Текст книги "Пыльная зима (сборник)"
Автор книги: Алексей Слаповский
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
ГЛАВА 13,5
Неделин выполз из ванной одуревший от побоев и шампанского, у него едва хватило сил, чтобы добраться до постели.
Утром, опохмелившись шампанским, которое выдохлось и имело противный вкус, Неделин стал собираться и обнаружил, что нет половины вещей и, главное, нет денег. Только сиротливая трешница в кармане брюк.
Вояж окончен.
Он даже обрадовался, когда увидел в вестибюле милиционера, о чем-то говорившего с администратором.
– Прошу предъявить документы, – козырнул милиционер.
– С удовольствием, – сказал Неделин. – Вы по вызову этой сволочи или давно меня ищете? Из Саратова сообщили?
– Документы! – сказал милиционер, а Неделин вдруг бросил в него сумкой и побежал.
Он бежал со страхом, но и с азартом, мчался по улицам и закоулкам к морю, надеясь там, среди пляжного многолюдья, укрыться, спрятаться, затеряться. Он обернулся на бегу…
ГЛАВА 14
А что же с Запальцевым, где он?
Виктор Запальцев, схваченный в ресторане десятком рук, увидел удаляющуюся от него подружку и стал вырываться, чувствуя, что тело почему-то плохо его слушается, будто он вдруг стал пьяным. Один из державших был особенно ненавистен: лысый тощий человечишко с гневом правды в глазах. Запальцеву до смерти захотелось въехать ему в рожу, он все совал, совал в его сторону кулаком – и вдруг застыл с поднятой рукой, разглядывая руку.
Всех удивила его поза. Стали понемногу ослаблять хватку – и вскоре вовсе отошли, глазея.
Запальцев медленно оглядел руку и всего себя.
– Ничего не понимаю, – тихо сказал он и пошел из ресторана.
Он долго бесцельно блуждал, будто во сне, стоял подолгу перед каждой витриной, разглядывая отражение невзрачного человека с очумелым лицом. Он уже начал что-то понимать, о чем-то догадываться. Он вспомнил этого невзрачного, вспомнил свои мысли, с которыми глядел на него в ресторане, когда ждал Лену. Примерно такие были мысли: вот вышел из зала покурить свободный скромный человек, он свободно и скромно пропивает здесь раз в месяц какие-нибудь двадцать или тридцать рублей, ему не надо никуда ехать, не надо отдавать долг плюс Лену, бедняжку, ему не надо благодарить любовью тетю Лену, которая должна ему завтра принести деньги, не надо лететь в Сочи, надоел этот б…дский город хуже горькой редьки! – он чист и спокоен, этот убогий человек. Вот тут-то, наверное, это и произошло.
Ноги сами вели Запальцева куда-то, и вот он оказался во дворе какого-то дома, здесь он никогда не был, откуда же такая тяга именно сюда? Он побрел к детской площадке, сел на сломанной карусели, озираясь.
На балконе третьего этажа появилась женщина, постояла, с усмешкой глядя на Запальцева, и сказала:
– Ну? Чего сидим? Не нагулялся еще?
Эта женщина, вероятно, имеет отношение к тому, кем он стал. Жена? Надо ей все рассказать.
– Какая у вас квартира? – спросил Запальцев.
– Что-о?
– Да нет, я так… У меня что-то с ногой. Кажется, вывихнул.
Через полминуты женщина выбежала из подъезда, помогла Запальцеву подняться, с насмешливыми причитаниями повела в дом.
– Подвихнули ноженьку, миленькие мои! За красотками так быстро бегали, что ноженьки не успели! Мы ведь любим за красотками побегать, на красоток поглядеть, мы такие! Донжуаны мы нереализованные!
Запальцев обхватил женщину за талию и позволил привести себя в квартиру. Квартирка была так себе: тесная кухня, две комнатки, обстановка стандартная, но, впрочем, все довольно чисто, аккуратно. Да и женщина мила: светлые волосы, светлые глаза и симпатичная такая насмешливость на губах играет. Очень приличная особь, решил Запальцев.
– Поймите меня правильно, – сказал он, и женщина упала на диван, заливисто смеясь.
– Вы не смейтесь, я все объясню. Я не ваш муж. В это поверить трудно, но вы послушайте сначала.
Мне нужно знать, кто ваш муж. Перестаньте смеяться! Хорош смеяться, дура! Кто твой муж?
– А в самом деле? – отсмеявшись, сказала женщина. – Кто мой муж? Ладно. Пошли ужинать.
Запальцев иронично съел тарелку жареной картошки с рыбной котлетой, морщась, запил эти яства кефиром и вновь приступил:
– Я был в ресторане.
– Неужели? На какие шиши?
– Я был в ресторане. И там был ваш муж. Мы друг на друга смотрели.
– Ты выпил, что ли?
– Потом… Короче говоря, я вижу вдруг – вот эта рубашка, эти, так сказать, штаны… – Он брезгливо потрепал ткань брюк.
– А в чем дело? – спросила она. – Тебе не нравится, как ты одет? А ты обратил внимание, в чем я хожу? Опомнился, увидел, что мы нищие?
– Вам нужны шмотки? Я вас одену с ног до головы, – нетерпеливо сказал Запальцев. – Только слушайте.
– Ах, ах, ах! – было ответом. – С ног до головы! А в чем дети ходят, ты посмотри! Я-то ладно, мое время кончилось. А дети?
– Сколько? – спросил Запальцев.
– Чего сколько?
– Детей сколько?
Женщина посмотрела на него тревожно.
– У тебя нога сильно болит?
– Совсем не болит. Я пошутил.
– Сволочь ты, – печально сказала женщина. – Я устала до предела, а он – шутит. – И ушла в комнату.
Темнело. Они молча сидели у телевизора.
А дети где? Видимо, в пионерском лагере или в деревне где-нибудь: лето, каникулы.
Можно опять и опять пытаться ей объяснить, рассказать, но, пожалуй, самое большое, чего он добьется, – она вызовет психбригаду, посчитав его сошедшим с ума. И пусть. Пусть вызовет. А пока передохнем. Кресло уютное. Еще бы под рукой иметь столик, а на нем холодное пиво и креветки. Но тут в заводе такого не бывает, это ясно. Картошка и кефир – будь счастлив. Впрочем – ну и что? Зато покой. Не нужно ехать к Кубику, видеть его рожу, не нужно отдавать деньги.
Деньги!
– Деньги! – воскликнул Запальцев.
– Какие деньги? – Женщина вздрогнула от его крика.
– Я так. Ничего.
Пусть. Ни денег, ни Лены, ни Кубика, ничего. Тишина и покой. Может, пока вообще ничего не предпринимать? До завтра. Я же не виноват ни в чем. Что говорит народ? Народ говорит: «Утро вечера мудренее».
ГЛАВА 15
И пришло утро. Виктор Запальцев, наполненный сладкой дремотой, приоткрыл глаза. Шторы задернуты, очертания предметов таинственны. Вот старый комод, бабушкин комод, рухлядь, которую давно пора выбросить. Но когда-то это считалось вещью. Ведь не из прессованной фанеры, из настоящего дерева, украшен резьбой. Рисунок резьбы, конечно, примитивный: виноградные гроздья, листья, груши яблоки… С любовью и старанием делалась эта мебель мастером-кустарем, желтые стружки длинными спиралями опадали на пол, кропотливая неспешная работа с уважением к дереву и к самому себе. А можно было и лучше сделать: узор в виде, например, дельфинов. Дельфины в волнах, а на дельфинах, например, грудастые такие русалки… Нет, русалки – это не актуально: ног нет. Просто – девушки с распущенными волосами, в профиль.
Нет, ей-богу, в этой семейной неприхотливости есть свой шарм. Своя «сермяга», как говорит Лена, певичка ресторанная. Взять и остаться здесь на некоторое время. А где тот чмурик, с которым он обменялся? А где сама женщина, с которой?..
Женщина вошла в комнату, опустилась на колени возле постели, погладила Виктора по щеке.
– Ну, Сережа… – прошептала она.
– Что? – усмехнулся Виктор.
– У меня такое чувство, будто ты из подполья вышел.
– Возможно.
– Нет, действительно.
– А если так, то надо отметить. У нас есть вино?
– В пять утра? И нам на дачу к детям ехать.
– Ну и что? Хочу вина.
– И плевать на дачу, – подхватила женщина. – Там родители мои, пусть нянчатся, им в радость. Приедем позже, правильно?
– Правильно.
Женщина принесла бутылку кагора (на случай большого праздника хранился этот кагор!), выпила с Виктором, смеясь, удивляясь своему настроению. А выпив еще рюмку – закрыла глаза и тихо заплакала.
– Ну что? Что? – спрашивал Виктор, целуя мягкие руки.
– Ничего. Где ты раньше был?
– Неважно. Теперь я тут. С тобой, – сказал Виктор и полюбил женщину, и они стали жить счастливо и умерли в один день.
Это, конечно, шутка, а всерьез: Виктор остался в этом доме. Он каждый день ждал появления хозяина и большого скандала, но хозяин все не появлялся. Может, увяз в той суматошной жизни, от которой освободился сам Запальцев? Дай Бог ему удачи в таком случае! (И вдруг холодок по спине: а что, если этот чмурик по неопытности нарвется на серьезные действия друзей-врагов Запальцева, что, если покалечат его, Запальцева, тело, что, если вообще погибнет? – навсегда оставив двойника в своем теле, а оно и старее, и хуже, но с другой стороны, лучше спокойно жить в таком теле, чем умереть в молодом и упругом.)
Виктор поражал жену ласками, был необычайно внимателен к детям и скоро всей душой привязался к ним.
Правда, сначала ему пришлось попугать домочадцев: сказал, что ощущает смешные провалы в памяти. Например, дорогу вот на службу забыл, чудеса! Лена переполошилась, Виктор ее кое-как успокоил, сказал, что уже был у врача, ничего страшного, это восстановится, главное – не фиксировать на этом внимание, а окружающим – помочь вспомнить то, что забылось. Они помогали – Виктор умудрился сделать это веселой игрой. «Куда это я портфель засунул?» – бродил он по квартире, а дети радостно кричали: «Холодно! Теплее! Горячо!» – а потом признавались, что портфель отдан в ремонт – ручка отвалилась. И все в таком же роде.
На работе он довольно быстро вошел в курс дела, проявив минимум энергии, которой наделила его природа, не прошло и месяца, как его выдвинули небольшим начальником, и уже руководство намекало на возможности дальнейшего повышения, но Запальцев остерегся такой стремительной карьеры, поубавил прыти. Он увлекся другим. Сначала он доказал соседу из квартиры тридцать два, что тот совершенно напрасно владеет двумя сараями во дворе, один из которых искони принадлежал квартире номер тридцать три, и если он, хозяин квартиры тридцать три, какое-то время не заглядывал туда, то это еще не давало соседу права сломать перегородку и увеличить свой сарай вдвое за счет чужого. Если бы к соседу, пенсионеру Ивану Исааковичу Суцкису, с такими претензиями обратился сам Неделин, то Суцкис в два счета отшил бы его, доказав, что имеет право в связи с заслугами и на два, и на три сарая, а Неделин аксиоматически (Суцкис был математик, бывший доктор наук) не имеет права ни на сарай, ни, если подумать, на проживание в квартире тридцать три, ни, если совсем всерьез, на жизнь вообще, поскольку обыватель и больше ничего. Неделину этого хватило бы. Но Запальцев, выслушав, сказал:
– Я не понял, козел старый. Тебе разве жить не хочется? Аксиоматически?
И сделал такие глаза, что Суцкис в полчаса освободил сарай – и с этого дня издали здоровался, улыбкой показывая, что он еще полон сил и жить ему хочется.
Аксиоматически.
Виктор озаботился сараем не ради принципа. За несколько дней он преобразил его, привез откуда-то верстак, инструменты – Лена не могла наудивляться его расторопности – и занялся совершенно неожиданным делом: изготовлением мебели. Уже его первое произведение вызвало восхищение всего двора: шкафчик-бельевик, в котором современная четкость линий сочеталась со старинным кружевом резьбы, а особенно всем понравились дельфины с красавицами. Бельевиком не только восхищались, но готовы были и купить за хорошие деньги, Виктор, однако, не согласился, он хотел работать для души. По крайней мере пока. А там видно будет.
– Это в нем талант дремал, – объяснила соседям жена Неделина. – Читали в «Науке и жизни»? – в каждом из нас дремлет какой-то талант!
Соседи расходились задумчиво, спали неспокойно. Со снами.
ГЛАВА 16
Неделин шел по бесконечно длинному сочинскому побережью. Он был в плавках – одежду сбросил, когда, спасаясь от преследователей, добежал до пляжа, где и пропал среди людей. Он шел давно и долго. В городе в таком виде появляться нельзя. Очень хотелось есть и пить. Неделин не мог припомнить, чтобы у него было подобное чувство голода, да и откуда взяться этому чувству при его размеренной семейной жизни? Найденные среди пляжного мусора, газетных и полиэтиленовых обрывков вареное яйцо и половинка печенья только раздразнили аппетит, а жажду и подавно. Но закрыты киоски с напитками, а море, до этого воспринимавшееся как вода, открылось вдруг как уродливый объем горько-соленой бесполезной жидкости, налитой в лохань земли, видимо, в насмешку над людьми.
Звезды над головой тоже издевались – бесполезной красотой.
Люди – враждебны: нельзя постучать и попросить глоток воды и кусок хлеба. Нет, попросить-то он может, но дадут ли? Неделину оставалось одно: сквозь все нарастающее чувство жажды и голода радоваться свободе и пустынности. Несколько раз впереди показывались люди, Неделин уходил с берега, прятался в тени домов, где не светились окна, прятался в аллеях и кустарниках, окружающих высотные дома санаториев и пансионатов. Можно было, конечно, прикинуться ночным купальщиком, но вдруг это милицейский наряд, вдруг его ищут по всему берегу?
Город, кажется, кончился. Или это незаселенное место, пустырь, а дальше – там ведь огни какие-то? – опять город или бесконечная курортная зона?
А вон палатка. За палаткой свет и дымок от костра – полуночничают. Смех, треньканье гитары. А с этой стороны на веревке сушится то, что ему нужно: тренировочные штаны и майка. Если не в самом городе, то в околопляжных местах можно ходить в такой одежде без стеснения. А в городе пробежаться: тренируюсь, граждане, бег трусцой!
Было все-таки страшновато. Все-таки в первый раз. Но – необходимо. Неделин стал приближаться на цыпочках, приседая, замирая, слушая. Вот он уже возле веревки, протянул руки, сорвал штаны. Тут же присел, прислушался. Голоса, спокойное треньканье гитары. Торопливо надел штаны, протянул руку за майкой – и тут же его схватил кто-то сзади.
Неделин обернулся и увидел добродушного с рыжей бородой толстяка лет тридцати, мокрого, он, наверное, ходил купаться и незаметно подкрался к Неделину.
– Извините, – сказал Неделин, а добродушный бородач жизнерадостно изумился:
– За что? Бери майку-то.
Неделин снял майку с веревки.
– Пойдем.
Он привел его к костру, где сидели две женщины и мужчина, лирически перебиравший гитарные струны.
– Позвольте представить, – сказал добродушный бородач. – Вор!
– Я не вор, – сказал Неделин.
– Вор, вор! – сказал бородатый. – Я его на месте преступления застал.
– Штаны мои слямзил? – удивился мужчина с гитарой и отложил гитару, став – без гитары.
– Мы его сейчас судить будем, – сказал бородатый и, дождавшись, когда смущенный Неделин снимет штаны, быстро и крепко связал ими Неделину руки за спиной.
– Перестаньте, мальчики, – сказала одна из женщин. – Может, человек пошутил. А вы пьяные. Перестаньте.
– Мы не пьяные! – сказал человек без гитары. – А за такие шутки морду бьют!
– Связанных не трогают, – сказал бородатый. – Мы его допросим и отпустим. Кто такой? Что тебя побудило стать вором? Понимаешь ли ты, что это гадко? Представляешь ли, как была бы огорчена твоя мать? В то время когда люди изобретают синхрофазотроны и бьются, расщепляя ядро атома, ты воруешь!
Лирические физики – угадал Неделин их социальную принадлежность. Опасный народ, непредсказуемый.
– Меня раздели, – сказал Неделин. – Украли одежду.
– Врать-то, – сказал человек без гитары.
– Нет, допустим, это правда, – сказал бородатый. – У тебя украли верхнее платье. Ты обездолен. Но значит ли это, что ты должен в ответ на воровство красть сам и обездоливать другого? Ты представь: у меня убили друга. Что же, я обязательно должен убить убийцу друга? А друг убийцы моего друга должен обязательно убить меня? А мой еще один друг должен опять убить моего убийцу за то, что он убил меня, за то, что я убил его друга, за то, что он убил моего друга? И так без конца? Ты соображаешь, к чему мы тогда придем?
– Он просто алкоголик, – сказал человек без гитары.
– Он иностранный шпион, – сказала одна из женщин. – У него тип лица иностранный. Ален Делон, ухудшенный вариант. Он вынырнул из подлодки без всего, теперь ищет одежду. Ду ю спик инглиш? Парле ву франсе?
– Дайте попить что-нибудь, – попросил Неделин.
– Сейчас, – сказал человек без гитары. Налил и поднес к губам Неделина пластмассовый стаканчик. Неделин отхлебнул, обжег рот, выплюнул. Он уже знал вкус этого напитка: чача.
– Просто воды вы можете дать?
– Дайте ему воды, в самом деле, – сказала женщина, которая приняла его за шпиона.
Другая женщина, молчаливая, с рассеянными глазами, открыла термос, налила чего-то в тот же стаканчик, хотела подать Неделину, но упала, выронив стакан, засмеялась:
– Я такая пья-а-аная! – и так и осталась лежать, подставив лицо свету костра.
Неделин сидел, привалившись спиной к какой-то бетонной глыбе, и потихоньку шевелил кистями рук. Эластичная ткань понемногу растягивалась, еще чуть-чуть, чуть-чуть. А пока надо терпеть, пусть болтают и делают что хотят.
– Так кто же ты, неведомый избранник? – спросил бородатый. – Зачем ты хотел нас обокрасть?
– Сдать его в милицию, – проговорил человек без гитары.
– Почему он молчит? – смеялась и возмущалась лежащая женщина. – Почему он не говорит? Давайте его пытать!
– Ничего другого не остается! – вздохнул бородатый. – Кто какие пытки знает?
– Влить ему в горло бутылку водки, а завтра не дать опохмелиться! – сказал человек без гитары.
– Твои песни хором петь! – откликнулась женщина, заподозрившая в Неделине шпиона.
– Пусть сам споет. «В лесу родилась елочка», – сказал бородатый. – Мужик, согласен? Спой от начала до конца «В лесу родилась елочка», и мы тебя отпустим. Слово джентльмена!
– Я не знаю от начала до конца, – сказал Неделин. – Я всего один куплет знаю.
– Не пойдет, – сказал бородач. – А что ты знаешь от начала до конца?
– Песню из «Трех мушкетеров», – сказал Неделин, младший сын которого, Сережка (Сергей Сергеич, милый очкарик), записал эту песню с телевизора на магнитофон и крутил каждый день по десять раз. Поневоле запомнишь.
– Годится, – сказал человек без гитары. – Только споешь как следует. Театрализованно. – Он взял уголек, подошел к Неделину и нарисовал ему мушкетерские усы. Бородатый одобрил и, сбегав в палатку, принес соломенную шляпу с широкими полями, которую напялил на Неделина вместо мушкетерской. Женщина, заподозрившая в нем шпиона, взяла длинный парниковый огурец и засунула в плавки Неделину. Это вместо шпаги, объяснила она. Лежавшая женщина совсем упала со смеху, валялась, охала – так ей было смешно.
– Начинай! – сказал бородатый.
– «Пора, пора, порадуемся на своем веку красавице и кубку, счастливому клинку», – сказал Неделин.
– Ты не халтурь, ты пой! – потребовал человек без гитары.
– У меня нет голоса.
– Голос у всех есть. Главное – громко.
Неделин молчал.
– Тогда придется пытать его действием, – с сожалением сказал добродушный бородач. Достав из костра ветку с тлеющим рдяным концом, он стал водить ею перед лицом Неделина, перед грудью и животом, перед плавками. Лежащая женщина даже закашлялась от смеха и молила:
– Бросьте! Не надо!
Неделин, конечно, не верил, что бородатый будет тыкать его тлеющей веткой, но стало очень не по себе.
– Хватит, – сказал он. – Что вам от меня нужно?
– Кто ты такой?
– Я уже сказал. У меня украли одежду.
– Врешь.
– Ну, тогда я шпион.
– Врешь, – и добродушный бородач ткнул веткой в живот Неделина, Неделин вскрикнул.
– Не орать! – сказал человек без гитары.
– Мальчики, вы разыгрались, – сказала нележащая женщина, но посмотрела с любопытством на красное пятно ожога.
– Ты христианин или иудей? – спросил бородатый.
– Вы идиоты, – сказал Неделин. – Я вас посажу, скоты!
– Ты христианин или иудей? – повторил бородатый.
– Да тебе-то что, дурак?
– Если христианин, – объявил бородатый, – то я выжгу тебе крест. А если иудей – звезду Давида.
– Звезда больше, – сказал человек без гитары. – Скажи, что христианин.
– Я неверующий.
– Значит, коммунист?
– Нет. Беспартийный.
– Кто не верующий, тот коммунист, – сказал бородатый. – Ты коммунист. Ты должен все вытерпеть ради идеи. Я выжгу тебе пятиконечную звезду, а потом серп и молот.
– Что-нибудь одно, что-нибудь одно! – закричала лежащая женщина.
Рядом с ней валялось сломанное весло, хороший увесистый обломок. Глядя искоса на этот обломок, Неделин все высвобождал и высвобождал руки.
– Видит Бог, я этого не хотел! – сказал небу добродушный бородач и сунул погасшую ветку в костер.
– Убей его! – истерично завопил человек без гитары. – Отомсти ему за наши муки! Кровь за кровь! Грех за грех!
Женщина, заподозрившая в Неделине шпиона, смотрела на пятно ожога. Ждала.
Добродушный бородач с печальным и строгим лицом сердобольного судьи поднес огонь к животу Неделина. И в этот момент Неделин наконец освободил руки. Но они затекли, их надо было незаметно размять. Он сказал:
– Постой. Минутку. Я сейчас спою песню. Про мушкетеров. Хорошо спою, громко.
– Поздно!
– Я расскажу анекдот. Очень смешной. Очень тонкий. Английский анекдот.
– Пусть расскажет! – закричала лежащая женщина.
– Ну-ну, – сказал бородатый. – Послушаем.
– Вот такую историю расскажу я вам, джентльмены, – начал Неделин. – Шел я однажды домой по некой темной стрит и увидел лягушку…
– Я знаю этот анекдот! – заявила лежащая женщина. – Я его никогда не слышала, но знаю! Хочу другой!
– Ладно, другой. Слушайте…
И тут Неделин бросился к веслу, схватил его и первым делом обрушил на голову добродушного бородача. Тот схватился за голову, но не упал. Неделин ударил его ногой по болезненному месту, бородач закричал и повалился. Человек без гитары вскочил, побежал, споткнулся, упал, удар весла пришелся ему по спине. Удар плашмя, звучный. Лежащая женщина хохотала, ничего не понимая, ей казалось, что шутки продолжаются, а другая женщина начала дико верещать, Неделину пришлось отвесить ей несколько пощечин. Добродушный бородач, кажется, не был покалечен, он лежал и снизу испуганно, трезво смотрел на Неделина. Неделин поднял весло.
– Убью, если кто двинется!
Держа весло в одной руке, свободной рукой он подобрал давешние неудачно украденные штаны и майку, запихал их в полиэтиленовый пакет, вытряхнув из него пучки зелени, туда же положил найденную у костра еду: хлеб, колбасу, две бутылки минеральной воды.
– Я из тюрьмы сбежал, суки, – сказал Неделин. – Я вас замочу, если вы тронетесь. Слыхали? Сидеть тут до утра, никуда не уходить. Иначе я вас потом найду и всем кишки выпущу. Чего лыбишься? – заорал он на бородатого, который вовсе не лыбился, а морщился от боли. Но Неделин не принял это во внимание и для острастки ударил его ногой в живот, а потом, перевернувшегося, в спину. А человека без гитары – ногой же, в лицо, с удовлетворением увидев, как потекла кровь из носа. Хотелось что-то сделать напоследок, и Неделин, взяв щепку из костра, поднес к бороде бородатого, держа над ним весло.
– Не бойся, – сказал он. – Я только подпалю. Чтобы помнил.
Бородатый закрыл глаза, губы его дрожали. Волосы тихо затрещали, сворачиваясь, словно убегая от огня. Бородач дернулся – огонь достал до кожи.
– Вот так-то, – сказал Неделин.
Он ушел не спеша. Лишь тогда, когда, по его предположениям, у костра не могли слышать его шагов, пустился бежать и бежал долго, пока не выбился из сил, тогда упал, лежа открыл зубами бутылку с водой, выпил ее всю, судорожно двигая горлом. Напившись, встал. Оделся и пошел дальше, решив поесть потом, на рассвете. Впрочем, как ни странно, чувство голода исчезло.
Под утро он увидел множество лодок под навесом. Забравшись под одну из лодок, заснул; небо уже светлело сквозь щели в борту лодки.
Проснулся он от странного шума, вскочил, ударился головой, покрутил ею, не сразу сообразив, где он и что с ним. Выглянул. Шел дождь. Ливень.
Он всегда любил дождь. Стоял у окна и смотрел. Улица пуста, но все же изредка появляются люди, которые не имеют возможности переждать дождь. Вон женщина под зонтом спешит. Может, у нее заболел ребенок, она спешит за лекарством. Или она сама врач и торопится к больному. Или это неотложное свидание, последний шанс, он ждет ее ровно в три часа дня, значит надо прийти именно в три, пусть знает обязательность ее характера, ее верность. А вот пьяный поплелся, которому не страшны ни дождь, ни буря. А вон юноша и девушка стоят в подъезде, юноша шутя выталкивает девушку под дождь, она вскрикивает, смеется и обижается на шутника. В это время у Неделина возникало неизбежно то, что можно назвать чувством дождя. Это не уютное удовлетворение от того, что ты дома, в тепле и сухости, это не чувство открытия: природа, о которой ты давно забыл, вдруг напомнила о себе громом неба, и ты с радостью вспомнил о ней, подошел и посмотрел в окно: небо, деревья, тучи, струи дождя. Мир велик, жизнь прекрасна и т. п. Это – у Неделина – было чувством тревоги, желанием куда-то пойти, поспешить куда-то, где его встретят испуганными и веселыми криками, переоденут в сухое, усадят пить чай, скажут: «Спасибо, что ты пришел, мы так ждали!» Однажды он не выдержал этой тоски и засобирался, а время было неурочное, не вечернее, когда выход можно было объяснить необходимостью обязательной прогулки, и дождь был редкостный для Саратова – густо-ливневый, уже ручьи потоками потекли по улицам, уже радостная пацанва выскочила побегать по этим ручьям, не боясь теплого дождя, и на вопрос жены Неделин ответил: «Мне срочно нужно. Меня ждут». – «Кто?» – с усмешкой спросила она. – «Тебе какое дело?»
Он почти бежал по двору, зная, что она смотрит в окно. Но бежал и по улице, без ее наблюдения, – были ведь и другие люди, которые тоже глядели на него из окон, сочувствовали ему, сопереживали, задавались вопросом, куда спешит этот встревоженный человек, завидовали ему. А он стремился в никуда – и оказался на троллейбусной остановке. Подъехал троллейбус, двери открылись, пассажиры в освещенном сухом уютном салоне посмотрели на него, будто приглашая к себе просохнуть, согреться, поехать с ними, но Неделин остался на месте. Троллейбус не дождался, закрыл двери, уехал. Дождь перестал. Неделин вернулся домой вымокший до нитки, счастливый от сознания выполненного долга.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?