Текст книги "Как страшно засыпать в России"

Как страшно засыпать в России,

Когда из тьмы рождается не тьма,

А террорист (коварный раб пустыни),

Готовый сокрушить взрывчаткою дома.

И если есть возмездие святое,

И если есть правдивый честный суд -

Не совершат лихое дело злое

Те, кто за злобу кару понесут.

Поглотит их земля и свет навек погаснет

В сознании их диком и глухом.

О, человек, не думай впопыхах о счастье,

По головам идущи напролом!

Люблю я старые газеты:

В них жизнь витает как в печи,

Плодятся вечные сюжеты

И пахнут Богом калачи.

Макс Фрай

Кругом Макс Фрай -

и дальше – больше;

мне прямо верится с трудом,

что животворное искусство

без стука входит в каждый дом.

– Что, ты, нежданное творенье

готово дать моей душе:

обожествленье,

озаренье…?

– Нет. Только смерти неглиже.

Якутия

Тяжёлый край, где мёрзнет снег,

Где человеку нет раздолья,

Где стынет кровь две сотни лет

Реки, ушедшей здесь в подполье.

Якуток сонные глаза

Ещё стремятся к вечной неге,

И капает с домов слеза

Как песнь прощальная о снеге.

Враги

Как хорошо иметь врагов,

Соплю их чувствовать душой.

Мир полон древних дураков,

Ума лишённых красотой.

Абракадабры все сойдут,

Утихнет сплетен мёртвый шторм.

Суд смертных – то не Божий суд,

Читайте 106 псалом.

Сумерки

В ночном саду, у злых аттракционов,

Где каждый шаг рождает сто других,

Мы с Джессикой плодили россыпь стонов,

Похожие на птичек заводных.

Я с страстью гладил бархатную шейку,

Лез в джинсы, забывал на миг,

Как Джессика подбросила идейку

Покрасить Ленина в цвета созревших фиг.

Апофеозом стали трепетные ласки,

Взаимные как твитовский твой друг.

Стоял Ильич в шахтёрской старой каске

И ждал рукоплесканья наших рук.

Ты сегодня такая красивая:

вздёрнутый носик и взгляд в пустоту.

Если б не ночь, упоительно длинная,

я бы умер, глотая слезу.

Твоя тень, не видавшая солнца,

близко так, что я слышу на вкус,

как сгорает до самого донца

моя страсть с сотней временных чувств.

Идут мужи в белых одеждах,

А впереди идёт Христос.

В душе Руси моей мятежной

Который год уже мороз.

Я видел сон, где мгла сияла,

С мужей сочился дивный свет.

И Русь как бабочка воспряла,

Отторгнув паутины бред

Не отнимай, о дивный Бог,

На вечный Рай мою надежду,

Пусть наг я, грязен, одинок

И превращён грехом в невежду.

Но где-то теплится в душе

Всё то, что светом согревало.

Умру, и в звёздной тишине

Я одолею смерти жало.

Проститутка

Стоит как статуя, в проходе,

Как моль – безжизненно бледна,

Оставив совесть на приколе

Там, где с отцом одна жила.

Отец и пил, и издевался,

Мстя за невинность, чистоту.

Он пылью сделать всё старался

Её заветную мечту.

И здесь, у статуи святого,

Который бесам сеял страх,

Она как часть всего земного,

Отходит медленно в злой прах.

Кто воскресит слепую душу?

Сотрёт слезу, очистит ум?

Как в бедствии – толкнёт на сушу,

Когда утихнет шторма шум?

Римский жрец

Я был жрецом в далёком Риме,

Вершил дела седых людей,

И вдруг доверил сердце приме,

С огромной тяжестью грудей.

Я бегал днями и ночами

В уютный дом у злой реки.

Там занимались мы страстями

И были счастьем эти дни.

Но заболел я странной хворью,

Уехал в Африку, и вот -

Залит живот вонючей кровью

И эта кровь на част рвёт.

Спасти любовь могла, но вскоре

Убили душу примы той.

Мы умирали с ней в позоре,

В своей любови роковой.

Теперь богам я мою ноги,

У примы есть прекрасный сад,

Я день и ночь слогаю слоги

И каждый встречный стал мне рад.

Меланхолия

Мне не снится Париж,

Мне не снятся цветы

У старинного серого дома.

Моя совесть чиста,

Моя песня проста:

Мне нужны только вера и воля.

Поднимусь на чердак,

Засвищу просто так,

Ветер дует

И море трепещет.

Моя родина – синяя даль.

А Париж мои раны не лечит.

Андрею Вознесенскому

Свет свечи – это твой мне подарок,

И уйдя, ты остался со мной.

В тишине, когда отзвук так сладок,

Я услышу твой голос святой.

Вдруг порвав непорочные строки,

Я уйду навсегда в тишину,

День пройдёт, и неделя – все сроки,

Всё не вечно, лишь роза в саду.

В этой розе – разлука и встреча,

Ты и я – это всполохи звёзд.

Знает время, бунтарством калеча,

Петь стихом нам зачем довелось.

Надежда – весна; я плачу от счастья,

Что Бог мне оставил хоть горстку тепла,

И чья-то рука мне легла на запястье,

Сказав, что падёт моей боли скала.

Я нежусь на острове новых мечтаний,

Я жить захотел, я воскрес всей душой,

И чья-то слеза, как в пучине восстаний,

Луною блеснув, породнилась с землёй.

Я жду, когда придёт рассвет;

Я жду, когда проснётся солнце;

Когда войне скажу я «нет»;

Когда судьбу допью до донца.

Я жду блаженные часы;

Я жду весну, не ждавши лета;

Когда любовь возьму в узды;

Когда уеду на край света.

Мне надоело петь о смерти,

Я весь потрёпан, но живой.

Оставили притвор все черти

Моей каморки холостой.

Моя рука уже не дрогнет,

Когда объявят вновь войну.

Моя собака уж не сдохнет,

Когда я к Богу отойду.

Над летней беседкой, где солнце живёт,

Где в бежевых тучах свобода поёт,

Душа моя ищет, душа моя ждёт,

Когда новый Царь сквозь несчастья сойдёт.

Я брошу томлений слепые узы,

Из леса сойду в полевые низы,

Вскричу, и с деревьев осыплет листва,

И стану как птица, что в небе чиста.

Мне многое не нравиться в стране,

Но я учился в этих ветхих хатах

Не жаловаться Богу на спине,

А правду вить при солнечных закатах.

Порой рождалась мудрая строка,

Что революция рождается не в душах -

Душа чиста, душа легка -

Кровь льётся при сердечных стужах.

Зима на сердце – половина зла:

Я это знал в суровых школьных классах.

У родины есть верная стезя -

Внимать прозрению народных гласов.

Под снегом бы лежать,

Узреть ребёнком мать,

И больше не мечтать:

Что брать, а что отдать.

Хочу сегодня помолится

Не за друзей, а за врагов:

Пусть шумной ночью им приснится

Благая весть без всяких слов;

И дождь – великое творение -

Прольёт Святую благодать.

Знай, человек, своё прозрение:

Добро не гнать, добро давать!

Как много рек стремится к Богу:

Рек тихих, бурных – каждый миг

Трясёт то храм, то синагогу:

«Я Божьи тайны все постиг!»

Они ли знали Божьи стоны?

Смогли ли нищего согреть?

И сквозь грехи и тьмы препоны

Христа Распятого узреть?

Они ли в церкви торговали,

Смотрели гордо, свысока

Как нищего того пинали,

«Так это ж гниль и босота!»

Зачем вы Бога вновь распнули

Злодейством – мёртвым серым сном?

Не ваши ль души в век уснули,

Покрытые глухим ярмом?

Святые

Напрасно люди говорят:

Мир зол, распутен и коварен -

Есть люди, что добро творят,

И Бог с святыми солидарен.

Он кормит верой их весь день,

Он говорит им ночью тёмной -

И в душах их цветёт сирень

Зимой, унылой и холодной.

И Бог молитвы слышит все.

Нет, хор сверчков им не мешает -

Тем, что Творца чтут на горе,

Где Бог им радугой сияет.

Брошенные поля России

Ещё мы слышим счастья слоги,

Ещё нам молнии гремят,

И лишь поля как недотроги

Бурьяном жалостным молчат.

Нашла приют медаль из фронта

Под вечным кругом колеса.

Здесь ждут людей стального сорта

И льют с надеждой небеса.

Девочка сидела на коленях

И говорила, глядя на луну,

Смеясь и плача, о молодых оленях,

Замёрзших в январскую пургу.

Она на палец намотавши локон,

Отдёрнула противную руку.

И клок волос – паучий серый локон,

Как и олени, умер по утру.

Отныне и во веки, здравствуй!

«Нас Бог не любит» зря ты говоришь;

В Его любви живей, полней участвуй,

И ты как голубь в небе запаришь.

Открой сады живого милосердия,

Источник счастья в Боге ты открой,

И Он разрушит в сердце твоё твердие -

Ты обретёшь и радость и покой.

А в русском раю живут теперь таджики;

Пророчествовать принялись на все лады слепоглухие;

Народ всё ждёт, когда воскреснет тело голой Эвридики;

И души стали свежесто-парные.

Когда к кресту прибьют впервые цифровое сердце?

Когда отныне литургией перестанут быть концерты?

Придёт небог, и скажет рыло общего с тираном мегагерца,

Что, мол, пришла пора платить с судьбы проценты.

Но а пока: живи, танцуй, люби и смейся;

Любого человека держат в запасных готовые для боя боги.

Жасмин расцвёл: хоть этим ты теплом согрейся.

Тебе нужны в раю таджикские чертоги?

Уйдут не все: в далёком поле

Ещё останутся стоять -

Семь сеялок в овражьем склоне,

Пустой земли сырая пядь…

А рядом, в кладбище посеян

Людской судьбы мятежный дух.

Туда придут. Здесь с костью склеен

Манящий бездыханный слух.

Волкам в овечьей шкуре

Растлители детей,

Священники в кавычках!

Вы ль лучше лже-людей,

Что гибнут в пьяных стычках?!

Вас поит мраком тьма,

Вам свет не греет кровь;

Слепой тропою зла

Идёте вновь и вновь…

Крест заплевали враз,

Дар Божий в миг отвергли,

И слёзы детских глаз

Вас, слава Богу, свергли

С тех площадей добра,

Где вы паслись как овцы!

Есть в Правде доля зла,

Есть в зле и лучик солнца.

Сложно в душе распилить решётки,

Из гения выбиться в простенький люд,

Выкинуть в хлам криминальные сводки,

Не замечать, что в тебя плюют.

Кто по наглее, тебя зарешётит,

Гений твой выбьет как сволочный шут,

Память твою удавиться попросит,

Глумливый плевок замерит на кнут.

Нет, успокойся. В молитве отчаяния

Душу очистишь, она запоёт.

Видишь, цветок, отвергнув страдания,

Над камнем памирским неделю цветёт.

Иногда я пред Богом себя обретаю,

Иногда отвергаю Его Божество,

Как свеча, перед образом Чистым сгораю,

Укротив человечье в грехе естество.

Возложив на молитву все страхи и боли,

Я к душевной гармонии с верой стремлюсь.

Даже если мне слышен глас адской юдоли, -

Я уже не ропщу, я уже не боюсь.

У двух домов, богатства полных,

в которых чувства все глухи

и нет любви, и нет отваги,

У берегов солёных,

трепещутся стихи…

в папирусной бумаге.

Изгнанник

Иосифу Бродскому посвящаю

Не скрыться мне от глаз людских -

Они сверлом меня буравят,

Но ветер возмущения затих,

И чувства добрые мной правят.

Я, выйдя из дому, стою,

Веду свой спор неторопливый

С луной, что стала к сентябрю

Как старый конь, сухой и сивый.

Иду к озёрам и лугам,

И в небе звёзды не считаю.

Зачем брожу я по ночам?

Собой полночный мрак питаю.

Апрель

На красках взгляд не удержать

Стремится к большему волненью

И всечестному искупленью

Всего себя в тот мир отдать

Где голуби уже не птицы

А души вечные в пути

Которым ни за что не скрыться

И в небо-тайну не уйти

Но знать что небо – это слово

Как дождь, как солнце и погост

И то что умирать не ново

А просто так встать во весь рост

Звони,

но не молчи

мне в трубку.

Сотри

уныние,

дари улыбку, шутку.

Сверкни

кометою

с добрыми вестями.

И я пойду,

сойдя с ума,

горами и полями.

Солнце теряет грусть,

Медленно… но и пусть;

Вечная болтовня -

Я потерял тебя.

Мир ищет вечный свет

На перепутье лет;

Я ж хороню любовь -

Смерть! жизнь принять готовь.

Королева

Я так устал быть неразгаданным тобой,

Ты в ссылку ложью сослана моё сердце;

Вот, в небесах звёзд серебро над головой

И ты торопишься перед другим раздеться.

Когда туман покроет ненавистью путь,

Что ты нагая шла, изображая деву,

Не буду я просить кого-нибудь -

Я сам тебя казню как королеву.

Лондон

Мне снится Лондон без тумана.

Печальный город в свете звёзд.

Здесь магазины без обмана,

В дверях которых повис твой дрозд.

Петляет время средь развалин,

Aдель поёт, и я пою.

Стоит мой дом, где нету ставен.

Я лишь ночами в нём живу.

Весна идёт

Какой концерт на всех деревьях

В суровый озноб февраля?

То воробьи в нечистых перьях

Поют для Бога и меня.

Они штурмуют молниеносно

Мороз, метель и всю тоску.

Весна идёт в наш мир серьёзно

Со вздутой веной на виску.

Не гонись за славой тихий лодочник,

«Мол, и сотню бар перевезу!»

Хоть и будешь королём у сволочи,

Но отвергнешь Божию звезду.

Говорю как пред лицом Спасителя:

Тихо свою рыбицу лови.

Будешь ты голодных ран целителем

И умрут безслёзно короли.

Вечером книги мои уснут,

В углу засопит по-домашнему кот,

Во сне унывая, что весну не вернут

Дворник Степан и весь русский народ.

Мальчишка, у которого имени нет,

Носит коту рыбу свежего лова,

Которую выловил в этот обед,

Не ради прекрасного доброго слова.

Мне кажется часто, что гость не придёт,

Он станет по-взрослому глупый и сонный,

И снег, очарованный светом, пойдёт

На город, беззвучья вечернего полный.

Обыденность

Бывает, обыденность – мерзкая штука,

Бывает, обыденность – слава времён.

То первое – странные гости без стука,

Второе то – блюдце – озёр окоём.

Так знайте что мелочь – вместилище Бога.

Что взгляд сохранил – то не сбросить с воза.

И мелочь – разбитая фурой дорога?

И мелочь – рождённая счастьем слеза?

Месяц повесился на соседской берёзе;

Свеча, не смейся: на всех хватит боли.

Отсутствие родины начертят в анамнёзе,

На раны насыпят побольше соли.

Ненастье на море не вылечить ромом;

Ненастье в стране лечат лишь эшафотом.

Грянем, друзья, всенародным стоном:

Господа, возите мёртвых «Аэрофлотом»!

Ни берёз, ни свечей не оставит утро.

Караван самолётов отрядит небо.

Сумрак странных времён надо помнить смутно,

Чтоб не сдохнуть в ссылках без воды и хлеба.

Я не хочу волнений лишних, споров.

В моей душе нет больше громких слов.

Я отдал небу тысячу поклонов,

Освободившись от земных оков.

Я тихо жить хочу и умереть как Бродский.

Молчать, как Мавзолей молчит.

В моём краю слышны лишь отголоски,

А он, как отрок беспробудно спит.

Мечты

Мечты, мечты… В миг таял снег,

Который мы с тобой носили

На шапках; он как оберег

Был в ноябре; и озарили

Те капли талые вокруг

Всех наших дней земное чудо…

Декабрь всех берёт в испуг;

И врознь едим одно мы блюдо.

Не звонят наши города

Друг другу: тишь, погост и холод.

Ты слишком уж была горда,

Я слишком был наивно молод.

Гулял папа Римский по Риму

И песню одну напевал:

"Все русские бродят по Крыму,

А нам ничего Бог не дал!"

Услышал слова бедный нищий

И громко что мочи вскричал:

-Пап было и будет все тысчи,

А один лишь по Риму гулял!

И дал нищий папе Франциску

Свой зуб золотой из ларца,

Тем самым подвергнулась риску

Вся курия Святого дворца.

Богатый? Будь нищим до сроку,

Когда Бог тебя призовёт;

Ты нищ? Верен будь только Богу.

Человек, то что брал – не вернёт.

Рождество Христово

Вы хотели б родится, как родился Христос,

Чтоб не власть, а осёл целовал вас в засос?

Чтоб светила одна ваша Божья звезда,

И на крест провожала вас Мать? Что тогда?

Вы измените жизнь, что ведёте вы в хлам?

Вас замучает совесть? Иль в зовёте к богам

Денег, секса и вкусного дня,

Позабыв о Чернобыле, Чечне, погодя?

Бог – Он есть, но в нужде, нищете, там где стыд.

Бог в тебе; Бог во мне; Бог во всём, что родит!

Плен

Министры балуются сплавом

По горным рекам; я ж в плену -

Пчела с негодным к жизни жалом. -

Мой плен – безсказье наяву.

Уйду из жизни, вряд ли вспомнят,

Что жил такой то в добрый час.

Бывает так: по нервам долбят

Других, а попадают прямо в нас.

Прими мой друг все страсти света,

Как пылом дышащий камин.

Он не заменит солнце лета

И нужных глазу всех картин.

Он может даровать усладу,

Но что услады все тебе?

В семье без истины нет сладу,

Какие краски в январе?

Цени ты подлинное; ради

Него стремись служить добру.

Не будь министром при параде,

Будь Человеком наяву!

Новый Год!

Новый год идёт к нам в дом!

Дружно мирно заживём!

Будем петь и пить вино!

Чтоб всё было хорошо!

Здравствуй, наш Обезьянка!

Погоняй скорее санки!

Ты дари свою улыбку!

Растопить чтоб в сердце льдинку!

Заведём мы хоровод!

Здравствуй, добрый Новый год!

Всем друзьям дари подарки!

Пусть все дни их будут сладки!

Россия

Россия всегда возрождалась

Молитвой, смиренья венцом.

Всем грозным врагам оставалось

Мирится с печальным концом.

Россия несла в мир порядок,

Пожертвовав частью себя.

Святой и кровавый осадок

Впитала России земля.

Герои от края до края

России прославили путь.

Нам всем, хоть под час и страдая,

С тропы той уже не свернуть.

Скоро мне уж 35!

18 декабря у меня день рождения.

Скоро мне уж 35!

Что себе мне пожелать?

Деньги – дело наживное,

Мне здоровье бы стальное,

И везенья, и удачи,

И в стремлениях отдачи…

Пожелать бы много смеха?

Много смеха – вот потеха!

Только тот, кто лишь смеётся,

Мало в жизни что добьётся…

Значит, надо всё и в меру,

Чтоб пробить унынья стену,

И любить, в страстях сгорая,

Так, чтоб горечи не зная…

Цесаревич Алексей

Всмотревшись в детские глаза,

Я боль увидел, боль убийства,

И спала со щеки слеза,

Как падают с деревьев листья…

Прости нас, грешных, Алексей!

«Алёша, дивное то слово…»

Мы бьёмся во кругу цепей

Своих грехов, что нам не ново.

Разнёсся по стране пожар

Красноармейского ненастья,

И сразу недоступным стал

Причал божественного счастья.

Теперь мы молимся тебе,

Пред образом твоим свечу мы ставим.

Как лес прекрасен в октябре,

Красив Алёша в Божьей славе.

Я писал картину своей кровью.

Ветер дул в открытое окно.

На портрете предок двигал бровью

И в камине цокало бревно.

Странные часы. Очарование

Я вносил и в краски, и в зрачок.

…Ты входила, помня опоздание,

В этот всем желанный кабачок.

Пропасть

Пропасть между людьми часто снится Богу

Ветхий седой старик бормочет: мол, ангелы виноваты

И давно нет героя, что-то вроде Орфея

Совершающего подвиг как-бы между прочим

Глупо ужасаться, что абрикосы поедены червем

Того и гляди рванёт весь атом

Где ж ты русская доблесть, когда ничего не надо

А лишь бы спасти весь мир, пленённый коростой

Откроешь паштет или сайру, а там чьи-то кости

Вальтер Скотт, говорят, без ума от компа

Мир становится на задние лапки, как кролик

И как сука рычит, будто что-то отняли

Сверьте часы по Биг-Бену, отремонтируйте Землю

Поделите все деньги между селом и погостом

Вот тогда я склоню свою голову в знак уваженья

Только есть ли новый Христос, платящий своей кровью

Даже если нет и ног, иди.

Даже если спит душа, ты веруй.

Рай ища, все круги ада обойди,

Испытай судьбу тройною мерой.

Хоть война, хоть мир, цени любовь.

Губы прикуси, но Бога не прогневай.

Только в холоде, ты знай, кипит та кровь,

Что не радуется этой жизни серой.

Впечатление от трагедии в Париже

Милая, а ведь не стало на свете больше добра,

Человек стал зверее любого зверя,

Солнце лишь насмехается над лишней кровью

И колосс пшеницы уже не родит.

Покорили мы космос, но уничтожили душу,

В стадо свинное вошли как бесы,

А так хочется немного каждому сердцу

Тепла и ласки, и не горького хлеба!

Звезда моя

Звезда моя далёкая,

Неведомая даль.

Печаль моя широкая,

Ты свет мне свой подай!

Мечта парит над звёздами,

Невинная как мгла.

…И тайна Богом создана,

Чтоб свет звезда зажгла.

Пустилась в пляс деревня.

Река несла тот звон.

В кустах сухого ревня

Творила мышь поклон.

Она за всех молилась:

Людей и не людей,

И Божья власть кружилась

Над мышью всё сильней.

…Пылало поле жаром,

Дома губя и люд,

Но дождь взял власть над палом,

Закончив Божий суд.

Девятиклассница

Простая тоска в этих карих глазах.

Своё одиночество ты убьёшь сигаретой.

Отец твой седой всегда на ножах

На работе и дома, а ты – с болью этой

Уйдёшь в магазин, где не купишь носки,

А скорей – потеряешь купюры, монеты…

Так несчастная жизнь бьёт наотмашь с тоски

И катает в асфальт твои малые леты.

Мусульманка

Она родом из Таджикистана

И в глазах её – бескрайних гор полёт.

Нежный взгляд и гибкость её стана

В грёзы манит, за собой зовёт.

Говорят, у мусульман с тем строго,

Что у нас любовью все зовут.

Я не требую от девушки той много,

Только ласкам мне найти приют.

Не боюсь я кары от Аллаха,

С Богом я нашёл и ясность и покой.

И солдатская моя стальная бляха

Слепит всех противников собой.

Дай Господи ответную любовь

От пышной телом незнакомки,

Чтоб взвилась в удивленьи бровь

У вечно молодой чертёнки.

Сотри страдания как пыль;

Да будет свет, тепло, уютность!

Прекрасно судно, когда на море штиль,

Прекрасна и любовь, когда есть чуткость.

Элегия

Сено пахнет твоим телом,

Дым клубится над селом.

Мне так хочется меж делом

Побродить с тобой вдвоём.

Плавать в сонных водоёмах,

Рыб ловить и слышать крик

Птиц, летящих с тех уклонов,

Где я рисовать привык.

Там весёлые зарницы

Блещут в тысчу огоньков,

Освещая наши лица,

Сельских наш случайный кров.

Наших голосов не слышно

Из-за пения сверчка…

Ах, пора нам спать ложиться,

Ведь устала зреть душа!

Я люблю это небо, я люблю эту женщину…

Журавли улетают, на меня не глядя.

И прекрасный росток, пробуравив всю трещину,

В высь направил все силы, от смертей уходя.

Я как этот росток, весь к тебе устремлён.

Моя милая тайна, моя нежная боль.

Одурманен тобой и тобой охмелён.

Сам себе я и князь, и вассал, и король!

Уже пять дней, как дождь идёт,

И  в голове туман и сырость,

Душа беспечная ползёт

Вдоль по хребту к богам на милость.

Мой кот чужую рыбу ест,

Пёс заболел от глупой кости,

А я ем хлеб в один присест.

Как мне сходить к кому-то в гости?

Шурочка

Шурочка, Шурочка, сарафанчик до колен.

Так по жизни и плывёшь – без грехов и без проблем.

Таешь, словно мармелад, сахар вся на вкус,

Ну а я – весь балабол, зелен и безус.

Говорят, у вас в Москве – тишь да блажь,

А у нас как в решете – всем подмажь.

Буду я тебя любить, эх, сеновал…

Всем одно и говорить: «кто бы знал…»

Кто бы знал, что ты уйдёшь среди ночи,

Что пойдёшь гулять ты в степь, пьяной очень…

Так ушла на восемь лет, нету слуха,

Я один живу, бобыль, в жизни глухо.

Война

Ты не смотри на меня так, мальчик,

Всё равно я тебя не убью,

Но я не могу любить твою землю,

Грозную землю твою.

Здесь полегли мои ребята:

Пашка, Сергей и Егор.

Их забрала длань Аллаха

В вышину синих гор.

Мне бы только закрыть глаза и уснуть,

Забыть что такое война.

Взрывы, тротил и спина командира -

Вот что такое она…

Чеченское письмо

Война, ты грозная волчица,

Сжирающая своих парней.

…А наш комвзвода материться,

А мы становимся грубей.

Бандитов бьём, и нас калечат,

Под «сушки» не сомкнём мы глаз.

Там, на миру всех ночью лечат,

А мы жуём противогаз.

Письмо пишу всем матерям на свете:

Храните ваших сыновей!

Но в нашем синеньком берете

Живётся, право, веселей!

Меня забрали в армию.

Откормят как свинью,

Пошлют сдыхать в Тартарию,

Убьют и мать мою

Письмом, где всё по белому:

«Погиб он как герой»…

Лишь сыну семидневному

Плевать, что я такой -

Убитый, плохо выбритый,

Лежу, закрыв глаза.

В военбилете выбита

Геройская звезда.

И нету в этом случае

Претензий не одной.

Есть смерти и по круче,

А ты, поди, герой…

Ветераны

Ивану Бабакову

Ветераны, ветераны, ветераны,

Залечите наконец свои вы раны,

Чтобы мы не знали той вселенской боли,

От которой горче чем в неволи.

Выпейте свои вы фронтовые

Чарки две, что горче всей полыни,

Но не плачьте, не терзайте души:

Боль уйдёт и станет всем нам лучше.

Багровая война

Скажи, отец: в войне ли наше дело

Или на мир мы смотрим не с руки?

Мне говорят: тебя беда задела,

Но я с бедою связан вопреки…

Я знаю тех, кто плачет белой ночью -

И им война то вопреки дала,

Что видятся им меж людей воочию

Послевоенные и странные дела.

Багровая война!… Желанная победа!…

Теперь мне мир весь видеться иным.

Стерпеть сполна – вот нашей жизни кредо.

Дать людям память – вот на чём стоим.

Мой кот

Мой кот не ест сырую рыбу,

Не поглощает взглядом птиц,

Он к человеческому миру

Привык, к познанью наших лиц;

И вставши на подмост сознанья

Всечеловеческой любви,

Кот превосходит ожиданья

Весьма обширные мои.

Тегеран

Город чистых автомобилей,

Загорелых неумытых лиц,

Железнодорожных линий,

Пугающих птиц,

Базаров, кричащих роскошью,

Девушек, говорящих в тишь,

Детворы, знаменитой ловкостью,

В воздухе, в котором паришь…

(Из моего романа «Кружение времени»)

Завещание

Ты поселила ветер в волосах

И молния в твоих глазах сверкает;

Ты вся душою – с верой в небесах,

Но жизнь с двумя судьбами не бывает.

Живи земною жизнь, друг, люби;

Люби поля, тот луг, что весь мерцает,

Твори приветливость, добро твори.

А небо? Счастливый небо забывает.

Два тела сольются в единое эро,

Истома поглотит весь стыд и наив.

Мужское прекрасное юное тело

Владеет над женским, собою покрыв.

За окнами грохот огня и безумья,

А в спальне – и битва, и ласковый бред.

Но будут моменты немого раздумья:

Остаться навеки, уйти ли в рассвет.

Скупые чувства разрушают

Святое зеркало судьбы:

Осколки дивно отражают

Немые всполохи звезды.

Горит ли свет в окне бездонном,

Луна сияет ли в ночи -

Найдёшь печаль на сердце сонном,

Хоть ты кричи, хоть ты молчи.

Морской волк

Выйди в море и вслух помолись,

Выпей чарку-другую, откашлись.

Только здесь начинается жизнь,

Этой страшной волне отдавшись.

Видишь, солнце пирует вовсю,

Чайки клич возвещают о радости.

– Вот червя бы скормить карасю…

Только даст он минтаю из жалости.

Он – задумчивый волк морской.

Знает жизни пятки холодные.

-Ах, красотка, я приду за тобой,

И вопьюся в губы холодные.

Мой итальянский груб и странен,

Дополнен звуком остроты,

Как лев – он близорук, коварен,

Сам по себе, не говорит на «ты».

В нём есть стремление к искусству,

К чему Италия влечёт.

Он не подвластен к злому чувству,

Он вновь к свободе всех зовёт.

Утоли моя кисть мои страсти,

Дай изведать и мёд, и вино.

Рвётся сердце всё чаще на части,

Не поёт оно песни давно.

Гениальность уж нынче не в моде.

Небо выдохлось, слава ушла.

Одеваются не по погоде,

А на душу – увы, ни гроша.

Залечи милый холст мои раны,

Киноварью глаза удиви.

Мысль движется струйкою праны,

Мне шепча: «и твори, и живи»…

Братец Ноябрь

Ходил драчливый ветер по деревне,

Открывал амбары, завывал в полях,

Снег швырял в канавы на замёрзшей стерне,

Прятался, смеялся в добрых ковылях.

Девушки по хатам разбрелись как птицы,

Парни пьют хмельную, глядя в потолок.

Только лишь синицы строить мастерицы,

Видно подошёл им их конечный срок.

Скованы болота, мерзкие трясины,

Братец наш Ноябрь вышел здесь гулять.

И трясётся спелый куст калины,

Жалко, его некому вскорости сорвать.

Есть прелесть даже в детективе,

Когда убитого не ждут

Рай во внеземной чужбине

Или холодный мрачный спрут,

А ожидает его качка

В дрезине средь сибирских рек.

Здесь упокоится как жвачка

Пустой бессмертный человек.

Простит ли Русь мои грехи,

Уйдёт ли в прах былая глупость -

Все разобью, порву в куски,

Авось придёт и в чувствах скупость.

Во мрак пробьётся дух немой,

Моя душа устанет плакать,

И луч небесный надо мной

Внутрь меня начнёт уж капать.

Храни, небесная страна

Мой волос, глаз и уха строгость!

Вберёт в себя вся синева

Моей гортани злую полость.

Молюсь, храню в душе покой

И радуюсь отчизне.

Мой Ангел, бесов успокой:

Не дам я сердце тризне!

Пусть Крест сияет как заря,

Пусть радуются дети.

И роза нежная моя

Горит в твоём букете.

Сикстинская капелла

/подражание Каролю Войтыле/

Друг-Ангел, веди меня в капеллу!

Хранителем ты будь в тех мраморных стенах,

что очи нам дают, прославленное зренье,

которым видят и младенец и старик.

Ангел распечатает уста мои,

сияньем озарит духовное созданье,

кем я зовусь с рожденья на земле.

И стану я говорить на странных языках.

Сикстина будто оживёт во мне.

Есть в разговоре этом суть всего.

Пройдут года, пройдут мгновенья…

Весть понесу о том всему что есть:

пусть хоть мясник, хоть тот палач узнает,

что Бог в любом созданьи говорит.

Маска

В тишайшей больнице,

Где стены в цепях,

Рубашки смиренья одеты на всех,

Мальчишка сжимал свои ягодицы,

Бояся укола и пестуя страх.

Плохая судьба уготована детям,

Которые с бесом совладать не смогли.

Они – соль земли, но довольно.

И ходят врачи здесь точно по сетям

Как пауки, ужас что берегли…

…Из пола прогнившего маска явилась

С китайскою надписью в правом углу.

Напал на всех мор.

Луна забагрилась, больница закрылась.

Сдох у директора злой какаду.

А маска гуляла по Лондону вскоре.

Гробы дорожали и к ним все цветы.

Красивые девочки мёрли как снег.

Ох, Англию б маске оставить в покое,

Но смерть запрягли уж в лихие узды.

Сто тысяч ушло в сырые могилы.

Заполнился мир сумасшедшими враз…

…Сгорела проклятая маска в трактире.

И вновь продавались дорогие картины,

И радость вселилась, и Бог обнял нас!

В нашем храме свеча не погаснет,

И не высохнет бабья слеза…

Памяти Юрия Любимова

Уходит эпоха таланта.

Бездушная эра грядёт.

Всё тише поёт Иоланта

И сумрак в объятья зовёт.

Прощай, легендарный Любимов!

Твой голос в талантах живёт.

В веселье сердечных порывов

Он новый соткёт нам оплот.

Дед

Дед. Велосипед. Дорога.

Солнце плавится на стёклах крыш.

Солнце вечно как и вечна тишь.

А вот деду жить совсем немного.

Но пока в глаза струится свет,

Музыка играет в модном плеере,

Как пружина в стареньком конвейере

Дед протянет эту пару лет.

Сжалься бесстыдное небо!

Жалят меня скорпионы,

Крови ссохшейся полны

Цвета закатного хлеба.

Ветер беду мне пророчит,

Волосы крутит в узлы.

Демон ушастый хохочет,

Освободившись с узды.

Что мне луна и все звёзды,

Что мне любовь к всякой жизни…

Стал я бездушный и грозный,

И равнодушный к отчизне.

Стрекоза

Вертолётная стезя -

Так парить, что вниз нельзя.

Всех разить изящной статью,

Зависать над русской ратью…

Стрекозёнка, стрекоза!

Я двумя руками «за»,

Чтоб ждала тебя награда:

Восемь капель лимонада.

Глубина

Уйдите прочь тоска и грусть.

Да здравствует веселье!

К одной я больше не вернусь,

К другой уйду с похмелья.

А в парке роща лыса вся.

И ей не сладко в жизни.

…Одной б дождаться января,

Другой покушать б слизней.

Венеция

Мной найден краб в глухой таверне.

Он ал и строг, с клешнёй у рта.

Его с вином я съем, и скверне

Не прицепится. Здесь до ста

Считает дама в синей шляпке,

Богач считает барыши.

И кот линялый спит на тапке

Так крепко, что танцуй, пляши.

Венеция. Здесь сто таверен.

Здесь есть большой публичный дом.

И если ты лишь Богу верен,

Отдай и цезарю поклон.

Чем пахнет дождь?

Дождь пахнет скошенной травой,

Примятым пухом,

Озёрной скользкой синевой,

Деревьим духом,

Мечтами о сухом добре,

Слезой ребёнка,

И славным криком на заре,

Крылом галчонка,

Грудями женщины в платке,

Искристой лавой,

И лошадью, что налегке,

Былой отравой…

Над Киевом…

Над Киевом я вижу голубя. Летит

С крылом подбитым, но уже свободный;

Он – Божье чудо, высшее добро,

В нём свет великий, гордость и смиренье…

Лети, мой птах! Лети, ветрам на зло!

И людям злым ты дай отведать муки,

Которые трут сердце каменным жгутом.

Ты – солнце в тьме; белее снега ты;

Мне по пути с тобой, мы – братья.

Я так же чист, как ты средь этих куполов.

Ведь мы – свободные созданья!

Мы не умрём от скуки!

Справедливый Бог

Построил лавку один старик седой

Для внука, тощего как ноги цапли.

Но умер дед и лавка заросла травой,

И краска слезла, клочья рыжей пакли

Метал суровый ветер над землёй.

Дождь смыл все надписи и знаки,

И славный Бог дал старику покой,

А внуку смерть за всю корысть и драки.

Князь Мышкин

Влекомый странною судьбой,

Борец за чистоту порядка,

Он так и соткан предо мной

С улыбкой детской сладкой.

Красив вечерний Петербург!

Князь Мышкин грезит в кресле,

Что он Христа любезный друг

И добр мир наш тесный.

Мечтай! Твори добро во тьме!

Таких как ты – не много.

"Не хорошо нам жить в ярме,

Того, кто ниже Бога".

Кем ты стал?

Ты упал,

забавляясь всесильным грехом,

расколол свою душу

как ярый бесстыдник,

и склонилась над трупом,

Пречистая Мать,

сожалея и плача,

молясь о прощении.

А ты всё лежал,

исторгая злой смрад,

разлагаясь на части,

как старое платье…