Текст книги "Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология"

 
Во сыром бору сосна стоит, растет;
Во чистом поле метель гудит, поет;
Над землею тучи серые шатром;
На земле снега пушистые ковром;
Вьюга, холод, но печальная сосна
Неизменна, как весною зелена.
Возвратится ли веселая весна,
Пробудится ли природа ото сна,
Прояснеют, улыбнутся небеса,
В листья нежные оденутся леса,
Заблестит сквозь зелень ландыш серебром,
Засинеет незабудка над ручьем,
Взглянет солнце с неба чистого светлей,
И зальется звонкой трелью соловей —
Всё по-прежнему печальна, зелена,
Думу думает тяжелую сосна.
Грустно, тяжко ей, раскидистой, расти:
Всё цветет, а ей одной лишь не цвести!
Собирая иглы острые свои,
Хочет в землю глубоко она уйти
Иль, сорвавшися с извивистых корней,
В небо взвихриться метелью из ветвей.
Да крепка земля, далеки небеса —
И стоит она, угрюмая краса,
И весною и зимою зелена,
И зимою и весною холодна…
Тяжело сосной печальною расти,
Не меняться никогда и не цвести,
Равнодушным быть и к счастью и к беде,
Но судьбою быть прикованным к земле,
Быть бессильным – превратиться в бренный прах
Или вихрем разыграться в небесах!
 

1845

68. Первая половина текста неинфинитивна, но длинной финальной ИС 8 предшествуют, начиная с середины ст-ия, ИФ 1+1+2. От традиционного ИП на тему «природного иного» ст-ие отличается последовательностью в представлении точки зрения сосны (хотя и от 3-го лица), а не желающего превратиться в нее субъекта (ср. № 35). Кульминации это напряжение достигает в ИС, где «сосновая» перспектива сохраняется, но именные части сказуемого даются в неопределенно-личном мужском роде подразумеваемого авторского «я» (Тяжело сосной печальною расти… Равнодушным быть… прикованным… бессильным…). Интересно амбивалентно-сочувственное отношение к метаморфозе «субъект → иное» (напр., обилие отрицательных частиц и эмоций; ср. № 38); оригинально и применение для лирической медитации фольклорного Х6.

Николай Васильевич Берг (1823–1884)

Б. много переводил со славянских языков, а тж. с французского и итальянского, в основном – народные песни (но тж. Мицкевича и Петрарку), следуя принципу свободного перевода.

[Мастера перевода, 1, 416–417]

 
На лугу пасется белый конь,
Час пасется, два он слушает,
Как свою родную матушку
Молит девица-красавица:
«Не давай меня ты, матушка,
За немилова, неласкова!
Лучше с милым по горам ходить,
Воду с листьев дождевую пить,
Заедать колючим тернием,
Спать на голой, на сырой земле,
Чем с немилым в терему большом
Белый сахар есть и нежиться
На шелку всё да на бархате!»
 

<1847>

69. Перевод сербской нар. песни «Конь зеленко росну траву пасе…». Абсолютная ИС 4-2 по схеме «Лучше…, чем…».

Иван Сергеевич Аксаков (1823-1886)

Среди десятка ИС у А. нет абсолютных и особенно длинных; но иногда он ставит их в сильные финальные позиции. В повествовательной «Простой истории» (1841) ИС 5 применена к «женскому иному»:

Придется вам до поздних лет дожить , Приготовлять внучат своих для света, В бостон играть, да свадебки чинить, А с бала возвратясь, полураздета, Как фурия, людей своих бранить…

В «На прощанье (При отъезде из Петербурга)» (1842) «иное» – это обычная для дружеских посланий разлука/ностальгия, и ИС 4 дана под знаком предвкушения:

Мне грустно расставаться с вами, Себя от братства оторвать , Проститься с близкими друзьями И вновь свиданья ожидать!

Шуточная мистерия «Жизнь чиновника» (1843/1861) открывается словами Служить? иль не служить? да, вот вопрос!, игриво отсылая к гамлетовской инфинитивной традиции. В «При кликах дерзостно победных…» (1847) по ходу мысленного присоединения к чужой, женской, точке зрения после нескольких коротких ИФ появляется ИС 1-2, покрывающая семь строк:

Хотел бы я лампадой ночи Светить пред ней в заветный час, Когда подъемлет к небу очи Одна страдалица из вас, Чтоб видеть пыл душевной битвы Перед творцом, наедине, Чтоб слышать мне полет молитвы В благоуханной тишине!..

В сатирической «Зимней дороге» (1847) один из персонажей, Петр Семенович Архипов, произносит монолог, содержащий самобичевательные ИС 5+4, с характерным для ИП противопоставлением «своего» и «чужого»:

Мы любим жить чужим умом, Свое чужим аршином мерить И  пировать в пиру чужом; Кому ненужны мы – о том И  хлопотать , и  лицемерить ! <…> Так чем глядеть по сторонам, В чужом пиру искать похмелья И по проложенным тропам Идти вослед чужим стопам, Ковать ненужные изделья – Пусть пелену с себя сорвет, <…> Пусть он почувствует в себе Всю святость уз своих к народу…

В патриотическом «На Дунай! туда, где новой славы…» (1854) есть длинная мечтательная ИС 6:

О, туда! Отрадно на просторе Там вздохнуть средь жизни мировой, В горе всех – свое растратить горе, В счастье всех –  исчезнуть будто в море, Хода дней не слышать над собой… В общей жизни – жизнью потеряться , В общем деле – свято послужить …

[Аксаков 1960]

 
Странным чувством объята душа,
Будто хочет проститься с землею,
Будто всё, чем земля хороша,
С бесконечной и пестрой семьею,
Всё покинуть ей должно спеша!..
 
 
И с порывом тоскливо-больным
Просит воли, – на миг позабыться,
Всё вместить, полюбить, всем земным,
Всем дыханием жизни упиться,
Всем блаженством ее молодым!..
 

1847

70. ИС 4 покрывает четыре строки второго пятистишия; предвестием служат ИФ 1+1 в I строфе. Мотивировка ИП – колебания души между привязанностью к земной жизни и принадлежностью к «иному» миру.

Иван Саввич Никитин (1824–1861)

Длинная ИС 1+8 есть в довольно раннем ст-ии на типично инфинитивную тему – «Жизнь» (1849/1853), написанном Я4 и транспонирующем онегинскую медитацию в мрачный, негативно-ностальгический перволичный план:

И  жить в ту пору мы спешим, <…> Нам тяжело припоминать Минувшей молодости повесть, Читать ее и усыплять Неумолкающую совесть, И в поколенье молодом Казаться лишними гостями С своим обманутым умом И затаенными слезами, В тоске безмолвно изнывать, В надеждах лучших сомневаться, В вопрос о жизни углубляться И постепенно умирать.

«Русь» (1851) примечательна финальным аккордом – ИС 4, управляемой оборотом Есть за что…, в фольклорном «кольцовском» пятисложнике:

Уж и есть за что, Русь могучая, Полюбить тебя, Назвать матерью, Стать за честь твою Против недруга, За тебя в нужде Сложить голову! (ср., напротив, тютчевское «Умом Россию не понять…», 1866).

Нередко у Н., как у многих, использование ИП в стихах на женскую тему; ср. ИС 6 в «Не повторяй холодной укоризны…» (1853), с переносом (в духе Онегина) ответственности за ожидаемый несчастный образ жизни женщины на лирического субъекта:

Тебе ль, с младенчества не знавшей огорчений, Со мною об руку идти одним путем, Глядеть на зло и грязь и  гаснуть за трудом, И  плакать , может быть, под бременем лишений, Страдать не день, не два — всю жизнь свою страдать!..

Ср. более предсказуемые «Три встречи» (1854):

Стала ты жить сиротою, Горечь забот узнавать , Молча, под кровлей чужою, Ночи одна работать (ИС 3);

и «Рассказ крестьянки» (1854):

То надо печь соломою Топить и щи варить; То за водою на реку С ведерками сходить; То снег самой откидывать Лопатой от ворот <…> (ИС 4).

Менее беспросветна ИС 3 в «Песне» («Ковыль, моя травушка, ковыль бесприютная…»; 1855), где примечателен мотив «чужого»:

Легко красной девице чужой тоской тешиться , С ума сводить молодца, шутить злой изменою (ср. №№ 69, 71).

К женскому «иному» примыкают у Н. и его крестьянские и другие социальные типы; ср. выше «Рассказ крестьянки», а тж. ст-ие «Нужда» (1853) с ИС 6+5:

Стал он думать с тех пор, Тосковать и  бледнеть , Мало есть , дурно спать , День и ночь работать <…> В путь-дорогу пошел Новой доли искать; Мыкать горе свое, В пояс кланяться всем, На людей работать, Силу-матушку класть…

Ср. тж. ИС 4 в поэме «Кулак» (1857):

Лукич на ярмарке с рассвета; Успел уж выпить , закусить, Купить два старых пистолета И с барышом кому-то сбыть;

ИС 7 в «Ах, прости, святой угодник!..» (1858):

Поп, обросший бородою, По дворам с святой водою Будет в праздники ходить , До упаду есть и  пить , За холстину с причтом драться , Попадьи-жены бояться , Рабски кланяться рабам И потом являться в храм;

и рекордную ИС 9, состоящую почти исключительно из форм совершенного вида и охватывающую 18 строк в патриотическом «Донцам» (1854), полном передвижений, в частности в челноке и на скакуне:

Привык казак к огню и бою, Ему не страшно по реке В глухую полночь под грозою Пуститься в легком челноке, Подкрасться к вражескому стану, Канат у судна отрубить И из-под носа оттомана Его спокойно уводить , Схватить «язык», открыть дороги В лесах, болотах и горах, И в неприятельских шатрах Наделать шуму и тревоги, Иль, подбоченясь молодцом, На скакуне своем степном Скрываясь в поле под туманом, В руке с губительным арканом Врага беспечного открыть И вдруг — с коня его схватить.

Многочисленны у Н. и лирико-медитативные ИС, часто с металитературной тематикой; ср., напр., ИС 4 в финале «Нового завета» (1853):

Как сладко читать эти строки, Читая, молиться в тиши, И плакать , и  черпать уроки Из них для ума и души!;

ИС 8-1 в ст-ии к «С. В. Чистяковой» (1854), с отзвуками гамлетовского монолога и схемой «Что лучше: … или …»:

Что лучше: раньше умереть Или страдать и  сокрушаться , Глядеть на зло, и зло терпеть, И веровать, и сомневаться? Утраты, нужды испытать, Прочесть весь свиток жизни горькой, Чтоб у дверей могилы только Их смысл таинственный понять?;

ИС 4 в фольклорно окрашенном (Ан3), но перволичном «За какую ж вину и беду…» (1855):

Годы шли… Стал я ночи не спать , Думы думать про степи раздольные, Чудных звуков игру понимать , Втихомолку слагать песни вольные;

ИС 5 в «В саду» (1856):

Долго ль буду я тут одиноко бродить , Слушать песню и свист соловьиный, Надрывать свою грудь, свое сердце крушить, Молча сдерживать слезы кручины?;

негативно-ностальгичную ИС 5 в «Средь жизни пошлой, грустной и бесплодной…» (1858/60):

О, как я мог так долго ошибаться , Святое чувство на смех отдавать , Служить шутом, игрушку заменять, Так жестоко, так глупо унижаться!;

и, наконец, комбинацию коротких ИФ 1+1+1 в начале и эффектно обрываемой на полустроке финальной ИС 3 в условно-мадригальном послании к Н. А. Матвеевой «Я вас не смею раздражать…» (1861):

Я вас не смею раздражать И повинуюсь молчаливо, И, хоть совсем не рад молчать , Молчать я буду терпеливо. <…> Мне остается перед вами, Приняв вид скромности святой, Стоять с поникшей головой И с потупленными глазами Или забыть весь свет — и вдруг Воскликнуть…

[Никитин 1965]

 
Не вини одинокую долю,
О судьбе по ночам не гадай,
Сберегай свою девичью волю,
Словно клад золотой, сберегай:
 
 
Уж недолго тебе оставаться
В красном тереме с няней родной,
На леса из окна любоваться,
Расцветать ненаглядной зарей;
 
 
Слушать песни подруг светлооких,
И по бархату золотом шить,
И беспечно в стенах одиноких
Беззаботною пташкою жить.
 
 
Отопрется твой терем дубовый,
И простится с тобою отец,
И, гордясь подвенечной обновой,
Ты пойдешь с женихом под венец;
 
 
Да не радость – желанную долю —
Ты найдешь на пороге чужом:
Грубый муж твою юную волю
Похоронит за крепким замком.
 
 
И ты будешь сносить терпеливо,
Когда злая старуха свекровь
Отвечать станет бранью ревнивой
На покорность твою и любовь;
 
 
Будешь глупой бояться золовки,
Пересуды соседей терпеть,
За работой сидеть без умолку
И от тайного горя худеть,
 
 
Слушать хмельного мужа укоры,
До рассвета его поджидать;
И забудешь ты песню, уборы,
Станешь злую судьбу проклинать;
 
 
И, здоровье в груди полумертвой
От бесплодной тоски погубя,
Преждевременной жалкою жертвой
В гроб дощатый положишь себя.
 
 
И никто со слезой и молитвой
На могилу к тебе не придет,
И дорогу к могиле забытой
Густым снегом метель занесет.
 

1853; оп. 1912

71. Тема женского иного, взятая в самом беспросветном социальном ключе, разработана с контрастом между ИС 6, изображающей счастливое девичество (строфы II-III), и ИС (1-1)+6+1, рисующей тяжелую замужнюю жизнь (VI-VIII); интересна перспектива предвкушаемой ностальгии по настоящему из предсказываемого будущего.

 
Душный воздух, дым лучины,
   Под ногами сор,
Сор на лавках, паутины
   По углам узор;
Закоптелые палати,
   Черствый хлеб, вода,
Кашель пряхи, плач дитяти…
   О, нужда, нужда!
Мыкать горе, век трудиться,
   Нищим умереть…
Вот где нужно бы учиться
   Верить и терпеть!
 

1857–1858

72. Тема «крестьянского иного» решена в почти полностью безличном ключе: первые 8 строк – назывные, а последнее четверостишие состоит из абсолютной ИС 3 и резюмирующей ИС 1-2, управляемой единственной открыто модальной, но не глагольной и практически безличной, формой нужно бы.

Дмитрий Дмитриевич Минаев (1835–1889)

У М., знаменитого, наряду с эпиграммами и пародиями, также переводами, ИП встречается в переводах, в частности из Огюста Барбье, ср. ИФ 2+2 (вводимый анафорическим повтором управляющего Должны) в одном из монологов Поэта (Сальватора Розы) в «Киая» (Auguste Barbier, «Il Pianto. Chiaia») (1861):

Должны всю боль души, гной наших ран скрывать Под палкою гостей незваных и бесчестных, И двадцать раз на дню безмолвно умирать С невозмутимостью животных бессловесных; Должны крик ужаса тогда в себе давить , Когда бы закричал от боли самый камень, И где-нибудь в углу украдкой слезы лить <…>.

Оригинал инфинитивнее, ср.:

Mais nous, mais nous, hélas! Habitants de la terre, Il faut savoir souffrir , mendier et nous taire; Il faut de notre sang engraisser les abus, Des fripons et des sots supporter les rebuts; Il faut voir aux clartés de la pure lumière Des choses qui feraient fendre et crier la pierre; Puis, dans le creux des doigts enfermer avec soin Son âme, et s’ en aller gémir en quelque coin <…> (ИC (1-3)+2+(3-2/1).

См. также сатирическое ст-ие «Полезные люди» (1866; пeревод из Гюстава Надо, Gustave Nadaud, «Les Hommes utiles», 1849), две из семи октав которого – ИФ 2+1+3+1 – посвящены соответственно колониальным солдатам и верноподданическим поэтам (так что ИП ставится на службу метапоэтической теме):

Солдатам нашим, говорят, Не жизнь, а рай в Алжире… Людей колоть и  убивать Привыкнешь без труда ты… Ну, хочешь край свой защищать  — Так поступай в солдаты. / Еще есть роль одна у нас — И роль почетна эта: Куплеты стряпать на заказ И, в должности поэта, В ливрею музу наряжать, Петь голосом продажным… Ну, хочешь лавры пожинать — Так будь певцом присяжным… Среди эпиграмм М. есть посвященная врачу и художнику «[А. И.] Жижиленко» (1884), т. е. метахудожественная, с ИС 5:

<…> Художник начал исправлять Природы этой недостатки, Подкрашивать, и подвивать, Заштопывать и класть заплатки <…>

[Минаев 1947]

Глава третья, IX

 
Какой вы будете женою?
Что вы за мать, скажите мне,
Умея только пред луною
Мечтать в полночной тишине?
Что для жены быть может хуже —
Искать опоры только в муже,
Его трудиться заставлять,
Самой же плакать и вздыхать,
Краснеть пред дочерью и сыном,
Своим невежеством казнясь,
И постепенно падать в грязь!
Муж будет честным гражданином,
Жена же – куклою немой!..
Вот идеал, но он не мой…
 

оп. 1865

73. Строфа из знаменитой пародии на пушкинский роман в стихах, с ИС 1+(6-1), – наибольшее приближение у М. к инфинитивному целому. В форму онегинской строфы облечена разработка темы женского иного, взятой в откровенно разоблачительном феминистском ключе.

Константин Константинович Случевский (1837–1904)

В поэзии С., с ее медитациями о своем и чужом, личности и толпе, здешнем и загробном бытии, ИП используется более чем в десятке ст-ий, на всем ее протяжении, начиная с ИС 4 в довольно раннем переводе ст-ия Барбье «Il Pianto» («Il est triste partout de ne voir que le mal…»; 1833), переводившегося также Дуровым (1844, см. выше) и Минаевым (1861, см. выше):

Да! грустно на земле одно лишь зло встречать , Настраивать свой стих на стон и вопль кручины, На ясных небесах бег тучи подмечать, В лице смеющемся отыскивать морщины.

В «Будущим могиканам» (1880) ИП совмещено с сонетной формой и темой жизни и смерти: ИС 3 появляется во 2-м катрене, а далее следуют ИФ 1+2-1, завершая сонет инфинитивной рифмой:

Ну, что ж? Положим так, что вовсе не позорно Молчать сознательно, но заодно с толпой; В весельи чувственности сытой и шальной Засмеивать печаль и  шествовать покорно! Толпа – всегда толпа! В толпе себя не видно; В могилу заодно сойти с ней не обидно; Но каково-то тем, кому судьба –  стареть , И ждать, как подрастут иные поколенья И окружат собой их, ждущих отпущенья, Последних могикан, забывших умереть!

Во фрагменте из гл. 1 поэмы «В снегах» (1879) мотив заброшенности в «здешнее иное» выражен через ИС 7-1, с инфинитивами в рифмах:

Нанят ты с тем, чтобы быть тут и  жить , Ломы, кирки, решета сторожить , Книги какие да счеты беречь , В горенке темной протапливать печь, Снегу лачуги сдавить не давать , В стойла пустые волков не пускать .

Более позитивное размышление о смысле существования, в данном случае России, – в финальной строфе ст-ия «На Волге» (1881) с ИС (1-1)+3:

…Только не добиться, Во что здесь жизни суждено сложиться! Придется ей самой себя создать И от истории ничем не поживиться, И от прошедшего образчиков не брать.

В начальной строфе металитературного «Нет, жалко бросить мне на сцену…» (1890) ИС 1-3 мотивирована темой отчужденности от толпы и условностей театра:

Нет, жалко бросить мне на сцену Творенья чувств и дум моих, Чтобы заимствовать им цену От сил случайных и чужих, – Чтобы умению актера Их воплощенье поручать , Чтоб в лжи кулис, в обмане взора Им в маске правды проступать <…>

Один из сигнатурных текстов С., «Меня в загробном мире знают…» (1901), построен на совмещении оппозиций «земное/потустороннее», «свое/чужое» и «поэт/адресат-атеист». Инфинитивность нарастает к середине 6-строфного ст-ия, достигая почти абсолютного уровня, c ИС 1+(4-2)+1:

«Жить в том, что осмеял он, – скучно, Он не захочет быть смешон. Всё им поруганное –  видеть , Что отрицал он –  осязать , Без права лгать и  ненавидеть В необходимости –  молчать !» Ты предвкуси такую пытку: Жить вне злословья, вне витийств!

[Случевский 2004]

 
Да, ночью летнею, когда заря с зарею
Соприкасаются, сойдясь одна с другою,
С особой ясностью на памяти моей
Встает прошедшее давно прожитых дней…
Обычный ход от детства в возмужалость;
Ненужный груз другим и ничего себе;
Жизнь силы и надежд, сведенная на шалость,
В самодовольной и тупой борьбе;
Громадность замыслов какой-то новой славы, —
Игра лучей в граненых хрусталях;
Успехов ранних острые отравы,
И смелость бурная, и непонятный страх…
 
 
Бой с призраками кончен. Жизнь полна.
В ней было всё: ошибки и паденья,
И чад страстей, и обаянье сна,
И слезы горькие больного вдохновенья,
И жертвы, жертвы… На могилах их
Смириться разве? но смириться больно,
И жалко мне себя, и жалко сил былых…
Не бросить ли всё, всё, сказав всему: довольно!
И, успокоившись, по торному пути,
Склонивши голову, почтительно пройти?
 
 
А там? – А там смотреть с уменьем знатока,
Смотреть художником на верность исполненья,
Как истязаются, как гибнут поколенья, —
Как жить им хочется, как бедным смерть тяжка, —
И поощрять детей в возможности успеха
Тяжелой хрипотой надтреснутого смеха!..
 

1880

74. Датировка написания затруднена, но в первом сб. С. (1880) ст‐ие расположено близко к началу. Из трех строф инфинитивны конец II строфы и вся III, причем ИС 1+1+(5-1), предвещаемая квазиабсолютным модальным Смириться разве? и открывающаяся аналогичным Не бросить ли..?, постепенно все больше автономизируется, особенно после переброса в заключительную строфу с помощью вопроса А там? В роли «иного» – отчужденный взгляд на жизнь как уже прожитую субъектом.

 
Что за вопросы такие? Открыть тебе мысли и чувства!..
Мысли мои незаконны, желания странны и дики,
А в разговорах пустых только без толку жизнь выдыхаешь.
Право, пора дорожить и собой и своим убежденьем, —
Ум прошутить, оборвать, перемять свои чувства нетрудно.
Мало ли, как я мечтаю, и много в жизни хочу я!..
 
 
Прежде всего мне для счастья сыскать себе женщину надо.
Женщина вся в нежном сердце и в мягкости линий,
Женщина вся в чистоте, в непорочности чувства;
Мне не философа, мне не красавицу нужно; мне нужны
Ясные очи, коса до колен и подчас поцелуи.
С этакой женщиной труд будет легче и радость полнее.
 
 
Я бы хотел отыскать себе близких по цели и сердцу,
Честных людей, прозревающих жизнь светлым оком рассудка.
С ними сходясь, в откровенных беседах часы коротая,
Мог бы я силы свои упражнять, проверять свои мысли.
Словом живым заменил бы я мертвые речи печати;
Голос из книги – не то, что живой, вызывающий голос.
 
 
Я бы хотел, взявши в руки свой посох, спокойно пуститься
Тем же путем, по которому шло человечество в жизни.
С Желтой реки до священных лесов светлоструйного Ганга,
С жарких пустынь, где в конических надписях камни пестреют,
Шел бы я рядом развалин столиц азиатских народов;
 
 
Снес свой поклон пирамидам и гордо-задумчивым сфинксам.
В рощах Эллады, на мраморных плитах колонн Парфенона
Мог бы я сесть отдохнуть, подошедши к Эгейскому морю,
Прежде чем следовать берегом моря за ходом народов,
Прежде чем сжиться с историей Рима и с жизнью Европы.
 
 
Я бы хотел, обратившись на время в печатную книгу,
В книгу хорошую, полную силы и смысла живого,
Слиться с народом; себя позабыв, утонуть в нем, стереться,
Слушать удары тяжелого пульса общественной жизни,
Видеть во всей наготе убеждения каст и сословий;
Выведать нужды одних, утешать их во время движенья,
…………………………………………………………………..
Стать на виду у других ………………………………………
 
 
Я бы хотел, проходя по широкой, бушующей жизни,
Сердцем ответить на всё, пережить всё, что можно, на свете,
Всем насладиться душою, и злом и добром человека,
Светлым твореньем искусства, и даже самим преступленьем,
Ежели только оно не противно той истине светлой,
Смыслу которой законы и люди так часто враждебны.
 
 
Я бы хотел, умирая, весь скарб своих сил и познаний,
Весь передать существу молодому, богатому жизнью;
Пусть бы он начал с того, чем я кончил свой труд и печали,
Пусть бы и он и преемник его умирали для внуков
С чистою совестью, светлою мыслью и полным сознаньем.
 
 
Я бы хотел после смерти, свободен, бесстрастен и вечен,
Сделаться зрителем будущих лиц и грядущих событий;
Чувствовать – мыслью, недвижно дремать в созерцаньи глубоком,
Но не ворочаться к жизни, к ее мелочной обстановке
Из уваженья к себе и к ошибкам прошедшего века!
 

1860

75. Длинное ст-ие, написанное неравными по длине белыми строфами Д6жж (имитирующего гекзаметр) и посвященное размышлению о собственных планах на жизнь, насыщено ИФ 1+1+3+1+1+2+1+(1-1/2)+7+3+1+4, причем некоторые единичные и зависимые (от хотел бы) инфинитивы управляют целыми строфами. Ст-ие 23-летнего поэта, появившееся в «Современнике», вызвало пародию (в «Свистке», тоже озаглавленную «Мои желания», тоже 1860 г.) Аполлона Капелькина (Н. А. Добролюбова), которая довольно концентрированно передает ИП оригинала (по схеме: 1+(1-1)+(1-1/6)+1+2+2+3:

Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я. <…> С этакой женщиной вместе мне друга-философа надо. С ней целоваться я буду, а мудрый мой друг в это время Будет науки мне все изъяснять, чтоб не надо мне было Время и зрение тратить над мертвою речью печати. <…> Всё, что от друга услышать успел посреди поцелуев, Всё это тут бы я вспомнить хотел, чтобы книжечку тиснуть, С нею проникнуть в народ, уяснить ход общественной жизни, Добрых утешить, а злых покарать и разлить в мире счастье… Всё бы хотел я изведать: не только искусством заняться, Но насладиться хотел бы я даже грехом преступленья, Только чтоб нравственным правилам было оно не противно… Всё, что от друга я слышал, весь скарб своих сил и познаний, Всё бы хотел перелить, через женщину с длинной косою, В новое я существо, – и в сей сладкой работе скончаться: Пусть существо молодое начнет с того, чем я окончил… После же смерти хотел бы я зрителем быть его действий, Чувствовать мыслью и сладко дремать в созерцаньи глубоком… [Русская пародия, 557–558]