Текст книги "Кормильцы"

Александр Золотько
Кормильцы

Ветер трепал огонь факелов. Пламя сухо шуршало, пыталось сорваться с палок, обмотанных промасленными тряпками, и улететь вслед за ветром, но только впустую било оранжевыми ладонями по холодному воздуху.

Тягловый брел медленно, наклонив голову, старательно отводя взгляд от света факелов, закрепленных на ярме справа и слева от его головы. Мальчишка лет десяти шел впереди, держась за конец веревки, пропущенной сквозь кольцо на шее тяглового.

Особой необходимости в поводыре не было, тягловые прекрасно знали свое дело и могли работать без присмотра. Но мальчишку нужно было приучать к работе, к тягловым, к мысли, что нет ничего важнее для семьи, чем поле, которое он сейчас пашет, урожай, который может взойти на этом участке к осени и который будет значить, что семья доживет до следующей весны и не нужно будет уходить из родных мест.

Мальчишку звали Соловьем, он уже третий год ходил поводырем и относился к своей работе серьезно и ответственно. У Соловья в семье все были серьезными и рассудительными.

Даже тягловый.

Соседи их уважали, а они уважительно относились к соседям. Вот и сейчас, услышав двуколку на дороге, мальчишка шагнул в сторону, чтобы не останавливать тяглового.

– Доброй ночи, – крикнул мальчишка, даже не рассмотрев в темноте, кто именно едет в двуколке.

– Здравствуй, – ответил Лекарь. – Солнце еще только село, а ты уже вон сколько пропахал…

– Мы выводим нашего тяглового еще засветло, – со взрослой спокойной интонацией произнес Соловей. – Вот и выходит поработать на час больше.

Лекарь остановил двуколку, спрыгнул на влажную землю и подошел к тягловому. Жирный чернозем сразу же облепил сапоги, идти было тяжело, но Лекарь давно уже не обращал внимания на подобную ерунду.

– Останови его, – сказал Лекарь.

– Да вы не беспокойтесь, старший, – мальчишка махнул рукой, но тяглового придержал. – Мы же знаем, как надо… Отец за этим следит. Мать пошила плащ для нашего…

Мальчишка избегал называть тяглового тягловым. Еще не привык, наверное.

– Мы его накрываем плащом, глаза прикрываем и ведем сюда. Мать и сестры его покормят перед работой. Пока солнце совсем не скроется, мы с отцом его и не запрягаем.

– Хорошо-хорошо, – улыбнулся Лекарь, осматривая тяглового.

Ноги… Глаза…

Нормально. Все в порядке. Тягловому было неприятно, когда Лекарь повернул его к свету факела, дернул кожей на шее, но не сопротивлялся. В его глазах бились два огонька, и можно было подумать, что это отсветы факелов. Только огоньки были не рыжие, а глубокого алого цвета.

Лекарь заглянул тягловому в рот, посмотрел на зубы.

– Что, старший? – спросил мальчишка встревоженно.

– Ничего, все нормально. – Лекарь наклонился к мальчишке так, чтобы тот увидел улыбку на его лице. – Вы хорошо следите за своим…

Лекарь посмотрел в глаза Соловья и кашлянул.

– Вы все правильно делаете. Скажи отцу, что через месяцок нужно будет заняться зубами. Ничего страшного нет, но лучше разобраться с этим сразу. Скажешь?

– Скажу, – кивнул Соловей. – Только утром. Отец на верхнем поле пашет. Но как только я его увижу, сразу передам, вы не беспокойтесь…

– Вот и славно, – Лекарь потрепал мальчишку по щеке. – Тогда я поеду…

– Вы к Молчунам?

Слухи по долине распространялись быстро, особенно если касались тягловых.

Все помнили, как пять лет назад в Старом поселке от неизвестной болезни умерли четыре тягловых.

– К Молчунам, – подтвердил Лекарь. – А что?

– Ничего. Отец говорил, что они своего тяглового заездили. Что руки нужно отрывать таким. Что…

– Правильно говорит твой отец. Только я пока не знаю, что там случилось. Может – заездили. Может, просто заболел. Всякое ведь бывает… – Лекарь снова потрепал мальчишку и пошел к двуколке.

– Я отцу передам, – крикнул мальчишка ему вдогонку и вернулся на свое место перед тягловым.

Пока Лекарь кое-как счистил с сапог грязь о ступицу колеса и забрался в двуколку, Соловей успел отойти саженей на двадцать. Теперь два факела, закрепленные на ярме, были похожи на глаза сказочного чудовища, громадное туловище которого было скрыто сумраком. Лекарь огляделся – пары таких же огненных глаз двигались по долине, будто целая стая драконов что-то выискивала в темноте.

Весна в этом году выдалась поздняя, для пахоты и сева оставалось всего неделя-полторы. Потом ночи станут слишком короткими.

Лекарь вздохнул и взял в руки вожжи. Тягловый, стоявший до этого неподвижным черным изваянием, оглянулся на него. Два крохотных алых огонька посмотрели на Лекаря.

– К Молчунам, – сказал тот. – Поехали.

И еле-еле шевельнул вожжами.

Тягловый двинулся по дороге. Не торопясь, размеренно ступая по лужам и грязи. Потом сам перешел на размеренную рысь. Лекарь откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Спешить, в общем, и некуда. И Мельник, одалживая Лекарю свою двуколку, просил особо не гнать.

– Он сам пойдет как нужно. Ты ему скажи – он поймет. Где можно будет, даже в галоп кинется, а где нельзя – шагом. Не гони его.

Мельник прекрасно знал, что Лекарь и сам никогда не станет требовать от тяглового невозможного, и другим не позволит. Да и нужно быть совсем уж ненормальным, чтобы загонять тяглового. Да еще чужого.

А своего тяглового у Лекаря, живущего одиноко, быть не могло. Вот и приходилось одалживаться у соседей. Хорошо, что Мельник сам пахотой не занимается, живет с огорода да от ветряной мельницы. Иначе пришлось бы тащиться на другой конец долины пешком, да по грязи, да под дождем…

Лекарь надвинул капюшон суконного плаща на голову – дождь, собиравшийся с самого обеда, все-таки пошел. Пахарям теперь будет совсем плохо, но работу никто не бросит – вон, пары факелов по всей долине продолжали двигаться, как ни в чем не бывало.

Очень хотелось спать – Лекарь целый день провозился с двойняшками Кузнеца, мальцы, все всегда делавшие вдвоем, вместе наелись молодых побегов кисляя и вдвоем теперь маялись животами. Собрался к вечеру лечь спать, но тут прибежал младший сын Молчуна и передал, что тягловому совсем плохо, что батя просили приехать не позднее полуночи. Очень просили.

Младший Молчун даже поклонился Лекарю, выполняя, видимо, строгий наказ отца.

Лекарь зашел к Мельнику, договорился по поводу двуколки, его пригласили за стол, Лекарь не отказался, а нужно было отказаться, ведь знал, что из-за стола у Мельника так просто не уйдешь, слово за слово, а там уже и солнце село, и нужно было выезжать, чтобы успеть обернуться до восхода.

Хотя Мельник сказал, что можно и следующей ночью вернуться, если что. Лучше, знаете, выехать пораньше следующей ночью, чем застрять на дороге в нынешней грязи и попасть под солнечные лучи.

Мельник был мужиком умным, хозяйственным. Семью имел большую, так что прокормить тяглового мог без особых проблем. Наверное, мог бы позволить себе и двух, но заводить не стал. И за это Лекарь уважал его еще больше.

Иногда Лекарь ловил себя на том, что завидует Мельнику, сутолоке за его столом, детской суете и визгу на дворе… И тому, что Мельник женат, что жена его вечно брюхата – тоже завидовал.

Он даже неудачнику Молчуну иногда завидовал.

Раньше завидовал.

Молчуновский хутор стоял на отшибе, лес был рядом, земля неплохая, опять же, грибы, ягоды… Только не везло Молчуну и всей его семье. То сарай загорелся в прошлом году от молнии, то повадился из лесу кабан пастись на огороде, то куры начали вдруг дохнуть одна за другой, а те, что выжили, перестали нестись.

Этой зимой от бескормицы пришлось забить обеих коз, так что и с молоком у Молчунов стало совсем плохо, не осталось в хозяйстве молока, а у него на хуторе маленьких детей – пятеро погодков, от шести лет до года. А старших, кормильцев, всего трое – два сына и дочь. Не считая невестки и самого Молчуна с женой.

Вот сейчас младший, тот, что прибегал за Лекарем, стоял на взгорке у поворота с факелом, чтобы Лекарь не проехал случайно мимо.

– Садись, – позвал Лекарь. – Подвезу.

Молчун-младший не ответил, а побежал, разбрасывая в стороны брызги воды и грязи, к дому. Факел у него в руке, и так еле горевший под дождем, совсем погас. Лекарь снова тронул вожжи, подождал, пока тягловый оглянется.

– К дому.

Алые огоньки мигнули, двуколка свернула.

Дверь в доме с протяжным скрипом распахнулась, на крыльцо вышел сам старый Молчун, крепкий еще мужик, с густой копной волос, которая еще в прошлом году была черной, несмотря на разменянный шестой десяток. До того, как старшего сына, отца пятерых детей, не запорол кабан. Лекарь два дня пытался спасти раненого, перевязывал, варил какие-то снадобья, хотя прекрасно понимал, что все это бессмысленно, что проще и милосерднее было бы просто убить.

– Здравствуй, – сказал Молчун, спускаясь с крыльца. – Спасибо, что приехал.

– А как иначе? – даже как-то удивился Лекарь и вылез из двуколки. – Как можно не приехать?

– Никак нельзя, иначе совсем вымрем, – согласился Молчун, пожал руку Лекарю и подошел к тягловому. – Это Мельников?

– Его.

– Хорош. Что значит в плуге не ходит… Хотя… – Молчун присел, поднес факел к ногам тяглового. – Суховат. На пахоте бы не вытянул…

– Зато быстрый. Зачем Мельнику тяжеловоз? К нему зерно каждый привозит самостоятельно. Сам и увозит. Если что доставить нужно, сам понимаешь, никто не откажет… да и есть чем расплатиться. Свой тягловый нужен так, чтобы съездить на ярмарку, обменять чего-нибудь по мелочи… Тут скорость нужна. Я вот до тебя смотри за сколько доехал. От заката… Еще и полуночи нет, а я уже тут. Да по такой дороге… – Лекарь вернулся к двуколке, достал из-под сиденья сумку. – Ладно, заболтались мы. Веди к своему тягловому. А моего пока не распрягайте, поставьте под навес.

– Белка! Белка! – крикнул Молчун свою жену.

Та вышла на крыльцо, поздоровалась с гостем.

– Займись тягловым, за сарай его отведи, прикрой от ветра. – Молчун еще раз осмотрел тяглового, запряженного в двуколку, покачал головой, вздохнул и пошел к сараю.

Лекарь двинулся следом.

В сарае пахло нехорошо. Отвратительно пахло в сарае.

Лекарь посмотрел на Молчуна, который зажег от своего факела еще четыре на стенах. Лицо старика было изрезано морщинами, под глазами – желтые круги. Седые волосы спутаны, будто уже неделю их не расчесывали.

Молчун заметил неодобрительный взгляд Лекаря и отвернулся. Он и сам чувствует этот запах. Чувствует, но ничего не может поделать. А еще, наверное, пытался сам лечить, чтобы не платить Лекарю. Надеялся, что сможет.

– Где? – спросил Лекарь.

– Да там же все. – Молчун подошел к загону в глубине сарая, отодвинул массивный деревянный брус.

Засов заскрипел, отходя в сторону. Все здесь было старым и неухоженным. Вилы валялись на земляном полу, сломанные грабли и заступ стояли у стены, на заступе струпьями висели комки засохшей глины. После смерти наследника Молчун сломался. Если бы не семья, если бы не невестка с внуками – Молчун, наверное, все бросил бы и ушел.

– Как невестка? – спросил Лекарь. – Младшего своего все еще грудью кормит?

– Кормит, – на изможденном лице Молчуна проступила слабая улыбка и пропала. – Хоть что-то у меня на хуторе происходит как нужно.

Дверь загона открылась со скрипом, прочертила по полу полукруг и застряла.

– Может, сюда вывести? – предложил Молчун.

– Я войду, – отмахнулся Лекарь. – Ты присвети мне с порога…

Тягловый лежал в углу. Дыхание у него было тяжелым. Хриплым. Он не спал, глаза светились, но слабо, и огоньки в них были с синим отливом, будто язычки догорающего костра.