Текст книги "Нюрнбергский процесс"

Преступники

Конечно, миллионы людей по всему миру тогда хотели бы видеть на скамье подсудимых в Нюрнберге главного виновника трагедии XX в. – фюрера Германии А. Гитлера. Однако он избежал Суда народов, сведя счёты с жизнью во время штурма Берлина Красной армией. Смерть от яда выбрали и некоторые его высокопоставленные приспешники. О других, например о Мартине Бормане, в то время достоверных сведений не было…

После войны ходило немало легенд о том, что обожжённый труп принадлежал вовсе не Гитлеру, а его двойнику. Самому же фюреру якобы удалось скрыться. Время от времени появлялись «очевидцы», «встречавшиеся» с Гитлером в разных уголках планеты.

На самом деле останки Гитлера были идентифицированы с абсолютной точностью, их тайно захоронили и перезахоронили на территориях советских военных городков в Восточной Германии. Вместе с ними дважды предавались земле останки Евы Браун, Йозефа и Магды Геббельс и их шестерых детей. В апреле 1970 г. все останки были окончательно уничтожены.

В итоге суду были преданы 24 главных нацистских преступника. Однако трое из них не оказались на скамье подсудимых: Р. Лей до начала процесса покончил жизнь самоубийством, Г. Крупп был признан неизлечимо больным, а скрывшегося М. Бормана судили заочно.

На скамье подсудимых оказались главный адмирал флота К. Дёниц, в последние дни перед крахом назначенный Гитлером главой Третьего рейха, фельдмаршал В. Кейтель – начальник штаба верховного главнокомандования, И. Риббентроп – министр иностранных дел, Ю. Штрейхер – «специалист по еврейскому вопросу» и другие фигуры из высших эшелонов нацистской власти.

К. Дёниц

Кто-то из арестованных некоторое время пребывал в плену представлений о собственном величии и рассчитывал если не на полную безнаказанность, то на особое к себе отношение. Рейхсмаршал Геринг, задержанный 9 мая 1945 г. американскими военными, настаивал на встрече с командующим оккупационными войсками США Д. Эйзенхауэром и был удивлён, что генерал не отреагировал на его просьбу.

Сначала нацистские вожди содержались в американской тюрьме в селении Мондорф, на границе с Люксембургом, затем 12 августа 1945 г. на двух транспортных самолётах их доставили в Нюрнберг.

Арестантский быт в Мондорфе не был тяжким, тогда как в Нюрнберге задержанные оказались в классической тюрьме, познав на собственном опыте, что значит лишиться прав и свобод и испытывать презрение окружающих в ожидании суда и приговора.

Никто не собирался создавать для высокопоставленных нацистов комфортные условия.

В одиночной камере тюремного блока Дворца правосудия, площадь которой составляла около 11 квадратных метров, на высоте среднего человеческого роста имелось окно, выходящее в тюремный двор. Окошечко в дверях было постоянно открытым – через него арестанту передавалась еда и осуществлялось наблюдение со стороны охраны. В углу камеры был туалет, из мебели – кровать, жёсткое кресло и стол. Заключённым разрешалось класть на стол семейные фотографии, бумагу, карандаши, табак и туалетные принадлежности. Остальное изымалось.

Ложиться на койку арестованный обязан был так, чтобы его голова и руки всегда оставались на виду. Нарушителя сразу будили. Ежедневный туалет (бритьё безопасной бритвой) совершал проверенный парикмахер из военнопленных под наблюдением охраны.

Тюремные камеры освещались снаружи для исключения возможности самоубийства электрическим током. Орудием смерти могли стать осколки стекла, поэтому в окнах были одни решётки без стёкол, из-за чего по помещениям гуляли сквозняки. Очки арестованным выдавались только на определённое время, на ночь их изымали.

Тщательные обыски происходили один-два раза в неделю.

Начальник тюрьмы полковник армии США Б. Эндрюс специально объявил, что жалобы на эти строгие и унизительные условия приниматься не будут:

«Все протесты против условий вашего здесь содержания являются не только необоснованными, но и неправомерными. Ваше представление о собственном статусе ошибочно – вы не являетесь ни пленными офицерами, ни военнопленными… Вы представляете немногочисленную группу людей, которые… относились к международным договорам как к никчёмной „макулатуре“ и полагали, что их можно использовать лишь для собственной выгоды и безнаказанно нарушать, когда дело касалось народов „неарийской расы“…»

Более того, тюремные условия становились всё более жёсткими. Во избежание попыток суицида со стороны заключённых были приняты дополнительные меры: вместо столов использовались картонные коробки, к окну разрешалось подходить не ближе чем на метр. Стулья в камеры ставили только днём, на ночь их уносили. Если арестованный пользовался расчёской, карандашом или очками, при этом обязательно присутствовал надзиратель.

19 октября 1945 г. каждому арестованному вручили под расписку обвинительный акт. Это был этапный момент, после которого все находившиеся под стражей перешли из категории интернированных (принудительно задержанных) в категорию обвиняемых. Тяжесть и масштаб инкриминируемых бывшим руководителям нацистской Германии деяний произвели на них сильное впечатление. Несмотря на все предосторожности, принятые в тюрьме, одному из обвиняемых, Р. Лею, всё-таки удалось покончить жизнь самоубийством.

Глава II
Суд народов

Строгий зал правосудия

Все, кто присутствовал на процессе, отмечали, что зал на третьем этаже нюрнбергского Дворца юстиции, где предстояло вершиться правосудию, выглядел строго и даже мрачновато.

И это было сделано специально. Помпезные люстры, которые раньше украшали помещение, были заменены на обыкновенные светильники. В отделанном тёмно-зелёным мрамором помещении все окна были плотно зашторены, дневной свет в зал не проникал.

На возвышении был расположен стол, за которым сидели судьи, за ним стояли государственные флаги СССР США, Великобритании и Франции. Уровнем ниже располагался секретариат, ещё ниже были стенографисты, столы сотрудников прокуратуры – справа, за ними размещались представители прессы.

Скамья подсудимых находилась слева от входа. За спинами обвиняемых и по бокам стояли американские военные в белых касках, вооружённые пистолетами, находившимися в белых лакированных кобурах, в руках у них были белые дубинки. Броскую экипировку военной полиции дополняли белые пояса и гетры.

Перед скамьёй подсудимых располагались защитники в адвокатских мантиях.

В зале заседаний

Всё в зале суда говорило о хорошо продуманном порядке. Каждое место (в том числе и подсудимых) было радиофицировано, так что любое выступление можно было слушать по желанию на русском, английском, французском и немецком языках. Стенографисты менялись каждые 25 минут. Это давало возможность к концу дня подготовить полную стенограмму заседания на четырёх языках. Съёмки судебного процесса велись через специальные застеклённые проёмы в стенах, чтобы не нарушать тишину.

Стенографистки

Снаружи Дворец юстиции был окружён надёжной охраной. Движение на близлежащих улицах было перекрыто, и по ним разъезжали только патрульные американские танки.

В кратком вступительном слове председательствующий на процессе лорд Лоренс подчеркнул: «…процесс, который должен теперь начаться, является единственным в своём роде в истории мировой юриспруденции, и он имеет величайшее общественное значение для миллионов людей на всём земном шаре. По этой причине на тех, кто принимает в нём какое-либо участие, лежит огромная ответственность, и они должны честно и добросовестно выполнять свои обязанности без какого-либо попустительства, сообразно со священными принципами закона и справедливости».

Американские военные

Представители СССР

За рубежом много пишут и говорят о соотечественниках, принимавших участие в судебном процессе. Но очень мало статей, посвящённых советским представителям, которые до начала работы Международного трибунала в тяжёлых условиях войны собирали доказательства обвинения, а во время самого процесса боролись за торжество правосудия и справедливый приговор.

Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко был выходцем из многодетной крестьянской семьи. За год до начала Великой Отечественной войны Руденко освободили от должности прокурора Сталинской области[4]4
  Сталинская область Украинской ССР была образована в 1938 г.; в 1961 г. она была переименована в Донецкую область.


[Закрыть] и едва не репрессировали. В первые же дни Великой Отечественной войны Руденко просится на фронт. Во время войны начинается стремительный рост его карьеры: в 1942 г. он назначается заместителем прокурора, а в 1943 г. – прокурором Украинской ССР.

В отличие от своих коллег по Трибуналу – главных обвинителей от Великобритании, США и Франции, Руденко не понаслышке знал, что такое война и зверства нацистов. До начала процесса в Нюрнберге он фактически возглавлял следственную группу, которая собирала доказательства нацистских преступлений. Потом в качестве обвинителя Р. А. Руденко участвовал в Москве в судебных процессах над так называемой Армией Крайовой, действовавшей против советских войск.

Выступления Руденко на Нюрнбергском процессе были убедительными, громкими, юридически выверенными, доказательными и резонансными. В своих выступлениях Главный обвинитель от СССР не просто обвинял, он сумел подняться до философских высот осмысления мировой трагедии. Руденко разоблачал глубинную сущность фашизма, человеконенавистнические планы нацистов по уничтожению целых государств и народов, непреходящую опасность идей национального превосходства. Доводы главного советского обвинителя легли в основу признания агрессивной войны тягчайшим преступлением.

Надо отметить, что Руденко умел ладить с людьми. Так, поначалу его отношения с Главным обвинителем на процессе от США Р. Джексоном были довольно напряжёнными – тот всё время пытался демонстрировать, что он главный среди обвинителей, ведь Нюрнберг находился в американской оккупационной зоне. Руденко вёл себя сдержанно, но твёрдо. Со временем отношения Руденко и Джексона потеплели.

Характерную деталь описал участник Нюрнбергского процесса А. Полторак:

«Геринг и его коллеги по скамье с самого начала прибегали к весьма примитивному приёму, для того чтобы посеять рознь между обвинителями четырёх держав. Держась в рамках судебного приличия в отношениях с западными обвинителями, они сразу же пытались подвергнуть обструкции советского прокурора. Как только Руденко начал вступительную речь, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники. Но продолжалось это недолго. Стоило только Руденко назвать имя Геринга, как у рейхсмаршала сдали нервы, он быстренько опять надел наушники и через минуту-две уже стал что-то записывать».

По его же словам, когда Руденко закончил допрос Риббентропа, Геринг с жалостью посмотрел на бывшего министра иностранных дел и лаконично подвёл итог:

«С Риббентропом покончено. Он теперь морально сломлен».

«С не меньшим основанием, – писал А. Полторак, – Риббентроп мог сказать это и в отношении Германа Геринга, когда он возвращался на своё место после допроса советским обвинителем. В Нюрнберге в то время распространился нелепый слух, будто Руденко, возмущённый в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил „нациста № 2“. 10 апреля 1946 г. об этом даже сообщила газета „Старз энд страйпс“. Такая дичайшая газетная „утка“ многих из нас буквально ошеломила. Но меня тотчас же успокоил один американский журналист: „Собственно, чего вы так возмущаетесь, майор? Какая разница, как было покончено с Герингом? Как будто ему легче пришлось от пулемётной очереди убийственных вопросов вашего обвинителя“».

Молодого советского прокурора (Р. А. Руденко было тогда 38 лет) узнал и услышал весь мир. Его выступления вошли в учебники для юридических вузов как образцы доказательности, логики и ораторского искусства.

В Нюрнберге Главному обвинителю от СССР приходилось скрупулёзно вникать не только в процессуальную составляющую рассматриваемого Трибуналом дела, детально изучать документы, готовиться к выступлениям, но и организовывать всю работу нашей миссии, устранять угрозы и решать задачи и проблемы, которые могли иметь большой международный резонанс. А такие проблемы возникали постоянно. И не только внутри нашей делегации…

Например, однажды зимним вечером американские солдаты вытащили захваченные документы нацистов из советского грузовика, который доставлял их к зданию суда, и сожгли их, чтобы согреться.

Случай, конечно, из ряда вон выходящий. Как повёл себя Руденко в этой ситуации? Ведь речь шла о документах, которые могли сыграть весьма важную роль в системе выстраивания доказательств обвинения против нацистских преступников и их обличения в совершённых злодеяниях. Назревал большой скандал. Р. Джексон нервничал. Руденко, напротив, спокойно разбирался с ситуацией. И когда он понял, что сожжённые документы не представляют особой ценности, ему достало мудрости, чтобы не раздувать пламя ссоры, и благородства, чтобы не портить нервы своему коллеге. Хорошо понимая, что Джексон переживает по поводу случившегося, Руденко по-мужски и весьма дипломатично успокоил его, доброжелательно сказав: «Мы можем забыть об этом инциденте». После этого случая отношения между двумя прокурорами стали более доверительными. Как рассказывал мне президент фонда Джексона Дж. Баретт, «Джексон тепло и искренне относился к Руденко и симпатизировал представителям СССР…». Личный охранник Р. Джексона Мориц Фукс вспоминал, как Главный обвинитель от США с удовольствием приходил в гости к своему советскому коллеге и они подолгу что-то обсуждали.

Подсудимые

Самое видное место на скамье подсудимых занимал Г. Геринг, в нацистской Германии он был президентом рейхстага, рейхсминистром авиации, уполномоченным по четырёхлетнему плану, премьер-министром Пруссии и до апреля 1945 г. считался преемником фюрера. Рядом с «наци № 2» расположился Р. Гесс, бывший до мая 1941 г. заместителем фюрера по НСДАП; далее сидел бывший министр иностранных дел Третьего рейха И. Риббентроп, за ним – бывший начальник штаба верховного командования вермахта, генерал-фельдмаршал В. Кейтель. Также в первом ряду скамьи подсудимых располагались Э. Кальтенбруннер (бывший глава управления имперской безопасности), А. Розенберг (бывший рейхсминистр восточных оккупированных территорий, руководитель внешнеполитического управления НСДАП), Г. Франк (бывший генерал-губернатор оккупированной Польши), В. Фрик (бывший министр внутренних дел и рейхспротектор Богемии и Моравии), Ю. Штрейхер (бывший главный редактор антисемитской газеты «Дер Штюрмер»), В. Функ (бывший министр экономики и с 1939 по 1945 г. глава Рейхсбанка), Я. Шахт (с 1933 по 1939 г. глава Рейхсбанка).

Геринг и Фрик

Гесс

Нейрат

Во втором ряду на скамье подсудимых сидели гросс-адмирал К. Дёниц (в 1943–1945 гг. главнокомандующий военно-морскими силами нацистской Германии и её последний рейхспрезидент), гросс-адмирал Э. Редер (с 1933 по 1943 г. главнокомандующий военно-морскими силами Германии), Б. фон Ширах (до 1940 г. глава гитлер-югенда – молодёжной нацистской организации – и бывший гаулейтер[5]5
  Гаулейтер – должностное лицо в нацистской Германии, осуществлявшее всю полноту власти на вверенной ему административно-территориальной единице (гау). Назначался непосредственно фюрером.


[Закрыть] оккупированной Вены), Ф. Заукель (бывший генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы в системе четырёхлетнего плана и гаулейтер Тюрингии), генерал-полковник А. Йодль (бывший начальник штаба оперативного руководства верховного командования вермахта), Ф. фон Папен (в 1933–1934 гг. вице-канцлер Германии, дипломат), А. Зейсс-Инкварт (бывший наместник Гитлера в оккупированной Австрии и рейхскомиссар оккупированных Нидерландов), A. Шпеер (бывший рейхсминистр вооружений и военного производства, в 1942–1944 гг. генеральный уполномоченный по вооружению в системе четырёхлетнего плана), К. фон Нейрат (в 1932–1938 гг. министр иностранных дел Германии, в 1939–1943 гг. рейхспротектор Богемии и Моравии) и Г. Фриче (немецкий нацистский пропагандист, высокопоставленный чиновник министерства народного просвещения и пропаганды).

Розенберг – Франк – Шпеер

Фон Ширах

Подсудимый Функ

Заукель

Шпеер

Розенберг

Надо отметить: никто из подсудимых не спешил с покаянием. На вопрос председательствующего, признают ли они себя виновными, все нацистские деятели ответили: «Нет».

Функ – Шахт – Франк

Редер

Фон Папен

А ведь среди них были весьма неглупые люди, с твёрдым характером, умелые демагоги. Словесные поединки с ними требовали большого напряжения. При всём том, что Трибунал отстаивал правое дело и опыта судьям и обвинителям было не занимать, нацистские вожди, в особенности Геринг, в некоторых случаях переигрывали их, ловили на ошибках, неточностях.

Тюремный доктор Гилберт (врач-психиатр по профессии) составил в помощь Трибуналу документ, в котором отразил свои наблюдения над подсудимыми. Гилберт определил их коэффициенты умственного развития, важные черты характера и отношения друг к другу.

По мнению Гилберта, самый высокий коэффициент умственного развития имел Я. Шахт, самый низкий – Ю. Штрейхер. Гилберт считал, что Шпеер, Шахт, Фриче и, возможно, Франк будут свидетельствовать против Геринга. Поддержат Геринга Риббентроп и Розенберг. Кейтель и Ширах колеблются.

Гилберт характеризовал Штрейхера как человека косного, одержимого навязчивыми идеями. Гилберт предположил, что он будет строить свою защиту, ссылаясь на мировой сионизм, учение Талмуда и т. п.

Дениц

Шахт

Риббентроп – амбициозный эгоист и оппортунист. Можно было рассчитывать, что Нейрат, Папен, Шахт и Шпеер, если задать им правильные вопросы, будут «топить» Риббентропа.

Папен – учтивый, благоразумный, дальновидный. Враждебно относится к Герингу, Риббентропу, Розенбергу. Для получения показаний против них лучше не давить на Папена, а использовать перекрёстные допросы.

Гесс пассивен, апатичен. Истерик с параноидальными отклонениями. От него можно ожидать чего угодно, в том числе рецидива амнезии. Лучше не подвергать его интенсивным допросам.

Кейтель, по мнению Гилберта, имел почти такой же коэффициент умственного развития, как Риббентроп. За внешней решительностью скрывается слабый характер. Наиболее серьёзные показания против Кейтеля мог дать Шпеер.

Йодль, по характеристике Гилберта, один из немногих, кто занимает собственную позицию в вопросах морали и военного дела. При правильных вопросах он может дать показания против Геринга, которого не любит за высокомерие и нажитое в военное время богатство. Из офицерской солидарности не даст показаний против Кейтеля.

Розенберг – философ-дилетант, слепой приверженец Гитлера. С ним нужно обращаться построже. Можно обвинить его в том, что он активно проповедовал идеологию, с помощью которой совершено множество злодеяний.

Ганс Франк, по мнению психиатра, страдает раздвоением личности, отдаёт себе отчёт в том, что виновен и будет казнён. Неясно, как он будет вести себя при допросе.

Вильгельм Фрик – крайне эгоистичный субъект, для которого мораль и нравственность не существуют. Поведение спрогнозировать трудно.

Шахт – человек честолюбивый и высокомерный. Кипит негодованием оттого, что оказался на скамье подсудимых вместе с приспешниками фюрера. Шахт сделал заявление о том, что готовил покушение на Гитлера и в конце войны сам оказался в нацистском концентрационном лагере.

Коэффициент умственного развития Дёница доктор определил чуть ниже, чем у Шахта. Он спокоен и уверен в себе, тюрьма его не сломила.

Редер болезненно чувствителен, раздражителен, склонен к фантазиям…

Адвокатские манёвры

Устав Международного военного трибунала предоставил все возможности для ведения соревновательного процесса и, в частности, для квалифицированной защиты подсудимых. Им полагались адвокаты из числа немецких юристов, причём обвиняемые сами могли выбрать себе защитников.

Адвокат

Понятно, что антифашистски настроенные правоведы нацистским главарям не требовались. Нужны были те, кто им сочувствовал и, конечно, хорошо знал юриспруденцию. Так или иначе, у большинства обвиняемых оказались весьма сильные защитники. Это были и звёзды германской адвокатуры, такие, как О. Штамер, защищавший Геринга, и его молодые, но весьма активные коллеги, например А. Зейдль, действовавший в пользу Гесса и Франка. Трибунал предоставлял адвокатам подсудимых все необходимые документы. Для них даже был создан информационный центр.

Доктор Зайдель

Все расходы на адвокатов – гонорары, оплата жилья, питания и транспорта – относились к бюджету Трибунала.

На процессе трудились 27 защитников, 54 их ассистента и 67 секретарей. Среди этого персонала были даже родственники подсудимых, например сын Папена и зять Риббентропа.

К чести судей и обвинителей надо отметить, что они не реагировали на политические события (охлаждение в отношениях между СССР и его западными союзниками по антигитлеровской коалиции). Определённые разногласия среди них, конечно, существовали, но в принципиальных вопросах члены Трибунала были едины и демонстрировали это единство до конца процесса.

Представители США и Великобритании предложили каждой стороне составить списки вопросов, не подлежащих обсуждению на процессе. Первыми в декабре 1945 г. представили свой меморандум британцы. Спустя несколько месяцев, в марте 1946 г., выдвинула соответствующий перечень советская сторона.

Защитники вовсе не пытались подыгрывать суду. За своих подзащитных они бились всерьёз, и у них для этого были немалые возможности.

Представители защиты, являясь мастерами словесных дуэлей, старательно выискивали пробелы в праве. Адвокаты нацистских главарей напирали на то, что в мире нет прецедентов уголовной ответственности руководителей государств за развязывание войн, нет законов, определяющих такие преступления. Чтобы развенчать эти утверждения, Р. А. Руденко, например, поднял историю международных соглашений, трактующих агрессивную войну как преступление. Такими соглашениями были Женевский протокол 1924 г., пакт Бриана – Келлога 1928 г. и другие документы.

Другим «козырем» адвокатов были слова о том, что обвиняемые действовали по приказу, а это якобы снимало ответственность с подсудимых. Мол, перед ними была дилемма: или выполнить установку свыше, или лишиться жизни в случае неповиновения.

Этот аргумент изобрели и применили не одни нюрнбергские защитники. С помощью его пытались оправдаться сотни тысяч немецких военных преступников, но для обвиняемых из высшего эшелона нацистской власти он был особенно удобен. Ведь источником приказов и всего нацистского зла для подсудимых в Нюрнберге являлся, понятное дело, Гитлер, которого уже не было в живых.

Суд твёрдо стоял на том, что преступные действия по приказам и распоряжениям свыше являются наказуемыми, и приводил убедительные обоснования.

Стоит особо отметить, что организаторы Трибунала прекрасно понимали, что есть опасность превращения суда над преступниками в арену политических обвинений. Поэтому они договорились заранее о том, что не будут допускать никаких выпадов со стороны обвиняемых и их защитников. Трибунал – это особая форма отправления правосудия, он не должен превратиться в парламентские дебаты.