Текст книги "Hexentanzplatz. Сборник волшебных сказок"

Сказка о сёстрах

***

Всю ночь над маленькой германской деревушкой бушевала метель. Южила, выла и завывала. Сельчане, кутаясь в одеяла из овечьей шерсти, чутко прислушивались к вою бури за закрытыми оконными ставнями и переговаривались в полголоса. Снег заметал крохотное селение, все тропинки забросала Зимняя Госпожа снегом, все дороги перемела, на славу постаралась.

***

А едва забрезжил рассвет, махнула на прощание белым шлейфом и полетела стремглав к горам. Пронеслась над глубокими пропастями и отвесными ущельями, молча, без единого звука и опустилась на прекрасный альпийский луг, где среди цветов и мягких трав играла совсем юная девушка. Кролики прыгали и кувыркались у ее ног, благородные олени ели с ее рук, а вездесущие завирушки кружили вокруг, садясь на плечи и на колени. Все были рады одному ее взгляду, одному прикосновению. Но, едва заметив Зимнюю Госпожу на лугу, звери в ужасе бросились прочь, цветы увяли, а травы поникли. Девушка перестала смеяться и, поднявшись с земли, величественно шагнула навстречу гостье.

– Здравствуй, сестрица Хольда, – молвила она своим мелодичным, как журчание ручейка голосом.

– Здравствуй, Эстер, – ответила Зимняя Госпожа.

– Вижу, ты хорошо провела эту ночь.

– Все тропинки перемела, – улыбнулась Хольда, – но для тебя это не станет преградой.

– Не станет, – улыбнулась Эстер.

Сестры, стоя на краю обрыва, посмотрели вниз, там вдали люди уже начинали новый день: доили коз, пекли хлеб, расчищали дороги.

– Что же ты стоишь, Эстер? – удивилась Зимняя Госпожа. – Ступай и помоги поскорее людям убрать снег от их жилищ, наполни воздух теплом и солнечным светом, ведь все так долго ждали тебя в эти долгие зимние месяцы.

– Подожди, сестрица. Еще не время. Чтобы люди поняли всю прелесть магии, они должны научиться творить ее сами. Они должны уметь трудиться и собственными руками создавать волшебство. Тогда и я буду им помогать. Вон, посмотри, – девушка указала на только что вышедшего из своего домика старика, – этот человек – глава скромной деревенской общины. Посмотри, никто не помогает ему.

– Почему это!? – удивилась Хольда. – Ведь он должен пользоваться здесь уважением и авторитетом.

– Потому что он отказывается от чужой помощи. Он постигает Путь магии. А чужими руками этого не сделаешь, – ответила Эстер.

***

Между тем старец принялся старательно расчищать дорожку перед своим домом, напевая что-то себе под нос. Потом он сам подоил козу и испек хлеб. И все время, что он возился за домашними заботами, он не уставал петь гимны Богам.

***

Близился полдень, люди стали стягиваться к дому старейшины, неся угощения и подарки на праздник. Он встречал всех и каждого, для любого здесь было готово угощение и доброе слово.

– Трудитесь, и в труде обретете Путь и Веру, – говорил односельчанам мудрец, – трудясь, Вы служите себе, а значит служите Богам, ведь мы – дети их и в каждом из нас сокрыта крупица Божьего знания и Божьей силы. Магия – это труд. Каждодневный, трудный, но не тяжкий, приносящий радость и удовлетворение. Нет такого занятия, которое было бы неугодно или постыдно. Важен и пастух. и ткач, и женщина, что нянчит детей и печет хлеб, и пахарь, что возделывает поля…

***

Хольда хотела ещё что-то сказать сестре, но только тут заметила, что той уже не было рядом. Эстер вприпрыжку спускалась с отвесных гор вниз, спеша на праздник, устроенный людьми в её честь. Полы ярко-зелёного плаща развивались у нее за спиной, как крылья, в волосах запутался ласковый тёплый ветерок, а там, где ступала нежная ножка Богини, исчезал снег и расцветали прелестные голубые, лиловые и жёлтые цветы…

Кто вы?

***

Май – месяц, когда появляются первые проблески грядущего лета: дни становятся длиннее, солнце ласково согревает первую, молодую листву деревьев своими теплыми лучиками, распускаются яркие весенние цветы, птицы вьют гнезда… Май – месяц, когда хочется влюбиться и, расправив крылья, взлететь над обыденностью и парить высоко в небесах. Май – месяц, когда неудержимо тянет выехать на природу, в лес, на пикник, разжечь костер, пожарить шашлыки и отдохнуть от городской суеты и сутолоки…

***

Великан-дуб, протянул свои руки-ветви навстречу первым лучам солнца.

– Доброе утро! – проскрипел он своим старческим голосом.

– Доброе! Доброе! – прощебетала птаха, пролетавшая мимо.

– Доброе! Доброе! – приветливо отозвались травы.

– Доброе! Доброе! – порывисто свистнул ветер.

Утро и впрямь было добрым – день обещал быть солнечным, но еще по-весеннему нежарким. Лес просыпался. Лес ждал гостей.

Гости приехали ближе к полудню. Шумная, веселая толпа горожан, на трех машинах. Разожгли костер. В тени дуба-великана поставили походный столик и стулья. Вскоре потянуло ароматным шашлыком. Люди отдыхали, ели, пили, пели песни под гитару, веселились во всю, строили планы на следующие выходные, обсуждали научные статьи и последнюю конференцию, сыпали умными терминами. А под вечер, когда солнце стало клониться к западу и похолодало, горожане собрали остатки недоеденных блюд, погрузились в свои машины и уехали.

***

Кроваво-красные всполохи заката скользнули по изуродованному вырезанной надписью стволу дуба-великана, прощаясь. Ветер еще раз взметнул песок, чтобы окончательно загасить тлеющие угли костра и улетел куда-то по своим делам…

– Не печалься, – улетая, крикнул ветер лесу, – ни все люди такие! А лес лишь тяжело вздохнул.

***

Бледный свет полной луны, отражаясь, играл в гранях пивных бутылок, брошенных дневными отдыхающими, а дуб-великан тихо стонал – болели его подожженные корни, изрезанная надписью кора. Он смотрел на осколки бутылок, консервные банки, влажные салфетки и ему становилось еще больнее.

Вдруг чья-то рука коснулась его ствола и тихий голос запел: «Древние рощи полны голосов, шепотом трав и камней, с севера тянется дым от костров, враг рыщет в той стороне…»11
  «Ария» – «Крещенье Огнем» – прим. авт.


[Закрыть] ему отвечали другие: «… духи грозы бьют в барабан, из молний куют нам мечи, мы принесем жертву Богам, кровью своей напоим…»22
  «Ария» – «Крещенье Огнем» – прим. авт.


[Закрыть]. Это были ночные гости леса. Дуб смотрел на темные фигуры в капюшонах: одни собирали банки и осколки стекла, другие свежим дерном присыпали корни дуба, живительной смолой затерли надпись на его коре. Выложив кострище на голой земле, развели огонь. Высоко в небо взлетало пламя, а люди, смеясь, с разбегу прыгали через костер.

Уже под утро, уходя из леса, они залили костер водой, засыпали землей, унесли с собой мусор.

– Кто вы? – прошелестел им в след дуб.

– Язычники – потомки друидов, – ответил один из них.

Горькая правда

***

Считается, что в эту ночь разговаривают звери и птицы, деревья шепчутся между собой и могут переходить с места на место, а колдовство особенно сильно и ни от кого невозможно скрыть правду. Это была одна из тех волшебных ночей, когда в чаще леса расцветает цветок папоротника, а лесные духи ждут в гости очередного охотника за древней легендой. Это была ночь летнего солнцестояния. И случилась тогда по истине волшебная история.

***

В одной деревне жила в давние времена колдунья. Жила она на опушке тёмного леса, за деревенской околицей, селяне ее сторонились, но в час беды не гнушались украдкой приходить к ведунье за советом, да настоями целебными. Всем помогала она, кому добрым словом, а кому и делом, лечила детишек, оберегала скотину на полях, да мужей своенравных от рукоприкладства отваживала. И случилось так, что однажды, в канун летнего солнцестояния пришла к ней за советом жена кузнеца.

– Помоги, добрая женщина, – просила гостья, – совсем опостылела я мужу. Не глядит он на меня, все время в кузнеце своей проводит, не мила я ему стала, а что попрошу сделать, так с глаз долой бежит. Дом весь покосился, у коровника крыша просела, а он ничего делать не хочет. Что за напасть такая? Может сглазил кто?

– Есть у меня одно средство верное, – подумав, произнесла колдунья, – вот только не забоишься ли?

– Не забоюсь, только правду бы узнать! – ответила жена кузнеца.

– Ну хорошо. Научу я тебя как выведать тайну у судьбы. Пойди в полдень в поле и нарви там хворобоя, да кипрейника с романником. Завари с них чая и дай своему мужу выпить. А часть трав положив изголовье постели. А как ляжете спать, так ты не спи, а муж пускай себе захрапывает. Как пробьёт полночь, так ты к травкам тем в изголовье и обратись с просьбой-то ответить на твои вопросы и не пужайся, чего бы не произошло.

***

Пришла жена кузнеца домой и сделала все так, как велела ей ведунья. Вот и ночь наступила. Легли они с мужем спать. Кузнец сразу же уснул, а жена его все не спала, а как пробило полночь, так и обратилась она к травам в изголовье супружеского ложа:

– Травы полевые, хворобой, да кипрейник с романником, поведайте мне в чем причина нашего с мужем разлада.

Только произнесла она эти слова, как сон сморил женщину. И вот видит она во сне, будто бы спят они с мужем в своей постели, а по разные стороны от кровати стоят две женщины. Одна молодая красавица, а другая – безобразная старуха. И беседуют.

– Фу, какая ты стала страшная, сестрица – воскликнула молодуха.

– А ты все расцветаешь и расцветаешь, сестра, – отвечала ей старая женщина.

– Конечно, ведь меня холят и лелеют, все силы на одну меня только и тратят! О тебе-то совсем позабыли, сестрица Любавушка, не целуются, не воркуют как прежде, словом добрым и то не обмолвятся, оттого ты и старая да страшная стала, сестра, – отвечала первая. – Бранятся супруги, ненависть взращивая в душах своих, а потому сила и красота моя все возрастают день ото дня. Все твои годы мне скоро перейдут и тебя не станет. Буду единственной хозяйкой!

– Да только ненадолго, – отвечала вторая, – ведь в ссоре да раздорах долго не живут.

– Как и в любви, – рассмеялась красавица.

На том и прервался сон. Жена кузнеца проснулась, да как вскочит с кровати, всю комнату обежала – нет никого. Сон это, просто сон…

***

А едва заря, по первой росе, побежала она к колдунье. Та не спала, сидела на крыльце, да вязала пучки трав волшебных, что ночью собирала в лесу.

– Вижу по твоим глазам, что ночью открылась тебе правда, – приветствовала ведунья гостью.

– Да какая там правда, – отмахнулась та. Рассказала женщина сон свой и стала спрашивать, – Так кто же порчу-то на моего мужика навел? Что за девок видела я во сне? Неужто Ильиничну-соседку? То-то ее внучка все на моего мужа заглядывается, да в кузницу его то и дело шастает, титьками трясет перед носом! Вот бабка-то ей моего мужика-то и приворожила. Отвечай! Ты ей зелье-то приготовила? Молю, верни мужика в семью, я тебе поболее дам, чем эта старая перечница! У нас ведь и детки малые…

– Глупая ты, – отвечала колдунья, – Никто твоего мужа не привораживал, сама ты своей холодностью его оттолкнула, своим сварливым характером и вечными придирками. И скоро совсем изведешь вашу любовь! Тогда лишь ненависть станет править в вашем доме и ничего уже нельзя будет исправить. А Ильиничнина внучка в кузню бегает ни к твоему мужу, а к подмастерью Миколе. Только там и без приворота все как в ручье отражается, по осени свадьбу сыграют, зуб даю!

– Брешешь! – взвизгнула жена кузнеца! – Конечно, кто ж в своих грехах-то сознается. У-у-у, ведьма…

Гостья, подобрав подол, бегом бросилась прочь, бормоча себе под нос проклятия, обещая извести ведьму, а ведунья тихо вздохнула, в очередной раз дивясь людской глупости.

***

Огромный рыжий кот, запрыгнув на подоконник и глядя в глаза своей хозяйке, проурчал:

– Что снова придется съезжать?

– Видимо, – лениво ответила ведунья, укладывая в сундуки нехитрый скарб, – кузнец-то совсем перестал дома ночевать, так и сидит в своей кузне, тоскует, да только не в силах я ему помочь. Вчера ночью я видела, как из их дома выходила сгорбленная старуха. Шла она медленно, опиралась на клюку. Пройдя немного по дороге, она хотела постучаться в дверь к соседке Ильиничне, но тут увидела стоявших под кустом ракитника молодых парня и девушку, и сама вдруг помолодела, подбежала к ним и нежно обняла. Жаль, что людям не дано видеть такие вещи. Может быть, тогда они были бы куда как внимательнее к чувствам друг друга…

– А все из-за людской глупости, – не унимался кот. – Сколько раз я тебе говорил, хозяюшка, что нельзя всем и каждому советы раздавать! Ни все готовы слышать правду! Далеко ни все. Людям проще сослаться на порчу, сглаз, ведьм…

– Не ворчи, Котофей, рано или поздно, они все поймут…

Кот ничего не ответил.

Последний сноп

***

Время Жатвы – волшебное время. Это время не только подведения итогов своих трудов, но и время воздаяния за все хорошие и плохие поступки, которые мы совершили за прошедшее время. Это время добровольной Жертвы и Справедливости. Время, когда духи полей подходят близко к людским домам. Молитесь о справедливости и если душа чиста, то бояться нечего…

***

Дом пахаря стоял на краю пшеничного поля, на узкой меже между полем и опушкой огромного тёмного леса, в котором так любили охотиться знатные господа. Деревья в том лесу были такими высокими, что, казалось, достают до самого неба. А их стволы были такими толстыми, что даже десять человек, взявшись за руки, не смогли бы обхватить их. Мало, кто рисковал в одиночку заходить в чащу этого леса, населённого духами и призраками, которых никто никогда не видел, но все верили в их существование. Только охотники наезжали в этот лес, в сезон. И тогда по округе звучали песни охотничьего рога, а от лесных стен эхом отражались звонкие голоса ловчих и заливистый лай собак.

Пахарь не любил охоту. Нередко ловчие заезжали в поле, преследуя дичь, безжалостно вытаптывая подковами коней посевы. Но охотники были знатными господами и перечить им было равносильно подписать самому себе смертный приговор, потому пахарь каждый раз замалчивал слова упрека, рвавшиеся из его груди и в пояс, кланялся господам, снимая с головы шапку.

***

Однажды накануне Праздника Жатвы всадники в очередной раз, преследуя косулю, вылетели из леса и что есть духу поскакали по пшеничному полю, втаптывая в пыль и грязь спелое зерно. Лишь широкая полоса уничтоженных посевов тянулась за кавалькадой. Было уже далеко за полдень и пахарь с сыновьями в это время был в поле. Увидав творимое безобразие, отбросил он серп и перевязав только что сжатый сноп собственным поясом обратился к нему, как к живому человеку, говоря:

– Джек! Да где же твоя справедливость? Вот прими мой пояс как Добровольную Жертву.

В тот же миг сноп вырвался из рук пахаря и вмиг развеялся по ветру. А вместе с ним исчез и пояс.

***

Когда на следующее утро пахарь с сыновьями вновь вышли на жатву, то увидели, что все зерно, вытоптанное вчера охотниками, поднялось и вновь стоит нетронутым. Подивился мужик такому чуду. Тут услышал он звук охотничьего рога и увидел, как из леса выбежала тонконогая косуля, а вслед за ней кавалькада всадников. Грациозными прыжками животное побежало по полю, и всадники были готовы последовать за ней, но кони их вдруг попятились, захрапели и взвились на дыбы. Ни удары плетей, ни шпоры не смогли заставить коней сделать хоть шаг по несжатому полю, словно кто держал их под уздцы. И только лес шумел за их спинами, да колыхалось перед ними золотое море вызревших посевов.

– Что за чертовщина? – вскричал сюзерен, охотившийся в тот день. – Что за колдовство? Тут не обошлось без магии, видимо!

– Лучше бы Вам убраться отсюда и не уничтожать чужих трудов, – ответил ему вдруг неизвестно откуда взявшийся всадник.

– Кто ты такой? Ты ведь не ловчий, – воскликнул вельможа.

– Нет, не ловчий, но я – Ваш друг, господин, – поклонившись, ответил всадник, – если не послушайте моего совета, может случиться беда…

– Ты колдун? Я слышал немало легенд об этом лесе и окрестностях.

– Тогда Вы послушаете моего совета и повернете коней! Довольно Вы и другие вытоптали посевов на этом поле! – сказав так таинственный всадник поворотил коня и поехал вдоль края посевов, постепенно растворяясь в начинавшем набирать силу летнем зное.

– Господин, – тронул сюзерена за стремя старший ловчий.

– Поворачивай, – приказал тот, поворачивая коня.

Раздосадованным всадникам пришлось повернуть прочь. С той поры и до первого снега никто больше не тревожил посевов на опушке леса.

А когда жатва была окончена, последний несжатый сноп пахарь украсил яркими лентами своей дочери и от души благодарил его как живого.

Однажды утром кто-то постучал в дверь дома на узкой меже между полем и опушкой леса. На пороге никого не было, только лежал пояс пахаря.

– Спасибо, Джек, – прошептал мужчина, опоясываясь.

В ответ ему шумел тёмный лес за его спиной и кружила первая поземка на сжатом поле, раскинувшемся перед ним.

Сказка о сестрице Мести и братце Прощении

***

Жили были на опушке одного тёмного, глухого леса брат и сестра. Брат был всегда добродушен и весел, любил бегать по полям и улыбаться солнышку. Летом его пшеничного цвета волос выгорали под лучами Ярило-Бога и становились совершенно белыми, как борода Кернунноса, за день до того, как отправится он в страну Вечного Лета. Сестрица же напротив была черноволоса и черноока, как покров Мары-Богини, нелюдима и угрюма. Целыми днями сиживала она на крыльце и пряла чёрную, как ночь пряжу. То были Прощение и Месть.

***

Прощение часто говаривал своей сестре:

– Милая моя сестрица, довольно тебе все сиживать да прясть! Пойдём со мной в поля, гулять под лучами отца-Бога Ярило, вдыхать вольный ветер и лежать, глядя на облака.

– Не могу я прохлаждаться, как ты братец, – отвечала Месть, – вон сколько еще не спряденной шерсти лежит! – и она картинно указывала сухой, с синюшными прожилками вен рукой в угол веранды. Снова и снова стучало колесо прялки, а тонкие пальцы Мести правили нить. А братец Прощение снова убегал гулять в поля или собирать грибы в лес. Когда он вечером возвращался домой, его сестрица все также сидела за работой.

Иногда, оставаясь дома, Прощение видел, как к дому приходили люди. Все они были угрюмы и их глаза были черны, как и очи его сестры. Люди несли в руках шерсть, которую позже его сестра пряла. Они складывали свои подношения в угол крыльца и довольные уходили прочь. Они радостно потирали ладони и посмеивались.

***

Раз в год в дом на опушке леса приезжал старший брат Мести и Прощения. Он был суров и ходил всегда в серых одеждах, но не был ни весел, ни угрюм. Скорее спокоен и безучастен. Его имя было Воздаяние. Когда он приезжал, и Прощение и Месть оставляли свои обычные занятия. Все вместе они садились за роскошно накрытый стол, пили хорошее вино, ели жаркое и всякие десерты. Так они праздновали очередной поворот колеса. Прощаясь, Воздаяние забирал списки всех тех, кто в этот год приходил к Мести, а кто к Прощению. Для первых он возил в седельной кобуре пару пистолетов Smith & Wesson, а для других – перо Феникса, одно прикосновение к которому гарантировало скорое исполнение заветной детской мечты. Списки сестрицы всегда были длинными, а список братца умещался на крохотном листике.

***

Однажды Прощение спросил своего старшего брата:

– Почему столь много людей приносит пряжу нашей сестрице, и почти никто не приходит ко мне, чтобы погулять в полях, наслаждаясь лучами солнца и песнями ветра?

– Потому что, мой брат, дорога к Вашему дому всего одна, каждый человек рано или поздно вступает на нее, но мало кто из них знает, что я – лучший стрелок, очень многие люди надеются, что я промахнусь…

Ночная трапеза

***

Догорал закат, бросая кроваво-алые отблески на западную сторону дома. Холодало. Ночью обещал ударить первый мороз. Огород перед домом выглядел пустым после уборки урожая и каким-то сиротливо-покинутым. Но листва с деревьев еще не облетела, хоть и сверкала золотом в прощальных солнечных лучах.

– Что-то вкусное сегодня на ужин? – спросил Грей, потягиваясь.

– Тыквенный пирог и твоя любимая запеканка, – ответила Хелена, не оборачиваясь.

– А на десерт – маффины?

– Может быть…

Грэй снова уставился в окно, любуясь закатом. Он вспоминал список гостей, предвкушая празднование. Стемнело. В окнах далеких домов зажглись огни, но Хелена все возилась у плиты, не спеша зажигать свет.

***

В дверь постучали. И девушка поспешила отпереть замок. На пороге стоял долгожданный гость.

– Милости прошу, – тихо прошептала Хел, пряча в голосе радость.

– Что-то темно у вас, – улыбнулся гость. – Пожалуй, несколько свеч не помешают.

Он уверенным шагом направился к шкафу на кухне, достал оттуда несколько десятков свечей и принялся зажигать их. Повинуясь жестам его рук, свечи зависали в воздухе в разных комнатах жилища. Хелена вернулась к плите, так и не заперев дверь. Спустя некоторое время с помощью Джека и кота Грея она накрыла стол в столовой дома. На белоснежной скатерти появились хрустальные бокалы, фарфоровая посуда и столовое серебро. Ароматный пар исходил от блюд и подносов с кушаньями, а золотистый свет многочисленных свеч придавал помещению уют и романтику. Часы пробили полночь, когда Джек начал разливать по бокалам темно-красное, словно венозная кровь, вино. В прихожей послышалось легкое шуршание и возня. Хелена, до того тихо отдыхавшая в кресле-качалке у окна, встрепенулась, поспешила навстречу гостям.

– Проходите, проходите! Присаживайтесь! Рада видеть вас…

Гости приветствовали хозяйку дома кто поклоном, кто кивком, кто дружескими объятием или поцелуем. Всю ночь распахнутой настежь стояла дверь дома. Всю ночь, до рассвета в молчании трапезничали гости. Кто-то, посидев недолго, уходил, взамен приходил кто-то другой. А кто-то сидел почти до рассвета. Изредка Джек подливал в чей-то бокал вина, а хозяйка дома подкладывала на тарелку горячий пирожок или кусочек тыквенного пирога.

***

Тишина окутывала дом, огонь свечей с трудом рассеивал плотную пелену темноты. Молчали гости, молчала хозяйка. А под утро, когда уже серый свет – предвестник утра – начал наполнять комнату, Джек затянул старинную песню. Все слушали, а кое-кто подпевал. С первыми лучами солнца разошлись запоздалые гости. Последним ушёл Джек.

– Спасибо за праздник, хозяюшка, – улыбнулся он на прощание. – До встречи!

– Спасибо, что пришли и провели со мной эту ночь, – ответила Хелена. – Жду вас вновь на будущее торжество.

Проводив гостей, девушка собрала остатки трапезы, накинула плащ и вышла из дому.

***

Стоя на промозглом ноябрьском ветру у свежей могилы, она разложила пищу на земле – подаяние для птиц и нуждающихся. Посмотрела на надгробный камень и улыбнувшись своей странной чуть грустной улыбкой, тихо сказала: «Спасибо, Джек, что не забываешь свою милую. Живым ведь, как и мертвым нужно, чтобы их помнили те, кого они любят». Резкий порыв ветра, взметнувший с могилы сухие листья, был ей ответом.