Текст книги "Византиец. Смоленское направление"

Впервые за много лет новгородскому купцу, похоже, стало стыдно. Мало того, что Савелий не прирезал ночью византийца, о чём сообщил четверть часа назад, так ещё и на воровстве поймали. Будь на месте Ильича какой-нибудь торгаш из Швеции или с Западных островов, он бы и глазом не моргнул. Но Пахом Ильич всё же иногда вспоминал о совести, и, перейдя известную границу, вороватый купец мог лишиться самого важного, торговой чести. Это не на кистень, так сказать, в честном бою взять. Кто-нибудь да сболтнёт, причём в самое неподходящее время. А дальше… С нечистым на руку никто торговать не станет, и сиюминутная прибыль в итоге может оказаться началом полного разорения, но предложение о новом товаре всё меняло. Теперь его грешные манипуляции сводились к хорошо просчитанной комбинации по получению товарного кредита. Проверял он торгового гостя. Византиец оказался тёртым калачом, таким же, как и он, то бишь одного поля ягода, и это заставило опустить руку с ножом, готовым вонзиться в стоящего на берегу.

– Добро, Лексей. Буду в срок. Жди.

Привязав лодку к колышку и проводив взглядом уходящую ладью, я вернулся в палатку. Надежды встретиться вновь с новгородским купцом у меня не осталось. Ключ в замок, и всё хорошенько обдумать. Сбежит купец – найдём нового. Причал построим, флажки развесим. Не может быть, чтобы он один по реке ходил. Не сошёлся на нём свет клином. Как только обустроюсь, разведаю местность. А там объявлю о себе, и кому надо – сами придут. Хоть из того же Мстиславля, пусть и крошечного, но всё же городка. Вскоре я смог забрать одежду для работников и амуницию для своих бойцов. Знакомый прапорщик втюхал мне, как он думал, списанную полевую баню на шесть человек, и холм с камнем должен был обрасти ещё одной брезентовой крышей, чему я был только рад. Начиналось время инвестиций.

В шесть утра на базе «Средневековье» я устроил подъём, хотя после выстрела из ракетницы никто уже толком не спал. При помощи инструкции, внимательно изученной мною ещё в Севастополе, я установил каркас походной бани. Дальше работали сообща. Вместе выкопали канаву для воды, сложили в стопку перед входом шайки, поставили нагреватель с двумя бочками, и пока вода грелась, я показывал новое обмундирование. Изысков в одежде не было, что оказалось сразу отмечено, но наличие обуви, вернее, как она была пошита, вызвало чувство восторга. Кто бы мог подумать, что правый и левый ботинок произведут так много разговоров. Привыкшие иметь обувь на «одну ногу», люди, как обычно бывает, отнеслись поначалу с недоверием, затем приспособились, а потом – восхитились. В процессе перебирання обновок, у каждого оказалось, по куску мыла с мочалкой. Объяснив, как ими пользоваться, я отправил народ мыться, по четверо за заход. Сначала начальство, а потом остальные. В итоге мы с Савелием остались за одним столом вдвоём.

– Алексий, скажи мне, откуда всё это? Из своего шатра ты достаёшь столько диковинных вещей, которых я никогда в жизни не видел. Да и не поместится всё это там. Я ж у князя когда-то в сотниках ходил, в кремле часто бывал. Все купцы свой лучший товар сначала туда свозили.

Кое-что и сам покупал. Так те вещи по сравнению с твоими и рядом положить стыдно. Но ты не купец, нет в тебе стяжательства. На волхва не похож, хотя утром огонь рукой сотворил, чародейства злого, как колдун чёрный – не делаешь. Оттого два вопроса у меня: кто ты, Алексий, и зачем мы тебе нужны?

– Что ж, на эти вопросы ответить надо. Но сначала я возьму с тебя клятву, что это останется между нами. Никто не должен узнать.

– Перуном клянусь, Алексей. Твои слова умрут вместе со мной.

– А почему Перуном? Ты ж вроде христианин.

– Ну, христианин. А только воинский бог наш Перун. Ему клятву даём.

– Ну, смотри, Он всё видит. Не трудно догадаться, что я пришёл издалека, да и не скрываю этого. Большая беда угрожает смоленским землям. Ты уже и сам сталкивался с нею. Так вот, мне очень не хочется, чтобы участь Рязани постигла и это княжество. Ибо для меня нет разницы между Рязанью, Смоленском, Новгородом или Киевом с Черниговом. Всё это Русская земля, и живут на ней русские люди, как ты их не назови: вятичи, кривичи, уличи; все они братья. Большего я сказать не могу.

– Беда – это степняки?

– Не только. Хотя и они тоже. В принципе, вы мне особо и не нужны, но так сложились обстоятельства, что я склонен верить в то, что наша встреча не случайна. Может, это и к лучшему. Что же касается разных диковинных вещей, то не стоит удивляться. Больше того, воспринимай их так, словно это обыденность. Наша земля богата тайнами, и поверь мне, даже самый умудрённый старец на всём свете не знает их сотой части. Мне лишь доверена одна из них. После того как вы омоетесь, я выдам оружие. Надо бы определиться с присягой и порядком несения службы. Слушай меня во всём, и ты отомстишь степнякам за Рязань и за всё, что пережил. Поговори со своими людьми, если вы со мной, то принесёте клятву. Если нет, то согласно уговору в начале осени вы свободны как ветер. Кстати, полученную амуницию с собой заберёте, а я найду себе других. Ты даже не вспомнишь, что меня видел.

– Я всегда знал, что где-то в лесах существуют предки-хранители. Не врали вчера руны Ратибора, – пробормотал Савелий и, указав пальцем в сторону чащи, добавил: – Они тебя послали?

– Сам не знаю. Но выходит, что так.

В качестве доказательства таинственных покровителей я показал Савелию на экране телефона отрывок из кинофильма про Александра Невского. Конечно, в подробностях ничего не разглядеть, но картина в целом была понятна. Маленькие люди скакали на лошадях и правдоподобно мутузили друг дружку всяческим железом. Естественно, когда с тобой делятся подобными откровениями, приобщают к вещам, синоним которых не иначе как чудо, наступает ответная реакция. В Савелии зажглась надежда, и я понял, что он будет со мной до конца.

– Это произойдёт совсем скоро, через год. Поможешь мне?

– Чудно всё это. А что ещё можешь, кроме видения будущего?

– Многое… а может, совсем ничего. Давай о другом, более важном на сегодня поговорим. Я вот что хотел у тебя спросить, какие доспехи и оружие вам более привычны? Что бы вы хотели иметь, исходя из того, что столкнуться придётся не с беглым рабом, а возможно, с хорошо вооружённым пехотинцем или всадником? Просто из сказанного вчера я понял, что все сносно управляются с копьём и кольчуга со шлемом предел мечтаний. Но самое основное – могу ли я положиться на этих людей?

– То есть ты дашь нам любое оружие и бронь, какие бы мы не попросили?

– Именно. Всё кроме лошадей, их у меня с собой нет.

– Я не буду хвастать, что со мной остались лучшие. Это далеко не так. Остались те, кто смог выжить там, где сложили голову самые опытные, а значит, удача их не оставила. Кто-то, к примеру Ратибор, с пяти годков к острому железу привыкал, и мне кажется, что нет такого оружия, с которым бы он не подружился. А взять Велимира, так он только три года назад первый раз секиру в руки взял. Вот такие со мной люди: все разные, все со своими судьбами, своими думами и пристрастиями. Мне они доверяют и сделают то, что я скажу.

После помывки отряда настала очередь рабов. Бросив в костёр их старые лохмотья, я выдал им робу, объяснив, как обращаться с новинкой; что тренчик удобнее носить под рубахой, а не поверх. Однако привычка подпоясываться по-своему взяла своё, и мне пришлось не обращать на это внимания. Рано или поздно народ сам придёт к правильному решению. Брюки, не застёгнутые на пуговицы, спадали, и лишь когда они сами убедились, что надо не подкатывать материю у живота, а делать всё, как говорят знающие люди, с одеждой справились. Тем временем подоспел завтрак, а я отправился за оружием.

Окончив приём пищи, Савелий собрал своих товарищей и что-то им втолковывал. Что им он говорил, я не слышал, но лица были явно заинтересованы. Проверив, всё ли готово к дальнейшему представлению, которое я собирался разыграть, вышел из палатки и подошёл к ним.

– Савелий, сейчас надо принять решение, принесёте ли вы мне клятву верности и будете великими воинами или останетесь на три месяца простыми охранниками.

Я развернулся и пошёл в сторону шатра.

– Алексий! Мы дадим клятву, – раздалось за моей спиной.

Не оборачиваясь, я зашёл в палатку. Взяв раскладной стол и вынеся его наружу, накрыл красным сукном. Наблюдая за моими действиями, рязанцы окружили стол полукругом. Восемь мечей легли перед строем. Следующей ходкой я вынес знамя, укрепив его в треножнике из-под новогодней ёлки. Красное полотнище затрепетало на ветру, и откуда ему было взяться, если ещё минуту назад даже травинка не шелохнулась? Минутный порыв был настолько сильным, что чуть не сорвало сохнущие на верёвке мочалки. С реки дохнуло на потемневший вдруг холм холодным воздухом, солнце сверкнуло лучами и спряталось за чёрную тучу. Молнии, готовые в любую секунду сорваться с краёв облака, не пускаемые чьей-то могучей рукой, сжигали себя, запахло грозой. Но новый порыв вновь осветил холм, разорвал тучу в клочья, и солнце озарило небосклон короткими вспышками, словно по его раскаленному ободку кто-то ударил гигантским молотом. Началась присяга.

– Сотник Савелий! Подойди ко мне.

Савелий гордо расправил плечи, в глазах решимость, и мне отчётливо стало видно, что теперь для него начинается восхождение к новому для себя, более высокому месту в мире, месту, которого он, безусловно, заслуживал.

– Повторяй за мной. Я, Савелий, клянусь защищать свою Родину до последней капли крови, служить Алексею верой и правдой, и если я нарушу данную мной клятву, то пусть покарает меня бог. Клянусь.

Я протянул меч. Сотник вынул меч из ножен и взмахнул над головой.

– Любо! – заорал он.

– Любо! – ответили семь голосов.

Каждый подходил к знамени, принимал присягу и получал меч. Внезапно сверкнула молния, и спустя несколько секунд раздался страшный грохот. На небе уже не осталось ни облачка, а где-то рядом, со стороны Мстиславля зарядил такой ливень, о котором говорят: «льёт как из ведра». Я достал бутылку шампанского, выбил пробку и налил вино в специально приготовленный для такого случая кубок.

– Это наша первая братина. Выпьем же это пенное вино на радость нам, пусть сгинут враги с земли русской!

После того как кубок опустел, торжественное мероприятие можно было объявлять закрытым. Настало время выполнять обещания. Выделенные Савелием люди вынесли из шатра несколько сундуков, сумку и длинный свёрток. В первом, наиболее объёмном ящике лежали каплевидные щиты, шестьдесят на девяносто, оклеенные качественным брезентом со стальным умбоном в центре. Во втором были доспехи с сопутствующей амуницией, а в самом малом находились каски. Тут же началась примерка и испытания. Обыкновенная бриганта, но сталь её пластин на это время не пробивалась ни одним оружием. Стрела, выпущенная из лука с десяти шагов, ломалась, топор только оставлял след. Придя в восторг от брони, рязанцы сникли при виде касок – шею и лицо не защищают, однако отсутствие клёпанных или сварных швов, а также идеально ровная поверхность – изумили. Только это было не всё. Каждый получил по трёхметровой рогатине и чекану. Дальше пошли портупеи с ножнами и ножи. Их сталь была выше всяких похвал, но всеобщее внимание привлёк арбалет, оказавшийся в руках Савелия. Сотник и раньше видел подобное оружие, но чтоб использовались блоки и был приклад с рукоятью, никак не вписывалось в его понимание. Пришлось показать, как заряжать и целиться из него, сопровождая все действия подробными комментариями. С пятидесяти аршин гарантированно поражались цели, защищённые двухмиллиметровым железом, хотя я бы и на вдвое больше расстоянии не рискнул подставить под выстрел латника.

– Наш панцирь тоже пробьёт? – спросил кто-то из рязанцев.

– Нет, но удар будет сильный. Возможно, собьёт с ног, будет больно. Хоть наконечники болтов и из специальной стали, но здесь, – похлопал себя по груди, – посерьёзнее будет.

После пробных стрельб на свет божий появились заготовки для арбалетных болтов. Умение изготавливать стрелы – это мастерство, но в нашем случае вся тонкая работа уже была выполнена. В одном из ящиков россыпью лежали наконечники, рядом коробки с древками для болтов, в мешке оперения для них. Присев на заколоченный ящик от гвоздей я стал собирать из заготовок конечный продукт, используя эпоксидную смолу. Древко входит во втулку наконечника и в принципе держится и так, можно закрепить на гвоздик, но лучше приклеить.

– Мажем клеем тут, – говорил я, – приклеиваем оперение, затем тут, приклеиваем наконечник. Этот клей клеит всё, даже железо. После этого наконечник смазать пушечным салом и в пенал. Каждый делает пятьдесят болтов для себя.

Надеюсь, обойдёмся без учебных. Отдав распоряжение, я занялся с не менее важной по значимости в моих планах второй частью коллектива. Теми, кто составлял основную рабочую силу, рабами. И если с воинами всё получилось без шушуканий, то подневольные после этого дня иначе как колдуном меня не называли. Любое начинание возникает из малого, как кольцо из звена; а когда существует чёткий план, то кольца, рано или поздно превращаются в цепочку. Сделать нужно было многое, но исходя из квалификации работников, рассчитывать приходилось на самое примитивное. Как то оборудовать место под лесопилку, что сделали очень быстро, и построить причал или подобие его. С помощью двуручной пилы, которую сразу окрестили «волшебной» (потому что зубья не сломались и длина три аршина), свалили несколько деревьев. Получив от меня топоры, под присмотром охранника, работники обрубили сучья и подготовили брёвна для дальнейшей обработки, расщепив клиньями вдоль волокон. Из подсобного лесоматериала сбили козлы. Затем начался тяжкий труд. Брёвна тяжёлые, пока одно затащишь и обработаешь, семь потов сойдёт. Тем не менее, там, где тяжело вдвоём, в три пары рук справиться уже легче. Мои помощники работали с почтительным трепетом. Никаких вопросов. Не потому, что боялись наказания, а потому, что не знали, чего ещё можно ожидать. Иными словами, культурный шок налицо. Так как за один день они не только стали обладателями новых технологий, но и выяснили, что существуют совершенно незнакомые им инструменты, гораздо удобнее, чем те, с которыми им приходилось иметь дело ранее или просто видеть. Работать топором умели все, иначе не выжить, с двуручными пилами они уже освоились, хотя удивление от «фокусов» легированной стали присутствовало, а вот рубанки, фуганки и прочее, не говоря уже о струбцинах, стали откровением. Как только на лесопилке стало более-менее получаться и появилась пара досок, из которых изготовили столешницу для обеденного стола, я отправился к реке. Используя лодку и верёвку с грузиком, измерил глубину фарватера. Тут пришлось удивиться мне. Начиная от берега, дно круто уходило вниз. То есть, сделав два шага, я погружался бы с головой. В моём времени Сож заметно обмельчал. Наверное, из-за вырубки леса. Идею вколотить брёвна-сваи кувалдой пришлось отложить – долго, так как нужно было чуть ли не выстелить дорожку на воде. Пришлось действовать иначе. Исходя из того, что опоры забиваются на полметра в дно реки, на берегу изготовили стол с шестью ножками из свай. Две ножки длинные, две короткие, посередине нечто среднее. Между сваями прибили крестовины. Готовую конструкцию снесли к реке, с помощью верёвок и шестов поставили стол на основании выступающих досок и отпустили верёвки. Под силой тяжести настила сваи вошли в дно реки. Затем с помощью отвеса уровняли поверхность, поочерёдно доколачивая кувалдой. Причал был готов за считанные часы. Сомневаюсь, что он переживёт будущий ледоход, но пока вышло так.

За текущую неделю я несколько раз совершил переходы домой, каждый раз возвращаясь с переполненной тележкой. За эти дни мы успели подготовить основу под будущий дом и немного исследовать округу. Камень хоть и располагался у реки, однако место это иначе как глухомань назвать было нельзя, и потоков торговцев продовольствием я не наблюдал. Народа же было почти два десятка, и все хотят кушать. Один раз наловили рыбы, другой раз удачно поохотились, но этого стало недостаточно. Пришлось привозить продукты для лагеря, а вместе с ними и товары для Пахома, в основном металл, в виде стальных полос и круглой арматуры. Полина же предложила загрузить нашего купца изделиями из стекла. Гранёные стаканы, кувшины, вазы, дешёвая оптика, оконное стекло, зеркала стали появляться на базе «Средневековье». Всё складировалось на берегу, под брезент. Ящики вместе с немногочисленными мешками были пронумерованы и снабжены краткими описаниями с иллюстрациями. На пробу, для исследования рынка, прихватил пенал с иголками и горсть английских булавок. Ещё одним товаром стали специи. Перец, корица и гвоздика размещены в одном большом сундуке, разделённом тремя перегородками. Если сундук раскрыть и выставить на обозрение покупателю, то внутренняя сторона крышки, с помощью картинок, наглядно демонстрировала, какую специю и для приготовления каких блюд можно использовать. Например, над отделением с гвоздикой были нарисованы мясные блюда, куда клались черешки, а в сладкие блюда – шляпки этой специи. Было у гвоздики и другое предназначение – её использовали для освежения дыхания. В древние времена китайские императоры династии Хань заставляли своих придворных усердно жевать бутон гвоздики перед приёмом, а во время аудиенции непременно держать во рту. С корицей было проще. Картинки советовали употреблять порошок с мёдом, дабы избавиться от множества болезней: начиная от зубной боли и расстройства желудка, заканчивая укусами насекомых. Перец же можно было сыпать куда угодно. Выпечка, мясо, рыба, да хоть себе на язык. К сундуку прилагались аптекарские весы и миниатюрный совочек. Среди этого многообразия десяток пар кирзовых сапог с байковыми портянками и пяток пятипудовых бухт джутового каната даже не смотрелись.

* * *

Купец всё же прибыл. С задержкой на три дня, когда я уже потерял последнюю надежду. После полудня, около двух часов, дозорный заметил ладью, идущую на вёслах, о чём громко сообщил остальным. Выйдя к причалу, я стал дожидаться долгожданной встречи. Пахом стоял на носу судна и махал рукой. Вот и настал момент истины. Если иконы на борту, то план два можно считать успешным. Одна из них поедет в Керчь, две останутся на память. Осталось загрузить товар на продажу и договориться со строителями, если таковые будут.

Кормчий искусно подвёл судно к пристани, однако днище всё же заскрежетало по песку. Нужно было делать поперечную пристройку, но хорошая мысль приходит как обычно с опозданием. Ладья на две доски возвысилась над причалом, посему трап спускать не стали и Пахом просто перешагнул через борт, а спустя пару шагов уже находился рядом со мной.

– Здравь будь, Лексей.

– И тебе не хворать.

– Задержался я немного, но всё привёз согласно уговору. Евстафий, подай образа.

Помощник купца перекрестился и подал завёрнутые в холстину иконы. Я развернул ткань, посмотрел на раритет, размером с ладонь ребёнка и завернул обратно.

– Добро, Ильич. А мастеровых привёз?

– А как же. Только вот какое дело. Артель нанял с трудом. Все заняты работой, в Смоленске снова был большой пожар. Согласились лишь те, кто не нашёл работы в городе и кроме топора почти не имеет инструментов. Но и без них как-то справлялись.

– Пусть так, инструменты я дам. Зови бригадира.

– Кого звать?

– Ну, главного, над мастерами.

– Фрол, – позвал Пахом мужичка с перетянутым шнурком волосами и тощей котомкой в руках, – ходь сюды.

Пока Фрол перелезал через борт ладьи, мы продолжали начатый разговор, направляясь к ящикам под брезентовым тентом. Новгородец успешно расторговался шёлковыми сорочками с платками и закупил крупную партию дёгтя, о чём немедля, во всех красках поведал мне. Правда, видя моё равнодушие, запал быстро закончился. Не то, что я проявлял к этой торговой операции интерес: купил и купил, бог с ним, с дёгтем. Меня волновало другое. Раз весь шёлк по бешеной цене разошёлся в два торговых дня, значит, рынок в городе серьёзный и ставка на торговлю в этом регионе сделана правильно.

– Есть взаимовыгодное дело, Пахом Ильич, которое я хотел бы обсудить с тобой сегодня вечером. Тут приготовлен для тебя товар, как ранее было оговорено. Осмотри его, прикинь цену. Где будешь торговать – это твоё дело, но лучше в Смоленске. Меня интересует золото, серебро и шкурки соболя.

– Может, лучше дёготь возьмёшь? Хорошую цену дам, – перебил меня Ильич и, видя, как я отрицательно повертел головой, закрыл рот.

– Вот мой товар, – я показал рукой на сундуки, – всё упаковано. Запоры открываются вот так, рычажок на себя и готово. Разговор наш будет долгий, так что ты пока осмотрись, что будет неясно, запомни, и вечером я отвечу, а пока с артелью приехавшей поговорю.

Бригадир строителей не спеша, с ленцой подошёл к нам, посмотрел на меня и стал ожидать. Судя по его одежде, в достатке он не жил. Просторная бледно-серая домотканая рубаха, длиной почти до коленей, тоненький поясок из крученой кожи и штаны с латками, заправленные в видавшие виды поршни. А ведь плотник достаточно уважаемая профессия, что ж должно было произойти, чтобы оказаться в таком виде? Как говорят: «потонуло в половодье всё, только руки при себе остались, да одёжку добрые люди дали». В душе у меня закралось подозрение, что прибывший специалист имеет, мягко сказать, недостаточный уровень квалификации. Как я уже успел выяснить, здесь плотничают все взрослые мужчины, и не зависимо от того, чувствуешь ли ты дерево, слушается ли тебя топор – это одна из ипостасей русского человека. Иначе не выжить, нужда заставляет. И как нередко бывает, встречаются плотники разные: и плохие, и средние, и хорошие. К какому типу стоило отнести прибывшего, ещё предстояло выяснить.

– Это тот важный грек, о котором я тебе говорил, – прошептал Пахом Ильич строителю, – будешь с ним рядиться.

– Добрый день, Фрол. Меня зовут Алексей Николаевич.

– Фрол, сын Игната, – бригадир строителей поклонился.

– Что ж, Игнатович, пойдёмте к шатру. Там и поговорим обо всём.

Поднявшись на пригорок, мы подошли к столу, стоявшему напротив палатки. Я зашёл внутрь и вернулся оттуда с рулонами бумаги.

– Фрол Игнатьевич, хочу построить дом на месте палатки и хозяйственные пристройки. Территорию обнести забором, желательно каменным или кирпичным. Вот рисунки, как это должно выглядеть.

Над этими эскизами почти неделю трудился юный архитектор, новоявленный выпускник вуза, оставшийся без работы. В основу был предложен проект дома возле Хиславичей и немного фантазии в стиле средневековой русской усадьбы. Единственной проблемой оставался фундамент. Стальные сваи подходили лучше всего, но выполнить такой объём работы без привлечения специальной техники просто невозможно. Даже простой, ленточный фундамент и то казался несбыточной мечтой, не говоря о монолитной плите. Так что расчёты были сделаны на грани фола и весь запас цемента уже лежал в земле.

– Лепо намалёвано, – еле слышно сказал строитель, боясь прикоснуться к листу, – палисад значит, надобен, хм-м… Игнат с камнем работать умеет, но тут инструменты нужны специальные, известь опять же, песок, медь али бронза, железа много. С собой этого нет, да и в Смоленске сейчас днём с огнём не найти. В этом году никак не получится, только из дерева если.

– То не твоя забота. Кстати, а чем вы работать собирались?

– Как чем? Как и все, так и мы. Топором да руками.

Возведение любой постройки, даже самой малой, без хороших инструментов – гиблое дело. Понимая это, конечно, я подготовился. Вот только, насколько они будут эффективны при средневековой технологии строительства, предстояло выяснить эмпирическим путём. Не забыл я и о том, что «город строится не только топором, а ещё и рублём». Запроси мастеровые заоблачную сумму, немедля будем прощаться. С расценками меня ознакомил Савелий, так что на дальнейший разговор я настроился весьма серьёзно, и нытьё про потоп со сложностями архитектурных инноваций пропустил мимо ушей.

– Инструменты нужные и материалы, какие попросите, я вам дам. Сколько возьмёте за работу?

– Прямо так, всё, что запросим? Ну, ежели харчи наши, а всё остальное ваше, то за десяток новгородских гривен столкуемся. А там уж как бог положит. Ты ж на кургане дом ставить хочешь, а это дело такое, тайное. Предки должны разрешение дать, да кто лежит здесь, равнодушным не останется. Я спрошу, что надо сделаю, а как будет – не знаю.

– Сделаем так. Ты, с кем необходимо, договорись, в астрале там пообщайся, в общем, всё, что надо, сделай, только с завтрашнего дня начинай строить. Столоваться будете за мой счёт. Завтрак, обед, ужин и вечерний чай. Мне так спокойнее будет, а то вместо работы пойдёте на охоту, да ещё медведю в лапы угодите. Инструменты, какие потребны, я приготовил. Осмотри сам, сундуки вон, слева от шатра. Всё, что необходимо, отложи в сторону, чего не хватает – скажи, остальное оставь. По окончании работы, если приглянутся, вы сможете их выкупить по хорошей цене. Как посмотришь, посчитай, сколько по времени займёт стройка.

Я подвёл бригадира к ящикам с инструментами. В самом большом лежали: лопаты, двуручные пилы, рубанки, медведки, шерхебели и скобели. Ручные дрели, фуганки, стамески, зубила в сундуке поменьше. Отдельно в двух ящиках лобзики, молотки, тесла и плотницкие топоры. Кирки и три лома с кувалдой валялись на земле. Такое отношение к железным инструментам возмутило мастера, но вида он старался не подавать. Хотя, возможно, он впервые увидел такое разнообразие, применение которому можно было вообразить только в самых смелых идеях. Ведь речь шла о той самой сакральной грамоте, выведенной волокнами древесины, которую настоящему мастеру всегда есть резон познавать. Ибо дать новую жизнь дереву, сохранив его душу, сродни великому искусству. Задумался ли над этим Фрол или над чем-то другим, я так и не узнал.

– Лексей Николаевич, – спросил меня строитель, отвлекшись на секунду от созерцания ящиков – а что такое вечерний чай?

– Это так, перекус перед сном.

Спустя некоторое время, когда строители собрались в одну кучу, а я направлялся к Пахому Ильичу, ветер донёс обрывки разговора:

«Кормить обещал четыре раза в день. Не один, как везде, а четыре… А серебра сколько даст? Десять новгородок, думаю, на меньшее соглашаться не след. Видал, сколько железа у него? Ага, лопата-то, полностью…» – О чём разговор пошёл дальше, мне слышно не было.

В это время Ильич рассматривал товар и охал. Подобного сокровища, собранного в одном месте у одного человека, ему ещё никогда не приходилось видеть. Стекло он осматривал как-то в Новгороде, в доме посадника, и оно было с две ладошки, заметно уступая слюдяным пластинам. А тут, широченный лист в половину роста человека и прозрачное как воздух. «Такое можно продать на вес золота, – зародилась мысль у купца, – а зеркала! Толстопузый венецианец торговал одно зеркальце за золотую гривну. В ту муть и себя не разглядеть. В это же посмотреть – страшно становится, словно твоя копия в потустороннем мире обитает. Надо будет упросить Лексея, уступить ему одно маленькое по себестоимости, дабы привезти такое чудо в Новгород. Кубки, тоже из стекла, жаль не цветные. За цветные дали б поболее. Так, а что в этом сундуке? Ишь ты, какие фибулы, серебряные, что ли? Не, железные, но тонкие какие. А тут, иглы, коробочки с крючками. Великого мастерства кузнец, раз сумел такое отковать. Интересно, а что в этом сундуке? Ничего себе, это же перец! Да сколько тут всего? В горшках глиняных не иначе вино, раз гроздь винограда нарисована, как у греков. Так, ткани, ещё ткани, а это что такое узорчатое? Похоже, платки».

– Ох, ах, не может быть, какое чудо! – разносилось от ящиков.

Наблюдать за Пахомом было просто весело. Если б мне показали бластеры или скатерть-самобранку, представляя себя на месте аборигена, наверное, реакция была бы такая же. Зайдя Ильичу за спину, я чуть слышно покашлял и произнёс:

– Пахом Ильич, не пора ли погрузку начинать? Время дорого.

– Так пересчитать надобно, записать.

– Тут всё в сундуках, на каждом из них написано сколько товара. Вот список. Всё пересчитывай и записывай.

Пахом взял листок в свои руки и, ничего не поняв в надписях, даже перевернул его вверх тормашками.

– Не по-нашему тут. Похоже, но не пойму. – Отдавая лист назад. – Я сейчас дощечку с воском принесу, ты прочтёшь мне, а я запишу для себя.

«Странно, – подумал я, забирая свою писанину, – вроде всё записано кириллицей, или у новгородцев до сих пор глаголица в ходу?»

Пока Евстафий искал вощёную дощечку, как назло запропастившуюся куда-то, мне проще было отдать Пахому Ильичу новый блокнот. Закреплённый на шнурке карандаш похож на стило, так что купцу не пришлось ломать голову, что к чему приложить. Цены он писал через дробь. Сверху моя цена, а снизу его. Выглядело это как набор букв. Чужому человеку не понять, нужно знать кодовое слово, с помощью которого «т», «д», «л» превратятся в цифры, порядок которых от единицы до нуля соответствовал буквам. Секретные торговые меты у каждой купеческой семьи свои. У одних слово «трудолюбие», у других «правосудие», третьи используют «ярославцев», или кто на что горазд.

После составления описи началась погрузка товаров, а мы договорились, что следующая наша встреча состоится дней через десять-двенадцать. Этот срок определил сам купец, выслушав мои пожелания. За это время Пахом Ильич намеревался арендовать склад в Смоленске, развернуть торговлю, и постараться войти в доверие к князю путём передачи ему подарков от боярина из Мурманска, который остановился в этих землях и желает стать его подданным. Он и сам приехал бы, да в дороге занемог и передаёт верительные письма, написанные как ни странно по-гречески. А дабы налоги в казну приходили, то хотелось бы документально зафиксировать право собственности на землю, где боярин пребывает и шатёр временно поставил. Что касалось расчётов, то мудрить особо не стали. Деньги, вырученные за товар, купец согласился конвертировать в нужные мне предметы, а третью часть оставлять себе. Помимо этого с ближайшей оказией, желательно не позднее оговоренного срока, должны были быть привезены женщины: десяток, приятной наружности. Эту идею подкинул уже сам Пахом Ильич, обратив внимание на сугубо мужской коллектив. Как-никак, а работать по хозяйству бабы более привычны, ну, может и ещё чего, по согласию сторон. К моему сожалению, не обо всём удалось договориться. С доставкой камней решили немного обождать. Необходимо было уточнить, что окажется дешевле – булыжники нужной формы или кирпич и где это всё брать? Везти за тридевять земель как-то неразумно, а где это всё есть поблизости, никто не знал. И наконец, остался ещё один предмет, который обязательно должен был забрать с собой новгородец – подарок князю. Не простой, а сопоставимый по стоимости с участком земли, на которую я претендовал. Понимая, что цена прямо пропорциональна удалённости от столицы, и сомнительно, что будет очень высокой, не стоило забывать тот факт, что земли кому-либо уже могли принадлежать, а значит, не стоит рассчитывать на его величество случай. В данной ситуации лучше действовать с запасом. Я сходил в палатку и вынес огромные, в рост человека часы. Сам механизм с единственной часовой стрелкой занимал немного места, остальное просто красиво инкрустированный «золотой фольгой» шкаф с потайной дверцей внутри, закрывающейся на врезанный замок. Часовой мастер, который регулировал ход механизма, дал гарантию на три, года и я не боялся оконфузиться.