Текст книги "Ты победил"

Глава 2
Сиятельная

Пиннарин, 62 год Эры Двух Календарей

Двадцать девятый день месяца Ирг

(«предновогодняя неделя»)

1

Писем было много. В конце года каждый тайный советник каждого уезда присылал в Свод Равновесия отчет. Уездов в Варане было тридцать четыре и в некоторых действительно совершались серьезные преступления.

Приходилось читать все, и читать обстоятельно. Чтобы решить, куда направить аррума, куда – отряд «лососей», куда – кавалерийскую сотню. Или наоборот – кого отозвать, снять с должности, понизить в чине, а то и приговорить к Жерлу Серебряной Чистоты.

Отчет тайного советника Медового Берега, как всегда, пришел одним из последних. Но задержался на столе гнорра дольше остальных. Многим дольше.

Гнорр достал письмо и принялся перечитывать в четвертый раз.

Особой важности. Лагхе Коаларе, гнорру Свода Равновесия.

Годовой отчет о состоянии дел в уезде Медовый Берег

Раздел 1. Преступления

За истекший год в уезде было совершено одно преступление средней степени против Князя и Истины и одно высшее преступление против естества вещей.

Первое совершил рудокоп из поместья местного землевладельца Багида Вакка…

У Лагхи была невероятная память. Он помнил, какого цвета были тучи над Багряным Портом в предновогодний день сорок девятого года. Он мог с точностью геометра воспроизвести очертания всех пятен крови пар-арценца Опоры Безгласых Тварей, расположившихся на его длинных одеждах в день штурма Хоц-Дзанга.

«Да, есть там такой Багид Вакк. А поместье его именуется Серый Холм. И куют там мечи на продажу. И налоги с этой торговли род Вакков издревле платит медом», – не без самодовольства пробормотал Лагха. В его памяти пышными соцветиями вспыхнули десятки имен и названий, связанных с Медовым Берегом, – результат раздумий над предыдущими донесениями Гларта.

Преступление рудокопа, который обнаружил в пещерах Малого Суингона истлевшие ножны и подозрительно чистый клинок, но отнюдь не поспешил донести об этом вайским властям, было наказано бдительным рах-саванном по всей строгости варанского закона. Рудокоп был заключен в узилище, а по приходу корабля из Нового Ордоса – принудительно продан в рабство на торговые галеры. Купчая, составленная на «живое тело» рудокопа, прилагалась. Деньги отосланы в государственную казну. Меч, обнаруженный рудокопом, также был выслан и прибыл в Свод вместе с донесением.

Меч как меч. Безопасно Измененный вековым заклятием от ржавчины. Ерунда. Дело закрыто.

«Второе преступление совершено Измененной вещью, предположительно эпохи Звезднорожденных».

На этом месте Лагха в четвертый раз покачал головой. Непростительно для рах-саванна Свода, совершенно непростительно! Его предшественник, гнорр Карувв, за такие слова в отчетах приговаривал даже аррумов. Пять веков им твердят: не было никаких Звезднорожденных, не было и быть не могло. И войны Третьего Вздоха Хуммера тоже не было! А он – «…эпохи Звезднорожденных»! Раз не было Звезднорожденных, значит, нет и «эпохи Звезднорожденных»! А времена Инна окс Лагина называются теперь Героическими. Ясно?!

Лагха криво усмехнулся, припомнив бесконечно изменчивые глаза Элиена, Звезднорожденного, с которым его судьба свела только один раз. И грустную улыбку Шета окс Лагина, Звезднорожденного, виденного им трижды. И подумал, что героического в тех временах было, мягко говоря, мало. Лишь цепь взаимных роковых недоразумений, которые погубили всех сильнейших Круга Земель и оставили после себя множество Изменений.

Лагха не был буквоедом и ему было все равно, как называть времена шестивековой давности. Поэтому он ограничился занесением Гларта в список офицеров, подлежащих письменному взысканию за превратный образ мыслей, и продолжил чтение.

«Упомянутая Измененная вещь представляет собой струну от каниойфаммы, обладающую, судя по всему, колдовским воздействием на земные недра. Указанная струна способна издавать один и тот же настырно повторяющийся звук. Трижды мною было подмечено ответное колебание земли.

Одна из трех креветок-призраков в моем Зраке Истины умерла при зарождающемся Изумрудным Трепете, когда я пытался созерцать упомянутую струну. По этому поводу прилагаю к сему отчету запрос на получение нового Зрака Истины, испорченный Зрак и упомянутую Измененную вещь.

От своего имени осмелюсь советовать приговорить эту Измененную вещь к Жерлу Серебряной Чистоты. Ибо следует полагать, что эта хуммерова струна есть лишь наполовину испорченная часть некоего цельного колдовского инструмента, имеющего вид, близкий к каниойфамме, и назначенный к тому, чтобы вызывать сильные сотрясения земных недр, приводящие к разрушительным последствиям.

Имею также предположение, что указанный колдовской инструмент находится здесь, в уезде Медовый Берег. Намерен предпринять самые деятельные поиски при участии солдат вайского гарнизона».

Струна тоже лежала на столе перед гнорром. Лагха задумчиво намотал ее на палец. «Сотрясения земных недр… Жерло Серебряной Чистоты… ха-ха!»

Во-первых, Гларт ошибался в датировке. Струне было лет сто от силы. Это гнорр чувствовал безошибочно. Струна хранила слабый След пальцев Гларта и нескольких женщин. Женские Следы были немногим старше глартовских. Значит, какая-то особа дрючила струну сравнительно недавно. Знать об этом Гларт не мог, потому что был рах-саванном, то есть не прошел еще Второго Посвящения, после которого офицер Свода становится аррумом и начинает различать Следы. Поэтому о том, что искать следует женщину, необходимо отписать ему как можно скорее.

Во-вторых, Гларта было за что мысленно пожурить.

Да если бы, братец, эта почти безобидная игрушка, предназначенная для какой-то сравнительно несложной пастырской лиры, действительно могла вот так запросто вызывать землетрясения, разве следовало бы отправлять ее в Жерло! О нет, я, гнорр Свода Равновесия, первым заказал бы сотню лир с вот такими точно струнами. И разослал бы офицеров Опоры Вещей по всем столицам мира. Инкогнито, разумеется. И они сидели бы тихо, как мыши. До того часа, пока мне не вздумалось бы осадить южан, погубив их столицу в родовых схватках земли. Или северян – провалив Харрену в хуммерову бездну. Гвардейские сотни струнодеров, Шилол их подери! И все – в девственно-белых хламидах.

Да понимаешь ли ты, братец Гларт, что такое настоящие Танцы? Несравненному Шету окс Лагину в определенном смысле понадобилась вся жизнь, чтобы сделать одну-единственную двойную флейту и один Ветер, гонимый флейтой во имя сокрушения лепестков одной-единственной Розы! А тут – любым «настырно повторяющимся звуком» колебать любые недра! Это как одним настырно хлюпающим веслом гнать по морю пятиярусный файелант с тремя сотнями матросов и четырьмя сотнями воинов!

Лагха растянул струну и побренчал по ней большим пальцем.

Да, от нее определенно исходит какой-то зов.

Для обычного человеческого слуха он совсем негромок. Но тварь, умеющая прислушиваться к колебаниям иных тканей бытия, услышит его, быть может, за десятки лиг. Так тягловые каракатицы времен Торвента Мудрого слышали флейты своих пастырей, так Октанг Урайн призывал своих Серебряных Птиц и почти так же общаются люди из Опоры Безгласых Тварей с животными-девять и почтовыми альбатросами. Впрочем, нет. Урайн на то и был Звезднорожденным, чтобы обходиться без флейты и каниойфаммы. Но это не важно.

В общем, в назначении струны не было ничего особенного. Вот только неясно, для какой именно твари Изменена эта струна. Изменена настолько, что Зрак Истины не выдержал. Сама по себе тварь должна быть очень и очень Измененной. Должна быть Чудовищем Хуммера. А какие из Чудовищ Хуммера могли сохраниться вплоть до Эры Двух Календарей?

Отличный трактат о Чудовищах Хуммера написал когда-то Октанг Урайн. А Шет окс Лагин разукрасил его отменными рисунками. Были же когда-то у Варана просвещенные князья, хуммерово семя! И под каждым из рисунков стояла подпись: «Уничтожено тогда-то тем-то там-то». Или – если чудовищ одного вида было много – «Истреблены с такого-то по такое-то время теми-то там-то».

Под каждым рисунком! Под кутах, под Аскутахэ, под Серебряными Птицами, под Зверем Зуанрат, под Девкатрой, под Смерть-Рыбой, под магдорнским Тритоном. Иными словами, если верить трактату (а истинные письмена Звезднорожденных заслуживают полного доверия), – Чудовища Хуммера погибли еще в эту самую Героическую эпоху. Именно Чудовища Хуммера! Потому что подчас не менее чудовищные чудовища Опоры Безгласых Тварей или исчадия Гиэннеры никакого прямого отношения к Хуммеру не имеют. Ну а зачем тогда кто-то потерял свежую, совсем свежую струну, взывающую к Чудовищам Хуммера, если чудовищ никаких не осталось?

Лагха задумчиво куснул нижнюю губу – это была, пожалуй, единственная мальчишеская привычка, которая осталась у него от детства, проведенного в Багряном Порту. Ну ладно-ладно. Так, сидя в своем кабинете на вершине Свода, он ничего не решит.

К тому же самое интересное было написано в отчете Гларта ниже.

Там, где с точки зрения Гларта не было и не могло быть совсем ничего интересного.

В третьем разделе «Слухи и досужие вымыслы», после раздела второго «Наблюдения над состоянием дел Жезла и Браслета».

2

«Четыре основных рода слухов бередят умы местного населения.

Во-первых, когда до Медового Берега дошли вести о новой княгине и об обстоятельствах, сопутствовавших ее восхождению на варанский престол…»

Да. Лагха поморщился. Обстоятельства были. И еще какие!

«Во-вторых, как и раньше, поговаривают о войне то с Аютом, то с Югом. Мои соображения таковы, что болтают об этом здесь испокон веков и преимущественно от скуки. К тому же постоянная готовность народа к войне есть дело скорее доброе, нежели злое. Поэтому подобные разговоры я оставляю без внимания.

В-третьих, люди Круста Гутулана уверяют, что Багид Вакк продал свои ноги Шилолу в обмен на пятьдесят лишних лет жизни. Болтовню подобного рода пресекаю зуботычинами, а особо злостную – плетьми. Также разъясняю всем, что Шилола нет, а если бы и был, то две кривые ноги Багида за лишних пятьдесят лет жизни – слишком низкая плата».

«О да!» – усмехнулся Лагха в этом месте письма. Гларт не был лишен своеобразного чувства юмора.

«И в-четвертых, множится число россказней о Прокаженном. Они достаточно скудны на фоне бесконечных пересудов о произошедшем в столице. И все-таки мой долг офицера упомянуть и о них.

Прокаженный морочит людей Багида, которые ходят торговать с горцами. Прокаженный несколько раз появлялся в окрестностях Серого Холма и даже якобы получил две стрелы от людей Багида. Но когда поднялись на холм, вершина которого была сплошь покрыта кустарником, тело найти так и не смогли. Впрочем, как рассказывал мне один ремесленник из Ваи, кое-что все-таки нашли. Его козу, застреленную пьяными людьми Багида.

Также говорят, что Прокаженный однажды вывел из болот заблудившегося ребенка. С самим ребенком мне поговорить не довелось, ибо на следующей неделе он умер от укуса змеи, но его родители рассказывали следующее. Прокаженный ходит по болоту, словно посуху. Прокаженный не имеет при себе мертвящего металла, но носит с собой длинную «тростинку». Уверяют, что мертвящий металл ему не нужен, ибо вместо рук у него – змеи, которыми он может бить с неимоверной быстротой и сразу насмерть. Многие считают, что именно по вине Прокаженного за последние три года неожиданно возросло число простолюдинов, сгинувших без следа в горах и на болотах. Есть также мнение, что Прокаженный умеет оживлять людей. Это соображение мне очень не понравилось и высказавший его получил тридцать плетей.

Назван он Прокаженным, потому что когда-то двое пастухов, бивших острогами рыбу в верховьях Ужицы, видели его голову без капюшона (капюшон – единственная, пожалуй, подробность, на которой все остальные очевидцы сходятся). Голова торчала из воды и перемещалась очень быстро, хотя с виду Прокаженный не греб руками. Все происходило в сумерках, и они не разглядели деталей, но голова существа показалась им лишенной растительности. А лицо, как уверяли пастухи, имело провалившийся нос. Как у прокаженного».

Вот. Вот оно! Лагха читал всю эту галиматью четвертый раз за день и только сейчас, пообвыкнувшись со своим предположением, смутно возникшим еще при первом чтении, был вынужден заключить, что из всех версий придется принять самую невероятную.

И если это тот, о ком думает Лагха…

Чтобы успокоиться и еще раз собраться с мыслями, Лагха взялся за раздел пятый, «Состояние недр и угодий».

«Недород…», «урожай сам-два…», «весенний разлив Ужицы…», «…новые земляные работы на Сером Холме»… – рокот этих простых слов баюкал и успокаивал. И если бы не приход Альсима, пар-арценца Опоры Вещей, который явился с докладом о положении дел в Хилларне, гнорр мог бы и задремать.

3

Пиннаринский дворец Сиятельных князей Варана, расположенный неподалеку от здания Свода Равновесия, был велик и мрачен.

Здесь принимают послов. Здесь заседает Совет Шестидесяти. Здесь дают пышные званые обеды. Здесь, взяв под локоток впечатлительного оринского дипломата, можно вывести его на один из огромных балконов, на каждом из которых днем и ночью прогуливаются по два великолепных гвардейских офицера, и, ткнув пальцем в массивную громаду Свода, сказать что-нибудь этакое: «А что, дражайший, может быть, заглянем на чарку винца к нашим умникам?» И невинно скоситься на стремительно бледнеющие щеки прохиндея из Орина, с которым вы, глава Торгового Дома, уже второй месяц не можете сойтись в таможенных ставках на провоз гортело хелтанским народам.

Пиннаринский дворец на площади Шета окс Лагина создан для власти и живет одною лишь властью. Другое дело – Террасы.

За этим коротким и простым словом для каждого варанского придворного кроются озерца и тропки, разноцветные ручьи с искусственной прохладой и укромные беседки, живописные валуны и живительный флирт, вино, женский смех, игры в харренские прятки и катание на изящных лодках-лебедях в Нашем Алустрале.

– Если вы устали, то вам… вовсе не обязательно следовать за нами далее. Я нахожу себя… в обществе гнорра в полнейшей безопасности.

Сиятельная княгиня старательно демонстрировала гнорру Свода Равновесия свое волнение. Запинки в речи должны были выказать ее «одержимость хмелем» и, следовательно, доступность.

Ее слова были обращены к десяти телохранителям из числа гвардейских офицеров, которые второй час слонялись вслед за своей госпожой по Террасам.

Несчастные своей хрустальной трезвостью, хмурые среди всеобщего веселья, отягощенные оружием и латами, офицеры потели под своими длинными плащами. Весна на этот новый год выдалась очень ранней.

Старший над телохранителями вопросительно и не без надежды посмотрел на гнорра.

Лагха хорошо знал этого «гвардейца».

Молодой аррум Опоры Единства, чем-то похожий на Эгина. Этому тоже повезло выжить в мятеже Норо окс Шина. И не просто выжить, а оказать ему, Лагхе, достаточно ценную услугу.

Лагха, который знал, что рано или поздно свершится все, чему суждено свершиться, лениво кивнул и сказал, обращаясь к Сайле:

– Вне всякого сомнения, Сиятельная, пусть подождут нас здесь. И мне даже кажется, что кравчие возле вон той беседки, – Лагха указал на ярко освещенную изнутри ажурную постройку, из которой доносился раскатистый гогот каких-то молодых повес, – могут наполнить кубки вашим неусыпным стражам.

Вообще говоря, Лагха не любил делать какие бы то ни было поблажки подчиненным.

Но сегодня, после отчета Гларта и разговора с Альсимом, у гнорра было отменное настроение, ибо он чувствовал, что на границах княжества зреет большая бойня. А большая бойня – большой путь. Возможно, тот самый, ради которого он, Отраженный, вновь пришел в мир.

И главное – эти десять бездельников, волею варанских законов обреченных охранять вздорную бабенку с цепью Властелина Морей, вызывали у Лагхи искреннее сочувствие. В конце концов, круглые сутки дышать пылью из-под сафьяновых туфель Сиятельной – не самое большое удовольствие для воина.

Итак, молодящаяся (а в действительности не очень-то молодая) и вдовствующая (весьма, впрочем, условно) Сиятельная княгиня хотела совратить молодого и женатого Лагху Коалару.

Лагха это прекрасно понимал. Сайла была Лагхе совершенно безразлична. Но он ничего не имел против.

4

Дальше все было очень просто.

Сиятельная затащила Лагху на самую верхнюю, полудикую террасу. Там располагались сараи с садовым инструментом, постройки с необходимым для подкрашивания и ароматизации ручьев, зимние домики для павлинов и мандаринских уток и прочее, без чего роскошный сад за несколько лет превращается в живописную чащобу.

На середине лестницы Сайла исс Тамай взяла Лагху под руку и начала лепетать что-то относительно того, как приятно порой чувствовать себя не высокомерной правительницей, а просто взбалмошной девчонкой, которая пугается коней, подсматривает за грубыми утехами слуг в людской и не понимает разницы между «мальчиком» и «юношей».

Лагха довольно сдержанно хмыкал. Дескать, понимаю вас, а как же.

Когда они поднялись, в голосе Сайлы Лагхе послышалось растущее напряжение.

Княгиня явно высматривала, куда было бы сподручнее затащить свою властительную жертву. Вот прямо так, на траве, Сайла, похоже, не привыкла. Ну и он тоже. По крайней мере в последнем та-лан отражении. В предыдущем Кальт Лозоходец в юношестве любил не только на траве, но и в ледяном горном потоке, на поле битвы среди еще теплых тел, в походной повозке и трижды – на шкуре, второпях брошенной в жестокий снег Северной Лезы.

– Ну что? – спросил Лагха с грубостью, которой от себя не ожидал. – Ты по сей день боишься коней?

Сайла вздрогнула. Она была из тех, для кого грубость и властность – почти одно и то же. Она романтически захлопала напудренными черной пудрой ресницами – дескать, я в твоих руках.

– Пойдем, – приказал Лагха и потащил млеющую Сайлу в постройку, из-под фундамента которой разбегались пять светящихся розовым светом ручьев. От воды пахло фиалкой.

5

Еще год назад Лагха был девственником. Потому что только таким путем, по уверениям мага Ибалара, он мог накапливать и сохранять свою силу.

Потом в руки Лагхи попала Овель исс Тамай (между прочим – племянница Сайлы). Ее След был хорош. Она была хороша. И гнорр пришел к выводу, что не стоит во всем беззаветно доверяться вот уж восемь лет как покойному эвероноту. Тем более что со временем Лагха осознал: ему нужна жена. Нужна именно потому, что слугам Князя и Истины – всем без исключения, от эрм-саванна до гнорра – жен иметь запрещено. Но времена меняются, милостивые гиазиры. Любой власти для Отраженного слишком мало. И лишний раз показать всему Варану, что ты превыше всех, что ты можешь позволить себе наперекор разным Заветам жениться на молоденькой распутнице из древнейшего варанского рода, – именно то, что нужно гнорру, дабы все поняли, что его власть растет изо дня в день и, значит, ей нет предела в грядущей вечности.

Лагха сделал свой выбор и, поскольку Овель благодаря Эгину посчастливилось выжить, взял ее в жены.

Но Овель была холодна с ним. Она исполняла свои обязанности супруги с подчеркнутым равнодушием и строжайшим образом следовала Уложениям Жезла и Браслета.

Лагхе вроде бы это было безразлично. Ведь Отраженные не знают любви. Он повторял это себе, стиснув зубы, по десять раз в день. Отраженные не знают любви. И все-таки – они любят. Любят если не женщин, то их обожание, восхищенные взгляды, признательные вздохи на рассвете. Всего этого Овель Лагхе дать не могла. А Сайла – смогла.

Когда эта уже не очень молодая женщина неожиданно улыбнулась ему, Лагхе, ослепительной улыбкой блаженства, Лагха подумал: «Да, Шилол меня раздери, Ибалар все-таки мог выжить».

А когда Сайла приступила к Сочетанию Устами, Лагха, рассеянно запустив пятерню в ее удивительно густые волосы, вспомнил заключительные слова из доклада Альсима: «Таким образом, можно не сомневаться в том, что в наступающем шестьдесят третьем году южане рассчитывают применить военную силу в море Савват».

И только на третий раз Лагха, разъяренный хаосом в собственных мыслях и догадках, вошел в Сайлу с неподдельной страстью. И когда Сайла издала восхищенный стон, под сердцем Лагхи что-то кольнуло.

Молодящаяся княгиня, про которую шутили, что ее первым любовником был Инн окс Лагин, определенно пришлась ему по нраву. Не то что ее племянница – ослепительная и холодная, словно бескрайний снежный ковер Северной Лезы, родины Кальта Лозоходца.