Текст книги "Невидимый мир ангелов"

Глава 2
Невидимый мир Ангелов

О святых ангелах

Ангелы… Что же они такое? Что это за существа? Много ли их? Что делают, как живут они на Небе? Бывают ли они когда-нибудь на земле у нас?

Что такое Ангелы? У всех народов во все времена вместе с врожденной мыслью о Боге всегда жила мысль и то или иное понятие и о мире ангельском. И мы хотя и не видали Ангелов телесными очами, но можем начертать их образ, можем сказать, что они за существа: в нашей душе глубоко внедрена мысль о них; мысленно каждый из нас представляет себе Ангелов.

Ангел… Не правда ли, когда мы своими устами произносим это слово, или слышим его произносимым устами других, или когда мы размышляем об Ангеле, то всякий раз это имя вызывает в нас представление о чем-то необыкновенно светлом, чистом, совершенном, святом, прекрасно-нежном, о чем-то таком, к чему невольно рвется душа, что она любит, пред чем преклоняется? И все, что ни подмечаем мы на земле святого, светлого, чистого, прекрасного и совершенного, – все это есть у нас склонность называть и обозначать именем Ангела. Смотрим мы, например, на миловидных детей, любуемся их доверчивыми глазами, их наивной улыбкой и говорим: «как Ангелы», «ангельские глаза», «ангельская улыбка». Слышим стройное, умилительное пение, звонкие, нежные голоса, прислушиваемся к их всевозможным переливам и мелодиям, то тихо-грустным и задумчивым, то восторженно-торжественным и величественным, и говорим: «Словно на небе, как Ангелы поют». Побываем ли мы в семье, члены которой живут во взаимном согласии, взаимной любви, молитве, где все носит на себе печать какой-то тихости, кротости, какого-то необыкновенного мира, где невольно душа отдыхает, – побываем в такой семье и говорим: «Живут, как Ангелы». Поразит ли наш взор какая-либо необыкновенная красота, опять скажем: «ангельская красота». И если нас попросят, если поручат нам нарисовать Ангела и если мы владеем красками, как изобразим мы его? Непременно в виде прекрасного юноши в белоснежной одежде, со светлым, ясным лицом, чистым взором, с белыми крыльями – словом, постараемся изобразить нечто привлекательное, нежное, чуждое земли и всего чувственного. И чем ярче в нашем рисунке отпечатлеем мы эту отчужденность от земли, эту как бы воздушность, легкость, духовность, эту бесплотность, небесность, тем и рисунок будет совершеннее, тем больше взоров привлечет он к себе, тем яснее он будет напоминать взирающим о небожителе. Итак, вот, стало быть, что такое Ангелы, как об этом говорит нам прежде всего наше внутреннее чувство, внутреннее духовное чутье, наш внутренний непосредственный опыт.

С именем Ангела у нас связывается понятие обо всем самом для нас дорогом, святом, привлекательном, чистом, совершенном, прекрасном, неземном. Ангел преднаписуется нашему внутреннему взору как существо не от мира сего, духовное, свободное от всякой грубости и чувственности, словом, как существо небесное. И что внутреннее наше чувство говорит нам об Ангелах, быть может, не совсем ясно, смутно, то с особенной ясностью и очевидностью открывает нам слово Божие.

Слово Божие – это весть с Неба и о Небесном. И чем чаще и глубже вчитываемся мы в него, тем ближе становится к нам и мир Небесный – ангельский, тем осязательнее станем чувствовать мы его нашим сердцем, тем как бы отчетливее станут доноситься до нашего внутреннего слуха его победные песни. Как в чистой воде отражаются солнце и звездное небо, так и в слове Божием – этом источнике воды живой – отражается небо духовное – мир ангельский; в слове Божием мы видим Ангелов как бы предстоящими перед нами.

По своей природе, учит нас слово Божие, Ангелы – это духи. Не все ли суть служебные духи, – говорит ап. Павел, – посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение (Евр. 1, 18). «Желаешь знать, – говорит блаж. Августин, – имя его (Ангела) природы? Это – дух. Желаешь знать его должность? Это – Ангел. По существу своему он – дух, а по деятельности – Ангел». Но Ангелы – духи, не связанные, подобно нашему духу, плотью, которая противовоюет духу, пленяет его законом греховным, стесняет, обрывает его полеты к небу, тянет постоянно к земле. Ангелы – духи свободные от всякой плотяности, ее законы для них чужды. Не мучит их голод, не томит их жажда. Неведом им потому и весь труд наш упорный при снискании хлеба насущного. «Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3, 17–19). Этот грозный приговор Божественного правосудия изречен только падшему человеку, а Ангелы до конца пребыли верными Творцу своему. Терния и волчцы не растут на небе, пот не изнуряет лица ангельского. Они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, их не сушит забота о завтрашнем дне; наша борьба за хлеб, за существование, наши взаимные из-за этого распри, раздоры, войны, гнев, ненависть, зависть незнакомы духам бесплотным. Правда, они испытывают голод и чувствуют жажду, но не наш голод с болью, не нашу жажду со страданием. Их голод – никогда не перестающая потребность насыщаться сладостью созерцания красоты Божественной, сладостью познания премудрости вечной, насыщаться единым хлебом живым.

«Хлебе святый, – молится иерей словами св. Амвросия Медиоланского перед литургией, – Хлебе святый, Хлебе живый, Хлебе сладчайший. Хлебе вожделение, Хлебе чистейший, всякия сладости и благовония преисполненно! Тобою питаются Ангели на небеси преизобильно; да насытится по силе своей Тобою и пришлец человек на земли!»

«Питаются Ангели на небеси преизобильно», а все хотят еще и еще насыщаться сладостию созерцания Божества. Какой высокий, поистине небесный, блаженнейший голод! Охвачены Ангелы и жаждою, но жаждою также небесной и блаженной – жаждою все более и более тесного Богообщения, проникновения Божеством, просвещения Им. Их жажда – это никогда не перестающее устремление к Богу. Малое подобие этой жажды бывает на земле. Так орел, распустивши во всю ширь могучие крылья, взвивается ввысь и летит, поднимается все выше… выше… туда – в глубь неба. Но как бы высоко он ни поднялся, должен вновь спускаться долу. Так бывает: наш ум в минуты наибольшего духовного напряжения, вдохновения, молитвы, властно порывая узы плоти, подобно орлу, несется к небесам, созерцает Бога, проникается Им, мыслит о Нем. Но, увы, и ум наш, непостоянный, колеблющийся, с небесных высот опять падает низу; разбивается на множество суетных мыслей, рассеивается. Не так Ангелы: их ум непрестанно, неизменно устремлен к Богу, ни на одно мгновение не отклоняется от Него, поворотов назад не ведает он. Ангелы «Твердым умом, неуклонным желанием водими суще» созерцают Божество, поет о них Церковь. «Любовию Божественною распаляются» Ангелы. Распаляясь даже этою любовью, разжигаясь зарею Божеского существа, от этой Божественной жажды Ангелы и сами становятся «углем богоносным», «причастием Божественного огня, якоже пламень бывает». «Во огни пламенном предстоят Тебе Херувими, Серафими, Господи!» (Октоих 3, глас 4, вторник, песнь 8).

Какая поистине Божественная, какая сладчайшая жажда! Так, в непрестанном созерцании Бога, в постоянном устремлении и возвышении к Нему, в никогда не смолкающем песнопении безмерной славы и величия Его живут на Небе Ангелы.

На пути постоянного устремления и возвышения своего к Богу не знают они никаких остановок, преград и препятствий, не знают самого главного, самого основного, самого тяжкого на этом пути препятствия – греха, который то и дело своими узами связывает крылья нашего духа, стесняет его полет к Небу и Богу. Ангелы уже не могут грешить. Вначале они, по учению Блаженного Августина, созданы были Богом с возможностью грешить, затем неуклонным упражнением своей воли в добре они перешли в состояние возможности не грешить и, наконец, укрепившись в послушании Богу, силою Божественной благодати настолько усовершенствовались, что достигли состояния невозможности грешить.

В этом блаженнейшем святом состоянии Ангелы и пребывают доныне на Небе.

Как духи бесплотные Ангелы не знают ни нашего пространства, ни времени; наши способы передвижения, сопряженные со многими усилиями и трудностями, им неведомы. Ангелы быстролетны, быстродвижны: Ангел сейчас в одном месте, в мгновение ока – в другом; ни стен, ни дверей, ни запоров для Ангелов нет. «Они, – учит Григорий Богослов, – свободно ходят окрест великого Престола, потому что суть умы быстродвижные, пламень и Божественные духи, скоропереносящиеся по воздуху». И дверем затворенным проходят они, и видят сквозь стены, и никакая крепость, самая твердая, высокая и неприступная, не в силах сдержать их полета. На крыльях своих быстролетных неудержимо, свободно носятся Ангелы: пред шумом духа их (Дан. 14, 36), как дым, исчезает всякое пространство.

И не только сами легко так носятся Ангелы; Ангел, если приблизится к человеку, возьмет, поднимет его на крылья свои, то и для человека тогда перестает существовать уж пространство; покрытый кровом крыл ангельских, переносится он через самые отдаленные расстояния в мгновение ока.

Чудно, дивно это, други!

Нам, плотью связанным, странно, нам, отовсюду пространством скованным, непонятно, как это можно: сейчас находиться здесь и в какую-либо секунду перенестись через сотни, тысячи, десятки тысяч, миллионы верст и очутиться сразу в другом месте, в иной стране, среди других людей, услышать чужой язык, увидеть другую природу. Странно, но не настолько, чтобы мы совершенно не могли вместить такой быстродвижности в уме своем; непонятно, но не настолько, чтобы быстродвижность такая стояла в прямом противоречии нашему уму. Человек, умаленный, по Слову Божию, пред Ангелами (Пс. 8, 6), в себе самом носит возможность ангельской быстродвижности. В самом деле, разве, скажите, не быстро движен дух наш, разве не быстролетна мысль наша? Для мысли, для духа нашего также, ведь нет никаких преград и препятствий. В мгновение ока мыслию можем мы перенестись через самые громадные расстояния, в мгновение ока духом можем побывать в различных местах. А это все более и более усиливающееся теперь, стремление покорить, победить пространство, прорезать его всевозможными, самыми скороходными машинами, эта все более и более возрастающая жажда оторваться от земли и на вновь изобретенных воздушных кораблях, как на крыльях, унестись туда… высоко-высоко, где небо голубое, – о чем все это говорит, как не о том, что человек воистину «малым чим умален от Ангелов», что его дух быстродвижен, его мысль быстролетна, что по духу, по мысли, человек – Ангел и так же не связан пространством.

Увы, грех, живущий в нас, и на это стремление человека к ангельской быстролетности налагает свою тяжелую печать! Ангельскую быстролетностъ нашей мысли грех отравляет своим смертоносным и губительным ядом: человек с быстротой молнии пробегает целые пространства, переплывает моря с тем, чтобы как можно скорее нести с собою пагубу и гибель; человек, как птица, взвивается ввысь и с этой высоты бросает вниз ужасные разрушительные снаряды.

О, братья дорогие, будем молиться, чтобы заложенная в нашем духе, в нашей мысли ангельская быстролетность все глубже и глубже прорезывала бы и рассекала окружающее нас пространство греха, станем работать над собою, чтобы наш дух, быстродвижный, как Ангел, воспарял к Богу, уносился бы чаще к горнему, ангельскому миру!

Как духи бесплотные Ангелы, видели мы, не знают пространства. Не ведают они и времени нашего. На Небе нет ни нашего вчера, ни сегодня, ни завтра, или, лучше, там есть только сегодня, днесь, приснобытие; не знают Ангелы ни наших дней, ни ночей, ни минут, ни часов; нет в их царстве ни зимы, ни весны, ни лета, ни осени, или, лучше, есть там только одна весна, светлая, радостная; среди Ангелов – всегдашняя Пасха, непрестанный праздник, веселие вечное, Ангелы, по слову Спасителя, умереть уже не могут (Лк. 20, 86). Разверстая, мрачная могила, могильные плиты и памятники не смущают взора ангельского, надгробные скорбные песни не тревожат их слуха, наше последнее, душу раздирающее «прости» не знакомо им, горечь разлуки не снедает их сердца, смерть тлетворным дыханием своим не искажает, не обезображивает красоты ангельской.

Жизнь, други, одна только жизнь жительствует на Небе, вечная, блаженная жизнь с Богом и в Боге – в Нем жизнь (Ин. 1, 4). Видали мы море широкое, безбрежное… глядишь, и конца нет ему, мысль теряется, как песчинка, как пылинка какая в необъятности его. Так вот и жизнь ангельская: безбрежна она, конца ей нет и меры нет. Мы с каждым днем все слабеем, стареем, дряхлеем, Ангелы же с каждым приближением к Богу все более и более юнеют, восходят от силы в силу, от совершенства к совершенству.

О Ангелы Божии, какая тихость благодатная, какая услада в душе от одного лишь созерцания вашей жизни блаженной! С горних высот дайте хоть каплю одну этой жизни в сердца наши!

А сердце наше, дорогие братья, так устроено, что имеет способность воспринимать, ощущать, на земле еще предвкушать жизнь ангельскую. Вы знаете: Ангелы потому не ведают времени и всего, соединенного со временем: постепенного увядания, старости, смерти – потому что они живут в Боге. И человек, когда живет в Боге, входя с ним в теснейшее общение через молитву, также перестает считаться со временем, переходит часто за грань его, приближается к порогу вечности. Время становится для него незаметным, он, как говорится, не примечает времени. Пройдет много часов, а ему кажется, что едва-едва успело пройти несколько минут. Так сладко беседовать с Богом! «Бог, – говорит св. Иоанн Дамаскин, – в Себе Самом заключает всецелое бытие, как бы некоторое беспредельное и безграничное море сущности». И кто входит в это море, кто погружается в неисследимые глубины его – для того в глубинах этих исчезают минуты, часы – все время, и остается одна только вечность, и в вечности – вечный Бог.

Недалеко от Троице-Сергиевой Лавры есть скит Гефсиманский. В этом скиту подвизался в затворе старец, иеросхимонах Александр (†9 февр. 1878 г.), неустанный делатель умносердечной молитвы Иисусовой. Рассказывает про этого старца бывший ученик и келейник его, теперь маститый игумен, сам мудрый старец и испытанный учитель в духовной жизни: «Бывало, пойдешь ко всенощной и зайдешь к старцу, отцу Александру, он сядет при мне на стул; уйдешь ко всенощной, и, по окончании службы, опять зайдешь к старцу, а старец все сидит на том же месте с молитвою. Услыша шум, он поднимет голову и, увидя меня, как бы удивится и спросит: «Неужели всенощная отошла? Мне думалось, что я только что сел, а времени прошло уже четыре часа, за молитвой Иисусовой времени не вижу, оно течет так скоро, как будто бы летит».

Если здесь, на земле, в царстве смерти и времени, человек в беседе с Богом совершенно забывает время, выходит из его каскадного водоворота, то понятно вам, возлюбленные, почему на Небе, в царстве жизни вечной, нет и совсем не может быть времени? Там у Ангелов одно только в мысли, одно в сердце – Бог вечный. А «вечность, – любомудрствует св. Григорий Богослов, – есть такое продолжение, которое простирается наравне с вечным, не делится на части, не измеряется каким-либо движением, ни течением солнца… вечность не есть ни время, ни часть времени – она неизмерима».

Неизмеримая, безграничная заповедь дана и нам с вами, други: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48).

Поддерживаемые десницею Божией, встаньте твердо, неуклонно на этот путь духовного возрастания и совершенствования во Христе Иисусе, и вы уподобитесь Ангелам – всей душой почувствуете, как перед вами начинает исчезать время, дни, недели, месяцы, годы, и перед взором вашим во всем величии своем и необъятности, как перед Ангелами, будет развертываться вечность, вечность… вечность…

Много ли Ангелов? Можно ли исчислить их? Нет. Неизмеримо блаженство Ангелов, неизмеримо и число их. Они окружают Престол Божий тьмами тем и тысячами тысяч. «Видел я, – повествует пророк Даниил, – вот поставлены были престолы и воссел Ветхий деньми[5]5
  Термин этот употреблен пророком Даниилом при описании одного из его таинственных видений в Вавилоне: «видел я наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий деньми; одеяние на Нем было бело как снег и волосы главы Его – как чистая волна; престол Его – как пламя огня, колеса Его – пылающий огонь» (Дан. 7, 9). Под символом глубокого старца здесь понимается Бог для наглядного выражения Его исконновечного бытия. Это описание легло в основу христианского искусства при изображении Бога-Отца в отличие от Бога-Сына.


[Закрыть]… Огненная река выходила и проводила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним» (Дан. 7, 9–10). А пастыри Вифлеемские в святую Рождественскую ночь видели многочисленное воинство небесное, которое воспевало:

«Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение» (Лк. 2, 14). Когда Господь Иисус Христос взят был в саду Гефсиманском, и апостол Петр, в защиту Учителя своего, извлек меч свой, ударив раба первосвященникова, Господь сказал Петру: «Возврати меч твой в его место… или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более нежели двенадцать легионов Ангелов» (Мф. 26, 52). Легионы Ангелов… Многочисленное воинство… Тьмы тем и тысячи тысяч… Видите, как слово Божие исчисляет Ангелов: всем этим оно хочет сказать нам: мир ангельский – необъятный. Вот почему в слове Божием и сравниваются Ангелы со звездами (Иов 38, 7). Звездами можно любоваться, можно, взирая на них, прославлять Творца, но счесть их нельзя; так и Ангелов: можно им молиться, можно воспевать их, но сказать, сколько их, нельзя. Так велик, так необъятен ангельский мир! И какой порядок, какая дивная гармония, стройность и мир царят в ангельском мире при всей его необъятности!

Еп. Серафим (Звездинский). Ангелы. М., 2001

Время сотворения Ангелов

Когда Ангелы сотворены Богом? В Св. Писании с полной ясностью это не указано. Древними учителями Церкви поэтому были высказаны неодинаковые мнения по этому вопросу. Православной Церковью принято мнение, что Ангелы сотворены Богом прежде всех других тварей. И вообще мир духовный прежде мира вещественного.

В Св. Писании некоторое основание для такого мнения можно находить в словах Бога к Иову: «На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» (Иов 38, 6–7).

Здесь, во-первых, под положением краеугольного камня нельзя понимать что-либо иное, кроме положения основания земли, устроения первых начал ее, а следовательно, и под утренними звездами нельзя понимать звезды видимого мира, которых еще не было при основании земли, а нужно понимать разумные существа, или Ангелов, которые названы утренними звездами потому, что составляют первое создание Божие, предшествовавшее, подобно утренним звездам видимого мира, дню стройного бытия вселенной. Во-вторых, под именем сынов Божиих, о которых говорится здесь, также нельзя понимать кого-либо другого, кроме Ангелов Божиих; так они названы выше в той же Книге Иова дважды (1, 6; 2, 1); людей же, которые также иногда именуются в Писании сынами Божиими, в то время еще не было.

Таким образом, Ангелы хвалили Бога уже тогда, когда полагались основания земли. Отсюда можно выводить, что творение Ангелов предшествовало образованию мира вещественного.

Мнение о сотворении Ангелов прежде мира вещественного было господствующим и в древней церкви. Особенно замечательно выражение этого мнения у св. Григория Богослова. «Так как для Благости недовольно было, – говорит он, – упражняться только в созерцании Себя Самой, а надлежало, чтобы благо разливалось, шло далее и далее, чтобы облагодетельствованных было как можно больше (ибо сие свойство высочайшей Благости), то Бог измышляет, во-первых, ангельские и Небесные Силы. И мысль стала делом, которое исполнено Словом и совершено Духом. Так произошли вторые светлости… сотворен Богом умный мир… Поелику же первые твари были Ему благоугодны, то измышляет другой мир – вещественный и видимый; и это есть стройный состав неба, земли, и того, что между ними» (Слово 38). Св. И. Дамаскин, принимая мнение Григория Богослова о времени творения Ангелов, добавляет: «я соглашаюсь с Богословом: ибо приличнее было сперва сотворить умную сущность, потом чувственную, и после уже из той и другой сущности человека» (Точн. изл. в. 2, 3).

Точных указаний относительно времени сотворения Ангелов Св. Писание не дает. В святоотеческих текстах мы встречаем по крайней мере три мнения относительно происхождения Ангелов.

Согласно первому, Ангелы сотворены прежде вещественного мира. Это мнение наиболее широко распространено и вошло в Катихизисы. Его разделяли сщмч. Ириной Лионский, Евсевий Кесарийский, свтт. Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Епифаний Кипрский.

Другие отцы – такие как Феодорит Кирский и Геннадий Массальский – считали, что Ангелы сотворены одновременно с сотворением видимого мира. Свою позицию блж. Феодорит аргументирует следующим образом: «Ангелы имеют ограниченную сущность, и посему имеют они нужду в месте, потому одно Божество как неограниченное не заключается в месте. Но если Ангелы ограничены местом, то как им существовать прежде неба и земли? Ибо пока нет содержащего, может ли быть содержимое?»

Ангелы как сотворенные сущности для своего существования нуждаются в месте, а место предполагает наличие пространства как формы существования тварного бытия. Следовательно, прежде чем сотворен мир с пространством и временем, не могли появиться и Ангелы. Некоторые отцы, в частности Блаженный Августин, считали, что Ангелы сотворены в первый день вместе со светом и именно поэтому Ангелов называют вторыми светами.

Существует ошибочное мнение: поскольку мир развивается эволюционным путем, от простого к сложному, а Ангел более совершенен, чем человек, следовательно, Ангелы должны были появиться после человека. Это неверно, поскольку в стихах с четвертого по седьмой главы тридцать восьмой Книги Иова говорится, что Бог основывал землю при общем ликовании небес, когда все сыны Божии восклицали от радости. Сыны Божии в данном случае – Ангелы, а основание земли относится к четвертому дню творения. Значит, Ангелы к этому времени уже существовали.

Вопрос о времени сотворения Ангелов принадлежит к области богословских мнений. Однозначно можно утверждать только то, что Ангелы сотворены не позднее 4-го дня, а следовательно, не могли быть сотворены вместе с человеком или позже него.

Протоиерей Н.П. Малиновский. Очерк православного догматического богословия. Сергиев Посад, 1914