Текст книги "Полководцы Петра Великого"

После заключения конечного варианта мирного договора между Россией и Оттоманской Портой необходимость пребывания русской армии на Украине отпала. К тому же 15 марта 1712 года генерал-фельдмаршал получил из Константинополя весть о том, что его сына и подканцлера Шафирова перевели из заточения в Семибашенном замке на русское посольское подворье. То есть теперь они в аманатах не значились. Борис Петрович оставляет войска и уезжает в Москву. Путь до нее был недалек.

…В том же марте месяце 1712 года генерал-фельдмаршал прибыл в родную для него первопрестольную Москву. Здесь 60-летний граф женился на красавице вдове Анне Петровне Салтыковой. Ее первым мужем был боярин Л.К. Нарышкин, дядя Петра I. Считается, что инициатором женитьбы был сам царь. После свадьбы полководец вернулся к армии. Около двух лет он провел на южных границах России.

Там он тяжело пережил смерть сына по пути из Стамбула на родину. Шереметев-старший писал своему старому товарищу графу Ф.М. Апраксину: «При старости моей сущее несчастие постигло». Соболезнование высказал и государь.

Новое царское повеление он получил в строящемся Санкт-Петербурге, куда приехал в феврале 1714 года и сразу же был навещен Петром I. Русские войска направлялись в Померанию, на балтийские берега современной Польши. Боевые действия против шведов велись и на территории соседнего Мекленбурга.

В предыдущие годы союзники по Северному союзу изгнали шведов из Померании, но они оставались еще в крепостном Штральзунде, где держался сильный гарнизон. Генерал-фельдмаршалу в новой, Северной столице России быстро наскучили светские приемы да прочие развлечения, на которые царь-батюшка «был мастак». Поэтому он с явным удовольствием для себя вновь встал во главе действующей армии, выступившей походным маршем в Померанию.

Шереметев вел армию через территорию Польши, и поскольку там в то время активизировались сторонники бежавшего из страны Станислава Лещинского, не спешил. В Речи Посполитой мог вспыхнуть очередной «ракош» (мятеж) прошведских магнатов и шляхтичей. Об этом его просили и сам король Август II Саксонский, и его вельможи, и русский посол в Варшаве князь Г.Ф. Долгорукий. Так что графу Борису Петровичу вновь пришлось демонстрировать свои дипломатические способности.

Но промедление с движением русской армии по земле Речи Посполитой вызывало недовольство союзных королей Пруссии и Дании. Они уверяли русских послов в Берлине и Копенгагене, что если русская армия опоздает к осажденному Штральзунду и тот не будет взят к концу 1714 года, «то короли могут озлобитца и нарушить все договоры и отказать в пропитании и в фураже, и в зимних квартирах». Больше всего в том был заинтересован прусский король: Штральзунд после его взятия отходил к Пруссии.

К тому же турецкий султан с берегов Босфора заинтересованно следил за тем, чтобы русская армия согласно Прутскому миру не останавливалась в Польше. Даже не только на Правобережной Украине, а собственно в польских землях. В Стамбуле (Константинополе) эти территории считали своей зоной влияния, если не сказать больше.

Между тем датчане и пруссаки (сводный отряд в 1700 человек, называются и большие цифры) овладели островом Рюген, который шведы, по сути дела, защищать не стали. Ободренные этим успехом, союзники сообщили петровскому главнокомандующему, что не нуждаются в его помощи. Тем временем в русской армии стал заканчиваться провиант, и положение ее становилось угрожающим.

В середине декабря шведский гарнизон Штральзунда, отчаявшийся получить из Швеции помощь морем, капитулировал. Сразу же польский король Август II Саксонский потребовал от Б.П. Шереметева быстрого вывода («так скоро, как возможно») войск с территории Речи Посполитой в российские пределы.

Королю, сидевшему в Варшаве, теперь можно было уже не опасаться сторонников Станислава Лещинского: мятежные магнаты один за другим присягали ему на верность. Причина тому была ясна: Швеция окончательно потеряла в войне южное побережье Балтики. Русскую же армию как союзную приходилось хоть как-то, но кормить.

Монарх Речи Посполитой (Польши и Литвы) очень желал расстаться с полководцем русского царя на дружеской ноте, ведь Северная война еще не закончилась, а воинственный король Карл XII вот-вот должен был появиться в своем отечестве. Август Саксонский награждает генерал-фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева орденом Белого Орла. Тот принял его с благодарностью.

Состоялся военный совет русской армии: было решено уводить полки в Россию тем же маршрутом. Но доставленный вскоре в шереметевскую штаб-квартиру царский указ менял все. Петр I приказывал Борису Петровичу повернуть «в Померанию с поспешанием, несмотря на полские дела, в каком бы состоянии они ни были». Русская армия пришла в походное движение: она начала «маршировать сухим путем в Мекленбургскую землю»

Царь был настроен на то, чтобы армией начальствовал более решительный человек, чем был граф Б.П. Шереметев, обласканный польским королем. 3 января 1715 года в армейскую квартиру прибывает доверенное лицо государя генерал-лейтенант и гвардии подполковник князь В.В. Долгорукий, обладавший самыми широкими полномочиями. Но речь о смене главнокомандующего не шла. Долгорукий получил обязанности «досмотрщика», с чем Шереметев уже сталкивался в своем верном служении Петру I.

У генерал-фельдмаршала с князем Василием Владимировичем Долгоруким дружественные отношения сложились еще со времени Прутского похода. Поэтому высшую власть над армией они разумно делить не стали, а управляли ею вместе к всеобщему удовлетворению. Такая ситуация вполне устраивала и государя. В это время Шереметев не раз встречался с царем, исполняя его разного рода распоряжения.

Но ни в 1715 году, ни в следующем, 1716 году Борису Петровичу в боевых делах участвовать не довелось. Впрочем, на этом полководец и не настаивал, понимая, что его «звездный час» уже прошел. Объяснение такому делу все же есть: в конце Северной войны больших сражений на суше с участием русской армии не случалось, если не считать участие в осадах приморских крепостей. Там держались до последней возможности сильные шведские гарнизоны.

Вопреки суждениям ряда писателей Борис Петрович до конца своих дней не терял расположения к себе Петра Великого. С царствующим Романовым он был теперь в родственных отношениях. Тот чтил его верность, родовитость и талант полководца, пусть порой и чересчур осторожного. Известно, что только Шереметев и «князь-кесарь» Ф.Ю. Ромодановский допускались к самодержцу без доклада. Петр I неизменно встречал первого российского генерал-фельдмаршала как почетного гостя со словами: «Я имею дело с командиром войск…»

Длительные годы беспокойной походной жизни, частые нервные перенапряжения дали о себе знать: физические и моральные силы полководца на седьмом десятке лет оказались сильно подорванными. Он чувствовал себя все хуже и хуже. По его просьбе царь Петр I освободил его в декабре 1716 года от должности главнокомандующего и разрешил убыть «с войны» в Москву.

Полководец славился многими привлекательными чертами характера. Так, Борис Петрович отличался исключительным гостеприимством на протяжении всей своей жизни. Современники писали об этом следующее:

«…Дом графа Шереметева был прибежищем для всех неимущих: за стол его, на котором не ставилось менее 50 приборов даже в походное время, садился всякий, званый и незваный, только с условием, чтобы не чинился перед хозяином».

Шереметев просил государя дать ему более спокойную должность. Петр I собирался назначить графа генерал-губернатором им же завоеванных земель в Эстляндии, Лифляндии и Ингрии, благо тот имел наградной «знатный» дом в Риге, где его хорошо знали и помнили. Но это высокое назначение по ряду причин так и не состоялось.

В 1718 году Борис Петрович предпочел отказаться от участия в суде над царевичем Алексеем и по такому случаю прибыть в Санкт-Петербург, оправдавшись плохим самочувствием. Это дало повод ряду историков утверждать, что на закате своей жизни Шереметев оказался в царской опале: Петр I стал относиться к нему холодно и даже подозрительно. Считалось, что побывавший в бояринах Шереметев симпатизировал царевичу Алексею Петровичу.

Приговор по делу царевича Алексея был оглашен 24 июня 1718 года. Члены Верховного суда подписались за смертный приговор, однако на нем не оказалось подписи ни генерал-фельдмаршала, ни его брата Владимира. Историк князь М.М. Щербатов об этом скажет так:

«Борис Петрович суд над царевичем не подписал, говоря, что он рожден служить государю, а не кровь судить его, и не устрашился гнева государева, который несколько времени на него был, яко внутренне на доброжелателя несчастного царевича».

В феврале следующего, 1719 года генерал-фельдмаршал граф Б.П. Шереметев на 67-м году жизни скончался в Москве от водянки. Он завещал похоронить себя рядом с сыном Михаилом, в Киево-Печерской лавре. Но этого не случилось по царской воле.

По указанию самодержца Петра I «первый» полководец России в Северной войне был похоронен в Северной столице России, на кладбище Лазаревской церкви Александро-Невской лавры. Сюда, в Санкт-Петербург, его тело привезли и 10 апреля 1719 года похоронили. Генерал-фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву были отданы все полагающиеся по такому случаю воинские почести.

Примечателен следующий исторический факт. Шереметев стал первым обитателем нового пантеона государства Российского, только что основанного по повелению Петра I, последнего русского царя и первого всероссийского императора Петра Великого. Который счел, что генерал-фельдмаршал, многие годы стоявший во главе русской армии и лично причастный ко многим ее победам, и после смерти принадлежит России, которой служил всю жизнь, начиная с воеводства.

Внук полководца Н.П. Шереметев, известный меценат и одаренный музыкант-виолончелист, над могилой деда с высочайшего разрешения построил церковь, которая стала почти на два столетия родовой усыпальницей графов Шереметевых.

Петр Великий до последних дней своей жизни вспоминал ратные заслуги и полководческие труды генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева, ставя его в пример другим. Однажды он сказал в своем ближайшем окружении о покойном графе Шереметеве:

«Нет уже Бориса Петровича, скоро не будет и нас; но его храбрость и верная служба не умрут и всегда будут памятны в России».

Первый всероссийский император в конце жизни задумал поставить своим полководцам, в том числе и Б.П. Шереметеву, памятники в Александро-Невском монастыре «под сенью древнего святого князя, невского героя». Рисунки памятников были отправлены в Рим к лучшим скульпторам, но за смертью монарха дело не состоялось. Наследникам Петра I дела до этого уже не было.

…Со смертью его славный прошлым род графов Шереметевых не угас для отечественной истории. Первый раз Борис Петрович был женат в 17 лет на Евдокии Алексеевне Чириковой. Второй раз женился после 15 лет вдовства. От двух браков имел трех сыновей и пять дочерей. Последний ребенок – дочь Екатерина появилась на свет за 3,5 месяца до смерти родителя.

Сын генерал-фельдмаршала – предводитель московского дворянства Петр Петрович – женился на единственной дочери князя А.М. Черкасского, в приданое за которой были даны огромные имения. Он оставил после себя замечательные архитектурные ансамбли – имения Кусково, Останкино, находящиеся ныне в черте Москвы и являющиеся ее украшением. Граф П.П. Шереметев основал балетную и живописную школы, имел знаменитый крепостной театр.

Его деятельность продолжил сын – обер-гофмаршал граф Николай Петрович. Он был известен тем, что женился на своей крепостной актрисе П.И. Жемчуговой, в память о которой построил в Москве Странноприимный дом, известный памятник отечественной архитектуры своего времени.

В наследство благодарным потомкам от Бориса Петровича Шереметева осталась его богатая переписка с царем Петром I, «птенцами гнезда Петрова» и со многими знаковыми людьми его эпохи. Сегодня эта обширная переписка, бережно хранимая ее владельцами, является документальной сокровищницей для изучения истории той эпохи, для исследования истории долгой во времени Северной войны. Войны петровской России, которую историк-белоэмигрант А.А. Керсновский назвал Великой Северной войной.

Глава вторая
Светлейший князь ижорский Александр Данилович Меншиков (1673 или 1670–1729), генерал-фельдмаршал с 1709 года, генералиссимус и адмирал с 1727 года

Происхождение полновластного фаворита последнего русского царя и первого всероссийского императора Петра I Великого (равно как и императрицы Екатерины I и императора Петра II) не вполне выяснено. Родился он в окрестностях Москвы, а его отец был придворным конюхом. Существует предположение, что А.Д. Меншиков, выходец из «подлого сословия», в детстве торговал пирогами на московских улицах.

Образования, даже домашнего, он так и не получил, до конца своих дней оставаясь безграмотным человеком, умевшим только расписываться. Однако природная одаренность и сообразительность вполне заменяли ему «учебные знания» и образованность.

В детстве Алексашка Меншиков по воле случая был взят в слуги швейцарцем Францем Лефортом, иноземным офицером на русской военной службе, который смог подружиться с юным царем Петром Алексеевичем и войти в круг его приближенных. Вскоре уроженец Женевы стал царским фаворитом, уступив это «знатное» место после своей смерти бывшему слуге Алексашке.

Вскоре 14-летний лефортовский слуга стал денщиком Петра I, преданностью и неимоверным усердием завоевав его полное доверие. Он безотлучно находился при государе и хранил все его тайны, будучи его наперсником во всех делах и увлечениях, занимаясь домашними делами молодого государя. И с редким терпением покорялся петровской вспыльчивости, покорно перенося «битье» и прочую учебу жизни.

Молодой царь и его денщик (они были почти одногодками) подружились. Алексашка старался ни в чем не отставать от Петра I – от ношения иноземного платья, ненасытной любознательности, жажды знаний и… до короткой стрижки усиков «под Петра».

В 1693 году Александр Меншиков становится царским «потешным» воином – бомбардиром Преображенского полка. Будучи простолюдином, был записан в роту «потешных», составленную исключительно из дворян древних фамилий. Сопровождал царя во всех поездках, в том числе в Великом посольстве в Европу, участвовал во всех затеях государя, схватывая на лету его идеи и исполняя любые желания, не считаясь ни с чем и ни с кем. Стремился быть незаменимым человеком, в чем и преуспел.

Во время поездки в составе Великого посольства вместе с монархом почти полгода успешно обучался корабельному делу. Но судьба его с морем, как Петра I, так и не сроднила. Оказавшись за границей, он без устали вместе с царем впитывал в себя знания, познавал искусство кораблестроения, фортификации, артиллерийского дела, манер европейских аристократов и многое другое, чего жизнь «на Москве» дать ему не могла.

Долгое время Александр Меншиков не занимал никаких официальных постов, но благодаря близости к самодержцу оказывал значительное влияние на государственные и придворные дела. Последующие годы показали, что царский денщик наряду со своими природными дарованиями обладал несомненным талантом военного и государственного деятеля, редкой энергией и работоспособностью. Отличался незаурядной храбростью, что делало ему честь в русском воинстве.

Участник Азовских походов 1695 и 1696 годов, он отличился при овладении турецкой крепостью Азов. При этом им было выказано на глазах его царского величества личное бесстрашие в ходе неудачных штурмов, умение бомбардировать вражескую крепость и начальствовать над людьми, желание добиться победы. Но тогда петровский денщик желаемого офицерского чина не получил, хотя, думается, был уже его достоин.

После Стрелецкого восстания деятельно участвовал в розыске и массовой казни стрельцов-смутьянов в 1698 году, чем лишний раз подтвердил личную преданность самодержцу. Меншиков сопровождал царя во всех розыскных делах, будь то допросы в селе Преображенском или на увеселениях в Немецкой слободе. Уже тогда наблюдательных иностранных дипломатов поражали «дружеские» отношения монарха и его любимого денщика. Секретарь австрийского посольства И.Г. Корб, описывая приезд царя московитов на крестины сына датского посланника (вечер прошел в танцах), рассказал о такой вспышке гнева монарха:

«Заметив, что фаворит его Алексашка (Меншиков) танцует при сабле, он научил его обычаю снимать саблю пощечиной; силу удара достаточно показала кровь, обильно пролившаяся из носу…»

Тогда-то после Стрелецкого восстания и началось стремительное возвышение Меншикова в ближайшем царском окружении. На первых порах царь Петр I жалует своему любимцу чин сержанта Преображенского полка. В 1700 году Меншиков получает свой первый (в 30 или почти 30 лет) офицерский чин поручика бомбардирской роты этого же элитного полка, в которой сам государь числился бомбардир-капитаном.

Уже в те годы царский поверенный в любых вопросах оказывал влияние на решение многих государственных дел, пользуясь полным доверием Петра I. Он умел подчинять своему влиянию других людей из окружения самодержца. Известно, к примеру, что только генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев не поддался влиянию Алексашки. К «худородным выскочкам» ближний царский боярин в ранге главнокомандующего русской армией относился с предубеждением и настороженно. Вне всякого сомнения, Меншиков это чувствовал, но «ломать копий» с ближним боярином разумно не стал, хотя и умел перед ним отстоять собственное мнение. При этом часто опирался на веское «царское слово».

…Восхождение Александра Даниловича Меншикова на полководческий олимп связано с длительной Северной войной 1700–1721 годов против Шведского королевства. Он участвовал во многих ее важнейших событиях, многократно проявлял высокую ратную доблесть и бесстрашие. Уже в начале войны стал прославленным начальником русской драгунской кавалерии. Его личные заслуги в войне петровской России против Швеции общеизвестны и несомненны.

Изначальной целью войны стало стремление русского царя-реформатора отвоевать у шведов выход в Балтику – древние новгородские земли-пятины. Для этого Петр I в начале июля 1700 года заключил 30-летнее перемирие с Оттоманской Портой и создал военный Северный союз против Швеции, в который вошли датский король Фредерик IV и польский король Август II Саксонский. Противник союзников обладал сильнейшей на то время армией в Европе, а его флот господствовал на водах Балтийского моря.

Однако начало Северной войны оказалось для России трагическим: успевший уже прославиться разгромом Дании король-полководец Карл XII разбил молодую, плохо обученную петровскую регулярную армию, которой изменил командный состав из иноземцев в памятном для отечественной истории сражении под Нарвой. К той «конфузии» Меншиков причастен не был, поскольку сопровождал отъехавшего из армии в Новгород государя.

После этих событий бомбардир-поручик Александр Меншиков всегда вместе с царем Петром I участвовал в боевых действиях, развернувшихся в Ингрии (Ингерманландии). Интересовался обстановкой и знал ее лучше многих, вызывался на опасные поручения, был своим человеком среди вчерашних «потешных» – ставших гвардейцами преображенцами и семеновцами в канун Северной войны.

Он сопровождал царя в поездке в Архангельск и в походе первой русской эскадры по Белому морю с выходом в Северный Ледовитый океан. Там бомбардир-поручик показал свои серьезные знания в кораблестроении и флотском деле. Однако стоять на капитанском мостике А.Д. Меншикову по жизни не пришлось.

В 1702 году при штурме крепости Нотебург (древний новгородский Орешек) он под градом вражеских пуль и картечи проявил подлинную храбрость. Тогда офицер-гвардеец в числе первых со шпагой в руке взошел через пролом на крепостную стену, разделив с князем Михаилом Голицыным честь взятия Нотебурга. В том кровавом деле судьба его хранила от картечи, пуль и штыков шведов, хотя бомбадир-поручик оказался в гуще рукопашной схватки.

В награду за воинский подвиг был назначен комендантом захваченной шведской крепости, сторожившей вход в Неву из Ладожского озера и названной Петром I Шлиссельбургом (Ключ-городом, ныне Петрокрепость в Ленинградской области). Восстановление крепости, стены которой зияли проломами, стало для новоиспеченного коменданта подлинным испытанием для его будущего. С ним он справился, как почти всегда, успешно. Однако неприятель утраченную на водах Ладожскую крепость вернуть не пытался.

Кровавый штурм крепости на Ореховом острове, во время которого воины петровской армии проявили подлинный героизм, проходил на глазах государя, взиравшего на приступ с озерного берега. Ярость сражавшихся поразила тех, кто вместе с ним смотрел на приступ с осадных батарей. И с тех пор он в письмах называл своего любимца не иначе, как «Алексаша, дитятя моего сердца».

После отъезда царя в Воронеж, на верфи, комендант Шлиссельбурга, успешно отражал попытки шведов изгнать русских от истоков Невы и берегов Ладожского озера. И одновременно сам наносил удары по неприятельской территории «со стороны корельской земли». Бомбардир-поручик без пререканий с ним командовал офицерами, бывшими намного старше его в чинах и должностях.

Меншиков с отрядом казаков и калмыков ходил на Ладожском озере к городу-крепости Кореле с намерением овладеть им посредством внезапного – «нечаянного» нападения. «Но сия экспедиция не удалась, понеже неприятель сведал, только взято в полон несколько десятков обывателей уездных». Ту войну в истории принято называть «малой».

Действовал шлиссельбургский комендант и против крепости Ниеншанц. Им был послан отряд драгун во главе с бомбардирским сержантом Преображенского полка Михаилом Щепотьевым, который дошел до самого Ниеншанца: «и были наши от города в 100 саженях и меньше». Было захвачено в плен с полсотни шведов, около 60 лошадей и уведено более сотни голов скота. «Заготовленное для шведских драгун сено, в версте от Канец, было сожжено». Шведский гарнизон из крепости для отражения отряда Щепотьева не вышел.

Подобный рейд по приказу Меншикова совершил отряд полковника Ивана Бахметева, который тоже дошел до Ниеншанца, разбив влизи крепости заслон из шведских драгун. Он привел в Шлиссельбург «полон» из двух тысяч человек, с множеством скота и лошадей. «И повезли полон продавать в Ладогу. А мызы и кирки и деревни все целы, не зжены. И те полонные шведы посланы к Москве».

На реке Свирь Меншиков определил место для новой верфи – Олонецкой, рядом с которой располагались корабельные леса. Уже в следующем, 1703 году с ее стапелей сошел фрегат «Штандарт» – первый корабль русского Балтийского флота. На Ладоге и Луге строились преимущественно вместительные и надежные в походах струги, необходимые для перевозки армейских тяжестей.

Надо отдать должное Александру Даниловичу, который в государевых делах брал пример с Петра I. Он ответственно следил за всем – поставкой работников, заготовкой леса, постройкой кораблей – парусных и гребных, отливкой пушек. Его по праву можно назвать «рудознатцем» и знатным металлургом той эпохи – организовал поиск руды, основал Петровский и Повенецкий заводы, быстро наладил отливку орудий самых разных калибров и снарядов к ним. За это царь был ему только благодарен.

В 1703 году бомбардир-поручик (!) А.Д. Меншиков назначается губернатором завоеванной Ингерманландии, а позднее – Санкт-Петербургской губернии, то есть самого Санкт-Петербурга. Царь передаст ему в управление так называемую Ижорскую канцелярию и многие общегосударственные доходы. Желая засвидетельствовать свою личную признательность, царь Петр I сказал своему любимцу:

«Ты мне этим не одолжен; возвышая не о твоем счастии я думал, но о пользе общей. Если б знал кого достойнее, то не произвел бы тебя…»

Губернатор А.Д. Меншиков в январе 1703 года был отправлен на Олонецкую верфь с двумя ротами лейб-гвардии Преображенского полка для закладки нескольких судов. Там гвардейцы на время стали корабелами. В Шлиссельбурге ему было приказано изготовить несколько барок и мелких карбасов для перевозки по Неве к шведской крепости Ниеншанц артиллерии и провианта. Меншиков сообщал царю в письме от 6 февраля:

«Из Олонца плотников пришло 153 человека, работников 719 человек, лес готовят непрестанно по приезде на Олонец Ивана Яковлевича. Олончане не таковы стали быть, какову ко мне отписку писали, стали быть смирны и во всем послушны».

Но перед тем, как подняться до губернаторской должности, Меншиков стал вместе с царем героем первого морского боя, случившегося в устье Невы. И Петру I, и бомбардир-поручику Александру Меншикову вручили ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Андреевский орден как-то заслонил собой другую награду, пожалованную Меншикову. Он получил от благодарного царя редчайшее право содержать за свой счет личную гвардию в образе кавалерийского «шквадрона». Больше в старой России никто не имел такой привилегии.

Можно сказать, что Александр Данилович вложил душу в строительство города на Неве, будущей российской столицы. Ею Санкт-Петербург оставался более двух столетий. Он возводил второй бастион Петропавловской крепости, который и сейчас носит его имя. На Васильевском острове быстро выстроили для новоиспеченного вельможи дом, тогда самый большой и богатый в молодой столице России. Царь Петр I любил бывать здесь, приезжая в одиночку или с шумной компанией.

В своем доме А.Д. Меншиков отмечал праздники, виктории русского оружия, принимал иноземных послов. Отсюда он руководил постройкой петровского «парадиза», следил за строительством морской крепости на острове Котлин (Кронштадта), строительством кораблей в Адмиралтействе, за порядком в гарнизонных полках и на многочисленных стройках. Приветствовал и поощрял первых заморских купцов, рискнувших в ходе Северной войны привести свои суда с товарами в «морские ворота» Русского царства.

В меншиковском доме на Васильевском острове, как в личной канцелярии или приемной, постоянно бывал государь Петр I. Было время, когда здесь проходили собрания именитых людей, решались важные государственные и военные дела. Хозяин дома делал все, чтобы царь у него в гостях чувствовал себя как дома. Для вельмож быть здесь званым гостем считалось почетом, настолько силен своим влиянием был царский фаворит.

На этой высокой государственной должности санкт-петербургского губернатора А.Д. Меншиков деятельно руководил строительством города на берегах Невы, ставшего впоследствии столицей Российской империи, долго. Делал он это на глазах у всей Европы, о чем дипломаты уведомляли свои столицы. Здесь его личные заслуги как градостроителя несомненны.

Возведение Санкт-Петербурга, ставшего Северной столицей России, явилось воплощением петровской мечты утвердиться на берегах Балтики, «прорубить в устье Невы окно в Европу». Меншиков явился умелым и настойчивым воплотителем этой мечты. В одном из своих многочисленных писем государю он сообщал:

«Городовое дело управляется как надлежит. Работные люди из городов уже многие пришли и непрестанно прибавляются… предреченное дело и впредь будет поспешествовать».

Строительство на берегах Невы города «европейской культуры» в Европе не прошло незамеченным. Как и меншиковские усадьбы под Ораниенбаумом и Воронежем, ставшие прототипом усадеб столичной знати. Поэтому совсем не случайно «за развитие России» Исаак Ньютон выписал А.Д. Меншикову диплом почетного члена Лондонского королевского общества.

С именем Меншикова в истории петровской России связано строительство морской крепости (форта) Кроншлот – предшественницы Кронштадта, корабельных верфей на реках Нева и Свирь и Главного адмиралтейства. Лично он внес немалую лепту в создание Балтийского флота как корабельного, так и гребного (шхерного, галерного). Петровский фаворит строил не только крепости и верфи, но и образцовые металлургические, лесопильные и стекольные заводы.

Государь не мог не оценить заслуги ингерманландского губернатора. Он производит бомбардир-поручика Александра Даниловича Меншикова, не умевшего ни читать, ни писать, в чин генерал-поручика. Более того, по настоятельной просьбе русского царя австрийский император Леопольд I возвел «баловня судьбы» в графское достоинство Священной Римской империи, и таким образом сын придворного конюха стал блестящим европейским аристократом.

В любых чинах и должностях А.Д. Меншиков отличался решительностью действий, что было вполне созвучно кипучей энергии самого молодого самодержавного властелина Петра I, гениального преобразователя Российского государства. Поэтому в отечественной истории образ Меншикова неразлучен с образом великого реформатора из династии Романовых. Они как бы олицетворяли ту историческую эпоху.

Послужной список царского фаворита богат боевыми страницами. Северная война с отличиями началась для Меншикова с 1703 года, года он участвовал во взятии шведского укрепления Ниеншанц близ устья Невы. На невских водах бомбардир-поручик гвардии вместе с венценосцем Петром I отличился в славном абордажном бою против двух кораблей из эскадры неприятельского адмирала Нумерса. Это была первая морская виктория русского оружия на Балтике. Дело обстояло так.

Вскоре после взятия Ниеншанца у невского устья появился шведский флот из 9 вымпелов. Адмирал Нуммерс, еще не зная о падении Ниеншанца, направил к крепости по реке два корабля – адмиральский бот «Гедан» и шняву «Астрель», имевших на борту 18 пушек (по другим данным – 24). Петр I, получив о том донесение, приказал посадить на 30 лодок гвардейцев, устроил ничего не подозревавшим шведам засаду в устье реки Фонтанка, прикрывшись одним из лесистых островков. Сидение в засаде в ожидании ночи прошло под дождем.

7 мая 1703 года в истории петровского флота произошел первый морской бой. Русские пехотинцы, вооруженные только ружьями и ручными гранатами, неожиданно атаковали шведские корабли и в ожесточенной схватке взяли их на абордаж. Абордажным боем командовал сам царь, правой рукой которого в том деле стал бомбардир-поручик Александр Меншиков, руководивший взятием адмиральского бота «Гедан». Петр I брал «Астрель». Тот и другой показали личное бесстрашие и мужество.

В «Журнале или Поденной записке Петра Великого» о той знатной виктории в нешуточной баталии для противников в устье реки Невы записано для истории так:

«…Мая в 6-й день капитан от бомбардиров (Петр I) и поручик Меншиков (понеже оных на море знающих никого не было) в 30 лодках от обоих полков гвардии, которые того же вечера на устье прибыли и скрылись за островом, что лежит противу деревни Калинкиной к морю; а 7-го числа пред светом половина лодок поплыла тихою греблею возле Васильевского острова под стеною онаго леса и заехали оных от моря; а другая половина с верху на них пустилась.