал он. – А что?

– Да так, – замялся я. – Мы... познакомились случайно.

– О, поздравляю, – иронично сказал Костя. – И что? Какие планы?

– Она поедет с нами на выпускной?

– Не знаю, – ответил он. – Она тебе что, понравилась?

Краснея, я пролепетал:

– Она красивая.

Костя округлил глаза, и его губы произвели звук, какие обычно слышны в туалетах.

«Ну и вкус у тебя, Малышев», – прочитал я по его глазам, и мне захотелось убить Костю.

– Может, оно и к лучшему, – вдруг сказал он. – Женька глаз на Вику положил, и она не против, так что ты не слишком на них в обиде будешь?

– Нне-ет, – промычал я. М-да, Вика даром времени не теряет.

– Ну что ж, тогда удачи с Лерой, – сказал Костя и кинулся к речке.

Они купались, прыгали в воду с тарзанки, хохотали, брызгались водой, ныряли, кувыркались, а я сидел на склоне, ожесточенно жевал травинку за травинкой и отчаянно потел – рубашку я так и не снял. И почему Лера не пошла вместе с ними?

Вскоре Вика вышла из воды, отжимая свои светлые волосы.

– Малышев, ты что, вообще никогда не раздеваешься? Или как в том мультике про Незнайку? Типа, утром все равно одеваться, зачем тогда вообще с себя снимать одежду?

– Я плохо реагирую на солнце, – сквозь зубы ответил я. – У меня... кожа слишком чувствительная.

Вика рассмеялась и присела на корточки. Женя передал ей бутылку пива, и она сделала глоток. Как бы между прочим, Женя приобнял ее за мокрое плечо, и Вика фальшиво ойкнула, но руку не убрала.

«Шлюха», – промелькнуло у меня.

Женя стал что-то нашептывать ей на ухо, и она покатилась со смеху. После чего они встали и направились в заросли. И эта Вика, эта похотливая сучка, которая еще пару дней назад лезла ко мне в штаны, даже не обернулась, хотя прекрасно видела, что я понял, чем они собрались заниматься там, в кустах.

Пока остальные ребята резвились в речке, я занялся шашлыком.

– Ммм, какие запахи! Эй, у нас уже слюнки текут! – крикнул Женя. Он появился из зарослей, ведя за руку Вику. На ее утомленно-расслабленном лице блуждала умиротворенная улыбка.

– Во, молодцы, шашлык сварганили, – произнес Женя, выбирая шампур покрупнее. Я с неприязнью смотрел на него. Внезапно зазвонил мобильный Вики, и, поговорив несколько секунд, она с удивленным видом протянула трубку мне:

– Это Витя. Хочет с тобой поговорить.

– Але? – осторожно спросил я, гадая про себя, зачем я мог понадобиться брату Вики.

– Артур, здравствуй, это Боков Виктор. Ты знаком с Кириллом Левиным?

– Ну да, – протянул я, чувствуя, что сейчас услышу что-то не очень хорошее.

– Когда ты видел его в последний раз?

Перед глазами пронесся сумасшедший калейдоскоп – пьяный Кирилл, треп насчет несчастной любви к Ане, нож... Боже, как я мог забыть?!

– Вчера. Он был у меня дома, – медленно, чуть ли не по слогам проговорил я.

Через час я сидел в отделении милиции возле кабинета Виктора. Пальцы беспорядочно перебирали ключи зажигания, они несколько раз падали, так как стали скользкими от пота, и я, чертыхаясь, подбирал их, ожидая, когда же меня вызовут. Что все-таки натворил Кирилл?!

Наконец дверь кабинета распахнулась, и в коридор вылетел бледный как смерть мужчина с взъерошенными волосами. Ничего не видя перед собой, он бросился к лестнице, доставая на ходу мобильный. Что-то в его лице мне показалось знакомым, и, лишь когда я вошел в кабинет, до меня дошло, что это муж Анны. Той самой, за которой волочился Кирилл.

– Зд...здравствуйте, – пискнул я, переминаясь в дверях. Виктор устало улыбнулся и широким жестом пригласил меня сесть за стол, который был доверху завален бумагами.

– Виктор... э-э... извините, забыл ваше отчество.

– Перестань, Артур, – отмахнулся оперативник, разбирая стол. – Как-никак я твоего отца знал.

Какая-то стопка документов, не удержавшись, полетела вниз, и Виктор выругался.

– Ты знаешь Анну Хотину?

– Хотину? – переспросил я.

– Я хотел сказать Шелестову, Хотина – это ее фамилия по мужу, – поправился Виктор. Он собрал бумаги с пола и кое-как уложил их на стул.

– Да, мы с ней ходили в один детский сад. Но с тех пор, как она вышла замуж, мы с ней давно не общались. Так, иногда виделись в городе.

– Когда ты в последний раз ее видел? – спросил Виктор.

Я напряг память.

– Ну... может, месяц назад, полтора, – нерешительно сказал я.

– Понятно, – вздохнул Виктор и стал вертеть в руках карандаш. – Вы ведь с Левиным Кириллом друзья, так?

– Да.

– Ты знал, что он пытался ухаживать за Хотиной даже после ее замужества?

Помедлив, я кивнул. Какой смысл было отрицать, это и так все знали.

– Расскажи как можно подробней о вашей последней встрече, – попросил Виктор, не переставая вертеть в руках карандаш. И я рассказал. Но когда зашла речь о ноже, я запнулся. Что-то подсказывало мне, что нельзя вот так с потрохами возводить поклеп на друга, ведь пока еще ничего не известно. С другой же стороны, я, без пяти минут дипломированный юрист, доподлинно знал, что утаивание этих сведений для меня может окончиться серьезными проблемами.

– И что было дальше? – поторопил меня Виктор.

Помявшись, я все же принял решение быть откровенным до конца и рассказал про нож, про то, как я его спрятал, а потом, пока ходил за телефоном Кирилла, он каким-то таинственным образом исчез. Лицо Виктора после моих слов окаменело.

– Его с того вечера не было дома, – сказал он. – Как раз тогда, когда пропала Хотина. Между прочим, исчезла также ее пятилетняя дочь. Муж Хотиной утверждает, что Левин неоднократно подкарауливал Анну, угрожал.

Я разбито молчал. Что я мог сказать? Кирилл был очень вспыльчив и не всегда контролировал себя, особенно когда был на взводе, а на взводе он находился последние три месяца, это как пить дать.

– Ладно. Иди домой, Артур. И получше запри дверь. Что-то нехорошее творится у нас в городе, вот что я тебе скажу, – произнес Виктор.

Я уже хотел встать, как он сказал:

– Да, Артур. У нас на днях в отделе было совещание. В общем, мы решили оказать тебе небольшую помощь, ну, ты понимаешь. Твой отец...

Договорить я ему не дал.

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, – едва не срываясь на крик, перебил я его. – И поминки по моему отцу рано устроили. Я не верю, что он мертв, понимаете?!

Не дожидаясь ответа, я выскочил за дверь, чувствуя, как глаза влажнеют от слез.

– Бедный пацан, – покачал головой Виктор и посмотрел на конверт с деньгами. – А, черт!

* * *

Близилось веселое Представление. Оно чувствовало это всеми порами кожи, оно впитывало ощущения празднества в себя, разгоняя по сосудам вместе с кровью, и осознание приближающегося увеселительного зрелища заставляло сердце учащенно биться.

Солнце уже клонилось к горизонту, и оно спешило, приготавливая парадный костюм. Тщательно выстирало халат, аккуратно отутюжило, расправляя каждую складочку, не забывая про все уголочки, шовчики, потом проверило помпошки, эти прекрасные оранжевые помпошки, ведь это неотъемлемый атрибут любого клоуна, но оно ведь не любое, оно избранное, можно сказать, Единственное в своем роде. Теперь перчатки, проверим каждый пальчик, чтобы ни одной дырочки, ни одной царапинки. Потом колпачок. Чистой фланелью оно протерло звездочки до зеркального состояния, сдуло невидимые пылинки, после чего расчесало фиолетовую шевелюру. Затем носик. Обследовало резинку, к которой он крепился, – оно всегда следило за резинкой, потому что однажды имело неосторожность забыть об этом, и в самый ответственный момент она порвалась. Далее широкие панталоны, башмачки. Последние, конечно, не очень удобны, но чем не пожертвуешь ради зрелищного Представления!

Было еще одно новшество, для этого оно перелопатило массу информации о фокусах и клоунских приемах. Это искусственные слезы, которые при необходимости били мощной струей, больше напоминая струю из пениса, хе-хе, но в этом-то и была самая хохма.

Существо упаковало все это в невзрачный потрепанный рюкзачок. Туда же отправился и сверток, довольно тяжелый, в нем что-то глухо позвякивало. Напоследок в рюкзак отправился маленький магнитофон.

Оно ухмыльнулось и, сморщив нос, громко чихнуло. Потревоженные этим звуком мельчайшие пылинки беспокойным хороводом закружились в отблесках заходящего солнца.

* * *

Антон Викторович клевал носом. Изредка он вздрагивал, щипал себя за руку или давал болезненную пощечину, в общем, делал все возможное, чтобы не уснуть за рулем. Золотое правило в этих случаях «остановись и поспи» никоим образом не могло быть выполнено, поскольку он и так уже не укладывался в отведенное ему фирмой время, да и товар в его фуре был специфический – палтус, а рыба, особенно в такую погоду, ждать не будет. К тому же до Каменска оставалось около двадцати километров, и уж тогда он, выгрузив товар, со спокойной душой отправится спать и будет спать целые сутки. Бог ты мой, какое это блаженство, распрямить затекшие конечности, вытянуть спину, чувствуя, как хрустнут позвонки, скинуть эти тесные туфли...

Веки дальнобойщика медленно опускались, дыхание становилось ровным, и он бы уснул прямо за рулем на пустынной дороге в полпятого утра, как вдруг впереди на трассе внезапно возникло какое-то движение, и это подействовало на него как отрезвляющий душ, а всмотревшись внимательнее, он чуть не закричал. Ребенок, девочка, она шла прямо посередине дороги, качаясь из стороны в сторону, будто пьяная, и до нее оставались считаные метры. Выматерившись, Антон Викторович повернул руль влево, нога вдавила педаль тормоза в пол. Завизжали покрышки, нещадно съедаемые зернистой поверхностью асфальта, он закрутил руль, чудом не сбив девочку. Он был так близок от нее, что платье ребенка всколыхнулось от воздушного потока. Многотонный прицеп болтало из стороны в сторону, сзади что-то зловеще скрежетало, и Антон Викторович уже мысленно прощался с жизнью, ожидая, что в следующее мгновение опрокинется в кювет, но, к счастью, фура удержалась на дороге. От тормозного пути шел дым, пахло горелой резиной. Девочка продолжала идти странно-болтающейся походкой, словно во сне, она будто и не замечала гигантскую махину рядом с собой и побелевшее лицо водителя, который с проклятьями вылезал наружу.

– Эй! Постой! – крикнул он, соскакивая вниз и догоняя девочку. – Тьфу ты, да стой же!

Он схватил ее за плечо и повернул к себе. Гневный окрик, который он собирался обрушить на малышку, застрял у него в глотке. Ему было далеко за сорок, он многое повидал на свете, но еще никогда не доводилось видеть подобное выражение глаз у ребенка. В них прятался дикий, первобытный ужас, словно эта девочка побывала в самой преисподней. Она послушно остановилась, глядя на Антона Викторовича и в то же время куда-то сквозь него, сосредоточенно посасывая палец. Губы девочки были искусаны, одна ножка без туфельки, банты развязались и грязными паклями лежали на ее худеньких плечиках.

– Что с тобой? – как можно мягче спросил Антон Викторович. Он хотел вытащить палец малышки изо рта, но с таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть с места свою фуру. – Девочка, ты потерялась?

Она молчала, продолжая грызть палец, и Антон Викторович не раздумывая схватил ребенка в охапку и понес в машину. Черт с ней, с рыбой, ее нужно срочно в больницу. Или в милицию? Может, ее ищут?

Он усадил девочку на сиденье и с опаской взглянул на нее.

– Кто ты? И что с тобой случилось, кроха? – тревожно прошептал он. Девочка молчала. Антон Викторович покачал головой, трогаясь с места. Неожиданно он обратил внимание, что подбородок, кисти рук и верх платьица девочки вымазаны чем-то белым, словно известкой или краской. Он коснулся пальцем вещества и осторожно поднес к носу. Принюхался, после чего, решив рискнуть, дотронулся кончиком языка. Затем уставился на дорогу, искоса поглядывая на замершего ребенка. Если он не ошибается, то пятна на ее лице и платье были сладким кремом, которым заправляют торты или пирожные.

– Цилк, – вдруг разлепила потрескавшиеся губы девочка, глядя на дорогу невидящим взглядом. – Цилк, – тише повторила она. Антону Викторовичу стало не по себе, и он поддал газу.

В пять утра фура остановилась возле городской больницы. Антону Викторовичу не пришлось долго объяснять случившееся – фотографии пропавшей девочки Лилии и ее мамы Анны Хотиной висели на каждом углу Каменска вот уже третий день. В том числе и на информационном стенде самой больницы.

Из приемной позвонили в милицию, и вскоре туда уже мчался Боков.

– Где она?! – рявкнул он, влетев в приемное отделение.

– В санитарской комнате. Ей сделали укол, успокоительное, – сказала пожилая сестра, поправляя очки. – Господи, да что же это такое делается?..

Но Боков уже не слушал ее, он несся по коридору. Полы незастегнутого халата трепетали, как крылья раненой птицы. Залетев в кабинет, он остановился как вкопанный. Лиля, точно, это она. Две медсестры, уговаривая, тщетно пытались высвободить пальчик крохи изо рта. Девочка только плотнее сжимала свои маленькие челюсти.

– Выйдите, – строго сказала врач.

– Я из милиции, – возразил Виктор, внутренне понимая, что сейчас он вряд ли чего-то добьется от ребенка.

– Да хоть сам президент, – тоном, исключающим компромиссы, заявила женщина, и прежде чем Боков успел открыть рот, она захлопнула перед ним дверь. Чертыхнувшись, Виктор набрал номер мужа Анны Хотиной.

– Владимир? Это Виктор, из розыска. Лиля нашлась, она в городской больнице. Да, ее осматривают. Нет, насчет Анны ничего пока не знаю, я сам только что приехал... Да, жду.

Три дня назад

Начинало смеркаться. По пустой, прогретой солнцем трассе мчалась бежевая «Тойота Камри».

– Сиди смирно, – сказала Анна, видя, что Лиля снова заерзала на сиденье.

– Когда мы плиедем? – капризно надула губки Лиля, вертя по сторонам головкой. – Я устала и хочу пить.

– Сейчас заправим машинку и поедем домой, – ответила женщина. До их дома оставалось совсем немного, но стрелка топливного датчика уже приближалась к нулю, и Анна не хотела встать где-то посреди дороги с пустым баком.

Лиля вздохнула, нетерпеливо теребя страховочный ремешок. Вскоре они остановились у заправки, и Анна, наказав дочери сидеть смирно, пошла к кассе. По дороге она окинула равнодушным взглядом полуразрушенный продуктовый ларек в нескольких метрах от АЗС, который сгорел пару лет назад, а отремонтировать его или снести ни у кого руки не доходили. Ни она, ни Лиля не видели, как оттуда кто-то осторожно выглянул, внимательно разглядывая их автомобиль.

Кассир, полная женщина с мясистым лицом, приняла от Анны кредитную карту, заметив:

– Вы уж извините, но заправщик приболел, вам придется самой все сделать.

– Все в порядке, – махнула рукой Анна. Она обратила внимание на небольшой холодильник с различными напитками, стоявший рядом, и вспомнила о дочери. – У вас случайно нет прохладной минералки? Или сока?

– Есть, только все теплое, – ответила тетка. – Холодильник отключили. Сколько заливать?

Пока они разговаривали, к «Тойоте», пригибаясь, тенью скользнула невзрачная фигура. Машина стояла таким образом, что ни толстуха, ни Анна ее не заметили.

Подумав, Анна решила не брать воду – до дома осталось минут десять езды, Лиля потерпит. Толстуха включила подачу топлива, и Анна направилась к машине. Зазвонил мобильный, муж интересовался, когда они приедут. Анна сказала, что скоро.

Заливая бензин в бак и рассеянно наблюдая за мелькающими цифрами счетчика, она услышала, что ее дочь смеется и что-то оживленно лопочет. Когда бак был заполнен, Анна вернула «пистолет» в держатель колонки и села в машину. Лиля продолжала хихикать, то и дело оборачиваясь.

– Что тебя так развеселило? – спросила Анна, включая зажигание. Автомобиль выехал с заправки. – И откуда у тебя это? – она указала на воздушный шар в виде забавного зайца, который держала в руках Лиля.

– Мама, это мне клоун подалил. Он из цилка к нам плиехал, – радостно сообщила Лиля. – В гости.

– Клоун? – недоуменно спросила Анна. – Откуда здесь взяться клоуну, котенок?

Лиля снова засмеялась, словно ее щекотал кто-то невидимый.

– Вылезай, клоун! – воскликнула она, оборачиваясь. Внезапно Анну охватило странно тревожное чувство, будто где-то в глубине желудка заворочался сонный зверек, маленький, но с очень острыми коготками. Она посмотрела в зеркало заднего вида и едва удержалась от крика – с заднего сиденья поднималось какое-то невообразимое существо, с раскрашенным лицом, в нелепом колпаке и с красным носом. Господи, и правда клоун. Или она тронулась?!

Лиля засмеялась, и клоун подхватил смех девочки, гнусаво хохоча.

Анна собралась затормозить, но клоун предостерегающе сказал:

– Прошу вас, не делайте этого.

– Как... Что вы делаете в моей машине?! – Анна чуть не задохнулась от возмущения. – Немедленно выйдите!

Клоун грустно наклонил голову:

– А вот ваша дочь вряд ли одобрит такое решение. Правда, Лилечка?

Анна не верила своим глазам – каким образом это чучело умудрилось залезть к ним в машину? Неужели пока она расплачивалась за бензин? Она остановила «Тойоту» на обочине.

– Выметайтесь, – холодно сказала она.

– Ай-я-яй, – зацокал языком клоун. – Зачем же так грубо... Аня.

– Откуда вы меня знаете? – подозрительно спросила Анна.

– Мамочка, не надо, – захныкала Лиля. – Он смешной. С ним интелесно!

Но Анна не слушала дочь. Преисполненная решимости вышвырнуть это разрисованное убожество из салона автомобиля, она стремительно вышла наружу и открыла заднюю дверь.

– Вы отстали от своего цирка? – с ледяной вежливостью поинтересовалась она. – Мне очень жаль, но, если вы не выйдете через секунду, я позвоню в милицию.

На блестящей от грима физиономии клоуна зазмеилась недобрая ухмылка:

– Мой цирк со мной, дорогуша. Это вы. Не нужно нервничать. Хотите леденец?

– Пошел вон! – вышла из себя Анна, и вдруг замерла – на нее уставилось черное дуло пистолета.

– Могу вас уверить, что он настоящий, – проворковал клоун. – Вы же не захотите проверить, правду я говорю или нет?

Лиля, просунув голову между сиденьями, с изумлением глядела на эту сцену.

– Дайте ваш мобильный. Идите в машину, – тихо скомандовал клоун, когда телефон перекочевал в его руку. Передавая трубку, Анна ненароком коснулась гладкой перчатки клоуна и вздрогнула – ощущения были сродни паучьему прикосновению.

Существо в маскараде захлопнуло дверь. Анна не двигалась, плотно сжав губы. Ее рассудок все еще не желал осознавать, что это происходит с ней и ее дочерью.

– Садитесь за руль. Если вы закричите или попытаетесь бежать, я убью вашу дочь, – так же тихо и ласково сказал клоун, переводя влюбленный взгляд на ошарашенную девочку. Анна поймала себя на мысли, что подобным тоном интересуются, как прошли выходные.

С нарастающим ужасом она поняла, что у нее действительно нет выхода. Трасса, где они остановились, обычно пустынна, заправка осталась за поворотом, да и тетка на кассе вряд ли видела этого урода. Что же делать?!

– Будьте же благоразумны, – мягко сказал клоун. Он выключил мобильный Анны, потом передернул затвор пистолета, и этот щелчок словно сдвинул с места какие-то нужные шестеренки в мозгу женщины. До нее стало постепенно доходить понимание происходящего, но от этого ей стало еще страшнее. Скорее всего, это и есть тот самый псих, о котором вот уже неделю говорит весь Каменск. Она также знала, что когда люди такого сорта (а люди ли они вообще?!) выдвигают какие-то требования, то с ними лучше не спорить и во всем соглашаться.

– Хорошо, – сказала она, стараясь придать своему голосу как можно больше безразличия и спокойствия. Ладно, она постарается вести себя как пай-девочка, и, если им повезет, она усыпит бдительность этого размалеванного придурка, а там видно будет. – Куда мы едем?

– На Представление, – хихикнул клоун, убирая пистолет. – Езжайте вперед, Аня, я покажу дорогу.

– Откуда ты меня знаешь? – снова спросила Анна.

– Я все про вас знаю, – лениво ответило существо и достало из кармана свернутую в трубочку бумажную ленту-язык. – Кстати, на «ты» мы с вами не переходили.

Клоун дунул, «язык», сверкнув цветными блестками, распрямился, словно кобра в момент броска, затем свернулся обратно. Распрямился, свернулся. И так несколько раз.

– Хочешь поиграть? – предложил клоун Лиле, но та испуганно завертела головкой. Она уже не улыбалась и со страхом переводила взгляд с мамы на этого странного клоуна, который сначала показался ей таким милым и веселым, а потом вдруг стал таким плохим. Клоун убрал «язык».

– Я знаю все про всех в этом городе, – безжизненным голосом сказал он. – Это мой город.

Смеркалось. Тронутая пылью «Тойота» на большой скорости летела по пустынной дороге в сторону лесного массива, все дальше удаляясь от города. И без того редкие дачные домики давно исчезли, вскоре пропали фонари, потом вышки линии электропередачи, асфальтовая дорога сменилась на грунтовую, потом она закончилась, уступив место лесной тропе с глубокими колеями, а машина, которую обступали плотные стволы деревьев, все ехала и ехала, углубляясь в самую чащу.

* * *

Они въехали в лес, и «Тойота» сразу погрузилась в сумерки.

– Включите фары, – сказал клоун. – Вы ведь не хотите врезаться в дерево?

Анна послушно выполнила требование. Ветки деревьев висели так низко, что цепляли своими корявыми лапами корпус «Тойоты».

– Куда вы нас везете? – после небольшой паузы спросила Анна.

Клоун рассмеялся:

– Везете нас вы, дорогуша. Я просто подсказываю вам верный путь.

«Верный путь, – машинально проговорила про себя Анна, чувствуя, что ее сердце сейчас выскочит от страха через глотку. – Только куда приведет нас этот путь?»

– Я хочу пить, мама, – жалобно проговорила Лиля.

– Терпи, – только и могла сказать женщина, в душе ненавидя себя за эти слова и отчасти за то, что не купила воды на заправке.

– Мы уже скоро приедем, – произнес клоун и зевнул. – И я дам тебе попить... котенок.

Анна дернулась, как от пощечины. Откуда этому вырядившемуся чучелу известно, что она частенько так называет дочь?

– Скажите, вы действительно работаете в цирке? – задала она вопрос. Анна решила, что пора что-то предпринять, поскольку она даже боялась представить себе, что с ними собирается сделать это кошмарное создание ночью в глухом лесу.

– Отнюдь, – ответил клоун. – А вам-то какая разница?

– Вы сказали, что это ваш город, – произнесла Анна. – Значит, вы выросли тут и...

– Ох уж эти дурацкие вопросы, – добродушно прервал ее клоун и поправил сбившийся колпак. В темноте слабо блеснули приклеенные звездочки из фольги. – Анна, милая, избавьте меня от этой дешевки. Я смотрю в ваши глаза, отражающиеся в зеркале, и читаю: «Сейчас я буду задавать вопросы этому шизику, пока он не расслабится, войду с ним в психологический контакт, постараюсь вникнуть в его сущность, узнать его слабые стороны, какие чувства его тревожат, затрону самые нежные струнки его души и подберу ключик к его сердцу...» Аня, это бывает только в третьесортных триллерах. Поверьте, я не из этой оперы. Я прочитало все о маньяках, я знаю о них намного больше, чем они сами о себе, так что не тратьте понапрасну время.

Подавленная тирадой клоуна, Анна даже не сразу сообразила, что он отзывается о себе в среднем роде.

– Послушайте, забирайте машину и оставьте нас в покое. Прошу вас! У моего мужа есть деньги, мы заплатим, сколько вам нужно!

– Сколько нужно, говорите? – Клоун сделал вид, что задумался. – И во сколько вы готовы оценить свою жизнь, Аня? И вашего котенка?

Анна едва сдержалась, чтобы не сорваться, так как слово «котенок» из размалеванных губ этого психа звучало особенно гадко и как-то липко.

– Не знаю, – сквозь зубы проговорила она. – Деньги у моего мужа. Уверена, вы останетесь довольны.

Клоун глубоко вздохнул:

– К моему большому сожалению, вынужден вас разочаровать. Деньги меня не интересуют.

– Вам нужно... мое тело? – вырвалось у Анны, и лишь одна мысль о том, с какой целью это клоунское отродье везет их с Лилей в лес, вызвала у нее тошноту и безотчетный ужас.

Клоун с изумлением посмотрел на нее и пискляво захихикал:

– Боже, какая вы забавная, Анна. Если бы я и хотело поразвлечься, то вряд ли стало делать это с вами. Не обижайтесь, ваша внешность ни при чем. Вы роскошная женщина. Но я привыкло получать удовлетворение несколько иным способом.

– Вы женщина? – на всякий случай уточнила Анна.

– Опустим эти детали, они не имеют значения, – в голосе клоуна послышались нотки раздражения. Вдруг он встрепенулся:

– Сейчас будет небольшая полянка, я просил бы вас взять чуть-чуть правее, ага... вот, чудненько. А теперь можете глушить мотор.

Словно во сне, Анна сделала все, как было сказано.

– Не выключайте фары, – попросил клоун. Он чем-то зашуршал сзади, послышались булькающие звуки, потом он наклонился к Анне и, прежде чем она успела что-то понять, крепко прислонил к ее лицу тряпку, намоченную хлороформом. Женщина вздрогнула, и в следующую секунду ее тело обмякло. Лиля испуганно заплакала, закрыв лицо руками.

– Не ной, котенок, – засюсюкал клоун. – Мама просто поспит. А я, как и обещало, дам тебе водички.

Существо вылезло из машины, шурша своими широкими панталонами, и выволокло из машины ревущую девочку.

– Мамочка... хочу к маме, отпусти меня, ты плохой, – рыдала Лиля, размазывая слезы по щекам. Клоун молча подвел ее к небольшому столику, у которого стояло три раскладных стула. На один из них он силой усадил Лилю и взял со стола моток скотча.

– Сиди смирно, а то не получишь воды, – пыхтело существо, плотно приматывая ноги ребенка к ножкам стула. Лиля заплакала еще сильнее, пытаясь вырваться, но клоун держал ее крепко, пока не закончил с руками. Оставшись довольным работой, он куда-то ушел.

– Мама!.. – всхлипывала Лиля. Еще никогда ей не было так страшно. Почему этот противный клоун не оставит их в покое?!

Внезапно в лесу вспыхнули фары, Лиля зажмурилась. Клоун вышел в свет и поднял руки вверх.

– До нашего Представления осталось всего три звонка! – торжественно провозгласил он и принялся за дело. Напоив Лилю из пластиковой бутылки, он, повизгивая от возбуждения, стал как угорелый носиться по поляне, успевая при этом делать свои дела. Он повесил по всему периметру поляны шесть керосиновых ламп и зажег их, одинаково отрегулировав фитили на каждой. Потом достал из багажника машины несколько мотков гирлянд, воздушные шары и магнитофон.

– Я специально приготовило для тебя смешные песенки, – радостно сообщил клоун Лиле, которая продолжала биться в истерике. Он долго выбирал кассету, и вскоре из обшарпанных динамиков зазвучал незабываемый голос Румянцевой: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит, вот что значит настоящий, верный друг...»

Пока играла песня, клоун быстро развесил гирлянды, после чего занялся воздушными шарами. Когда он закончил, было видно, что он устал. Он проверил Анну – она все еще была без сознания. Удовлетворенно хмыкнув, он снова отправился к машине и вскоре вернулся, нагруженный стремянкой, банкой клея «ПВА», саперной лопаткой, длинным конусообразным шестом, ремнем с множеством пряжек и бутылкой растительного масла. Он вывалил все это возле огромной сосны, затем решил обновить макияж.

«...От улыбки в небе радуга проснется! Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз еще вернется...» – началась следующая песенка.

Закончив накладывать грим, клоун посмотрел на часы и засеменил к «Тойоте».

– Дяденька, не делайте ничего моей маме! – завизжала Лиля, трясясь и подскакивая на стуле. В скудном освещении покачивающихся керосиновых ламп ее бледное личико блестело от слез.

Клоун вытащил из салона «Тойоты» тело Анны и с усилием поволок ее к столу.

– Мама, мамочка... – глотая слезы, безостановочно повторяла Лиля.

– Заткнись, – резко бросило существо.

«...и тогда наверняка вдруг запляшут облака», – неслось из динамиков.

Кряхтя, клоун не без труда усадил безвольное тело женщины на стул и скотчем примотал ее лодыжки и кисти, как сделал это с девочкой. Анна что-то невнятно пробормотала в полузабытьи.

Клоун отдышался, после чего в руках появился нашатырный спирт, и он сунул пузырек под нос Анне. Она застонала, приоткрыв глаза. Пока она приходила в себя, клоун снял с нее заколку, высвобождая густой поток каштановых волос.

– Мне всегда нравились ваши волосы, – с нескрываемым восхищением промолвил клоун. Он с благоговением взял одну прядь, понюхал ее и причмокнул от удовольствия.

Анна полностью открыла глаза и посмотрела на клоуна ясным взглядом. Она увидела связанную дочь, развешанные гирлянды с воздушными шарами, покачивающиеся на ветках керосинки, в ее расширенных глазах промелькнуло понимание происходящего, и губы женщины задрожали: