Текст книги "В бездне времен. Игра на опережение"

Денек выдался мрачным, дождь лил со вчерашнего дня. А в кабинете комиссара еще и свет не горел, тускло, что Николая Степановича слегка раздражало.

– Я не буду темнить, герр Дитц, – начал он прямо. – Мы ищем человека, ограбившего банк в России. И главное, мы ищем деньги. Миллион рублей. Банком установлена премия, один процент от суммы. Сколько это будет в марках?

– В нынешних марках это будет очень много, – согласился комиссар. – Вы предлагаете получить премию мне?

– Да. Я лицо официальное, и по нашим законам… – тут Николай Степанович запнулся. Есть ли что-то подобное в российском праве, он не знал. Не сталкивался раньше с такой ситуацией.

«Ладно, немец наших уложений тоже не знает», – подумал он и уверенно продолжил:

– По российским законам я не могу получать подобные вознаграждения. А вы вполне. Если есть какие-то препоны для этого по германскому законодательству, банк готов перевести премию на любое указанное вами лицо.

Предлагать чиновному люду «бакшиш» подполковник в совершенстве обучился еще в молодости, в Африке. И науку с тех пор не забывал, вот и по службе пригодилось. Кроме всего прочего, сумма в условиях галопирующей по Германии инфляции выглядела действительно более чем недурно.

Как и жандармский генерал в России, на идущий вразрез с его понятием справедливости поступок комиссар мюнхенской криминальной полиции не пошел бы, вероятно, и за большие деньги. Но русский хотел найти убийц и грабителей. Пусть даже и в обход официальной системы.

«Что ж, если законный порядок мешает полицейским, пусть даже и русским, ловить бандитов, такой порядок можно и обойти, – решил комиссар. – Помогать коллеге против преступника дело справедливое».

Тем более что за правильный, по его представлениям, поступок предлагалось вознаграждение. И не какая-то, упаси господи, взятка – законная, потерпевшим банком назначенная премия.

– Ну что ж, – протянул комиссар, когда они закончили обсуждать условия. – Ваш Амтлауф, его настоящее имя, кстати, Хеттих, человек нам известный. Мы сейчас расследуем кое-что. У одной из наших политических банд, они называют себя «штурмовиками Стального шлема», изъяты деньги. – Комиссар сделал паузу, понаслаждался эффектом и продолжил: – Рубли. Много, порядка ста тысяч. Этим занимается один из моих лучших сотрудников, я дам ему распоряжение насчет вас.

* * *

Немец не подвел. Когда Гумилев пришел к нему следующим утром, Дитц тут же вызвал инспектора, ведущего дело.

В кабинет вошел невысокий детектив лет тридцати, приземистый, массивный, с почти квадратной головой.

– Инспектор Мюллер, – представился он. Подполковнику сыщик понравился сразу. Было в нем что-то, что напоминало ротмистра Сиволапова. Надежность, какая-то крестьянская основательность. Сыщик производил впечатление человека упорного и знающего, держался с уверенностью опытного профессионала.

– Мюллер, – начал комиссар, – покажите нашему гостю из российской полиции материалы последнего дела. Возможно, коллега окажет нам помощь.

* * *

– Итак, герр Мюллер, – начал Николай Степанович, оказавшись в кабинете немецкого детектива. – Вам комиссар обрисовал суть дела? Отлично. Что у нас есть?

– У нас есть два человека, – ответил немец. – Хеттих Морис, это как раз ваш Амтлауф, и Мюллер Йозеф, мой однофамилец. Тридцать лет, юрист. Очень сходен по описанию с вашим «Монахом». С 1926 года находился в Китае. Чем он там занимался, нам неизвестно, но в июле этого года он снова объявился в Мюнхене. А в августе приехал Хеттих.

– Как выглядит ваш однофамилец?

– Тридцать лет, рост 189 сантиметров, крепкого сложения. Лицо круглое, волосы каштановые.

– Да, похож. А что деньги?

– У штурмовиков раньше с деньгами было плохо, а тут вдруг появились. У нас, э-э, если вы понимаете… – инспектор пристально посмотрел на Гумилева.

– Думаю, понимаю, – улыбнулся подполковник.

«Ишь, испытывает, – подумал он. – Точно из крестьян, наши тоже любят вот такую проверочку произвести, как бы невзначай».

А вслух добавил:

– Мы тоже стараемся иметь в радикальных партиях своих информаторов. И очень интересуемся вопросами их финансирования, без денег они не опасны.

– Да, – инспектор, признав в русском госте коллегу, заговорил явно потеплевшим тоном. – У нас такая же ситуация. И я не думаю, что выдам секрет, но когда мы узнали, что это рубли, возникла версия о финансировании наших радикалов Москвой.

– Это не серьезно. Во-первых, и я в свою очередь тоже не открою тут вам секрета, мы не стали бы связываться с реваншистами. Возможно, для вас это прозвучит неприятно, но я воевал с германской армией. Это был сильный противник, и в России никто не хочет встретиться с таким еще раз. Во-вторых, – Николай Степанович пожал плечами, – я, конечно, полицейский, но полагаю, если бы это делала наша разведка, им не составило бы труда передать более ходовую валюту: фунты или доллары.

– Да, наверное. Но в любом случае, мы задержали Мюллера. Деньги передал именно он, но они со счета Хеттиха. Это не сложно было установить – сейчас в Германии не так много людей имеют возможность снять со счета подобную сумму в рублях. Обоих допросили по поводу денег.

– И?

– И Хеттих объяснил, что заработал их в Китае. А поменял на рубли потому, что в Китае выгодный курс, переводил деньги через русский банк. А жертвовать деньги партиям не запрещено.

– Банк известен?

– Да. Петербургский Международный. Вы можете получить там информацию?

– Попробуем, думаю, это займет пару дней. А что?

– В Германии это крайне сложно. Банковская тайна – это святое.

– Даже для полиции? – удивился подполковник.

– В первую очередь, – грустно пошутил его баварский коллега. – И подступиться к ним невозможно. Большие деньги дают и большую власть.

– У нас немного иначе, – ответил Гумилев, про себя невесело подумав: «У нас большая власть дает большие деньги». Но говорить немцу об этом не стал, вернулся к делу:

– У вас есть точные данные, когда он переводил деньги?

– Пожалуйста, – протянул сыщик документ из дела.

– Отправим запрос, подождем. А Мюллер?

– Понимаете, герр Гумилев, они ведь не совершали преступлений в Германии, – помявшись, ответил инспектор и замолчал.

– Понимаю. И знаю, что оба они бывшие офицеры германской армии. Но, видите ли, коллега, – жестко сказал подполковник, – по-моему, бандит не имеет ни национальности, ни родины, ни тем более чести. И если Хеттих тот человек, коего мы ищем, то он натуральнейший бандит. За ним организация трех вооруженных разбоев и три десятка трупов. А Мюллер вообще участник последнего налета. Вы всерьез считаете, что такие люди нужны в Германии?

– Нет, – кивнул Мюллер. – Но мы не сможем выдать их России, даже если будут доказательства преступлений. Вы же знаете – политика.

– Давайте сделаем так, – предложил жандарм. – Поищем доказательства, деньги, а потом решим, что делать.

Инспектор вновь замялся, потом тихо произнес:

– Понимаете, герр Гумилев… я спокойно отношусь к русским, но… я догадываюсь, как это будет. Ваше правительство обвинит Германию в потворстве бандитам. Это повредит моей стране, а виновником окажусь я. Я согласен с вами, преступников надо сажать независимо от страны, но я не желаю оказаться виновным в международном скандале.

«Про Германию – это можно пропустить, – цинично подумал подполковник. – Главное – он не хочет отвечать потом за скандал. Понять можно, его действительно крайним сделают: почему русским следственное дело показывал? Зачем немецких граждан этим «страшным казакам» сдавал? И кстати, с просьбой о выдаче ни черта не получится, по Амтлауфу-Хеттиху уж точно, на него вообще кроме донесений агентов никакой доказухи нет. «Монах» еще туда-сюда, да и то: как только запрос направим, сразу сбежит. Денег ему хватит. Деньги, между прочим, тоже непонятно как искать. Что же делать-то?»

И спросил сыщика:

– Что, по-вашему, мы можем сделать? Я не могу и не желаю прощать убийц. Но и вреда вам, – на этом он сделал ударение, – как и вашей стране, я не желаю.

Мюллер оценивающе посмотрел на собеседника. Этот русский полицейский держался неплохо, профессионально. И понимал намеки с полуслова. Да и если русские заберут себе ребят с тридцатью трупами за плечами, в Мюнхене действительно станет только спокойнее.

– Я думаю, – произнес он, – мы сможем найти выход. Но сначала отправьте запрос в банк, вдруг узнаем что-то полезное?

Охранный Департамент

Отдельного корпуса жандармов.

На Ваш запрос от 25.10.1928 за № 21098, сообщаю, что 5.VII с.г. Харбинским (Китай) отделением нашего банка был открыт счет на имя г-на Хеттиха Мориса, гражданина Германии, и произведен от сего лица прием наличных денег в сумме 100 рублей.

9. VII. на указанный счет поступило денег в сумме 50 000 рублей от представительства торговой компании «ДУ ШЭНЬ» (Маньчжурия).

4. VIII с.г. распоряжением г-на Хеттиха вся сумма счета (50 100 рублей) переведена на имя того же лица в Дрезденбанк, Германия.

Господа Мюллер Йозеф и Амтлауф Морис, указанные в запросе, счетов в отделениях нашего банка не имеют и не имели.

Управляющий

Петербургского Международного банка

С.В. Локтев.

– Ничего не понимаю, – признался Шатунову ротмистр, прочитав ответ банка. – Почему пятьдесят тысяч из Маньчжурии? А с налета тогда где? У него же сотню только немцы изъяли?

– С налета как-то иначе, – пожал плечами сыщик. – Не мог же Мюллер миллион ассигнациями в банк принести сразу после разбоя? Его бы взяли. Надо думать, как деньги вывезли. Кстати, есть шанс, что деньги Фриновского ушли тем же каналом. Вот смотри: сам он вез, если логичные расходы вычесть, те же пятьдесят, правильно? А остальные? Зачем ему прятать их в России? Помнишь, Штубис говорил, что Фриновский считал этот налет их последним делом? А потом «зажить» собирался?

– Нет, ну это-то правильно. Думаешь, он свою долю этому Мюллеру доверил?

– Это если Мюллер и есть Монах, – охладил его Александр. – И не ему, а Амтлауфу, пусть и через доверенное лицо. Ну сам прикинь – как бы урка из анархистов «пол-лимона» вывез? Через границу-то?

– С собой не вез, – подумал вслух Сиволапов. – Но и в документах никаких банковских счетов не нашли. Слушай, а что ему мешало сложить деньги в баул, как Штубис, и нелегально через кордон?

– Шутишь? Нелегально это с проводником надо, да и вообще риск несравнимый. Погранцы принять могут – раз, проводник багаж прощупать и завалить – два… Да и в Китае, думаешь, Чжану этому полста тысяч помешают? Нет, опасно. А по подложному паспорту выезжать наоборот. Он же весь расчет делал на конспирацию. Свидетелей для того убирал, при налетах всех валил. Все, чтобы личность не установили. Паспорт у него хороший был, не возьми мы Штубиса, ушел бы влегкую. А деньги вывезти – это другой коленкор, вполне мог Амтлауфу доверить. Надо немцев трясти, глядишь, все полтора «лимона» найдем.

– А немцу он с чего верить должен? – не согласился жандарм. – Сам же говоришь, китайский генерал себе захочет, проводник себе, а немец сильно честный, что ли?

– Ну, тут проще страховаться. Если Амтлауф зажмет деньги, Фриновский его банально сдает нам. В лучшем случае.

– Или сам «мочит», – щегольнул уголовным словцом ротмистр. – Только это если отыщет. У того фамилия другая, уехать он в любую страну мог. Нет, зыбковато.

– Откуда нам знать их отношения, – цеплялся за свою идею сыскарь. – Мог немец и гарантии предоставить. Ладно, что найдем, все неплохо.

Инспектор Николая Степановича ждал и с порога спросил:

– Итак, герр Гумилев?

– Ничего, герр Мюллер. Пятьдесят тысяч от маньчжуров – это деньги за службу в Китае. Но это не сто, согласитесь. Видимо, ваш однофамилец о происхождении денег сказал не все. Банк не запрашивали, как я понимаю?

– Я же вам объяснял.

– Да, помню. Варианты?

– Возьмем Хеттиха и Мюллера, – пожал плечами немец. – Первому предъявим дачу ложных показаний, по поводу суммы. Тухло, но на пару суток я его закрою. А второго попытаемся надуть. Вы привезли документы, которые я просил?

– Да, пожалуйста.

– Ну вот. Есть показания ваших свидетелей, признание Фриновского, есть очень красиво сделанное опознание по якобы имеющемуся фотопортрету, требование о выдаче Мюллера… сами рисовали?

– Коллективом, – смущенно ответил Гумилев. Рисовал, конечно, не он. Имелись в посольстве специалисты. Задача была не просто сфальсифицировать документы, но и сделать это так, чтобы они выглядели очевидной подделкой для любого специалиста. Международного скандала боялся не только Мюллер.

– Тем более. Берем мальчика, он к тому же юрист. В этом есть и плюс, подборку нашу может оценить, и минус – знает, что его сложно выдать в другую страну. Но тут уж чего больше испугается, это уже наше занятие. Допросим пожестче, если поплывет, что-то расскажет. Тогда и решать будем… Комиссар обещает меня прикрыть, – с любопытством взглянув на подполковника, заметил сыщик. – Хотя обычно он не склонен к таким авантюрам.

«Любознательный какой, – подумал про себя Николай Степанович. – Есть у тебя приказ, руководство поддерживает – чего тебе еще? Тоже денег хочет? Не похоже, еще оскорбится. Или под начальство копает? Черт их знает, какие у них тут препозиции. Вот пойдет к вышестоящему начальству, заявит, мол, комиссар русским продался. И все, плакало расследование».

И ответил сдержанно:

– Полагаю, герр Дитц тоже не любит бандитов. Полицейские должны помогать друг другу, не согласны?

– Дитц правильный фараон, – не стал возражать инспектор. – Но обычно он осмотрительнее. Впрочем, я-то такой поворот только приветствую.

К сыщику Гумилев пришел рано утром, в комиссариате было еще тихо. Генрих работал все прошлые сутки, сейчас тянул из огромной кружки обжигающе горячий кофе и на вошедшего взглянул странно. Смущенным и одновременно обозленным он выглядел, как показалось подполковнику. Хотя и рассказывал сначала оживленно.

– Мюллер поплыл через сутки. Он ведь, в общем-то, не уголовник, он из чистеньких, из буржуа. Бывший офицер, наемник, но это ж не то. И когда его в камере урки свернули в штрудель… У нас запрещено бить подследственных, но мы же не можем уследить, с кем он не поладил в камере, понимаете? И он постарался договориться со мной, все ж, воспитанные люди, хе. Я ж ему и посочувствовал, понятно, – с удовлетворением рассказывал инспектор.

Про подобные трюки подполковник слышал не раз:

– У нас так тоже случается иной раз.

– Понятно, не часто, – согласился немец. – Часто и не надо, обычно доказательства какие-то есть, да и обязанных нам блатных в камеру собрать не всегда получается. Но к делу: я ведь вас не обрадую, герр Гумилев.

– То есть? – оторопел жандарм.

– Пожалуйста. Мюллер тот самый «Монах», да. Он описал подробности вашего налета, вот, смотрите. Я таких деталей не знаю, специально вас не расспрашивал. Так что, вполне достоверно. И да, Хеттих и есть Амтлауф, как мы и думали. Это теперь бесспорно. Но ведь это мы предполагали и раньше, верно?

– В принципе да, но теперь мы уверены.

– Это нам ничего не дает. Поскольку деньги, которые вы ищете, действительно перевезены в Германию. Все миллион триста тысяч рублей! А знаете, как? Через немецкое посольство в Санкт-Петербурге, дипломатическим грузом! Вам понятен уровень этих господ? – резко высказался Мюллер. – Посольство вывозит награбленные деньги, представляете? И ведь не могли эти твари продажные не понимать, откуда капиталец, у вас наверняка все газеты писали об ограблении. Меня они умудрились разозлить, не нравятся мне подобные фокусы. Но я же вас предупреждал – здесь будет политика! Вот она, пожалуйста! Я хочу добиться наказания грабителей. Но связываться с дипломатами? Нет, герр Гумилев, увольте. И Дитц, думаю, будет того же мнения.

«Вывезли диппочтой, – размышлял подполковник, слушая немца. – Видимо, через старых коллег Хеттиха, в любом посольстве обычно хватает разведчиков. Разумно, груз не проверяют, отдал в Петербурге пакет… хотя какой пакет? Миллион триста – это, даже если «катьками»[4]4
  Купюра достоинством 100 рублей (жарг.).


[Закрыть], сто тридцать пачек! Изрядная посылочка получается. Но это ладно. Другое занятно: похоже, там доля Фриновского была. Прав был Шатунов, не стал он сам тащить, немцу доверил. Та-ак… а ведь про смерть нашего «человека со шрамом» здесь знать не должны. В газеты этого пока не давали, сначала чтобы подельников в России не спугнуть, потом из-за немцев как раз. Знать бы, какой у них сигнал предусмотрен?»

– А где сейчас деньги? – спросил он.

– Дрезденбанк, – хмыкнул сыщик. – И там вам не в России, отчета не дадут.

– Это я уже уяснил. А Хеттих? Вы его не брали?

– Сидит, – буркнул Мюллер. – Этот покрепче орешек, молчит, зараза. У комиссара есть какой-то план, он просил нас зайти.

* * *

В кабинете советника криминалистики снова было темно. Дитц оказался человеком действительно опытным и предусмотрительным.

«Это его Мюллер называл осторожным? – усмехнулся про себя Гумилев, услышав предложение комиссара. – Если это осторожность, то я вообще сторонник новомодной индийской философии недеяния».

А Дитц предлагал интересные вещи.

– У меня есть знакомые в Сааре, – спокойно сказал он. – Там сейчас французы, знаете?

– Знаю. Но при чем тут Саар?

– Саар – часть Германии, но сейчас оккупирован администрацией союзников. – Дитц искоса взглянул на русского, не будет ли возражать.

Подполковник спорить не стал, хоть и хотелось. Он помнил, какие потери понесла Франция во время войны, и сам воевал, возможно, даже сталкивался на фронте с сидящим сегодня напротив сорокалетним полицейским. Но дискуссия о политике сейчас выглядела явно неуместной. Убедившись, что собеседник в историю углубляться не желает, полицейский продолжил:

– Я договорюсь со своим знакомым, комиссаром из Саарбрюккена. Он направит мне запрос с предложением этапировать для опознания Хеттиха и Мюллера, якобы они совершили преступление в Сааре. Мы их этапируем. На самом деле, там все решают французы. Ваши смогут договориться с ними?

«Хороший вопрос, – задумался Гумилев. – Договориться с французами, будет, пожалуй, не сложно. Незаконно, конечно, абсолютно – похищение граждан Германии фактически. Но если Мюллер поплыл… Можно обставить его передачу через Саар просто как то, что тамошняя полиция пытается притянуть его к своим преступлениям. Отработали – не тот, отдали русским. Поверит? А куда денется, – размышлял Николай Степанович. – Начал говорить – будет петь как миленький. Главное, получить показания на Хеттиха. А там уж дело Ежевского, там уж можно и в суд. Хотя нет, в суд плохо. Немцы могут скандал устроить. Ну да ничего, Хеттих еще и шпион. Можно это под закрытое заседание подвести. А деньги – что деньги, придется с ним на сделку идти. Смягчение приговора взамен на перевод в Россию, повешенному капитал ни к чему».

В бытность свою во время войны военным агентом при французской армии знакомств в Париже он завел предостаточно, и найти среди них кого-нибудь имеющего нынче отношение к Саару представлялось делом вполне вероятным. А уж в такой мелочи, как передача двух бандитов – «бошей», товарищу по оружию те не откажут.

– Мне нужно связаться с посольством, – наконец ответил он. – Но думаю, это интересный вариант.

* * *

Его превосходительству

Начальнику Разведывательной части

Отдельного корпуса жандармов

генерал-лейтенанту

Д.И. Знаменскому

Доношу, что 5.XI с.г. французской комендатурой г. Саарбрюккен, Российскому представительству Союзнической администрации в Саарской области переданы находящиеся в розыске за ОД ОКЖ Хеттих Морис и Мюллер Йозеф. Указанные лица согласно директиве № 00162 в тот же день военным аэропланом переправлены в Варшаву.

Резидент Разведчасти

При Российском представительстве

Союзнической администрации в Саарской области,

подполковник М.В. Шмырко.

В кабинете Гумилева вновь собралась вся группа. Ежевский приехал в столицу заканчивать дело, Шатунова переводили в Главное управление сыска, и они с Сиволаповым второй день пытались найти сыщику квартиру в Питере.

– А что с деньгами-то? – поинтересовался полицейский, последних новостей не знавший.

– Нормально с деньгами, – отозвался Ежевский. – Хеттиху дадут только лет десять каторги, а деньги он уже перевел в Торгово-промышленный.

– Десять лет? Всего?

– Тебе что, жалко? Признательные показания о разбоях он дал, деньги вернул. Агентов своих шпионских сдал, к нему сейчас из военной разведки каждый день офицеры так и шастают. Чистосердечное раскаяние и активная помощь следствию, плюс устремление загладить вину… да пусть живет.

– А кстати, кто вывез деньги, установили?

– Да, – кивнул Ежевский. – Петер Гептнер, третий секретарь посольства. Объявлен «persona non grata» и втихую выслан. Наш МИД договорился с немцами, они не поднимают шум из-за похищения Хеттиха с Мюллером, мы не скандалим по поводу их посольства. Причем Гептнер действовал, похоже, не один. Он активный участник «Стального шлема», это немецкие реваншисты. И Хеттих договаривался не с дипломатом, а с этой организацией. И платил тоже. Но это уже проблема Германии и разведки.

– Мюнхенский комиссар неплохо заработал, – заметил Сиволапов. – Ему деньги-то отдали?

– Всенепременно, – серьезно ответил Гумилев. – Банк играет честно. Хотя там Генрих, инспектор Мюллер, большую часть работы сделал. Ну да это ладно, признательность начальника ему теперь обеспечена.

– Как и нам, – хмыкнул Владимир Александрович. – Сашку вон, – кивнул он на Шатунова, – даже в столицу перевели. Штубиса-то хоть повесят? – обернулся он к следователю.

– Повесят, не волнуйся. Как и всех остальных из банды. Так что «Человек со шрамом» отходит в область истории.

– И литературы! – поднял утвердительно палец довольный Сиволапов. – Какой типаж, а? Рокамболь рядом не стоял. Степаныч, ты стихов про него написать не желаешь?